Бертольд Брехт
      Карьера Артуро Уи, которой могло не быть
      В сотрудничестве с М. Штеффин
      Перевод Е. Эткинда
      ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
      Зазывала.
      Флейк |
      Карузер |
      Бучер } дельцы, члены правления треста "Цветная капуста".
      Малберри |
      Кларк |
      Шийт - владелец пароходства.
      Старый Догсборо.
      Догсборо-сын.
      Артуро Уи - главарь гангстеров.
      Эрнесто Рома - его помощник.
      Тед Рэгг - репортер газеты "Стар".
      Докдейзи.
      Эмануэле Гири - гангстер,
      Боул - кассир у Шийта.
      Гудвилл и Гэфлз - чиновники из городской управы.
      О'Кейси - чиновник, ведущий расследование.
      Актер.
      Джузеппе Дживола - торговец цветами, гангстер.
      Xук - оптовый торговец овощами.
      Обвиняемый Рыббе.
      Защитник.
      Судья.
      Врач.
      Прокурор.
      Молодой Инна - близкий друг Эрнесто Ромы.
      Низкорослый.
      Игнатий Дольфит.
      Бетти Дольфит - его жена.
      Телохранители Артуро Уи.
      Слуги Догсборо.
      Газетчики, репортеры, гангстеры.
      Торговцы овощами из Чикаго и Цицеро.
      Женщина.
      ПРОЛОГ
      Перед холщовым занавесом появляется зазывала. На занавесе крупные надписи: "Сенсация: борьба вокруг завещания и предсмертного письма старого Догсборо", "Грандиозный процесс о поджоге склада", "Убийство гангстера Эрнесто Ромы его дружками", "Шантаж и убийство Игнатия Дольфита", "Захват гангстерами города Цицеро". За занавесом играет оркестр ударных
      инструментов.
      Зазывала.
      Уважаемые зрители! Наши актеры...
      Прекратите, пожалуйста, разговоры!
      А вы - снимите шляпу, мадам!
      Итак, актеры сегодня вам
      Покажут, надеясь на снисхожденье,
      Историко-гангстерское обозренье.
      Мы вам расскажем правду сначала
      О кредитах на сооруженье причала;
      Затем познакомят вас наши актеры
      С завещаньем и предсмертным письмом Догсборо;
      Впервые в мире увидит эстрада
      Сенсацию: процесс о поджоге склада!
      Убийство Дольфита и Эрнесто Ромы!
      В Чикаго гангстеры мечут громы!
      А в конце настоящий парад-алле:
      Город Цицеро тоже у них в петле!
      Здесь пройдет перед вами карьера бандита,
      Цвет бандитского мира, его элита!
      Вы увидите бывших и настоящих,
      Живых и уже в могиле смердящих,
      И глупых и умных - всех без разбора.
      Например, доброго, честного папашу Догсборо!
      Старый Догсборо появляется перед занавесом.
      Твой волос бел, душа твоя черна.
      Кланяйся и уходи, старина!
      Старый Догсборо, поклонившись, уходит.
      А сейчас... Вот он сам! Познакомьтесь - Дживола!
      Дживола появляется перед занавесом.
      Торгует цветами и поет соло.
      У него на синтетическом топливе пасть,
      В эту пасть ему палец лучше не класть!
      Ноги у лжи коротки, не так ли?
      Ну а как у Дживолы в нашем спектакле?
      Дживола, хромая, уходит.
      Гвоздь программы, Эмануэле Гири!
      Обер-шут, знаменитый повсюду в мире!
      Перед занавесом появляется Гири и машет рукой, приветствуя
      зрителей.
      Величайший убийца всех времен и народов!
      Убирайся!
      Гири, озлобленный, уходит.
      Глядите: урод из уродов!
      Всем гангстерам гангстер! И гад всем гадам.
      Он послан на землю кромешным адом,
      Чтобы нас покарать в кратчайшие сроки
      За глупость и прочие наши пороки!
      Это он появился и смотрит хмуро,
      Повсеместно прославленный Уи Артуро.
      Перед занавесом появляется Артуро Уи и медленно проходит вдоль рампы.
      Всмотритесь во тьму ушедших столетий:
      Кому не припомнится Ричард Третий?
      Но в эпоху Алой и Белой роз
      Не было столько побоищ и слез!
      С учетом сложившегося положенья
      Дирекция принимает решенье,
      Как говорят,
      Не щадя затрат,
      Представить вам все в возвышенном стиле,
      Однако же вы безо всяких усилий
      Увидите здесь в исполненье артистов
      Не только бандитов-рецидивистов,
      Но правду истории, горькую самую,
      И, следя за волнующей этой драмою,
      Не заметите в ней ни малейшей фантазии,
      Сцен, придуманных только для данной оказии,
      Не столкнетесь с иной нереальной фигурой,
      Приспособленной автором или цензурой.
      Это зрелище будет не в бровь, а в глаз!
      Наша пьеса известна любому из вас.
      Музыка звучит все громче, с ней сливается
      треск пулеметных очередей; зазывала уходит за занавес.
      I
      Сити. Входят пятеро дельцов - члены правления треста
      "Цветная капуста".
      Флейк.
      Проклятый век! Несчастный наш Чикаго!
      Так пожилая дева утром рано
      Идет за молоком, а вместо денег
      В кармане - дырка: все ее монеты
      Упали в лужу.
      Карузер.
      Прошлую субботу
      Тед Мун позвал меня и девяносто
      Других гостей на жареных фазанов.
      Когда бы в самом деле мы явились,
      Мы б увидали, как идет с торгов
      Вся мебель Теда Муна. Это - скоро,
      Скорей, чем умереть: миллионер
      Через минуту нищий. В океане
      Еще плывут суда с цветной капустой,
      Сюда, в Чикаго, а уж тут, в Чикаго,
      Нет покупателей.
      Бучер.
      Как будто гром
      Ударил в ясном небе.
      Maлберри.
      "Клайв и Роббер"
      Уже на ладан дышат!
      Кларк.
      "Братья Уилер"
      Кормили всех с Адама - и банкроты.
      Флейк.
      Контора Дика Хавелока - крах.
      Карузер.
      А Шийт? Где старый Шийт?
      Флейк.
      Не смог прийти,
      Все бегает из банка в банк.
      Кларк.
      Он тоже?
      (Пауза.)
      Итак, в Чикаго на цветной капусте
      Поставим крест.
      Бучер.
      Друзья, не унывайте,
      Ведь кто не умер, тот еще живой.
      Малберри.
      Лежать в гробу не значит - жить.
      Бучер.
      Бодритесь!
      Капустой торговать - надежный бизнес:
      Не может четырехмильонный город
      Сидеть голодным. Кризис или нет,
      А овощи ему необходимы.
      Карузер.
      А как зеленщики торгуют?
      Малберри.
      Вяло.
      У них теперь берут по полкочана,
      И то - в кредит.
      Кларк.
      Сгниет у нас капуста.
      Флейк.
      В приемной, кстати, ждет угрюмый тип,
      Его зовут Артуро Уи.
      Кларк.
      Уи? Гангстер?
      Флейк.
      Вот именно. Он чует трупный запах
      И сразу хочет выгоду извлечь.
      Помощник главаря, Эрнесто Рома,
      Берется объявить зеленщикам,
      Что покупать капусту не у нас,
      А у других - опасно для здоровья.
      Он обещает оборот удвоить.
      Торговцы, говорит он, предпочтут,
      Чем покупать гробы, купить капусту.
      Невеселый смех.
      Карузер.
      Какая наглость!
      Малберри (громко хохочет).
      Орудия Томпсона! Бомбы Миллса!
      Вот новые идеи! Наконец
      Капустная торговля возродится!
      Пронесся слух, что мы не спим ночами,
      И вот Артуро Уи приходит к нам
      И предлагает нам свои услуги!
      Что ж, выбирать придется между ним
      И Армией спасенья - чей суп лучше?
      Кларк.
      Суп Уи, пожалуй, горячей.
      Карузер.
      Гоните
      Бандита в шею.
      Малберри.
      Только деликатно.
      Кто знает, чем мы кончим?
      Общий смех.
      Флейк (Бучеру).
      Что там слышно?
      Добился ли старик Догсборо займа?
      (Обращаясь к остальным.)
      Мы вместе с Бучером искали выход,
      Как продержаться целый год без денег?
      И вот что порешили: мы всегда
      Исправно платим городу налоги,
      Так почему теперь не может город
      Помочь нам выбраться из этой ямы
      И дать заем - ну, скажем, на постройку
      Причалов? Мы возьмемся их построить,
      Чтоб овощи дешевле обходились,
      Догсборо пользуется уваженьем
      И мог бы все... Но что ж он отвечает?
      Бучер.
      Он в это дело путаться не хочет.
      Флейк.
      Как, черт возьми, старик Догсборо босс
      В районе порта, а помочь не хочет?
      Карузер.
      Эх, зря я финансировал его
      Кандидатуру! Он неблагодарный!
      Малберри.
      Подлец, он был трактирщиком у Шийта!
      Еще не став политиком, он ел
      Хлеб треста! Черная неблагодарность!
      Флейк, я же говорю, что нет морали,
      Нет долларов, но и морали нет!
      Они сбегут, как крысы с корабля.
      Изменит друг, слуга предаст хозяев,
      И старый наш улыбчивый трактирщик
      С холодным безразличьем отвернется.
      Пропала в годы кризиса мораль!
      Карузер.
      Я думал, что Догсборо не таков!
      Флейк.
      Что ж говорит старик?
      Бучер.
      Что это - липа.
      Флейк.
      Что - липа? Где? Сооружать причалы?
      Мы тысячам людей дадим работу
      И хлеб дадим...
      Бучер.
      Догсборо не уверен,
      Что мы их будем строить.
      Флейк.
      Как? Позор!
      Бучер.
      Позор - что? Наш обман?
      Флейк.
      Его сомненья!
      Кларк.
      Да мало ли других, кто может вырвать
      Для нас заем?
      Малберри.
      Конечно!
      Бучер.
      Есть другие,
      Но нет Догсборо, - он один такой,
      Он нам подходит.
      Кларк.
      Чем?
      Бучер.
      Догсборо честен
      И честностью прославлен.
      Флейк.
      Чепуха!
      Бучер.
      Об имени своем старик печется...
      Флейк.
      Плевать! Нам нужно получить заем,
      А имя, - что нам до него?
      Бучер.
      Неправда.
      Нам это имя нужно. Имя - деньги.
      Лишь честному, давая в долг, не станут
      Вопросы задавать, и у него
      Потребовать гарантии - неловко.
      Таков старик Догсборо. Клюнет рыбка!
      Старик Догсборо - это наш кредит.
      В него все верят, даже тот, кто в бога
      Давно не верит, верует в Догсборо.
      Прожженный биржевик уже, быть может,
      Себе не доверяет, и к юристу
      Идет в сопровождении юриста,
      А вот последний цент на сохраненье
      Кладет в карман Догсборо, чей передник
      Висит в трактире на гвозде. Он честен!
      Две тонны честности! Он прожил восемь
      Десятков лет и слабостей не знал.
      Я повторяю, он для нас бесценен,
      Особенно когда причалы строишь
      И хочешь строить их как можно дольше.
      Флейк.
      Да, он бесценен. Если он поддержит
      Какое-нибудь дело, то в победе
      Сомнений нет. Но нас он не поддержит.
      Кларк.
      Он скажет: "Город наш - не миска с супом".
      Малберри.
      "За город - все, а город - за себя!"
      Карузер.
      Нет у Догсборо юмора.
      Малберри.
      А взгляды
      Меняет он не чаще, чем сорочки.
      Наш город для него не просто зданья,
      Где люди проживают и дерутся
      За хлеб и за бифштексы: город - книга,
      Как Библия. Он мне давно противен.
      Кларк.
      Он с нами не был никогда. Ну что
      Ему капуста? Что ему наш транспорт?
      Да пусть все овощи сгниют - он пальцем
      Не шевельнет. Уже лет девятнадцать
      Для выборов берет он наши деньги,
      А то и двадцать. И видал цветную
      Капусту только в миске. А в гараж
      И не заглядывал.
      Бучер.
      Да, это верно.
      Кларк.
      К чертям его!
      Бучер.
      Нет, не к чертям, а к нам!
      Флейк.
      Зачем он нам? Кларк ясно объяснил,
      Что он нас отвергает.
      Бучер.
      Да, но Кларк
      Причину тоже объяснил.
      Кларк.
      Догсборо
      Не знает, что почем.
      Бучер.
      Да. Он не знает.
      Не знает, как живем мы, чем мы дышим.
      Догсборо в нашей шкуре не бывал.
      Теперь - вопрос: как нам его заставить
      Почувствовать себя на нашем месте?
      Пусть учится паршивый старикан.
      Послушайте, я выработал план!
      Появляется надпись, напоминающая о некоторых событиях недавнего прошлого.
      II
      У входа на товарную биржу. Флейк и Шийт.
      Шийт.
      Метался я от Понтия к Пилату.
      Пилат уехал, Понтий мылся в бане.
      Теперь былых друзей своих мы видим
      Лишь со спины - они нас избегают.
      Отныне брат, боясь, что встретит брата,
      Бежит к старьевщику за башмаками
      Что с нищего возьмешь? Партнеры так
      Друг перед другом трусят, что не смеют
      По имени назвать один другого!
      Дельцы навесили топор на морду,
      А на карман - замок.
      Флейк.
      Вы не решились?
      Шийт.
      На что? На ваше предложенье? Дудки!
      За те же чаевые вы хотите
      И завтрак, и обед, и благодарность.
      Сказал бы я... Да лучше помолчу!
      Флейк.
      А кто же так, за здорово живешь,
      Отдаст вам деньги?
      Шийт.
      Я не сомневаюсь,
      Что на друзей рассчитывать нельзя.
      Флейк.
      Да, деньги нынче дороги.
      Шийт.
      Для тех,
      Кому они нужны. А кто ж об этом
      Подробнее осведомлен, чем друг?
      Флейк.
      Ты пароходства не удержишь.
      Шийт.
      Разве?
      Есть у меня жена, так вот - смогу ли
      Я удержать жену? Ведь ты мой друг
      И знаешь все!
      Флейк.
      Шийт, если ты продашь...
      Шийт.
      То потону не сразу. Но скажи мне,
      Зачем далось вам это пароходство?
      Флейк.
      Неужто не подумал ты о том,
      Что трест тебе поможет?
      Шийт.
      Не подумал.
      Ах, что же я? Как не сообразил,
      Что вы готовы протянуть мне руку,
      Но только чтоб ограбить?
      Флейк.
      Озлобленье
      Дурной советчик и коварный друг.
      Шийт.
      Ну, не коварней остальных друзей.
      Проходят трое - гангстер Артуро Уи, его помощник Эрнесто Рома и его телохранитель. Уи пристально смотрит на Флейка, словно ожидая, что тот
      заговорит, а Рома, уже пройдя мимо, гневно оборачивается.
      Кто это?
      Флейк.
      Гангстер Уи. Ну, как же, Шийт,
      Продашь нам пароходство?
      Шийт.
      Он хотел
      С тобой поговорить.
      Флейк (с резким смехом).
      Нам этот гангстер
      Покоя не дает. Он предлагает
      Капусту нашу всю продать посредством
      Его нагана. Да, теперь такое
      Повсюду расплодилось, - город гибнет,
      Гниет, разъеден язвами проказы.
      Откуда это все взялось? В какой
      Помойной яме это зло плодилось?
      Шантаж, убийство, произвол, грабеж,
      Их "руки вверх!", их "убегай, кто может!"
      Все это надо выжечь.
      Шийт (многозначительно взглянув на него).
      Но - скорее,
      А то и заразиться можно.
      Флейк.
      Как,
      Продашь нам пароходство?
      Шийт (отступив на шаг и рассматривая собеседника).
      Да, пожалуй,
      Есть сходство. Сходство с теми, кто прошел
      Тут мимо нас. Оно не слишком явно,
      Его скорее можно угадать.
      На дне пруда видны сквозь воду ветки,
      Зеленые и скользкие, как змеи.
      Что это - змеи или просто ветки?
      Не разберешь. Ты, Флейк, не обижайся,
      Но ты походишь на Эрнесто Рому,
      Как ветка на змею. Сейчас, увидев
      Его и на тебя взглянув, я понял,
      Что это сходство замечал и прежде,
      Но в нем не отдавал себе отчета.
      Флейк, повтори: "Продашь нам пароходство?"
      Такой же голос... Нет, ты лучше крикни:
      "Стой, руки вверх!" Ведь этого ты хочешь?
      (Поднимая обе руки.)
      Флейк, я сдаюсь. Ты победил в бою.
      Я пароходство тресту продаю.
      В уплату дай мне сапогом под зад!
      Флейк.
      Ты помешался?
      Шийт.
      Нет. Но был бы рад!
      III
      Ресторан Догсборо. Догсборо и его сын ополаскивают стаканы.
      Входят Бучер и Флейк.
      Догсборо.
      Нет, не хочу. Все ваши предложенья
      Сплошная липа. Все смердит, как падаль.
      Догсборо-сын.
      Отец не хочет.
      Бучер.
      Ну, тогда не надо.
      Забудь о них, Догсборо. Нет так нет.
      Догсборо.
      Все - липа! Вижу вас насквозь! Причалы...
      Не буду, нет!
      Догсборо-сын.
      Отец не будет.
      Бучер.
      Ладно.
      Забудь об этом.
      Догсборо.
      В городскую кассу
      Не смеет каждый с ложкой залезать,
      Как в миску с супом. Да и дело ваше
      В расцвете.
      Бучер.
      Флейк, а что я говорил?
      Вы - пессимист.
      Догсборо.
      Нельзя быть пессимистом.
      Вы сами губите себя, ребята.
      Ведь вы торгуете цветной капустой.
      Она - как хлеб. Как мясо. Хлеб, и мясо,
      И овощи необходимы людям.
      Попробуй я подать бифштекс без лука,
      Котлету без зеленого горошка
      Клиентов не видать мне как ушей.
      Бывает, люди жмутся и кряхтят,
      Боятся лишние гроши потратить,
      Сто раз подумают, пока решатся
      Купить себе костюм... Но десять центов
      На овощи найдет всегда и всякий.
      Уж вам-то вовсе трусить не к лицу.
      Держитесь! Выше голову, ребятки!
      Флейк.
      Послушаешь тебя, старик Догсборо,
      И на душе полегче.
      Бучер.
      Любопытно,
      Что ты, Догсборо, нерушимо стоек
      По отношению к цветной капусте.
      Ведь мы к тебе пришли не просто так.
      Нет, не заем - о займе мы забудем.
      Не бойся, старина! Совсем другое,
      Другое, - и во много раз приятней.
      Надеемся, ты будешь рад, Догсборо.
      Как раз в июне было двадцать лет
      С тех пор как ты, отдавший жизнь и силы
      Расцвету нашему, - ведь ты у нас
      В одном из наших отделений долго
      Был ресторатором, - так вот, старик,
      В июне было двадцать лет с тех пор,
      Как ты ушел от нас, чтоб посвятить
      Себя служенью городу Чикаго.
      Не стал бы город без Догсборо тем,
      Чем стал сегодня. Но зато и трест
      Не стал бы тем, чем стал он, если б город
      Ему помог! Я рад, что наше дело
      Тебе по вкусу. Ибо мы решили
      Отпраздновать торжественную дату
      И доказать, как мы высоко ценим
      Тебя, Догсборо, и твои услуги,
      Преподнеся тебе, дружище, акций
      На двадцать тысяч, - вот, прими контрольный
      Пакет, сто акций пароходства Шийта.
      (Кладет на стол пакет акций.)
      Догсборо.
      Что это значит, Бучер?
      Бучер.
      Откровенно
      Скажу тебе: у нас в капустном тресте
      Чувствительные души очень редки;
      Но вот, когда вчера мы услыхали
      На просьбу нашу глупую о займе
      Бесхитростный и честный твой ответ,
      В котором весь наш старый друг Догсборо,
      У многих - о, мне стыдно признаваться
      Невольно слезы навернулись. - "Да,
      Сказал один из нас (не бойся, Флейк,
      Я имени его не назову),
      Да, мы пошли по гибельной дорожке!"
      Образовалась пауза, Догсборо,
      И вдруг родилось это предложенье.
      Догсборо.
      Бучер и Флейк, что это значит?
      Бучер.
      Как
      Что это значит? Наше предложенье!
      Флейк.
      И ты прими его, Догсборо. Вот
      Стоишь ты перед нами, воплощенье
      Гражданской совести и бескорыстья...
      Стаканы моя, ты смываешь грязь
      И с наших душ, Догсборо! А при этом
      Ты не богаче всех своих клиентов.
      Догсборо.
      Не знаю, что сказать.
      Бучер.
      А ты молчи
      Ты честный человек. Возьми пакет,
      Тебе он пригодится. Знаешь, редко
      По честному пути приходят деньги.
      Вот и сынок твой здесь... О нем подумай!
      Конечно, честь куда дороже чека.
      Но деньги тоже вещь! Возьми пакет!
      Мы верим, что в обиде ты не будешь.
      Догсборо.
      Но пароходство...
      Флейк.
      Посмотри в окно.
      Догсборо (у окна).
      Я двадцать лет смотрю на пароходство...
      Флейк.
      Об этом мы подумали.
      Догсборо.
      А Шийт?
      Флейк.
      Возглавит фирму по торговле пивом.
      Бучер.
      Ну как, согласен?
      Догсборо.
      Нда, но пароходства
      Не отдают за так.
      Флейк.
      Не беспокойся!
      Конечно, эти двадцать тысяч тоже
      Нам пригодились бы теперь, когда
      Не вышло с займом.
      Бучер.
      Но пакеты акций
      Мы не хотим теперь пускать на рынок.
      Догсборо.
      Ну, это уж звучит правдоподобней.
      Что ж, дело не плохое, если только
      Особенных условий...
      Флейк.
      Никаких.
      Догсборо.
      Вы говорите, двадцать...
      Флейк.
      Это много?
      Догсборо.
      Нет, нет... Ужели это пароходство,
      Где я служил трактирщиком... Что ж, если
      И в самом деле нет подвоха... Значит,
      От займа вы решили отказаться?
      Флейк.
      Да.
      Догсборо.
      Если так, оно конечно... Сын мой,
      Вот для тебя... А я-то думал, вы
      Обиделись... И вдруг такое дело!
      Гляди, сынок, случается порой,
      Что и за честность платят. Да, вы правы:
      Он может унаследовать лишь имя,
      Порядочное имя, вот и все,
      А сколько зла от нищеты!..
      Бучер.
      Прими
      Подарок наш, и мы вздохнем свободно.
      Не будет неприятного осадка
      От нашей глупой просьбы! Вот тогда
      К тебе прийти мы сможем за советом,
      И ты научишь нас, как поступать,
      Не поступаясь честностью и честью.
      Тогда ты будешь наш - душой и телом,
      Поскольку будешь связан нашим делом
      И станешь членом треста. Ну, идет?
      Догсборо (хватает его за руку).
      Бучер и Флейк, беру.
      Догсборо-сын.
      Отец берет.
      Появляется надпись.
      IV
      Пивная при букмекерской конторе на 122-й стрит. Артуро Уи и его помощник Эрнесто Рома в сопровождении телохранителей слушают
      радиосообщения о ходе скачек. Подле Ромы - Докдейзи.
      Рома.
      Пойми меня, Артуро! Ты обязан
      Преодолеть тоску свою и одурь
      Бездеятельных мыслей, - город весь
      Твердит об этом.
      Уи (раздраженно).
      Город? Чушь! Никто
      Тут обо мне не знает и не помнит.
      У города нет памяти. Тут слава
      Недолговечна. Месяц было тихо,
      И вот уже забыты сто налетов.
      Мы сами все забыли!
      Рома.
      Наши парни,
      С тех пор как деньги кончились, наглеют.
      И вот что худо: портит их безделье.
      Они стреляют по тузам бубновым,
      А не по людям. Это - очень вредно.
      Артуро, в штаб мне тошно заходить,
      Мне жалко их. Я вижу их глаза
      И завтраками их кормить не в силах.
      Ты превосходный рэкет с овощами
      Придумал. Что же мы сидим? Давай!
      Уи.
      Сейчас нельзя. Еще не время. Рано.
      Рома.
      Все рано, рано! Трест тебя отверг.
      И вот четыре месяца, как строишь
      Ты план за планом. Испугался треста
      И трусишь до сих пор. А после встречи
      С полицией там, в банке Гарпера,
      Прийти в себя не можешь.
      Уи.
      Там стреляли!
      Рома.
      Стреляли в воздух! Вот беда!
      Уи.
      А если б
      Не эти два свидетеля, сидеть бы
      В кутузке мне! А этот суд! Ни капли
      Сочувствия ко мне!
      Рома.
      Из-за капусты
      Стрелять не станут. Банк - другое дело.
      Начнем с Десятой стрит - там разгромим
      Витрины магазинов, обольем
      Капусту керосином, топорами
      Порубим мебель, лавки подожжем,
      Так мы дойдем до Пятой стрит. Затем
      К ним явится Эмануэле Гири
      С гвоздичкою в петлице и купцам
      Предложит охранять их дрянь. За это
      Процентов десять с оборота.
      Уи.
      Нет.
      Сперва мне самому нужна охрана.
      Меня должны сначала защитить
      От полицейских, от судов - тогда уж
      Я буду защищать других.
      (Сумрачно.)
      Пока
      Судья не будет у меня в кармане
      И в свой карман не сунет мой бумажник,
      Я - круглый нуль. Ведь каждый полицейский
      Убьет меня, едва я вскрою сейф.
      Рома.
      Тогда нам остается лишь идея
      Дживолы. У него - собачий нюх,
      Он говорит, что трест "Цветной капусты"
      Гнильцой воняет, - видно, это так.
      Об этом были сплетни - в дни, когда
      По предложенью старика Догсборо
      Трест получил от города заем.
      С тех пор чикагцы чешут языки,
      Мол, что-то здесь нечисто: где причалы?
      Ведь их не строят! Впрочем, сам Догсборо
      Поддерживает трест "Цветной капусты".
      Старик своею славой дорожит
      И ввязываться в темные делишки
      Не стал бы. А, вон Рэгг идет сюда,
      Рэгг-репортер все знает. Тед, эй, Тед!
      Рэгг (на взводе).
      Хелло, Эрнесто Рома! Уи, хелло!
      Как в Капуе дела?
      Уи. Где?
      Рэгг.
      В Капуе.
      Когда-то войско Ганнибала там
      Погибло, разложилось от безделья
      И сладкой жизни.
      Уи.
      Репортер, не каркай!
      Рома (Рэггу).
      Не раздражай, Тед! Расскажи о займе,
      Который город отвалил торговцам
      Цветной капустой.
      Рэгг.
      Вам-то что за дело?
      Вы, может, стали промышлять капустой?
      А, понял! Вам - заем? Старик Догсборо
      Все обеспечит.
      (Подражая Догсборо.)
      "Город не допустит,
      Чтоб захирел столь важный и здоровый
      Участок экономики". Всех членов
      Муниципалитета душат слезы...
      Капуста их растрогала, Артуро,
      Растрогать неспособен револьвер.
      Все смеются.
      Рома.
      Не раздражай Артуро, он не в духе.
      Рэгг.
      Вполне понятно. Говорят, Дживола
      Переметнулся к Аль Капоне.
      Докдейзи (сильно пьяна).
      Ложь!
      Джузеппе лучше не замай!
      Рэгг.
      Докдейзи!
      Ты все еще любовница Дживолы?
      (Представляет ее.)
      Четвертая любовница восьмого
      Помощника
      (показывает на Уи)
      клонящейся к закату
      Звезды двенадцатой величины.
      Какой удел!
      Докдейзи.
      Заткните гаду глотку!
      Рэгг.
      От гангстера потомство отвернется,
      Изменчива толпа - герой вчерашний
      Сегодня предан полному забвенью,
      И будет создан новый. "Люди, я ли
      Не ранил вас?" - "Когда?" - "Бывало!"
      "Раны
      Давно зарубцевались". - "А рубцы
      Проходят только вместе с их владельцем".
      "Как? В мире, где никто не замечает
      Добра, злодейские деянья тоже
      Следов не оставляют?" - "Да!" - "О мир!"
      Уи (внезапно рычит).
      Заткните рот ему!
      Телохранители приближаются к Рэггу.
      Рэгг (бледнея).
      Но-но! Потише,
      Не оскорбляй печать!
      Посетители пивной в страхе встают.
      Рома (выталкивая Рэгга).
      Ступай домой,
      Ты все сказал, ступай скорей!
      Рэгг (выходит пятясь, явно очень испуган),
      Пока!
      Пивная быстро пустеет.
      Рома (Артуро Уи).
      Ты нервный стал!
      Уи.
      Меня мерзавцы эти
      Ни в грош не ставят, будто я - дерьмо!
      Рома.
      Давно молчишь ты, вот и все.
      Уи (мрачно).
      Где Гири
      Со счетоводом из "Цветной капусты"?
      Рома.
      Он в три часа хотел прийти.
      Уи.
      А что
      За сплетни про Дживолу с Аль Капоне?
      Рома.
      Да ничего серьезного. Капоне
      Был в лавке у Дживолы за венками.
      Уи.
      Что? Для кого?
      Рома.
      Не знаю. Не для нас.
      Уи.
      Не поручусь.
      Рома.
      Ты, Уи, сегодня мрачен,
      Никто про нас не думает.
      Уи.
      К дерьму
      И то почтенья больше! Гад Дживола
      Предаст нас после первой неудачи.
      Зато при первой же удаче...
      Рома.
      Гири!
      Входит Эмануэле Гири, с ним угрюмый тип - Боул.
      Гири.
      Вот преставитель треста, шеф.
      Рома (Боулу).
      Привет!
      Ты, значит, представитель Шийта в тресте
      "Цветной капусты"?
      Боул.
      Был, шеф. Был недавно.
      Меня на той неделе старый пес
      Оттуда...
      Гири.
      Он "Капусту" ненавидит.
      Боул.
      Меня старик Догсборо...
      Уи (быстро).
      Что - Догсборо?
      Рома.
      Какие у тебя дела с Догсборо?
      Гири.
      Я ж потому его привел!
      Боул.
      Догсборо
      Меня прогнал.
      Рома.
      Из пароходства Шийта?
      Боул.
      Из пароходства мистера Догсборо.
      С начала сентября там он - хозяин.
      Рома.
      Как? Неужели?
      Гири.
      Пароходство Шийта
      Принадлежит Догсборо. Боул сам видал
      Вручение контрольного пакета
      Ему, Догсборо, от "Цветной капусты".
      Вручал сам Бучер...
      Уи.
      Ну и что ж?
      Боул.
      А то,
      Что это - срам...
      Гири.
      Как, ты не понял, шеф?
      Боул.
      Догсборо добивался у властей
      Ассигнований для "Капусты"...
      Гири.
      ...тайно
      Входя в правленье треста!
      Уи (начиная что-то понимать).
      Значит - взятка!
      Хорош Догсборо! По уши в грязи!
      Боул.
      Заем был передан "Цветной капусте",
      Но через пароходство. Через нас.
      И я, я за Догсборо подписал,
      А не за Шийта, как вам всем казалось.
      Гири.
      Ну и Догсборо! Все кричат: честнейший,
      Несокрушимый и стерильно чистый!
      Проржавевшая вывеска - вот кто он,
      Водоупорный, неподкупный старец!
      Боул.
      Меня прогнал за жалкую растрату!
      А сам-то, сам-то! Старый пес!
      Рома.
      Спокойней!
      Ты не один - у многих кровь кипит,
      Когда они об этом деле слышат.
      Уи, как ты думаешь?
      Уи (показывает на Боула).
      Он присягнет?
      Гири.
      Сомнений нет.
      Уи (внезапно выпрямляется).
      За ним смотрите в оба!
      В путь, Рома! Чую славные дела!
      Уи быстро уходит, за ним - Эрнесто Рома и телохранители.
      Гири (хлопает Боула по плечу).
      Боул, ты, быть может, в ход пустил такую
      Огромную турбину...
      Боул.
      А насчет
      Магарыча?..
      Гири.
      За ним не пропадет!
      Появляется надпись.
      V
      Дача Догсборо. Догсборо со своим сыном.
      Догсборо.
      Не надо было брать мне эту дачу.
      Мне акции вручили, - ну и что ж?
      Придраться к этому нельзя.
      Догсборо-сын.
      Нельзя.
      Догсборо.
      Я хлопотал о займе, - ну и что ж?
      Я понимал, что очень быстро может
      Без денег умереть цветущий трест.
      Но то, что, став владельцем пароходства,
      Я принял эту дачу и тогда
      Стал хлопотать о займе, то есть втайне
      Заем взял для себя же, - это зря.
      Догсборо-сын.
      Да.
      Догсборо.
      Сын мой, это было ложным шагом.
      Нельзя, не надо было принимать
      Мне этой распроклятой дачи.
      Догсборо-сын.
      Нет.
      Догсборо.
      Мы в западню попались.
      Догеборо-сын.
      Да, отец.
      Догсборо.
      Видал, как иногда хитрец трактирщик
      Бесплатной сельдью и соленой воблой
      Смущает гостя? Небольшой расход,
      Зато селедка возбуждает жажду.
      Пакетом акций так меня поймали.
      (Пауза.)
      Проклятым займом в городской управе
      Заинтересовались. Денег нет
      Брал Кларк, брал Бучер, Флейк брал
      и Карузер,
      Я тоже брал, и до сих пор ни грамма
      Не куплено цемента! Хорошо
      Хотя бы то, что я по просьбе Шийта
      Не говорил ни с кем об этом деле
      И потому никто пока не знает
      О том, что я причастен к пароходству.
      Слуга (входит).
      Вас просит к телефону мистер Бучер.
      Догсборо.
      Сын, подойди!
      Догсборо-сын уходит со слугой. Слышен далекий колокольный звон.
      Чего желает Бучер?
      (Смотрит в окно.)
      Понравились мне эти тополя
      И этот вид на озеро, где волны,
      Как серебро. И то, что здесь не пахнет
      Прокисшим пивом. Эти ели тоже
      Красивые, особенно - верхушки
      Зелено-серые. А их стволы
      Как из телячьей кожи, без которой,
      Бывало, мы не сцеживали пиво.
      Но главное, конечно, тополя.
      Да, тополя. Сегодня воскресенье.
      Гм. Колокольный звон. О, сколько в мире
      Гнездится зла! Что хочет этот Бучер?
      Что в воскресенье может он хотеть?
      Нет, эту дачу...
      Догсборо-сын (возвращаясь).
      Бучер мне сказал:
      Сегодня ночью в городской управе
      Постановили осмотреть постройку
      Причалов для "Цветной капусты". Папа,
      Ты?..
      Догсборо.
      Камфару!
      Догсборо-сын (дает ему лекарство).
      Вот.
      Догсборо.
      Что же хочет Бучер?
      Догсборо-сын.
      Прибыть.
      Догсборо.
      Сюда? Я не приму его.
      Я болен. Сердце.
      (Встает. Величаво.)
      С этим грязным делом
      Я не желаю связываться. Больше
      Шестидесяти лет мой путь был прям,
      Об этом, слава богу, город знает.
      Догсборо-сын.
      Да, папа. Легче?..
      Слуга (входит).
      Некий мистер Уи
      Вас ждет в прихожей.
      Догсборо.
      Гангстер?
      Слуга.
      Да, я видел
      Его портрет в газетах. Уверяет,
      Что Кларк его сюда прислал.
      Догсборо.
      Гони!
      Вон! В шею! Кларк прислал? К чертям
      собачьим!
      Еще они бандитов мне!.. Я их...
      Входят Артуро Уи и Эрнесто Рома.
      Уи.
      Мистер Догсборо.
      Догсборо. Вон!
      Рома.
      Ну-ну, спокойней!
      Куда спешить? Ведь нынче - воскресенье.
      Догсборо.
      Слыхали? Вон!
      Догсборо-сын.
      Отец сказал вам: вон!
      Рома.
      Пусть говорит - мы все равно не слышим.
      Уи (не двигаясь с места).
      Мистер Догсборо.
      Догсборо.
      Слуги где? Зови
      Полицию!
      Рома.
      Сынок, не бегай лучше,
      Внизу остались парни, - вдруг они
      Поймут тебя превратно?
      Догсборо.
      Так. Насилье.
      Рома.
      О, не насилье! Убежденье, друг мой.
      Молчание.
      Уи.
      Догсборо, вам я незнаком, я знаю,
      А может быть, известен понаслышке.
      Догсборо, перед вами здесь несчастный,
      Который всеми недооценен.
      Его чернила зависть, трусость, низость.
      Я - сын кварталов Бронкса, безработным
      В Чикаго начал жизненный свой путь,
      И этот путь не так уж безуспешен!
      Тогда, почти пятнадцать лет назад,
      Со мною было семеро парней,
      Исполненных решимости, как я,
      Себе зарезать на обед любую
      Корову, созданную небесами.
      Теперь нас двадцать пять, а будет больше.
      Вы спросите: что нужно от меня
      Артуро Уи? Лишь одного: признанья.
      Я не хочу считаться ветрогоном,
      Авантюристом и ловцом удачи!
      (Откашливается.)
      Особенно хочу я, чтоб во мне
      Полиция не ошибалась, - я ведь
      Ее ценю. И потому теперь
      Прошу вас - а просить я не люблю
      Замолвить, если только будет нужно,
      Словечко за меня.
      Догсборо (не веря своим ушам).
      Чтоб я за вас
      Там поручился?
      Уи.
      Если будет нужно.
      В зависимости от того, сумеем
      Поладить мы с торговцами капустой...
      Догсборо.
      А вам-то что за дело до торговцев?
      Уи.
      Сейчас скажу. Хочу зеленщиков
      Взять под защиту. Против всех нападок.
      Оружьем, если надо.
      Догсборо.
      До сих пор
      Не угрожал как будто им никто.
      Уи.
      Да, до сих пор. Но я смотрю вперед
      И говорю: надолго ли? В Чикаго
      Полиция ленива и продажна
      Надолго ли торговцу овощами
      Спокойно торговать? Ведь воры завтра
      Ограбят магазин, очистят кассу...
      Неужто не захочет он сегодня
      Платить нам за охрану?
      Догсборо.
      Видно, нет.
      Уи.
      Возможно, нет. Но это только значит,
      Что он своей не понимает пользы.
      Трудолюбивый мелкий зеленщик,
      Порядочный, лишенный кругозора,
      Нуждается в железном кулаке.
      Он всем обязан тресту, только сам
      Не сознает. Договоре, в этом тоже
      Я вижу долг свой. Ясно, что и трест
      Нуждается в защите. Вынь бумажник!
      Платить не можешь? Закрывай торговлю!
      Да, слабым - смерть. Таков закон природы.
      Короче, трест нуждается во мне.
      Догсборо.
      Что мне до треста и цветной капусты?
      Мне кажется, вы адресом ошиблись.
      Уи.
      Об этом позже. А пока скажу вам:
      "Цветной капусте" кулаки нужны.
      Даю вам двадцать пять моих ребят.
      Догсборо.
      Возможно, вместо пишущих машинок
      Трест хочет пушки закупить, возможно,
      Я не вхожу в него.
      Уи.
      Об этом позже.
      Вы скажете: как, двадцать пять парней
      С оружьем будут вверх и вниз бродить
      По тресту? Кто же может поручиться,
      Что мы не погорим на этом сами?
      Ответ мой прост: силен лишь тот, кто платит.
      Кто раздает конверты с платой? Вы.
      Так как же я бы мог напасть на вас?
      К тому же я ценю вас так высоко,
      Поверьте мне! Но много ль у меня
      Сторонников? Ведь многие уходят.
      Осталось двадцать, - да и есть ли двадцать?
      Вы - мой спаситель. Я без вас погибну.
      Да, вы по-человечески должны
      Спасти меня сегодня от врагов
      И - скажем честно - от друзей. На карту
      Поставлено все то, что создавал я
      Пятнадцать лет! О, будьте человеком!
      Догсборо.
      Что ж, хорошо, я буду человеком
      И кликну полицейских.
      Уи.
      Полицейских?
      Догсборо.
      Да, полицейских.
      Уи.
      Значит, не хотите
      Быть человеком и помочь?
      (Орет.)
      Тогда
      Я не прошу, а требую... Преступник!
      Изобличу! Про вас я знаю все!
      Вы аферист! Вы впутались в аферу
      С причалами! И пароходство Шийта
      Не Шийта, ваше! Лучше не толкайте
      Меня на крайние шаги! Проверка
      Назначена...
      Догсборо (очень бледен).
      Она не состоится.
      Мои друзья...
      Уи.
      Сегодня их уж нет.
      Сегодня нет у вас друзей, а завтра
      Не счесть врагов. Спасти вас может только
      Артуро Уи. Я, только я!
      Догсборо.
      Проверки
      Не будет. Разве кто-нибудь захочет
      Так оскорблять меня? Мой волос бел...
      Уи.
      Да, только волос бел, но остальное
      Все черное. Послушайте, Догсборо!
      (Пытается взять его за руку.)
      Ведь вы умны! Позвольте мне спасти вас!
      Скажите только слово - уничтожу
      Любого, кто заденет вас. Догсборо!
      О помощи прошу вас, умоляю!
      Ведь если мы не сговоримся с вами,
      Как я вернусь к ребятам?
      (Плачет.)
      Догсборо.
      Никогда!
      Нет, с вами я не спутаюсь, уж лучше
      Погибнуть!
      Уи.
      Кончено. Я это знаю.
      Мне сорок лет, и я - пустое место.
      О, помогите!
      Догсборо.
      Нет!
      Уи.
      Предупреждаю!
      Я уничтожу вас!
      Догсборо.
      Пока я жив,
      Вам рэкет с овощами не удастся.
      Слыхали? Никогда! Клянусь!
      Уи (с достоинством).
      Догсборо!
      Мне сорок лет, вам - восемьдесят. Значит,
      Я с божьей помощью переживу вас.
      В торговлю я проникну!
      Догсборо.
      Никогда!
      Уи (Эрнесто Роме).
      Пойдем.
      (Учтиво поклонившись, выходит вместе с Ромой.)
      Догсборо.
      Мне душно! О, какая рожа!
      Какая рожа! Нет, не надо было
      Брать эту дачу мне. Нет, нет, они
      Устраивать проверку не посмеют!
      Входят Гудвилл и Гэфлз.
      Гудвилл.
      Хелло, Догсборо!
      Догсборо.
      А, Гудвилл и Гэфлз!
      Что нового?
      Гудвилл.
      Хорошего-то мало...
      Нам повстречался в холле мрачный тип,
      Кто это? Не Артуро Уи?
      Догсборо (смеясь с усилием).
      Он самый.
      Не то чтоб знатный джентльмен.
      Гудвилл.
      О нет.
      Совсем не джентльмен. Прости, Догсборо!
      Нам хочется поговорить с тобой
      О займе, выданном "Цветной капусте"
      Для пароходства.
      Догсборо (у него каменное лицо).
      Что же с этим займом?
      Гэфлз.
      Вчера на заседании в управе
      Его назвали - только не сердись
      Чистейшей липой.
      Догсборо.
      Липой?
      Гудвилл.
      Не волнуйся!
      Мы большинством отвергли этот термин.
      Так спорили - чуть не дошло до драки.
      Гэфлз.
      Дела Догоборо - липа! - все орали.
      А как насчет Священного писанья?
      Оно, быть может, тоже липа? В общем,
      Догоборо, диспут стал твоим триумфом.
      Твои друзья сейчас же заявили,
      Что требуют проверки, и смутили
      Всех злопыхателей, а те, увидев,
      Каким доверьем пользуешься ты,
      Вопили: нет, не надо, не позволим!
      Но большинство, которое хотело,
      Чтоб не коснулась имени Догсборо
      И тень сомнения, кричало громко:
      "Догсборо - имя, человек, но также
      И нравственный закон, и образ жизни!
      Мы требуем проверки!" Победило
      Решенье о проверке.
      Догсборо.
      О проверке.
      Гудвилл.
      От города ее ведет О'Кейси.
      В "Цветной капусте" заявили, будто
      Заем был предназначен пароходству
      И все контракты будет заключать
      Лишь пароходство Шийта.
      Догсборо.
      Да-да, Шийта.
      Гудвилл.
      Послал бы ты кого-нибудь вполне
      Надежного, кому ты доверяешь,
      Кто пользуется доброй славой, - пусть
      Он разберется в путанице.
      Догсборо.
      Да.
      Гэфлз.
      С делами мы покончили, Догсборо,
      Ну, покажи теперь свой новый дом,
      Мы очень много слышали о нем!
      Догсборо.
      Пройдемте.
      Гудвилл.
      Как красиво здесь в саду!
      Догсборо.
      Такого человека я найду.
      Медленно выходят.
      Появляется надпись.
      VI
      Городская управа. Бучер, Флейк, Кларк, Малберри, Карузер. Напротив них Догсборо, он очень бледен; рядом с ним О'Кейси, Гэфлз и Гудвилл. Журналисты.
      Бучер (вполголоса).
      Он что-то долго.
      Малберри.
      Он прибудет с Шийтом,
      Всю ночь они, наверно, торговались.
      Сошлись ли? Шийт ведь должен подтвердить,
      Что пароходством все еще владеет.
      Карузер.
      Не так-то уж приятно будет Шийту
      Доказывать, что он один - мошенник.
      Флейк.
      Нет, Шийт не станет.
      Кларк.
      Должен.
      Флейк.
      Что за радость
      Брать на себя пять лет тюрьмы?
      Кларк.
      Немалый
      Сорвет он куш, а Мэйбл Шийт транжирка.
      Он до сих пор влюблен. Он согласится.
      А что касается тюрьмы - едва ли
      Его посадят: выручит Догсборо.
      Слышны крики мальчишек-газетчиков. Входит репортер с газетой в руках.
      Гэфлз.
      Шийт найден мертвым. В комнате отеля.
      В бумажнике - билет до Сан-Франциско.
      Бучер.
      Шийт мертв?
      О'Кейси (читает газету).
      Убит.
      Mалберри.
      О!
      Флейк (тихо).
      Что-то здесь нечисто.
      Гэфлз.
      Догсборо дурно!
      Догсборо (с трудом).
      Все уже прошло.
      О'Кейси.
      Смерть Шийта...
      Кларк.
      Неожиданная смерть
      Бедняги Шийта ставит под сомненье
      Расследованье дела...
      О'Кейси.
      Жизнь сложна!
      Случается, что люди ожидают
      Нежданных происшествий и что даже
      Нежданное приходит точно в срок.
      А я теперь стою тут с мытой шеей...
      Но вы меня не отсылайте к Шийту
      В ответ на все вопросы - Шийт сегодня
      Неразговорчив, судя по газетам.
      Mалберри.
      Что вы сказать хотите? Ваш заем
      Был предоставлен пароходству, так ведь?
      О'Кейси.
      Так, пароходству. Только чье оно?
      Флейк (шепотом).
      Смешной вопрос! Он что-то затаил!
      Кларк (тоже шепотом).
      Пожалуй, затаил. Но что?
      О'Кейси (Догсборо).
      Ты болен?
      (Обращаясь к остальным.)
      Я думаю, что надо сделать вывод:
      Валить на гроб бедняги Шийта можно
      Не только землю, но и кучу грязи.
      Мне кажется...
      Кларк.
      О'Кейси, лучше б вам
      Так много не казалось. Поношенье
      У нас в стране карается законом.
      Mалберри.
      Зачем гадать и намекать, О'Кейси?
      Догсборо сам назначил человека,
      Который все раскроет. Подождем!
      О'Кейси.
      Он что-то медлит. А придет - расскажет,
      Надеюсь, не про Шийта одного.
      Флейк.
      Расскажет только то, что есть.
      О'Кейси.
      Он честен?
      Не худо бы. Лишь ночью умер Шийт,
      Мы все могли бы выяснить. Надеюсь,
      (обращаясь к Догсборо)
      Ты выбрал неплохого человека?
      Кларк (резко).
      Какой уж есть, - терпите. Вот и он.
      Входят Артуро Уи и Эрнесто Рома в сопровождении телохранителей.
      Уи.
      Хелло, Кларк! Эй, Догсборо, Флейк! Хелло!
      Кларк.
      Хелло, Артуро!
      Уи.
      Чем могу служить?
      О'Кейси (Догсборо).
      Вот этот человек?
      Кларк.
      Что, нехорош?
      Гудвилл.
      Догсборо, разве...
      О'Кейси (обращаясь к журналистам, которые подняли шум).
      Тише!
      Репортер.
      Это Уи!
      Смех.
      О'Кейси (призывает к порядку. Затем рассматривает телохранителей).
      А это кто?
      Уи.
      Друзья.
      О'Кейси (Роме).
      Вы кто такой?
      Уи.
      Помощник мой, Эрнесто Рома.
      Гэфлз.
      Стойте!
      Догсборо, ты серьезно?..
      Догсборо молчит.
      О'Кейси.
      Вот что, Уи,
      Мы умозаключаем из молчанья
      Догсборо: вы - тот самый человек,
      Который облечен его доверьем.
      Прошу вас, доложите: где контракты?
      Уи.
      Какие там контракты?
      Кларк (тем временем О'Кейси смотрит на Гудвилла).
      Пароходство,
      Наверно, заключило соглашенья
      Насчет сооружения причалов
      С какими-нибудь фирмами?
      Уи.
      Об этом
      Не знаю.
      О'Кейси.
      Нет?
      Кларк.
      Так что же, нет контрактов?
      О'Кейси (быстро).
      Вы говорили с Шийтом?
      Уи (отрицательно крутит головой).
      И не думал.
      Кларк.
      Ах, вы не говорили с Шийтом?
      Уи (запальчиво).
      Кто
      Заявит, что я говорил с ним, - лжец.
      О'Кейси.
      А я-то думал, Уи, вы по заданью
      Догсборо изучили дело.
      Уи.
      Точно.
      О'Кейси.
      И это принесло плоды?
      Уи.
      Конечно.
      Установил я истину с трудом.
      Она не слишком радостна. Догсборо
      Просил узнать, куда девались деньги,
      Которые плательщики налогов
      Доверили муниципалитету
      И были некоему пароходству
      Доверены. Я с ужасом узнал,
      Что их растратили. Вот первый пункт.
      Теперь второй: кто их растратил? Это
      Мне тоже удалось узнать, виновен
      В растрате, к сожаленью...
      О'Кейси.
      Кто же?
      Уи.
      Шийт.
      О'Кейсй.
      Ах, Шийт! Тот самый молчаливый Шийт,
      С которым вы не говорили?
      Уи.
      Да.
      Чего глядите так? Виновный - Шийт.
      Кларк.
      Шийт мертв. Ты разве не слыхал об этом?
      Уи.
      Как, умер? Ночь я в Цицеро провел
      И ничего не знал. Со мной был Рома.
      Пауза.
      Рома.
      Потеха! Кто случайности поверит?
      Чтоб именно теперь...
      Уи.
      Нет, господа,
      Самоубийство Шийта - не случайность,
      Его причина - преступленье Шийта.
      Ужасно!
      О'Кейси.
      Это не самоубийство.
      Уи.
      А что же это? Правда, я и Рома
      Мы были в Цицеро и ничего не знаем.
      Но вот что знаю я и все мы: Шийт,
      Казавшийся почтенным коммерсантом,
      Был гангстером!
      О'Кейси.
      Понятно. Вам сегодня
      Для поношенья Шийта слов не жалко.
      Ну а теперь поговорим с Догсборо.
      Догсборо.
      Со мной?
      Бучер (резко).
      При чем тут он?
      О'Кейси.
      А вот при чем:
      Насколько, Уи, я понимаю вас
      А кажется, я понял вас отлично,
      Заем получен нашим пароходством
      И им растрачен не по назначенью.
      Один вопрос теперь остался: как
      Его названье? Вы сказали - "Шийт".
      Но что нам до имен? Нам нужно знать,
      Кому принадлежало пароходство,
      Не только как оно именовалось.
      Оно принадлежало Шийту? Шийт
      Нам мог бы это разъяснить, однако
      Шийт онемел с тех пор, как Уи провел
      Ночь в Цицеро. Возможно, пароходством
      Владел уже другой хозяин - в дни,
      Когда была совершена растрата.
      Догсборо, что ты скажешь?
      Догсборо.
      Я?
      О'Кейси.
      Да, ты.
      Не мог ли ты сидеть в конторе Шийта,
      Когда контракт... не заключался, скажем?
      Гудвилл.
      О'Кейси!
      Гэфлз (О'Кейси).
      Как! С Догсборо... Ты в уме ли?
      Догсборо.
      Я... я...
      О'Кейси.
      А прежде, в городской управе,
      Когда ты объяснял нам затрудненья
      При сбыте овощей, ты исходил
      Из собственного опыта, Догсборо?
      Бучер.
      Мучитель! Видишь, человеку дурно!
      Карузер.
      Почтенный старец!
      Флейк.
      Седина его
      Внушает трепет и благоговенье!
      Рома.
      Где доказательства?
      О'Кейси.
      Я их представлю.
      Уи.
      Друзья, потише! Соблюдать порядок!
      Гэфлз (громко).
      Догсборо, друг, скажи им ради...
      Телохранитель (внезапно орет).
      Шеф
      Велит молчать! Молчать!
      Сразу воцаряется тишина.
      Уи.
      Хочу сказать
      О том, что в этот час меня волнует.
      Когда я вижу страшную картину,
      Как седовласый старец оскорблен
      И как друзья безмолвствуют при этом,
      Скажу я вот что: господин Догсборо,
      Я верю вам. Какой же он преступник?
      Да разве он похож на афериста,
      И белое внезапно стало черным?
      Вы далеко зашли, да, далеко!
      Кларк.
      Винить такого патриарха в том,
      Что он подкуплен!
      О'Кейси.
      И что он обманщик!
      Я утверждаю: это пароходство,
      Что возбудило столько кривотолков,
      Когда владел им Шийт, - во время займа
      Принадлежало мистеру Догсборо!
      Maлберри.
      Ложь!
      Гэфлз.
      Голову отдам на отсеченье
      За нашего Догсборо! О, весь город
      Горою встанет за него!
      Репортер (другому, который только что вошел).
      Сейчас
      Под следствием Догсборо.
      Второй репортер.
      Что? Догсборо?
      А почему не Авраам Линкольн?
      Малберри и Флейк.
      Свидетелей! Свидетелей!
      О'Кейси.
      Ах так,
      Свидетелей хотите? Ну-ка, где
      Свидетель наш? Смит, пригласи его.
      Пускай войдет.
      Один из его людей подошел к двери и подал знак рукой. Все смотрят на дверь. Короткая пауза. Потом выстрелы, шум. Общее волнение. Репортеры выбегают из
      зала.
      Репортеры.
      Где это? Перед домом?
      Что? Пулемет. - Как звать его, О'Кейси?
      Хелло, Артуро!
      О'Кейси (подходя к двери).
      Боул.
      (Кричит.)
      Сюда несите!
      Члены правления треста "Цветная капуста".
      Кто там такой?.. - Кого-то застрелили?
      На лестнице... - Проклятье! Безобразье!
      Бучер (Уи).
      Убийство? Уи, мы незнакомы, - если
      Случилось нечто...
      Уи.
      Да?
      О'Кейси.
      Сюда несите!
      Полицейские вносят мертвое тело.
      Вот мой свидетель, господа. Боюсь,
      Что Боул уже к допросу непригоден.
      (Быстро уходит.)
      Полицейские кладут тело Боула в углу зала.
      Догсборо (Гэфлзу).
      Ах, уведи...
      Гэфлз, не отвечая, выходит.
      Уи (подходит к Догсборо, протягивает ему руку).
      Я поздравляю вас
      С победоносно начатой войной,
      И ясности добьюсь - любой ценой.
      Появляется надпись.
      VII
      Отель "Мамот". Номер Артуро Уи. Два телохранителя подводят к нему
      оборванного актера. На заднем плане - Дживола.
      Первый телохранитель. Шеф, это актер. Безоружный.
      Второй телохранитель. У него ни гроша за душой - нету на хлеб, не то что на пистолет. А надрался он вот почему: в шалмане все, как назюзюкаются, так орут: "Читай!" Актер, говорят, хороший. Классиканский.
      Уи. Так вот: кое-кто дал мне понять, что мой выговор оставляет желать лучшего. Никуда не денешься, придется произносить речи, - особенно если сунуться в политику. Хочу взять несколько уроков. Декламация и движение.
      Актер. Так точно.
      Уи. Подать зеркало.
      Один из телохранителей выносит на авансцену большое трюмо.
      Сначала - походка. Как вы ходите в драме или там в опере?
      Актер. Понимаю вас. Вы имеете в виду величественный стиль. Юлий Цезарь, Гамлет, Ромео, пьесы Шекспира. Господин Уи, вы напали на подходящего человека. Старый Мэхонни за десять минут научит вас, как выступать на классической сцене. Господа, перед вами трагический случай. Я разорился на Шекспире. Английский писатель. Если бы не было Шекспира, я мог бы сейчас играть на Бродвее. Трагедия стойкости. "Мэхонни, когда вы играете Ибсена, не надо играть Шекспира! Сверьтесь с календарем, милостивый государь, - на дворе тысяча девятьсот двенадцатый год!" "Милостивый государь, - отвечаю, искусство не знает календаря, а я человек искусства". Так-то.
      Дживола. Шеф, ты, кажется, не на того напал. Он устарел.
      Уи. Видно будет. Пройдитесь кругом такой походкой, как полагается у этого Шекспира.
      Актер обходит сцену.
      Хорошо!
      Дживола. Ну, нельзя же так ходить перед зеленщиками. Это же неестественно!
      Уи. Что это значит - неестественно? В наше время ничего естественного не бывает. Когда я иду, пусть люди видят, что я иду. (Подражает походке актера.)
      Актер. Откиньте голову.
      Уи откидывает голову.
      Ногу надо ставить так, чтобы сначала коснуться пола носком.
      Нога Уи касается пола сначала носком.
      Хорошо. Превосходно. У вас природные данные. Вот только с руками вы еще не знаете, что делать. Они не гнутся. Постойте, лучше всего сложите их перед детородным органом.
      Уи во время хождения складывает руки перед детородным органом.
      Недурно. Непринужденно и в то же время подтянуто. Но голову надо откинуть назад. Правильно. Думаю, господин Уи, для ваших нужд походка отработана. Что вам еще угодно?
      Уи. Публичное стояние.
      Дживола. Пусть за твоей спиной стоят два дюжих молодца, и все скажут, что ты стоишь великолепно.
      Уи. Ерунда. Когда я стою, я желаю, чтобы люди смотрели не на двух парней за моей спиной, а на меня. Поставьте мне стояние! (Становится в позу, скрестив руки на груди.)
      Актер. Так можно. Но слишком обыкновенно. Господин Уи, вам же не хочется иметь вид парикмахера. Скрестите руки так! (Так скрещивает руки, что видны обе кисти, они обхватывают руки выше локтя.) Ничтожное изменение, но разница огромная. Поглядите в зеркало, господин Уи!
      Уи (по-новому скрещивает руки перед зеркалом).
      Отлично.
      Дживола.
      Для чего тебе все это? Для
      Господ из треста?
      Уи.
      Нет, конечно, - это
      Для маленьких людей. А для кого
      Так импозантно выступает Кларк
      Из треста? Для таких же, как он сам?
      Нет, им важна лишь чековая книжка,
      Им наплевать на Кларка самого.
      Вот так и эти двое молодцов
      Всегда мне обеспечат уваженье.
      Кларк импозантно выступает лишь
      Для маленьких людей. Я тоже.
      Дживола. Только
      Боюсь, что критиканы скажут: "Это
      Не прирожденное".
      Уи.
      Пусть говорят!
      Подумаешь, какой-нибудь профессор!
      Мне наплевать на всех высоколобых!
      Что важно знать? Как маленькие люди
      Хозяина себе воображают,
      И все тут.
      Дживола.
      А зачем тебе играть
      Хозяина? Гораздо лучше быть
      Голубоглазым добряком в халате.
      Уи.
      На эту роль есть у меня Догсборо.
      Дживола.
      Его влиянье, кажется, ослабло.
      Еще он числится в графе "кредит",
      Но рухлядь эту старую все реже
      Стараются показывать народу.
      С фамильной Библией бывает так:
      Благоговейно мы в кругу друзей
      Листаем пожелтелые страницы
      И вдруг - засохший клоп!.. И с той минуты
      книга
      В углу пылится. Впрочем, что ж, Догсборо
      Еще пригоден для "Цветной капусты".
      Уи. Я сам решаю, кто куда годится.
      Дживола.
      Конечно, шеф. Да ведь и я не против!
      Я сам сказал, что он еще годится.
      Ведь даже наш муниципалитет,
      Скандала избегая, терпит старца.
      Уи. Сидение.
      Актер. Сидение. Сидение, господин Уи, пожалуй, самое сложное искусство. Есть люди, которые умеют ходить; есть другие - они умеют стоять; но где люди, умеющие сидеть? Господин Уи, возьмите стул со спинкой. Теперь сядьте и не прислоняйтесь. Руки на бедра, параллельно животу, локти отставить в сторону. Сколько вы можете так сидеть, господин Уи?
      Уи. Сколько угодно.
      Актер. Тогда все в порядке, господин Уи.
      Дживола.
      Шеф, думается мне, - оставь наследство
      Догсборо нашему любимцу Гири,
      Ведь он народен даже без народа.
      Он строит балагура и к тому же
      Так хохотать умеет, если надо,
      Что сыплется известка. Впрочем, он
      Хохочет и тогда, когда не нужно.
      Вот, например, когда ты выступаешь
      Как сын кварталов Бронкса, говоришь
      О семерых парнях...
      Уи.
      Он что ж, хохочет?
      Дживола.
      Да, штукатурка сыплется. Но ты
      Не говори ему, а то он скажет,
      Что я опять хулю его заглазно.
      Артуро, лучше отучи его
      От собиранья шляп.
      Уи.
      Что?
      Дживола. Шляп людей,
      Которых застрелил собственноручно.
      Он в этих шляпах любит щеголять.
      Ведь это гнусно!
      Уи.
      Я смотрю сквозь пальцы.
      Я склонен у сотрудников моих
      Не замечать их слабостей.
      (Актеру.)
      Теперь
      Мы обратимся к декламации!
      Прочтите что-нибудь.
      Актер. Шекспир. Только Шекспир. Цезарь. Античный герой. (Извлекает из кармана книжку.) Что вы скажете о речи Антония? Над гробом Цезаря. Против Брута. Предводителя коварных убийц. Образец публичной речи, самый прославленный образец. Когда я был в зените славы, я играл Антония, в тысяча девятьсот восьмом году. Господин Уи, это именно то, что вам нужно. (Становится в позу и строка за строкой декламирует речь Антония.)
      Внемлите,
      Друзья, собратья, римляне!
      Уи повторяет за ним, глядя в книжку, - актер поправляет его, но все же в
      основном речь Уи сохраняет свойственную ей отрывистость и грубость.
      Не славить
      Пришел я Цезаря, а хоронить.
      Людей переживают их грехи;
      Заслуги часто мы хороним с ними.
      Пусть будет так и с Цезарем. Представил
      Нам властолюбцем честный Брут его;
      А если так, то это тяжкий грех,
      И тяжко за него наказан Цезарь.
      Уи (продолжает один).
      Я, с разрешенья Брута и других,
      Ведь Брут - весьма достойный человек,
      И все они, о, все весьма достойны
      Надгробным словом Цезаря почту.
      Он был мне другом, верным, справедливым,
      Но Брут его считает властолюбцем.
      А Брут - весьма достойный человек.
      С собой привел немало пленных Цезарь,
      Их выкупом обогатил казну,
      Не в этом ли сказался властолюбец?
      Когда бедняк стонал, то Цезарь плакал,
      Столь мягким не бывает властолюбье,
      Но Брут его считает властолюбцем,
      А Брут - весьма достойный человек.
      Мы видели, как в праздник Луперкалий
      Я трижды подносил ему венец;
      Он трижды отвергал - из властолюбья?
      Но властолюбцем Брут его считает,
      А Брут, нет слов, достойный человек.
      Я говорю не чтобы спорить с Брутом;
      Я только то, что знаю, говорю.
      Вам всем он дорог был не без причины:
      Так где ж причина, чтоб о нем не плакать?
      Во время последнего стиха медленно опускается занавес.
      Появляется надпись.
      VIII
      Контора треста "Цветная капуста". Артуро Уи, Эрнесто Рома, Джузеппе Дживола, Эмануэле Гири и телохранители. Группа мелких торговцев-зеленщиков слушает речь Артуро Уи. На возвышении рядом с Уи сидит больной старик Догсборо. На
      заднем плане - Кларк.
      Уи (орет).
      Шантаж! Убийство! Произвол! Грабеж!
      На улицах стрекочут пулеметы!
      Почтенные папаши-горожане,
      Идущие в муниципалитет,
      Убиты среди бела дня! И что же
      Предпринимают власти? Ничего!
      Достопочтенные правители
      Обделывают темные делишки,
      А честных граждан обливают грязью...
      Повсюду мерзость...
      Дживола.
      Слушайте!
      Уи.
      ...и хаос!
      Ведь если каждый делает, что бог
      Ему положит на душу, и если
      Он движим только эгоизмом, значит,
      Все против всех. А это значит - хаос.
      Вообразите, я своей картошкой
      Торгую мирно в лавке или мирно
      Веду свой грузовик с цветной капустой.
      А кто-нибудь совсем не так уж мирно
      Кричит, ворвавшись в лавку: "Руки вверх!"
      А то палит в покрышку и в шофера,
      Какой же это мир? Но раз я знаю,
      Что люди не ягнята, я приму
      Какие-то решительные меры,
      Чтоб эти люди не ворвались в лавку,
      Чтоб мне не приходилось то и дело
      Стоять по стойке "руки вверх" и чтобы
      Я руки мог использовать разумней,
      Ну, скажем, огурцы считать и прочее.
      Поскольку человек таков, он сам
      По доброй воле револьвер не бросит,
      Ну, скажем, потому, что так красивей
      И краснобай из городской управы
      Его похвалит. Нет, брат, если я
      Не выстрелю, так выстрелит другой.
      Вот логика. Что ж делать? Я отвечу.
      Во-первых: то, что до сих пор, друзья,
      Вы делали, так дело не пойдет.
      Сидеть лениво перед кассой в лавке,
      Надеяться, что все сойдет, не знать
      Объединенья, ссориться, без всякой
      Охраны, ограждающей от бед,
      Чтоб каждый гангстер мог на вас напасть,
      Так дело не пойдет. Так вот, во-первых
      Единство. Вот что нужно. Дальше: жертвы.
      Вы спросите меня: какие жертвы?
      Что? Деньги за охрану лавок? Тридцать
      Процентов на защиту? Не хотим!
      Мы слишком любим наш карман! Вот если
      Бесплатная охрана, - мы не против.
      Друзья-зеленщики, не так все просто,
      Бесплатно можно только помирать.
      Все стоит денег. И охрана тоже,
      Покой, и мир, и безопасность - деньги.
      Все в жизни так. И потому что так
      Все в жизни, было так, и будет так,
      Решили мы - я и мои друзья,
      Вот часть из них, другие там, снаружи
      Принять вас под свою защиту.
      Дживола и Рома аплодируют.
      Чтобы
      Вы видели, что мы по-деловому
      Решаем это дело, к нам пришел
      Сам мистер Кларк, известный оптовик.
      Рома выводит вперед Кларка. Несколько торговцев аплодируют.
      Дживола.
      Я, мистер Кларк, от имени собранья
      Приветствую вас. Трест "Цветной капусты"
      Поддерживает план Артуро Уи,
      И это делает вам честь. Спасибо
      Вам, мистер Кларк!
      Кларк.
      Леди и джентльмены!
      Мы, трест "Цветной капусты", с огорченьем
      Глядим, как бьетесь вы, как трудно вам
      Сбывать товар. Все дорого, я знаю,
      Вы на пороге краха. Почему?
      Да потому, что грузчики, шоферы,
      Кладовщики - развращены дурными
      Влияньями и, что ни день, хотят
      Все больше денег. Надо их скрутить
      В бараний рог - Уи это обеспечит.
      Первый торговец.
      Но если им платить все меньше денег,
      Кто будет покупателем?
      Уи.
      Законный
      Вопрос. И я на это отвечаю:
      Хотите не хотите, а рабочих
      Сегодня вычеркнуть нельзя - хотя бы
      Как покупателей. Я многократно
      Указывал, что честная работа
      Не только не зазорна, но сулит
      Доход. А значит, нам необходима.
      К отдельно взятому рабочему
      Я расположен. Но когда рабочий,
      С подобными себе вступая в сговор,
      Суется со своим свинячьим рылом
      В дела, где ничего не смыслит, вроде
      Того, как выколачивать доходы,
      Я говорю: стоп, братцы, осади!
      Ты кто? Рабочий? Значит, ты работай.
      Бастуешь? Не работаешь? Тогда
      Ты больше не рабочий, ты опасный
      Субъект, и я разделаюсь с тобой.
      Кларк аплодирует.
      А чтобы вы ни в чем не сомневались
      И доверяли нам, тут среди нас
      Есть человек, которого по праву
      Мы все считаем образцом великой,
      Непогрешимой нравственности, это
      Прославленный Догсборо.
      Торговцы овощами аплодируют немного громче.
      Господин
      Догсборо, в этот час с особой силой
      Я ощущаю, как обязан вам
      Признательностью вечной. Провиденье
      Соединило нас. Я много младше,
      Я скромный сын кварталов Бронкса, вы
      Меня избрали другом, даже сыном,
      Я этого вовеки не забуду.
      (Берет бессильно свисающую руку Догсборо и
      энергично трясет ее.)
      Дживола (вполголоса).
      Волнующий момент! Отец и сын!
      Гири (выходит вперед).
      Торговцы, шеф от сердца говорит!
      Я вижу, что-то вы спросить хотите.
      Давайте, братцы! И не бойтесь! Мы
      Не пожираем тех, кто нам не враг.
      Вы знаете, я режу правду-матку.
      Я не сторонник болтовни, тем паче
      Не выношу пустого критиканства,
      Которое все видит в черном свете
      И может только завести в тупик.
      Но трезвые, разумные сужденья,
      Как лучше сделать то, да се, да это,
      Что все равно мы сделаем, - такое
      Мы выслушать готовы. Жмите, братцы!
      Торговцы молчат.
      Дживола (елейно).
      И не щадите нас! Мою торговлю
      Вы знаете!
      Первый телохранитель.
      Да здравствует Дживола!
      Дживола.
      Ну как, надежная охрана - или
      Шантаж, убийство, произвол, грабеж?
      Первый торговец.
      Да у меня, вы знаете, спокойно
      Никто мою торговлю не громил.
      Второй торговец.
      И у меня.
      Третий торговец.
      И у меня спокойно.
      Дживола.
      Невероятно!
      Второй торговец.
      Говорят, недавно
      В пивных бывало что-то в этом роде,
      О чем тут говорил Артуро Уи,
      Там кружки били, выливали спирт,
      За то, что за охрану не платили,
      Но, слава богу, в овощной торговле
      Все тихо-мирно.
      Рома.
      А убийство Шийта?
      А смерть кассира Боула? Вот так тихо!
      Второй торговец.
      Как, разве это все произошло
      Из-за цветной капусты?
      Рома.
      Нет, минутку!
      Рома отходит к Уи, который после своей большой речи сидит с измученным и безразличным видом. Сказав несколько слов Уи, он жестом подзывает Гири, Дживола тоже принимает участие в стремительном обмене репликами; все говорят шепотом. Затем Гири подзывает одного из телохранителей и быстро выходит
      вместе с ним.
      Дживола.
      Высокое собранье! Сообщаю,
      Что некая особа пожелала
      При вас, друзья, сказать свое спасибо
      Артуро Уи.
      Он отходит в глубь сцены и возвращается в сопровождении ярко накрашенной и разодетой женщины - Докдейзи; она ведет за руку девочку. Все трое
      останавливаются перед Уи, тот встает.
      Прошу вас, миссис Боул.
      (Обращается к торговцам.)
      Да, это миссис Боул, вдова кассира
      Из пароходства Шийта, - он вчера,
      Спеша исполнить долг свой, шел в управу
      И был убит неведомым злодеем.
      Прошу вас, миссис Боул!
      Докдейзи. Господин Уи, испытывая глубокое горе, обуревающее меня в связи с гнусным убийством моего несчастного мужа, направлявшегося для исполнения своего гражданского долга в городскую управу, не могу не выразить вам моей глубочайшей благодарности. Благодарность эту я высказываю по случаю присылки вами цветов мне и моей маленькой дочурке в возрасте шести лет, столь неожиданно лишившейся отца. (Обращаясь к собранию.) Господа, я всего лишь бедная вдова, и мне бы хотелось сказать только, что, не будь господина Уи, я бы сегодня валялась где-нибудь на улице, - это утверждение я в любой момент готова повторить. Господин Уи, моя маленькая дочка в возрасте пяти лет и я, мы никогда не забудем этого.
      Уи протягивает Докдейзи руку и берет ребенка за подбородок.
      Дживола. Браво!
      Через зал собрания наискосок проходит Гири, на нем шляпа Боула; следом за Гири несколько гангстеров, они тащат большие бидоны с керосином. Расталкивая
      торговцев, они направляются к выходу.
      Уи.
      Я выражаю соболезнованье
      Вам, миссис Боул, по случаю утраты.
      Нельзя терпеть убийц, бандитов...
      Дживола (торговцам, собирающимся уходить).
      Стой!
      Собранье не закрыто. Вам сейчас
      Наш друг Джеймс Гринвул в память о
      покойном
      Исполнит песню, после будет сбор
      Пожертвований в пользу миссис Боул.
      Джеймс - баритон.
      Один из телохранителей выходит вперед и поет слащавую песню, в которой часто повторяется слово "очаг". Все это время гангстеры явно поглощены музыкой одни из них опустили голову на руки, другие, зажмурив глаза, откинулись на спинку стула и т. п. Жидкие аплодисменты, раздающиеся после песни, внезапно прерваны воем полицейских и пожарных сирен. Большое окно на заднем плане
      багровеет.
      Рома.
      Пожар в районе порта!
      Голос.
      Где?
      Телохранитель (вбегает).
      Который
      Из вас торговец Хук?
      Второй торговец.
      Я! Что случилось?
      Телохранитель.
      Ваш склад горит.
      Торговец Хук стремительно выбегает. Некоторые бегут за ним следом. Остальные
      бросаются к окну.
      Рома.
      Стой! Оставаться здесь!
      Не выходить!
      (Телохранителю.)
      Поджог?
      Телохранитель.
      Да, без сомненья.
      Нашли бидоны с керосином, босс.
      Третий торговец.
      Бидоны проносили здесь!
      Рома (в бешенстве).
      Как? Где?
      Кто нас посмеет обвинить?
      Телохранитель (тычет торговца в бок револьвером).
      Ну, что?
      Что проносили? Повтори! Бидоны?
      Другие телохранители (остальным торговцам).
      Ты видел? - Ты?
      Торговцы.
      Я - нет. - И я не видел.
      Рома.
      Вот то-то же!
      Дживола (быстро).
      Тот самый человек,
      Который объяснил нам так недавно,
      Как все спокойно в овощной торговле,
      Теперь сам видит: склад его горит.
      Он подожжен злодеем. Разве вы
      Не убедились? Разве вы слепые?
      Объединитесь, растопчите зло!
      Уи (орет).
      В Чикаго дело далеко зашло!
      Зато уж все поймут наверняка,
      Что нам нужна железная рука.
      IX
      Процесс поджигателей. Журналисты. Судья. Прокурор. Защитник. Догсборо-сын. Гири, Дживола. Докдейзи. Телохранители. Врач. Торговцы овощами и обвиняемый
      Рыббе.
      А
      На скамье свидетелей - Эмануэле Гири; он тычет пальцем в обвиняемого Рыббе,
      погруженного в полнейшую апатию.
      Гири (кричит).
      Вот человек, преступною рукой
      Поджегший склад. Когда его застал я,
      Он прижимал к себе бидон с горючим.
      Эй, сволочь, встань! Я говорю с тобой!
      Рыббе силком поднимают. Он стоит, покачиваясь из стороны в сторону.
      Судья. Обвиняемый, подтянитесь. Вы стоите перед судом. Вас обвиняют в поджоге. Подумайте, чем это вам грозит!
      Рыббе (бормочет). Арларл.
      Судья. Где вы взяли бидоны с керосином?
      Рыббе. Арларл.
      По знаку судьи угрюмый врач, одетый с изысканным щегольством, наклоняется
      над Рыббе, затем переглядывается с Гири.
      Врач. Симуляция.
      Защитник. Защита требует привлечения других врачей.
      Судья (улыбаясь). Отклонено.
      Защитник. Господин Гири, как случилось, что вы оказались на месте происшествия в то самое время, когда на складе господина Хука вспыхнул огонь, уничтоживший двадцать два дома?
      Гири. Я прогуливался для моциона.
      Некоторые телохранители смеются. Гири тоже начинает смеяться.
      Защитник. Известно ли вам, господин Гири, что обвиняемый Рыббе безработный, за день до пожара пешком добравшийся до Чикаго, где он прежде никогда не бывал?
      Гири. Что? Где? Когда?
      Защитник. Номер вашей машины как будто ХХХХХХ?
      Гири. Конечно.
      Защитник. Кажется, эта машина за четыре часа до пожара стояла перед рестораном Догсборо на Восемьдесят седьмой стрит, а из ресторана был вынесен обвиняемый Рыббе в бессознательном состоянии. Не так ли?
      Гири. Почем я знаю? Я весь этот день провел в Цицеро, где встретил пятьдесят двух человек, и все они могут присягнуть, что меня видели.
      Телохранители смеются.
      Защитник. Кажется, вы только что сказали, что для моциона прогуливались по Чикаго, в районе порта?
      Гири. Вам-то что, если я обедаю в Цицеро, а перевариваю в Чикаго?
      Телохранители громко и долго хохочут; к ним присоединяется и судья. Свет гаснет. Раздаются звуки органа (в темпе танцевальной музыки - траурный марш
      Шопена).
      Б
      Когда снова загорается свет, на сцене - торговец овощами Хук; он сидит на
      скамье свидетелей.
      Защитник. Господин Хук, вы когда-нибудь ссорились с обвиняемым? Вообще вы его когда-нибудь видели?
      Хук. Никогда.
      Защитник. А господина Гири видели?
      Хук. Да, в конторе треста "Цветная капуста", в тот день, когда у меня сгорел склад.
      Защитник. Перед пожаром?
      Хук. Перед самым пожаром. Он прошел через контору, а за ним - четверо парней, они тащили бидоны с керосином.
      В ложе прессы и среди телохранителей волнение.
      Судья. Тише там, репортеры!
      Защитник. Господин Хук, чья территория рядом с вашим складом?
      Хук. Территория пароходства, принадлежавшего Шийту. Из моего склада есть проход во двор пароходства.
      Защитник. Известно ли вам, господин Хук, что господин Гири, жил в доме пароходства, принадлежавшего Шийту, и, следовательно, имел доступ на территорию пароходства?
      Хук. Да, в качестве управляющего.
      В ложе прессы сильное волнение. Телохранители делают "бу-бу" и становятся в угрожающую позицию по отношению к Хуку, защитнику и журналистам.
      Догсборо-сын подбегает к судье и что-то шепчет ему на ухо.
      Судья. Тише! Заседание откладывается по случаю недомогания обвиняемого.
      Свет гаснет. Орган снова играет траурный марш Шопена в темпе танцевальной
      музыки.
      В
      Когда снова загорается свет, Хук сидит на скамье свидетелей. Видно, что он обессилел, рядом с ним стоит палка, голова его забинтована, на глазах тоже
      повязка.
      Прокурор. Хук, вы плохо видите?
      Хук (с трудом). Да.
      Прокурор. Можете ли вы утверждать, что вы в состоянии разглядеть и опознать человека?
      Хук. Нет.
      Прокурор. Например, узнаете вы того человека?
      Хук. Нет.
      Прокурор. Вы не можете утверждать, что когда-нибудь видели его?
      Хук. Нет.
      Прокурор. Теперь я вам задам очень важный вопрос. Подумайте как следует, прежде чем отвечать. Вот мой вопрос: примыкает ли ваш склад к территории пароходства, принадлежавшего Шийту?
      Хук (после паузы). Нет.
      Прокурор. У меня все.
      Свет гаснет. Орган продолжает играть.
      Г
      Когда снова загорается свет, на скамье свидетелей сидит Докдейзи.
      Докдейзи (без всякого выражения). Я прекрасно узнаю обвиняемого по виноватому выражению его лица, а также потому, что рост его метр семьдесят сантиметров. Я слышала от невестки, что в день, когда мой муж по пути в городскую управу был убит выстрелом из пистолета, этого человека видели перед зданием городской управы. Под мышкой он держал автомат системы Вебстер и производил весьма подозрительное впечатление.
      Свет гаснет. Орган продолжает играть.
      Д
      Когда снова зажигается свет, на скамье свидетелей сидит Джузеппе Дживола.
      Неподалеку - телохранитель Гринвул.
      Прокурор. Здесь было заявлено, что незадолго до поджога несколько человек вынесли из правления треста "Цветная капуста" бидоны с керосином. Что вы об этом знаете?
      Дживола. Речь может идти только о господине Гринвуле.
      Прокурор. Господин Гринвул - ваш служащий, господин Дживола?
      Дживола. Да.
      Прокурор. Господин Дживола, кто вы по профессии?
      Дживола. Торговец цветами.
      Прокурор. Ваша торговля требует очень большого расхода керосина?
      Дживола (серьезно). Нет, только против тли.
      Прокурор. Что делал господин Гринвул в конторе треста "Цветная капуста"?
      Дживола. Он исполнял песню.
      Прокурор. Следовательно, он не мог в то же самое время доставлять бидоны с керосином к складу Хука?
      Дживола. Это исключается. Он человек совсем не такого склада, чтобы поджигать склады. У него баритон.
      Прокурор. Прошу суд предложить свидетелю Гринвулу спеть ту чудесную песню, которую он исполнял в конторе треста "Цветная капуста" в момент, когда был совершен поджог.
      Судья. Суд не видит в этом необходимости.
      Дживола. Я заявляю протест. (Встает.)
      Неслыханная травля! Оскорбленье!
      Здесь в юношах кристально чистой крови
      За то, что днем они чуть-чуть стреляют,
      Без всяких оснований смеют видеть
      Каких-то темных личностей. Позор!
      Хохот. Свет гаснет. Орган продолжает играть.
      E
      Когда снова зажигается свет, видно, что судья совершенно измучен.
      Судья. Пресса позволила себе намеки, что на состав суда со стороны определенных лиц оказывается давление. Суд заявляет, что никто никакого давления на него не оказывает и что он действует вполне независимо и свободно. Полагаю, что настоящее заявление должно всех удовлетворить.
      Прокурор. Ваша честь! Учитывая, что обвиняемый Рыббе продолжает симулировать невменяемость, обвинение считает невозможным подвергать его дальнейшему допросу. Потому мы предлагаем...
      Защитник. Ваша честь! Обвиняемый приходит в себя!
      Волнение.
      Рыббе (видимо, очнувшись). Арларлвадарларладавадарл!
      Защитник. Воды! Ваша честь, защита просит продолжить допрос обвиняемого Рыббе!
      Сильное волнение.
      Прокурор. Заявляю протест! Нет никаких признаков, что Рыббе в здравом уме. Все это происки защиты, погоня за сенсацией, покупка публики!
      Рыббе. Водарл.
      Защитник поддерживает его, он встает.
      Защитник. Рыббе, вы может отвечать?
      Рыббе. Дарл.
      Защитник. Рыббе, скажите суду: подожгли вы двадцать восьмого числа прошлого месяца овощной склад в районе порта? Да или нет?
      Рыббе. Ненет.
      Защитник. Рыббе, когда вы прибыли в Чикаго?
      Рыббе. Вода.
      Защитник. Воды!
      Волнение. Догсборо-сын подходит к судье и снова шепчет ему что-то на ухо.
      Гири (встает во весь рост и орет). Мошенничество! Ложь! Ложь!
      Защитник. Вы прежде видели этого человека? (Показывает на Гири.)
      Рыббе. Дарл. Водарл.
      Защитник. Где? Может быть, в ресторане Догсборо у порта?
      Рыббе (тихо). Да.
      Сильное волнение. Телохранители вытаскивают пистолеты и делают "бу". Врач подбегает со стаканом. Прежде чем защитник успевает выхватить у него стакан,
      он вливает содержимое в рот Рыббе.
      Защитник. Я заявляю протест! Я требую экспертизы этой жидкости!
      Судья (переглядываясь с прокурором). Ходатайство защиты отклоняется.
      Докдейзи (кричит в сторону Рыббе). Убийца!
      Защитник.
      Ваша честь!
      Рот истине, который невозможно
      Заткнуть землей, хотят заткнуть бумагой,
      Пытаются надуть вас, ваша честь,
      Надеясь, что не честь вы, а бесчестье.
      Кричат здесь правосудью: "Руки вверх!"
      Неужто город наш, уже неделю
      Воюющий с кровавым этим сбродом,
      Принесший столько жертв, - неужто он
      Теперь увидит гибель правосудья?
      И если б только гибель! Нет, позор
      Суда, который уступил насилью!
      О, прекратите, ваша честь...
      Прокурор.
      Протест!
      Гири.
      Ты пес! Продажный пес! Ты клеветник!
      Сам отравитель! Ну-ка, выйди только,
      Тебе я выпущу кишки! Преступник!
      Защитник.
      Весь город знает этого...
      Гири (в бешенстве).
      Молчать!
      (Судье, видя, что тот хочет его прервать.)
      И ты заткнись! Смотри, сыграешь в ящик!
      Он задохнулся от ярости, и судья, воспользовавшись этим, берет слово.
      Судья. Прошу успокоиться! Защитник будет привлечен к ответственности за неуважение к суду. Возмущение господина Гири суду понятно. (Защитнику.) Продолжайте.
      Защитник. Рыббе! В ресторане Догеборо вас чем-нибудь поили? Рыббе! Рыббе!
      Рыббе (бессильно уронив голову). Арларларл.
      Защитник. Рыббе! Рыббе! Рыббе!
      Гири (орет).
      Зови его, зови! Иссяк бензин!
      Посмотрим, кто в Чикаго господин!
      Сильное волнение. Свет гаснет. Орган продолжает играть траурный марш Шопена
      в темпе танцевальной музыки.
      Ж
      Когда в последний раз загорается свет, судья стоит за своим столом и беззвучным голосом объявляет приговор. Обвиняемый Рыббе бледен как смерть.
      Судья.
      Чарльз Рыббе за поджог приговорен
      К пятнадцати годам тюрьмы.
      Появляется надпись.
      X
      Дача Догсборо. Рассвет. Догсборо пишет завещание и предсмертное письмо.
      Догсборо.
      Так честностью прославленный Догсборо,
      Проживший ровно восемьдесят лет
      Достойно и почетно, допустил
      Бесчестную аферу. Люди, люди!
      Все, кто со мной давно знаком, твердят,
      Что я не знал, а если б знал, Не мог бы
      Все это допустить. Но я все знаю.
      Я знаю, кто поджег капустный склад,
      Я знаю, кто похитил Рыббе, знаю,
      Кто опоил его дурманом, знаю,
      Что Рома был у Шийта в день, когда
      Скончался тот с билетом в Сан-Франциско;
      Я знаю, кем на площади убит
      Бедняга Боул за то, что слишком много
      Узнал о честном старике Догсборо;
      Его убийца - Гири, тот, который
      Убил и Хука, - да, я видел Гири,
      Как щеголял он в шляпе Хука. Знаю
      И о пяти убийствах, совершенных
      Дживолой, - я их ниже перечислю.
      Я знаю все про Уи, про то, что он
      Все знал, от смерти Шийта до убийств
      Дживолы, до проклятого поджога.
      Я знал все это и терпел все это.
      Я, честный ваш Догсборо, все терпел
      Из жадности к богатству, из боязни
      Почет утратить. Я достоин казни.
      XI
      Отель "Мамот". Номер Артуро Уи. Уи, уставясь в одну точку, полулежит в глубоком кресле. Дживола что-то пишет; два телохранителя, ухмыляясь, смотрят
      из-за его плеча.
      Дживола.
      Трактир свой я, Догсборо, завещаю
      Прилежному и доброму Дживоле,
      А смелому, но вспыльчивому Гири
      Мой загородный дом, Эрнесто Роме
      Я завещаю сына. Пост судьи
      Прошу дать Гири, полицейским шефом
      Поставьте Рому, доброго Дживолу
      Назначьте попечителем убогих.
      От всей души рекомендую вам
      Преемником моим - Артуро Уи,
      Он этого поста вполне достоин.
      Поверьте честному Догсборо. - Все.
      Такое завещанье обеспечит
      Нам полностью успех. Теперь, надеюсь,
      Загнется он без проволочек. Надо
      Похоронить его со всем почетом.
      Необходимо памятник надгробный
      Снабдить изящной надписью. Вороны
      Давно живут старинной доброй славой,
      Оставшейся от белой их сестры,
      Которую когда-то кто-то видел.
      Старик Догсборо - белая ворона,
      Да, белая ворона среди черных.
      Но вот что, шеф. Ваш Гири слишком вьется
      Вокруг Догсборо. Это неприлично.
      Уи (вскакивая).
      Что? Гири? Где?
      Дживола.
      Шеф, я сказал, что Гири
      Вокруг Догсборо вьется.
      Уи.
      Я ему
      Не верю.
      Входит Гири в новой шляпе - это шляпа Хука.
      Дживола.
      И я тоже! Милый Гири,
      Как там кондрашка у Догсборо?
      Гири.
      Он
      Не подпускает доктора.
      Дживола.
      Того
      Искуснейшего доктора, который
      Так ловко Рыббе вылечил?
      Гири.
      Другого
      Я не пущу к нему. Старик болтает.
      Уи.
      А может, и при нем болтают лишку...
      Гири.
      Что это значит?
      (Дживоле.)
      Ты, брехун, опять
      Чего-то набрехал здесь?
      Дживола (озабоченно).
      Милый Гири,
      Прочти-ка завещанье!
      Гири (вырывает у него из рук бумагу).
      Рому - шефом
      Полиции? Да вы сошли с ума!
      Дживола.
      Он требует. Я, Гири, тоже против.
      Но с Ромой шутки плохи!
      Входит Рома, сопровождаемый телохранителями.
      Милый Рома!
      Прочти-ка завещанье.
      Рома (вырывает у Гири бумагу).
      Дай! А, Гири
      Судьей! А где предсмертная записка?
      Гири.
      Ее он спрятал, хочет передать.
      Пять раз ловил я сына на попытке...
      Рома (протягивает руку).
      Отдай. Ну!
      Гири. Что? Да нету у меня!
      Рома.
      Врешь, грязный пес.
      Они в ярости стоят друг против друга.
      Твои я понял козни.
      Там дело Шийта, - и оно меня
      Касается!
      Гири.
      Там есть о деле Боула,
      Оно касается меня!
      Рома.
      Конечно.
      Но вы мошенники, а я мужчина.
      Тебя я знаю, Гири! Ты, Дживола,
      Хромой притворщик, даже хромота
      Твоя притворна! Что вы тут брехали?
      Артуро, что они тут про меня
      Тебе брехали? Берегитесь, вы!
      Не заходите далеко! Замечу
      Сотру вас всех в кровавый порошок.
      Гири.
      Ты на своих заплечников ори!
      Рома (своим телохранителям).
      А это он про вас! Так в главном штабе
      Вас называют, - вы для них собаки,
      Заплечники. Сидят в "Цветной капусте",
      Рубахи шьют
      (показывает на Гири)
      у модного портного,
      Пока вы заняты работой грязной.
      (Обращаясь к Уи.)
      А ты - ты терпишь все.
      Уи (словно пробудившись).
      Что я терплю?
      Дживола.
      Что по грузовикам Карузера
      Он вел огонь. Карузер ведь из треста!
      Уи.
      Вы что, палили по грузовикам
      Карузера?
      Рома.
      Да нет, мои ребята
      Разочек самочинно постреляли.
      Им не всегда понятно, почему
      Страдают только маленькие лавки,
      А богачи, спесивые торговцы,
      Живут спокойно и забот не знают.
      Шеф, я и сам не все могу понять!
      Дживола.
      Трест в бешенстве.
      Гири.
      Кларк заявил вчера:
      Пускай еще хоть раз такое будет...
      Он даже у Догсборо был.
      Уи (сумрачно).
      Эрнесто,
      Не нужно так!
      Гири.
      Шеф, дай им по рукам,
      А то они тебе на шею сядут!
      Дживола.
      Трест в бешенстве!
      Рома (вынимая револьвер, - к обоим).
      Так. Руки вверх!
      (Их телохранителям.)
      Вы тоже!
      Все - руки вверх. Довольно, пошутили!
      К стене!
      Дживола, его люди и Гири поднимают руки и медленно отходят к стене.
      Уи (безучастно).
      Ну, что такое там? Эрнесто,
      Не надо их пугать. Зачем ругаться?
      Ну, выстрел по грузовику с капустой!
      Подумаешь, - уладится! Дела
      У нас идут отлично, как по маслу.
      Пожар удался. Лавки платят тридцать
      Процентов за охрану. Разве худо?
      Через неделю будет на колени
      Поставлен целый городской район.
      Никто не пикнет. А пока задумал
      Я планы посерьезней.
      Дживола (быстро).
      Что за планы?
      Гири.
      На планы я чихал! Пока что руки
      Не худо б опустить.
      Рома.
      Артуро, лучше
      Пусть тянут руки вверх.
      Дживола.
      Что, если Кларк
      Сюда зайдет? Уж то-то подивится!
      Уи.
      Эрнесто, спрячь свой револьвер.
      Рома.
      Нет, шеф.
      Проснись, Артуро. Разве ты не видишь,
      Они тобой играют и тебя
      Подталкивают к этим Кларкам, к этим
      Карузерам с Догсборо? "Если Кларк
      Сюда зайдет!" Где деньги пароходства?
      Мы их и не видали. Наши парни
      Палят по лавкам, банки с керосином
      Таскают и твердят вздыхая: "Уи
      Забыл про тех, кому он всем обязан!
      Он нос задрал и строит господина".
      Проснись!
      Гири.
      Выкладывай начистоту,
      С кем ты?
      Уи (вскакивает).
      Вы мне хотите револьвер
      Приставить к горлу? Ну уж нет, насильем
      Вы не добьетесь ни шиша. Со мной
      Так не пойдет. Хотите мне грозить
      Пеняйте на себя. Я - добрый малый.
      Но я не выношу угроз. Не хочешь
      Мне слепо доверять - иди к чертям!
      Здесь я хозяин. Выполняй свой долг
      И не жалей себя. Вот мой закон.
      А что ты заслужил - потом увидим.
      Сначала послужи. Я требую
      От вас доверья, десять раз доверья!
      Вам не хватает веры. А без веры
      Погибло все. Благодаря чему
      Я столько сделал? Потому что верил.
      Да, как фанатик верил в наше дело.
      Вооруженный верой, только верой,
      Я подошел к Чикаго и его
      Поставил на колени. Только верой
      Я победил Догсборо, победил
      О'Кейси. Я вооружен был только
      Несокрушимой верой!
      Рома.
      С револьвером!
      Уи.
      Есть револьвер и у других людей.
      Но нет у них такой железной веры,
      Которую должны иметь вожди.
      Вот почему должны вы верить, верить
      В меня, - без всяких рассуждений, верить,
      Что я хочу вам блага и что знаю,
      В чем это благо. И что только я
      Найду пути, ведущие к победе.
      Когда помрет Догсборо, я один
      Распоряжусь, кого куда назначить.
      Скажу одно: вы будете довольны
      Своим вождем.
      Дживола (прижимая руку к груди).
      Артуро!
      Рома (угрюмо).
      Вольно!
      Гири, Дживола и телохранители Дживолы, не опуская рук, медленно выходят.
      Гири (выходя, Роме).
      Шляпа
      Твоя мне нравится.
      Дживола (выходя).
      Мой милый Рома...
      Рома.
      Вон!
      Шут Гири, не забудь похохотать,
      Ты, вор Дживола, хромоту свою
      Возьми с собой - ведь ты ее украл!
      Уи (после того как они вышли, снова впадает в сомнамбулическое
      состояние).
      Оставь меня!
      Рома.
      Когда бы я, Артуро,
      Не обладал такой железной верой
      В тебя, какую ты изобразил,
      Не мог бы я смотреть в лицо ребятам!
      Нам нужно действовать! И сразу! Гири
      Задумал что-то гнусное!
      Уи.
      Эрнесто,
      Я замыслы великие лелею.
      Забудь о Гири! Ты - мой старый друг,
      Мой преданный помощник, и с тобой
      Хочу я поделиться новым планом.
      Рома (сияет).
      Выкладывай! А то, что я хотел
      О Гири, - подождет.
      (Садится рядом с Артуро Уи.)
      Его люди ожидают его, стоя в дальнем углу.
      Уи.
      Чикаго - наш,
      Но этого мне мало.
      Рома.
      Мало?
      Уи.
      Разве
      В других местах нет овощной торговли?
      Рома.
      Конечно, есть. Но как туда проникнуть?
      Уи.
      Как? С заднего крыльца. Парадным ходом.
      В окно. И в форточку. И в дымоход.
      Вербуя и моля, грозя и плача.
      Насильем нежным и стальным объятьем.
      Как здесь.
      Рома.
      Везде особые условья.
      Уи.
      Поэтому я думаю, Эрнесто,
      О генеральной репетиции
      На небольшом участке. И посмотрим,
      Иначе ли в других местах.
      Рома.
      А где
      Ты хочешь репетицию устроить?
      Уи.
      Где? В Цицеро.
      Рома.
      Но там ведь этот Дольфит
      С его паскудной нравственной газетой
      Для овощных торговцев - по субботам
      Меня ругает он убийцей Шийта.
      Уи.
      Пусть прекратит немедленно.
      Рома.
      Что ж, можно!
      Враги у борзописца есть. Он многих
      Приводит в ярость. Например, меня...
      Да, ругань можно прекратить, Артуро.
      Уи.
      Давай-ка действуй! Трест уже ведет
      Переговоры с Цицеро. Мы будем
      Торговцам мирно продавать цветную
      Капусту.
      Рома.
      Кто ведет переговоры?
      Уи.
      Кларк. Но ему не просто. Из-за нас.
      Рома.
      Так. Значит, Кларк ведет игру. Я Кларку
      Не верю ни на грош.
      Уи.
      Там говорят,
      Что мы за трестом следуем как тени.
      Они хотят капусту, но не нас.
      Торговцы нас боятся, и не только
      Одни торговцы. Дольфита супруга
      В правленье фирмы "Импорт овощей",
      Она вошла бы в трест "Цветной капусты",
      Но мы ее пугаем.
      Рома.
      Значит, план
      Пойти войной на Цицеро придумал
      Совсем не ты, а трест "Цветной капусты"?
      Теперь я понял все, Артуро. Все!
      Теперь я понял их игру.
      Уи.
      Чью?
      Рома.
      Треста!
      Все ясно! Завещание Догсборо
      Заказано Капустным трестом! Он
      Стремится Цицеро завоевать.
      А ты ему мешаешь. Как отставить
      Тебя? Они еще в твоих руках.
      Ты нужен им для темных махинаций,
      И до сих пор они тебя терпели.
      Куда тебя девать? А ну, Догсборо,
      Давай пиши предсмертное письмо.
      Вокруг него стоит Капустный трест,
      Потом они растроганно находят
      Конверт с письмом; потом его, рыдая,
      Вскрывают на глазах у журналистов:
      Старик раскаялся и умоляет
      С чумой, которую он сам призвал,
      Немедленно расправиться и снова
      Вернуться к честной овощной торговле.
      Таков их план. Замешаны тут все:
      И Гири, - он Догсборо завещанье
      Велит писать, - он друг-приятель Кларка,
      Который в Цицеро переговоры
      Ведет, "встречая трудности", который
      Желает деньги загребать лопатой,
      А руки не марать. Дживола тоже,
      Он сразу чует падаль. А Догсборо этот,
      Честнейший хрыч Догсборо, тот, который
      Строчит предательское завещанье,
      Где ты измазан с ног до головы
      Дерьмом, - так вот, старик Догсборо должен
      Сейчас же окочуриться, иначе
      Твой план захвата Цицеро сгорел!
      Уи.
      Ты думаешь, что это тайный сговор?
      А в самом деле, к Цицеро они
      Меня не подпускают. Я заметил.
      Рома.
      Артуро, я налажу это дело,
      Позволь мне, слушай: я сегодня ночью
      С десятком верных молодцов отправлюсь
      На дачу к старому Догсборо, брошу
      Его в машину, объявлю - в больницу,
      И - прямо в мавзолей.
      Уи.
      Но там на даче
      Эмануэле Гири.
      Рома.
      Что ж, он сможет
      Там и остаться.
      Они смотрят друг на друга.
      Чистка!
      Уи.
      А Дживола?
      Рома.
      К нему заеду по пути назад,
      Куплю венок в его цветочной лавке
      Для честного Догсборо. И для Гири.
      Я заплачу наличными.
      (Показывает на свой револьвер.)
      Уи.
      Эрнесто,
      Постыдный, вероломный этот план
      Догсборо - Кларков - Дольфитов меня
      Убрать с дороги, вытеснить из дела
      Сорвать необходимо. Доверяюсь
      Тебе.
      Рома.
      Я принимаю эту честь.
      Но прежде, чем начнется это дело,
      Ты должен воодушевить ребят.
      Оратор из меня плохой.
      Уи (пожимает ему руку).
      Согласен.
      Рома.
      Я знал, Артуро! Вместе, только вместе
      Мы победим. У нас ведь цель одна!
      Мы вместе! Как в былые времена.
      (Своим людям.)
      Ну, что я вам сказал? Артуро - с нами!
      Уи.
      Приду.
      Рома.
      В одиннадцать.
      Уи.
      Куда?
      Рома.
      В гараж.
      Ура! Мы снова поднимаем знамя!
      (Быстро уходит, сопровождаемый своими людьми.)
      Уи (ходит взад и вперед, репетируя речь, которую он произнесет перед
      телохранителями Ромы).
      Друзья! Я с сожалением узнал,
      Что за моей спиной составлен гнусный,
      Изменнический заговор. Мои
      Ближайшие сотрудники, которым
      Я безгранично доверял, недавно,
      Объятые безмерным честолюбьем
      И алчностью, вступили в тайный сговор
      С Капустным трестом... Нет, так не годится!
      Вступили в сговор... С кем же? Нет, не с
      трестом
      С полицией, чтоб уничтожить нас.
      И чтоб со мной расправиться. Терпенье
      Иссякло. Я приказываю вам,
      Чтоб под водительством Эрнесто Ромы
      Ему я верю - ночью...
      Входят Кларк, Гири и Бетти Дольфит.
      Гири (так как у Уи очень испуганный вид).
      Это мы.
      Кларк.
      Артуро Уи, примите миссис Дольфит.
      Трест просит выслушать ее и с ней
      Прийти к согласью.
      Уи (мрачно). Хорошо. Садитесь.
      Кларк.
      В переговорах о слиянье, кои
      Велись между чикагским трестом и
      Зеленщиками Цицеро, торговцы,
      Как вам известно, выдвинули против
      Вас, как акционера, возраженья.
      С трудом "Цветной капусте" удалось
      Их опровергнуть. Миссис Дольфит здесь...
      Миссис Дольфит.
      Чтоб выяснить все недоразуменья.
      Сначала я должна, по просьбе мужа,
      Сказать вам, что кампания в газете
      Была не против вас.
      Уи.
      Не против нас?
      Кларк.
      Я буду прям: "самоубийство" Шийта
      Всем в Цицеро внушило отвращенье.
      Каков бы ни был Шийт, судовладелец
      Не просто кто-нибудь, о ком никто
      Не скажет ничего. Еще Карузер
      Добавил: по его грузовику
      Стреляли из засады. Оба раза
      Замешаны, Артуро, ваши люди.
      Миссис Дольфит.
      Все знают в Цицеро: капуста ваша
      Покрыта кровью.
      Уи.
      Это клевета!
      Миссис Дольфит.
      О, вы чисты! С тех пор как мистер Кларк
      За вас ручается, мы только против
      Эрнесто Ромы.
      Кларк (быстро).
      Хладнокровье, Уи!
      Уи.
      Не буду слушать! Что я вам, мальчишка?
      Довольно! Хватит! Рома - мой помощник.
      Кто смеет мне указывать, кого
      Мне приближать к себе! Я не стерплю
      Такого срама!
      Гири.
      Шеф!
      Миссис Дольфит.
      Игнатий Дольфит
      С такими, как Эрнесто Рома, будет
      Бороться до конца.
      Кларк (холодно).
      И будет прав.
      Его поддержит в этом деле трест.
      Уи, будьте рассудительны: торговля
      И дружба - вещи разные. Ну, что же?
      Уи (так же холодно).
      Мне нечего прибавить, Кларк.
      Кларк.
      Печально!
      Сударыня, о результате встречи
      Я глубоко жалею.
      (Выходя, Уи.)
      Глупо, Уи!
      Оставшись наедине, Уи и Гири не смотрят друг на друга.
      Гири.
      Да, после нападенья на машину
      Карузера не миновать борьбы.
      Уи.
      Я не боюсь борьбы.
      Гири.
      Ну, что ж, не бойся!
      Ты бросишь вызов разве только тресту,
      И прессе, и сторонникам Догсборо,
      И городу Чикаго... Слушай, шеф!
      Попробуй быть благоразумным, - это...
      Уи.
      Я обойдусь без твоего совета.
      XII
      Гараж. Ночь. Слышится шум дождя. Эрнесто Рома и юный Инна. На заднем плане
      гангстеры.
      Инна.
      Уже второй!
      Рома.
      Артуро задержался.
      Инна.
      А может быть, колеблется?
      Рома.
      Возможно.
      К своим сторонникам он так привязан,
      Что сам погибнет, а людей не тронет.
      Давно убрать бы этих крыс - Дживолу
      И Гири. Он колеблется и медлит,
      Воюет сам с собой. Так может длиться
      До двух часов, до трех... Но он придет.
      Артуро Уи я знаю, Инна.
      (Пауза.)
      Только
      Когда увижу труп мерзавца Гири,
      Мне полегчает, словно я держался
      И наконец отлил.
      Инна.
      Дождь бьет по нервам!
      Какая ночь!
      Рома.
      Люблю такие ночи.
      Из всех ночей - темнейшие люблю,
      Из всех машин - быстрейшие люблю,
      А из друзей - решительных.
      Инна.
      Давно ли
      Вы с ним знакомы?
      Рома.
      Восемнадцать лет.
      Инна.
      Давно.
      Гангстер (выходит вперед).
      Ребята просят выпить.
      Рома.
      Нет.
      Они должны быть трезвыми.
      Телохранители вводят низкорослого человека.
      Низкорослый (задыхаясь).
      Тревога!
      Там два броневика, битком набитых
      Полицией!
      Рома.
      Спустить стальную штору!
      Нас это не касается, но лучше
      Семь раз примерить...
      Стальная штора, медленно опускаясь, закрывает дверь в гараж.
      А проход свободен?
      Инна (кивает).
      Табак - вещь странная. Вот человек,
      Который курит, кажется спокойным.
      А станешь, как спокойный человек,
      Закуривать, и сам спокойным станешь.
      Рома (улыбаясь).
      Дай руку, покажи!
      Инна (вытягивает руку).
      Дрожит. Как худо!
      Рома.
      А что худого? Вот быки спокойны.
      Бесчувственны. Ничто их не тревожит.
      Рука же пусть дрожит. Она - как компас,
      Стальная стрелка компаса дрожит,
      Пока не станет. И рука желает
      Понять, где полюс. Вот и все.
      Крик с улицы: "Машины с полицией!"
      Рома (резко).
      Остановились?
      Голос.
      Нет.
      Один из гангстеров (входит).
      Остановились за углом машины
      С погашенными фарами!
      Рома.
      Они
      Артуро ловят! Гири и Дживола
      Его пристукнут. Это западня!
      Пойдем встречать его!
      Гангстер.
      Самоубийство!
      Рома.
      Самоубийство? Пусть самоубийство!
      Ведь нашей дружбе восемнадцать лет!
      Инна (звонким голосом).
      Оружье наготове?
      Гангстер.
      Да.
      Инна.
      Эй, штору!
      Стальная штора медленно поднимается, быстрыми шагами входят Артуро Уи и
      Дживола в сопровождении телохранителей.
      Рома.
      Артуро!
      Инна (тихо).
      И Дживола!
      Рома.
      Что случилось?!
      Артуро, мы боялись...
      (Громко смеется.)
      Черт возьми!
      Ну, все в порядке!
      Уи (хрипло).
      Почему бы нет?
      Инна.
      Мы думали, беда... Пожмите руку,
      Шеф, другу вашему - он только что
      Нас звал в огонь - за вас, Артуро Уи.
      Уи подходит к Роме и подает ему руку. Рома, смеясь, берет ее. В тот момент, когда он не может протянуть руку к револьверу, Дживола молниеносно
      выхватывает браунинг, прижав его к бедру, стреляет. Рома падает.
      Уи.
      Загнать их в угол!
      Люди Ромы стоят в растерянности; всех, во главе с их начальником Инной,
      загоняют в угол. Дживола наклоняется над лежащим на полу Ромой.
      Дживола.
      Дышит.
      Уи.
      Доконай.
      (Обращаясь к стоящим у стены.)
      Ваш заговор против меня раскрыт,
      И ваши замыслы насчет Догсборо
      Раскрыты тоже. Я нанес удар
      В последнюю минуту. Бесполезно
      Сопротивляться. Я вас научу
      Мне изменять! Гнездо предателей!
      Дживола.
      У всех оружье!
      (Поглядев на Рому.)
      Ишь, зашевелился!
      Он оживает... Не везет ему!
      Уи.
      Мы встретимся на даче у Догсборо.
      (Стремительно выходит.)
      Инна (стоя у стены).
      Вы гады! Вы предатели!
      Дживола (очень взволнован).
      Огонь!
      Стоящих у стены скашивает пулеметная очередь.
      Рома (приходит в себя).
      Дживола, черт!
      (Тяжело поворачивается, лицо его бело как мел.)
      Что было здесь?
      Дживола.
      Не важно.
      Двух-трех лягавых стукнули.
      Рома.
      Ты сволочь!
      Что ты с людьми моими сделал?
      Дживола не отвечает.
      Что
      С Артуро?.. О, я так и знал! Убийцы!
      (Поднимает голову, осматривается - он ищет на полу
      труп Артуро Уи.)
      Где он?
      Дживола.
      Ушел.
      Рома (в то время как его подтаскивают к стене).
      Собаки! Ах, собаки!
      Дживола (холодно).
      Я хромоног? А ты - хромоголов.
      Ступай теперь к чертям - без лишних слов.
      Появляется надпись.
      XIII
      Цветочная лавка Дживолы. Входят Игнатий Дольфит - это мужчина ростом с
      мальчика - и Бетти Дольфит.
      Дольфит.
      Не хочется.
      Бетти.
      А почему? Ведь Рома
      Исчез.
      Дольфит.
      Убит.
      Бетти.
      Не все ли нам равно?
      Кларк говорит, что Уи перебесился,
      Он стал степенный, больше не грубит.
      А продолжать нападки - это значит
      Вновь пробуждать все скверные инстинкты.
      Ты сам, Игнатий, пострадаешь первым,
      А если замолчишь, они тебя
      Не тронут.
      Дольфит.
      А поможет ли молчанье?
      Не думаю.
      Бетти.
      Но ведь они не звери!
      Из бокового входа появляется Гири, на нем шляпа Ромы.
      Гири.
      Хелло! Вы тут уже? И шеф пришел.
      Он будет рад. А я бегу. Простите.
      Бегу, пока меня никто не видел.
      Я эту шляпу свистнул у Дживолы.
      (Хохочет так, что с потолка сыплется штукатурка, и,
      помахивая рукой, выходит.)
      Дольфит.
      Их брань страшна, но смех еще страшнее.
      Бетти.
      Молчи, Игнатий, здесь молчи!
      Дольфит (горько).
      Теперь
      Везде молчать придется...
      Бетти.
      Что поделать?
      Всем в Цицеро уже известно: Уи
      Наследует умершему Догсборо.
      Торговцы овощами склонны с трестом
      Объединиться.
      Дольфит.
      У меня пока что
      Разбили две печатные машины.
      Предчувствую недоброе!
      Входят Дживола и Уи, протягивая руки, как для объятия.
      Бетти.
      Хелло!
      Уи.
      Я рад вас видеть, Дольфит!
      Дольфит.
      Мистер Уи,
      Я медлил к вам явиться...
      Уи.
      Почему же?
      Такой храбрец - всегда желанный гость.
      Дживола.
      Тем более такая дама!
      Дольфит.
      Уи,
      Не скрою, до сих пор считал я долгом
      Сражаться против...
      Уи.
      Недоразуменье!
      Нам надо было с самого начала
      Вступить в контакт, и мы бы обошли
      Все трудности. Ведь я всегда хотел
      Все сделать по-хорошему.
      Дольфит.
      Насилье...
      Уи.
      ...мне тоже ненавистно. Для чего
      Была бы сила там, где правит разум?
      Дольфит.
      Но цель моя...
      Уи.
      Она же и моя:
      Мы с вами оба за расцвет торговли.
      За то, чтоб мелкий овощной торговец,
      Которому приходится несладко,
      Спокойно продавал товар. И мог бы
      Рассчитывать на сильную защиту.
      Дольфит (решительно).
      И сам решал, желает ли защиты.
      Вот в чем я твердо убежден.
      Уи.
      И я.
      Он должен сам решать. А почему?
      Да потому, что, если он свободно
      Избрал защитника и возложил
      Ответственность на некоего друга,
      Которого он сам избрал, тогда
      Царит доверье, - в овощной торговле
      Оно необходимо, как и всюду.
      Я это утверждал всегда.
      Дольфит.
      Я рад
      От вас услышать это: Цицеро
      Насилья не потерпит.
      Уи.
      Что ж, понятно!
      Насилья без нужды никто не терпит.
      Дольфит.
      Скажу вам прямо: ежели слиянье
      С "Цветной капустой" повлечет такой же
      Кровавый хаос в Цицеро, как тот,
      Что здесь, в Чикаго, - я вам не союзник!
      Пауза.
      Уи.
      Я, мистер Дольфит, тоже буду прям,
      Я знаю: в прошлом иногда случалось,
      Что нарушались, может быть, невольно,
      Законы высшей нравственности. Это
      В борьбе бывает. Но среди друзей
      Такого быть не может. Милый Дольфит,
      Я только одного хочу: чтоб вы
      Мне верили, меня считали другом,
      Который никогда в беде не бросит.
      Нигде и никогда. Но вы в дальнейшем
      Я к делу перейду - в своей газете
      Не публикуйте больше страшных басен,
      Которые людей лишь бесят. Разве
      Чрезмерны эти требованья?
      Дольфит.
      Нет.
      Молчать о том, чего не происходит,
      Не трудно.
      Уи.
      Если же возникнет стычка,
      По мелочи - ведь люди только люди,
      Так вот, надеюсь, нам никто не станет
      Кричать сейчас же: караул! Убийцы!
      Не стану обещать, что никогда
      Шофер не матюгнется. Все бывает.
      А если тот или иной торговец
      Тому или иному человеку
      Поставит пару пива за доставку
      Цветной капусты, не вопите сразу
      О вымогательстве.
      Бетти.
      О, мистер Уи,
      Мой муж гуманен.
      Дживола.
      Это всем известно.
      И раз мы все так мирно обсудили
      И выяснили все, я предлагаю
      Вам показать, друзья, мои цветочки...
      Уи (пропуская Дольфита вперед).
      Нет, нет, прошу вас, мистер Дольфит!
      Они идут осматривать цветочную лавку. Уи ведет Бетти, Дживола - Дольфита. В дальнейшем они все снова исчезают позади корзин с цветами. Появляются
      Дживола и Дольфит.
      Дживола.
      Японские дубочки перед нами.
      Дольфит.
      Они цветут над круглыми прудами?
      Дживола.
      И в зарослях тропического сада.
      Дольфит.
      Злодеям, говорят, цветов не надо.
      Исчезают. Появляются Бетти и Уи.
      Бетти.
      Насилье - это слабость силача.
      Уи.
      Раб слышит только щелканье бича.
      Бетти.
      Всех убедит разумный аргумент.
      Уи.
      Не тех, кому платить большой процент.
      Бетти.
      Но попирать оружием права...
      Уи.
      Реальная политика трезва.
      Исчезают. Появляются Дживола и Дольфит.
      Дольфит.
      Цветам чужды коварство или злоба.
      Дживола.
      За это я люблю цветы до гроба.
      Дольфит.
      Как безмятежно жизнь у них течет!
      Дживола (лукаво).
      Конечно! Нет газеты - нет забот.
      Исчезают. Появляются Бетти и Уи.
      Бетти.
      Я слышала про вас, что вы спартанец.
      Уи.
      Я не терплю курильщиков и пьяниц.
      Бетти.
      Ужели вы святых отцов святей?
      Уи.
      Я человек, не знающий страстей.
      Исчезают. Появляются Дживола и Дольфит.
      Дольфит.
      Как хорошо тут жить, в оранжерее...
      Дживола.
      Да, хорошо, когда бы жить, жирея...
      Исчезают. Появляются Бетти и Уи.
      Бетти.
      Вы набожны?
      Уи.
      Я так отвечу вам:
      Я христианин. Достаточно, мадам?
      Бетти.
      А заповеди Ветхого завета?
      Уи.
      В быту суровом ни к чему все это.
      Бетти.
      Прошу вас осветить, хотя бы кратко,
      Проблемы социального порядка.
      Уи.
      О, это ясно из моих речей:
      Меня волнуют судьбы богачей.
      Исчезают. Появляются Дживола и Дольфит.
      Дольфит.
      Тюльпаны эти кажутся грустны.
      Дживола.
      Они для похорон припасены.
      Дольфит.
      Ах, я забыл, что кормят вас цветы.
      Дживола.
      С моей клиенткой смертью мы на "ты".
      Дольфит.
      Но вы, надеюсь, не в союзе с ней?
      Дживола.
      Лишь против несговорчивых людей.
      Дольфит.
      Так, знаете, легко дойти до точки.
      Дживола.
      До цели. Впрочем, это все цветочки.
      Дольфит.
      Ах, да!
      Дживола.
      Как вы бледны!
      Дольфит.
      От духоты.
      Дживола.
      Мой друг, я вижу, вам вредны цветы.
      Исчезают. Появляются Бетти и Уи.
      Бетти.
      Я рада - вы договорились с мужем?
      Уи.
      Да, нет сомнений, мы отныне дружим.
      Бетти.
      Друг, обретенный в бурях, грозах, драмах...
      Уи (кладет ей руку на плечо).
      Я одобряю чуткость в милых дамах.
      Появляются Дживола и Дольфит - он белый как мел. Замечает руку Уи на плече
      своей жены.
      Дольфит.
      Пойдем, жена.
      Уи (идет к нему навстречу, протягивает руку).
      Вы приняли решенье,
      И это, мистер Дольфит, превосходно!
      Оно послужит Цицеро на благо.
      Союз таких людей, как вы и я,
      Залог успеха.
      Дживола (дает Бетти цветы).
      Нежное идет
      К прекрасному!
      Бетти.
      Ах, посмотри, Игнатий!
      Прощайте, мистер Уи!
      Уходят.
      Дживола.
      Вопрос решен,
      Все к лучшему...
      Уи (мрачно).
      Мне не по вкусу он.
      Появляется надпись.
      XIV
      Колокольный звон. За гробом, который несут в мавзолей города Цицеро, идут Бетти Дольфит в трауре, Кларк; Уи, Гири и Дживола несут по большому венку. Уи, Гири и Дживола, передав венки, остаются перед входом в мавзолей. Оттуда
      доносится голос священника.
      Голос священника.
      Безвременно почив, Игнатий Дольфит
      Здесь успокоится. Окончен путь,
      Мощенный не доходами - трудами,
      Трудами, приносившими богатство,
      Но не тому, кто умножал его
      И кто безвременно ушел из мира.
      У врат небесных бдительный архангел
      Положит руку на плечо пришельцу,
      Где ткань костюма вытерта до дырки,
      И скажет: "Этот человек пронес
      Тяжелый груз". В муниципалитете,
      На заседаньях, после прений все
      Немного помолчат. Все будут ждать,
      Что вот заговорит Игнатий Дольфит.
      Сограждане охотно шли за ним.
      Он честен был. Сегодня умерла
      С ним совесть города. Он был нам нужен,
      Особенно сейчас, и он ушел,
      Ушел от нас тот человек, который,
      Закрыв глаза, прямой дорогой мог
      Идти, который знал закон и право.
      Был ростом мал, но духом был велик.
      Свою газету сделал он амвоном,
      И этот звучный голос разносился,
      Пространство и границы побеждая.
      Игнатий Дольфит, в мире спи. Аминь.
      Дживола.
      У пастора есть такт: о том, как Дольфит
      Преставился, - ни слова.
      Гири (на нем шляпа Дольфита).
      У него
      Не такт, мой друг, а семеро детей.
      Из мавзолея выходят Кларк и Малберри.
      Кларк.
      Вы, сволочи, над гробом сторожите,
      Чтоб не пробилась истина?
      Дживола.
      Ах, Кларк,
      Зачем так грубо? Можно ли ругаться
      В священном месте? Да и шеф сегодня
      Шутить не расположен.
      Малберри.
      Душегубы!
      Игнатий Дольфит слова не нарушил,
      И он молчал.
      Дживола.
      Невелика заслуга
      Нам помогать молчаньем. Мы хотим
      Поддержки не молчаньем, а речами,
      И громкими.
      Малберри.
      Он мог одно сказать:
      Вы - душегубы!
      Дживола.
      Дольфита убрать
      Необходимо было. Он был порой,
      Через которую сочился пот
      Испуганных торговцев. Слишком пахло
      Трусливым потом.
      Гири.
      А капуста ваша?
      Ей рынок сбыта нужен или нет?
      Малберри.
      Нам не нужны убийства!
      Гири.
      Чистоплюи!
      Мы режем скот, но ростбиф вы едите!
      Кричите: мяса! А потом бранитесь
      На повара, который точит нож!
      Вы, дурачье, должны на нас молиться,
      А не ругать нас. Марш домой!
      Малберри.
      Ах, Кларк,
      Ты в черный день привел их к нам.
      Кларк.
      Я знаю.
      Оба угрюмо уходят.
      Гири.
      Не поддавайся, шеф! Не омрачат
      Нам эти гады праздника!
      Дживола.
      Тсс, Бетти!
      Из мавзолея выходит Бетти Дольфит, ее поддерживает под руку женщина. Уи делает несколько шагов ей навстречу. Из мавзолея доносится органная музыка.
      Уи.
      Примите, миссис Дольфит...
      Она молча проходит мимо.
      Гири (орет).
      Эй, ты! Стой!
      Она, остановившись, оборачивается. Видно, что лицо ее бело как мел.
      Уи.
      Примите соболезнованье. Друг мой
      И ваш супруг покинул этот мир.
      Но овощи остались. Допускаю,
      Что вы забыли о своей капусте,
      Что слезы вам туманят взор, и все же
      Постигшее вас торе не должно
      Заставить вас забыть, что пули наглых,
      Трусливых террористов поражают
      Грузовики с капустой и что льется
      На мирную капусту керосин.
      Но рядом с вами - я и наши люди.
      Мы предлагаем вам защиту.
      Бетти (подняв глаза к небу).
      Боже!
      Он не остыл еще!
      Уи.
      Я вместе с вами
      Скорблю о смерти друга моего,
      Убитого из-за угла рукой
      Предателя.
      Бетти.
      Да, Дольфита убила
      Рука, которую он пожимал...
      Не ваша ли?
      Уи.
      Все та же клевета,
      Все то же распусканье гнусных слухов,
      Все то же нежеланье нас понять,
      И недоверье к искренности дружбы,
      И ложное истолкованье лучших
      Моих порывов как враждебных действий,
      И подозрительное отверганье
      Моей протянутой руки!
      Бетти.
      Руки,
      Протянутой, чтоб задушить!
      Уи.
      То было
      Рукопожатье дружбы!
      Бетти.
      Как удав
      Хотел быть другом кролика!
      Уи.
      Слыхали?!
      Вот так мне отвечают! Дольфит тоже
      Считал мое сердечное стремленье,
      Мой искренний порыв - сухим расчетом,
      И слабостью - мое великодушье.
      На все, что я твердил, ответом было
      Холодное молчанье. Да, молчанье!
      Не теплая душевная поддержка.
      А я-то как надеялся - в ответ
      На чуть ли не униженные просьбы
      О дружбе, о вниманье, или просто
      О дружеском участье - на взаимность!
      Напрасно я надеялся! Презренье
      Мне бросили в лицо. И даже это
      Молчание, обещанное нам
      С угрюмой неохотой, - нарушают
      При первом поводе! Куда, к примеру,
      Теперь оно девалось? А? Куда?
      Кричат о страхах, распускают басни
      Чудовищные!.. Я прошу иметь
      В виду: мое терпенье безгранично,
      Но может лопнуть!
      Бетти.
      У меня нет слов.
      Уи.
      У сердца есть слова.
      Бетти.
      Так это сердце
      Вас делает таким красноречивым?
      Уи.
      Я говорю, как чувствую.
      Бетти.
      Ужели
      Так можно чувствовать? Да, верю, верю!
      Вы убиваете от всей души!
      Вы так же искренне преступны, как
      Другие добродетельны! Обману
      Вы верите, как люди верят правде!
      Вы неизменны лишь в любви к измене!
      Честны во лжи! В корысти - бескорыстны!
      Вас доблестным порывом не подкупишь!
      Воспламеняет вас звериный пыл!
      Вас вдохновляет кровь! Насилье! Им
      Вы дышите с восторгом. Подлость вас
      Растрогает до слез. А добродетель
      Вселит в вас ненависть и жажду мести!
      Уи.
      Таков мой принцип, миссис Дольфит, - я
      Противника не прерываю, даже
      Когда меня поносят. Да, я знаю:
      В таких кругах, как ваш, - меня не любят.
      Мое происхожденье - я ведь сын
      Кварталов Бронкса - мне в вину вменяют.
      "Он деревенщина, не знает даже,
      Какою вилкой надо есть десерт!
      Ну как его в коммерцию пускать?
      Зайдет ли речь о займах, о тарифах
      И о других финансовых вопросах,
      Он по ошибке - ножик хвать! Ну, нет,
      Так дело не пойдет. Он нам не нужен!"
      Я, миссис Дольфит, прям, я называю
      Все вещи собственными именами,
      И этого мне тоже не прощают.
      Так вот, со мной враждует предрассудок,
      И победить могу я только сам
      Руками и делами. Миссис Дольфит,
      Вы связаны с торговлей овощами.
      Я тоже. Это между нами мост.
      Бетти.
      Его не перекинешь через пропасть,
      На дне которой - труп!
      Уи.
      Печальный опыт
      Внушает мне, что с вами говорить
      Мне следует по-деловому: я
      Влиятельный политик, вы - хозяйка
      Торговли овощной. Прошу ответить:
      Что вы надумали с торговлей? Жизнь
      Идет вперед, минуя наши беды.
      Бетти.
      Да, жизнь идет - и потому я людям
      Скажу о той чуме, что им грозит!
      Я мертвому клянусь: возненавижу
      Свой голос, если он произнесет:
      "Хочу обедать" или: "С добрым утром",
      А не одно и то же: "Уничтожьте
      Артуро Уи!"
      Гири (с угрозой).
      Дитя мое, потише!
      Уи.
      Мы посреди могил. Для нежных чувств
      Час не пришел. Я говорю о деле,
      А не о мертвецах.
      Бетти.
      Ах, Дольфит, Дольфит!
      Зачем меня покинул ты?
      Уи.
      Вы правы.
      Поймите, Дольфита на свете нет.
      Кто в Цицеро поднимет голос против
      Террора, издевательства, насилья?
      Потеря ваша невознаградима!
      Вы беззащитны во враждебном мире,
      Где слабый обречен. У вас осталась
      Одна последняя защита - я.
      Бетти.
      Вы смеете об этом говорить
      Вдове того, кто вами умерщвлен?
      Чудовище! Я вас ждала, я знала,
      Что вы придете обвинять других
      В злодействах черных, совершенных вами.
      "Не я, другой!", "Я ни о чем не знаю!".
      "Я изнасилован", - кричит насильник,
      "Убийство! Отомстим!" - кричит убийца.
      Уи.
      Мой план незыблем: вам нужна защита.
      Бетти (слабо).
      Он не пройдет!
      Уи.
      Увидим скоро.
      Бетти.
      Боже,
      О, защити нас от такой защиты!
      Уи.
      Какой же вы дадите мне ответ?
      (Протягивает ей руку.)
      На дружбу вы согласны?
      Бетти. Нет! Нет! Нет!
      (В ужасе убегает.)
      Появляется надпись.
      XV
      Спальня Артуро Уи в отеле "Мамот". Уи, мучимый кошмарами, ворочается в постели. На стульях сидят его телохранители, держа револьверы на коленях.
      Уи (во сне).
      О, сколько крови! Сжальтесь, тени! Прочь!
      Стена позади него становится прозрачной. Появляется дух Эрнесто Ромы; во лбу
      огнестрельная рана.
      Рома.
      И это все напрасно. Это все
      Резня, коварство, ярость и угрозы
      Все зря, Артуро. Потому что корень
      Твоих злодейств - гнилой. Им не расцвесть!
      Предательство - дурной навоз. Лги, режь,
      Пускай страдают Дольфиты и Кларки
      Своих не трогай! Слышишь, Уи! Не трогай!
      Пусть заговор твой оплетет весь мир,
      Но заговорщиков не трогай! Все
      Топчи ногами - береги лишь ноги,
      Их не топчи! Лги всем в лицо, - однако
      Не вздумай оболгать вон то лицо,
      В том зеркале! Ты мне нанес удар,
      Но ты нанес удар себе, Артуро.
      Я другом был тебе, когда еще
      Ты был известен только вышибалам.
      Теперь я перешел в небытие,
      А ты на "ты" с хозяевами жизни.
      Предательство возвысило тебя,
      Предательство тебя низвергнет. Так же,
      Как предал ты помощника и друга
      Эрнесто Рому, - так ты всех предашь,
      И так же всеми будешь предан сам.
      Зеленая земля покрыла Рому,
      Но не твое предательство. Оно
      Стоит, раскачиваясь на ветру,
      Над тихими могилами, и люди
      Взирают на него. Настанет день,
      Когда восстанут все, кого убил ты,
      Восстанут все, кого еще убьешь,
      И двинутся стеною на тебя,
      Ты, окруженный ненавистью, будешь
      Искать защиты... Да, как я искал,
      Как я кричал и проклинал, моля,
      Грози, моли. - Безмолвствует земля.
      Уи (вскакивая).
      Сгинь, гад! Стреляйте! Сгинь! Вы что, заснули?
      Телохранители стреляют в то место стены, на которое указывает Уи.
      Рома (исчезая).
      Стреляйте, я теперь неуязвим для пули.
      XVI
      Сити. Собрание чикагских торговцев овощами. Они очень бледны.
      Первый торговец.
      Шантаж! Убийство! Произвол! Грабеж!
      Второй торговец.
      А тут смиренье! Раболепье! Трусость!
      Третий торговец.
      Нет, не смиренье! В январе ко мне
      Явились в лавку двое: руки вверх!
      Я их испепелил своим презреньем
      И произнес спокойно: господа,
      Я уступаю силе, - дав понять,
      Что с ними даже знаться не желаю
      И этого одобрить не могу.
      Я был суров. Мой непреклонный взор
      Им говорил: ну что ж, берите кассу,
      Но если б не оружье ваше...
      Четвертый торговец. Верно.
      Я умываю руки! - так я сразу
      Сказал супруге.
      Первый торговец.
      Что же, значит - трусость?
      О нет, расчет! Казалось, если молча
      Отдать им кассу, душегубы эти
      Отстанут и уйдут. Не тут-то было!
      Шантаж! Убийство! Произвол! Грабеж!
      Второй торговец.
      Лишь с нами можно так. Мы - без хребта!
      Пятый торговец.
      Нет, без оружья! Я торгую свеклой,
      И я не гангстер.
      Третий торговец.
      Все-таки надеюсь,
      Что этот пес нарвется на таких,
      Которые ему клыки покажут.
      Пусть где-нибудь попробует еще раз!
      Четвертый торговец.
      Ну, скажем, в Цицеро!
      Входят торговцы овощами из Цицеро. Они белые как мел.
      Торговцы из Цицеро.
      Хелло, чикагцы!
      Торговцы из Чикаго.
      Хелло, друзья из Цицеро! Хелло!
      Каким вас ветром занесло в Чикаго?
      Торговцы из Цицеро.
      Нас вызвали сюда.
      Торговцы из Чикаго.
      Кто?
      Торговцы из Цицеро.
      Он.
      Первый торговец из Чикаго.
      Как может
      Он вызывать вас? Как он может вами
      Командовать?
      Первый торговец из Цицеро.
      Он взвел курок!
      Второй из Цицеро.
      Пришлось
      Насилью уступить.
      Первый из Чикаго.
      Проклятье! Трусость!
      Вы разве не мужчины? Разве судей
      Нет в Цицеро?
      Первый из Цицеро.
      Нет судей.
      Третий из Цицеро.
      Больше нет.
      Третий из Чикаго.
      Послушайте, бороться надо, люди!
      Остановите черную чуму!
      Не допустите, чтобы саранча
      Сожрала все.
      Первый из Чикаго.
      Второй, десятый город,
      А там, глядишь, он всю страну проглотит.
      Во имя всей страны - боритесь!
      Второй из Цицеро.
      Мы?
      За всю страну? Мы умываем руки.
      Другие пусть...
      Четвертый из Чикаго.
      А мы, болваны, верим,
      Что этот пес нарвется на таких,
      Которые клыки оскалят.
      Под звуки фанфар появляются Артуро Уи и Бетти Дольфит (в траурном одеянии), за ней - Кларк, Гири, Дживола и телохранители. Уи проходит вперед. На заднем
      плане выстраиваются телохранители.
      Гири.
      Хелло!
      Из Цицеро все прибыли?
      Первый из Цицеро.
      Да, все.
      Гири.
      А из Чикаго?
      Первый из Чикаго.
      Все.
      Гири (Уи).
      Все собрались.
      Дживола.
      Добро пожаловать, торговцы! Трест
      "Цветной капусты" вам передает
      Привет сердечный.
      (Кларку.)
      Мистер Кларк, прошу.
      Кларк.
      Я сообщу вам новость: после долгих
      Переговоров, протекавших вовсе
      Не так уж гладко (я вам выдал тайну),
      Оптовая торговля Бетти Дольфит
      Решила влиться в трест "Цветной капусты".
      Теперь все будут получать товар
      От названного треста. Очевиден
      Ваш выигрыш: поставки здесь надежней.
      У нас уже утверждены расценки
      Слегка повышенные. Миссис Дольфит,
      Вы стали членом треста, разрешите
      Я руку вам пожму.
      Кларк и миссис Дольфит пожимают друг другу руки.
      Дживола.
      Имеет слово
      Артуро Уи.
      Уи (подходит к микрофону).
      Торговцы из Чикаго
      И Цицеро! Сограждане! Друзья!
      Когда честнейший господин Догсборо
      Меня призвал - то было год назад
      И слезно умолял взять под защиту
      Чикагскую торговлю овощами,
      Я тронут был, но не совсем уверен,
      Смогу ли оправдать его доверье.
      Догсборо умер. Завещанье старца
      Известно всем. Покойный выражает
      Мне, названому сыну, благодарность
      За все, что сделал я с того момента,
      Как согласился на его призыв.
      Торговля овощами - луком, свеклой,
      Цветной капустой - в городе Чикаго
      Отныне под надежною защитой.
      Я не боюсь сказать: благодаря
      Молниеносным действиям моим.
      Потом я внял другому обращенью:
      Игнатий Дольфит упросил меня
      Взять под защиту Цицеро - вторично
      Пришлось мне согласиться. Я поставил
      Одно условье: пусть меня попросят
      Торговцы сами. Пусть они решат
      И призовут меня. Я запретил
      Оказывать на Цицеро давленье!
      Ваш город волен сам меня избрать!
      Я не желаю, чтоб цедили "ладно"
      Сквозь зубы или соглашались морщась.
      Я требую ликующего: "Да!"
      Звучащего решительно и твердо.
      И так как я сказал, чего хочу,
      А то, чего хочу, хочу сполна,
      Я снова обращаюсь к вам, чикагцы.
      Меня вы лучше знаете, и, верю,
      Вы по заслугам цените меня.
      Так вот: кто за меня? Замечу в скобках,
      Что кто не за, тот против и пускай
      Сам на себя пеняет. Все. Я кончил.
      Вы можете свободно выбирать!
      Дживола.
      Послушайте сначала миссис Дольфит,
      Вдову борца за ваши интересы!
      Бетти.
      Друзья! Теперь, когда заступник ваш,
      Мой незабвенный муж, Игнатий Дольфит,
      Ушел...
      Дживола.
      Почиет в бозе!
      Бетти. И не может
      Вас поддержать - совет мой: изберите
      Защитником своим Артуро Уи,
      Как я его избрала, в это время
      Тяжелое узнав его - и ближе
      И лучше.
      Дживола.
      Начинаем!
      Гири.
      Кто за Уи,
      Поднимем руки!
      Некоторые сразу же поднимают руки.
      Один из Цицеро.
      Ну а выйти можно?
      Дживола.
      Любой свободен делать все, что хочет.
      Торговец из Цицеро нерешительно выходит. Следом за ним - два телохранителя.
      Раздается выстрел.
      Гири.
      Так. Вы теперь! Как ваш свободный выбор?
      Все поднимают руки - каждый тянет вверх обе руки.
      Дживола.
      Шеф, выборы окончены, торговцы
      Из Цицеро, а также из Чикаго
      Взволнованно тебя благодарят
      За то, что ты встаешь на их защиту.
      Уи.
      Я принимаю эту благодарность.
      Пятнадцать лет назад, когда я, сын
      Кварталов Бронкса, безработный, начал,
      Услышав голос рока, путь в Чикаго
      В сопровожденье лишь семи надежных
      Товарищей, - мечтал я прочный мир
      Завоевать для овощной торговли.
      В то время было мало нас, кто страстно
      Стремился обеспечить этот мир.
      Теперь нас много. Прочный мир в чикагской
      Торговле овощами - не мечта,
      А грозная реальность. Чтобы мир
      Надолго обеспечить, я сюда
      Велел доставить новые орудья,
      Броневики, гранаты, пулеметы
      И сотен пять резиновых дубинок;
      Защиты нашей просят ныне все
      Не только Цицеро с Чикаго, но и
      Другие города: Детройт! Толедо!
      Бостон! Лос-Анжелос! И Вашингтон!
      Там тоже продают капусту. Флинт!
      Линкольн! Атланта! Санта-Фе! Сент-Пол!
      Шайенн! Чарлстон! Колумбия! Нью-Йорк!
      Все молят: "Защити нас, помоги!"
      Всех защитит и всем поможет Уи,
      Бой барабанов, фанфары.
      Во время речи Уи появилась надпись.
      XVII
      Цицеро. Из грузовика пробитого пулеметной очередью, выбирается обливающаяся
      кровью женщина. Шатаясь она выходит вперед.
      Женщина.
      Спасите, люди! Ради бога! Люди!
      Мой муж убит в машине! Помогите!
      Мне руку прострелили!.. Кто-нибудь,
      Скорее, бинт!.. Они нас убивают,
      Как мух, летающих над кружкой пива!
      О боже!.. Никого!.. Ах, помогите!
      Мой муж!.. Убийцы! О, я знаю, кто
      Его убил! Артуро Уи!
      (Яростно.)
      Ты изверг!
      Подонок ты, мерзейший из подонков!
      Ты грязь, которая грязнее самой
      Червивой грязи! Вошь! Ты - хуже вши!
      Уи, люди, это Уи!
      Поблизости стрекочет пулемет, и она падает.
      О, почему
      Не истребили до сих пор чуму!
      ЭПИЛОГ
      А вы учитесь не смотреть, но видеть,
      Учитесь не болтать, а ненавидеть.
      Хоть человечество и было радо,
      Отправив этих выродков налево,
      Торжествовать пока еще не надо:
      Еще плодоносить способно чрево,
      Которое вынашивало гада.
      ХРОНОЛОГИЯ
      (надписи, появляющиеся в конце каждой сцены)
      Сцена I
      1929-1932. Всемирный кризис особенно сильно потряс Германию. Когда он достиг наивысшей точки, прусские юнкеры предприняли несколько попыток получить заем от государства. Долго эти попытки оставались безуспешными. Рейнские промышленники мечтают о завоеваниях.
      Сцены II и III
      Помещики, стремясь заинтересовать президента Гинденбурта в своих нуждах, преподносят ему почетный дар - имение.
      Сцена IV
      Осенью 1932 года партия Гитлера и его личная гвардия стояли перед угрозой финансового краха, а значит, и немедленного роспуска. С решимостью отчаяния Гитлер стал рваться к власти. Но долго ему не удавалось получить аудиенцию у Гинденбурга.
      Сцена V
      В январе 1933 года президент Гинденбург несколько раз отказывался назначить лидера национал-социалистской партии на пост рейхсканцлера. Но он боялся расследования скандального дела с "восточной помощью", в котором он сам был замешан. За подаренное ему имение Нойдек Гинденбург взял государственные деньги и израсходовал их не по назначению.
      Сцена VI
      Когда рейхсканцлер генерал Шлейхер пригрозил президенту разоблачением финансовых афер и злоупотреблений, Гинденбург 30 января 1933 года передал Гитлеру власть. Следствие было прекращено.
      Сцена VII
      Судя по некоторым источникам, Гитлера обучал декламации и сценической пластике провинциальный актер Базиль.
      Сцена VIII
      В феврале 1933 года вспыхнуло здание рейхстага. Гитлер обвинил своих противников в поджоге и подал сигнал к ночи длинных ножей.
      Сцена IX
      После громкого судебного процесса о поджоге рейхстага трибунал в Лейпциге приговорил к смертной казни полусумасшедшего бродягу. Настоящие поджигатели вышли сухими из воды. Отныне германская юстиция работает на Гитлера.
      Сцены X и XI
      Близкая смерть Гинденбурта вызвала ожесточенные схватки в лагере нацистов. Влиятельные круги настаивали на удалении Эрнста Рема. Вскоре предстояла оккупация Австрии.
      Сцена XII
      В ночь на 30 июня 1934 года Гитлер совершил нападение на своего друга Эрнста Рема в гостинице, где Рем ждал его, чтобы начать совместные действия против Гинденбурга и Геринга.
      Сцена XIII
      В 1934 году австрийский канцлер Энгельберт Дольфус согласился на требование Гитлера - запретить австрийской печати нападать на нацистскую Германию.
      Сцены XIV и XV
      Оккупации Австрии предшествовало убийство Энгельберта Дольфуса, австрийского канцлера. Нацисты неутомимо вербовали в Австрии сторонников.
      Сцена XVI
      11 марта 1938 года Гитлер вступил в Австрию. В условиях нацистского террора 98 процентов избирателей голосовали за Гитлера. Германия вступила на путь завоеваний. После Австрии наступил черед Чехословакии, Польши, Дании, Норвегии, Голландии, Бельгии, Франции, Румынии, Болгарии, Греции.
      ИЗ ДНЕВНИКА БРЕХТА
      10 марта 1941.
      Мне снова пришла в голову та мысль, которая родилась в свое время в Нью-Йорке, - написать пьесу о гангстерах, которая бы напомнила некоторые всем известные события. Быстро набрасываю план - 11-12 сцен. Конечно, все должно быть написано в высоком стиле.
      28 марта 1941.
      Невзирая на хлопоты о визе и подготовку к путешествию, я упорно работаю над новой "гангстерской историей". Не хватает только последней сцены. Трудно предвидеть, каким будет воздействие двойного "эффекта отчуждения" гангстерская среда и высокий стиль. Так же трудно предсказать, какое впечатление произведут пародии на классику - сцена в саду Марты Швертлейн, сцена из "Ричарда III". Познания Стефана в области связей гангстерского мира с властями мне очень полезны.
      1 апреля 1941.
      В "Уи" задача вот в чем: исторические события должны постоянно просвечивать, но, с другой стороны, гангстерское "облачение" (являющееся разоблачением) должно иметь самостоятельный смысл, потому что - теоретически говоря - оно должно воздействовать и без всяких исторических намеков; слишком тесная связь обеих линий (гангстерской и нацистской), то есть форма, при которой гангстерская линия оказалась бы только символическим выражением второй линии, - была бы непереносима: зритель постоянно доискивался бы до значения той или иной подробности, до прототипа каждого из персонажей. Это было особенно сложно.
      2 апреля 1941.
      Приходится возвращаться к уже написанному, чтобы выровнять ямбы "Карьеры Артуро Уи". Ямб у меня был очень расхлябанный - я обосновывал это частично тем, что пьеса будет ставиться только по-английски, а частично тем, что моим персонажам к лицу развинченный стих. Грета сосчитала, что из 100 стихов хромали 45, и оба моих довода назвала отговоркой. По ее мнению, опустившихся персонажей можно изображать иначе, не посредством дурных ямбов. Джазовый ямб с синкопами, которым я часто пользовался до сих пор (пятистопник, но спотыкающийся), - нечто совсем иное, он ничего не имеет общего с небрежностью - его трудно строить, он требует искусства. Но, главное, она считала, что, если ямбы не будут ровными, пострадает эффект отчуждения. Интересно, удастся ли мне сообщить стремительность эпическому, ведь не следует же думать, что оно от природы размеренно. По сути дела, и в эпосе можно замедлять действие и ускорять его, да и потрясение, и обнаженный конфликт, и столкновение противников в эпическом произведении возможны так же, как и в драматическом. Надеюсь, что моя пьеса докажет и это тоже.
      9 апреля 1941.
      Мир снова затаил дыхание - германская армия катится в направлении на Салоники с той скоростью, с какой едут ее автомашины... Кажется, что только эта армия сохранила способность двигаться, только она одна владеет игральной костью, которой в наше время важнее овладеть, чем полем битвы. Устарелые армии не могут с ней конкурировать, как древняя прялка - с современным прядильным станком "Дженни". Храбрость отступает перед твердостью шофера, неутомимость - перед точностью, выдержка - перед усердием. Стратегия стала хирургией. Вражескую страну сначала оглушают наркозом, затем "вскрывают", после чего дезинфицируют, накладывают швы и т. п. - и все это в высшей степени спокойно.
      12 апреля 1941.
      Не говоря о том, что белый стих никак не может прижиться на почве немецкого языка (ср. ужасные стихи в "Тассо"!), для меня в нем всегда чувствуется нечто анахронистическое, нечто фатально феодальное. Стоит его лишить свойственного ему придворного изысканного тона и витиеватой официальности, как он тотчас становится пустым, вульгарным - выскочкой. Заставляя гангстеров и торговцев цветной капустой говорить ямбами, я достигаю преимущественно пародийного эффекта, ибо только при этих условиях светом рампы озаряется неадекватность их победоносного возвышения, и все же там, где белый стих изуродован, искалечен, обрублен, - там образуется новая форма, которая может послужить материалом для современных стихов с нерегулярными ритмами; у этого материала еще все впереди.
      12 апреля 1941.
      Удивительно, как рукопись во время работы становится фетишем! Я нахожусь в полной зависимости от внешнего вида моей рукописи, в которую я все время что-то вклеиваю и которую эстетически поддерживаю на высоте. Постоянно ловлю себя на том, что я, меняя текст, стараюсь сохранить то же число строк - только для того, чтобы сохранить число страниц!
      Я писал "Артуро Уи", все время видя его перед собой на сцене, это доставило мне много удовольствия. Но теперь в дополнение к нему хочется написать нечто совершенно нигде и никогда не представимое на театре: "Уи. Вторая часть. Испания (Мюнхен) (Польша) Франция".
      К ПЬЕСЕ "КАРЬЕРА АРТУРО УИ, КОТОРОЙ МОГЛО НЕ БЫТЬ"
      ВВОДНАЯ ЗАМЕТКА
      "Карьера Артуро Уи, которой могло не быть", написанная в 1941 году в Финляндии, представляет собой попытку объяснить капиталистическому миру возвышение Гитлера, в связи с чем он и помещен в привычную для этого мира среду. Стихотворная форма позволяет дать масштаб героизма действующих лиц.
      ПРИМЕЧАНИЯ
      В настоящее время широко распространено мнение, будто выставлять на посмеяние великих политических преступников - живых или мертвых - неуместно, да и нецелесообразно. Говорят, что на это болезненно реагирует даже простой народ, и не только потому, что он невольно причастен к преступлениям, но и потому, что уцелевшие посреди развалин не могут над этим смеяться. Стоит ли к тому же ломиться в открытые двери - таковых в развалинах слишком много; утверждают, что люди усвоили урок, - зачем еще и еще раз напоминать о нем этим несчастным? Если же урок не усвоен, то опасно возбуждать в народе смех над правителями - ведь он, народ, и без того недостаточно серьезно к ним отнесся и т. д. и т. п.
      Сравнительно нетрудно оспорить предъявляемое к искусству требование, чтобы оно проявляло осторожность относительно жестокости правителей, чтобы оно любовно полило слабый росток познания, и тем, которые показали грабли, оно показало, как пользоваться лейкой, и т. д. Можно оспорить и понятие "народ", означающее нечто более высокое, чем "население", и показать, как в головах еще живет призрак пресловутого "народного единства" - единства палачей и жертв, предпринимателей и предпринятых. Этим, однако, вовсе еще не сказано, что сатире не подобает вмешиваться в серьезные вопросы. Именно серьезные вопросы ее и занимают.
      Великих политических преступников непременно следует выставлять на всеобщее обозрение, и прежде всего на посмеяние. Ведь они прежде всего вовсе не великие политические преступники - просто их руками творятся великие политические преступления, а это далеко не одно и то же.
      Не надо бояться плоской истины, если только она истинна! Гитлера провал его предприятий не делает дураком, однако и размах его предприятий не делает его великим человеком. Господствующие классы современного государства по большей части пользуются для осуществления своих предприятий весьма заурядными людьми. Даже в особо важной области экономической эксплуатации нет необходимости в исключительных дарованиях. Трест ИГ-Фарбен, ворочающий миллиардами, использует незаурядные таланты лишь в одной-единственной форме - он их эксплуатирует; сами же эксплуататоры, кучка людей, в большинстве случаев получивших власть по наследству, сообща обладают некоторой хитростью и жестокостью, однако их невежество не наносит им коммерческого ущерба, как не помешало бы им и случайное благодушие кое-кого из них. Политические дела они препоручают людям, которые нередко отличаются еще гораздо большей глупостью, чем они сами. Гитлер в подметки не годится Брюнингу, а Брюнинг Штреземану, в военной области Лакейтель был под стать Гинденбургу. Какого-нибудь военного теоретика вроде Людендорфа, который проигрывал сражения из-за своей политической незрелости, так же нельзя возводить в ранг интеллектуального гиганта, как и эстрадного фокусника, мастера молниеносного счета. Такие люди производят впечатление величия благодаря размаху их предприятий. Однако именно этот размах свидетельствует об их ограниченности; он говорит лишь о том, что было мобилизовано великое множество умных людей, так что кризисы и войны выставляют напоказ умственный уровень населения.
      К этому надо прибавить, что и само преступление нередко вызывает восторг. О кровавом убийце Кнейзеле обыватели моего родного города не говорили иначе как с благоговением и воодушевлением, так что я и по сей день запомнил его имя. Ни к чему было даже приписывать ему обычные истории о трогательной любви к несчастной старенькой матери; его убийств было вполне достаточно.
      Историческая концепция обывателей (и пролетариев - до тех пор пока у них нет иной) - концепция по большей части романтическая. Первый Наполеон пленил нищее воображение многих немцев отнюдь не как создатель "Кодекса Наполеона", а как завоеватель, принесший в жертву миллионы человеческих жизней. Завоевателям к лицу пятна крови - это подчеркивает их мужественную красоту. Некий доктор Пехель писал в 1946 году в журнале, справедливо названном "Немецкое обозрение", о Чингисхане, что "если Pax Mongolica была куплена ценой разорения двадцати государств и жизнью многих десятков миллионов людей", то этот "кровавый завоеватель, разрушитель всех ценностей является в то же время властителем, доказавшим, что он обладал не разрушительным умом", и был уже потому велик, что не был мелочен в обращении с людьми. Необходимо разрушить это почтение к убийцам. Повседневная логика не должна отступать в тень, имея дело со столетиями; все то, что верно относительно малых обстоятельств, должно сохранять сбою правоту и касательно крупных событий. Если сильные мира сего дают возможность мелкому мерзавцу стать крупным мерзавцем, это не значит, что мы должны позволить ему занять исключительное положение, не только в свойственной ему мерзости, но и в нашем представлении об истории. В целом же, по-видимому, справедливо утверждение, что нередко трагедия относится к страданиям людей менее серьезно, чем комедия.
      ЗАМЕТКИ
      Куше: "...но в тот момент, когда "Уи" вследствие проецируемых на экран надписей приобретает недвусмысленное значение, относящееся к определенному этапу немецкой истории... приходится задать вопрос: где народ?"
      "Брехт писал (о "Фаусте" Эйслера): "Мы должны непременно исходить из справедливости положения: концепция, согласно которой немецкая история ничтожна и которая игнорирует народ как потенциальную творческую силу, такая концепция ложна".
      "Не хватает того "пустяка", который представляет "потенциальную силу народа"... Разве борьба шла только между гангстерами и торговцами? Разве Димитров (потенциальная сила, которую мы для простоты так называем) был торговцем?"
      "Уи" - пьеса-притча, написанная с намерением разрушить обычное опасно почтительное отношение к великим убийцам. Круг намеренно узок: он включает в себя только государство, промышленников, юнкеров и обывателей. Этого достаточно, чтобы осуществить авторское намерение. Пьеса не стремится дать общий, исчерпывающий анализ исторического положения в тридцатые годы. В ней нет пролетариата, и здесь его нельзя учитывать в широком масштабе, потому что в данной художественной системе всякое "еще" оказалось бы "чересчур" и отвлекло бы от постановки и без того сложных проблем. (Возможно ли подойти ближе к теме "пролетариат" и не коснуться другой - "безработица"? Или сказать о безработице и оставить в стороне вопрос об обеспечении работой и о партиях, а также об их бессилии? Одно тянуло бы за собой другое, и в итоге получилось бы гигантское сочинение, которое не достигло бы поставленной цели.)
      Проецируемые надписи - по К., они являются основанием, чтобы искать в пьесе всеобщего анализа, - как мне кажется, только усиливают черты условности, уподобляющие мир пьесы миру паноптикума.
      Кажется, что все промышленники в равной степени задеты кризисом; тогда как на самом деле слабые погибают под ударами сильных. (Но, может быть, это черта, которая потребовала бы чрезмерной детализации и которой притча поэтому может и пренебречь.)
      Защитника (сцена IX, процесс о поджоге склада), может быть, следует пересмотреть. В настоящем виде кажется, что он, когда протестует, защищает только свою "профессиональную честь". Так это задумано или нет, но публика будет стремиться видеть в нем Димитрова.
      Что касается появления духа Рема, то Куше, по-моему, прав. ("Сейчас текст таков, что жирный, спившийся нацист приобретает черты мученика".)
      Пьеса написана в 1941 году, и автор видел в ней основу спектакля 1941 года.
      УКАЗАНИЕ ДЛЯ ПОСТАНОВКИ
      Чтобы события приобрели то значение, которое они, к сожалению, имеют, пьеса должна быть поставлена в в_ы_с_о_к_о_м с_т_и_л_е; лучше всего - с отчетливыми реминисценциями из елизаветинского театра, то есть с занавесками и помостами. Можно, например, играть перед спущенными сверху занавесками, забрызганными краской цвета бычьей крови. Можно использовать и задники, расписанные перспективными панорамами, допустимы также звуковые эффекты орган, трубы, барабан. Необходимо пластическое представление в стремительном темпе с легко обозримыми мизансценами во вкусе ярмарочных представлений.
      Следует использовать маски, интонации, жесты, напоминающие о прототипах, но чистой пародии следует избегать, и комическое начало непременно должно звучать до известной степени жутко.
      КОММЕНТАРИИ
      Переводы пьес сделаны по изданию: Bertolt Brecht, Stucke, Bande I-XII, Berlin, Auibau-Verlag, 1955-1959.
      Статьи и стихи о театре даются в основном по изданию: Bertolt Brecht. Schriften zum Theater, Berlin u. Frankfurt a/M, Suhrkamp Verlag, 1957.
      КАРЬЕРА АРТУРО УИ, КОТОРОЙ МОГЛО НЕ БЫТЬ
      (Der aufhaltsarae Aufstieg des Arturo Ui)
      На русском языке пьеса впервые печатается в настоящем издании.
      Замысел пьесы возник у Брехта в 1935 г., во время посещения США. Она написана в Финляндии, в марте-апреле 1941 г.
      В дни наивысшего подъема и военных успехов германского фашизма Б. Брехт задался целью создать памфлет на Гитлера и его приспешников, пользуясь средствами "высокого стиля", прибегая к пародированию Шекспира ("Ричард III", "Ричард II", "Макбет") и Гете ("Фауст"). Рядом с великими шекспировскими злодеями была особенно очевидной ничтожность Артуро Уи истерика, труса, мелкого авантюриста и шантажиста, под гангстерской маской которого вполне явно просвечивают черты Гитлера. У большинства действующих лиц пьесы - реальные прототипы. Догсборо-Гинденбург, генерал-фельдмаршал, президент Германской республики с 1925 по 1934 г., в 1933 г. он назначил Гитлера на пост рейсхканцлера (имя "Догсборо" образовано переводом на английский язык составных частей имени "Hindenburg", что по-немецки звучит почти как Собачий город, Собакоград). Эрнесто Рома - Эрнст Рем, соратник и друг Гитлера, с 1931 по 1934 г. начальник штаба СА (штурмовых отрядов), по приказу Гитлера во время резни 30 июня 1934 г. убит. Джузеппе Дживола Геббельс, с 1933 г. гитлеровский министр пропаганды и информации. Эмануэле Гири - Герман Геринг, гитлеровский рейхсмаршал, премьер-министр Пруссии, командующий военно-воздушными силами Германии, ближайший сотрудник Гитлера, приговоренный нюрнбергским трибуналом к повешению за свои преступления. Рыббе - Ван дер Люббе, деклассированный безработный, голландец - нацисты ложно обвинили его в поджоге рейхстага, во время процесса в Лейпциге оглушали наркотиками, а затем в 1934 году казнили. Игнатий Дольфит Игнациус Дольфус, в 1932-1934 гг. канцлер и министр иностранных дел Австрии; во время фашистского путча в Вене в июле 1934 г. убит национал-социалистами. Кларк - фон Папен, юнкер и промышленник, дипломат, предшественник Гитлера на посту рейхсканцлера, помог его возвышению; в 1933-1934 гг. вице-канцлер, позднее гитлеровский чрезвычайный посол в ряде стран. Тед Рэгг - Грегор Штрассер, основатель берлинской СА, глава антигитлеровской оппозиции среди штурмовиков. Уничтожен по приказу Гитлера одновременно с Ремом.
      Пьеса была впервые поставлена почти через восемнадцать лет после ее создания в Штутгартском театре, премьера 19 ноября 1958 г. Режиссер - ученик Брехта Петер Палич, художник - Герд Рихтер, композитор - Ганс Дитер Хозала. Роли исполняли: Артуро Уи - берлинский актер Вольфганг Килинг, Догсборо Ганс Манке, Ромы - Гергард Юст, Гири - Герберт Штейнмец, Дживолы - Ганс Гельмут Диков, зазывалы и одновременно Бетти Дольфит - Урсула фон Рейбниц. Спектакль имел шумный успех, хотя и не отличался той политической остротой и определенностью, которую приобрела последовавшая вскоре знаменитая постановка "Берлинского ансамбля", премьера 23 марта 1959 г. Режиссеры Петер Палич и Манфред Векверт, композитор - Ганс Дитер Хозалла, художники Карл фон Аппен и Гоффман. Роли исполняли: Кларка - Дитер Кнауп, Догсборо Мартин Флерхингер, Артуро Уи - Эккехард Шалль, Ромы - Гюнтер Науман, Дживолы - Хильмар Тате, Гири - Вольф Кайзер, Докдейзи - дочь Брехта Барбара Берг, актера - Зигфрид Вейс, Дольфита - Вилли Шольц.
      В то время как в Штутгарте шли первые спектакли, труппа "Берлинского ансамбля" еще репетировала пьесу. Реакционные критики воспользовались случайным приоритетом западногерманского театра, чтобы демагогически провозгласить превосходство своей демократии и злорадно заявить о невозможности поставить "Карьеру Артуро Уи" в ГДР: "Там, в зоне, где тоже живут немцы и где Брехт пользовался славой и почетом как друг режима и даже имел в своем распоряжении собственный театр, там эта пьеса до сих пор не может быть сыграна, - и это, видимо, связано с тем, что слишком подробное описание политических методов гангстера Уи... может вызвать неприятные для тамошних господ сравнения у их подданных" (статья Шнейдера в штутгартской газете "Allgemeine Zeitung fur Wurtemberg", 1958, 2 ноября). Лучшим опровержением подобных выпадов явился, разумеется, спектакль "Берлинского ансамбля". Впрочем, и относительно штутгартского представления следует сказать, что оно сыграло большую политическую роль в общественной жизни ФРГ. Пьеса была несколько перестроена. Так, раненая женщина, появляющаяся у Брехта в самом конце пьесы (сцена XVII), в Штутгарте молила о помощи и проклинала убийц уже в середине спектакля; одной из начальных сцен, когда члены треста "Цветная капуста" решаются прибегнуть к услугам гангстера Уи, это их решение мотивировалось тем, что с улицы доносилась революционная песня, которую пели рабочие, вышедшие на демонстрацию; два персонажа О'Кейси и защитник - были сведены в одно действующее лицо, напоминавшее Димитрова. Однако режиссер не мог использовать всех брехтовских титров при проецировании их на экран: по соображениям политической цензуры нельзя было назвать имен Шлейхера, Гинденбурга, Дольфуса, актера Базиля.
      Спектакль "Берлинского ансамбля" пользовался большим успехом - только до конца 1960 г., то есть за год, он прошел девяносто четыре раза - в том числе во время гастрольных поездок в Лейпциг, в западногерманские города Люнен, Марль и Франкфурт-на-Майне. Впечатление, произведенное на зрителей ФРГ во время этих гастролей, было огромным. Состоялись публичные обсуждения спектакля, по поводу которых один западногерманский журналист писал: "Кто дискутировал с некоторыми из этих одержимых коммунизмом политических функционеров, должен будет честно признать, насколько мы уступаем этим диалектикам, насколько мы не доросли до политической дискуссии с ними. И этот постыдный вывод тоже ценен и необходим" ("Ruhrnachrichten", 1960, 8 сентября).
      В Париже спектакль исполнялся на сцене Театра Наций и был удостоен первой премии этого театра. Рецензент газеты "Юманите" Ги Леклерк назвал эти гастроли в Париже "страстным политическим уроком" ("L'Humanite", 1960, 9 июня). Кроме того, спектакль "Карьера Артуро Уи" был отмечен как лучший Объединением театральных и музыкальных критиков.
      Постановщики исходили из указаний автора о необходимости сочетать в спектакле высокий стиль елизаветинского (шекспировского) театра с ярмарочным балаганом, снимающим торжественность представления и создающим необходимый "эффект отчуждения". Авторы спектакля писали: "Помосты, постановочный элемент елизаветинского исторического театра, были окружены потрепанными сукнами балагана: таким образом мнимо возвышенное зрелище приобретало черты ярмарочного аттракциона и утрачивало всякий ореол. Зритель призывается к критической, то есть исторически ему подобающей точке зрения и оценке". В соответствии с драматургическим построением пьесы, с переходом от мелких интриг в тресте "Цветная капуста" к событиям большого масштаба, к пародии на большие исторические сцены, меняется и сцена. "Узкий балаган, - продолжают авторы спектакля, - превращается в гигантский цирковой шатер... Стремительность, с которой развивается действие и которая еще возрастет во второй части спектакля, отражает головокружительную быстроту карьеры". В соответствии с замыслом драматурга актеры подчеркивали противоположность между величавым шекспировским стихом и гангстерским жаргоном, послужившим для Брехта языковой основой пьесы.
      Композитор спектакля Хозалла использовал музыку, которой нацисты сопровождали по радио чрезвычайные сообщения - мотивы из "Прелюдий" Шопена, а в сцене суда в соответствии с указанием автора - траурный марш Шопена, ритмически значительно преобразовав его. В сценическом варианте театр ввел три сонга - шуточную песню Теда Рэгга об ожидании, сентиментальный романс Гринвула и песню Дживолы "О притворстве". Музыкальное сопровождение спектакля давалось в звукозаписи.
      Обобщая стилистический замысел спектакля, его авторы писали в программе: "От позднебуржуазного обычая романтизировать гангстера и показывать его существом исключительным необходимо отказаться как от искажения реальности. Следовало показать гангстера как гражданина капиталистического мира, - он берется за всякое дело, которое сулит ему доход. Конкурентная борьба вырабатывает в нем навыки специалиста, предприимчивость коммерсанта, целеустремленность предпринимателя".
      Пресса ГДР отметила некоторые слабости спектакля, отчасти связанные с недоработанностью пьесы. Главные из них: карьера Артуро Уи кажется неудержимой, - каждого, кто пытается протестовать, немедленно уничтожают; нет никакой дифференциации народа - весь он представлен кучкой мелких торговцев овощами. Однако и критики, выдвигавшие подобные возражения (не всегда оправданные стилистикой пьесы и спектакля!), высоко оценили достижения "Берлинского ансамбля", спектакль которого дает и эстетическую радость и радость познания истины (Heinz Hоfmann, Freiheiten und Grenzen der Parabel. - "Theater der Zeit", 1959, N 5, S. 50-52).
      Вскоре после гастролей "Берлинского ансамбля" в Париже (июль 1960 г.) французский Национальный Народный театр (ТНП), руководимый Жаном Виларом, поставил "Карьеру Артуро Уи". Премьера (перевод Армана Жакоба) состоялась пять месяцев спустя, 8 ноября 1960 г. Режиссеры - Жан Вилар и Жорж Вильсон, художник - Андре Аккар. В ролях: Уи - Жан Вилар, Ромы - Жорж Жерэ, Гири Шарль Деннэ, Догсборо (названного в спектакле Гиндсборо) - Филипп Деэден, Дживолы (названного здесь Гоббола) - Жорж Рикье, Дольфита (названного здесь Дольфут) - Ги Сен-Жан, Бетти Дольфит - Кристиана Миназолли, зазывалы Доминик Патюрель, Докдейзи (названной здесь Нини - Цветок набережных) Арлетта Сандерс. Пресса разных партий оценила спектакль как одно из высших достижений современного театрального искусства, способствовавших мировой славе драматургии Брехта. Вот несколько откликов: "Эта шекспировская эпопея, полная крови, грохота, ярости и гротеска, пробуждает в нас еще жгучие воспоминания. Она к тому же заставляет нас испытывать угрызения совести и более пристально всмотреться в наше время" ("Le Parisien", 1960, 17 ноября). "Великолепный спектакль ТНП, поставленный Жоржем Вильсоном и Жаном Виларом, убедил меня в том, что "Карьера Артуро Уи"... хроника, которую можно сравнить с хрониками Шекспира. В ней царит такая же динамика... Может быть, это первая театральная фреска, которую вдохновили события новейшей истории. Постановка - образец хронометрической точности и математического расчета. Расчисленность времени и пространства, отчетливость самых малых передвижений, вкус, проявленный художником Андре Аккаром, красота музыки и абсолютная верность ее исполнения - все это не повредило игре актеров и не понизило эмоционального накала спектакля" ("Figaro", 1960, 17 ноября). Многие рецензенты писали о Жане Виларе, исполнителе роли Артуро Уи, подчеркивая глубину его проникновения в сатирическую ^ сущность персонажа комического и страшного, гротескного и зловещего. После первой жалкой истерики он "внезапно начинает понимать, что номер удался. Тогда голос его набухает, наглеет. Взгляд становится безумным. Он топает ногами, мечется, опьяненный нечаянными завоеваниями. Поворачивается трибуна: он залезает на нее. Видна только мятая шляпа над габардиновым плащом. И хотя его рычание потрясает землю - чувствуется, что он никогда по-настоящему, сам по себе, не существовал, что кто-то им управляет извне..." ("Le Monde", 1960, 17 ноября).
      Спектакль ТНП был удостоен первой премии Союза французских критиков за лучшую первую постановку иностранного произведения.
      В январе 1962 г. "Карьера Артуро Уи" была поставлена в варшавском "Театр Вспулчесны". Режиссер - Эрвин Аксер, художники - Ева Старовейская и Конрад Свинарский, композитор - Збигнев Турский. Роли исполняли: Догсборо-Казимеж Опалинский, Дживолы - Эдвард Дзевонский, Гири - Александр Бардини, Артуро Уи - Тадеуш Ломницкий, Кларка - Хенрик Боровский, Ромы Мечеслав Чехович, Докдейзи - Барбара Вжезинская, актера - Иожеф Конрат. Спектакль шел с неизменным успехом длительное время, выдержав за полтора года более ста пятидесяти представлений (по данным на 1 июля 1963 г.). Советский критик, оценивая его, писал: "В Варшаве "Карьера" сыграна так, что, кажется, лучше сыграть невозможно... Брехт написал яркий гротеск, пьесу-памфлет. Польский театр заострил его до предела. Брехт советовал при постановке пьесы передать "в гротеске атмосферу ужаса". Польский театр сделал спектакль, от которого кровь леденеет в жилах, но мысль работает сурово и безотказано. Брехт предлагал ставить "Карьеру" в пластической манере, в быстром темпе, с четким расположением отдельных групп, в духе старинной исторической живописи. Польский театр создал оживший паноптикум каннибалов - нелюдей, которым ради достижения авантюрных целей ничего не стоит перейти от лживой демагогии и сентиментального целования рук к истерическим угрозам, а затем и к физическому уничтожению тех, кто стал преградой на их пути" (А. Гершкович, Театр наших друзей, М., "Знание", 1963, стр. 6, 9). Другой советский критик в таких выражениях характеризует главного исполнителя: "Игра Тадеуша Ломницкого в "Артуре Уи" стоит целого социологического исследования. Актер безбоязненно углубляется в то, что названо стихией мелкобуржуазности, доходя до ее темных глубин, содрогается от того, что там обнаруживает, и предупреждает остальных... Ломницкий прослеживает не только путь мелкого проходимца к положению главы государства, но и своего рода психологическую карьеру от Untermensch к Ubermensch, от недочеловека к сверхчеловеку. Эти начала взаимосвязаны, тут классический мелкобуржуазный комплекс. Артуро Уи избавляет себя от неполноценности, избавляя другого от полноценности, его угнетали - он хочет угнетать, в отместку за то, что он был жертвой, он жаждет быть палачом. Вас не удивляет у Ломницкого его скрытая, готовая вот-вот прорваться истерия (это и есть "твердая почва") и целая клавиатура чувств от жесткости, нужной ему, потому что только в этом случае он чувствует в себе силу, до страха, когда у него появляется жалобное, почти детски обиженное лицо, - кажется, он сейчас заплачет" (Ю. Юзовский. - "Литературная газета", 1962, 4 октября). Эти строки дают представление о режиссерской концепции пьесы и об исполнителе заглавной роли, который и сам умно и точно характеризовал свою художественную идею: "Я старался, - говорил он в одном интервью, отыскивать наиболее низменные черты образа, показать его устрашающее, деморализующее влияние. Я пошел по линии создания внутреннего портрета, а не внешнего. Я пытался создать своего рода исследование, как рождается подлость. Я искал отвратительное, патологическое. Демонстрировал это, стоя как бы рядом, ведь в финале я становлюсь нормальным человеком" ("Польша", 1963, Э 8, стр. 39).
      Успеху спектакля немало способствовало оформление художников Евы Старовейской и Конрада Свинарского, создавших страшную металлическую конструкцию - коробку, внутри которой разыгрывалось действие, и музыка Збигнева Турского, с огромным мастерством использовавшего мотивы Вагнера ("Полет валькирий") и создавшего великолепный по ритму и экспрессии звуковой образ фашизма.
      Варшавский спектакль "Театр Вспулчесны" был до некоторой степени повторен в Ленинградском Большом драматическом театре им. Горького (премьера 26 июня 1963 г., перевод Е. Эткинда). Здесь, как писал постановщик Эрвин Аксер, "сохранены все основные элементы первоначального режиссерского замысла; изменилось лишь толкование некоторых ролей и некоторые частности. Эти изменения возникли по инициативе ленинградских актеров и связаны с индивидуальными особенностями их дарований". "Однако, - продолжает Аксер, ...как и в варшавской постановке, форма спектакля определяется принципами "эпического театра". Так же как и при первоначальной трактовке, мы подчеркиваем, что рассказанная в пьесе "гангстерская история" соотносится с событиями в Германии в 1933-1938 гг.; но, сохраняя аллегорию, мы старались в соответствии с желанием автора придать действующим лицам известную самостоятельность". Роли исполняли: Догсборо - В. Полицеймако, Дживолы - С. Юрский, Гири - В. Кузнецов, Артуро Уи - Е. Лебедев, Ромы - Е. Копелян, Инны - В. Рецептер, Догсборо-сына - Б. Рыжухин, Докдейзи - З. Шарко, актера - В. Стржельчик, Бетти Дольфит - Н. Ольхина. Спектакль был го1рячо встречен зрителями и прессой. С. Цимбал писал: "Следуя за Брехтом и развивая его глубокий сатирический замысел, режиссер Эрвин Аксер создает на сцене подчеркнуто условный мир... Художники Ева Старовейская и Конрад Свинарский избежали в решении спектакля навязчивых и прямолинейных аллегорий, которые надо разгадывать как ребус. Важно, что в созданном ими прямоугольном металлическом мире живут люди, успевшие приноровиться к его холодным очертаниям. Стоит им хоть на короткое время воспротивиться господствующему здесь закону предательства и насилия, попытаться вести себя по-человечески, и на их лицах возникает мертвая белизна, означающая, что участь их решена... Чем страшнее каждое новое убийство, совершенное Артуро Уи, тем более неотвратимыми становятся новые и новые его преступления. Таков был исторический путь Гитлера. Под звуки ритмически искалеченного вагнеровского "Полета валькирий", под музыку, в которой слышатся дешевый и разнузданный кураж гитлеровской военщины, сдавленные человеческие стоны и издевательский смех, совершает на сцене свое восхождение кривоногий шут, возомнивший себя властителем мира".
      Характеризуя игру актеров, критик прежде всего отмечает Е. Лебедева, "новая работа которого с полным основанием может считаться выдающимся достижением нашего актерского искусства. С поразительной гибкостью и пластической виртуозностью рисует Лебедев характер человека, самые тошнотворные и отталкивающие черты которого как раз и приносят ему успех в его гангстерском, политическом восхождении. Нахватавшись поз, жестов и напыщенных интонаций от бездарного провинциального актера, он не раздумывая пускает их в ход. И чужие приемы, заученные слова, механически повторяемые жесты делают свое дело" ("Ленинградская правда", 1963, 2 июля).
      Вот еще несколько оценок печати. "Пафос работы Эрвина Аксера в интеллектуальном напряжении, которое то яростно прорывается, как, например, в сцене убийства Ромы, то - подобных моментов большинство - прячет весь свой накал в форму графически четкую, внешне бесстрастную" (Н. Лордкипанидзе. "Известия", 1963, 17 сентября). Театр показал "работу, выполненную в самых крайних, условных гротескных формах при всей внутренней реалистической силе переживания. "Увеличвающее стекло" - вот средство воздействия на зал в этом страстном публицистическом спектакле, вполне отвечающем призыву, выдвинутому театральной традицией Маяковского: "Равны революциям - взрывы пьес. Сатира, как стачка, - за брюхо берет. Товарищи актеры! Слово наперевес! Вперед!" (Ю. Смирнов-Hесвицкий. - "Смена", 1963, 16 июля).
      Другой успешной постановкой пьесы в СССР был осуществленный в 1962 г. спектакль объединенной мастерской ВГИКа (Москва). Критик Н. Румянцева писала об этом спектакле: "Бертольт Брехт - историк и мыслитель - вскрывает причины, породившие фашизм. Бертольт Брехт-поэт и драматург - сатирическим мечом огромной силы анатомирует людей, фашизмом порожденных. Постановщик спектакля Зигфрид Кюн (студент ВГИКа, приехавший учиться из ГДР), пристально вглядываясь в драматургический материал, как бы ассистирует гениальному прозектору в этой операции потрошения исторических трупов. Скромность режиссерского решения ничем не отвлекает нашего внимания от поведения действующих лиц... Очень интересно играет Артуро Уи (читай - Адольфа Гитлера) Н. Губенко... Этот маньяк сентиментален и безжалостен - столь характерное для фашизма сочетание. Он чудовищно примитивен и мелочно предусмотрителен, мстителен и хитер... Он уродлив и патологичен - для создания этого впечатления Губенко использует удачно найденную интонацию, особое голосоведение, переходящее в истерический визг, нелепую танцующую походку, еще увеличивающую его сходство с ярмарочным "дергунчиком" ("Советская культура", 1962, 27 октября).
      Стр. 335. Город Цицеро - имеется в виду Австрия.
      Стр. 336. Ричард Третий - герой хроники Шекспира, английский король с 1483 по 1485 г. В первом издании хроника Шекспира носила заголовок: "Трагедия о короле Ричарде III, содержащая его предательские козни против брата его Кларенса, жалостное убиение его невинных племянников, злодейский захват им престола, со всеми прочими подробностями его мерзостной жизни и вполне заслуженной смерти". Уже из этого заголовка видно, что хочет сказать зазывала у Брехта, вспоминая Ричарда III.
      ...в эпоху Алой и Белой роз... - Речь идет о долгой междуусобной войне в Англии между династиями Ланкастеров и Иорков (в гербе у первых была алая роза, в гербе у вторых - была белая), длившейся с 1455 до 1485 г.
      Стр. 39. Армия спасения - см. примечание к стр. 505 I тома.
      Стр. 343. ...От Понтия к Пилату. - То есть туда и обратно, без толку. Это выражение связано с евангельской легендой: Христос, прежде чем он был распят, находился во власти римского наместника Понтия Пилата. Не зная, как с ним поступить, Пилат послал Христа к царю Ироду, а тот в свою очередь отослал его обратно к Пилату. На этом выражении Брехт строит иронический монолог Шиита, которого дельцы треста "Цветная капуста" собираются погубить, как бы "распять" во имя спасения треста. "Понтий мылся в бане" - связано с евангельской легендой о том, что Понтий Пилат умывал руки, желая снять с себя ответственность за казнь Христа.
      Стр. 347. Контрольный пакет - доля от общего количества акций, обеспечивающая ее владельцу фактическое господство в акционерном обществе.
      Стр. 350, Букмекерская контора - здесь принимаются ставки от лиц, заключающих пари во время конных состязаний.
      Стр. 351. Рэкет - в США - крупный шантаж, вымогательство, применяемое бандами гангстеров. Отсюда рэкетир - шантажист, вымогатель, гангстер.
      Стр. 352. Капуя. - Ганнибал, карфагенский полководец (247-183 до н. э.), победил римлян в 217 и 216 гг. до н. э. После победы под Каннами на сторону Ганнибала перешел г. Капуя. Четыре года спустя римляне осадили его, Ганнибал предпринял поход на Рим, но его ослабевшая армия не смогла овладеть Римом, и Ганнибал вскоре оказался разбит (202 до н. э.).
      Стр. 360. ...сын кварталов Бронкса. - Бронкс - район Нью-Йорка, населенный рабочими и беднотой.
      Стр. 361. ...чтоб во мне полиция не ошибалась, - я ведь ее ценю. Адольф Шиккельгрубер - Гитлер, начиная свою политическую карьеру в Мюнхене, служил тайным агентом в полиции Веймарской республики.
      Стр. 379-380. "Внемлите друзья, собратья, римляне! до - "Так где ж причина, чтоб о нем не плакать?" - монолог Антония из трагедии Шекспира "Юлий Цезарь" (акт III, сцена 2, перевод И. Мандельштама).
      Праздник Луперкалий - праздник в честь оплодотворяющего божества Луперка, отмечавшийся в Древнем Риме 15 февраля.
      Стр. 387. Процесс поджигателей. - Брехт дает пародийное изображение лейпцигского процесса по делу о поджоге рейхстага (25 сентября-16 декабря 1933 г.), где в качестве одного из обвиняемых помимо болгарских коммунистов Димитрова, Попова и Танева и немца Торглера фигурировал голландец Ван дер Люббе, деклассированный безработный.
      Стр. 390. Эпизод Г. - На лейпцигском судилище выступала "свидетельница" с явно ложными показаниями, очень похожая на брехтовский шарж. Димитров писал в своем "Заявлении следственным властям" от 30 мая 1933 г.: "Утверждение, будто меня кто-то видел вместе с поджигателем рейхстага, может быть основано лишь на заблуждении, как это имело место с одной свидетельницей во время полицейского дознания. Как известно, на допросе в полиции она совершенно категорически утверждала, что видела меня с Ван дер Люббе 26 февраля в 3 часа дня в одном кафе на Дюссельдорфштрассе. Но после того, как было установлено, что в это время я даже не находился в Берлине, свидетельница вместе с ее непоколебимыми утверждениями исчезла со сцены" (Г. Димитров, Лейпцигский процесс, М., Госполитиздат, 1961, стр. 34).
      Стр. 393. Ты пес! Продажный пес!.. до ...выйди только, тебе я выпущу кишки! - Этот эпизод в точности повторяет реальный эпизод, разыгравшийся 4 ноября 1933 г. на суде в Лейпциге, когда взбешенный Геринг кричал вслед Димитрову, уводимому полицейскими из зала: "Смотрите, берегитесь, я с вами расправлюсь, как только выйдете из зала суда! Подлец". Эти реплики фашистского премьер-министра были опубликованы в печати и вызвали бурю негодования за границей. Так, социал-демократическая газета "Право лиду" (Чехословакия) писала: "Впервые в истории культурных наций премьер-министр грозит обвиняемому казнью, как только тот выйдет из зала суда" (Г. Димитров, Лейпцигский процесс, стр. 129). Так что Брехт, создавая уничтожающий памфлет на нацистское правосудие, не утрировал, а просто цитировал всем широко известные высказывания Геринга.
      Стр. 416. Нет, нет, прошу вас, мистер Дольфит! - Начиная с этих слов и до конца сцена представляет собой пародию на сцену "Сад" из "Фауста" Гете (ч. I), в которой под руку прогуливаются Маргарита с Фаустом и Марта с Мефистофелем.
      Стр. 419. Нежное идет к прекрасному. - Парафраза реплики из "Гамлета" (акт V, сцена I) -"Красивые красивой". Эти слова произносит королева Гертруда, бросая цветы на гроб Офелии.
      Стр. 421. Примите соболезнованье. - Начиная с этих слов здесь пародируется диалог короля Ричарда и королевы Елизаветы в трагедии Шекспира "Ричард III" (акт IV, сцена 4).
      Стр. 426. Сцена XV. - Эта сцена - пародия на появление призрака Банко в трагедии Шекспира "Макбет", а также на сцену 3 акта V "Ричарда III", где королю Ричарду являются тени убитых им жертв.
      Стр. 436. ...сцена в саду Марты Швертлейн... - из "Фауста" Гете.
      Стефан - сын Брехта.
      Грета - сотрудница Брехта М. Штеффин.
      Стр. 440. Лакейтель - презрительное прозвище фельдмаршала Кейтеля, гитлеровского начальника ОКБ (Верховного командования вооруженных сил).
      Стр. 441. Заметки. - В этих заметках Брехт высказывает свое отношение к различным моментам дискуссии, которую ряд молодых авторов вели с Брехтом в конце 1953 года и содержание которой Лотар Куше сформулировал в письме к Бенно Слупианску от 21 января 1954 года.
      Е. Эткинд