"Интересно, есть ли у императора соглядатаи среди прихожан? Если так, то знать бы, что они сейчас думают. Воспримут ли они все это как надгробные разглагольствования? Но может и сойти... Подумала ли об этом Верит?"
      Как бы то ни было, когда первосвященница закончила, она отпустила Эльфриду и других сестер заниматься своими обыденными делами и приказала остальным приступить к молитвам и песнопениям во время бдений, посвященных вступлению преподобной Адели в лоно Богини.
      Сестра Эльфрида покинула певчих и, вспомнив наставления Верит оставаться на виду, последовала в скрип-торий за группой сестер. Сев за отведенный ей стол, она взяла манускрипт, который ей нужно было скопировать, и приступила к работе. И пока не настал ее черед занять свое место перед Сердцем на следующей молитве, она трудилась.
      Услышав колокол, она поспешила в Храм, несколько опережая остальных, чтобы во время молитвы быть немного на другом месте. Она преклонила колена там, где ее могли видеть как можно больше людей, затем склонила голову и начала молиться.
      В Храме было народу больше, чем обычно, и если люди все будут прибывать, то Храм их просто не сможет вместить.
      "Почему они не идут в свои местные часовни? Неужели люди императора не позволяют им этого? Или они хотят увидеть тело вдовствующей королевы, чтобы убедиться в том, что она действительно умерла?
      Или все куда проще? Просто они хотят сами с ней попрощаться?"
      В самой середине службы у дверей возникло какое-то замешательство. Эльфрида продолжала стоять, потупив голову, но тихонько подсматривала из-под опущенных ресниц. Кем бы ни был этот опоздавший, он поднял суматоху.
      И тут, чуть не упав от неожиданности, она узнала вошедшего. Это был принц Леопольд с почетным эскортом из двух офицеров. У каждого на правом рукаве была черная траурная повязка.
      Он не пытался взойти на возвышение и проникнуть за ширму, за которой лежало "тело", чего она поначалу боялась. Леопольд был человеком наблюдательным, и Эльфрида не была уверена, что Верит сумеет его обмануть.
      Он просто встал вместе со своими двумя офицерами в первых рядах молящихся, где и простоял с непокрытой головой до самого конца службы.
      Когда служба окончилась, один из его офицеров подошел к сестре, стоявшей перед ширмой вместе с первосвященницей, и что-то прошептал ей, передав какой-то небольшой темный предмет.
      Кошель. Эльфрида стояла достаточно близко, чтобы услышать звяканье монет. Наверное, вырасти вдруг у офицера крылья, она была бы потрясена не более, чем сейчас.
      "Погребальный дар! Принц принес погребальный дар Адели!"
      Когда у покойного не оставалось родственников, которые могли бы оплатить расходы на погребение, это брал на себя Храм, что означало, что погребение Адели будет не столь пышным, как полагалось бы вдовствующей королеве.
      Но это был еще не конец. Офицер встал рядом с принцем, и все трое пошли к проходу между рядами сидений. Но они еще не собирались уходить. Вместо этого медленно и торжественно повернулись к ширме, скрывавшей гроб.
      Все трое одновременно в торжественном жесте приложили сжатую в кулак руку к сердцу, отдавая честь в приветствии, полагавшемся лишь одному императору.
      И только после этого они ушли. Толпа расступалась перед ними, и на лицах людей Эльфрида видела смесь удивления, потрясения и недоверия. Она и сама испытывала то же самое.
      Что все это означало? Почему Леопольд так неожиданно поступил? Может, это знак того, что он собирается сделать какой-то смелый шаг? Или просто дань уважения старой женщине со стороны вежливого молодого человека?
      Или он дает знать кому-то - может, Аполону - кому он на самом деле сочувствует?
      Что бы там ни было, она была уверена в одном - правила игры снова меняются.
      Глава 33
      ШЕЛИРА
      Шелира смогла перевести дух, только когда они добрались до дома Гордо. Ее партнер по танцу так и не выпускал ее руки из своей, и она была ему очень благодарна за помощь. Однако он вел себя без всякой задней мысли - скорее, по-братски, словно он ее знал давным-давно и ждал того же от нее.
      Да, ей казалось, что она тоже его знает. Это был худощавый жилистый человек, с большим горбатым носом и черными глазами, блестевшими из-под копны непослушных жестких черных волос. Она даже не могла сказать, сколько ему лет не то двадцать, не то сорок. В тусклом свете пасмурного дня его глаза сияли весельем.
      - Итак, Жеребеночек, мы снова дома и снова в безопасности, а ты так и не нашла доброго слова своему напарнику, - весело подзадорил он ее, когда ворота за ними закрылись. - Я уж начинаю думать, что ты меня не признала. Я просто раздавлен! Я-то думал, у тебя память получше!
      "Жеребеночек?" Так ее называли в детстве, когда отец возил ее к цыганам и Владыкам Коней. И знали ее под этим именем не больше десятка людей. Кто это? Она с сомнением покачала головой.
      Он вздохнул:
      - А я-то все время сокрушался, что сурово обходился с тобой, думая, что обидел тебя, а ты даже и не помнишь!
      Сурово обходился... И тут она вспомнила! Только один человек мог ей так сказать!
      - Илия? - недоверчиво спросила она. - Что ты здесь делаешь? Я-то думала, что ты в Белрусе! Туда ведь отправился твой клан...
      - Да, но цыгане не могут подолгу засиживаться на одном месте, ухмыльнулся в ответ Илия, сверкнув белыми зубами. - Значит, все же вспомнила!
      - А как я могла забыть! Ты же так гонял меня! - ответила она, погружаясь в приятные и неприятные воспоминания. Она не забыла, хотя Илия сильно переменился. Чего удивляться - ему тогда было лет восемь-девять, а ей всего семь.
      Это ее отец захотел, чтобы она научилась обычаям и пляскам цыган, и Илия был назначен ее учителем и партнером. Ему вовсе не улыбалось возиться с дочкой какого-то гайо, и он весьма часто и жестоко отыгрывался на ней. Она была чужой, стало быть, совершенно никчемной, так почему он должен тратить время и учить ее петь и плясать по-цыгански? Зачем? Она все забудет, как только вернется домой. Или будет смеяться над ними, калечить их танцы, чтобы повеселить своих богатых дружков-гайо. Он даже исподтишка ущипнул ее и наступил ей на ногу, чтобы она поняла.
      Но если Илия ожидал, что она разревется от обиды, то он жестоко просчитался. Вместо этого она завизжала и набросилась на него с кулаками, стала его пинать и кусать.
      Их родители со смехом растащили их, и Илия стал учить Шелиру так, как ему было приказано, но на сей раз вместе с синяком под глазом и царапинами он обрел и уважение к чужой девчонке.
      - Так ты женился на своей детской пассии? - спросила она, поддразнивая его. - Ты ведь именно с ней хотел танцевать, насколько я помню, потому ты так и злился, когда тебе пришлось заниматься со мной.
      - Конечно! - горделиво ответил он. - Она не смогла устоять передо мной. Но... - лицо его помрачнело. - Я не должен забывать, в каком мы положении находимся, и болтать нам надо поменьше. Времена настают черные, даже страшные, особенно для тебя. И моя дорогая Майя послала меня к тебе, потому что хочет с тобой поговорить, и совсем не о танцах.
      - Но, - начала было она, но он приказал ей замолчать и оглянулся через плечо. - Только не здесь. Тут повсюду уши, даже там, где мы чувствуем себя в безопасности. Это касается друкор. Идешь со мной? Тебе нужно кое с кем встретиться.
      Мурашки поползли у нее по спине, когда она поняла, о чем он пытается ей сказать. Друкор - так цыгане называли магию. Она попыталась вспомнить что-нибудь о Майе, но на память приходили только огромные трепетные глаза и буйная грива волос. Неужели Майя стала цыганским магом? Но как такое может быть? Ни одна женщина не может в юности стать магом, а Майя совсем молода!
      - Ее бабушка много о чем хочет тебе порассказать, - продолжал Илия. - Это она велела нам разыскать тебя. Большего я здесь сказать не могу.
      - Я пойду с тобой, - быстро решилась она. Тома нигде не было видно, но это не имело значения. Он ей не пастух.
      Илия снова сверкнул белозубой улыбкой.
      - Хорошо. Мы живем в нашей кибитке, за конюшнями. Это недалеко.
      Это действительно было гораздо ближе других строений, и через несколько минут они пересекли двор, завернули за конюшни и добрались до места. Там было около дюжины кибиток, и в каждой жила семья. Жена Илии Майя, которую все еще можно было узнать по ее огромным глазам и буйным волосам, сидела на козлах третьей кибитки и вышивала, жмурясь на солнце. Она увидела, как они выходят из-за угла, и с радостным криком бросилась к Илии.
      Майя превратилась в изящную женщину, прирожденную плясунью, и слова Илии, что Раймонда, дескать, пляшет почти так же хорошо, как его жена, были всего лишь неприкрытой лестью. Якобы цыганский танец Раймонды не мог сравниться по плавному изяществу с танцем той, которая всегда двигалась, словно в танце. И все же это было приятно слышать.
      Майя безо всякого смущения обняла мужа, затем с улыбкой повернулась к гостье.
      - Я знаю, кто ты такая, и моя бабушка очень хочет с тобой поговорить. Она в нашей кибитке. Примешь ли наше гостеприимство?
      - С радостью, - ответила Шелира. - В делах.., необычного.., я сущий младенец. А мы сейчас противостоим тому, кто отнюдь не дитя и, главное, не друг тем, кто любит свободу. И я с радостью выслушаю все, что она пожелает мне рассказать.
      Кивнув, Майя взяла ее за руку, и они поднялись по лесенке в кибитку. Там сидела совершенно дряхлая женщина, закутанная в шали так, что невозможно было ничего сказать о ее фигуре. Но когда старуха подняла взгляд, на Шелиру глянули прекрасные темные глаза Майи, и принцесса, сама не зная почему, вдруг успокоилась. Она села на скамеечку перед маленьким столиком, прикрепленным к стенке кибитки, напротив старухи. Серый свет дня пробивался в окошко рядом с ней и мягко подсвечивал лицо старой женщины.
      Но, конечно, разговор не мог начаться, пока в знак принятия покровительства хозяйки принцесса не выпила чашечку горячего сладкого чаю с печеньем, настолько липким от меда, что у Шелиры даже зубы заболели. Когда с формальностями было покончено, Майя представила Шелире свою бабушку.
      - Это матушка Байян, и она известна в нашем клане как сильная друкорин, с гордостью сказала Майя, а старуха укоризненно улыбнулась.
      - Я то, что я есть, и делает меня такой тот Дар, что Двое послали мне, сказала матушка Байян тихим, но на удивление приятным высоким голосом. - А ты, Жеребеночек - нет, твоего имени называть не будем, поскольку я не слишком доверяю своим оберегам и затворам. Ты в большой опасности. Силы Тьмы угрожают тебе.
      Шелира кивнула, немного подумала и решилась поставить на карту все.
      - Меня предостерегли. И сказали, чтобы я искала человека, который может сделать мой путь безопасным. Могу ли я спросить об этом тебя? Это великая милость с твоей стороны, и я не спрашивала бы, если бы знала, кто еще может мне помочь.
      - Можешь не только спрашивать, но я скажу тебе, что мне велели помочь тебе, Жеребеночек, - неожиданно твердо сказала старуха. - Двое доныне не требовали от меня многого. Возможно, Они ждали, пока не настанет время. - Она помолчала и посмотрела на руки. Шелира мельком увидела яркий блеск, словно в ее ладонях было спрятано зеркальце - Сейчас ты не в такой опасности, как была прошлой ночью.., а! Теперь вижу. - Она снова подняла взгляд. Ее широко открытые глаза были все еще полны тревоги. - У тебя появился неожиданный друг. Как он помог тебе, так и тебя могут призвать к нему на помощь, дабы спасти от Тьмы вас обоих. - Ее морщинистое лицо осветила легкая улыбка - Я бы сказала тебе, кто это, да ты не поверишь. Потому я просто скажу тебе - ищи друзей среди смертельных врагов, и ты найдешь его в час его беды. Если этому суждено свершиться, то так и будет.
      - Если? - Шелира была озадачена. - Почему - если?
      - Потому, что будущее может измениться. Наши дела могут изменить то, что я видела, - охотно ответила старуха. - Я вижу лишь наиболее вероятное будущее, но даже и его можно изменить. Твоего друга из стана врагов я видела прошлой ночью, и тогда опасность, грозившая тебе, была куда больше, чем сейчас, и твое ближайшее будущее было полно страшной опасности и требовало огромного мужества и защиты. Но, - она подняла палец, - я могу и прошлое видеть. А это уже не изменишь. И в этом прошлом - нет, в твоем прошлом - был этот пес императора, Аполон.
      - Аполон! - в ужасе воскликнула Шелира. - Что этому стервятнику от меня надо?
      - Он ищет тебя ради той силы, что спит в тебе, - сказала матушка Байян, и холодный страх охватил Шелиру, и ей пришлось взять себя в руки, чтобы не задрожать. - Это именно он, а не император и не его генерал, жаждет добраться до тебя. А если ты попадешь ему в руки, - она покачала головой, - твой конец будет ужаснее, чем может вообразить себе смертный. И этот черный пес обретет такую силу, что все мы будем повергнуты во прах. Власть в руках такой твари это конец всяческой свободы и мира для всех, кто живет в империи и для большинства тех, кто за ее пределами. Именно потому Двое велели мне помочь тебе, поскольку если Аполон заполучит то, чего он хочет, всем нам конец "Успокоила, нечего сказать", - подумала Шелира - Но теперь обстоятельства переменились, хотя опасность со стороны Аполона для тебя по-прежнему очень велика, - продолжала матушка Байян. - Непосредственная опасность миновала благодаря твоему союзнику. Зеркало ничего не показывает мне, а это означает, что будущее может повернуться как угодно. - Она взяла кусочек шелка и быстро завернула в него то, что держала в руках, прежде чем Шелира смогла увидеть, что же там такое.
      - И что это означает для меня? - тихонько спросила Шелира.
      - Означает, что ты должна быть очень осторожна и что я должна как можно лучше защитить тебя, чтобы Аполон не выследил тебя по твоей скрытой силе. Матушка Байян на мгновение прикрыла глаза. - Теперь я должна попросить тебя полностью мне довериться, Жеребеночек, - продолжала она. - Я попрошу у тебя один твой волос. Без этого я не смогу защитить тебя, поскольку такова магия, что мне ведома.
      Она открыла глаза и стала ждать, сложив руки на завернутом в шелк предмете, что лежал на столе Шелира немного помедлила, вспомнив наставления бабки о том, что нельзя, чтобы такие вещи попадали в чужие руки. Но что еще ей было делать? Она ничего не знала о магии, понятия не имела о том, как найти другого мага, который мог бы ей помочь. Даже если она и найдет кого, то кто скажет, можно ли ему доверять больше, чем матушке Байян? Все говорило не в пользу этого.
      Илия был ее другом детства, цыгане дали ей убежище и защиту. Если бы они хотели выдать ее, это можно было бы сделать куда проще и выгоднее.
      Она решительно вырвала волосок, чуть поморщившись, и передала его матушке Байян. Та осторожно взяла его, словно это было величайшее сокровище в мире.
      - Я сохраню это как смогу, Жеребеночек, - твердо сказала она. - И позабочусь, чтобы он был уничтожен, если возникнет опасность, что он попадет в злые руки. Клянусь Двумя, что от меня тебе не будет никакого зла.
      - Только об этом и могу просить, - сказала Шелира столь же твердо. - И ты оказала мне милость, за которую я никогда не смогу отблагодарить тебя до конца.
      - У-тю-тю, - отмахнулась старуха. - Защищая тебя, я делаю благо всем нам. Если этот адский пес запустит в тебя свои когти, то и нам конец. Это всего лишь мой долг, то, чем я могу отплатить Двоим за Дар, что они мне ниспослали.
      Шелира склонила голову в знак признательности. Цыгане поклонялись Свету в лице двух божеств-близнецов, женщины и мужчины. Большего она не знала, поскольку ни Владыки Коней, ни их родичи-цыгане никогда не пытались обратить в свою веру тех, кого принимали в клан как братьев. Хотя Путь Двоих не был тайной, с чужаками никогда не разговаривали о вере.
      - Тогда благодарю тебя от лица всех нас, матушка Байян, - мягко сказала Шелира. - И если мы все это переживем, то труды твои не будут забыты.
      Больше не о чем было говорить. Шелира встала и, пробормотав извинения, покинула кибитку. Она чувствовала, что старуха ничего не будет делать, пока она не уйдет, так что чем скорее она покинет кибитку, тем скорее получит ту самую защиту, чем бы она ни была.
      Илии и Майи нигде поблизости не было, стало быть, не придется с ними беседовать. После всего, что случилось нынешним утром, она была совершенно измотана и хотела только поскорее добраться до своей постели в конюшне и проспать до конца дня.
      Ночью придется начать работу в Летнем дворце. Это не так опасно, но потребует куда больших физических усилий, чем ее приключения в Большом дворце. Если получится, то надо забрать все книги бабушки и спрятать их за одну ночь. Насколько она помнила, на книжных полках в комнате Адели было не так уж и много томов. Если на половину из них наложено заклятье, стало быть, придется унести двадцать, ну, тридцать книг. Это немного по сравнению с огромной библиотекой Храма. Труднее всего будет найти другие книги, которыми нужно будет заменить похищенные, чтобы никто не заметил пропажи сразу.
      "Надо будет брать по одной-две книги с каждой полки во дворце, - решила она наконец. - Только так я сумею сделать, чтобы никто ничего не заметил. Провожусь всю ночь, если не учитывать того, что придется прятаться от солдат и красть книги..."
      Но в это мгновение ее размышления прервал колокольный звон. Она вскочила при первом же ударе. Уставилась на верхушку колокольни, которую было видно из-за стен окружающих зданий. Большой колокол говорил лишь тогда, когда умирал кто-то важный. Но кто? Конечно же, не первосвященница...
      Она считала удары, означавшие возраст покойного, затем удары, говорившие о его титуле и положении, и постепенно все вероятные имена отпадали, пока не осталось только одно.
      Адель. Большой колокол вещал о смерти вдовствующей королевы Мерины, которая теперь была недосягаема для врагов.
      Глава 34
      ЛИДАНА
      Преподобная Зения стояла на коленях, перебирая четки, и читала отходную, когда вошла Лидана. Увидев ее, Зения поманила ее рукой, словно желая утешить.
      - Госпожа моя, - начала было она, но королева перебила ее.
      - Преподобная, не дадите ли вы мне одну из ряс вашего монастыря? Я иду в Храм.
      Зения внимательно посмотрела на нее, затем быстро встала.
      - Да, это нужно сделать. Все, что у меня есть - к вашим услугам.
      У стены стоял маленький шкафчик. Она открыла его. Там висели рясы ржаво-коричневого цвета их Ордена. Они были поношенными, с опрятными заплаточками слегка другого оттенка по подолу. На другой полке лежали снежно-белые, тщательно сложенные головные покровы.
      Колокол замолк. Лидана уже сбросила свое платье и шаль. Облегающий костюм для ночных похождений не будет заметен под свободной рясой, которую протягивала ей Зения. Однако, чтобы головное покрывало легло двумя крыльями, пришлось прибегнуть к помощи преподобной. Такой головной убор поможет лучше скрыть лицо.
      Зения осенила ее знаком Сердца.
      - Да охранит тебя Ее длань, дочь моя, - тепло сказала она. - В этот час воистину тебе нужен покров Ее безграничной милости.
      Лидана склонила голову.
      - Молись за меня, преподобная. Я иду непрямыми путями, которые могут привести меня к гибели. И все же, клянусь Сердцем, я верю, что дело мое правое!
      - Это так, - спокойно ответила Зения. - Мы идем Ее тропами, которые Она прокладывает так, как Ей нужно. - Она снова взяла колотушку, и тут же словно из воздуха появилась сестра Папания.
      - Госпожа идет молиться перед Высоким Алтарем. Проводи.
      На улицах было неспокойно Черный, стоявший у монастыря, сделал было шаг в сторону Лиданы, затем в сердцах плюнул и отвернулся. Когда она по мосту перешла в другую часть города, ее охватило странное чувство. Казалось, что Мерина вдруг приняла обличье огромного зверя, который был знаком ее Дома, и замерла на ходу, подняв голову и принюхиваясь в предвкушении схватки.
      Она влилась во все увеличивавшийся поток людей, стремившихся к Храму. Они шли к площади. Женщины плакали, дети шли тихие и испуганные, а лица мужчин были мрачны Впервые она увидела на площади войска. Это были не черные, а наемники, они стояли на ступенях, и всем приходилось проходить в Храм между двумя их рядами. Лидана шла, стараясь не поднимать головы, пряча лицо под крыльями плата. Толпа была невероятно пестрой. Монахи различных Орденов - в серых рясах ученые, наверняка сорвавшиеся со своих мест за столами в скрипториях, пришли отдать последний долг; в красных, желтых, коричневых, которые, кроме помощи беднякам, еще были хранителями Ее прославленного сада и приюта для раненых и больных животных.
      Вынесли погребальную ширму. Сквозь ее редкое переплетение Лидана видела гроб, стоявший на возвышении у подножия алтаря, свечи в ногах и в головах и надо всем - алое Сердце, которое сейчас казалось живым. С одной стороны, в ногах стояла первосвященница Верит, словно часовой на посту. Ее лицо было как обычно бесстрастным, но глаза опухли, как будто она только что плакала.
      Сестры и братья стояли за их ширмами, оттуда доносилось мелодичное пение. Это была не песнь печали, а песнь восторга, поскольку одна из них предавала себя в руки Великой Матери, дабы познать несказанный мир и покой. Песнь захватила Лидану... Нет. Она не верит в то, что Адель на самом деле умерла, хотя и слышит слова этого восторженного священного гимна.
      Она прошла мимо ширмы. Гроб стоял открытым, и в нем лежало тело. Она должна знать!
      Одна из монахинь преградила ей путь, посчитав ее действия нечестивым вторжением, но Верит подняла голову, и их глаза встретились.
      - Преподобная мать любила эту сестру, - сказала она, - пусть подойдет и простится.
      Монахиня отошла в сторону, а остальные чуть подались назад, чтобы пропустить ее, раз так велела Верит. Лидана встала перед гробом, чтобы взглянуть на Адель. Адель? Ее лицо, спокойное и мирное, как у тех, кто отошел во благости Сердца. Но это... У Лиданы запрыгало сердце.
      Она поняла. Кукла! Адель решила окончательно скрыться. Но это значит, что ей что-то угрожало, и потому ей пришлось совершить это почти святотатство. Наверное, опасность была очень большой.
      Знает ли Верит, что Тьма быстро поглощает Мерину? Матильда пала на колени близ гроба, склонила голову, стиснув в руках четки, привязанные к веревке, которой была подпоясана ее ряса.
      - Дщерь моя...
      Нет, это сказало не то, что лежало в гробу. Но теперь ее переполняли те любовь и вера, что всегда исходили от ее матери. Она не знала, насколько велик Дар Адели, как и всех тех, кто жил в монастыре. Возможно, мысленная речь была среди тех способностей, что открывались в зрелые годы.
      - Гляди! - это прозвучало как приказ. Лидана испуганно подняла голову, посмотрела на стоявшего рядом на коленях монаха в сером, на пожилого в коричневом балахоне справа. Они по-прежнему горячо молились, закрыв глаза.
      - Гляди же! - снова прозвучал приказ. Лидане пришлось держать голову очень прямо, чтобы крылья плата не закрывали обзора.
      Сердце горело все ярче, словно внутри его сейчас билась не только жизнь, но само пламя. Алое сияние заструилось от Сердца, охватывая все вокруг себя. Когда прозвучала последняя нота отходной молитвы, Лидане показалось, что Сердце трепещет.
      Затем с него закапало нечто - красное, как кровь. Рубины, столько лет державшиеся в его оправе, выпадали наземь. Они падали на алтарь, а один, отскочив, упал прямо в ладонь королевы. Она тихо вскрикнула, поскольку он был горячим, словно уголь из жаровни.
      - Сердце кровоточит.., великое горе... - крикнул кто-то, и вопль подхватили в толпе. - Чудо! Благословенны глаза, что узрели чудо!
      Лидана прижала к груди сжатый кулак. Камень все еще был горячим - и вдруг рубин из ее королевского кольца ответил. В них обоих горела живая искра огня!
      Стоявшие вокруг бросились подбирать рубины и складывать их на алтарь. Дождь драгоценных камней прекратился. Но Лидана не отдала того, что упал ей в руку. Она не знала, что именно держит, понимала только то, что это средоточие силы и что он может послужить оружием в том деле, которое она собиралась совершить.
      Теперь с другой стороны ширмы слышались возгласы, но что там кричали, здесь за ширмой было непонятно. Ширма дрожала, будто на нее давили. По знаку Верит все, кто стоял перед ней, встали и вышли к взволнованной пастве. То тут, то там слышалось - "чудо".
      Лидана оставалась на месте. Затем к ней подошла Верит и быстро прошептала:
      - Ваше величество, времени мало. То, что здесь произошло - не наших рук дело, это знак Богини. Преподобная жива, как вы сами знаете. - "Наверняка и она умеет читать мысли", - подумала Лидана. - Однако было необходимо, чтобы тот, кто угрожает нам даже сильнее, чем император, думал, что она мертва.
      Он? Она имеет в виду Аполона?
      - Он вдруг начал интересоваться людьми крови Тигра, словно бы кто-то подсказал ему, что среди обладающих силой ему надлежит сильнее всего опасаться вас. Известно, что он усердно разыскивает принцессу. И вас. Будьте осторожны.
      Она уже знала, что Аполон разыскивает ее и Шелиру. Но она думала, что они нужны ему как заложники, чтобы город вел себя смирно!
      - Но ведь еще не настало время для пробуждения нашего Дара, - начала было Лидана. Верит слегка кивнула.
      - Кто знает, зачем искусному магу тот, кого он рассматривает лишь как средство? Мы должны действовать быстро, - ее слова прервал крик из-за ширмы. Кричала женщина, затем завопила другая. Верит шагнула к ширме и посмотрела, что там.
      - Солдаты! - Ее голос звенел от ледяной ярости. - Солдаты, они нападают с оружием на людей в Храме, в священной обители!
      Она бросилась в зал, Лидана последовала за ней, столь же возбужденная, как и первосвященница. Это было нарушение всех законов, не только людских, но и законов Той, Что Правит За Пределами Небес.
      Это были солдаты - не черные, чего поначалу ожидала Лидана. Мечей они еще не обнажали, но били людей древками коротких копий, били всех - мужчин и женщин, и на плитах уже лежали окровавленные тела.
      Первосвященница поспешила навстречу нарушителям порядка. Та, Что За Пределами Небес, была в гневе, и гнев этот ныне пылал в ее земной служительнице. Лидана, не раздумывая, пошла за первосвященницей, отставая лишь на шаг. Копье со свистом прошло прямо над ее плечом.
      - Назад! - прогремел голос первосвященницы, дважды отдавшись эхом от свода и стен. И те, кого только что гнали, как стадо, повернулись к солдатам лицом. Лидана увидела ненависть на лицах людей. У них не было оружия, но они готовы были броситься на солдат.
      - Стоять! - скомандовал кто-то голосом громким, как голос Верит. Сквозь толпу пробился какой-то офицер во главе группы солдат и встал перед ворвавшимися в храм наемниками. Он был молод и, судя по значкам, высокого ранга. Голос его был полон гнева.
      - Вон отсюда! - Он перехватил копье у главаря наемников и направил его на одного из солдат, затем на другого. - Здесь священное место. Кто вас сюда послал? Вон отсюда, возвращайтесь в казармы. Вам всыплют так, что до конца дней не забудете! Пошли! - Он с яростью размахнулся копьем, сшибив с ног одного из солдат.
      Другой, с тяжелым грубым лицом, со значком командира полуроты, встал перед молодым офицером.
      - У нас свой приказ, сир.
      - Чей? - вспылил офицер. - В Мерине по приказу самого императора командую я! Я таких приказов не давал, и благодарите своих богов, что мой оруженосец известил меня о вашем нападении прежде, чем вы успели кого-нибудь убить, иначе я точно уж издал бы приказ - вас вздернуть!
      - Нам приказал генерал Катхал, - тупо сказал другой.
      - Мне плевать! Пусть даже сам Враг дал вам приказ - здесь командую я. И вы будете меня слушать. Или я прикажу моей гвардии взять вас на месте, и тогда пеняйте на себя!
      Командир полуроты упрямо выпятил челюсть, но было ясно видно, что он не готов противостоять молодому человеку. Он мерзко осклабился и поднял копье в насмешливом приветствии.
      - Ладно, ваше высочество. Сами разбирайтесь с генералом, а я не стану спорить со старшим по званию. Форма обязывает.
      Он бросил через плечо приказ, и разбойная ватага стала строиться.
      - Шагом марш!
      Они ушли, оставив за собой беспорядок. Монахи из Ордена целителей уже хлопотали вокруг избитых.
      Принц повернулся к первосвященнице и вежливо склонил голову:
      - Благочинная, мы не варвары, по крайней мере, не все. Я не знаю, что стоит за этим разбоем, но будьте уверены - я разберусь и возмещу все.
      Она посмотрела на него, как смотрят на головоломку перед тем, как взяться за ее решение.
      - Принц Леопольд, вы сами знаете, что генерал Катхал имеет весьма гнусную репутацию. Сейчас его люди подчинились вашему приказу, но надолго ли? Неужели мы, - она обвела рукой Храм, - даже близ Сердца не будем иметь покоя? Предупреждаю вас - Та, Что За Солнцем, может приносить не только надежду и мир, она умеет и гневаться. Если вы перегнете палку, то последствия будут ужасны.
      Его лицо было наполовину скрыто шлемом с нащечниками.
      - Слово императора превыше всего. Ему доложат. Верит шагнула к нему и взяла его за руку:
      - Принц, Она благосклонна к вам ибо посылает предостережение через меня, Ее служанку. Возможно, что на вашей дороге будет много ловушек. Иногда доверие отворяет врата к еще большему злу.
      Он долго смотрел на нее. Затем не то мрачно усмехнулся, не то просто скривился.
      - Я верю вам, благочинная. Будьте спокойны, с глухими говорить не стану. Но обещаю одно - пока я командую в Мерине, и эта обитель, и те, кто служит Ей - в безопасности. - Он отсалютовал своим жезлом. - Вам нечего опасаться императорских войск.
      - Вы говорите правду - так, как вы ее понимаете, - ответила Верит. - И Она это ценит, - первосвященница осенила его знаком Сердца, давая ему благословение, как и всем, кто пришел к алтарю с чистой душой.
      Лидана, все еще сжимая рубин, выбралась из Храма. Наемников больше не было видно - наверное, и правда вернулись в казармы, как и приказал Леопольд. Однако что же представляет собой принц?
      Прежде говорили, что он не в чести у Бальтазара. Известно, что по крайней мере два раза он протестовал против разграбления северных портовых городов. Но говорили также, что император дал ему очень мало полномочий, что в армии кое-кто смеется над ним и что отец считает его недоумком.