Джекем толкнул маленькую-дверь на верхней площадке лестницы и втащил Филиппу, безуспешно пытавшуюся вцепиться в дверной косяк, в открывшийся проем. Потом она вцепилась в Джекема. О борьбе не могло быть и речи. Некоторое время они балансировали на покатой крыше рядом с фронтоном, потом Джекем потащил ее выше.
      Неожиданно у нее под ногами оказалась ровная поверхность, на которой можно было стоять. Филиппа открыла глаза.
      И тотчас вновь их закрыла.
      Этот дом был построен в старом стиле, большой и квадратный, с плоской крышей. Слева и справа стояли дома гораздо меньшего размера. Так что надежды, что их заметят, было мало. Позади дома находился большой разросшийся сад, но вблизи стен деревья не росли.
      Как только Филиппа обрела равновесие, Джекем ее отпустил, поскольку бежать отсюда было некуда. Внизу находилась вооруженная пистолетом Лавиния.
      Филиппа стремительно подошла к краю крыши. Дом был четырехэтажным, это она поняла, когда Джекем тащил ее по лестнице, – они прошли четыре пролета. Она взглянула вниз. Открывшийся вид заставил ее опуститься на колени. Филиппа боялась высоты.
      А вот Робби такая высота совершенно не испугала бы. Окажись он на ее месте, стал бы высматривать, нет ли тут водосточных труб или настенных шпалер.
      Внизу, всего в дюжине футов под ней, виднелся отличный широкий выступ.
      – Даже не думай, – раздался за спиной скрипучий голос. Филиппа поспешно отошла от края крыши, испугавшись, что он может столкнуть ее. Над ней, скрестив руки на груди, возвышался Джекем.
      – Ты, конечно, можешь спрыгнуть на выступ, но можешь и промахнуться. Я точно знаю, что, упав с третьего этажа, насмерть не разобьешься. А вот с четвертого… Не уверен. Это уж как повезет. Ударишься головой – получишь гроб и цветы. На ноги – останешься хромой, как я, впрочем, если повезет, то умрешь. А если нет, всю жизнь каждый твой шаг будет даваться тебе с огромной болью.
      Его голос звучал равнодушно, а сам он в это время бесстрашно смотрел вниз. Филиппа поняла, что этому человеку теперь нечего бояться, самое страшное уже произошло.
      Филиппа вышла на середину крыши и подошла к каминной трубе, которая оказалась совершенно холодной. Но она хоть не кружилась у нее перед глазами. Филиппа пыталась найти выход из этой кошмарной ситуации, но не могла.
 
      Джеймс обнаружил Лавинию в единственной комнате, которая была хоть как-то обставлена. Если обстановкой можно было назвать огромную кровать и туалетный столик.
      Должно быть, этот дом, снятый на деньга, полученные за предательство, являлся местом деловых встреч и любовных свиданий..
      Лавиния служила прекрасным украшением этой комнаты. Она похотливо раскинулась на кровати, на ней ничего не было, кроме рубашки, украшенной брюссельским кружевом. Все было тщательно продумано.
      Никогда еще она не выглядела такой красивой. Ее волосы были искусно взъерошены, и любой нормальный мужчина в Англии потерял бы дар речи при виде этого полуобнаженного тела.
      – Ты пришел, чтобы служить мне, как раньше? – спросила Лавиния. – Или я должна быть твоей восточной танцовщицей?
      Она улыбнулась ему и провела кончиками пальцев по своему декольте.
      Джеймс холодно разглядывал богато расшитое покрывало.
      – Расслабься, Винни. Я пришел за Филиппом. Я знаю, что она здесь.
      – Знаешь? Но ведь она была здесь только вчера, зачем же ей снова приходить?
      Джеймс искренне удивился.
      – Разве ты не знал? Да и вряд ли тебя это волнует. Она странное создание, не правда ли? Похожа на мальчишку.
      Проклятие! Лавинии всегда удается на шаг опередить его. Она не слишком уж умна, хотя в хитрости и изворотливости ей не откажешь. К тому же это доказывает, что она недавно разговаривала с Джекемом.
      – У меня нет времени на игры, Винни. На этот раз тебе не выиграть. Теперь у меня есть улики против тебя. Джекем сохранил все письма и записки. По-видимому, он кое-чему научился за те годы, что провел с нами.
      – Вот болван! – вскинулась Лавиния.
      – Так ты признаешь, что участвовала в этом грязном деле.
      – А почему бы и нет? Ведь у меня твоя невеста!
      – Филиппа рассказала тебе об этом? – Он не мот сдержать еле заметной улыбки. Кажется, его предложение принято.
      – Она тебе очень нужна?
      Джеймс долго смотрел на Лавинию.
      – А я очень нужен тебе?
      Злой огонек блеснул в ее глазах.
      – Предлагаешь сделку?
      – Возможно. А возможно, пытаюсь понять, к чему ты клонишь. Как много у тебя осталось власти теперь, когда я знаю твою истинную натуру. – Он наклонил голову. – Попытайся убедить меня остаться, если я тебе действительно нужен. Или ты полагаешь, у тебя не получится? Я один из тех, кому удалось избавиться от твоих чар, не так ли?
      Это было самое ужасное, чего можно было от него потребовать, – опять отдаться в ее руки. Но он не колебался. «Лжецам» потребуется немного времени, чтобы прийти на помощь.
      Она не могла не ответить на его вызов, Джеймс это прекрасно знал.
      – Защищайся, моя любовь, – произнесла она с улыбкой столь же прекрасной, сколь и порочной.
      Она соскользнула с кровати и медленно подошла к нему.
      – Тебе понравились мои письма, моя любовь? Ты прочел и запомнил их? Разве ты не почувствовал, что они написаны специально для тебя?
      Он оказался прав. Она знала, что ее письма будут прочитаны. И что он будет одним из тех, кто их прочтет, фактически она писала именно ему.
      В поисках улик Джеймс действительно читал и перечитывал эти письма, и она, несомненно, рассчитывала на это. Ее слова вползали в его мысли, отравляя сон и развращая разум.
      – Воистину ты воплощение порока?
      – Именно такой я тебе нравилась!
      И это было правдой. Он всегда зная, что она порочна.
      – Да, именно такой, – произнес он.
      – Но тем не менее ты здесь и снова готов служить мне. Наверняка не ради этой костлявой рыжей девицы. Ты никогда не переставал мечтать обо мне.
      – Бедняжка Лавиния, ты всегда мечтаешь о том, чего не можешь получить.
      – Но тебя-то я заполучила, как ты помнишь. – Одной рукой она огладила его пах, второй – провела по его ягодицам.
      Джеймс покачал головой:
      – Нет, Винни, это была не ты. Эта была другая Лавиния, созданная моим воображением. Одинокая супруга занятого делами мужчины, которая хотела немного развлечься. Ту Лавинию стоило желать.
      – Ты слишком самоуверен, Джеймс Каннингтон. Ведь я хорошо тебя знаю. Я могла что-то утаить от тебя, но ты отдавал себя полностью.
      – Не было этого!
      – Было! – выдохнула она ему в ухо.
      – Ошибаешься. Ты никогда не владела моим сердцем.
      Она отступила на шаг. Глаза ее сверкали.
      – Я владею и твоим сердцем, и твоей душой! У тебя никого не было с момента моего ареста.
      – Да, Джекем не скупился на информацию.
      – Он рассказал мне и о твоей задумчивости, и о твоих кошмарах, и о том, что во сне ты все еще зовешь меня.
      Она улыбнулась.
      – Вы с ним, должно быть, очень близки. Ты уверена, что он тебя не ревнует ко мне?
      – Я знаю, что ты задумал, Джеймс. Но ты ошибаешься, если думаешь, что заставишь Джекема ревновать. Единственный человек, которого он ненавидит больше, чем меня, – это он сам.
      Это вполне понятно.
      – Все отворачиваются от тебя в конце концов, не так ли. Мой супруг все еще находится под моими чарами. Правда, был тот инцидент с пистолетом и сейфом, но мне без труда удалось убедить его, что я потеряла голову от ужаса, который испытала, когда ты соблазнил меня, а потом с презрением отверг, – Она шутливо погрозила Джеймсу пальчиком и подошла к нему вплотную. – Негодник Джеймс, пытающийся, сбить с пути истинного верную, жену. И все лишь ради забавы! И не стыдно, тебе?
      – Ты даже не представляешь себе, насколько стыдно, Лавиния. Впрочем, тебе этого не понять.
 
      Джекем расхаживал по крыше, глядя го в одну, те в другую сторону. Филиппе казалось, что еще немного, и она сойдет с ума.
      – Зачем вы пошли на это, Джекем? Джеймс был вашим другом. Да и остальные члены клуба тоже. Они доверяли вам.
      Джекем повернулся к ней.
      – Да что тебе об этом известно! Bee те годы, что я работал на Саймона Рейнза, он лгал мне. И я долго гадал, только ли воровством, они промышляют. Но я думал, это лишь часть дела, возможно, шантаж, возможно, «мокрое дело» за плату. Я думал, Саймон не посвящал меня ради моего собственного блага, потому что знал, что я такими вещами не занимаюсь.
      Он покачал головой.
      – А потом появилась она. Она была похожа на ангела, но у нее было сердце дьявола. Она сказала мне, что они убили Джеймса. Он пропал некоторое время назад, и я очень беспокоился. Я знал, что у него есть женщина, замужняя дама, поэтому не имел оснований ей не верить. Она сказала мне, что «лжецы» покончили с ним, когда он воспрепятствовал их плану убить Ливерпула.
      Он провел рукой по своим седеющим волосам.
      – Я думал, они убили Джеймса. Поэтому я выдал ей имена, выдал все. – Он закрыл глаза. – Я продал душу этой твари.
      – Но ведь потом Джеймс вернулся.
      Джекем вздохнул и присел на краешек плоской крыши. Глядя на него, Филиппа поборола приступ тошноты.
      – Да, Джеймс вернулся. Раньше я занимался только своим делом, а потом начал подслушивать, и когда обнаружил, что натворил…
      Он посмотрел вниз, свесив руки между коленями.
      – Все было кончено. Никаких имен я ей больше не называл. И зачем только ты в это влезла?
      – Это вы думали, что все кончено! – воскликнула Филиппа. – Возможно, кончено для вас, а также для тех, кто погиб, но это никогда не будет кончено для Джеймса.
      Джекем отмахнулся от нее.
      – С Джеймсом все в порядке. Он встал на ноги. Судя по всему, он станет шефом.
      – Джеймс – это человек в футляре, болван! Ходячая фикция, созданная нашим воображением. Человек, который сидит внутри его, погибает, а ты убиваешь его!
      Джекем наконец посмотрел на нее. Она в нетерпении подалась вперед.
      – Джекем, возможно, они простят вас. На спусковой крючок нажимала Лавиния. Но если вы убьете меня, то возьмете на душу такой грех, что никогда не сможете смотреть людям в глаза.
      – Они не прощают, неужели не понимаешь? Джеймс так и живет с чувством вины. Он любит тебя, но не может простить. – Джекем встал. – Они никогда не простят.
 
      Руки Лавинии порхали вокруг него, как это было в его сне. Она ласкала его, исследовала, открывала вновь.
      Джеймс ждал, когда его охватит смешанное чувство вожделения и отвращения, как это всегда бывало. Ее прикосновения были отравлены ядом сладострастия. Сам ее запах заставлял его чувствовать…
      Ничего.
      Невероятно. Он ждал, затаив дыхание, когда его поглотит отвратительное желание, когда его скрутит ее порочное, соблазнительное…
      Он ничего не чувствовал. Абсолютно ничего. Он думал только о Филиппе.
      Ему хотелось рассмеяться ей в лицо.
      С огромным облегчением Джеймс осознал, что не остался рабом плотских чувств.
      К тому же желание отомстить за своих друзей ослабло. Он все еще жаждал справедливости, но теперь желал этого с холодной убийственной отстраненностью, которой ему никогда не удавалось достичь раньше.
      – Теперь ты понимаешь, – произнес он, прервав ее музыкальные вздохи, призванные, видимо, возбудить его, – что я совершенно свободен от тебя.
      Она, прищурившись, посмотрела ему прямо в глаза.
      – Я так не думаю, Джеймс.
      Ее голос был холодным, но его порадовало чувство поражения, которое он заметил в ее взгляде. Он выиграл. Она отвернулась от него и подошла к туалетному столику.
      – О да, – продолжил он. – Теперь я знаю, что ни зелье, ни пытки не могут заставить меня предать моих товарищей, не говоря уже об уловках отработанного предателя. На меня больше не действуют твои трюки, Лавиния. Ты вообще меня не возбуждаешь. На это способна единственная женщина – Филиппа.
      – Тем хуже для нее, – сказала Лавиния. В руке она держала пистолет. Джеймс не удивился этому. Она убила слишком многих, и все же в глубине души он верил, что ее чувства к нему не позволят, чтобы его постигла та же участь.
      Он шагнул вперед, но не успел опомниться, как Лавиния повернулась и выбежала из комнаты.
 
      Звук приближающихся шагов заставил Филиппу вскочить на ноги. Он пришел…
      Но это была Лавиния с пистолетом в руке.
      – Подними ее! – задыхаясь, выкрикнула она. – Подведи к самому краю и сбрось вниз!
      – Что? – Даже для привыкшего ко всему Джекема это было слишком. – Только не это.
      Лавиния помахала пистолетом, переводя ствол с одного на другого.
      – Ты это сделаешь, или я пристрелю тебя прямо здесь, и ты слетишь с этой чертовой крыши. Ты однажды уже испытал это, Джекем. Думаешь, тебе удастся выжить еще раз?
      За спиной у Лавинии появился Джеймс. Филиппа подавила вырвавшийся крик, но было уже поздно. Лавиния услышала шаги, и, повернувшись, нацелила пистолет на Джеймса.
      – Я, убью тебя прежде, чем она успеет тебя заполучить.
      Теперь, став хозяйкой положения, она, казалось, успокоилась.
      Джекем подтащил Филиппу к краю крыши. Филиппа сопротивлялась, но колени у нее подгибались. Сопротивление бесполезно. Ее подтащили к самому краю, словно мешок с мусором.
      Из последних сил она вцепилась в рукав Джекема. Ей хотелось кричать, умолять о помощи и спасении, не она онемела от страха. Она могла лишь наблюдать, как Лавиния отступает, стараясь держать всех троих в поле зрения. Она приблизилась к двери, почти заблокировав ее.
      – Я хочу, чтобы ты это видел, Джеймс. Чтобы она умерла у тебя на глазах. – Она сделала Джекему знак пистолетом. – Давай! Убей ее!
      Филиппа услышала, как Джеймс зарычал в бессильной ярости.
      – П-прошу вас! – только и смогла прошептать Филиппа. Но глаза Джекема были тусклыми и безжизненными.
      – Время пришло.
      Хватка мужчины ослабела, и Филиппа почувствовала, как скользит ее каблук. Она в отчаянии вцепилась в него.
      – Нет…
      Она почувствовала, как ускользает у нее из рук его рубашка. Ее рука наткнулась на камень. Скользит. Споткнулась. Уцепилась за камень. Держись.
      Падение неожиданно прекратилось. Ее спас декоративный выступ, украшавший крышу особняка. Она крепко вцепилась в камень, прижавшись щекой к закопченному граниту. Ее ноги повисли в воздухе, и, задыхаясь от напряжения, она пыталась нащупать хоть какую-то опору на фасаде здания.
      И нашла. Левая нога нащупала опору, и Филиппе удалось немного отдышаться. Правда, свою спасительницу, каменную горгулью, девушка не рискнула отпустить, но каменное чудище было покрыто слоем грязи и птичьего помета, который утренняя роса превратила в липкую слизь.
      «Прошу тебя, Господи, прошу тебя…»
      Ее больше нет…
      Джеймс охнул. Его сердце заледенело от горя.
      «Я убил ее своим недоверием».

      Джекем посмотрел на Лавинию.
      – Здорово шлепнулась.
      Увидев, что Лавиния посмотрела вниз, чтобы полюбоваться на дело рук своих, Джеймс обезумел от ярости.
      – Вид ужасный? – спросила Лавиния. – Крови много?
      Джеймс шагнул вперед. Ему было наплевать на пистолет в ее руке. Он с радостью встретил бы смерть, ибо вместе с ней ушло бы осознание того, что Филиппа разбилась насмерть.
      Он не заметил, что Джекем забрал у Лавинии пистолет, якобы помогая ей шагнуть ближе к краю, и нацелил его прямо в сердце Лавинии.
      Грянул выстрел, и Лавиния замертво упала к ногам Джекема.
      Джекем наклонил голову и посмотрел на женщину, которая так долго была его сообщницей и его мучительницей.
      – Эта женщина – исчадие ада! – с ненавистью произнес Джекем.
      Джеймс перешагнул через тело, словно через кучу мусора, и приблизился к тому, кто погубил его возлюбленную.
      – А теперь я убью тебя, Джекем.
      Джекем отступил назад и успокаивающим жестом поднял руки.
      – На твоем месте я не стал бы этого делать, Джеймс.
      – Ты это заслужил!
      Джекем кивком указал на крышу.
      – Тебе понадобится моя помощь, чтобы снять ее с того выступа, на котором она сейчас стоит.
      Джеймс распластался на краю крыши и посмотрел вниз. Филиппа стояла на выступе, прижавшись лицом к стене и широко раскинув руки.
      Джеймс задохнулся от радости.
      – Флип! Флип, дорогая, дотянись до моей руки!
      С его помощью и с помощью Джекема Филиппа стала карабкаться наверх.
      – Я до тебя доберусь, Джекем, увидишь, – бормотала Филиппа, тяжело дыша. Наткнувшись на труп Лавинии, она остановилась и бросила на Джеймса взгляд, полный отвращения. – Мертвая она даже красива!
      Джеймс обошел Филиппу, которая никак не решалась встать на ноги, и, присев, протянул ей руку.
      – Флип, пожалуйста, встань!
      – Нет! – Лицо ее было залито слезами. – Мне чертовски плохо, эти негодяи притащили меня сюда и бросили. Я лучше буду ползти, чем воспользуюсь твоей помощью. Прочь с дороги!
      Тут вмешался Джекем:
      – «Лжецы» уже здесь.
      Джеймс медленно поднялся. Даже Филиппа села, хотя обеими руками цеплялась за кровлю. Ее брюки и сюртук были измазаны сажей и птичьим пометом.
      – «Лжецы» убьют тебя, Джекем, – сказал Джеймс. Джекем кивнул и провел тыльной стороной ладони по покрытому испариной лбу.
      – Я… я не хочу умирать, но знаю, что они меня не отпустят.
      Джеймс почувствовал, как рука Филиппы сжала его лодыжку. Он посмотрел на ее перепачканное лицо. Его отважный замечательный Флип.
      – Но ведь он спас меня, Джеймс.
      Джеймс пожал плечами.
      – Это всего лишь часть игры.
      Джеймс посмотрел на Джекема.
      – Ты спас Филиппу. Но вступил в сговор с французской шпионкой. Она тебе за это заплатила. Погибли люди, Джекем.
      – Я понимаю. Я бы не смог с этим жить. Я рад, что все кончилось.
      – Люди погибли. Но Филиппа осталась жива.
      Джеймс протянул ей руку. На этот раз Филиппа поднялась и приняла ее. Он коснулся большим пальцем ее щеки, смахнув слезу.
      – Беги, Джекем.
      Филиппа ободряюще улыбнулась этому странному человеку, который чуть не убил ее. Джекем кивнул, прощаясь, и побежал к краю крыши, с которой столкнул Филиппу.
      – А он не бросится вниз? – встревожилась Филиппа.
      – Это его дело. У меня много других забот.
      Филиппа пристально смотрела на него. Ему хотелось знать, о чем она думает, но спросить он не успел.
      Раздался сильный удар, и легкая дверь слетела с петель, на крыше появились «лжецы».
 
      – О чем ты думаешь? – Джеймс едва сдерживался, чтобы не закричать. Женщина, которую он любит, чертовски упряма.
      Она даже не смотрела на него, продолжая паковать свой саквояж. Они стояли в ее комнате в клубе. В этой комнате он оставил ее, чтобы дать ей возможность отдохнуть сегодня после тех испытаний, которые выпали на ее долю. Это было так естественно, так по-джентльменски.
      Теперь он сожалел о том, что не помчался с ней в Гретна-Грин.
      Он потер лицо, заставляя себя успокоиться. Здесь нужны были аргументы.
      – Филиппа, ты не понимаешь. Ты сделала меня свободным.
      – Ты делаешь мне предложение из чувства благодарности. Нетрудно понять, что для тебя значит снятие обвинений, я рада за тебя. Однако это не может служить основанием для вступления в брак.
      – Филиппа, ты мне не безразлична.
      – Хорошая формулировка. – Она продолжала складывать вещи. – Ты тоже мне не безразличен, но мое небезразличие несколько другого сорта.
      – Ты меня не слышишь? Я сказал, что хочу жениться на тебе!
      – Ты относишься ко мне как к другу. Тебе нравится ложиться со мной в постель. Мне тоже это нравится.
      Она сложила вещи и закрыла саквояж.
      – Именно об этом я тебе и толкую!
      Она посмотрела на оставшиеся вещи.
      – Не знаю, что делать с одеждой Филиппа. Баттон так старался! Но эти вещи вряд ли пригодятся настоящему джентльмену.
      Она потянула за нитку, болтавшуюся на жилете.
      – Надо бы починить, но времени нет.
      Шов разошелся у нее в руках. Филиппа в шоке смотрела на подкладку.
      – Вот черт! Взгляни! – Она протянула жилет Джеймсу и не поверила своим глазам. – Деньги Бесси. Она, должно быть, зашила их в жилет, опасаясь кражи. Выходит, я их украла, – пробормотала Филиппа. – Надо немедленно вернуть их семье Бесси.
      – Да оставь ты этот жилет в покое! – Джеймс вырвал у нее саквояж. – Посмотри на меня, Флип! Посмотри мне в глаза и скажи, что ты не хочешь выходить за меня замуж!
      – Джеймс Каннингтон, я не хочу выходить за вас замуж.
      Филиппа взяла у него из рук свой саквояж и вышла из комнаты.
 
      Агата возмущенно всплеснула руками и сердито посмотрела на брата.
      – Ты опять все испортил!
      Джеймс поморщился.
      – Я не хочу об этом говорить.
      Он сидел за огромным разделочным столом Курта. Гигант, увидев, в каком настроении пребывает Агата, моментально покинул кухню.
      – Во-первых, ты сделал предложение «в вежливой форме», что чертовски оскорбительно, если тебя интересует мое мнение. – Агата презрительно фыркнула. – Итак, что ты сделал на этот раз, Джеймс? Выразил благодарность?
      – А что в этом плохого? – разозлился Джеймс.
      – Мусорщик каждое утро выгребает грязь из твоего дома, но разве этого достаточно, чтобы жениться на нем?
      Джеймс открыл было рот, чтобы возразить ей, но закрыл, так ничего и не сказав. Неужели именно это он и сделал? Предложил оплату за оказанные услуги?
      – Женщины очень сложные создания!
      Агата кивнула:
      – Наконец-то ты это понял.
      В кухню вошла Клара. Она посмотрела на Джеймса, сидевшего с опущенной головой, и перевела взгляд на явно расстроенную Агату.
      – Он снова все испортил?
      Джеймс поднялся.
      – Я в шифровальной, если… если кто-то будет меня спрашивать.
      – Филиппы в шифровальной нет! – крикнула Агата ему вслед. – Там нет ничего, кроме старых пыльных бумаг и не менее пыльного Фишера.
      Джеймс промолчал. Он должен расшифровать любимую женщину, а Фишер единственный шифровальщик среди «лжецов».
 
      Филиппа остановилась, чтобы попрощаться с Робби. Было нелегко вновь входить в этот дом. Все здесь напоминало о Джеймсе. И конечно же, Робби играл в кабинете – с этой комнатой у нее было связано много воспоминаний.
      Денни проводил ее в кабинет, выражение лица у него было, как всегда, недовольным.
      – Не знаю, зачем вам вздумалось снова приходить сюда. Вы все тут испортили – вот что я вам скажу, если мое мнение кого-нибудь интересует.
      – Денни, вы просто не понимаете.
      – Я все понимаю. Вы пришли сюда, всех обманули, а теперь мальчишка не желает ни с кем разговаривать, а хозяин сам не свой. А как все было замечательно раньше!
      Филиппа удивленно раскрыла глаза.
      – Раньше? Вы имеете в виду, когда Робби не умел читать, а Джеймса по ночам мучили кошмары?
      Она пожала плечами. Не было никакого смысла спорить с Денни. Этот человек с самого начала воспринял в штыки ее появление.
      – Вам не стоит беспокоиться, Денни. Через несколько минут я навсегда покину этот дом.
      Зато Робби очень обрадовался, увидев ее.
      – Флип! – Мальчишка вскочил с пола, на котором были разбросаны его солдатики, и бросился к ней в объятия. – Наконец-то ты вернулась домой!
      – Нет, милый. Я зашла попрощаться.
      – Ты уезжаешь? – Робби отстранился от нее. – А когда вернешься?
      У Филиппы защипало глаза. Как объяснить малышу, который успел привязаться к ней, что и она его покидает?
      – Я не могу остаться, Робби. Не могу жить здесь с тобой и Джеймсом. Лорд Этеридж отдал приказ о проведении операции по спасению. Я поеду в Испанию и буду дожидаться возвращения отца.
      – В Испанию? – Он сердито смотрел на нее, глаза его наполнились слезами. – Что там такого в этой чертовой Испании?
      Филиппа не ответила ему, поскольку ничего особенного в этой Испании и не было, по крайней мере для нее. Да и ее отца с этой страной ничто не связывало, кроме воспоминаний. Возможно, когда он восстановится после своего плена, они переселятся в какое-нибудь другое место.
      Но только не в Лондон.
      Лондон – это Джеймс, Робби и «лжецы». А значит, снова страдания. Филиппа сыта ими по горло.
      И все же Филиппа чувствовала, что нельзя просто так уйти. Она села в большое кресло за стол Джеймса, усадив Робби на колени.
      Наконец пришла пора прощаться.
      – Поцелуй меня, милый. Мой экипаж ждет.
      – Еще не время, моя госпожа, – услышала она низкий голос. В дверном проеме стоял Джеймс. Его волосы были взъерошены, карие глаза потемнели от напряжения, одна щека была запачкана чернилами. Их взгляды встретились.
      Робби кулаком вытер нос.
      – Джеймс, Флип говорит, что она уезжает.
      – Положись на меня, сынок, все будет в порядке, если ты сейчас удалишься в свою комнату.
      Робби еще крепче обнял Филиппу за шею.
      – Нет, она может уехать!
      Джеймс посмотрел на сына.
      – Роб, настоящий «лжец» знает, когда нужно передать выполнение задания настоящему специалисту.
      – Ох. – Робби соскользнул с коленей Филиппы и выбежал из комнаты, прежде чем она успела поцеловать его. Филиппа поднялась, их с Джеймсом разделял только стол, она держалась в отдалении не из страха, а пытаясь уменьшить силу его притяжения.
      – Мне пора.
      – Пожалуйста, задержись ненадолго. – Он достал из нагрудного кармана сложенный листок. – Фишер не может ничего разобрать. Может, тебе это удастся, если, конечно, ты сможешь уделить нам немного времени.
      – О, конечно.
      Чувствуя себя немного разочарованной, Филиппа взяла документ и вернулась на свое место за столом. Вынула из ящика заточенный карандаш и принялась изучать документ.
      – Напоминает послание, зашифрованное простым способом алфавитной замены. Если взять самую часто встречающуюся букву алфавита, а это будет буква е,и мы поймем, каким символом заменили эту букву. – Она подняла глаза и с подозрением посмотрела на него. – Фишер должен был легко расшифровать этот текст.
      Джеймс с нарочитым равнодушием пожал плечами и поправил свой галстук. Это не ускользнуло от Филиппы, и, прищурившись, она посмотрела на Джеймса. Потом ее мысли унеслись в сторону, отвлеченные его твердыми скулами и четко вылепленным волевым подбородком и тем, как его шоколадного цвета волосы ложились завитками возле уха.
      Шифр. Да. Она судорожно сглотнула, заставив себя сосредоточиться. Продолжая заниматься подстановкой букв, Филиппа поймала себя на том, что заинтригована.
      – Какой интересный числовой поворот, – пробормотала она, – Несложно, но весьма хорошо скрыто. Похоже, шифровальщик был опытный.
      Джеймс пошевелился, и она, подняв глаза, недовольно взглянула на него.