Шелира облегченно вздохнула. Адель настолько четко изложила то, что думала она сама, что это могло показаться чуть ли не чудом. Снова ей показалось, что у них с бабкой куда больше общего, чем можно было бы предположить.
      - Я тоже так думаю, - ответила она. - Странно, но мне почти хочется присматривать за ним, следить, чтобы ему не стало совсем худо от всего этого. Понимаю, что это невозможно, - нервно хохотнула она. - Но это все чувства, а они логике не поддаются.
      - Ну, если ты будешь присматривать за ним, никому от этого хуже не станет, - быстро ответила бабка. - Он попал в опасную ситуацию, и ты можешь ему помочь, не нанося ущерба нашему делу.
      Шелира аж рот разинула.
      - В Летнем дворце ты, возможно, узнаешь не меньше, чем в Большом, - ровно продолжала Адель. - И сейчас я бы хотела, чтобы ты в Большой дворец не совалась. Я узнала, что Аполон расположился в твоих покоях. Прошу тебя, Шелира, не пойми меня не правильно, но Аполон очень опасен, и как человек, и как маг. Он ищет тебя и твою тетю - мы не знаем, зачем, но у меня есть опасения.., у Верит тоже. Аполон занимается самой черной магией, и если он хочет тебя заполучить, то это вряд ли для того, чтобы сделать тебя залогом покорности города.
      Если даже Адель и Верит боялись того, что может с ней сделать Аполон, то уж ее воображение в этом отношении разыгралось во всю силу. Одной из ее слабостей, которую терпеть не могла ее тетка, была любовь к простым, чувствительным преданиям и балладам, в которых Черные маги рисовались страшными злодеями. И хотя менестрели и сказители приглаживали свои творения для ушек принцессы Шелиры, детали было легко досочинить.
      "Иногда я бываю страшно безрассудна, но я не дура", - содрогнувшись, подумала она.
      - Пока ты от него далеко, - продолжала Адель, - и пока между вами текущая вода, он вряд ли найдет тебя, но если ты окажешься в одних с ним стенах...
      - Успокойся, - торопливо ответила Шелира. - Думаю, если я стану подслушивать в надлежащих местах, я разузнаю не меньше, чем в Большом дворце.
      - Возможно, Том Краснобай... - начала было Адель. Шелира фыркнула. Своего предполагаемого помощника она не жаловала.
      - Том Краснобай сейчас еще более бесполезен, чем раньше. Он просто куда-то подевался. Ушел по своим делам еще до бури и назад не вернулся. Думаю, он решил смыться из города под прикрытием урагана. - Но, ощутив укол совести, она добавила:
      - Правда, если уж быть до конца честной, его могло ранить или вообще смыть в канал. Да еще по городу шляются облавой имперские солдаты и хватают всех мужчин, и если они не могут доказать, что они добропорядочные граждане, то их называют бродягами и забирают на работы. Он мог и попасться.
      "Ну, ему дурости хватит вляпаться, - язвительно подумала она. - Ну, ничего, это ему пойдет впрок - сбежал от честной работы в конюшнях, чтобы попасть на каторгу!"
      - Не только император устраивает облавы, - негромко сказала Адель. Аполон тоже. А его ловчие работают по ночам. И, насколько нам известно, буря им не помеха.
      У Шелиры мурашки поползли по спине. Она невольно задрожала.
      "Но прежде Том довольно легко уходил от них, так что вряд ли попадется сейчас", - сказала она себе.
      - Я еще кое-что должна тебе рассказать об Аполоне, - продолжала Адель. - И ты обязана передать это своим цыганским друзьям. Аполон - некромант.
      У Шелиры сердце замерло. Она ощутила внезапную слабость. Все в Мерине знали предание об Икткаре.
      - Есть верные сведения о том, что на улицах среди его черных видели давно умерших людей. - Голос Адели дрогнул. Шелира понимала ее. Неудивительно, что они с Верит так боялись мага! В последний раз, когда в Мерине объявился некромант, для того, чтобы его сразить, понадобилось, чтобы ангел принял облик человека! - Если ты слышала рассказы о ходячих мертвецах - так вот, знай, что это правда. Будь очень осторожна с теми, кто носит черное облачение.
      - Буду! - торопливо заверила ее Шелира, сглотнув комок в горле. - Пойду-ка я в Цыганский квартал и расскажу всем то, что ты мне поведала.
      "...а затем в Летний дворец, - молча добавила она. - Не думаю, что Аполон Леопольду друг. Наверное, бабушка права, нужно хоть немножко присматривать за ним".
      - Остальные книги принесут цыгане, как только буря закончится, продолжала она. - Старухи принесут. Молодые женщины не покидают табора Гордо без сопровождения.
      - Думаю, что вообще никто из молодых, будь то мужчина или женщина, не должен покидать сейчас табора, с сопровождением или без оного, - вздохнула Адель. - Слишком много кто прочесывает улицы в поисках жертв. Но спасибо тебе - доставив книги, ты облегчила мне душу. Пусть Аполон не подозревает, что мы знаем, кто он такой. Ступай же, да пребудет с тобой благословение Той, Что Правит Звездами, девочка моя. И со мной тоже.
      "Ладно, - подумала Шелира, выходя из исповедальни и закутываясь в бесформенный плащ. - Без большей части этих новостей я вполне могла бы прожить".
      Буря с каждой минутой усиливалась. Шелира пригнула голову, но дождь со всей силой хлестнул ей в лицо, как только она вышла из Храма. Ей подумалось, что бороться с императором - все равно что вычерпывать всю эту воду дырявой шайкой.
      На мгновение - всего лишь на мгновение - она подумала о том, чтобы сдаться. Она ведь могла последовать тому плану, который для нее придумала Лидана - отправиться к Владыкам Коней и убедить их не вести дел с императором. Там она была бы в безопасности...
      Но упрямство взяло верх.
      "Нет. Пока тетя Лидана и бабушка здесь, я никуда не уеду. Если уж они рискуют собой ради Мерины, то и я смогу. Ведь должна же я что-то сделать, и, клянусь, я найду себе дело!"
      Но в первую очередь нужно вернуться в Цыганский квартал. Надо как можно скорее рассказать Гордо и матушке Байян об Аполоне.
      Она на себе убедилась в справедливости слов бабушки о черных - они были повсюду невзирая на бурю. Казалось, они совершенно не замечают ее. И это убедило ее в том, что это уже не люди.
      Это убедило также и Гордо, когда она наконец добралась до его табора кружным путем после того, как ей несколько раз пришлось обходить затопленные улицы и мосты. А матушке Байян доказательства и не были нужны.
      - Меня уже ничто не удивит, - твердо сказала она. - Это злой человек, и зло окутывает его словно плащом. На твоем месте я бы ни за что и близко бы к нему не подходила.
      ***
      Буря бушевала уже третий день. Шелира пробиралась в Летний дворец, и слова матушки Байян и Адели отдавались эхом у нее в душе. Она не ощущала себя в безопасности, пока не оказалась в туннеле под мостом и не перебралась на другую сторону. Ей все казалось, что за ней следит чей-то злобный взгляд, она просто чувствовала его, ощущала, как он рыщет во тьме, ожидая первого же ее промаха. Хозяину этого взгляда нужно, чтобы она лишь раз оступилась, и тогда он отыщет ее, и...
      Снова ее охватило желание бежать из города. Исчезнуть. Желание почти победило ее - все, что ей нужно, припасено в потайной комнатке. Просто забрать вещи, взять лошадь - и все.
      Нет. Нет, нет и нет.
      Бежать сейчас - значит предать все, во что она верила. И, кроме того, именно бегство как раз и будет той самой ошибкой, которой и ждет Аполон!
      "Куда легче заметить женщину на дорогой лошади, которая мчится в земли, еще не завоеванные императором, чем найти определенную женщину в городе. Нет, оставаться Раймондой для меня куда безопаснее".
      Она поискала записку от Нанни, но там ничего не было - ни у входа, ни у двери в ее комнату. Пажей было довольно легко найти - их крики гулко отдавались от стен, и она увидела, что они, оказавшись во дворце одни, играют в ее любимую игру.
      Они обнаружили, что по перилам главной лестницы ужасно здорово кататься, особенно если сложить внизу перины, обычно спрятанные в кладовке для зимних вещей под лестницей.
      Нанни делала вид, что не замечает - прямо как в те времена, когда такое же проделывала сама Шелира.
      Но Леопольда нигде не было видно.
      "Надо пробраться в королевскую башенку, - решила она. - Если он один, то он снова может начать разговаривать сам с собой, и я узнаю что-нибудь новенькое".
      Что же, неплохая причина пойти поискать его.
      Она нашла его в кабинете в королевской башне. Судя по всему, он тут проводил большую часть времени. Повсюду лежали стопки книг, на подносе у огня - остатки простого завтрака. У нее было удобное место для наблюдения потайной ход, упиравшийся в камин. От разведенного в нем огня тут было тепло и уютно. Если пробыть тут достаточно долго, то она, пожалуй, даже отогреется.
      Но Леопольд не читал и не ел - он сидел в кресле ее отца, подперев голову рукой и глядя на что-то, чего она не могла увидеть.
      Ей пришлось поменять точку наблюдения - и тут она аж заморгала от удивления.
      Это был маленький портрет, который сделал с нее мастер Леонард прежде, чем написать большой парадный. Это был всего лишь цветной набросок, но ей самой он казался очень похожим, потому что ее парадный портрет в парадном платье казался ей совершенно чужим. Леонард нарисовал ее у открытого окна в ветреный день. Она была в брюках для верховой езды, куртка и рубашка были расшнурованы и открывали шею, волосы были распущены. Ее бабке этот портрет очень понравился, и она велела вставить его в раму. Она держала его в своем кабинете вместе с наброском портрета Лиданы, работавшей над каким-то украшением.
      Леопольд вздохнул, и она навострила уши. Он заговорил, и она снова вздрогнула, потому что он произнес ее имя.
      - Шелира, - сказал он, - я понимаю, что разговаривать с портретом глупо, но он такой живой и какой-то знакомый, что я просто не смог его сжечь, как все остальные твои вещи, которые показались мне слишком личными. Извини, но я не хотел, чтобы что-то из твоих вещей попало в руки Аполону. - Он печально усмехнулся. - Надеюсь, что платье вроде того, что ты носишь на картине, тебе нравится, потому что все твои изысканные наряды превратились в пепел, а парадные одежды распороты и спрятаны на чердаке. То же я сделал и с одеждой твоей тетки и бедной твоей бабки, да покоится она с миром. - Он снова усмехнулся, на сей раз весело. - Хотелось бы мне превратиться в муху и, сев на стену, посмотреть, что будет с Аполоном, когда он обнаружит, что я сделал. Думаю, он будет не слишком рад, если учесть, как он хочет найти тебя. Надеюсь, ты это знаешь и ведешь себя осторожно.
      Шелира слушала все это в совершенной растерянности. Значит, Леопольд сделал именно то, что ей советовала сделать матушка Байян!
      "Она сказала, что во дворце у меня есть друг, о котором я и не подозреваю. Но кто же мог подумать, что это сын императора?"
      Какая ирония - он разговаривает с ее портретом, как со старой знакомой, и не знает, что она все слышит...
      Он потер лоб, словно у него болела голова.
      - Мне нужно с кем-нибудь поговорить, а вряд ли исповедник из Храма захочет покинуть его, тем более в такую погоду. - Словно в подтверждение его слов, ветер снова ударил в окно, и дождь забарабанил по стеклу, словно бросил в него горсть гальки. - Где бы ты ни была, думаю, ты не обидишься, если я поговорю с единственным человеком в городе, чье лицо мне кажется дружелюбным.
      Это странно тронуло ее.
      "Обижусь? Да как я могу? Бедняга Леопольд, бабушка правильно пожалела тебя. Ну, почему у тебя именно этот отец?"
      - Ты знаешь, что шесть лет назад отец хотел нас поженить? - продолжал он, словно бы они вели настоящий разговор.
      Она подобралась.
      "Нет... Нет, я не знала. Интересный бы тогда получился расклад!"
      - Конечно, ничего из этого не вышло. Твоя тетка и слышать ничего не хотела до твоего совершеннолетия, да и я не особо рвался. - Он покачал головой. Представляешь, выдать девочку замуж за человека, которому уже за двадцать! Да, да, я знаю, так всегда поступают, но я видел результаты таких браков. Видел, как восторженное дитя за одну ночь превращается в перепуганное, бессловесное существо, тень самой себя. Нет, это жестоко, пусть даже это равнодушная жестокость.
      Шелира быстро подошла к другому глазку, чтобы увидеть его лицо. Она и не думала, что он такой чуткий. Это было полной неожиданностью. Очень мало кто из мужчин, которые ей встречались в жизни, думали о чьих-либо чувствах, кроме своих собственных. Никто из них не отверг бы брачного союза из-за юности невесты.
      - Отец думал, что женитьба на ребенке - то, что надо, - на лице принца появилась гримаса отвращения. - Он все внушал мне, что я смогу вылепить из тебя все, что мне заблагорассудится. Позже я думал - а не умерла ли мать именно из-за такого его отношения к браку, чтобы только избавиться от него?
      "Если бы я была повенчана с Бальтазаром, я бы тоже так поступила".
      - Но эта, - он кивнул на портрет, - с такой женщиной я был бы рад... У меня один приятель женился на своей подруге детства, так я не видел более счастливой четы.
      "Так он еще и проницателен. Опыт или возраст, или и то и другое? Или... другая мысль осенила ее. - Наверное, потому, что ему так часто приходилось быть лишь наблюдателем. Он скорее созерцал жизнь, чем участвовал в ней. Но это многому его научило".
      - Друзей у меня немного, - задумчиво продолжал он. - Но ты, наверное, сама знаешь, что те, кто носит титул принца и принцессы, мало кому могут доверять настолько, чтобы считать его другом. - Он помассировал виски. Наверное, у него просто раскалывалась голова. Некоторое время он сидел молча, а когда заговорил, голос его звенел от напряжения.
      - Шелира, я уже не знаю, что и думать. Я должен верить, что отец мой всегда прав, но вести войны непрерывно - это же безумие. Какая же империя ему нужна? Это и так плохо, но то, что он разрешил Катхалу и Аполону...
      Он резко встал и начал расхаживать по комнате, по-прежнему разговаривая с портретом.
      - Я перестал его понимать с тех пор, как он сделал Аполона своим советником! - яростно вскричал он. - Когда он завоевал первые две или три страны, это еще как-то можно было оправдать. Беренгерия давала убежище огромным бандам и ничего не делала, когда наши дипломаты жаловались на такое положение вещей. С Аллайном у нас был пограничный спор, который длился уже несколько веков. А король в Герговии был пень пнем. Но потом.., потом он словно распробовал вкус крови и теперь жаждет ее все больше и больше.
      Он стиснул кулаки за спиной, словно собирался кого-нибудь ударить.
      - Тогда-то и объявился Аполон, и с помощью каких-то придворных интриг вдруг как-то сразу стал советником вроде Адельфуса. А затем отец стал особо отличать Катхала и выдвигать его. - Он помотал головой. - Время-то я определил, но причин никак не понимаю! Может, завоевания для него нечто вроде дурмана? Неужто он так перепился властью, что уже ни о чем, кроме этого, думать не может?
      Шелира слушала этот невероятный монолог, опершись обеими руками на стену. Она не ожидала такого от человека, которого считала просто туповатым, хотя и приятным. Похоже, она очень ошибалась - Леопольд был отнюдь не глуп, он...
      - Я просто обманывал себя, Шелира, - сказал он, словно заканчивая ее мысль. Остановился напротив ее портрета, развел руками. - Я хотел верить, что у отца есть причины так поступать. Я пытался убедить себя в том, что он столь же благороден, как мне хотелось бы, что он вершит вроде бы дикие дела потому, что есть основания, которых я не знаю. Но больше я не могу себя обманывать.
      "И это тоже хорошо! - подумала она одновременно и горько, и радостно. Если бы только ты вовремя разобрался в своих чувствах, мы никогда не оказались бы в таком положении, как сейчас".
      Он поник головой. Весь его облик выражал полнейшее отчаяние.
      - И вот я здесь. Сослан. И я никогда больше не смогу сделать ничего - у меня просто ни положения, ни возможности не будет. Я тут и останусь, обо мне совсем "забудут", а целая рота соглядатаев будет смотреть, как бы я ничем не помешал отцу.
      Он снова упал в кресло. Посмотрел на портрет.
      - Я хотел бы, - тихо сказал он, - чтобы все было иначе, Шелира. Что же мне делать?
      Ей показалось, что он еще что-то хотел сказать. Но этого она не хотела бы услышать. Она и так чересчур много подслушала.
      Она отошла от слухового отверстия. Внутри все свело в тугой комок.
      "Он спрашивает, что ему делать. Ладно, а мне-то что делать?"
      Глава 49
      ЛИДАНА
      Время тянулось бесконечно - в комнатушке не было окон, потому невозможно было понять, наступил уже день или нет, а Лидана и Старуха все не отходили от Саксона. Лидана чуть прикорнула на куче тряпья на расстоянии вытянутой руки от него. Он метался, пытался подняться, так что иногда приходилось звать на помощь мужчин, чтобы уложить его обратно.
      По невнятным словам, которые он бормотал в своем беспамятстве, Лидана кое-что поняла. Его пытали наемники Катхала, но пару раз он упомянул о маге, который на все это Смотрел. И, хотя отвечал он своим призрачным допросчикам резко и издевательски, чувствовалось, что мага он боялся.
      Лидана что-то ела - по большей части рыбную похлебку и жидкую кашу, да и то лишь тогда, когда ей всовывали в руки миску, помогала Старухе вливать Саксону в истерзанный рот всякое варево, которое она для него готовила в котелках на большой жаровне.
      Два раза приходил Джонас, смотрел на метавшегося в лихорадке капитана, взглядом искал у Лиданы и Старухи хоть какой-то надежды. Королева припомнила, что он говорил об облавах, и надеялась, что их не вынудят покинуть это убежище, пусть и убогое.
      Уродливые кровоподтеки на лице Саксона начали рассасываться. В самом начале Старуха вымыла его разбитое лицо двумя отварами, резко пахнувшими травами. Затем, пока Лидана поддерживала его голову, морщась при каждом его слабом стоне, Старуха выправила его сломанный нос, покрыв его каким-то воскообразным веществом, закрепившим ее работу, и тщательно вычистила забитые засохшей кровью ноздри.
      Скита присматривала за Лиданой, чуть ли не силой заставляя ее немного поспать, стояла над душой, пока она, давясь, не заглатывала грубую, вонючую пищу. Когда Лидану прогоняли от Саксона, она обязательно оставляла у него на груди брошь, и хотя он метался в бреду, брошь никогда не падала.
      Она не знала, сколько времени прошло до того, как он приоткрыл глаза и посмотрел на нее. Но в этих открытых глазах уже не было бреда, скорее узнавание. Он попытался что-то сказать, и она резко подняла голову, чтобы Старуха сумела влить в него еще кружку своего варева.
      Когда она уложила его снова, он протянул к ней руку с туго забинтованным запястьем.
      - Морская Звезда... - снова это имя, которое она считала тайным и позабытым уже давным-давно. - Ты.., ты привела меня в родную гавань.
      Лидана с трудом изобразила улыбку - как давно она не улыбалась!
      - Ты узнал меня? - Ей так хотелось увериться, что он наконец вернулся из края ужаса и призраков.
      - Ваше величество, - нет, не этого официального приветствия ей сейчас хотелось. Она покачала головой.
      - Королева мертва, - быстро сказала она. - Я совсем другой человек.
      Его разбитые губы сложились в подобие ответной улыбки. Он поморщился.
      - Теперь мы сами оружие. - Она порывисто схватила лежавшую на груди брошь и поднесла ее к губам. Он моргнул, взгляд его упал на то, что она держала. Затем он снова посмотрел ей в глаза.
      - Ты обрела Силу - раньше срока. - В его голосе было что-то, чего она не могла понять. Однако она покачала головой.
      - Нет, Дара у меня нет. То, что у меня в руках - просто подарок Великой. Посмотри на нее, воин, и исцелись.
      И вновь она ощутила поток силы, идущей от рубина. Она старалась, чтобы ее рука не дрожала, старалась не шевелиться. Неужели она все это видит? Потом она так и не могла в точности вспомнить, что это было, помнила ли она это разумом или все было лишь на уровне ощущений - но свечение, похожее на огонь костра, манящего замерзшего путника, исходило из рубина волнами, все усиливаясь.
      Лицо Саксона казалось алым, словно бы окутанным закатными облаками. Волны света шли по его телу. Он лежал спокойно, но не отрывал взгляда от лица Лиданы. Она тоже все смотрела на него.
      Где-то далеко-далеко, словно эхо, зазвучал хорал. Чем-то знакомый, будто она много раз слышала его на литургии, но в чем-то и другой, словно горячая молитва стремилась в небеса перед тайным, сокрытым алтарем.
      Волны колыхались, сливались, а он все не сводил с нее глаз. Могут ли люди разговаривать без слов? У нее не было Дара - она и не хотела его. Но сейчас она знала только одно - этот человек должен исцелиться с ее помощью, и быстрее, чем даже при помощи настоящего лекаря.
      Затем, словно ожив, свет замерцал. Руку ожгло, она бессильно повисла, словно Лидана уже не могла повелевать собственным телом. Но Саксон поднялся на ложе. Кровоподтеки исчезли почти бесследно, раны закрылись, оставив лишь слабые белые шрамики.
      - Аска, госпожа, нейоб вартер себо ларн, - склонила молитвенно голову Старуха. В узловатых старческих пальцах она перебирала красную веревку с узелками, на которых были привязаны маленькие камешки.
      Возможно, она была тоже священницей, как и Верит - но жрицей более старой веры, даже более близкой Великой Богине. Лидана понимала не слова - но смысл. Как преподобная мать перебирала четки в своей молельне, так и эта женщина из далекого прошлого возносила свою собственную молитву той же самой Силе.
      Человек, которого они лечили, сидел, подняв голову и расправив плечи. Теперь в нем не было ни малейших признаков слабости или боли. Лидана вздохнула. Кто-то обхватил ее сзади за плечи - Скита. Она была тут все время, пока они боролись за жизнь Саксона.
      У нее не было сил встать на ноги. Вокруг были еще мужчины и женщины, обитатели этого убежища. Они все столпились теперь вокруг, плача от восторга. Лидана позволила Ските отвести себя на свою циновку и уснула прежде, чем ее успели накрыть потрепанным одеялом. Она чувствовала себя опустошенной, совершенно вымотанной. Ей уже не хотелось ничего, кроме как вернуться в уютную Тьму.
      Глава 50
      АДЕЛЬ
      Последние дни жизнь в Храме была не слишком спокойной. Сестра Эльфрида проводила много часов в исповедальне, так что начальные слова исповеди "преподобная матерь, сердце мое в смятении" преследовали ее даже во сне. А то, что следовало потом, в исповедях, было способно вызвать кошмар. Несчастные шли сюда несмотря на бурю, в надежде получить хоть какое-то облегчение!
      - Хотела бы я, чтобы те, кто считает, будто бы император ведет себя с Мериной честно, сами, своими ушами послушали бы эти исповеди! - выпалила она, когда они встретились вечером с Верит в часовне. Поскольку магией занимались только четверо из них, они перешли в часовню из рабочей комнаты, чтобы в часовне не было пусто, если вдруг кому-то понадобится помощь.
      - Прекрасная мысль, Эльфрида, - ответила Верит. - Попытаюсь найти среди них наиболее непредвзятых. Конечно, нам придется ограничиться посвященными нельзя же разрешить принимать исповеди послушникам. Кроме того, мне придется позаботиться, чтобы в исповедальню не попали те, кто на просьбу об утешении ответит - может, ты сам виноват в своих несчастьях? - Она вздохнула. - Беда в том, что, по всем нашим писаным и неписаным хроникам, светская власть Мерины всегда была к нам по меньшей мере благосклонна, а в лучшем случае вообще действовала с нами заодно. Потому многие из сестер и братьев просто не могут себе представить, что власть может быть и не права. И потому они просто считают, что все, кто приходит к ним исповедоваться - это недовольные, смутьяны или, в худшем случае, преступники. И лишь те, кто достаточно гибок разумом и способен осознать, что дела могут меняться как в лучшую, так и в худшую сторону, смогут поверить своим ушам.
      - Это ограничивает наш выбор, - горько сказал Фиделис. - По разговорам нашей орденской братии в комнате для отдыха можно подумать, что мозгов у них не больше, чем у огурцов, за которыми они ухаживают.
      - И как только ты находишь время отдохнуть? - завистливо спросила Козима. - Я вроде бы даже и во время еды за все эти дни ни разу не присела. С самого начала бури, а это уж четыре дня как.
      - Ты должна заставить себя отдохнуть, Козима, - сказала Верит.
      Козима мало что не зыркнула на нее в гневе.
      - Да, благочинная, я знаю, что отдых - важная часть нашей повседневной жизни...
      - Сейчас же, - сухо сказала Верит. - В комнате для отдыха ты сможешь узнать, что думают обитатели Храма и какой ждать от них помощи или помехи, когда дойдет до самого важного.
      Козима неохотно кивнула:
      - Постараюсь. Но я не собираюсь оставлять больных, потому что пришло время отдохнуть за пустой болтовней с другими членами нашего Ордена!
      Верит вроде бы была этим удовлетворена.
      - А твой Орден, Эльфрида?
      - Большинству все равно, - ответила Эльфрида. - Во время отдыха о событиях в городе едва ли упоминают, а если кто слишком "разболтается", то разговор быстро уводят в сторону, особенно после того, что вчера случилось в трапезной. Мне кажется, что все это их обескураживает. Большинству наплевать на то, что делает Бальтазар, пока он не трогает нашу библиотеку.
      Верит кивнула:
      - Ордена слишком замкнуты и оторваны от мира за стенами своих монастырей, потому важно прислушиваться к мнению целителей. Имеющие Дар считают, что зло не сможет войти в монастырь, большинство из них уверены, что мы в безопасности, пока находимся в стенах Храма. - Но вид у нее был встревоженный.
      - И император не намерен причинить нам зло, - язвительно сказал Фиделис, явно цитируя кого-то, - он же верный сын Храма, не так ли?
      Верит скривилась:
      - Я не хотела сразу говорить, но наша защита подается. Когда ничто не разъедает Ордена изнутри, когда мы единодушны, когда молимся вместе от всего сердца, тогда защита наша прочна и непреодолима.
      - Я думала об этом, - помедлив, сказала Эльфрида. - В рукописях я нашла этому подтверждение. Когда мы едины и молимся все вместе об одном, то "стены молений прочны и безупречны", но что происходит, когда половина из нас молится Богине, чтобы она избавила нас от этого демона, четверть просит, чтобы их просто не трогали, а еще четверть - чтобы нас оставили в покое любой ценой? Она растерянно развела руками.
      - О, - так же язвительно, как и Фиделис, сказала Козима, - император не демон! Он верный слуга Богини и сын Храма, не забывай!
      - Любой, кто поощряет некромантию, не может быть сыном Храма, пробормотала Эльфрида - Сегодня ко мне приходили шестеро, рассказавшие, что видели среди черных давно умерших людей.
      - Что ты им сказала? - спросил Фиделис. Он не был удивлен. Эльфрида знала, что он тоже принимает исповеди.
      - Я сказала, чтобы они молились за то, чтобы Богиня дала им сил сохранять спокойствие, и за души черных, а еще помнить, что Та, Что Освещает Тьму, никогда нас не покинет, хотя в черные времена так может показаться.
      - Неплохой ответ, - сказал Фиделис, хотя в его голосе звучало сомнение. Ты сама-то в это веришь?
      - Да, - твердо ответила Эльфрида. - Я уверена, что Она отвечает на наши молитвы, если пожелает. - Она помолчала, обдумывая факты, а не те тревожные сведения, которые она нашла в хрониках. - Даже Икткар в момент своего наивысшего могущества не осмелился переступить наш порог. Аполон пока не вступал в Храм даже под предлогом того, что желает здесь помолиться. Никто из черных не был здесь, даже генерал Катхал в Храм не входил - он посылал солдат, но сам не появлялся здесь.
      - Солдаты и так много зла здесь совершили, - спокойно сказала Козима, и лицо ее помрачнело.
      - Но никто не погиб, - подчеркнула Верит. - Чаще всего тут бывал принц Леопольд, его солдаты тоже. Император и канцлер только раз. Император - чтобы занять Высокий Престол...
      Эльфрида поморщилась. Принц Леопольд не очень ее беспокоил, но от мысли о том, что император сидел на ее троне, пусть всего лишь раз, ее мутило. - Могу поспорить - канцлер все время пялился на рубины на алтаре и Сердце.
      - Мне показалось, что он делает опись всего, что здесь есть, - согласилась Верит. - Но он приходил только раз, через день после клятвы герольда, и больше здесь не был ни разу. - Она нахмурилась. - Принц Леопольд не был здесь с тех пор, как выгнал наемников Катхала. Никто не знает, почему?
      Эльфрида и Фиделис ответили в один голос:
      - Он в Летнем дворце.
      - Смещен с командования и сослан, - добавила Эльфрида, - судя по тому, что мы узнали от его солдат. И еще от кое-кого, кто видел его там.
      - Согласен, - подтвердил Фиделис. - Некоторые из его солдат умудряются приходить на исповедь по-прежнему По большей части они каются в том, что их разбирает гнев от того, как обошлись с принцем, и что они ненавидят нового командира. Императора.
      - А им ты что говорил? - спросила Эльфрида. Верит ответила прежде, чем он успел что-нибудь сказать.
      - Я этого и боялась, - мрачно сказала она. - Я пыталась его предупредить, но, боюсь, он не сумел избежать ловушки Да и не мог. Возможно, сейчас, будучи в опале, он в большей безопасности, чем раньше.
      - Значит, он не сможет выполнить своего обещания, что на нас больше не нападут, - сказала Козима.
      - У него, во-первых, никогда не было такой власти, - сказала Верит. - И ему хватило ума пообещать это только на то время, пока он будет командовать. Но пока нас не тропит - Когда они сочтут, что весь город уже у них под сапогом, могут взяться и за нас, - негромко сказал Фиделис.
      "А не был ли он прежде солдатом?" - спросила себя Эльфрида. Потом подумала, сколько еще из братии до ухода в Храм имели военный опыт. Он еще может пригодиться.
      - Согласна, - сказала Верит. - Давайте посмотрим, что нынешней ночью поделывает Аполон.
      В часовне не было центрального алтаря, так что она положила стекло на пол посередине комнаты, и все они уселись вокруг него. Старым костям Эльфриды приходилось несладко, сидеть было неудобно, но она надеялась, что это все продлится недолго.
      Видение появилось быстро, и Эльфрида первой определила, где именно находится Аполон. Ей много лет приходилось посещать по торжественным случаям Дома гильдий.