Я вспомнил другое увлечение отца – он собирал материалы о находках следов предтеч, рылся в архивах Портсити, вспомнил его рассказы у костра об этих находках. Он говорил, что мы только краем затронули эти знания, а предтечи жили задолго до нас. Но на Вуре никаких следов предтеч нет – по крайней мере до сих пор они не были обнаружены.
Легко возводить догадки на таком основании. У нас планету открыл разведчик – может быть, задолго до него здесь побывали исследователи предтеч. Один из них высадился на Вур – или как они называли нашу планету – и попал в беду…
Неподвижное, лишенное выражения лицо – оно всегда становилось таким, когда Илло погружалась в транс целительницы, – дрогнуло, маска с него спала. Лицо исказилось, словно девушка испытала боль; резким неожиданным движением она отбросила от себя цепь. Я протестующе вскрикнул и опустился на колени, начал рыться пальцами в траве, пока не наткнулся на гладкую поверхность.
Девушка не открывала глаза, но выражение боли на лице постепенно смягчилось. Она вздрогнула так сильно, что едва не потеряла равновесие. Я подобрал ее находку, обнял Илло за плечи, привлек к себе. Она по-прежнему дрожала… от страха… отвращения?..
Илло закрыла лицо руками. И заплакала, издавая резкие, болезненные звуки, как страдающее животное. Я услышал низкий ответный рев Витола, забеспокоились Дру и Вобру. Гары собрались вокруг небольшого возвышения, на котором мы стояли, подняли рогатые головы и смотрели на нас своими большими глазами.
– Илло, в чем дело?
Возможно, на нее подействовало тепло моего тела и убедительность, которую я постарался вложить в свой голос.
Она отняла одну руку от лица, сжала мою руку так сильно, что ногти ее впились через кожаный рукав, и мне стало больно. На щеках девушки не было слез; она продолжала резко всхлипывать, но глаза были открытыми – и сухими. Смотрела она прямо перед собой, и у нее было такое выражение, словно у нее каким-то ужасным способом вырвали правду. И хотя я держал ее и ни за что не хотел отпускать, она попыталась уйти от меня.
Выронив цепь, я обеими руками обхватил девушку. Почти грубо затряс. Голова ее взад и вперед раскачивалась на плечах. Илло ахнула, закричала. Постепенно ее всхлипывания стихали, но она не высвобождалась из моих объятий. Напротив, придвинулась ближе, обхватила меня руками и прижалась так, словно я единственный якорь, удерживающий ее от опасности, которую сам не могу понять.
Так мы стояли долго. Но вот ее дрожь стихла, голова упала мне на плечо, и я услышал, что ее неровное, рваное дыхание успокаивается.
И я снова решился спросить:
– В чем дело?
На секунду или две у меня возникло опасение, что вопрос вызовет новую бурю. Она действительно задрожала и сильнее ухватилась за меня. Потом подняла голову. Губы ее дрожали, но она сумела взять себя в руки.
– Я была… была… – Она беспомощно покачала головой, как будто не могла найти слова, чтобы описать то, что произошло с ней, когда она попыталась разгадать тайну этой цепочки.
– Они… – снова начала она, – они думают не так, как мы. Голова… словно кто-то пробежал через открытые двери в голове… впустил множество всякого… такого, что я не поняла… никогда не знала этого и не могла знать. Все пришло сразу! Барт… тот, кто носил это… он был в ужасной опасности… он… она… оно… – Илло покачала головой из стороны в сторону. – Но страх… ужасный страх… он пожирал меня. И как такой, как мы, мог… Если бы я только могла понять, если бы было больше времени… все произошло так быстро…
Она отняла одну руку и поднесла ее ко лбу.
– Так быстро… я не успевала за его мыслями… они подобны огню бластера… пожирают… прожигают… мою голову. Но что-то произошло здесь или поблизости… когда это выронили. И это было плохо … мы даже не можем осознать, насколько плохо.
Хотя, по-видимому, она сама не очень понимала, что говорит, попытка объяснить немного успокоила ее. Она совсем выпустила меня, и, когда заговорила снова, я увидел, что к ней вернулось самообладание. Илло посмотрела на траву, где лежала цепочка.
– Барт … я не могу снова коснуться ее. Но это послание… мы… или кто-то другой, обладающий большим талантом и знаниями… должен понять… распутать. Я знаю, это очень важно. Ты можешь нести его?
Я наклонился и снова подобрал цепочку. В моих руках это всего лишь металлическое украшение из неизвестного металла, частично поврежденное. Я не чувствовал ничего, кроме гладкой поверхности. И так и сказал. Илло кивнула.
– Спрячь – понадежней. Когда… если… мы вернемся в Портсити, это нужно отправить с планеты… переслать в один из центров Лиги. Там есть специалисты, которые разбираются во всем, что связано с предметами предтеч. Возможно, это один из тех ключей, которые всегда так стремятся найти люди. Если его получит подготовленный человек, умеющий защищаться, это принесет пользу.
Я свернул цепочку и спрятал в карман пояса. Илло внимательно наблюдала, как я закрываю карман, словно хотела убедиться, что находка в безопасности. Не могу сказать, насколько она сама верила в свои слова. Но я не сомневался, что она в них верила.
Мы спустились с возвышения и пошли дальше, гары приняли обычный походный порядок. Теперь они были не так насторожены, как когда Илло пыталась разгадать тайну нашей находки. Мы молчали, но я все время ощущал, как находка в кармане пояса трется о бедро.
Хотелось о многом расспросить девушку, но я сдерживался. Возможно, говорил я себе, такие вопросы даже полезны, помогут ей справиться с нелегким испытанием. Но нехорошо снова подвергать ее этому испытанию. Вот если она сама начнет. Однако она не начинала.
Еще раз мы разбили лагерь на равнине. На этот раз огонь не разжигали: вблизи не было развалин, окрестности которых были бы безопасны: никакие хищники не подходят к ним ближе, чем подошли наши гары. И снова караулили ночью гары. Илло вечером не молчала. Напротив, говорила почти лихорадочно, как будто ей нужно было слышать звук голосов, воздвигнуть преграду на пути опасности.
Она рассказывала о своих странствиях целительницы: похоже, она много времени проводила в пути, не задерживаясь подолгу ни в одном владении, ходила вдоль побережья, уходила в глубь материка, навещала Портсити, чтобы возобновить некоторые запасы и поговорить с корабельными врачами. Хоть эти врачи инопланетники, их больше, чем медиков с шахт, интересовали местные методы лечения. Илло сказала, что многие из них собирают сведения о необычной медицине разных планет. Они охотно рассказывали ей о других планетах, где тоже есть целители, подобные ей по подготовке: люди, которые одним прикосновением могут поставить диагноз, смягчить боль и изгнать болезнь.
Я знал, что девушка любознательна, но теперь увидел, что она жаждет знаний. Однако ей нужны не знания машин и технологии, а то, что дремлет в каждом мужчине и в каждой женщине, но иногда выходит наружу у тех, кому повезет открыть нужную дверь.
Нужная дверь… Я вспомнил, что она говорила о своих ощущениях, когда пыталась проникнуть в прошлое цепочки. За этой дверью оказалось нечто, что она не смогла понять. Такое… может вести к безумию. И я решил, что, если только возможно, не разрешу ей больше прикасаться к цепочке. На этот раз она нашла в себе силы отбросить ее раньше, чем ею овладел хаос, рожденный этой вещью в сознании. Но стремление к знаниям может привести ее ко второй попытке, и тогда она может не оказаться так сильна или удачлива.
Глава 8
Роща Вура действительно лежала в тени Чащобы. Меня удивило, что поселенцы, зная зловещие свойства этого грозного леса, тем не менее устроились так близко к непостижимой загадке. А может, когда основывали этот поселок, Чащоба не считалась такой опасной, людям казалось, что они могут ее выжечь или выкорчевать, изменить землю, как они неоднократно это делали на других планетах.
К тому же после того, как поселок опустел, Чащоба могла разрастись, но в таком случае это исключение из правила. Потому что тщательные наблюдения за прошлые годы показали, что Чащоба остается на месте, она не разрастается летом, не сокращается в периоды засухи или в сильные морозы – таковы обычные чередования времен года на этой планете.
Поселенцы не подозревали об опасности Чащобы, и поселок был расположен в очень удобном месте. Здесь сходятся две реки, образуя широкий Хальб, который уходит на юго-восток. Одна река течет с северо-запада, другая – непосредственно с северных гор и единственная, насколько мне известно, прорывается сквозь Чащобу.
Речная торговля развивалась бы оживленно – если бы планам поселенцев было суждено осуществиться. Неиссякающий источник воды в периоды засухи – очень ценная вещь. Поселок был расположен в треугольнике между двумя реками непосредственно перед их слиянием.
У реки, текущей с запада, быстрое течение и очень чистая вода. У второй течение медленней, а вода коричневая и непрозрачная. Я вспомнил бронированную тварь, которая во время бури наткнулась на наш фургон, и решил, что не стану переходить эту реку вброд, какой бы мелкой она ни была.
К счастью, нам не нужно было углубляться в то, что могло оказаться речной западней. Когда-то через реку перекинули мост. Его построили из камня, который добывали в каменоломнях в горах. Из этого же камня были стены построек города. Мост сохранился плохо, но мы могли по нему перейти реку.
Несмотря на то, что Роща Вура густо заросла той же самой ядовитой растительностью, я видел, что поселок гораздо больше Мунго. И старше – по меньшей мере на десять лет. Честолюбивые первопоселенцы предполагали, что это будет центр равнинных земель – потому так его и назвали.
Гары опять не соглашались подойти ближе, они остановились. А мы с Илло подошли к омываемым водой камням, которые когда-то были мостом. Несмотря на больший размер, поселок представлял собой ту же картину разрушений и растительности, как и то поселение, в котором я родился. Илло разглядывала его, а я внимательно смотрел на нее.
– Ничего не вспоминаешь? – Я не мог сдержать вопрос: девушка хмурилась, словно пыталась уловить какое-то воспоминание на самом краю сознания.
Она не ответила, только покачала головой, но принялась действовать целеустремленно. Развязала свой мешок, порылась в его содержимом и извлекла кожаную сумку, которую я уже видел: из нее она достала мазь, которая принесла мне облегчение от ожогов ядовитым соком. Открыла сумку, сунула в нее два пальца и принялась смазывать лицо и руки. Закончив, посмотрела на меня.
– Это предохранит нас от подобного тому, что было в Мунго Тауне…
Предохранит … нас? Значит, она ждет, что я пойду с ней в Рощу Вура. Секунду-две я хотел ей отказать, но передумал. Слишком возбуждено было любопытство. Найдем ли мы здесь следы такой же бойни?
Я натирал открытые участки тела мазью со странным, но приятным запахом. Волдыри уже зажили, на их месте виднелись только красноватые пятна.
Свой мешок я оставил рядом с ее и проверил инструменты на поясе. У меня с собой танглер и станнер, оба со свежими зарядами, длинный нож, загадочная цепочка в кармане, фонарик. Впрочем, фонарик вряд ли понадобится: сейчас середина дня, и мы не должны задержаться надолго. Да, все, что необходимо странствующему, у меня под рукой.
Сняв поклажу с гаров, мы сложили ее напротив остатков моста и отправились взглянуть, что может находиться в городе. Илло шла впереди. Я еще только устанавливал канистры с водой рядом с остальной поклажей, как она уже двинулась по мосту, и я не успел ее остановить.
Она легко и ловко перешагивала с одного камня на другой; дважды ей пришлось перепрыгивать через промежутки между камнями. Коричневая вода внизу казалась маслянистой, словно это не вода, а сок каких-то вредных растений. Я внимательно смотрел, как переходит девушка, прежде чем переходить самому. Ни на поверхности воды, ни под ней никакого движения. Но между камней вполне может скрываться такое чудовище, как то, что напало на наш фургон. Поэтому я стоял со станнером в руке, настороженно ожидая малейшего движения, пока Илло не оказалась на другой стороне. Как целительница, она не носила никакого оружия – отказалась взять второй станнер, и на поясе у нее только нож с длинным лезвием – рабочий инструмент целительницы и путника. Но он бесполезен против бронированного чешуйчатого чудовища.
Перейдя реку, она повернулась, и я сразу ступил на первый камень: не хотел, чтобы она подумала, будто я оставляю ее одну. Некоторые камни оказались неустойчивыми, и я пожалел, что не прихватил веревку. Она осталась среди поклажи. Нам нужно было связаться этой веревкой: если один упадет в воду, второй сможет вытащить.
Как чаще всего бывает после дурных предчувствий, мы без всяких затруднений прошли в Рощу Вура. Мост переходил непосредственно в то, что когда-то было главной улицей города, и здесь незнакомой растительности было мало. Мы ножами прорубили тропу, обнаружив, что стена растительности неширокая, а за ней – открытое пространство.
– Цветы! – Я показал туда, где они росли в садах, которые когда-то отделяли один дом от другого.
Как и в Мунго, яркие цветки казались языками пламени вечного, но невидимого огня. Но… они оставались неподвижными. Не двигались, пока мы не пошли дальше. Я схватил Илло за руку и задержал.
– Посмотри на них!
Они уже не неподвижны. Напротив, раскачивались, кланялись, поворачивали лепестки в разные стороны. У меня появилось неприятное ощущение, что они живы – жизнью, которую я не могу понять, что они пытаются вырвать корни из земли и наброситься на нас.
– Они чувствуют нас… – Девушка говорила негромко и не пыталась вырвать руку. – Это правда: они чувствуют наше присутствие.
Но на открытом пространстве главной дороги не было ни одного цветка. Конечно, думать о том, что они могут на нас напасть – это детский страх. Растение на такое не способно – я по крайней мере не могу в это поверить.
– Но кто они? – продолжала девушка. – Часовые, стражники?..
Она сделал движение, как будто собиралась уйти с середины дороги, подойти поближе к этим ярким извивающимся цветам. Я удержал ее.
– Не знаю, кто они – но чувствую, что лучше держаться от них подальше.
– Наверно, ты прав, – согласилась она.
И снова, приближаясь к центру города, мы видели, что здесь разрушений меньше. Дома целы, но на их серых стенах зеленые пятна растительности, как будто их осквернила какая-то плесень или грибок. Ибо эта растительность злая. Я был в этом так же уверен, как в самом себе. Гнилая, хотя гниль не видна глазу. Как будто питается разложением.
Неожиданно Илло остановилась, повернулась и посмотрела на дом справа. Он ничем не отличался от тех, что мы миновали, – те же самые стены в пятнах, те же кивающие, извивающиеся цветы.
– В чем дело?
– Это… не… – Она прижала ладонь ко лбу. – На мгновение, всего лишь на мгновение я подумала… Но не смогла удержать мысль. Нет, не могу вспомнить. – Голос ее звучал высоко, и в нем слышалось отчаяние.
Вероятно, следовало предложить войти в дом и осмотреть его. Может, это был ее дом… Но я не мог заставить себя или позволить ей пересечь участок, где росли цветы, чтобы добраться до дверного проема.
Мы пошли дальше. Шли медленно, и я уверен, что она, как и я, прислушивалась, держа в напряжении чувства…
Как и в Мунго Тауне, дорога привела нас к центру, где располагался зал собраний. В отличие от того небольшого поселка, здесь по одну сторону от ратуши располагался ряд киосков. Я видел груды глиняной посуды, тюки сгнивших тканей – различные товары, теперь полуразложившиеся, но ясно показывавшие, что, когда разразилась катастрофа, был базарный день, может, даже ярмарка, на которую собрались продавцы с нижнего течения реки.
Усыпанная гравием площадь перед залом пуста – ряда скелетов нет. Я облегченно вздохнул. Возможно, судя по тому, что отец никогда не рассказывал о подобных находках, да и здесь нет следов смерти, Мунго оказался исключением и по общему состоянию не похож на другие покинутые поселения.
Илло, которая шла слева от меня, целеустремленно направилась к залу.
– Хранилище записей, – объяснила она, когда я заторопился следом за ней.
Впервые я понял, что в своем посещении Мунго допустил большой промах. Конечно, ведь в каждом таком зале есть небольшой архив. Почему я об этом не вспомнил? Наверно, вид скелетов заставил забыть обо всем остальном. Тогда передо мной была задача, заставившая пойти в мертвый поселок, – нужно было выполнить данное отцу обещание. Мною владела навязчивая мысль – оставить тело отца рядом с телами его друзей и родственников.
Зал похож на другие, которые я видел, только здесь было больше украшений, как подобает общественному помещению в поселке, который стремится стать большим городом. Я увидел на стенах символы четырех планет – вероятно, тех, с которых прилетели первые поселенцы Рощи. Была табличка, которая сразу бросалась в глаза: абсолютно черная, и на ней серебристыми буквами надпись:
«В память Хорриса Вура, открывателя миров.
Да упокоится он с миром в этом последнем своем открытии.
Бродишь ли ты по земле, летаешь ли на звездных крыльях – в конце тебя ждет мир».
– В конце тебя ждет мир, – вслух произнес я, и мои слова сопровождал не смех и не плач, а возглас вызова тому, что здесь произошло.
Илло подошла к табличке и пальцем провела по блестящим линиям букв.
– Он хотел благополучной жизни людям – а что они нашли здесь? – Она вздрогнула.
– Смерть, – мрачно заключил я. – Но он умер до того, как пришла судьба.
– Надеюсь, – ответила она. – Надеюсь, он умер, веря, что дал дом бездомным. Посмотри на эти символы, – она указала на инкрустацию на краю таблички. – Ты знаешь эти планеты, должен был слышать о них. Хотел бы ты жить на одной из них?
– Нет! – Непосредственно я их не знал. Я вообще никогда не был на перенаселенных, мрачных, лишенных надежды планетах, где размножение контролируется, или которые живут под властью диктатора, или где потребность в самом необходимом так велика, что каждый день превращается в бесконечный рабский труд. Да, жителям таких планет Вур мог показаться настоящим раем. Но каким адом на самом деле он оказался?
– Хотела бы я … – негромко сказала Илло. И хоть не закончила, думаю, я знал, о чем она говорит. С какой из этих планет прилетели ее предки? Была ли у нее семья? Была ли она большая? Были ли братья и сестры?
По крайней мере когда меня нашли, знали, кто я; и у меня был отец. А у Илло никого не было, и, по ее собственным рассказам, она оказалась во власти тех, кто пытался стимулировать ее детский мозг, даже причинить ему шок, чтобы заставить отвечать на вопросы. Она пережила это и стала такой, какая есть, и это, возможно, такое же большое достижение, как открытие Хоррисом Вуром новой планеты для бездомных и угнетенных.
– Архивы, – решительно напомнила она, отворачиваясь от таблички.
Как и во всех зданиях, которые я видел снаружи, в помещении архива тоже не было двери. Я внимательно осмотрел стену. Несколько отверстий, в которых, вероятно, когда-то помещались петли. Двери и окна исчезли, но в остальном дома оставались нетронутыми и внешне находились в хорошем состоянии. В киосках сохранились даже остатки товаров. Почему же тогда исчезли двери и окна?..
Илло стояла посредине небольшого бокового помещения. На стенах стеллажи для лент; здесь можно разместить много лент. И не только архив поселка, но и учебные ленты. Во всяком случае они должны быть здесь. Но все стеллажи пусты. И причину понять нетрудно.
– Те, что нашли тебя и остальных, должно быть, забрали ленты…
– Но их должны были бы сохранить в Портсити. И архивы всех остальных погибших поселков. Но их нет в каталогах.
Она права. Если бы такие записи существовали, мой отец отыскал бы их. Он делал собственные записи в тех местах, которые исследовал. Однако, хотя, бывая в Портсити, мы регулярно навещали архив, не помню, чтобы он спрашивал о записях, сделанных в городах до их гибели. Отсутствующие ленты – кому они понадобились и зачем?
В Мунго все жители погибли. Может, в других местах было по-другому? Эта женщина, которая тронулась рассудком… Та самая, которую нашли в Роще Вура, а потом проследили до Чащобы. Может, она знала нечто такое, что не сумели извлечь из нее эксперты за короткое время до побега?
– Кому нужны эти записи? – спросил я вслух.
– Тому, – Илло пришла к тому же заключению, что и я, – кто хотел больше узнать о нас.
– Но это открытая планета, – возразил я. – Здесь никогда не находили никаких следов предтеч. Приборы не обнаружили разума выше уровня гаров и, может быть, горных корандов.
– А что если действует искажение… – медленно сказала девушка. – Чащоба … она действует, как искажающее устройство… это мы точно знаем.
Все снова упирается в Чащобу! Не хотелось верить, что разгадка в ней. Никто не мог в нее проникнуть. Разве что сюда привезли бы огромные машины уничтожения. Но такие машины давно запрещены Конфедерацией Лиги. Однако даже в таком случае, если в Чащобе действительно скрывается разумная жизнь, враждебная нам или нет, мы этого никогда не узнаем. Потому что адские машины уничтожают все, и остается только обожженная пустая планета, затянутая облаками пыли.
– Если ответ в Чащобе… – я пожал плечами.
– Да, если он там… – Но в ее голосе не было безнадежности. Что-то в ее тоне привлекло мое внимание, я посмотрел на девушку и увидел, что она задумчиво смотрит на пустые стеллажи.
– Должно быть какое-то разумное основание! – В ней чувствовался новый прилив энергии, как будто она, приняв решение, хотела немедленно его осуществлять. – Ты когда-нибудь подходил к Чащобе, был на самом ее краю?
– Нет. Не было причин… и я не знаю ни одного странствующего, который бы там был. Читал отчеты в Портсити – этого достаточно.
– Не всегда. Большинство отчетов составлено инопланетниками.
– Подготовленными инопланетниками, – сразу напомнил я.
– Да, подготовленными. Но их учат полагаться на оборудование. А у тебя есть инстинкт странствующего – должен быть. Может ли инопланетник без всяких приборов проложить маршрут для фургона с упряжкой гаров?
– Он, вероятно, кончит тем, что пошлет призыв о помощи, – ответил я. Все знакомые мне инопланетники были шахтерами, космонавтами и купцами из Портсити. Никто из них не выжил бы на равнинах, не смог бы проложить курс по местности или повести по маршруту упряжку гаров. Да, я пользовался инопланетным оборудованием, но самым простым и больше полагался на свои чувства, а не на приборы. В этом отношении Илло права. Точно так же как она способна излечить больного, которого инопланетная медицина признает безнадежным.
– Видишь? С самого основания поселков наши люди никогда не пытались узнать больше о Чащобе. Правда в том, что мы ее боимся.
– И не без оснований. Тех, кто в ней заблудился, никогда не находят. Были две картографических экспедиции с Альсабана, последний их сигнал был получен с восточной окраины Чащобы. Потом флаер Херцо и еще один – компании Рекки…
– Все они инопланетники.
– Лаузер не был инопланетником, – возразил я. – В 30 году ПВ (после высадки) он сорок дней шел вдоль Чащобы.
– Верно. Но его экспедиция шла по краю Чащобы, не углубляясь.
– Санзор! – Я смотрел на девушку. – Сразу после похода Лаузера погиб Санзор!
Возможно, последовательность этих двух событий случайна. Мне никогда не приходило в голову, что тут может существовать связь. И никто не вспоминал, что гибель первого самого далекого владения, совсем маленького – ее приписали эпидемии, – произошла сразу после возвращения Лаузера из долгого перехода и его пробной попытки проникнуть в Чащобу.
– Если что-то встревожилось, испугалось… – медленно говорила Илло. – Если для них мы такие же чужаки, каким нам кажется чудовище из ручья… переход Лаузера мог быть воспринят как угроза, которой нужно противостоять.
– Но ведь в следующий раз Тень ударила только через два года. – Я пытался вспомнить факты истории. К счастью, меня заставили хорошо выучить их.
– Мы могли находиться под наблюдением. Мы перемещались на север, все ближе и ближе подходили к Чащобе, и вызванные нами страх и гнев все усиливались. За эти два года разбилось и исчезло несколько флаеров, в том числе один исследовательский. На борту должно было находиться очень много оборудования…
Я видел в ее словах все больше и больше смысла, какую-то страшную логику. Угроза территориальным правам – древнейшая причина войн. Животное и человек будут сражаться за свою землю, когда в нее вторгаются и даже когда только возникает угроза такого вторжения. А если угроза исходит от чего-то абсолютно чуждого, непостижимого даже по мыслительным процессам, вызванный этой угрозой страх только подкрепит гнев.
– Но почему никто не догадался… ведь прошло много времени, целые годы! – едва не взорвался я.
– Люди ограничены, они привыкли верить отчетам, находкам, сделанным с помощью приборов. Конечно, эти приборы точные и сложные, но все равно это машины, созданные людьми, чтобы облегчить наше мышление, а не такое, которое нам совершенно чуждо. Могут ли такие приборы зафиксировать то, что их создатели не в силах даже вообразить?
– Шахтерские поселки не затронуты. Но там есть силовые поля. Ни один наш поселок не мог себе такое позволить, внутри такого поля нормально жить невозможно. Но если нанесли удар – почему не по Портсити и по большим городам к югу от Хальба, которые становятся все сильнее? С каждым новым годом там появляется все больше новых переселенцев.
– Возможно, по какой-то причине они не могут действовать на расстоянии. – Илло слегка нахмурилась.
Я заметил, что она сказала «они», а не «нечто» или «что-то». Враг приобретал туманные очертания, которых раньше не было. Возможно, не все наши догадки верны, но по крайней мере есть с чего начать.
Но я по-прежнему не видел возможности исследовать Чащобу – или причин для такого исследования. В человеке есть врожденные страхи и стремления. Конечно, они могут быть преодолены обучением и подготовкой в молодости, но могут и проснуться, а проснувшись, начинают побуждать к действиям.
Сколько себя помню, я всю жизнь был рядом с отцом, а отец был одержим Тенью. Да, погиб он от несчастного случая, в природной катастрофе, но даже умирая просил меня продолжить поиск. А вид скелетов в Мунго и у меня вызвал то же стремление. Илло пришла к тому же по другим соображениям, но я знал, что она не повернет назад.
Я не знал, что мы будем делать в Чащобе; и знать это заранее невозможно. Я во всяком случае такой возможности не видел. Нам придется самим, пункт за пунктом, продумать, по какой причине мы туда идем.
Илло вышла из пустого помещения архива и вернулась на площадь. Я быстро прошел вдоль ряда киосков, вглядываясь в остатки того, что в них лежало. Никто не пытался ничего спрятать, унести, все на месте. На ящиках от товаров устроены импровизированные витрины, везде множество товаров. Хотя, конечно, время и непогода с большинством расправились.
Я поднял поясной нож и увидел лезвие из трес-стали. Такой металл способен выдержать годы постоянного использования, но здесь лезвие было изъедено, покрыто отверстиями. Быстрый осмотр других металлических изделий показал, что они все в таком же состоянии. Я ударил ножом о ящик, на котором он лежал. Нож в моей руке разлетелся на мелкие осколки.
Рукоятку я выбросил и вытер руки о кожаные брюки. Меня потрясло такое легкое разрушение металла, которым я всю жизнь пользовался и которому доверял. На ожерелье, которое долго пролежало в траве, не видно ни малейших следов износа, если не считать сломанного звена. Здесь же самый твердый и стойкий известный мне металл не выдержал и двадцати лет, может, даже меньше, потому что Илло из Рощи Вура, а она моложе меня. Должно быть, в день, когда пришла Тень, в городе была ярмарка.
– Ты… и два младенца… и та свихнувшаяся женщина… – Илло не пошла за мной, она осталась у выхода из зала и осматривала всю сцену, медленно поворачивая голову. Теперь я снова вернулся к ней. – Вас всех нашли вместе?
– Нет. – Она покачала головой. – В город заглянул странствующий. Он принес заказ из порта от… не могу вспомнить, как его звали. Но он увидел, что случилось, понял сразу, потому что гары отказались приближаться. Думаю, это был храбрый человек, потому что он пошел дальше один. Он знал, что могут найтись уцелевшие дети. И нашел малышей в одном доме. А я пыталась увести Крисан, тащила ее за руку. Но тогда я казалась такой же обезумевшей, как она. Плакала и произносила бессмысленные слова… Он рассказывал, что позже я начала… петь…
– Петь?
– Так он это назвал. Ему пришлось связать Крисан, потому что она пыталась убежать от него и ужасно кричала. Я … я помню, но только когда мы уже не были в городе. Я в фургоне, завернутая в одеяло, Крисан лежит на полу, катается из стороны в стороны и пытается освободиться. Сначала она кричала, и я очень испугалась. Потом затихла и лежала расслабившись. Она что-то тихо говорила, кого-то звала… но слова ее были мне незнакомы, и я ее боялась. Странствующий направился по равнине к шахтам, и нас увезли на флаере… но только вечером Крисан перегрызла путы – ей связали руки и ноги веревкой, потому что она была вне себя. И убежала… ее проследили до самой Чащобы. А когда увидели, что она ушла в глубину, доложили о том, что потеряли ее.
– Чащоба… причина должна быть в Чащобе!
Я показал девушке сломанный нож. Она очень удивилась:
– Но ведь это трес-сталь! – воскликнула Илло.
– А разбилась, как гнилое дерево. Эти дьявольские цветы – ты только посмотри на них! – Мой взгляд уловил цветное пятно, и я повернулся.
Цветы по-прежнему шевелились, но не так, как раньше. Однако все их головки были устремлены к нам. Я вспомнил предположение Илло, что они следят за нами. Как можно отрицать здесь хоть что-нибудь, даже самые невероятные предположения? Всю жизнь я провел на Вуре, я родился здесь, но для этой планеты я чужак, и здесь могут существовать тысячи, миллионы тайн, в которые мы еще не проникли. Если бы мы были разумны…
