Мы с детства считали Ангарт женщиной мудрой, к ее словам следовало прислушаться. Но в нас бушевала такая ненависть к проклятой Силе, что мы не могли смириться. В те часы разорваны были последние нити, которые связывали нас с Советом. В тот вечер мы получили еще одно печальное известие — сенешаль Корис, который все эти годы был для Эсткарпа символом непобедимости и нерушимости границ, истекал кровью на юге. Леди Лойз поспешила к своему раненому мужу, тем самым лишив Каттею последней защиты. И теперь все то, что поддерживало наш маленький собственный мир, исчезло без следа.
— Что нам делать? — задавал Кемок один и тот же вопрос на протяжении всей ночи, когда мы предали прах Ангарт земле и остались одни в комнате.
— Вернемся назад…
— В отряд? Чтобы защищать тех, кто все это сделал?
— Пусть все так думают, ведь в их глазах мы еще зеленые юнцы. Ангарт сказала, что от нас ждут решительных действий, а значит ловушка для нас готова. Но…
Глаза его вдруг блеснули.
— После таких слов, брат, никогда не говори, что ты не способен на глубокие мысли. Ты прав, абсолютно прав! Для них мы дети, а дети слушаются старших. Подыграем им. И еще… — он задумался, потом продолжил, — нам нужно еще кое-чему поучиться у колдуний…
— Но ведь мы мужчины, а Даром обладают только женщины.
— Ты прав. Но Сила может быть разной. Разве наш отец не доказал это? Как бы колдуньи ни хотели того, но отрицать его Дар они не могли. Им не принадлежат все знания. Ты слышал что-нибудь о Лормте?
Сначала это название показалось мне незнакомым. Но потом я вспомнил, как однажды случайно услышал разговор между Дермонтом и одним человеком. Лормт, где ведется Летопись.
— Но что мы можем узнать из старых бумаг? — Кемок улыбнулся.
— Кое-что может нам пригодиться, Киллан, — твердо ответил он. — Восток, брат мой, восток!
Я недоуменно уставился на него. Восток — зачем нам восток? Восток… Восток, — я пожал плечами. Восток… На севере Ализон, готовый вцепиться нам в горло, на юге Карстен со своими нескончаемыми набегами, на западе корабли салкаров бороздят бушующее море, а за горизонтом какие-то острова и неизведанные земли, именно там Саймон и Джелит обнаружили гнездо колдеров. Но на востоке пустота — там ничего нет…
— А теперь скажи, почему! — потребовал Кемок. — Ведь у Эсткарпа есть граница и на востоке, но слышал ли ты когда-нибудь хоть малейшее упоминание о ней? Теперь подумай, что может быть там?
Я закрыл глаза и представил карту Эсткарпа, которую часто изучал во время военных действий. Горы?..
— Горы? — нерешительно повторил я.
— А за ними?
— Одни горы, на всех картах — и ничего больше! — я говорил уже уверенно.
— А почему?
Почему? Действительно, почему? На картах подробно изображали земли за границами Эсткарпа и на севере, и на юге, и на западе. У нас были и морские карты, нарисованные салкарами. Но ничего, абсолютно ничего на востоке. И это «ничего» в действительности должно было означать что-то очень важное.
— О востоке даже не задумываются, — продолжил Кемок.
— Как?
— Спроси кого угодно о востоке. О нем не говорят.
— Может быть, но почему?
— Сознание людей заблокировано. Готов поклясться.
— Но зачем?
— Вот это мы и должны узнать. Разве ты не понимаешь, Киллан, нам нельзя оставаться в Эсткарпе, если удастся освободить Каттею. Колдуньи никогда добровольно не выпустят ее из своих рук. А куда мы можем уйти? Где спрятаться от них? Ализон или Карстен будут только рады принять нас… но в качестве пленников. Род Трегарта слишком хорошо известен. И салкары не помогут нам, когда колдуньи станут нашими врагами. Но представь, что мы скроемся в той стране или том месте, существование которых отказываются признавать…
— Конечно! Но не так же все просто на самом деле! Для того, чтобы заблокировать сознание людей, причина должна быть очень серьезной.
— Этого я не отрицаю. И мы откроем эту тайну, чтобы воспользоваться ею в своих целях.
— Но почему же мы?.. — начал было я, а затем сам ответил на собственный вопрос новым вопросом: — Из-за того, что мы не чистокровные?
— Скорее всего. Давай попытаемся выведать все в Лормте.
Я встал. Нужно было действовать, и немедленно.
— Ты думаешь, нам удастся? Неужели Совет позволит вторгаться в то, чего нам знать не положено? Я подумал, что ты согласился разыгрывать из себя послушных их воле, вернуться в отряд и вести себя так, будто мы признали свое поражение.
Кемок вздохнул.
— Ты не находишь, что быть молодым трудно, брат? — спросил он. — За нами безусловно будут наблюдать. Нам неизвестно, насколько они осведомлены о нашем мысленном контакте с Каттеей. Конечно, они догадаются о нем, ведь мы появились в Эстфорде по первому ее зову. Но… после этого случая контакта с ней почему-то не было. — Он не смотрел на меня, потому что знал: я не буду ему возражать. Мы никогда не обсуждали это, но знали, что между Каттеей и Кемоком существовала более тесная связь, чем со мной. Казалось, что несколько часов между нашим появлением на свет отдалили меня от них.
— Кемок! Та комната в башне, где наша мать…
Но он покачал головой.
— Наша мать много лет изучала колдовство. У нас же нет опыта, нет знаний и силы, чтобы идти этой дорогой, по крайней мере сейчас. Будем опираться на то, чем владеем в совершенстве. Что касается Лормта… знаешь, я уверен, что при желании можно открыть любые ворота. Или хотя бы подобрать к ним ключи. Мы…
Что заставило меня поправить его? Вспышка предвидения?
— Ты сделаешь это, Кемок. Я уверен, Лормт покорится тебе.
В Эстфорде нас больше ничто не удерживало. Откелл возглавил небольшой отряд, который доставил леди Лойз в Южный Форт. И никто из горстки оставшихся не возражал, когда мы заявили, что возвращаемся в свой отряд. На следующий день мы покинули Эстфорд, совершенствуя по дороге свои способности — старались общаться, посылая друг другу мысленные сигналы с настойчивостью, которую никогда не проявляли в подобных упражнениях раньше.
Месяц за месяцем мы тренировали себя, скрывая от товарищей свои занятия. От Каттеи по-прежнему не поступало никаких сообщений, хотя мы уже знали, что она находится в абсолютно уединенном месте для новообращенных. Некоторые стороны нашего таланта проявились сами по себе. Так, Кемок обнаружил, что после наших занятий он может легко запоминать очень многое из однажды услышанного или увиденного и вбирать в себя информацию из сознания окружающих. Допросы всех пленников теперь стали доверять только ему. Возможно, Дермонт догадывался о способностях Кемока, но ни о чем не спрашивал. Со своей стороны, не обладая таким талантом, но всем сердцем желая внести свой вклад в побег за горы, я начал медленно осознавать, что от родителей тоже унаследовал некоторые способности. Оказалось, что я могу воздействовать на животных. Я знал лошадей так хорошо, как никто среди воинов. Мог укротить их злой норов или направить в нужном направлении одним лишь усилием воли.
Казалось, до Лормта добраться невозможно. Схватки на границе становились все более частыми, и мы с головой ушли в тактику ведения партизанской войны. Над Эсткарпом сгущались тучи, и мы знали, что наш побег из опустошенной земли — вопрос времени. Корис остался жив, но из-за увечий топор Вольта ему стал не под силу. Рассказывали, как он отправился на юг, к морским скалам, и вернулся оттуда без своего сверхсильного оружия. С того самого момента удача отвернулась от него, и его люди терпели одно поражение за другим.
Месяцами Пагар водил нас за нос, словно и не собирался наносить решающий удар, а просто получал удовольствие от своих маневров. Говорили, что корабли салкаров отправились в неизвестном направлении с представителями Древней расы на борту. Я был уверен, что причиной задержки финального удара являлся давний страх перед Силой и незнание в полной мере того, на что она окажется способна, когда колдуньи объединят всю свою мощь в борьбе с противником. Эсткарп может сгореть дотла, а может поработить весь мир.
Шел второй год, как забрали Каттею. Наконец-то Кемоку удалось открыть путь к Лормту, но не совсем так, как мы это себе представляли. Он попал в засаду и ему покалечили правую руку. Было неясно, сможет ли он свободно владеть ею в дальнейшем. Перед тем, как его отправили на лечение, мы успели поговорить:
— Рана скоро заживет, надо только очень захотеть. Ты тоже приложи свои усилия, брат, — проговорил он, хотя в глазах его застыла печаль. — Очень скоро я буду здоров, и тогда…
Слов больше не требовалось.
— Время в любой момент обернется против нас, — предупредил я его. — Карстен может напасть совершенно неожиданно. Сколько часов у нас в распоряжении?
— Не знаю. А надо делать то, в чем уверен! Будем надеяться на успех!
Мы расстались, но наши сердца были по-прежнему вместе. Расстояние лишь чуть-чуть ослабило нашу связь, заставив нас прикладывать новые усилия. Я знал, когда он отправился к Лормту. Затем он сообщил мне, что мы должны на время прервать контакт, так как он обнаружил, что с Лормтом связаны какие-то ухищрения Силы, а это опасно. Потом — на несколько месяцев — тишина.
На границе было по-прежнему неспокойно, и несмотря на то, что я был совсем молод, мне доверили небольшой отряд. Нас объединяла постоянная опасность, мы были друзьями. Но я знал, что другое единение сильнее, и если я потеряю Кемока или Каттею, то потеряю все. Я не позволял себе расслабляться и продолжал работать над собой. Я ждал… и казалось, что ждать придется намного дольше, чем я способен выдержать.
ГЛАВА 3
Мы исхудали и озлобились, став похожими на ализонских собак, которых специально натаскивали для охоты на людей, и носились по долинам и горам, каждую ночь удивляясь тому, что все еще сидим в седле, а утром, после короткого сна, снова приветствуем рассвет живыми и невредимыми. Объединись Ализон и Карстен в борьбе против нас, Эсткарпу придет конец, его растопчут и проглотят. Но, похоже, Пагар не желает праздновать победу вместе с Фасилианом из Ализона — у него, видимо, были свои причины действовать в одиночку. Возможно, мы даже не догадывались о том, на что способна Сила. Но мы знали наверняка, что колдуньи во главе с Верховной Властительницей способны управлять по-своему некоторыми людьми. На тот случай, если Сила потеряет свою мощь и влияние на события, в критический момент потребуются люди, которых колдуньи смогут использовать в своих целях.
В конце второго лета, после того, как Кемок покинул нас, они задумали предпринять решающий шаг. На все посты были разосланы сообщения, а затем поползли слухи. Мы должны были отступить, спуститься с гор и сгруппироваться в долинах Эсткарпа, забрав с собой с тех земель, что так долго защищали, всех представителей Древней расы, носящих на своей груди гербы Эсткарпа. Для сторонних глаз все это было просто безумием, но слухи сделали свое дело — мы якобы устраиваем ловушку, да такую, что наш мир никогда не видывал; будто колдуньи, встревоженные постоянным истощением наших сил в этой войне, задумали сконцентрировать всю свою мощь и либо преподнести Пагару урок, который ему не забыть вовеки, либо похоронить всех нас на поле битвы. Нам было приказано отступить так незаметно и быстро, чтобы противник не сразу обнаружил, что в горах никого нет и все дороги открыты. И мы исчезли, отряд за отрядом, группа за группой, под надежным прикрытием. Потребовалось чуть больше недели для того, чтобы вся Древняя раса собралась в долинах.
Сначала люди Пагара насторожились. Слишком уж часто они попадались в наши ловушки и засады. Но вскоре они начали просачиваться через горы. Флот салкаров выстроился в той бухте, где в море впадала река Эс, некоторые из кораблей встали на якорь даже около пустынного Горма, где никто не жил после того, как оттуда изгнали колдеров, другие — в самом устье реки. Был пущен слух, будто в случае провала всей операции остатки Древней расы поднимутся на борт этих кораблей для того, чтобы скрыться за морем. Не было сомнений в том, что все эти сплетни предназначались для ушей шпионов Ализона и Карстена, которые, вероятно, были среди нас. Иначе все это действительно походило на безумие, а в Совете не было глупцов. Возможно, поверив в наши замыслы, армия противника поспешила в горы, и вскоре все там кишело воинами Карстена.
По воле случая мой отряд оказался в нескольких милях от Эстфорда, где мы разбили лагерь и выставили пикетчиков. Лошади были неспокойны, и, проходя мимо них, стараясь понять причину их беспокойства, я тоже ощутил, что над нами сгущается какая-то сила, что все в природе начинает смещаться, терять равновесие. Словно все вокруг, земля и то, что на ней находится — люди и звери — оказалось под воздействием какой-то внутренней энергии… И вдруг меня осенило. Вся жизнь в Эсткарпе словно собиралась вокруг некой сердцевины… и готовилась…
Я старался успокоить лошадей силой своей воли, и теперь убедился, что нас вбирают в себя… Гнетущую тишину не нарушало ни пение птиц, ни дуновение ветерка; жара становилась невыносимой. Некая мертвая тишина ожидания. Все чувства обострились, и меня вдруг пронзила мысль. Киллан — Эстфорд — немедленно! И эта мысль была такой же сильной, как зов о помощи Каттеи несколько лет тому назад. Я отвязал неоседланную лошадь, которую держал за гриву, вскочил на нее и помчался во весь опор в замок, который служил нам домом. Позади что-то кричали мне вслед, но я не оглянулся. Я направил послание:
Кемок — что случилось?
Скорее! — прозвучал приказ.
Чувство потери жизненной энергии во всем, что я видел вокруг, охватило, меня. Настораживало то, что природа не издавала ни малейшего звука, казалось, мир замер.
Впереди появилась сторожевая башня замка, но флага над ней не было. Я не увидел ни часовых, ни каких-либо признаков жизни у стен. Наконец я добрался до ворот, открытых как раз настолько, что мог въехать всадник.
Кемок ждал меня там, где мы когда-то увидели умирающую Ангарт. Но он не был раздавлен Силой, он был жив. Причем его жизненная сила кипела и передавалась мне, словно оказавшись вдруг один на один с врагом, я услышал воинственный клич товарища по оружию. Нам не требовались слова. Мы — как передать это чувство? — словно слились в один сильный поток.
— Вовремя… — он пошел к дому.
Я спрыгнул с лошади, и она сама направилась в конюшню, словно за конюхом. Я снова оказался под сводами замка Эстфорда. Теперь это было пустынное место, исчезли те мелочи, что свойственны ежедневному быту. Я знал, что леди Лойз живет в Южном Форте вместе с Корисом. Я еще раз огляделся вокруг, словно искал что-нибудь родное среди вещей. У большого стола стояла скамья, на нее Кемок выложил галеты и фрукты. Но я не чувствовал голода.
— Потребовалось много времени, — громко сказал брат. — Подобрать ключ к такому замку не так-то легко.
Я не стал спрашивать его, достиг ли он успеха: глаза его блестели от радости.
— Сегодня ночью колдуньи выступают против Карстена, — Кемок ерзал на скамье, словно не мог сидеть спокойно. — А через три дня, — он посмотрел на меня, — Каттея должна принять колдовскую Клятву!
У меня перехватило дыхание. Либо мы вырвем сестру из их пут, либо навсегда потеряем ее, и она станет одной из них.
— У тебя есть план. — Я не спрашивал. Он пожал плечами.
— И, по-моему, преотличный. Мы вызволим ее из Места Власти и отправимся на восток!
Так все просто на словах, но на деле… все обернется по-другому. Забрать ее из Места Власти равносильно тому, чтобы пробраться незамеченными в Карс и выкрасть Пагара.
Кемок улыбнулся, прочитав мои мысли. Он показал мне свою руку — грубый шрам рассекал ее, и когда он попытался согнуть пальцы, то два из них остались неподвижны.
— Вот мой ключ к Лормту. К тому же мне пригодилось то, что находится здесь. — Он постучал негнущимися пальцами по лбу, на который ниспадали непослушные черные кудри — все мы унаследовали их от своих родителей. — Мне удалось узнать в Лормте то, что держалось в тайне ото всех. Они даже не представляют, какое направление мы выберем для побега. Ведь Место Власти…
Я горько усмехнулся.
— Да? А что ты скажешь о стражах, расставленных вокруг него? Попади мы самовольно в их владения, нас ничто не спасет. И говорят, это не обычные люди, против которых можно идти с оружием в руках.
— В чем-то ты действительно прав, брат. Стражи может быть и не люди, и это так. Но и мы не безоружны. А завтра они могут потерять былую силу. Знаешь ли ты, что произойдет под покровом темной ночи?
— Совет выступит против…
— Да, но каким образом? Говорю тебе, они используют всю Силу, которая накапливалась несколько поколений. Они обратятся к востоку!
— К востоку? И что тогда?
— Они заставят горы и землю прийти им на помощь. Это будет финальный удар в битве против угрозы смерти.
— Но… смогут ли они сделать это? — Власть может создавать иллюзии, может усилить свое влияние… Но то, о чем так самоуверенно заявил Кемок… что-то не верится.
— Однажды им это удалось, и они попытаются еще раз. Но для того, чтобы осуществить задуманное, они должны собрать такой запас энергии, что на некоторое время наступит истощение. Не могу сказать, умрет ли кто-нибудь из них. Возможно, многие выживут после подобного опустошения, но им потребуется время, чтобы восстановить былую мощь. Значит, все их стражи будут бессильны, и нам удастся победить.
— Да, Древняя раса зародилась не в Эсткарпе — они пришли оттуда, из-за гор, так много лет назад, что никто не помнит об этом. Они бежали от какой-то опасности, и за их спинами Сила воздвигла горы, изменила ландшафт, отрезала их от прежнего мира. Сознание заблокировали, внушая людям на протяжении нескольких поколений, что их родина здесь. Скажи, ты хоть раз слышал, чтобы кто-нибудь говорил о востоке?
С тех пор, как Кемок высказал свое предположение относительно востока, я стал прислушиваться к разговорам в отряде, но ни разу не услышал ни слова, ни намека, а стоило мне попытаться навести воинов на подобную тему, я ощущал, что натыкаюсь на пустоту, словно этой стороны света не существовало вовсе.
— Если они бежали от такой опасности, что им пришлось прибегнуть к… — начал было я.
— Между тем временем и днем настоящим пролегает пропасть в тысячу лет, а может и больше. Древняя раса сегодня уже не та, какой была раньше. Всякий огонь когда-либо гаснет. Я уверен, что за нами будут охотиться не так, как за шпионами Карстена или налетчиками из Ализона, даже не так, как за колдерами, если кто-то из них все еще живет в этом времени и в этом мире. Мы для них опаснее. Но никто не последует за нами на восток.
— Мы не чистокровные, не принадлежим к Древней расе полностью — сможем ли мы преодолеть их заграждения?
— Этого мы не узнаем до тех пор, пока не попробуем. Но ведь мы можем думать и говорить о востоке в отличие от остальных. В Лормте мне удалось узнать, что даже сами летописцы не верят в эти легенды. Они не догадались, что я прочитал все манускрипты.
Кемоку удалось убедить меня. Другого плана действий у нас не было. Нам уже надо было отправляться в путь, ведь Место Власти и Эстфорд разделяют многие мили. Я сказал об этом Кемоку.
— У меня есть пять скакунов торских кровей, — ответил он. — Двое из них здесь и готовы для дальней дороги, остальные спрятаны в надежном месте. На них мы отправимся на восток.
Он заметил в моих мыслях восторг и уважение и улыбнулся.
— Да, нелегко было их достать. Их покупали по одному в течение года под вымышленными именами.
— Но откуда тебе было известно, что произойдет?
— Я просто верил, что нас ждет успех и мы должны быть готовы ко всему. Ты прав, брат, пора в путь, чтобы гнев колдуний не успел выбить нас из седла.
Торских скакунов вывели в высокогорных районах, поросших вереском, скрывающих своими вершинами Болота торов. Их отличают выносливость и скорость — те качества, которые не всегда встретишь у лошадей. И они так высоко ценятся, что приобрести сразу пять скакунов было практически невыполнимо, тем более для одного человека. К тому же, сенешаль самолично следил за ними и все они были наперечет. С виду они были неприметными, серовато-коричневыми, с темными гривами и матовой шерстью, которая не блестела, как бы ее ни чистили. Но в смелости, выносливости и скорости они не имели равных. Седла на обоих скакунах были легкими — такие обычно использовали при объездах морского побережья. Под воздействием этой жуткой ночи они возбужденно пританцовывали, чего обычно не делали. Мы вывели их во двор, вскочили верхом и покинули стены замка. Солнце уже почти опустилось за горизонт, но на небе сгустились пурпурно-черный тучи причудливой формы… Надвигалась опасность… Земля же словно притаилась в угрожающей тишине.
Мой брат продумал все, определив в том числе кратчайший маршрут. Но в эту ночь даже торские скакуны не неслись как обычно. Казалось, что мы пробираемся сквозь вязкий песок, и вместо того, чтобы идти галопом, мы плелись почти шагом. Тучи заволокли все небо, не стало видно ни звезд, ни луны. Какая-то неведомая сила подчинила себе природу. Однажды мне приходилось проезжать мимо Болот торов и наблюдать некое жуткое свечение в полумраке. На этот раз такие же тусклые огоньки стали появляться то там, то тут вокруг нас — на ветках деревьев, на кронах кустарников, на плюще, обвивающем стену. Нас постепенно охватывало какое-то мрачное предчувствие. Лошади тоже ощущали приближение чего-то неведомого и жуткого — они стали пофыркивать и вставать на дыбы. Я обратился к Кемоку:
— Надо их успокоить!
Последние полмили я изо всех сил пытался их усмирить мысленно, но тщетно. Мы остановились, спрыгнули на землю, и я встал между двумя скакунами, положив руки на их могучие шеи и стараясь успокоить. Кемок тоже присоединился ко мне, и совместными усилиями нам удалось добиться результата. Хотя они продолжали хрипеть и дрожать всем телом, но встали неподвижно.
Сконцентрировавшись на лошадях, я и не заметил, что все вокруг стремительно менялось. Меня вдруг ослепила яркая вспышка на небе. Потом раздался зловещий грохочущий звук, не похожий на гром. Он исходил не сверху, а откуда-то из-под земли, которая внезапно пришла в движение. Лошади заржали, но по-прежнему стояли на месте. Они прижались ко мне, словно в нашем единстве пытались найти якорь спасения в обезумевшем мире. Жуткие вспышки мелькали со всех сторон, озаряя небо. И снова раскаты грома из-под ног. Потом полная тишина, и неожиданно на нас обрушился такой шквал ярости, который невозможно вообразить. Земля стала уходить из-под ног, словно под ее поверхностью по направлению к горам прокатилась огромная волна. Ветер, с утра притаившийся где-то, вдруг обезумел, вырывая с корнем деревья и кустарники, вбирая в себя воздух из наших ноздрей. Бороться с этим было бесполезно — это безумство природы лишало нас даже возможности двигаться. Нам оставалось только выстоять и не терять надежду, очень слабую, что нам удастся спастись и пережить схватку земли, огня, воздуха, а потом и воды — начался дождь, если, конечно, можно назвать дождем такие хлесткие удары воды. Если сила этой бури лишала нас возможности мыслить, то что тогда творилось там, наверху? Этой ночью горы пришли в движение, теряясь в огромных волнах земли, пожирающих их склоны, превращающих равнины в холмы, сдвигающие все на своем пути… Барьер, устроенный природой между Эсткарпом и Карстеном, который мы укрепляли на протяжении многих лет, рассыпался у нас на глазах, исчезал под воздействием неведомой разрушительной силы, которой ничто не могло противостоять.
Рука об руку, единые духом, мы с Кемоком стали одним целым, пережив весь этот кошмар. Мы соединились. Конец света — вот что это было такое. Из нас вырывали слух и зрение, из последних сил мы бились за то, чтобы не потерять осязание, ведь потеряв способность чувствовать, мы утратим все остальное, перестанем быть самими собой.
Наступил конец привычного мира — мы уже не смели надеяться на спасение. И тут сумрак ночи стал сменяться тусклым рассветом, верхушки деревьев посеребрились, буря понемногу утихла. Мы все еще стояли на дороге, прижавшись друг к другу — Кемок, я и лошади — и не могли поверить тому, что остались живы. Земля больше не уходила из-под ног, разум стал постепенно возвращаться к нам, словно выползая откуда-то из укрытия, где пытался схорониться во время кошмара ночи. К нашему удивлению следов шторма мы почти не обнаружили — лишь несколько сломанных веток, чуть влажная дорога. Мы посмотрели на юг. Там по-прежнему нависали тучи, рассвет не сменил ночь, и мне показалось, что на горизонте еще появлялись вспышки. Было ясно, что Совет пустил в ход невиданную до сих пор в Эсткарпе силу. И я почти не сомневался в том, что Пагара наконец остановили. Находиться в горах в такую ночь! Я пригладил мокрую взъерошенную гриву своего коня. Он фыркнул, переступил с ноги на ногу, словно пробуждаясь после какого-то ужасного сна. Вскочив в седло, я все еще не мог поверить в наше спасение, оно казалось призрачным.
Кемок уже был на коне.
Вот наш час!
Мысленный контакт был более разумным, словно все то, что мы будем предпринимать теперь, сможет пробудить неведомые силы. Мы слегка пришпорили торских скакунов, и на этот раз они рванули с места и помчались словно по ветру с привычной для них скоростью. Занималась заря, неожиданно утреннюю тишину нарушило пение птицы. Напряжение ночи спало. Мы свободны, перед нами только дорога, а время теперь — наш злейший враг.
С основной дороги Кемок свернул на узкую тропу, и здесь нам пришлось перейти на шаг, так как пробираться сквозь завалы, образовавшиеся после бури, было не так-то просто. Но мы упорно двигались вперед, компенсируя задержки на открытых пространствах. То ли мы скакали по тайной дороге, то ли весь Эсткарп в тот день был не в силах опомниться от потрясения, но на пути мы не повстречали ни души, даже около ферм. Мы ехали по опустошенной земле. Удача сопутствовала нам.
К закату мы добрались до заброшенной усадьбы, пустили коней пастись и оседлали тех трех скакунов, что Кемок припрятал до решающего часа. По очереди мы вздремнули, и когда взошла луна, прикосновение брата разбудило меня.
— Час настал, — полушепотом произнес он. А потом, когда мы соскользнули с седел и заглянули в лощину, где роща окружала старинный темный замок, ему можно было и не добавлять:
— Вот это Место!
ГЛАВА 4
Чем дольше я смотрел на замок, тем больше ощущал некую вибрацию — словно перед нами висел невидимый занавес. Почти неуловимые искажения тени и света вытянули дерево, удлинили куст, заставили камень дрожать… В следующий миг все встало на свои места. Кемок протянул мне свою изувеченную руку, я сжал ее. И тут я проник в его мысли так, как никогда ранее. Он направил послание в самое сердце Места Власти! Но попав в невидимое заграждение, оно отлетело назад, как стрела, пущенная в крепостную стену Эса. Кемок снова направил всю свою силу и попытался проделать то же самое во второй раз, вобрав одним глотком и мою энергию. На этот раз мы пробили стену, прошли сквозь нее! А потом… Словно в огонь бросили сухую ветку — вспышка, неистовство, радость — Каттея! Если бы я хоть на секунду предположил, что она могла измениться, что ей может не понравиться наше вмешательство, я бы не пытался спасти ее. Она узнала нас, обрадовалась, я ощутил ее безмерное желание стать свободной… Затем, вслед за радостью наступило мрачное предчувствие и предупреждение. Она не могла сказать нам, что разделяет нас, из ее послания мы лишь поняли, что стражи не являются воинами-людьми. Она не могла пойти нам навстречу и предупреждала, что наш мысленный контакт может привлечь внимание охраны. Внезапно она прервала нить нашего общения.
— Пусть будет так, — тихо произнес Кемок. Я разжал руку и опустил ее на рукоять меча, хотя понимал, что в эту ночь сталь не поможет нам в бою.
— Налево, под деревья, потом быстро добежать до стены вон туда… — Моя военная выучка взяла верх, я обследовал каждый уголок этого странного искаженного места.
— Да…
Кемок полностью положился на мои навыки разведчика, но он и сам не был новичком в подобных делах, и мы спустились со склона по всем правилам военного искусства. Я обнаружил следующее — если быстро посмотреть вперед, а затем, секунду спустя, оглянуться, то искажение вокруг становилось заметно меньше. Мы добрались до рощи, и снова столкнулись с внешней защитой Места. Как будто мы с размаха ударились лицом о стекло. Его не было видно, даже ощутить его было нельзя, но мы и шага не могли ступить дальше.
— Усилием воли — заставим барьер исчезнуть! — сказал Кемок, обращаясь не ко мне, а как бы подбадривая самого себя.
Переключиться на работу мысли было не так-то легко, но я заставил себя и сказал, что перед нами нет никакой стены, ничего. Кроме земли, растущих на ней деревьев, ночи…
Медленно мы начали продвигаться вперед, пробивая барьер волевым усилием. Теперь я поверил в то, что Сила ослабела, сдвигая прошлой ночью горы, Кемок оказался прав. Невидимая стена неожиданно отступила, мы словно прорвали плотину и по инерции пробежали вперед.
— Это только начало…
Я и сам понимал то, о чем хотел предупредить меня Кемок. Все заграждения и ловушки, устроенные колдуньями вокруг самого сердца Власти, должны быть неожиданными и непредсказуемыми. И, одержав первую победу, нельзя расслабляться, глупо радоваться — главное впереди.
Среди деревьев возникло какое-то движение. Моя рука снова опустилась на рукоять меча. Это было нечто осязаемое — я видел блеск металла в лунном свете, слышал шаги. Стража? Здесь?.. Шлем фальконера, потом салкара… Потом возникли лица. Знакомые черты… Дермонт, Никон… Я знал их всех, воевал с ними бок о бок. Делил с ними скудный паек. А теперь от их лиц исходила угроза, ненависть. Я понимал их, они исполняют свой долг, а мы предатели… Рука моя соскользнула с меча и я чуть было не рухнул перед ними на колени и…
— Киллан!
Сквозь накатившую волну вины и стыда я услышал этот крик. Логика взяла верх над чувствами. Их же нет здесь, всех этих товарищей по оружию, чуть не погубивших меня. Я снова обрел ту решительность, с которой пробивал невидимую стену. Передо мной стоял Дермонт. Глаза его блестели от гнева, стрела его была направлена прямо на меня. Но — Дермонта здесь нет — на самом деле это всего-навсего дерево или кустарник. Сила направила против меня мое собственное сознание. Я увидел, как он выстрелил. Его здесь нет! Все исчезло — стрела, люди, блеск металла! Я услышал приглушенный голос брата.
