Глава 17

Человек снова сидел перед камином. На этот раз он согнулся и положил локти на колени. Его взгляд, устремленный на угли, словно искал в огне ответ на вопрос, который не был произнесен.

Игрок становился непредсказуемым. Неужели он не может сосредоточиться на одном деле, чтобы завершить полученное задание? И не пожертвовать ли этой шахматной фигурой, чтобы затем начать все заново?

Но где найти второго такого исполнителя, который сочетал бы в себе таланты игрока и занимал соответствующую ступень на социальной лестнице? Впрочем, трудно не означает невозможно.

И все же на эту игру потрачено слишком много сил и времени, слишком многое пойдет прахом, если придется покончить с игроком, прежде чем выбранная стратегия принесет реальные результаты.

Человек на секунду прикрыл глаза. Почему-то уверенность, что игрок добьется успеха, не покидала его даже в этот непростой момент. Приближалось время последнего испытания. Новая проверка раз и навсегда покажет твердость игрока.

Ну а если он все провалит...

Что ж, такова природа этого бизнеса. Судьбы наций превыше участи простых смертных, и результат стоит много больше, чем все пешки, вместе взятые.

Не успел Этан выехать на дорогу, как экипаж остановился; дверца открылась, и внутрь просунулась голова с густой белой шевелюрой. Лорд Мейвелл! Толстяк тяжело пыхтел, его лицо налилось кровью.

– Деймонт, у нас проблемы, – мрачно сообщил он.

Когда горничная объявила, что дядя желает видеть ее у себя в кабинете, у бедняжки Джейн екнуло сердце. Она-то полагала, что сумела скрыть по возвращении следы неопрятности своего внешнего облика.

Сославшись на внезапное недомогание, Джейн поспешно направилась в свою комнату и сменила нарядное вечернее платье на старое муслиновое. Теперь она казалась себе совсем другим человеком, хотя мысли ее все еще беспорядочно метались, не давая ей возможности трезво оценить случившееся. И уж конечно, в этот момент меньше всего ей хотелось видеть дядю.

Спускаясь вниз по лестнице, Джейн невольно представляла безжалостный блеск, который порой замечала в глазах лорда Мейвелла, а при виде тетки и кузин, выстроившихся цепочкой в коридоре перед кабинетом, ее беспокойство только усилилось.

Медленно проходя мимо тетушки, она заметила, что та старается не встречаться с ней глазами, зато Серена так и сверлила ее взглядом, полным горячей ненависти.

«Они сердятся на меня, – пронеслось у Джейн в голове. – Но как они узнали? Неужели Деймонт обо всем рассказал? Да нет же, нет. Вряд ли он способен на подобное».

По какой-то причине гнев Серены расстроил Джейн больше, чем реакция дяди. У нее не было сестер и подружек ее возраста, и теперь, по-видимому, уже не будет.

Когда Джейн подошла к двери кабинета, за спиной раздался шорох шелка, и она обернулась. Тетушка и кузины уходили.

В кабинете стоял полумрак, лишь единственная свеча на каминной полке освещала лицо лорда Мейвелла.

– Не очень хороший поступок, Джейн, девочка, – начал он без всяких предисловий. – Совсем нехороший.

– Дядя, я...

– Молчать! – Гарольд резко повернулся к племяннице, и его лицо показалось ей застывшей маской из тени и света. – Ты достаточно сказала.

Только теперь Джейн с ужасом заметила, что дядя Мейвелл держит в руке письмо, которое она отправила утром Матушке.

Господи, спаси и сохрани! Джейн прикусила губу. Она решила, что сошлется на нервы. Ее замучила... тоска по дому. Нет, ей приснился ночью кошмар, и от страха она дала волю фантазии.

Впрочем, о чем это она? Все это глупые отговорки, и только. Оставалось лишь надеяться, что дядя все еще считает ее наивной дурочкой. И тут Джейн увидела ледяной блеск безжалостности, который, похоже, она одна лишь замечала. Все в ней окаменело.

Она умрет.

– Глупая, глупая девчонка, – бросил Гарольд равнодушно. – Вообразила невесть что, придумать такую нелепицу о своих родных. Наверно, ты такая же сумасшедшая, как и твоя мать, а?

Его слова привели Джейн в замешательство. Она не сомневалась, что дядя уничтожает любого, кому становится известно о его деятельности.

Только тут до сознания Джейн дошел смысл его слов, и она наконец поняла, что он намерен сделать.

– Нет, – прошептала она, охваченная животным страхом, потом голос ее прервался.

– О да. – Лорд Мейвелл выпрямился за столом, патом взял перо и обмакнул в чернила. – Строчка, написанная рукой твоего старшего родственника мужского пола, благополучно упрячет тебя в Бедлам, если, конечно, приложить к ней еще внушительную взятку.

Джейн не могла сделать ни одного вздоха. Ее последнее письмо Матушка не получит никогда; для нее она просто исчезнет. Искать ее в Бедламе никто не станет.

Гарольд печально покачал головой:

– Взятка, которую я дам, будет, естественно, оплачена из твоего собственного кармана, и далее оплачивать твое содержание мне придется, само собой разумеется, за счет накоплений, оставленных тебе в наследство. Деньги и безумие – вот теперь твоя судьба, дорогая.

Поставив точку и подписавшись, Мейвелл сцепил на животе толстые пальцы.

– Мы приняли тебя в свой дом и обращались с тобой, как с собственными дочерьми, – сказал он с чувством достоинства, хотя промелькнувшие в его глазах темные искры могли означать некое подобие колебания. – Остается только уповать на то, что я действовал достаточно быстро и сумел предупредить тлетворное влияние твоего больного ума на моих дорогих девочек.

Джейн напряглась. Находясь недалеко от двери, она не сомневалась, что сумеет выскочить из комнаты до того, как дядя оторвет свой жирный зад от кресла. Если ее приютят в каком-нибудь пансионе, она сможет по крайней мере подать о себе весточку.

– Не вздумай бежать, – заметил Гарольд печально. – Если убежишь, будешь кричать и нести околесицу, все это лишь докажет правоту моего утверждения, что ты свихнулась.

Разумеется, дядя был прав, но Джейн это не волновало: резко повернувшись, она бросилась к двери, и ее ладонь уже схватила ручку, когда позади послышался топот. Сильные руки оторвали ее от двери, и, оглянувшись, она увидела двух дюжих лакеев Гарольда. Джейн пыталась сопротивляться, но безрезультатно, и в конце концов, измученная собственным бессилием и страхом, она упала на колени.

Лорд Мейвелл все таким же печальным взглядом наблюдал за ее борьбой, и от его лицемерия ей хотелось вопить. Затем он показал ей пакет документов для заключения ее в лечебницу, аккуратно запечатанный большой восковой буквой «М».

– Ты готова, моя дорогая?

Джейн чуть не вырвало, и она невольно подумала, что сейчас это было бы очень кстати.

Между тем лорд Мейвелл открыл дверь и подал знак лакеям.

– Снаружи ждет человек, который отвезет ее в Мурфилдз, – сообщил он, вручая им сопроводительные бумаги. – Передайте ему этот пакет, и пусть не медлит.

Джейн едва держалась на ногах, когда лакеи потащили ее из дома в сгущающиеся сумерки, где уже стояла в ожидании приготовленная для нее карета.

Лакеи небрежно, словно это был мешок картошки, забросили ее в экипаж, и Джейн безвольно упала на сиденье. Не успела она поправить юбки и убрать с лица волосы, как карета тронулась с места.

Внезапно ее подхватили чьи-то крепкие руки, и Джейн невольно вскрикнула.

– Тсс, Дженет, успокойся.

При звуке столь знакомого голоса Джейн чуть не заплакала и, тут же бросившись к своему конвоиру, принялась осыпать поцелуями его лицо.

– Я спасена.

– Не понимаю, что заставляет тебя так говорить, – медленно произнес Этан.

В темноте тесного пространства экипажа Джейн ощутила новый приступ страха. Не может быть, значит, Этан тоже? У нее защемило сердце. Прижавшись к бархату подушек, она напрягала глаза, чтобы разглядеть его в полумраке.

– Так ты не спасешь меня? – Он чуть шевельнулся.

– Не сейчас...

– Послушай, его светлость хочет упрятать меня в сумасшедший дом!

Этан кашлянул.

– Я не в том положении, чтобы вмешиваться в семейные дела. Уверен, твой дядя знает, что делает.

– Нет, я не умалишенная! – завизжала Джейн. Его ладонь в туже секунду зажала ей рот.

– Ты только навредишь себе, если будешь вопить как резаная.

Джейн зажмурила глаза, отгоняя страх. Этан никогда бы так не поступил, знай он правду, и она должна все ему рассказать. Но станет ли он слушать «чокнутую» женщину?

Она сделала глубокий вдох.

– Вот и хорошо, – ласково сказал Этан. – Будет лучше, если ты постараешься вести себя поспокойнее.

Джейн больно резануло его холодное участие. Прежде он никогда не разговаривал с ней в такой манере. Жестокая несправедливость происходящего оказалась чрезмерным испытанием для ее нервов. С щеки Джейн сорвалась одинокая горючая слеза, и когда она упала на ладонь Этана, он поспешно отдернул руку, словно его ошпарили.

Джейн часто заморгала, стараясь не разреветься. Глупо тратить время на пустые слезы. Если ничего не изменится к лучшему, ее ждут бесконечные дни заточения, и тогда она еще успеет наплакаться вволю.

Стараясь отгородиться от Джейн и ее слез, Этан вжался спиной в подушки сиденья. Слишком многое было поставлено на карту, чтобы он мог озаботиться судьбой одной довольно эксцентричной молодой женщины.

– Я не хочу туда.

Ее шепот повис в пространстве над бесконечной, непреодолимой пропастью, столь внезапно разделившей их.

– Трудно представить противоположное, но... так будет лучше для всех.

– После того как до нее дошел смысл его слов, Джейн окончательно потеряла надежду. Этан не просто выполнял поручение Гарольда, он действовал в соответствии с собственными убеждениями. Она отлично знала, что переубедить человека, занявшего столь жесткую позицию, невозможно.

– Господи, спаси меня от человека, уверовавшего, что «делает правое дело», – промолвила она с усталым смешком утраченной надежды. – Ладно, ты выиграл. Я отправляюсь в Бедлам без борьбы.

– Ловлю тебя на слове. – Этан отчего-то насторожился, но вскоре снова расслабился. По крайней мере она не плачет, и ладно. Этан нащупал в кармане бумаги и вздохнул.

Вифлеемская королевская больница, больше известная как Бедлам, была хорошим, безопасным местом, где Джейн предстояло ждать, пока Этан закончит свою миссию. Этот план, придуманный им, выглядел гораздо предпочтительнее идеи лорда Мейвелла о «самоубийстве».

Этан ни на йоту не сомневался, что Мейвелл обречен, но ему требовалось немного времени, чтобы окончательно завоевать доверие лорда. А когда все завершится и пыль уляжется, настанет пора вызволить Джейн из заточения.

Бедлам – безопасное место, да к тому же находится далеко от Мейвелла и реальной угрозы. Там Джейн будет хорошо.

Вифлеемская больница для душевнобольных являлась легендой города Лондона. Бедлам не раз менял местоположение, постепенно занимая все более просторные и современные здания, но отношение к нему всегда оставалось настороженным. «Будь здоровым и непорочным, чтобы не закончить свои дни в Бедламе».

В отличие от Этана Джейн хорошо представляла, что такое Бедлам. О домах для умалишенных она знала все – ее мать едва не умерла в одном из них.

В стародавние времена считалось, что безумцы являются живым предостережением, и потому их выставляли напоказ.

От мрачных воспоминаний и удушающего страха у нее сжалось горло, ей стало трудно дышать.

Когда карета подъехала к больнице, Этан повернулся к Джейн в последней попытке облегчить ее состояние.

В этот момент его взгляд случайно упал на окно, и в его душу стало закрадываться сомнение. Лишь несколько тусклых фонарей освещали вход, более мрачного места, окутанного тьмой, невозможно было и представить.

– О Господи, – слабо произнесла Джейн, – вот я и дома!

Этан потер ладонью шею, стараясь унять пробравший его холодок. Впрочем, в такой непроглядной тьме любое место будет выглядеть неуютно.

При виде их привратник не выказал большого удивления.

– Цель вашего приезда? – осведомился он без особого интереса.

Этан высунулся из окошка:

– Леди Джейн Пеннингтон доставлена для лечения. – Привратник вытаращил глаза:

– Для лечения, говорите? Это что-то новенькое. – Он покачал головой. – Тогда вам бы лучше проехать дальше.

Когда ворота со зловещим скрипом открылись и карета, громыхая, вкатила во двор, Этан окинул здание обеспокоенным взглядом. Чем больше он видел, тем меньше ему все это нравилось.

Выпрыгнув, он помог Джейн спуститься на землю.

К ним тотчас приблизилась какая-то женщина.

– Это и есть пациентка?

Вместо объяснений Этан протянул ей пакет с бумагами, которыми снабдил его лорд Мейвелл. Дверь в здание оставалась открытой, озаряя их маленькую группу и дорогу обнадеживающим теплым светом, и Этан вздохнул чуточку свободнее. Может, все не так уж плохо?

Появившиеся вслед за женщиной санитары взяли Джейн под локти и уже собирались увести в глубь здания, как вдруг Этан поднял руку:

– Постойте! Погодите!

Однако санитары по-прежнему продолжали тащить Джейн, и она едва успела бросить на него через плечо испуганный взгляд, прежде чем исчезнуть за тяжелой двойной дверью.

И тогда в тишине Этан услышал это. Звук, похожий на далекий шум моря. Только теперь он с ужасом начал сознавать, что это такое.

Из-за толстых, внушительных стен Бедлама доносилась несмолкаемая симфония безумства. Мужской рев, женские крики, бесконечный лязг металла о металл... В детстве Этан однажды побывал в Королевском зверинце, и этот визит навеки врезался в его память, поразив до глубины души. Некоторое время они бродили по дорожкам, разглядывая животных, как вдруг одна из обезьян истошно завизжала, и все звери в клетках присоединились к ее воплям. Гвалт усиливался, разрастаясь, как снежный ком, и Этану показалось, что его кости вот-вот разрушатся от этого рева.

С тех пор ничего более ужасного он не слышал.

Пожалуй, ему все же следует посмотреть...

Перескакивая через ступени, Этан взбежал по парадной лестнице и вошел в вестибюль.

По обе стороны массивных двойных дверей стояли, охраняя вход, служители со злобными взглядами, словно олицетворявшие охраняемое ими безумие. Не удостоив их вниманием, Этан двинулся дальше и распахнул большие дубовые двери, которые вели из вестибюля внутрь здания...

И тут его окатила жаркая волна гула. Шум его вторжения лишь подлил масла в огонь, еще больше взвинтив степень безумия. Нарастая, крики и визг взмыли к высокому, в два этажа, сводчатому потолку, отразились от него и вернулись обратно гулким эхом.

Стоя в начале галереи, вдоль которой тянулись клетки с лохматыми женщинами в бесформенных серых платьях, Этан смотрел на этот ад на Земле широко раскрытыми глазами, и ему все больше становилось не по себе. Некоторые из несчастных протягивали к нему грязные руки сквозь решетку, выкрикивая бессвязные жалобы, другие неподвижно лежали на полу; их остекленевшие глаза устремляли взгляд куда-то в пространство.

Из дальнего конца галереи доносились более громкие и устрашающие крики: там в клетках сидели мужчины.

В этот момент в нос Этану ударило мерзкое зловоние, заставившее его отшатнуться. Прикрывая нос рукой, он попятился, желая поскорее убежать от грязи двух сотен немытых тел.

Не в состоянии больше дышать, Этан дрожащими руками захлопнул тяжелые двери и, прислонившись к ним спинбй, сделал глоток относительно чистого воздуха. Даже сквозь массивный дуб сюда проникал гул человеческой массы, отзываясь вибрацией в ладонях, раздирая обнаженные нервы.

Неужели в самом деле он оставит Джейн здесь?

– Джейн! – Этан бросился в вестибюль, лихорадочно оглядываясь по сторонам в поисках хоть какой-то зацепки. Куда, черт побери, могли ее увести? – Джейн!

Через маленькую неприметную дверь в стене на крик вышел привратник больницы.

– Простите, сэр, но время посещений наступит завтра днем.

Не обращая внимания на его слова, Этан бездумно попытался отодвинуть здоровяка в сторону, чтобы снова проникнуть внутрь.

– Джейн!

И тут же охранник решительно оттолкнул его прочь.

– Завтра! Я сказал, приходите завтра!

– Но я хочу забрать ее отсюда!

– В бумагах сказано, что вы всего лишь сопровождающий, леди останется здесь до дальнейшего распоряжения его светлости. – Охранник упер руки в бока. – Вы никого не сможете забрать отсюда, если не представите соответствующих бумаг. А теперь убирайтесь. Можете навестить ее завтра, если угодно.

Заскрипев зубами от собственного бессилия, Этан отступил на несколько шагов.

– Я вернусь за тобой, Джейн! – крикнул он что было мочи. – Я вернусь!

В ответ он услышал усиливающийся звериный гвалт, и на него накатила волна тошноты.

Нетвердой походкой Этан вышел в прохладную ночь, не переставая спрашивать себя: что же он наделал и как теперь исправить содеянное?

Глава 18

Мужчина-смотритель грубо пихнул Джейн в одну из клеток верхней галереи, она, запутавшись в длинном подоле платья, выданного ей, услышала тихий треск: дешевая серая фланель порвалась Наталии. Выпрямиться в полный рост она не могла, так как клетки второго яруса были чрезвычайно низкими. Все же Джейн сохранила равновесие и, прикрыв рукой прореху,, прижала ткань к телу. За последний час она подвергалась таким непристойностям, что это проявление скромности представлялось полной нелепостью, и все же она сочла нужным спрятать оголившуюся кожу от взгляда охранника.

Пожав плечами, тот с лязгом захлопнул дверь клетки и с привычной легкостью повернул массивный ключ. Ключ был привязан к его поясу и, по-видимому, открывал двери всех клеток на этом этаже.

Джейн поморщилась. Она уже давно усвоила, что никакая мольба или посулы не действуют в подобном заведении.

Только когда тяжелые шаги затихли вдали, Джейн позволила себе немного расслабиться и села на пол. Все ее тело болело. Она обняла колени руками и прижалась к ним лбом, желая оглохнуть, лишь бы не слышать стоявшего вокруг гвалта.

К счастью, с уходом санитара больные быстро успокоились и теперь оглашали своды заведения лишь случайным бормотанием, благодаря чему Джейн получила наконец возможность подумать о случившемся.

Все испытанное ей теперь вспоминалось, как в тумане: полученные синяки, чувство беспомощности. По приказу старшей сестры ее доставили в комнату с камином и рядом грубых железных ванн, где раздели и насильно искупали, хотя она была куда чище той мыльной воды, в которую ее окунули. Джейн отчаянно сопротивлялась, пока ей не пригрозили, что поручат купание санитару.

В конце концов Джейн решила, что должна оставаться стойкой и не терять присутствия духа. Она не Августа, которая чуть что впадает в уныние. Даже зимой в Нортумбрии, когда не хватало еды и угля, несмотря на скудость существования, ей удавалось содержать мать в относительном комфорте.

Теперь ей предстояло поддерживать саму себя.

Пока карета Мейвелла несла его в Мейфэр, Этан, обхватив голову руками, старался прогнать воспоминания о безумном хоре Бедлама, однако от одной мысли, что Джейн уже провела там не один час, ему снова сделалось плохо.

Что, если обратиться к «лжецам»?

И тут же перед мысленным взором Этана возникло холодное лицо Этериджа. Он снова услышал его слова о принесении в жертву кого-то, кому они не доверяют. Для Этериджа племянница изменника, Джейн, скорее всего будет виновной.

Может, обратиться к Коллису? Коллис ему обязан...

«Я один из «лжецов», Этан, и стою на страже их интересов».

Все правильно. Только не Коллис. Но тогда кто? Представив, что Джейн держат, как зверя, в клетке, Этан снова ощутил приступ тошноты. К черту «лжецов» с их безумными планами!

К черту планы Мейвелла и государственную безопасность!

В первую очередь он должен исправить то, что натворил.

«Думай!» Попасть в Бедлам мог кто угодно, поскольку на входе висело объявление о взимании платы за посещение. Пенни с носа – и смотри на зверей в зоопарке. Проблема состояла не в том, как войти внутрь, а в том, как выйти оттуда средь бела дня с женщиной.

Если только...

Если только он не войдет туда с другой...

Этан постучал в потолок, и маленькое окошечко немедленно открылось.

– Да, сэр?

– У меня была трудная ночь, – сказал Этан бесстрастно, – и мне нужно немного отдохнуть. Отвези-ка меня к миссис Блайт.

Джейн сидела на полу клетки в самом дальнем от входа углу: так ей было легче представить, что она находится в камере, а не в клетке. Тюремная камера по крайней мере подразумевает наказание за совершенное преступление. Преступление, в свою очередь, ассоциируется с человеком, имеющим опасные наклонности. Преступник должен быть рильным и страшным, а не беспомощным и трусливым. Она преступница, и к тому же опасная, раз ее держат в клетке.

Джейн попыталась вообразить себя опасной. Ей нужна хоть какая-то опора, чтобы сохранить самообладание и придумать, как ей отсюда выбраться.

А еще она знала, что Этан придет за ней. Он не хотел оставлять ее здесь, она была в этом уверена. Он звал ее.

Джейн глубоко вздохнула. Возможно, она ошибается, а может, и нет. На всякий случай она уже исследовала каждый дюйм камеры. Дверные петли крепились снаружи, дверь запиралась на огромный замок. Впрочем, возможно, даже этот замок можно отпереть заколкой для волос, но заколок у нее не было: все ее имущество теперь состояло из дешевого фланелевого платья, мягких фетровых тапок, жестяного ночного горшка, к которому было страшно притронуться, и изношенного одеяла, в котором копошились блохи, из-за чего его пришлось зашвырнуть в другой угол камеры. Ничего, что можно было бы использовать в качестве отмычки.

Волосы Джейн были заплетены в простую косу, завязанную на конце куском шнура, и, распустив их, она внимательно осмотрела шнур, потом обернула его дважды вокруг запястья и поэкспериментировала со своими длинными волосами, закрывая ими лицо от посторонних взглядов.

Может, и не такой уж плохой способ спрятаться, но ей он был совсем не по душе. Даже находясь в Бедламе, она должна оставаться собой.

Джейн снова аккуратно заплела косу и заново закрепила ее шнурком.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем в проходе появилась женщина средних лет, катившая перед собой тележку. На тележке громоздились буханки темного хлеба и жестяные плошки с водянистым супом. Джейн случалось есть кое-что и похуже, и она знала, что такое голод. Осушив залпом плошку, она отдала ее женщине и с ломтем черствого хлеба вернулась в свой угол.