Филиппе хотелось стать его добычей. Она жаждала, чтобы это напряжение было направлено на нее. «Желай меня. Преследуй меня. Владей мной».
Ловко увернувшись от очередного выпада своего спарринг-партнера, Джеймс бросил взгляд за пределы ринга, чтобы увидеть, оценил ли Филипп его мастерство. Парню еще многое предстоит узнать об истинно мужских забавах.
Филипп не просто наблюдал за боем, видно было, что юноша буквально поглощен схваткой. Великолепно. Джеймс ухмыльнулся и нанес противнику отличный апперкот. Затем он мысленно посмеялся над собой. Ему следует больше сосредоточиться на том, как обучить Филиппа, а не стараться произвести на него впечатление.
И все же его радовало жадное внимание юноши. Джеймсу наконец удалось пробудить в парне интерес к чему-то, помимо книг и еды.
Теперь очередь Филиппа. Несколькими танцующими шагами Джеймс оторвался от противника и, разжав кулак, поднял руку, этот жест означал прекращение боя. Не стоит выматывать себя, если собираешься дать Филиппу урок.
Подозвав одного из служащих, Джеймс приказал принести ленту для рук. Когда слуга принес широкие холщевые бинты, Филипп неожиданно опустил глаза и, шагнув назад, поднял руки.
– Нет…
– Послушай, Флип, ты собираешься держать свое слово? – Джеймс облокотился на канаты ринга. – Всего лишь час назад ты обещал попробовать.
Джеймс не смог удержаться от смеха, увидев панику на лице Филиппа.
– Я ни разу в жизни никого не ударил, – запротестовал он.
Джеймс кивнул:
– Значит, теперь самое время.
Секундант начал снимать с Филиппа сюртук. Когда мужчина потянулся к пуговицам жилета, молодой человек отступил назад.
– Этого достаточно, спасибо.
Один из зрителей фыркнул.
– А может, этот юнец еще и шляпу оставит?
Джеймс так свирепо зыркнул на подавшего реплику, что тот сразу же замолчал. Он легко спрыгнул с возвышения и подошел к Филиппу.
– Давай, Флип. Ты ведь не хочешь выглядеть трусом перед этими людьми?
Филипп судорожно сглотнул.
– Меня абсолютно не волнует их мнение, но я дал вам слово. – Его крошечный подбородок вздернулся. – Я обещаю попробовать, Джеймс.
Джеймс едва сдержался, чтобы не взъерошить ему волосы. Но он вспомнил о болезненном самолюбии Филиппа и лишь хлопнул его по плечу. Филипп слегка пошатнулся. Смирившись с неизбежным, он неохотно протянул слуге руки.
Несколько мгновений спустя они стояли друг против друга на ринге. Филипп стоял напряженно, ноги вместе, поднятые кулаки выставлены вперед, казалось, юноша собирается доить корову.
С балкона донеслись гиканье и свист. Опустив руки, Джеймс обошел вокруг Филиппа, наклонился и хлопнул гувернера по внутренней поверхности бедра.
– Флип, расставь ноги чуть шире плеч, левую выдвинь немного вперед, чтобы держать стойку.
Филипп даже не пошевелился.
– Филипп?
Филиппа находилась в абсолютном шоке из-за ощущения руки Джеймса между ее бедрами. Но в конце концов ей удалось сделать вдох и даже выдвинуть одну ногу вперед.
– Про вторую забыл, мальчик! – прокричал один из остряков.
Филиппа торопливо, хотя и неуклюже, встала в некое подобие стойки, чувствуя, как румянец заливает щеки. Джеймс прижался к ее спине, взяв в ладони ее крохотные кулачки.
Дрожа от желания, она позволила ему повернуть свои запястья, выдвинуть вперед левую руку и одновременно отвести назад правую. Он слегка сжал ей левую руку.
– Будь все время настороже, – тихо сказал он. Она почувствовала его теплое дыхание, и по спине у нее побежали мурашки.
Джеймс перехватил ее левую руку за запястье и быстрым движением двинул вперед, к ее подбородку, ее правую руку Филиппа словно в тумане подчинялась его рукам, чувствуя только одно – как его мощная грудь прижимается к ее спине.
– Это называется прямой удар.
Его тело было влажным от напряжения. Она чувствовала его тепло даже сквозь свой плотный жилет и рубашку. Ощущала его запах. Волнующий мужской запах. Этот запах пробудил в ней желание подчиниться его силе.
Джеймс отвел ее руки назад в исходную позицию, взял ее левый кулак и слева направо разрезал им воздух.
– Левый хук.
От этого движения она немного подалась вперед, ее ягодицы коснулись его паха, и Филиппа почувствовала, что с трудом удерживается от желания потереться о его чресла, прижаться к нему спиной, положить голову на его широкое плечо, почувствовать его ладони на своих вдруг затвердевших грудях.
– Флип? Уж не собрался ли ты грохнуться в обморок?
Она вздрогнула, стараясь отогнать не вовремя нахлынувшие мечтания.
– Черт подери, – пробормотала она.
Джеймс вернулся на исходную позицию, глядя на нее через поднятые кулаки.
– Ты готов? Или тебе нужно передохнуть?
Филиппа сказала:
– Лучше уж сразу с этим покончить.
Джеймс покачал головой.
– Так нельзя настраиваться. Раньше ты проявлял больше заинтересованности. Мне казалось, что ты не прочь попробовать.
При этих словах Филиппа, не сдержавшись, фыркнула удивленно и чуть-чуть виновато.
– Да уж, – неуверенно подтвердила она. Потом она сделала вдох и подняла кулаки, пытаясь принять настоящую боксерскую стойку. – Защищайся! – храбро бросила она.
Джеймс усмехнулся, и Филиппа увидела, как в уголках его глаз собрались тонкие морщинки, а на щеках обозначились ямочки.
Джеймс резко выбросил руку и нанес ей удар в плечо.
– Ох!
– Будь начеку!
Она беспомощно смотрела на него.
– Отражай удар, – объяснил он, – блокируй меня левой.
Она изо всех сил пыталась отбивать удары, которые он наносил, используя лишь малую толику своей силы, но некоторые достигали цели, и в следующее мгновение глаза ее наполнились слезами. Было больно, и она чертовски устала от этих мужских забав!
Глядя в лицо Филиппу, Джеймс легко балансировал на носках. Он вновь и вновь наносил юноше слабые удары, легко пробивая его неловкую защиту.
– Не бойся, Флип, бей.
Филипп лишь уклонялся от пляшущих перед глазами кулаков. Зрители, наблюдавшие за поединком, одобрительно загудели. Джеймс рад был слышать эти возгласы, поскольку Филипп нуждался в поддержке.
Пытаясь заставить парня хоть немного расслабиться, Джеймс постарался его успокоить:
– Давай, Флип. Теперь свинг. Если ты меня достанешь, я выпущу тебя с ринга.
Филипп лишь напряг плечи и продолжал прятать голову за своими поднятыми кулаками. Оба – Джеймс легко, Филипп неуклюже – продолжали двигаться по рингу под свист и крики находившихся в зале.
– Давай, Филипп. Неужели тебе никогда никого не хотелось ударить? Сейчас у тебя есть такая возможность, и ты можешь сделать это безнаказанно. Расслабьтесь, юноша, дайте выход своим инстинктам.
Филипп застыл на месте. Его губы были крепко сжаты, а лицо побагровело.
Джеймс остановился и опустил кулаки.
– Ну, Флип, изви…
Филипп резко выбросил кулак и отличным левым хуком нанес Джеймсу удар в челюсть. Джеймс почувствовал, как его зубы прихватили язык, и зашатался – скорее от неожиданности, чем от самого удара. Технически удар был почти совершенным, но силы ему явно не хватало. И все же лучше устроить представление. Филипп нуждался в уверенности больше, чем в силе.
Решив продолжить игру, Джеймс закатил глаза и, развернувшись, рухнул спиной на ринг. Несколько секунд он лежат, пробуя пошевелить распухшим языком.
Джеймс услышал, как Филипп совершенно по-девчоночьи ойкнул, и, приоткрыв глаза, увидел, что гувернер смотрит на него с неподдельным ужасом. Потом вспомнил, что должен изображать нокаут, и снова смежил веки.
Он почувствовал, что Филипп опустился рядом с ним на колени.
– Джеймс! С тобой все в порядке? Тебе очень больно? О, Джеймс, мне так жаль. Ты сказал, чтобы я вспомнил, кого мне бы хотелось ударить, ну я и подумал о том мерзавце прошлой ночью, и я… о, Джеймс, пожалуйста, очнись!
В голосе Филиппа слышалась искренняя обеспокоенность. И никакого ликования! Никакого самодовольства победителя! Джеймс открыл глаза и увидел узенькое личико Филиппа и его полные боли глаза.
– Флип! – Черт побери этот распухший язык. – Ты что, плачешь?
Филипп замотал головой, но тут же выдал себя, вытерев запястьем глаза. На галерке воцарилось молчание. Черт возьми! Джеймс сел и крепко схватил Филиппа за плечо.
– Возьми себя в руки, парень, – прошипел он. – Иначе ты никогда не сможешь появиться здесь с поднятой головой!
– Но почему?
Джеймс вздохнул. Филипп ни в чем не виноват. Джеймс совершил ошибку, приведя его на ринг, поскольку парень владел совершенным от природы свингом.
Филипп засопел. Этого Джеймс уже просто не мог вынести. Вскочив, он протащил Филиппа под канатами и, не заботясь о том, как все это выглядит со стороны, поволок в раздевалку. Швырнув Филиппа на стул, Джеймс уселся напротив.
– Филипп, ну что мне с тобой делать?
– А почему вы вообще должны что-то делать? Почему я не могу оставаться самим собой?
– Неужели у тебя напрочь отсутствует честолюбие? Тебе не приходило в голову, что тебе не обязательно быть гувернером? Что ты можешь достичь большего? Тебе никогда не хотелось приключений? Или ты предпочитаешь спокойную сытую жизнь?
Филиппу охватило негодование. Черт возьми, мало того что ей пришлось бежать из Испании, а потом голодать, так она еще вынуждена носить эту нелепую мужскую одежду, танцевать с девушками, таскать покупки и открывать тяжеленные двери.
Она так гордилась собой, гордилась тем, как ей удается справляться со столь необычными обстоятельствами. А теперь Джеймс заявляет, что она боится трудностей.
Филиппа подняла глаза и подавив гнев, с вызовом встретила пристальный взгляд Джеймса.
– Опасность неизбежна, а приключение – нет.
Джеймс поднял руку.
– Приношу свои извинения, Филипп. Я просто подумал… – Он замолчал и покачал головой. – Не обращай внимания. Возможно, когда-нибудь мы вернемся к этому разговору. – Он встал:
– Кстати, ты молодец. У тебя отличный хук левой.
Вздохнув. Филиппа улыбнулась.
– Слишком хороший.
Карие глаза Джеймса светились гордостью за ученика. Филиппа задохнулась от радости, заметив этот взгляд, но отвернулась, несмотря на то, что рисковала увидеть еще одну голую волосатую задницу.
К счастью, в этот момент в дверях раздевалки, извергая ругательства, появился огромный мужчина.
– Чертов ублюдок! Он снова здесь!
– Кто?
Великан с отвращением фыркнул.
– Лорд Предатель!
Филиппа почувствовала, как напрягся Джеймс. Он вышел из раздевалки. Филиппа последовала за ним. Она ни за что не осталась бы здесь одна!
В главном холле, тихо переговариваясь, стояли мужчины, время от времени бросая сердитые взгляды на светловолосого человека, который невозмутимо обматывал руки холщовыми лентами. Молодой мужчина был высок, хорошо сложен и не отличался буйной растительностью на теле.
К тому же он был весьма привлекательным, классические черты его лица напоминали о произведениях искусства.
Филиппа подошла к Джеймсу и шепотом спросила:
– Кто это?
Джеймс нахмурился.
– Натаниэль Стоунвелл, лорд Рирдон.
– А почему этот джентльмен назвал его лордом Предателем?
Джеймс издал короткий смешок.
– Ты что, газет не читаешь?
– А… тот самый лорд Предатель? Последний из уцелевших рыцарей Цветов?
Джеймс бросил на нее мрачный взгляд.
– Рыцарей Лилий. Наполеоновских шпионов.
– Так он шпион?
Лорд Рирдон выглядел так, что вполне мог, пустив в ход свое обаяние, выведать секреты у любого, особенно у женщин.
– Так говорят, – холодно ответил Джеймс.
Удивленная его сдержанностью, когда все вокруг были явно возбуждены, Филиппа взглянула на Джеймса и заметила, что тот едва заметно кивнул светловолосому мужчине. Она опешила. Неужели Джеймс общается с лордом Предателем? Быть этого не может!
Тем не менее, она сама видела, как они приветствовали друг друга. Конечно, этого никто не заметил, но за последние дни Филиппа научилась различать на лице Джеймса малейшие оттенки настроения, и сейчас она читала сочувствие в его взгляде.
Сочувствие к человеку, прославившемуся своим предательством.
Глава 15
Джеймс вошел в палату, следуя за миссис Нили. Казалось, сама атмосфера в затененной комнате излучала упрек.
– Вот он, сэр. – Миссис Нили достала из рукава кружевной платочек и промокнула глаза. – Боюсь, мистер Уэдерби покидает нас.
Джеймс заставил себя подойти ближе и взглянуть в лицо умирающему. Уэдерби уже был близок к смерти, лицо стало серым, а дыхание таким поверхностным, что грудь едва вздымалась. Старина Уэдерби был отличным «лжецом», человеком, полным едкого юмора и почти нереальной способности видеть и раскрывать даже самые трудные шифры.
Когда Джеймс стал членом клуба, Уэдерби обратился к руководству с ходатайством, чтобы молодого Каннингтона направили к нему в ученики. Каким ударом для него, должно быть, явилось осознание того, что молодой Джеймс унаследовал лишь малую толику математических способностей своего отца – Джереми Каннингтона – и еще меньше интереса к искусству криптографии.
Однако Уэдерби был его другом и соратником. Джеймс осторожно присел на краешек кровати и, взяв в ладони сухие тонкие руки Уэдерби, закрыл глаза.
«Мою жизнь за ваши жизни».
Он не знал, как долго он так сидел, но наконец миссис Нили коснулась рукой его плеча.
– Он покинул нас, сэр.
Да, конечно. Они все один за другим покинули нас, все, кроме Рена.
Джеймс бережно сложил руки Ангуса на его неподвижной груди.
– Покойся с миром, старина. Твой путь завершен, – прошептал он.
Джеймс поднялся и тяжелыми шагами пересек комнату.
Рен Портер, самый лучший агент «лжецов». Они с Джеймсом провели много совместных дел. Словно мальчишки, только что окончившие школу, наслаждались почти неограниченной свободой, которую давала им их работа. Действительно, чего еще мог желать молодой человек, занятый по-настоящему мужским делом, которое давало возможность жить полной приключений жизнью и испытывать ощущения, от которых сердце бьется с удвоенной силой.
«Опасность неизбежна, приключение – нет, Джеймс».
Филипп совершенно прав. Рен Портер и Джеймс Каннингтон сами сделали свой выбор.
Сейчас, по словам миссис Нили, состояние Рена было не таким угрожающим. Джеймсу очень хотелось верить в благополучный исход, однако он отвернулся, не в силах смотреть на бледное лицо бывшего «лжеца».
– Лавиния заплатит за это, – прошептал он, стоя спиной к товарищам. – И заплатит именно мне, клянусь.
Филиппа робко попросила Денни согреть воды и, к своему удивлению, очень скоро получила теплую ванну, правда, вместе с многозначительным «гм!». И все же какое это было счастье – погрузить ноющее тело в теплую воду и хоть немного расслабиться.
Филиппа заперла дверь на ключ и на всякий случай подперла ее стулом. В течение часа она позволит себе побыть девушкой, и пусть уповает на милость небес тот, кто осмелится помешать ей насладиться каждой из этих минут!
– Знаешь, папа, – пробормотала она, глядя на пузырьки мыльной пены, – у меня был интересный день.
Она откинула голову и погрузилась глубже. Ее колени поднялись из воды, и Филиппа ощутила прохладу.
Это была деревянная ванна, которую она помогла Денни принести из кладовки за кухней. Незадолго до этого ее холодно проинформировали, что в гардеробной хозяина имеется прекрасная ванна, но она не предназначается для каких-то там гувернеров, если даже они пользуются особым расположением господина.
Филиппа хихикнула. Если пользоваться расположением означает иметь возможность уложить хозяина одним ударом, тогда она и в самом деле пользуется его расположением. Она терла кожу, удивляясь тому, что удары Джеймса, которые она все еще ощущала, не оставили на ее чувствительной коже никаких следов. Он действительно был очень осторожен, хотя в тот момент ей так не казалось.
Она почти полностью погрузилась в воду, чувствуя приятное тепло на затылке. Еще одно преимущество мужчин. Короткие волосы, за которыми легко ухаживать. Тем не менее она отказалась бы от этого преимущества, лишь бы вернуть свои волосы и снова стать женщиной.
– Шелк, – пробормотала она, вынырнув, чтобы глотнуть воздуха. – Серебряные щетки. Лаванда для ванн. – Она посмотрела на свои огрубевшие пальцы. Ее руки больше всего пострадали от перемены в ее жизни. – Лосьон для рук!
Ее размышления прервал громкий стук в дверь.
– Хозяин требует вас к себе! Немедленно! – В голосе Денни звучало ликование. Он знал, что гувернер не посмеет проигнорировать вызов господина.
Филиппа откашлялась и произнесла голосом Филиппа:
– Скажи хозяину, что я буду через минуту.
Денни, как обычно, хмыкнул.
– Тебе лучше поторопиться. Господин сегодня в плохом настроении.
– Я постараюсь, чтобы у тебя оно тоже испортилось, – проворчала Филиппа. Тем не менее она встала, быстро вытерлась и оделась, чего не собиралась делать как минимум до следующего утра. Прыгая на одной ноге, она натянула брюки, в спешке забыв про подштанники. Впрочем, какое это имеет значение, если вскоре она вернется к себе и ляжет спать?
Быстро накинула рубашку, потом старый тяжелый жилет, который не шел ни в какое сравнение с жилетами, доставленными сегодня от Баттона. К посылке была приложена записка.
Я взял на себя смелость записать на счет мистера Каннингтона изготовленные для вас предметы туалета. Если кто-то будет любопытствовать, скажите, что это сделано по приказу миледи (что и в самом деле произошло бы, знай она о вашей ситуации).
Но на один час сойдет и старый жилет из гардероба мужа Бесси. Ругаясь на нескольких языках, Филиппа кое-как завязала галстук. Туфли надела на босу ногу. Черт с ним, с сюртуком, можно и без него обойтись.
Оставив попытки хоть как-то пригладить высохшие без расчески волосы и кое-как приведи себя в порядок, Филиппа торопливо пересекла длинный холл и стала быстро спускаться с лестницы.
– «Немедленно», – возмущенно пробормотала она, стоя у двери кабинета.
Постучав, она сначала услышала глухое бормотание, затем громкое «Войдите».
Филиппа набрала в грудь побольше воздуха и вошла, и тут поняла, что произошло нечто серьезное. Обида уступила место тревоге.
В камине пылал огонь – единственный источник света в комнате. Где же мистер – Каннингтон? Присмотревшись, она увидела босу ногу, вытянутую к камину.
– Вы хотели меня, видеть, сэр?
С кресла донеслось невнятное ворчание.
– Сэр Флип? Ничего срочного. А что?
Денни. Он знал, как ей хотелось принять ванну. Филиппа стиснула зубы. Еще одна мелкая пакость человека, опасавшегося за свое влияние в этом маленьком мире.
– Ну, Денни, я с тобой разберусь, – пробормотала она.
– А в чем дело, Флип? – Голос мистера Каннингтона звучал как-то странно.
Филиппа подошла ближе и увидела, что Джеймс сидит, развалившись в своем кресле, с наполовину опустошенным бокалом в руке. Только теперь она заметила стоявший на столе почти пустой графин. Боже, мистер Каннингтон пьян!
– Я полагаю, Денни ошибся, сэр.
– Ну что ж, можешь идти.
Филиппа направилась было к двери, но вдруг остановилась.
– Что-то случилось, сэр?
Он откинулся в кресле и отвернулся к огню.
– Ничего особенного. Только моя честь кровью истекает на этот ковер.
Его голос звучал глухо, напрочь лишенный свойственных ему жизнерадостных и теплых интонаций.
С той самой первой их встречи в парке Филиппа не могла забыть его сильных теплых рук и широкой груди, но только сейчас поняла, что Джеймс действительно ей нравится. Он был веселым и добрым, щедрым и умным.
И все же Филиппа чувствовала, что у него до сих пор кровоточит глубокая душевная рана.
Филиппа знала, что родители Джеймса скончались, что какой-то сердечной привязанности, хотя бы любовницы, у него нет. Он очень привязан к своей сестре, и у него есть близкие друзья.
Значит, он не одинок.
Но есть что-то, что скрывается за внешней беззаботностью и жизнелюбием. Что постоянно держит его в напряжении и не дает по-настоящему привязаться к Робби.
Интуитивно Филиппа понимала, что Джеймс пытается бежать от какой-то тайны, подобно тому, как она – скрыться от шпиков Наполеона, и именно поэтому стремится к опасности.
– Что ж… Не буду нарушать ваш отдых, сэр. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Флип, – ответил он глухо.
Джеймсу грустно и одиноко, она не должна уходить, ей необходимо что-то предпринять.
– Если вы позволите, сэр…
– В чем дело, Флип?
– Могу я спросить вас, что значат ваши слова «честь истекает кровью»?
– Скончался один замечательный человек.
– А. – Она подошла ближе. – Люди умирают, такое случается.
Джеймс криво усмехнулся:
– Мудрая мысль.
Она пожала плечами:
– Нет. Простая истина.
Он вновь откинулся в кресле.
– Говоришь, люди умирают. А если люди умирают у тебя на руках, Филипп?
Она вступила в пятно света от огня в камине.
– Наверное, и такое бывает. Нельзя знать, как твой выбор влияет на мир.
Он фыркнул.
– Да ты философ. От брошенного камня по воде расходятся круги, это аксиома. – Он с преувеличенной осторожностью поставил стакан на боковой столик. – Если ты камешек, тогда я пуля. Несколько более прямой путь к смерти старины Уэдерби.
Филиппа присела напротив Джеймса на скамеечку для ног и минуту молча смотрела на него.
– Вы спустили курок? – тихо спросила она.
– В прямом или переносном смысле?
– В единственном.
Он вздохнул:
– Нет, я лично не спускал курок.
– Значит, вы имеете полное право оплакивать его кончину. Но вправе ли вы винить себя? Или вы просто потакаете своим слабостям? – Именно эти слова она давно должна была сказать своему отцу.
Он выпрямился.
– Потакаю слабостям? Да как ты смеешь?
Она кивком указала на графин.
– А пьете вы ради кого-то? Или ради себя? Мой опыт подсказывает мне, что алкоголь способен унять боль только того, кто пьет. Вы сидите здесь в темноте и пьете, и я должен спросить: ради кого? Ради того, кто умер? Или ради себя?
Джеймс некоторое время пристально смотрел на нее, с каждой секундой глаза его темнели, и гнев, казалось, вот-вот вырвется наружу. Филиппа испугалась. Она здорово рисковала, решившись на такую откровенность. Но ей больно было видеть, как еще один дорогой ей человек пытается втоптать себя в грязь из-за ложного чувства вины. Если бы кто-то в свое время сказал эти слова ее отцу, возможно, сейчас она не была бы так одинока.
Ее вынужденное одиночество причиняло ей невыносимую боль. Как бы ей хотелось рассказать Джеймсу обо всем, что с ней произошло, о своем путешествии, об отчаянии, которое охватывало ее порой, о разочаровании и безысходности, которые она испытала, добравшись наконец до Лондона.
Он говорил, что знает, что такое голод. И она верила ему. Он выслушал бы ее, если бы она рассказала ему о своем прошлом. Выслушал бы и посочувствовал ей и, возможно, даже помог.
Или… нет. Именно из-за этого «нет» ей придется хранить молчание.
Джеймс зло усмехнулся. Потом, словно спохватившись, тряхнул головой.
– Ты абсолютно прав, Филипп. Это был момент драматического самобичевания. Довольно глупо с моей стороны предаваться унынию, когда еще многое предстоит сделать.
Филиппа лишь осторожно кивнула, наблюдая за ним. Казалось, он наконец выбрался из трясины и теперь, задумчиво глядя на огонь, готовится к решительным действиям Филиппа поднялась, решив не мешать его размышлениям.
– Сядь.
Глава 16
Филиппа оцепенела от неожиданно резкого приказания, искра протеста вспыхнула в ее душе, но мистер Каннингтон – хозяин, и она должна подчиниться. Секунду помедлив, Филиппа опустилась на скамеечку, в конце концов, она просто устала от этой ночной борьбы с мрачным настроением Джеймса.
– Мы могли бы поговорить на другую тему, если хотите.
– Давай поговорим о тебе, мой молодой друг.
– Обо мне особо и говорить нечего, – пожал плечами Филипп.
Джеймс едва видел молодого гувернера, поскольку, несмотря на горевший камин, в комнате было довольно темно, да и перед глазами у него все расплывалось.
– Ты сделал что-то интересное со своими волосами, Это новая мода, неизвестная мне?
Филипп попытался пригладить непокорные волосы, но сдался и пожал плечами.
– Я принимал ванну.
– Опять? Господи, Филипп, ты прямо как девочка, моешься чуть ли не каждый день. Нет, я ничего не имею против. Мыло – замечательная вещь. Надеюсь, тебе удастся приучить Робби им пользоваться.
– Я предпочитаю… я обнаружил, что дамам нравятся мужчины, которые часто принимают ванну.
– Понятно. Твой обширный опыт и все такое прочее.
Джеймс хмыкнул и помотал головой. Он не знал, то ли бренди наконец начал действовать, то ли присутствие Филиппа развеяло его мрачное настроение, но в любом случае был признателен юноше. Приступы мрачной меланхолии, одолевавшие Джеймса после того, как он побывал в плену, тревожили его. Джеймс слышал, что воинам после жестокого сражения приходилось бороться с демонами настроения и раздражительности, но он никогда не слышал о том, как они избавляются от этих демонов.
У его друга Саймона есть Агата. У Далтона – Клара.
– Ты когда-нибудь любил, Филипп?
Филипп отвернулся и посмотрел на огонь.
– Не знаю, сэр.
Джеймс кивнул.
– Я тебя хорошо понимаю. Как сказала бы моя сестра Агата в этом случае, значит, ты никогда не любил. Она любит человека, который некогда был моим лучшим другом.
– Сэра Рейнза? А разве теперь вы не друзья?
– Друзья. Но он теперь в некотором роде принадлежит ей, и это мне не совсем понятно. Лорд Этеридж тоже недавно женился и без ума от своей жены…
– И вы задаетесь вопросом, когда же наступит ваш черед?
Джеймс повернулся и посмотрел на Филиппа.
– Нет. Когда-то я задавал себе такой вопрос. Но теперь мне не до любви, у меня другая цель. – Он жестом указал наверх, – С того момента, как появился Робби. Наследник.
– Вы усыновили его, с тем чтобы сделать своим наследником? Он не ваш, сын?
Джеймс пожал плечами:
– Не вижу особой разницы.
Филипп опустил глаза.
– И вы не собираетесь обзаводиться семьей? А у вас был кто-то на примете до того, как вы поставили перед собой эту другую цель?
– О да. Она отличалась от других. Красивая, изысканная, совершенная, занимательная и остроумная. Стройная фигура, прелестные глаза, к тому же без ума от меня. Чего еще может желать мужчина?
– Ага. – Некоторое время Филипп молчал. – И что же произошло? Она вышла за другого?
– Понятия не имею. К сожалению, я ее так и не встретил. – При этих словах у Филиппа вырвался смешок, и Джеймс улыбнулся. – Ладно, Флип. Расскажи мне, о какой любви ты мечтаешь?
Филипп откашлялся.
– Ну… как вам сказать, это будет кто-то приятный.
– Тебе ведь наверняка требуется что-то более конкретное, чем просто вздохи, Флип. Как насчет фигуры? Полненькая, худенькая, соблазнительная? О какой именно ты мечтаешь?
– Ничего определенного, но, наверное, она должна быть натурой романтической. А вы? О какой женщине мечтаете вы? Или вы вообще больше не мечтаете о женщинах?
Джеймс слегка выпрямился в кресле, вид у него был обиженный.
– Конечно же, я мечтаю о женщинах! Я ведь не монах!
– Нет, вовсе нет.
Филипп казался очень взволнованным. Джеймс вновь расслабился.
– Черта с два я мечтаю о женщинах! Я обладал самой лучшей женщиной, какую только можно себе представить!
– О ком же вы мечтаете, о мужчинах?
Бедняга Филипп. Такой молодой. Такой любопытный. Джеймс хорошо помнил себя в этом непростом возрасте. Взросление становится пыткой, когда думаешь только о любви и ничего не можешь с собой поделать. Вероятно, не следует затрагивать эту тему, парень в этом возрасте вряд ли нуждается в каких-либо советах. Вот если только Филипп сексуально озабочен, как был Джеймс в шестнадцать лет, могут возникнуть некоторые проблемы.
Слава Богу, ему удалось обуздать свои собственные желания. Ведь уже несколько дней, как он не вспоминал о своей незнакомке с огненной гривой. Ну, может, не несколько, но один день точно. К большому его сожалению, чувство самообладания пришло поздно, слишком поздно.
– Так о ком же вы мечтаете?
Джеймс приложил бокал ко лбу, но хрусталь был теплым и облегчения не принес.
– Мечтаю?
– Ну, какая она, женщина вашей мечты?
Джеймс достал еще один бокал и, плеснув в него бренди, протянул Филиппу.
– Выпей, тебе не помешает.
Филиппа робко взяла бокал. Понюхав, сморщила нос.
– Пахнет лаком и розами.
Джеймс рассмеялся.
– Точно. Но вкус божественный.
Решившись, Филипп глотнул и тотчас выплюнул, забрызгав свой жилет.
– Черт! – Он сердито посмотрел на Джеймса, который еле сдерживал смех, уткнувшись в свой вновь наполненный бокал. – Почему вы меня не предупредили?
– Брось, Флип. Так бывает всегда, первый глоток бренди действительно забавен. Зато теперь твой язык вполне может оценить вкус настоящего мужского напитка.
– А моя голова – уверовать в то, что все это на самом деле не так страшно, – пробормотал Филипп себе под нос, но тем не менее сделал еще один крошечный глоток. Его брови полезли наверх. – О! На этот раз лучше! – Он вновь поднес бокал ко рту. – Гораздо лучше!
– Тпру! Не гони лошадей, парень. Это тебе ничего не даст, кроме сильнейшей головной боли поутру. – Джеймс откинулся в кресле и поднял бокал, провозгласив тост. – Добро пожаловать в компанию любителей выпить, сэр Флип!
Филипп улыбнулся и поднял бокал.
– Рад присоединиться, мой сеньор.
Джеймса поразила расслабленность и даже некоторая шаловливость, проступившая в этой улыбке. Определенно, раньше он никогда не видел на лице Филиппа этого выражения. Казалось, бедный гувернер всегда напряжен и собран, словно боится чем-то выдать себя.
