При этой мысли ее охватило чувство уверенности, и разрозненные осколки сложились в законченную картину.
      "Это Лидана, - мрачно подумала она. - А Тьма - это один из ее проклятых камней. Я же предупреждала ее быть с ними поосторожнее, но разве она станет меня слушать!"
      Она вздохнула - все матери так жалуются на детей с начала времен.
      "Ладно, мир вращается так, как вращается, а не так, как мне хочется. И если она действительно сделала что-то дурное с мечом Гидеона, то скоро это выяснится. Я должна обязательно сказать об этом Верит. Возможно, нам придется принять меры предосторожности".
      Да, тут уже не уснешь. Она отворила дверь и посмотрела на свечу в коридоре. Еще оставалось время до того, как настанет ее очередь идти на молитву, но сидеть в келье она не хотела.
      "Хватит волноваться. Если уж я проснулась, так нужно заняться чем-нибудь полезным. И лучше пойти помолиться".
      Она молча вышла в коридор, неся в руках сандалии, так что ее шаги никого не могли потревожить. Каменный пол был холоден как лед, но она не обращала на это внимания, направляясь в часовню.
      Там было пусто, если не считать коленопреклоненной фигуры в красном.
      "Не думала, что Верит здесь", - удивленно подумала Эльфрида, тихо опускаясь на колени рядом с ней. Верит подняла глаза.
      - Тебе тоже не спится, Эльфрида? - спросила Верит. Казалось, она вовсе не удивилась ее приходу.
      - Не спится, - согласилась Эльфрида. - Мне снились сны, и не слишком-то приятные.
      - Козима тут прямо на коленях заснула, - чуть улыбнулась Верит. - Я послала ее спать. Я же спать не могу, хотя мне ничего такого и не снилось.
      Бедняжка Козима! Коричневым приходилось вести такую же двойную жизнь, как и Адели.
      - Если она сегодня лечила раненых, то она, наверное, просто устала, сказала Эльфрида. - А молодым нужно спать больше.
      - Верно, - согласилась Верит. - Но мне кажется, что мы все должны спать как можно больше, насколько это возможно, пока все не будет кончено. Что тревожило тебя сегодня? Аполон? Он пробует нашу защиту, или у тебя предчувствие?
      Прежде четкие вопросы Верит были для нее облегчением. Эльфрида так долго жила бок о бок с Лиданой, которая недолюбливала магию, что приятно было поговорить с человеком, который откровенно и спокойно разговаривал о магии.
      Эльфрида покачала головой:
      - Не совсем. Но некое предчувствие у меня было. Я не уверена, что именно оно означает. Скажи мне, когда Сердце кровоточило, могло случиться так, что один из рубинов кто-то унес из Храма?
      Верит пристально посмотрела на нее, поняв невысказанную мысль.
      - Солдаты так близко не подбирались. Однако кое-кто стоял у самого гроба, а потом покинул Храм. - Она вопросительно глянула на Эльфриду, и та кивнула. Она уже слышала от Верит, что Лидана приходила на отпевание под видом сестры из Ордена целителей и что только она покинула Храм.
      - Стало быть, - задумчиво закончила Верит, - часть Сердца теперь в городе. Это может быть и к добру, и к худу. Пока не знаю.
      - Я тоже, - ответила Эльфрида. - Эта часть моего сна была смутной. Наверное, мне всего лишь хотели сказать, что камень Сердца - в Мерине и что он в руках.., чьих-то. Ну, хоть не в руках послушников.
      Верит нахмурилась. Слова Эльфриды кое о чем ей напомнили.
      - Боюсь, что насчет послушников ты была права. Я наблюдала за ними все время после того, как их ввели в Храм, ч некоторые из них явно неохотно взирают на Сердце. Не могу сказать - из-за Тьмы ли, что угнездилась в их душах, или из-за чувства вины, но в любом случае я рада, что они под наблюдением.
      Эльфрида мрачно усмехнулась.
      - Я так и думала. И что ты собираешься с ними делать? Верит осветила ироничной усмешкой:
      - Я ввела такой распорядок, чтобы послушники проводили все время, кроме трапезы или сна, на коленях в молитве. Они не увидят того, что не должны увидеть, а кроме того, у них не будет возможности ускользнуть и доложить кому бы то ни было о том, что они разузнали. Те, чьи души чисты, возносят горячие молитвы. А те, у кого в душе Тьма, смогут поразмыслить о своих тревогах. Может, Богиня дарует им раскаяние.
      Эльфрида кивнула. В надежде на раскаяние ничего дурною не было, хотя она не думала, что кто-нибудь раскается. Но она была человеком скептическим и судила по опыту мирской жизни. Но в стенах Храма надежды Верит могли быть куда более обоснованными, чем скептицизм Эльфриды.
      - Хорошо. А что в лазаретах Орденов, разбросанных по всему городу? Им не мешают?
      Верит поджала губы, словно ей в рот попало что-то горькое.
      - Аптекарей и лекарей вынудили закрыть дело, но Орденам не мешают...
      - Пока, - закончила за нее Эльфрида. Верит пожала плечами:
      - Пока их не трогают, но за всеми следят. Обитель преподобной Зении под наблюдением постоянно с тех пор, как госпожа Фортуна с дочерьми нашла там убежище. Надеюсь только на то, что никто - до нынешнего дня я даже помыслить об этом не могла - не нарушит их священного права. Но после того, как наемники ворвались в сам Храм, сомневаюсь, что у них хватит благочестия не нарушить покой монастыря Зении.
      При упоминании о госпоже Фортуне перед глазами Эльфриды снова встал меч из сна, меч, кружащийся в призрачном танце, меч, опоясанный Тьмой по рукояти.
      - Она ведь хозяйка Кабаньего подворья, так?
      - А что? - кивнула Верит.
      Теперь последние фрагменты картины встали на место. Зения принадлежала к Ордену целителей, Лидана пришла в их облачении. Может, она взяла это одеяние в монастыре Зении? Если так, то единственной причиной ее прихода в монастырь была беседа с госпожой Фортуной, у которой были ключи от меча Гидеона.
      - Мне привиделся меч Гидеона, а на его рукояти была Тьма. - Она досадливо закусила губу. - Боюсь, что моя доченька сделала что-то этакое со своими проклятыми камнями.
      Верит вздохнула и покачала головой:
      - Ангелы святые, как же нам вести дела с нашей магией, когда вокруг всякий пользуется ею как ему угодно? Ладно, я скажу тем, кто смотрит в стекло, чтобы они были настороже и говорили мне обо всех ее проявлениях. - Она на мгновение прикрыла глаза, и на ее лице обрисовалась та же досада, которую переживала сейчас Эльфрида. - Почему она это сделала?
      Эльфрида тяжело вздохнула - ее терзал тот же вопрос.
      - Она еще слишком молода и верит, что зло может порой сыграть на руку добру. И еще она по-своему неукротима и нетерпелива, как и Шелира.
      - Тебе нужно было лучше учить ее, - мягко упрекнула ее Верит. - Зло всегда служит только злу.
      - Я пыталась, - с горечью ответила Эльфрида, куда резче, чем хотела, - но она никогда не желала познавать пути Храма. Похоже, что наша сила пугает ее.
      - Мы пугаем ее? - недоверчиво сказала Верит. - Она разбрасывает проклятые камни по всему городу, а мы ее пугаем?
      Эльфрида пожала плечами - она настолько не понимала побуждений и действий своей дочери, что сейчас та казалась ей совершенно незнакомым человеком. Она куда лучше понимала Шелиру.
      - И если мы освободимся от Бальтазара, я не знаю, кто сменит меня на посту мирской главы Храма. Мне не кажется, что Лидана годится на этот пост, а Шелира пока...
      - Если придется, - с легкой насмешкой сказала Верит, - то мы в любой момент можем воскресить Адель. Эльфрида уставилась на нее.
      - После таких похорон, да еще с чудесами? Как мы сможем это объяснить? Я не хочу, чтобы меня объявили чем-то вроде воскресшей святой! Кроме прочего, я даже своей дочери любви недодала, а это уж никак не годится для святой!
      - Успокойся, - ответила Верит уже вполне серьезно. - Богиня Сама позаботится о Своих делах. И сим победим, Эльфрида. Возможно, даже странные деяния Лиданы имеют свою цель в замыслах Богини.
      - Я пока этого не вижу, - проворчала Эльфрида.
      - Мы всего лишь смертные, и не все доступно нашему пониманию, - напомнила Верит. - И потому мы должны молить о большем спокойствии и более ясных видениях.
      Верит не могла бы сделать намек еще более ясным, даже если бы просто сунула Эльфриде в руки молитвенник. Эльфрида кивнула, сложила руки и вернулась мыслями к молитве.
      По крайней мере, она знала, за что ей молиться.
      Глава 46
      ЛИДАНА
      В любом деле нет ничего хуже ожидания. Лидана сжимала в кулаке брошь. Двух часовых она с помощью этой броши одолела, но насколько хватит ее мощи? На сколько человек она сможет подействовать зараз?
      Внизу послышался шум. Она вся подобралась. Скита, прижавшаяся к ее боку, тоже напряглась. Кто-то маленький проскользнул в щель чуть приоткрытой двери.
      - Угорь? - раздался из темноты громкий шепот.
      - Я, Пачкун. - Это было имя одного из уличных приятелей Угря.
      - Они нашли капитана. Он совсем плох. Придется что-нибудь придумать, чтобы поднять его наверх.
      Пачкун уже толкал ларь почти с себя высотой под люк. Лидана и Скита бросились ему помогать. Общими усилиями они соорудили из ларей и ящиков подобие лестницы - и все. На большее сил не хватило.
      - Что они с ним сделали? - спросила Лидана, переводя дыхание.
      - Они хотели заставить его говорить, да только он не из болтливых. Ждали, что за ним придут черные, потому хотели выведать кое-что прежде них. А что именно - я без понятия.
      Они едва успели поставить последний ящик на место, как дверь распахнулась, и ввалились остальные. При свете двух светильников Лидана хорошо их видела. Четверо с обнаженными кинжалами прикрывали отход, Дортмун и здоровенный, как бык, человек тащили кого-то. Этот кто-то, видно, был не в силах держаться на ногах, голова его бессильно болталась.
      - Наверх - и бегом отсюда! - рявкнул Дортмун ей и парнишкам. Она вскарабкалась по шаткой лестнице, за ней еще трое, один помог вытащить их добычу наверх.
      Лидана лишь мельком увидела изуродованное побоями лицо, запавшие щеки, кровоподтеки, беспомощно свесившуюся руку с черным браслетом распухшей истерзанной кожи вокруг запястья, Ветер и дождь обрушились на них. Ни один фонарь не выдержал бы такой ночи, как бы ни была хорошо закрыта свеча. Лидана находила дорогу на ощупь в неверном свете из открытой двери. Затем кто-то обхватил ее за талию, набросил на пояс петлю и веревка потянула ее в бурную ночь.
      Лидана мгновенно промокла до нитки. Она болталась на веревке, пока кто-то не схватил ее за ноги и не поставил на бешено пляшущую баржу. То, что это вообще можно было сделать, следовало отнести только на счет искусства тех, кто всегда нарушал законы.
      Чуть позже она уже лежала рядом с кем-то, завернутым в тряпье как тюк. Лидана на ощупь нашла его голову и положила к себе на колени. Вновь в ее груди начало разгораться тепло - не тот мучительно-жгучий пламень, что был раньше, а добрый, дающий силы, вселяющий уверенность в то, что, невзирая на все безумие их предприятия, все кончится хорошо.
      Повинуясь порыву, она снова достала брошь, поскольку ничем больше не могла помочь несчастному. Проведя рукой по уже промокшему одеялу, в которое кто-то его завернул, она просунула руку внутрь и положила брошь ему на грудь, чтобы тепло камней согрело его.
      Лидана не была лекарем, да они и не осмелились бы искать в городе врача в такую ночь. Своим Даром она тоже не умела управлять. Хотя с рождения ей внушали, что в ней спит сила, она чем дальше, тем меньше представляла себе, что когда-нибудь последует за своей матерью в Храм. Когда рубин попал ей в руки, в ней что-то начало меняться - хотя после всего, что стряслось с Мериной, у любого жизнь переменилась бы. Хотя Дара у нее не было, воля была. И сейчас в душе ее горела такая решимость, такое желание помочь, что она сейчас обратила всю свою волю на камни, что были у нее в руке. Исцелить - чтобы не было боли - эти слова стояли перед ее глазами, словно выжженные алым огнем. Она не умела лечить, но большего сейчас дать не могла. Она просила сил, просила об исцелении.
      Она отрешилась от ночи, от бури, от баржи, плясавшей под ногами, она не должна была упустить ни крошки из того, что она считала проявлением Дара - или самим Даром.
      Лидана была так погружена в себя, что сразу и не поняла, что ее трясут за плечи. Она подняла глаза и заморгала. Впереди виднелся огонек, который буре не удалось задуть, и он приближался к ним.
      Затем вдруг по обе стороны выросли стены, закрыв их от дождя и ветра. Точечка света превратилась в две, в три - это были большие корабельные фонари на шестах. Наверное, они приплыли к одному из старых складов, куда товары подвозили по воде - тут не было широких улиц, только узенькие переулочки. Она не слишком хорошо знала эту часть города, но сейчас рядом с ней были те, кто прекрасно знал эти места.
      Ее бесцеремонно оттащили от капитана, так, что камень выпал у нее из ладони. Она закричала, но никто ее не услышал. Скита стояла на причале и смотрела, как они выносят капитана. Он был по-прежнему закутан в одеяло, так что было видно лишь его лицо.
      Они молча понесли его прочь, и Лидане пришлось рысцой поспевать за ними. Какие-то лестницы, по которым ей пришлось подниматься, цепляясь за перила настолько она устала.
      Воняло кожами, и по мере подъема запах становился все сильнее. Но комната наверху была совершенно пустой - никаких тюков или мешков, как на чердаке на Кабаньем подворье. Здесь явно жили. По стенам висели циновки, по большей части разномастные и рваные. Тут стояли два стола и несколько табуретов. А еще там сидела такая компания, что Лидане показалось, будто она попала в ночной кошмар.
      Лица, изуродованные шрамами, железные крючья вместо рук, деревянные ноги, вроде той, что была у Джонаса. Женщины были одеты в пестрые лохмотья портовых шлюх. Это были самые настоящие подонки Мерины, и, глядя на них, королева подумала о том, как всего несколько недель назад с гордостью заявляла, что такой нищеты в ее городе нет.
      Капитана отнесли к левой стене, туда, где женщины сложили друг на друга несколько циновок, чтобы сделать ложе повыше и насколько возможно удобнее. И тут он впервые застонал, хотя от того, как его сюда затаскивали, ему наверняка должно было быть больно.
      - Морская Звезда... - он проговорил это достаточно четко, чтобы она все поняла. Ее имя. Точнее, когда-то, давным-давно так ее называл муж. Морская Звезда - маяк на родном берегу.
      Лидана растолкала всех, кто мешал ей подойти к капитану. Она и не думала, что у нее еще оставались силы.
      Она упала на колени рядом с ним и поспешно сунула руку под одеяло. Нет, рубин не потерялся - он по-прежнему лежал у него на груди. Она взяла его и повернулась к остальным.
      - Принесите что-нибудь сухое и теплое и снимите это мокрое одеяло. Кто-нибудь здесь умеет лечить раны? Одна из женщин хихикнула:
      - Такие, как мы, по лекарям не ходят. Но мы присмотрим за ним как сможем. Руфон пошел за Старухой - она в этом из нас первая.
      Когда они стали раздевать его, Лидану затрясло от ярости. Видимо, наручники были настолько тесными, что на теле от них остались кровавые борозды. Он был чудовищно избит, лицо распухло и почернело так, что не знай она, кого они принесли с Кабаньего подворья, она приняла бы его за совершенно чужого человека. Да, и чужой в таком состоянии нуждался в жалости и бережном уходе, но тогда ее не сжигала бы такая ярость, которую она сейчас еле сдерживала.
      Скита легонько потрогала ее за плечо, и она вспомнила, что тысячу лет назад, когда она еще была хозяйкой дворца, ее маленькая подружка немного умела лечить. И они принялись за дело при помощи подручных средств, которые нашлись у хозяев - самых чистых тряпиц, которые только здесь нашлись, и горячей воды. Но Лидана сейчас жаждала помощи настоящего лекаря.
      Однако пришла не сестра из Ордена целителей. Шаркая, вошла женщина в пятнистом, но целом и чистом плаще. Она отбросила капюшон, и при свете свеч они увидели лицо, настолько испещренное морщинами, что среди них почти не было видно глаз, губу пересекали два шва. Голову покрывали короткие соломенно-седые волосы. Она опиралась на посох и на руку Руфона. За ней шел один из мальчиков, таща тяжелую корзину, которую он поставил на пол с явным облегчением.
      Женщина глянула на Саксона, потом на Лидану. Ухмыльнулась, открыв рот, в котором оставалось лишь несколько сточенных желтых зубов. Смерив ее долгим, оценивающим взглядом, она снова повернулась к недужному и уселась на табурет, который пододвинула ей одна из женщин.
      Сбросив плащ, она настолько споро и быстро принялась за дело, что Лидана даже глазам своим не поверила. На ней было поношенное, но опрятное платье, вокруг морщинистой шеи был повязан маленький белый платок.
      Внезапно она крепко схватила Лидану за руку и подтащила ее к себе, широко открыла старые, покрасневшие глаза и уставилась прямо в лицо королеве.
      - Клянусь Трижды Венчанной, - сказала она тоненьким старческим голоском, в тебе живет древняя сила, и у тебя есть воля и отвага, чтобы ею пользоваться. Однако убери-ка свою побрякушку, ему сегодня уже лечения не надо, ему поспать надо.
      Она отпустила Лидану, та взяла брошь с груди Саксона. Брошь все еще источала тепло, и королева стиснула ее в кулаке, вновь ощутив приток силы.
      Итак, на рассвете та, что была королевой Мерины, и та, которую знали только изгои, объединили свои усилия ради спасения человеческой жизни и, возможно, всей страны. И хотя Лидана и знала, что Храм вряд ли одобрит ее новую союзницу, но она, несомненно, в милости у Дарительницы Всех Сил.
      Глава 47
      АПОЛОН
      То, что осталось от канцлера, ждало пробуждения Аполона вместе с его слугой. Оба неподвижно стояли у дверей спальни. Ветер по-прежнему завывал за стенами дворца, дождь хлестал в стекло. Было так темно, что Аполон подумал было, что еще не рассвело, однако он чувствовал себя достаточно отдохнувшим, стало быть, утро уже в полном разгаре.
      Он приказал слуге-зомби развести огонь - дерево уже достаточно просохло, так что магия не понадобится. Затем обратился к канцлеру.
      - Говори, - приказал он Адельфусу. В животе у него заурчало, что напомнило ему о весьма неприглядном вчерашнем ужине, и голод на сей раз одержал победу над первостепенными делами. - Что ты сделал по хозяйству во дворце?
      - Здесь мало что можно сделать, - монотонно заговорил канцлер. - Улицы залиты, торговли нет, слуги говорят, что выйти наружу невозможно.
      Аполон нахмурился - он не такое хотел услышать. Но пока он еще не мог управлять погодой и не мог приказывать императорским слугам, так что ничего не поделаешь.
      - А что насчет Кабаньего подворья? - спросил он. - Катхал до сих пор там?
      На сей раз ответ был куда более приятным.
      - Генерал Катхал больше в нем не нуждается и отдает его вам, - ровно проговорил Адельфус. - Он занят своими делами. Его люди патрулируют улицы, выполняя его приказ.
      - А что у него за дела? - странно все это. Еще более странно, что наемники вдруг стали патрулировать улицы. Ведь Катхалу явно наплевать на то, потонут ли горожане или нет, его наемникам тоже.
      - У него был пленник. Сегодня ночью он сбежал. Те, кто допустил это, боятся его гнева больше наводнения и бури.
      Аполон расхохотался лающим смехом, представляя позеленевшего от злобы Катхала. Наверняка он аж по стенкам бегает, потеряв вместе с пленником выкуп или что там еще.
      - Однако! Ну, я не слишком горюю по этому поводу, хотя не хотел бы я быть на месте тех, кто подвернется ему в следующие пару дней. Держись от него подальше.
      Канцлер кивнул, не сказав ничего.
      - А мои пленники? - спросил Серый маг. - Они в целости и сохранности? - Он не хотел переводить их в другое место, но цистерны, в которых их держали, могло залить водой, и ему тогда снова придется посылать людей отлавливать здоровых мужчин, а их тут стало маловато. У императора есть свои ловчие, у генерала - свои, и Аполоновы черные тоже прочесывают улицы в поисках мужчин. А как моя черная гвардия?
      - Пленники целы, - ответил слуга. - Мы проверяли утром. Черные на своих обычных постах.
      Ну, по крайней мере, слуги исполняли его приказы. Хорошо. Есть свое преимущество в том, чтобы иметь слуг, лишенных собственной воли.
      - Ты, Адельфус, - сказал он канцлеру, - вернешься к своим обычным обязанностям. Если император будет спрашивать, почему ты ведешь себя так необычно, скажи, что приболел и добавь, - он немного подумал, - что тут нездоровый климат. Позаботься о том, чтобы во дворце немедленно занялись хозяйством. Просто раздай приказы подчиненным. Скажи, что, если будут упрямиться, ты отошлешь их к Катхалу для наказания. Можешь идти.
      Канцлер кивнул и зашагал прочь. Аполон повернулся к слуге:
      - Сначала я хочу, чтобы мне приготовили приличный горячий завтрак, приказал он. - Иди к императорскому повару - если кто и может что приготовить в такой ситуации, так это он. Во-вторых, я хочу как можно быстрее увидеть генерала Катхала. Найди его и скажи, что я его жду. В-третьих, я хочу, чтобы все мои вещи были упакованы за исключением тех, которые я оставлю здесь. Мы переезжаем на Кабанье подворье, как только эта буря закончится. Иди и выполняй.
      Слуга ушел следом за Адельфусом, и Аполон остался в комнате один. Он подумал - а не глупо ли было выбираться из постели до конца бури? Или, по крайней мере, до завтрака. Нет, явно нет никаких причин покидать теплую постель. Он подождет до завтрака, потому как к тому времени комната уже успеет хорошо прогреться.
      Странно. Эта буря явно неестественна. Он не помнил такого яростного и долгого урагана. Да и разразился он после идиотского и неудачного нападения Катхала на Храм...
      В голове его промелькнула мысль о том, что эта буря, возможно, не что иное, как проявление гнева богов. Но он лишь пожал плечами. Пусть Богиня себе гневается - на его стороне Силы, с которыми ей не справиться. И как только представится возможность, он ублажит эти Силы.
      Да нет, наверное, это храмовые маги пытаются напугать его. Они думают, что поступают умно. Ладно, пусть эти ханжи из Храма пытаются натравить на него погоду. Как только он доберется до Кабаньего подворья, у него будет такое оружие, которым он с легкостью разделается со всеми!
      Он по-хозяйски глянул на свой посох, стоявший в одиноком величии в открытом платяном шкафу. С виду он был не слишком привлекателен - темное дерево, простое цилиндрическое бронзовое навершие. То, что набалдашник не бронзовый, а золотой, можно было разглядеть лишь вблизи, а Аполон никогда и никому не позволял рассматривать его так близко. А на золоте были выгравированы тонкие, как паутинка, строки, шедшие спиралью, слова, незаметно для сознания отводившие глаза...
      Да, как только он обоснуется на Кабаньем подворье, он потягается с этими старыми дурнями из Храма. Улыбка зазмеилась на тонких губах Аполона. Они пожалеют, что вообще осмелились мешать ему.
      Конечно, он все равно истребил бы их, поскольку они стоят между ним и Сердцем Силы. Но если они не собираются открыто противодействовать ему, он на некоторое время сохранит им видимость покоя.
      Вошел слуга, неся поднос с горячей едой. К несчастью, на вкус Аполона кушанье было неаппетитным. Травяной чай с медом, поджаренный овсяный хлеб с медом, сладкий до зубовной ломоты, но слишком жесткий и несытный, если без меда. Но еда была горячей, приготовлена была хорошо, и явно получше, чем вчерашний отвратный ужин. Силы ему были нужны больше, чем удовольствие от еды. Он, брезгливо морщась, съел все, стараясь не обращать внимания на клейкий мед. Покончив с едой, дал знак, чтобы слуга унес поднос, потянулся и спустил ноги с постели, нашарив теплые башмаки из овчины.
      Вскоре должен прийти Катхал. В конце концов, пока бушует буря, генералу особо делать нечего. Его люди - по крайней мере, те, кто не искал где бы спрятаться, - вряд ли горят жаждой помогать несчастным жителям Мерины. А даже если и так, генерал только рассмеется или прикажет их выпороть за дурость.
      Короче, Катхаловы наемники не полезут в это дерьмо - разве что им заплатят втрое или пригрозят вздернуть. В этом отношении у Аполона перед генералом было преимущество. Его слуги сделают все, что он им прикажет.
      Потому он быстро оделся, полагая, что Катхал появится сразу же, как покончит со своим завтраком.
      Он был прав - времени ему только-только хватило на то, чтобы усесться в гостиной и сделать вид, будто он уже давно тут ждет. Катхал ввалился в покои как медведь.
      Аполон оторвался от книги, и хотя на лице его ничего не отразилось, внутренне он поморщился. Катхал выглядел.., странно. Как обычно, он плотоядно щурил глаза, но зрачки были тусклыми. Рот кривился, словно в оскале. Генерал всегда напоминал Аполону бешеную росомаху, но сегодня он казался более опасным, совершенно не держащим себя в руках. Более кровожадным. Это он от безделья, что ли, так взбесился?
      - Я полагаю, Адельфус изложил тебе мою просьбу? - сказал Аполон после того, как они обменялись короткими приветствиями. Катхалу их прошлая встреча не пришлась по вкусу, но зато Аполону не по вкусу пришелся провал в деле с Храмом.
      - Стало быть, тебе нужно Кабанье подворье? - ответил Катхал и хмыкнул, когда Аполон кивнул. - Бери. Но предупреждаю, вряд ли ты там найдешь что ценное. Я уже выгреб оттуда все и не собираюсь ни с кем делиться.
      Это застало Аполона врасплох. Катхал никогда не грешил жадностью, как Адельфус. Катхал грабил ради любви к искусству, не ради добычи как таковой. Так какую такую ценность он нашел на Кабаньем подворье? Это был дом мастера гильдии кузнецов - может, он нашел так какое-то оружие, возможно, магическое? Однако не мог же он так скоро добыть меч Гидеона!
      Он посмотрел на генерала долгим, испытующим взглядом, пытаясь понять, нет ли на нем сейчас чего необычного из оружия или доспехов.
      Меч - но он всегда был при оружии, даже в присутствии императора. Может, это новый меч? Может быть. Аполон слишком плохо разбирался в оружии, чтобы отличить один меч от другого, да к тому же, чтобы распознать магическое оружие, нужно было исследовать его при помощи заклятья.
      Но Катхал никогда прежде не носил никаких украшений, а сейчас на его правом запястье был офицерский наруч незнакомой Аполону работы, да еще с черным яйцевидным камнем. Наруч выглядел необычно и очень дорого. Так он что, его добыть хотел?
      Ему показалось, что он почувствовал какой-то намек на магию. Значит, Катхал получил больше, чем хотел? И от этого он озверел еще сильнее? Аполон решил, что все это не имеет значения. Катхал и так был бешеным, ну будет еще дурнее, хуже от этого не станет. В конце концов, впоследствии это поможет устранить его с меньшими затратами.
      - Благодарю, - вежливо ответил он. - Но я не об этом хотел с тобой побеседовать. У меня появилась мысль, как использовать в наших целях одного юного дурака.
      Он не назвал Леопольда по имени, хотя и был уверен, что у себя в покоях он в совершенной безопасности. Но не следует быть чересчур самоуверенным. У императора повсюду шпионы. Хорошо, что большинство из них еще и на содержании Аполона, но ведь всегда найдется горстка неподкупных.
      - Неужто? - ответил Катхал, еще сильнее сузив глаза и подобравшись. - И как? Аполон развел руками:
      - Этот юный дурак попал в опалу и отправлен в ссылку, чтобы поразмыслить над своим неповиновением, а мы оба знаем, что местные режут наших людей, как только те остаются одни.
      Генерал хищно осклабился;
      - Вроде я понял. Какой-нибудь чокнутый меринский патриот может попытаться его кокнуть.
      Аполон кивнул и сложил руки поверх книги.
      - Ну а если патриот таки прикончит его.., представляю, что император устроит в отместку за убийство такого важного офицера. Да и войска, так скажем, могут не сдержаться, потеряв такого благородного командира.
      Генерал злобно засмеялся:
      - Несомненно. Думаю, мы поняли друг друга. Аполон слегка поклонился:
      - Уверен. У меня есть человек...
      - У меня тоже, - перебил его генерал. - Положим, каждый из нас пошлет своего человека проверить, насколько безопасно этому молодому дураку там находиться. Мы оба верны императору, так что не можем оставить его сына совсем без охраны.
      - Нет, - перебил его Аполон. - Нет, нам следует просто приставить наших людей к тем, кого пошлет император. Я уверен, что их пошлют за реку сразу же, как кончится буря. Не надо светиться.
      Генерал медленно кивнул:
      - Я узнаю, какое подразделение туда легче всего послать.
      - А я пошлю своего человека, - ответил Аполон. - Этого хватит?
      Генерал расхохотался. Это был как раз тот ответ, которого и ждал Аполон.
      Глава 48
      ШЕЛИРА
      - ..и бедняга Леопольд сидит там один-одинешенек, если не считать двух пажей, - говорила Шелира бабке. - Буря ярится уже два дня, и я не знаю, как кто-нибудь сможет перебраться по мосту до того, как она уляжется. Так что до тех пор он будет там один. Думаю, мы как раз вовремя умыкнули оттуда книги.
      - Наверное, ты права, - послышался задумчивый голос с той стороны перегородки в исповедальне. - События разворачиваются куда быстрее, чем мы успеваем их осознать. Ну, по крайней мере в этом случае мы опередили врага.
      Признание бабки так ошарашило Шелиру, что она на время лишилась дара речи. Последние три дня ей казалось, что они проигрывают битву. И если такое говорит Адель - обученный маг, посвященная Храма, то не остается никакой надежды на то, что они смогут держать ситуацию под контролем или вернуть себе город, или хотя бы продержаться против врага. Но следующие слова Адель, или, точнее, вопрос, застали ее совершенно врасплох.
      - А как ты относишься к принцу? - спросила она. - В смысле, как к человеку.
      "Как я отношусь к нему? - Она заглянула в себя и даже испугалась. Чувство вины охватило ее. - Благие небеса, он мне нравится. Хотелось бы мне стать ему другом, и даже больше. Но он же враг!"
      Как в этом признаться?
      - Зачем тебе это? - спросила она в ответ, надеясь выиграть немного времени и не слишком уверенная в том, что ее бабка не умеет читать мысли. Или, по крайней мере, не почувствует ее вину.
      - Мне очень жаль его, дорогая, - сказала Адель, еще раз ошарашив Шелиру. Мне кажется, что он очень хороший человек, просто попал в совершенно безвыходную ситуацию. Он верен отцу, а это значит, что он должен соглашаться со всем, что делает император. А тот вытворяет совершенно немыслимое и позволяет своим подчиненным делать то, что Леопольд никак принять не может. Так что он должен либо предать отца, либо себя.