Сол содрогнулся:
— Нет, уж лучше я попытаюсь.
Все последующие часы, пока женщины работали с мягкими шкурами и резиновым клеем, а сам Тревер трудился над неуклюжими шлемами, Шеннеч молчал.
Молчал, но не ушел. Тревер ощущал тень на своем мозге и понимал, что Шеннеч следит. Хотя Последний не делал никаких попыток покушения на него.
Рабы тоже следили за Тревером. Он видел страх и ненависть в их глазах, когда они смотрели на солнечный камень между его бровями.
И Джин следила за ним, ничего не говоря. И по ее лицу он ничего не мог определить. О чем она думала? О Хьюго, о соколах?
Часам к трем дня все было готово. Трое начали медленный подъем к проходам, ведущим за пределы атмосферы. Все трое выглядели бесформенными и гротескными в трехслойной клеенной меховой одежде и в неуклюжих шлемах, набитых тряпками, потому что застегивающийся опорный воротник отсутствовал. Лица были плотно обмотаны, и концы кислородных трубок пришлось держать во рту, поскольку не было возможности сделать шлемы герметичными.
Вечерние тени потянулись из долины, когда провожавшие спустились снова, а трое пошли дальше: Сол впереди, Тревер — замыкающим.
А Шеннеч все еще молчал.
Атмосфера осталась позади. Теперь они поднимались в космос — крошечные создания в бесконечности девственных скал, в полной темноте между спящими ликами наверху и яркими молниями вечерней грозы внизу.
Все выше и выше к проходу тащились они, помогая друг другу там, где одному было не под силу, в леденящем холоде и тишине. Три неуклюжие фигуры, бредущие над самым небом, в страхе перед бесконечностью, где не было ни звука, ни света.
Тревер знал, что они уже доходят к проходу, потому что теперь с обеих сторон поднимались склоны, которых никогда не касались ни ветер, ни дожди, ни живые корни. Он пошатнулся, потому что грунт пошел под уклон, но идти стало гораздо легче. Они прошли гребень. И кислород кончался. Теперь вниз, спотыкаясь и скользя… вниз, к воздуху. И они вышли по ту сторону горы, над каменной равниной, ведущей к…
И тут наконец Шеннеч рассмеялся.
— Разумно, — сказал он, — очень разумно бежать без корабля! Но вы вернетесь обратно с кораблем и возьмете меня на другую сторону мира. И я щедро вознагражу вас.
— Нет, — мысленно возразил Тревер, — нет, Шеннеч. Если мы доберемся туда, солнечный камень у меня извлекут, и мы вернемся за рабами, но не за тобой!
— Нет, Тревер, — с пугающе холодным спокойствием возразил Шеннеч, — ты теперь иной. Ты удивил и обманул меня однажды, но теперь я помню обман. Весь твой мозг открыт мне, и ты не сможешь больше мне противиться.
Холод вошел в душу Тревера и заморозил ее.
Сол и Джин сейчас были под ним, спускаясь вдоль усеянного камнями края пропасти к воздуху, звукам и жизни. Он видел, как они бросили шлемы, и пошел следом, хватая холодный воздух изголодавшимися легкими. Шеннеч спокойно заметил:
— Мы в них больше не нуждаемся. Они могут быть опасными, когда ты доберешься до других людей. Распорядись ими, Тревер.
Тревер ответил яростным отказом, но тут же его мозг был схвачен как бы железной рукой, которая трясла его, вертела и изменяла. И его злоба ушла в пустоту.
«Ну, конечно, — подумал он, — здесь множество булыжников. Совсем не трудно столкнуть людей в пропасть…» — он шагнул к большому камню.
— Хороший способ, Тревер. Торопись…
Шеннеч говорил правду: на этот раз он полностью завоевал Тревера, и Тревер понимал это.
— Нет, не буду! — крикнул он себе, но это было лишь эхо слабеющей воли, умирающего «я».
— Будешь, Тревер. И немедленно! Они подозревают…
Сол и Джин вернулись. Лицо Тревера, открытое теперь цепенеющему холоду, которого сам Тревер почти не ощущал, видимо, рассказало им обо всем. Они стали подниматься к нему. Расстояние очень небольшое, но они могли опоздать.
Тревер тонко завизжал:
— Берегитесь… Шеннеч… — и положил на камень руку, на камень, который должен был. раздавить людей.
Но ведь есть и другой способ! Он, Тревер, принадлежит Шеннечу, пока жив, но и у него есть способ избежать нового предательства народа Джин — просто не жить больше.
Он собрал последние остатки своей воли и покатился к краю пропасти. Упав с высоты ста футов, человек, конечно, останется спокойно лежать на камнях.
— Нет, Тревер! Нет!
Мощный приказ Шеннеча остановил Тревера на самом краю обрыва. А затем руки Джин оттащили его от края.
Он слышал, как тонко и хрипло прозвучал голос Сола:
— Оттолкни! Оттолкни его! Он — Корин. Ты видела его лицо!
— Нет! — ответила Джин. — Он ведь хотел убить себя ради нас!
— Но им владеет Шеннеч! — снова выкрикнул Сол.
Шеннеч и в самом деле владел Тревером. Он подавил последнюю искру его возмущения и грубо скомандовал:
— Убей женщину и мужчину!
И Тревер попытался это сделать. Он был теперь полностью во власти Шеннеча, но Сол и Джин крепко держали его. Вдвоем они были много сильнее его, и он не мог выполнить приказ Шеннеча-Последнего, как бы тот не желал этого.
— Свяжи ему руки! — крикнула Джин. — Мы поведем его, и он не сможет нанести нам никакого вреда!
Злоба Шеннеча хлынула через мозг Тревера. Он отбивался, но все тщетно: ему стянули руки кожаным ремнем и потащили выше и он не мог повиноваться мысленному приказу Шеннеча.
Затем он почувствовал, что злоба Шеннеча угасла в страшной безнадежности. К Треверу вернулось собственное сознание, и в темноте своего усталого мозга он услышал отголосок последнего горького крика:
— Я стар… Слишком стар…
ГЛАВА 8
Тревер медленно просыпался, то поднимаясь над черным океаном беспамятства, то погружаясь в него снова, и в короткие интервалы сознания понял, что лежит в постели и у него болит голова.
Наконец настало время, когда он поднялся из забвения и не погружался в него больше. Открыв глаза, он увидел металлический потолок.
— Значит, мы это сделали, — сказал он.
— Да, сделали, — ответил дружелюбный голос. — Это Солнечный Город, и вы здесь уже порядочное время.
Тревер повернул голову на голос к стоявшему у кровати доктору в белом халате и не узнал ни его, ни комнаты. Сначала, по крайней мере. Он видел только поднос на тумбочке, и в нем — темно-желтый глаз, мерцающий и сияющий.
Солнечный камень!
Рука Тревера слабо поднялась к лицу, но доктор опередил его:
— Не беспокойтесь, его извлекли. Деликатная была работа! Некоторое время у вас поболит голова, но любой согласился бы на это ради солнечного камня!
Тревер не ответил, Неожиданно он спросил:
— А Джин и Сол?
— Они здесь. Тоже весьма странный народ. Ни с кем не разговаривают. Все вы — сплошная тайна, знаете ли.
Доктор вышел и вскоре вернулся с Джин и Солом. Они были теперь в современной синтетической одежде. На Джин она выглядела так же неуместно, как шелковое платье на леопарде.
Джин увидела улыбку в глазах Тревера и воскликнула:
— Не смейтесь надо мной никогда… никогда!
Тревер подумал, что цивилизовывать ее — дело долгое. Сомнительно даже, что это вообще возможно. Но его это не огорчало.
Она постояла, серьезно глядя на него, а затем сообщила:
— Сказали, что завтра ты сможешь встать.
— Это хорошо, — обрадовался Тревер.
— Но ты должен быть осторожен некоторое время…
— Я буду осторожен.
Они больше не говорили, но по ее твердому серьезному взгляду Тревер понял, что Хьюго и соколы прощены ему. Не забыты, но прощены. И что Джин и Тревер встретились и больше не расстанутся.
Сол вскричал с тревогой:
— Мы ждем столько дней! Когда мы вернемся в Долину за остальными?
Тревер повернулся к доктору с любопытством наблюдавшему за всем этим:
— Могу ли я нанять здесь корабль?
— Человек, имеющий солнечный камень, может получить почти все, что захочет, Тревер! Я поговорю насчет этого.
Зафрахтованный корабль, который нес их обратно в долину, имел минимум команды и двух техников минеров, нанятых Тревером.
Они высадились за пределами древнего города, и рабы хлынули к ним, наполовину обрадованные, наполовину испуганные воплощением древней и седой легенды.
Тревер объяснил Солу, что надо сделать. В черепах убитых Коринов остались солнечные камни баснословной ценности. Надо пойти туда с рабами и взять камни.
— Но эти камни — зло, зло! — вскричал на это Сол.
— В других мирах — нет, — ответил ему Тревер. — А твоему народу нужно будет куда-то ехать.
Когда это было сделано, все собрались в корабле. Тревер кивнул техникам.
— Пора, — сказал он, — вход в катакомбы вон там, наверху.
Техники ушли, взяв с собой тяжелый груз, который они несли с собой вдвоем. Вскоре они вернулись, уже без груза.
Тревер достал из кармана свой солнечный камень. Джин вцепилась в его руку:
— Не надо, Тревер!
— Теперь это не опасно, Джин, — успокоил он. — У него не хватит времени сделать со мной что-либо. А я чувствую, что должен сказать ему.
Он приложил солнечный камень ко лбу и мысленно позвал:
— Шеннеч!
И в его мозг вошло холодное и ужасное присутствие Последнего. Мысли Тревера были прочтены в один миг.
— Значит, это конец, Тревер?
— Да, — подтвердил Тревер, — для тебя это конец.
Он ожидал дикой реакции тревоги и эмоций, попытки захватить его мозг, предотвратить свою гибель.
Но этого не произошло, Наоборот, от него пришел потрясающий импульс радости.
— Как… Значит, ты хочешь, чтобы я это сделал? — удивился Тревер.
— Да, Тревер! Да! Я подумал, что ждать смерти еще столетие — слишком долго и скучно. А ЭТО освободит меня сразу!
Вне себя от удивления, Тревер сделал жест, и корабль взмыл к небу. Второй жест — и техники потянулись к кнопке радиодетонатора.
В этот момент Тревер услышал голос Шеннеча, как широко разлившуюся музыку — смесь радостного хора освобождения с аккордами космической печали о том, что было и никогда уже не возвратится, о величайшей древней расе, которой пришел конец.
Кнопку нажали — и город внизу взорвался огнем и камнем вокруг входа в катакомбы.
И песня Шеннеча угасла в тишине, когда последние дети гор навеки ушли в ночь.