- Если у тебя хорошее приданое, - предположила дочь Хуаны, - мама не станет возражать. А твоя семья согласится на ваш брак?
      Бритис некоторое время молча ела мясо, поднялся ветер.
      - Не обижайся, Леатрис. Моей матери нравится Осеберг, а тетя Нориэль одна из ее лучших подруг.
      Но у нее сейчас неприятности в семье из-за другой женшины-пришелицы, и все считают.., ну, я хочу сказать, что никто не хочет ссориться с твоей матерью.
      Леатрис в отчаянии поняла, что у ее матери сложилась репутация самой большой склочницы, и кивнула.
      Как в балладе, которую она только что пела, жалобно подумала она, и ее мама в роли госпожи Капелы. Ну, ладно! Тогда она сама должна быть.., принцессой Лаурой! Она наклонилась, приблизив лицо к костру.
      - Послушай, Бритис, - негромко сказала она. - Мы что-нибудь придумаем. Ладно?
      - Конечно, сестра, - согласилась Бритис.
      Они пожали друг другу руки над огнем, спели еще одну песню, грубоватую, но не оскорбительную, и свернулись на своих постелях поближе друг к другу и к огню, потому что началась осень и стало холодно.
      ***
      Утро было прохладное. Арона перестала пропалывать огород и начала раскладывать овощи и фрукты для просушки на зиму. Листва на деревьях приобрела желтый и великолепный алый цвет. А госпожа Марис, все дни совещаясь со старейшими и обсуждая дела старейших, почти не появлялась в Доме Записей. Ароне пришлось одной записывать новости: смерть старой пришелицы Мельбригды, посвящение Нельги, дочери Олвит, своей ровесницы.
      Ей не с кем было поговорить. Мать и тетя Лорин, как и Марис, большую часть времени отсутствовали. Тетя Ната могла только жаловаться на сладкоречивую Элен, которая подлизывается к Бетиас и со всем соглашается.
      У ее ровесниц у всех были собственные заботы. Эгил, теперь помощник на конюшне у Дарран, хозяйки мулов, и порученец всех остальных, только и думал о том, как пришивать оторванные им пуговицы на блузке Ароны. - Я не верю, что ты сам не умеешь расстегиваться, - воскликнула она и предложила показать, как это делается. Эгил стоял неподвижно, явно довольный, пока она не дала ему в руки иглу. Он попятился так, словно игла его укусила, и посмотрел на нее, словно его ударили. Совершеннолетие Нельги немного оживило Арону.
      - Я пришла пригласить тебя, твою мать и сестер на девичник, - сказала она, видя, как он кисло смотрит на пуговицу. - Одна из моих подруг оставила за собой детство. Я принесла достаточно еды для всех: так требует вежливость по отношению к пришелицам. И не отворачивайся: я знаю, у тебя не было времени сшить себе красивое платье или купить у торговцев. Мы здесь даем одежду взаймы, и у меня есть двоюродная сестра твоего роста. Что скажешь?
      Эгил нахмурился.
      - Ты понимаешь: моя мать больше не хозяйка самой себе.
      Арона удивленно смотрела на него.
      - Эгил! Никто не подумает помешать ей прийти!
      Пошли! Давай узнаем.
      Эгил упрямо ответил:
      - Нет. - Арона пожала плечами и ушла, удивленная.
      Пришла Элтеа, хромая ткачиха, попросила на время мула.
      - Я иду на ферму госпожи Лойз. Там ведь живет твоя мать. Передать ей что-нибудь?
      Эгил нахмурился и посмотрел в землю.
      - Скажи ей, что скоро я ее освобожу.
      - Что? - воскликнула Элтеа и ушла, озадаченная.
      Она поразилась, увидев во дворе Лойз большой железный котел, наполненный землей, с посаженными в нем цветами. Котел стоял у двери. Это был радут, обычно его используют только для демонстрации богатства. Говорили, что дочери Лойз не работают, потому что они слишком богаты для этого. Элтеа с отвращением фыркнула. Радут.
      Старая ткачиха спешилась и села в полированное деревянное кресло-качалку. Она пила сидр, ела печенье и говорила о прекрасной вышивке. Чтобы переменить тему, сказала:
      - Эгил прислала сообщение матери.
      Глаза Лойз расширились.
      - Этой слабоумной? О, боже, стоит ли посылать за ее матерью? Бедняжка из-за всего впадает в истерику.
      Однако... - Она грациозно пожала плечами.
      Лойз вышла, а Элтеа смотрела на вышивку. Такую не могла сделать слабоумная.
      Как только Лойз вышла, в комнату скользнула Лиза в неуклюжем самодельном платье. На руках у нее был ребенок лет восьми.
      - Помоги Ловри, - попросила она с сильным акцентом. - Пожалуйста, помоги. - И она как будто в страхе оглянулась, хотя Лойз известна своей добротой. Слабоумная? Истеричка?
      Элтеа развернула тряпку, которой была замотана рука ребенка. Рука покраснела и распухла, она была горячей на ощупь. Элтеа нахмурилась.
      - Прости. Я плохо говорю на твоем.., языке. Гуззь? - Она сложила руку головкой и сделала вид, что кусает.
      - Гусь. Один гусь, два гуся.
      - Укусил Ловри. - Лиза повторила жест Элтеи. - Я просила хозяйку помочь. - Она в отчаянии прикусила губу. - Хозяйка сказала. - Она со сладкой улыбкой покачала головой и пропела:
      - Не сердись, Лиза. - Снова подняла голову. - Нужно... - Лиза искала слово.
      - Целительница. - Элтеа встала, взяла ребенка на руки и захромала к двери. - Отвезу. Оставайся здесь.
      Я вернусь. Со старейшими.
      - Хозяйка не позволяет мне ходить. Никуда, - сказала Лиза очень тихо, оглядываясь по сторонам. Она пошла за ткачихой к мулу.
      Во двор выбежала с широко распахнутыми глазами Лойз.
      - О, вот где ты, Лиза! Какая нехорошая! Она тебя беспокоила? Мне приходится за ней все время следить, - призналась фермерша, - иначе она куда-нибудь уходит.
      Послушай, Лиза, - пропела она.
      Элтеа устроила ребенка за собой на муле и фыркнула.
      - Вздор! У нее не меньше мозгов, чем у тебя, молодая женщина. Просто они говорят на другом языке, вот и все! - Она пощелкала мула. - Я вернусь.
      Ловри впилась голыми пятками в бока мула.
      - Хозяйка держит маму под замком и говорит с ней, как с ребенком, сказала она, скривив губы.
      - Слышала, - коротко ответила Элтеа. Лойз кричала, чтобы она вернулась. Элтеа проехала в центр деревни и спешилась у дома госпожи Флори. Дом Исцеления был пуст. В нем сейчас была только одна женщина из пришелиц со сломанной рукой и перевязанными ребрами. Она сидела на крыльце и одной рукой нанизывала овощи для просушки.
      - Где Флори? - спросила ткачиха.
      Женщина указала. Элтеа покачала головой.
      - Скажи мне. - Последовал поток незнакомых слов.
      Элтеа снова покачала головой и поехала к Дому Записей. Арона понимает этот лепет. Старуха въехала во двор и крикнула:
      - Арона, дочь Бетиас!
      Арона высунула голову в дверь.
      - Что случилось? - встревоженно спросила она.
      Элтеа фыркнула.
      - Пришелица не безмозглая. Может, стеснительная.
      Ее дочь больна. А эта дура Лойз не слушает, держит ее взаперти. Ты понимаешь их речь. Ну?
      Арона, покраснев, опустила голову.
      - Я думала, госпожа Лойз будет добра. Все так считают.
      - Где целительница? - спросила ткачиха.
      - Не.., не знаю, госпожа Элтеа, - ответила Арона, на глаза ей навернулись слезы. Она еще сильней покраснела и вытерла глаза рукавом.
      - Пошли, - приказала Элтеа. Арона схватила с порога сандалии и побежала за ней. У целительницы никого, в Священном Доме никого, никого и в зале для собраний. Старая хромая ткачиха на муле, держа на руках Ловри, мрачно ездила по деревне. Никого из старейших не видно. Ловри побледнела, хотя упрямо старалась сидеть на муле прямо. Она прижимала к себе больную руку. Облака снова закрыли солнце, и мул прижал уши. Кругами бегала собака, потом заползла под крыльцо.
      Элтеа остановилась и достала из кармана несколько гадательных палочек. Потрясла их и бросила, рассмотрела, что получилось, и покачала головой.
      - Дом волшебницы, - сказала она.
      Бревенчатый дом, к которому они подъехали, долго стоял покинутым, потому что его хозяйка умерла вместе со своими дочерями. Джомми, которому пришлось в спешке покинуть деревню, год спустя вернулся с одной из дочерей Гунноры и странной женщиной в тускло-сером платье. У женщины был необычный светящийся голубой камень. На него больно было смотреть. Незнакомая женщина не назвала своего имени, сказав, что это противоречит обычаям ее народа, но с мудрой печальной улыбкой добавила:
      - Можете называть меня Несогласной. - И так как никто раньше этого слова не слышал, объяснила:
      - Волшебницы Эсткарпа ненавидят сокольничьих, потому что сокольничьи отделились от своих женщин.
      - Или мы от них, - ответила тогда Ната, дочь Лорин.
      - Поэтому они не помогают и вам, женщинам сокольничьих.
      - Это бессмыслица! - выпалила в тот день Арона, Она была совсем молодой, у нее не хватало передних зубов, и мать поторопилась утихомирить ее, извиняясь перед гостьей. Но странная женщина печально покачала головой и засмеялась.
      - Устами ребенка... - сказала она, но больше ничего не добавила.
      Зачем она оказалась в их деревне и что здесь делает, никто не знал, кроме, может быть, старейших. Теперь Несогласная живет здесь уже несколько лет, иногда помогает целительнице Флори и жрице Бирке, а остальное время работает в огороде, как все остальные. Ей предлагали сильную девушку, чтобы помогать пропалывать сорняки и таскать воду. Несогласная вежливо поблагодарила, но отказалась.
      Конечно, палочки должны были указать на женщину, которая помогает целительнице, подумала Арона, но из вежливости не стала высказывать свою мысль вслух.
      Они спешились. Из камина поднимался дым, в доме кто-то есть. Элтеа со двора крикнула:
      - Эй, в доме! - Никто не ответил.
      Арона добавила своим громким высоким голосом.
      - Несогласная! Госпожа волшебница! У нас больной ребенок! Ты нам поможешь? - Снова никакого ответа, но Арона чувствовала, что в доме кто-то есть. И этот кто-то решил не отвечать. В ней закипел гнев. На старейших, которые исчезли, когда нужна их помощь. На госпожу Лойз, которая обращается с Лизой как со слабоумной. На себя за то, что поверила в доброту Лойз и послала Лизу и Ловри жить к госпоже Лойз. Даже на Эгила за его нахальство. Она смело взяла Ловри на руки, подошла к двери и постучала.
      - ., считаешь, что мы должны отложить праздник? - услышала она тревожный негромкий голос жрицы.
      - Нет, - ответила волшебница, - иначе все всполошатся. - Она встала. Арона, - сказала Несогласная холодным отчужденным голосом.
      Они все здесь, собрались у очага Несогласной, с печеньем, сидром и ручной работой, как на всяком собрании. Госпожа Флори, госпожа Марис, госпожа Бирка, бабушка Лорин, пять других и бархатно-серый кот с голубыми глазами. Все смотрели на девушку, которая немыслимо грубо ворвалась к ним без слова приветствия.
      У нее на руках приподнялась Ловри, дочь Лизы.
      - Она больна! - хрипло сказала Арона. - Мы не могли найти никого, кто смог бы помочь! Я... - С покрасневшим лицом она сунула Ловри на руки госпоже Флори, посмотрела на женщин, повернулась и убежала.
      Она пробежала бы и мимо Элтеи, но ткачиха уже развернула мула и остановила ее.
      - Ну? - спросила она.
      - Они все там, - ответила Арона. - Разговаривают.
      На крыльцо вышла госпожа Бирка и подозвала Элтею.
      - Ты должна была бы быть среди старейших, - строго сказала она. - Но отказалась. Прими это, как только наше дело. Арона, ты не скажешь никому ни слова, даже не намекнешь. Именем твоей матери?
      Арона отшатнулась и посмотрела в сторону.
      - Именем моей матери, - поклялась она. Ее до мозга костей охватил холод от того, что она почувствовала в доме. И вот, пряча лицо за Элтеей, она пошла назад, к Дому Записей.
      5. Злая дрожь
      Леатрис научилась вместе со своими новыми подругами бегать за овцами, ночами стоять на страже от волков и убивать копьем кроликов на ужин. День следовал за днем, и лицо ее все больше загорало под солнцем. Волосы спутались, и она убирала их под шляпу, как остальные.
      И вот в самом конце загона из-за холмов, очень близко, послышался крик волка-лисы. Леатрис была на страже. Она вздрогнула. Она еще так плохо умеет бросать веревку или копье. Что, если сейчас нападут на стадо?
      Позвать на помощь? Овцы тревожно блеяли за ней, собаки шевелились во сне. Одна подняла голову и шумно принюхалась.
      Закричал ягненок, высоким, резким и испуганным голосом. Леатрис побежала на звук и увидела, что глупое животное отошло от стада на несколько сотен человеческих ростов. Где вторая девушка-караульная? Почему молчат собаки? Леатрис концом копья подняла ближайшую собаку и побежала к ягненку. Над ним, устремив морду к горлу, нависла какая-то неясная тень.
      - Волк! - закричала Леатрис. За такой крик мать ее отшлепала бы. Волк!
      Зверь, не испугавшись, посмотрел на нее, оскалил окровавленные зубы и продолжал есть. Надеясь, что держит копье правильно, Леатрис взяла в другую руку нож и вогнала копье в глотку хищнику.
      Но не попала! Хищник прыгнул в сторону и скрылся в ночи. Леатрис склонилась к ягненку, чтобы посмотреть, можно ли ему помочь. Слишком поздно увидела она, как серый зверь прыгнул к ее горлу. Торопливо подняла руку, защищая лицо. Зубы волка сжали ее руку. Она закричала от боли, свободной рукой подняла нож и принялась наносить удары, надеясь, что причиняет хоть какой-то вред. Потом почувствовала руки у себя на плечах.
      Разжимая челюсти мертвого волка, Нидорис присвистнула. Рукав разорван, из укусов течет кровь. Бритис и Нельга уложили Леатрис, Нидорис вытаскивала из ран все кусочки, какие могла рассмотреть при свете горящей ветки, которую держала Сарис, та самая сторожевая девушка, которой не оказалось вовремя. Потом Нидорис раскрыла мех, который никому не разрешалось трогать, и снова и снова принялась промывать раны. Леатрис старалась не кричать от боли, потому что эти девушки как парни, они презирают слезы и истерику. Но все равно не могла удержаться от стонов.
      Нидорис потрепала ее по плечу.
      - Где твоя чистая тряпка для крови? - спросила она.
      Смущенно - о таких вещах не принято говорить вслух - Леатрис прошептала:
      - Я ее использую.
      - Поэтому он напал, - прошептала Бритис. - О, Леатрис, почему ты нам не сказала?
      - Она не знает! - выпалила Нидорис. - Вот в чем дело! В ее проклятой деревне на это не обращают внимание. Есть у кого-нибудь чистая тряпка для крови? - Бритис протянула ей тряпку, и Нидорис перевязала руку. - Сарис! А ты где была, во имя Джонкары?
      - Со мной то же, что с Леатрис, - просто ответила Сарис. - Началось внезапно. Знаешь, как это бывает.
      Нидорис презрительно сказала:
      - В следующий раз сначала кого-нибудь разбуди.
      Ну, давай! - Она обняла дрожащую плачущую девушку, положив ее голову себе на руку. - Ты смело действовала. И ты получишь шкуру. Знаешь об этом? Гордись. - Она отвела Леатрис назад к костру, где теперь все девушки проснулись и смотрели на них. - Слушайте! Наша Леатрис одна убила Пса Джонкары!
      Девушки радостно закричали. Леатрис, у которой от боли и пережитого страха кружилась голова, смутно поняла, что стала героиней. Она, которая никогда не могла угодить матери! Да и сейчас она сомневалась, чтобы Хуана хорошо отнеслась к ее подвигу. А завтра они возвращаются. Леатрис задрожала.
      Нидорис дала ей особый мех, и Леатрис послушно глотнула. Это оказался крепкий неразведенный эль, сама душа эля.
      - Вода жизни, - сказала Нидорис подавившейся Леатрис. - Госпожа Гондрин хорошо его готовит. Для целительниц. - Она с помощью еще двух девушек уложила Леатрис.
      "Я героиня", - удивленно думала Леатрис. Потом она уснула.
      ***
      Осеберг, сын Моргата, скривившись, смотрел, как Нориэль, кузнечиха, подносит к его волосам раскаленное железо для завивки. По его прежним стандартам, он зарос; она говорила, что он слишком коротко подстрижен. Его сестра Леатрис, завитая и одетая, гордо демонстрируя раненую руку на перевязи, удерживалась от смеха, пока Нориэль не достала платье, которое носила девушкой.
      - Я не стану это носить! - сказал Осеберг, а Леатрис прикрыла рукой рот. Смешки пробивались из-за руки, как ручей из-за плотины, их сопровождало икание. Их мать, Хуана, скривилась еще сильнее Осеберга, хотя сама хорошо выглядела в платье, занятом у птицеподобной Эйны, дочери Наты. Гордость, решила Нориэль. Хуана бедна, а Осеберг слишком массивный, чтобы быть красавицей. Хуане придется смириться с тем и другим.
      - Ну, вот, - довольно сказала Нориэль. Они критично посмотрела Осебергу в лицо. Подойдя ближе, прошептала:
      - Нужно острое лезвие, чтобы убрать волосы с твоего лица. - Он попятился. Она негромко добавила:
      - Я знаю, какими жестокими могут быть девушки. Они будут смеяться над тобой, говорить, что ты старая карга. Только у старух на лице бывают волосы, но даже они их сбривают.
      Осеберг дернулся.
      - Девушки будут смеяться надо мной? - негромко спросил он. Она кивнула. Он взял лезвие и отправился в соседнюю комнату.
      - Хорошие дети, - сказала Нориэль, потрепав Хуану по плечу. - Осеберг подрастает очень хорошо, ты должна гордиться. А когда попробуют твои блюда, Хуана, твоя репутация будет создана. Представь себе, Бетиас так хвалит цыплят Элен! Осеберг, ты уверена, что тебе не нужна лента для волос?
      - Совершенно уверен! - взревел он и едва не упал в непривычном платье, спускаясь со ступеней. Если Эгил увидит его одетым, как кукла, он этого не переживет, но тетя Нориэль заверила его, что здесь все так одеваются, а девушки решат, что он деревенщина, если придет на пирушку в старой одежде. А все из-за чего. Нельга какая-то достигла возраста замужества. Она такая же красивая, как Бритис?
      Группа из кузницы встретилась с другой на тропе.
      Семья с девушкой лет тринадцати.
      - Здравствуй, госпожа Нориэль, - сказала Бритис.
      Осеберг напрягся, ожидая услышать ее смех. - Осеберг!
      Какие у тебя красивые волосы! И завиты непривычно!
      Так у вас носят? - Она поднесла руку к его тщательно сделанным завиткам. Хуана поджала губы. Леатрис отступила, чтобы Бритис могла идти рядом с Осебергом. Осеберг неожиданно почувствовал себя лучше и улыбнулся.
      - Здравствуй, Бритис, - сказал он.
      Эгил тоже был в платье, которое дала ему одна из старейших, но он его перепоясал и подрезал примерно до длины мужского халата. Свои усы он тщательно расчесал начистил сапоги и предложил руку своей сестре Ханне, зайдя за ней в Дом Исцеления. Невозможно свернуть к Дому Записей, чтобы увидеть Арону. Эгид задерживался как можно дольше, но она не появилась.
      - Ты сегодня хорошо выглядишь, - сказал он Ханне, провожая ее к дому матери Нельги. - Еще четыре года, и ты будешь королевой на собственной пирушке совершеннолетия. Как тебе работается у госпожи Флори?
      - Очень хорошо! Я смотрела, как она зашивает руку Ловри, и сама срезала дикое мясо. Ловри все плакала, и госпожа Флори велела мне носить ее на руках и успокаивать.
      Размышляя о странном ребенке, который радуется виду хирургической операции, Эгил едва не пропустил женщин на перекрестной тропе. Увидев их, он снял шляпу и поклонился, как ему казалось, очень величественно.
      - Госпожа Арона, - сказал он.
      - Здравствуй, Эгил. Как Ловри? - ответила девушка рассеянно. Куры сегодня все утро беспокоились, кудахтали и кричали, словно к ним пролезла лиса. Коза, госпожа Безрогая, отказалась давать молоко. Даже кошка, Рыжая Малышка, забилась под кровать и не выходила.
      Может, это предвещает смерч, землетрясение? Или просто неприятности в доме?
      Эгил стиснул зубы. Когда-нибудь она его заметит!
      Неожиданно земля дрогнула, тропа задрожала. С холма Часовых послышался сигнал крайней опасности, его подхватили все в деревне. Эгил услышал крик:
      - Бегите в пещеры!
      - Бежим в пещеры! - повторила Арона, сигнал опасности слышался все снова и снова. Потом:
      - Куры! Госпожа Безрогая! Кошка!
      - Ради любви.., ты теперь беспокоишься о какой-то кошке? - закричал Эгил.
      - О курах и козе! - ответила она и побежала назад, к Дому Записей.
      Госпожа Безрогая беспокойно трясла головой и пыталась спрятаться. Арона взяла веревку с петлей, позвала козу и искусно набросила петлю ей на рога.
      - Эгил! Лови! - крикнула она, направляясь к курятнику. Земля под ногами так дрожала, что трудно было устоять. Арона нашла клетку с курами и сунула в нее трех испуганных кричащих куриц. Но тут задрожал и курятник.
      - Беги, Арона! - закричал Эгил, отталкивая ее рукой. Ударяя себя по ногам клеткой с курами, она побежала. Двор наклонился вперед, потом назад. Арона упала лицом вниз, Эгил упал на нее.
      В грохотом рухнул курятник. Арона с любопытством огляделась, встала и побежала на север.
      - Сюда! - позвала она Эгила. Приподняв юбку, она побежала через лес так быстро, что он не мог ее догнать.
      Потеряв ее среди деревьев, Эгил кричал:
      - Арона! Арона! - Сердце его колотилось все быстрее. Он представил себе, как она лежит, беспомощная, со сломанной ногой или прижатая деревом. А может, на нее напал дикий зверь.
      На тропе показались еще бегущие. Рослая мускулистая женщина в праздничном платье схватила его за руку.
      - Сюда! - крикнула она и потащила его за собой. - Быстрей!
      Легкие его требовали воздуха, горло пересохло. Эгил вырвался и последовал за женщиной. Они прибежали к высокому утесу, к которому он не стал бы подходить во время землетрясении - из страха перед камнепадами. Женщина пошла прямо к утесу, и Эгил увидел вход в пещеру. И вошел в нее.
      Тут земля задрожала по-настоящему, как "будто над головой рушится гора. Нет, решил Эгил, весь хребет. У входа в пещеру плясали голубые огоньки, снаружи в смертельном страхе завыли звери. Странные молнии сверкнули над Соколиным утесом и в горах. Подул холодный ветер. Наконец, истощенный, Эгил сел у стены пещеры, опустил голову на колени и уснул.
      ***
      Арона сидела на помятой клетке с курами, прижимаясь спиной к холодной грубой каменной стене пещеры.
      Куры, оказавшись в темноте, милосердно стихли. Стена за ее спиной дрожала, но держалась. У входа женщина-пришелица высоким голосом кричала:
      - Глупо прятаться в пещере во время землетрясения! Нас всех здесь завалит заживо!
      Это Хуана, живущая на кузнице. Та самая, что устроила бешеный припадок, когда ее дочь вернулась с загона раненой. Как тетя Нориэль ее выносит? Даже, кажется, гордится дурным характером своей постоялицы. Со страхом Арона поняла, что эта женщина права. Хорошо, что мало кто ее понимает: меньше всего сейчас в пещере нужна паника.
      Она услышала в голове слова, словно сказанные вслух: "Здесь мы уцелеем. - Голос был холодным и совершенно спокойным. - Сиди тихо". - Арона узнала волшебницу, которую называют Несогласной.
      Когда ее глаза привыкли к полутьме, она посмотрела в сторону входа. Слабое голубоватое свечение, которое она считала исходящим от Соколиного утеса, на самом деле испускали закутанные в капюшоны фигуры у входа. Они танцевали в этом свете, и свет танцевал вокруг них. Нельга, дочь Олвит, дрожащим голосом сказала:
      - Ну и праздник совершеннолетия! Такого никто не забудет!
      - Нет! - завывала Агта, дочь Леннис. - Это несправедливо! - Асту редко приглашают на праздники, и она их высоко ценит, подумала Арона.
      Снова стало шумно. Грохот громче грома, словно рушатся целые горы. Голубой свет усилился, воздух заполнило негромкое монотонное пение. Ноздри Ароны ощутили резкий запах недалеко ударившей молнии. Протестующе залаяла собака. Арона почувствовала рядом с собой чье-то плечо и похлопала соседку по руке. Рука оказалась большой, с крепкими сильными пальцами, волосатая, но с гладкой кожей.
      И тут Арона почувствовала, как соседка схватила ее за грудь. Все спокойствие исчезло. Арона резко потащила и согнула руку, а снаружи продолжала бушевать буря.
      - Ой! - послышался знакомый голос.
      Она вздохнула и отпустила руку.
      - Осеберг, дочь Хуаны, - с отвращением сказала Арона. - Почему ты всегда так делаешь?
      - Ну, некоторым девушкам нравится, - обиженно ответил Осеберг с легким акцентом.
      - Сестре Бритис, - удивленно согласилась Арона.
      Она вспомнила, что Бритис, дочь Наты, гладит всех животных и детей, старается дотронуться до любых предметов. Неожиданно она ощутила голод и поняла, что он вызван запахом пищи у какой-то семьи. Арона сложила шаль, подсунула себе под спину и постаралась снова усесться. Снаружи раздался резкий треск, как будто молния ударила в середине деревни. Послышался такой звук, будто разваливаются самые большие дома, и вся гора задрожала. Закричала коза, тонким голосом заплакал ребенок. Арона глубоко вдохнула и уловила запах испуганных людей и животных, жмущихся друг к другу, и снова запах пищи.
      - Сколько мы здесь пробудем, кто-нибудь знает? - неожиданно спросила она.
      Осеберг подтолкнул ее.
      - У меня с собой миска с жарким, - прошептал он. - Оно готовилось для пирушки. Хочешь?
      Арона окунула палец.
      - Твоя мать готовила? Вкусно! Она и госпожа Элен должны продавать свои блюда, как госпожа Гондрин продает эль. У нас многие слишком устают к концу дня, чтобы готовить. Я знаю, так бывает у тети Нориэль.
      Осеберг заговорил тише.
      - Арона. Мама говорит, что госпожа Нориэль, наверно, любит женщин. Это правда?
      Арона удивленно ответила:
      - Я думаю, ты права. Несмотря на свою застенчивость, она любит людей. А тебе не кажется?
      Осеберг молчал. Холодный ветер ворвался в пещеру, все задрожали, но затем последовал порыв горячего воздуха.
      - Жаль, что ты не попал на праздник, - прошептала Арона. Они продолжали есть праздничное блюдо. - А твой праздник совершеннолетия был хороший? Или ты еще не достиг возраста?
      - Если бы я достиг возраста, сражался бы в армии, - прошептал в ответ Осеберг. - Так поступают все.
      У нас есть праздники именин, и на них мы приходим одетые как взрослые. Леатрис зачесывает волосы вверх - ей пятнадцать лет. Это значит, что она уже может выйти замуж. Но отец не торопился ее выдавать.
      Ароне пришлось спросить, что такое армия и что значит выйти замуж и выдавать. Осеберг попытался объяснить, но все время спрашивал: "А что, у вас не выходят замуж?", а Арона тем временем пыталась освоиться с концепцией сражений большими группами. Она в очередной раз опустила пальцы в миску и ощутила горячую керамику. Вся гора снова задрожала, несколько женщин закричали. Потом заплакали дети. Все услышали голос Несогласной, строгий голос, каким госпожа Бирка разговаривает с непослушными девочками: "Тише, если дорожите жизнью!"
      Дрожь продолжалась, казалось, целую вечность. Вся пещера заполнилась напряженным голубым сиянием, которое на этот раз исходило сзади. Резкий запах озона заполнил воздух. Ужасный шум оглушал, он продолжался часами. Потом наступила полная тишина. Снова заплакали дети.
      "Спокойствие не продлится долго, - услышали все мысленный голос Несогласной. Она говорила материнским тоном. - Госпожа Марис, ты успеешь сделать перекличку" Арона услышала облегчение в голосе хранительницы записей. Та начала перекличку.
      - Арона, дочь Бетиас!
      - Здесь, - отозвалась Арона в тишине дрожащим голосом.
      Все отвечали один за другим, отвечали семьями, вначале матери, потом дети, потом подмастерья, наконец пришелицы. Наконец, всех пересчитали.
      - Эйна, дочь Парры.
      - Я отвечаю за нее, - послышался спокойный глубокий голос бабушки Лорин.
      Перекличка закончилась. Хранительница записей сказала:
      - Я думаю, следует извиниться перед Нельгой, дочерью Олвит, чей праздничный девичник нарушила катастрофа. Сестры, давайте поделимся едой.
      - Угу, - негромко сказали друг другу Арона и Осеберг.
      - Если что-то еще осталось, - заметила госпожа Бирка, и Арона почувствовала, что ей хочется свернуться в клубок.
      ***
      Эгил, сын пекаря, был прижат к стене между могучей кузнечихой госпожой Нориэль и матерью своего друга Осеберга Хуаной. Он по-прежнему держал в руке веревку госпожи Безрогой и застонал, когда испуганная коза украсила его сапоги в деревенском стиле. Когда делали перекличку, он услышал имя Ароны и затаил дыхание, дожидаясь ответа.
      Смелая девушка! Голос ее не звучит истерично. Эгил хотел окликнуть ее, сказать, что он здесь, но не решался прервать перекличку. Эти женщины организованны, почти как в армии. Ну, что ж, ведь они женщины сокольничьих. Когда дошла очередь до его имени, он ответил громко и четко, чтобы Арона могла его услышать. И, конечно, мать, братья и сестры.
      - Лиза, дочь Сигер!
      - Элизабет, - поправила его мать. Глаза Этила расширились. Она всегда так ненавидела полную форму своего имени и никогда на его памяти им не пользовалась. Пользовалась бабушка, когда сердилась на невестку. Громко и четко:
      - Элизабет, дочь Сигер, из ткацкой Элтеи!
      - Ханна, дочь Лизы... - смешок... - Ханна, дочь Элизабет, из Дома Исцеления.
      - Осеберг, дочь Хуаны, подмастерье кузнечихи.
      - Осеберг, сын Моргата! - взревела Хуана, как раненый пес.
      Арона вздохнула, думая о поправках, которые придется делать? Почему эти чужаки не могут запомнить свое имена и придерживаться их, как взрослые женщины?
      - Сорен, дочь Элизабет, - продолжала перекличку госпожа Марис, без труда принимая поправку.
      - Я отвечаю за него, - с достоинством ответила госпожа Лиза. Нет, она не безмозглая, как считают Леннис и Лойз. Застенчивая, решила Арона. Она покраснела от собственной ошибки.
      Медленно, в молчании, началось снова негромкое гудение. Гора опять задрожала, у входа заплясали голубые огни. В блеске обычной молнии снаружи Арона увидела лицо ближайшей волшебницы. Та казалась осунувшейся и постаревшей. Ее простое платье промокло от пота, хотя ночь холодная.
      Шум усиливался. Осеберг подтолкнул Арону.
      - Арона, - сказал он тихо и серьезно. - Мама говорит, что тете Нориэль нечему учить меня о металле и мне нужно только продержаться, пока я не найду настоящего кузнеца в качестве хозяина.
      - Ты не узнал от нее ничего нового? - спросила Арона. Мнения Хуаны начали ее утомлять.