Женский крик разорвал воздух, заставив Джеймса резко остановиться, когда он уже садился в нанятый экипаж. Это был крик, преисполненный ужаса. Джеймс повернул голову, пытаясь определить, откуда он донесся. Из переулка? Он бросился в узкий проход между домами и, перепрыгивая через кучи разного хлама, побежал дальше, благодаря многолетней практике легко ориентируясь в сумеречном свете узкого переулка.
      В тени дома знакомая фигура, откровенно всхлипывая, пыталась разгрести огромную кучу отбросов. Флип? Джеймс поспешил вперед. Фигурка повернулась.
      – Он ушибся… он упал… о Боже, Джеймс!
      Рыжеватые завитки на гладком лбу, полные слез зеленые глаза, обрамленные загнутыми длинными ресницами…
      Женщина. Несмотря на уже возникшие подозрения, Джеймс, потрясенный, резко остановился.
      – Флип?
      Да, это был Флип. И в то же время не он. Перед глазами возникли два образа: чудо прошедшей ночи и худенький парнишка-гувернер. Те же самые зеленые глаза. Надо быть слепым, чтобы не разглядеть дерзкую красоту этих потрясающих глаз.
      Стряхнув наваждение, Джеймс увидел крошечную фигурку, неподвижно лежавшую под железной водосточной трубой, которую Флип безуспешно пытался сдвинуть.
      – Робби!
      Не раздумывая, Джеймс бросился к мальчику и, напрягшись, схватил сорвавшуюся трубу. Словно щепку, отбросил старое железо, придавившее ребенка, и опустился на колени, осторожно коснувшись личика Робби.
      – Роб? Ты меня слышишь?
      Молчание. Джеймс бережно поднял на руки легкое тельце и задохнулся от пронзившей грудь боли. Он осознал, что держит на руках наследника. Своего сына.
      Направляясь к выходу из переулка, Джеймс, казалось, не замечал Флипа, семенившего рядом. Коллиз, услышавший крики и шум, поспешил на улицу и теперь встречал их, с тревогой всматриваясь в сумрак переулка.
      – Робби упал, – лаконично произнес Джеймс. – Привези доктора. – Он бросил взгляд на залитое слезами лицо женщины, которую считал своим другом. – А потом, – процедил он сквозь зубы, – посади под замок эту шпионку.
      С этой лживой сучкой он разберется позже.
      Прибыл врач. Доктор Уэстфолл был личным медиком самого премьер-министра и человеком исключительно осторожным и не болтливым. «Лжецы» редко обращались к нему, сами штопали свои дырки, но даже жестокий и толстокожий Курт задрожал при виде раненого ребенка.
      Джеймс, прислонившись к стене, ждал, когда доктор Уэстфолл, осмотрев Робби, выйдет из комнаты. Стараясь отвлечься от беспокойных мыслей о мальчике, он придумывал десятки мучительных способов наказания вероломной девицы, которая сейчас, слава Богу, сидела под замком в соседней комнате.
      Некоторое время она барабанила в дверь и звала на помощь. Ее мольбы и заверения в собственной невиновности, доносившиеся из-за тяжелой дубовой двери, действовали Джеймсу на нервы.
      Когда доктор Уэстфолл наконец вышел из комнаты Робби, в доме было тихо, а Джеймс уже по третьему кругу перебирал возможные способы мести. Даже не взглянув на доктора, он заглянул в комнату.
      Робби лежал очень спокойно на огромной кровати. Он так и не пришел в себя. Никогда раньше непоседливый подвижный Робби не спал так тихо и покойно. От всей его фигурки, еле заметной под огромным одеялом, веяло такой незащищенностью, что Джеймс, скрипнув зубами, осторожно прикрыл дверь.
      Тучный пожилой доктор остановился, вытер лицо платком и только потом повернулся к Джеймсу.
      – Ваш дворецкий слегка перестарался с камином. Но может быть, это и к лучшему. Не хотелось бы, чтобы мальчуган простудился.
      – Он поправится? – с замиранием сердца спросил Джеймс. Доктор Уэстфолл поднял руку.
      – Как вы знаете, у мальчика сломана рука.
      Джеймс, конечно же, знал об этом, поскольку Стаббс помогал доктору вправлять кость.
      – Он так и не очнулся?
      Господи, только бы он не стал таким, как Рен. Доктор вздохнул:
      – Еще нет. Но возможно, это действие настойки опия, которую мы ему дали. Прежде чем вправить кость, нужно было расслабить мускулы. Не волнуйтесь, кроме перелома и небольшой шишки на голове, никаких видимых повреждений нет. – Доктор засунул платок в карман и поднял сумку. – Я не закончил завтрак, молодой человек, хотелось бы успеть на ленч.
      Джеймс провел рукой по лицу, стараясь овладеть собой.
      – Приношу извинения, сэр. Я не так давно стал отцом.
      Однако теперь Джеймс не представлял себе жизнь без Робби.
      Доктор Уэстфолл кивнул, и Джеймс проводил его к выходу.
      – Родители всегда очень переживают, особенно матери, хотя мне случалось видеть отцов, которые переживали за своих детей ничуть не меньше. Мальчуган наверняка захочет увидеть вас рядом, когда проснется.
      Джеймс кивнул:
      – Я буду рядом.
      Он обязательно будет рядом. Всегда. Внизу, у дверей клуба, когда доктор садился в экипаж, к Джеймсу подошел Джекем.
      – Мистер Каннингтон, есть хорошие новости, но я не решился вас беспокоить. – Джекем улыбнулся.
      Джеймсу не терпелось пойти к Робби. Доктор долго не разрешал ему войти в комнату, видимо, полагая, что реакция Джеймса окажется излишне бурной.
      – Что за новости? – рассеянно спросил он. Джекем положил руку на плечо Джеймсу.
      – Рен Портер пришел в сознание.
      Джеймс повернулся к Джекему с недоверчивой улыбкой.
      – Правда? Когда это произошло?
      – Сегодня утром. Сообщение поступило час назад, но Сэм не позволяет никому навещать Рена, считая, что, если все соберутся в одной больничной палате, это привлечет ненужное внимание и к больному, и к посетителям.
      Джеймс кивнул, оценив осмотрительность Далтона. Ворам, находящимся в розыске, действительно не стоит собираться вне пределов своих убежищ. Кроме того, в любой обстановке «лжецы» представляли собой шумный сброд. Не самые полезные посетители для выздоравливающего. Но кто-то должен навестить Рена и ввести его в курс последних событий.
      Всего лишь день назад, услышав эту новость, Джеймс бросился бы к Рену, больше для того, чтобы вымолить прощение и освободиться от чувства вины, чем приветствовать друга. Однако нынешнему Джеймсу был противен собственный эгоизм.
      Впрочем, сегодня вечером у Джеймса были дела, совершенно не терпевшие отлагательства.
      – Отправляйся вместо меня, Джекем. Передай Рену, что я приду завтра. А пока не позволяй парням толпиться там. Ты сам можешь передать ему приветы от них.
      Джекем постарался скрыть свое удивление, однако Джеймс заметил вопрос, мелькнувший в его взгляде; теперь настала очередь Джеймса мысленно пожать плечами, потому что Джекем очень давно знал Рена и, казалось бы, должен радоваться встрече со старым приятелем. Ведь много вечеров они провели смеете, потягивая виски, дымя любимыми сигарами и рассказывая друг другу о своих приключениях – тщательно откорректированных, конечно. Джеймс до сих пор не переставал удивляться, насколько схожи между собой воровские и шпионские истории. Лишь цели эти дела, как правило, преследовали разные.
      Сегодня у Джеймса было два неотложных дела: позаботиться о сыне и допросить шпионку, которая перевернула всю его жизнь.
      Филиппа сидела на кровати, запертая в маленькой комнате.
      Она барабанила в дверь, пока не почувствовала острую боль в руках. Распахнув маленькое окошко, Филиппа долго звала на помощь, но никто не откликнулся – в переулке не было ни души. Она так долго мерила шагами комнату, что стерла грубым башмаком пятку. Попыталась заснуть, но сон не шел к ней.
      Через маленькое окошко она наблюдала, как сгущаются сумерки. Здесь, в объятиях Джеймса, Филиппа встретила восход солнца, а теперь наблюдает его закат. Но без Джеймса. Одна.
      А увидит ли она новый восход? «Если я выведу тебя прежде, чем тебя обнаружит Хозяин, может быть, они тебя не убьют…» Робби сказал это совершенно серьезно. Ему, видимо, известно больше, чем ей.
      Робби. Филиппа вновь заметалась по комнате. Господи, он был такой неподвижный и бледный! Филиппа обхватила руками озябшие плечи, но теплее не стало. Надо было стащить Робби с подоконника в тот момент, когда он открыл окно.
      Надо было спрыгнуть на этот проклятый карниз и забросить этого маленького упрямца обратно в коридор.
      Но главное, ей не следовало встречаться с Джеймсом Каннингтоном. Несчастный случай с Робби, горечь Джеймса, грозящая ей опасность, не говоря уже о ее разбитом сердце, – вес это началось в тот день, когда она вошла в двери его дома.
      А теперь она сидит взаперти в этом загадочном клубе загадочных людей.
      Дверь наконец открылась. Филиппа зажмурилась от яркого света, хлынувшего в комнату, где было совсем темно, поскольку свечу ей не дали. Широкоплечая фигура заслонила дверной проем, и комната вновь погрузилась во мрак.
      – Мисс Этуотер, я полагаю?
 
      Если бы Рен Портер мог, он с радостью вернулся бы обратно в темноту. К несчастью, Всевышний и миссис Нили не хотели ему этого позволить. Добрая сиделка радовалась каждому его движению. За каждую съеденную им ложку каши она, хвалила его, как малыша, и плакала, когда он без посторонней помощи смог сесть в постели.
      Избавиться от материнской заботы этой женщины Рен Портер мог, лишь притворившись спящим, что» он и сделал. День, когда он пришел в сознание, показался ему бесконечным.
      Знакомый голос донесся из окружающей его сознание мутной пелены, вырывая Рена из тяжелой, беспокойной дремоты. Слишком сильная боль для настоящего сна, слишком сильная усталость для настоящей остроты восприятия.
      – Пока тебя не было, в клубе многое произошло.
      Реи повернул голову, пытаясь сфокусировать взгляд на человеке, стоявшем возле его кровати. Видел он пока еще плохо. И когда дрожащий силуэт приобрел наконец относительную четкость, Рен узнал Джекема. Однако от попытки сфокусировать взгляд голова закружилась, и обессиленный Рен рухнул на подушки.
      Проклиная слабость и боль, которые, казалось, заполнили все его существо, Рен, однако, понимал, что именно они свидетельствуют о возвращении к жизни, хотя и не позволяют по-настоящему обрадоваться знакомому лицу. Откуда-то из глубин мозга всплыло воспоминание о необходимости соблюдать секретность, которая запрещает даже друга и коллегу называть полным именем.
      – Привет, Джек.
      Рена удивило, что пришел Джекем, а не Саймон или по крайней мере Джеймс.
      Рен вновь повернул голову и, приоткрыв глаза, посмотрел на Джекема.
      – А почему не пришел Джеймс? Надеюсь, он не ранен?
      Джекем фыркнул.
      – Он здоров как бык. Мы с ним виделись не более часа назад.
      – Он придет?
      Джекем откашлялся.
      – Видишь ли, Рен, Джеймс оказался в сложной ситуации. В конце концов, все обошлось, и ты жив, но именно он виноват в том, что с тобой произошло.
      Холодная дрожь пробежала по животу Рена.
      – Объясни, Джек. Джекем тяжело вздохнул.
      – Жаль, что мне приходится говорить тебе об этом, но ведь именно Джеймс, сам того не желая, предал тебя и некоторых других «лжецов». Так что ты должен благодарить судьбу за то, что остался жив. Большинство парней, которых сдал Джеймс, давно кормят червей. Уэдерби несколько недель пролежал рядом с тобой, а пару дней назад отдал Богу душу.
      Словно ледяная игла воткнулась в живот Рена, который, прикусив губу, растерянно смотрел на продолжавшего свой рассказ Джекема.
      – Конечно, Джеймс очень переживает из-за всего этого, и новый хозяин принял его обратно. Что касается меня, я думаю, его сожаления искренни, и все же…
      Рен судорожно сглотнул, пытаясь уловить смысл сказанного.
      – Новый хозяин?
      – Ты, должно быть, знаешь, что сэр Саймон Рейнз женился и отошел от дел. Король посвятил его в рыцари, поставив условие передать клуб лорду Этериджу. Этот господин производит впечатление настоящего джентльмена, во всяком случае, связи его идут на самый верх, да и парни приняли его достаточно хорошо.
      Рену не давала покоя мысль о предательстве Джеймса.
      – Значит, Джеймсу стыдно смотреть мне в глаза.
      – Не суди его слишком, строго. Ему тоже нелегко пришлось. Почти все члены клуба не держат на него зла, тем более что он спас жизнь лорда Ливерпуля, и принц-регент собственноручно вручил ему медаль за столь геройский поступок.
      – Медаль, – язвительно произнес Рен. – Они наградили его медалью.
      – Я понимаю, все это выгладит не очень-то красиво, Рен. Но знаю, что он все тот же наш Джеймс. Просто на него очень давит груз ответственности. Он практически руководит всеми операциями клуба. Никто не смеет противоречить Джеймсу Каннингтону, за исключением меня, полагаю. Но я прост должен был проведать тебя и поздравить с возвращением в этот грешный мир.
      – Он не велел тебе приходить сюда?
      – Не только мне. Всем парням. Понять не могу почему. Может, ты знаешь? Может, это как-то связано с нападением на тебя? Ты что-нибудь помнишь о том, что случилось в ту ночь?
      – Я работал в пабах в районе доков.
      Нужно быть осторожным и не болтать о делах клуба.
      – Завязалась драка, я в ней не участвовал, но когда уходил, кто-то поманил меня в переулок, в укромное местечко. Я подумал… я подумал, что это женщина. – Он прищурился от пульсирующей боли в глазах. – Может быть. Точно не могу сказать.
      Джекем сел и откинулся на стуле.
      – Может быть, но это не важно. Ты не думал, чем теперь займешься? От вора, который ничего не может украсть, толку мало, так ведь? Уж мне-то это хорошо известно.
      Рен подумал о том, какую скучную жизнь ведет Джекем с момента своего падения. Занимаясь только финансовыми делами клуба, он состарился раньше времени. При мысли об этом Рен содрогнулся, но тут еще более страшная мысль пришла ему в голову.
      Ему может повезти еще меньше.
      Джекем отряхнул шляпу.
      – Как только ты встанешь на ноги, тебе, возможно, придется ненадолго уехать из Лондона. – Он вздохнул. – Мне, например, до сих пор больно видеть высоты, на которых я некогда вращался, поскольку теперь едва могу подняться на несколько ступенек.
      Прочь отсюда. Едва сдерживаемые эмоции грозили разорвать Рена.
      – Возможно… возможно, я таки сделаю, – задыхаясь, произнес он.
      Рен почувствовал себя плохо. И не только из-за боли, которая лишь немного ослабевала под действием настойки опия. Джеймс, его лучший друг, выдал Рена французам, а теперь Джеймс удостоен наград как герой, в то время как Рен лежит здесь изувеченный.
      Горечь заполнила его душу. Горечь, смешанная с яростью. Он потерял все. Здоровье, работу. Страшно подумать, что ждет его впереди.
      У Рена мелькнула мысль, что Джекем, возможно, лжет. Но с какой целью? Ведь Джекем не знает ни об истинных задачах «лжецов», ни о попытках Рена войти в доверие секретных служб императора с тем, чтобы раскрыть сеть французских лазутчиков, действующую в Лондоне.
      Джекем просто рассказывал о том, что ему известно, вовсе не думая, что для кого-то эти факты могут иметь гораздо большее значение.
      От осознания собственной бессильной ярости у Рена разболелась голова, и все поплыло перед глазами. Его жизнь разрушена, его друзья мертвы, а Джеймса, по чьей вине произошли все эти беды, награждают как героя.
      Увидев, что Рен не в силах поддерживать разговор, Джекем тихо вышел из комнаты. За дверью немного постоял, прислонившись к стене, йотом грустно вздохнул.
      – Мне очень жаль, парень, – прошептал он. – Но может, оно и к лучшему. Есть люди, которые теперь, когда ты пришел в себя, предпочли бы видеть тебя мертвым, чтобы ты не болтал лишнего. Тебе надо исчезнуть и унести с собой свои воспоминания.
      Это было самое большее, что Рен мог сделать.

      – Мисс Этуотер, я полагаю? – В дверном проеме стоял Джеймс с угрожающим видом. Филиппа содрогнулась, услышав его ледяной тон, и отвела глаза. Успев привыкнуть ксвоей безопасной анонимности, Филиппа замешкалась с ответом.
      Но после всего, что она натворила, она просто обязана говорить правду.
      – Филиппа Этуотер.
      Она стояла, опустив глаза, рассматривая свои судорожно сплетенные пальцы. Джеймс вошел в комнату, но услышав эти слова, резко остановился.
      – Пропавшая дочь предателя Руперта Этуотера.
      Филиппа вскинула голову.
      – Мой отец не больший предатель, чем ты! – выпалила Филиппа и тут же поняла, что совершила ошибку. Осуждение, светившееся в глазах Джеймса, сменилось ненавистью. Ей следовало сначала оправдаться самой, а уж потом попытаться защитить отца.
      Побелев от гнева, Джеймс грохнул кулаком по деревянной панели стены. Филиппа замерла.
      Джеймс потер саднивший кулак и, стараясь успокоиться, прижался лбом к деревянной панели. Она с болью смотрела на его вдруг ссутулившиеся плечи, прислушиваясь к тихим, полным горечи словам.
      – Руперт Этуотер. Величайший предатель в истории «лжецов», а я впустил его дочь в клуб. Впустил ее в свой дом.
      – Как Робби? Прошу вас, скажите.
      – Робби сломал руку и еще не пришёл в себя после падения, только не прикидывайтесь, будто это вас волнует.
      Филиппа возмутилась. Он резко повернулся к ней, и девушка, отшатнувшись, села, точнее, упала на диван. Джеймс склонился над ней, его карие глаза потемнели от гнева.
      – Что вы им рассказали? Кого выдали? Или только меня? – Он крепко сжал ее плечо. – Кого вы выдали? Говорите!
      Филиппа лишь мотала головой, не в силах вымолвить ни слова при виде муки, исказившей его лицо.
      Над ней снова нависла смертельная опасность.
      – Я никого не предавала. Я не изменница. Мой отец не предатель. Должно быть какое-то объяснение…
      Джеймс хрипло рассмеялся.
      – Объяснение? Ваш отец выдал французам наши коды. Создал для них коды, которые мы не можем расшифровать. – Джеймс наклонился ниже, и Филиппа почувствовала его дыхание на своей щеке. – А как вы объясните тот факт, что, переодевшись юношей, использовали Робби в своих коварных целях?
      Его голос слегка дрогнул. Он отвернулся.
      – Я взял вас на работу. Поручил вам воспитание Робби. Может, это вы выбросили его из окна?
      – Нет! – Филиппа посмотрела ему в глаза. – Я бы никогда не причинила вреда Робби. Я люблю его, как собственного сына, как люблю вас.
      Филиппа коснулась его сильных пальцев, крепко державших ее за плечи.
      Разум Джеймса сыграл с ним злую шутку. Филипп – не Филипп – Филипп. Еще немного, и он сойдет с ума от этого раздвоения личности.
      Джеймс посмотрел в большие зеленые глаза, покрасневшие от слез. Ее мягкие и по-девичьи припухлые щеки были гладкими, как шелк, губы полные и розовые. Перед ним, без сомнения, была женщина.
      Потрясенный Джеймс отдернул руки и резко выпрямился.
      – Я просто осел! – яростно прошипел он. – Где же все это время были мои мозги и глаза?
      – Не вините себя, Джеймс. Я очень старалась выглядеть как мужчина.
      Ее голос совершенно не походил на хрипловатый голос Филиппа. Это немного утешило Джеймса. Девушка весьма искусно маскировала свой естественный голос.
      – Вы действительно очень старались. Вы нас всех… – Джеймс запнулся, вспомнив реакцию Робби на нового гувернера. Робби ни на секунду не поверил ей. – Почему Робби сохранил вашу тайну? Как вам удалось сделать его своим сообщником?
      – Не понимаю, о чем вы говорите. – Филиппа смущенно опустила ресницы. Гнев с новой силой вспыхнул в его душе. Это порочное создание разрушило его жизнь, и проявлять жалость к этой по-своему очаровательной женщине он не намерен.
      – С самого первого дня Робби знал, что вы женщина. Как вам удалось убедить его сохранить вашу тайну? Боже правый, я оставил его полностью в вашей власти! Вы угрозами заставили его пойти на это?
      – Конечно же, нет! – вскричала Филиппа. – Единственное, что я сделала, – это научила его читать!
      Это была правда. Джеймсу не нужно было напоминать о том, как она по-настоящему помогла Робби, да и ему самому тоже. И Стаббсу…
      Джеймс представил себе, как она потешалась над ними, завоевывая их доверие. Впрочем это неважно. Важно лишь то, что она лгала и предала их всех, даже «лжецы» оказались под угрозой, а Робби сейчас лежит без сознания со сломанной рукой.
      – Отвечайте на вопрос.
      Она поколебалась, затем кивнула.
      – Вы не должны обвинять Робби. Он не собирался что-либо скрывать от вас. – Филиппа пожала плечами. – Ему еще многому предстоит научиться, чтобы стать джентльменом.
      Джеймс кивнул. Филиппа продолжила:
      – Я полагаю, что изначально в намерения Робби входило использовать эту информацию для своего рода шантажа… ведь любому ученику хочется контролировать учителя. – Легкая улыбка скользнула по ее лицу. Джеймс не реагировал, с каменным выражением лица он молчат, ожидая продолжения. – Потом, полагаю, у него возникли определенные фантазии – он начат мечтать о том, что мы сможем стать семьей. – Она осторожно взглянула на Джеймса. – Я не поощряла эти его фантазии, как вы понимаете. У него было совершенно естественное желание заполнить пустоту в своем сердце, поместив туда самых близких для него мужчину и женщину. Я никогда не претендовала на роль матери, а вы…
      «Никогда не претендовали на роль отца». Непроизнесенные слова повисли в воздухе. Джеймс даже не потрудился их: опровергнуть.
      – Значит, Робби знал.
      Она кивнула. Джеймс, не отрывая от нее пристального взгляда, крепко сжал челюсти, у него не было ни малейших сомнений, что всю эту шараду ей помог разыграть кто-то еще.
      – Кто еще?
      Она сосредоточенно смотрела на свои руки, всем своим видом: давая понять, что не назовет имя того, кто ей помог. Сейчас она сидела как леди; – колени вместе, спина совершенно прямая, обтянутые сюртуком плечи расправлены.