За последние два года у старого герцога было три приступа. Доктор Томас Холлоуэй поставил диагноз – паралич мозга, нарушение работы сердца. От каждого приступа герцог становился все слабее. Последний был настолько сильным, что у врача появились сомнения, перенесет ли его больной.
      Уже почти целую неделю доктор Холлоуэй дежурил возле больного, оставляя его только, чтобы поесть и немного поспать. Все домашние трезво оценивали состояние больного. Не принимались никакие светские приглашения, отменили прогулки. Единственным посетителем Торрингтон-хаус была портниха, готовившая траурный гардероб для семьи и слуг. Мэгги считала, что герцогиня несколько опережает события, а Элизабет – что мать просто практичная женщина.
      – Бедный отец долго не протянет. Лучше быть готовой ко всему, – она водила кистью по холсту. – Мэгги, сиди же спокойно. Не могу рисовать, когда передо мной прыгают.
      – Я не прыгаю.
      Сад купался в мягких солнечных лучах, и Мэгги была вынуждена признать, что иногда и Лондон может быть красивым.
      – Потерпи несколько минут, пока я не закончу.
      Мэгги не раз слышала это обещание. Последние четыре дня они по нескольку часов проводили в саду. Элизабет рисовала, а Мэгги старалась сидеть не шевелясь.
      – В самом деле сегодня закончишь?
      – Правда. Обещаю.
      – А я посмотрю?
      – Разрешишь посмотреть, – поправила Элизабет. По просьбе Мэгги девушка начала учить ее, как раньше Питер. – Да, когда закончу, разрешу посмотреть. Я предупреждала, что не приукрашиваю портрет, как большинство художников.
      – Мне кажется, вы прекрасно уловили образ.
      Девушки оглянулись – подошел доктор Холлоуэй. Они не удивились – он часто приходил к ним по утрам. Это был молодой человек приятного вида, с пепельными волосами и аккуратными бакенбардами.
      – Доктор, как вам не стыдно! Никто, кроме художника, не должен видеть портрет до конца работы.
      – Не мог удержаться, чтобы не подсмотреть, – с улыбкой признался он.
      Мэгги никогда не была высокого мнения о врачах. Все, кого она знала, были шарлатанами. Но доктор Холлоуэй вроде бы не такой – не торгует тонизирующими препаратами и наркотиками. Кажется, искренне заботится о пациенте. Мэгги заметила, что молодой человек переживает за леди Элизабет Тэлбот.
      – Я похожа на себя? – спросила его Мэгги.
      – Очень. Леди Элизабет особенно удались ваши искрящиеся глаза и волевой подбородок.
      Кристофер назвал бы эти искры огоньками беспокойства. Мэгги решила, что врач сделал ей комплимент.
      – Я хочу посмотреть. Если доктору можно, то мне…
      – Мэгги, сиди, – приказала Элизабет. – Ты увидишь картину, когда она будет закончена. И вы, доктор, садитесь. Расскажите, что делает отец.
      Еще час они провели за дружеской беседой, хотя для Мэгги было невыносимо разговаривать, не двигаясь, и она все время получала замечания от Элизабет. Насколько это возможно, герцог чувствует себя неплохо, заверил доктор. Пока он вне опасности. Доктор Холлоуэй рассказал о современном методе лечения подобных заболеваний. Он верил, что пациент может постепенно вернуться к нормальной жизни, а не валяться в постели. Мэгги заметила: этот англичанин, по крайней мере, не разделял всеобщего мужского мнения, что с женщинами не стоит обсуждать серьезные темы. Доктор обстоятельно отвечал на вопросы Элизабет и, казалось, считался с ее мнением. Он был так внимателен к разговору с девушкой, что, наверное, забыл о присутствии Мэгги.
      – Портрет еще не закончен? – спросила Мэгги, прерывая спор о стиле последнего портрета королевы Виктории.
      – Что? – Элизабет оценивающе посмотрела на холст. – Да. Я бы сказала, закончен.
      Мэгги радостно подпрыгнула и потерла занемевшие руки. Затем обошла Элизабет, чтобы увидеть портрет.
      – У вас талант, – сказал доктор Холлоуэй. – Выдающийся. Вряд ли найдется художник, способный изобразить леди Кристофер так же хорошо.
      Мэгги согласилась с этим мнением. Она смотрела на портрет и видела себя. Верно переданы не только черты лица, но и все остальное – тщеславие, сомнения, радость и любовь. Неужели другим это так очевидно?
      – Замечательно! Просто замечательно!
      Мэгги было интересно – доктор восхищается портретом или прекрасной леди Элизабет. Он, конечно, очень приятный мужчина – воспитан, образован, красив. Она вспомнила, как Элизабет отозвалась о своем женихе, и вдруг ей стало грустно.
      Шли дни, герцог немного окреп, доктор вернулся к себе, но каждый день наносил визиты. Ради мира и спокойствия в доме Мэгги и леди Торрингтон заключили перемирие. Мэгги разделяла искреннюю скорбь герцогини. Сейчас у Дракона были другие заботы, помимо того, чтобы защищать семью от опасной, неподходящей невестки. Катарина повсюду следовала за свекровью, давая понять Мэгги, что та – незваный гость. Джеймс с Кристофером проводили большую часть времени с адвокатами и нотариусами. Питер Скаборо заверил, что завещание герцога и документы о передаче поместий в наследство в порядке. Мэгги с Элизабет проводили время в беседах, читали, вместе с Ракел устраивали пикники в саду. Два дня Элизабет учила Мэгги вышивать, но вскоре бросила это пустое занятие. Сестра Кристофера была терпелива, но не до такой же степени, чтобы ученица достигла успеха.
      Мэгги видела Кристофера только по ночам. С тех пор, как у отца случился приступ, он замкнулся в себе, стал молчалив. Дважды они занимались любовью, но очень быстро и без страсти, как будто он просто уступал своим слабостям. Мэгги расспрашивала об отце, и Кристофер сказал, что этот старый человек, которого предали мозг и тело, совсем не тот, кого он помнил, когда уезжал учиться в Оксфорд, а затем служил в армии.
      По утрам Мэгги всегда просыпалась одна. И каждое утро мрачный Грейс сообщал, что лорд Кристофер уехал верхом. Через десять дней после приступа у герцога Мэгги проснулась еще до рассвета. Как всегда, кровать была пуста. Она сначала нахмурилась, но потом решила, что Кристофер прав. Прогулка на заре приведет в порядок и ее мысли.
      Конюшни герцога были такими же совершенными, как и дом. Мэгги показалось, что лошади живут почти так же роскошно, как и члены семьи. Она сомневалась, разрешат ли ей проехать на одном из этих прекрасных животных, но конюх и глазом не моргнул, когда Мэгги попросила лошадь, и вывел лоснящуюся длинноногую серую кобылу, отполированные копыта которой блестели так же, как и его начищенные сапоги. На кобыле было дамское седло. Конечно, Мэгги и раньше видела это хитроумное приспособление. Даже в Америке приличные дамы скакали, сидя в дамском седле. Но Мэгги никогда так не ездила. Она никогда не была приличной.
      Конюх помог сесть в седло, затем вскочил на гнедого мерина, такого же заспанного, как и он сам. На вопрос Мэгги, конюх откашлялся и сказал:
      – Моя работа – сопровождать вас. Если хотите уединения, я буду следовать на расстоянии.
      Он был таким перепуганным, что Мэгги стало его жаль – нельзя требовать от человека такой смиренности.
      – Тогда едем. Как вас зовут?
      – Гривс, мадам. Робби Гривс.
      – Едем, мистер Гривс.
      В это время суток город казался заколдованным. Мэгги поняла, почему Кристофер совершает прогулки по утрам. С началом дня воздух заполнится шумом и дымом. Мостовые задрожат от стука экипажей, и цокот копыт будет перекликаться с криками торговцев, извозчиков и покупателей. Сейчас воздух был прохладным и чистым, все замерло в ожидании восхода солнца. Мэгги сама выбирала дорогу. На тропинках Гайд-парка ей встретились всего лишь несколько всадников.
      В отличие от верховых поездок в Нью-Мексико сейчас Мэгги чувствовала себя очень неуверенно. Дамское седло было неудобным, ей казалось, в любую минуту она может свалиться. Но лошадь шла легко и спокойно. Через несколько минут Мэгги решила, что, постаравшись, можно привыкнуть.
      Робби Гривс молча следовал за ней. Его присутствие не мешало думать. Мэгги еще не была готова признать, что приезд в Лондон – ошибка. Ничего такого здесь нет, что не удастся завоевать. Нужно только время и немного удачи. Многое подвергается сомнению, но ничего непреодолимого нет.
      Самая большая трудность – герцогиня. Она может быть едкой, как уксус. Но и у нее есть слабые места. Возможно, когда она узнает, какой воспитанной намерена стать Мэгги, то будет более приветлива. Катарина такая же неприятная, как и герцогиня, но, несмотря на враждебные взгляды и мрачную молчаливость, все же не кусается. Если леди Торрингтон переменит отношение к Мэгги, она сделает то же самое. О Джеймсе и Родни можно не волноваться. Кристофер обещал, что не позволит Джеймсу диктовать, как управлять ранчо «Дель-Рио», и Мэгги знала, он сдержит обещание. А Родни… Родни сам себе создает проблемы. Если леди Торрингтон заботится о семейных делах, то должна поговорить со своим младшим сыном.
      Но потом Мэгги поняла: плохое поведение, такое, как пьянство, карты и увлечение женщинами, – распространенная форма развлечения аристократов. Человек, родившийся в высшем обществе, может делать все, что захочется. А такой простушке, как она, все равно суждено ловить на себе высокомерные взгляды, даже если отшлифует свои манеры до совершенства.
      Но Мэгги победит, черт бы их всех побрал. Станет такой, что Дракон будет гордиться своей невесткой, а Кристофер недоумевать – чем его могла привлечь бледнолицая Амелия.
      Вдруг до нее донесся голос мужа, словно Кристофер почувствовал, что Мэгги думает о нем. Она остановилась и увидела впереди под высоким деревом двух всадников. Их скрывали сумерки, но Мэгги узнала Кристофера и Амелию.
      С болью в сердце она спешилась, привязала лошадь к живой изгороди и приказала Гривсу сделать то же самое. Мэгги подумала, что подслушивать плохо, но теперь ей было все равно.
      – Кристофер, – молящим голосом говорила мисс Совершенство. – Ты должен знать, что очень мне нравишься. Я отказалась выйти за тебя замуж не потому, что не люблю тебя. Если бы я дала волю эмоциям, так, как ты хотел, то потом сам бы счел это преждевременным.
      Мэгги подумала, что Амелия ведет себя нахально. Она посмотрела на конюха, отсутствующий взгляд которого говорил – он предпочитает не слышать, о чем идет речь.
      – Амелия… – без воодушевления ответил Кристофер. – Что прошло, то прошло. Ты не обязана извиняться. Мои чувства к тебе…
      – Ах, Кристофер! Не говори так! Я надеюсь, ты все еще привязан ко мне. Скажи, что любишь меня, хотя наши сердца принесены в жертву семейному долгу.
      От долгой паузы Мэгги чуть не закричала. Всей душой она хотела, чтобы Кристофер ответил Амелии, что любит свою жену, а она пусть заберет свое жалкое сердечко и распоряжается по своему усмотрению.
      – Амелия, – наконец выдавил из себя Кристофер. – Больше года прошло с тех пор, как я просил тебя стать моей женой. Ты отказалась. Теперь обстоятельства изменились. Я женат, и в долгу перед женой.
      ДОЛГ. Не это слово хотела услышать Мэгги.
      – Конечно, ты выполнишь его, – с пафосом заявила Амелия. – И поэтому поймешь меня. Исполняя свой долг, ты женился, чтобы вернуть землю, потерянную братом, и вернул. У меня тоже есть долг. Я должна выйти замуж за человека с титулом, чтобы улучшить семейные связи.
      Мэгги почувствовала, как у нее закипает кровь. Оказывается, Кристофер сватался к прелестной Амелии, а та, глупенькая, отказала. Но, отказав, дамочка не хочет оставить его в покое.
      – Кристофер, – Амелия говорила так тихо, что Мэгги едва расслышала. – Признаюсь, что выехала сегодня так рано в надежде встретить тебя. Мне нужна твоя помощь. Выслушай и не считай меня порочной, хотя я хорошо понимаю, что нарушаю правила приличия.
      «Ха, эти хваленые правила приличия, кажется, разлетелись вдребезги», – подумала Мэгги.
      – Я к твоим услугам, Амелия.
      – Я… Мне нужно, чтобы ты подтолкнул ко мне Джеймса.
      Кристофер молчал. Интересно, он так же остолбенел, как и Мэгги?
      – Знаю, такая просьба звучит дико. Джеймс сопровождал меня достаточно много раз, чтобы общество сочло нас парой. Мы хорошо подходим друг другу. Но ты же знаешь Джеймса, он не хочет связывать себя обязательствами. Вашей семье нужны деньги, а Джеймс скоро станет герцогом, – поколебавшись, она добавила: – Я подумала и о нас с тобой. У замужней женщины больше свободы, чем у незамужней девушки…
      Мэгги закрыла глаза, боясь услышать ответ Кристофера. И эту женщину он принимал за совершенство! Интересно, есть ли хоть какая-нибудь разница между светской дамой и шлюхой? Кажется, нет.
      Кристоферу понадобилось слишком много времени на раздумье.
      – Амелия, думаю, вы с Джеймсом действительно подходите друг другу. Я буду более чем счастлив намекнуть ему о тебе. А что касается свободы, мы должны пользоваться ею, если имеем.
      – Я знала, ты поймешь! Знала, что на тебя можно рассчитывать.
      Амелия хорошо бы преуспела на Маркет-стрит, в Денвере, горько думала Мэгги. У нее определенные наклонности.
      Разговор продолжался, но Мэгги больше не слушала. Единственное, что она ощущала – как болит сердце. Когда, наконец, оглянулась, Амелии и Кристофера уже не было. По дорожкам на прогулку выехали другие всадники. Солнце уже взошло, начиналось утро, день обещал быть прекрасным, но только не для Мэгги.
      Спокойная лошадь протестующе фыркнула, когда Мэгги резко дернула за поводья. Гривс неодобрительно нахмурился. Внезапно Мэгги возненавидела Гривса, Амелию, Кристофера, возненавидела Англию. Ей нестерпимо захотелось домой, в Нью-Мексико, выплакаться Луизе, мчаться на лошади, подобно ветру. Скакать, что есть сил, а потом закричать так громко, чтобы услышал сам Бог.
      Проклятая Англия! Проклятый подонок! И будь проклята мисс Интриганка-Шлюха! Если Амелия Хортон – образец светской дамы, Мэгги не хочет быть светской дамой. Вдруг она почувствовала, что задыхается в этом парке, где каждому дереву отведено свое место, а живые изгороди и кустарники – творение человека, а не природы.
      – Мистер Гривс, возвращайтесь в конюшню, – Мэгги спрыгнула с неудобного седла. Только светским дамам нужен конюх. Она отстегнула седло и сняла его. – Возьмите эту штуку с собой.
      – Моя госпожа…
      – Не называйте меня так. Никакая я не госпожа.
      – Моя…а… – Гривс явно был в растерянности. Разговор Кристофера с Амелией его нисколько не шокировал, не то что поведение Мэгги.
      – Ах, да, ваша работа. Хорошо, оставайтесь, но не мешайте мне.
      Мэгги подобрала юбки и ловко вскочила на лошадь, обнажив икры. Едва она оказалась верхом, ноги сами собой сжали бока животного.
      Мэгги не слышала слов Гривса, она ударила лошадь каблуками, и та недовольно тронулась, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Мэгги хотела нестись, как ветер, чтобы в скорости растворить свой гнев. Пусть утренний воздух умоет ее, очистит и унесет от Кристоферов и Амелий, злых герцогинь и ядовитых Катарин, бесполезных Джеймсов и Родни, от всей Англии с ее любезностями и высокомерием.
      Она неслась, как демон. Лошадь учуяла настроение наездницы и скакала галопом, как мустанг, которому под хвост попала колючка. Они забрызгали грязью экипаж, из которого раздались пронзительные крики дам, выехавших на прогулку, напугали жеребцов хорошо воспитанных всадников, один из которых налетел на зеленую изгородь, а другой встал на дыбы и сбросил наездника прямо в лужу. Они летели мимо живых изгородей, мимо деревьев, мимо подстриженного газона, а когда вылетели на прямую свободную дорогу, копыта лошади сверкали, ее грива и волосы Мэгги развевались на ветру, казалось, их гонит сам дьявол. Далеко позади быстрым галопом шла лошадь Гривса, держащего перед собой дамское седло.
      Они неслись подобно разбушевавшемуся урагану. Наконец, Мэгги решила остановиться, натянула поводья и пустила лошадь рысью, затем остановилась. Лошадь была в мыле, бока тяжело вздымались, а голова бессильно опустилась к земле. Мэгги наклонилась вперед, уткнулась лицом в растрепанную гриву и впервые пожалела, что вышла замуж за Тэлбота.
      Она не сразу поняла, что не одна. Выпрямилась, отбросила с лица волосы и увидела несколько экипажей и верховых всадников. Все с любопытством и ужасом глазели на нее, будто увидели конец света. Гривс с невозмутимым видом держался на почтительном расстоянии.
      Вдруг Мэгги почувствовала себя хорошо и улыбнулась. Волосы падали на спину и обрамляли лицо каскадом кудрей, шляпка куда-то улетела. Юбка задралась до колен. Лицо и одежда были забрызганы грязью. С одного плеча свисал плащ. Вид у нее был, как у дикого индейца, отчего некоторые из любопытствующих тоже заулыбались.

* * *

      Джеймс с Кристофером сидели за ленчем в мужском клубе «Атенеум». Тэлботы состояли членами этого заведения со дня основания. Кухня была здесь лучше, чем во всех остальных клубах Лондона, но у Кристофера не было аппетита. От утренней встречи с Амелией во рту появился кисловатый привкус.
      – Как ужасно, что отец снова слег именно тогда, когда ты вернулся. Все в доме опять не так, – Джеймс откусил кусок мясного пирога. – Попробуй это. Хэрэлсон сегодня превзошел сам себя.
      – Последний приступ отца – самый серьезный, – заметил Кристофер.
      – Да, – Джеймс снова откусил кусок пирога. – Доктор Холлоуэй удивлен, что отец перенес его. Старик, может быть, еще и протянет немного, но, в лучшем случае, до Рождества.
      – Этот доктор достаточно опытен? Он так молод.
      – Я бы сказал, он хороший парень. Мать нашла его через графиню Коувдейл. Холлоуэй лечил ее подагру и воспаление легких дочери. У него неплохая репутация.
      – Гм…
      – Не будь таким мрачным. Отец стар. Все мы когда-нибудь сыграем в ящик.
      Кристофер быстро взглянул на брата.
      – Не думай, что мне не терпится завладеть титулом. Просто нужно реально смотреть на вещи, и поэтому я решил с тобой поговорить. Наедине. Только ты и я. Так как я скоро стану главой семьи, думаю, нам стоит обсудить планы на освоение нашей американской земли.
      Брови Кристофера удивленно изогнулись.
      – Ты имеешь в виду ранчо «Дель-Рио»?
      – Конечно. Считаю, мне необходимо принять участие в управлении нашими вновь приобретенными угодьями. В письмах ты писал, что эта земля может принести очень большую прибыль, если заняться ею как следует.
      – Да, это так, и я намерен это сделать. Но я рассматривал это как личный проект, а не семейное дело.
      Джеймс чуть не подавился.
      – В самом деле? Стефан приобрел эту землю на деньги семьи.
      – А я вернул ее, используя фонды моей компании «Питни и Тэлбот». Ранчо – не бездонный источник доходов. Буду рад использовать часть денег для поддержки семьи. Но ранчо принадлежит нам с Мэгги. Все решения, касающиеся земли, принимаю я и буду распределять доход, как сочту нужным.
      – Вот это да! Новый поворот. Я думал, американское поместье – приобретение семьи.
      – Так было, когда его купил Стефан. С тех пор обстоятельства изменились.
      Джеймс нахмурился.
      – Мать знает об этом?
      – Знает. Но ей нечего возразить.
      – Да. Ты идешь своей дорогой. Должно быть, это началось, когда ты был вдали от нас.
      Кристофер проигнорировал оскорбление.
      – Джеймс, советую тебе продать несколько ферм и вложить деньги в кораблестроение или железные дороги. Сельским хозяйством сейчас заниматься рискованно, прибыль очень маленькая.
      – Для меня это звучит по-плебейски. Именно ты поверхностно занимаешься торговлей и тому подобным. Ты ведь второй сын, а наследник – я, поэтому меня больше должна волновать репутация семьи. Доход с земли всегда был традиционной поддержкой аристократов. Раньше или позже – цены возрастут.
      – Тогда лучше начать урезать семейные расходы, если ты скоро унаследуешь титул. Я не буду тратить наследство Мэгги на то, чтобы рассчитываться с карточными долгами Родни и высокими требованиями семьи. Можно уволить несколько конюхов, продать пару экипажей. Да и дамам можно не менять гардероб дважды в год.
      – Кристофер, ты хочешь, чтобы мы жили, как средний класс? Поднабрался идей в Америке, как у твоей жены. Мэгги – приятная малышка, однако, мне кажется, с твоей стороны этот брак – небольшая жертва, особенно, если дело касается постели.
      От похотливого взгляда брата Кристофер пришел в ярость. Пришлось сдержаться, чтобы не схватить Джеймса за грудки и не преподать урок хороших манер. Джеймс прав – Кристофер слишком много общался с американцами, которые отстаивают мнение с помощью кулаков.
      – Я не потерплю таких разговоров о Мэгги. Ни от тебя, ни от кого-то другого.
      – Ну же, Кристофер, я не оскорбил ее, хотя она и не из нашего круга. Где ты ее нашел? В публичном доме?
      – В салуне, – это прозвучало, как вызов. Джеймс перестал есть и следующий вопрос задал осторожно.
      – Иногда с высокородными наследницами случаются разные истории, не так ли?
      Остальное время ленча они молчали. Джеймс с любопытством поглядывал на Кристофера, будто тот был иностранцем. Когда братья шли на выход через читальный зал, на пути возникла какая-то суматоха. Группу мужчин окружали другие члены клуба. Слышались недовольные голоса.
      – Возмутительно! Во что может превратиться этот город, если такие девицы и им подобные будут отпускать поводья и пугать людей в общественных местах? Ничего похожего в жизни не видел. Такие выходки недопустимы!
      Один из мужчин усмехнулся:
      – Ты неважно выглядишь, Дэнфорд. Я предупреждал тебя насчет твоей новой лошади.
      – Гунтер здесь ни при чем, – возмутился Дэнфорд. – Это все из-за той женщины!
      – Дамы?
      – Женщины. Конечно, не леди, – он обвел взглядом собравшихся и заметил Кристофера. – Его жена! Сэр! Лорд Кристофер Тэлбот! Могу я поговорить с вами?
      Кристофера охватило дурное предчувствие.
      Чарльз Дэнфорд, без шляпы, мокрый, весь облитый грязью, пробрался сквозь толпу любопытных прямо к Кристоферу.
      – Сэр! Не более двух часов назад ваша жена безудержно носилась по Гайд-парку, забрызгивая грязью испуганных дам и джентльменов. Прямо перед носом моего гунтера ее лошадь перескочила через живую изгородь, напугала его и он сбросил меня в грязь! Мне потребовалось около часа, чтобы поймать его. Если бы я потерял эту ценную лошадь, будьте уверены, заставил бы вас выплатить компенсацию!