Однако она продолжала стоять и твердой рукой посылала двойной луч в темную внутренность саркофага.
      Свет ударил в то, что покрывало спящего, и растекся по нему, вызывая мерцание, перебегающие вспышки. И вдруг, точно костер, раздутый ветром, вся фигура спящего заполыхала, распространяя зловоние смерти.
      В глубине сознания Кадия уловила слабый отголосок исступленного вопля. Действительно ли фигура, еле различимая под пляшущим огнем, судорожно дернулась?
      Глаза на рукояти меча закрылись. Приходилось смириться с тем, что они истратили всю энергию, какую могли. Но ведь они обезвредили только одну гробницу, только одну!
      В отчаянии Кадия оглядела три оставшиеся. Сделать это у нее нет сил, но она должна. Девушка прислонилась к гробнице с догорающим огнем и со страхом взглянула на очертания двери.
      Теперь это были уже не просто очертания. Заключенная в этих линиях часть стены вся светилась. Но ей почудилось, что тусклая багровость посветлела, будто ее чем-то разбавили. Может быть, сопротивление синдонов истощило Силу врага? Однако Кадия не сомневалась, что и остатки этой Силы далеко превзойдут все, что есть в распоряжении у нее.
      Она отступила от саркофага, с которым они разделались, и, пошатываясь, приблизилась к соседнему. Ведунья ее опередила, а Куав обхватил девушку за талию, чтобы поддержать, с силой, какой она не ожидала от маленького хасситти.
      - Сила трясин, - сказала Салин, - Сила твоего народа, королевская дочь. Быть может, только Сила Древних тут не властна. Но если это Сила трясин...
      Она не просто прикоснулась к Кадии, но положила ладонь на правую руку девушки, лежавшую на мече. А Куав встал позади, ухватившись за обеих.
      - Продолжим! - это слово прозвучало у Са-лин, как боевой клич.
      Кадия с усилием подняла меч и напрягла волю... Она ощутила, что в него вливается более мощная энергия, чем в. предыдущий раз. Теперь она знала, что следует делать, и с помощью уйзгу, поддерживающих меч, быстро обвела кристаллы крышки.
      Вновь крышка разлетелась, и краем глаза Кадия увидела, как на плече Салин выступила полоска крови, почувствовала, как осколки кристаллов стучат по ее кольчуге. И вновь лучи только двух глаз пожрали то, что лежало внутри.
      Кадия держалась на ногах лишь с трудом. Рука с мечом так отяжелела, что ее охватил страх - сумеет ли она поднять его еще раз? Она не стала смотреть, как огонь уничтожает этого спящего, и в сопровождении Салин с Куавом побрела к следующей гробнице. Их осталось две. Хватит ли теперь энергии?...
      Дверь на стене раскалилась так, что воины-уйзгу попятились. Но отливала она золотом. Синдоны? Неужели они выстояли? Ламарил... Но она прогнала мелькнувшее воспоминание о нем, сейчас было не до этого. Сейчас значение имели только эти две гробницы, которые необходимо было выжечь.
      Салин тоже пошатывалась, но они вновь сомкнули руки и, получая энергию от хасситти, разбили лучом крышку. На этот раз разлетающиеся осколки ранили ее в шею, хотя, к счастью, шлем надежно оберегал глаза. Вновь свет зажег огонь, покончивший с тем, что лежало внутри.
      Они повернулись к последней из гробниц. Кадия подумала, что упадет, не дойдя до нее.
      И тут раздался ржавый скрип, совсем не похожий на оглушительный треск разбитой плиты, и они увидели, что крышка последней гробницы медленно поднимается.
      ГЛАВА 25
      То, что вылезало оттуда, двигалось медленно, словно с большим трудом. С закутанной фигуры сползала вязкая жидкость, похожая на липкие выделения болотного слизня. Фигура высвободила обе руки, скрюченные пальцы ухватились за край гробницы.
      Закутанная голова повернулась. Кадия увидела не лицо, а только два глаза, горящие темным огнем Варма.
      Она инстинктивно попятилась вместе со своими помощниками и выставила меч против этого ужаса, покидающего свое древнее ложе.
      Проснувшийся поднялся на ноги, и на пол плеснула жидкость, зеленоватая, как квинтэссенция гнилости. Одна рука резко вытянулась, и брызги чуть-чуть не долетели до девушки.
      Длинная нога свесилась через край, и пробудившийся уже почти выбрался из своего ложа-гробницы.
      Меч... Ни единого проблеска в верхнем глазу. Он выглядел остекленевшим, безжизненным, но из двух других вырвались два тонких луча, которые и слившись были не шире камышовой нити.
      Кадия прицелилась, сознавая, что может совершить роковую ошибку, не распознав наиболее уязвимого места пробудившегося. Как бы то ни было, она направила слабый луч на шар головы, с которой все еще сползала тягучая слизь. Луч поразил цель, и пробудившийся, пошатнувшись, вскинул руку, словно заслоняясь. В том месте, где луч коснулся головы, вспыхнул огонек, будто загорелся сухой прутик. Огонь этот не нес в себе ни темной багровости Варма, ни золотого сияния синдонов, он был зеленым, точно молодые побеги речного камыша.
      Огонек не угасал, и от него потянулись, змеясь по голове, совсем уж тоненькие нити. Вопль пробудившегося ударил не в уши Кадии, а пронизал невыносимой болью ее мозг. Она упала бы навзничь, если бы хасситти не удержал ее.
      Голову пробудившегося стремительно окутывала зеленая сеть. Второй его крик вырвался из горла - вопль, в котором ярость преобладала над болью. Он двинулся вперед, протягивая руки, раскидывая их, словно собираясь заключить в объятия всех.
      Смерть! Он нес смерть всему живому, к чему прикоснулся бы. Кадия прижалась к уничтоженной гробнице, понимая, что избежать этой атаки невозможно.
      Амулет на ее груди словно превратился в еще одно пламенеющее желтое око. Он раскачивался, хотя девушка застыла в неподвижности. В ее ушах стоял оглушительный звон, будто слагавшийся из стонов тысячи обитателей трясин. Оддлинги, всевозможные звери, птицы, водяные твари, а может быть, даже и растения испускали боевые кличи, готовые защищаться.
      Голова пробудившегося теперь вся была густо окутана нитями зеленого света, среди которых тлели глаза-угли. Возможно, бушевавшая внутри него огненная буря ненависти сохраняла ему зрение, чтобы он мог сразить своих врагов.
      Обе руки поднялись выше, сбрасывая капли гнусной жижи, в которую он был так долго погружен. Меч оттягивал руки Кадии. Теперь остекленели и остальные два глаза.
      В воздухе мелькнул дротик и впился в красный глаз пробудившегося. Один из уйзгу за спиной Кадии показал себя метким стрелком.
      Пробудившийся будто не заметил этого, хотя Кадия не сомневалась, что оддлинг поразил его отравленным дротиком. Быть может, это исчадие Зла было само настолько ядовито, что змеиный яд ничем не мог ему повредить.
      Оно рванулось вперед, и тут в этом наполнившемся смрадом подземелье раздался новый голос:
      - Во имя Цветка, стой!
      Из-за спины Кадии вылетело облачко золотой пыли. Коснувшись сияния амулета, оно выбросило многоцветные искры, будто состояло из осколков хрусталя. Мерцающий покров окутал пробудившегося, скрывая от взгляда паутину зеленого цвета на голове и плечах. Кадия уже не различала свирепой красноты его глаз. Но его руки еще тянулись к ней.
      И тут девушку оттащили, кто-то прижал ее к своей высокой сильной фигуре. Она почувствовала такое облегчение, что все вокруг закружилось. К горлу подступила тошнота, и, стараясь справиться с ней, девушка почти не заметила, что ее подхватывают на руки и выносят из зловония на свежий воздух.
      Она открыла глаза. Над ней простиралось безоблачное небо, солнце ласково согревало кожу. И тут Кадия рискнула повернуть голову, чтобы увидеть того, кто ее спас. Он осторожно усадил ее на камень в углу площадки, теперь исполосованной черными линиями, которые оставили огненные лучи.
      - Ламарил!
      Но он уже упал, когда оружие его товарищей оказалось более слабым...
      - Прислужник Варма? - Она чуть повернула голову и увидела среди линий широкое пятно - омерзительное, черное, словно тень, оставленная человеком, который скорчился в смертной агонии.
      Ламарил прислонился к скале. Дверь в пещеру спящих была теперь как разинутая пасть.
      Кадия поднесла дрожащую руку к лицу, почувствовала сладковатый вкус крови. Ее пальцы скользнули по царапинам, оставленным разлетавшимися кристаллами.
      - Значит, все позади? - Она была так измучена, что слова и мысли ей изменяли.
      - У Варма больше нет входа в эти земли. С древними ужасами покончено, Кадия. Узы прошлого с настоящим разорваны - наконец-то! Мы допустили роковую ошибку, что не завершили все тогда же. Но хладнокровно убить наших пленников мы не могли, хотя было бы лучше, если бы тогда мы решились на кровопролитие. Ведь он чуть было не победил. Если бы не ты и не сотворенные нами, мы потерпели бы неудачу. Это мы запомнили навсегда. Мы не всемогущи, хотя и одержали победу в те дни. Мы всего лишь мужчины и женщины с особыми способностями, но нас могут постигнуть и несчастья, и смерть.
      - Трясины спасены, - вздохнула Кадия.
      Это был не вопрос, а утверждение, которое могло послужить утешением в будущем. Зачем ей вдруг понадобится утешение, Кадия не совсем понимала: слишком усталой и измученной она была.
      Девушка посмотрела на меч. Ее руки были в крови - она так крепко сжимала его, что даже затупленное лезвие оставило раны. Глаза были закрыты, веки плотно сомкнуты. Кайма блесток на веках исчезла. Всем своим существом она ощущала перемену. Сила, приходившая к ней на помощь, истощилась полностью. В мече не осталось жизни.
      Она потрогала амулет. Ее пальцы оставили кровавые пятна на кольчуге, когда она касалась груди. Амулет совсем остыл. Тоже утратил жизнь? Быть может...
      Стремления Харамис к Силе у нее не было. Ту, которая ей досталась, она использовала как сумела лучше. А теперь Сила оставила ее. Кадия растерянно посмотрела вдаль - на черное пятно на камне там, где нашел свой конец прислужник Варма. Ее пробрала дрожь. Ветер нес холод горных вершин.
      - Куда теперь? - спросила она не столько его, сколько себя.
      - Мы возвращаемся в Ялтан, - эта мысль несла с собой холод отчуждения.
      Кадия понимала, что значит вернуться в Ялтан: те, кого она вызвала в царство времени, возвратятся туда, где оно не властвует.
      - Королевская дочь!
      Кадия резко обернулась. К ней приближался Джеган. Одна его рука висела на перевязи, он прихрамывал, и его поддерживал воин-уйзгу.
      - Джеган! А что со Смайлом? Охотник улыбнулся.
      - С ним целительница. Он сразил трех скритеков, но четвертый чуть не раздавил его о скалу. Когда раздался предсмертный крик пособника Варма, все оставшиеся в живых скритеки бежали. Но мало кому из топителей удалось ускользнуть от наших дротиков и копий.
      - Отлично.
      Как ни напрягала Кадия свою волю, ее тело все больше поддавалось неодолимой слабости. Веки будто налились свинцом, и она уступила усталости, тяжелой, как камни, которые сыпались в котловину с гнездом. Волны темноты накатывались на Кадию, баюкали ее и нежили, как мягкое одеяло. Со вздохом она предалась целительному забытью.
      Долго ли оно длилось, девушка не знала, но потом до нее донесся зов, от которого она не могла уклониться.
      Кадия... - ее мысленно звали откуда-то издалека, настойчиво и требовательно.
      Она попыталась не отвечать.
      Сестра! - теперь звучало близко. Далее противиться было нельзя.
      Кадия не могла бы сказать, где они встретились и в каком эфирном пространстве. Возможно, места этого в том мире, какой она знала, вообще не существовало. Харамис оставалась лишь зовом.
      Какая беда пришла на нашу родину? - вопрос был настойчивым. - Она была укрыта от моего взгляда много дней. Что вторглось в Рувенду?
      - Зло из далекого прошлого. - Кадия ответила не сразу, потому что ее все еще сковывала усталость. Но теперь наконец она знала, что Харамис слышит ее.
      И она поведала обо всем-, что случилось в прошедшие дни: "желтая смерть", открытие места, куда удалились Исчезнувшие, их возвращение, поход в горы, битва.
      - Ламарил сказал мне, - заключила Кадия, - что земля теперь очищена, а он и его товарищи удалятся в края по ту сторону времени.
      Харамис обиделась.
      - Меня величают Хранительницей, а это началось и завершилось без моего участия.
      Кадия всем существом ощутила горечь сестры. Задета была не просто гордость Харамис, но и ее любовь к родному краю.
      - Не знаю, почему это было возложено на меня, - устало сказала Кадия. - Я ведь не обладаю большой Силой. - Она вспомнила мертвенную тусклость меча, амулет, в котором угас огонь. - То есть теперь, мне кажется, я не обладаю никакой Силой. Возможно, мне было просто легче добраться до Великих. Харамис, с Силой я рассталась. Вернее, она рассталась со мной.
      - Верь, сестра, - ответила Харамис, - я найду средство предотвращать подобное в будущем. Вина знала так много, а у меня еще совсем не было времени... - Она помолчала. - И часть моих знаний была извращена, так как Орогастус принадлежал Тьме и стремился увлечь меня за собой.
      - Но ты устояла, - напомнила Кадия сестре. - И у тебя великие цели. Ламарил и остальные уйдут, но в Ялтане есть хранилища знаний. Мне они недоступны, но, если пожелаешь, я буду охранять их... даже и без Силы, если понадобится.
      Харамис снова помолчала и ответила:
      - Моя маленькая сестра, ты обладаешь куда большим величием, чем думаешь, и станешь еще более великой. Я знаю. Ну, до встречи, родная.
      И вновь ласковая темнота, слияние с ничем, отдохновение для тела и духа.
      Когда Кадия наконец пробудилась, то оказалась в привычном, хорошо знакомом мире. Зеленеющие ветви на фоне ясного неба, ароматы молодых побегов, которые так и рвались из земли после муссона. Она лежала, завернутая в камышовые плащи, в челноке. Перед ней сидел уйзгу, управляя вожжами запряженного риморика, и они быстро скользили по воде.
      - Благороднейшая госпожа...
      Кадия повернула голову на голос. Она все еще чувствовала себя такой слабой, словно очнулась после долгой тяжелой болезни. Она увидела Салин и Тостлет.
      - Где мы?
      - Ты долго спала, Благороднейшая Госпожа. Великий сказал, что тебя нужно выхаживать, что мы должны очень стараться, потому что ты слишком много отдала Силе. Сейчас мы плывем в Ялтан.
      Кадия попыталась собраться с мыслями. Плывем... Значит, позади большой путь...
      Салин продолжала негромко:
      - Синдоны из внешнего дозора, те, что следуют за Ламарилом, уже, как им заповедано, отправились туда, где стояли их изображения. А те, кто из Ялтана, едут с нами. Не все вышли живыми из битвы, королевская дочь. Пятеро ушли в Последнее Пламя. Ибо Сын Тьмы обладал большим могуществом. Разбуди он спящих, призови их к себе на помощь, никто из нас не уцелел бы.
      Но Ламарил не погиб. Кадия смутно помнила, что видела его на площадке перед дверью. И он ушел со своими товарищами... Кадия почувствовала странный голод, но не тот, который утоляет пища. Она как будто потеряла часть себя.
      И никогда никто еще не заполнял эту пустоту, как она убедилась теперь. Ее мать, отец - у них было свое место в ее жизни, и их жестокая гибель ввергла ее в глубокое горе, вызвала жгучий гнев. Харамис... у нее так мало общего со старшей сестрой! То, что составляет смысл жизни Харамис, ей чуждо, пусть в их жилах течет одна и та же кровь. Анигель... Вновь она испытала легкое презрение, которое породил в ней брак этой ее сестры с сыном их злейшего врага. Став королевой, Анигель избрала жизнь, которая для нее, Кадии, была бы подобием заточения в темницу. Но ведь Анигель была рождена носить корону. Джеган? Да, она не могла представить себе, как жила бы без него. Но он оддлинг с собственными мыслями и верованиями, которые для нее закрыты. Салин? Девушка посмотрела на ведунью. Салин - ее друг тоже, и ей не хотелось бы ее потерять.
      Но...
      Кадия опустила голову на камышовую подушку. Она. Не. Будет. Думать! Не может. Для него она - словно оддлинг, словно хасситти. Чужое существо, с которым ничего общего быть не может. И он уже ушел, чтобы оставить свое изображение охранять дорогу в Ялтан. И, конечно, теперь он по ту сторону времени.
      Лежа на дне лодки, Кадия вела битву с собой, зная, что победы ей не одержать. Да, раны заживают, но остаются неизгладимые шрамы. Пока она была с ним, эта перемена в ней происходила незаметно. Только когда он упал от удара исчадия Тьмы, когда она решила, что он мертв, только тогда правда открылась ей, а теперь стала лишь яснее и глубже.
      Но слабой ее назвать нельзя! Она это доказала. Можно жить и с самыми мучительными воспоминаниями. Пройдет время... Она же вновь там, где время непрерывно движется.
      Остальные Хранители, те, что стояли на лестнице, ведущей в сад, плыли в двух других челноках уйзгу впереди. На привалах они не разговаривали с ней и вообще держались особняком. Ей чудилось, что они уже почти удалились в свой вневременной рай. Да она и не искала их общества: даже взглянуть на них было достаточно, чтобы почувствовать все увеличивающуюся стену между ними и жителями болот.
      Силы возвращались к Кадии. Она ела все, что предлагала ей целительница, слушала рассказы уйзгу, как их кланы выискивают уцелевших скритеков, которые пробираются назад в свой смрадный край. Наверное, топители потерпели такое сокрушительное поражение, что их еще долго можно будет не опасаться. Но, конечно, разведчики и дозоры будут следить за ними. Кадия не сомневалась, что скритеки всегда будут опасны.
      Когда настал час расстаться с лодками, Кадия без труда совершала дневные переходы. К ее тайному облегчению, они не выбрали дорогу Хранителей. Она не хотела вновь увидеть изображение Ламарила - холодный камень, запачканный илом.
      Едва они вошли в Ялтан, как Исчезнувшие так ускорили шаг, что все остальные далеко отстали. Они стремительно обогнули бассейн, но Кадия упрямо следовала за ними. Хотя всякая связь между ними и ею порвалась, она чувствовала, что должна присутствовать при завершении чуда, которое ей было дано однажды сотворить.
      Они сбросили броню на ступеньки, небрежно, словно больше в ней не нуждались. К ногам Кадии скатился чей-то шлем. Исчезнувшие приняли те же позы, в которых их пробудила золотая пыльца.
      И тут... жизнь исчезла из них, словно задули огонек светильника. Вновь перед ней стояли древние статуи, хотя и хранили облик тех, кого она видела живыми еще мгновение назад.
      Вокруг нее сновали хасситти, хватая брошенные кольчуги и шлемы, растаскивая их, словно насекомые, отщипывающие кусочки от мертвой твари, пока от нее не останутся одни кости.
      Кадия начала медленно подниматься по лестнице. На каждой ступеньке она останавливалась, смотрела налево, направо, стараясь припомнить имена синдонов. Многих она просто не знала - имена, тех, кто с самого начала держался высокомерно.
      Пустые глаза вызывали у нее неприязнь, но она заставляла себя вглядываться в каждое изваяние. Да, они вновь исчезли - все до единого, и, конечно, больше не вернутся никогда. Мир, изуродованный их давней страшной войной, возродился иным, чуждым для них. Ей вспомнилась мирная счастливая страна, по ту сторону стены времени. Некогда и Рувенда была такой, но пути в былое нет - как и она не может снова стать той девушкой, которая жила при прежнем дворе ее отца.
      Ей предстояло открыть, кто же она теперь. Задача долгая и мучительная, решила Кадия. Она высокомерно объявила трясины своей собственностью и тем самым возложила на себя тяжкое бремя ответственности. Заглянуть в будущее? Ведь Салин обладает такой способностью, пусть и несовершенной. Кадия покачала головой. Нет, попросить об этом ведунью можно лишь при приближении опасности. Пусть каждый новый день приносит свое, а она будет встречать его, как сумеет.
      Она вынула меч из ножен. Жизни в нем не было. Веки сомкнулись так плотно, будто и не открывались никогда. Да, это время ее жизни кончилось бесповоротно. Амулет висел у нее на груди, точно красивое украшение. Она увидела внутри черный триллиум - и ни искорки живого огня.
      Кадия сняла шлем, положила его на ступеньку, но осталась в кольчуге. Впрочем, хасситти подберут более подходящий наряд для той, что перестала быть воином.
      Она прошла между колоннами и медленно, ступенька за ступенькой, спустилась в сад. Сгущались сумерки, между цветов уже плясали искорки насекомых, а благоухание этих цветов становилось все более пряным.
      Сжимая меч в обеих руках, Кадия вновь направила шаги к кружку голой земли среди густой травы. Она подняла меч повыше и с силой опустила его сломанным острием вниз. Но отсутствие острия не стало помехой - земля приняла его словно с радостью.
      Кадия присела на корточки в ожидании. Появилось слабое сияние. Становясь все ярче, оно окутало меч, скрыло от ее взгляда и лезвие, и рукоять.
      Рождался цветок - она видела такой же в ином месте, в иное время. Не черный триллиум, но золотой. Он скрыл в себе меч и чуть покачнулся, словно от легкого ветерка, и посыпался радужный дождь пыльцы.
      Кадия благоговейно ахнула. И вся напряглась, потому что ощутила тяжесть на обоих плечах. Чьи-то руки...
      Она медленно обернулась и посмотрела вверх. Он стоял позади нее на коленях, но все равно возвышался над ней.
      - Ламарил! - ее вдруг пересохшие губы беззвучно прошептали его имя.
      Он был без шлема, и она ясно увидела его открытое лицо. Ей стало трудно дышать.
      - Но... но ты же вернулся туда, - еле выговорила Кадия.
      Он по. качал головой.
      - Нам всегда дано выбирать. И я охотно сделал свой выбор. Поток времени не разделит нас, избранница сердца. Взгляни! - он уже заключил ее в объятия, а теперь нежно повернул лицом к Золотому Триллиуму, пустившему крепкие корни. - Вот ответ для нас обоих. Ялтан мертв. Мир, которым он управлял, канул в прошлое, но перед нами на много лет вперед простирается новое. Столько нужно узнать, столько сделать! Вместе!
      Ветерок подхватил драгоценную пыльцу триллиума, и она осыпала их. Кадия блаженно вздохнула. К чему заглядывать в будущее, когда ее обнимают эти руки? Но нет! В них же и заключено будущее!