Гвеннан смотрела, не веря своим глазам. Она уже видела это – много раз – столько же раз, сколько встречалась с леди Лайл. Цепь из сложно переплетенных, странной формы кусочков металла – серебра, с оттенком зелени. Она привлекает взгляд и удерживает его. И серебряная подвеска – диск, увенчанный рогами, – сплавленные вместе полная луна и полумесяц.
Поверхность диска не пустая, какой она видела ее раньше. Внимательно вглядываясь, Гвеннан различила круг символов, похожий на циферблат часов. Но эти символы, зеленовато светящиеся, вовсе не цифры. Маленькие, они так тщательно выделаны, что видны абсолютно ясно. Это знаки зодиака. Нет стрелок, обозначающих часы и минуты, но из середины диска вырывается луч, по-видимому, внутри самой поверхности, треугольник, каждой своей вершиной касающийся одного из символов.
Как это сокровище здесь оказалось?.. почему?.. Гвеннан не могла догадаться. Но каким-то образом она знала, что оно принадлежит ей, что она должна взять его, как будто сама леди Лайл передала его ей во время их последней встречи.
Ей не хотелось его касаться. Как будто стоишь перед дверью: откроешь ее – и твоя жизнь изменится. Она была в этом уверена, будто ей пообещали это, передавая сокровище. Готова ли она открыть дверь – сделать шаг вперед… войти?..
Гвеннан села на стул, оперлась локтями о поверхность стола, положила подбородок на руки и принялась изучать то, что лежало перед ней. Итак, перед ней выбор, честный и справедливый. Но в глубине души она знала, что, еще не начав действовать, выбор она уже сделала. Она облизала губы, протянула руку и взяла подвеску. Цепь обернулась вокруг ее запястья, будто подвеска по своей воле прикрепилась к ней. Световой треугольник на циферблате передвинулся, как стрелки, показывающие новый отрезок времени, только касался он не цифр, а новых символов.
Она ощутила, что металл в ее руке теплый, как живой. Гвеннан знала, что теперь не может избавиться от него, даже если захочет. Она подняла цепь, нашла замок, и через мгновение подвеска оказалась у нее на груди, как ее всегда носила леди Лайл, циферблат с символами спрятан, к миру повернута противоположная, пустая поверхность диска.
Девушка выпрямилась, покачала головой. Будто во сне. Она была слегка удивлена. У нее появилось растущее ощущение, что она поступила правильно, поступила, как лучше. Лучше – для кого? Но это небольшое сомнение она отбросила.
Встав, она обошла дом, проверяя запоры на дверях и окнах, как делала всегда, с той ночи с бурей. Последней подошла к входной двери и с помощью фонарика осмотрела наружный замок. Ни следов, ни указаний, что его вскрывали. А единственный ключ у нее. Но тогда как?..
Кто-то входил. Подвеска, которая теперь на ней, шар в кухне – это доказательства, неоспоримая истина. Тор Лайл?
Взяв хрустальный шар, она снова поставила его на основание. Может, это какой-то хитроумный трюк, придуманный им? Но подвеска принадлежала леди Лайл, не Тору. А хозяйка дома Лайлов исчезла.
Эти ее смуглые молчаливые слуги… Может, один из них обладает способностью вторгаться в ее дом, не оставляя следов? Он принес этот дар? На самом ли деле это дар? В ней шевельнулось беспокойство; мимолетное, оно тут же рассеялось.
Гвеннан повернулась к шкафу, сняла с широкой нижней полки банки консервов, чтобы расчистить место для подноса с шаром. Потом банками заставила поднос, закрыла шкаф и стояла, дыша чуть учащенней. Наверно, надо спрятать и подвеску. Руки ее поднялись и тут же повисли. Нет, это она должна держать при себе.
Если Тор играет в свои игры, она должны быть предупреждена. Ключ ко всему – леди Лайл, в этом Гвеннан была уверена. Может, ее одурманил дым или запах. Но леди Лайл берегла эту подвеску. Если бы только она больше знала.
У нее разболелась голова.
Тор разговаривал с ней сегодня, пытался зазвать ее в дом Лайлов. Она сжала руки в кулаки, ударила ими по столу так, что стало больно. Она завязла – прочно – в чем-то, чего не понимает. Единственный выход – удерживать воображение в узде и продолжать жить как ни в чем не бывало. Она достала из кармана пальто записную книжку, но не стала просматривать свои выписки из старых документов. Больше ничего подобного, ничего имеющего отношения к «дьяволам», стоячим камням – или жителям дома Лайлов!
Гвеннан готова была бросить записную книжку в печь и поднести к ней спичку, но не смогла заставить себя сделать это. Вместо этого засунула ее в ящик письменного стола рядом со старым продавленным диваном. Потом принялась готовить ужин, решив думать только о тех фактах и цифрах, которые приведет в завтрашнем отчете.
Снаружи уже темно; она слышала, что поднимается ветер. И хоть уже очень позднее время года для грозы, вдалеке послышались раскаты грома. Не отдавая себе отчет, Гвеннан время от времени взглядывала на окна. И видела только отраженную в стеклах освещенную кухню. Она пожалела, что у нее нет плотных занавесей, чтобы отгородиться ими от внешнего мира. Те, что у нее есть, льняные, для этого не годятся. Снаружи
ничегонет, кроме ночи и ветра, поднимающего тучи листьев. Ничего!
Она ела медленно, ложку за ложкой, но еда казалась ей безвкусной, во рту пересохло, и она постоянно отпивала приготовленный ею шоколад. Пища тяжело ложилась в желудок, и Гвеннан опасалась, что у нее повторится один из тех приступов расстройства желудка, которые так часто случались в последние месяцы болезни мисс Нессы – тогда она постоянно прислушивалась к голосу в соседней комнате. Теперь она тоже вслушивалась, всем телом, в шум ветра и отдаленный гром. Это должен быть гром. Молнии пока не было видно.
Гвеннан перемыла посуду. Никогда раньше не испытывала она такого одиночества. Может, завести кошку? У Ньютонов постоянно новое потомство. Надо бы попросить котенка. Мисс Несса всегда была против домашних животных: она твердо заявляла, что от них больше неприятностей, чем проку. Успокоительно будет иметь рядом с собой что-то живое.
Успокоительно? Что с ней? Раньше она ни в ком не нуждалась. Мисс Несса – это лишь по долгу, а не товарищ. Гвеннан давно научилась жить своей внутренней жизнью, своими запросами, и, как часто самоуверенно думала, она вполне довольна, несмотря на внешне скучную жизнь.
Она решительно взяла бумаги, разложила их на столе, сосредоточилась с хмурым выражением. Математика никогда не давалась ей легко, и приходилось всегда бороться с собой, чтобы решать задачи.
Она столбиками выписывала числа, складывала, вычитала, проверяла и снова перепроверяла. Перед ней не числа – прочные блоки, башни, устремленные в небо каменные пальцы! Гвеннан негромко вскрикнула, ручка вырвалась у нее из пальцев и покатилась по столу.
Перед ней стоячие камни, видные вначале только очертаниями. Постепенно они становились все материальнее, и она увидела трехмерную картину – стоящие на насыпи под ночным небом камни. Небо затянуто облаками, но камни ясно видны, они пульсируют, светятся тем же огнем, что и хрустальный шар. Гвеннан схватила лист бумаги, смяла его, швырнула на пол. На следующем листе снова начали вырисовываться камни…
– Нет! – Девушка отскочила от стола. Она не подчинится этому! Она Гвеннан Даггерт, в своем собственном доме. Она принадлежит себе.
Ноги ее двинулись к дивану. Руки не подчинялись ей. Они схватили пальто, начали надевать. Ею владела чья-то воля.
Она взяла шарф и шапку…
– Нет! – Она слышала, как в пустом доме гулко отдается ее голос. В нем звучала испугавшая ее нотка. Она по-прежнему одурманена? Или у нее раздвоение личности? Одна Гвеннан пленена в теле другой…
Напряженно, ведя безнадежную внутреннюю войну, она передвигала ноги. Пытаясь остаться на месте, Гвеннан вышла из кухни, прошла по прихожей. Ее руки, эти предательские руки, открывали запоры на двери.
Раскат грома. Гвеннан оказалась в ночи. В последней попытке уцепиться за реальность она держала дверь, но ветер вырвал ее и захлопнул. Вокруг летали листья. В удалении блеснула молния, но дождя не было.
– Нет!.. – Она отчаянно сопротивлялась тому, что делает. Но не было спасения, возврата назад. Был только кошмар, в который она попала и из которого никакими усилиями не могла вырваться.
Неведомая сила овладела ее телом. Гвеннан не спотыкалась, она быстро шла, потом побежала. На дорогу – да, она знает, куда идет. К стоячим камням.
Паника, хуже самой сильной физической боли, овладела ею; Гвеннан хотела закричать, броситься на землю, хвататься за каждый куст или дерево, мимо которых проходила. Но ничего этого она не могла сделать, только шла вперед, подчиняясь принуждению. Она подумала, что, вероятно, спастись ей не удастся, но нужно беречь энергию для последней, отчаянной попытки сопротивления.
Перед ней стена, обозначающая границы владений Лайлов. Гвеннан перелезла через нее, больно ударившись коленом. Вот и край леса. Лес… нет, только не сюда! Да, она пойдет к камням, умоляла она, но не через лес!
Очевидно, ей позволили одержать небольшую победу. Она не пошла меж деревьями, а обогнула лес, пошла открытым лугом.
Как и на кухне, она увидела камни светящимися в ночи. От них исходило серовато-белое сияние, а с вершины самого большого камня в небо уходил луч. Он стоял неподвижно, как горящий фитиль; ветер, который бил Гвеннан, его не трогал.
Девушка подошла к основанию насыпи. По бокам самого высокого камня отчетливо виднелись символы, которые она видела едва заметными линиями. Они резко выделялись на фоне свечения. Казалось, они движутся, но когда она пыталась следить за каким-нибудь одним, он оставался неподвижным. Но символы под ним, над ним плыли и переплетались. Шаг за шагом она начала подниматься к камням.
На груди она ощутила тепло.
Подвеска! Она забыла о подвеске. В памяти ее возник этот диск с лучом, который передвигается, касаясь то одного, то другого символа. Он как будто чертит схему, накапливает энергию. Тепло усиливалось, и паника покинула девушку. Подбодренная, она распрямилась.
Гвеннан добралась до двух меньших камней в тот момент, как ударил сильный гром. Небо над ее головой будто раскололось надвое. Молния ударила в лес, от яркого блеска Гвеннан на мгновение ослепла.
Она пошатнулась. Молния ударила во что-то. Послышалось эхо. И тут она услышала не гром, а крик, низкий, но внятный. Даже не крик, а рычание. На краю леса, скрывавшего дом Лайлов, показалось какое-то движение. Как будто свечение, очень слабое, но вполне различимое.
Фонарик… Тор? Он ждал ее? Испытанное ею принуждение – его дело? Она не могла выразить в словах, но знала, что Тор способен вызывать к жизни силы, которых она не понимает.
Свечение из-под нависающих теней деревьев медленно приближалось. Это не фонарик, скорее очертания движущейся фигуры. Кто это, пока трудно разобрать. Фигура сама испускает свет.
И тут ветер донес до нее тошнотворное зловоние, которое она встречала уже дважды. Хотя это, несомненно, не то черное чудовище, смотревшее на нее из ночи. Но оно тоже чуждое, пугающе чуждое.
Гвеннан попыталась сбежать с насыпи, убежать через поле за ней. Это охотник. Она знает это, как будто знание передалось ей вместе с запахом. В нем чувствуется голод и целеустремленность, стремление преследовать, убивать…
Рука Гвеннан скользнула под пальто, отчаянно, как талисман, сжала подвеску. Такая слабая защита от того, кто подкрадывается к ней. Она сделал шаг к камням-двойникам, протиснулась между ними, задевая их плечами. Но как они могут ее защитить?..
Гром ли это, разрывающий мир, или другая, более могучая и в то же время более податливая сила, которую Гвеннан не распознала? Она ослепла – не из-за блеска молний, а потому, что ее охватила темнота, напряженная и густая, захватила и удержала. Темнота, холод… и болезненное ощущение отсутствия постоянства… ее отрывают от всего, что нормально и обычно для ее существа.
Темнота исчезла – не поднялась, не растворилась. Как будто в темном мешке появились разрезы, а потом мешок сорвали и выпустили ее на свободу. Ночи нет. Вокруг светло. Гвеннан скорчилась, прижимаясь плечами к камню. Перед ней местность – не поля и луга, которые ей знакомы. Какое-то совсем другое место.
Она закричала, закрыла глаза руками. Что случилось у стоячих камней? Она упала, поранилась и теперь видит галлюцинации? Но картина перед ней не менялась. Вместо солнца зеленоватое свечение. Диск, который она держит в руке, стал еще теплее. От него исходит ощущение спокойствия – будто это якорь, который дает сомнительную безопасность. Она выдержала схватку с собственным страхом и опустила руку, чтобы осмотреться.
Перед ней и ниже ее расстилалась открытая местность, хотя, медленно поворачивая голову, сначала направо, потом налево, она разглядела густую тень. Это лес, высокий и густой, таких лесов она не знает. Открытая местность поросла короткой жесткой растительностью, похожей на мох. Тут и там виднелись круглые пятна: одни как будто покрыты песком тускло-золотистого цвета, другие сплошь поросли низкими многочисленными серо-белыми цветами.
В этих пятнах что-то странное. Покрытые песком – они казались привлекательными, те, что с цветами – отталкивали. Гвеннан подняла голову и посмотрела в небо. Ни следа солнца. Непонятен источник зеленоватого свечения. Она снова посмотрела на поверхность, и ей показалось, что она различает золотые всплески над песком и болезненные серые туманные завитки над цветами.
Ничего не двигалось, ветра не было. Вдали, где темной стеной стоял лес, не шевелился ни один листок, не раскачивалась ни одна ветвь. Как будто перед ней раскрашенный пейзаж, задник какого-то театрального представления.
Почему-то Гвеннан потеряла способность удивляться; чувства ее притупились. Подвеска давала убежище от страха. Начало пробуждаться любопытство. Но она по-прежнему не собиралась отходить от скал. Провела рукой по камню, чтобы на ощупь убедиться, что чувства ее не обманывают: это реальность.
Ни ветра… ни звука…
И тут – как легкий удар по оконному стеклу нарушает тишину, вдали послышался резкий, пронзительный высокий звук горна. Гвеннан взглянула направо. Наконец-то движение в стене леса. Оттуда показались легкие тени, прижимающиеся к земле. Показавшись, они подали голос. Похоже на собак, идущих по следу добычи, которую они вскоре догонят. Гвеннан видела, как они пересекают песок, но стороной обходят пятна с цветами. И это не собаки. Мех у них белый, но лапы, хвосты и уши золотистые. А глаза ярко-зеленые, слишком большие для узкой вытянутой головы.
Снова прозвучал рог. Из леса ровным галопом вышел огромный олень… Олень ли это? Гвеннан могла использовать только знакомые ей слова, и это не очень подходило. Животное величиной с лошадь, у него разветвленные золотые рога, никакого седла или узды.
На нем женщина. Ее золотые волосы перевязаны на затылке, но длинные пряди развеваются впереди и вокруг нее, как будто с собой она везет прирученный ветерок. На ней брюки сине-зеленого цвета, причем цвет этот все время переливается, как в морской волне. Куртка того же цвета оставляет руки обнаженными до самых плеч; на руках толстые золотые браслеты. В одной руке она держит изогнутый рог, в другой – короткое золотое копье, конец которого ярко сверкает.
Она, следуя за сворой, подъехала ближе; голова ее высоко поднята, и Гвеннан смогла ясно увидеть черты лица. Девушка вздрогнула. Это не ее мир, и тем не менее перед ней леди Лайл, вернее ее более молодая копия; годы исчезли, вся молодость и красота вновь с нею.
Олень остановился, но как будто беспокоился, переступал с ноги на ноги, поднимал копыта, нетерпеливо топал. Псы, поравнявшись с тем местом, где прижималась к земле Гвеннан, как будто потеряли след. Рассыпались, принюхиваясь, держась на приличном удалении от пятен с цветами; приближаясь к этим пятнам, они низко рычали.
Никто не замечал Гвеннан, не ощущал ее запаха. Она была благодарна этому. Женщина также не смотрела в ее направлении. Смотрела она на полоску леса слева от себя, как будто ожидала, что там что-то появится.
Послышался звук, медный, резкий, режущий слух. Псы собрались вместе и окружили оленя с всадницей. Она повесила рог через плечо на золотой перевязи, взяла в обе руки копье. Оружие показалось Гвеннан слишком хрупким и маленьким.
Девушка посмотрела на полоску леса. Снова движение на краю деревьев. Но вышли из леса не собаки. Из-под укрытия низко нависших ветвей показались какие-то сгорбленные фигуры, обманчиво медлительные: передвигались они с невероятной скоростью. Некоторые, как люди, на двух конечностях, другие – на четырех лапах. И все это чудовища из самых мрачных кошмаров. Существо с крыльями и совиной головой. Крылья его непрестанно бились, но оно не летало: вероятно, крылья не могли поддержать его в воздухе. Другое существо – карикатура на человека, с телом, покрытым шерстью. Низко свисающие руки оканчиваются лапами с острыми когтями. Третье – на четырех лапах. Передняя часть как у волка, задние конечности – человеческие ноги, хвоста у него нет. И другие, искаженные, гротескные. От некоторых Гвеннан тут же отводила взгляд, испытывая легкую дурноту.
У них тоже есть хозяин, он тоже верхом. Огромное ящероподобное существо показалось в конце своры. Чешуйчатая спина оканчивается костяными выростами. Между двумя самыми большими сидит мужчина. Голова у него тоже обнажена, и короткие золотистые завитки волос слишком хорошо знакомы Гвеннан. У этого человека лицо Тора.
Подобно женщине, он в брюках, сапогах и куртке, но его одежда пепельно-серая, под цвет шкуры животного, на котором он сидит. Прижав к бедру, он держит черный стержень без острия. Гвеннан не сомневалась, что это какое-то оружие.
Чудовище остановилось на порядочном удалении от женщины и ее собак. Две группы противостояли друг другу. Никаких речей, животные сохраняли полное молчание, но глядели друг на друга с ненавистью, которая ясно читалась в линиях их напряженных тел.
Может быть, всадники общаются без слов? Гвеннан подумала, что, вероятно, так и есть. Несомненно, это встреча заклятых врагов, но они как будто не могут начинать открытую схватку.
Она чуть переместила свой вес и…
Подвеска в ее руке, казалось, двинулась сама, оттолкнулась от ладони. Приятная теплота превратилась в обжигающий жар. Девушка вздрогнула, негромко вскрикнула от боли и выпустила подвеску, продолжая держать конец цепи. Поверхность с циферблатом наружу, все символы ярко горят. Гвеннан была уверена, что у нее обожжены пальцы, однако на коже ни следа ожогов.
Этот короткий негромкий возглас привлек внимание двоих внизу. Они резко повернули головы, отыскивая ее взглядом. Она скорее почувствовала, чем увидела их удивление: лица их оставались абсолютно лишенными выражения. Олень и драконоподобное существо повернулись, двинулись, оставаясь на одной линии, но держась на расстоянии друг от друга, и приблизились к насыпи. Гвеннан заставила себя встать. Она не знала, какая опасность ее ждет, но была достаточно горда, чтобы не встретить ее на коленях. Она не животное, боящееся уничтожения.
Тор… леди Лайл… она только так могла их называть про себя, несмотря на их странную одежду и странных спутников. Их взгляды не отрывались от нее, и ей казалось, что в них не просто узнавание. Первой заговорила женщина.
– Странница издалека, добро пожаловать – благодаря тому, что ты принесла с собой…
Тор рассмеялся.
– Правда, родственница? Или ты надеешься получить у этой странницы помощь в нашей битве? Никто не придет к тебе на помощь, как бы сладко ты ни призывала своим рогом. Разве не так, чужестранка?
Теперь он требовал ответа у Гвеннан.
– Вот эта моя родственница считает, что ты будешь служить ей в битве. Не сомневаюсь, она строит для этого хитрые планы. Но что наша война для тебя? Ты принадлежишь к другим… короткоживущим, лишенным памяти. Ничего не ждет тебя в этом мире, кроме…
Он щелкнул пальцами, и существо с совиной головой повернулось к девушке, демонстрируя красные огненные ямы на месте глаз.
– … кроме встречи с моими верными и послушными слугами. – Голос его звучал негромко, как мурлыканье огромной кошки, уверенной в том, что ее добыча никуда не денется. – Ты смертная, а мои звери всегда жаждут горячей крови. Не так ли, слуги мои?
Кошмарные существа, сопровождавшие его к насыпи, зарычали, закашляли; человек-волк завыл.
Глава шестая
Гвеннан хотела возразить, может быть, даже закричать, но как будто онемела. Заговорила женщина, которая была леди Лайл и в то же время не была ею.
– На самом деле выбор за тобой. Это очень древняя борьба. Но мы все время возрождаемся, и те, что с другой кровью, тоже. Но ты не понимаешь, тебе все это кажется сном. Ты…
Ее голос заглушил хохот Тора. Одно из животных, карикатура на человека, волосатое существо, приводящее Гвеннан в ужас, подошло поближе, вытянув лапы, будто хотело схватить девушку.
– Выбора нет! – Мужчина противоречил женщине, он произнес свои слова с высокомерным пренебрежением. – Ты должна принять участие в этой борьбе, хочешь ты того или нет. В тебе, должно быть, есть капля древней крови, женщина из другого мира, иначе ты не нашла бы пути к нам. И эту кровь один из нас сможет использовать в своих целях!
Камень прочно держал ее, как будто ограждал стеной. Он напоминал ей о существовании реальности. Но больше всего она рассчитывала на подвеску, цеплялась за нее, держала в одной руке, вторую положив поверх. Металл пульсировал теплом, он становился все горячей. Но Гвеннан сжала зубы и держала его, как держат оружие. Она не знала, как попала сюда, и не доверяла этому миру с зеленым освещением. У женщины лицо леди Лайл (вернее, молодое лицо, похожее на лицо леди Лайл), но и оно не внушает уверенности. Во всех этих формах жизни ореол чуждости. Гвеннан добровольно не станет тут союзницей никому. Но обезьяноподобное чудовище уже у самого основания насыпи…
Гвеннан плотнее сжала диск. Про себя она взмолилась о спасении. Назад! Верните ее туда, где ее место, в ее мир! Пусть закончится этот кошмар, пусть страшные чудовища не топчут ее землю.
И…
Как будто ее ужаса оказалось достаточно, чтобы повернуть какой-то неведомый ключ, и она снова погрузилась в темноту, в пространство, где для нее нет места, где она не может находиться. В голове у нее зашумело, она ощутила приступ боли; боль в самой сути, а не в теле. Холод… и – боль… и снова свет.
Не грозовая ночь. И не зеленый мир, в котором верхом едут охотники. Она мигнула, все еще не придя в себя от путешествия через неизвестность, и почувствовала, что жива.
Она… кто? Неуверенность в собственной личности вновь вызвала ту боль, что поразила ее во тьме. Она не могла ясно мыслить, мысли разбегались… Кто? Где? Цвет, странные цвета стен. Звуки, вздымающиеся и падающие… какое-то песнопение. Она знает, что все это должно помочь ей собрать воедино разбитые осколки картины, создать новую картину. Гвеннан, та, другая Гвеннан, забылась. Она осознала себя.
Она – Орта, пророчица Великого Храма. Разве она не сидит на своем обычном месте, на трехногом сиденье пророчиц, перед туманной поверхностью Зеркала Будущего? Теперь волны цвета, окружающие Орту, легко распознаны… Это одеяния благородных, которым позволено присутствовать при пророчестве. Ей достаточно слегка повернуть голову, и она увидит высокие троны, и на них Голос Прошлого и Будущего и Руку Цели, Избранных этого поколения.
Да! Она гордо распрямилась, когда знакомые распевы Призывного Гимна наполнили ее энергией для предстоящего пророчества. Теперь она вспомнила: это не обычное пророчество, проводимое в заранее назначенное время, а скорее чрезвычайное. Миру грозит опасность, и она несет всю ответственность за предсказание.
Зеркало… сосредоточиться только на зеркале… отбросить все беспокойство, ощущение, что в ее теле живет кто-то другой… кто-то весьма отличный от Орты… все внимание – тому пути, по которому приходит и уходит пророчество.
Под ее пристальным взглядом туманная поверхность зеркала изменилась. Вначале туман стал гуще, от центра к краям начали расходиться волны. Все гуще становился туман, все плотнее. Тут и там отдельные его участки делались темнее остальных.
Эти темные участки углублялись, втягивали в себя туман, они больше не перемещались, теперь они резко выделялись на фоне породившего их тумана. Она увидела людей, маленьких, далеких, бесцветных – зеркало показывало не физическую картину, а внутреннюю жизненную силу, похожую на искорку.
За этими искорками жизни возвышались башни и стены – город. Эти внутренние искорки духа занимались своими делами, как мужчины и женщины, представляющие их в жизни. Сцена быстро изменилась, как будто новая картина сплавилась с предыдущей. Теперь она висит над стенами, улицы заполнены толпами, смотрит на обширный город с высоты птичьего полета.
Под ней могучий город. Она продолжает подниматься, и он быстро уменьшается. Отсюда правят всем миром. Городские кварталы простираются на многие лиги, образуя самый великий памятник человечеству. Но город все уменьшается, и она видит земли за его стенами.
С этой высоты Орта больше не может различить отдельные искорки жизни. Они слишком малы, затеряны в обширности пространства. Все выше и выше поднимается она. Вот яркая полоска реки – она несет свои воды в море. Крошечные щепки на поверхности воды – корабли, созданные людьми, их гордость, они связывают все части мира друг с другом. Еще выше. Уже и щепочки-корабли затерялись в безбрежности моря.
И тут…
На небе, в котором она плывет, сверкнул свет. Яркий огненный шар затмил серость изображенного в зеркале мира. Свет его ослеплял, но не настолько, чтобы она не видела принесенный им ужас.
Он падал, этот огненный шар, и его сопровождало множество меньших огней. Они падали в море. И когда упали, мир обезумел.
Из воды поднялись столбы пара, земля начала корчиться, раскалываться и извергать пламя. Та вода, что не испарилась, вздыбилась и покатилась на берег, высотой в гору были эти накатывающиеся водные массы. Она видела, как первая волна яростно ударилась о землю, ее пенные языки несли всеобщее уничтожение, ни одно созданное людьми сооружение не могло выдержать этого удара разгневанной воды.
Первая из могучих волн устремилась в глубь суши. Теперь Орта находилась ближе и ясно видела победу наступление и гибель обреченного мира. Город-порт исчез, будто его тут никогда и не было. Ярость волны не уменьшалась. Казалось, разрушения ее только подкармливают, добавляют энергии. Волна продолжала двигаться вглубь, быстрее, чем любой воздушный корабль, быстрее ураганного ветра.
На севере показались языки пламени, они вздымались из самой земли. Из трещин в поверхности выплескивалась расплавленная лава, облака пепла огромными массами взметались к небу.
Волна становилась все выше. Ее вершина нависла и изогнулась. Под ней лежал город, похожий на муравейник, на который наступает чей-то сапог. Вода на мгновение, казалось, застыла, а потом обрушилась, ничего не оставляя на своем пути.
Орта видела, как падают башни, которые она знала всю жизнь, и среди них самая высокая, с которой звездочеты осматривали небо. Земля закачалась… вода… огонь… Проснулись силы, спавшие от рождения земли. Человек… человек не может жить в таком окружении. Это конец мира, который показывает ей зеркало. Она жалобно закричала.
– Смерть, – кричала она сквозь стиснутые губы. – Смерть… она идет с неба… смерть от воды… и огня… и мук самой земли. На нас идет смерть!
Она покачнулась на своем пророческом сиденье. Голос ее поднялся в высоком вопле:
– На нашем небе будет новая луна, она скроет ту, что нам известна. С ней придут ливни смерти, они будут падать и убивать. А земля ответит им, поднимется в ужасных ранах, изрыгнет огонь и ядовитые газы. Даже Сила не спасет наши жизни. Ничего не останется, кроме воды, огня и жестоких ран земли…
– Ты лжешь!
Слова, произнесенные холодно и ясно, прорезали ужас, как остро заточенный нож разрезает веревку. Ее вырвало из пророческого транса, она дрожала, ее мутило от увиденного и от того, что так резко прервалось видение.
Руки Орты неподвижно застыли, пальцами она впивалась в края трехногого сиденья. Только это удерживало ее на месте. Она повернула голову к высоким тронам, чувствуя, как слюна выступает на губах и течет по подбородку.
Та, которая служила Голосом Силы, наклонилась вперед, глаза ее, как острия копий, пронзали Орту своим жестким алмазным блеском. Их голубизна была ледяной.
Голос встала, ее совершенное тело лишь слегка прикрывалось тонким кисейным платьем, драгоценности у нее на поясе сверкали так же жестко и холодно, как глаза. На плечи падала волна длинных солнечного цвета волос, так похожих на ткань ее платья, что трудно было сказать, где кончаются волосы и начинается ткань.
– Ты лжешь – или тебя коснулась Тьма… – Она произнесла свой приговор медленно и четко.
Среди собравшихся вдоль стен послышался ропот.
– Похоже, ты больше не видишь истину, пророчица, – продолжала Голос. – Тебя будут судить, и Сила найдет для своего выражения нового слугу.
Орта покачала головой из стороны в сторону. Видение по-прежнему не оставляло ее. Она не могла поверить, что кто-то оспаривает правдивость увиденного ею. Ведь хорошо известно, что пророчица не может исказить то, что видит в зеркале. Почему тогда Голос отрицает ее видение – обвиняет ее?
Она посмотрела на второго человека на высоком троне – на Руку Цели. Тот взглянул сначала на Орту, потом на Голос, но не шевельнулся и не произнес ни слова. Голос подняла руку в коротком повелительном жесте.
Двое подошли и остановились по обе стороны Орты. Грубые руки с силой взялись за ее плечи, заставляя встать. Святотатственность этого грубого применения силы разорвала оцепенение ужаса от видения. Ни один человек: ни жрец, ни стражник – не имеет права прикасаться к пророчице. Она почувствовала, как в ней вспыхивает пламя гнева. Заставляли ее встать младшие жрецы, слуги Руки, – но он ни словом, ни жестом не отдавал приказ.