Господин Кох. Теперь вам надо быть осторожней. Послушайте моего совета, выбирайте слова, когда с ней говорить будете.
      Фрау Цвиллих. Легко сказать! Хватит уж того, что я иду к этой стерве, вместо того чтобы в суд на нее подать за клевету... "Выбирайте слова"!
      Господин Кох. Да, выбирайте слова! Скажите спасибо, что она согласилась выслушать вас в моем присутствии. Я разделяю ваши чувства, но смотрите не испортите все дело. Уж больно вы горячая!
      Фрау Цвиллих. Да поймите же вы, господин Кох, не могу я, сил моих нет. Целый день я ждала, пока она согласится выслушать меня. Целый день твердила себе: возьми себя в руки, не то упрячет она тебя в тюрьму. Все думала, как бы с ней полюбезней быть, разжалобить ее. А вот теперь не могу: ненавижу я ее, гадину. Глаза бы ей бесстыжие выцарапала.
      Господин Кох. Успокойтесь, фрау Цвиллих. Вооружитесь терпением. Ведь вы у нее в руках. Поклонитесь ей, упросите ее. Поборите свою гордость, не до этого сейчас.
      Фрау Цвиллих. Я знаю, вы мне помочь хотите. Хорошо, я пойду, но помяните мое слово, к добру это не приведет. Мы с ней - как кошка с собакой. Она мне на мозоль наступила, а я бы ей, проклятой...
      Скрываются за углом.
      2
      Вечер. Рыбные ряды. За прилавком лишь одна торговка - фрау Шайт. Рядом
      ее племянник.
      Фрау Шайт. А чего мне с ней разговаривать. Наконец-то я от нее избавилась. Прямо благодать на рынке с тех пор, как ее нет, вчера и сегодня. Как она перед покупателями лебезила: "Возьмите угря, сударыня, - чудо-угорь! А супруг-то ваш поправился уже? Ну, слава богу. А вы, как всегда, прекрасно выглядите". Тошно слушать было.
      Покупательница. Заболталась я с вами, про ужин и забыла. А щучка-то мелковата.
      Фрау Шайт. Попробуйте поймайте покрупнее, мадам! Что я, сама ее делаю? Щуренок и есть. Не хотите - не берите. Плакать не буду.
      Покупательница. Ну, не сердитесь. Я просто так сказала. Молодой щуренок ведь.
      Фрау Шайт. И усы у него не отрасли, стало быть, он не про вас. Шабаш, Гуго, собирай корзины.
      Покупательница. Беру, беру, не кипятитесь.
      Фрау Шайт. Два тридцать. (Заворачивает ей щуку. Обращаясь к племяннику.) Приходят на ночь глядя и еще привередничают. Тоже мне! Ну ладно, пошли.
      Племянник. Ты хотела еще поговорить с фрау Цвиллих, тетя.
      Фрау Шайт. Я сказала, пусть придет, как стемнеет. Где же она?
      Появляются фрау Цвиллих и господин Кох. Они останавливаются у соседнего
      прилавка.
      Племянник. Вот она, пришла.
      Фрау Шайт (делая вид, что не замечает их). Собирайся живей. Удачный был сегодня день. Вдвое больше продали, чем в прошлый четверг. Покупатели чуть не передрались. Только и слышно: "Мой муж всегда говорит, сразу видно, что этот карп у фрау Шайт куплен, пальчики оближешь!" Выдумают тоже! Будто все карпы не одинаковые!
      Фрау Цвиллих (обращаясь к Коху, с дрожью в голосе). Будь у нее хоть капля жалости в душе, она бы так не говорила.
      Фрау Шайт. Камбалы свежей не угодно ли?
      Племянник. Это же фрау Цвиллих, тетя.
      Фрау Шайт. Что? Каким ее ветром сюда занесло?
      Племянник. Будет тебе, тетя. Сказано же в писании: возлюби ближнего своего.
      Господин Кох. Смените гнев на милость, госпожа Шайт. Эта несчастная женщина не решается первой заговорить с вами.
      Фрау Цвиллих. Не могу я, господин Кох.
      Фрау Шайт. Вы слышите, господин Кох, что она говорит. И это называется несчастная женщина, которая за милостью пришла, которая все глаза себе выплакала! А сама нос дерет! Нахалка была, нахалка и есть.
      Фрау Цвиллих, (в сторону). Стерплю и это. (Обращаясь к фрау Шайт.) Ваша взяла. Счастлив ваш бог, но знайте меру. Протянем друг другу. руки. (Протягивает ей руку.)
      Фрау Шайт. Вы сами виноваты, что попали в такое положение. Доигрались.
      Фрау Цвиллих. Помните, фрау Шайт, изменчиво людское счастье. Я в этом убедилась. Не уповайте на него. Подумайте, что люди скажут. Сколько лет мы с вами рядом торговали. Никогда еще на рынке не было такого. Ну что вы молчите, словно в рот воды набрали. Хотите, на колени встану? Знаю, сидеть мне в кутузке, если вы не смилостивитесь. Пришла вот к вам, да слова в горле застревают, стоит лишь на вас посмотреть:
      Фрау Шайт. А покороче нельзя ли, почтенная? Не желаю я, чтобы люди нас вместе видели. И то сказать, я по-христиански поступила. Ведь вы у меня два года подряд покупателей переманивали.
      Фрау Цвиллих. Уж и не знаю, что еще сказать. Скажешь вам правду - вы обидитесь. Вы ведь не по чести со мной поступили. Вы племянника нарочно подослали, свинью мне подложили. Этого я от вас не ожидала, да и ни от кого другого. Все мы одинаково торгуем - что вы, что я. А вы меня теперь в суд тащите. Вот что: забудем все. Ни вы, ни я не виноваты. Мы обе рыбу продавали, и каждой хотелось больше продать. А покупатели разное говорили, мне одно, вам другое. Мне передали, будто вы сказали, что у меня рыба гнилая, а я вроде говорила про вас, что вы обвешиваете, а может быть, и наоборот было. Кто его знает. Теперь нам делить больше нечего. Ведь мы могли бы жить, как две сестры, вы - старшая, я - младшая. Поговорили бы раньше по душам, и дело бы так далеко не зашло.
      Фрау Шайт. Еще чего не хватало - змею на груди пригреть! Нечего вам делать на рынке. Непорядочная вы! Рядом с вами ничего не продашь - только о себе и думаете! Покупателей одного за другим у меня переманили. Вся вы как есть фальшивая! Липла, подмазывалась - "может, еще судачка, мадам!". Сказала я вам раз начистоту - так вы мне судом за оскорбление пригрозили. А судить-то вас теперь будут.
      Фрау Цвиллих. На все воля божья, фрау Шайт. Не решитесь вы такой грех на душу взять.
      Фрау Шайт. А кто мне помешает? Вы первая начали - грозились меня по судам затаскать. Знаю я вас - скажи я племяннику, чтобы он свою жалобу назад взял, завтра же вы снова будете на рынке! С вас, как с гуся вода, - помаду новую, небось, купите и будете кельнеру из "Красного льва" глазки строить, чтобы всю треску у вас брал. Точно так и будет, ежели я гнев на милость сменю.
      Фрау Цвиллих. Да пропади он пропадом, рынок! Пусть вся выручка ваша будет. Бога ради! Уступаю вам свой прилавок. Ваша взяла - доконали вы меня. От меня только половина осталась. Никто не узнает прежнюю Цвиллих. Перестаньте меня травить, отпустите душу на покаяние, так и скажите показала я тебе, где раки зимуют, а теперь иди с богом. Одно слово только, и я вам от всего сердца спасибо скажу, в ножки поклонюсь! Скажите, не тяните больше! Не скажете, в полицию пойдете - не позавидую я вам. Как тогда людям в глаза глядеть будете?
      Фрау Шайт. Что, обломала я вас! Не помогут вам больше ваши штучки! Участковый-то поприостыл. Некому вступиться. Разбежались все кавалеры. У вас ведь как? Пусть человек женатый, переженатый, - раз он устроил вам выгодный заказ, вы с ним в тот же вечер в кино.
      Фрау Цвиллих. Нет, не выдержу. Это уж слишком.
      Фрау Шайт (смотрит на нее долгим презрительным взглядом). Как, Гуго? И это фрау Цвиллих? Разлюбезная наша фрау Цвиллих! И это на нее все как мухи на мед летят! А меня стороной обходят, словно кучу навозную. Чучело, мол, старое. Потаскуха она, и ничего больше.
      Фрау Цвиллих. Нет, это чересчур.
      Фрау Шайт (с кривой усмешкой). Вот вы какая. Сбросила маску, красотка.
      Фрау Цвиллих (сдерживая гнев, с достоинством). Верно, господин Кох, грешила я по молодости лет. Случалось, улыбнешься кому-нибудь из покупателей, но скрывать мне нечего. А что наговаривают на меня всякое, так добрая слава лежит, а худая по свету бежит. Дойдет и до вас черед, фрау Шайт. Вы-то никому не скажете, с кем время проводите. Весь рынок говорит про ваши темные делишки. Кто же этого не знает, мамашато ваша с билетом была!
      Господин Кох. Боже мой! Теперь все пропало. А вы ведь обещали сдерживаться, фрау Цвиллих.
      Фрау Цвиллих. Хорошо вам говорить: сдерживаться. Никто б такого не стерпел, а я терпела. Но уж теперь я молчать не буду. Все выложу, все!
      Господин Кох. Она себя не помнит, фрау Шайт, не думает, что говорит.
      Племянник. Не слушай ее, тетя. Пойдем. Я понесу корзины.
      Фрау Цвиллих. Кто гнилую рыбу в "Красного льва" сбывал? Она весь рынок позорит. И в ряды ее пустили потому, что братец ее, прохвост этот, с контролерами день и ночь пьянствует!
      ИНТЕРМЕДИИ
      Предлагаемые интермедии к "Гамлету" и "Ромео и Джульетте" написаны отнюдь не как дополнение к тексту этих трагедий Шекспира. Их следует играть лишь на репетициях. Сцена на пароме задумана как интермедия между третьей и четвертой сценой четвертого акта "Гамлета". Эта сцена, так же как и стихотворный эпилог ее, должны предотвратить героизацию образа Гамлета. Буржуазные критики обычно считают колебания Гамлета наиболее интересным, принципиально новым элементом этой трагедии. В то же время они полагают, что резня в пятом акте, то есть отказ Гамлета от рефлексии и переход к "действию", является положительным моментом. На самом же деле ничего нового здесь нет, ибо это не действие, а злодейство. Маленькая интермедия помогает понять колебания Гамлета - они объясняются новыми буржуазными нормами поведения, распространившимися к тому времени на общественно-политическую сферу. Две интермедии к "Ромео и Джульетте" написаны, конечно, не в подтверждение старой истины, гласящей "чужая радость - твое горе", а для того, чтобы Ромео и Джульетта в исполнении актеров были живыми людьми, полными противоречий.
      СЦЕНА НА ПАРОМЕ
      (Играется между 3-й и 4-й сценами IV акта "Гамлета" Шекспира)
      На пароме Гамлет, паромщик и приближенный Гамлета.
      Гамлет. Что это за постройка там на берегу?
      Паромщик. Это форт береговой стражи, ваше высочество.
      Гамлет. А для чего этот деревянный желоб, что спускается к воде?
      Паромщик. Чтобы грузить рыбу на норвежские суда.
      Гамлет. Странный форт. Там, что же, рыбы живут?
      Паромщик. Там их солят. Его величество новый король, ваш батюшка, подписал торговый договор с Норвегией.
      Гамлет. Раньше мы посылали в Норвегию солдат. Теперь их, стало быть, засаливают. Странная война.
      Паромщик. Войны теперь нет. Мы уступили им прибрежную полосу, а они обязались покупать рыбу у нас. Теперь там к нашему голосу больше прислушиваются, чем раньше. Право, больше, сударь.
      Гамлет. Значит, рыбаки служат теперь новому королю верой и правдой?
      Паромщик. Они говорят: от войны сыт не будешь, сударь. Они за короля.
      Гамлет. Но, как я слышал, послу его величества, моего первого отца, не путайте его, пожалуйста, со вторым, - дали пощечину на придворном балу в Норвегии. Теперь это предано забвению?
      Паромщик. Его величество, с позволения сказать ваш второй батюшка, как говорят, изволили заметить, что господин посол был слишком хвастлив для дипломата страны, в которой слишком много рыбы.
      Гамлет. Похвальная терпимость.
      Паромщик. Полгода у нас на побережье все волновались: король колебался, подписывать договор или нет.
      Гамлет. Неужели колебался?
      Паромщик. Колебался. Еще как! Один раз даже усилили гарнизон форта. Все говорили: "Будет война! Никакой торговли, что делать с рыбой!" Все места себе не находили. Один день надеялись, другой - отчаивались. Но, с божьей помощью, наш добрый государь подписал договор.
      Приближенный Гамлета. А честь?
      Гамлет. Откровенно говоря, я не вижу в этом ущерба для нашей чести. Новые методы, друг мой. Ныне так принято повсюду. Запах крови теперь не в моде, вкусы изменились.
      Приближенный Гамлета. Презренные мирные времена! Худосочное поколение!
      Гамлет. Почему мирные? Может, теперь сражаются рыбой? Пикантная мысль: засаливать солдат. Минута стыда и много чести. Дал послу пощечину - изволь покупать рыбу. Стыд, того гляди, в могилу сведет, а честь можно рыбкой заесть. Смотришь, так и убийца оставит о себе добрую память: умел, скажут, человек сносить оскорбления. А недостойный сын в свое оправдание ссылается на богатую прибыль от рыбы. В заслугу ему поставят, что его обуяли угрызения совести, не по отношению к убитому - о нет! - по отношению к убийце. Трусость становится его главным достоинством. Перестань он быть подлецом все скажут в один голос: вот подлец, и так далее и так далее. Одно остается^сидеть сложа руки, а то, боже упаси, помешаешь рыбку удить.
      Цветет торговля, склеп травой порос.
      Вид запустенья сердце жжет укором.
      Счет не сведен, но коль сведешь его,
      Другие сразу спутаешь расчеты,
      Что лучше: поспешить иль опоздать?
      Итак, в живых останется подлец.
      Подлец? С чего ты взял? Муж славный пред тобою.
      Так говорят, да так и есть, пожалуй.
      Разрушить хочешь ты все созданное им
      Лишь потому, что на чужом несчастье
      Построил счастье он? Что делать дальше?
      Вернуть ландскнехтов в форт и вновь вершить
      Кровавые, дела, с которых, не колеблясь,
      Он начал путь свой? Боже! Не колеблясь!..
      О если бы на миг заколебался он!
      ЭПИЛОГ
      И вот, под грохот пришедшихся кстати
      Чужих барабанов и воинским
      Кличем ландскнехтов чужих упиваясь,
      Сбросил он бремя разумных
      Гуманных сомнений. Случай помог.
      Как одержимый, в кровавом своем ослепленье
      Он убивает подряд мать, короля и себя,
      Так оправдал он слова Фортинбраса
      О том, что, взойдя на престол,
      Гамлет достойным бы стал королем.
      СЛУГИ
      (Играются между 1-й и 2-й сценами II акта "Ромео и Джульетты" Шекспира)
      I
      Ромео с одним из своих крестьян-издольщиков.
      Ромео. Говорят тебе, старик, мне нужны деньги. Не бойся, на доброе дело.
      Крестьянин. Но куда же нам деваться, коль ваша милость возьмут и продадут участок? Нас ведь пятеро душ здесь.
      Ромео. Наймешься куда-нибудь! Работник ты хороший - я тебя кому хочешь порекомендую. Мне нужны деньги - у меня свои обязанности. Ничего ты в этом не понимаешь! Ну как тебе втолковать, что не могу я выставить на улицу без подарка даму, которая пожертвовала для меня всем. "Прощай, милая, скатертью дорога!" Этого ты хочешь? Ну, знаешь ли, тогда ты последний прохвост, эгоист ты бессовестный. Прощальные подарки стоят дорого. И дарят их от чистого сердца, бескорыстно, ничего не требуя взамен! Не так ли, старина? Будь другом, не порти мне всю музыку! Помнишь, как ты меня ребенком на коленях держал, как ты мне лук вырезал, помнишь? Подумай, что люди скажут: даже старый Гоббо не хочет помочь Ромео, бросил его в беде, плюет на его доброе имя. Пойми же, дурень, я люблю! Я всем готов пожертвовать. Пойду на все ради нее, моей любимой, - на злодеяние, на убийство! И гордиться этим буду! Тебе этого не понять - стар ты уже, Гоббо, слишком стар, душа у тебя зачерствела. Надо же мне отвязаться от моей прежней пассии. Видишь, я тебе все, как на духу, открыл. И вот я спрашиваю у тебя, Гоббо, можно на тебя рассчитывать, как прежде? Да или нет?
      Крестьянин. Сударь, я не мастак речь держать. Но куда же мне с семьей деваться, если вы сгоните меня с земли?
      Ромео. Эх, Гоббо, Гоббо. Жаль мне тебя. Ничего-то ты больше не понимаешь, толкуешь тебе битый час, что у меня душа горит, а ты свое заладил: земля, земля! При чем тут земля? Я о ней и думать забыл. Нет у меня земли! Была, да сплыла! Что мне земля, когда я как в огне!
      Крестьянин. Что же нам, с голоду помирать, сударь?
      Ромео. Осел! С тобой и говорить нельзя по-человечески. Экие вы звери бесчувственные! Не хочешь ничего понять - так вон отсюда, да поживей!
      Крестьянин. Да, конечно, что же еще от вас ждать! Может, и рубаху последнюю возьмете, и шапку? И башмаки? Звери тоже жрать хотят!
      Ромео. Ах, вот ты как заговорил! Показал свое истинное лицо! Двадцать пять лет ты камень за пазухой держал! И это награда за мою доброту. Я с тобой как с человеком, а ты... Вон! Проваливай отсюда, пока цел! Скотина!
      Ромео прогоняет крестьянина; однако крестьянин, спрятавшись, наблюдает сцену
      свидания влюбленных.
      Ромео. Рубцы у тех улыбку вызывают. Кому не наносили ран.
      II
      Джульетта и служанка.
      Джульетта. И ты любишь своего Турио? Очень любишь?
      Служанка. Еще как, барышня! Прочту "Отче наш" на ночь, а заснуть не могу. Кормилица уже, извините, храпит, а я - босиком на цыпочках к окошку.
      Джульетта. Ждешь, не придет ли он?
      Служанка. Приходил уже раз.
      Джульетта. О, я тебя понимаю. Я теперь с упоением смотрю на луну - ведь мы вместе с Ромео глядели на нее. Ну, не молчи же, расскажи мне, как ты его любишь? Что сделаешь ты, если ему будет грозить опасность?
      Служанка. Опасность? Это если уволят его? Побегу и в ноги брошусь его барину!
      Джульетта. Ах, нет! Смертельная опасность!
      Служанка. А, вы про войну! Я бы ему все уши прожужжала, чтобы он притворился больным и не вставал с постели.
      Джульетта. Но ведь это трусость.
      Служанка. Я бы из него сделала труса. Легла бы к нему в постель небось не вылез бы из-под одеяла...
      Джульетта. Нет, я не про то. Если бы ему грозила смерть и, чтобы спасти его, тебе пришлось бы пожертвовать жизнью...
      Служанка. Стало быть, вы про чуму, барышня, говорите. Тогда я бы намочила платок уксусом и замотала им лицо и ходила бы за ним. Как же иначе?
      Джульетта. Уксус, боже мой! В такую минуту думать об уксусе!
      Служанка. А что, барышня?
      Джульетта. Да он все равно не поможет!
      Служанка. Почему? Иногда, говорят, помогает.
      Джульетта. Так или иначе, ты ради него рисковала бы жизнью, как я ради моего Ромео. Но скажи: вот если бы он вернулся с войны без....
      Служанка. Без чего, барышня?
      Джульетта. Ну, ты понимаешь.
      Служанка. Ах, вот вы о чем. Да я бы ему тогда все глаза выцарапала!
      Джульетта. За что?
      Служанка. За то, что на войну пошел!
      Джульетта. И между вами все было бы кончено!
      Служанка. Ясно! Что же тут поделаешь?
      Джульетта. Нет, ты, я вижу, его не любишь.
      Служанка. А что же тогда такое любовь? Мне все время хочется быть с ним вместе.
      Джульетта. Но ведь это плотская любовь, земная.
      Служанка. А вам такая любовь не нравится?
      Джульетта. Почему не нравится? Нравится! Но я люблю Ромео гораздо больше. Сказать не могу как.
      Служанка. Что же, по-вашему, если я все время бегаю к Турио, так я его меньше люблю? Как знать, может, я ему простила бы и то, о чем вы говорили! Со временем, оправившись от волнения! Точно простила бы! Уж больно я его люблю!
      Джульетта. Но у тебя были сомнения?
      Служанка. Это от любви.
      Джульетта (обнимает ее). Правда твоя! Сегодня ты обязательно должна пойти к нему.
      Служанка. Верно, барышня! А то отобьет его та, другая. Спасибо вам, что отпускаете меня сегодня пораньше. Встретится он с той - и всему конец.
      Джульетта. Ты уверена, что перехватишь его у калитки в саду?
      Служанка. А как же. Он всегда через ту калитку ходит! Свиданье-то у них в одиннадцать назначено.
      Джульетта. Иди сейчас же. Тогда успеешь! Вот, накинь мой платок. Он тебе к лицу. А чулки какие на тебе?
      Служанка. Шелковые! И буду с ним сегодня такая ласковая, как никогда! Я так люблю его.
      Джульетта. Чу! Ты слышишь - ветка хрустнула!
      Служанка. Похоже, кто-то со стены в наш сад спрыгнул. Пойду погляжу.
      Джульетта. Только скорее. Не опоздай к Турио!
      Служанка (у окна). Знаете, кто это был? Кто сейчас в саду?
      Джульетта. Ромео! О, Нерида, я выйду на балкон. Мне надо говорить с ним.
      Служанка. А привратник? Его окно прямо под балконом. Он почует неладное; если в комнате все вдруг стихнет и он услышит голоса на балконе и в саду.
      Джульетта. Верно! Ты пока походи по комнате взад-вперед и тазом греми, будто я умываюсь на ночь.
      Служанка. Но я же Турио упущу. Тогда мне хоть в петлю лезь!
      Джульетта. Может, и его хозяин задержит. Он ведь слуга. Так походи по комнате. И смотри, тазом греми, не забудь. Нерида, дорогая, не оставляй меня, я должна поговорить с ним.
      Служанка. Ну, ладно. Только поскорей, барышня. Ради бога, поскорей.
      Джульетта. Не волнуйся, я быстро. Ну, бери таз!
      Джульетта выходит на балкон. В течение всей последующей сцены служанка ходит по комнате и время от времени толкает ногой таз. Часы бьют одиннадцать; она
      падает в обморок.
      СОСТЯЗАНИЕ ГОМЕРА И ГЕСИОДА {*}
      {* Взято из древнегреческой легенды о Гомере и опирается на перевод Вольфганга Шадевальдта ("Легенда о Гомере, странствующем певце". Издательство Эдуарда Штихноте, Потсдам). Упражнение дает возможность научиться читать стихи и в то же время показать характеры двух честолюбивых старцев, ведущих между собой борьбу, полную действия. Написано в сотрудничестве с Р. Берлау.}
      Чтец
      Некогда на острове Эвбее решил Ганиктор справить тризну по отцу своему царю Амфидаму. И призвал он на состязание всех мужей, отличавшихся телесною силой и быстротой, а также искусностью и знанием в свой город Халкиду, и установил в их честь ценные награды. Пустился тогда в дорогу и Гомер и, как повествуют, нечаянно повстречал в Авлиде певца Гесиода, и вступили они вместе в Халкиду. Знатные халкидцы назначены были судьями, и среди них Панед, брат опочившего царя. И вступили оба певца в достопамятное состязание, из коего победителем, как гласит предание, вышел Гесиод, и вот как это случилось. Гесиод, оказавшись посреди круга, стал задавать Гомеру вопрос за вопросом, а Гомер отвечал ему. И начал Гесиод:
      Гесиод
      Брат любезный Гомер, тебя восхваляют за то, что
      Ты великие мысли вложил в песнопение. Жаждем
      Мысли твои услыхать. Сообщи нам, во-первых, о мудрый,
      Что человекам всего благотворней? А также скажи нам,
      Что из того благотворного людям нужнее сначала?
      Гомер
      Людям всего благотворнее вовсе на свет не родиться,
      Если ж родиться пришлось, то в Аид опуститься немедля.
      Гесиод
      Славно. Хотя мрачновато.
      Гомер
      Не слишком.
      Гесиод
      А все же, пожалуй!
      Ну, а теперь скажи, что всего нам приятней на свете?
      Гомер
      Вот что: когда хмельным ликованьем объятые гости
      В дружном застолье сидят и внимают словам песнопевца,
      А на столах громоздятся хлеба и душистые яства,
      А виночерпий всем равно вино разливает по чашам,
      Вот что приятней всего и прекрасней всего в этом мире.
      Чтец
      Отзвучав, эти строки вызвали такое изумленное восхищение греков, что их называли "золотыми словами", и поныне еще стихи эти произносят, когда усаживаются за трапезу или совершают возлияние в честь бессмертных, собираясь на празднество жертвоприношений.
      Гесиод же, увидев успех соперника, испытал досаду. И начал он ставить хитроумные вопросы, таящие двойной смысл. Произнося стихи, казавшиеся пустым набором слов, он требовал, чтобы Гомер после каждого стиха вставлял свой, так, чтобы из сочетания получалось что-то понятное.
      Гесиод
      К ужину подали мясо, а выи дымящихся коней...
      Гомер
      Из ярма вынимают; они утомились от битвы.
      Гесиод
      Но усердием всех превосходит фригиец ленивый...
      Гомер
      И созывают бойцов к морю, отведать от пищи.
      Гесиод
      Он был отважен в бою, но в своей неуемной тревоге...
      Гомер
      Мать горевала о нем, ибо войны для женщин жестоки.
      Гесиод
      Так пировали они до ночи глубокой, с собою...
      Гомер
      Не прихватив ничего, но трактирщик их потчевал щедро.
      Гесиод
      Дружно ахейцы взялись за охваченный пламенем остов...
      Гомер
      Не догадавшись судно столкнуть в гасящие волны.
      Гесиод
      Жертву богам принеся и выпив соленую влагу...
      Гомер
      Снова готовы отплыть на своих кораблях крутобоких...
      Гесиод
      Громко воззвал Агамемнон к бессмертным богам: - Погубите...
      Гомер
      Нас, но не море!
      Гесиод
      Так рек Агамемнон, а после добавил:
      - Воины, ешьте, не зная тревоги: из нас ни единый
      Не достигнет вовек берегов вожделенной Эллады...
      Гомер
      В ранах и язвах, а все возвратятся домой невредимы!
      Вот что хотел ты сказать, - ты вопросы подкидывал славно!
      Чтец
      Но Гесиод не мог оставить поле боя за Гомером, и он снова начал:
      Гесиод
      Ты мне скажи, о слепец, и ответь непременно стихами:
      Как и когда народы полнее всего процветают?
      Гомер
      Если не терпят они, чтоб один наживался на деле,
      Что разоряет других. И если им доблесть дороже,
      Нежели грех и порок, - это значит, что доблести будут
      Выгодны людям, пороки же будут сулить разоренье.
      Гесиод
      Надо ль, чтоб общая польза над личной всегда возвышалась?
      Гомер
      Нет, в государстве должно быть не так, ибо личная польза
      Необходимо должна оказаться и пользою общей.
      Гесиод
      Значит, любимец богов, о себе пусть каждый печется?
      Гомер
      Пользу свою осознав, пусть каждый ее умножает.
      Гесиод
      Есть ли такой человек, кому бы дарил ты доверье?
      Гомер
      Тот человек, чьим делам угрожала бы та же опасность.
      Гесиод
      Что ты считаешь, певец, вершиною счастья для смертных?
      Гомер
      В жизни поменьше страдать, а радости видеть побольше.
      Чтец
      Когда завершился и этот круг, эллины единодушно потребовали увенчать Гомера лаврами победителя. Но царь Панед пожелал, чтобы каждый из чтецов исполнил лучший отрывок из собственных творений. И тогда начал Гесиод и произнес следующие стихи из "Работ и дней":
      Гесиод
      В день, когда восстают семизвездием дщери Атласа,
      Можно уборку начать, а заход их - начало посева.
      Сорок ночей и дней семена от взоров сокрыты
      И созревают в земле с течением теплого лета.
      Так и на плоских равнинах, на ровных полях побережий,
      И высоко в горах, отдаленных от шумного моря,
      Всюду, где землепашец зерно свое в землю бросает.
      Чтец
      Вслед за ним Гомер прочел из "Илиады":
      Гомер
      Окрест Аяксов-героев столпилися, стали фаланги
      Страшной стеной. Ни Арей, ни Паллада, стремящая рати,
      Их не могли бы, не радуясь, видеть: храбрейшие мужи,
      Войско составив, троян и великого Гектора ждали,
      Стиснувши дрот возле дрота и щит у щита непрерывно;
      Щит со щитом, шишак с шишаком, человек с человеком
      Тесно смыкался; касалися светлыми бляхами шлемы,
      Зыблясь на воинах, - так аргивяне, сгустяся, стояли;
      Копья змеилися, грозно колеблемы храбрых руками;
      Прямо они на троян устремлялись, пылали сразиться.
      Чтец
      Эллины снова были восхищены Гомером, они восторгались тем, как искусны его стихи, и требовали наречь его победителем. Но царь Панед увенчал Гесиода, сказавши, что победа по праву принадлежит тому, кто призывает к земледелию и миру, а не тому, кто повествует о войнах и побоищах.
      ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ
      РЕЧЬ АВТОРА О СЦЕНЕ ТЕАТРАЛЬНОГО ХУДОЖНИКА КАСПАРА НЕЕРА
      Иногда мы начинаем репетировать, ничего не зная о декорациях, и наш друг делает лишь небольшие эскизы к сценам, которые мы должны сыграть, скажем, шесть человек сидят вокруг работницы, которая за что-то их упрекает. Возможно, что потом в тексте мы обнаружим всего пятерых, наш друг ведь не педант какой-нибудь, но он показывает нам самое главное, что нам важно знать, а каждый из его эскизов неизменно является законченным маленьким шедевром. Мы сами выбираем на сцене место для женщины, ее сына и гостей, а наш друг при сооружении декорации соответственно размещает мебель. Иногда он рисует декорации заранее, а потом помогает нам в расстановке и разработке жестов персонажей и нередко также - в разработке образов и речевой характеристики героев. Его декорации пропитаны духом данной пьесы и возбуждают у актеров честолюбивое стремление успешно сыграть в ней свою роль.
      Он по-своему читает всякую пьесу. Вот только один пример: в шестой сцене первого акта шекспировского "Макбета" король Дункан и его военачальник Банко, приглашенные Макбетом в замок, восхваляют последний в знаменитых стихах:
      "В хорошем месте замок. Воздух чист,
      И дышится легко. Тому порукой
      Гнездо стрижа. Нам этот летний гость
      Ручается, что небо благосклонно..."
      Неер настоял на том, чтобы замок представлял собой серую полуразвалившуюся постройку на редкость нищенского вида. Хвалебные слова гостей - всего лишь дань вежливости, - полагал он. А Макбеты - как он считал - были лишь мелкими шотландскими аристократами с болезненным честолюбием!
      Его декорации - замечательные рассказы об окружающем мире. Создавая их, он исходит из широкого замысла, не допуская, чтобы какая-нибудь несущественная деталь или украшение отвлекли его от этого рассказа, являющегося рассказом художника и мыслителя. При этом общая картина прекрасна, а существенные детали выполнены с большой любовью.
      Как заботливо он выбирает стул и как продуманно устанавливает его! И все помогает игре артистов! Он способен укоротить ножки стула и подобрать к нему стол соответствующей высоты, так, чтобы люди, обедающие за этим столом, сидели в особой позе, - разговор обедающих, ниже обычного склонившихся над столом, от этого приобретет какой-то необычный оттенок, проясняющий смысл эпизода. А сколько эффектов порождают придуманные им двери самой различной высоты!
      Этому мастеру знакомо любое ремесло, и он заботится о том, чтобы мебель изготовляли искусно, даже если она бедная: чтобы показать скудную и дешевую обстановку, тоже необходимо мастерство. Поэтому всеми материалами - железом, деревом, полотном - он распоряжается со знанием дела, и они сочетаются в необходимой пропорции, в зависимости от нужд пьесы. Он сам идет в кузницу, чтобы заказать кривые сабли, или в мастерскую искусственных цветов, чтобы там изготовили жестяные венки. Многие предметы реквизита имеют музейную ценность.