Глава 5

Между Маунт-Лорел и пустыней катились на запад мягкими волнами подножия хребта. Они выглядят слишком маленькими по сравнению с суровой громадой горы Лорел; они слишком очаровательны, чтобы называться границей пустыни и слиться с ней. Это отдельная узкая полоска со своим климатом. Облака, которые летят над пустыней, не пролив ни капли влаги, охлаждаются у высоких склонов горы и проливаются дождем над холмами, образуя бесчисленные маленькие ручьи, скатывающиеся в пустыню. Они через некоторое время исчезают под жарким, душным пологом креозотовых или мескитовых кустов.

Эти холмы — что-то вроде Земли Обетованной для путешествующих в пустыне. Они пригоняют сюда изголодавшийся скот, чтобы он на свежих склонах откормился перед продажей, а немногие ранчеры, поселившиеся тут и там на этой земле, богаты и беззаботны, потому что о их собственности тщательно заботится сама природа. Здесь нет наводнений и нет засухи, а на земле растет все, что нужно скоту — не только трава, но и пшеница, урожай которой доходит до пятнадцати мешков с акра, и ячмень, который собирают до сорока мешков. Это благодатная земля, щедрая с пахарем и никогда не превращающаяся в твердые комья, даже засушливым летом.

Именно сюда привез шериф Эннена Райннона, он же Джон Гвенн. Они сидели верхом на двух прекрасных лошадях и вели в поводу пару тяжело нагруженных мулов. Так они проехали через холмы.

— Что ты думаешь об этой земле? — спросил Каредек.

— Хорошая, мягкая земля, — сказал Райннон. — На ней можно спать.

Он поднял глаза; вдалеке, раздвигая полог облаков, поднималась Маунт-Лорел.

— Естественно, на ней можно спать, — согласился шериф. — На ней можно также разбогатеть!

— Спать вредно, — заметил Райннон. — Я говорю про себя.

— Я все продумал, — сказал Каредек. Тебе нужно рискнуть.

— Ладно, — мягко произнес Райннон.

— На свете нет абсолютно надежных вещей, — возразил с мрачной убежденностью Каредек.

— Ясно, что нет, — согласился Райннон.

— Возьмем, к примеру, любого человека— он ведь может умереть от кори либо от коклюша. Не рисковать невозможно, иначе можешь не победить.

— Понятно, что невозможно, — сказал Райннон.

— Черт побери, — сказал шериф, — ты должен сам подумать!

Ему хотелось быть лидером, и все же его беспокоило послушное благодушие, с которым его друг воспринимал все его рассуждения.

— Мне трудно думать, — сказал Райннон. — Ну, например, некоторые могут предусмотреть…

— Послушай, — прервал его шериф, — ты всегда думал хорошо и быстро, я бы сказал. За семь лет ни разу не попался!

Райннон полуприкрыл глаза, чтобы подумать, и Каредек получил возможность внимательно рассмотреть его. Без бороды Райннон был совсем другим человеком; точнее говоря, он впервые стал казаться человеком, а не страшилищем-людоедом. Неприкрытые гривой волос, глаза его стали темно-голубыми, большими и мягкими. В них светилось терпение, какое бывает у вола в поле — бездумное и кроткое, поэтому шериф постоянно должен был напоминать себе, что это, в конце концов, и есть великий Райннон.

И все же он не мог поверить своим глазам. Да и не стоило. Пищи для ума от них почти никакой!

— Ну, — начал объяснять Райннон, — допустим, у кого-то вдруг случилась неприятность… вроде как шериф наставляет на него винтовку, — добавил он с легкой улыбкой, — и тогда надо действовать быстро. Не думая. Думать надо потом.

— Ты хочешь меня убедить, что жил так все семь лет? Доверяясь только своему чутью? — Он почувствовал растущее недоверие. — Пробираясь и убегая из города, беря все, что тебе хотелось, делая, все, что заблагорассудится? Смеясь надо мной и остальными горожанами, когда мы пытались преследовать тебя?

— Посмотри на волка, — продолжил Райннон. Похоже, он не был ни в чем твердо убежден; его слова звучали просто как предположения. — Посмотри на волка. Он не думает, как человек, но иногда обманывает пастухов.

Шериф был так поражен этой мыслью, что не смог сразу ответить, и его собеседник не торопясь объяснил:

— Волк действует, полагаясь на интуицию. Когда он идет по следу, он всегда настороже. Кроме того, у него есть своя «дыра в стене».

Каредек кивнул.

— Думаешь, здесь ты не будешь настороже? — спросил он.

— Не знаю, — нахмурился Райннон. — Здесь вокруг люди, которым не терпится воткнуть в меня нож. Я их не зная, а они меня знают.

— Знают тебя? Да я сам теперь тебя не узнаю! — воскликнул шериф. — Райннон — наглый бандит. Ему лет сорок или сорок пять. А ты — ленивый, сонливый, приятный парень лет двадцати пяти. Никто тебя не узнает!

Райннон не ответил; он слегка коснулся своего лица любопытными пальцами.

— Послушай, — сказал шериф, — что это за кольцо?

— Я его когда-то нашел, — сказал Райннон.

Он протянул руку. Это было кольцо с плоско ограненной ляпис-лазурью.

— Когда ты кого-то ограбил? — спросил шериф.

— Я нашел его на земле в дыре в стене.

Шериф присвистнул.

— Значит, там бывают и другие?

— Не знаю. Не думаю. Его, должно быть, потеряли давным-давно.

— Оно не слишком-то блестит, — критически заметил шериф.

Он думал, что сам бы не стал носить такое дешевое кольцо. Либо никаких камней, либо бриллиант. Он припомнил, что Сэм Ларкин продавал как-то тысячу бычков по цене одного бриллианта. Тысяча бычков у тебя в заколке для галстука. Это что-то!

— Не блестит, — сказал преступник, — но вглядись поближе. На камне — рука в железной перчатке и сердце, из которого капает кровь. Вырезано довольно точно и аккуратно.

Шериф присмотрелся к кольцу. Ему было неинтересно. Все, что его интересовало, — это Райннон с таким большим и матовым камнем на руке.

— Другие его видели? — спросил он.

— Никогда не носил его, когда работал, — сказал Райннон. — Оно могло помешать выхватить револьвер.

— Конечно.

— Но сейчас у меня только один револьвер, поэтому левая рука особого значения не имеет.

Ранее они договорились, что для Эннена будет лучше, если он будет носить один «кольт». Того, кто носит два, часто принимают за ганмена, а мысль о ганмене могла привести к ненужным выводам.

— Хорошее местечко, — через некоторое время сказал Райннон.

— Это? — скривился шериф. — Это всего лишь хижина.

— Она красивая, — сказал Райннон.

Он натянул поводья, чтобы полюбоваться на нее. Это на самом деле был очень маленький домик, но перед ним вздымалась волна вьющихся растений, белые цветы жимолости спадали с карниза над окнами. Штакетник перед домом нуждался в ремонте и напоминал волнистую линию. Ворота на входе болтались на одной петле. За штакетником стоял сад — акров десять яблонь и слив. Дальше виднелись два небольших пастбища. А по земле струился маленький ручеек, по берегам которого сгрудились ивы и дубы. Сам дом был частично скрыт огромным фиговым деревом во дворе, заросшим спутанной травой, которую следовало давно выкосить. Рядом стоял небольшой амбар и крохотный сарайчик, двери обоих выходили в корраль.

— Она красивая, — повторил Райннон.

— Поехали, — сказал шериф, — мы же не можем потерять здесь весь день. Нам нужно ехать дальше.

Но когда они поравнялись с домиком и сломанными воротами, Райннон снова остановил лошадь.

— Послушай! — сказал он не совсем точно. — Какой приятный запах жимолости. Сладковатый, я бы его назвал.

— Никак не пойму, — заметил шериф. — Удивляюсь, как такой мужик как ты может заинтересоваться кукольным домиком!

— Ну да, — сказал Райннон, — выглядит смешно, я знаю. Но ты же понимаешь, как это случается. Вроде как прилипло, и все. Будто я его уже видел!

— Хочешь, он будет твоим? — спросил шериф, зевая.

— Моим? — Райннон смотрел на усадьбу с улыбкой. — Вроде ничего особенного не представляет, но если бы она была моей, я бы не просил Господа о большем.

— Кроме женщины, которая бы здесь жила, может быть?

— Ты все время торопишь события, — сказал Райннон.

— Пару лет назад, — заметил шериф, — один парень одолжил у меня денег. Он разорился, и его дом досталось мне. Он перед тобой.

— Да ты что?

— А ничего. Заходи и не забудь снять шляпу, сынок. Я тащил тебя сюда, чтобы показать это место. Теперь он твое!

Глава 6

Они осмотрели дом сверху донизу. В мансарде было две маленькие комнаты, в одной из них стоял старый, побитый сундук. На первом этаже была кухня, спальня, через разбитую оконную раму которой в комнату струилась жимолость, столовая, выходившая на заднее крыльцо, и гостиная, чья дверь открывалась на переднюю веранду. Все было обставлено приятной, без излишеств, мебелью.

В амбаре лежали три или четыре тонны сена. Когда они вошли на сеновал, с чердака, шелестя крыльями, взлетели голуби, и Райннон с мягкой улыбкой взглянул им вслед.

Здесь, по обеим сторонам амбара можно было поставить пять лошадей.

В сарае они обнаружили прогнившие останки коляски, двухтонного фургона, два заржавевших плуга, борону и кучу беспорядочно набросанного старья — рваная упряжь, сломанные стулья, воротнички, ватные плечики, наковальню и пыльные меха, а также целый набор кузнечных инструментов.

Райннон очарованно завис над ними.

— Здесь можно кое-что сделать, — сказал он.

Они вернулись во двор и зашагали под деревьями. Фиги еще не созрели, но урожай их был богатым. Под ногами хрустела сочная трава.

— Давай пойдем по дорожке, — сказал Райннон. — Нехорошо портить траву.

Шериф улыбнулся.

Они подошли к сломанным воротам.

— Нужна всего одна петля и пару болтов, — сказал Райннон.

— Ты знаешь что-нибудь о таких вещах? — спросил шериф.

— Мальчишкой я помогал кузнецу, — сказал Райннон.

— Подумать только!

— Кузнец — единственный свободный человек, — объяснил Райннон. — Всем остальным нужны инструменты, а кузнец самих делает.

— И даже оружие? — усмехнулся шериф.

Райннон коснулся длинноствольного, вороненого «кольта».

— Не знаю. Со временем, может, и оружие, — сказал он, и его глаза загорелись желанием и азартом. — Могу даже с тобой поспорить.

Каредек пожал плечами.

— Я никогда не спорю, — сказал он.

— Я буду присматривать для тебя за этим местом, — сказал Райннон. — Не знаю, как ухаживать за садом, но научусь.

— Ты будешь присматривать за этим местом для себя, — сказал Каредек.

Он оглянулся вокруг и тихонько вздохнул. Он накопил больше денег, чем стоило это ранчо. И все же, это было хорошее место, ему повезло, что он его получил. А шериф был бережливым человеком!

Он оглянулся и обнаружил, что Райннон покраснел до корней волос и стоит, уставившись на серую с белым вершину Маунт-Лорел.

— Я, честно говоря, рад, что остался в живых и могу что-нибудь кому-нибудь подарить, — беспечно сказал Каредек.

Райннон не ответил. Он покраснел еще гуще.

— Вот что, — начал объяснять шериф, — я тебе расскажу. Тот парень, кому принадлежало ранчо, был нехорошим человеком. Вонючим скунсом. Он получил его от отца и запустил донельзя. Когда кончился срок закладной, никто не пытался ему помочь. Я получил его по закладной, оно стоило раз в пять больше. Мне повезло, вот и все! Повезло точно так же, как то, что я сейчас в живых!

Глаза Райннона сверкнули, они вдруг изменились так, что шериф непроизвольно отступил и насторожился.

— Дай мне шанс поработать здесь. Я сделаю это для тебя, но и сам не останусь внакладе. Может, когда-нибудь я выкуплю у тебя ранчо.

— Дружище, дружище… — начал шериф.

Но Райннон поднял руку.

— Никто не может дать человеку счастье, — сказал он. — На дороге его не найдешь. За счастье надо бороться. Я долго просидел на Маунт-Лорел. Зимы там вроде как длинные, а обледенелые скалы — хуже адского огня. Я долго сидел и думал. Я говорил себе: «За счастье надо бороться!» И вот теперь у меня есть возможность поработать. Ты ничего не можешь мне подарить. Можешь только кое-что одолжить для начала. И это все, что ты можешь сделать!

На сердце у шерифа потеплело. В конце концов, он был скупым человеком. Кроме того, сказал он себе, он понимает, что ощущает Райннон.

— Начнем так, как ты захочешь, — сказал он. — А потом договоримся. Договор будем подписывать?

Райннон редко давал волю чувствам, но теперь он протянул руку и положил ее на плечо друга.

— Ты и так запомнишь, — сказал он. — Я тоже. Бумаги и все такое прочее отнимают у человека свободу.

Похоже, Каредек спланировал все так, как надо. Вьючные мулы привезли запас еды и всяческих мелочей, таких как новый топор, коловорот, несколько инструментов, гвозди и шурупы на всякий случай. Он даже привез уголь для кузницы.

Двух вьючных мулов можно впрячь в плуг. Одна лошадь останется у Райннона, он будет использовать ее по собственному усмотрению — под седлом или для коляски.

— Теперь все зависит от твоих рук. Странная штука. Я знал, что тебе здесь понравится. Я знал, что ты захочешь сделать!

Они взглянули друг на друга, каждый старался скрыть взаимную привязанность и понимание.

— Допустим, тебе что-то подвернется, — сказал шериф. — Допустим, тебе представится случай заработать. Ты понимаешь, о чем я говорю. Здесь проезжает много людей от границы до границы. Иногда за их голову назначена неплохая награда. Что ты скажешь, если я тебя буду предупреждать? Деньги поделим. Если мы с тобой встанем на одну тропу, тогда помоги Господь бандитам и мошенникам!

Глаза Райннона снова сверкнули, как глаза кота в сумерках — шерифу не пришло в голову никакого другого сравнения.

Но в конце концов преступник сказал:

— Лучше, наверное, я буду сидеть тихо. После твоей болезни, может быть, и тебе надо успокоиться?

Каредек понял и больше ничего не сказал.

Тем вечером по дороге домой он перед первым поворотом оглянулся и увидел бледную голубовато-белую струйку дыма, поднимавшуюся над домиком. Он чувствовал себя так, словно пробудил к жизни мертвеца.

У него были и другие чувства. Как будто он посадил незнакомое семя и не знал, что из него вырастет — цветок или зерно, еда или яд.

Глава 7

Больше всего на свете Райннон любил благородную голову, широкую грудь и вытянутые мускулистые руки горы Маунт-Лорел. Но когда он уставал, то вспоминал длинные зимние ночи, ветер и лед, который покрывал скалы, превращая их в стекло. До рассвета он работал при свете лампы; он пользовался солнцем, словно драгоценной свечой; а вечерами опять зажигал лампу.

Каждый вечер пламя в наковальне отбрасывало розоватые отблески в сгущающуюся темноту. Каждую ночь в доме или амбаре звенел молот.

Вот так порванная упряжь превратилась в крепкую, пригодную к использованию сбрую; зубья плуга после ковки и перековки стали острыми; изгороди встали прямо; полуразвалившаяся коляска поднялась на пружинящие колеса и заблестела новой краской; высокая, спутанная трава в саду упала перед косой? А потом по земле прошлась борона и превратила комья в мягкую, густую, влажную почву. Серп подровнял траву во дворе. Землю намочил разлив, и начал подниматься урожай.

Позади заднего двора поднимался скелет ветряной мельницы. Райннон его отремонтировал. Починил и установил колесо. Оно с уверенным постукиванием вращалось днем и ночью.

За домом земля слегка поднималась. На вершине подъема лежала естественная выемка. Вокруг нее Райннон возвел крепкую стену, внутреннюю сторону которой укрепил глиной, а внешнюю завалил землей. Она росла фут за футом, пока не стала высотой фута в четыре. В этот резервуар он подвел избыток воды, которую качала ветряная мельница, а от него провел слив на восточное пастбище. Он его выровнял и залил водой как раз вовремя, чтобы посадить кормовые травы.

Работа шла быстро. В руках Райннона была сила двух крепких мужчин. Сердце его горело нетерпением, которое приходит, когда человек теряет много времени. Он наполнил маленькую ферму жаждой деятельности, накопленной за семь лет. И постоянно подгонял себя.

Шериф наезжал раз или два в неделю и помогал укладывать самые тяжелые бревна. Однажды он приехал разгоряченный и злой, но перед ним бежали три коровы.

— Вместо того, чтобы продать траву, я скормлю ее коровам, — неделей раньше сказал Райннон.

Так он добавил к своим обязанностям доение и кормление коров, а также приготовление масла, которое Каредек забирал в город и продавал.

Это были первые заработанные деньги. Маленькие деньги, но для Райннона они были дороже алмазов.

Он выровнял второе пастбище — все, кроме узкой полосы — и залил его водой, чтобы на следующий год распахать и засеять под зерно.

Вот так маленькая ферма зазеленела и стала похожей, даже на этой плодородной земле, на богатый изумруд в окружении зеленого стеклянного бисера. Он работал с жаром и ожесточением, предвкушая будущее, когда его небольшое превосходное поместье станет еще прекраснее.

Он позволял себе отдыхать два раза в день. Первый раз — после ужина, когда он сидел, остывая от горячки работы и выкуривая одну сигарету за другой, и смотрел, как сгущаются сумерки; во второй раз он валился на постель и засыпал, как матрос после тяжелой вахты.

Стало быть, у него было только полчаса отрады и ничегонеделания после ужина, в течение которых он сидел на веранде, расслабив усталые мышцы и позволив себе отвлечься от насущных дел.

В это время он любил смотреть на Маунт-Лорел, поскольку даже в полутьме ясно ее видел и когда на равнины опускались сумерки, гора все еще неясно светилась. Он так хорошо ее знал, что мог описать каждый гранитный выступ, каждую затененную трещину. То, что с этого расстояния казалось небольшой впадиной, на самом деле было ложбиной с зазубренными стенами, заросшим могучими деревьями, а глубокая царапина на склоне гиганта — огромным ущельем, продуваемым могучими ветрами.

И когда он сидел в тишине веранды и смотрел на древнюю громаду горы, он чувствовал спокойствие и некую расслабленность, а потому испытывал удовольствие от своего труда!

Теперь он знал боль изнурительной, монотонной работы, боль постоянных усилий. Там, в горах, была зима, которая пожирала силы, как голодный волк, Но там была и свобода, как у волка, — дикая и приносящая радость. И все же он смог отвернуться от того сурового и великолепного существования и открыть для себя вьющиеся цветы, которые свешивались перед ним с карниза, шепот легкого ветра и покачивающуюся верхушку фигового дерева, вместо визжащего урагана, бьющего сейчас в Маунт-Лорел. Только посмотреть на рвущиеся к югу, свисающие с вершины облака!

Оторвавшись от созерцания гигантской горы и спустившись на землю, Райннон взглянул в сторону холмов и увидел рысящего по дороге всадника. Он подъехал поближе, помедлил, потом повернул к воротам и приветственно помахал рукой.

В вечерней тишине его голос прозвучал тихо и отчетливо.

— Добрый вечер, незнакомец.

— Вечер добрый, — сказал Райннон.

Он продолжал сворачивать сигарету, смутно удивляясь, зачем оказался тут странник — молодой, аккуратный мужчина.

— Надеюсь, что меня пригласят? — осведомился всадник.

— А? Ну конечно. Спешивайтесь и заходите, — сказал Райннон.

Он нахмурился. Время отдыха кончалось. А в кузнице ждал его — и огня — бесформенный кусок металла, который вначале раскалится до белизны, а потом будет вытягиваться длиннее и длиннее под страшными ударами молота, зажатого в руке Райннона.

Незнакомец подошел по дорожке. Он остановился под фиговым деревом. Плоды созрели, и, нагнув ветку, он совал несколько штук.

— Хорошие сочные фиги, — заявил он. — За пять лет впервые вижу, чтобы это дерево уродилось. Оно, наверное, благодарит вас за воду!

Он подошел к веранде.

— Меня зовут Чарли Ди, — сказал он. — Я с ранчо Ди. Хозяин — мой отец. Посмотрите за холмы. Видите верх крыши большого амбара? Нет, ее сейчас не видно.

— Я видел ее днем, — сказал Райннон.

— А как вас зовут?

— Джон Гвинн.

— Привет, Джон Гвинн. Рад с вами познакомиться. Могу я присесть? Спасибо. Мы очень хотели поглядеть на вас. Мы, конечно, видели, как вы потрудились над этим местом. Раньше оно принадлежало моему отцу. Раньше почти вся земля здесь была его!

Он показался пустым юнцом. Его присутствие заставляло Райннона чувствовать себя старше, чем он чувствовал себя во время тяжкого труда.

— Курите? — спросил Райннон.

— Спасибо, не откажусь. У меня кончилась бумага. Вам здесь нравится, Гвинн?

— Здесь хорошо.

— Купили землю у шерифа Каредека?

— Я просто на него работаю, — сказал Райннон. Он смущенно рассмеялся. Как я могу купить такое место?

— Шериф говорит, что это ваша земля, — бодро спросил второй.

Он походил на птицу, сидящую на ветке, бессмысленно щебечущую и собирающую семена информации.

— Да, говорит. Он хочет сделать мне приятное, — объяснил Райннон.

— Потому что вы так много здесь сделали? Но интересно, — заметил Чарли Ди, — не знал, что Каредек может спокойно говорить, что дарит кому-то землю. По-моему, он скуповат. Нет?

Райннон не ответил. Ему не нравился разговор и не нравился гость. В кузнице его ждала работа. Он провозится там до полуночи!

— У вас есть прикурить?

Райннон с растущим раздражением чиркнул спичкой. Его собеседник наклонился и несколько раз затянулся, прежде чем сигарета зажглась, потом резко отдернул голову, словно боялся, что пламя обожжет ему нос.

Райннон пожалел, что этого не случилось.

— Сколько у вас здесь акров? — спросил молодой человек.

— Шестьдесят три, — ответил Райннон.

— Похоже, вы все как следует промерили, а?

Райннон опять промолчал.

— Тяжелая работа, — сказал Чарли Ди. — Надо разбираться в геометрии и все такое, чтобы мерить землю. У меня сложности с математикой. Ничего там не понимаю. Алгебра меня доконала!

Он громко засмеялся, как смеются молодые люди над своими бессмысленными замечаниями.

— Я слишком занят, — сказал Райннон. — Мне надо работать.

— Работать? — воскликнул Чарли Ди. — Ночью? Как вам это удается?

Когда строишь себе дом, надо много вкалывать, — объяснил Райннон, поднимаясь на ноги.

Он ждал, когда гость уйдет, но тот, однако, не встал, а спросил с изматывающим любопытством:

— Что вы делаете так поздно?

— Работаю в кузнице, — коротко ответил Райннон. — Мне надо идти.

— Пойду с вами и посмотрю, что вы делаете, — сказал Чарли Ди. — Всегда любил кузницы.

— Там дымно. Может, вам лучше вернуться домой? Уже поздно, — сказал Райннон.

— У нас в доме на это не обращают внимания. Если опоздал на ужин, всегда найдется чего перекусить. К тому же, не хочу возвращаться так быстро. Старик сказал, чтобы я с вами увиделся и поговорил. Он хочет подружиться со всеми новыми поселенцами. Он дружелюбный мужик, мой отец. Он не гордый. Знаете, как некоторые. Они делают деньги и смотрят на всех свысока.

Пока они шли к кузнице, он продолжал болтать.

— Он просто садится на коня и ездит по окрестностям, как все остальные, — сказал юнец. — Корова только отелится, а мы уже знаем. Весной ни одна травинка не вырастет без его ведома. Он все видит. Сказал, чтобы я поехал и познакомился с вами.

Райннон улыбнулся про себя. Но он решил держаться. Может это просто болтливость, свойственная юности, а может у Чарли Ди не в порядке голова. В любом случае, он должен привыкнуть, что на ранчо будут наведываться незнакомые люди. На Западе нельзя жить отшельником и процветать. Вес общественного мнения иногда требует сноса даже самых потайных стен.

Семья Ли, похоже, когда-то владела большей частью этого района и все еще рассматривала себя как своего рода повелителей. И хотя это отношение достаточно раздражало, все же для беглого преступника лучше не иметь никаких врагов, даже самых смиренных, не говоря уж о хозяевах земли.

Поэтому он волей неволей стал смотреть на Чарли Ди благодушнее и повел за собой в темный сарай.

Он не долго оставался темным. Первый легкий дымок от клочка бумаги скоро превратился в облако, выплывающее из двери или завивающееся на стропилах, а из горна, пульсируя, била яростная струя пламени. Ее закрыли. Поднялся едкий угольный дым, но мощное дыхание мехов разожгло огонь. Он стал шире, он стал глубже, он мрачно загудел, и скоро Райннон смог положить в него кусок железа.

— Постойте там и отдохните, — сказал Чарли Ди. — Я поработаю на мехах. И, если хотите, подержу поковку. Я могу держать и поворачивать. Мне часто приходилось это делать. Мне нравится.

Райннон ничего не сказал, но отошел к наковальне. Он не мог понять, чего хочет. Он привык и держать заготовку, и работать двенадцатифунтовым молотом. Ему нужно было занять обе руки. Райннон взял шестнадцатифунтовый молот, к которому прибавил два или три фунта свинца, и несколько раз махнул им, чтобы привыкнуть к балансировке. Потом переставил лампу, чтобы лучше осветить наковальню.

Тем временем он не спускал глаз с Чарли Ди и заметил, что тот раздувает пламя правильно и правильно подбрасывает уголь. Пламя жарко горело, и через некоторое время Чарли соскреб верхний слой угля и позвал:

— Она готова, как хорошо прожаренный кусок мяса, приятель. Вынимать? Райннон кивнул, и Чарли Ди крепкими щипцами поднял тяжелую, добела раскаленную, шипящую массу металла, похожую на подсвеченный изнутри бриллиант.

Райннон закатал рукава до локтей, поплевал на ладони и покрепче встал. Затем начал работать. Беспрерывно падающие тяжелые удары большого молота расплющили кусок железа и вытянули его. И с каждым ударом в стороны и вниз брызгали фонтаны искр. С каждым ударом казалось, что на секунду зажигается яркий свет. Стали видны нижние края стропил, черные от грязи и садящегося на них дыма.

Удары все еще падали, и искры стали красными. Кусок металла потемнел.

— Пусть поработает огонь, — сказал Чарли Ди. — Огонь дешевле, чем людской труд.

Он положил поковку в горн и отряхнул руки.

— Очень приятно было побывать и помочь вам, — объявил он. — Но, между прочим, мне когда-то надо возвращаться домой.

Он остановился у двери, поднял молот, с кряхтением махнул им и тяжело поставил. Потом тихо присвистнул.

— До свидания, — сказал Чарли Ди.

— До свидания и спасибо, сказал Райннон.

Он даже подошел к двери и подождал, пока его веселый гость не исчез в темноте. Посмотрел со вздохом на звезды — еще одни искры, танцующие в небе. Затем пошел работать.

Глава 8

Утром через коричневые осенние поля к маленькой зеленеющей ферме подъехал Каредек и нашел Райннона в маслобойне — тот отремонтировал маленький сарайчик за домом и поставил там чаны для молока.