Однако на этом пути существовало множество препятствий. Скандал, например. Хотя злодеяния лорда Венса через несколько дней станут известны свету, Гевин совсем не был уверен, что правда восстановит доброе имя Киры. Такой скандал тянется за женщиной везде.

А тут еще и персидская кровь Киры, несчастье, которое она будет нести с собой всю жизнь. Гевин сомневался, что свет примет ее, и в любом случае она навсегда останется предметом перешептываний и сплетен, которые сейчас так ранят ее нежное сердце. Заставлять ее проходить через это день за днем, год за годом... В конце концов, Кира возненавидит его и их совместную жизнь.

А еще был его самый большой страх: полная потеря контроля над собой.

Сегодня ночью он пытался сопротивляться Кире. Бог свидетель, пытался. Ему даже удалось однажды произнести слово «нет», но ее близость пересилила, поборола его чувства, его разум, даже его самообладание. Она обволакивала его, как афродизиак, пока в его голове не осталось ничего, кроме отчаянного желания ощущать ее вкус, обладать ею, ощущать ее близость.

Его неспособность ограничивать свои желания делала возможность обуздать себя хотя бы в будущем весьма призрачной. Кира и так уже имела достаточно скандальную репутацию, но что может случиться, если похоть однажды заставит его проделать с ней еще более непристойные вещи? Кто знает, насколько скользкий обрыв ведет к тому, чтобы стать закоренелым сластолюбцем? С такой склонностью ему было бы нечестно оставаться рядом с Кирой, поскольку ему одинаково трудно сопротивляться ее близости и не жениться на ней, несмотря на их связь. В этом смысле Дариус абсолютно прав, и Гевин не хотел стать причиной отчаяния и ненависти Киры.

Она перекатилась к нему и нежно поцеловала в губы, прерывая беспорядочный бег его мыслей. Кира выглядела одновременно смущенной и испуганной; отворачиваясь от нее, Гевин чувствовал себя самым низким подонком.

– Ты... ты собираешься жениться на мне, правда? – робко спросила она.

Каждая нотка ее голоса вибрировала от опасений и страстного желания быть с ним; и что-то сжалось в груди Гевина. Он бы предпочел оказаться жестоко избитым, чем слышать сейчас этот голос. Он действительно причинил ей боль и, хуже того, сделает это еще раз до того, как закончится ночь.

Гевин провел рукой по лицу и неподвижно уставился в потолок. Как же чертовски все это запутано!

«Любовь заставляет мужчину совершать безрассудные поступки, чтобы завоевать женщину», – вспомнил Гевин слова Брока. Как отчаянно он хотел верить, что это любовь, а не традиция сластолюбия заставляет его стремиться к обладанию Кирой. Но пример отца научил его быть осторожным. Вскоре другая женщина заставит его уложить ее в свою постель, забыв о разуме и приличиях, а потом еще одна... В конечном счете их будут сотни, его имя и имя семьи будет погублено, а свет начнет шептаться о том, что он просто копия отца. И, Господи, что, если настанет день, когда желание не ограничится тем, что считает приемлемым большинство мужчин? Спать с женщиной, даже и распутной, это одно, а вот...

Нет. Он не пойдет по этой дорожке и никогда не сделает даже первый шаг.

Кира.

Как он сможет выполнить это, когда желает ее каждым своим вдохом, стремится быть с ней так сильно, что внутренности словно разрываются на части?

Но он должен – как-нибудь.

– Я... я...

Боже, он что, не может выговорить эти слова?

Гевин вздохнул, глядя ей в глаза; разочарование и боль терзали его.

– Я не могу жениться на тебе.

Кира села, прижимая к груди простыню.

– Но... мы с Джеймсом больше не... Моя помолвка окончена, и после того, что ты сделал с лордом Венсом, я думала, ты хочешь очистить мое имя, чтобы мы могли...

– Нет, – выдавил он. – Я хотел, чтобы Венс был наказан за то, что сделал с тобой.

Она отпрянула от него; неподдельный ужас исказил ее черты.

– Значит... значит, ты вообще не собирался жениться на мне?

Гевин заставил себя быть честным, хотя отдал бы все, чтобы избавить ее от этой боли. – Нет.

– Но... в Корнуолле ты сказал, что хочешь поговорить о чем-то особенном – помнишь, в ту ночь. Я... я подумала...

– Я собирался извиниться и объяснить, что не могу... – Господи, как он не хотел говорить это, – что я не могу жениться на тебе.

Кира отвернулась, чтобы встать с постели, но он поймал ее за руку. Боль в ее лице ранила его сердце.

Она замерла, ее глаза были полны страдания. Боже, что он может сказать, чтобы заставить ее понять и облегчить ее боль? Признание в недостатке самоконтроля рядом с ней будет постыдным признанием в собственной слабости и только сделает ее еще более несчастной.

– Это из-за скандала, да? – прошептала Кира, вырывая руку; в ее глазах блестели слезы. – После разоблачения ужасной деятельности лорда Венса я думала...

Страстно желая, чтобы правда не причинила ей боль, Гевин прошептал:

– Теперь к тебе будут испытывать больше симпатии, но позор есть позор, и я совсем не уверен, что мы сможем все уладить.

Кира притянула колени к груди.

– Брак мог бы свести скандал на нет.

– Со временем, но моя семья уже и так достаточно выстрадала. Я не могу навлечь на нее новый скандал и заставить их пройти через это.

Это была не вся правда, но тут он ничего не мог поделать.

– Полагаю, это моя мать мешает вам сделать мне предложение.

Гевин попытался погладить ее по плечу, но Кира отклонилась, отвергая его. Что ж, он это заслужил.

– Пойми, Кира, брак со мной только сделал бы тебя еще более несчастной: как о герцогине, о тебе станут говорить гораздо чаще и скорее всего такое, что только сильнее ранит тебя.

Кира была ошеломлена его словами.

– Рядом с тобой я могла бы вынести все...

– Это ты сейчас говоришь так, но что будет, когда леди Уэстленд, миссис Бейклиф или кто-то еще снова станут порочить тебя, или твою мать, или вас обеих? Ты не сможешь противостоять каждому и постоянно покидать светские сборища в слезах.

– Думаю, ты несправедлив к обществу и ко мне.

– Я всего лишь сказал правду.

Вытирая мокрые глаза тыльной стороной ладони, Кира старалась избегать его взгляда. Она выглядела напряженной, хрупкой и... несчастной.

В этот момент Гевин проклинал своего отца и всех своих похотливых предков. Если бы не наследственность, он мог бы рискнуть послать к черту традиции и жениться на Кире, которую так отчаянно желал. Он был готов уничтожить лондонских светских драконов, если бы считал, что они действительно могут быть счастливы. Но если он женится на Кире, а проклятый недуг превратит его в ужасное животное, он в конце концов, принесет ей те же боль и унижение, какие отец принес его матери.

Гораздо честнее отказаться от нее сейчас. Его единственным утешением было сознание того, что Кира, несмотря на внешнюю мягкость, оказалась сильной женщиной. Она сможет начать новую жизнь без него.

– Так ты никогда не любил меня...

Гевин сел и пристально вгляделся в ее лицо.

– Это неправда. Я люблю тебя и хочу... – Он покачал головой: нет, он не может рассказать ей о своих желаниях, которые никогда не осуществятся.

– К сожалению, того, что я хочу, недостаточно для женитьбы.

Смущение и разочарование отразились в ее лице, слезы серебристыми ручейками побежали по щекам.

– Что может быть важнее любви?

Гевин вздохнул:

– В данном случае почти все.

Кира вдруг резко выпрямилась, и Гевин даже испугался, что ее позвоночник сломается.

– Что ж, по-моему, все ясно.

Она быстро нашла свою ночную рубашку и отвернулась, чтобы надеть ее. Гевин видел только ее стройную золотистую спину и верх ягодиц, но ему не нужно было видеть больше, чтобы захотеть ее с новой силой. Проклятие!

– Я уеду, как только вернется мой брат.

Он неохотно кивнул.

– Надеюсь, тебе будет немного легче, если ты узнаешь, что я хотел бы, чтобы все сложилось по-другому.

В полной тишине она закрутила волосы в пучок.

– Это говорит мне, что ты не тот, кем я тебя считала. Ты не можешь слушать свое сердце, и мне будет лучше без тебя.

Прежде чем он успел возразить, Кира решительно повернулась и вышла из комнаты.

Дверь закрылась с тихим щелчком, словно ставя этим финальную точку.

Что ж, все кончено, и это к лучшему... или он ошибается? Кира будет оставаться под крышей его дома постоянным искушением, пока Дариус не вернется из Корнуолла. Как, черт возьми, он сможет держаться в стороне от нее?

Гевин встал, подошел к окну и открыл его, радуясь свежему воздуху и надеясь, что он поможет прояснить его мысли. Действительно, вскоре в его голову пришла новая идея, исполнение которой почти наверняка гарантировало, что Кира больше никогда не захочет видеть его.

Для этого ему нужно было задать всего один простой вопрос...

Когда Гевин на следующий день пришел с визитом к Корделии, он чувствовал себя ужасно. Если даже минувшей ночью ему и удалось поспать десять минут, ни одна из них не дала ему отдыха.

И все же он знал, что должен делать.

– Так вы уже вернулись из Бирмингема? – вместо приветствия спросила Корделия, усаживаясь на маленькое голубое канапе в гостиной и указывая гостю на мягкое желтое с белыми полосками кресло напротив.

Золотые арки бровей над лазоревыми глазами сказали ему, что Корделия не верит ни одному слову из той истории, которую он сделал достоянием гласности перед отъездом с Кирой в Корнуолл. Проклятие, не хватало еще, чтобы Корделия разозлилась. Только не сегодня.

– Я не ездил в Бирмингем, и вы это прекрасно знаете. Джеймс изо всех сил старался помочь очередной нуждающейся душе и пропал. Тетя Кэролайн послала меня за ним, но я не стал никому рассказывать этого, потому что не хотел смущать его.

Это была ложь, и Гевин чувствовал ее всем своим существом. Но ведь он же поклялся себе, что лжет Корделии последний раз.

– Понимаю. Как странно, что мисс Мельбурн тоже решила уехать именно в это время. Она тоже вернулась домой, не так ли?

Великолепно. И что теперь? Если он скажет ей правду, никто не знает, как закончится эта встреча.

– Мисс Мельбурн не выйдет замуж за моего кузена, таким образом, она больше не интересует мою семью.

Кажется, это привлекло ее внимание.

– Правда?

– Абсолютная правда. Она сообщила об этом вчера и считает, что ей будет лучше вернуться домой.

– Ваш кузен наконец-то понял, что она распутная девка?

Гевин стиснул зубы.

– Кира Мельбурн добрая, благородная девушка, не виновная ни в одном из измышлений Венса.

Корделия наклонилась ближе и нахмурилась.

– И как вы это узнали?

– Вы желаете говорить о бывшей невесте моего кузена или услышать, зачем я пришел?

Корделия замолчала, обдумывая ситуацию, потом кивнула:

– Я слушаю.

Гевин вздохнул. Он знал, что должен встать на колени, но не мог заставить себя сделать это.

– Уже несколько лет мы с вами... друзья.

– Верно, – протянула она.

– И я очень уважаю вас. Вы благородны и известны своей рассудительностью. Мы вращаемся в одних кругах, вместе являемся инвесторами нашей железной дороги. Мне очень хорошо в вашем обществе.

– Понимаю. – Корделия приняла невозмутимый и даже немного скучающий вид, но Гевин уловил на ее губах намек на улыбку.

– Полагаю, вы постоянно получаете предложения руки и сердца...

– Возможно.

Гевин резко выдохнул и продолжил:

– Тем не менее не согласитесь ли вы обсудить... э-э... возможность брака между нами?

Улыбка, только что едва уловимая, расцвела, окончательно делая ярче бледное лицо Корделии. Лучи солнца потоком лились в окно, и вместе с улыбкой он заметил несколько бледных веснушек на ее носу. Проклятие, Гевин вовсе не любил веснушки. У Киры их не было ни одной.

Стоп, он должен перестать думать о ней.

– Я не только не против, – промурлыкала Корделия, – но уже готова согласиться. Вы обладаете всем, что я хотела бы видеть в своем муже...

Итак, все произошло гораздо быстрее, чем мог Гевин ожидать. Ему даже не пришлось просить и, встав на колени, признаваться в неумирающей любви. Кира захотела бы и то, и другое, и третье. По правде говоря, ему пора уходить отсюда. Вскоре, какая бы меланхолия ни владела им, она рассеется настолько, что он сможет радоваться своему счастью.

– Великолепно. Что, если мы запланируем начало нашего... союза на следующий вторник, четырнадцатое июня? Вам хватит времени на приготовления?

– Разумеется. Я надеюсь стать самой изысканной герцогиней Кропторн всех времен.

Гевин заставил себя улыбнуться. Брак с Корделией не будет таким уж ужасным. Ему в самом деле нравились ее общество, ее ум. И она действительно будет самой изысканной герцогиней. Она принесет его семье значительную долю респектабельности и в то же время поможет ему подавить чрезмерную похоть, а следовательно, избежать скандала.

– Уверен, так и будет. – Он кивнул, жалея, что не может изобразить большего энтузиазма. – Поскольку у меня не имелось времени обсудить мои намерения с семьей, я прошу вас подождать несколько дней, прежде чем говорить с кем-то о нашей помолвке. Предпочитаю, чтобы общество услышало эту новость от меня, а не как сплетню на вечеринке.

Корделия на мгновение поджала губы.

– Как пожелаете.

– Благодарю вас.

Слава Богу, теперь его будущее улажено. Тогда почему он чувствует себя так, будто только что сделал шаг, о котором будет жалеть?

– Уже уходите? – спросила она.

Гевин кивнул.

– Я должен заняться кое-какими делами, а потом мне нужно найти моих родственников и сообщить им... о нашей предстоящей свадьбе.

– Это действительно важное дело. – Корделия кивнула, качнув светлыми кудрями. – Но могу ли я просить вас ненадолго задержаться?

Чего она хочет?

Гевин напрягся.

– Разумеется.

Герцог медленно подошел к ней и, опустившись рядом с ней на диван, вопросительно посмотрел на нее.

Сможет ли он быть женатым на Корделии всю оставшуюся жизнь? Сможет ли он родить с ней детей? Боже мой, он никогда даже не целовал ее и не испытывал желания сделать это.

Зато Кира возбудила его интерес – и не только интерес – мгновенно.

Проклятие, он немедленно должен прекратить думать о ней.

Корделия рассмеялась.

– Вам больше незачем нервничать. Я же дала согласие.

Гевин заставил себя улыбнуться в ответ.

– Да, конечно.

Ему надо поскорее жениться на ней. Их союз станет главным светским событием, а Кира вернется в Суффолк...

Боже, снова она. Почему он никак не может выбросить ее из головы?

– Вы же не собираетесь уйти, не поцеловав меня?

Вопрос не оглушил бы Гевина больше, даже если бы она ударила его между глаз своим веером. Он посмотрел на ее губы: они были розовые, пухлые и довольно приятные. Определенно Корделия не испытывала недостатка в красоте.

«Закрой глаза и поцелуй ее», – приказал он себе. Что тут сложного?

– Я не уверен, что это прилично...

Ее негромкий переливчатый смех наполнил комнату.

– Боже мой, Гевин, мы же помолвлены. Я вдова, женщина с некоторым... опытом. Хотя в прошлом вы так и не решились жениться, я очень сомневаюсь, что вы невинны.

– О, вы... вы, конечно, правы.

В действительности он мог бы уложить ее на этот диван и целовать до бесчувствия, не вызвав никаких неодобрительных взглядов, но эта мысль показалась Гевину странно тревожной.

Он снова посмотрел на Корделию. Красавица и рассудительная, спокойная, почти царственная – в ней есть все, чем можно восхищаться в женщине. Такая никогда не спросит, где его сердце.

Кроме того, как он может знать, каким будет поцелуй с ней, не попробовав?

Глубоко вздохнув, Гевин наклонился к Корделии и обнял ее за плечи, больше чтобы успокоить себя, чем ее. Он смотрел, как она закрыла глаза и потянулась к нему. Как раз перед тем как их губы встретились, он заметил синюю вену, бьющуюся под ее левым веком, однако постарался отбросить это наблюдение прежде, чем они поцеловались.

Первое прикосновение к ее губам принесло... ничего. Она слабо пахла зубным порошком, летним бризом и малиной. Он не уловил ни намека на восхитительную ваниль...

«Прекрати», – приказал себе Гевин и возобновил попытку поцеловать Корделию. На этот раз он закрыл глаза. Да, так лучше. Светлые волосы не будут отвлекать его от образа черных кудрей, обвивающихся вокруг его рук...

Ее губы оказались упругими, чуть влажными и слегка приоткрытыми. Она вздохнула и, едва касаясь, провела ими по его губам.

Она ни в коем случае не была плоха в смысле поцелуев, но Гевин не мог отрицать, что хотел бы сейчас пребывать в каком-нибудь другом месте. Возможно, стоило подумать о Норфилде или... или о скачках в Аскоте. Да, это заставило бы его кровь бежать быстрее.

Корделия развела губы, приглашая его внутрь, но это было последнее место, где он хотел бы оказаться.

Потом она положила руку на его бедро, и Гевин чуть не подскочил. Он что, забыл, что его ждут неотложные дела?

– Мне пора бежать – семейные обязательства и все такое. Мы обсудим вдовью часть, деньги на булавки и все остальное в другой раз.

– Но...

– Было приятно видеть вас. – Он старательно растянул губы в улыбке, потом торопливо чмокнул ее в щеку и почти выбежал из комнаты.

Оказавшись снаружи, Гевин глубоко вздохнул и не мешкая сел на лошадь. Ему было жарко, несмотря на нежный июньский ветерок.

Что ж, все прошло как по маслу. Отъезжая, он с отвращением поморщился. Корделия была чудесной, привлекательной женщиной, но почему-то он так и не смог насладиться ее поцелуем...

Раньше Гевин никогда не думал одновременно о Корделии и о сексе. Его уважение к ней было так велико, что представить эту женщину своей любовницей он был просто не в силах. Впрочем, вряд ли все оправдания можно было признать несостоятельными. Все дело в том, что Корделия не привлекала его в этом смысле и с ней ему совершенно точно не стоит бояться разбудить проклятую кровь Даггетов. Корделия ничуть не воспламеняет его, и возможно, это хорошо. Никакой мужчина не должен желать свою жену слишком сильно. В конце концов, брак – это бизнес.

И все же образ Киры не покидал его. Он встретился с ней, когда она стояла на пыльной дорожке перед Норфилдом, потом на вечеринке у леди Уэстленд, где бедняжка всхлипывала так, будто ее сердце разбито; потом была прошлая ночь в его постели, когда она, затаив дыхание, вонзила ногти в его плечи, взмывая на вершину блаженства.

Гевин просто не мог выбросить эту женщину из головы, не мог заменить ее образ образом Корделии... и сможет ли хоть когда-нибудь?

Впрочем, теперь это не имело значения. Благополучно жениться – и именно на Корделии – было его долгом. Его обязанность перед семьей – выбрать герцогиню без скандала, без смешанной крови, без способности доводить его до грани безумия, и тут Корделия подходила по всем статьям. Женившись на ней, он на сто процентов выполнит свои обязательства. Долг – это совсем не то, от чего получают удовольствие, а он всегда выполнял свой долг.

И все же вопреки этому факту будущее казалось теперь Гевину разверзшейся унылой пропастью. Жизнь без Киры будет... как жизнь без смеха, без солнца, без цвета... и без самой жизни.

Но все же ему придется как-то обойтись без всего этого.