Ночью бушевала гроза, сердитые порывы ветра сотрясали древние стены, тугие капли бились в ставни. Но внутри Южного Форта завывания ветра казались отдаленным ворчанием. И Саймону Трегарту в этих звуках чудилось даже нечто успокаивающее.
      Нет, то, что угнетало его, невозможно было объяснить — просто он ощущал какое-то гнетущее томительное беспокойство, которое грызло его в предрассветной мгле, и он лежал, напряженно вслушиваясь в темноту, словно часовой на посту.
      Холодный пот струйками стекал у него из-под мышек, выступая бисеринками на щеках и массивном подбородке. В сероватой предрассветной мгле таяли тени, ни единый звук не нарушал тишину комнаты, где стояла их кровать, и все же…
      Рука его непроизвольно потянулась вправо. Он не сразу понял зачем, но Саймон вдруг ощутил необъяснимую потребность в дружеской поддержке, помощи
      — против кого? Он не смог бы найти и названия тому странному чувству, которое вдруг охватило его.
      Рука коснулась теплого тела, скользнула по шелковистой коже. Он повернул голову и в слабом свете пробуждающегося утра посмотрел на ту, что лежала рядом с ним. Настороженный взгляд открытых глаз бесстрашно встретился с его взором, но где-то в самой глубине зрачков Саймон уловил легкую тень, которая была точным отражением его все возрастающего беспокойства.
      Джелит, та, которая была одной из волшебниц Эсткарпа, а теперь ставшая всего лишь его женой, вдруг резко поднялась с подушки и села на постели. Пушистая прядь черных волос нежно коснулась его щеки, а потом волосы плащом окутали ее плечи; Джелит стиснула руки под упругой маленькой грудью. Она больше не смотрела на него, а беспокойным взглядом обвела комнату; полог кровати, раздвинутый из-за жары, открывал ее взору весь их огромный покой.
      Эта странная комната в который раз поразила Саймона. Ведь до сих пор временами настоящее казалось ему каким-то колдовским сном, особенно когда он вспоминал о прошлом. Иногда именно это прошлое казалось ему призрачным сном. Кто же он такой в сущности? Саймон Трегарт — разжалованный армейский офицер, преступник, бежавший от карающей руки закона, подобно тому, как скрывается от стаи провинившийся волк. Он, Саймон Трегарт, решился на единственный отчаянный шаг, который мог обеспечить ему надежное убежище. Джордж Петрониус открыл тогда ему тайну Врат в этот злой мир — древний камень, который переносил смельчака, решившего усесться на него, в новый мир, где он мог найти себе место в соответствии со своими возможностями и талантами. Вот кто такой был Саймон Трегарт, тот настоящий Саймон Трегарт.
      А здесь находился совсем другой — в Южном Форте Эсткарпа сейчас лежал другой Саймон Трегарт, хранитель Южных Границ, присягнувший на верность Властительницам. И он взял себе в супруги одну из самых могущественных волшебниц, тех, кого так боялись все вокруг в этой древней земле Эсткарпа, история которой уходит в глубь времен. И в этот самый миг прошлое казалось Саймону навсегда сметенным настоящим — ибо, пересекая таинственную границу миров, он и не предполагал, что его союз с этим миром окажется вскоре столь тесным.
      И тут же его кинжалом пронзила мысль о том, что же он все-таки делает здесь сейчас. Он сел в постели так же внезапно, как и Джелит, плечи их соприкоснулись, в руке его уже был стиснут самострел. Но уже выхватывая его из-под подушки, Саймон знал, что ведет себя глупо. Ведь то, что его встревожило — вовсе не призыв к битве, а какое-то совсем иное беспокойство, и потому еще более устрашающее.
      — Саймон… — неуверенно произнесла Джелит дрожащим голосом, звучавшим гораздо выше, чем обычно.
      — Я знаю, — он уже соскользнул с широкого ложа, ноги его нащупали первую ступень лестницы, ведущей к возвышению, на котором оно стояло, а руки тянулись к одежде, оставленной вчера на стуле.
      Где-то рядом, может быть, в самом Южном Форте, а возможно, поблизости от него, происходит что-то такое, в чем таится опасность! Он лихорадочно перебирал в памяти все возможные нападения. Нападение со стороны моря — из Карстена? Но он был уверен, что войска Герцога не могли бы незамеченными пробраться через горы, ведь там неусыпно несли стражу фальконеры и его собственные отряды пограничников. А может быть, это атакуют войска Ализона?.. Ведь уже несколько месяцев в той стороне идет глухая война. Или же…
      Саймон лихорадочно зашнуровал пояс и натянул сапоги, он чувствовал, что, буквально, холодеет при мысли, что есть ведь и третья возможность — и самая худшая: а что если Колдер не сокрушен, и что зло, которое так же было чуждо этому миру, как и он сам, снова зашевелилось и приблизилось к ним.
      С тех пор, как последние атаки безжалостного врага были отражены и пала его твердыня на острове Горм, а инспирированное ими восстание в Карстене подавлено, Колдер исчез. Все было тихо в мрачных краях Айля, хотя их армии не могли бы преодолеть полосы укреплений, воздвигнутых там на морской и сухопутной границах. Но Саймон не верил, что это поражение означает полный разгром Колдера. Он считал, что покончить с Колдером можно только после того, как будет сметено с лица земли само гнездо врага вместе со всеми его чудовищными обитателями. Однако до тех пор, пока на юге им по-прежнему грозит Карстен, а с севера — Ализон, вряд ли они смогут что-либо предпринять для этого.
      Он прислушался, не гудит ли на сторожевой башне набат — ведь не могли же стражи Южного Форта оказаться застигнутыми врасплох, они всегда были начеку. Но все было тихо.
      — Саймон! — голос ее прозвучал так твердо и повелительно, что он снова схватился за оружие.
      Лицо Джелит казалось в сумраке спальни белым пятном, но все же он видел крепко сжатые губы и огонек, зажегшийся в ее глазах. Она набросила на себя широкое красное одеяние, небрежно прихватив на груди его складки обеими руками, так что подол волочился по полу, когда она неуверенными шагами, словно во сне, подошла к ложу. Но она уже совсем проснулась, пришла в себя, и двигал ею вовсе не страх.
      — Саймон! Я снова единое целое! — эти слова поразили его в самое сердце куда сильнее, чем сигнал опасности, прозвучавший в его мозгу. Значит, это все же значило для нее так много? То, что она как бы утратила часть своего «я» после того, что было между ними? Но тут же он постарался найти ей оправдание. Ведь волшебство играло такую роль в ее жизни! Как и все ее сестры по духу, она находила в нем высшую радость, она гордилась им. И все же Джелит с готовностью отказалась от того, что составляло саму ее жизнь, когда пришла к нему, ни на минуту не сомневаясь, что в соединении их тел утратит все то, что было ей так дорого!
      Саймон протянул к ней руку, и их пальцы сплелись. Неожиданная радость, казалось, согревала Джелит изнутри, и этот Дар передался Саймону. Он почувствовал ответное горячее пожатие ее тонких пальцев.
      — Откуда же… — начал было он, но она перебила его:
      — Это все еще со мной, по-прежнему со мной! О, Саймон! Я не только женщина, я еще и волшебница!
      Она отпустила одеяние, которое все еще придерживала одной рукой, и поднесла руку к груди, ища то, чего у нее не было больше — волшебный драгоценный камень, который она отдала, рассталась навсегда накануне свадьбы.
      И сразу же лицо ее снова чуть потускнело — ведь только через этот камень она могла пользоваться той энергией, которая — она ощущала это так ясно — по-прежнему в ней кипела. Но тут же она опустила руку и замерла, высоко подняв голову и словно прислушиваясь к чему-то.
      — Тревоги не было, — сказал Саймон, наклоняясь, чтобы подобрать с пола упавшую одежду и закутать жену. Джелит кивнула:
      — Не думаю, что это было нападение. Но произошло что-то нехорошее, стряслась какая-то беда.
      — Да, но только где и что именно?
      Она все еще стояла, словно прислушиваясь, но на этот раз Саймон ясно видел, что она не слушает, а воспринимает какие-то волны, направленные прямо на ее мозг. И он тоже ощутил какое-то смутное беспокойство, которое быстро переходило в желание немедленно действовать.
      — Лойз! — прошептала Джелит. Она круто повернулась и бросилась к своему сундуку. Она стала одеваться так же поспешно, как это раньше сделал Саймон, но только не в обычный домашний наряд, а в костюм из мягкой кожи, который надевался под кольчугу, когда они отправлялись верхом на вооруженную вылазку.
      Лойз? Саймон не был в этом так уж уверен, хотя и не стал задавать вопросов. Их было четверо, бойцов за освобождение Эсткарпа и за собственное освобождение от того зла, которое Колдеру удалось так глубоко внедрить в этом мире, некогда бывшим столь справедливым. Саймон Трегарт — пришелец из другого мира, Джелит — волшебница Эсткарпа, Корис, бежавший из Горма после того, как остров погрузился во тьму, — капитан гвардии, а позднее — сенешаль и маршал Эсткарпа; и Лойз — наследная принцесса Верлейна, твердыни разбойных властителей Побережья. Лойз бежала из Верлейна из-под венца с Ивьяном из Карстена, с ней вместе бежала и Джелит. Они укрылись в безопасном убежище, а потом долгое время тайно боролись в Карcе за свержение Ивьяна. Лойз, надев кольчугу, сражалась с мечом в руках в битве под Гормом, а после, в крепости Сиппар, поклялась в вечной верности Корису. Лойз, бледная, хрупкая девушка, по-настоящему мужественная и бесконечно храбрая! И сигнал был об опасности, грозящей именно ей.
      — Но ведь она в Эс-Касле, — запротестовал Саймон, торопливо натягивая кольчугу, точную копию той, которая уже позванивала кольцами на плечах Джелит.
      —Нет, — голос Джелит звучал твердо. — Здесь что-то такое, связанное с морем.
      — Корис?
      — Я не ощущаю его. Если бы только у меня был мой камень! — она натягивала сапоги. — У меня такое чувство, будто я пальцами пытаюсь поймать туман. Все в какой-то дымке, но я точно знаю, что Лойз в опасности, и эта опасность связана с морем.
      — Неужели Колдер? — со страхом спросил Саймон.
      —Нет. Я не вижу пустоты защитной стены Колдера. Но помощь необходима срочная! Мы должны скакать, Саймон, к юго-западу. — Она смотрела на стену, словно видела сквозь нее то, о чем рассказывала.
      — Мы отправляемся!
      Торопливо шагая к лестнице, ведущей вниз, они услышали привычные звуки смены караула, но в остальном в крепости было все спокойно. Саймон крикнул вниз:
      — Трубите сбор!
      Его возглас гулом раскатился под массивными сводами, и тотчас же снизу донеслось ответное восклицание. Они едва успели достигнуть середины лестницы, когда раздался сигнал трубы.
      Гарнизон был хорошо подготовлен для внезапных набегов. Много раз и весной, и осенью по сигналу трубы вылетали за стены отряды пограничников. Те, кто входил в ударные силы, находившиеся под командованием Саймона, были набраны главным образом из числа беглецов — потомков Древней расы. Изгнанные из Карстена кровавыми порядками Колдера, они имели более чем достаточно оснований ненавидеть насильников и убийц, завладевших их исконными землями, а теперь время от времени предпринимавших попытки разрушить и последнее прибежище этих бездомных — Эсткарп. Эти люди, темноволосые и темноглазые, сохранили многовековую мудрость Древней расы. В их жилах текла необычная кровь, их женщины владели тайнами волшебства, а мужчины были непревзойденными воинами.
      Ингвальд, первый заместитель Саймона еще с тех старых времен, когда они сражались рядом, стремя к стремени, ожидал их во дворе.
      — Мы поскачем к юго-западу, — коротко сказал Саймон в ответ на вопрошающий взгляд Ингвальда. — Там стряслась беда. Я забираю с собой половину отряда. Ты остаешься здесь командиром второй половины.
      Ингвальд кивнул.
      — С тобой поскачут люди Дуротана, — сообщил он. — Они все равно должны сегодня нести дозор на холмах, так что все в сборе.
      — Годится.
      К ним подбежала одна из служанок, с блюдом в руках. На нем лежали большие ломти свежеиспеченного хлеба, поверх которых дымились куски мяса. За ней спешил мальчик, неся доверху наполненный кувшин с вином.
      Джелит и Саймон поели стоя, пока слуги снаряжали коней, приторачивая к седлам сумки с припасами, готовили оружие.
      — Вестница! — Джелит рассмеялась коротким счастливым смешком. — Она уже знает! Если бы у меня снова был камень, мы бы могли и вовсе освободить ее от обязанности вестницы!
      Саймон моргнул. Значит, Джелит все же сумела, даже без своего камня послать мысленную весть той молодой волшебнице, которая должна была теперь служить им для связи с командованием армией Эсткарпа. И, возможно, сообщение теперь на пути к Совету.
      Он стал вспоминать края, которые им нужно было пересечь по пути на юго-запад… Там были, главным образом, горы, заброшенные пастбища, а на западе — морское побережье. Одна или две деревушки, два торговых центра, несколько временных сторожевых пунктов.
      Что может Лойз делать в тех местах? Почему она решила покинуть Эс-Касл и отправиться в те дикие края?
      — Ее пленили хитростью, — Джелит снова прочитала его мысли. — Хотя какой именно хитростью, сказать не могу. Зато могу догадаться о причине… Это дело рук Ивьяна!
      Собственно, это было единственное логичное объяснение любых действий против наследницы Верлейна. По законам Карстена она все еще была женой Ивьяна, через нее он мог претендовать на трон, хотя никогда не видел ее, как и она его. Достаточно ему заполучить ее в свои руки, и сделка, которую Фальк заключил за счет своей дочери, будет завершена. Карстен, по слухам, был охвачен волнениями… Ивьян, в прошлом он был всего лишь наемником, сумевший огнем и мечом добыть себе власть, оказался лицом к лицу с знатью из древних родов, пылавшей ненавистью к нему. И ему необходимо было разделаться с ними, иначе трон его рухнет.
      А в жилах Лойз текла кровь старинного и благородного рода, она могла похвастаться родством, по крайней мере, с тремя из наиболее могущественных домов. Если Ивьян воспользуется Лойз, ему удастся поправить положение. Но ему необходимо было поторопиться. Хотя Саймон знал, что у Эсткарпа нет намерения вести войну за пределами своих границ — разве только что против Колдера — Ивьян, конечно, в это не поверит. Ему наверняка плохо спится при мысли о том, что кровавая резня, которой он подверг потомков Древней расы, непременно должна привести к тому, что волшебницы обратят против него свое волшебство, чтобы отомстить. И Лойз, бесспорно, отличное орудие против этой угрозы, так что Ивьян был готов на все, чтобы ее захватить в плен.
      Они выехали из крепости рысью. Джелит — за скакавшим во главе отряда Саймоном, позади следовали двадцать солдат Дуротана. Перед ними, на добрых четыре часа пути, расстилалась дорога, ведущая к побережью. Прежде это была центральная торговая артерия Эсткарпа, но когда во время вражеского набега был дотла разрушен и сожжен Салкаркип, крупный портовый центр, движение по этой дороге почти прекратилось, если не считать объездов патрулей, которые время от времени расчищали ее от упавших деревьев и обломков, принесенных штормом.
      Кони процокали копытами по мостовой Ромсгарта, городка, где обычно проводились ярмарки окрестных ферм. Ранние прохожие с любопытством смотрели на кавалькаду, изредка обращаясь к проезжавшим с вопросами. Саймон заметил, как Дуротан сделал знак городскому стражу, — здесь они оставляют бдительную, всегда готовую к бою охрану на сторожевом посту. Карстен и Ализон прекрасно понимали, что потомки Древней расы даже в своем теперешнем положении не собираются сдаваться без боя, и при всяком удобном случае унесут с собой много вражеских жизней. И именно это удерживало оба государства от попытки напасть на Эсткарп.
      В нескольких лигах от Ромсгарта Джелит сделала знак остановиться. Она ехала с непокрытой головой, ее шлем свешивался с седельного рожка. И сейчас она медленно поворачивала голову, словно пытаясь уловить запах следов. Но Саймон уже сам нашел их.
      — Вон там!
      Ощущение опасности, которое все это время ни на секунду не покидало его, стало необыкновенно острым. К югу от большой дороги виднелась тропа. Поперек нее лежало сваленное дерево, на нем виднелись свежие затесы. Один из верховых спешился, чтобы внимательно осмотреть тропу.
      — Следы копыт… свежие…
      — Рассеяться, — приказал Саймон.
      Они рассыпались в разные стороны и, чтобы не ехать по тропе, стали прорубаться сквозь кустарник. Джелит надела шлем.
      — Торопитесь!
      Она пришпорила своего коня, перепрыгнула через дерево и поскакала вперед. Саймон помчался следом за ней. Любому наблюдателю показалось бы, что их всего двое — остальная часть отряда отстала.
      В лицо бил пахнущий морем свежий ветер. Что было там, в бухте? Быть может, корабль, пришедший сюда, чтобы похитить Лойз и умчаться обратно в Карстен? Саймон пожалел, что с ними нет ни одного фальконера с их приученными птицами, которых можно было бы послать на разведку.
      Саймон услышал торопливое цоканье копыт — их поспешно догоняли остальные спутники — ведь здесь опасно было находиться без защиты. Совершенно неожиданно они очутились на широкой, поросшей травой поляне, которая плавно спускалась к берегу. На ней паслись две лошади с пустыми седлами. А в отдалении покачивался на волнах корабль, и ветер туго надувал его разрисованные паруса. Он был вне пределов досягаемости.
      Джелит спешилась и побежала к тому, что ярким пятном выделялось на белом песке прибрежной полосы. Саймон последовал за ней. Они остановились у тела, глядя на уже застывшие в мертвой неподвижности черты женского лица. Руки женщины были крепко стиснуты на груди, они вцепились в рукоять кинжала, пронзившего ее. Саймон не знал погибшую.
      Джелит нахмурилась.
      — Кто она? — спросил Саймон.
      —Я видела ее когда-то. Она откуда-то из-за гор. Ее имя… — с торжествующим возгласом Джелит извлекла имя из тайников памяти. — Ее звали Бертора, и когда-то она жила в Карcе.
      — О Боже!
      Саймон посмотрел туда, куда указывал один из его людей. Там, у самой воды, среди гальки и песка, было воткнуто копье, которое лениво лизали зыбкие волны. И на нем была одета рукавица от кольчуги. Объяснений никому не требовалось. Здесь побывал Карстен, и он желал, чтобы о его появлении стало известно. Ивьян открыто вызывал на бой. Саймон сомкнул вокруг рукавицы пальцы и сдернул ее с копья.

      Лучи солнца нестерпимо светили прямо в глаза, отражаясь от лежащего на столе предмета, словно от драгоценного камня. А на самом деле это была всего лишь перчатка от кольчуги, лежавшая вверх металлической частью, вниз кожаной ладонью.
      — Лойз исчезла два дня назад, и никто не знает, куда и зачем она направилась, — тихим голосом сказал Корис из Горма. — Он стоял у края стола, наклонясь вперед и вцепившись в рукоятку своего топора так сильно, что выступили побелевшие костяшки. — И я только вчера вечером узнал об этом! Только вчера… Зачем, зачем она это сделала?
      — Мы можем считать, что это работа Карстена, а о причинах можно только догадываться, — сказал Саймон, встретившись глазами с тревожным взглядом Джелит.
      Если Корис так близко к сердцу воспринимает происшедшее, так сильно переживает это, то шаткое равновесие сил Эсткарпа против враждебных государств вполне может рухнуть. Ибо даже сила волшебства будет не в состоянии удержать молодого сенешаля от попытки разыскать Лойз. По крайней мере, пока он не будет в состоянии спокойно размышлять о случившемся. Разве, впрочем, и сам Саймон не вел бы себя точно так же, если бы этот корабль увез Джелит?
      — Карc падет!
      Эти слова были произнесены совершенно спокойно, даже безразлично.
      — Это будет так просто? — возразил Саймон. — Ведь если Корис из Горма рванется через границу сейчас со своими небольшими силами, то большей глупости и не придумать. Карc, конечно, падет, — продолжал Саймон, — но только если мы все тщательно обдумаем, а не просто ринемся в атаку, очертя голову.
      — Корис, — рука Джелит с длинными тонкими пальцами появилась в полосе света над перчаткой, — тебе не следует недооценивать Лойз!
      — Недооценивать? — спросил Корис. Слова Джелит дошли до него, хотя слов Саймона он словно бы и не расслышал.
      — Вспомни Брайанта. И не отделяй их друг от друга сейчас в своих мыслях.
      Брайант и Лойз — она снова права, его жена-волшебница, — подумал Саймон. — Лойз и в самом деле под видом наемника Брайанта жила вместе с Джелит в Карcе, вела разведку в самом логове врага. Под этим же именем Лойз не только сумела вырваться из Верлейна, но еще и увезла с собой пленницу Джелит. И это как раз тогда, когда все в этой неприступной крепости — и сам лорд, и все его люди — были против нее. И Лойз, которая одновременно была Брайантом, вовсе не беззащитная девушка, она обладает умом, волей и решимостью.
      — Она ведь принадлежит Ивьяну — по их проклятым законам! — Корис махнул своим топором, описав дугу над сверкающей перчаткой.
      — Нет. Она принадлежит только самой себе, пока не решит иначе. Корис! Я не понимаю, каким образом им удалось выманить ее к себе, но только сомневаюсь, чтобы они смогли надолго удержать ее. Но подумай вот о чем, мой гордый капитан: стоит только тебе ворваться в Карc, как ты того хочешь, как Лойз немедленно станет орудием против тебя в руках Ивьяна. Неужели ты этого не понимаешь?
      Корис повернул к ней голову и поднял глаза вверх, чтобы встретиться с Джелит взглядом — ему всегда приходилось делать так из-за его маленького роста. При слишком широких плечах он казался еще ниже, чем был на самом деле.
      — Я не оставлю ее там…
      — Мы тоже не оставим, — согласился с ним Саймон, — но суди сам: ведь они потому и увезли ее туда, что рассчитывали на то, что мы клюнем на эту приманку. И тогда ловушка сработает.
      Корис прищурился:
      — Так что же ты предлагаешь? Предоставить ей самой позаботиться о себе? У нее достаточно храбрости — у моей леди, но ведь она не волшебница. И не сможет одна сражаться против всех!
      Но у Саймона ответ был наготове: в его распоряжении, к счастью, было несколько часов, прежде чем Корис со своим отрядом примчался в крепость, и он успел все обдумать. Он бросил на стол рядом с перчаткой карту, нанесенную на пергамент.
      — Мы не помчимся прямо в Карc. Все равно не сможем захватить этот город без большой армии, да и тогда бы нам пришлось жестоко сражаться. Но наш авангард проникнет в город по приглашению самого Ивьяна.
      — Изменить облик?.. — Корис постепенно начал успокаиваться.
      — Вот именно, — кивнул Саймон. — Мы очутимся вот здесь…
      В этом, конечно, был некоторый риск. Он обдумывал такую операцию уже давно, но до сих пор считал, что слишком много остается доводов против такого плана. Но сейчас ему надо было что-то противопоставить вылазке Карстена, и Саймон считал, что это единственный правильный выход.
      Корис внимательно изучал карту.
      — Верлейн! — Корис искоса посмотрел на Саймона.
      — Ивьяну нужен Верлейн. Он издавна мечтает о нем. Он и на Лойз-то женился главным образом ради него. И дело тут не только в награбленных сокровищах, которые там хранятся, хотя наемная армия и обходится Ивьяну очень дорого. Гораздо больше его интересует сама крепость — ее так легко превратить в порт, откуда можно совершать разбойничьи набеги на нас. А теперь, когда сокровища Древней расы уже разграблены, он особенно остро нуждается в Верлейне. Фальк вел себя более благоразумно, не осмеливаясь вторгнуться на территории Ивьяна. Но если все же он пошел бы на это…
      — Предложить Верлейн в обмен на Лойз? Ты предлагаешь именно это?
      Красивое лицо Кориса нахмурилось.
      — Мы должны внушить Ивьяну, что он может получить Верлейн без лишних неприятностей.
      Саймон впервые говорил вслух о том, что раньше хранил при себе. Слушая его, Корис постепенно перестал хмуриться, но внимательно вникал в план, ища в нем слабые места. Однако он не перебивал Саймона, который приводил все новые факты, добытые фальконерами и разведчиками, соединяя все, что ему удалось установить, и то, что ему было известно из прошлого опыта военачальника.
      — Если они увидят перед замком корабль, то немедленно организуют вооруженную вылазку. И внутри крепости у них тоже надежная охрана. Но внутри крепостных стен и под покоями имеются старые ходы, о которых Фальку ничего не известно. Они, разумеется, не охраняются. Именно этими ходами пробралась Лойз, и они известны моей жене. Отряд, который спустится с гор, проникнет в эти ходы, и тогда — крепость наша! А потом мы разделаемся с теми, которые рыщут по побережью.
      — Но ведь на это потребуется время, я думаю, и хорошая буря, и немалое везенье.
      Но возражения Кориса были невесомее пуха, и Саймон это отлично понимал. Капитан непременно примет его план, а значит, угроза немедленной атаки вражеской территории отпала. По крайней мере, до тех пор, пока Корис занят Верлейном.
      — Что же касается времени, — Саймон развернул карту снова, — то мы уже предприняли кое-какие шаги к нашей цели. Я послал сообщение фальконерам, и они рассеялись по вершинам. Разведчики пограничников отлично знают каждый уголок в тех местах, а салкары должны привести в порядок одно из брошенных суденышек в нашей гавани Сиппар. На нем поставят новые паруса, и оно будет двигаться достаточно быстро, а балласт придаст ему достаточную осадку, как будто это обычное грузовое судно. На нем будет вымпел с торговыми знаками Ализона. Что же касается шторма…
      Джелит рассмеялась.
      — А, шторм! Неужели ты забыл, Саймон, что ветры и волны подвластны нам? Когда пробьет час, я позабочусь о ветре и волнах.
      — Но ведь…
      Корис снова взглянул на нее, на этот раз в его взгляде был ясно выраженный вопрос.
      — Но ты считаешь, что я теперь не имею прежней Силы, Корис? Но это далеко не так — могу тебя в этом заверить! — В голосе ее звенела радость.
      — Едва я получу обратно мой волшебный камень, ты сам в этом убедишься! Итак, Саймон, пока ты отправишься к границе и раскинешь там свою сеть против Фалька, я поскачу в Эс-Касл за тем, что снова принадлежит мне по праву!
      Он кивнул, но где-то в глубине души снова шевельнулось сожаление, почти боль. Ему казалось, что она отказалась ради него от этого камня с радостью и без сожалений. А теперь, когда выяснилось, что жертва вовсе и не была принесена, что она не утратила того, с чем, казалось бы, рассталась навеки, теперь она снова окутала тайной все то, что открыто было ему в ней. И снова странное отчуждение возникло между ними, ему вдруг стало холоднее. Что, если это отчуждение со временем превратится в стену, и она разделит их навеки? Но тут же Саймон отогнал от себя эти мысли — сейчас нужно думать только о Верлейне.
      Саймон послал известие, но не с помощью сигнального огня, который могли заметить шпионы Карстена, а с помощью вестниц-волшебниц там, где это было возможно, а там, где такой возможности не было, приказ Саймона передавали верховые нарочные. Гарнизоны укреплений сокращались: где на пять, где на десять-двенадцать человек. Те, кого отбирали, должны были осторожно пробираться небольшими группами в горы под видом обычных патрулей и там дожидаться решающего приказа. Корис договорился с Аннером Осбериком, начальником отряда торговцев-рейдеров, которые поселились в Эс-Порте с тех пор, как их береговая крепость была захвачена врагом. Когда-то в Салкаркипе погиб отец Осберика, ненависть которого к колдерам и всему их клану была так же велика и грозна, как волны бушующего моря. Эта ненависть досталась по наследству его сыну, и потому Аннер Осберик всегда готов был выступить против общего врага.
      План начал претворяться в жизнь, и все, о чем оставалось договориться, было только время выступления.
      Саймон распластался на самом краю утеса. День был пасмурный, но тумана не было, и потому Саймон ясно видел две арки башен Верлейна; поднеся к глазам прозрачную кварцевую линзу — эсткарпский вариант земного бинокля — он внимательно оглядел высокие стены крепости. Вдали маячил когтеобразный риф, тот самый, что приносил добычу обитателям крепости, промышлявшим морским разбоем. Именно на этот риф и должен был высадить своих лжеторговцев Аннер. Таким образом, они окажутся достаточно далеко от крепости, чтобы выманить наружу гарнизон в надежде поживиться за счет очередной жертвы моря.
      Серое небо и влажный воздух предвещали шторм. Однако им нужна была управляемая стихия, которая сработала бы на них. Саймон продолжал изучать местность через линзу, но его мысли были заняты совсем другим. Джелит уехала в Эс-Касл к Властительницам, полная радости и восторга перед своим открытием, что она не утратила колдовских способностей. Но с тех пор он не слышал от нее ни единого слова, не было между ними и той мысленной связи, которую Саймон ожидал. И теперь он уже почти был готов поверить, что те недели в Южном Форте были всего лишь сладким сном, что никогда не было в его жизни столь полного свершения желаний, какое он испытал в тот миг, когда она слилась с ним воедино. Ведь тогда ему показалось, что теперь он точно знает, что такое блаженство, с которым не сравнится даже рай.
      И снова его охватил холодный страх, и снова ему почудилось, что между ними вырастает стена. Нет, лучше всего гнать от себя прочь все мысли об этом, иначе он, подобно Корису, забудет свой долг и сломя голову кинется на поиски Джелит.
      Времени было мало, очень мало. «Сегодня ночью, — подумал Саймон, убирая в карман кварцевую линзу, — сегодня ночью они выступают». Прежде, чем уехать, Джелит передала ему все сведения о подземных ходах Верлейна, и теперь они запечатлены навсегда в его мозгу. Прошлой ночью он с Ингвальдом и Дуротаном спустились в пещеру, где начинались эти ходы. Молча смотрели они на старинный алтарь, воздвигнутый в честь богов, обратившихся в прах вместе с теми, кто их почитал. Он ощутил нечто странное, что невозможно было определить, нечто висевшее в воздухе, от чего трудно становилось дышать. И это нечто оказало настолько сильное противодействие способности Саймона воспринимать происходящее сверхчутьем, что он едва совладал со своим телом, которое задрожало, словно в лихорадке. В этих подземных тайниках Древнего Мира, без сомнения, противоборствовали друг другу многие таинственные силы.
      Саймон соскользнул с утеса, перебрался к расщелине, где притаились три разведчика пограничников и один фальконер.
      Саймон спросил:
      — Сообщения были?
      «Глупый вопрос, — тут же подумал Саймон, — ведь он и сам бы в тот же миг узнал о ее прибытии, будь она здесь». Но юноша в кожаном костюме и кольчуге разведчика вскочил на ноги при виде Саймона.
      — Есть сообщение от сенешаля, лорд. Капитан Осберик полностью подготовил судно. Он может спустить его на воду по сигналу, но только не может поручиться, что ветер продержится достаточно долго.
      Время… Саймон не обладал способностью управлять стихией, и потому, если Джелит не вернется вовремя, им придется рискнуть и положиться на волю наступающего шторма, не рассчитывая на помощь волшебства… И это должно быть сделано сегодня ночью, самое позднее — завтра.
      Раздался резкий крик птицы, и черно-белый сокол, глаза и уши Ункара, камнем упал на подставленную руку хозяина.
      — Сенешаль идет, — сообщил Ункар.
      Саймон никогда не мог разобраться в той связи, которая существовала у птиц с человеком, но он давно убедился, что такие сообщения всегда точны, и что птичья служба фальконеров куда надежнее, чем любая разведка на этих высотах. Корис идет сюда, и он настроен выступить немедленно, и на этот раз Саймону придется уступить настояниям других. Но где же Джелит?
      Несмотря на неуклюжее тело, Корис двигался с той расчетливой экономией энергии, которая отличает всякого опытного бойца. Огромный топор, который он вынул из руки легендарного Вольта в тайной гробнице птичьего бога, скрывался под складками плаща, но на сенешале был боевой шлем и оружие тоже при нем. Красивое лицо, так странно сочетавшееся с уродливым телом, светилось мрачной радостью.
      — Мы выступаем этой ночью! Аннер говорит, что ветер и волны благоприятствуют нам. А позже он не может поручиться за это. — Он помолчал, потом тихо добавил: — С севера нет никаких сообщений.
      — Пусть будет так! Подавайте сигнал, Уолдис. Мы выступаем в сумерках.
      Юноша исчез среди скал с быстротой стрелы, выпущенной из лука. Худое лицо Ункара выглянуло из узкой щели шлема, сделанного в виде птичьей головы.
      — Скоро пойдет дождь. Это будет весьма кстати. В сумерках, Хранитель Границ.
      И он последовал за Уолдисом, чтобы собрать своих людей.
      Заката в этот вечер не было — настолько тяжелы облака. А море бушевало все сильнее. Скоро Осберик пустит свое судно-приманку на волю волн. У морских грабителей было три наблюдательных пункта: два на рифе и один на центральной башне крепости; в плохую погоду на всех трех пунктах непременно стоят часовые. Охраны на рифах бояться не приходится, но подступы к крепости, по которым должны двигаться атакующие, находятся в поле обзора сторожей на центральной башне. И потому Саймон все же беспокоился, хотя было решено использовать все мало-мальски пригодные укрытия на этом пространстве. Теперь же им очень поможет приближающийся дождь.
      Но штормовой ветер опередил дождь. И только сумерки скрывали теперь пограничников и сокольничих, которые цепочкой шли к нужной пещере и осторожно вползали в ее черное жерло. В темноте вдруг что-то вспыхнуло, и Саймон услышал тихое восклицание Кориса.
      Лезвие топора Вольта тоже вспыхнуло огнем, и Саймон сразу же ощутил веяние какой-то силы от покосившегося алтаря, прилив какой-то непонятной мощной энергии, которую он не мог бы описать, но все же страшился.
      — Свет сражения! — раздался безрадостный смех Кориса. — Благодарю тебя. Вольт, за эту новую милость.
      — Шагай вперед! — поторопил его Саймон. — Кто может знать, что вызывает здесь к жизни лезвие?
      Они быстро нашли начало подземного хода. По спине у Саймона бегали мурашки, волосы под тяжестью шлема шевелились — так велика была наэлектризованность атмосферы подземелья. По стенам полосами сползала слизь, мерцавшая в свете их факелов. Чем дальше они уходили, тем более спертым становился воздух, пропитанный сыростью и пахнущий плесенью. Почва под ногами вздрагивала от глухих ударов бушующего внизу моря.
      Наконец перед ними возникла лестница, металлические поручни и ступени которой казались какими-то гигантскими сплетениями паутины на фоне темных стен пещеры. Именно по этим лестницам Джелит бежала из крепости вместе с Лойз, и Саймону приходилось полагаться на эти сведения, проверить которые не было возможности. Оттуда, из этой комнаты, они могут попытаться застигнуть Фалька врасплох и захватить его, но это только при условии, что гарнизон будет занят мародерством за стенами крепости.
      Ступеней было бесчисленное количество, и Саймон в конце концов сбился со счета. Они не заканчивались даже перед дверью, которую им указала Джелит — лестница уходила дальше вверх. К счастью, замок на двери оказался самым примитивным и без всякого хитроумного приспособления. Саймон немного повозился с запором, и пятифунтовый овал медленно отошел в сторону.
      В комнате царила тьма, так что они не могли загасить факелы. Прямо перед ними был альков с кроватью, рядом с ней — красный сундук, еще один стоял под окном, за которым бушевал шторм.
      — Сигнал!
      Впрочем, Саймону незачем было отдавать приказ. Один солдат из охраны Кориса уже вскочил на стоявший под окном сундук, отодвинул ставень и просунул руку с факелом в отверстие. Несколько условных жестов рукой, в такт которым замигали и факелы остальных членов отряда, и Аннер Осберик примет условный сигнал — если, конечно, он уже на месте. И тогда он снимет с якоря свое судно. Теперь им оставалось только ждать, пока сигнал о приближении корабля поднимет гарнизон крепости.
      Именно это ожидание и было для них хуже всего. Две небольшие группы — одна под началом Ингвальда, другая под руководством Ункара — осмотрели ближайшие помещения. Ункар сообщил, что за соседней дверью находится еще одна пустая спальня — запасной путь к отступлению.
      Время тянулось нестерпимо медленно. Саймон мысленно перебирал все возможности провала их плана. Фальк, конечно, должен быть настороже и всегда готов отразить нападение извне. У него были свои разведчики, как это выяснили люди Саймона. Но о потайных ходах в крепости не должен знать никто, так, по крайней мере, считала Лойз.
      — А-а-а! — послышался рядом вздох облегчения, тут же потонувший во взорвавшемся над их головами отчаянном шуме и бряцании оружия.
      — Вот оно! — Корис стиснул плечо Саймона и рванулся к двери комнаты. — Набатный колокол, возвещающий о крушении! Теперь-то уж эти крысы выползут из своих нор!

      Терпение! Терпению Лойз научилась давным-давно. И теперь ей снова придется им воспользоваться как оружием против страха и паники, которые стыли внутри нее, тисками схватывали горло, придавливая тяжелым грузом. Терпение,.. и ее собственный ум — вот что оставили ей.
      В комнате, где ее так надолго оставили одну, царила мертвая тишина. Не было нужды пытаться проверить прочность ставен или двери: ведь они даже ободрали драпировки со столбов у постели. Чтобы она ничего не сделала с собой, так решила Лойз. Но до этого пока что не дошло, о, нет и нет! Губы Лойз сложились в подобие улыбки, но в глазах застыла горечь.
      Она чувствовала себя очень плохо. Комната плыла и раскачивалась перед глазами, так что Лойз никак не могла собраться с мыслями. Еще на борту корабля ее стала мучить тошнота, и она не могла ничего есть. Сколько времени она не ела? Она стала по-детски загибать пальцы, подсчитывая дни. Три, четыре… пять дней? И все время перед ее мысленным взором стояло лицо той темноволосой женщины, которая однажды утром явилась в Эс-Касл и предстала перед ней с какой-то сказкой. Что она налгала?
      Лойз изо всех сил напрягла память, стараясь вспомнить все подробности той встречи. И страх ее стал еще сильнее, когда она вдруг отдала себе отчет в том, что провал в памяти не имеет ничего общего с недомоганием и потрясением, которое она испытала. Нет, это была блокировка памяти, которая никак не могла быть связана ни с ее физическим состоянием, ни с эмоциями. Эта женщина… Бертора! Лойз испытала острую радость, когда все же сумела вспомнить имя женщины. Эта Бертора увезла ее из Эс-Касла, принеся ей какое-то сообщение. Но что это было за известие? И от кого? О, почему, почему она в такой глубокой тайне сохранила свой отъезд с Берторой из Эс-Касла? Какие-то отрывочные воспоминания у нее сохранились о дороге через лес, о шторме и о том, как они искали убежища от волн и ветра среди скал. А потом они спустились к самому морю и стали ждать.
      Почему? Почему она так спокойно оставалась с Берторой, не испытывая ни беспокойства, ни подозрения? Быть может, ею двигала какая-то посторонняя сила? Нет, в это трудно поверить. В Эсткарпе у нее были только друзья, не враги. А вот теперь, соединяя воедино отрывочные воспоминания, Лойз начала понимать, что Бертора вела с ней себя так, словно бежала от врагов на чужой земле! Неужели и у Карстена также есть волшебницы?
      Лойз сжала руками щеки, и те, и другие были холодны, как лед. Но ведь поверить в это — значит, усомниться в собственной же Родине. С тех пор, как потомки Древней расы были объявлены в Карстене вне закона — их убивали на месте по любому поводу — там не осталось волшебниц. И все-таки, она уже не сомневалась больше, что ей была навязана чужая воля, что ее, помимо ее собственного желания, кто-то принудил идти на юг, к морю, где ждал корабль.
      И что-то еще там было… что-то, связанное с Берторой. Она должна вспомнить, ведь это так важно. Она стиснула судорожно кулачки, так что побелели костяшки пальцев.
      Да, верно… Бертора что-то кричала им.
      Лойз не могла вспомнить, что именно Бертора кричала, но помнила интонации: они были сначала молящие, потом отчаянные. И один из тех, кто прибыл на корабле, прекратил эти крики, спокойно, почти небрежно проткнув женщину кинжалом. Бертора пала навзничь, руки ее вцепились в рукоять клинка так сильно, что владелец оружия не смог выдернуть его из груди женщины. Потом раздался короткий приказ, другой из прибывших наклонился над Берторой, пошарил в складках ее туники и извлек оттуда какой-то предмет, который зажал в кулаке — что именно? Лойз не сумела увидеть.
      Бертора отдала ее в руки Карстена, и за это ей заплатили смертью. Но помощь Берторе в этом деле оказало какое-то оружие, неизвестное Лойз.
      Впрочем, неважно, как это было сделано. Теперь она в Карcе, в руках Ивьяна. Даже если ее сейчас ищут в Эсткарпе, то все равно они могут строить только догадки о том, куда она исчезла. К тому же… если даже они догадаются… ведь им понадобится целая армия, чтобы выручить ее из Карса. А такую армию Эсткарп не может выставить в данный момент. Лойз достаточно часто присутствовала на военных советах, чтобы отдавать себе отчет, как непрочно сейчас положение Древнего Королевства. Стоит только им отправить армию против Карстена, и Ализон немедленно нападет на них с севера.
      Когда-то в Верлейне она была одна против могущества, против всей власти Фалька, и не было у нее ни одного друга в стенах этой морской твердыни. И снова она оказалась одинокой против могущественного врага, если бы только не эта ужасная тошнота, если бы только не кружилась так голова, она бы тогда могла мыслить более ясно. Но стоило ей лишь пошевельнуться, как пыльный пол начинал уходить у нее из-под ног…
      Внезапно отворилась дверь, темноту комнаты разрезал узкий луч света лампы, ослепивший ее на мгновение. Когда она открыла глаза, перед ней стояло трое: двое мужчин в ливреях герцогских слуг, один из них держал лампу, другой — поднос, уставленный тарелками, а третий не был мужчиной, судя по изящной фигуре и шарфу, накинутому на голову…
      Поставив лампу и поднос на столик, слуги удалились, и только тогда женщина подошла к Лойз и откинула густую вуаль.
      Она была выше ростом, чем наследница Верлейна, отлично сложена и держалась с непринужденной грацией и изяществом, каким не могла похвастаться Лойз. Светлые густые волосы были уложены в замысловатую прическу и убраны под золотую сетку, украшенную драгоценными камнями. Такие же драгоценности сверкали на шее, на рукавах и на подоле тяжелого платья, ее тонкие запястья украшали браслеты. Можно было подумать, что, готовясь к встрече, эта женщина специально украсила себя со всей пышностью и великолепием, какие были ей доступны. Но увидев спокойные глаза, серьезное лицо, Лойз подумала, что эта женщина вряд ли нуждается в такой поддержке, как вся эта мишура.
      Женщина протянула сверкающую драгоценностями руку, взяла лампу со столика и подняла ее повыше, глядя прямо в лицо Лойз оценивающим взглядом, который мог бы вызвать у нее краску смущения, но девушка даже не дрогнула. Она не могла, разумеется, соперничать с такой красотой. Взамен золотой копны у Лойз была гладкая прическа из бесцветных прядей; взамен изысканной грации движений, не заученной, а природной, Лойз отличалась неловкой угловатостью. Что же касается ума, то и здесь Лойз не превосходила эту женщину, ибо леди Алдис славилась своим умением искусно плавать в мутных волнах двора Ивьяна.
      — Должно быть, в вас есть что-то такое, чего сразу не увидишь, — первой нарушила молчание леди Алдис. — Но только уж очень глубоко это, видимо, скрыто у вас, милая герцогиня.
      Голос ее звучал шутливо, но в словах таилась дерзкая насмешка.
      Все еще не выпуская из рук лампу, Алдис отвесила поклон, и ее юбки грациозно взметнулись с непревзойденным изяществом, не доступным ни одной женщине, кроме нее.
      — Милая герцогиня, не хотите ли перекусить? Ведь, я думаю, вы должны были проголодаться за долгую дорогу?!
      Она поставила лампу на стол, подвинула поближе к Лойз стул, все это с преувеличенной услужливостью, в которой сквозило явное пренебрежение. Лойз не пошевельнулась и ничего не ответила. Алдис озадаченно поднесла к губам палец, потом улыбнулась:
      — А… я ведь еще не представилась Вашей Светлости! Меня зовут Алдис, и я очень рада приветствовать вас в вашем городе Карcе, где вас так давно ждут. Ну, теперь, быть может, вы изволите пообедать?
      — Разве Карc это не ваш город? — спросила Лойз так бесхитростно, как мог спросить ребенок.
      Она еще не знала пока, какую роль ей лучше всего играть, но на всякий случай решила, что имеет смысл держаться так, чтобы любовница Ивьяна недооценивала ее.
      Улыбка Алдис стала еще шире и яснее. — Все это — лживые сплетни. Им бы вовсе не следовало касаться ваших ушей, миледи герцогиня. Когда во дворе нет настоящей госпожи, кто-то ведь должен позаботиться о том, чтобы все шло как подобает и как угодно нашему лорду герцогу. Я льщу себя надеждой, что вы не захотите ничего изменить в налаженном порядке.
      Что это? Угроза или предупреждение? Во всяком случае, сказано это было самым небрежным легким тоном. Лойз считала, что Алдис никогда не согласится уступить свое место, свою власть, которой она здесь обладала, жене, на которой женились только по государственным соображениям.
      — Известие о вашей смерти было большим ударом для нашего милорда герцога, — продолжала Алдис. — Он ведь был готов приветствовать свою супругу, а вместо этого ему сообщили о том, что окно башни открыто и что за ним болтается разорванная веревка, а внизу бушует море — как будто эти волны жаднее его объятий! Немало огорчений принесло это нашему милорду герцогу! Зато каким большим облегчением было для него известие о том, что Лойз из Верлейна жива! Правда, ее околдовали эти собаки с севера и держат у себя в качестве заложницы. Но теперь-то все в порядке, не так ли? Вы в Карcе, и сотня мечей образует надежный заслон между вами и вашими врагами! Так что поешьте, миледи, а потом отдыхайте! Недалек тот час, когда вы будете должны во всей своей красе предстать перед взором своего супруга!
      Насмешка больше не была легкой — на сей раз Алдис выпустила коготки и вонзила их поглубже.
      Она сбросила салфетки со стоявших на подносе блюд, и запах пищи снова вызвал у Лойз приступ тошноты. Сейчас не время для проявления гордости, не время бросать вызов врагу.
      Лойз закрыла лицо руками, словно ребенок, который устал от рыданий, и с трудом поднялась на ноги, держась за спинку кровати. Ее качнуло к столику, и она с трудом двинулась к стулу и почти упала на него.
      — Бедное дитя! Вы и в самом деле измучены, — но Алдис не подошла, чтобы помочь ей, и Лойз была искренне благодарна ей за это.
      Лойз пришлось взять бокал двумя руками, чтобы поднести его ко рту, до такой степени она ослабла. Ей было неприятно, что Алдис видит, как у нее дрожат руки, она не хотела, чтобы та догадывалась о ее слабости.
      Впрочем, особого значения это сейчас не имело. Зато очень важно было то, что силы постепенно возвращались к ней, и прояснялись мысли. То, что Алдис пришла сюда, это, конечно, неспроста. Но пока еще Лойз не знала, сможет ли она извлечь какую-нибудь пользу из этого визита.
      По телу разлилось приятное тепло: тот страх, который грыз ее все время, понемногу начал ослабевать. Лойз поставила кубок на столик, пододвинула тарелку с супом и стала есть, с удовольствием вдыхая аромат навара. У герцога Ивьяна отличный повар. Против своей воли Лойз расслабилась, наслаждаясь вкусной едой.
      — Говядина в красном вине, — весело прокомментировала Алдис. — Это блюдо вам будут подавать теперь часто, ведь наш милорд герцог обожает его. Джаппон, наш шеф-повар, особенно славится этим блюдом. Милорд герцог желает, чтобы мы все учитывали его вкусы и всячески угождали ему.
      Лойз отпила еще немного вина.
      — Отменно выдержанное вино, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал так же весело и непринужденно, как и той… другой. — Похоже, что ваш милорд герцог — тонкий ценитель напитков. Правда, мне-то казалось, что его небо больше привыкло к грубому вину таверн…
      Алдис улыбнулась еще слаще.
      — Наш милорд герцог не любит, когда намекают на… Как бы это сказать?.. На не совсем обычное начало его карьеры. То, что он завоевал Карстен силой своего оружия…
      — И при поддержке наемников, — холодно перебила ее Лойз.
      — И с помощью своих сторонников, — согласилась Алдис. — Он гордится этим и часто рассказывает об этом в кругу друзей.
      — Тот, кто забирается на самую вершину, должен всегда помнить о том, что внизу, — Лойз отломила корочку орехового хлебца и разломила ее пополам.
      — Тот, кто поднимается к вершинам, всегда позаботится о том, чтобы внизу все было гладко и спокойно, — возразила Алдис. — Он научен не доверяться случаю, ибо фортуна слишком капризна.
      — А мудрость уравновешивает силу оружия, — ответила Лойз пословицей жителей холмов.
      Поев, она уже не чувствовала себя так отчаянно плохо. Но не следовало переоценивать себя. Ивьян далеко не глуп, он не привык попусту размахивать мечом и его нелегко провести. И он-то завоевал Карстен не только силой оружия, но и остротой ума. А уж эта Алдис… Тише, тише, Лойз, будь внимательна, ступай осторожно, чтобы ни один лист не шелохнулся…
      — Наш милорд герцог — непревзойденный искусник во многих вещах: и в обращении с мечом, и в совещательной комнате… Да и в постели тоже. Да и тело у него не искалечено, он отлично сложен…
      Лойз надеялась, что Алдис не заметила, как она похолодела при этих словах, но на это было мало надежды. И следующее замечание Алдис подтвердило опасения Лойз.
      — Говорят, что на севере замышляются какие-то великие дела, и во главе всего этого стоит какой-то несчастный карлик, который изо всех сил размахивает у кого-то украденным топором…
      — Да? — Лойз открыто зевнула, потом еще раз и еще. Ее усталость вовсе не была наигранной. — Слухи всегда преувеличены и мало похожи на правду. Я уже поела, можно мне теперь поспать?
      — Но, миледи герцогиня, вы говорите так, как будто считаете себя пленницей! А ведь вы — могущественная повелительница Карса и Карстена.
      — Я это буду иметь в виду. Но все же эта мысль, как бы отрадна она ни была, приносит мне меньше радости, чем принес бы отдых. А поэтому, пожелаю вам всего доброго, миледи Алдис!
      Еще одна улыбка, легкий смешок, и она исчезла. И Лойз тут же услышала звук, который и ожидала услышать — скрежет ключа в замке. Какой бы могущественной повелительницей Карса она ни была, во всяком случае, на эту ночь она — пленница, запертая в этой комнате, и ключ от замка не в ее руках. Лойз больно закусила губу при самой мысли о том, что именно это может означать.
      Она внимательно осмотрела комнату. Кровать без полога, который непременно полагался в таких покоях, стояла на возвышении, к которому вели две ступеньки. И когда она отодвинула ставни на одном из двух окон, рука еще нашарила прочную металлическую сетку, через ячейки которой проходила только первая фаланга ее указательного пальца, но не больше.
      У дальней стены стоял комод, в его ящиках лежала какая-то одежда, но Лойз не стала ее рассматривать. Она чувствовала страшную усталость, все ее тело ныло от желания растянуться на постели. Но ей нужно было еще кое-что сделать перед тем, как лечь. И когда задача была выполнена, Лойз почувствовала, что лишилась последних сил и вся дрожит в изнеможении. Сейчас она ляжет и уснет, но теперь никто не застигнет ее врасплох, потому что к самой двери был придвинут тяжелый стол.
      Несмотря на свинцовую усталость, сковывавшую все ее члены, Лойз долго лежала без сна. Она не загасила лампу, так что даже самые дальние углы комнаты были освещены.
      Ее томило мучительное беспокойство — когда-то она уже испытывала подобное… И оно было таким же сильным сейчас, как в тот миг, когда она пробиралась по подземелью, мимо забытого алтаря забытого народа, прежде, чем выйти под ясное небо. Подземелья Верлейна… Она на мгновение будто снова ощутила их гнетущую атмосферу и страшную наэлектризованность воздуха…
      Волшебство! Если когда-то хоть раз сталкивался с ним, то безошибочно определяешь снова и снова… В конце концов, ей вовсе неизвестны все тайны Эсткарпа, ведь было же когда-то время, когда они с Джелит провели много дней в самом сердце Карса под личиной воинов-наемников, собирая информацию, столь необходимую делу Севера. И вот сейчас здесь тоже могут быть агенты Властительниц.
      Она вцепилась руками в покрывало. Ах, если бы она только обладала такой Силой, если бы только могла послать сообщение, которое мог бы принять дружественный мозг-приемник! Она страстно желала этого, слезы струились по ее . щекам — ей нужна была не только помощь, а хотя бы поддержка, участие, сознание того, что она не одинока. Когда-то она была совсем одна, но потом появились Джелит и Саймон, этот высокий чужестранец, которому она сразу поверила, и вместе с ним — Корис! Слабый румянец выступил на ее щеках при воспоминании о насмешке Алдис. Несчастный карлик. Какая нелепость, какая ерунда! В нем была смешанная кровь, это правда, кровь матери из рода торов, с их приземистыми могучими телами, и кровь отца из благородного семейства из Горма, из людей, отличавшихся редкой красотой. Но все равно лишь его одного выбрало ее сердце из всех мужчин с того самого дня, когда она увидела его рядом с Саймоном. Они ждали ее у ворот Карса, переодетые наемниками, вызванные мысленным сообщением Джелит.
      Вызванные мысленным сообщением! Но ведь она не может послать такое сообщение! Лойз еще раз попыталась разобраться, что за барьер возник в ее мозгу, стараясь преодолеть его. Нет, здесь определенно было какое-то волшебство! Она совершенно уверена в этом!
      Лойз соскользнула с кровати на пол и, сама того не сознавая, принялась отодвигать стол от двери, словно выполняла приказ неведомой силы. Все внутри ее протестовало против этого, и все же через минуту стол был отодвинут.
      И почти сразу послышался звук поворачиваемого ключа в дверном замке, тяжелая ручка повернулась. Снова Алдис! На мгновение Лойз расслабилась, потом посмотрела вошедшей в лицо. Оно было точно такое же, как и раньше — красивое, спокойное… и все же не совсем такое!
      Что-то неуловимо изменилось в ее лице, Лойз не смогла бы даже сказать, что именно. Как будто та же самая легкая улыбка, то же ясное лицо. И все же всем своим существом Лойз чувствовала, что это — не та Алдис, которую она видела раньше.
      — Вы боитесь, — сказала Алдис, и ее голос звучал почти так же, как раньше — почти, но не совсем так! — У вас есть основания бояться, миледи герцогиня! Наш милорд герцог не любит, когда ему идут наперекор. А вы несколько раз обставляли его! Он должен вас сделать своей верной женой — вы ведь знаете, иначе ему не достигнуть своей цели. Но не надейтесь, что вы найдете в нем нежного возлюбленного! Отнюдь нет! И поскольку вы в какой-то мере мешаете и мне, я решила дать вам один шанс, миледи герцогиня.
      Что-то сверкнуло в воздухе и упало на край постели — маленький кинжал, из тех, которые когда-то приходилось Лойз носить на поясе, но все же настоящее оружие.
      — Это подарок для тебя, — сказала Алдис (и не Алдис) таким тихим голосом, что Лойз едва разбирала, что она бормочет. — Интересно, как вы решите им воспользоваться, миледи герцогиня, Лойз из Верлейна? Каким именно образом — так или иначе?
      И она исчезла. Лойз уставилась на тяжелую дверь, недоумевая, как Алдис так быстро исчезла. Словно вообще была лишь призраком — без плоти и крови
      — иллюзией и только.
      Иллюзия? Оружие и защита волшебниц. А была ли здесь Алдис на самом деле? Быть может, это всего лишь уловка со стороны какого-то агента Эсткарпа, который хотел хоть так помочь пленнице из Верлейна? Но нет, ей не следует питать таких призрачных надежд.
      Лойз бросила взгляд на постель, словно ожидая, что кинжал тоже исчез, как призрачное видение. Но он лежал там по-прежнему, и в руках у нее он был холодным и гладким на ощупь, а его тонкое лезвие остро отточено.
      Что ж, значит, она должна им воспользоваться. Только против кого же, интересно? Против Ивьяна? Или против себя самой? По-видимому, для Алдис — или для призрака Алдис — особой разницы в том не было.

      Саймон стоял на лестнице, прислушиваясь. Снизу доносились звуки битвы. Гремел боевой клич салкаров: «Сал! Сал!». Но Саймон прислушивался совсем к другим звукам, которые должны были послышаться сверху. Он не мог ошибиться. Где-то на верхних площадках этой лестницы должен быть Фальк.
      Вот оно! Скрежет металла по камню. Какую еще ловушку приготовил Фальк для своих преследователей? И все же, прежде всего, именно Фальк был им необходим для осуществления задуманного плана. А время работало против них, оно было союзником Фалька.
      Правда, пока что все шло, как они и рассчитывали. Судно, выброшенное на риф, открыло перед ними ворота крепости, выманило гарнизон за стены, привлекло к себе всеобщее внимание. Так что нападавшие уже проникли в крепость, прежде, чем люди Фалька успели опомниться.
      Но это не означало, что они готовы сдаться, наоборот, они сражались отчаянно, как люди, у которых нет пути к отступлению. Только потому, что в разгаре сражения Саймон оказался отброшенным вражеским ударом далеко в сторону, он успел заметить, как правитель Верлейна, высокий человек с огненно-рыжей гривой волос — шлем с него свалился, — побежал. Саймону приходилось слышать много легенд о том, как Фальк бросается в атаку впереди своих людей, но на этот раз властитель Верлейна повел себя почему-то совсем иначе. Вместо того, чтобы повести своих воинов в яростный бой против пограничников, Фальк метнулся в сторону и помчался к одной из внутренних лестниц. И Саймон, в голове которого все еще гудело от страшного удара, последовал за ним. Снова послышалось звяканье металла о камень. Быть может, там готовится оружие, более грозное, чем сабля или топор? Оттуда, где он стоял, Саймону была видна только верхняя площадка лестницы. И там вдруг стал разгораться бледный свет.
      Свет мигнул, Саймон задержал дыхание. Мерцание продолжалось несколько минут. Наконец Саймон не выдержал и сделал шаг наверх, потом еще один… Следующий шаг привел его на площадку, где его ожидало неведомое… Саймон считал колебания света. Он знал, что шаровые лампы, освещающие стены коридора, разгораются сильнее, если постучать по стене. Их никогда не меняли, секрет их был давно утерян. Теперь лампы стали тускнеть. Если они погаснут…
      Саймон двинулся вперед, прижимаясь спиной к стене, держа самострел наготове. Четыре ступени, шесть, осторожная перебежка по узкому коридору… Саймон очутился перед баррикадой — сваленный в кучу всякий хлам, стащенный второпях из соседних комнат. Быть может, Фальк лежит где-то рядом с оружием наготове, целясь в того, кто первым намерен разнести это нагромождение столов и стульев?
      Саймон почувствовал смутное беспокойство. Поступки Фалька странным образом не совпадали с тем, что ему было известно о береговом властителе. Он вел себя как человек, стремящийся выиграть время. Для чего? Все силы Фалька были брошены в бой, кипевший внизу. Он не мог надеяться на подкрепление. Нет, он пытается спастись в одиночку! Саймон и сам не понимал, откуда у него такая уверенность, но был убежден в этом.
      Может быть, Фальку был известен какой-то потайной ход, и он теперь его ищет?
      Снизу больше не доносился шум битвы, вероятно, в живых осталось лишь несколько бойцов Фалька.
      Лампы еще сильнее замигали, и тут же Саймон услышал наконец какой-то слабый звук, инстинкт бойца заставил его отступить. Белое пламя взрыва! Ослепленный сиянием, Саймон закрыл глаза руками. Но шума от взрыва он не услышал. Что бы это ни было, для Саймона оно было новостью. Теперь поплыли клубы дыма, горло стало немилосердно жечь. Саймон закашлялся, еще раз протер глаза, но ничего не смог увидеть.
      — Саймон! В чем дело?..
      — Фальк! — ответил Саймон Корису. — Будь осторожен… Он там, наверху…
      — Фальк! — Корис твердой рукой поддержал Саймона. — Что он там делает?
      —Чинит любое зло, какое только сумеет, лорд, — раздался позади них голос Ингвальда.
      — Осторожно, — сказал Саймон. Зрение к нему вернулось. Он скользнул вверх по лестнице, опережая Кориса. Дымовая завеса рассеялась, на стене виднелись обугленные участки дерева, в воздухе носились хлопья золы.
      Ни звука не доносилось на площадку, куда выходили двери. Саймон продвигался вперед шаг за шагом. Из-за одной двери послышался громкий шорох, и, прежде чем Саймон успел сделать движение, огромный топор Вольта обрушился на створку двери. Дверь разлетелась, и они увидели комнату, прямо перед ними было широко распахнутое окно, из которого свисал обрывок веревки, прикрепленный к сундуку.
      Корис положил топор на пол и вцепился в веревку. Напрягая могучие мышцы, он стал тянуть веревку вверх. Саймон и Ингвальд подбежали к окну. Ночь была темная, но все равно все происходящее внизу было достаточно ясно видно. Фальк собирался с помощью этой веревки спуститься на следующую, более низкую, крышу. Но сейчас веревка медленно и неуклонно ползла вверх — дальше и дальше от того места, где Фальк мог безопасно спрыгнуть вниз.
      Саймон увидел белое пятно лица Фалька, обращенное вверх. Дергаясь на конце веревки, словно марионетка, властитель Верлейна поднимался все выше
      — туда, где они его ждали. И тогда он разжал руки и с глухим стуком упал вниз на соседнюю крышу. И падая, он издал отчаянный крик, словно то, что он сделал, свершилось помимо его воли. Неужели он и в самом деле до самой последней секунды надеялся спастись подобным образом? Теперь он неподвижно лежал на крыше, одна его рука судорожно дернулась вверх и тут же замерла.
      — Он еще жив, — Саймон потянул к себе веревку. Он и сам не мог бы объяснить, почему ему было так необходимо заглянуть в лицо Фальку. — Я должен спуститься туда, — он поспешно привязывал веревку к поясу.
      —Ты думаешь, что за этим что-то кроется? — спросил Корис.
      — Думаю, да.
      — Тогда спускайся. Только будь осторожен. Даже с вырванным жалом змея опасна. А у Фалька нет оснований оставлять в живых своих врагов.
      Саймон выбрался через окно, и они стали осторожно спускать его вниз. Наконец ноги его коснулись крыши, он сбросил веревку и двинулся к неподвижной фигуре.
      Поднеся фонарь к распростертому телу, Саймон опустился на колени и сразу же убедился, что несмотря на страшные увечья, Фальк еще жив. Отчаянным усилием властитель Верлейна повернул голову, и взгляды их встретились.
      Саймон хрипло вздохнул, едва подавив вырвавшийся было крик. Ибо то, что он увидел в этих тускнеющих глазах, было поистине страшно. В них была ненависть и боль. И что-то еще, совершенно отличное от ненависти и боли — и это нечто было несравнимо ни с какими человеческими эмоциями.