— У меня другие планы относительно этих паразитов, — ответил Алон холодным голосом, в котором звучал сдержанный гнев. Говоря это, он закрыл глаза и сосредоточился. Пот выступил у него на лбу. Смерч с его светящимися обитателями стал еще ярче…
… и вдруг, без всякого предупреждения, вспыхнул!
Хотя она сама обдумывала, как убить эти существа, Эйдрис едва сдержала протестующий крик. Убить их — да, но сжечь живьем!..
Несколько мгновений существа бились в пожирающем их огненном аду, пронзительно крича высокими голосами. И вот, когда сказительница решила, что больше не вынесет и убежит с криком в ночь, наступила тишина. От нападающих не осталось ничего, кроме плывущего в воздухе пепла.
Эйдрис стиснула зубы: снова заболела рука, но не от боли у нее переворачивались внутренности. В тусклом лунном свете она увидела лицо Алона.
Посвященный улыбался.
До рассвета путники занимались своими ранами (у Алона на подбородке, куда попал яд, образовался рубец). Смазав ожоги и перевязав друг друга, они занялись кеплианцем. На ноге жеребца теперь виднелась только небольшая припухлость, но Алон постарался вытянуть оставшийся яд.
Пока опухоль не спадет, кеплианец не сможет их нести, но Алон решил, что можно оставить на нем сумки.
Наконец, завершив все дела, Эйдрис села на спальный мешок и с безжизненным равнодушием посмотрела на жемчужное небо. Она знала, что нужно встать и идти, но тело просило отдыха. Ей казалось, что даже если бы она пешком без остановок прошла от Эскора до Арвона, она бы не так устала.
— Мы должны идти, — сказала она Алону, который сидел рядом с ней, в изнеможении опустив голову.
Он поднял голову и потемневшими глазами посмотрел на нее.
— Монсо нужно несколько часов, чтобы оправиться от действия яда. Да и мы не можем идти без отдыха. Спи, Эйдрис. Я намерен поспать.
Чувствуя себя предательницей («Что, если как раз сейчас Яхне приближается к Керовану»?), Эйдрис тем не менее поняла, что ее спутник прав. Кивнула, упала на одеяла, натянула на лицо край плаща и больше ничего не чувствовала.
Поздним утром ее разбудило прикосновение Алона. Со стоном она перевернулась и села. «Ванна, — с тоской подумала она. — Если бы здесь были бассейны Дахон!» Она поморщилась, уловив запах еды. На небольшом, почти бездымном, костре кипел котелок.
— Вот, — Алон протянул ей миску с густой, приправленной сухими фруктами горячей похлебкой. — Попробуй. Тебе нужно поесть.
— Не могу… — возразила она, чувствуя, как выворачивается желудок. — Кажется, я больше никогда не смогу есть.
Он спокойно посмотрел на нее.
— Пища поможет твоему телу преодолеть действие яда. Если не поешь, будешь слишком слаба, чтобы идти. Помни, Монсо сегодня понесет только наши тюки. — Миска снова приблизилась к ней. — Попробуй… пожалуйста.
Она с сомнением взяла миску, осторожно глотнула. Но как только сделала первый глоток, жжение в желудке прекратилось. Мир вокруг приобрел устойчивость, прояснился, в тело возвращалась сила.
И когда нужно было выступать, девушка смогла встать и идти без посторонней помощи Подлетел Стальной Коготь и сел на ветку. Сокол возбужденно закричал, забил крыльями. Алон остановился и внимательно посмотрел на него.
— Что он хочет тебе сказать? — спросила Эйдрис, когда юноша пошел дальше.
— Точно не знаю, — ответил посвященный. — Контакт между нами очень непрочен. Но он как будто считает, что его поиск подходит к концу. Он чувствует, что вскоре присоединится к своему хозяину.
Эйдрис через плечо оглянулась на птицу и увидела, как та поднимается в небо.
— Бедный Стальной Коготь…
Выражение лица Алона было мрачным.
— Мы не можем ему помочь. Лучше поможем себе и тем, кто от нас зависит.
Оставшуюся часть утра они шли, стараясь поддерживать равномерный быстрый ход, в полдень, не останавливаясь, пожевали хлеба и пошли дальше. Эйдрис с тоской вспоминала, как стремительно нес их кеплианец. Все мышцы ее тела болели.
Алон снова стал мрачен и задумчив, и, когда девушка встречалась с ним взглядом, его взгляд ей не нравился. Они видела, что мысли у него невеселые. Что-то усиливалось в нем, какая-то Тьма поглощала его дух, и сказительница боялась за него.
В начале вечера они поднялись по длинному пологому склону холма и остановились на вершине, чтобы передохнуть и осмотреть окрестности. Перед ними склон холма спускался в ущелье, усеянное камнями, заполненное слабой дымкой, несмотря на то, что над головой еще стояло солнце. Ущелье уходило в оба направления, насколько могла видеть сказительница.
— Наша дорога проходит прямо через это ущелье, — сказала она, с сомнением разглядывая его. — Но мне оно не нравится.
— Кар Гарудин в том направлении? — спросил он, показывая.
— Да. Но местность кажется труднопроходимой. Может, нам повернуть назад и поискать обход?
— На это потребуется много часов ходьбы, — справедливо заметил Алон. — Ущелье не больше полумили шириной. Если пойдем меж камней медленно, опасности не будет.
Ведя Монсо, он начал спускаться. Эйдрис пошла следом, но ее все больше отталкивало это странное узкое ущелье. Она все время хотела крикнуть Алону, что не нужно идти дальше, но заставляла себя молчать, вспомнив, какое срочное у них дело.
«Нужно всего полчаса, чтобы пересечь его, — подумала она, разглядывая местность впереди и пытаясь утешиться этой мыслью. — Алон прав, поиски обхода задержат нас на полдня или дольше…»
Впереди нее Алон миновал участок, заросший травой, и вступил на голую землю. Он помахал рукой.
— Тут прочно. Иди вперед!
Сказительница заставила себя переступить через границу. Сделала несколько шагов и ахнула: участок почвы, который казался абсолютно устойчивым, вдруг перевернулся и обхватил ее лодыжку. Она спаслась, только быстро пустив в ход посох. Прыгнула вперед и почувствовала, как еще один участок у нее под ногами переворачивается.
— Алон! — крикнула она. — Подожди!
Он споткнулся, едва не упал, но уцепился за гриву Монсо и посмотрел. На лице его отразилось выражение недоверия и растущей тревоги. Эйдрис заковыляла к нему; потом, в свою очередь, принялась разглядывать окружающую местность.
Зеленые склоны холма растаяли. Перед ними — и за ними — в бесконечность уходило усеянное камнями ущелье. Солнце над головой исчезло, горящее небо медного цвета заставляло всю землю мерцать от жары. Живой растительности не было. Торчали мертвые стволы деревьев, стояли высохшие кусты призрачного серого цвета. По потрескавшейся обожженной почве тянулись и сворачивались темные стебли вьющихся растений. Они не живые, в них ни следа зелени, и скорее они похожи на давно погибших змей.
И тут под ногами путников почва задрожала, оба вскрикнули и вцепились в Монсо, который поднял голову и в ужасе заржал. В земле открылась длинная трещина. Но вот дрожь прекратилась, и под ногами снова была устойчивая поверхность.
— Алон… — Слова замерли на устах Эйдрис. Она могла только молча стоять, понимая, что страх ее написан на лице.
Он кивнул, плечи его тяжело поникли.
— Я был дураком. Если бы не так устал, почувствовал бы… — Рот его мрачно сжался. — Все это место… заколдовано. Это дело Яхне. Ее ловушка. И я привел нас прямо в нее.
11
— Но где же мы? — спросила Эйдрис, заставляя себя говорить спокойно. Ей хотелось закричать на Алона, проклинать его за то, что он привел их в эту ловушку, но что хорошего это даст? С усилием, от которого заныли мышцы челюсти, она сдержалась.
— Точно не знаю, — негромко ответил он, и горечь в его голосе подсказала девушке, что он сам проклинает себя еще более сильно, чем она.
— Как ты думаешь, мы по-прежнему в Арвоне? — Она осмотрелась, но увидела только причудливо освещенное небо и странный ландшафт, уходящий во всех направлениях без видимого горизонта. В ней поднялся страх. — Или мы прошли через какие-то Врата, когда ступили на эту проклятую землю?
— Не думаю, — ответил он, с отсутствующим видом поглаживая талисман, который повесила ему на шею Дахон, как будто это прикосновение помогало ему рассуждать. — Я считаю, что мы по-прежнему в том загадочном ущелье, в которое спустились несколько минут назад.
— Но как это возможно? Здесь нет солнца… и нет горизонта. Мы не видим склоны холмов, которые нас окружали.
— Знаю. То, что мы видим, это иллюзия, — ответил он. — Многие иллюзии я могу рассеять, призвав истинное зрение. — Он показал на неровный камень у них на пути. Призрачная серая лиана с цветами песочного цвета обвивала его, как гадюка. — Вот это, например. На самом деле это не камень, а зияющая расселина в земле, полуприкрытая сухими растениями. Эйдрис посмотрела на камень. Если бы она продолжала идти, то упала бы через край. Она облизала пересохшие губы.
— Иллюзия… А ты не можешь снять это заклинание, Алон?
Он тяжело вздохнул и устало прислонился к плечу кеплианца.
— Не могу. — Это признание далось ему нелегко. — Волшебство Яхне слишком сильно.
Девушка от удивления широко раскрыла глаза. Она не ожидала, что он признает поражение, даже не попробовав сопротивляться.
— Откуда ты знаешь, если не пробовал?
Черное отчаяние отразилось на его лице.
— Знаю, — спокойно, но настойчиво повторил он. — Для меня это слишком сильно.
Сказительница раскрыла рот, собираясь спорить дальше, но промолчала и только вздохнула. «Заклинание не только в иллюзии, — поняла она. — Оно и в безнадежности». Она чувствовала и на себе действие чар… они подрывали ее волю и решимость, как расти, грызущий дно закрома.
«Без веры Сила ничто, — подумала девушка, вспоминая сведения о магии, которые усвоила от матери и Джойсаны. Если Алон не поверит, что сможет преодолеть заклинания волшебницы, у него ничего не получится».
— Что же нам делать? — спросила она, пытаясь не показать свой страх.
— Нужно пересечь ущелье, — ответил он. — Яхне не могла заколдовать весь Арвон. Если, вопреки иллюзии, мы найдем дорогу, выйдем к реальности… Но будет нелегко. — Он покачал головой, было ясно, что он не уверен в успехе. — Здесь неосторожных поджидают ловушки внутри ловушек. Один неверный шаг, и мы погибнем.
— Но ведь ты видишь сквозь иллюзию, Алон? — спросила Эйдрис. Страх, который она ощутила, оказавшись в этом месте, все усиливался. Что, если они навсегда здесь застряли и не смогут спастись?
— Да, сквозь самые простые, несложные. Но Яхне сейчас очень сильна. — Он мрачно сжал рот. — Простые иллюзии уничтожить легко, но то, что нас сейчас окружает, совсем не простая иллюзия… Она многослойная, подробная. Иллюзия внутри иллюзии.
— Понимаю, — прошептала девушка. Краем глаза уловив движение, она повернулась, но, как и раньше, все было неподвижно… неподвижно, как смерть. И все же сказительница не могла избавиться от убеждения, что где-то рядом, на краю поля зрения, кто-то подсматривает за ними, перебегая от одного укрытия к другому. Откуда-то послышался слабый вой, порыв горячего воздуха коснулся щеки.
«Призрак ветра»? — подумала она, поднимая увлажненный палец. Словно прочитав ее мысль, Алон кивнул.
— Иллюзия, — сказал он. — Заклинание не просто сложное, оно затрагивает не одно зрение. Мы не только видим, но слышим и чувствуем.
Эйдрис с детства знала только простые иллюзии, которыми иногда развлекала ее Элис. И поэтому девушка была застигнута врасплох. Она знала, что иллюзия рассеивается при прикосновении. Если проверить реальность иллюзии, прикоснувшись к ней рукой, она рассеивается. Сказительница содрогнулась.
— Нам действительно нужно быть осторожными. Алон задумчиво кивнул и огляделся.
— Еще одно, — тяжело добавил он. — Инстинкт подсказывает мне, что это заклинание изменило даже течение времени… или наше восприятие времени.
— Как это?
— Время тянется медленней. Пересечение ущелья продлится долго — если мы его вообще пересечем… — Рот его дернулся. — Но сколько бы это ни продолжалось, нам покажется еще дольше.
— Но… — Эйдрис прижала пальцы к левой стороне груди, чувствуя ровное биение сердца. — Но мое сердце бьется, я дышу… я не чувствую никакой разницы!
— Ты не изменилась, госпожа, физически не изменилась. Иллюзии действуют на сознание, хотя их воздействие кажется совершенно реальным. — Алон посмотрел на опустошенную голую землю. — Где-то тут настоящая дорога, замаскированная иллюзией, и мы должны ее поискать.
— И найти ее будет нелегко, — закончила за него Эйдрис.
Он кивнул.
— Но ты можешь ее найти… — настойчиво продолжала она, ища уверенности на его мрачном лице — и не находя ее. — У тебя есть истинное зрение!
— Да, — согласился он. — Но постоянное пользование истинным зрением утомляет… это труднее, чем сражаться с десятком солдат. Надеюсь, оно не откажет мне совершенно.
— Я сделаю все, что могу, чтобы помочь тебе, — пообещала Эйдрис — И лучше пойти, пока не началось новое землетрясение. — Она отвернулась, потом искоса взглянула на него. — Или землетрясение тоже иллюзия?
— То, которое мы испытали, было совершенно реально, — ровно ответил Алон. — И если мы упадем в одну из открывшихся щелей… нас ждет смерть. — Только глаза выдали его истинные чувства — страх, такой же, как у нее.
Эйдрис глотнула, решительно подавив ужас, который стремился овладеть ею, заставить с криком бежать сломя голову.
— Понимаю. Так… в какую сторону? Солнце нам не помогает, и все направления кажутся одинаковыми.
— Сюда. — Алон показал на промежуток между двумя высокими красноватыми шпилями. — Иди за мной и не ступай в сторону.
Он передал ей повод Монсо и повернулся, собираясь идти. Неожиданно остановился.
— Можно мне взять твой посох? Кванская сталь в голове грифона может предупредить от неверного шага.
Она молча протянула ему посох. Алон перевернул его, так что голова грифона нацелилась вниз. И пошел.
Эйдрис следовала за ним, не поднимая взгляда от земли, ступала на те же места, что и он. Монсо она держала на коротком поводу, заставляя кеплианца идти рядом. К счастью, рана мешала жеребцу делать его обычные длинные шаги.
Но даже крайняя осторожность не спасала от ошибок. Поверхность была усеяна камнями, которые, казалось, сами пододвигаются ей под ноги, чтобы она споткнулась и упала. Еще одним препятствием оказалась серая мертвая растительность, она цеплялась за ноги, замедляла движение, как ни старалась девушка ее избежать. Несколько раз Эйдрис едва не упала. Однажды только повод Монсо спас ее от падения с крутого утеса.
Скоро сказительница начала пошатываться, она морщилась при каждом шаге. Глаза болели от горячего медного сияния сверху, но девушка мигала только тогда, когда боль становилась невыносимой: она боялась, что если хоть на мгновение закроет их, потеряет верную тропу.
Даже со своим истинным зрением Алон справлялся не намного лучше. Его сапоги предназначались для верховой езды, а не для долгой ходьбы пешком. Даже и без иллюзии это помешало бы ему. Скоро он захромал.
Молодой посвященный делал несколько неуверенных шагов, потом останавливался и разглядывал неровную обожженную местность впереди, посохом ощупывал землю под ногами.
Несколько раз он негромко говорил что-то, протягивал руку, и Эйдрис видела, как с его пальцев срывается фиолетовое свечение, собирается в тонкий луч и устремляется вперед, прокладывая дорогу, но исчезает в десяти-пятнадцати футах. «Если он сможет и дальше так обозначать истинную тропу, мы выйдем из этого лабиринта», — с облегчением подумала она.
Но скоро поняла, что использование силы для поиска дороги опасно ослабляет ее спутника. Каждый раз, как он призывал свечение, круги вокруг его глаз становились темнее, рот западал, кожа на щеках натягивалась, и вскоре перед ней была только тень человека, которого знала Эйдрис. Пот проделал дорожки в пыли, покрывавшей его лицо; тонкая рубашка промокла и прилипла к телу.
Сказительница подавила чувство жалости, холодно напомнив себе, что именно он завел их в это опасное место. Краем сознания она поражалась собственной черствости, но с гневом заставляла себя ожесточиться, чтобы продолжать переставлять одну ногу за другой, все снова и снова, бесконечно.
Они двигались медленно, и постоянные остановки, когда Алон отыскивал верную дорогу, их еще более замедляли. Над головой медное небо не менялось; жар давил на них, как плотное одеяло. Жажда вскоре превратилась в пытку.
У путников было три фляжки с водой; этого вряд ли достаточно для дня пути, учитывая, что Монсо тоже нуждается в воде. Но в заколдованной земле Яхне вода встречалась только в грязных пенных лужах с таким отвратительным запахом, что ни одно живое существо не решилось бы пить из них. Иногда попадались ключи, бьющие из глубины земли, испуская обжигающие пары серы.
Наконец, после перехода, длительность которого измерялась только возрастающей жаждой и болью в ногах, Алон остановился.
— Немного отдохнем… — прохрипел он. — Воды…
Колени его медленно подогнулись, он опустился на землю и сидел неподвижно, опустив плечи, повесив голову от усталости.
Сказительница тоже остановилась, достала сумку с продуктами и воду. Протянула фляжку Алону. Тот смотрел на нее покрасневшими и помутившимся от усталости глазами, словно не видя.
— Возьми, — сказала она, вытаскивая пробку. — Вода. Попей, Алон.
Уловив запах воды, кеплианец негромко заржал, раздувая ноздри. Посвященный поглядел на фляжку, глубоко вздохнул, и глаза его приобрели осмысленное выражение. Он покачал головой и вернул воду Эйдрис с попыткой сделать широкий вежливый жест.
— Сначала ты, леди, — произнес он хриплым, еле слышным шепотом.
Не в силах спорить, она послушалась, почувствовала, как теплая вода течет по горлу, как вкуснейшее вино со стола высокого лорда. Проведя языком по потрескавшимся губам, чтобы поймать последние капли, Эйдрис снова протянула фляжку спутнику.
Но Алон по-прежнему отказывался пить.
— Эй, парень… — сказал он, подтаскивая кеплианца за повод, так что тот остановился прямо над ним. — Ты тоже хочешь пить…
Алон взял свою кожаную куртку и расстелил на коленях, так что образовалось углубление. Потом осторожно вылил половину фляжки в это импровизированное корыто. Монсо с шумом принялся пить. И только когда жеребец слизал последние остатки жидкости, Алон поднес фляжку к губам и немного попил.
Посвященный вылил последние капли из опустевшей фляжки жеребцу. Потом покормил его хлебом. Явно заставляя себя, и сам проглотил несколько кусочков, стараясь широко не раскрывать потрескавшийся окровавленный рот. Мрачно жевал и глотал. Но когда протянул кусок сказительнице, она покачала головой.
— Не могу. Хлеб такой сухой.
— Ну, тогда немного фруктов, — сказал он, увидев пакет, который дала им Дахон. — Тебе понадобятся силы, Эйдрис.
Слишком уставшая, чтобы спорить, она пожевала сладкий плод. Это не улучшило ее настроение, но силы постепенно возвращались в измученное тело.
С тупым удивлением она смотрела, как Алон открыл вторую фляжку и щедро налил воды коню. Когда Эйдрис сделала легкое протестующее движение, он покачал головой.
— Мне приходилось бывать в таком положении, госпожа. Слишком суровое ограничение принесет больше вреда, чем добра. Лучше попить сейчас, используя оставшиеся силы, чем беречь воду, пока она нам вообще не понадобится.
Вспомнив, что отец как-то говорил ей что-то подобное, сказительница кивнула, взяла вторую фляжку и отпила. По ее настоянию он тоже сделал несколько небольших глотков, потом тщательно заткнул пробку.
— Далеко ли мы прошли? — прошептала девушка, стараясь без необходимости не двигать пересохшими губами. — Сколько еще до конца этого места?
Алон мрачно пожал плечами.
— Мы прошли дальше, чем Яхне считала возможным, — ответил он. — В этом я уверен. Путь проходит через этот холм. — Он указал. Эйдрис видела, что его рука дрожит, несмотря на усилия юноши сдержать дрожь.
— Какой холм? — прошептала она.
— Ты его не видишь?
— Конечно, нет. — Прежний гнев заставил ее голос прозвучать резко. — Вижу только заросли сухих кустов, переплетенных колючими лианами. Они так сплетены, словно это гобелен на стене большого зала крепости.
Алон задумчиво посмотрел на нее.
— Заросли — иллюзия.
— Поверю тебе на слово. — Голос ее по-прежнему звучал резко, хотя Эйдрис сама не понимала, что ее раздражает. Может, заклинания волшебницы заставляют ее испытывать раздражение и беспомощность? Или гнев на Алона, который завел ее в ловушку Яхне? Она не знала. Под его внимательным оценивающим взглядом она вызывающе сжала рот и отвернулась, разглядывая растительность, которая, как утверждает Алон, вообще не существует.
— А мы почувствуем эти колючки? — шепотом спросила она, со страхом глядя на острые шипы. — Или иллюзия действует только на зрение?
— Боюсь, она более ощутима, — ответил посвященный. — Монсо я могу завязать глаза, но ты… — Он покачал головой.
— Если попытаюсь пройти, меня освежуют живьем… — пробормотала она, глядя на злые острия. — Может, если мне тоже закрыть глаза… — Она вопросительно посмотрела на спутника.
Он снова мрачно покачал головой.
— Для тебя иллюзия — это реальность. Видишь ты ее или нет — безразлично. Пока в твоем сознании ложь принимается за реальность, ты почувствуешь результаты.
— А обойти нельзя? — Она посмотрела в обе стороны.
— Вряд ли. Там… — он указал влево от зарослей, — большие камни, они лежат так тесно друг к другу, что даже собака не проберется между ними, не говоря уже о Монсо. А там… — он показал направо, — один из парящих омутов. Разве ты не чувствуешь его вонь?
Ноздри Эйдрис дернулись, она поморщилась. До нее определенно доносились ядовитые пары, подтверждающие справедливость его оценки.
— Значит, это единственный путь? — сознание ее боролось с паникой. Может, если завернуть лицо и руки в обрывки одеял и идти очень медленно, она избежит серьезных ран…
— Это единственный правильный путь, — подтвердил он. — Смотри сама. — Встав, он что-то прошептал, потом поднял обе руки. Пурпурный свет медленно окутал его пальцы, с болезненной медлительностью капал на землю, собрался там и образовал светящуюся стрелу, такую же, какие она видела раньше. Стрела двинулась вперед, к центру зарослей, обозначая дорогу. Но на этот раз свет быстро погас, рассеялся, едва Эйдрис успела его увидеть. Алон пошатнулся, ахнул и оперся о плечо Монсо.
— Указатель… — пробормотал он. — Ты его видела?
— Да, я видела, куда он показывает. Наверно, мне просто придется идти медленно.
Алон покачал головой, прикусил нижнюю губу и распрямился.
— Нет, — сказал он. — Это не подействует.
— Но я не могу…
— Можешь! — он посмотрел на нее гневно, как никогда раньше. — У меня нет ни времени, ни сил, чтобы позволить тебе цепляться за собственные успокаивающие иллюзии. Ты должна увидеть реальность сама.
Она, не понимая, смотрела на него.
— Но я не владею Силой! Ты это знаешь! — возразила она наконец резким голосом.
— Я знаю, что ты веришь, будто не обладаешь Силой, — ответил он. — И знаю, что именно эта вера удерживает тебя.
— А тебя не удерживает вера в то, что заклинание Яхне слишком сильно для тебя? — холодно спросила она. — До сих пор я не считала тебя трусом, Алон. Как ты смеешь сначала завести нас в ловушку, а потом обвинить меня в отсутствии способностей, которых у меня никогда не было? — Резкость собственного обвинения заставила его поморщиться, как будто она его ударила.
Рот его застыл, плечи, только что сгорбленные, распрямились.
— Ты обладаешь «даром», как ты это называешь, Эйдрис. Я знаю это с первой нашей встречи. Но я видел также, что ты боишься правды, и потому позволил тебе держаться за свою ошибочную веру. Но теперь ты должна посмотреть в лицо правде.
— Не говори глупости, — рявкнула Эйдрис. — Жара повредила твой рассудок!
— Нет, это не так. Только твое неверие мешает тебе разглядеть реальность за этой иллюзией. Только отсутствие веры в твою собственную Силу держит нас в плену. Как ты думаешь, почему волшебница из Эсткарпа преследовала нас так упорно? От страха ты не позволила себе увидеть правду, но теперь пора это сделать — использовать твою Силу!
— Нет! — Эйдрис подавилась от ярости. — Ты лжешь!
Ослепнув от гнева, она вскочила и набросилась на него, била, пинала, но он избегал се ударов и, в свою очередь, схватил ее за плечи. Повернул, продолжая крепко держать. Руки, которые могли сдержать Монсо, сжали ее плечи так, что она не могла вырваться, не могла сопротивляться. Эйдрис ахнула от боли.
— Смотри! — приказал он. Он приблизил рот к ее уху, и она слышала его, хотя теперь он не говорил, а хрипел. — Здесь нет зарослей! Эти заросли — ложь! Смотри, сказительница, ты должна смотреть сквозь иллюзию, должна отличить правду от лжи, увидеть холм!
Не в состоянии вырваться, она покорилась, мрачно посмотрела на светло-серые кусты.
— Я вижу только заросли, — пробормотала она.
— Ты не стараешься! — гневно заявил он. — Ты должна стараться! Сосредоточься! Увидь холм!
Она остановила взгляд на одном месте, чувствуя, как горят ее глаза от жары и сияния сверху. Очертания кустов начали слабо мерцать — или это ее воображение?
— Не могу… — Теперь она дрожала, чувствуя, как ее снова охватывает страх.
— Ты должна поверить! Ты можешь, клянусь своей жизнью, можешь это сделать!
Она сосредоточилась, смотрела пристально, слезы боли ослепляли ее, но она заставляла себя не мигать. «Увидь холм — здесь есть холм»! — твердила она про себя. Растительность перед ней поплыла, сквозь нее что-то начало просвечивать… показалось что-то красноватое.
— Вижу… — Она вынуждена была мигнуть, и все исчезло. Эйдрис осела, прижалась к груди Алона, ослабев от сознания своего поражения. — Не могу, Алон! — взмолилась она.
— Можешь! — настаивал он, поддерживая ее, хотя она чувствовала, что и он дрожит от усталости. — Эйдрис… попробуй петь, когда смотришь.
Она повернула голову и недоверчиво посмотрела на него, но он решительно кивнул.
— Давай… попробуй.
Эйдрис снова повернулась к путанице колючих ветвей и запела, едва сознавая, какую мелодию выбрала. Серость плыла перед ее ослепленными глазами, она помигала, чтобы прочистить их, сосредоточилась…
И, как будто он всегда был здесь, — увидела холм и тропу, ведущую через него, прямую тропу, проходящую между камнями.
Эйдрис ахнула, пение прервалось, и сразу вернулись серые кусты.
— Алон! — прошептала она. — Я увидела!
— Хорошо, — ответил он, не удивившись, и выпустил ее. — Твой дар связан с музыкой, Эйдрис. Приручая Монсо, ты пела. Когда дурачила волшебницу в городе Эс, тоже напевала, верно?
Она попыталась вспомнить события, которые, казалось, произошли не дни, а годы назад.
— Да, — согласилась она немного погодя. — Пела колыбельную мамы… — Она в замешательстве посмотрела на него. — Но… Алон… как это возможно? Я никогда не слышала о таком даре.
— Я тоже, — признался он. — Но теперь, когда я об этом думаю… многое в волшебстве зависит от звуков: заклинаний, заговоров, даже песен. Помнишь хрустальные Врата? Они открывались, когда звучала правильная нота.
Эйдрис в замешательстве кивнула.
— Это открытие объясняет… многое, — медленно сказала она.
— Сейчас нам прежде всего нужно уйти из этого места и выследить Яхне, — напомнил Алон. Быстро снял рубашку и при помощи рукавов обвязал ею глаза Монсо. — Если не увидит, куда идет, я думаю, иллюзия на него не подействует, — объяснил Алон сказительнице. — На нас это не подействовало бы, потому что у нас более сложно устроенный мозг и его не так легко обмануть. Ты готова, госпожа?
Эйдрис решительно кивнула.
— Готова.
— Ты видишь холм?
Она запела, не раскрывая губ, потом кивнула: перед глазами ее снова возникла тропа.
— Тогда, за тобой… госпожа, — хрипло сказал Алон. Он поклонился и сделал вежливый жест. Контраст между его официальными манерами и внешностью заставил Эйдрис покачать головой. Лицо его, с ярким рубцом от яда Летящих на паутине, было обожжено и покрыто волдырями от жары, голая грудь и плечи покрыты пылью и грязью, промоченными потом. На мгновение ей показалось, что он сошел с ума. Он явно кажется безумным.
Но нет, глаза у него нормальные. Он верит в нее. И самое малое, что она может сделать, это поверить в себя. Глубоко вдохнув, Эйдрис запела, и они пошли по длинной каменистой тропе. Сказительница постаралась заполнить свое сознание музыкой. Она так сосредоточилась на своем занятии, что не почувствовала дрожь земли, пока не пошатнулась и ахнула…
… и мгновенно оказалась окруженной колючими кустами. Тысячи шипов устремились к ней. Только удача уберегла ее глаза.
— Сосредоточься! — услышала она за собой крик Алона.
Она уже снова запела, и заколдованная растительность исчезла. Эйдрис шагнула вперед, не встретила никакого препятствия, сделала еще шаг и только тогда решилась открыть глаза. Перед ней лежал холм.
Эйдрис медленно поднялась на вершину холма, чувствуя новые толчки, отбрасывая с дороги камни и напевая, как сошедшая с ума муха.
— Можешь остановиться и передохнуть, — услышала она хриплый шепот Алона. — Мы миновали иллюзорные заросли.
Сказительница остановилась, разглядывая руки и про себя благодаря Гуннору за то, что не запаниковала. Руки были покрыты десятками царапин, из которых сочилась кровь. Грязными пальцами она осторожно ощупала лицо, обнаружив еще несколько порезов.
— Для иллюзии это было слишком реально, — сказала она подошедшему Алону. И протянула руку.
Он мрачно кивнул.
— По крайней мере мы прошли. Ты сегодня получила ценный урок, госпожа. Если производишь заклинание или противозаклинание, смертельно опасно нарушать сосредоточенность. Первый год обучения подмастерья чародеев учатся сосредоточиваться и не отвлекаться. Тебе пришлось усвоить этот урок за несколько минут.
— Будь уверен, я его не скоро забуду.
Он встал с ней рядом, и они вместе поднялись на вершину холма. Они очень устали, и подъем занял у них много времени, а поднявшись, они тяжело дышали. Остановились и посмотрели вниз, на то, что открылось их взглядам.