И тут мне на глаза попался Остин. Он походил на оболочку воздушного шарика, из которого выпустили воздух. И стало ясно, каков он на самом деле. Он годами догнал Элиота. Из его груди с трудом вырывалось прерывистое дыхание. Я опасался, что его хватит удар. Но нет, это была игра на публику, присяжные должны были осознать, какую непоправимую ошибку они совершили. Ведь его еще ожидало определение наказания.
      В зале началась заварушка. Репортеры, сметая все на своем пути, кинулись ко мне. Я ухватился за Бекки. Настал ее триумф. В случае поражения я бы прикрыл ее от позора, но сейчас она заслужила всеобщее внимание.
      Я выдавил из себя несколько стандартных фраз о том, что состав присяжных вне всяких похвал, что они замечательно поработали. И тут подключилась Бекки:
      - Факты, подготовленные нами для финального заседания, ни у кого не вызывают сомнения в определении меры наказания.
      Я поразился суровости ее слов.
      Итак, понедельник. Решается судьба Остина. В этот день горожане узнают о его детстве, а я буду требовать для него тюремного заключения, несмотря на смягчающие обстоятельства.
      Понедельник - последний день перед выборами.
      Мы с Бекки юркнули в дверь для юристов и судебного персонала. Оказавшись за пределами зала, мы прыснули со смеху и кинулись в объятия друг друга. Но тут же отпрянули, ощутив неловкость. Счастливая улыбка озаряла лицо Бекки, я обнял ее за плечи, и мы продолжили путь.
      - В понедельник - день возмездия, - провозгласила она.
      Я засмеялся.
      - Какая ты кровожадная! Насладись успехом!
      Мы шли по узкому, светлому, типично больничному коридору и в конце его столкнулись нос к носу с Элиотом. Он появился из кабинета судьи.
      Элиот устало улыбнулся, и у меня защемило сердце. Он выглядел сейчас даже элегантнее в своем сером костюме и желтом жилете, чем в зале суда, но поникший вид его никак не вязался с этим нарядом. Заметив нас, Элиот остановился. Мы с Бекки перестали дурачиться.
      Элиот взял меня за руку.
      - Поздравляю, Марк.
      Бекки извинилась и хотела удалиться, но Элиот обратился к ней.
      - Юная леди, - сказал он. - Впервые я использовал трюк с датами еще до вашего рождения. Меня надоумил человек, который пользовался этим до моего появления на свет. Прием так стар, что я не догадался предупредить жену об опасности.
      Со стороны могло показаться, что старый учитель восхищается достижениями способного ученика.
      - Правда? - притворно потупилась она. - А я считала, что это моя придумка.
      Ее каблуки зацокали в коридоре, а Элиот обернулся ко мне.
      - Впечатляющая концовка, Марк. Ты был... убедителен.
      - Спасибо.
      - Сердце не лежит поздравлять с исходом дела, - добавил он.
      - Понимаю, Элиот.
      - Но я... мне надо, чтобы ты знал, я не таю на тебя зла. Ты пошел до конца, но... - он осекся, - я перед ним все еще в ответе, - тихо произнес он.
      - Ты не покривил душой, Элиот. Просто ты поверил другу. Что в этом такого?
      Но думал я совсем о другом. Годами Элиот покрывал Остина Пейли, пока тот не уверовал в свою безнаказанность. Он помогал Остину издеваться над невинными детьми. Не знаю, как бы я жил с этим.
      - Тебе пришлось немало потрудиться на этом процессе, - сказал Элиот. Поверь, Мэйми явилась в суд без моего согласия, но даже я не сомневался в ее словах.
      - Конечно.
      - И все же, - буркнул Элиот и смутился. - Томми говорил убедительно. Очень. Мне хочется посмотреть ему в глаза. - Элиот похлопал меня по руке. Но не в нашей компетенции определять, кто говорит правду, да. Марк?
      Выдержав паузу, я сказал:
      - Можно смягчить наказание Ости ну, если ты...
      Я не стал продолжать, ибо было очевидно, что Элиот предпримет все возможное для спасения Остина. Помимо всего, другого свидетеля несчастья, настигшего его клиента в детстве, просто нет. В понедельник, возможно, мне придется задавать вопросы своему бывшему боссу.
      - Кто-то в городе напуган поворотом дела, - сказал Элиот. - Многих беспокоит неведение относительно того, что предпримет Остин. Ему нечего терять, он может потащить за собой остальных. Пока он хранит тайну, Марк, но надолго ли? Вот еще что, старина, не строй иллюзий, тебе не простят участия в этом деле, - продолжил Элиот. - Своим упорством ты загнал Остина в угол, и теперь ничто ему не мешает заложить их. Их карающая десница достанет тебя. Они будут мстить, но сначала они попросят тебя об условном наказании для их друга. - Элиот перешел на шутливый тон, как будто речь шла не о порушенных жизнях влиятельных людей, а о безделице. - Эти выходные тебе покажутся адом, - усмехнулся он.
      Сумерки сгущались за окном, когда я наконец добрался до своего кабинета. Я валился с ног от усталости. Бекки ушла, а Пэтти стояла у стола с сумкой в руках. Мне хотелось позвонить Дженет, но я вспомнил о нашей стычке в зале суда. Где тот человек, который согласится пропустить рюмку за здравие победителя?
      Я надел пальто и выключил свет, когда зазвонил телефон. Я кивком головы попросил Пэтти взять трубку.
      - Это мистер Олгрен, - сказала она. - Он ждет тебя внизу.
      Я почувствовал укол совести за то, что забыл о Томми. Мне следовало поговорить с ним, прежде чем отпустить, но я не сделал этого. Придется исправить положение.
      - Скажи ему, что я спускаюсь.
      - Марк. - Пэтти метнула в меня испуганный взгляд.
      Я ощутил приближение опасности.
      В трубке звучал счастливый голов Джеймса Олгрена, он забыл про обиды.
      - Поздравляю! - крикнул он. - Я слышал результат по радио. Послушайте, я стою внизу, двери закрыты, люди разошлись. Я не могу понять, куда вы дели Томми.
      - Он с одним из следователей, - как можно увереннее произнес я.
      Пэтти уже названивала по другому телефону. Я понял, что что-то случилось.
      - Почему бы вам не подняться? - предложил я Олгрену и повесил трубку.
      - Где Джим? - сурово спросил я.
      Пэтти говорила с кем-то по телефону и тут же передавала. Слушая, она одновременно говорила со мной.
      - Его никто не видел после окончания заседания.
      - Идиот, - бросил я.
      Пэтти знала, о ком я говорю. Мы с ней обзвонили всех, кого вспомнили. Элиот ответил, что его клиент исчез сразу же после вынесения приговора.
      Дверь с шумом распахнулась. Вместо ожидаемого мистера Олгрена на пороге стоял перепуганный Джим Льюис.
      - Он здесь? - громко спросил Джим.
      Куцые сведения нам удалось получить от тех, кто еще оставался в своих кабинетах. Других мы побеспокоили дома. Нам не удалось скрыть правду от Олгрена. Оказалось, Джим привел Томми наверх сразу после вынесения приговора. Он отлучился на секунду. Секретарша, которую мы разыскали, сообщила, что Томми пошел вниз, чтобы купить кока-колу. Никто ее не предупредил, что она должна присматривать за ним. Томми не вернулся, и она предположила, что он встретился с отцом или с Джимом.
      Мы обыскали все закоулки опустевшего к тому времени здания. Я безуспешно пытался что-то предпринять.
      К шести часам стало ясно, что Томми в здании нет.
      Никто не знал и того, куда девался Остин Пейли.
      Глава 18
      Впервые за долгое время я вспомнил о Крисе Девисе, любовнике Остина, который пропал, как только стал представлять для него угрозу. Я уже успел забыть о его существовании, но теперь его исчезновение казалось предзнаменованием, предупреждением о том, на что мог решиться Остин в отчаянном положении.
      У нас не было доказательств, что Остин похитил Томми, время шло, и уже не оставалось никаких сомнений в том, что они пропали вдвоем. Полиция прочесывала окрестности, те места, где мог объявиться Томми, но безрезультатно. Миссис Олгрен в отчаянии сидела дома у телефона. Я послал следователя - это был Джим Льюис, жаждавший искупить свою вину, - в офис Остина и к нему домой. Джим позвонил мне из дома Остина - я не спрашивал, как он проник внутрь, - и сказал, что там никого нет. Джим связался с друзьями Остина. К поискам подключились и другие следователи.
      Прокуратура гудела как улей, несмотря на поздний час. Все были в сборе. Примчались Бекки, Дженет Маклэрен. Олгрены, должно быть, в панике позвонили ей. Дженет перехватила меня на пути в кабинет.
      - Марк. - Она понизила голос.
      На стуле сидел окаменевший от горя Джеймс Олгрен.
      - Возможно, не все так плохо. Томми мог пойти с ним добровольно. Он чувствует свою вину, понимаешь? И он все еще любит Остина. Возможно, он хочет ему помочь.
      - Я уже думал об этом. Но что стоят желания Томми по сравнению с намерениями Остина. Остин не любит Томми.
      - А если он пытается уговорить Томми отказаться от показаний?
      - Возможно, - сказал я, чтобы успокоить Дженет. У меня самого иллюзий не оставалось. Я вспомнил, как выглядел Остин в суде сегодня вечером. Судя по всему, он был охвачен неподдельным горем. Он был надломлен не только физически. Единственное объяснение похищения Томми, которое приходило на ум, - это сумасшествие Остина. Он, расчетливый, хладнокровный адвокат, обслуживающий элиту, не мог всерьез предположить, что кто-нибудь поверит новой версии, которую он выжмет из Томми. Остин знал, что ничего не выиграет от этого шального поступка. Надо было разгадать мотивы сумасшедшего.
      От семи до половины восьмого, казалось, минула целая вечность. Кофе, который кто-то подсунул, булькал в желудке, я не мог вспомнить, когда я в последний раз ел.
      Я сидел в кабинете, уставившись на телефон, прямой номер которого был известен немногим. Резкий звонок был сигналом того, что случилось нечто важное. Я схватил трубку, перевел дыхание и ответил.
      - Я как дурак названиваю домой, - сказал мужской голос. - Поймешь по автоответчику.
      Я так ждал, что услышу Остина Пейли, что сначала обознался. Только после нескольких слов я понял, что ошибся.
      - Элиот?
      - Могу тебе сказать, где он, Марк. Он хочет видеть тебя одного и прямо сейчас. Он не дает тебе времени на размышления.
      Услышав мои переговоры, из приемной в кабинет поспешили люди.
      - Не знаю, удастся ли прийти одному, - сказал я.
      Элиот промолчал.
      - Записывай адрес. - Он начал диктовать. - Это южный пригород, едешь по тридцать седьмой улице и...
      - Я знаю, где это.
      - Да, он так и сказал. Удачи, Марк.
      - Элиот. Томми с ним? У него все в порядке?
      Мне показалось, будто связь прервалась. Меня взбесила его нерешительность. Возможно, он молчал потому, что я задал два вопроса сразу, а в правовой школе учат этого не делать.
      - Элиот!
      - Да, - быстро ответил он и повесил трубку.
      Я не один отправился к старому заброшенному дому в тупике. Со мной поехали двое полицейских, один из них специалист по переговорам с преступниками, который пытался за десять минут научить меня, как отвлечь внимание похитителя. Я не очень вникал в его слова. Его голос звучал фоном для моих мыслей.
      Когда я понял, что Остин забрал Томми, я побледнел. Окажись Остин поблизости, я не задумываясь задушил бы его. Но ярость проходит. У меня было время, чтобы подумать. Я винил прежде всего самого себя, потому что бросил Томми, как только в нем отпала необходимость. Я позволил Остину добраться до него. Я вспомнил нерешительный взгляд Томми, когда он в зале суда в чем-то сомневался. Я велел ему положиться на меня, и мальчик мне поверил. Я преуспел на ниве лжедружбы. За последние месяцы я завоевал доверие Томми, но и предал его.
      Мы, отец Томми, Остин и я, дали мальчику ориентиры. Я вспомнил, как быстро Томми усвоил мои наставления. Я изменил его жизнь так же легко, как научил держать в руках биту. Но теперь восприимчивый Томми поймет, зачем я искал его дружбу. Я использовал его. Я бросил Томми, словно ненужную вещь. Остин поступил так же. Теперь он, если жив, понял, что в мире не на кого рассчитывать, что люди общаются друг с другом из соображений выгоды.
      Справившись с яростью, я получил возможность хладнокровно рассуждать. Я вступаю с Остином в борьбу за Томми и если я опоздал, то буду мстить, как настоящий отец.
      Тупик, в который упиралась маленькая улочка, был блокирован городской общественной службой. Они на славу постарались. Полицейские машины, "скорая помощь", пожарные и подъехавшая одновременно со мной программа "Новости очевидца" сгрудились за углом. Это было похоже даже не на цирк, а на только что закончившийся карнавал под открытым небом. Кругом было темно.
      Ко мне подскочил лейтенант Поль Романо, он в мою бытность помощником окружного прокурора служил патрульным и проходил свидетелем по одному делу. Он подвел меня к углу, откуда был виден дом, где я встречался с Остином два месяца назад. Над входной дверью горел фонарь, таким я всегда представлял бабушкин кров, которая с нетерпением ждет в гости долгожданных внучат.
      - Мы поставили людей за домом, - на ходу проинформировал меня лейтенант Романо, - заблокировали тупик и эту часть улицы, привезли снайпера. Ему никуда не деться. Но прежде, чем приступить к штурму, мы должны знать, что творится внутри. Кто там находится? В тех двух машинах перед домом и гараже можно спрятать человек двадцать. Мы не знаем, где мальчик. Мы собираемся послать парламентера...
      - Он никого не впустит, кроме меня.
      Было очевидно, что Элиот говорил со мной с разрешения Остина. Тот хотел, чтобы я знал, где он находится.
      Лейтенант Романо задумался, потер бровь большим пальцем. Он ждал от меня этих слов, сам не решаясь их произнести. Он не хотел подталкивать к этому рискованному шагу.
      - Я бы не советовал, - нерешительно сказал он. - Обмен одного заложника на другого никогда не срабатывает. Он прикончит вас обоих.
      - Я должен попасть внутрь.
      Романо кивнул. Он не стал противоречить.
      - Мы прикрепим к вам передатчик, - сказал он, - Если вы доберетесь до двери и заговорите с ним, может, он скажет, кого спрятал в доме. А мы тем временем подберемся поближе. Вдоль улицы расставлены снайперы. Стоит ему появиться на пороге с оружием...
      Я кивал головой в знак одобрения, но чувствовал себя паршиво, как последний предатель. Одно дело - самому расправиться с Остином, а другое служить приманкой и выманить его на прицельный огонь снайпера.
      - Давайте подготовимся. - Лейтенант протянул мне передатчик.
      Десять минут спустя я мог отправляться. Меня заверили, что передатчик не заметен под рубашкой, но я чувствовал его. Липучки, которые крепили его, вызывали зуд. Меня предупредили, чтобы я не чесался, из-за чего желание стало невыносимым.
      Я отошел в сторону и набрал номер, который мне сообщили. Четыре долгих гудка, пять. Я грешил на неверный номер, а возможно, Остин не хотел отвечать. Несмотря на злость, я почувствовал некоторое облегчение, теперь полиции придется обойтись без меня.
      В трубке зазвучал знакомый голос, спокойный, ироничный.
      - Привет, Марк.
      - Привет, Остин. Я здесь, снаружи.
      - Со своими друзьями, - ответил он.
      - Это не имеет значения. Ты же хотел поговорить со мной, не так ли?
      Он помолчал.
      - Да. Входи, Марк. Э... - Он запнулся, как будто хотел попросить меня захватить лед, но испытывал неловкость от назойливости. - Только разденься, пожалуйста.
      - Что?
      В трубке забулькал смех.
      - Оставь оружие и передатчик. Раздевайся!
      - Иди к черту! Остин, если у тебя на уме поиздеваться и укокошить меня, то я не доставлю тебя два удовольствия зараз.
      Я был удивлен, что спорил с ним. Передатчик уже не поможет. Остин обыщет меня, как только я попаду внутрь. Но я был окружным прокурором, а он преступником. Я не должен дать ему выставить меня на посмешище. Стоит ему взять верх, как все пропало.
      Мы согласились на компромисс. Положив трубку, я подошел к лейтенанту Романо.
      - Я попытаюсь уладить дело мирным путем, - сказал я ему. - Может, выцарапаю мальчишку. Но если услышите выстрел, стреляет он, Остин, и мне ничем не помочь. Сразу же начинайте операцию. Стреляйте в любого, кто будет в комнате выше пяти футов.
      Я был свободен в своих решениях, так как был народным избранником, а лейтенант подчинялся всем сразу: капитану, начальнику отдела, шефу полиции. Он не мог помешать мне, но и указать, что мне делать. Он был готов на любую помощь.
      - Хорошо, - ответил он.
      Через несколько минут я стоял перед домом в одних брюках, держа в вытянутой руке рубашку. Моя грудь была обнажена. Следов от передатчика заметно не было. Зажегся карманный фонарь. Я знал, что меня снимают на пленку. Свет фонаря показывал Остину, что я не вооружен. Никто не удосужился выключить его. Уже не было смысла притворяться, что я пришел один.
      Я повернулся к окну спиной. Затем, одолев три скрипучие ступеньки, я поднялся на деревянное крыльцо. Я не стучал. Остин крикнул голосом радушного хозяина:
      - Открыто.
      Я вошел. После хорошо освещенного крыльца мне понадобилось время, чтобы освоиться в темной гостиной. Мне было холодно. Я ожидал выстрела или удара.
      Я вздрогнул, когда ощутил прикосновение.
      - Расслабься, - сказал Остин. - Мне нужно обыскать тебя. Вот почему я просил снять брюки.
      Он быстро, но основательно обыскал меня. Мои глаза привыкли к темноте. Я" увидел Элиота Куинна. Он сидел в старом кресле прямо передо мной, около торшера, отделанного бахромой. Слава Богу! Он поприветствовал меня кивком. Я успел в мыслях похоронить его.
      Элиот был в пиджаке и при галстуке, но без шляпы. Я обратил внимание на его трогательную лысину. За его спиной было огромное окно. Я подумал, что его усадили в это кресло не случайно. Первый выстрел поразит именно Элиота.
      Но Элиот не выглядел как заложник, а скорее как сообщник или пособник. Он с грустью посмотрел на меня.
      Я повернулся к Остину. Он держал перед собой пистолет, отошел в сторону. Остин так и не переоделся. Он смотрел на меня со своей обычной двусмысленной улыбкой, как будто прикидывал, где он допустил промах: Его глаза излучали холод. Я надел рубашку. Рука Остина дрогнула, как будто он собирался меня из-за этого убить.
      - Где Томми? - спросил я.
      Остин продолжал изучать меня. Меня обуревала злость. Остин махнул рукой в глубь дома. Я проследил, куда он указал пистолетом. Он преградил мне путь.
      Меня трудно было остановить. Я был уверен, что не выберусь отсюда живым.
      - Этот мальчик любит тебя, Остин, - в ярости произнес я. - Ты все еще самый важный для него человек в мире, хоть и предал его. Если с ним что-то случится, я убью тебя, поверь мне.
      - Речь не о Томми, - отмахнулся Остин.
      - С ним все в порядке, - подал голос Элиот. Но испуганный взгляд, который он бросил на Остина, насторожил меня.
      В глубине дома происходило какое-то движение, я понял, что мальчик жив. Мне было необходимо успокоиться, чтобы принять верное решение и вырваться с Томми из рук Остина. Надо было избежать безумства.
      - Речь не о Томми, - повторил Остин. - Кто для тебя этот Томми? Так, чужой мальчишка. Но мы с тобой были друзьями, Марк. Долгое время были друзьями. Но, когда мне понадобилась твоя помощь, ты предпочел мне его.
      - Ты никогда не просил о помощи, Остин. Ты юлил, запугивал меня, убирал с дороги. Я хочу тебе помочь. Но чем?
      Он выразился вполне определенно.
      - Я хочу, чтобы ты закрыл дело. Готовься к новому процессу и сними с меня все обвинения. Я хочу, чтобы ты публично заявил, что обнаружил доказательства моей полной невиновности.
      Если выразиться другими словами, он хотел восстановить свой общественный статус, избежав участи жалкого преступника. Невероятно! Он же не мог держать меня на прицеле вечность! Я сделал вид, что задумался, чтобы отвлечь его, и задал вопрос:
      - Почему ты не остановился, Остин? Ты долгие годы ходил по острию ножа. Почему ты не оставил в покое детей, пока еще был вне подозрений?
      - Ну, а ты сам? - возразил Остин. - Ты свободный мужчина в отсутствии постоянного сексуального партнера. Ты смотришь по сторонам в поисках, с кем бы поразвлечься. Откажись от хлопот, дай обет безбрачия и уткнись в интересный роман! Бережешь свои нервы? - Он проницательно посмотрел на меня. Казалось, он услышал ответ и улыбнулся. - Я ничем от тебя не отличаюсь, мой друг. Желание не умирает. У меня просто другой объект желания. Запретный, но тем более притягательный. Почему я должен останавливаться?
      - Потому что это незаконно.
      Остин покачал головой.
      - Только не для меня.
      - Это бесчеловечно, если хочешь. - Я в упор посмотрел на него. - Ты калечишь детей. Кто лучше тебя может знать, какую боль это им приносит?
      Веселье оставило его. Он ожесточился. Он пытался взглядом заставить меня принять его правоту.
      - Я никого не насиловал, Марк. Дети сами тянулись ко мне. Они не видели в этом ничего постыдного. Жизнь многогранна, это так же естественно, как плавать. Подумай сам! Ты же не робот, у тебя есть мозги. Мягкая детская кожа, чистые глаза. Отсутствие всякого опыта. Дети открыты. Они бескорыстны. Им ничего от тебя не надо. Дети полны любви и любопытства. Марк, ты же знаешь, мы все страдаем от нехватки любви. От того, что не можем раскрыться до конца. А что говорить о современных детях? Ты когда-нибудь заглядывал в школу? Ты видел, как лучатся детские глаза, когда они видят знаки внимания со стороны незнакомого человека? Они окружают тебя, хватают за руки, даже умоляют, сами того не осознавая. "Посмотри на меня. Дотронься до меня. Люби меня". Где их родители? - Остин ткнул пистолетом в мою сторону. - Где вся многочисленная родня, которая должна окружать ребенка любовью? Все работают, растворились в своих делах. Они пустили детей в плавание по жизни в одиночку. Я пытаюсь помочь им избежать рифов. Я люблю их, Марк. Люблю. И они любят меня.
      Я содрогнулся, но не от того, что он бредил, а от того, что говорил правду. Стоило лишь вспомнить мое посещение Томми в школе. У меня сомнений не было в том, что Остин любил свои жертвы. Я не стал ему ничего доказывать, чтобы не распалять его, да и противопоставить ему мне по сути было нечего:
      Элиот поперхнулся. Мы обернулись. Старик смутился.
      - Почему ты сидишь, Элиот? - спросил я и обратился к Остину: - Ему можно уйти?
      Остин хмуро посмотрел на Элиота.
      - Я его не держу, - сказал он.
      Элиот поник. Стало ясно, что он здесь добровольно. Его гложет чувство вины.
      - Друг семьи отмывает старые грешки, - добил его Остин.
      Внутри дома явно кто-то находился. Теперь уже у меня не оставалось сомнений, что это был Томми. Остин его прятал, иначе почему мальчик не выходит?
      - Я пойду к Томми, - сказал я.
      Остин преградил мне путь.
      - Он не должен находиться здесь. Остин, подумай о нем. Он маленький напуганный мальчик! Ему нужна наша помощь. - Я судорожно уговаривал Остина, а сам думал: "Я спасу Томми, но спасти тебя мне не удастся".
      Я не был уверен, что Остин понял, о чем я говорил. И тут меня пронзила страшная мысль: мальчик сейчас может находиться под присмотром Криса Девиса или кого-то вроде него. Я взъярился, к тому же не верил всерьез в угрозу Остина. Я его хорошо знал, он не мог пойти на крайность. Я не боялся, что он меня застрелит.
      - Я иду к Томми, - спокойно сказал я. - Если с ним все в порядке, я уведу его отсюда. Если нет, тебе лучше исчезнуть до моего возращения.
      Остин продолжал целиться в меня пистолетом, сделал шаг в сторону Элиота. Таким его я еще не видел, крупный пот выступил у него на лбу, он дрожал. Ситуация обострилась.
      - Ты не посмеешь этого сделать, - хмуро сказал Остин.
      Его ответ напугал меня. Почему он не позволял мне увидеться с Томми? Я повернулся к нему спиной и направился к выходу. Не успел я подойти к двери, как раздался выстрел. Я был настолько потрясен, что решил, что стреляли в меня. Не сразу вернулась способность трезво мыслить. Я терял драгоценное время. Сделав резкое движение, я увидел, что Элиот пытается одолеть Остина. Он держал его за руку, пистолет целился в потолок. Сомнений не оставалось в исходе поединка. Остин был гораздо моложе и сильнее Элиота.
      Я отбросил свою первоначальную мысль кинуться к Томми, надо было остановить маньяка.
      У меня не оставалось времени для раздумий. Я кинулся к дерущимся и ввязался в драку. Я предполагал завладеть пистолетом, прежде чем Остин очухается.
      Результат превзошел мои ожидания. Остин и Элиот пробили окно и вывалились наружу. Я удержался на ногах. В свете фонаря я увидел лежащего на крыльце окровавленного Элиота.
      Остин был в сознании. Пистолет лежал рядом с ним. Он посмотрел на беспомощного Элиота, потом на меня. В нем созрело какое-то дикое решение. Он потянулся за пистолетом и вскочил на ноги.
      Я бросился в сторону, подальше от окна, на пол. В следующую секунду, когда Остин должен был подняться, началась пальба. Шквал выстрелов, далеких и резких. Он налетел единым порывом и так же быстро смолк.
      Я с трудом поднялся. Меня трясло. Я, обернувшись к окну, увидел два распластанных на крыльце тела. Я ринулся в глубь дома, спотыкаясь на старом полу.
      - Томми! - закричал я.
      Он отозвался. За кухней был небольшой коридор с деревянным полом и ободранными обоями на стенах. Я дернул дверь со старой стеклянной ручкой.
      Томми сидел на кровати. Он был одет так же, как в зале суда, в черных брюках и рубашке. Он не был привязан. Я подбежал к нему, ощупал его.
      - С тобой все в порядке? - как заведенный, несколько раз громко спросил я. Томми оцепенел, он был в комнате один.
      - Да, - испуганно ответил он, похоже, я его здорово напугал. Я постарался успокоиться.
      - Он ничего тебе не сделал? - спросил я.
      Томми замотал головой.
      - Я хотел поговорить с ним, - сказал он, - извиниться.
      Я пристально посмотрел на него. Несомненно, мальчик оказался здесь по своей воле.
      - Где Уолдо? - спросил он.
      Я обнял его. Я не мог лгать, но говорить правду пока не стоило. На меня навалилась слабость. Было очень тихо. Полицейские, должно быть, не решались ворваться в дом, пока я не выведу мальчика.
      Я сгреб в охапку одеяло и подушку и взял на руки Томми. Он был легким для своего возраста. Перед входной дверью я поставил мальчика на пол, прижимая лицом к своей груди, чтобы он не видел разбитого окна и того, что за ним. Я приоткрыл дверь и просунул в щель подушку. Выстрелов не последовало. Я вышел на крыльцо и помахал рукой.
      Я вернулся в дом и вновь взял на руки Томми. Он оглянулся на разбитое окно. С этого места он не мог видеть крыльца. Я завернул его в одеяло.
      - Там холодно, - сказал я.
      С мальчиком на руках я вышел из дома. Лицо Томми было укутано одеялом. На крыльце лежали двое. Глаза Элиота были закрыты. К нему подбежал санитар. Он даже не посмотрел на Остина, грудь которого превратилась в кровавое месиво. Застывший взгляд не оставлял сомнений в том, что Остин мертв. Пули изуродовали его лицо. Но вместе со смертью к нему вернулась его молодость. С Томми на руках я сошел с крыльца. Все пространство перед домом было ярко освещено. Вспыхнули прожекторы, защелками фотоаппараты. У меня из рук кто-то пытался взять Томми, я сопротивлялся. Это был Джеймс Олгрен. Он подхватил Томми на руки.
      - Уведите его отсюда, - сказал я. Олгрен посмотрел на меня с нескрываемой ненавистью. Его перехлестывали эмоции. Мне такое знакомо. Когда смешиваешь на палитре все краски, получается черный. Он, помимо своей воли, не был мне благодарен. Я не винил его.
      Теперь, когда тепло Томми не согревало, мне стало холодно. Кто-то протянул полицейскую куртку мне. Я обрадовался. Пошел дождь. Я хотел смахнуть с лица капли дождя, но ко мне подбежал санитар.
      - Не трогайте, - велел он, затем включил яркий фонарик и приложил к моему виску что-то металлическое. Я вздрогнул.
      - Вряд ли там застряло стекло, - сказал он, - но надо будет посмотреть. А пока возьмите это. - Он приложил к ране чистый кусок марли и кинулся прочь. По шуму и количеству набежавших людей можно было подумать, что освободили группу заложников.
      Лейтенант Романо взял меня за руку.
      - Я распоряжусь, чтобы вас отвезли в больницу, - сказал он.
      Я отказался.
      - Я не уеду, пока все не закончится.
      - А что же еще осталось? - Он пожал плечами.
      Он был прав.
      - Вы сделали за нас всю работу, - добавил он.
      Я обернулся. Томми нигде не было. Отец, должно быть, увез его подальше от надоедливых репортеров. Лицо Остина кто-то прикрыл курткой. Над ним склонился медицинский эксперт. Рядом никого не было. У разбитого окна стоял полицейский офицер и говорил по рации.
      Телевидение снимало место трагедии. Заметив меня, репортер направился в мою сторону. Оператору нужно было мертвое тело для максимального эффекта, а репортеру - живой человек.
      - Где Элиот? - спросил я Романо.
      Он показал на санитарную машину в тридцати ярдах от нас, с выключенными фарами и раскрытой дверью.
      - Почему они не едут? - спросил я и тут же понял:
      торопиться было некуда. Романо пожал плечами.
      - Ничего серьезного. Несколько порезов от стекла, вот и все.
      Я схватил его за руку.
      - Он жив?
      Лейтенант выглядел обиженным.
      - Никто в него не стрелял. Он лежал на земле. Да и этого сумасшедшего никто бы не стал трогать, пока он не вскочил. За кого вы нас принимаете?
      Я бросился к санитарной машине. Ее со всех сторон окружили репортеры. Разгневанный врач отогнал их от раненого. В поле их зрения оказался я. Романо взял меня под свою защиту.
      - Вы собираетесь устроить здесь пресс-конференцию?
      Он был прав. Я переговорю с Элиотом позже. Нельзя было общаться с прессой до выработки официальной версии случившегося.
      Меня кто-то окликнул по имени.
      - Все комментарии утром, - пробормотал я.
      Когда стало ясно, что я удаляюсь, на меня обрушился град вопросов. Мне в спину летели провокационные стрелы.
      - Что произошло внутри?
      - Вы рады, что он умер?
      - Вы думаете, это повысит ваши шансы на выборах?
      Я старался сдерживаться. Меня остановил голос Дженни Лорд.
      - Почему ваш бывший босс был здесь? - спросила она.