Что есть - то есть!
      2
      Человек был очень плох,
      Он поднял крик и ох.
      Человек оказался жохом.
      Сулили ему из крох
      Дать, чтобы он не охал.
      Иберину хвала и честь!
      Однако
      Что есть - то и есть.
      3
      Человек один жил-был,
      Ни крошки не получил.
      И сам, что хотелось, взял он.
      И жрет теперь что есть сил
      И плюет на что попало.
      Иберину хвала и честь!
      Однако
      Что есть - то уж есть!
      Игуменья (громко). Это открытый мятеж!
      Судья. Я вынужден поставить вопрос, не является ли эта песня прямым оскорблением правительства?
      Иберин. Отобрать у него лошадей.
      Судья. Суд определил: лошадей у тебя отобрать. (Уходит.)
      Арендатор Кальяс. Я, стало быть, не получу лошадок?
      Иберин. Нет. Суд есть суд. И все пред ним равны.
      Арендатор Кальяс. Тогда я вам вот что скажу: я плюю на ваш суд, если я не могу добиться от вас лошадей, которые мне нужны для полевых работ! Какая же это справедливость? Если мне не дают лошадей, которые мне необходимы, то такая справедливость, по мне, ни черта не стоит. Это помещичья справедливость! Значит, надо переходить к Серпу! Они-то уж добудут мне лошадей!
      Начинают звонить колокола. Издали слышен гул огромной толпы.
      Голос (за сценой). Серп сломлен!
      Адвокат-чух. Победа!
      Входит Mиссена с микрофоном.
      Mиссена.
      Наместник Иберин, дерзкие повстанцы
      Разбиты наголову.
      Игуменья (негромко аплодирует).
      Браво!
      Иберин (в микрофон).
      Серп арендаторов лежит в пыли!
      Отрублены завистливые руки,
      Что к нашему добру тянулись жадно.
      К священной собственности уваженье
      Есть основная чухская черта.
      Чух голодать всю жизнь предпочитает,
      Чем есть с чужой тарелки, точно нищий.
      Но есть в Яху и жалкие отбросы,
      Что объедают наше государство
      И жалко хнычут: "Чем мы виноваты?"
      "Работы нет, ах дайте нам поесть!"
      Мы можем бросить этим людям корку,
      Но чухами мы их не признаем,
      Мы кормим их, и мы их презираем!
      Но тот, кто тянется к добру чужому
      И землю не свою зовет своею
      Лишь оттого, что он ее вспахал,
      И думает, что он коней получит
      Затем лишь, что они ему нужны,
      Кто на добро чужое посягает,
      Того должны мы просто растерзать!
      Мерзавцы эти вносят лишь раздор
      В народ наш! Грязной алчностью гонимы,
      Они и в нас воспитывают алчность.
      Не будет мира знать родной очаг,
      Покуда реет хоть один мятежный флаг!
      В это мгновение в люстре вспыхивает свет.
      Голос (в глубине сцены). Город Мирасонноре пал! Электростанция в руках правительственных войск! Да здравствует Иберин!
      Иберин.
      Итак - свет воссиял!
      (Кальясу, прикрыв ладонью микрофон.)
      А ты, мужик, ступай домой работать
      И предоставь о государстве печься
      Тем, кто духовным взором обнимает
      Все государство в целом. Ты же не ропщи.
      Не причитанья нам нужны, но труд твой.
      Твоей земле недостает тебя,
      И что она не даст, то дай ты сам.
      Ступай, мужик, домой без промедленья
      И заслужить старайся наше уваженье!
      (Отворачивается и идет во дворец в сопровождении Миссены.)
      Все уходят, кроме арендатора Кальяса и Нанна.
      Транспарант: "Серп разгромлен. Арендаторы бегут из недавно присвоенных
      поместий".
      Арендатор Кальяс. Ты слышала? Он приговорил меня к смерти, этот мерзавец!
      Нанна. Этого я не слышала. А вот лошадей он у тебя отнял.
      Арендатор Кальяс. Это одно и то же!
      Звон колоколов продолжается.
      VIII
      Переулок в Старом городе.
      Колокола все еще звонят. Торговец табаком Пальмоса стоит на пороге своей лавки. Дверь продовольственной лавки справа открывается, оттуда выходит
      толстая женщина, нагруженная картонками и чемоданами.
      Толстая женщина. С чего это они раззвонились, господин Пальмоса?
      Торговец Пальмоса. По случаю победы, госпожа Томасо! Мы с божьей помощью утопили в крови восстание арендаторов. Это большая победа.
      Толстая женщина. Вот как? А мне, к сожалению, приходится выбираться отсюда - я не могу уплатить за помещение.
      Торговец Пальмоса. Неужели вы не можете как-нибудь дотянуть до тех пор, когда новое правительство начнет осуществлять свои великие планы?
      Толстая женщина. Нет. (Присаживаясь на чемодан.) Я тут тридцать пять лет жила!
      Торговец Пальмоса. Мне, вероятно, тоже придется выехать. Слава богу, хоть сын мой - он служит в чухском легионе - вскоре получит приличное вознаграждение.
      Толстая женщина. Я сильно разочарована в господине Иберине. А ведь он казался таким энергичным!
      Торговец Пальмоса. Строительство нелегкая штука! Возможно, что для процветания Яху и от вас требуется небольшая жертва, госпожа Томасо.
      Толстая женщина. Единственное, чего он добился, - хоть чиха из лавки забрали!
      Появляется человек весьма робкого вида, в широкополой шляпе. Он отпирает
      дверь продовольственной лавки слева. Это торговец-чих.
      (Уходя.) Я ничего больше не понимаю!
      Колокола звонят. Торговец-чих выходит из продовольственной лавки слева; он вернулся только за своими чемоданами и, заперев лавку, уходит. По улице
      идет домовладелец Кальямасси.
      Домовладелец Кальямасси. Только что закончился процесс. Важная новость: у Кальяса отобрали лошадей.
      Торговец Пальмоса. Да что вы говорите! А что с помещиком?
      Домовладелец Кальямасси. О помещике никто не упоминал.
      Торговец Пальмоса. Вы считаете, что его освободят? Вот это весьма показательно!
      Домовладелец Кальямасси. Вы, кажется, критикуете правительство, господин Пальмоса?
      Торговец Пальмоса. Кальямасси, мое дело продавать сигары, а не критиковать правительство.
      Домовладелец Кальямасси (заходя в дом). Советую вам поостеречься, господин Пальмоса! Наместник весьма сурово говорил о недовольных элементах. Кстати, вы до сих пор не заплатили за помещение.
      Торговец Пальмоса бежит через улицу и звонит в кофейню.
      Госпожа Корнамонтис появляется в дверях.
      Торговец Пальмоса (многозначительно). Госпожа Корнамонтис, у Кальяса отобрали лошадей.
      Госпожа Корнамонтис. В таком случае ко мне скоро пожалуют гости. (Скрывается за дверью.)
      Торговец Пальмоса (возвращается в свою лавку). Таков круговорот времен.
      По переулку идет арендатор Кальяс и его дочь. У нее в руках чемодан.
      Нанна. Ну вот мы и пришли к этому самому дому. Тут стояли люди и говорили: как это могло случиться, что чухская девушка попала в такой дом? Это позор! - кричали они. Но красивыми словами не наешься, и я буду благодарить судьбу, если попаду обратно.
      Арендатор Кальяс. Они будут очень довольны, если ты вернешься.
      Нанна. Не знаю.
      Арендатор Кальяс. Не дай бог, нас увидят Ибериновы солдаты. Меня еще посадят в тюрьму за то, что я веду себя не как народный герой. (Звонит.) Отчего нам не открывают?
      Нанна. А может быть, суд все-таки определил закрыть кофейню?
      Арендатор Кальяс. Вот это мило! Значит, теперь мне придется всю зиму кормить тебя?
      Госпожа Корнамонтис (выходя). Ах, это ты, Нанна!
      Нанна. Добрый день, госпожа Корнамонтис.
      Арендатор Кальяс. Добрый день, госпожа Корнамонтис.
      Нанна. Госпожа Корнамонтис, расчеты отца относительно моего будущего, к сожалению, не оправдались. Я так и думала. Но необычайный судебный процесс, в котором мы оказались главными участниками, возбудил в нем, как вам известно, преувеличенные надежды. Мой отец просит вас вновь принять меня на службу.
      Госпожа Корнамонтис. Не знаю, стоит ли брать тебя.
      Нанна. Ах, госпожа Корнамонтис, как странно устроен мир! Два дня тому назад меня вынесли на руках из суда и при этом порвали на мне новые шелковые чулки. Хорошо, что дело ограничилось чулками, обычно бывает еще хуже. Вся эта мелкота, которая вчера и сегодня так орала, скоро очнется. Зарабатывать восемь песо, а поднимать шум на восемьдесят - куда это годится?
      Госпожа Корнамонтис (осматривая Нанна). Никак этого не вытравишь! Каких-нибудь три дня прошло, а на кого ты стала похожа? Хоть начинай все сначала! Чего ради я истратила на тебя такую уйму денег, если через три дня все твои прелести полетели к чертям! Вон чулок падает! И какую дрянь ты все это время жрала? Что за цвет лица? Прямо смотреть противно! И эта дурацкая улыбка! Чем ее смыть? Эта девочка улыбалась, как Афродита, а теперь она ухмыляется! И как она вихляет задом! Точно уличная девка! Не знаю, решусь ли я. Единственное твое достоинство - это что господа посетители предпочитают девиц, которые еще вчера казались недоступными. Пожалуй, возьму тебя, попробую. (Уходит в дом.)
      Арендатор Кальяс. Итак, дорогая Нанна, час расставания пробил снова. Очень рад был повидать тебя и удостовериться, что тебе живется не так уж плохо, во всяком случае лучше, чем твоим бедным родителям! Если ты в ближайшее время еще что-нибудь для нас урвешь, мы тебе будем очень благодарны. Что ни говори, твоя мать и я, мы дали тебе возможность найти себе здесь пропитание. Не забывай этого!
      Нанна. До свиданья, дорогой папа, мы с тобой чудесно провели несколько дней. Только не делай больше глупостей и отправляйся поскорей домой. (Уходит в кофейню.)
      На пороге табачной лавки появляется подслушивавший торговец Пальмоса.
      Торговец Пальмоса. Не вы ли "Кальяс с конями"?
      Арендатор Кальяс. Да, так меня называли. Но лошади оказались сном. Они мне снились ровно три дня. Тогда Серп сильно напирал, но потом, к сожалению, подался.
      Торговец Пальмоса. Но процесс против де Гусмана вы выиграли? Аренда будет отменена?
      Арендатор Кальяс (испуганно). Аренда? А ведь верно! Об этом в суматохе вообще позабыли. Я сейчас же должен узнать, как обстоит дело!
      Торговец Пальмоса. Где? Где вы можете об этом узнать?
      Арендатор Кальяс. Где?
      Торговец Пальмоса. Лучше всего вам немедленно отправиться к Иберину.
      Арендатор Кальяс. К Иберину? Нет, милейший, к нему я больше не пойду. Но узнать я все-таки должен. (Уходит почти бегом.)
      Торговец Пальмоса. Куда же вы бежите? (Качая головой, возвращается в свою лавку.)
      Появляются Изабелла де Гусман, игуменья и адвокаты, идущие с процесса.
      Игуменья.
      Дело, по-моему, уладится, сейчас
      Мне Перуинер на ухо шепнул,
      Что брату вашему он шлет поклон.
      И Сас сказал многозначительно: "Когда
      Наши войска войдут в столицу,
      Они сюрприз с собою принесут
      Для Иберина". И смеялся он.
      Адвокат-чух.
      Все идет отлично.
      Появляются инспектор, сбиши и Эмамуеле де Гусман в цепях. На шее у де Гусмана висит большой картонный щит с надписью: "Я - чих, обесчестил чухскую
      девушку и за это приговорен к смертной казни".
      Изабелла. Что это?
      Адвокат-чух. Господин де Гусман! Поздравляю. Все в порядке.
      Игуменья.
      Кальясу лошадей не присудили.
      Адвокат-чих.
      А это значит,
      Что в безопасности поместья.
      Де Гусман.
      А я?
      Адвокат-чух.
      Ах, все образуется.
      Об этом не было и речи.
      Изабелла.
      Почему молчишь ты, брат?
      Как бледен ты! Что значат эти цепи?
      А щит зачем?
      Игуменья.
      Формальность, вероятно!
      Изабелла.
      Скажи, Эмануеле, куда тебя ведут?
      Скажи хоть слово!
      Де Гусман.
      Все кончено, сестра! Меня ведут
      В тюрьму - ей имя Крест Святой!
      Изабелла. Нет!
      Адвокат-чух (инспектору). Это правда?
      Инспектор. Да, сударь, это нехороший признак. Из тюрьмы "Святой Крест" еще никто живым не выходил.
      Де Гусман. Я дальше не пойду - ни шагу! (Садится на землю.)
      Изабелла.
      Так это правда? Ах, мать игуменья, все время
      Мне эта мысль покоя не давала.
      Мы торг вели из-за коней - его же мы забыли.
      Коней ему спасли мы, но он
      Для нас потерян.
      Де Гусман. Да,
      Меня повесят.
      Адвокат-чух.
      Вздор! А победа?
      Игуменья.
      Ты слышишь ли колокола, мой сын?
      То вестники твоей победы!
      Изабелла.
      Нет, не лгите!
      Он обречен. Теперь я вспоминаю:
      Когда раздались крики в честь победы,
      Ко мне мужчина подошел и молвил,
      Чтоб брата не забыла я. И что закон
      Сработать может как машина. И предложил
      Помочь мне.
      Адвокат-чух. Каков собой он?
      Изабелла. Большого роста, зверское лицо.
      Адвокат-чух. То Сасаранте - Иберина правая рука.
      Инспектор. Он комендант в "Святом Кресте"!
      Адвокат-чух.
      А не сказал ли он точнее? Где встретиться?
      Когда?
      Изабелла.
      Он странное
      Назначил время: в пять утра.
      Молчание.
      Де Гусман.
      Сестра, это спасенье.
      Изабелла.
      Что ты!
      Де Гусман.
      Тобой он явно заинтересован.
      Поговорить? О деле? Завтра утром?
      Сестра, я знаю эти разговоры,
      Я сам их вел по поводу аренды...
      Пойти должна ты.
      Изабелла.
      Брат!
      Де Гусман.
      Не спорь!
      Игуменья.
      Нет, сударь, это слишком. Не могут
      Помещика повесить. Ведь вы помещик!
      Де Гусман.
      Нет, я чих!
      Адвокат-чух.
      Конечно, он открыто намекал,
      Он явно шантажировать пытался,
      Покуда не был Серп еще разбит.
      Тогда такие штучки проходили.
      Теперь, когда мятеж Серпа подавлен...
      Поймите, сударь!
      Изабелла.
      Что это значит?
      Игуменья.
      Еще вчера пришлось бы вам пойти.
      Сегодня стоит ли?
      Де Гусман.
      Конечно, стоит!
      Сестра, ты знаешь ведь - меня казнить хотят
      За то, что чих я волею природы.
      Изабелла.
      Да, чихи мы. На голову его взгляните!
      Иль, может быть, она круглее стала?
      Де Гусман.
      Вот видите? Моей сестре все ясно!
      Изабелла.
      Да, ясно мне.
      Де Гусман.
      И что меня повесят!
      Изабелла.
      Он прав.
      Де Гусман.
      Ведь это же грабеж средь бела дня!
      Но раз уж суждено мне жертвой оказаться,
      Надо решить, не медля ни минуты,
      Что лучше нам разбойнику отдать,
      Что нам дороже и с чем мы легче можем
      Расстаться. Может быть, мы вместо жизни
      Предложим палачу что-нибудь другое,
      Такое, без чего мы можем обойтись.
      Короче говоря, мне жизнь всего дороже,
      Спасите же ее любой ценой!
      Изабелла (с ужасом смотрит на брата).
      Опомнись, брат! Тот человек, который
      Со мной заговорил, был сущим зверем.
      Де Гусман.
      А я на что похож? Быть может, дочке
      Крестьянина и я казался зверем?
      Я знаю - тяжело тебе решиться,
      Но ведь и ей со мной не сладко было.
      Взгляни на это брюхо! А она
      Была тебя не старше.
      Изабелла.
      Послушанья
      Ты требовал?
      Де Гусман.
      Да, требовал, конечно!
      Изабелла.
      Так знай же, брат мой, это предложенье
      Отвергну я. Я не пойду к нему!
      Де Гусман.
      Я требовал тогда! Он требует теперь!
      Пойми же наконец! Тебе грозит
      Не меньшая, чем мне, опасность. Если
      Меня повесят, ни один крестьянин
      Тебе аренды больше не заплатит,
      И грош цена невинности твоей.
      Изабелла.
      Проси что хочешь, брат,
      Но это - нет!
      Де Гусман.
      Не притворяйся! Брось ломать святую!
      Меня повесят. Не желаю я
      В петле болтаться - ни из-за шлюхи,
      Ни из-за богомолки. Хватит!
      Изабелла.
      Ах, брат, тебя испортило несчастье!
      (Убегает.)
      Де Гусман (кричит ей вслед).
      Не то еще за час до смерти запоешь!
      Адвокат-чух.
      Ее не уломаешь.
      Игуменья.
      Присмотрю я.
      (Уходит.)
      Адвокат-чух.
      Я с Перуинером условлюсь. Завтра утром
      Все крупные помещики должны прийти
      На место казни. И вы помещик, Гусман!
      (Уходит.)
      Сбиш (встает с земли). А ну, пошевеливайся! (Инспектору.) Дайте ему под зад! А вот меня наша победа нисколько не радует, не успели ее объявить, как тут же отменили суточные.
      Инспектор. Нам пора в путь, господин де Гусман.
      Де Гусман (встает).
      Пропал я.
      Адвокат-чух (инспектору).
      Его нервы сдали.
      Уходят. Торговец Пальмоса, который все время подслушивал, снова подбегает к дверям
      кофейни и звонит. Госпожа Корнамонтис и Нанна появляются на пороге.
      Торговец Пальмоса. Нанна, вы пропустили важное событие. Тут только что провели де Гусмана. Его отправляют в "Святой Крест". Можете по крайней мере радоваться, что его повесят.
      Нанна. Вот как?
      Торговец Пальмоса. Что-то я не вижу, чтобы вы обрадовались.
      Нанна. Знаете, господин Пальмоса, я видела господина Иберина за работой. Вчера нас судил вице-король, сегодня - Иберин. Сегодня лошадей у нас отбирает игуменья, почему бы завтра этим опять не заняться господину де Гусману? (Поет.)
      БАЛЛАДА О ВОДЯНОМ КОЛЕСЕ {*}
      {* Перевод С. Кирсанова.}
      1
      О Великих в этом мире
      Нам легенда сообщила,
      Что они, как звезды, всходят
      И заходят, как светила.
      Утешает знанье этих песен,
      Но для нас, дающих пить и есть им,
      Безразличны их паденья и восходы.
      Кто несет издержки и расходы?
      Колесо кружится дальше с визгом,
      Сверху вниз - ступенек быстрый бег.
      Но воде - в ее теченье низком
      Только: двигать колесо вовек.
      2
      Мы господ имели много,
      Среди них гиены были,
      Тигры, коршуны и свиньи,
      Мы - и тех и тех кормили.
      Все равно - получше ли, похуже!
      Ах, сапог подходит к сапогу же!
      Он топтал нас, вы поймите сами,
      Хорошо б совсем покончить с господами.
      Колесо кружится дальше с визгом,
      Снизу вверх - ступенек быстрый бег.
      Но воде - в ее теченье низком
      Только: двигать колесо вовек.
      3
      Они грызлись за добычу
      И ломали лбы и ребра,
      Звали прочих жадным быдлом,
      А себя - народом добрым.
      Мы их видим в драке и раздоре,
      Вечно в споре. Стоит нам подняться
      И кормежки их лишить, как вскоре,
      Спор забыв, они объединятся.
      Колесо кружится дальше с визгом,
      Сверху вниз - ступенек быстрый бег.
      Но воде - в ее движенье низком
      Только: двигать колесо вовек.
      IX
      Кофейня госпожи Корнамонтис.
      Изабелла де Гусман стоит у входа.
      Изабелла.
      С тех пор как знаю, что его повесят,
      Я знаю также, что должна пойти я.
      Ту, что сама бывала многократно
      В подобных переделках, расспрошу я:
      Смогу ли я остаться безучастной?
      Что в случаях подобных надевают?
      И прочие подробности. Нельзя ли
      Мне притвориться, будто я пришла
      По воле собственной, лишь оттого, что
      Он мне на днях во сне приснился и
      Большое впечатленье произвел?
      Быть может, этим способом удастся
      Рассеять подозренье, будто я
      Продажна? Или, может быть, напротив,
      Гораздо лучше сделать вид, как будто
      Пришлось мне против воли подчиниться
      Стеченью обстоятельств, лично ж я,
      Его объятьям жадным отдаваясь,
      По-прежнему строга и недоступна?
      И часто ли случаются такие
      Истории - возможно, что так часто,
      Что даже мужчины сами ничего в них
      Предосудительного не находят.
      Быть может, то, что требуют они,
      Такая малость, что сопротивленье
      Чрезмерное свидетельствует только
      О чересчур большом участье. Дале
      Девицы многоопытные эти
      Беременности избежать умеют
      И знают все, что нужно предпринять,
      Чтоб плода не дал грех. Как много надо
      Еще узнать мне!
      (Звонит.)
      Нанна (отворив дверь). Что вам угодно?
      Изабелла. Здравствуй, Нанна, мы с тобой знакомы, мы в детстве часто играли с тобой на дворе.
      Нанна. Чем могу служить?
      Изабелла. Я у тебя отнимаю время?
      Нанна. Об этом вы не беспокойтесь.
      Изабелла. Обстоятельства вынудили меня обратиться к тебе. Завтра, в пять часов утра, должны казнить моего брата. Есть возможность спасти его, но для этого от меня требуется большая жертва. Ввиду того что я в этих делах совершенно неопытна, я одна не справлюсь.
      Нанна. Садитесь.
      Изабелла (садится). Дай мне, пожалуйста, воды. Мне что-то нехорошо.
      Нанна приносит стакан воды.
      Предложение, сделанное мне комендантом "Святого Креста" с целью унизить меня, ставит меня - в том случае, если я его приму, - в чрезвычайно затруднительное положение.
      Нанна. Да.
      Изабелла. Я ничего не понимаю в любовных делах.
      Haнна. Нет.
      Изабелла. Не сочти меня циничной, если я по необходимости задам тебе несколько вопросов, на которые тебе в силу твоего ремесла нетрудно будет ответить.
      Нанна. Спрашивайте, но только вам придется заплатить хозяйке за время.
      Изабелла. Хорошо, я заплачу.
      Нанна. Я догадываюсь, что вас интересует. Советую вам привлечь к этому делу хозяйку. У нее по этой части огромный опыт.
      Изабелла. Она не болтлива?
      Наяна. По роду деятельности.
      Изабелла. Хорошо, я согласна.
      Нанна идет за госпожой Корнамонтис.
      Нанна (у стойки, госпоже Корнамонтис). Прижмите ее как следует. Она очень богата.
      Обе входят в смежную комнату.
      Госпожа Корнамонтис. Можете не называть себя. Спрашивайте меня обо всем без всякого смущения, дитя мое, как священника на исповеди.
      Изабелла. Вам следует знать, что жизнь моего брата зависит от того, пойду ли я к одному высокопоставленному господину, на которого я, как говорят, произвела впечатление. Я не знаю, как мне себя вести и является ли подобный способ предлагать и принимать любовь обычным.
      Госпожа Корнамонтис. Вполне.
      Изабелла. О!
      Госпожа Корнамонтис. Продолжайте!
      Изабелла. Если указанный мужчина разочаруется в моих ласках, не откажется ли он выполнить взятые им на себя обязательства и не нарушит ли данного им обещания?
      Нанна. Это возможно.
      Изабелла. Как это предотвратить?
      Госпожа Корнамонтис. Они постоянно нарушают свои обещания, и бороться с этим невозможно. Только жажда новых ласк удерживает их от самых крайних жестокостей.
      Изабелла. Поскольку от этого так много зависит - эта одежда, вероятно, не соответствует цели моего визита.
      Госпожа Корнамонтис. Весьма соответствует.
      Изабелла. Это - одеяние послушницы.
      Госпожа Корнамонтис. Вот именно.
      Изабелла. Простите мне мое недоумение. Такое количество холодного полотна?
      Госпожа Корнамонтис. Как можно больше полотна. Полотно - это очень хорошо.
      Изабелла. И не менее холодная осанка?
      Госпожа Корнамонтис. Самая что ни на есть холодная.
      Изабелла. О! И вас не пугает неопытность?
      Госпожа Корнамонтис. Нисколько.
      Изабелла. Но я, вероятно, знаю о таких вещах гораздо меньше, чем вы думаете.
      Госпожа Корнамонтис. Да тут и знать-то почти нечего, дитя мое! Это-то и печальней всего. Не практика, а природное расположение, встречающееся очень редко, придает этому делу некоторое очарование. Но вы не бойтесь: вы и без всякого очарования доставите ему радость. Для этих незамысловатых удовольствий всякая годится.
      Изабелла. Стало быть, нет ничего, что помешало бы мне испить эту чашу?
      Госпожа Корнамонтис. Ничего.
      Молчание.
      Кое-что все-таки есть.
      Изабелла, Что же именно? Говорите! О, говорите!
      Госпожа Корнамонтис. Ваши деньги, дорогая моя! Они очень даже мешают. Чего ради вы при вашем положении в обществе совершаете такой шаг? Чего ради вы делаете то, к чему не чувствуете ни малейшей склонности? Не странно ли, что вы, для кого другие, менее чувствительные люди с таким трудом добывают деньги, совершите поступок, который уронит вас в их мнении? Странно и неприлично! Что бы вы сказали, если бы в один прекрасный день дождь начал идти снизу вверх? Вы с полным правом сочли бы это странным и неприличным. Нет, вы ничего подобного не сделаете.
      Изабелла. Но одна высокопоставленная особа этого требует.
      Госпожа Корнамонтис. Она имеет на это право, дитя мое, тут ничего не скажешь. Почему бы ей не требовать, раз она высоко поставлена? И почему бы ей не получить того, что она требует? Но вы - вы ведь тоже высокопоставленная особа, с какой стороны это вас касается? Ваши средства позволяют вам придать этому вполне справедливому делу некоторый шик, этакое je ne sais quoi... {Неуловимое; дословно - не знаю, что (франц.).}
      Изабелла. Что вы имеете в виду?
      Госпожа Корнамонтис. Конечно же, нас! Кого же еще? Насколько нам, низким людям, легче претерпеть унижение. Вот она сидит, бездельница! Ей даже глазом моргнуть лень. А ведь речь идет о ее работе. Нанна, выйди и подожди в соседней комнате.
      Нанна выходит.
      Вместо вас пойдет лучшая из моих девиц.
      Изабелла. Это невозможно! Вы не знаете, кто он.
      Госпожа Корнамонтис. Да кто бы он ни был, он ничего не заметит.
      Изабелла. Он - комендант "Святого Креста".
      Госпожа Корнамонтис. Ну так что же? Она наденет ваше платье и будет подражать вашей осанке. А справится она гораздо лучше, чем вы. Вашему брату вернут свободу. И дождь будет идти как полагается - сверху вниз. Вам это будет стоить тысячу песо.
      Изабелла. А пойдет она за вознаграждение?
      Госпожа Корнамонтис. С радостью. Деньги горячат кровь. (Поет.)
      ПЕСНЯ СВОДНИ {*}
      {* Перевод Л. Большинцовой.}
      1
      Отразился красный месяц на воде.
      Не гляди туда, девчонка: быть беде!
      Наведет на грех мужская красота,
      Ослабеешь ты. Ну прямо смехота!
      Я видала, как ты в церковь забрела,
      Как ты к образу Марии подошла,
      Как стояла, замирая и любя,
      И колени подгибались у тебя.
      Нет, хорошая девчонка никогда
      Не позволит, чтоб стряслась над ней беда,
      Не допустит, чтобы к ней проникла в кровь
      Голоштанная и нищая любовь.
      Ну а если он - не бедный человек
      И готов вознаградить по мере сил,
      Нет, тогда не устоять тебе вовек;
      Вот чему нас горький опыт научил.
      2
      Что он стоит, красный месяц на воде,
      Если денег не предвидится нигде?
      И утешит ли мужская красота,
      Если вечная в кармане пустота?
      Каково перед Пречистою стоять,
      Если дрожь тебе в коленях не унять?
      Что за дура и какой такой дурак
      Занимаются любовью натощак?
      Усладить не думай впроголодь его,
      Только деньги прибавляют страстных сил;
      С ничего, дружок, не будет ничего
      Вот чему нас горький опыт научил.
      (Зовет.) Нанна! (Изабелле.) О цене ей знать незачем.
      Нанна входит.
      Нанна, поменяйся платьем с этой дамой. Ты пойдешь вместо нее к коменданту.
      Нанна. А сколько я за это получу?
      Госпожа Корнамонтис. Не нахальничай! Получишь что полагается. Переодевайтесь.
      Изабелла. Дайте, пожалуйста, ширму.
      Haнна. Я на вас не смотрю.
      Изабелла. Все-таки дайте ширму.
      Нанна приносит ширму. Девушки переодеваются.
      Госпожа Корнамонтис. Ну вот, ты надела платье, Нанна, но как ты в нем будешь держаться? Я буду изображать высокопоставленную особу. Что вам угодно, сударыня? Отвечай!
      Нанна. Я пришла к вам, чтобы еще раз просить...
      Госпожа Корнамонтис. Молить!
      Нанна. Молить!
      Госпожа Корнамонтис (Изабелле). Вы так бы сказали?
      Изабелла. Я бы ничего не сказала.
      Госпожа Корнамонтис. Предоставили бы ему догадываться?
      Нанна. Это еще как? Не нравится мне эта комедия!
      Госпожа Корнамонтис. Молчи! Он, возможно, станет расспрашивать о причинах, побудивших тебя поступить в монастырь. Что ты ему скажешь?
      Нанна. У меня есть Капитал. Если я не отдам его в монастырь, его у меня еще, пожалуй, отнимут. Дело в том, что у меня острая голова. Замужеством делу не помочь. За остроголового я не хочу идти, потому что в наши дни он не сможет обеспечить мне спокойную жизнь, а круглоголовый меня не возьмет. У неимущих сестер святого Варравы мне будет очень удобно. Я весь день почти ничего не буду делать, во всяком случае не буду работать физически, буду хорошо питаться, никто ко мне не будет приставать. Так что забот у меня не будет, не то что у других.
      Госпожа Корнамонтис. Ну как, правильно?
      Изабелла. У меня совсем другие причины. Впрочем, разве это так важно? Я своих причин не хотела бы называть.
      Госпожа Корнамонтис. Но ей придется их назвать. И в тех выражениях, которые вы сейчас слышали. Как какая-нибудь скотница, без всяких тонкостей. Научите ее.
      Сестра помещика поучает дочь арендатора, что три главных добродетели
      монахини - воздержание, послушание и бедность.
      Изабелла (негромко).
      Ах, я мечтала всегда, чтобы детство мое не
      кончалось,
      Длились бы ясные дни и тихие ночи.
      Ах, в каморке бы жить, огражденной от грубых
      и жадных
      Взглядов мужских, - вот к чему я стремлюсь.
      И чтоб одного только видела я,
      Кому я доверюсь, кто любит меня.
      Госпожа Корнамонтис (плачет). Видишь, вот благородство, ты, нищее отребье!
      Нанна (нагло).
      Ах, я мечтала всегда, чтобы детство мое не
      кончалось.
      (Как оно у нее сложилось.)
      Длились бы ясные дни и тихие ночи.
      (Ей можно!)
      Ах, в каморке бы жить, огражденной от грубых
      и жадных
      Взглядов мужских, и мне бы хотелось.
      И чтобы одного только видела я,