Пер. с англ. О. Колесникова, С. Сергеева. Scan, OCR and Spellcheck: Andy Kay

      Все изменилось после гибели Роланда и других благородных и храбрых герцогов и лордов, павших вместе с ним в последней великой битве с сарацинами. Король Карл Великий глубоко задумался о будущем своего королевства. Его мысли были суровы и трезвы, ибо думал он о несчастьях и бедах, теперь могущих обрушиться на его народ сейчас, когда эти великие герои пали смертью храбрых в беспощадном бою.
      Посему он решил созвать к себе на Двор всех высших лордов и пэров, оставшихся в живых, чтобы держать вместе с ними совет о будущем Франции. Однако из могущественных Двенадцати, что некогда возвели его на трон и поддерживали его впоследствии, остался лишь герцог Неймс из Байи.
      Король обязательно прислушался бы к его совету, ибо герцог Неймс был товарищем по оружию и сотрапезником тех, кто пал на поле брани с Роландом, Оливье, Ожье-Датчанином, а также с остальными великими воинами.
      Когда все пэры и лорды собрались перед ним, король Карл Великий поведал им о постоянно мучивших его мыслях и опасениях. Он сказал им следующее:
      – Сейчас наше королевство – юдоль неизбывной печали и лишений, ибо его достойнейшие и великие рыцари стали кормом для воронов на горных тропинках. Нет больше с нами великого и храброго Роланда, как не услышим мы голоса и любезного Оливье, который, не задумываясь, дал бы нам мудрый совет. А я – уже глубокий старик, и непосильное бремя прожитых лет лежит на моих хрупких плечах.
      Как изменится Франция и что станется в пределах ее границ, когда я сложу меч и корону перед неумолимым ликом смерти? Вот вопрос, на который вы должны ответить мне теперь.
      Он повернулся к Неймсу и молвил:
      – Я называю тебя моим преемником, ибо время тяжелым облаком нависло над моими плечами и короной, а ведь в дни моей молодости я почти не ощущал его, легкого, как пушинку. Теперь же оно тяжелой свинцовой тучей кружится над моими сединами.
      Да, у меня есть двое сыновей. Но ни одного из них я не могу подвести к тебе со словами: «Это тот, кто займет мое место на троне».
      Ибо младший из моих сыновей, Луи, еще совсем неопытный и неиспытанный жизнью юноша, и он не может стать королем в столь беспокойном возрасте. Что же касается моего старшего сына Чариота, он уже успел доставить мне много горестей в прошлом. Разве он не дал волю своему необузданному нраву и не сразил сына Ожье, чем едва не привел всех нас к краху? Поэтому, если ты думаешь, что хорошо бы оставить Чариота в стороне, несмотря на то, что я души в нем не чаю, то я скажу: «Нет». Ибо королевство подобно недавно обузданному жеребцу, поводья которого должна держать сильная и опытная рука.
      Теперь вам следует все это хорошенько обдумать, и от вашего слова зависит моя воля.
      Промолвив эти слова, король удалился во внутренние покои, а пэры в полном замешательстве воззрились друг на друга. Ибо никто не желал высказаться первым, поскольку прекрасно понимал, что всякое необдуманное слово окажет ему скверную услугу.
      Однако у герцога Неймса не было причин бояться кого бы то ни было, поэтому он поднялся и заговорил. Все старательно вслушивались в его слова.
      – Уж коли наш король соизволил поставить перед нами сию задачу, давайте же поведем себя так, как пристало пэрам Франции. Король высказал свое искреннее беспокойство принцем Луи. Он всего лишь юноша, который еще не подвергался суровым испытаниям, равно как еще неведома ему тяжесть кольчуги. Также он не знает, как правильно повести себя с врагом в открытом бою. Тем самым он не подходит для того, чтобы повести в бой рыцарей. И так будет до тех пор, пока он не обретет мудрость зрелого мужчины.
      Но принц Чариот – старше своего брата, и он уже побывал в бою. Верно, он совершал много глупостей и зла, но как молодой человек сможет обрести жизненный опыт и мудрость, не совершив при этом хотя бы несколько ошибок и неправедных поступков? К тому же с тех пор принц, наверняка осознал ошибки своей горячей и пылкой юности и теперь научился обуздывать себя и управлять собой, как того требует рыцарская честь. И еще, он – принц королевских кровей, и если мы осмелимся пренебречь им, то после смерти короля Карла Великого не видать нам мира на этой земле. Ибо у него всегда найдутся последователи, которые будут сражаться вместе с ним до последней капли крови. И тогда в стране воцарится хаос. Начнется чудовищная война, когда брат будет сражаться против брата, а отец – против сына. И она положит всем нам конец.
      Поэтому, ради нашего мирного будущего, я убедительно прошу вас, милорды, избрать Чариота преемником на трон после нашего досточтимого короля.
      Пэры и лорды несказанно обрадовались такому предложению, поскольку почувствовали в словах герцога истину. Даже самые тугодумы среди собравшихся одобрили его слова. Так что они отправили одного из них к королю и с надеждой стали ожидать возвращения своего повелителя, на этот раз, узнавшего об их решении. И очень скоро король вернулся в зал заседаний.
      И тогда герцог Неймс во всеуслышание объявил о решении пэров, а именно о том, что принц Чариот станет королем после своего отца. И теперь, за этот кажущийся нескончаемым день, Карл Великий выглядел намного радостнее и веселее, нежели раньше. Ибо он действительно очень сильно любил своего сына, и гордился, что пэры избрали Чариота, которого, из-за его прошлых грехов, многие в королевстве просто ненавидели.
      Среди лордов, присутствующих на совете, находился граф Эмери, в жилах которого текла черная кровь предателя, как и у дважды проклятого мерзавца Ганелона (из-за измены которого погибли Роланд и его верные рыцари). И этот Эмери был таким же подлым негодяем, как и Ганелон. Однако он, как и все, не скрывал своей радости, и очень учтиво обращался к тем, кто мог бы понадобиться ему впоследствии для каких-либо целей. И он настолько глубоко скрывал в своей душе злобу, что большинство пэров и сам Карл Великий в свое время назначили его наставником принца Чариота.
      Лишь один из великих лордов всегда подозревал, что именно Эмери научил юного принца большинству его порочных деяний. Этого лорда звали герцог Севин, который мудро и честно управлял богатейшими герцогствами Бордо и Аквитанией. Хотя герцог Севин давным-давно почил в бозе, Эмери ненавидел его и поныне, и с еще большей силой, и, понимая, что не сможет отомстить мертвому, он замыслил негодное дело против двух юных сыновей благородного герцога – Юона и Жерара. И негодяй тайно поклялся про себя, что приведет обоих юношей к разорению и позорной смерти.
      И с этой змеиной ненавистью в мозгах, он поднялся, и с неизменной улыбкой, обратился к королю со словами:
      – Ваше величество, молодым людям надобно многому учиться в этом жестоком мире, а тому, кто будет управлять государством, должно учиться вдвойне. Посему, пока я еще его наставник и советник, то неплохо бы было предоставить молодому принцу во владение герцогство. Так, научившись управлять малым, он впоследствии сможет управлять и большим.
      Король, оценив столь мудрый совет, благосклонно кивнул, и его примеру последовали пэры. Однако герцог Неймс молча барабанил пальцами по широкому подлокотнику кресла, ибо он некогда дружил с ныне покойным герцогом Севином и был наслышан от того о глупости Эмери. Поэтому теперь он чувствовал, что все совершили непоправимую ошибку.
      Вдохновленный благосклонной улыбкой короля, Эмери продолжал:
      – Есть одно действительно очень богатое и могущественное герцогство, и поэтому оно подходит любому принцу. Вероятно, вы помните, ваше величество, что конфисковали его в пользу государства у его лордов, затеявших мятеж. Так давайте же предоставим его принцу Чариоту для его испытания.
      Король искренне изумился, ибо уже не помнил никакого мятежного герцогства. И осведомился:
      – Назови имя того герцога, который осмелился восстать против нас.
      Эмери быстро и с готовностью отвечал:
      – О, мой король, я говорю о Бордо, которое конфисковано вашим величеством, из-за чего Юон и его брат Жерар, которые теперь правят там, не являются к вам ко Двору, чтобы засвидетельствовать вам свое почтение, поскольку их земли находятся в вашем распоряжении, как и в распоряжении закона Франции.
      Тогда герцог Неймс встал с такой поспешностью, что чуть не опрокинул кресло. Когда он заговорил срывающимся голосом, лицо его почернело от гнева:
      – Правда состоит в другом, ваше величество. Когда горячо любимый нами Севин ради благого дела отправился в Рай, его сыновья были еще зелеными юнцами, неопытными как в суждениях, так и в бою. Долгие годы герцогством управляла от их имени герцогиня Эклис. Она безумно любила Севина и его сыновей, очень похожих на него в молодости. Посему она не смогла вынести, чтобы они ушли от нее или подверглись какой-либо опасности. Поэтому они и не появлялись при Дворе по причине своего нежного возраста и великой материнской любви к ним. И они не совершали никакого восстания против вашего величества. И в доказательство моих слов, надо послать за ними в Бордо, чтобы призвать обоих к Вашему Двору!
      Пока Неймс говорил, Карл Великий отчетливо вспомнил герцога Севина и призадумался о том, что сыновей такого достойного отца нельзя считать мятежниками без основательной на то причины. Поэтому он призвал к себе двух верных рыцарей и приказал им:
      – Немедленно отправляйтесь в город Бордо и разыщите там сыновей герцога Севина и его супругу, герцогиню Эклис. И от моего имени попросите их прибыть ко Двору, чтобы они смогли засвидетельствовать мне свое почтение. Также убедитесь, что на землях их отца все обстоит в соответствии с законами Франции. Хорошенько запомните, как они принимают вас у себя и оказывают ли соответствующие почести посланцам короля. Потом как можно скорее возвращайтесь сюда и сообщите, как вас приняли.
      И рыцари вместе со своей свитой поскакали прочь, а ненависть графа Эмери против Юона и его брата усилилась еще больше. И он тайно замыслил план по их уничтожению.

      Когда рыцари, выполняющие по приказу короля роль посланников, добрались до славного и честного города Бордо, они поскакали прямо к центральной башне замка, где жила со своими сыновьями и устраивала приемы герцогиня Эклис. В то же самое время юные лорды только что возвратились с охоты и пока еще стояли во внутреннем дворе замка, каждый держа у себя на запястье кречета, со спутанными лапками и специальным колпачком на голове.
      А когда стало известным о прибытии людей короля, Юон выступил вперед, чтобы от души поприветствовать их. Его рука протянулась к старшему из рыцарей, чтобы помочь тому спешиться; тем самым молодой человек выказывал ему почтение, словно самому королю. Герцогиня Эклис с Жераром тоже радостно приветствовали их, принимая их со всеми почестями, так что приятно удивленные подобным приемом рыцари тихо переговаривались друг с другом:
      – Похоже, окажись на нашем месте его величество король, эти лорды из Бордо приняли бы его не с большими почестями, чем нас.
      Когда они освежались и умывались после долгого путешествия, им казалось, что нигде они не чувствовали себя более комфортно. И только спустя некоторое время, когда рыцари немного отдохнули, Юон осведомился о цели их поездки и зачем Карл Великий послал их в Бордо. И старший из рыцарей тотчас же поведал все:
      – Наш великий властелин и король Франции Карл Великий желает, чтобы сыновья герцога Севина прибыли к нему и присоединились к его Двору, дабы познакомиться с их братьями пэрами и подтвердить, что на их землях торжествует закон.
      Герцогиня Эклис поспешно ответила:
      – Если его величество король считает моих любимых сыновей виновными в том, что прежде не обнаружил их у себя при Дворе, то пусть он со всей силой обрушит свой праведный гнев лично на меня. Ибо когда мой любезный супруг герцог Севин удалился от меня в небесное королевство звезд, он оставил меня всеми покинутой, в отчаянной скорби и страхе, и только мои дети утешали меня все это время. Их детские личики всегда напоминали мне о моем возлюбленном супруге, и я бы просто не вынесла, если бы им пришлось уйти из-под моей опеки хотя бы на час. Однако теперь, когда они вышли из нежного возраста и возмужали, я больше не вправе управлять их жизнями посредством моих ревнивых женских страхов. Только дайте им дождаться Пасхи, чтобы мы еще раз вместе смогли отпраздновать Воскресение Господа нашего Иисуса Христа, и тогда я уступлю их королю, чтобы они смогли стать его людьми во всем, каким и был для его величества их благородный отец.
      Юон тотчас же встал, его миловидное лицо озарилось радостным светом от гордости и удовольствия. И он молвил посланцам короля:
      – Отправляйтесь к нашему королю и передайте ему, что его распоряжения для нас – это огромная честь, и мы как можно скорее выедем из дома, чтобы прибыть ко его Двору, но, повинуясь последнему желанию нашей любезной матушки, мы отпразднуем Христово Воскресение вместе с ней. А в память о нашей встрече примите этих жеребцов благородных кровей из Оркни, которые верой и правдой будут служить вам как в самом пекле сражения, так и на мирных дорогах. Вместе с ними примите эти рыцарские плащи, что перекинуты через их седла. К ним же пристегнуты дорожные кошели.
      Для посланцев короля, ни один человек не мог бы удостоится большей чести. Королевские рыцари воистину были поражены и озадачены столь щедрыми дарами благородного лорда. И с нескрываемой радостью и весельем облачились они в превосходные ярко-алые плащи и вскочили на боевых коней. Прежде чем снова миновать ворота Бордо, они рассыпались в многочисленных благодарностях.
      – Лорд Юон, – говорил по возвращении старший рыцарь, – еще подросток, но в своей учтивости и благозвучной манере разговора подобен принцу. У него очень красивое лицо и осанка, и достойнее его я еще не встречал ни одного лорда во всей Франции, если не считать нашего любезного Роланда в молодости. А его брат Жерар похож на него, хотя в нем еще не чувствуется силы воина, но это все потому, что он моложе своего брата. Оба засвидетельствовали вашему величеству самое горячее почтение и заявили, что страстно желают прибыть ко Двору, чтобы показаться Вам. Только они останутся с матерью до окончания Пасхи, чтобы исполнить ее последнюю просьбу.
      При этом посланники короля показали великолепные подарки, и король был поражен и приятно удивлен столь высокой честью, которой молодой лорд удостоил его рыцарей. И поэтому, прежде собрав лордов и пэров, он дал обет:
      – В те далекие дни, когда лорд Севин из Бордо был нашим сотрапезником и товарищем по оружию, мы его любили как нашего единокровного брата. Он был достойным человеком во всем, что касалось доброй воли и высокой чести, и теперь, похоже, он оставил на этой земле двух сыновей от своей плоти и крови и воспитанных в его духе. Ибо молодой лорд Юон отнесся к моим посланцам, как относился к ним и его отец, воздавая в старые добрые деньки соответственные почести тем, кому они предназначались.
      – Такие молодые лорды станут украшением нашего благородного собрания. И я клянусь, что когда они прибудут сюда, Юон будет провозглашен пэром Франции, и при этом его законными владениями станут Бордо и Аквитания. А Жерар станет членом нашего Двора. Это даст ему возможность для продвижения.
      Все лорды и пэры согласились со словами короля, кроме Эмери, который, предвидя столь плачевный конец своим надеждам по уничтожению сыновей Севина, осознал, что должен готовить заговор заново. И в темных закоулках его дьявольского ума начал вызревать новый зловещий план.
      Он с неимоверной быстротой покинул королевский зал заседаний и направился в покои принца Чариота, где обнаружил королевского сына, бездельничавшего в компании нескольких молодых рыцарей и увивающихся за ним поклонниц. И тут Эмери пал перед принцем на колени, вцепился в полу его плаща и начал громко взывать о справедливости.
      Принц, весьма удивленный отчаянными воплями Эмери, отослал остальных прочь и потребовал от графа объяснений причины подобных едва ли не безумных действий. И тут Эмери выказал всю черноту своего подлого сердца словами, вырвавшимися из его перекошенного от злобы рта.
      – Видите ли, принц Чариот, ваш отец, введенный в заблуждение затаившимися врагами, приглашает сюда, ко Двору, этого изменника Юона из Бордо и его брата Жерара. И еще наш король обещает пожаловать Юону герцогства Бордо и Аквитанию, которые по праву должны принадлежать вам. В то же время Жерара король обещает принять ко Двору, где тот сможет тайно действовать во зло его величеству и вам. Как только они окажутся при Дворе, они обязательно будут действовать против его величества, ибо этот Юон и его брат произошли от скверной родословной, а меня они ненавидят так сильно, что даже осмелятся навредить вам, а поскольку наша с вами дружба – ни для кого не секрет, то весьма удобно уничтожить человека при помощи его господина. Поэтому я предупреждаю вас, пока не поздно, принц Чариот: если эта парочка привнесет в королевский Двор черное зло, которое придет вместе с ними, то никто на свете, и даже его величество, не сможет уберечься от их подлых козней.
      И от слов Эмери принц Чариот ощутил в сердце глубочайшую тревогу, ибо он знал, что во Франции его недолюбливают, а большинство лордов просто ненавидят его за скверные деяния, совершенные им в прошлом. Итак, если Юон с Жераром начнут плести против него тайный заговор, то очень многие прислушаются к ним. Поэтому с все возрастающим страхом и ненавистью Чариот стал умолять Эмери поведать ему, что нужно предпринять, чтобы защититься от этих братьев из Бордо.
      И Эмери посоветовал Чариоту вооружить и снабдить резвыми конями своих людей для секретной встречи с ним, Эмери, где-нибудь вне города. Лучше, чтобы эти люди вообще никого не знали, чтобы они не смогли заключить какую-либо сделку с Юоном и Жераром до того, как братья доберутся до королевского Двора. Чариот сразу согласился на подобное предложение.

      После окончания пасхальных празднований Юон с Жераром стали готовиться к тому, чтобы сдержать обещание, данное королю. Избрав из своих людей самых достойных рыцарей и оруженосцев, они облачили их во все самое новое: от шлема до шпор, одев в доспехи, сделанные руками самых искусных мастеров. Молодым людям хотелось, чтобы их свита выглядела во Дворе лучше остальных. Однако сами Юон с Жераром не надели кольчуг, а у младшего брата даже не было портупеи для меча. Ибо они рассчитывали провести путешествие в мире и безопасности, полностью полагаясь на королевское покровительство. Братья знали, что отправляются в путь под протекцией самого короля.
      Тем не менее Юон надел портупею, роскошно отделанную золотом и серебром, которую носил еще его отец и в мирное и в военное время. С нее свисал превосходный меч с лезвием, выкованным в далеких и неведомых восточных землях Демонами Ночи (так называли простой народ этой страны). Этот меч часто бывал спутником их отца в кровавых битвах и рубил врагов еще до великих завоеваний Карла Великого. Как уже говорилось, Юон не стал надевать кольчугу, а отправился в путь налегке – в плаще и накидке.
      В связи с отъездом из Бордо любимых сыновей герцогиня Эклис пребывала в печали и скорби, поскольку с первого часа их рождения они еще ни разу не уходили от нее дальше, чем могли видеть ее глаза, а сердце несчастной женщины переполняли дурные предчувствия, ибо она все время думала обо всех возможных несчастьях, могущих случиться с ее детьми, когда те будут находиться вдали от нее. И чтобы не бросать тень на великолепие их поездки к королевскому Двору, она скрывала свои слезы под плотной вуалью.
      Когда свежим погожим утром братья выехали за городские ворота, Жерар не пришпоривал хорошенько своего коня, чтобы тот мчался быстрее, а ехал медленным шагом, напоминая человека, весьма неохотно отправляющегося на тяжелое задание, поэтому Юону часто приходилось натягивать поводья, чтобы не обгонять брата. И когда Юон не выдержал и насмешливо заметил брату, что тот ползет, как улитка, Жерар поразил его неожиданным ответом:
      – Брат, боюсь, что из нашего путешествия не выйдет ничего хорошего. Давай лучше вернемся в Бордо, да поскорее!
      Юон громко расхохотался и выкрикнул Жерару, что тот так и остался хнычущим младенцем на руках матери, однако брата не рассердила эта насмешка. Он лишь еще раз оглянулся и очень долго смотрел на удаляющиеся башни и крепостные стены Бордо.
      – Беда сопровождает нас, – продолжал он. – Да, брат мой, великое несчастье выйдет из этой поездки. Ночью мне приснился сон, что я еду по этой самой дороге, а из кустов на нас выскакивает разъяренный леопард со сведенными от города челюстями. Он сбросил меня с коня наземь и своими могучими клыками вырвал из меня душу, и я умер. А вот тебе, брат, удалось избежать его ярости. Я видел это так отчетливо, словно это случилось не во сне, а наяву, поэтому я и принял этот сон, как предостережение с Небес о том, что нам не следовало бы ехать этой дорогой…
      Но Юон отрицательно покачал головой.
      – Вполне вероятно, что это предзнаменование ниспослал нам Дьявол в искушение, дабы вынудить нас повернуть обратно и тем самым не выполнить долг перед королем. Ведь этим мы нарушили бы свое слово. Не думай об этом, а лучше посмотри, какой прекрасный день! И какая красота вокруг. Впереди лежит ровная дорога, а позади нас – дюжина храбрых рыцарей и еще целая свита народу. И все они служат нам верой и правдой! Так что выбрось из головы эти дурацкие страхи, Жерар. Все это глупости, да и думать о них не пристало знатному рыцарю!
      Поэтому Жерар замолчал. Но в глубине своего сердца он разгневался на брата, что тот так беспечно пренебрег его предостережением. И еще он долго размышлял, как отважен и бесстрашен Юон, которого совершенно не волнует будущее, и с какой легкостью он отнесся к его предупреждению. И еще, все любили и хвалили Юона, а к нему, Жерару, относились, как к малому дитяти и не воспринимали его всерьез.
      С наступлением сумерек они повстречали весьма почтенного аббата из Клуни, который тоже держал путь к королевскому Двору. И оба брата очень обрадовались этой встрече, ибо аббат приходился им горячо любимым дядей. Поэтому братья присоединились к его свите, и эту ночь прекрасно провели в аббатстве, где решил остановиться на ночлег аббат.
      На следующее утро после небольшого отдыха они снова двинулись в путь вместе с дядей и ехали до тех пор, пока не достигли вершины холма, откуда они увидели, что дорога покато спускается вниз по самой кромке густого лиственного леса. Внезапно Юон приостановил коня, и остальные, немало удивившись его поступку, последовали его примеру.
      Тогда Юон указал всем на яркие отблески солнечного света, виднеющиеся среди деревьев, как если бы там передвигались люди, облаченные в доспехи. Все пребывали в нерешительности, ибо не знали, что скрывалось перед ними в лесу.
      Будучи людьми не военными, аббат со своими монахами и мирянами отступили к краю дороги, и священник честно произнес Юону:
      – Благородный сэр, я и мои спутники – мирные и безобидные люди. Если впереди в засаде сидят какие-нибудь злодеи, то, безусловно, у них недобрые намерения по отношению к вам, едущим в доспехах и с мечами по бокам. Посему, поскольку я не могу вступить с кем-либо в бой, нам здесь же придется разделиться и дальше ехать разными путями. Ибо, если я пролью кровь, даже защищая свою жизнь, то этим совершу самый страшный грех. А ты, сын мой, человек борьбы и воспитан, чтобы сражаться.
      Как только аббат произнес эти слова, из-за деревьев выехал рыцарь с низко опушенным забралом. Он пришпорил коня, и остановился прямо посреди дороги, заслоняя ее для всех, кто спустился бы с холма. И стал спокойно ожидать.
      Юон внимательно оглядел эту преграду из рыцаря и его коня и обратился к брату:
      – Негоже нам бояться любого человека из плоти и крови, ибо в мыслях наших нет даже повода к вражде. На тебе нет ни доспехов, ни меча, и каждому понятно, что ты путешествуешь с мирными целями. Поэтому сейчас ты спустишься в долину и спросишь этого рыцаря, что ему нужно от нас.
      И Жерар повиновался. Он спустился к лесу, и, натянув поводья коня, храбро обратился к рыцарю:
      – Благородный сэр, что вам угодно от нас, кто не вступал ни в какие раздоры ни с кем? Я – Жерар из Бордо, а вон там – мой брат Юон, герцог этого же города. Мы едем ко Двору Карла Великого по личному приказу самого короля. Поэтому не задерживайте нас, если вы не законный представитель короля и не находитесь здесь по его требованию.
      Рыцарь с закрытым забралом на самом деле был королевским сыном – принцем Чариотом. Однако он и не помышлял называть Жерару свое настоящее имя. Вместо этого он презрительно-гневным тоном ответил юноше:
      – Безрассудный юнец, известно ли тебе, что я – сын герцога Тьерри, которому неоднократно наносились оскорбления из вашего дома? И вот теперь я здесь, чтобы навсегда положить конец нанесенным ему обидам, и я убью тебя и того заносчивого петушка, что расселся наверху и осмеливается называться герцогом Бордосским! Ибо все земли Бордо по праву принадлежат мне!
      Поскольку гневный голос рыцаря не предвещал ничего хорошего, Жерар осознал, что ему надо бежать. Но его конь оступился, и Чариот мгновенно очутился против беззащитного юноши с копьем наперевес.
      Сталь глубоко вонзилась в нежную плоть Жерара, и он тяжело упал с коня на утрамбованную тысячами копыт землю. Из его бока потоком заструилась кровь, и он застонал от нестерпимой боли. Поэтому он не услышал, как Чариот громко произнес:
      – Вот так я поступаю со своими врагами. А пока ты валяешься здесь, я разделаюсь с другим Бордосским псом!
      Но Юон услышал этот крик, и его сердце чуть не лопнуло от ярости при одной только мысли, что его юный и совершенно беззащитный брат принял смерть от руки этого замаскированного убийцы. Тело Юона напряглось так, что кости затрещали. Его глаза налились кровью от гнева, и весь мир перед ним стал ярко-красного цвета, как кровь, все еще истекающая из хрупкого тела Жерара.

      Когда он увидел своего любимого брата, лежащего в огромной луже крови, ярость настолько овладела Юоном, что он теперь не думал ни о ком на свете, кроме подлого мерзавца, убившего невооруженного мальчика. Выхватив меч, так долго служивший его отцу, герцогу Севину, Юон поскакал вниз, чтобы сразиться с неизвестным
      рыцарем.
      Чариот, увидев своего противника, несущегося на него столь опрометчиво и отчаянно, зловеще усмехнулся. На Юоне не было доспехов, а из оружия – один лишь меч, так что принц предвкушал очень легкую победу. Он приготовился, и, выставив копье вперед, поскакал навстречу молодому человеку, чтобы поскорее разделаться с ним.
      Однако Юон, в отличие от своего несчастного брата, был опытным бойцом, и, поняв, что враг собирается пронзить его острием копья, он взял в руку плащ и швырнул его прямо на копье Чариота, одновременно уклонившись всем телом в сторону. Поэтому копье Чариота запуталось в складках плаща Юона, и тому удалось удачно проскочить мимо врага, если не считать того, что острая сталь пронзила его накидку и легонько оцарапала ему бок.
      Пока Чариот пытался вновь выставить копье и вытащить меч из ножен, Юон нанес сокрушительный удар, оказавшийся столь резким и мощным, что принц свалился с коня и умер еще до того, как его тело покатилось по дороге.
      Юон даже не удосужился поднять забрало поверженного противника, чтобы посмотреть на того, кого он убил. Вместо этого он отыскал глубокую рану на боку Жерара и, разорвав свою льняную накидку на части, стал перевязывать ужасный разрез, из которого по-прежнему хлестала кровь. С трудом остановив кровь, он приподнял стонущего брата, осторожно посадил его в седло и пошел рядом с конем из лощины, оставив принца одиноко лежать на дороге.
      Очень скоро Юон присоединился к рыцарям и сопровождающим их людям. Им нужно было поторапливаться и скакать без промедления, чтобы товарищи убитого рыцаря не успели выйти из леса, чтобы разделаться с ними. И, предчувствуя нападение, все облачились в доспехи.
      Но когда они снова добрались до свиты аббата из Клуни, тот помолился и попросил их мужаться и не унывать, ибо видел все происшедшее с вершины холма. Тем временем из леса вышли какие-то люди и унесли незнакомца. И никто из них не последовал за Юоном.
      Сердце Юона все еще переполнял гнев, а на душе было черным-черно, когда он смотрел на белое как мел лицо и обмякшее тело брата. И, полный дурных предзнаменований, он обратился к своим спутникам:
      – Будь проклят король Карл Великий, если это он замыслил это деяние! И если он тайно вознамерился положить конец роду Севинов, то он глубоко заблуждается! Ибо пока я жив и крепко стою на ногах, а рука моя достаточно сильна, чтобы поднять отцовский меч, я отомщу за этот подлый поступок. И я открыто заявлю королю прямо в лицо, что теперь думаю только о мести. Ибо такому предательству нет прощения. Ведь получается, что нас пригласили ко Двору, чтобы убить! Нас заманили в лапы смерти!
      Почтенному аббату нечего было сказать, чтобы умерить гнев Юона, который всякий раз, когда он смотрел на Жерара, становился сильнее. А бедняга снова стонал и громко выкрикивал имя Господа нашего Иисуса Христа. Настолько нестерпимой была его боль.
      Тем временем граф Эмери выбрался из засады в лесу и приказал своим людям принести тело мертвого принца и, положив его поперек седла, привязать к нему. Затем он вскочил на коня и, взяв под уздцы коня с мертвым принцем, направился к королевскому Двору, сопровождаемый своими людьми и рыцарями из окружения Чариота. По пути он тщательно обдумывал великое зло, которое теперь сможет причинить Юону из-за этого убийства, и как посильнее вызвать ярость короля против молодого человека из Бордо.
      Первыми добрались до Двора Карла Великого Юон и его свита. И прямо перед королем они пронесли носилки, сделанные из копий и плащей, с лежащим на них стонущим от боли Жераром.
      Все собравшиеся пэры и придворные, да и сам король были весьма озадачены подобным прибытием, но Юон смело подошел к подножию трона и громким голосом разорвал воцарившуюся тишину:
      – Неужели это и есть справедливость короля Карла Великого?
      Услышав этот гордый выкрик, король почувствовал, как гнев приливает к его горлу, ибо еще ни один человек не осмелился предстать перед ним так со времен его юности. Он уже было собрался быстро ответить на подобную дерзость, однако сперва решил узнать причину столь странной выходки. Поэтому, к всеобщему удивлению всего своего окружения, король произнес очень спокойным голосом:
      – Ну, полно, полно, юноша. Что привело тебя сюда и почему ты так громко взываешь о нашей справедливости? Кто ты и кто этот юноша, которого ты принес на носилках?
      – Ваше величество, – с гордым достоинством ответил Юон. – Я – сын герцога Севина, Юон Бордосский, которого вы призвали к себе своим декретом. А это – мой брат Жерар, который лежит перед вами, истекая кровью, ибо, не имея ни оружия, ни доспехов, он был подло ранен полностью вооруженным рыцарем.
      Неужели вам доставило удовольствие то, что нам устроили засаду и напали на нас? Если это так, то смотрите и радуйтесь, благородной король!
      С этими словами Юон разорвал накидку, в которую был завернут Жерар, так что все смогли лицезреть окровавленные повязки на его ране, напоминающие собой огромные рубиновые браслеты.
      Затем Юон вытащил меч и положил его перед собой. В свете факелов и светильников все увидели стальное сверкающее лезвие, на котором тускло поблескивала кровь Чариота, уже успевшая свернуться.
      – И еще посмотрите сюда, ваше величество. Это капли крови убийцы, который теперь мертв от моей руки. Ибо все мы, из рода Бордо, всегда оплачиваем долги, и особенно – такие!
      Карл Великий смотрел на Жерара, а Юон тем временем просил его отнестись со всей справедливостью к юноше, пребывающему в столь плачевном состоянии. И теперь гнев короля обратился не на Юона, а скорее на тех, кто совершил столь подлое деяние. И когда король вновь заговорил, то его слова прозвучали, как твердое обещание.
      – Ты говорил запальчиво и дерзко, лорд Юон. Но, можешь не сомневаться, окажись я на твоем месте, я бы тоже распалился от гнева. Так знай же, что это деяние такое же подлое в моих глазах, как и в твоих, и тот, кто совершил это, будет отыскан; а если тот, кто замыслил это – не тот, кто поразил твоего брата, он будет сурово наказан! Слушайте все, собравшиеся здесь! Эти юноши прибыли сюда по моему велению, и все, что касается их, касается и меня. Тем самым, они будут мне, как сыновья, и вы должны относиться к ним, как к моим сыновьям. А теперь приведите сюда самых искусных лекарей, и пусть они осмотрят раны лорда Жерара. И сделают все, чтобы ему стало легче!
      Как приказал король, так и поступили. Вскоре пекари сообщили, что Жерар будет излечен от ран.
      Зато Чариот никогда уже не излечится, и Эмери думал только о том, как обратить гибель принца себе на пользу.

      На закате того же дня в королевский город прибыл граф Эмери, ведя за поводья коня с трупом его хозяина на спине. Проезжая через ворота, Эмери издавал жалобный вопль горя, и ему вторили его спутники. Услышав эти стенания, жители города высыпали из своих домов и тоже зарыдали при виде столь печального зрелища. Эмери направился прямо к королю, и застал того за кубком вина, сидящим в окружении Юона и своих пэров.
      Представ перед королем, Эмери отвязал тело принца, и оно соскользнуло на пол, громыхая доспехами. Мертвый Чариот упал прямо к ногам своего отца. И тут граф-изменник закричал как можно громче, чтобы все услышали его:
      – Посмотрите же на труп принца Чариота, которого предательски убили! Да, он убит, мой король и лорды, и убит этим негодяем, который осмелился восседать здесь с вами на почетном месте! И имя его – Юон Бордосский!
      Юон, пристально посмотрев на тело, понял, что оно принадлежит рыцарю, тяжело ранившему Жерара, а потом павшему от его меча. И он изумился словам Эмери, ибо он непредумышленно убил Чариота. Посему теперь он довольно спокойно произнес:
      – Ваше величество, труп, лежащий здесь, принадлежит тому самому неизвестному рыцарю, который ранил моего брата, и которого я убил в наказание за то подлое деяние… Мой брат был не вооружен и…
      Но пока он говорил, Эмери упал на колени и снял с головы убитого шлем, так чтобы все собравшиеся смогли увидеть лицо покойного. Из горла короля вырвался горестный крик. Он души не чаял в Чариоте, и вот теперь его любимый сын лежал подле его ног, убитый в полном расцвете своей молодости.
      – О, сын мой! – крик короля прогремел через анфиладу залов и пронзил сердца всех, кто слышал его, ибо глубину королевского горя нельзя было высказать словами.
      – Да, это ваш сын, ваше величество. И здесь, рядом с вами находится этот лживый Юон, которого вы лелеете, а он убил Чариота. Мы охотились в лесу, чем так любил по обыкновению заниматься принц, и выпустил сокола за добычей, и, помнится, очень вознегодовал, когда птица вернулась, так и не настигнув свою жертву. Тогда мы поскакали за ней, и случайно сбились с нашей дороги, и выехали на другую, где как раз проезжал этот подлый молокосос. И надо же, сокол принца сидел у него на запястье. Когда принц Чариот потребовал отдать ему птицу, этот самый Юон вместе со своим братцем набросились на него и разделались без…
      От подобной лжи Юон поначалу лишился дара речи. Но вскоре он взял себя в руки, снял перчатку и швырнул ее прямо в лицо графа, угодив ему в лживый рот.
      – Ты лжешь! – вскричал юный лорд из Бордо, когда, наконец, вновь смог заговорить.
      Но Карл Великий незаметно указал стражникам схватить герцога, что они и сделали, быстро заломив его руки за спину, несмотря на его отчаянное сопротивление.
      – Отрубить голову этому убийце! – проревел король.
      И стражники так и поступили бы, но герцог Неймс резко остановил их, сказав:
      – По законам рыцарства и дворянского сословия, мы не можем так поступить с этим юношей. Он назвал Эмери «лжецом» и тем самым потребовал от него доказательств правдивости его рассказа. И он должен доказать это своей жизнью. Пусть Судьею обоих выступит наш Господь Бог. Таково его право, и ни один земной король не может его у него отнять!
      От гнева Карл Великий был мрачен, как туча, но он увидел, что все пэры и лорды придерживаются того же мнения, что и Неймс. И несмотря на ярость по отношению к Юону, он понимал всю серьезность возникшей проблемы. Посему король был вынужден согласиться. Однако он сделал это весьма неохотно, и с черной ненавистью в сердце.
      – Пусть они сразятся, согласно обычаям рыцарства, – медленно промолвил он. – И возможно Бог справедливо поступит с убийцей. Но также пусть все теперь запомнят, что если кто-нибудь из двоих умрет до того, как признает свою вину в этом деле, то оставшийся в живых незамедлительно будет изгнан из королевства, чтобы никогда не возвращаться!
      Все присутствующие громко вскричали от подобной несправедливости, ибо все прекрасно понимали, что любой может быть убит в самом разгаре боя так, что у него не будет времени на признание. О чем Неймс прямо заявил королю, но все оказалось тщетным, поскольку воля Карла Великого в этом вопросе была непреклонна, и ни один человек не сумел бы переубедить его.
      Первыми ушли Юон с Неймсом. Молодой человек попросил Неймса продержать его в безопасности до утра, когда он встретится с Эмери в смертельном поединке. Граф тоже покинул Двор, а король скорбел над телом погибшего сына.

      Ранним утром во владения герцога Неймса, приютившего Юона, явились оруженосцы юноши и разбудили его. Они облачили его в свежее белье, а поверх его надели кожаную кольчугу. Затем герцог принес Юону превосходные доспехи, изготовленные его лучшими умельцами их секретным способом. В них юноша чувствовал себя настолько легко и свободно, словно их вообще не было. И вот, одетый таким образом, Юон устремился на место поединка, восседая на боевом коне цвета свежей крови. Справа от него скакал сам герцог Неймс, а вперед выехал его оруженосец, неся разукрашенный перьями шлем и щит.
      Когда Юон ехал на поле боя, все изумлялись его юности, и миловидности его лица. При этом зеваки негромко переговаривались о том, что даже королевский сын не смог бы сравниться статью и достоинством с герцогом Бордосским. Эти тихие голоса дошли до ушей Карла Великого, помпезно восседающего на самом видном месте, и гнев на убийцу сына еще сильнее обуял короля.
      Эмери прибыл на место поединка в полном душевном спокойствии, ибо он считал Юона зеленым юнцом, не умеющим обращаться ни с копьем, ни с мечом, который не сможет противостоять такому опытному бойцу, как он, проведшему много лет в кровопролитных сражениях. Однако когда он проезжал мимо королевского Двора, его конь внезапно спотыкнулся, поэтому граф, небрежно сидящий в седле, чуть не свалился наземь. И все, кто наблюдал за этим досадным зрелищем, посчитали это дурным предзнаменованием.
      Но Эмери тотчас же обрел равновесие, выпрямился в седле, твердой рукою надел свой шлем. Весь его вид говорил о том, что он верит в себя и свои силы.
      Юон тоже надел шлем, взял щит и поднял копье, переданные ему оруженосцем. Его ярко-чалый конь с грохотом бил копытом о булыжную мостовую, словно бросая вызов черному коню, которого граф сдерживал своей тяжелой рукой.
      Затем сам король приказал начинать, и противники вступили в бой. Эмери нацелился копьем прямо в шлем Юона. Этим он хотел показать, что на такой рискованный удар способен только опытный и уверенный в себе боец, каким он и считал себя на поле боя. Он не сомневался, что справится с мальчишкой, как с безобидным котенком.
      Однако Юон был готов отразить этот удар, ибо догадался, что на уме у врага. Поэтому, когда они сошлись, он ловко отклонил голову, и копье Эмери пронзило воздух. А копье Юона ударило прямо в середину вражеского щита с такой силой, что не только Эмери, но и он сам выпали из седел и рухнули на землю.
      Вскочив на ноги, оба отшвырнули бесполезные копья и выхватили мечи. Граф настолько рассвирепел от своего падения, что бросился на противника, не думая об осторожности настолько, что отбросил щит, намереваясь нанести мощнейший удар мечом обоими руками.
      Юон же прикрылся щитом, который и принял на себя удар Эмери. Лезвие, выкованное в раскаленной кузнице, было настолько тяжело, что граф не сумел поспешно отскочить назад. И тогда Юон нанес ответный удар, угодив графу точно туда, где шея крепится к плечам. Против такого удара крепкие доспехи графа послужили ему не больше, чем шелковая накидка. Его разукрашенный роскошными перьями шлем слетел с головы, которая покатилась по пыльной земле и застыла неподалеку от подножия королевского кресла.
      Вокруг раздались изумленные крики, ибо ни один человек не верил, что Юону удастся справиться с Эмери. А коварное сердце короля подскочило в груди, поскольку он понимал, что если Юон не умер в поединке, то он как можно скорее должен умереть ради Франции. Ведь Эмери испустил дух, так и не успев сделать честное признание. И тогда герольды провозгласили королевскую волю.
      Когда был зачитан суровый указ об изгнании, все лорды, обступившие королевский трон, начали возражать, и громче всех протестовал герцог Неймс.
      – Ваше величество, – произнес он, – разве не безутешное горе вынудило вас отдать сей суровый приказ? Ведь этот юноша доказал в сражении в свою правоту, и Судьею его был Господь Бог. Он сказал вам истинную правду. Если он убил принца Чариота нечаянно, его нельзя считать убийцей. Прошу вас, накажите его не столь сурово, что он всю оставшуюся жизнь будет пребывать за тридевять земель от своей любимой родины!
      Несмотря на непрекращающийся гнев к Юону, Карл Великий понимал, что его лорды открыто протестуют против его решения в этом вопросе. Поэтому он очень спокойно ответил Неймсу:
      – Это правда, что Юон совершил огромное зло, отняв у старого короля его любимого сына, а у Франции – ее будущего короля. Но также правда и то, что сам Господь Бог даровал этому юноше победу в поединке. Посему, чтобы не быть с ним столь суровым, я возложу на Юона трудную задачу, то есть поступлю с ним, следуя старинным рыцарским обычаям. И он не вернется во Францию, пока удачно не справиться с этой задачей, ведь в противном случае он примет позорную смерть. Что ты на это скажешь, герцог Неймс?
      Неймс, понимая, что больше ничего не сможет сделать на благо Юона, согласно кивнул.
      – А теперь слушайте все, какая задача предстоит Юону Бордосскому, – промолвил громко король. – Приказываю ему отправиться из Франции в очень хорошо укрепленный город сарацинов Вавилон. Там он должен явиться ко Двору эмира Гаудиса, управляющего этим городом. Юон должен вырвать из бороды Гаудиса клок волос, изо рта его – вытащить пять зубов. А главному гостю Гаудиса в присутствии всего окружения эмира отрубить голову. Мне он должен привезти эти волоски и зубы. Кроме того, он должен поцеловать дочь Гаудиса на глазах у всего Двора эмира.
      Когда Юон слушал о том, что ему предстоит выполнить, сердце его обливалось кровью, ибо он понял, что больше не жилец, и даже, имей он в помощниках самого Господа, ему не удастся остаться в живых после подобных деяний. И вот что он сказал королю и благородным лордам:
      – Ваше величество, вы отправляете на верную смерть того, кто желал бы служить вам верой и правдой всю свою жизнь. Может быть, когда-нибудь потом, наши потомки рассудят нас.
      Больше он не проронил ни слова, а отправился к постели Жерара и передал в его владение Бордо и остальные земли. Преисполненный безутешной печали, он попрощался с братом, отобрал себя в сопровождение лучших рыцарей и оруженосцев и отправился в путь, дабы выполнить волю короля.

      И с сердцем, исполненным печалью, Юон нанял судно, и вместе со своими людьми поплыл к древним землям Италии, где они, наконец, добрались до города Рима, расположенного в самом центре мира. И там молодой герцог попросил аудиенцию у Папы. И когда его святейшество удостоил его чести принять его, он сказал:
      – Давным-давно твой отец тоже приходил ко мне, а теперь я счастлив видеть Юона Бордосского, его сына от его плоти и крови, который пребывает в таком же добром здравии, как некогда мой старинный друг. Я слышал о тебе, сын мой, только хорошее. Ответь же мне, сын мой, что привело тебя из Франции к вратам нашего города?
      И тогда Юон поведал Папе обо всех бедах, обрушившихся на него, и рассказал о невыполнимой задаче, возложенной на него Карлом Великим. Полный печали, он сказал, что понимает, что отправляется прямо за своей погибелью. Но как только эти слова сорвались с его губ, его святейшество остановил его взмахом руки и ласково молвил следующее:
      – Сын мой, ты же знаешь, что, как говорил Наш Господь Бог, что для того, кто истинно верит в Него, не существует ничего невозможного. Так ступай же смело вперед с верой, что ты победишь, даже если против тебя выступят все ужасающие силы этих негодных язычников.
      И от этих слов сердце юноши избавилось от тяжкого груза, и теперь он чувствовал себя, как человек, освободившийся от тяжелых цепей. Затем его святейшество посоветовал Юону отыскать герцога Гарайна, приходившегося герцогу Севину родственником и ныне обитающего во владении Сент-Омар. И Юон сделал так, как наказал ему Папа, и отыскал этого немало знаменитого рыцаря, также хорошо известного во всем христианском мире.
      Герцог Гарайн принял молодого человека с распростертыми объятьями, крепко прижал его к груди и объявил своим сыном и наследником, ибо своих детей никогда не имел. Потому что, как он объяснил Юону, он очень похож на своего отца в юности, а герцог Севин приходился ему братом. Таким образом, Юон встретил своего дядю, от которого принял очень много ласки и доброжелательства.
      Когда для Юона и его спутников настал час отплыть к сарацинским землям, герцог Гарайн призвал к себе жену и сказал:
      – Присмотри, жена моя, за всем, что делается в нашем герцогстве, ибо я решил пуститься в путь с моим племянником, чтобы ему не пришлось встретиться с великими опасностями в одиночку.
      Его супруга глубоко опечалилась, а потом промолвила мужу:
      – Мой благородный муж, я очень сильно боюсь того, что ты покидаешь меня, ибо в последних снах мне снились сплошные несчастья. Поэтому я думаю, что если ты уедешь, я больше никогда не увижу твоего любимого лица. Но если такова твоя воля, то я больше ничего не скажу. Я выполню все, что ты пожелаешь, и буду управлять твоим герцогством до твоего возвращения.
      И, сказав так, она отвела в сторону Юона и попросила его как следует присматривать за ее мужем, чтобы ему не причинили вреда, ибо она горячо любила герцога Гарайна. Юон поклялся на кресте, что сделает все, о чем она попросила его, и сделает все, что от него зависит, чтобы его дядя остался цел и невредим в этом опасном путешествии.
      Но когда Гарайн с Юоном выезжали из владения Сент-Омар, она все еще безутешно рыдала, закрывая свое заплаканное лицо длинными рукавами своего платья.
      Тем временем, когда Юон преодолел половину пути, его брат Жерар оправился от раны, нанесенной ему принцем Чариотом, встал с постели и отправился домой в Бордо. Герцогиня Эклис постоянно держала на башне наблюдателя, и когда тот заметил флажки на пиках людей из свиты Жерара, то тотчас же разнес радостное известие по всей крепости. Весь народ быстро высыпал во двор, чтобы встретить своих возвратившихся хозяев.
      Но когда герцогиня спустилась во двор и увидела, что Жерар один, она сложила руки на груди, словно ее пронзил роковой меч, и горестно вскричала:
      – Где же твой брат? Почему ты приехал один?
      И Жерару пришлось поведать матери всю историю. Узнав о случившемся, герцогиня издала пронзительный крик, и все содрогнулись от горя. После чего несчастная женщина упала без чувств на булыжную мостовую.
      Служанки поспешно отнесли ее в покои, но она больше никогда уже не заговорила, ибо сердце ее разорвалось от боли. И она отправилась в Рай к своему супругу.
      Долгие дни Жерар скорбел по матери и брату, ибо уже решил, что Юон тоже погиб, поскольку ни одному смертному человеку не удалось бы выполнить задачу, возложенную на него Карлом Великим. Преисполненный скорби, Жерар молча бродил по замку, ни с кем не разговаривая и не принимая пищи, пока, наконец, к нему не подошел один старый рыцарь, воспитывающий его с пеленок, и не сказал:
      – Милорд, я понимаю, что ужасные несчастья пали на вашу голову. Но плач и траур не возродит мертвых. Бордо нуждается в правителе, и вы должны занять это высокое кресло и управлять городом, как это делали до вас ваши достославные отец и брат.
      Так Жерар стал герцогом Бордосским, и спустя некоторое время ему понравилось управлять городом, и вскоре он позабыл о Юоне и том обстоятельстве, что он стал единственным правителем Бордо благодаря несчастной судьбе брата. Ибо теперь для него Юон был таким же погибшим, как если бы его останки покоились в семейном герцогском склепе. Когда-то он горячо завидовал брату и тайно вынашивал мечту, как он станет великим, а Юон – никем. Теперь его мечты претворились в жизнь.
      По прошествии некоторого времени он взял в жены дочь Жильбера Сесилла, который приходился дальним родственником Эмери, принесшему столько несчастья в Дом герцога Севина. Это была женщина невиданной красоты, незаурядного ума и весьма острая на язык. Она рьяно занималась черной магией, чем наводила страх на простолюдинов, живущих в герцогстве и его окрестностях. Однако Жерар, очарованный ее неземной красотой, совершенно не думал о ее семье, ибо ей удалось ввести его в заблуждение при помощи своих запретных знаний.
      Поэтому он все время прислушивался к ее словам, равно, как и к советам ее отца, который прослыл по всей Франции коварным и лживым человеком.
      Так зло поселилось в Бордо, о чем ничего не знал его полноправный владелец герцог Юон.

      Наконец торговое судно с Юоном, герцогом Гарайном и их спутниками доставило их к пустынному скалистому берегу, находящемуся очень далеко от всех сарацинских городов. Юон не признавал никаких трудностей на своем пути к Вавилону. Вместе с дядей они вскочили на коней и в сопровождении своих людей поскакали вглубь страны навстречу восходящему солнцу, указывающему им дорогу к Вавилону.
      Они долго ехали по совершенно открытой бесплодной пустыне, пока не добрались до двух дорог. Первая вела через обширную местность, представляющую собой голые скалы и раскаленный на солнце песок. Вокруг не было видно ни деревца, ни даже кустика. Однако другая дорога вела к какой-то неведомой и очень красивой земле, где Юон увидел деревья, обрадовавшие его взор и обещающие воду.
      Этот путь и выбрал Юон: не задумываясь, повернув туда коня. Не успел он проехать и нескольких метров, как из покосившейся лачуги, сложенной из крупных прямоугольных камней, вдруг появился отшельник и преградил им путь.
      Его чресла и спину прикрывала львиная шкура, а седые волосы неопрятными лохмами ниспадали на костлявые плечи. Длинная борода доходила до пояса, но в его сверкающем взгляде чувствовались разум и сила, а сам он держался с таким достоинством, словно считал себя единственным властелином этой покинутом Богом земли.
      – Да благослови вас Господь, благородный сэр, – громко обратился он к Юону. – Судя по вашему одеянию и кресту на вашем щите, вы – христианский рыцарь. Если это действительно так, то прошу вас, примите предостережение от того, кто, хотя и был побежден в черные времена, некогда владел землями, принадлежавшими христианскому королю.
      Весьма озадаченный подобным приветствием, Юон сдержал своего коня, и попросил этого человека рассказать ему, что привело его к жизни в столь отдаленном и заброшенном месте.
      – Во время оно я был рыцарем Жерамом, который всегда скакал по правую руку от благородного герцога Севина Бордосского. Но, возжелав посмотреть на гроб Господа Нашего Иисуса Христа, я приплыл сюда, и мой пилигримский корабль был захвачен морскими волками, магометанскими пиратами. Всех моих спутников они продали в рабство, а мне спустя много лет удалось вырваться из цепей и бежать сюда, в эту дикую пустынную местность, где ни одной живой душе даже в голову не придет разыскивать меня. За семь лет вы первые, кто появился на этих древних дорогах. Мне не понятно, зачем христианам понадобилось вступать на эти пагубные земли. Какая злая судьба привела вас сюда?
      Юон поведал о возложенной на него задаче, и рассказал, как он и его дядя оказались на пути в Вавилон, чтобы выполнить волю короля Карла Великого.
      Когда он узнал, что Юон – сын его бывшего хозяина, герцога Севина, на глазах Жерама выступили слезы, и он схватил руку юноши и покрыл ее горячими поцелуями, приговаривая при этом, что тотчас же последует за Юоном даже за самой смертью.
      И снова он умоляющим голосом стал просить их свернуть с дороги, проходящей через лес. А потом пояснил:
      – Этот лес – магический, и считается одним из тех неведомых мест, где царит мир Волшебства, и никому неизвестно, что произойдет, стоит обычному мирскому человеку вступить в него. Король Народа Холмов Оберон имеет обыкновение проезжать через этот лес вместе со своими волшебными лордами. И стоит ему узреть смертного человека и заговорить с ним, то как только тот ответит ему, он тотчас же подпадает под его волшебство и до конца своих дней должен будет выполнять все, что Оберон потребует от него. Вот так навеки исчезли самые могущественные и храбрые рыцари.
      Юон вновь посмотрел на палящее солнце пустыни и не увидел ни тени, не говоря уже хотя бы о капле воды. И тогда он повернулся к лесу, манящему своей прохладой и каким-то странным образом притягивающим его к себе. И спросил:
      – А можно как-нибудь не отвечать на слова короля Оберона? Неужели его волшебство подействует на меня, если я буду все время молчать?
      Жерам покачал головой.
      – Да, если человек не заговорит с королем Обероном, то король Волшебной земли не властен околдовать его.
      – В таком случае, – молвил Юон, – нам придется попридержать языки и покрепче стиснуть зубы. И тогда мы будем в безопасности, даже если этот ужасный король повстречается нам на пути. Ибо, если мы останемся в пустыне, мы все равно погибнем от палящего солнца и жажды, а в лесу мы сможем найти тень и воду.
      Несмотря на зловещие предсказания Жерара, они поскакали через лес. Достигнув его середины, они услышали звук охотничьего серебряного рога и вскоре увидели скачущих к ним рыцарей в зеленых одеяниях. По-видимому, этот цвет больше всего любил Народ Холмов.
      Впереди скакал юноша такой неземной красоты, какую невозможно встретить среди смертных. Его зеленое одеяние, разукрашенное золотом и серебром, отличалось сказочным великолепием и изяществом. Его портупея и ножны его меча сверкали от вкрапленных в них огромных жемчужин, а колесики шпор украшали крупные бриллианты.
      Однако ростом он был не выше маленького ребенка и казался мальчиком лет десяти, сидящем на огромном черном коне. Однако лицо его было отмечено печатью мудрости и мужества.
      Увидев Юона и его спутников, маленький юноша пришпорил коня, поудобнее расположился в седле и произнес:
      – А вот и вы, гордые смертные! Кто вы, кто осмелился перейти границы моего королевства?
      Когда он говорил, всем казалось, что они слушают сладкозвучную песню.
      Но Юон и его спутники помнили предостережение Жерама и не отвечали, поэтому король Оберон пришел в гнев от такой неучтивости.
      – Ах так, вы, негодяи! – закричал он. – Что ж, вы у меня быстро поймете, во что вам обойдется ваша дерзкая непочтительность!
      С этими словами он ударил коня шпорами и поскакал прочь, а его лорды устремились за ним. Тогда Жерам проговорил Юону:
      – Милорд, нам надо поскорее убираться из этого леса. Сдается мне, Волшебный король задумал против нас какое-то зло.
      И Юон с его людьми всадили шпоры в бока своих коней и ударили их хлыстами. Как можно скорее они попытались миновать этот зловещий лес. Но прежде чем они успели достигнуть опушки, внезапно поднялась такая сильная буря, какой еще никто из них не видел в жизни.
      Ветер с корнем вырывал деревья, и они падали наземь прямо перед ними. Неведомо откуда на них низринулись потоки воды, словно целая река вышла из берегов, чтобы потопить дерзких смертных. Их положение было настолько плачевно, что Юон испугался, что так и не выполнит наказ короля и больше никогда не увидит высокие башни родного Бордо.

      Когда свирепая буря обволокла их со всех сторон, а порывы ветра сбросили их с коней, спутники Юона стали громко проклинать свою печальную судьбу и сетовать над своей бедой, ибо понимали, что смерть настигает их так далеко от любимой земли. Некоторые из них открыто обвиняли во всем Юона, говоря, что это он привел их на зловещую дорогую, и что буря вызвана гневом Оберона, ибо ветер не может быть таким сильным, если он не вызван магическими средствами. Юон не стал возражать им, поскольку думал точно так же, поэтому сказал следующее:
      – Да, по моему неразумению настигла нас эта буря, которую вы, ни в чем не повинные, должны терпеть из-за моего глупого безрассудства. Как мне хотелось снова встретиться с королем волшебником, чтобы умолять его сохранить ваши жизни. Ведь вы доверились мне, вступив на этот путь…
      И как только он произнес эти слова, стараясь перекричать завывающий ветер, внезапно сквозь неистовство бури все услышали серебряные переливы охотничьего рожка. И через поваленные деревья легким галопом прискакал крошечный властелин этого запретного мира, а за ним – его рыцари-эльфы. Он подскакал к съежившимся от страха смертным и обратился к Юону со словами:
      – Кто же ты, кто приехал сюда без дозволения кого-либо из нас?
      И, несмотря на то, что Жерам предупреждающе дернул его за рукав, Юон поспешно ответил:
      – Ваше величество, меня зовут Юон, и некогда я был герцогом Бордосским из Французского королевства. Сейчас я еду в изгнание, как простой рыцарь, чтобы выполнить наказ моего короля Карла Великого. Потому что я сильно разгневал его.
      – И какое же преступление ты совершил, чтобы вызвать гнев такого благородного короля, хорошо известного как в нашем, так и вашем мире? – осведомился Оберон.
      – Если можно считать преступлением то, что я защищал свою жизнь, – храбро ответил Юон. Теперь он воспрянул духом, ибо буря прекратилась, потоки воды куда-то исчезли, а ветер затих. И тогда он поведал Оберону все, что стряслось с ним с того самого дня, когда он выехал из ворот Бордо, чтобы добраться до Двора французского короля.
      – Да, действительно, тебя постигло несчастье, – заметил волшебный король. – Ни один смертный не сможет сделать то, что приказал тебе король, и остаться после этого в живых. Однако то, на что не способен смертный, могут сделать те, кто живет в моем королевстве. А поскольку за пятьсот лет ты – первый человек, заговоривший со мной столь храбро, я предоставлю тебе кое-какую помощь, и если ты воспользуешься ею мудро, то, возможно, сумеешь достичь того, что тебе нужно.
      – Во-первых, ты видишь этот рог? – продолжал Оберон. – Он у меня с самого рождения и обладает определенными волшебными качествами, которыми наделила его одна мудрая женщина, живущая за пределами этого мира. Глорианда заколдовала его так, что стоит извлечь из него одну тихую ноту, и он насылает все известные человеку болезни. Или зачаровывает. Две ноты избавляют человека от всех его потребностей, а третьей нотой повелевает леди Транслайн. Если дунуть громче, и вызвать леди Марголе, то сердце покинет тяжесть, и на душе тотчас же станет легко, а все печали и скорби забудутся. Если дунуть что есть сил, то он призывает к тебе помощь во время беды; этим звуком ведает Мудрый Лемпатрикс. Я хочу дать тебе этот рог, но с одним условием. Ты должен пользоваться им только хорошенько подумав, а не дудеть в него, как малое дитя ради забавы. И помни, когда ты сыграешь ноту Лемпатрикса, то я сам и все мои спутники должны будут повиноваться тебе и прибыть к тебе, чтобы сражаться бок о бок с тобой.
      И Оберон снял со своей шеи цепочку, на которой висел удивительной красоты рожок, и ловко накинул ее прямо на плечи Юона так, что рог оказался на груди у юноши. В эти мгновения Юон стоял, ошарашенный от такого подарка. Волшебный король не стал дожидаться благодарностей, а вытащил из складок накидки чашу из жемчуга и серебра, которые, в темном лесу, светились неестественным розовым цветом.
      – Это богатство по своей ценности равное многоголосому рожку, ибо тот, кто носит эту чашу с собой, никогда не испытывает жажды, как не будут страдать от нее его спутники. Если достойный человек поднесет ее к губам, то тотчас же обнаружит в ней превосходное вино. Но если пить захочется злодею или негодяю, то он ничего не отыщет. Там будет пусто и сухо, как в песчаной пустыне. Возьми ее, друг мой, и помни, что, может быть, она поможет тебе в твоем трудном предприятии.
      Чаша перекочевала в ладони Юона, и он с удивлением пристально разглядывал ее. Спустя несколько секунд он осмелился поднести ее к губам, и вышло так, как обещал Оберон. В ней заиграло терпкое и очень редкое вино.
      Молодой человек напился от души, и когда он отвел чашу от себя, она снова наполнилась вином. Тогда он дал напиться Гарайну и всей компании, и всякий раз его чаша оказывалась полной вина. А когда все напились, то тотчас же взбодрились и повеселели, и никто больше не испытывал жажды.
      Юон рассыпался в благодарностях перед Обероном за щедрые подарки, но маленький король ответил лишь одно:
      – Доведи свою задачу до конца, Юон Бордосский, и я вознагражу тебя за твою храбрость, ибо, сам не знаю почему, ты сильно затронул мне сердце. Впрочем, та мудрая женщина предсказала мне, что я должен иметь брата по оружию и сотрапезника из простых смертных, и, может быть, этим человеком станешь именно ты. А теперь бесстрашно ступай вперед, ибо ничто в этом лесу не причинит тебе вреда, и дальше твоя дорога будет гладкой, как полотно.
      Не успел Юон ответить, как Оберон и его спутники исчезли в лесной чаще, которая мгновенно поглотила их, словно они не существовали вовсе. Юон со своими людьми вскочили на коней и поскакали по дороге, которую им указал Оберон. И, пройдя ее без приключений, выехали в прекрасную долину, полную искрящихся ручьев и источников.
      Очутившись на опушке, спутники Юона стали обсуждать между собой подарки, которые вез их хозяин. Некоторые из них поговаривали, что, возможно, волшебство способно действовать только в волшебном лесу, в котором им довелось наблюдать столько чудес. И они говорили, что стоит им выйти из леса, как чары рассеются, и ни рожок, ни чаша не станут слушаться своего хозяина. Так они говорили без умолку, до тех пор, пока Юон не рассердился и не устал от их неверия. И, поразмыслив как следует, он решил заставить их замолчать. И, поднеся рожок к губам, он издал длинный протяжный звук.
      Тотчас же небо заволокли темные тучи, и откуда-то из земли прямо к помрачневшим небесам поднялся столб зеленого огня, из самой середины которого внезапно появились Оберон со своими рыцарями-эльфами, держа перед собой щиты и обнаженные мечи.
      – Где твои враги? – вскричал Оберон, и его крик зазвенел по всему полю.
      И тут Юон устыдился своего поступка и от всего сердца испугался того, как волшебный король отнесется к его глупости. Поэтому он спешился и с понурым видом подошел к Оберону, чтобы признаться в своей вине.
      Лицо Оберона побагровело от гнева, а его зеленые глаза сверкали, как угли. Но когда Юон честно признался, какую огромную глупость он совершил, волшебный король печально покачал головой и промолвил:
      – Увы, Юон, многие опасности и беды подстерегают тебя на пути, прежде чем ты покончишь со своею задачей. Поэтому брось эти детские шалости, если не хочешь столкнуться с непоправимой бедою, от которой даже мне не удастся спасти тебя. Ни в коем случае не пользуйся этим рогом, пока не встретишься лицом к лицу с такой опасностью, из которой нет иного выхода, кроме смерти. Иначе мне придется отобрать мои подарки и оставить тебя погибать после следующей твоей дурацкой выходки!
      Юон поклялся на кресте, что больше никогда не воспользуется дарами Оберона легкомысленно. Скорее он будет охранять их, как зеницу ока и расстанется с ними лишь ценою собственной жизни. И тогда Оберон со своими рыцарями возвратились в огненный столб и снова исчезли.
      А Юон со своими спутниками долго скакали вперед, пока на горизонте не показались городские башни и стены. Там они и решили провести ночь.

      Когда французские рыцари подъехали к самым воротам незнакомого города, неожиданно до них донесся громкий голос:
      – Судя по крестам, вызывающе украшающим ваши щиты, вы – христиане. Посему убирайтесь отсюда, и побыстрее, если хотите остаться в живых, ибо это город Тормонт, а его властелин Макайр горячо ненавидит всех христиан и поклялся, что любой из вас, кто попадет ему в руки, тотчас же лишится головы!
      Но Юон отозвался в ответ:
      – Ночь застала нас в пути, и мы ищем убежище. И мы не боимся твоего страшного господина. Отпирай ворота, чтобы мы смогли войти в Тормонт.
      С лязгом отодвинулись тяжелые засовы, и они въехали в город, и за воротами обнаружили ожидающего их человека, который предостерегал их. Звали этого достойного человека Гондер, и он был Привратник Тормонта. Когда он понял, что не смог убедить их избежать гнева Макайра, то предложил им проследовать за ним в его убежище, где они будут в безопасности.
      В эти времена в Тормонте возвышались высокие башни и красивые дома, но все улицы города кишели нищими, и Юон со своими спутниками ощутили к ним глубочайшую жалость. Юон спросил Макайра, почему властелин города и его окружение терпят столь бедственное состояние своих подданных. На что Привратник ответил, что такова воля их властелина Макайра, который погряз во всех существующих грехах.
      Войдя в дом Гондера, Юон снял с пояса кошель с золотыми монетами и протянул его Привратнику со словами:
      – Возьми эти деньги и отправляйся на рыночную площадь, и купи там мяса и хлеба столько, сколько понадобилось бы для большого празднества. Потом ты пойдешь к этим мужчинам и женщинам, что просят милостыню на улицах, и как следует накормишь их. Я хочу, чтобы ни один житель Тормонта не отправился сегодня спать голодным.
      Гондер сделал так, как попросил его Юон. И со всех уголков Тормонта к ним сбежались нищие, чтобы утолить голод. Потом Юон вытащил волшебную чашу и передал ее всем страждущим, чтобы те напились вина. И каждый, кто насытился, был преисполнен благодарности к его благодетелю, ибо никто в эту ночь не остался голодным. И вокруг наступило такое веселье, как будто на улицах и в самом деле стоял праздник.
      Когда совсем стемнело, Юон снял с себя цепь с волшебным рогом и протянул бесценный дар в руки Гондера со словами.
      – Прошу тебя, проследи, чтобы этот рог никуда не пропал. Ибо вино может ударить мне в голову, а этот рог – главное мое сокровище, и нельзя, чтобы его у меня украли.
      Гондер повесил цепь с рожком себе на шею и поклялся Юону, что убережет его от любого вреда.
      Тем временем властелин Тормонта, Макайр послал на рынок своих слуг, чтобы те купили ему мяса. Слуги очень быстро возвратились со словами, что все мясо скупил какой-то чужестранец, чтобы устроить праздник всем городским нищим. И что сейчас все городские бедняки веселятся в доме Гондера.
      Весьма обескураженный такими известиями, Макайр решил, что должен лично взглянуть на чужеземца, который накормил всех нищих его города. Поэтому он надел долгополый грязно-серый плащ, какие носят самые бедные из бедных, и в сопровождении своих рыцарей, двинулся по городу. Оставив стражников на улице, он вошел в дом Гондера и с понурым видом уселся за самый дальний стол, исподлобья наблюдая за всем происходящим.
      После того, как властелин Тормонта появился в доме, все вскоре переменилось. Юон приблизился к его столу и протянул Макайру чашу, которой уже успел обнести всех, кроме новоприбывшего. Но когда она оказалась в руках Макайра, и он поднес ее к губам, вино тотчас же исчезло. Чаша была пуста!
      – Кто ты такой? – вскричал изумленно Юон. – Ибо эта чаша становится сухой только в руках неправедного человека!
      И, резко протянув руку, он откинул капюшон нищенского плаща, скрывающий лицо Макайра.
      – Это же хозяин Тормонта – Макайр! – закричал Гондер.
      Прежде чем Макайра успели схватить, он стремительно выскочил на улицу и позвал своих людей, приказав тем арестовать чужестранцев. Но Юона с его рыцарями не так-то просто было захватить в плен. Они долго сражались на переполненных улицах города, пока не достигли высокой сторожевой башни, возвышающейся в самом центре Тормонта. Пронзив мечами нескольких стражников, охраняющих вход, им удалось уйти под защиту могучих каменных стен.
      Находящийся снаружи Макайр собрал все свои войска, решив, что сумеет захватить противника, взяв его измором. Он подумал, что рано или поздно дерзкие чужеземцы будут вынуждены сдаться из-за голода и жажды. Юон понимал, что это может произойти, поскольку бежать можно было только сквозь огромное вражеское войско. Другого пути у них не было.
      И тогда герцог Гарайн настоятельно посоветовал ему:
      – Настало время смертельной опасности, поэтому ты по праву можешь протрубить в рог короля Оберона.
      Руки молодого человека ощупали грудь, и тут он вспомнил, что отдал рог Гондеру. Когда он сообщил это печальное известие остальным, все упрекнули его за глупую шутку, но Юон ответил, что это не шутка, а истинная правда.
      Тем временем Гондер вспомнил о рожке и о том, что чужеземец, томящийся в башне, сказал, что этот рожок – самое главное его сокровище. Поэтому Гондер решил во что бы то ни стало возвратить рог Юону, ибо втайне ненавидел злобного и несправедливого Макайра всеми фибрами своей души.
      Он подошел к Макайру и открыто заявил ему:
      – Хозяин, дозвольте мне поговорить с этими чужестранцами. Поскольку они доверяют мне, то, может быть, мне удастся убедить их сдаться. Тем более, мне кажется, что им самим понятно, что они в безвыходном положении.
      Макайр согласился, поскольку хотел взять башню, пролив при этом как можно меньше крови. Ведь он уже успел убедиться, что чужеземцы показали себя в бою очень опытными бойцами.

      Гондер, не таясь, подошел к воротам сторожевой башни. Вместо оружия он нес в руке белый шелковый шарф, тем самым показывая, что он явился с миром. По приказу Юона его пропустили внутрь, и тогда Гондер обратился к юноше:
      – Если ты сдашься Макайру, он отрубит тебе голову, ибо он коварен, как зыбучие пески, которые засасывают путешественника, и он находит в них свою смерть. От него тебе ни за что не дождаться пощады, и я не солгу тебе, если скажу, что тебе нечего ожидать, кроме гибели. Но я принес сюда рог, который ты доверил мне, сказав, что он – главное твое сокровище.
      Юон буквально вырвал волшебный рожок из рук Гондера и радостно вскричал:
      – Благородный Привратник, вместе с этим рожком ты принес нам освобождение. И теперь и ты, и все жители Тормонта убедятся в этом!
      Юон поднес рог к губам и издал громкий звук, эхом разнесшийся по всему городу и достигший самих Небес. И тотчас же над Тормонтом разразилась жестокая буря, такая же, что застала Юона в волшебном лесу.
      Огненный меч расколол пасмурное небо, нависшее над Тормонтом, и из вышины внезапно появились крылатые кони, несущие на себе воинов Оберона. Рыцари-эльфы сжимали в руках по мечу, и стремительный ветер нес их прямо на город. При этом они издавали воинственные крики своего волшебного мира, находящегося далеко за пределами мира обычных смертных.
      Некоторые из воинов Макайра, испуганные этим страшным зрелищем, бросились бежать. Однако среди его людей нашлись более стойкие и храбрые бойцы, которые не сдвинулись с места. И тогда Юон со своими людьми вышел из башни, дабы сразиться с ними.
      Вокруг поднялся невиданный ранее на земле шум. Кровь смельчаков струилась по городским канавам, а у каждого порога лежали изуродованные трупы. Ибо возмездие рыцарей-эльфов не имело предела. И ни один из французов не прятался за их спины во время сражения. Ибо Юон, Гарайн, Жерам и все, кто последовал за ними, считали, что это недостойно рыцарей.
      Через некоторое время во всем городе не осталось никого, кто мог бы противостоять им. Среди убитых лежал и их властелин – Макайр, проведший всю свою жизнь в пороке и грехах, ибо вероломно расправлялся со всеми чужестранцами, прибывающими в его город. Так и продолжалось бы, если бы он не нашел свой конец в этом суровом бою. Юон отметил, что Макайр сражался до последней капли крови, и теперь юноша горячо сожалел, что столь храбрый человек оказался подлым негодяем. Когда Тормонт, наконец, избавился от своего подлого властелина и тех, кто выполнял его зловещую волю, Оберон подошел к Юону и сказал:
      – Мы пришли тебе на помощь, как и обещали, и теперь этот город принадлежит тебе. Ты можешь делать с ним все, что тебе заблагорассудится. Итак, что ты думаешь насчет Тормонта?
      Молодой человек внимательно оглядел сильно пострадавший от боя город и долго размышлял, прежде чем ответить:
      – Мне не нужен Тормонт, и я думаю, что никто из моих людей не захочет царствовать так далеко от родной земли. Так пусть же властителем Тормонта станет Гондер, ибо он достойный и справедливый человек. А мы должны идти своей дорогой.
      И все согласились с Юоном, что Привратник Гондер станет властителем побежденного ими города. Так и произошло. И Гондер правил Тормонтом долгие и долгие годы, а спустя много лет Тормонт, к славе своего народа, стал одним из самых величайших сарацинских городов. Но больше никогда ни Юон, ни его люди не вступали в его ворота…
      Как только они очутились за пределами Тормонта, Оберон и его рыцари-эльфы попрощались с ними. Только волшебный король сделал Юону еще одно предостережение. Он подошел к нему и промолвил:
      – Пока ты остался цел и невредим, выполняя свою задачу, и вполне возможно, что так будет продолжаться и впредь. Но, боюсь, что это будет недолго, ибо ты – еще совсем неопытный юноша и плохо знаком с людскими нравами. Ты мало знаешь мир. Поэтому не забывай о моем предостережении, которое я тебе сейчас дам, поскольку от него зависит то, каким будет твое будущее – плохим или хорошим. Всегда говори только правду. И ни при каких обстоятельствах не позволяй лжи сорваться с твоих губ. Ибо если ты солжешь, то сразу лишишься моей помощи, и я никогда не приду к тебе, даже если ты будешь нуждаться во мне, как никогда.
      Юон громко поклялся, что всегда будет поступать так, как наказал ему Оберон, и никогда в жизни он не скажет неправды. Однако волшебный король смотрел на него с печалью во взоре, словно предчувствовал беду, которая обрушится на юношу впоследствии.
      Прежде чем покинуть мир обычных смертных, Оберон взмахнул рукой, и все французы увидели перед собой восхитительный шатер, который внезапно появился из воздуха. Войдя, они обнаружили там стол, ломящийся от яств, и устроили великий праздник.
      Но среди его спутников было много раненых, и, увидев их тяжкое состояние, Юон произнес:
      – Поскольку король возложил эту задачу только на меня, то мне и придется довести ее до конца. Поэтому оставайтесь здесь и залечивайте раны до тех пор, пока я не вернусь. А если я не возвращусь до следующего полнолуния, то считайте меня погибшим и скачите обратно в Бордо, чтобы поведать там всем историю нашего путешествия.
      Верные спутники Юона громко возражали, Но молодой человек не стал слушать их горячие протесты. Затем вперед выступил Жерам и сказал:
      – Первое, что ты встретишь на своем пути – это Замок Дюнозер, где обитает Великан Ангалафар. Поэтому советую тебе отправиться другой дорогой, чтобы избежать этой опасности.
      Но когда Юон бодро попрощался со всеми, он отправился по дороге на Дюнозер, решив, что ему надо взглянуть на прославленные владения Великана Ангалафара.

      Дюнозер являл собой серую и мрачную громаду, возвышающуюся на совершенно голой равнине. На верхушках его неприступных башен не было видно флажков, а вокруг ощущалась тягостная атмосфера зла, так что Юона стали обуревать сомнения, не объехать ли зловещий замок стороной. Но до него постоянно доносились громкие гулкие удары. Пока Юон ехал, он то и дело осматривался в поисках их источника, но, так и не обнаружив его, снедаемый любопытством, подъехал к воротам угрюмого замка.
      По обеим сторонам огромного портала стояли два великана, облаченные в доспехи из стали и меди, изготовленные явно не руками обычных смертных.
      В руках у обоих стражей виднелись толстенные металлические булавы, которыми они с размаху ударяли по земле перед воротами. Поэтому никто не смог бы пройти через ворота, не погибнув ужасной смертью. Юон долго наблюдал за то поднимающимися, то опускающимися булавами, и понял, что ему не удастся улучить даже мгновение, чтобы проскочить мимо. Ибо смертоносные булавы постоянно пребывали в движении.
      Когда Юон смотрел на великанов, он услышал обращенный к нему голос и, подняв глаза на башню, возвышающуюся над воротами, увидел в окне очень красивую девушку. Она попросила его подождать, и немного погодя великаны перестали ударять булавами, так что Юон смог проехать через открытые ворота во внутренний двор, где девушка уже дожидалась его.
      Спешившись, он подошел к ней. Она с жалобным плачем бросилась к нему и промолвила:
      – О, благородный господин, уже семь лет ни один смертный человек не появлялся здесь, чтобы ответить на мои молитвы! Я работаю у этого отвратительного великана служанкой, и потеряла всякую надежду на помощь. Умоляю тебя, освободи меня от этого злого рока! И знай же, меня зовут Себилла, и некогда я была придворной дамой во французском королевстве. Но мой отец пустился в паломничество в эту ужасную землю. И когда он покинул меня, моя благородная матушка умерла, а я осталась одна-одинешенька. И тогда я решила отправиться вслед за отцом. Но когда я попала в эту страну, мне не удалось отыскать ни одного человека, который смог бы рассказать мне о том, какая судьба постигла моего отца. А потом караван, вместе с которым я путешествовала, был разбит и разграблен Ангалафаром. Мужчин он убил сразу, но он никогда до того времени не видел христианскую девушку. Поэтому он привел меня сюда, и с тех пор я прислуживаю ему.
      Услышав ее рассказ, Юон пришел в неописуемую ярость и от всего сердца пообещал ей, что он разделается с Ангалафаром за то, как тот отнесся к французской девушке. А когда она успокоилась, то посоветовала ему уйти, прежде чем вернется великан, но Юон не внял ее совету.
      – Ты погибнешь ужасной смертью из-за своего упрямства, – печально проговорила она. – Ибо Ангалафар носит доспехи, которые не сможет пробить ни одно копье или меч, выкованные человеком. А в этих доспехах он непобедим. К тому же он никому не позволяет одевать их на него, а всегда делает это сам. И пока он жив, все останется так, как было.
      Узнав о таких доспехах, Юон ощутил великое желание завладеть ими и торжественно поклялся про себя, что отберет их у Ангалафара, чтобы они служили ему долгие годы, как служили великану. Но девушка так сильно опечалилась, будто Юон уже умер прямо на ее глазах, и стала упрекать юношу за его упрямство, снова и снова убеждая его побыстрее уйти из Дюнозера до возвращения его свирепого хозяина.
      Юон попросил ее успокоиться и остался в замке, вкушая изысканные яства, которые она подавала ему, и запивая их вином из своей волшебной чаши. Холодным промозглым вечером Ангалафар вернулся в замок. В руках он держал целого быка, причем с такой легкостью, словно это был заяц.
      Ангалафар и в самом деле выглядел чудовищно. В нем было больше тридцати футов росту, а вместо зубов изо рта торчали клыки дикого вепря. Однако, из-за удачной охоты на быка, он пребывал в хорошем настроении, поэтому, когда Юон храбро вышел ему навстречу, он не стал сразу убивать его, а рыкающим голосом спросил, кто он и с какой целью прибыл в Дюнозер.
      И Юон бесстрашно ответил:
      – По всей земле ходят слухи, что у тебя есть такие доспехи, которые еще не видел ни один смертный. И еще говорят, что тот, кто их носит, способен выдержать любое нападение. Меня зовут Юон Бордосский, я рыцарь французского королевства и приехал я сюда, чтобы взглянуть на это чудо.
      Ангалафару явно польстил подобный ответ, и он принес сперва кольчугу, которая сверкала так, будто каждое ее звено было выковано из золота или серебра.
      – Хорошо смотрится, не правда ли? – спросил великан. – Так полюбуйся на нее в последний раз, ибо я собираюсь разделаться с тобой!
      Но Юон не позволил застать себя врасплох, что отчетливо читалось на его лице. И стараясь как можно равнодушнее смотреть на доспехи, он сказал:
      – Неужели эта ничтожная штуковина и есть гордость Дюнозера? Боже, честное слово, выгляжу куда лучше в своих доспехах из Бордо. Ведь твои доспехи настолько малы, что едва прикроют мои плечи!
      Услышав эти дерзкие слова, Ангалафар пришел в такую ярость, что потерял остатки разума и дико закричал:
      – Примерь-ка их на свою спину, чужеземец, и тогда ты увидишь, подойдут они или нет к твоим хилым мальчишеским плечам!
      Юон охотно повиновался, и почувствовал, что никогда еще доспехи не сидели на нем так хорошо. Они были легки, как китайский шелк, и в то же время прочны, как меч, выкованный древними богами. Когда юноша полностью облачился в них, Ангалафар промолвил:
      – Ну, разве теперь ты не находишь, что это самые лучшие доспехи, которые ты когда-либо видал?
      – Верно, – отозвался юноша, выхватывая меч. – Они настолько прекрасны, потому я и хочу, чтобы они остались у меня. Благодарю тебя от чистого сердца за столь щедрый подарок, Ангалафар.
      И тут великан осознал, как ловко его обманули, и с неистовым гневным ревом, он ударил Юона своим огромным топором. Однако удар пришелся прямо на волшебные доспехи, и Юону показалось, что его коснулось перышко. Так случилось и остальными ударами, которые великан наносил ему, и так было до тех пор, пока, наконец, в своей слепой ярости Ангалафар не потерял равновесия, и не рухнул на пол просторной залы. Юон тотчас же подскочил к упавшему монстру и отрубил ему голову, тем самым уничтожив злобного и страшного великана навсегда.
      Затем храбрый французский рыцарь позвал девицу Себиллу, которая осторожно вышла из своего укрытия. Девушка несказанно обрадовалась, увидев, что тот, кто столько лет держал ее в неволе, лежит бездыханный. Тогда Юон передал ей Замок Дюнозер со всем, что находилось в нем, и с этой минуты та, кто была простой служанкой, превратилась в знатную даму, обладающую огромным богатством и обширными землями. Себе же благородный юноша оставил только доспехи, а потом он вскочил на коня и поскакал по сарацинским землям к страшному городу Вавилону.

      Местность по пути к Вавилону резко изменилась, и путь Юону преградила стремительная и глубокая река, показавшаяся ему своего рода ловушкой. Не говоря о мосте, он не встретил даже намека на переправу для путешественников, поэтому молодой рыцарь, отягощенный мечом, щитом и доспехами, не знал, как ему преодолеть этот бурный поток. Он уселся на берегу и задумчиво воззрился в его мрачные глубины.
      Внезапно, прямо перед его глазами вода вспенилась, словно в ней барахталось какое-то неведомое существо. Потом из пенистых барашков появились голова и плечи молодого и очень красивого мужчины. Однако когда незнакомец подплыл ближе к сидящему на берегу Юону, то юноша, к своему вящему удивлению, вместо ног заметил чешуйчатый хвост.
      Юон, пораженный подобным зрелищем, едва не лишился дара речи, и его изумление возросло еще больше, когда существо обратилось к нему со словами:
      – Приветствую тебя, Юон Бордосский, французский рыцарь. Меня зовут Малаброн из Волшебного царства, и меня послал сюда король Оберон, чтобы я оказал тебе помощь.
      Тогда рыцарь приблизился к потоку и показал на длинный и переливающийся на солнце хвост, с которым Малаброн управлялся так же легко, как Юон со своими ногами.
      – Ответь, ты человек или чудовище? – спросил юный рыцарь из Бордо.
      Малаброн со смехом отвечал:
      – Нет, благородный рыцарь, я имею столь странную наружность потому, что нарушил законы нашего бессмертного мира. И вот уже тысячу утомительных лет я живу в пределах границ вашего мира и времени. И из этой тысячи лет, я прослужил уже целых девятьсот пятьдесят. А теперь мы должны справиться с твоими трудностями. Смотри, Юон!
      С этими словами Малаброн хлопнул в ладоши, издав такой громкий звук, что заглушил рев неистовавшей реки. И тотчас же прямо из воды появилась изящное и очень красивое судно, сделанное так, чтобы выдержать мощные удары волн.
      Юон взял за уздцы своего коня и, с ласковыми словами, провел его на судно, несмотря на то, что животное, испуганное стихией, отчаянно сопротивлялось и вставало на дыбы. Как только конь с рыцарем оказались на борту судна, Малаброн ухватил ослепительно белыми зубами толстую веревку, привязанную к носу судна. И с мощью, недоступной ни одному простому смертному, он поплыл, рассекая бушующие волны, таща за собой судно. Так Юон перебрался на противоположный берег реки.
      Когда он сошел с корабля, то горячо поблагодарил Малаброна. Но человек-рыба грустно покачал головой и промолвил в ответ:
      – Не благодари меня, Юон Бордосский. Ибо, сослужив тебе эту службу, я отработал еще пятьдесят лет своего изгнания. И теперь я свободен, и могу возвратиться на свою родину. Поэтому, это я должен тебя благодарить, Если нам доведется когда-нибудь встретиться, то я уже буду на своем месте среди лордов короля Оберона. Мне очень крупно повезло, что я выполнил для тебя эту работу, и возможно, тебе тоже улыбнется удача, которую ты явно заслуживаешь!
      И Малаброн нырнул в поток и исчез, несмотря на то, что Юон несколько раз окликал его, поскольку чувствовал себя весьма неуютно в этом странном и пустынном месте. Ибо, перебравшись через реку, очутился в бескрайней пустыне, где не заметил ни одного живого существа.
      Тем не менее, проехав пол-лье, он увидел на песке следы ног. Правда, они были настолько велики, что юноша осознал, что их не мог оставить человек, а значит, они принадлежали великану или чудовищу. И он совершенно не удивился, когда, добравшись до подножия совершенно голой скалы, увидел сидящего на песке великана, натачивающего об камень двенадцатифутовый меч. Им оказался великан Аграпут, брат убитого Юоном великана Ангалафара. И, заметив молодого рыцаря, великан тотчас же узнал доспехи, некогда принадлежавшие брату. Поэтому он принял Юона за посланца от Ангалафара. И мощным, как походная труба голосом, от которого сотряслись скалы, он спросил:
      – Как поживает мой брат Ангалафар? И зачем он послал тебя сюда?
      И, как следует обдумав ответ, Юон с самым невинным видом промолвил:
      – Ангалафар пребывает в мире и покое у себя в Дюнозере (что не было ложью, ибо он покоился с миром в могиле во внутреннем дворе замка), а я еду в Вавилон.
      Он ничего не стал рассказывать о своей миссии, поскольку он не мог говорить правду, а предостережение Оберона насчет лжи глубоко засело у него в мозгу.
      – Очень хорошо, что судьба даровала нам эту встречу, – прогремел Аграпут, – ибо я держу в великом страхе эти земли, а раз мой брат дал тебе эти доспехи, то я ничего не могу тебе дать, кроме этого. – И он снял с пальца кольцо красного золота и бросил его Юону, но оно оказалось настолько огромным, что юноше пришлось надеть его на запястье.
      – Ты покажешь этот кольцо любому, кто попытается воспрепятствовать тебе пройти через ворота Вавилона. Потому что Гаудис, эмир этого города, каждые полгода обязан приносить мне дань, а ты напомнишь ему об этом, когда выполнишь задачу, возложенную на тебя моим братом.
      Юон обещал Аграпуту выполнить его наказ, и с огромным кольцом на запястье снова отправился в путь.
      Вскоре дорога вывела его из бесплодной и мрачной пустыни в зеленую долину, где ветви деревьев сгибались от тяжести фруктов, а крестьяне собирали обильные урожаи. Здесь Юон как следует отдохнул ночью и дал передышку своему усталому коню. Теперь его восхищало и поражало все, что произошло с ним с тех пор, как он выехал из ворот своего замка в Бордо. И, вспомнив о доме, он почувствовал, как слезы выступили на его глазах, а сердце закололо от боли по родным местам. Ему страстно захотелось увидеть свою любимую матушку, достославную герцогиню Эклис (ведь он не знал, что теперь она покоится в могиле), и своего брата Жерара, который теперь правил Бордо суровой и тяжелой рукою.

      Облаченный в доспехи Ангалафара и с кольцом Аграпута на запястье, Юон подъехал к воротам Вавилона. Он ничего не сказал первому стражнику, чтобы не выдать в себе чужеземца, а лишь показал ему кольцо. В городе так боялись Аграпута, что юношу сразу же пропустили в ворота. Но когда он подошел ко вторым воротам, часовой с угрожающим видом преградил ему путь копьем и потребовал ответить, кто он и откуда, и что его привело в Вавилон.
      Французский рыцарь коротко ответил, что зовут его Юон, и что у него важное дело к эмиру Гаудису. Затем он выставил вперед запястье, чтобы часовой смог увидеть кольцо Великана. Сарацин низко поклонился, но по-прежнему преграждая Юону дорогу, произнес:
      – Великан Аграпут – великий господин, и наш эмир высоко почитает его. Но те, кто служит великану, не всегда принадлежат к нашей вере. Сегодня у нас праздник всех приверженцев Пророка, а в это время ни один неверный не имеет права находиться в стенах нашего города. Поэтому я должен спросить тебя, незнакомец, принадлежишь ли ты к нашей истинной вере?
      И Юон, обуреваемый нетерпеливым желанием войти в город, поспешно ответил:
      – Да.
      Еще не успел он оказаться в стенах Вавилона, как вспомнил, что солгал. Поэтому беспокойные мысли заметались у него в голове, ибо он вспомнил, как строго предупреждал его Оберон об этом грехе. Но он успокаивал себя тем, что совершил роковую ошибку из-за спешки, а не потому что умышленно желал солгать, и тешил себя надеждой, что волшебный царь простит ему эту оплошность и поэтому не бросит его.
      Но в этот момент король Оберон, отдыхающий в своем дворце, громко воскликнул. И его главный лорд Глориан взволнованно спросил, что за боль терзает его короля? И тогда Оберон печально ответил:
      – Да, мне стало так больно, будто мое сердце пронзили копьем, ибо этот юноша, Юон Бордосский, которого я полюбил как брата, только что нарушил свою клятву. Он попал в Вавилон, очернив свои уста грязной ложью. И теперь ему судьбой предназначено попасть в беду, которая будет стоить ему жизни. Потому что когда в минуты роковой опасности он призовет меня на помощь, я не смогу прийти к нему. И пока Господь Наш Иисус Христос не протянет тебе свои руки, удачи тебе, Юон из Бордо!
      И преисполненный печали, он на некоторое время покинул общество своих придворных, чтобы побыть одному. И много часов подряд Оберон обливался горькими слезами.
      А Юон тем временем сказал ко дворцу эмира, и никто не осмелился обратиться к нему, ибо все видели кольцо Аграпута и считали молодого человека посланцем страшного великана.
      В это время эмир Гаудис устроил пышный праздник для всех гостей, прибывающих в город, ибо в этот день решил объявить о помолвке своей дочери Кларамонды с гирканским деем. Справа от эмира восседал дей, а за пиршественным столом царило небывалое веселье. И в самый разгар пира в залу вошел Юон со щитом на плече и с обнаженным мечом в руке. Все изумились при виде вооруженного человека, вошедшего с таким видом, словно он искал среди присутствующих заклятого врага. Однако эмир, заметив на запястье юноши кольцо, признал в нем посланца Аграпута, которого он боялся пуще смерти, и встал, чтобы достойно поприветствовать незнакомца.
      Но Юон, не промолвив ни слова, стремительно подошел к Кларамонде, поднял ее из кресла, и крепко поцеловал ее в коралловые губы, как приказал ему Карл Великий.
      Затем, резко повернувшись, он взмахнул мечом и отрубил дею голову, которая прокатилась по пиршественному стола и остановилась напротив Гаудиса.
      – Негодяй! – гневно вскричал эмир. – Что это за отвратительная выходка! Кто ты и как ты посмел совершить такое бесчинство?!
      – Я – Юон Бордосский, рыцарь и пэр Франции, и вассал короля Карла Великого. Мой властелин приказал мне, что я должен поцеловать в губы твою восхитительной красоты дочь, отрубить голову самому знатному гостю, вырвать у тебя из бороды клок волос и вытащить из твоего рта пять зубов!
      Сперва эмир решил, что Юон просто сумасшедший, но когда молодой человек вцепился ему в бороду, эмир заорал, приказывая охране схватить чужестранца. И тут Юон вытащил рог Оберона и протрубил очень громкую ноту, которая разнеслась по всему городу. Но облака не разомкнулись в ответ, и молния не прорезала небо, а с небес не появились рыцари-эльфы, скачущие во весь опор на своих крылатых конях. И тогда Юон осознал, какую роковую роль сыграла его недавняя ложь. И отняв от уст рог, он отчаянно вскричал:
      – О, достославный король Оберон, я признаю свою вину, но она была так мала, и была вызвана скорее неразумием, нежели желанием совершить зло! И если мне судьбой предначертано пасть от мечей сарацинов, то ты долго будешь вспоминать, что обрек меня на погибель!
      И, выставив перед собою щит, Юон, размахивая мечом, храбро вступил в бой. Но силы были неравны, и в конце концов стражники крепко связали его и отвели в глубокую подземную темницу, где, приковав его цепями к стене, оставили его умирать голодной смертью. Ибо такова была воля эмира.
      А Кларамонда, потрясенная до глубины души, отправилась в свою постель, обуреваемая беспокойными мыслями о прекрасном юноше Юоне и об его неземной красоте, к которой она, как и все девушки, не могла остаться равнодушной. И поскольку дочь эмира тайно ненавидела старого гирканского дея, с которым дружил ее отец, она горячо возлюбила человека, избавившего ее от такого мужа. Всю ночь ей не спалось; и она беспокойно ворочалась на белоснежных простынях до тех пор, пока не почувствовала, что больше не может лежать. Тогда она встала, и, облачившись в длинный черный плащ, чтобы ее не заметили в ночи, вышла из своей опочивальни.
      Прихватив с собой небольшую корзинку с мясом и хлебом, девушка взяла кувшин с водой и прокралась к темной лестнице из ста ступеней, ведущей в подземную тюрьму эмира. Подкупив глупого и жадного стражника золотой монетой, она попросила его отомкнуть засов на двери темницы Юона. Потом она вошла внутрь, чтобы посмотреть на благородного пленника. Она тайно накормила и напоила его, и пока Юон насыщался, он думал только об одном: что во всем мире нигде и никогда не встречал такой красивой девушки.
      И тогда великая любовь озарила сердца обоих. И из-за этой любви произошло множество печалей и радости, как всегда случается между влюбленными…

      Пока Юон томился в грязной и отвратительной темнице, его спутники герцог Гарайн и рыцарь Жерам горячо опасались за его судьбу. Ибо Юон так и не вернулся к ним в указанное время. И тогда, вместо того, чтобы возвратиться во Францию, как приказал их предводитель, они решили отправиться в Вавилон и разузнать, что с ним случилось.
      Когда они подъехали к сарацинскому городу, Жерам обратился к герцогу Гарайну:
      – Вы со всею свитой оставайтесь здесь и как следует укройтесь, ибо в этой стране нет ни одного человека, который с первого взгляда не признал бы в вас чужеземцев. А я прожил в этих краях многие годы, и если я облачусь в одеяние вождя клана жителей пустыни, то никто не сумеет уличить меня в обмане. К тому же, в такой одежде я сумею добраться до дворца эмира и разузнать, добрая или злая судьба постигла Юона.
      Герцог согласился с этим планом, показавшимся ему более чем разумным, а Жерам облачился в одежды вождя жителей пустыни и в одиночку проскакал через ворота Вавилона.
      Явившись во дворец эмира, он сказал стражникам, что он послан в Вавилон калифом Айворуном, который приходился Гаудису родным братом. Когда об этом сообщили эмиру, тот несказанно обрадовался, ибо давно уже не получал никаких известий от брата. И он приказал привести Жерама прямо к нему и оказать ему соответствующие почести, равно как устроить во дворце праздник в честь его приезда в город.
      И, сидя с эмиром за столом, ломящимся от яств, Жерам незаметно завел разговор о ратных подвигах и об известных ему могучих и храбрых воинах, весьма искушенных в битвах. И так он говорил до тех пор, пока Гаудис не ответил:
      – Да, действительно, люди, о которых ты только что говорил, существуют. И среди них есть один неверный пес, который прямо в этой зале перебил добрую половину моей стражи, прежде чем его удалось схватить.
      От этих слов в груди у Жерама екнуло сердце, ибо он догадался, что речь идет об Юоне. И тогда он осведомился, что сталось с этим храбрым воином.
      – Я бросил его в темницу, – ответил Гаудис. – И поскольку ему не приносят ни еды, ни воды, то жизнь наверняка покинула его, как и всех смертных на этой земле. Вот так мы избавились от этого подлого пса!
      Эти слова повергли Жерама в уныние. И он решил посвятить всю свою жизнь тому, чтобы отомстить эмиру за то, что тот так жестоко обошелся с Юоном, доведя юношу до смерти. Однако он не высказал свои мысли вслух.
      Когда праздник кончился и наступила ночь, Кларамонда снова тайно отправилась в темницу, неся под плащом еду и питье для несчастного узника. И, когда она проходила по темной анфиладе залов, ее заметил Жерам.
      Увидев девушку в столь поздний час, он поразился этому и решил проследить за ней. Так он спустился за Кларамондой до самой темницы Юона.
      Застав юношу живым, он громко вскричал от радости, очень испугав девушку и удивив Юона. Но когда пожилой рыцарь откинул капюшон плаща, Юон, узнав верного и славного Жерама, был несказанно рад этой встрече.
      Он быстро рассказал Жераму, как юная красавица спасла его от неминуемой смерти от голода, а потом при помощи золота они уговорили стражника положить в темницу Юона другого узника, недавно умершего от лихорадки, так, чтобы эмир и весь его двор поверили, что неверный скончался и похоронен.
      Потом каждую ночь Кларамонда со слезами и стенаниями уговаривала его бежать из Вавилона. Но без зубов эмира и волосков из его бороды он мог этого сделать. И об этом вскоре узнал Жерам.
      Услышав жалобные просьбы девушки и твердый отказ Юона покинуть город, Жерам спросил, почему тот не обратился за помощью к королю Оберону. Лицо юношу зарделось от стыда, и он признался славному рыцарю, какой тяжкий грех он совершил, произнеся слова лжи.
      – Я понимаю, как жестоко обошлась с тобой судьба с тех пор, – задумчиво промолвил Жерам. – А сколько еще тебе придется претерпеть! Но кто знает, о чем думает король эльфов? Наверняка ты полностью осознал свою вину, и если тебе смиренно попросить у него прощения, то, может быть, он сжалится над тобой и опять придет к тебе на помощь? Отнятый у тебя рог сейчас висит в покоях эмира. Поэтому нам стоит рискнуть. А если Господу угодно, чтобы мы погибли, пронзенные мечом, то ведь это достойный конец для любого титулованного рыцаря!
      И, ободренные словами Жерама, они тайком пробрались в покои эмира, и Юон забрал серебряный рожок обратно. Но как только он взял его в руки, в залу ворвалась целая толпа стражников. Жерам, обнажил меч, чтобы отразить нападение, и вскричал:
      – Труби же в горн! Труби! И я молю Бога, чтобы Оберон ответил на твой призыв!
      Вырвавшиеся из рога громкие звуки достигли Небес и самых темных глубин Ада, потряся всех, и мертвых и живых. И Оберон не смог не откликнуться на этот призыв, ибо тот, кто трубил в волшебный рог, делал это с искренним и кающимся сердцем.
      И тотчас же волшебные рыцари спустились с Небес в Вавилон и перебили всех, кто осмелился противостоять им. Они пожалели только тех, кто попросил у них пощады.
      А в покоях Эмира Юон сражался с Гаудисом один на один. Это была очень трудная битва, ибо эмир давно уже прослыл превосходным бойцом по всем сарацинским землям, и много ратных подвигов было у него на счету. И Юон постепенно начал изнемогать от схватки, когда сверкающие искры отлетали от его доспехов под могучими ударами меча эмира.
      Но, наконец, Юону удалось нанести решающий удар, и эмир Вавилона рухнул, сраженный, а юноша подошел к поверженному врагу и вырвал у него пять зубов и несколько волосков из его бороды.
      Он положил их в золотую шкатулку и передал Жераму, наказав ему хранить их, как зеницу ока до тех пор, пока они не доберутся до Двора Карла Великого.

      Итак, Юон справился с задачей, возложенной на него королем, и вместе со своими верными спутниками сел на корабль, который доставил их до Рима. И там сам Папа обручил юного рыцаря с красавицей Кларамондой. И с этого мгновению Юону не терпелось поскорее добраться до Бордо и, сев на другое судно, он отправился туда со своею женой и Жерамом. Поскольку на корабле не хватило места для остальных рыцарей и оруженосцев, те решили проделать долгий путь до Франции пешком.
      Когда, наконец, Юон, целый и невредимый, достиг французского берега, он отправил гонца в Бордо, чтобы сообщить Жерару о своем возвращении домой. И из-за этого Юону и его славной супруге предстояло претерпеть множество несчастий.
      Ибо пока Юон находился в далеких сарацинских землях, Жерар замыслил убить его, чтобы потом провозгласить себя герцогом и полноправным хозяином Бордо. В этом вероломном действии его поддерживал его тесть Жильбер, прослывший по всей Франции отъявленным негодяем.
      Когда гонец Юона добрался до Бордосского замка, Жерар ощутил острый прилив страха, ибо понимал, как разгневается на него брат, прознав про те бесчинства и зло, которые он нанес в его герцогстве. Поэтому он отправил гонца в тайную комнату, поставив возле дверей стражника, чтобы ни одна живая душа не могла поговорить с посланником брата. Сам же Жерар поспешил к тестю, чтобы посоветоваться с ним.
      Жильбер был также напуган, ибо многие жители герцогства пострадали от его несправедливости, и могли многое рассказать Юону о его подлых поступках. Поэтому Жильбер счел благоразумным посоветовать зятю следующее:
      – Всему герцогству известно о гневе Юона и об его тяжелой руке, когда он имеет дело со своими врагами. И, как только он приедет в Бордо и узнает про твои делишки, он очень сурово поступит с тобой, поскольку много найдется людей, которые расскажут ему о нанесенных тобою обидах. И еще. Если он снова станет герцогом Бордосским, ты лишишься права на все эти земли. У тебя не останется места, где бы ты смог приклонить голову…
      Услышав эти слова, леди Розелин, дочь Жильбера и жена Жерара, громко заявила о том, что она не собиралась выходить замуж за нищего и делить кров и стол с человеком, у которого нет ничего за душой. Еще она добавила, что она останется с ним только при условии, что будет герцогиней Бордосской. Беспримерен был гнев этой женщины и безмерны ее желания, и Жерар пообещал, что достанет ей с неба луну, только бы она утихомирилась. Поэтому он обратился к Жильберу еще раз и спросил, что ему нужно сделать, чтобы Юон никогда не попал в Бордо.
      – Время не охладило гнев Карла Великого на твоего брата, и его сердце ничуть не смягчилось. И разве не правда, что Юона лишат головы, если он вернется к королю, не выполнив его поручение? Поэтому тебе надо тайно встретиться с Юоном на его пути в Бордо и разузнать, как его дела. И чтобы ни одна живая душа не узнала о вашем разговоре, ибо болтливые языки могут все представить в лучшем свете и разнести по стране.
      – Если он и вправду справился со своей задачей, – продолжал коварный Жильбер, – то тебе надо повезти его нижней дорогой, где я со своими людьми устрою ему засаду и захвачу в плен. А потом мы повезем его в Бордосский замок, и сделаем это под покровом ночи, чтобы никто, встретившийся нам по пути, не смог догадаться, кого мы везем, связанного по рукам и ногам. А когда мы доставим его сюда, то запрем его в темнице и будем держать там до тех пор, пока не решим, что с ним делать.
      Обуреваемый завистью к брату, Жерар охотно согласился на это вероломство, тем более, что на него всей своей колдовскою мощью воздействовала жена, и он поступил так, как настоял Жильбер. Без всякого сопровождения он тайком выбрался из города и поскакал в аббатство, где остановились по пути Юон с молодой женой. Жильбер тоже не терял времени зря, а поспешил набрать целый отряд отчаянных головорезов, которые обещали ему повиноваться во всем.
      Когда Жерар въехал во двор аббатства, Юон радостно выбежал ему навстречу и, приняв в свои объятья, воскликнул:
      – Я встретился с тобою, дорогой брат, только благодаря
      благословению Господа! А теперь расскажи мне, как поживает наша матушка? И почему она не приехала с тобой?
      И тогда Жерар низко опустил голову, ибо, даже будучи подлым мерзавцем, он горячо любил свою мать, герцогиню Эклис. А когда он сообщал брату о ее кончине, то был преисполнен печали. А когда Юон узнал, что его матушка скончалась из-за того, что во Дворе распустили слух о его смерти, он лишился дара речи, и теперь печально взирал в сверкающие глаза брата.
      И, воспользовавшись плачевным состоянием Юона, Жерар поспешно спросил его о том, успешно ли закончилась его миссия. Погруженный в свои скорбные мысли о покойной матери, Юон отвечал очень рассеянно, но даже из его отрывистых слов Жерар догадался, что Юону удалось выполнить наказ короля, и что вскоре он сможет появиться на Дворе с гордо поднятой головой.
      И Жерар поспешно выразил желание присоединиться к свите брата, чтобы стать свидетелем его триумфа при Дворе. Юон согласился, но с тяжелым сердцем, ибо известие о кончине матери совершенно лишило его радости от выполненной миссии.
      По совету Жерара они отправились по дороге, бегущей через лощину. Впереди скакали Юон с братом на боевых конях, а рядом – Кларамонда – на сильном белом муле. Когда они отъехали от аббатства на расстояние лье, на них внезапно напал Жильбер со своими бандитами. И когда Юон увидел, что брат обратил против него свой меч, он пришел в отчаяние и просто отшвырнул оружие и сдался. Вот так Юон вступил в Бордо не победителем перед лицом всего народа, а въехал в родные пенаты тайком, под покровом ночи, крепко привязанный к седлу своего коня. Так же поступили с Жерамом и Кларамондой, пребывающими в глубоком унынии.
      Доставив брата в замок, Жерар тотчас же поскакал к королевскому Двору, неся в своем черном сердце предательский план.

      Прибыв на королевский Двор, Жерар упал на колени перед Карлом Великим и в присутствии всех придворных громко промолвил:
      – Ваше величество, несколько месяцев назад по вашему велению вы возложили на моего брата Юона опасную задачу отправиться в Вавилон, где он был должен отрубить голову человеку, сидящему на почетном месте, крепко поцеловать его дочь и в качестве дани вырвать изо рта самого Гаудиса пять зубов, а из его бороды – несколько волосков. Затем, как доказательство того, что он справился с вашим заданием, он должен привезти все это сюда и положить перед вами. А если он не выполнит своей задачи, то не возвратится во Францию, ибо не желает мгновенно лишиться головы.
      Карл Великий кивнул и произнес:
      – Все так, как ты только что сказал. Но почему ты напоминаешь нам о том, как покарать этого изменника сегодня, когда он, бесспорно, – пища для ворон?
      Услышав этот разумный вопрос, Жерар призвал к ответу свое черное сердце и сказал:
      – Все обстоит не так, как вы думаете, ваше величество. Именно в эти минуты Юон отдыхает в Бордосском замке, ожидая ваших милостей. И то, что вы некогда поручили ему, следовало бы совершить над ним!
      Услышав такие жестокие слова, кое-кто из лордов и пэров побагровели от стыда за человека, который осудил своего родного брата на верную смерть. Среди них находился славный герцог Неймс, который и теперь оставался добрым другом Юону. Поэтому старик решил снова вступиться за юношу. И он быстро промолвил:
      – Возможно, Юон выполнил все, что от него требовалось, и теперь возвратился, чтобы сообщить об этом… – начал он, но вероломный Жерар перебил его:
      – Нет. Понимая, что ни одному смертному не удастся выполнить наказ нашего достославного короля, Юон довольно долго оставался за пределами Франции в надежде, что неумолимое время вымоет из памяти людей воспоминания о его грязных делишках, а после – и о нем самом. А теперь он тайно вернулся, надеясь, что я предоставлю ему убежище от гнева короля, а сам стану лживым мерзавцем, утверждая, что не знаю, где он и что с ним сталось. Вместо этого я посадил его за решетку и прискакал сюда, чтобы узнать королевскую волю.
      Поскольку за все эти месяцы гнев короля ничуть не убавился, Карл Великий громко объявил, что ему угодно, чтобы Юона казнили, как изменника, и как можно скорее.
      Однако Неймс и другие достойные пэры, видевшие в этом только позор, стали громко возражать, что не следует поступать с Юоном так жестоко, предварительно не выслушав его самого.
      Услышав их уверенные голоса и увидев раскрасневшиеся от негодования лица, король был вынужден согласиться отправиться в Бордо, где томился в темнице Юон, а там выслушать историю из уст самого несчастного юноши.
      И весь королевский Двор стал собираться в Бордо, что было очень некстати для Жерара и Жильбера, которые опасались, что судьба улыбнется Юону, и он вырвется из расставленной ими ловушки.
      В Бордо Юона, Кларамонду и верного Жерама вывели из тюрьмы на свет Божий, и все увидели, в каком плачевном состоянии находились несчастные. И очень многие из придворных стали переговариваться между собой, и, казалось, не испытывали к этим троим зла.
      И тогда Голтер, очень влиятельный при Дворе рыцарь и дальний родственник Жильбера, настойчиво потребовал, чтобы Юон получил наказание по всей строгости закона. Жильбер радостно согласился с этим требованием. Жерару придется повторить уже сказанное, но в присутствии брата, однако ему никак не удавалось произнести эти лживые слова, ибо они сдавили ему горло. Поэтому он не промолвил ни слова, но по одному его виду Юон, похоже, осознал все. И тогда он проговорил своему вероломному брату прямо в лицо:
      – Знай же, когда наш достославный король возложил на меня эту невыполнимую задачу, я отправился из Франции в Рим к его святейшеству Папе. И с его благословением я доплыл до берегов, порабощенных сарацинским воинством.
      Затем он поведал обо всех своих приключениях и злоключениях, которые ему пришлось претерпеть за это время, и какие еще не довелось описать ни одному летописцу. И все, словно зачарованные, слушали его длинное повествование.
      Когда Юон закончил свой рассказ, он в первый раз перевел глаза с брата на короля и пристально посмотрел на него, как сделал бы любой честный человек. И, выдержав суровый взгляд Карла Великого, юноша стал ожидать королевского вердикта.
      Однако Жильбер, испугавшись, что рассказ Юона вызовет к нему симпатию придворных, громко закричал:
      – Если этот негодяй говорит правду, то где тогда же борода и зубы Гаудиса? Пусть он их нам покажет!
      Юон вновь повернулся к Жерару и, преисполненный скорби, промолвил:
      – Да, у меня их нет. Ты их силой отнял у достославного сира Жерама, брат мой. И даже если любовь, некогда бывшая между нами, умерла навеки, умоляю тебя, принеси эту шкатулку, чтобы я не лжесвидетельствовал перед лордами Франции.
      Но несмотря на слабость и головокружение от страха, Жерар даже не пошевелился. Ибо зло крепко-накрепко стянуло его члены в этот последний час, когда он мог бы облегчить свою душу. Но верность Князю Тьмы, вассалом которого он стал, не позволяла ему сделать хотя бы движение.
      И когда Жерар не выполнил его просьбу, Юон громко застонал от душевной боли и закрыл лицо ладонями, чтобы больше никогда не лицезреть своего вероломного брата. Но Жерам, осознав, насколько сильно поражен Юон, решил действовать за него. Он снял с пояса юноши рог Оберона, поднес его к губам и протрубил. И этот громкий, протяжный звук, казалось, вылетел из стен замка и разнесся по всему небу.

      И тотчас же с разверзшихся небес на землю Франции и на город Бордо спустился король Волшебной земли Оберон со своими лордами и рыцарями-эльфами, служившими ему верой и правдой.
      При виде такого зрелища Карл Великий и его придворные оцепенели от изумления. И никто не дерзнул помешать Оберону, когда тот выхватил свой меч и разрубил тяжелые цепи, сковывающие Юона, его жену и Жерама.
      Цепи тотчас же превратились в пыль, и внезапно поднявшийся ветер подхватил ее и разнес по округе. И все трое стали свободны, и никто даже не пошевелился, чтобы помешать им. Жерар с Жильбером настолько перепугались, что затряслись от ужаса, ибо никто не знал, какому наказанию подвергнет Волшебный король тех, кто причинил вред его друзьям.
      Но Оберон хлопнул в ладоши, и тут же в воздухе появилась золотая шкатулка с волосками и зубами Гаудиса. И она опустилась прямо в руки Юона. Оберон попросил Юона открыть шкатулку, чтобы все увидели, что он выполнил задачу, возложенную на него королем.
      Когда Карл Великий заглянул в шкатулку, а потом услышал, что пришлось претерпеть юноше, его суровое сердце смягчилось. Заметив это, Оберон поспешно обратился к нему:
      – Брат король, так же как ты управляешь всеми землями Франции, я управляю Народом Холмов, живущим в стране, которую видели только несколько смертных. И поскольку я несказанно устал носить свою корону, которая казалась мне такой легкой во времена моей молодости, я вынужден навсегда уйти отсюда прямо в Рай, как и было обещано мне много-много веков назад. Время моего отбытия еще не настало, хотя уже сейчас я чувствую, что мне пора. Но когда меня призовут, я должен буду поставить вместо себя этого юношу, который сумел доказать мне, что из большинства смертных только он отличается такой великой добротой, храбростью и искренностью. Поэтому он станет властелином моих подданных и будет править ими вечно в туманных долинах и облачных высотах нашей страны эльфов. Я заявляю это перед лицом всего моего дворянства, а значит, так и будет!
      Пока все стояли, пораженные от этой речи, Оберон низко склонился с седла и поцеловал Юона в бровь, как если бы они были кровными братьями. Потом он поцеловал Кларамонду, и с тех пор юный герцог и его славная жена никогда не старели и не болели. Они отличались от всего человечества неземной красотой и были вечно молодыми.
      Так, отдав в руки Юону свое королевство, Оберон вместе со своей свитой навсегда покинул Францию и никогда больше не появлялся перед Карлом Великим и его придворными. Тем не менее, поговаривали, что они не исчезли навеки, ибо кто-то когда-то видел их. Но это было всего раз за тысячу лет. А, может быть, и не было…
      Король Карл Великий будто бы вышел из глубоко сна и снова пришел в себя, и когда он увидел Жерара, то пришел в неописуемую ярость, ибо догадался, что этот хилый и порочный юноша вместе со своим тестем могли бы использовать его королевскую власть, чтобы уничтожить Юона. Но их же вероломство сослужило им плохую службу. Разгневанный король приказал схватить лжецов и повесить. И никто из королевского окружения не промолвил ни слова в их защиту, кроме Юона, ибо он все-таки не мог забыть, что Жерар приходился ему братом. Но и это не спасло негодяя, и королевский приказ быстро привели в исполнение. Так умерли два изменника, запутавшись в паутине, которую сами же растянули для другого человека.
      А Юона снова провозгласили герцогом Бордосским и пэром Франции. И он стал мирно править своими землями вместе со своею супругой-герцогиней.

      И по– прежнему герцог Юон правил городом Бордо, а с ним и его верная супруга герцогиня, и в сердцах их царили радость и гармония. И все, и простолюдины и дворяне, бывшие вассалами Юона, приезжая в этот город, относились к нему с почтением и служили ему верой и правдой. Если не считать одного человека -графа Ангеларса.
      Граф Ангеларс приходился родственником подлому изменнику Эмери, которого Юон убил в честном поединке на глазах у Карла Великого. Поэтому граф лютой ненавистью ненавидел молодого герцога. И теперь он как следует укрепил свой замок и решил выступить против нового хозяина земель, поклявшись никогда не отдавать ему дань уважения, пока жизнь теплится в его теле.
      Когда эта клятва дошла до ушей Юна, молодой человек пришел в ярость против Ангеларса. И он собрал своих товарищей по оружию, всех тех рыцарей, которые, не задумываясь, пошли бы на смерть ради своего господина. И, собрав такую надежную свиту, Юон надел на себя доспехи, добытые у великана Ангалафара, и захватил меч своего отца – герцога Севина. Он обнаружил Кларамонду в ее будуаре, где она отдыхала в окружении служанок, и сказал ей следующее:
      – Моя верная и славная жена, сейчас я отправляюсь из дома, чтобы посрамить подлого изменника Ангеларса. И пока меня не будет в Бордо, тебе придется взять на себя управление городом. Все жители будут верой и правдой служить тебе, ибо каждому, живущему в Бордо известно, что твоя воля – это моя воля.
      – О, мой благородный муж, – отвечала Кларамонда, – при виде тебя, облаченного в доспехи, и с мечом в ножнах, сердце мое обливается кровью от горя. Ибо война всегда приносит печаль и несчастья. Но если ты считаешь правым делом покарать изменника, то больше я не произнесу ни слова. Может быть, Господь наш Иисус убережет тебя от ран и возвратит тебя ко мне целым и невредимым. Что же касается Бордо, то, будь уверен, муж мой, что здесь все остается так, как прежде, как если бы ты сам восседал в зале правосудия от рассвета до заката.
      После того как супруги расстались, Юон вывел своих людей из города, и они поскакали по направлению к хорошо укрепленному замку Ангеларса, дерзнувшего выступить против своего господина. И вот, наконец, бордоссцы окружили замок и начали его осаду.
      Но в тот же самый день, когда Юон покинул родной город, туда прибыла группа людей. Это были пилигримы из Алемании, возвращающиеся из Палестины, где они посетили могилу Господа нашего Иисуса и осматривали места, где некогда жил и умер Христос.
      Герцогиня заметила паломников еще издалека, когда стояла у окна своей опочивальни. Она заметила, что они едва передвигают ноги от усталости после столь длительного путешествия. И когда они добрались до замка, она спросила их, кто они и откуда. И странники ответили, что они паломники, только что прибывшие из Палестины.
      Тогда Кларамонда приказала привести их в самую большую залу замка, чтобы накормить, напоить их и облачить в новые одежды. И сама вместе со своими слугами принимала изнуренных путников. И как вы увидите впоследствии, благодеяние Кларамонды привело к большой опасности и страданиям, как и герцогиню, так и тех, кого она очень сильно любила.
      Пилигримы несказанно обрадовались такому любезному обхождению, и, собравшись возвращаться к себе на родину, громко возблагодарили герцогиню. Кларамонду и сказали, что из всех дам знатного происхождения, встречавшихся им по пути, герцогиня – самая красивая и добрая. Когда они возвращались домой в Алеманию, то по пути повстречали герцога Рауля – своего господина, того самого Рауля, что приходился племянником и наследником самому императору, который души в нем чаял. Однако молодой Рауль обладал весьма пылким нравом, и его совсем не беспокоили права людей более низкого происхождения.
      Он потребовал, чтобы пилигримы подробно рассказали ему о своих странствиях, и они с радостью сделали это. Потом глава паломников выступил вперед и сказал:
      – О, наш достославный герцог, мы проделали долгое и далекое путешествие и повидали много удивительного, но в наших сердцах мы лелеем лишь воспоминания о городе Бордо.
      – Это еще почему? – изумился герцог, считая этот город недостойным своего внимания.
      – Потому что, достославный герцог, когда мы вступили в этот город, голодные и изнуренные до смерти, его госпожа – герцогиня Кларамонда – жена герцога Юона – сама проводила нас в главную залу замку, где принимала нас, как людей самого знатного происхождения. Она собственноручно накормила, напоила и переодела нас в новые одежды.
      – К тому же она красивее всех знатных дам на всем белом свете, – продолжал глава паломников. – Она настолько прекрасна, что, наверное, ангелы Небесные пожелали бы стать такой красивой, как она! И она настолько любезна, что ей впору управлять не герцогством Бордо, а стать королевой какой-нибудь огромной страны. Как бы мы все ее любили, если бы она была вашей женой, наш благородный господин!
      От этих слов герцогу Раулю страстно захотелось познакомиться с дамой, которая так учтиво обошлась с его людьми. И с тех пор он много-много раз вспоминал слова пилигрима, пока, наконец, не решил, что должен обязательно отправиться в Бордо и взглянуть на герцогиню Кларамонду собственными глазами. И, собрав своих лордов, он высказал им свое пожелание так:
      – С тех пор, как я узнал о прекрасной герцогине Кларамонде, я не могу ни спать, ни есть. У меня нет жены, которая бы разделила со мною власть, и я еще ни разу не слыхал ни об одной женщине, которая бы выглядела так, как эта. Поэтому я должен взглянуть на это чудо сам.
      Затем он сбросил с себя красивые и тонкие одежды и снял меч. Он отрастил длинную бороду и выпачкал лицо грязью. Потом, облачился в плащ простолюдина, чтобы выглядеть, как нищий. И в таком виде он подошел к воротам Бордо и жалобным голосом стал говорить, что он паломник из Палестины.
      И вот, слуга, по приказу своей хозяйки, проводил его в главную залу, где герцогиня обедала вместе со своими домочадцами. Она любезно приняла странника, дав ему хлеба прямо со своего блюда. Но он не мог есть, ибо не мог оторвать от нее глаз, и все время думал о том, что паломник рассказал ему истинную правду: даже ангелы небесные хотели бы обладать красотой герцогини Кларамонды.
      Затем он ощутил страстное желание и любовь, которые загорелись в нем, подобно огню, и он про себя поклялся, что она станет его женой или он умрет. Ибо он считал Юона мелким и незначительным дворянчиком, от которого очень легко будет избавиться. И с этими черными мыслями он удалился из Бордо и возвратился на свои земли.

      И с единственным неукротимым желанием в сердце – заполучить Кларамонду себе в жены, герцог Рауль отправился прямо на Двор к своему дяде, императору Алемании. Увидев племянника, император обрадовался, заключил его в крепкие объятья и, со всеми почестями приняв его перед собравшимися придворными, сказал:
      – Мой любезный родственник, как же ты обрадовал меня своим приездом! И если мы можем что-нибудь сделать для тебя, то ты получишь все, что только пожелаешь!
      Герцог Рауль упал перед императором на колени с самым покорным видом, а потом, воздав должные почести своему августейшему дяде, во всеуслышание заявил о том, что у него на уме с тех пор, как он увидел прекрасное лицо герцогини Кларамонды. И затем прибавил:
      – Сир, в вашем окружении очень много рыцарей, которые благоговейно и преданно служат своему господину. Возможно, эти рыцари – самые искусные воины во всем христианском мире. Вот я и подумал, а не устроить ли нам здесь рыцарский турнир, на который сюда приедут рыцари Франции, и даже рыцари Англии и Испании. Всем им захочется показать свое боевое мастерство, и все-таки я уверен, что в списке победителей окажутся только славные рыцари Алемании!
      Император поразмыслил над словами герцога Рауля, и подобный план показался ему приятным и разумным. И император сразу согласился. И очень скоро во все четыре стороны света были высланы герольды и трубачи, чтобы объявить повсюду о рыцарском турнире, который через полгода будет проходить в городе Майнце.
      И пока домочадцы Рауля всю ночь веселились и напивались допьяна вином, Рауль усмехался про себя, а потом открыто посвятил всех в свои коварные планы, сказав:
      – Этот Юон Бордосский повсеместно известен, как очень опытный и храбрый воин. Так что он не останется в стороне от императорского рыцарского турнира. Но он всего лишь зеленый юнец, в то время как я много лет провел в кровопролитных сражениях. Поэтому, когда я вызову его на поединок, пусть никто не опасается, как этот поединок завершится. Юон падет замертво от моего меча, а его земли и жена упадут в мои руки с легкостью созревшего плода, сорвавшегося с ветви.
      Среди знатных дворян, слушающих это бесцеремонное хвастовство, находился некий Годрун Нюрнбергский, который, будучи еще мальчишкой, прислуживал пажом в замке герцога Севина Бордосского. И ничего не видел там, кроме теплоты и доброго к себе отношения. И, будучи ровесником Юона, они частенько состязались в военном мастерстве, и вместе учились владеть мечом и копьями, нанося друг другу при этом довольно ощутимые удары. Поэтому теперешний Годрун взирал на герцога Рауля с неприязнью и в сердце своем тайно решил разрушить коварный замысел своего господина. Если, конечно, сможет.
      Он позвал своего оруженосца, и вместе с ним они тайком выбрались с императорского Двора и стремительно поскакали во Францию, в Бордо, делая очень короткие привалы, только для того, чтобы поесть и напиться.
      А тем временем Юон окружил замок Ангеларса, и, несмотря на отчаянное и храброе сопротивление его защитников, замок был взят приступом. Затем Юон повесил изменника и некоторых из его командиров на самой высокой башне замке. Простых же защитников замка, которые служили своему господину, он отпустил на волю. Покончив со всем этим, он возвращался в Бордо, по дороге встретив герольдов, разосланных императором Алемании, чтобы созвать всех рыцарей христианского мира на турнир в славном городе Майнце. Услышав о турнире, Юон и его люди очень обрадовались этому известию, и тотчас же решили отправиться в назначенное время в Майнц, чтобы принести победу и славу французскому королевству.
      Герцогиня Кларамонда испытала неземное счастье, когда ее супруг целым и невредимым возвратился из похода, и в честь этого она устроила великий праздник, на который пригласила всех желающих. К этому времени в замок тайно прибыл и Годрун Нюрнбергский, принеся с собой известие об отвратительном заговоре против своего друга. И ему удалось побеседовать с герцогом Юоном и его женою с глазу на глаз.
      – Благородный сир, – обратился он к Юону. – Много лет тому назад, когда ваш отец, могущественный герцог Севин, ступал по этим землям, я жил под защитой этих стен в качестве одного из его воспитанников. Может быть, вы вспомните, что мы с вами некогда были знакомы и частенько играли и соревновались вместе. И теперь я испытываю стыд и печаль из-за того, что мне придется рассказать вам.
      Немного помолчав, он продолжал:
      – Ибо, знаете ли вы, что я – вассал того самого герцога Рауля, что приходится племянником императору Алемании. Этот Рауль весьма искусен в бою, и еще никто из рыцарей всего христианского мира не сумел устоять против него копьем к копью, мечом к мечу, щитом к щиту, и выйти из этого боя победителем. Да, в бою ему нет равных, и здесь он велик! Однако в другом он – очень скверный человек.
      – Услышав рассказы о красоте и любезности вашей жены, ваша светлость, он переоделся паломником и проник в этот зал. И увидев вашу супругу собственными глазами, он страстно возжелал сделать ее своей женой, и решил претворить свое желание в жизнь. Вас он не берет в расчет из-за вашей молодости и еще потому, что Бордо – намного меньше его владений. И поэтому он вынудил своего дядю-императора объявить о рыцарском турнире, чтобы выманить вас в Майнц, где он смог вызвать вас на поединок и убить, чтобы в результате завладеть и вашей женой, и вашими землями!
      Когда он услышал эти слова, сердце Юона заколотилось от бешеной ярости, ибо оскорбление, нанесенное ему и его любимой жене, было неслыханным по своей дерзости. И, выхватив меч, он одним взмахом разрубил пополам факел, что освещал залу. А потом вскричал:
      – Да пусть этот злобный герцог приведет с собой хоть сотню вооруженных рыцарей, я выйду с ним один на один вот с этим самым мечом, и тогда мы посмотрим, кто кого!
      И герцогиня Кларамонда, тоже сверкая глазами от гнева, встала со своего кресла. И промолвила:
      – О, муж мой, как верно ты говоришь! Этот Рауль не истинный рыцарь, ибо из-за своих подлых деяний он недостоин носить меч и копье. Я так разгневана, что мне хочется облачиться в доспехи и шлем и мчаться рядом с тобой, подобно стреле, когда ты выйдешь против него на поединок!
      Юон от души расхохотался на ее слова, а потом обратился к Годруну:
      – Теперь ты видишь, друг мой, наше настроение, которое и станет причиной гибели такого гордого и своенравного лорда, как этот герцог Рауль. А о твоем императоре я повсеместно слышал только хорошее. Это справедливый и благородный человек. А теперь скачи к нему и узнай, что он думает насчет всего этого.
      Так они и порешили, и Годрун вместе со своими спутниками, среди которых находился и Юон, выехали в славный город Майнц.

      Когда Юон со своими спутниками приближались к Майнцу, он позвал к себе самых верных и надежных рыцарей и выложил им свой план. Поскольку он собрался сразиться с герцогом Раулем один на один, то ему хотелось бы прибыть на императорский Двор в одиночку, чтобы не возникло никаких сплетен и пересудов, что он приехал в сопровождении других. Его товарищи стали громко возражать, однако юноша настоял на своем, и, наконец, в полном одиночестве двинулся прямо во вражеский стан.
      В честь предстоящего турнира император устроил пышный праздник, и приглашал к себе за стол всех приезжающих рыцарей, решивших попытать счастья в турнире. Когда Юон в доспехах, в шлеме, с мечом и копьем в руке въехал в город, он поскакал прямо в залу, где за столом, ломящихся от яств и напитков, восседал сам император в окружении своих гостей и придворных. Все несказанно изумились столь дерзкому появлению молодого человека. И император громко обратился к нему:
      – Эй, сир рыцарь, что же у вас за манеры появляться в доброй компании одетым для сражения? Разве ты не знаешь, что я – император всех этих земель, а эти люди, что рядом со мной, относятся ко мне с должным почтением? В отличие от тебя, дерзкий юнец!
      Справа от императора сидел герцог Рауль. На нем не было доспехов, и шлем не закрывал его красивого лица. Он был одет в ярко-алый плащ, с искусно вплетенными в него золотыми нитями, что говорило о том, что он только что вернулся с удачной охоты на оленя, которого затравил собаками и убил. Несмотря на подлое сердце, он отличался весьма красивой внешностью, и все собравшиеся ощущали его превосходство. Все, кроме Юона.
      А когда герцог Бордосский посмотрел в лицо своему врагу и вспомнил о том, что ему рассказывал о Рауле Годрун, ему показалось, что императорский племянник похож на демона из Ада. И ярость переполнила все его естество, и он чуть не набросился на Рауля, но все же сумел сдержаться. Хотя для этого ему пришлось отвести глаза от Рауля, иначе он прикончил бы его прямо за столом.
      Поэтому Юон предстал перед императором и честно ответил:
      – Ваше величество, я – вассал французского короля Карла Великого, и прибыл сюда, чтобы попытать счастья в рыцарском турнире, о котором объявили ваши герольды по всему христианскому миру. Но теперь я предстал перед вами еще и по другой причине. Мне бы хотелось попросить, чтобы вы соизволили проявить ко мне справедливость, ибо во всем мире вы известны, как самый честный и беспристрастный человек.
      Император улыбнулся юноше и вытянул вперед руку, призывая всех к тишине.
      – Еще ни один человек на свете, будь то дворянин или простолюдин, что приходил ко мне, взывая к справедливости, не уходил отсюда, не получив от меня должного ответа, который я предоставлял им, опираясь на мудрость и доброту, дарованные мне при рождении Господом нашим Иисусом Христом. Так что, не стесняйся, чужеземец, и смело выскажи мне свою жалобу.
      И Юон тотчас же поведал императору свою печальную историю.
      – Вот какова моя судьба, ваше величество. Видите ли, земли и состояние, которыми я владею, – невелики. Но я владею ими по праву рождения и меча. И еще, благодаря милости Господа нашего Иисуса Христа, я наслаждаюсь любовью самой прекрасной женщины на свете, которую я взял в жены после многочисленных лишений и опасностей.
      Когда я отбыл из дома по неотложным делам, некий знатный дворянин из вашего окружения приехал ко мне в замок с одним-единственным намерением: посмотреть на мою жену, о которой очень много слышал. Когда он увидел ее, то возжелал завладеть ею, совершенно не беря меня в расчет и тем самым не испытывая никакого ко мне уважения. Да, он посмеивался надо мною перед своими людьми, утверждая, что без труда одолеет меня на турнире, а потом заберет мои земли и мою любезную супругу.
      Поэтому я и предстал перед вами в военном облачении, чтобы потребовать у этого негодяя сатисфакции. И теперь я швыряю ему в лицо перчатку, и вызываю его на поединок, мечом к мечу, щитом к щиту. Чтобы разделаться с ним в честном бою. Я хочу, чтобы он получил наказание, которого заслужил!
      Лицо императора потемнело от гнева, и он негодующим голосом отвечал:
      – Подобный человек не заслуживает того, чтобы его вызывали на поединок, как благородного и титулованного рыцаря. Но если это и вправду человек из моего окружения, то я дозволяю тебе разделаться с ним любым способом, каким ты пожелаешь, несмотря на высоту его положения!
      Услышав слова императора, Юон соскочил с коня и, отведя в сторону копье, двинулся по огромной зале. По пути он вытащил из ножен меч. Быстро подойдя к изголовью стола, где сидели самые знатные дворяне из окружения императора, он поднял забрало, чтобы все могли увидеть его лицо. А затем он громко выкрикнул герцогу Раулю:
      – Ты не рыцарь, а вероломный негодяй и предатель! А теперь посмотри на Юона Бордосского, которого ты замыслил подло убить! И запомни: Бордо и герцогиня Кларамонда никогда не станут твоими!
      И, прежде чем Рауль успел подняться, Юон поднял меч и пронзил им врага насквозь. Все, находящиеся в зале возопили от страха и гнева. Среди них был и сам император, которой кликнул стражников, чтобы те покарали убийцу.
      Тогда Юон повернулся к императору и громко произнес:
      – Так вот, каковы ваши слова на деле, ваше величество! Выходит, если мой обидчик – ваш родственник, то справедливость тут бессильна?! Что ж, если она меняется с такой легкостью, то не нужна мне такая справедливость. Тогда я выступаю против вас!
      Он вскочил в седло и высоко поднял меч, на лезвии которого еще алела кровь Рауль. Затем он бросился на стражников, пытающихся задержать его, и мечом стал пробивать себе дорогу, сражаясь, как великие герои древности. И много раненых и убитых оставил он за собою, прежде чем выбрался из Майнца.
      По приказу императора, все рыцари, сражающиеся под алеманским флагом, бросили в погоню за отважным юношей. Они долго преследовали его на равнине. Вместе с ними скакал и сам император, который ехал верхом на боевом коне Амфаге, которому не было равных во всем мире. Император настолько разгневался, что догнал Юона намного быстрее своих людей.
      Заметив императора, Юона остановил коня, чтобы дождаться противника. И они столкнулись друг с другом с такой великой силой, что император упал с коня наземь и сломал ногу в двух местах. Юон, увидев противника в столь плачевном состоянии, не стал поднимать против него меч. Вместо этого, он оставил своего изможденного коня, вскочил на Амфага и ускакал прочь. А императора вскоре подобрали его спутники.
      И из– за того, что Юон сжалился над врагом и оставил его в живых на поле брани, много горестей и печалей выпало потом на его долю.

      Юон добрался до лагеря, который разбили те, кто выехали с ним из Бордо, и открыто выложил им, какая печальная судьба его постигла. Поэтому его верные рыцари выстроились в боевом порядке для сражения, которое не заставило себя ждать, ибо алеманские рыцари, вне себя от ярости, галопом прискакали на поле брани. Однако бордосские рыцари не были зелеными юнцами, впервые обнажившие мечи. И они пошли за Юоном и храбрым Жерамом, который всю свою жизнь – до старости – провел в кровопролитных боях.
      И они выстроились непроходимой стеною, чтобы сдержать натиск противника. Многие воины императора упали с коней замертво, а многие были раздавлены железными копытами своих же боевых коней. Юон сражался, как двадцать человек. И он мечом пробивал себе дорогу через поле брани, оставляя за собою все новые и новые жертвы.
      Император, с отчаянием взирая на груду трупов, начал оплакивать своих людей, ибо казалось, что на поле битвы в живых не осталось никого. Тем временем Жерам стремительно подскочил к Юону и промолвил:
      – Сир, мы устроили кровавую бойню, положив множество этих алеманских гордецов. Вам удалось победить самого императора. И все благодаря вашей отваге и боевому мастерству. Однако если так пойдет и дальше, мы потеряем еще много славных рыцарей, и у нас почти не останется крепких и боеспособных людей. Это – Алеманская земля, и император может позвать на подмогу свежие силы. А Бордо находится в много лье отсюда, и кем же мы тогда заменим наших павших?
      Юон крепко призадумался над словами старого воина и понял, что Жерам, как обычно, проявил мудрость. И тогда он ответил:
      – Давай пошлем к императору герольда и спросим, пойдет ли он на перемирие. Потом мы вернемся на свои земли, где преимущество всегда будет за нами. Так что посылай герольда на свой выбор и накажи ему отыскать командира алеманских войск.
      Так они и поступили. И император, несмотря на гнев и обиду на Юона, согласился на перемирие. При этом император размышлял так: пока заживет его сломанная нога, ему удастся созвать верных людей, которые могли бы схватить герцога Бордосского даже в стенах его родного города, а потом он сам огнем и мечом сметет с лица земли проклятый город и всех его жителей. Однако для этого ему понадобится время. Поэтому он согласился на шестимесячное перемирие.
      Поэтому оба войска разошлись в разные стороны, и усталые бойцы отправились зализывать раны. Ведь даже равные по силам тигр и лев порой соглашаются на перемирие, чтобы передохнуть в своих логовах и набраться свежих сил для следующего боя.
      Юон как можно быстрее вернулся в Бордо и рассказал герцогине Кларамонде, как он поступил с герцогом Раулем, и что вышло из этой мести. Герцогиня очень испугалась за их будущее и сказала Юону:
      – Муж мой, этот император правит всеми землями Алемании, которая, как говорят, даже больше Франции. Он может созвать под свои знамена в сто раз больше рыцарей, чем у тебя. Наверное, ему удастся расколоть Бордо двумя пальцами, как орех. Карл Великий недавно скончался, и теперь его место на троне занял его сын Людовик, который ненавидит тебя за то, что ты случайно убил его брата, и он не пришлет тебе на помощь ни одного человека!
      – Ты права, – печально промолвил Юон. – Поэтому все мы должны уповать только на милость Господа нашего Иисуса, и сделать все, что в наших силах, чтобы не допустить грядущей беды.
      – Может быть, Франция и не придет нам на помощь, муж мой, но мы можем получить подмогу за пределами наших границ, если как следует будем искать ее. В Тунисе живет мой брат, который теперь там дей и полный властелин, и, заслышав твой боевой клич, он пришлет в тысячу раз человек больше, нежели у нас есть. И не считай его язычником, ибо он уже давно принял христианство, и теперь Иисус – и его Бог тоже. В детстве мы горячо любили друг друга, и я не думаю, что он успел позабыть меня. Поэтому снаряди корабль и отправляйся в Тунис, муж мой. Позови моего брата и возвращайся с целым войском, которое он полностью предоставит в твое распоряжение. Так ты сможешь сразиться с императором с равными силами!
      Но Юон нахмурился и возразил:
      – Нет, жена моя, если я сейчас уеду из Бордо и отправлюсь за море за помощью, то получится, что я брошу на произвол судьбы всех тех, кто доверился мне. И они смело могут окрестить меня трусом и человеком, не достойным звания рыцаря. К тому же, может статься так, что я не возвращусь из путешествия. Нет, дорогая, я должен остаться и принять то, что мне суждено.
      Вот так он ответил на просьбы и мольбы Кларамонды. А ее страх о будущем тяжелым камнем сдавливал ей сердце.
      В Бордо еще больше укрепили все оборонительные сооружения. В город навезли еды и питья. Повозки, груженные продовольствием, сновали через ворота от рассвета до заката. А старый и опытный Жерам расставил за пределами города множество наблюдателей и отправил вперед людей, которые следили бы за приближением вражеского войска. В городе кипела работа, и все жители трудились, не покладая рук, чтобы приготовиться к самому худшему.
      Наконец пришла весть о том, что на границе герцогства были замечены алеманские флаги. Также дозорные доложили, что на Бордо надвигается огромное войско, сметая и уничтожая все на своем пути. Тогда люди Юона скрылись за крепкими стенами города и приготовились отразить нападение. Были принесены тысячи стрел для арбалетов, а также – мечи и копья. Итак, все было готово. Оставалось только ждать.
 

***

 
      Довольно скоро перед стенами города появилось алеманское войско. Вражеские солдаты начали разбивать лагерь, состоящий из великого множества палаток.
      А ночью их бивачные костры плотным кольцом окружили стены Бордо.
      И тогда Юон обратился к Жераму со словами:
      – Ты только посмотри, как дерзко император расположился перед моими стенами. Они там запивают вином мясо и бездельничают, ибо этот самодовольный болван думает, что заманил нас в ловушку, чтобы взять город тогда, когда он пожелает. Так давай же выступим первыми и покажем ему, на что способна его «жертва»!
      И вместе с отборными бойцами они тайком вышли из города через задние ворота, и поскакали вперед быстрее ветра. И вскоре под покровом ночи, они достигли вражеского стана. Алеманское войско понесло такие потери, что императору показалось, что на его людей напали демоны. Многие славные рыцари сложили головы в этот скорбный час, а император громко вопил во тьму от ярости и боли.
      А отряд Юона снова возвратился в город, неизбывно радуясь тому, как успешно закончилась их вылазка. И тут герцог обратился к своим людям:
      – А где же сир Жерам? Я не слышу его радостного голоса!
      И тогда один из смертельно раненых рыцарей со слезами на глазах ответил:
      – Увы, мой достославный герцог, во время нашей вылазки сира Жерама сбили с коня, и если он не погиб, то безусловно угодил прямо в лапы врага!

      Беззащитного и истекающего кровью Жерама приволокли к императору, который безмерно обрадовался, узнав, что пленный принадлежит к знатному роду, а значит, занимает не последнее место во вражеском стане. И, придя в превосходное настроение, он громко обратился к своим воинам:
      – Перед вами один из своенравных мерзавцев, осмелившихся выступить против нас. А теперь я скажу вам вот что. Человек, который доставит мне Юона в таком же униженном состоянии, получит от меня в дар город Бордо, а в придачу саму герцогиню Кларамонду!
      И тут Жерам гордо вскинул окровавленную голову и, собравшись с силами, промолвил:
      – Все это пустые слова, ваше величество. Ни один из ваших людей не пройдет через ворота Бордо, разве только как наш пленник. Ибо герцог Юон будет удерживать эти ворота от любого вторжения, и будет это делать столько, сколько понадобится! Ни один из алеманских рыцарей не сможет захватить наш город, равно как унизить нашего господина!
      Услышав такие слова от безоружного пленника, закованного в цепи, император разгневался и повернулся к своему маршалу, сиру Отто, приказав ему следующее:
      – Приказываю вывести вперед этого седобородого болвана и всех, кого мы захватили вместе с ним, и распорядитесь, чтобы у городской стены установили высокие виселицы. Когда это будет сделано, вздерните всех этих проходимцев!
      Однако сир Отто не сдвинулся с места, а осторожно предостерег своего господина:
      – Ваше величество, если мы поступим согласно вашей воле, то бордоссцы совершат то же самое с нашими людьми, которые попали к ним в плен. Ради Бога, умоляю вас как следует подумать, прежде чем отдавать такой приказ.
      Лицо императора исказилось от ярости, и он гневно произнес, что его приказы должны выполняться, причем неукоснительно. И тогда Жерама вместе с остальными бордоссцами, захваченными в плен, вывели вперед.
      И на расстоянии полета стрелы от стен Бордо алеманцы начали сколачивать широкие виселицы. Поэтому бордоссцы, стоящие на парапете с бойницами, наблюдали за этим печальным зрелищем. Юон, с силой ударив кулаком о шероховатый камень, негодующе вскричал:
      – Неужели мы позволим, чтобы так обошлись с нашими собратьями по оружию? Давайте же, надевайте шлемы, взбирайтесь на коней и следуйте за мной! Ибо, если мы допустим это, мы навсегда лишимся чести в глазах людей!
      И все, кто был способен оседлать коня и натянуть тетиву, приготовились к спасению своих товарищей.
      И снова сир Отто подошел к императору и, смиренно склонив седую голову, начал просить его пощадить пленных.
      – Ваше величество, герцог Юон разбил вам сердце, убив прямо на ваших глазах герцога Рауля, которого вы беззаветно любили. Однако пусть же он будет наказан за это с христианской мудростью. Пусть он отправится на Святую Землю и должным образом покается там. Отправьте же в Бордо герольда и…
      Но больше ни слова не сорвалось с губ мудрого маршала, ибо император проревел, подобно раненому медведю, проклятье, и друзья оттащили сира Отто прочь от императора, чтобы тот не приказал повесить и его. И маршал, преисполненный печали, возвратился к подножию виселиц. Но старик не поставил там часового, и как можно дольше старался оттянуть повешение, надеясь, что император все-таки образумится и сменит гнев на милость.
      Раздался громкий медный звон, и тотчас же начал опускаться подъемный мост. Из города Бордо на полном скаку вылетел отряд вооруженных до зубов людей. Они стремительно подскочили к виселицам и освободили пленников, в то время как второй отряд с мечами и копьями наперевес ринулся на алеманских воинов. И прежде чем императору удалось отдать какой-либо приказ, нападающие быстро возвратились в город, и на этот раз помимо своих товарищей они захватили в плен сира Отто и еще больше ста человек из войска противника.
      Юон собрался было поступить с ними так же, как император с его людьми, и повесить прямо на городской стене, но Жерам рассказал о сире Отто, который добивался мира. И от имени своего любимого друга, Юон извинился перед перепуганными пленниками.
      И вот, когда над городом опустилась ночь, у герцога Юона и герцогини Кларамонды родилась дочь. А возле ее колыбели внезапно появились добрые феи из страны эльфов, чтобы благословить дитя и пообещать, что со временем девочка наденет корону и станет могущественной и всеми любимой королевой. Но тут к Юону и его супруге подошла главная фея и, обливаясь горючими слезами, промолвила с печалью:
      – О, славные герцог и герцогиня, вся страна эльфов скорбит за вас и вашу прекрасную новорожденную дочь Кларетту. Ибо по законам Волшебной страны король Оберон не сможет прийти к вам на помощь, когда постигнет вас беда, с тех пор как он провозгласил вас нашими королем и королевой! И поэтому теперь тебе придется одолеть врага собственными силами. И еще он просил передать тебе, что ты не должен смотреть на его лицо, если в прошлом ты дважды повстречался с ним, как это было в тот далекий час. Посему больше не жди от него помощи, если она тебе понадобится!
      Когда феи исчезли, Юон позвал к себе герольда Херборна и наказал ему следующее:
      – Возьми флаг перемирия и, как можно выше подняв его, скачи в лагерь к алеманцам. Там ты отыщешь императора и передашь ему, что мы пролили в этой войне слишком много крови. И еще скажи ему, что если он объявит о конце войны, то я стану повиноваться ему, как вассал повинуется своему законному господину, и буду владеть Бордо с его дозволения, поскольку король Франции не пришел ко мне на помощь. Сам же я отправлюсь к Гробу Господню, чтобы попросить у Господа нашего милосердия для всех нас. Если же император ответит «нет», то мы будем сражаться до тех пор, пока из наших стен не выпадет последний камень!
      И Херборн передал слова Юона императору, и все знатные дворяне Алемании с радостью согласились на условия, предложенные герцогом Бордосским. Но обезумевший от ненависти император не принял предложения Юона и с угрозами прогнал герольда прочь.
      Тогда Юон созвал всех знатных горожан Бордо. И когда они собрались в просторной зале замка, он сообщил им, что его попытка установить мир потерпела крах. Затем же добавил:
      – Славные граждане Бордо, у нас осталось очень мало еды и питья. Во время каждой вылазки многие из наших храбрых воинов погибают, поэтому может наступить время, когда в городе не останется ни одного человека, способного сжимать меч. А Людовик Французский никогда не пришлет нам подмогу.
      Но Залибран, брат мой жены, дей Туниса, которым он управляет. Он христианин, и сможет помочь нам из любви к герцогине. Поскольку это – наша последняя надежда на спасение, то я тайно выберусь из города, чтобы добраться до него и умолять о помощи. А как бы вы поступили на моем месте?
      И все собравшиеся, осознавая, какое черное будущее предстоит им, согласились, что Юон должен отправиться к Залибрану. И, поручив Жераму управлять городом в его отсутствие, Юон попрощался с женою и дочерью и под покровом ночи выскользнул из города в сопровождении всего нескольких человек.

      Долго и отважно сражались бордоссцы, спасая свой город от противника. Но во время каждой вылазки за ворота и каждого боя на стенах города, все больше и больше людей падали замертво, пронзенные мечом или разящей стрелою, выпущенной из арбалета. И, упав на пыльную землю, уже никто не поднимался, чтобы снова вступить в бой. Поэтому все меньше и меньше воинов оставалось, чтобы ответить на призыв боевой трубы.
      И Жерам, видя, что ряды его бойцов становятся все тоньше и тоньше, а его люди больше не возвращаются с поля брани, преисполнился печали. Но при виде герцогини Кларамонды он сохранял бодрость духа, ничего не сообщая ей о безысходном положении, в котором находился город. Однако ему не удалось долго держать ее в неведении, и тогда она, надев на свое хрупкое тело тяжелые доспехи, поднялась на стену осаждаемого города и выпустила немало метких стрел в сторону алеманского лагеря.
      И вот, наконец, настал тот черный день, когда мэр города дождался герцогиню и обратился к ней со словами:
      – Благородная госпожа, в городе еще остались люди с храбрыми сердцами и сильными руками, и все они – к вашим услугам. Однако все они нуждаются в воде и пище. Но двери наших амбаров распахнуты настежь, и в наших закромах уже не осталось ничего, кроме пыли от пшеницы, что некогда заполняла их доверху. Уже третьи сутки мы не ели мяса, и, похоже, нас ожидает печальное будущее.
      Тогда Жерам встал и промолвил в ответ:
      – Это правда, что бойцы должны поесть, и мы не сможем выдержать осаду, если не подкрепимся должным образом. В полях за рекой пасутся коровы и овцы, которых пригнали сюда наши враги, чтобы ими питаться. Давайте же этой ночью выберемся из города и пригоним скотину сюда!
      Так и порешил военный совет, а Жерам, вместе с лучшими бойцами, оставшимися в живых, тайком отправились к полям. Однако люди императора, следящие за стадами, оказались не дураками, и очень быстро подняли тревогу, и набросились на воинов Жерама, когда те попытались увести стадо. И в кромешной темноте разразилась кровавая битва.
      На этот раз счастье не улыбнулось бордоссцам. Некоторые из них погибли прямо в реке и утонули, отягощенные весом своих же доспехов, и никто не услышал их отчаянных криков о помощи. Остальные же пали от меча и копья, или в муках умирали, придавленные своими лошадьми. Так погибли последние из храбрых защитников Бордо.
      Среди павших оказался и Жерам, который был в рабстве у сарацинов, отшельником в заброшенной пустыне, а все оставшиеся дни – добрым другом герцога Юона. Он долго истекал кровью, и умирал, как подобает храброму рыцарю и славному воину. А вместе с ним умирала надежда на спасение для герцогини Кларамонды и ее дочери.
      Его оруженосец Бернар, после гибели своего господина, с боем пробился к воротам города. Весь в крови и пыли, он вбежал в замок и устремился по анфиладе комнат на поиски герцогини.
      Герцогиня Кларамонда, увидев его в столь плачевном состоянии, еще до того, как Бернар сообщил ей дурное известие, догадалась о том, что к ним пришла беда.
      И когда он закричал: «В поле лежит мой добрый господин, благородный Жерам… «, она издала такой пронзительный крик, какой может издать человек, настигнутый страшным несчастьем, а потом застыла, подобно статуе. И окружившие ее люди решили, что от столь страшного потрясения она лишилась рассудка. Но внезапно она повернулась к ним и очень спокойно сказала:
      – Теперь мы лишились Жерама, который был нашей крепостью и щитом, а без него нам не удастся одолеть императора, который призвал под свои знамена добрую половину Европы. К тому же у нас почти не осталось мужчин, способных сжимать оружие. Посему, когда мой муж вернется с подмогой, будет уже слишком поздно. Но будьте уверены, друзья мои, что когда он прискачет обратно во Францию, то наступит час отмщения. А теперь я отправлюсь к воротам и из окошечка громко спрошу у императора, какие условия он поставит нам при своей победе. Но сперва, Бернар, мне бы хотелось поговорить с тобой.
      Она отвела оруженосца в освещенную часть залы, где они остались одни, и приказала ему пойти на конюшню и оседлать коня Амфага, которого Юон отбил у императора в бою. Затем тайно она отправила к нему одну из служанок, держащую на руках крошку Кларетту. Бернар должен был отвезти малышку в Клуни, где он передаст ее на попечение почтенного аббата, приходящегося Юону дядей и добрым другом.
      – Я делаю этого потому, – пояснила Кларамонда, – что император может захватить Бордо из-за отсутствия защитников, а меня может сделать своей пленницей. Но дитя, которое станет наследницей Юона, должно спастись от его неправедного гнева.
      И Бернар поклялся на кресте, что будет защищать дитя, пока кровь струится в его жилах, и доставит девочку в аббатство Клуни в целости и сохранности. Потом он отправился на конюшню и вывел оттуда Амфага, которому не терпелось устремиться в дорогу. Едва он устроился в седле, как из полумрака выбежала служанка, держа на руках завернутую в темный плащ Кларетту. И вместе с ребенком славный оруженосец выехал из Бордо, избрав малоизвестную дорогу, по которой вскоре добрался до расстилающихся за городом бескрайних полей. Очутившись на свободе, он вонзил шпоры в бока Амфага и галопом поскакал по направлению к аббатству.
      Когда служанка сообщила герцогине, что Бернар с ее дочерью уехал прочь из города, Кларамонда подошла к воротам, где установила факелы так, чтобы ее смогли увидеть люди из вражеского стана. А потом приказала трубачу протрубить сигнал к переговорам.
      Когда об этом доложили императору, он взобрался на коня, чтобы посмотреть на даму, стоящую в обрамлении света от горящих факелов. Увидев, насколько она молода и прекрасна, он на какое-то мгновение ощутил к ней жалость и сострадание. Но вспомнив, что она – жена Юона, он вновь ожесточился и дождался тишины, чтобы услышать ее слова.
      – Ваше величество, – громко и отчетливо промолвила она без слез и стенаний. – Наконец вам удалось сломить наши силы и перебить почти всех наших мужчин. Поэтому в этот час город Бордо не способен противостоять вашему войску. Но вы и ваши люди – христиане, и, будучи тоже христианкой, я прошу вас отнестись к нам с милосердием, как тому учил Господь наш Иисус.
      – Герцогиня, – ответствовал император, – могу вас заверить, что этот город не будет разграблен, если вы сдадитесь сами. И я обещаю обходиться с вами и вашими людьми, не как варвары.
      Ее удовлетворило даже это полуобещание. А в душе она радовалась тому, что вовремя успела отослать свою дочь из Бордо.
      Итак, город сдался, и император не стал его грабить, но назначил в Бордо своего губернатора. А тех, кто находился с Юоном и остался в живых, он взял с собою в Майнц. Там он заключил пленников в темницу, а герцогиню Кларамонду поместил в неприступную башню и оставил в полном одиночестве. Она даже не видела лица человека, охраняющего ее. И сердце несчастной женщины чуть ли не разрывалось от боли, стоило ей задуматься о своей злой участи. И она надеялась лишь на скорое возвращение Юона.

      Юон и его спутники, незаметно пробравшись через стан врага, наконец добрались до морского порта. И сразу приступили к поискам судна, которое доставило бы их до Туниса. Но в открытом море наступил сезон жестоких штормов, и
      капитанам вовсе не хотелось подвергать смертельному риску свое судно и команду, отдав его на волю свирепой стихии. Но спустя много дней Юон все-таки отыскал капитана, согласившегося испытать судьбу. И они пустились в путь.
      Как только судно вышло из укрытия гавани, его тотчас же подхватил жестокий ветер и бросил в бушующие пенистые волны величиною с гору. И ни один – даже самый опытный моряк – не сумел бы взяться за штурвал, ибо они даже не знали, куда плывут. Всех кидало из стороны в сторону, и люди больно ушибались об палубу и мачты, а Юон крепко прижимал свой меч, чтобы не потерять его. Шторм неистовствовал несколько дней, и за все это время они ни разу не видели солнца, и, потеряв счет часам и минутам, они уже не знали, когда плывут – ночью или днем…
      Внезапно небо будто раскололось надвое, и все увидели ослепительный огонь, сопровождаемый страшным грохотом, перекрывающим рев шторма. Капитан, усталый и едва держащийся на ногах, с трудом удерживая равновесие, подошел к Юону и промолвил:
      – Благородный герцог, теперь мы, несчастные грешники, погибнем, ибо буря забросила нас на самый край земли, и вскоре мы увидим разверстые врата Ада. Так гласит легенда, и это свершилось!
      Юон посмотрел на огненные полосы и, услышав печальный протяжный стон, доносившийся неизвестно откуда, тоже не на шутку испугался. Но, взяв себя в руки, он выпрямился и, глядя прямо на огонь, произнес:
      – Да, мы смертные люди и полны грехов. Но мы пустились в это плавание с чистыми сердцами, дабы привезти помощь тем, кто намного слабее нас. И благодаря милосердию Господа нашего Иисуса, я говорю тебе – нет, я не боюсь! Ибо в этот день Ад не сможет поглотить нас!
      И его слова оказались правдой, ибо бушующие волны подхватили корабль и бросили судно прямо к воротам, закрывающим это зловещее место. Протяжный печальный вой постепенно затих, и им удалось избежать Ада, и они отправились дальше. Пламя постепенно стало потухать, и внезапно угрюмое небо пронзил сверкающий солнечный луч.
      Этот луч осветил вздымающуюся прямо из моря скалу, такую же черную, как штормовая ночь, оставшаяся позади. А на самой вершине скалы они увидели ослепительно белый замок. От этого удивительного зрелища Юон и его спутники воспрянули духом, ибо решили, что этот замок принадлежит какому-то знатному господину, у которого они смогут найти приют.
      Но когда судно подплыло прямо к скале, капитан побледнел и со страхом воскликнул:
      – Увы! Мы самые несчастные люди на свете! Ведь это замок Адамант, известный, как ловушка для всех славных мореплавателей! Знаете ли вы, что скала, к которой мы пристали, вся из железа, и она притягивает к себе все корабли и никогда не отпускает их. Никто еще не смог вырваться из Адаманта!
      И тут они увидели у подножия скалы великое множество судов. Некоторые из них были очень старые и почти разрушенные от времени. Они давным-давно погибли в этих водах. А их корабль оказался в самом центре этой погибшей флотилии.
      С наступлением сумерек Юону показалось, что в одном из окон замка зажегся свет. Ему захотелось взобраться на скалу, чтобы попытаться найти помощь, ибо на судне почти закончились запасы воды и продовольствия. Однако его руки все время соскальзывали вниз, поэтому все его усилия оказались тщетными.
      Тогда вперед выступил один из его людей, сир Арнольд. Этот славный человек был родом из горной страны и часто взбирался на горы ради развлечения. Сир Арнольд подошел к Юону и сказал, что попытается взобраться на эту неприступную скалу. И, сняв с себя доспехи, а затем портупею с оружием, он оставил себе только кинжал и медленно стал подниматься. Все, затаив дыхание, наблюдали за этим головокружительным подъемом на отвесную скалу.
      Наконец сиру Арнольду удалось взобраться на вершину, и он двинулся к главным воротам замка. Там он остановился и громко окликнул тех, кто мог находиться внутри. Но кроме завывания ветра он не услышал больше ничего. Подняв голову, сир Арнольд посмотрел на зубчатый парапет, но не увидел там ни души. Ни стражи, никого…
      Когда ворота все-таки распахнулись, он отважно шагнул во внутренний двор замка, где снова не увидел никого. Замок напоминал жилище, где все давным-давно умерли. Так он и стоял во дворе, содрогаясь от холода и гнетущего чувства одиночества, пока не услышал какой-то шум, совершенно не похожий на звук шагов. Повернувшись, он увидел ползущего по брусчатке огромного отвратительного змея. Чудовищных размеров голова возвышалась над стеною замка, а из разверстой пасти торчали гигантские клыки, с которых стекала ядовитая зеленая слюна.
      Сир Арнольд, не имеющий никакого оружия, кроме кинжала, бросился бежать и, увернувшись от смертоносного змея, начал быстро спускаться к кораблю. Отдышавшись, он поведал всем, что увидел в замке клыкастое чешуйчатое чудовище, и что ни один смертный не сможет выбраться оттуда живым и невредимым.
      И все люди на корабле пришли в отчаяние, ибо пища и вода уменьшались с каждым днем, и люди теряли силы от голода и едва держались на ногах. Спустя некоторое время в самую гущу погибших судов, угодил второй корабль, полный пиратов. Юон тотчас же приказал своим людям вооружиться, и, вступив с морскими разбойниками в бой, они захватили их корабль, а бандитов порубили мечами.
      Однако им никак не удавалось вырваться из цепких лап Адаманта. Проходили дни и недели, и люди заболевали и умирали, кто от голода, кто от болезней, занесенных с погибших кораблей, а некоторые – просто от отсутствия надежды на спасение. Только Юон не позволял себе пасть духом, ибо постоянно держал перед глазами мысленный образ родного Бордо и тех, кто остался дома и надеялся на его возвращение. И он поклялся, что сделает все, что во власти простого смертного, чтобы оправдать доверие дожидающихся его бордоссцев.
      И вот настало утро, когда Юон встал с койки и увидел, что вокруг они мертвецы. Тут он осознал, что выжить удалось только ему. На корабле не осталось ни капли воды и ни куска хлеба. Юон понял, что скоро смерть доберется и до него. И, несмотря на страшную слабость во всех членах, он надел доспехи и пояс с мечом.
      Он повернулся к скале и громким, звенящим голосом крикнул:
      – Эй ты, монстр или сам дьявол, к тебе обращаюсь я, Юон Бордосский! Я пришел сюда и принес твою смерть на острие своего меча!
      И отважный юноша стал взбираться на скалу. Он поднимался долго и медленно из-за слабости и боли. К тому же ему мешали тяжелые доспехи. И все-таки он взобрался на вершину скалы и увидел перед собою ворота зловещего замка. Солнце золотым огнем осветило слова, выгравированные на воротах, и когда Юон прочитал их, то понял, что это предупреждение самого Адаманта.
      «БЕРЕГИСЬ! ЛЮБОЙ, КТО ВОЙДЕТ СЮДА, ДОЛЖЕН БЫТЬ САМЫМ ХРАБРЫМ ИЗ СМЕРТНЫХ РЫЦАРЕЙ И ИМЕТЬ СТАЛЬНОЕ ТЕЛО. ЕСЛИ ОН ВОЙДЕТ СЮДА, ТО ЕМУ ПРИДЕТСЯ ДОКАЗАТЬ ЭТО. ЕСЛИ ЖЕ ОН ТРУС, ТО ПУСТЬ ЛУЧШЕ НЕ ВХОДИТ!»
      И Юон, сжимая меч, вошел в замок Адамант.

      Гнетущая тишина нависла над мрачным замком, и когда Юон вошел во внутренний двор, он не увидел ни одного живого существа, даже птички. Юону показалось, что он очутился в склепе. Сердце его затрепетало, и он ощутил, как к нему прикоснулись холодные щупальца страха.
      И вдруг тишину нарушил странный шипящий звук, который не мог издавать ни один смертный. И, войдя во внутренний зал, юноша увидел отвратительного змея, о котором рассказывал сир Арнольд.
      Его огромная голова возвышалась над Юоном, а глаза сверкали, как гигантские фонари. В пасти шевелился широкий шершавый язык, смахивающий на хлыст, которым бичевали рабов, а с клыков стекала зеленая ядовитая слюна. Клыки были величиною со взрослого мужчину, а чешуйчатому туловищу монстра, казалось, не было конца.
      Увидев Юона, змей зашипел и пополз по полу, устланному брусчаткой. Юон закрылся щитом, и поднял меч. Но чудовище с размаху ударило своею тупой головой и одним из клыков разбило щит пополам с такой легкостью, точно он был сделан из гнилого дерева.
      Юон размахнулся мечом и ударил змея по туловищу, но его чешуя была крепче любой брони, и поэтому лезвие соскользнуло вниз, не причинив монстру никакого вреда.
      И снова змей приготовился нанести смертоносный удар головой. Тогда Юон отшвырнул бесполезные щит и меч, осознавая всю глубину своего отчаяния. И тут он выхватил взглядом прислоненное к дверям залы блестящее зазубренное копье небывалой длины. И Юон схватил его, прежде чем змей успел нанести очередной удар.
      Сжимая копье обеими руками, юноша укрепил его толстым концом между булыжниками и острием вверх. Когда змей снова резко опустил голову, копье пронзило ему пасть и вошло прямо в мозг. И долго гигантское тело корчилось и извивалось на полу, пока не замерло на месте.
      Изможденный донельзя Юон медленно побрел по замку и, войдя в очередную залу, замер от изумления. Ибо даже на Дворе самого короля не видел он такого пышного великолепия.
      Он увидел двадцать пять прекрасных колонн. Некоторые из них были выточены из мрамора, белоснежного, как стены Рая; некоторые же были черные, как ночь, а остальные – из яшмы и сардоникса. Колонны обвивали виноградные лозы из чистого золота, выполненные с таким искусством, что казались настоящими. С них свисали огромные гроздья винограда, и ягоды были сделаны из аметистов, изумрудов и рубинов. Таким сокровищам позавидовала бы целая сотня королей. Мягкий свет, источаемый стенами, приятно освещал огромный зал.
      Пол, по которому он шел, был выстлан мозаикой с изображениями героев, совершающих подвиги, но Юон не знал этих героев. За залой находились другие залы непревзойденной красоты со сверкающими хрустальными ваннами, наполненными шкатулками с драгоценностями и сундуками с одеяниями такой невиданной красы, в которую с великой радостью облачились бы самые знатные господа на земле.
      Затем Юон снял с себя доспехи и с наслаждением погрузился в прохладную воду. Потом он надел прекрасную голубую мантию и обернул чресла широким поясом, изукрашенным сапфирами и золотом. И в этом одеянии он начал обходить замок, пока не обнаружил небольшой садик с деревьями, ветви которых сгибались под тяжестью сочных и спелых плодов. И хотя он мечтал о куске мяса с хлебом, он с наслаждением вкусил эти плоды.
      Ночь он провел на кровати из слоновой кости, в момент уснув от страшной усталости. Утром он проснулся и почувствовал свежий прилив сил. И снова наевшись фруктов, он опять стал бродить по замку. Так он узнал, что из замка нет иного пути, кроме смертоносного спуска со скалы к погибшим кораблям. И он не на шутку испугался, что ему суждено остаться в замке до скончания своих дней.
      Отчаявшись, он уселся в громоподобное кресло, украшенное чеканным золотом, стоявшее в небольшой комнате. Печально воззрившись на пол, он случайно увидел вырезанные на нем слова.
      «О, ХРАБРЕЦ! – прочитал он. – ЕСЛИ ТЫ ЕЩЕ И БЕЗГРЕШЕН, ТОГДА ВОЗЬМИ КЛЮЧ, ЛЕЖАЩИЙ РЯДОМ С ТВОЕЮ РУКОЙ, И ВОСПОЛЬЗУЙСЯ ИМ».
      Под надписью он заметил золотую замочную скважину, а к подлокотнику кресла была прикреплена цепочка с ключом. Юон опустился на колени, вставил ключ в отверстие и повернул. Раздался шорох отодвигаемых каменных плит, и тотчас же часть пола перед ним приподнялась, и Юон увидел лестницу. И юноша смело стал спускаться, ибо понимал, что хуже ему уже не будет.
      Внизу он обнаружил длинный сводчатый коридор, в конце которого был установлен каменный очаг. Возле очага трудились двое мужчин, доставая из него свежевыпеченный хлеб и тотчас же закладывая внутрь тесто. Они работали в полной тишине, и когда Юон спросил у них, кто они и как попали сюда, они не удостоили его ответом. Разгневавшись, Юон подошел к одному из них и крепко схватил за рукав блузы.
      Тогда человек резко повернулся и, сдвинув брови, сказал:
      – Эй, безрассудный смертный, зачем ты мешаешь мне работать?!
      И попытался вырвать рукав из сильных пальцев Юона. Но герцог не отпускал его.
      – Во имя Господа нашего Иисуса и всех живущих на Небесах, прошу тебя, дай мне отведать твоего хлеба, ибо я мечтал об этом много дней, – попросил Юон.
      Мужчина снова нахмурился, но быстро ответил:
      – Если ты христианин, и к тому же безгрешен, тогда ты смело можешь отведать наших яств. Подойди вон туда, к столу и отдыхай, сколько тебе угодно. Но знай, наша пища убьет того, кто обманет нас. Это волшебный замок, и мы трудимся здесь молча уже тысячу лет. И мы больше не заговорим с тобой!
      И он выдернул рукав из пальцев герцога и снова приступил к работе. И больше не отвечал ни на один вопрос Юона.
      А Юон подошел к столу, стоящему в дальнем конце комнаты, где обнаружил множество всевозможных яств и вин. И он наелся и напился от души так, как не ел с тех пор, как покинул Бордо. Так прошло много дней в замке Адамант. И ежедневно Юон пытался отыскать оттуда выход, но так и не находил.
      Однажды ночью на море разыгрался шторм невероятной силы. Казалось, что от ударов волн замок рухнет со скалы в воду. И когда утром Юон посмотрел вниз на корабли, то увидел, что многие из них разбились на куски об скалы.
      И тут Юон заметил, что к Адаманту движется судно. Герцог понял, что вот-вот, и оно попадет в коварную ловушку. И Юон глубоко опечалился при виде людей, несущихся навстречу неизбежному несчастью. И тогда он стал спускаться со скалы, чтобы оказать помощь тем, кто приближался к берегу.

      Новоприбывшие горячо поблагодарили Юона за то, что он помог им целыми и невредимыми добраться до берега. Половина из этих людей были сарацины, а вторая – христиане, и моряки подобрали их после того, как их судно потерпело кораблекрушение. Они сразу же взмолились о пище и воде, ибо много дней их судно мотало по штормовому морю, пока у них не кончился весь провиант.
      Юон принес хлеб и мясо, которые дали ему волшебные люди из замка. И он предупредил изголодавшихся людей, что только честные христиане могут есть это, не причинив себе никакого вреда. Поэтому все христиане наелись и тут же почувствовали себя лучше. И тут капитан сарацинского судна произнес:
      – Мы умираем от голода и жажды. И все же я считаю, что человек, изменивший своей вере ради того, чтобы набить себе брюхо – подлый трус. Поэтому мы не станем есть.
      Но не все из его спутников согласились с ним, и, отказавшись от своей веры, поклялись, что они – христиане. И когда они стали жадно набивать рты хлебами из замка, то сразу же их сердца лопнули, ибо хлеб оказался ядовитым. Печально глядя на их трупы, капитан сарацинов горько усмехнулся и промолвил:
      – Они изменили своей вере, и вот они все мертвы. И мы тоже умрем, ибо не переменим свои убеждения ради ломтя хлеба.
      Но Юон пожал капитану руку, как пожал бы любому смельчаку, готовому принять мучительную смерть за свою веру. Затем герцог снова взобрался на скалу и набрал множество плодов в волшебном саду. Он принес их сарацинам, и они начали молиться тому милосердию, которое он проявил к ним.
      Потом христиане и сарацины проследовали за Юоном в Адамант и, в радостном настроении прогуливаясь по залам, никак не могли надивиться несметным сокровищам замка. Однако в отличие от них Юон был печален и молчалив, ибо страстно желал поскорее выбраться из этого заколдованного места, но не знал, как это сделать.
      Однажды ранним утром он вышел на стену замка. И вдруг увидел огромный темный силуэт, летевший по небу. Он прищурился и увидел, что с востока к ним летит могучий грифон. Он был настолько могуч и огромен, что заслонял собой солнце, а размах его перепончатых крыльев был шире стен Адаманта.
      Когда Юон разглядывал чудовище, грифон сложил крылья и опустился прямо на груду разбитых кораблей и, вонзив огромные когти в труп одного из сарацинов, погибшего от жадности, унес свою добычу в неизвестном направлении.
      И тут Юона осенило. Он решил, что следующим утром, проследит за грифоном, если тот вернется. Юноша от всего сердца надеялся, что судьба на этот раз улыбнется ему. Поэтому он встал на рассвете и поднялся на зубчатую стену замка. И его не постигло разочарование, ибо грифон снова возвратился за очередным трупом.
      Юон поспешно вернулся в замок и, облачившись в доспехи, взял свой меч. Единственное, чего у не было, это щита, расколотого мощным ударом змея. И приготовившись, он рассказал всем на Адаманте, что собирается предпринять. Все громко стали отвергать его план, называя его глупым и безрассудным и говоря, что он закончит свою жизнь в ужасных муках. Но герцог уверенно ответил:
      – Для смертного человека нет другого способа выбраться с Адаманта. Я больше не могу оставаться здесь и спокойно ждать неизвестно чего, когда самым моим дорогим людям в Бордо угрожает опасность. Поэтому я попытаюсь сбежать с Адаманта на этом грифоне.
      И в полночь, когда над скалою сгустилась тьма, он надел доспехи и портупею с мечом. И осторожно спустился с горы к разрушенным кораблям. Потом он отыскал палубу с мертвыми сарацинами. Юон лёг среди трупов и начал ждать.
      Как только забрезжил рассвет, с востока вновь появился грифон. Его огромные крылья издавали в воздухе гремящий звук. Юон лежал неподвижно, слабо надеясь на то, что ему улыбнется удача. Грифон опустился на палубу, и его когти вцепились в герцога. Из-за доспехов они даже не поцарапали его тело. Подняв Юона в воздух, грифон на огромной скорости полетел прочь, с шумом рассекая воздух. Он летел так быстро, что Юон крепко зажмурил глаза, чтобы не видеть проносящуюся внизу землю.
      Грифон летел через пустыню и скалистые утесы, окружающие Адамант, пока не достиг самой высокой горы, похожую на колонну. На ее вершине находилось гнездо, где сидели птенцы чудовища, то и дело раскрывая свои стальные клювы и громкими криками прося у матери добычу. И грифон бросил Юона в самую середину гнезда.
      И снова доспехи спасли его от неминуемой смерти, ибо клювы птенцов были острые и сильные, но они никак не могли добраться до тела герцога. И им удалось кое-где поранить его, но они не сумели разорвать его на куски.
      Тогда Юон выскочил из гнезда и мечом порубил всех птенцов. Он отрубал им головы одному за другим, надеясь, что сумеет расправиться со всеми. Но когда он занес меч над последним птенцом, возвратился грифон, и, увидев, какая участь постигла его потомство, он пронзительно закричал от ярости и набросился на герцога. Его гигантский клюв глубоко вошел ему в плечо. От удара Юон почти лишился сознания и подумал, что не сможет справиться с разъяренным монстром и погибнет от его яростного нападения.
      В отчаянии он выставил меч вперед, и к счастью, ему удалось отрубить грифону лапу. Увидев, что враг пошатнулся, Юон, не задумываясь, нанес второй, а потом и третий удар, и спустя несколько секунд чудовищная птица рухнула замертво.
      Обессиленный от ран, Юон некоторое время отдыхал, а потом, поняв, что в этом пустынном месте умрет от города и жажды, отрубил у грифона лапу с гигантским когтем и при помощи нее спустился со скалы.
      Вдали он увидел зеленеющие деревья и подумал, что в этом месте он сможет найти воду, чтобы промочить пересохшее от жажды горло и отмыться от крови, сочащейся из ран. Из-за боли и слабости ему пришлось идти очень медленно, поэтому только через много-много часов ему удалось перейти эту жаркую скалистую землю. И, еле держась на ногах от слабости, он, наконец, дошел до широких ворот и увидел за ними величественный сад такой красоты, что он решил, что погиб в схватке с грифоном и теперь подошел к самым вратам Рая.

      Над садом витал легкий свежий ветерок с ароматом цветов. Юон бесшумно шел по саду, ощущая под ногами мягкую пышную траву. Он чувствовал, как его разум становится ясным, а тело окрепло. С ветвей свисали тяжелые золотые и пурпурные плоды, а вокруг виднелись виноградные лозы с гроздьями спелых ягод. Множество невиданных птиц порхали над его головой и пели свои нежные песни.
      Наконец Юон остановился напротив фонтана с кристально-прозрачной водой, ниспадающей в небольшой бассейн, вырезанный из цельного куска камня, переливающегося перламутром. Глядя на это восхитительное зрелище, Юон приободрился и, сняв с себя тяжелые доспехи и кожаную кольчугу, ринулся в прозрачную воду.
      Его изможденное тело тотчас же исцелилось от глубоких ран, а усталость как рукой сняло. И он вышел из бассейна свежий, как человек, пробудившийся после долгого целительного сна. Затем он снова вошел в бассейн и долго лежал там, ощущая всем телом ласковое прикосновение воды. И окончательно пришел в себя.
      Затем, выйдя из бассейна, он увидел дерево, растущее в стороне от рощи, ветви которого касались земли от тяжести растущих на ней плодов. И каждый плод был золотой, как солнце, и от него исходил неповторимый аромат. Герцог сорвал плод, оказавшийся яблоком совершенной формы. Он медленно начал есть его, и тотчас же ему показалось, как кровь стремительно побежала в его жилах, а сердце забилось легко и спокойно. И тут Юон громко сказал:
      – О, как бы мне хотелось, чтобы рядом со мною оказалась моя любимая Кларамонда с нашей малюткой дочерью на руках! Как мне хотелось, чтобы мы с ними смогли избавиться от всех бед и несчастий, оказавшись в этом Райском саду! Ибо это, несомненно, Рай, которого навеки лишил себя грешный и своенравный человек!
      И, доев яблоко, он протянул руку за следующим.
      И в это мгновение Юон увидел яркий столб света, а рядом с деревом показалось Существо, которое, как показалось Юону, было все охвачено огнем.
      Этот свет был настолько ослепительным, что Юон закрыл ладонями глаза. А Существо громко заговорило, и его голос звенел как тысяча колокольчиков.
      – Юон, герцог Бордосский! – проговорило оно.
      И тогда Юон упал на колени, не осмелившись смотреть на сияние, исходившее от Существа, и тихо ответил:
      – Что тебе угодно, Господи?
      – Не называй меня «Господи», ибо я посланник тех, кто намного более великий, нежели я! А теперь слушай то, что я тебе скажу, и слушай внимательно, ибо я принес тебе печальные и страшные известия. О, Юон, твое сердце должно стать крепче стали, чтобы выдержать то, что я скажу!
      – Так вот, знай, что твой город Бордо захвачен врагами, а над всеми твоими владениями теперь властвует их губернатор!
      Услышав эти слова, Юон издал печальный пронзительный крик и с мольбою протянул руки к посланнику. Но озаренная ослепительным светом фигура не сжалилась над ним. Ибо когда Юон спросил, какая судьба постигла Кларамонду и их малышку, посланник ответил:
      – Оруженосец Бернар отвез твою дочь в Клуни, и она живет в безопасности в аббатстве у твоего дяди. Но твою жену взяли в плен, и теперь она сидит в неприступной башне в Майнце, посему ее судьба печальна. И станет еще печальнее, если ты не придешь ей на помощь.
      И тут Юон вскочил на ноги и схватился за меч. Его глаза сверкали от ярости.
      – А теперь ступай, Юон Бордосский. Дойдешь до конца сада, и там ты найдешь на реке лодку. Она вывезет тебя отсюда так, что ты сможешь вернуться и спасти тех, кто живет одной надежду на твою помощь. Только тебе придется взять с собой вот это.
      Существо распростерло руки, и свет, исходящий от них, коснулся яблок, которые тут же упали с ветки и подкатились прямо к ногам молодого герцога.
      – Это Яблоки Вечной Молодости, и тот, кто вкусит их, никогда не постареет, а останется навсегда молодым. Береги их, как зеницу ока, ибо, когда ты вернешься, они сослужат тебе добрую службу.
      Произнеся эти слова, Существо исчезло, а Юон остался один с Яблоками Молодости у своих ног. Теперь его сердце было преисполнено печали за своих любимых, и ему больше не хотелось оставаться в волшебном саду. Возвратившись к фонтану, он вновь облачился в доспехи, нацепил портупею с мечом и надел шлем. Затем, завернув яблоки в накидку и взяв отрубленную ногу грифона, он прошел сад и спустя некоторое время вышел к реке, на волнах которой мирно покоилась лодка.
      Вырезанная из эбенового дерева и слоновой кости, эта лодка – наполовину белая наполовину черная – выглядела весьма необычно. Внутри лежали подушки из камчатного полотна и китайского шелка, такого тонкого, что любой король с гордостью надел бы его на себя.
      Оттолкнув лодку от берега, Юон запрыгнул в нее и, взявшись за румпель, повел ее по волнам, при этом искренне надеясь, что рано или поздно снова увидит родное Бордо.
      Стремительный поток быстро нес лодку вперед, а Юон ел изысканные яства, запивая их сладчайшими винами, которые обнаружил в ящичках прямо у своих ног. Но по-прежнему на сердце у него камнем лежала грусть, ибо он догадывался, что ему еще предстоит путь во сто крат длиннее, нежели он преодолел до этого.
      Немного погодя река заструилась между высокими скалами, верхушки которых терялись где-то в темных небесах, образуя нечто вроде крыши. Затем Юон понял, что он плывет по какому-то подземному тоннелю. Темнота вокруг постепенно сгущалась все больше и больше, и герцог понял, что легкий свет, озаряющий ему путь, исходит из самой воды. А спустя некоторое время, он, не испытывая никакого страха перед грядущим, лег на дно лодки, смежил веки и погрузился в глубокий сон.
      Ему приснилась герцогиня Кларамонда, окруженная серыми камнями и темными металлическими решетками; он видел ее бледное, осунувшееся лицо и руки, протянутые к нему. Затем во сне он услышал ее крик, умоляющий о помощи. Но какая-то могучая сила не давала ему приблизиться к ней, а рот его открывался, не в силах произнести ни слова в ответ.
      С трудом избавившись от страшного видения, он проснулся и обнаружил себя в лодке, которая по-прежнему несла его по подземелью. И впервые с тех пор, как он отдался этому потоку, Юон испугался, ибо боялся, что подземелье может оказаться ловушкой, и что он больше никогда не увидит белого света.

      Наконец, в легком свете, исходящем от воды, молодой герцог увидел, как нос лодки уткнулся в преграду из песка и гравия. Не задумываясь, куда вынес его поток, Юон выпрыгнул на берег, чтобы проверить, какие повреждения получило судно. Под его ногами лежало множество камней, сверкающих, как огонь, и поэтому он как следует смог разглядеть, что суденышко цело и невредимо. А перед ним всего лишь небольшая запруда.
      Чтобы в дальнейшем пути иметь освещение, он стал доставать из песка сверкающие самоцветы и бросать их в лодку, пока на дне ее не образовалась довольно внушительная куча, озаряющая все вокруг, подобно фонарю. Затем, поднатужившись, он положил лодку на плечо и вместе с нею преодолел препятствие. Потом он поставил лодку на воду, а течение вновь подхватило ее и понесло их вперед.
      И опять он подкрепился и заснул в полной темноте, а когда проснулся во второй раз, то обнаружил себя на открытом морском берегу. Юон поднялся, и, сложив ладонь козырьком, приложил ее к глазам. Вдали он увидел стены, башни и пристани
      какого-то города. Тогда Юон поднял парус, и ветер быстро донес его судно до города, с зубчатых стен которого свисало множество флажков и вымпелов, словно там отмечали какой-то великий праздник.
      Лодка Юона подошла к одному из причалов, и люди, столпившиеся на берегу, изумились при виде его столь богато изукрашенного судна. Они окликнули Юона и спросили, кто он и откуда. Разговорившись с этими славными людьми, Юон узнал, что прибыл на персидские земли в город Тавриз, где ныне царствует великий шах, который объявил праздник в честь Иисуса для всех новоприбывших, ибо шах совсем недавно принял христианство.
      Узнав, что он прибыл в христианскую страну, Юон громко возблагодарил Господа и решил пойти прямо к шаху, чтобы попросить у него помощи. Но перед тем как прийти во Дворец и предстать перед шахом, Юону довелось испытать великое и очень радостное происшествие.
      После того, как Бернар доставил Кларетту в Клуни и оставил на попечение аббата, он задумал отыскать своего господина, где бы тот ни находился, чтобы рассказать ему о несчастье, постигшем Бордо. Поэтому он сел на корабль и отправился на восток.
      Сначала он попал в Яффу, где стал расспрашивать всех крестоносцев, купцов и мореплавателей в далекие земли, нет ли каких-нибудь известий об его господине. Но ни один человек даже не слышал об Юоне. Из Яффы Бернар отправился в Иерусалим, но и там ему не улыбнулась удача. Наконец, он отправился в Каир, проделав долгое и полное опасностей путешествие. И, расспрашивая купцов о вестях из далеких заморских стран, он случайно повстречал одного французского торговца, который поведал ему следующее:
      – Друг мой, совсем недавно я слышал, что персидский шах обратился в нашу веру. И в честь нашего Господа, он объявил в Тавризе праздник для всех новоприбывших. Со всего света туда немедленно отправились купцы со своими товарами, и я не сомневаюсь, что среди такого скопища людей ты обязательно что-нибудь узнаешь о своем господине. Сам же я снарядил туда караван, и, если хочешь, можешь ко мне присоединиться.
      Это предложение показалось Бернару правильным и мудрым. И, перейдя пустыню вместе с караваном, он очутился в Персии, а потом пришел в Тавриз в самый разгар празднества. Там он отправился на берег, чтобы снова опросить моряков, недавно прибывших в порт. И он не терял надежды, ибо еще с набережной увидел целый лес мачт и очень много чужеземных кораблей, бросивших якорь в этих водах.
      Совершенно случайно он зашел на пристань, где узнал о чужеземном рыцаре, прибывшим в Тавриз на удивительной лодке. Тогда Бернар двинулся прямо к лодке, надеясь, что чужестранец что-нибудь расскажет ему о Юоне. И там он увидел Юона, но не смог узнать его, ибо рыцарь был полностью облачен в доспехи, а на голове его был шлем с опущенным забралом.
      Но Юон, узнав Бернара, громко и радостно воскликнул:
      – Бернар! Бернар из Бордо!
      И славный оруженосец отвечал:
      – Истинная правда, перед вами стоит Бернар из этого несчастного города. Но я не знаком с вами, сир.
      Юон быстро поднял забрало и открыл лицо. Бернар при виде господина с радостным воплем упал на колени и возблагодарил Господа, что тот, наконец привел его сюда после столь долгого и утомительного путешествия. А потом он поведал Юону, какое несчастье постигло город с тех пор, как его господин уехал за помощью.
      Но Юон, уже знающий все от Существа в волшебном саду, воспринял это спокойно. А потом обратился к своему верному оруженосцу:
      – Храбрый юноша, у нас с тобой сильные руки, а в них – крепкие мечи, и с Господней помощью мы обязательно восстановим справедливость. Теперь же нам надо раздобыть золота, чтобы вернуться во Францию.
      Пока его господин говорил, Бернар заметил сильный свет, исходящий из сундука, стоящего у ног герцога. И он спросил господина, что находится в этом сундуке. Юон ответил, что там камни, найденные им в песках подземной реки, а потом поведал Бернару обо всех своих странствиях.
      Оруженосец открыл сундук и, увидев, что лежит внутри, вскричал от изумления:
      – Там же самые великие сокровища мира! Это же драгоценности, утерянные эльфами, и я очень много слышал о них и читал в старинных хрониках! Говорят, что эти драгоценности способны превратить ночь в день и обладают еще очень многими волшебными качествами.
      Затем он вытащил из сундука с одеждами пурпурный аметист.
      – Того, кто носит этот камень с собой, невозможно отравить, даже если он испьет из кубка, до краев наполненного самым смертоносным ядом. К тому же, имея его у себя, можно пройти сквозь пламя и воду, не причинив себе никакого вреда. Если же человек носит с собой вот это… – Бернар показал Юону изумруд, сверкающий, подобно звезде, -…он никогда не испытает ни голода ни жажды. Еще он не подвергается разрушительному влиянию времени, этому вечному врагу человека.
      – Этот изумруд залечивает любые раны, а если приложить его к глазам, то он возвращает зрение слепому. А этот рубин побеждает все телесные недуги. С этими сокровищами вам не нужно бояться даже черной оспы и чумы. Ежели приложить этот камень к оковам пленника, то он разрушает их. И еще он делает того, кто его носит, невидимым для остальных.
      – А этот карбункул способен сделать ясной любую ночь, а если носить его с собой во время битвы, то ни один заклятый враг не сумеет дотронуться до вас.
      – Вот такими свойствами обладают камни, утерянные эльфами. Это – могущественные сокровища. Если хотите, продайте вот это, – он указал на оставшиеся камни, – но, умоляю вас, сохраните эти пять камней!
      – Теперь мне нечего бояться! – ответил Юон, обрадовавшийся такой удаче.

      Вместе с Бернаром Юон вошел в Тавриз и отправился во внутренний Двор шаха, который очень удивился, увидев французского рыцаря и его оруженосца так далеко от их родных земель. Однако он весьма учтиво принял Юона и его спутника и стал настаивать, чтобы они приняли участие в празднестве. И когда гости насытили свой голод, он приказал Юону снова предстать перед ним, и осведомился у герцога, почему он оказался так далеко от французского королевства. И он подробно рассказал шаху обо всех напастях, обрушившихся на него в последний год.
      Шах был глубоко тронут этой историей, поэтому он сказал Юону:
      – О, славный герцог, как много горя и печали пришлось вынести твоему сердцу. Будь я снова молод, как раньше, я бы отправился вместе с тобой в Палестину, где ступала нога Господа нашего Иисуса, и мы вместе сражались бы за Него, разя своими мечами всех неверных и приверженцев дьявола, которые еще пока остались на этой земле. Таким образом, сражаясь Его именем, я бы очистился от скверны всех своих грехов, а после отправился бы за море, чтобы разбить вероломного императора, который поступил с тобой так подло и бесчеловечно!
      Юон поблагодарил шаха за столь искренние слова и молвил в ответ:
      – О, благочестивый шах, мое сердце переполняется радостью от ваших слов. Ибо вырваться из нечестивых лап неверных – это воистину доброе и славное дело, и если мне удастся справиться с этим, тогда я не сомневаюсь, что Господь наш Иисус споспешествует моим усилиям снова освободить Бордо.
      С этими словами он развязал узел, стягивающий его мантию, и стал вытаскивать оттуда Райские Яблоки, лежавшие в ее складках. Они сверкали, подобно солнцу, и в зале тотчас же стало светло. Одно из яблок он положил перед шахом, который взял его, изумленный его хрупкой красотою.
      А Юон с улыбкой молвил:
      – Съешьте это яблоко, благочестивый шах, и все ваши желания сбудутся.
      Шах глубоко впился зубами в сочную мякоть плода, так, что по его бороде и трясущимся от старости рукам потек сок. Но, как только он начал есть яблоко, спина шаха распрямилась, его борода и волосы потемнели, и спустя некоторое время перед Юоном стоял человек в расцвете своей молодости. Все присутствующие вскричали от изумления, спрашивая у Юона, где он раздобыл эти волшебные плоды. Поэтому Юон рассказал им о Райских Яблоках и о сверкающим Существе, которое он повстречал в волшебном саду.
      Еще Юон подарил шаху несколько драгоценных камней, найденных им в подземной реке, но не из тех, что были утеряны эльфами волшебной страны, и отдал ему лодку, доставившую его в Тавриз. И все не смогли сдержать изумления от таких щедрых подарков.
      А Бернар оправил волшебные самоцветы в золото и вставил в пояс, на котором его господин носил меч, чтобы они никогда не расстались с ним, ибо он истово верил в их магические свойства.
      Шах созвал изо всех уголков своей страны воинов. И не прошло много времени, как они собрали целое войско, не меньше, чем у Алеманского императора. Половиной войска командовал Юон, а второй – сам шах. И они выехали к Святой Земле – Палестине.
      После долгих боев они захватили Ангору, где посекли множество сарацинов и неверных. Но чтобы добраться до их будущей цели, из Ангоры им надо было плыть на корабле, чтобы переплыть море. Небо заволокло грозовыми облаками, угрожающе нависшими над их головами. Все говорило о том, что назревает жестокая буря. И поэтому все корабли разметало по морю, а корабль Юона нашел себе пристанище в бухте за скалой, возвышающейся прямо из моря.
      Юон пристально вглядывался в вершину горы, размышляя, что, забравшись на нее, он смог бы хорошо разглядеть, как пройдет буря и смогут ли их корабли долго укрываться в бухте. И, несмотря на громкие протесты спутников, он стал взбираться на скалу.
      Оказавшись на ее вершине, он обнаружил, что она совершенно плоская, квадратная и голая, если не считать стоящей на ней огромной бочки, окованной железом. А рядом с этой бочкой лежал металлический молот немалых размеров и явно огромного веса. А из бочки доносился голос рыдающего или стонущего человека.
      Юон подошел к бочке и ударил по ней кулаком, тем самым отзываясь на голос пленника, томящегося внутри. И голос ему отвечал:
      – Если ты простой смертный, то ты явился вовремя, чтобы спасти меня. Знаешь ли ты, что я – Каин, в гневе убивший своего брата? И за это прегрешение я запечатан здесь, чтобы жить до конца отмеренного мне времени. Но если смертный человек возьмет этот молот и ударит по верху этой отвратительной бочки, я смогу выбраться оттуда и присоединиться ко всем демонам преисподней, которая страстно желает принять меня к себе. И тебе не удастся уйти отсюда, пока ты не сослужишь мне эту службу!
      Юон отошел от бочки и, подойдя к покатому спуску скалы, посмотрел вниз на бухту. Там он увидел корабли, а на них – своих людей, которых уже подхватил штормовой ветер и выносил в бушующее море. А Юон остался один наверху. Тогда он вернулся к бочке и крикнул:
      – Эй, Каин, ты знаешь, как отсюда выйти. Так расскажи мне это, и я выполню твое желание. Я уже держу в руке молот.
      И с этими словами он с размаху ударил молотом по скале так сильно, что загрохотал металл.
      – Сперва освободи меня, – начал Каин, но Юон громко рассмеялся и ответил:
      – Ни за что. Ибо я тебе не доверяю ни на йоту. Сперва расскажи мне, как выйти отсюда, иначе я поступлю так, как считаю лучшим.
      И Каин, испугавшись, что Юон исполнит свое обещание, поспешно ответил:
      – Внизу в море ожидает корабль, управляемый демоном. Когда я стану свободен и спущусь вниз, мне останется лишь показать ему молот, который ты держишь в руках, и он перевезет меня через моря туда, куда я пожелаю.
      Услышав эти слова, Юон легонько стукнул по бочке и произнес:
      – Огромное тебе спасибо, Каин. А теперь я проверю, правдивым ли оказался твой рассказ.
      – Освободи меня! – заорал Каин.
      – Ни за что! Ибо ты попал в тюрьму по воле нашего Господа, и ты еще не встретил человека, который освободит тебя до наступления должного часа.
      Тогда, обуреваемый неистовым гневом, Каин проревел все свои черные мысли:
      – Даже если бы ты освободил меня, как я просил, я разорвал бы тебя на кусочки, ибо меня переполняет ненависть ко всему человечеству!
      – Вот в это я верю, – заметил Юон и с молотом в руке спустился с злоклятой поры.

      Когда Юон спустился с горы, он обнаружил тропинку, которая привела его в тесную пещеру, где на якоре стояло судно, алое, как адское пламя, с парусками черными, как ночные грехи, и капитаном которой оказался грозный демон с таким зловещим лицом и фигурой, что Юон даже отвел глаза, чтобы не выказать ему своего страха.
      Демон, посмотрев на герцога, громко заорал ревущим басом, от которого дрогнули скалы:
      – Привет, Каин, неужели это ты, собственной персоной? Много тысяч лет я ждал твоего появления. А теперь покажи-ка мне особый знак, по которому я узнаю, что это ты, а потом я переправлю тебя через море, чтобы ты смог творить любое зло в этом проклятом мире смертных!
      И Юон, обрадованный не только тем, что не вызволил на свободу Каина, но и тем, что не навлек этим несчастья на людей, высоко поднял молот и взошел на палубу.
      И демон в то же мгновение обрубил найтовы, крепко удерживающие судно, и своею когтистой рукою взялся за штурвал. Неизвестно откуда налетевший ветер надул черные паруса, и корабль понесся по морю туда, куда его уносили пенистые волны. Целую ночь они плыли неведомо куда, и не произнесли друг другу ни слова. Они плыли так быстро, что уже утром Юон увидел красивую гавань с великим множеством судов, стоящих на якоре. Его сердце подпрыгнуло от радости, когда среди них по флагам он узнал корабли, на которых находилось войско шаха.
      Повернувшись к демону, он впервые за все время произнес:
      – Бросай-ка свой чертов якорь вон там, у песчаной отмели, где собрались вооруженные люди. А я уж позабочусь о том, чтобы на их головы свалилась беда!
      Демон зловеще расхохотался и захлопал в ладоши от удовольствия, так понравились ему эти слова. И он с готовностью повиновался и, ловко направив судно прямо к песчаной отмели, бросил якорь. Затем гнусно хихикнул и сказал:
      – Ты верой и правдой послужишь нашему господину, Каин. Когда я доберусь до Ада, то сообщу ему о тебе самое хорошее. Но особенно здесь не задерживайся, хотя и я понимаю твою жажду уничтожить побольше людишек. Потому как для тебя есть другое дело.
      Юон спрыгнул на берег, а демон вместе с судном тотчас же исчезли вдали, оставив герцога одного возле моря. Тогда он двинулся по отмели и шел до тех пор, пока не добрался до военного лагеря шаха. И все с радостью и изумлением приветствовали его, после чего, затаив дыхание, выслушали все, что с ним приключилось.
      После прибытия молодого герцога войско шаха взяло осадой город Коландер, во время которой Юон проявил чудеса храбрости и военного мастерства. Враг в испуге убегал с поля боя целыми отрядами. После чего войско шаха проходило вперед.
      Так они победным маршем добрались до Антиохии, Дамаска и, наконец – до Иерусалима, где Юон приклонил главу перед могилой Господа нашего Иисуса Христа и помолился за победу своей армии, безопасное возвращение в Бордо и освобождение его от всех бед.
      Тем временем отряды сарацинов собрались в одно огромное войско, которое остановилось на равнинах за Иерусалимом. Они решили больше не бежать, а встретиться с врагом лицом к лицу в одной последней битве. И к эмиру, командующему этим войском, пришел великан Дорбрай. Ростом он был выше двоих человек, а изо рта его торчали гигантские клыки, похожие на клыки дикого вепря, обитающего в лесной чащобе. Его меч был длиною с взрослого мужчину, а щит – величиною с городские ворота. Конь, на котором он прискакал, был размерами с буйвола, и когда он дышал, из его пасти вырывались дым и пламя.
      Великан, позванный на помощь эмиром, потребовал от того встретиться с Юоном в поединке, и эмир даровал ему это право. Поэтому, когда началось сражение, Дорбрай первым ринулся в драку, повсюду выискивая молодого герцога, и с каждым взмахом своего меча он разрубал пополам человека или коня.
      Бой был настолько жестоким, что солнце скрылось от стрел, летящих над головами сражающихся, а из-за пыли, выбиваемой копытами коней, поднялся такой туман, словно наступили сумерки.
      И в этой полутьме Дорбрай, наконец, обнаружил Юона и, прежде чем герцог успел сделать движение, великан одним ударом разрубил его коня, а второй рукою поднял французского рыцаря ввысь и перебросил его через свое седло. Тут-то Юон и решил, что настал его смертный час, и он громко взмолился о помощи. Земля под ногами коня Дорбрая была усеяна трупами, и конь внезапно спотыкнулся и упал, и великан с Юоном вылетели из седла.
      Юон первым вскочил на ноги, и прежде, чем Дорбрай успел подняться, герцог ударил его копьем прямо в незащищенное горло, и убил великана. Затем Юон вскочил на его коня и поскакал обратно в самую гущу сражения. И никто не смог даже коснуться Юона, из-за его высочайшего боевого искусства и из-за волшебных самоцветов, зашитых в его поясе.
      Наконец армия сарацинов с позором бежала, и персияне вышли из этой сечи победителями. Они разбили палатки возле реки и всю ночь пировали победу, наслаждаясь рассказами о своих ратных подвигах.
      Утром они бросились в погоню за бежавшими сарацинами и преследовали их аж до самой Акры, где нашел себе убежище эмир. Он рассылал оттуда гонцов ко всем неверным, прося тех о помощи. Несколько гонцов попали прямо в руки персиян, и, узнав от них известия, которые те несли с собою, Юон обратился к шаху:
      – Мой господин, благодаря вечной милости Господа нашего Иисуса, мы совершили много великих деяний, освободили множество людей из Палестины от законов неверных. Однако пока мы совершали наши подвиги, мы потеряли многих славных бойцов, а Персия сейчас от нас очень далеко. Поэтому мы не можем надеяться на помощь оттуда. А если эмир отправил повсюду послания с просьбой о помощи, и если на них откликнется хотя бы самая малая толика людей, то наши враги сравняют нас всех с землею и превратят в дорожную пыль. Посему с нашей стороны было бы мудро довольствоваться тем, что мы уже взяли и не поддаваться алчности в поисках большего.
      И все присутствующие при этом разговоре громко поддержали этот мудрый совет, и в конце концов персидский правитель согласился, что так поступить будет правильно.
      Но этой ночью Юон видел зловещий и ужасный сон. Словно наяву он стоял на широкой площади какого-то города без крепостных стен. Там же разожгли костер, чтобы предать огню какого-то преступника. И пока он наблюдал за приготовлениями к аутодафе, из города вышла длинная процессия людей, волочащих свою жертву для сожжения. И, приглядевшись, он увидел, что тот, с кем так жестоко обращались эти люди, оказался вовсе никаким не преступником. Этим человеком была его красавица жена!
      Он проснулся с криком ужаса и отчаяния и побежал прямо к шаху, чтобы рассказать ему о своем видении. Юон сказал, что он должен как можно скорее возвращаться во Францию, чтобы этот страшный сон не оказался вещим.
      Шах, услышав его рассказ, застенал, ибо ему не хотелось расставаться с герцогом, однако дал Юону самых закаленных в боях воинов, а в придачу великие богатства. И еще он пожелал ему удачи и защиты Господа. Так Бернар с Юоном снова сели на корабль, отходящий к их родным берегам, но на этот раз их сердца трепетали не от радости, а от лишь от страха.

      Теперь городом Бордо управлял губернатор, назначенный императором, и он правил там уже целый год. Он взвалил на плечи жителей этого гордого города непосильную ношу, и люди часто вспоминали их герцога Юона и его славную супругу, а в сердцах их горела лютая ненависть к императору. В Бордо по-прежнему остались люди, некогда служившие в герцогском замке и принимавшие участие в его защите от подлого посягательства врага. И вот они собрались вместе и сговорились в нужный час храбро вырваться на свободу.
      Однако среди них находился предатель, и он донес о заговоре губернатору. Поэтому под покровом ночи в некоторые дома ворвались вооруженные люди и вытащили из теплых постелей тех, кто осмелился надеяться на лучшие дни. Всех их крепко связали и доставили к губернатору, чтобы быстро осудить их и, заковав в тяжелые цепи, отправить в Майнц, где единственным их будущим станут виселицы и крепкие веревки.
      Это печальное известие дошло до аббатства Клуни, где настоятелем служил любимый дядя герцога, который теперь стал защитником и воспитателем его дочери. Он тотчас же собрал рыцарей, которые несли службу в Клуни. Почтенный аббат приказал им выслать своих людей вперед, чтобы те устроили засаду на императорских солдат и освободили приговоренных к смерти.
      Все случилось так, как и намечал аббат. Императорские солдаты потерпели полное поражение, а их командир, барон из личной свиты императора, был убит. А освобожденные бордоссцы пришли в Клуни просить убежища и защиты у старого аббата. Заодно они разработали множество хитроумных планов на тот день, когда они снова смогут войти в свой город с победой.
      Когда плохие известия дошли до императора, он чуть не задохнулся от ярости и пребывал в оцепенении до тех пор, пока не заорал:
      – Эти проклятые бордоссцы – упрямые, неподдающиеся дьяволы! Я думаю так. Пока жив хотя бы один человек из дома Юона, они не перестанут бороться против меня, и будут поднимать свои чертовы головы снова и снова! Посему я должен положить этому конец раз и навсегда. Сам Юон, разумеется, погиб где-нибудь в море, иначе он давным-давно бы уже вернулся на запах моей крови, как охотничий пес за добычей. Поэтому давайте выведем герцогиню Кларамонду за городские стены и там сожжем ее, как изменницу, а всех, кто остался в Бордо, мы просто повесим!
      И ни один человек из его окружения не смог бы отговорить его от этого злодеяния или хотя бы смягчить приговор.
      И вот за стенами города разложили огромный костер из сухого дерева, именно такой, какой Юон видел в своем кошмарном сне. Скоро рядом с ним вырос целый лес из виселиц, чтобы повесить на них тех бордоссцев, кто остался в живых после падения города.
      В назначенный день герцогиню Кларамонду и ее людей вывели из тюрьмы и повели навстречу их несчастной судьбе. Они являли собою такое печальное зрелище, что жители Майнца громко протестовали против жестокости своего правителя-императора, утверждая, что на город или страну, совершившую такое отвратительное деяние, обязательно обрушится кара небесная и все прочие беды. И неважно, кто уготовил им такую участь! Люди запирали на засовы двери и окна и сидели дома в темноте печали, молясь за свои души и души тех, кого ожидала ужасная смерть.
      Случилось так, что императорский наследник герцог Гильдеберт ехал на коне в Майнц и увидел жителей Бордо во главе с их герцогиней. На ногах их гремели тяжелые оковы, и герцог понял, что их ведут на казнь. И он спросил у стражников, в чем дело. Когда ему рассказали правду, он, преисполненный печали и ужаса, пришпорил коня и галопом прискакал к императору. Представ перед ним, молодой человек громко сказал:
      – Ваше величество, именем Господа нашего, умоляю вас не делать этого! Ибо если эта прелестная дама и ее люди умрут, как вы приказали, то ваше имя войдет в историю, а люди будут вспоминать вас, как самого ужасного и отвратительного человека на свете! Если между вами и герцогом Юоном возникла смертельная вражда, то преследуйте его, а не беззащитных женщин и узников, сдавшихся на вашу милость. Пощадите же их ради истинного милосердия! -
      Но ненависть полностью ослепила императора, а сердце его стало твердым, как кремень, когда он выслушивал просьбу Гильдеберта. Поэтому он холодно ответил молодому человеку:
      – Дорогой герцог, вы, верно, забыли, с кем разговариваете. Если вы не заставите ваш глупый язык замолчать, то это может закончиться для вас так же, как и для тех изменников.
      И когда Гильдеберт запротестовал опять, его друзья силой увели его, чтобы император сгоряча не выполнил свою угрозу.
      А тем временем все бордоссцы, будь то рыцарь, будь то простолюдин, подходили к виселицам. На их шеи уже набросили пеньковые веревки. Герцогиню Кларамонду крепко привязали к столбу, и вокруг нее набросали сухих веток…
      В то же самое время король Оберон устроил веселую пирушку для своей родственницы, бесподобной и несравненной леди Морганы, и все неистово веселились вокруг, кроме самого Оберона, сидевшего с поникшей головой и печальным выражением лица, пока сама леди Моргана не обратилась к нему со словами:
      – Что с тобой, мой прекрасный кузен? Вокруг все веселятся и резвятся от души, а ты сидишь здесь в одиночестве, тоске и печали. Что с тобой происходит, дорогой?
      Медленно и меланхолически Оберон ответил:
      – О, прелестная кузина, больше всех моих родных и друзей, живущих в нашей сказочной стране, я люблю Юона, герцога Бордосского. Моим клятвенным обещанием я сделал его своим наследником, чтобы после меня он правил в этом дворце до скончания дней своих, ибо он – простой смертный. И из-за этого по нашим законам я не имею права прийти ему на помощь, так что ему придется обойтись собственными силами. А теперь ты посмотри, что случилось с той, которую он любит больше всех на свете!
      И он указал на зеркало, висевшее на стене залы. Зеркало тотчас же затуманилось, и когда оно опять прояснилось, то взору леди Морганы предстало все, что творилось на равнине перед стенами Майнца. Увидев это жуткое зрелище, рыцари-эльфы Глориан и Малаброн резко поднялись со своих мест и подошли к Оберону. Они опустились перед ним на колени и стали умолять. Малаброн говорил за обоих:
      – Ваше величество, это правда, что по законам нашей страны вы не можете протянуть руку помощи этой благородной женщине. Но мы-то не связаны этими законами. И хотя наше могущество слабее вашего в десять, а то и в сотню раз, мы все равно сильнее любого смертного. Позвольте нам пойти и помочь герцогине Кларамонде!
      С некоторой тенью надежды Оберон согласился на их предложение, и оба рыцаря эльфа тотчас же исчезли.
      А герцогиня Кларамонда испуганно взирала на охваченную огнем ветку, которую палач положил прямо к ее ногам. И тут совершенно внезапно небо над Майнцем разверзлось, и вниз опустился столб неземного огня, и из него в полном вооружении
      выскочили рыцари-эльфы, готовые к смертельной схватке.
      Своей волшебной силой они превратили оковы бордоссцев в пыль, и жители Майнца чуть не ослепли от этого сияния. Когда им удалось снова посмотреть на происходящее, то они увидели, что Кларамонда и ее люди стоят целые и невредимые на свободе, истово благодаря Высшие Силы за свое освобождение.
      А император был настолько ошарашен, что приказал отвести пленников обратно в тюрьму, и больше не произнес против них ни единого слова.

      Юон тайно добрался до Франции, а затем вместе со своими спутниками проделал долгий путь до аббатства Клуни. И никто не узнал об его прибытии. Почтенный аббат несказанно обрадовался его благополучному прибытию, ибо давно уже скорбел по юноше, считая его Мертвым. Потом аббат распорядился, чтобы все монахи возблагодарили Господа за это счастливое событие, и устроил праздник в честь Юона и его людей.
      Потом аббат приказал принести Юону его дочурку, и герцог испытал великое счастье, увидев свою дочь в добром здравии. И он горячо возблагодарил дядю за такое бережное к ней отношение. Затем герцог принес сундучок с редкими самоцветами и золотом, которые были отбиты им в бою у сарацинов, и теперь он намеревался передать их дочери в качестве приданного. Он надел ей на шею восхитительное колье из рубинов, искусно оправленное в золото, а также одарил щедрыми подарками всех, кто ухаживал за девочкой во время его отсутствия.
      При виде дочери огромная радость вновь охватила его, и в порыве чувств он повернулся к старому аббату со словами:
      – Дорогой мой дядюшка, мое сердце переполняется любовью к тебе за то, что ты предоставил убежище моей дочери в годину несчастий. А теперь скажи мне и, прошу тебя, не стесняйся, должен ли я тебе что-нибудь за это?
      Аббат улыбнулся, и легкая тень пробежала по его лицу, когда он отвечал:
      – Нет, мой дорогой сын и родственник, ни один человек на свете не способен выполнить того, что я желаю. Мой мир – в стенах аббатства, и это добрый мир. А то, чего бы я хотел, для тебя недостижимо, как и для любого другого человека. Ты только взгляни на меня. Я уже старик, и годы дают о себе знать, оставляя на моем челе свои неизгладимые следы. Поэтому никто не сможет возвратить мне молодость и былую силу. Зима лет моих искривила мои старые кости и истощила мою плоть. Кто же сможет снова возвратить мне пору весеннего цветения?
      И тут глаза Юона засверкали от счастья, и он приказал, чтобы ему скорее принесли плащ, где хранились самые ценные из его сокровищ: Райские Яблоки. Достав яблоко, он положил его перед дядей и попросил его съесть сочный плод.
      Старый аббат немало удивился странной просьбе племянника, однако выполнил ее. И как только он начал есть, с ним стали происходить удивительные вещи. Он больше не казался стариком, согбенным от бремени прожитых лет. И вскоре перед всеми стоял высокий и статный мужчина в расцвете своей молодости. Все присутствующие в зале замерли при виде такого чуда. А потом Юон поведал дяде, как к нему попали эти яблоки, а также рассказал о своих странствиях.
      Всякий раз, глядя на дочь, Юон собирался отправиться в Майнц, где он смог бы с помощью Господней освободить всех, кто доверился ему, а главное – самого любимого человека на свете: герцогиню Кларамонду. Ибо от одной только мысли, что его жена пребывает в опасности, его сердце чуть не вырывалось из груди.
      Он выдавил сок из ореховой скорлупы и густо вымазал им лицо и руки, а потом распустил волосы по плечам. Сняв сверкающие доспехи, оставил на себе лишь пояс с зашитыми в него драгоценными камнями. Поверх он надел поношенное тряпье пепельно-серого цвета, чтобы походить на паломника. В таком виде он мог ходить от одного дома к другому и спрашивать дорогу.
      Бернар поступил точно так же, и теперь никто не сумел бы узнать его. И этих затрапезных плащах они отправились в Майнц, чтобы успеть туда к пасхальной неделе. В это время город заполонили пилигримы, пришедшие туда, чтобы поклониться святым мощам. От них Юон и узнал печальное известие.
      Оно заключалось в том, что по окончании пасхальной недели император торжественно поклялся в присутствии всей знати, что казнит всех бордоссцев, а вместе с ними и герцогиню Кларамонду. От этих слов у Юона похолодело в груди. Бернар настойчиво просил Юона, чтобы тот отправил его обратно в Клуни, чтобы Бернар привел с собою в Майнц подкрепление, при помощи которого они смогли бы сделать отчаянную вылазку, чтобы освободить герцогиню.
      Но Юон ответил отрицательно, ибо он постоянно думал об услышанном от паломников известии, и в его сердце все-таки затеплилась крохотная надежда.
      – Мы очень долго воевали, – сказал он Бернару. – И убили очень многих людей. Но эти люди были язычниками и не относились к нашей расе и вере. Если мы пойдем на императора с обнаженными мечами, то разразится жесточайшая война, и погибнет много ни в чем не повинных людей. Поверь мне, друг, от этого никто не выиграет. Так успокой свою горячую кровь и выслушай меня. По традиции император приходит на мессу и по ее окончании обещает тому, кто первый попросит его о любом благодеянии, обязательно выполнить его, ибо сам он поклянется в этом перед алтарем.
      Так вот я и задумал ночью пробраться в церковь и занять там место рядом с тем, где утром будет стоять император. И если Богу будет угодно, то первым, кто попросит его о благодеянии, окажусь я. И император не осмелится отказать мне, если он не хочет нарушить клятву на глазах христиан со всего мира!
      И Юон сделал, как задумал. Он снова облачился в одеяние титулованного рыцаря, только не привел в порядок волосы и не вымыл лицо и руки. И поверх всего надел плащ нищего. Затем он вошел в собор и спрятался неподалеку от того места, где будет стоять император. Там он и провел остаток ночи, истово молясь Господу об успехе своего предприятия.
      Ранним утром император вместе с придворными явился послушать мессу и краем глаза заметил нищего, стоящего в тени, а в самом начале мессы Юон вытащил из-под плаща четки. Бусины на этих четках были вырезаны из драгоценных камней в золотой оправе, а крест – сделан из слоновой кости. И император, очень любивший драгоценности, когда увидел четки, страстно захотел завладеть ими. Поэтому, когда месса закончилась, он не сдвинулся с места, а поманил к себе Юона.
      – Откуда у тебя такое сокровище, паломник? – спросил он.
      – Из далеких земель, ваше величество, и я получил эти четки из рук самого Папы Римского.
      С этими словами Юон поднес четки к глазам императора, которые загорелись от жадности.
      И тут герцог решил поставить все на карту и произнес:
      – Ваше величество, в Майнце поговаривают, что в пасхальное утро вы обещали исполнить любое желание того, кто первый попросит вас о нем. Неужели это правда?
      Удивленный император отвечал:
      – Да, паломник, это сущая правда!
      – Тогда я попрошу вас об одном благодеянии, ваше величество!
      Эти слова Юон произнес не голосом смиренного паломника. Он сказал их громко, с гордо поднятой головой, и они звонко прозвучали на весь собор.
      – Что ж, проси меня, о чем пожелаешь, – медленно промолвил император, ибо уже чувствовал, что за словами незнакомца скрывается нечто большее, чем простая просьба.
      – Освободите герцогиню Кларамонду и всех бордоссцев, томящихся в тюрьме по вашей воле, и поклявшихся мне в вечной дружбе!
      Захваченный врасплох император вздрогнул, и его лицо стало белее свежевыпавшего снега.
      – Кто ты, дерзкий человек, который посмел просить у меня такое?
      И тут Юон сбросил с себя плащ нищего и откинул назад волосы. И хотя лицо и руки его были грязны, император смог разглядеть правильные черты его лица и тотчас же понял, что разговаривает с принцем по плоти и крови. А юноша чистым и звонким голосом произнес:
      – Я – Юон, герцог Бордосский!

      Император был настолько изумлен, что на некоторое время лишился дара речи. И пока голос возвращался к нему, он вспоминал о клятве и понял, что должен выполнить желание Юона. А молодой герцог произнес:
      – Мы пролили много крови, ваше величество. Но знайте, я провел этот год в лишениях и отчаянии. И, попав на Святую Землю, сражался, чтобы освободить Могилу Господа нашего Иисуса от осквернения ее нечестивцами, и там же помолился, что Бог прости мне все мои прегрешения. Посему я смиренно прошу вас: давайте заключим мир и в день Воскрешения Господа нашего перед этим святым алтарем поклянемся в вечной дружбе.
      От этих слов словно камень упал с души императора и суровые морщины его разгладились. Заметив это, Юон, воспрянул духом и продолжал:
      – С самого рождения я был преданным вассалом короля Франции. Но в час моей жесточайшей нужды он не пришел ко мне на помощь, не послал ко мне ни одного человека с оружием в руках. Поэтому я вправе заявить, что моей присяге ему на верность пришел конец, и я больше не стану преданно служить ему. А Бордо, будучи небольшой страной, не сможет выстоять в одиночку. Поэтому я прошу вас, сир, пусть Бордо станет частью земель, принадлежащих вашей короне, и дозвольте мне преданно служить вашему величеству!
      Растроганный до глубины души император поднял Юона с колен и пожаловал его поцелуем. И все окружающие возрадовались, ибо поняли, что в это мгновение несчастьям и горю наступил долгожданный конец.
      Император распорядился устроить пышный праздник, и эта радостная весть дошла до тех, кто томился в его темницах. Среди них была и герцогиня Кларамонда. И когда Юон заключил ее в объятья, он зарыдал от счастья и громко возблагодарил Небеса за ниспосланное ими благодеяние.
      Из внутреннего кармана плаща он достал третье – последнее – Райское Яблоко и, положив его на серебряное блюдо, преподнес его императору. Яблоко светилось золотом, и от него исходил сладчайший аромат, словно в зале возжигали благовония. Потом герцог Бордосский поведал всем окружающим историю волшебного плода, после чего император съел его. Его седые волосы тотчас же потемнели, а лицо стало пухлым и розовым, как у красавца-юноши. От этого зрелища все придворные вскричали от изумления, а император испытал неведомую доселе радость. После Юон и его спутники отправились домой, и их с любовью провожал весь алеманский народ.
      Все Бордо радостно встречало бывших узников. А Юон, вместе с женой и дочерью стали жить-поживать в мире и спокойствии. Но это продлилось совсем недолго.
      Ибо в самом конце года под покровом ночи в Бордо прискакал рыцарь с огромным количеством воинов. Никто не заметил их прибытия; казалось, что они появились прямо из-под земли. И они скакали не останавливаясь, пока не въехали во внутренний двор замка.
      Услышав о приезде этого рыцаря, Юон вышел вперед, чтобы встретить его со всеми почестями. Когда рыцарь поднял забрало, Юон узнал в нем Малаброна из королевства эльфов, с которым они познакомились прежде.
      Но лицо Малаброна было печальным и усталым, и Юон тотчас же догадался, что гость прибыл с нехорошим известием. Герцог усадил его во главе стола и предложил ему хлеб и вино. Но Малаброн отказался и сказал:
      – Достославный герцог, мой господин король Оберон отправил меня сюда с этим посланием. Настало время, когда вы должны отправиться в страну эльфов, что в Раю, как это было предсказано еще при вашем рождении. Поэтому король Оберон наказал вам и вашей жене как можно скорее явиться к нему, чтобы он мог передать вам свое королевство, прежде чем он покинет его…
      С низким поклоном Юон отвечал:
      – Сир, мне ничего не остается, как послушаться приказа вашего господина. Так расскажите же мне, какой дорогой я должен добираться до вашей страны.
      И Малаброн ответил:
      – Утром ровно через день вы с женою отправитесь к морю, где увидите ожидающий вас корабль. Он доставит вас к границам нашего королевства. Но ни в коем случае не задерживайтесь, ибо наш господин очень слаб, и ему не терпится навсегда покинуть нас.
      И, передав послание, Малаброн исчез из залы так, будто вовсе там не появлялся. Тогда Юон позвал к себе аббата из Клуни и Бернара, чтобы рассказать им о наказе Оберона, которого он не смел ослушаться. И он закончил свою речь такими словами:
      – Поскольку мое будущее королевство находится не на земле смертных, мне больше мне не доведется ходить среди людей или сидеть в бордосском замке. Но моя дочь Кларетта – наследница моего замка и всего герцогства, и я вверяю ее вашим заботам. Берегите же ее, как зеницу ока, а ее наследство охраняйте до тех пор, пока она не станет взрослой женщиной. И проследите, чтобы дворянин, который женится на ней, был достойным человеком и принес ей только счастье, как она того заслуживает!
      Услышав эти слова, аббат и Бернар опечалились и долго упрашивали Юона не покидать их. Но они понимали, что у него нет выбора, ибо он не мог пойти против воли Оберона.
      Много слез пролила герцогиня Кларамонда, когда целовала дочь на прощание. А потом она обратилась к мужу:
      – Страна эльфов лежит далеко от нашей земли, но любовь материнского сердца обязательно перекинет мост, через пролив, разделяющих их. Посему, дочь моя, я не думаю, что мы расстаемся с тобой навсегда!
      Затем она сняла нагрудный крест и отдала его аббату, попросив его сохранить его до тех пор, пока девушка не достигнет тех лет, когда сможет с наслаждением носить его у себя на груди.
      Так Юон и Кларамонда в последний раз приготовились к отбытию из родного Бордо.

      На рассвете следующего дня Юон с женою попрощались с Бордо и всеми, кто их нежно любил. И по пути к воротам Кларамонда сказала Юону:
      – Мой дорогой муж, хотя здесь был твой дом, в котором ты родился и возмужал, я не очень сильно любила его, ибо в этом месте мне довелось претерпеть больше страданий, чем радости. Но думаю, что Кларетта будет здесь счастливее нас, потому я и ухожу отсюда с легким сердцем.
      И, взявшись за руки, они бодро направились к берегу моря. Там, как и предсказывал Малаброн, их ожидал красивый корабль, искусно изготовленный из хрупких восточных деревьев. Гвозди, которые держали мачты, были из золота и серебра, а паруса – из тончайшего зеленого шелка, как того требовали традиции страны эльфов.
      На палубе они не встретили ни души: ни капитана, ни моряков. Но как только они устроились, как паруса внезапно надулись, и корабль понесся прямо в океан. Оба оглянулись и увидели, как стены и башни Бордо становятся все меньше и меньше.
      Три дня и три ночи они плыли по волнам западного океана, и ни разу не почувствовали опасности. Когда им хотелось поесть, то они находили самые изысканные яства и сладчайшие вина, а как только их клонило ко сну, то к их услугам тотчас же нашлись удобные шелковые постели. В первый день их путешествия они часто вспоминали о разлуке с любимыми людьми, и тогда на их сердца камнем ложилась печаль. Но время летело с быстротою волн, и они чаще и чаще задумывались о том, какой станет их будущая жизнь и какая судьба ожидает их в волшебной стране эльфов, лежащей за границами их бренного мира.
      На четвертый день плавания они увидели впереди землю, которая выделялась на прозрачных водах, словно черное облако. И почти на закате корабль вошел в небольшую гавань, где они и бросили якорь, ибо поняли, что их путешествие подошло к концу. Однако ночью герцогиня Кларамонда не пожелала покидать корабль, где чувствовала себя в безопасности рядом с этим неведомым берегом, к тому же, как ей показалось, совершенно необитаемым.
      Она не решалась ступить на сушу даже тогда, когда в вечернем воздухе до них донесся звон колоколов, а это значило, что где-то неподалеку находилась церковь или аббатство. Но Юон с улыбкой промолвил:
      – Дорогая, послушай эти колокола и больше ничего не бойся! Ведь звон колоколов – это сигнал для всех христиан, и если мы пойдем на этот звук, то обязательно отыщем славное убежище.
      Приободренная словами мужа, она вслед за ним сошла с корабля, и они двинулись вглубь берега, пока не добрались до холма, на котором среди бескрайних зеленых полей расположилось красивое аббатство. Когда они подошли к воротам, звон прекратился, а в небо вспорхнули тысячи белых голубей, которые тотчас же исчезли за стеной.
      Когда Юон постучал в крохотное окошечко, ворота распахнулись, и они увидели монаха в совершенно белом одеянии. Монах обратился к ним со словами:
      – Входите же, дети мои. И я благословляю Господа нашего за то, что он привел вас сюда и дал нам возможность послужить Божьим созданиям, ибо мало кто навещает нас, а посему нам редко удается проявить христианское милосердие.
      Юона с Кларамондой проводили в домик для гостей и принимали с огромными почестями, словно они были августейшей четою. И поскольку их сердца преисполнились благодарностью к милостям Божиим, в полночь они встали и пришли послушать мессу.
      И, подумать только, когда месса еще не закончилась даже наполовину, монахи покинули свои места и толпою вышли из часовни. Тогда Юон схватил за рукав одного из них и воскликнул:
      – Господин монах, почему вы насмехаетесь над Господом нашим, прослужив лишь половину мессы?
      Монах, тщетно пытаясь вырваться, не проронил ни слова в ответ. Но Юон крепко держал его, а свободной рукою перекрестился и произнес:
      – Во имя этого благословенного знака, я приказываю тебе ответить, что вы за монахи и почему прервали мессу?
      Когда Юон перекрестился, монах задрожал всем телом, словно охваченный холодным ветром. Но все-таки ему удалось поднять руки и откинуть назад капюшон. И Юон с Кларамондой смогли посмотреть ему прямо в лицо.
      И они увидели, что оно было темным и печальным и вовсе не походило на лицо смертного, и на челе его застыла скорбь, неведомая ни одному живому. Увидев это, Юон схватил монаха за другой рукав и осведомился в третий раз:
      – Кто ты – человек или демон? Или ты – один из жителей страны эльфов?
      И тогда монах ответил:
      – Я не человек и не демон, и мы не живем в волшебном королевстве. Мы не живем ни в королевстве эльфов, ни в Аду, ни на земле. Мы те, кто некогда занимали высокое положение на Небесах. И когда гордый и своенравный Люцифер восстал против нашего Господа, мы не обнажили против него меч и не присоединились к ангельскому воинству. Посему нас выслали с Небес в эту страну, которая лежит между миром смертных и тем, что находится за его пределами. Это страна находится ни наверху, ни внизу. И мы обязаны жить здесь до Судного Дня. И если потом мы выйдем отсюда целомудренными и безгрешными, и с сердцами, преисполненными радости, сможем гордо помолиться Господу, то может быть мы снова попадем в наш дом, которого мы лишились. Но это утомительное ожидание лежит на нас, подобно клейму, и нам не остается ничего, кроме вечного раскаяния, что объединяет нас все эти бесконечные годы!
      И тогда Юон снова перекрестился. И когда он заговорил, его голос сотрясался от жалости.
      – Если молитвы простых смертных смогут помочь вам, тогда знай же, что мы будем вечно вспоминать о тебе, друг мой. И да воцарится между нами мир и согласие.
      И, когда монах дважды опустил голову, единственная слеза выкатилась из его глаз.
      – Ваш мир будет для нас подобно дождю, упавшему на выжженную солнцем землю. Я с радостью оставил бы вас здесь, но эта срединная страна не подходит для вас. Ибо за ней лежит ваш бренный мир, а впереди – страна эльфов. Зачем вы туда направляетесь?
      Юон, взяв Кларамонду за руку, ответил:
      – Это моя жена – герцогиня Кларамонда, а я – Юон, герцог Бордосский из французского королевства. Но сейчас король Оберон строго наказал нам явиться в страну эльфов, где он желает передать нам управление его страной.
      Услышав эти слова, монах отвесил низкий поклон.
      – Благородные господин и госпожа, вы оказали нам великую честь, явившись сюда. Как только наступит рассвет, я сам провожу вас до того места, откуда вы сможете добраться до ваших владений.
      Поэтому, когда первый солнечный луч озарил землю, монах вывел их из Белого Аббатства и провел их между двумя высокими холмами, покрытыми зеленью. И тут они увидели перед собой красивую и приветливую землю, на которой возвышались прекрасные замки и сверкающие стены укрепленных городов. Но монах не смотрел туда. Вместо этого он закрыл лицо ладонями и произнес:
      – Ступайте же вперед к вашим владениям и процветайте там. Ибо перед вами та самая страна, которую вы ищете.
      Когда Юон с Кларамондой спускались с холма к этой зеленой стране, озаряемой солнечными лучами, в воздухе громко протрубила труба, возвещающая о прибытии знатных и достойных людей.

      Юона с Кларамондой радостно встречали в их стране. Как только они прибыли туда, то сразу же отправились в замок к королю Оберону. При виде их он встал и с радостью двинулся им навстречу. Расцеловав герцога и его жену, он произнес:
      – Дорогие друзья мои, теперь я ухожу на покой с радостью, ибо вы выполнили свое давнишнее обещание и явились сюда, чтобы забрать у меня тяжкую ношу королевского сана. Поэтому я могу удалиться, чтобы отдыхать в Раю. А теперь я созову всех придворных, все эти годы служивших мне верой и правдой, чтобы они торжественно поклялись, что и вам будут служить с той же преданностью, что и мне.
      И он повел Юона с Кларамондой на самый верх самой высокой башни замка, а потом взял лук, сделанный из эбонита и золота, и выпустил из него четыре стрелы: на север, восток, юг и запад. Когда стрелы улетали, они издавали сказочно красивый звук. Все это означало, что Великий король страны эльфов призывает всех своих подданных к себе.
      Изо всех уголков страны стало собираться удивительное общество. С гор спускались карлики и гномы, гоблины и воздушные духи. Из прозрачных рек и ручьев показались русалки, наяды и келпи – водяные в образе лошадей. Из огня стали выскакивать сверкающие саламандры и драконы, а из зеленой земли появились эльфы, блуждающие огоньки, нимфы и фавны.
      Услышав об уходе Оберона, они пришли в глубокое уныние, ибо он долго и мудро правил ими, и во время его царствования не случилось ни одной несправедливости. Затем Оберон вывел вперед Юона и Кларамонду, и все собравшиеся поклялись, что будут служить им верой и правдой.
      Когда все это кончилось, и вслед за королем они прошли в другую залу, то увидели позади огромное войско вооруженных воинов со своим командующим во главе. Им оказался знаменитый король Артур, некогда правивший Британией долгие годы и после того проживающий в Авалоне, находящемся между двумя мирами. И король Артур подошел к Оберону со словами:
      – Как же так, любезный король Оберон? Если ты решил покинуть свое королевство, это твое право, и никто не может отрицать этого. Но почему на свою смену ты призвал этого смертного, совсем еще зеленого юношу? Стране эльфов нужна твердая рука, и эта рука – моя!
      Он произнес это так громко, что его слова прокатились эхом по зале. Но Оберон лишь покачал головой и промолвил:
      – Верно, что законы запрещают, чтобы этой страной управляли люди, равно как и то, что наши способы управления глубоко разнятся с их способами. И все же мы подчиняемся определенным решениям, которые мы не вправе изменить. Во время моей первой встречи с Юоном мне стало совершенно очевидно, что это именно тот, кому судьбою предназначено занять мой трон. Поэтому мы все вынуждены…
      Но Артур, побагровев от ярости, перебил Оберона.
      – Я, кто некогда был королем Британии, не собираюсь быть вторым в этом – другом – мире! И пусть этот юнец остерегается меня, если он посмеет командовать мною или моими людьми!
      Услышав такие слова, король Оберон утратил спокойствие и с жаром ответил:
      – Я еще не лишился своей власти. Поэтому говорю тебе, Артур, не будь столь самонадеян, чтобы вызвать мой гнев! Ибо этим ты вынуждаешь меня навлечь на тебя погибель! Ибо стоит тебе восстать против меня, и ты мигом вернешься в мир простых смертных и обличий оборотня. Днем ты будешь человеком, а ночью – волком. И все будут бояться и ненавидеть тебя, пока не умрешь позорной смертью.
      И тут Юон осмелился коснуться крепко сжатого кулака Оберона. И герцог промолвил:
      – Ваши величества, вы оба – могущественные и великие господа. И вам не пристало гневаться друг на друга по этому поводу. Все люди знают славного короля Артура Британского. И кто я такой, чтобы занять его место?
      Оберон улыбнулся и, после некоторых размышлений обратился к Артуру с такими словами:
      – Этот – другой – мир очень велик. Никому, даже мне, неведомы его истинные границы. За ними же обитает зло, которое вечно давит на эти светлые земли. И долг того, кто управляет этой страной всегда охранять ее от черного зла, так что борьба с ним предстоит на все времена. Поэтому, Артур, я отправляю тебя на восточные границы, чтобы ты охранял их силой своего духа и оружия. А тебе, Юон, я назначаю смотрителем западных границ. Таким образом здесь будут два короля, и тогда между вами не возникнет никаких разногласий.
      И тогда Юон с Артуром в знак дружбы обменялись крепким рукопожатием и поклялись честью, что поступят так, как решил король Оберон.
      Затем Оберон снял корону, меч и все королевские регалии и благословил свой народ, собравшийся для того, чтобы оказать ему соответствующие почести. Потом он поцеловал Кларамонду, Юона и Артура. И в полном одиночестве вышел из залы, и все расступились, давая ему пройти; а когда он подошел к огромному окну, занимавшему целиком противоположный конец залы, через него ворвался ослепительный луч света. Он был то
      золотой, то серебряный и переливался всеми цветами Небес и земли. И из этого луча света, который показался всем похожим на ворота, в залу ворвался звук восхитительного пения.
      Оберон в последний раз оглянулся и посмотрел на своих придворных. На его лице играла улыбка. А потом он через эти ворота вошел прямо в Рай и исчез.
      И с тех самых пор у страны эльфов не стало больше границ, сообщающихся с миром смертных, и что-то странное произошло со временем и пространством, и никто толком не смог бы разобрать, что ныне происходит там. Однако ходят слухи, что Юон зорко охраняет западные границы, не давая злу, зреющему во тьме, беспокоить души людей, и что эта героическая борьба со злом никогда не кончится до самого Судного Дня. Потому что, обладая внешностью юноши и мудростью старца, он со своей славной женой управляет страною эльфов к величайшей радости всего человечества.
      Такова история Юона, бывшего герцога Бордосского, а каков будет ее конец, об этом не знает никто.