Правда в том, что она могла бы. Свет и так уже считал ее самой порочной личностью. В их глазах она была немногим лучше, чем проститутка, или, возможно, даже хуже, потому что она родилась с тем, что большинство рассматривало как великое преимущество.

Любовная интрига.

А еще лучше – любовная интрига с Уиндемом.

Если она собиралась отправиться в ад, она должна испытать все наслаждения по дороге туда. Она должна испить из источника страсти, который бурлит глубоко внутри этого красивого мужчины. Как она могла быть такой слепой к страсти, скрывающейся за холодной сдержанностью Уиндема? Как можно не замечать жар вулкана, пылающий так близко от поверхности? Кажется, никто больше не замечал этого, и это становилось ее очень личным великолепным секретом.

Обнаженная кожа Уиндема под ее рукой. Большое крепкое тело Уиндема напротив ее тела. Уиндем двигается над ней, внутри ее.

На что это было бы похоже, если поспешной, грубой ласки в коридоре оказалось достаточно, чтобы разбить вдребезги все ее представления о занятиях любовью?

Любовная интрига с Уиндемом.

Какая чудесная идея!

Алисия протянула руку и погладила переливающийся шелк.

– Скандал века… – Она подняла взгляд на Гаррета и кокетливо надула губы. – Ну… а какую прическу мы сделаем?

– Вот это правильно, любимая.

Послышался стук в дверь. Гаррет пошел открывать, а Алисия приложила золотое платье к себе, разглядывая свое отражение в зеркале. Необыкновенный блеск ткани делал ее волосы еще ярче, а кожа приобрела оттенок слоновой кости с розовым.

Она будет похожа на принцессу, несмотря на порочно низкое декольте.

– Принцесса-шлюха, – прошептала она. – Ну, зато это лучше, чем незамужняя проститутка.

Гаррет вернулся, держа в руке открытое письмо.

– Приглашение для вас на чай от маркизы Уиндем.

Бумага была толстая и тяжелая, цвета лаванды. Алисия поднесла ее к носу и почувствовала пьянящий аромат жасмина.

«Леди Алисия, прошу вас оказать мне честь и прийти ко мне в комнату на чай через четверть часа. Нам нужно многое обсудить».

Подпись: «Леди У.».

Даже на Гаррета, похоже, это произвело впечатление, что было не так просто.

– Сегодня вы вращаетесь в высших кругах.

– Кругах Уиндемов, – поправила его Алисия. – Все хотят убедиться в том, что я не собираюсь навредить ему. Ведь дурная слава заразительна, знаешь ли.

И все-таки ей не терпелось встретиться с леди Уиндем. Как такая импульсивная, очаровательная леди могла произвести на свет такого сдержанного, закрытого мужчину, как Стентон?

О Боже! Уиндему не понравится ее визит к маркизе. Если бы он знал о приглашении, то издал бы какой-нибудь странный указ, как лорд Хаос, и заявил бы, что ей нельзя общаться с его матерью.

Неожиданно Алисия вспомнила свое правило номер три – проще раскаяться, чем не поддаться желанию.

Точно четверть часа спустя Алисия сидела напротив матери Стентона в роскошной спальне, окна которой выходили на прекрасные сады с восточной стороны особняка.

Леди Уиндем сделала глоток чаю и с деликатной решимостью отставила свою чашку.

– Вы утверждаете, что любите моего сына.

– Ах! – Алисия внимательно смотрела на свои руки. – Он мне нравится. Он такой красивый и честный.

– И богатый.

– И богатый, конечно. – Алисия подумала немного. – Но не по этим причинам он мне нравится.

– И какие же это причины?

– Он не лжет. – Откуда она это взяла? Но это ведь правда, разве нет?

Леди Уиндем посмотрела на нее.

– Вы очень проницательны. Большинство людей так увлечены своей собственной ложью, что этого в Уиндеме не замечают. – Она склонила голову набок, ее яркие голубые глаза не отрывались от Алисии. – Вы лжете?

– Конечно, – Алисия пожала плечами. – Но я и не такая хорошая, как Уиндем. Я более человечная.

Леди Уиндем вздохнула.

– А мы все разве нет? – Она снова принялась за чай. – Уиндем не очень приветствует простую человечность.

Алисия наклонилась вперед.

– Почему? Почему он такой, какой есть? Если уж кто и знает, так это вы.

Леди Уиндем поморгала.

– Боже, как вы откровенны! Вы хотите изменить тему разговора, и вы ее меняете.

Алисия взмахом руки отвергла обвинение.

– У меня нет желания обсуждать мои недостатки. К тому же на это потребовалось бы слишком много времени. Кроме того, я явилась сюда для того, чтобы узнать побольше об Уиндеме.

Леди Уиндем подняла свою безупречную бровь.

– Вы пришли, потому что я вас позвала.

Алисия откинулась в кресле и скрестила руки на груди.

– Вы действительно верите, будто я прихожу по чьему-то зову? Для этого я слишком своевольна. Спросите Уиндема.

Леди Уиндем долго смотрела на нее, очевидно, не находя слов. Потом она одарила Алисию сияющей улыбкой.

– Моя дорогая, я думаю, вы очень милы.

Алисия лукаво улыбнулась:

– Благодарю вас. Я чувствую себя в роли любовницы вашего сына гораздо лучше, получив ваше одобрение.

Леди Уиндем улыбнулась, спрятав лицо за чашкой.

– Это ваша единственная цель? Быть любовницей? – Она сделала маленький глоток и пробормотала что-то как бы сама себе. Что-то очень похожее на «мы еще посмотрим, правда?».

У Алисии приоритеты были другие.

– Теперь, когда мы установили, что у меня совершенно отсутствует характер, расскажите мне об Уиндеме, или я отправлюсь развлекаться в другом месте.

Леди Уиндем задумчиво посмотрела на нее, потом кивнула, как будто пришла к соглашению с самой собой.

– Уиндем не всегда был таким холодным. Он был чувствительным мальчиком. Красивый и блестящий, и очень наблюдательный. У него не было той поглощенности собой, которая заставляет быть глухим к другим людям, как у большинства детей. Было бы, возможно, лучше для него, если бы он был не таким. Он, казалось, мог смотреть внутрь людей, как будто у него было особое чутье на лжецов.

– Он зол на вас, – спокойно сказала Алисия. – Или из-за вас. Я не уверена.

Леди Уиндем поморгала.

– Ах, дорогая! Я могу понять, что он зол на меня. Я была очень плохой матерью. Меня слишком рано выдали замуж. Я была почти девочкой, к тому же несчастной. И я принялась наслаждаться вихрем светской жизни, хотя в те дни, я полагаю, слишком увлеклась этим.

Она нахмурилась, изящные брови сошлись таким очаровательным образом, какого Алисия отчаялась когда-нибудь добиться.

– Однако, если он зол на меня, тут может быть только одна причина! Много лет я утешала себя мыслью, что ему ничего не известно именно о той ситуации…

Она неуверенно посмотрела на Алисию сквозь ресницы, снова прелестная – и каким-то образом нисколько не соответствуя своему возрасту.

– Думаю, теперь это уже не имеет никакого значения, – медленно проговорила маркиза. – Я полагаю, на самом деле это не было таким уж большим секретом, как я считала.

Она выпрямилась и посмотрела прямо в глаза Алисии, очевидно, что-то решив для себя.

– У моего мужа была любовница, как и у многих мужчин. К несчастью, она появилась задолго до меня. В течение недели после того, как я дала брачный обет, мне было указано мое место. Я должна была родить наследника. Она должна была делить ложе с моим мужем прямо у меня под носом.

Алисия удивленно раскрыла глаза:

– Любовница мужа жила в вашем доме? – Она не собиралась перебивать леди Уиндем, потому что была совершенно уверена, что та не станет рассказывать ей такие личные вещи, но она просто не могла удержаться!

Леди Уиндем только кивнула с несчастным видом.

– В моем доме. Командовала в моем доме. Выбирала для меня еду, руководила моими слугами, даже нанимала нянек и наставников для Стентона, когда подошло время. Она была нашей экономкой, видите ли.

В ее голосе слышалась прежняя боль, и Алисия, не раздумывая, взяла ее руки. Она крепко сжала пальцы маркизы, и леди Уиндем продолжила:

– Все это и так было достаточно плохо, сказать по правде, но еще хуже было то, что она была обидчивая, несмотря на все свои привилегии. Она хотела стать женой его светлости, но он был не из тех, кто готов отбросить вековые традиции Уиндемов, чтобы жениться на женщине настолько ниже его по положению. Он просто хотел иметь все: женщину низкого происхождения, которую любил, в своей постели, женщину высокого происхождения, которая родит ему законного наследника Уиндемов.

Она опустила глаза и несколько долгих мгновений сидела молча.

– Следовательно, она ненавидела меня и еще больше ненавидела Стентона, потому что он был причиной моего пребывания в доме. Только я ведь там не была.

– Что вы имеете в виду?

Леди Уиндем вздохнула.

– Если бы я обратила внимание, я могла бы заметить, что Илза нанимает только тех, кем могла командовать и кого могла настроить против меня и Стентона. Его наставники были пьяницы, его няньки – равнодушные и недобрые. Понятия не имею, что ему пришлось вынести в родном доме, который превратился для него в тюрьму. Я только видела, как с каждым днем он становился все более молчаливым, погружался в книги или уезжал на долгие верховые прогулки по окрестностям. Должно быть, он не бывал дома с раннего утра до позднего вечера, а люди, которые должны были присматривать за ним, пьянствовали или распутничали, или делали и то и другое.

Алисия сглотнула комок в горле. Она немного знала о том, как живется в доме, похожем на железную клетку. Она многое отдала бы за свободу ускакать куда-нибудь верхом, как могли делать мальчики. Хотя сама она часто сбегала из дому и бродила по тому лесу, которым шла сегодня.

– Как я уже сказала, я не извиняю себя. Я очень виновата. Я была слишком погружена в свое собственное несчастье. В отместку я сама заводила любовные связи, и чем больше они были на виду, тем лучше. Уиндема я считала еще слишком маленьким и слишком изолированным от общества, чтобы он мог о чем-нибудь догадываться. Но Илза, Илза позаботилась о том, чтобы мой маленький одинокий сын слышал каждую историю, читал каждое слово в бульварных газетенках. – Она закрыла глаза. – Мой муж никогда ничего не замечал, мое поведение его нисколько не волновало. Если бы я только понимала, кому я на самом деле доставляю боль. – Она слегка вздрогнула.

«Вы должны понимать, что вы им сделали», – вспомнила Алисия слова Уиндема.

Она сидела, откинувшись в кресле, глубоко потрясенная. Так ли уж она отличается от маркизы?

Во всяком случае, не в глазах Уиндема, это очевидно. Знай она его историю… вряд ли это остановило бы ее, ведь ей так хотелось осуществить свою мелкую месть.

Месть или утверждение себя? Она на самом деле хотела наказать свою семью? Или же побуждала их увидеть и понять ее?

Так же, как и маркиза. Алисия накрыла ладонью руку маркизы.

– Я понимаю.

Маркиза открыла глаза.

– Знаю, что понимаете, дорогая. К несчастью, именно по этой причине Уиндем может, в конце концов, отказаться от вас. – Потом лицо ее просветлело. – С другой стороны, он испытывает к вам страсть, несмотря на вашу историю. Возможно, вам удастся наконец залечить эти старые раны!

Алисию охватило сожаление. Это не может быть правдой… Ей придется вскарабкаться на высокую гору, чтобы преодолеть боль Уиндема, если она отважится на такую попытку.

Неделя страсти, которую она сможет взять в свое неопределенное будущее, шанс испытать то, в чем ее считали виновной, казались ей стоящими всех ее потерь и сожалений.

Мгновение с таким мужчиной, как Уиндем, будет значительно большим, чем то, что большинство женщин имели за всю свою жизнь.

Ей хотелось бы ответить маркизе такой же откровенностью, но она не отваживалась раскрывать план Уиндема даже его матери. Предостережения «сирен» мелькнули в ее голове. Нет, она не будет рисковать.

– Боюсь, я не могу заверить вас в привязанности Уиндема ко мне, – сказала Алисия маркизе. – Но если сегодня вечером все пойдет хорошо, это может измениться.

Маркиза улыбнулась:

– Вы – женщина с большим потенциалом, леди Алисия. – Она наклонилась вперед и улыбнулась Алисии лукаво и озорно. – У вас грандиозные планы?

Алисия улыбнулась в ответ:

– Зачем? Мне они ни к чему.

Глаза маркизы превратились в узкие щелочки.

– Точно. В снисхождении вы не нуждаетесь.

Его глаза с интересом наблюдали из-за зарослей рододендрона, как мимо быстро промчались на красивых лошадях четыре благородных всадника, держась очень прямо и весело смеясь.

Уиндем уже был не один. Возможно, нужно было убить его раньше, когда он бродил по лесам в поисках своей своевольной дамы. Ну ладно. У него всегда была такая слабость – наблюдать за мучениями врага.

Однако три джентльмена, о которых идет речь…

Трое из «четверки».

Это они. Прилив жаркого восторга пронзил его, заставив руки задрожать от нетерпения.

Четверо мужчин. Четверо умных, верных мужчин… как легендарная «Катр руаяль». Он почувствовал, как свирепая ухмылка растянула рваные шрамы на его лице, разрывая новую тонкую кожу. Он не обратил внимания на горячие капли крови и гноя, которые ручейками стекали по щекам.

«Королевская четверка».

Наконец.

Гринли, избежавший когтей человека, который подкупил его отца.

Рирдон, набросившийся в гневе на своего собственного наставника.

Драйден, женившийся на этой сучке Джулии.

Некогда звук его собственного убийственного смеха пугал его, но теперь – нет.

– Я уже не тот, что раньше, – сказал он вслед четверым мужчинам сердитым тоном. – Не такой уж красивый, не такой изысканный, возможно. Но красота, конечно, может выражаться и в поступках.

Перед глазами у него на миг все затуманилось, но он не обратил на это никакого внимания. От инфекции, проникшей в раны на лице, у него постоянно держалась температура, а мозг пребывал в возбужденном состоянии. Он еще удивит этого тщедушного деспота, Наполеона. Он вернется с четырьмя красивыми головами в сумке и еще с одним призом, и Бонапарт будет вынужден вернуть ему его земли и титулы.

Примитивно и жестоко. Ну, хорошо. Возможно, он сумеет извлечь удовольствие из мучений этих подонков.

Или их дам…

Чтобы не находиться в одной комнате с леди Алисией, Стентон оделся к маскараду раньше. Герберт быстро и ловко помог ему переодеться, после чего Стентон вышел на террасу, чтобы провести драгоценные свободные часы в размышлениях, вертя в руках свою простую черную маску.

Правила приемов в загородных домах напомнили ему, почему он избегал таких мероприятий. Вот он здесь, и у него остается всего несколько дней, чтобы предотвратить похищение принца-регента, а он прохлаждается, ожидая, пока какая-то женщина завивает волосы и надевает подвязки и…

Нет. Не думать о подвязках, потому что от подвязок мысли перейдут к чулкам, потом – к коленям, и дальше – к сладким шелковым бедрам…

Он едва сдержался, чтобы не стукнуть себя по голове, и вместо этого прикусил себе язык. Острая боль помогла ему собраться с мыслями. Господи, какая она коварная, эта Алисия! Проникает в его мозг, когда ему нужно думать о более важных вещах.

Кто этот заговорщик? Это может быть сам Кросс, хотя он громогласно и от души поддерживает регентство Георга и военные усилия Британии.

Лорд. Это исключает половину из присутствующих гостей. В большинстве своем все они лишь близкие ко двору люди, прибывшие сюда исключительно ради развлечения. Никто не воспринимает их всерьез, меньше всего сам Георг. Они могут помочь Георгу в выборе вина, но никакой реальной власти ни у кого из них нет. Это должен быть кто-то, кто пока еще не прибыл. Было бы лучше, если бы подозреваемый вовсе не появился, хотя Стентону не терпелось узнать, кто же мог отважиться на такой преступный замысел.

В любом случае заговорщик скоро явится. То, что дамы и господа весь день провели отдельно, не способствовало усилиям леди Алисии узнать голос таинственного лорда среди присутствующих мужчин.

С другой стороны, она, кажется, без труда привлекала их внимание.

Стентону захотелось сплюнуть. На эту толпу глупцов так легко подействовать широкой улыбкой и парой прелестных…

На этот раз он шлепнул себя по лбу. «Нечего размышлять о прелестном чем-то!» Он произнес эти слова очень тихо, вряд ли его кто-нибудь мог расслышать, однако в темноте раздался тихий смех.

Он быстро обернулся. Никого. И все-таки он ощутил запах жасмина.

– Мама…

Она вышла из-за греческой статуи, которая белела в темноте.

– Добрый вечер, дорогой. Наслаждаешься свежим воздухом, полагаю?

Стентон расслабился, что было необычной реакцией на присутствие его матери.

– Вы выглядите более чем восхитительно, миледи.

– Знаю, дорогой, но все равно благодарю. – Леди Уиндем прошла мимо него и наклонилась над каменной балюстрадой, вглядываясь в темный сад. – Здесь холодно. Почему бы тебе не пойти и не подождать ее в садовых апартаментах? Там очень приятно. Кросс на этот раз украсил их цветами из теплицы.

Лорд Кросс годами добивался ее внимания.

– Уверен, он считает, что заслужит таким образом вашу похвалу, миледи.

– Пожалуйста, дорогой, называй меня мамой. – Она вложила свои руки в его. Стентон автоматически сжал их, глубоко удивленный. Мать всегда была экспансивной, театральной, но сейчас в ней было что-то другое, более простое и искреннее. – Сегодня я кое-что поняла… кое-что о прошлом.

Стентон затих. Маркиза никогда не оглядывалась назад, всегда устремляла свои прекрасные глаза только вперед, будто, оглянувшись, боялась убедиться в том, что в прошлом кое-что было правдой.

– И что же это такое, мама?

Она повернулась к нему, и впервые он увидел морщинки в уголках ее глаз, тонкие, едва заметные. Это противоречило, ее образу бессмертной и поразило Стентона в самое сердце.

– Я была всего лишь шестнадцатилетней, когда стала матерью, – мягко сказала маркиза. – И к тому же глупой, безответственной шестнадцатилетней.

– Мама, я…

Мать резко покачала головой, останавливая его:

– Я не блестящего ума, дорогой, но и не так глупа, как считает меня свет. Возможно, я могла бы измениться. Я могла бы быть более стойкой, менее эгоистичной. Мне нужно было бы больше заботиться о твоем счастье, а не о своем. Вместо этого я предпочла сбежать от Уиндема и Илзы. А сбежала от тебя.

Каждое сказанное ею слово было правдой. Стентон, пораженный, наблюдал за тем, как у него на глазах легкомысленное, неугомонное, непостоянное существо, которое он называл мамой, превращалось в искреннюю, правдивую женщину.

Маркиза взяла его руки в свои. Он почувствовал дрожь ее холодных пальцев даже через лайковые перчатки.

– Мне так жаль, дорогой. – Мать посмотрела ему в глаза так глубоко, как никогда прежде. – Гораздо больше, чем я когда-нибудь смогу тебе объяснить. – Лицо у нее было напряженное, бледность особенно подчеркивала ее возраст.

Никогда еще она не была такой трогательной. На мгновение Стентон лишился дара речи от удивления. Потом у него мелькнула ужасная мысль.

– Вы умираете, да? – Он отступил назад, вглядываясь в ее лицо более внимательно. – Вот в чем дело, да? Вы хотите исправиться, прежде чем отправитесь в мир иной!

Она долго смотрела на него, открыв рот. Он похолодел.

– Мы найдем лучшего врача в Англии, в мире. Мы поедем в Бат. Вы сможете принимать там ванны.

Маркиза закрыла лицо руками, плача… или нет? Нет, она смеялась, всхлипывая от истерического смеха. Стентон выпрямился.

– Что…

Она накрыла его руку своей.

– Извини, дорогой. Мне… мне не нужно было смеяться, но, видишь ли, я чувствую себя довольно хорошо.

И вдруг глаза ее заблестели и улыбка стала широкой, как никогда.

Стентон покачал головой.

– Я не понимаю.

Мать похлопала его по руке.

– Правда, дорогой, я нисколько не больна. Просто я подумала, что пришло время… ну, в общем, пришло время.

Стентон вздохнул. Внутри у него все дрожало от неожиданного удара. Похоже, он был привязан к матери больше, чем воображал себе.

Она потрепала его по щеке.

– Не думала, что ты это так воспримешь, однако была рада узнать, что тебя огорчит, если ты меня потеряешь.

Стентон покачал головой:

– Конечно, это меня огорчит. Вы – моя мать.

Она улыбнулась несколько неопределенно.

– Я не была ею, но, может быть, еще не совсем поздно ни для тебя, ни для меня начать общаться по-семейному.

По-семейному. Какая неожиданная мысль! Но он ведь не с дуба свалился, разумеется.

Она взглянула через его плечо и улыбнулась:

– Полагаю, тебя кто-то ждет, дорогой.

Стентон оглянулся, и у него перехватило дыхание.

Алисия стояла в дверном проеме. Падавший сзади свет делал ее волосы похожими на пламя, а платье превращал в чистое золото. Туалет был смелый и соблазнительный, но каким-то образом делал ее похожей больше на статуэтку богини, чем на просто хорошо одетую любовницу.

Когда она слегка повернула голову, показывая профиль почти застенчивым движением, позолоченная полумаска, которая была на ней, засияла на фоне ее отливающих медью волос. Она…

«Моя, – сказала его мужская природа. – Вся моя. Навеки».