Папа не одобрил бы, когда после полудня пришел Эрман с другого конца деревни и спросил маму. Дженис не нужно было особых познаний, чтобы понять это.
      Ей самой не нравился Эрман. От него всегда так странно пахнет.
      - Пожалуйста, - сказал мальчик. - Мама заболела.
      Мама не стала колебаться, что бы ни сказал папа и как бы странно ни пах Эрман. Она стряхнула с себя грязь и распрягла Дорни. Потом прошла в дом и умылась.
      - Вернусь, как только смогу, - сказала она Дженис.
      - Знаю, - ответила девочка. - Когда вернешься, тебя будет ждать ужин.
      Мама улыбнулась.
      - Да, тебе действительно не шесть, а сорок, - сказала она и с любовью ущипнула Дженис за щеку. Потом взяла свою сумку с лекарствами и ушла вместе с Эрманом.
      Дженис не нужно было рассказывать, что Рофан снова побил Бельду. Он всегда ждет, когда папа уедет из деревни, и это уже в третий раз после начала большой весенней охоты Эрман приходит за мамой. Может, папа снова поколотит Рофана, как сделал это один раз. Много недель вся деревня говорила об этом за закрытыми дверями, и Дженис это происшествие показалось очень волнующим. Папе не нравится Рофан, и Дженис знала, что он очень рассердится, когда узнает, что с Бельдой в его отсутствие снова обращались плохо. Ей только не нравилось, что мама и папа какое-то время будут сердиться друг на друга.
      Но она не возражала против того, что ее оставляют одну в доме и огороде. Она действительно казалась себе очень взрослой, заканчивая петь маминым травам во время посадки. Потом занялась остальной частью огорода. Хотя он распахан лишь частично, она может посадить бобы, репу и, наверно, морковь. Раньше она никогда не пела овощам; интересно, нужна ли им другая песня, чем травам.
      Дженис обнаружила, что так и есть, причем каждому овощу нужна слегка отличная мелодия. Работа поглотила ее; не успела она оглянуться, как закончила целый ряд и была готова начать следующий. Ей хотелось бы сажать жимолость, а не скучные овощи. Но мама всегда говорит, что овощи для нее лучше. Их всегда можно высушить и припасти. А ягоды хороши только короткое время. И что еще хуже, из жимолости не получается хорошее повидло. Мама несколько раз пыталась, но результаты всегда обескураживали. Папа при этом смеялся и говорил, что у мамы просто нет способностей к повидлу, но Дженис отказывалась в это поверить. Ее мама может сделать все, что угодно.
      Она закончила сажать морковь. Потом отыскала столбики с табличками, которые мама использует для различения посадок, и так как не умела еще писать, нарисовала на дощечках боб, репу и морковь и воткнула столбики в конце грядок.
      - Ну, вот, готово, - вслух сказала она. Подражая матери, девочка стряхнула грязь с рук и одежды. Потом вошла в дом и умылась.
      Поглядев в кладовке, она взяла связку сушеных овощей. Из них получится хорошая похлебка, если она приправит ее диким чесноком. Возле старого пня как раз растет чеснок. Дженис взяла три пригоршни разных овощей - мама берет по одной пригоршне, но Дженис взяла по три, потому что у нее маленькие руки - и поставила их отмокать в воде, а сама пошла в огород за чесноком. По дороге она сорвала весенний шафран. К ее возвращению овощи уже размягчились, и она смогла нарезать их мелкими кусочками. Но сначала отыскала чашку, налила в нее воды и поставила шафран. Сделав это, она начала готовить обед, напевая про себя во время работы. Немного мяса сделало бы похлебку еще вкусней, но она понимала, что нельзя тратить последние запасы вяленого мяса. Пока не вернулся папа. Хотя Дженис заранее знала, что он вернется с добычей. Ее папа - самый замечательный человек в мире и самый великий охотник.
      Она положила овощи в котел, добавила воды и поставила на огонь, передвинув спящего Прыгуна, чтобы у него не обгорели шерсть и усы. Он даже не моргнул, когда она его двигала, старый лентяй! Дженис знала, что позже кот проснется и будет ждать маму, как всегда поступает, когда она уходит. Дженис расставила деревянные чашки и ложки, вырезанные папой, и переставила шафран на стол. Ей всегда хотелось, чтобы стол выглядел красиво.
      Снаружи послышались звуки лошадиных копыт и мужские голоса. Дженис подбежала к двери и распахнула ее. Сердце ее заколотилось: она была уверена, что это так рано вернулся папа. Но на пороге стояла женщина в сером платье, подняв руку, словно собиралась постучать. Дженис и женщина стояли, глядя друг другу в глаза, и было трудно сказать, которая из них больше удивлена.
      - Вы! - сказала Дженис.
      - Да, - ответила женщина в сером. - Ты меня ждала.
      - Правда? - спросила Дженис, удивленно мигая.
      Она задумалась. Что-то в этой женщине показалось ей очень знакомым, хотя девочка была уверена, что никогда раньше ее не видела. Но несколько недель назад она проснулась от крепкого сна, думая, что мама позвала ее по имени, но мама спала. - Мне казалось, что я однажды услышала...
      - Это был Призыв. А теперь пришла я. Эти остальные девочки, они тоже услышали Призыв.
      Теперь Дженис посмотрела мимо нее и увидела, что с женщиной пришли и другие люди. Пять маленьких девочек примерно ее возраста. Некоторые стояли и смело смотрели на нее. Другие прятались за платьем женщины и хихикали. Одна из них сосала большой палец, и Дженис не могла не подумать, что сама отказалась от этой привычки уже много месяцев назад. Все девочки были очень похожи на женщину. Удивленная, Дженис поняла, что они похожи и на нее - с острыми чертами лица, с большими серыми глазами и треугольными маленькими личиками. Девочка почувствовала в них какую-то правильность, самообладание, которое как-то не соответствовало их возрасту. И неожиданно Дженис поняла, почему мама говорит, что она в свои шесть лет словно сорокалетняя.
      Немного в стороне на аллее ждали пятеро всадников. На них были кольчуги и шлемы с металлическими занавесками, прикрывающими горло. У одного всадника, как у папы, был сокол. И хотя девочек приехало только пять, на свежей траве паслись шесть пони. Дженис снова посмотрела на женщину. Та гладила молочный овальный камень, висевший у нее на груди на серебряной цепочке. Дженис с неожиданной болью поняла, что хочет такой же камень, хочет больше всего в мире.
      - Теперь мы готовы к пути, - сказала женщина, словно это самое естественное в мире. - Ты поедешь с нами.
      - Да, госпожа, - ответила Дженис. Она решила, что будет невежливо закрывать дверь перед лицом этой женщины, поэтому оставила ее открытой. Сняла с крючка свой маленький рыжевато-красный плащ и надела.
      Ей хотелось попрощаться с Прыгуном, но тот исчез.
      Дженис завязала плащ у шеи, как ее научила мама, и вышла. Она тщательно закрыла за собой дверь.
      Женщина рассмеялась.
      - Какая ты аккуратная! - воскликнула она. - Как маленькая мышка!
      Дженис не могла удержаться от смеха. Сама мысль о мышке, которая высовывает голову из норки в доме, за которым так следят Прыгун и Смельчак, заставила ее забыть о приличиях.
      - В чем дело? - спросила женщина. - Что смешного? - И когда Дженис ей объяснила, она тоже рассмеялась.
      - Тем не менее именно так мы отныне будем тебя называть - Мышь. Тебе нравится?
      - О, да, госпожа! Очень. - Дженис-Мышь восхищенно смотрела на женщину. - А куда мы поедем?
      - Мы поедем туда, где ты и все остальные девочки смогут учиться в особой школе.
      Мышь наморщила лоб.
      - Школа? - с сомнением спросила она.
      Женщина снова рассмеялась.
      - Это гораздо больше. Это место, где вам предназначено быть. - Она повернулась к остальным девочкам. - Идемте, дети. Приведите пони Мыши. Она не знает, который пони ее. Сможешь сесть на него сама?
      - Да, спасибо, госпожа, - ответила Мышь.
      Она много раз смотрела, как папа садится на Рангина, и поэтому точно знала, что нужно сделать. Она слишком мала, чтобы добраться до стремян Рангина, и папа подсаживал ее, когда она ехала перед ним. Но пони как раз подходящего для нее роста, и она без посторонней помощи села в седло.
      И больше ни о чем не думая, вслед за женщиной и пятью девочками выехала из Благдена под охраной пятерых вооруженных всадников, оставив все и всех за собой.
      Глава 5
      Мышь вскоре узнала, что женщину зовут Пчела. Они поехали по северной дороге, двигались за Пчелой парами, ехали за ее лошадью так привычно, словно делали это всю жизнь. Стражники держались впереди и позади;
      Ринфар, командир, сопровождал женщину, остальные четверо замыкали строй. Ринфар вез с собой знамя.
      Мышь узнала, что эта дорога привела бы их в Лормт, если бы они оставались на ней, а не свернули на Большой Развилке. Она слышала о Лормте и раньше. Иногда мама говорила о том, что поедет туда изучать травы, но никогда не находила времени. Лормт кажется очень интересным местом, со всеми его свитками, учеными и науками. Даже его камни должны быть переполнены знаниями. И особенно сейчас, когда две из четырех башен рухнули, обнаружив много новых материалов. Ученые могут провести жизнь, описывая их. Мышь и другие девочки очень хотели взглянуть на Лормт. Но Пчела казалась совершенно равнодушной к этому месту и не упоминала о нем. Она решила туда не заезжать, не доезжать даже до Большой Развилки, а поехать напрямик по местности, и воины подчинились ей без возражений.
      Большая дорога оказалась в превосходном, тщательно поддерживаемом состоянии. Твердая и с обеих сторон ограниченная низкой стеной. Мышь могла заглядывать за нее. Стена из серо-зеленого камня, цвета реки, вдоль которой они ехали. Мышь никогда в жизни не видела камень такого удивительного цвета. Вокруг Благдена камни красновато-коричневые, и сама земля красноватая, когда не вскопана заново и не влажная. В таких случаях она становилась темно-коричневой, почти черной.
      Мышь подумала, что все будут смеяться над ней: она никак не могла удержаться и все время смотрела по сторонам. Она никогда не отъезжала далеко от Благдена, и мир за пределами деревни казался ей необычным, удивительным и немного пугающим. Но скоро она заметила, что остальные девочки смотрят, как и она, все, за исключением Звезды, которая лучше всех владела собой.
      В пути девочки разговаривали, и Звезда, казалось, побывала везде и все видела. Чаще всего именно Звезда объясняла им, где они проезжают и что увидят на следующем повороте и за тем подъемом.
      Первое впечатление Мыши оказалось верным. Все девочки очень похожи. Все они, и даже Пчела стройные, с хрупким телосложением. Помимо треугольных кошачьих лиц, у всех черные волосы и глаза и бледная кожа.
      Они словно шесть сестер, путешествующих вместе с теткой. У всех теперь были новые имена. Мышь не знала, как их звали раньше, и ее это не интересовало. Впервые в жизни у нее появились подруги, настоящие подруги, которые могут понять ее, понять то легкое, сопровождавшее Мышь всю жизнь ощущение отчужденности от других. Она обнаружила, что все испытали это ощущение. В обществе друг друга им было очень хорошо, и они все поняли, что до этой встречи были очень одиноки, так одиноки, как только они это могут понять. И вот они вдруг словно отыскали пять сестер. Подругами Мыши стали и Птица, и Пламя, и Звезда, и Сверчок, и Шепелявая, которая не умела произносить звук "с". Это она сосала палец, когда чувствовала себя неуверенно.
      Когда она говорила, все остальные посмеивались. Вскоре Мышь поняла, почему женщина дала им именно такие имена.
      Птица оказалась умной и инициативной, она наклоняла голову, слушая, а потом летела в каком-нибудь направлении, когда ей в голову приходила новая мысль.
      Пламя буквально светилась внутренним огнем, и, когда говорила, делала это с большим убеждением и очень серьезно. Сверчок всегда была неудержимо весела, а Звезда оказалась, вероятно, самым знающим в мире человеком, кроме мамы и папы, конечно, какого Мышь когда-либо встречала. А что касается Шепелявой, то ее имя и так понятно.
      Мышь узнала, что Пчела выехала из города Эс и проехала по всему Эсткарпу, направляясь вначале на юг, потом на восток, потом снова на север, пока не закончила свой поиск в Благдене, и все шесть девочек благополучно оказались под ее опекой.
      Подобно Мыши, Птица, Пламя и Сверчок происходили из самых обычных семейств, живущих в небольших деревушках; Шепелявая была ребенком в знатном семействе, чья крепость была расположена вблизи Барьерных гор. Звезда росла в самом бедном окружении - в семье бродячих торговцев, продающих всякую мелочь.
      У нее никогда не было дома, кроме фургона, в котором ездила семья. Ее мать и мужчина, в это время деливший с ней постель, испугались женщины в сером, которая безошибочно отыскала их, испугались сопровождающих женщину солдат и позволили без единого возражения увезти Звезду. В конце концов, им теперь на один рот меньше кормить. Звезда рассказывала свою историю деловито и спокойно, и Мышь поняла, что либо она, действительно, совершенно не тронута поведением родителей, либо так глубоко обижена, что не хочет этого показать. Мышь решила, что обязательно подружится со Звездой. Ее собственные мама и папа...
      Мышь удивленно замигала. Она впервые с тех пор, как покинула дом, подумала о маме и папе! Она почти забыла о них и совершенно не соскучилась, нисколько. Будут ли они горевать? Беспокоиться, что с ней стало?
      Этим вечером вместо того, чтобы сразу уснуть, Мышь негромко заплакала в одеяло. Всхлипывания по соседству подсказали ей, что она не одна. Она села и обнаружила, что остальные девочки тоже плачут.
      - Я хочу к маме, - жалобно сказала Сверчок.
      - Я тоже, - подхватила Пламя. Птица и Шепелявая кивнули, Шепелявая сосала большой палец так, словно никогда не перестанет это делать. Мышь больше всего хотела поискать маму, позвать ее, как она обычно делала дома, заставить услышать. Но рядом с Пчелой она почему-то боялась это сделать.
      - Молчите, - сказала Звезда. У нее единственной были сухие глаза. Пчела вас услышит.
      - Я уже услышала, - сказала Пчела. Она села посреди девочек и взяла Шепелявую на руки. Сверчок прижалась к ней, а остальные дети подобрались как можно ближе, даже независимая Звезда.
      - Пожалуйста, госпожа, - сказала Мышь. - Мы забыли сказать моим маме и папе, куда мы уходим. Они даже не знают, где я!
      - И это тебя тревожит, правда? - спросила Пчела. - Не тревожься. Теперь они уже знают, что произошло.
      Шепелявая достала изо рта палец, чтобы сказать:
      - Я шкучаю по маме и папе. - Палец отправился назад; Шепелявая жалобно вздохнула.
      - Это пройдет. Вы в безопасности, вы там, где и должны быть. Помните это. А теперь всем спать. - Пчела уложила всех и укрыла. Поцеловала всех, задержавшись немного рядом с Шепелявой.
      Как и Пчела, все девочки нашли утешение скорее не в словах Пчелы, а в ее мыслях.
      - Спасибо, госпожа, - сказала Мышь. - Теперь мы не будем плакать. - И она уснула.
      Глава 6
      В обществе Пчелы было замечательно. Она как настоящая тетя, молодая тетя, с которой можно смеяться и шутить, с которой всегда так весело. И в то же время ее нужно было слушаться без всяких вопросов. Они пели песни, и Пчела рассказывала им разные замечательные истории.
      - Так мили идут быстрее, - сказала она. И действительно, им в спины как будто дул волшебный ветер.
      Вначале Мышь осторожно посматривала на мужчин.
      Конечно, она и раньше видела кольчуги. У папы есть кольчуга, хотя он почти никогда ее не надевает. И его шлем, хотя и не новый, такой же страшный, как шлемы стражников. Но у этих солдат на боку висели длинные мечи, и было ясно, что боеприпасов для игольных ружей у них достаточно. У папы стрелы давно кончились, и теперь он держал ружье на стене у входа просто как украшение. Солдаты, охранявшие Пчелу и девочек, разговаривали мало, и то только между собой и негромко.
      Мышь удивилась, поняв, что приказы здесь отдает Пчела. Она снова начала задумываться. Папа никогда бы так не поступил, он не признавал бы приказов женщины; однако среди стражников есть один, похожий на далекого папиного родственника. Мышь не решалась заговорить с ним. У него на седле сидел сокол, похожий на Смельчака, с V-образным белым пятном на груди. Но эта птица отличалась от Смельчака, как ее хозяин отличается от папы. Каждый раз, как девочка подходила, птица начинала кричать, и потому Мышь оставила ее в покое.
      Но она знала, что этот человек, должно быть, один из удивительных сокольничьих, каким был папа до того, как женился на маме. И поэтому ей иногда хотелось с ним поговорить.
      Каждый вечер перед сном Пчела проводила с маленькими девочками урок. Обычно о сути волшебства, но однажды она рассказала, как вести себя в городе Эс.
      - Мы будем там уже скоро. Там вы должны хорошо себя вести, - сказала Пчела. - Хранительница правит нами всеми - да, даже вами, хотя вы никогда ее не видели. Теперь она ваша мать. Больше того, она ваш единственный родитель, как и мой. В ее присутствии нельзя бегать, кричать или играть, держаться нужно тихо и говорить, только когда к вам обращаются.
      - Л она побьет нас, если мы будем вести себя плохо? - со смехом спросила Сверчок.
      - Конечно, нет! - Пчела старалась сохранить строгость, но уголки ее рта дрогнули. - Плутишка! Ты всех будешь веселить в Месте Мудрости.
      - А что это такое, Пчела? - спросила Мышь.
      - Это место во многих лигах от замка Эс. В дне пути от моря.
      - Ура! - закричала Шепелявая. - Мы ш мамой и папой жили вожле ожера, и меня брали купатьшя. Море такое же, Пчела?
      - Да, можно и так сказать, только оно больше. Когда я сама была в Месте Мудрости и мы все вели себя хорошо, мы уезжали к берегу моря. А теперь, говоря о хорошем поведении, вам всем пора спать. Еще день, и мы увидим на горизонте башни города Эс.
      Мышь была так возбуждена, что ей казалось, будто она не сможет уснуть. Остальные девочки тоже. Они собрались в кучку, смеялись и перешептывались, пока Пчела не заставила их лечь. Она взяла свой загадочный камень и произнесла несколько слов, которые показались Мыши странно знакомыми, хотя она никогда раньше не слышала таких звуков. И сразу веки ее отяжелели, она не могла держать глаза открытыми, и, когда открыла их в следующее мгновение, было уже утро.
      Последние несколько миль до города Эс стали настоящей пыткой для возбужденных детей. Вместо того, чтобы поторопить их после завтрака, Пчела разрешила поиграть в прятки.
      - Бегайте и кричите, как хотите, - сказала она им. - Надеюсь, они утомятся, - добавила она, обращаясь к Ринфару. - За многие годы у нас не было таких здоровых и энергичных детей.
      - Не могу сказать, госпожа, - ответил Ринфар. - Но они действительно кажутся сильными и крепкими.
      - Новая кровь, - серьезно заметила Пчела. - Мы, волшебницы, почти истощили свои силы. И почти совсем исчезли во время Поворота.
      - Ты была там? - спросил стражник.
      - Да, я была во втором круге. Меня избрали в число тех, кто стоял наготове и отдавал силу, когда это необходимо, чтобы подействовало заклинание. Пришла Сила... - Она вздрогнула и помолчала. - Это было ужасно. Если бы я не закрыла глаза и не зажала уши, я могла бы умереть, как многие мои сестры. Их камни разбились, рассыпались в порошок, а сами волшебницы умерли. - Она снова с дрожью замолкла и сжала камень, висевший на цепи у нее на шее. - А некоторым в первом круге повезло еще меньше. Их камни почернели, но сами волшебницы остались живы - если можно назвать их состояние жизнью. И многие до сих пор не пришли в себя.
      Мышь, которая оказалась поблизости, держалась очень тихо и незаметно и слушала. Она, конечно, слышала о Повороте. Все знали, как рухнули горы между Эсткарпом и Карстеном и погиб папин дом Гнездо. Но до сих пор она не представляла себе, как это произошло.
      От мысли о той силе, какой владеют волшебницы, у нее начинала кружиться голова...
      Пчела глубоко вздохнула.
      - Но эти ужасные дни позади, - сказала она. - Теперь у нас новая хранительница, молодая, у нее много новых идей. Она признает, что мир изменился, что новый путь не обязательно худший, что пришло время испытать некоторые перемены. Расширение, Ринфар. Может быть, полная смена направления. А дети - ключ к этому... Мышь! Что ты здесь делаешь?
      Мышь подпрыгнула, полная стыда и вины за то, что ее поймали подслушивающей.
      - Я пряталась, Пчела, - сказала она. - Это часть игры. Я не хотела подслушивать.
      - Ну, я думаю, никакого вреда в этом нет. Иди с Ринфаром и отыщи остальных. Если хотим добраться до ночи, пора выступать.
      Мышь послушно пошла со стражником, который прервал игру, к разочарованию Звезды.
      - Я выигрывала! - заявила она.
      - Нет! - возразила Пламя, и Шепелявая ее поддержала.
      - Ты не могла меня поймать, как ни хотела, - сказала она. - Ты даже не могла меня увидеть, когда я хотела шпрятаться, а я могу бежать гораждо быштрее тебя. Вот.
      - Тогда мы заставим тебя бежать до самого замка Эс, - с деланым гневом ответила Пчела. - Конечно, если не захочешь ехать с нами.
      Это кончило все жалобы и споры. Девочки послушно сели на пони и привычно выстроились в колонну парами.
      Эсткарп стал серебристой зеленовато-серой равниной, очень непохожей на то, к чему привыкла Мышь, которая жила возле гор. Дома у нее деревья высокие и ароматные, с колючими иголками вместо листьев, и на каждой ветке растут шишки, тоже колючие и с приятным запахом. Мышь любила собирать шишки и всегда держала у очага полную корзину, потому что от них огонь пахнет очень хорошо. Но теперь эти деревья остались далеко позади. Леса пахнут совсем по-другому. Больше похоже на домашние растения, чем на дикую сладость горных лесов. Мышь часто думала, а что здесь для запаха подбрасывают в огонь.
      В этой части Эсткарпа, там, где еще не посадили ранние хлеба, камни казались при свете солнца серовато-зелеными, и появившаяся первая зелень была того же приглушенного оттенка. Деревья сравнительно невелики. И не растут повсюду, как в окрестностях Бландена.
      Здесь это аккуратные, четко очерченные леса, небольшие рощи и аллеи, деревья цепочкой растут по берегам ручьев и речек, и их царство сокращено за счет полей и ферм. Но многие поля лежат невозделанными, нераспаханными, и Мышь подумала, что после войны в Эсткарпе производится гораздо меньше пищи, чем раньше.
      Город Эс вначале казался еще одной неясной серо-зеленой полоской на горизонте. Но когда подъехали ближе, Мышь увидела, что городские стены и замок, который они окружают, построены из того же серо-зеленого камня, который так часто встречается в этой части Эсткарпа. Теперь она понимала, почему главная дорога вымощена и во многих местах ограждена стеной из того же камня, из которого сооружены стены города. Эта дорога, которая тянется от Великих гор до самого моря, как сказала девочкам Пчела, служит гордым напоминанием тем, кто проезжает по ней, что это Эсткарп, земля, которой правят волшебницы. Мышь тоже ощутила гордость. Скоро, очень скоро она проедет в большие ворота города Эс. А потом вместе со своими новыми сестрами придет к хранительнице и, если ее сочтут достойной, начнет учиться, чтобы однажды тоже стать волшебницей.
      Она сидела в седле очень прямо. Оглядываясь, Мышь видела, что на остальных девочек это место подействовало так же, как и на нее. Одновременно девочки затянули одну из дорожных песен, которые делали долгие мили пути в это удивительное, волшебное место такими приятными. Голоса их вздымались, светлые и трепещущие, и люди на стене останавливались и смотрели на них.
      Словно по приказу, стражники тоже подтянулись, и Ринфар развернул серебряное знамя, которое развевал свежий ветер. Мужчины подхватили песню своими низкими голосами, и Пчела присоединила свой звучный альт.
      И вот с песней девочки-волшебницы проехали в ворота города Эс, чтобы начать новую жизнь.
      Глава 7
      Несмотря на все свои усилия, Эйран не могла держаться вровень с Яретом. Старик Дорни просто не поспевал за Рангином. Эйран мрачно привыкала к виду спины Ярета. Он ехал далеко перед ней по окруженной каменными стенами главной дороге в город Эс. Каждый вечер, однако, она его догоняла, когда он уже разбивал лагерь, и они вдвоем кормили и растирали лошадей, прежде чем поесть самим. Спали они вместе, хотя не занимались любовью. Эйран вспоминала их последнюю ночь перед охотничьей поездкой Ярета. Тогда они любили друг друга. Эта мысль согревала ее. Как они были близки, как цеплялись друг за друга. Сколько времени прошло? Она посчитала по пальцам. Около трех недель. И как много событий произошло за это время!
      В пути Ярет находил и осматривал места, где ночевали Дженис и ее похитители.
      - Все очень ясно. Было пятеро мужчин, - сказал он, осматривая отпечатки следов в одном из лагерей. - Одна женщина и шесть маленьких девочек. Точно как сказала тебе Эйдин. И они как будто не торопились.
      Эйран почувствовала надежду, у нее перехватило горло.
      - Ты думаешь, мы догоним их до того, как они попадут в Эс?
      Ярет покачал головой.
      - Нет. Следы почти недельной давности. Они уже приехали. Но я успею остановить их, прежде чем они что-нибудь сделают с моей дочерью.
      - С нашей дочерью, - автоматически поправила Эйран. - Мы до них доберемся. - Но Ярет словно не слышал ее слов. Она вздохнула.
      Хотя Ярет, хорошо читавший следы, заключил, что дети провели в дороге не менее пяти дней, сами они с Эйран ехали гораздо быстрее и прибыли всего лишь через три дня. Эйран откровенно глазела на башни из серо-зеленого камня. Они словно выросли из почвы, в которой скрываются их глубокие корни. По мере приближения к городу поверхность дороги все улучшалась, вместо утрамбованной земли теперь она была каменной. Сгущались сумерки и копыта Рангина и Дорни гулко стучали по камню, когда они подъехали к пугающе строгим воротам города Эс. Главная улица вела непосредственно к замку. Здесь они остановились перед огромным караульным помещением.
      Их словно поджидали. Вышел стражник и принял их лошадей, обещав напоить и покормить их. Другой стражник, сокольничий по внешности, набросил на Смельчака чехол.
      - Я отнесу его в клетки, брат, - сказал он. - Нашим птицам не разрешается залетать внутрь. Таков закон волшебниц.
      - Спасибо, брат, - ответил Ярет. - Его зовут Смельчак. Хорошо заботься о нем.
      - Клянусь жизнью.
      Еще один стражник провел их через нарядный вход во внутренний двор замка и оставил искать двери. Казалось, никакого доступа в замок нет: не видно ни окон, ни дверей. Замок Эс поворачивается каменным лицом к тем, кто не знает его тайн. Тем не менее Ярет решительно пошел вперед, а Эйран остановила одетую в серое женщину, которая шла по какому-то делу.
      - Госпожа, не поможешь ли нам? - спросила она.
      - Какое у вас дело? - Она говорила с Эйран достаточно сердечно, но на Ярета посматривала подозрительно.
      - Я пришел вырвать свою дочь из когтей хранительницы, - сказал Ярет.
      Женщина холодно посмотрела на него.
      - Ага. Понятно, - сказала она, наконец. - Идите сюда.
      Она сделала жест, и в стене, где только что ничего не было, появился вход. Эйран поняла, что была захвачена иллюзией, когда видела сплошную, без разрывов стену.
      Вероятно, окна тоже скрывает иллюзия.
      Они вошли. Женщина в сером провела их через лабиринт коридоров, пока они не оказались перед закрытой дверью.
      - Ждите здесь, - сказала она. - Я узнаю, примет ли вас хранительница.
      Ярет сделал попытку пойти за ней, но Эйран удержала его.
      - Нет, - сказала она. - Это дом хранительницы, и она в своем праве. Но, - громко, чтобы ее услышала их проводница, добавила она, - если она не примет нас сегодня, мы вернемся завтра, и послезавтра, и еще на следующий день, пока она с нами не встретится.
      Судя по тому, как подняла женщина голову, Эйран поняла, что та ее хорошо услышала. Женщина исчезла за дверью, и Эйран показалось, что они с Яретом ждали больше часа ее возвращения.
      - Хранительница согласилась принять вас немедленно, - сказала женщина, вернувшись. - Это большая честь, и вы должны это понять.
      Ярет сразу прошел мимо нее и вошел в комнату, а Эйран на мгновение задержалась в коридоре.
      - Спасибо, - сказала она. - Спасибо за помощь.
      Волшебница только пожала плечами и ушла, очевидно, вернувшись к делу, которое ей помешали выполнить. Эйран перевела дыхание и заторопилась вслед за мужем.
      Глава 8
      Комната оказалась небольшой. Вероятно, это было личное помещение хранительницы. Эйран не могла себе представить, чтобы такое значительное лицо занималось делами в маленькой комнате. Помещение ярко освещено шарами в креплениях на стенах. Глава Совета волшебниц Эсткарна стояла перед стулом с высокой спинкой. Покрытый бумагами стол свидетельствовал, что она здесь работала, когда волшебница прервала ее своим сообщением об Эйран и Ярете.
      - Мне сказали, что вас двое, - заметила хранительница. В ее голосе звучала легкая укоризна, и Эйран пожалела, что задержалась в коридоре. Нарушение этикета, пусть и незначительное, не поможет их делу. Эйран сразу инстинктивно поняла, что Ярету нужно говорить с этой грозной женщиной, не повышая голоса.
      Но он был не в настроении миндальничать.
      - Ты украла мою дочь, - сразу заявил он. - Я пришел, чтобы увезти ее домой.
      - Твою дочь? - Хранительница слегка приподняла брови. - У тебя есть дочь?
      - Есть, - ответил Ярет. - А ты ее украла. Верни ее мне.
      - Не понимаю, о ком ты говоришь, - сказала хранительница.
      - Она где-то здесь. Если понадобится, я разнесу это место камень за камнем...
      - Ты? - Хранительнице стало весело, и она позволила себе показать это. - В одиночку? Ты смелый человек, сокольничий. Я не знала, что вы воспитываете сыновей, не говоря уже о дочерях.
      - Есть много такого, чего ты не знаешь. Не будем говорить об этом. Повторяю. Я требую, чтобы мне вернули дочь.
      - Я могу вызвать десяток стражников, и тебя выбросят на улицу, сказала волшебница. - Могу сделать и по-другому... - Она положила руку на серо-голубой камень у себя на груди.
      - Можешь угрожать, сколько хочешь, но я верну свою дочь.
      - Достаточно. Ты меня утомил. Больше говорить не о чем. - Хранительница отвернулась и села. С каменным лицом она взяла стопку бумаг. Неторопливо принялась развязывать серебряную ленту, которой они были связаны.
      Эйран поняла, что прием окончен. Но у нее оставалась слабая надежда. Ведь хранительница все-таки женщина. Может, мольба другой женщины тронет ее сердце'? Эйран сделала шаг вперед, но Ярет остановил ее, положив тяжелую руку на плечо.