Быстро, прежде чем непристойные слова перешли в грязные действия, Леннис ударила Эгила в ухо и снова угрожающе подняла руку.
      Вместо того, чтобы отступить, как всегда поступает в таких случаях он-дочь Джомми, или истерически расплакаться, как он это делал в детстве, Эгил стоял прямо и смотрел ей в глаза. И не получив разрешения говорить неслыханное дело! - залопотал что-то. Потом, видя, что она не понимает, указал на свою сестру. Потом на Ролдин и сильно ущипнул себя за руку. Он собирался ущипнуть Ролдин!
      - Вон! - закричала Леннис и сделала широкий жест, включающий и Эгила, и плачущего в углу ребенка. В комнату вбежали Лиза и остальные ее дети.
      Леннис указала на Эгила, потом на дверь.
      - Убери отсюда эту тварь, - процедила она. Потом, смягчившись, добавила, указывая на маленькую Ханну:
      - Ты можешь остаться.
      Эгил повернулся к матери. Они стали говорить на своем непонятном языке, немного добавила и плачущая Ханна. Затем Эгил положил матери на плечо руку и что-то сердито сказал. Смысл был ясен: "Мы уходим".
      - Уходи, неблагодарная женщина! - завопила им вслед Леннис. - Я сжалилась над вами, дала вам приюти еду, а вы так мне отплатили!
      Эгил повернулся и что-то произнес. Леннис в гневе посмотрела на Лизу.
      - Ты стоишь, - закричала она, - и позволяешь этой твари говорить за себя, словно сама безмозглая? Позволь тебе сказать: я сразу поставила бы своих дочерей на место, если бы они попытались говорить за меня, их мать! Глаза ее снова сузились, а на лице появилась торжествующая улыбка. Безмозглые! Конечно! Если вы предпочитаете умереть с голоду, чем пользоваться моей добротой, можете уходить. - Она снова повернулась к Асте. - А что касается тебя, молодая женщина...
      Арона провела весь день в комнате записей, согнувшись над свитками и занося все подробности неожиданного вторжения. Ей с трудом удавалось записывать имена незнакомцев, она вспоминала их произношение и передавала фонетически, по звукам. Кто пришел, когда, с кем. Перо ее затупилось, она своим маленьким ножом очинила новое; оно тоже притупилось, и Арона отправилась в птичник, чтобы найти еще одно. Чернила сгустились, а плечи начали ныть.
      Закончив первый лист, она встала и прищурившись посмотрела на запад, был золотой солнечный полдень. А работа по дому не сделана! Со вздохом она направилась к поленнице и взяла достаточно дров, чтобы разжечь очаг. Потом набрала в колодце воды, чтобы Марис могла сварить обед для них и заполнить корытца для животных. Позже нужно будет подоить корову, но вот птиц кто-то уже накормил и собрал яйца. Нужно прополоть огород, хотя с этим можно подождать до завтра. Однако полить его необходимо сегодня же.
      Она вытаскивала из колодца ведро за ведром - вначале брызгала на листочки, потом поливала корни. Затем подмела пол, отобрала овощи и положила их на кухонный стол для Марис. И отправилась в деревню, чтобы посмотреть, что там происходит.
      Идя по знакомой тропе от Дома Записей к дому ее матери-плотника, Арона старалась не обращать внимания на слабую боль в нижней части живота. Ее мать, Бетис, дочь Ангхары, сидела на крыльце и болтала со своей давней подругой Нориэль, кузнечихой. Арона улыбнулась при виде кузнечихи и окликнула ее:
      - Здравствуй, тетя Нориэль. - С пяти лет она любила кузнечиху.
      Как-то раз, когда маленькой Ароне разрешили чинить одежду драгоценными металлическими иглами, а не костяными, как всем детям, она совершила ужасную провинность. Потеряла иголку! Арона искала ее всеми способами, каким ее научили, но прежде чем признаться кому-нибудь, испробовала еще один. Она заметила, как некоторые предметы, если их потереть о кошачью шерсть, притягивали к себе волосы и нитки. Побежав в кухню, она взяла один из драгоценных стеклянных стаканов матери и потерла его о шкуру Смоки, дочери Пэтчи, самой послушной из всех кошек. Затем пошла со стаканом в комнату, чтобы найти иглу.
      Мать отругала ее за то, что она играет, вместо того чтобы шить. Никто из взрослых не понял ее объяснений, и ее снова отругали за то, что она играет, потеряв иголку. Позвали кузнечиху. Она делает металлические предметы и умеет находить их.
      К радости Ароны, ритуал, которым пользовалась для поисков кузнечиха, оказался таким же необычным, как и изобретенный девочкой способ стекла и шкуры. Нориэль достала из кармана маленькую подкову, потерла ее о металлический брусок, который был у нее в другом кармане, и потом провела подковой по деревянному полу. Подковка Нориэль отыскала иглу в щели пола.
      Когда тетя Ната и мама отправились на кухню налить эль и приготовить печенье для кузнечихи, как требовала вежливость, Арона подобралась к страшной женщине и рассказала ей о кошачьей шерсти. Кузнечиха не только внимательно выслушала ее, на нее этот рассказ произвел сильное впечатление.
      - Она очень У-М-Н-А, - по буквам сказала она старшим родственникам Ароны. - Я с удовольствием взяла бы ее в подмастерья, если ей хватит силы. Но потом печально добавила: - Но это слишком - просить, чтобы женщина пожертвовала свою дочь Искусству.
      - Но почему твоя подмастерье должна отказываться от детей? полюбопытствовала Арона, сочувственно взяв Нориэль за руку.
      Нориэль поднесла палец к слезинке, неожиданно появившейся у нее на глазах.
      - Я очень сильна, и фальконерам это не нравится. Они убивают слишком сильных женщин, - откровенно объяснила она. - Поэтому я должна держаться от них подальше. Ведь только они могут дать нам дочерей. Деревня просила меня пойти на это, а я люблю металл и потому согласилась. Но это очень тяжело.
      Арона обняла женщину.
      - Я буду твоей дочерью, и мамы тоже, и тети Наты, если они мне разрешат, - пообещала она. И так и было в течение всех этих лет.
      Но сегодня Нориэль выглядела так, словно последние два дня у нее были очень нелегкими, а тети Наты нигде не видно. Рядом с матерью Ароны сидела женщина из пришелиц - Элен. Она вслушивалась в каждое слово. Как она может это делать, не зная языка, Арона не понимала.
      - Как твои чужаки, тетя Нориэль? - поинтересовалась Арона, присаживаясь на крыльцо, как взрослая.
      Нориэль усмехнулась.
      - Эта Хуана! Суетлива, как мокрая курица, всегда из-за чего-нибудь готова взлететь к вершинам деревьев. Опекает Леатрис, как наседка на яйцах, и гоняет ее, как приставалу и сплетницу.
      - А твоя новая подмастерье? - Арона почему-то очень интересовалась детьми этих пришелиц. Ей хотелось получше понять их. - Как я рада, что ты наконец нашла себе помощницу! Как ты думаешь, у нее получится?
      Нориэль покачала своей обвязанной шарфом головой и рассмеялась.
      - Осеберг хорошо работает у горна, - поделилась она, - но невероятная зазнайка. Ничего нельзя показать этой девушке: ее прежняя госпожа Моргат делала это гораздо лучше. В некоторых случаях это даже правда но заставить Осеберг слушать - все равно что заставлять мула. Иногда мне кажется, что она избалована, как принцесса, - продолжала кузнечиха. - Мать пользуется ее силой, как и готовностью Леатрис помочь. Но - Арона! - даже когда ясно, что ты будешь жрицей или хранительницей записей, разве твоя семья выделяет тебя? Разрешает не работать? Как будто то, что тебе предстоит делать, гораздо важнее и тебя нельзя утруждать остальным.
      Арона присвистнула.
      - Она такая испорченная?
      - Такая испорченная, - подтвердила Нориэль. - Хотя и очень хорошая работница. - Ее широкие плечи затряслись от хохота. - Ну, я учу ее хорошим манерам. Может быть, из нее получится даже неплохая повариха и домохозяйка, хотя научить ее шить, очевидно, невозможно. Мать даже не собирается это делать! Когда я попыталась научить ее дочь, Хуана снова устроила припадок. Как я смею делать это, если не получилось у самой матери? - Она откинула голову и захохотала.
      Арона усмехнулась, потом тоже рассмеялась, вспомнив свое столкновение с Эгилом. Из соседней двери показалась Ната, дочь Лорин. Она скривила нос.
      - Эта Леннис! - взорвалась она.
      - А что она сделала? - с искренней тревогой спросила мать Ароны.
      - Выгнала в ночь своих гостей-чужаков. И рассказывает что-то невероятное: будто они приставали к ее дочерям, - кисло протянула Ната. Старшая дочь незнакомки говорит другое. Объясняет, что Ролдин ущипнула ее сестру, а Леннис побила их обеих. Должна признаться, что я скорее поверю чужакам. - Сделав это поразительное заявление, она закуталась в шаль. - Я пообещала найти им другое место, прежде чем вмешаются моя мать и другие старейшие. А что у нас на ужин?
      Цыплята, приготовленные необычным способом. Элен высокомерно улыбнулась, когда все набросились на еду. "Она действительно оказалась великолепной поварихой", - восхитилась Арона, взяв вторую порцию, потом третью. Куски окунались в масло и поджаривались на нем, как жареный хлеб. В качестве гарнира - мелко нарезанная репа в соусе с запахом цыплят. Новая идея и очень-очень приятная.
      Арона снова почувствовала спазмы внизу живота. Ей теперь четырнадцать лет, и она подозревала, что это такое. Итак, ужасная ночь в гостевом доме не принесла плодов. Дело не в том, что она хотела ребенка. Пока она еще только ученица, а не хранительница записей. У ее матери, сестер и теть всегда найдется место для еще одной дочери, но это не то же самое, что иметь собственное хозяйство.
      Ей не с кем будет делить ребенка. Вот в чем проблема. В деревне, где у всех девушек с детства есть лучшие подруги - правда, они часто меняются, она оказалась слишком умна, слишком любопытна, слишком остра на язык и интересовалась тем, что остальным было неинтересно. Есть несколько девушек, которые ей нравятся, она им тоже нравится, но они никогда не были особенно близки.
      Эгил умна и интересуется тем же, что и она. Конечно, Эгил ведет себя странно, и это тревожило Арону.
      Но может быть, в конце концов они с Эгил станут сестрами-подругами. Это было бы хорошо. Она оставила записи неоконченными! Извинившись, Арона заспешила:
      - Спасибо, мама и все остальные, но у меня дела в Доме Записей. Еще светло. Вы разрешите мне уйти?
      - Конечно, дорогая, - согласилась Бетиас. Элен тоже что-то пробормотала.
      Арона побежала по тропе к Дому Записей и столкнулась с Эгилом. Он схватил ее за руку.
      - Куда ты торопишься? - вступил он в разговор.
      - В Дом Записей, и если видишь, что я тороплюсь, то не нужно меня хватать, - раздраженно выпалила она. Он выглядел так, словно готов поспорить. Она схватила его за пальцы. - Не дразни меня, Эгил! Скоро стемнеет, а у меня еще много работы. - Он не собирался ее отпускать. - О, Эгил, тетя Ната как раз сейчас подыскивает новый дом для твоей семьи, вспомнила она и подумала, не придется ли ей вырываться. К ее облегчению, он выпустил ее руку и поклонился, сказав:
      - Спасибо. - И убежал.
      Арона вернулась в знакомую комнату записей и зажгла свечу.
      "Ролдин, дочь Ленине, обвинила Э-гилл, дочь Лизы, в нападении на свою сестру. Она предъявила это обвинение Нате, дочери Лорил, которая рассказала, что Лиза и Ленине ссорились из-за этого и Лиза ушла из Дома Леннис вместе с детьми. Они хотят новый дом. И просят об этом Нату, дочь Лорин. Э-гилл хочет ходить в школу".
      Арона посидела, думая о теме следующей записи, потом неохотно решила, что все, касающееся чужаков, записывать, на случай если впоследствии старейшим придется выносить суждение.
      "...Э-гилл также без всякой причины поцеловала Арону, дочь Бетиас, хранительницу записей, потом извинилась, но причины так и не объяснила, только сказала, что хочет с ней подружиться. Э-гилл также схватила ее за руки, хотя она торопилась по серьезному делу. Это грубый поступок. У них совсем другие манеры. Никто не знает, насколько они отличаются от наших".
      Она заткнула чернильницу, подвесила свиток за утолки, чтобы он просох за ночь, и приготовилась ложиться. Ее предположение оказалось верным: ребенка у нее не будет. Конечно, впереди еще годы и новые посещения фальконеров. Возможно, если она захочет ребенка, ей в этом поможет Эгил. Это гораздо лучше, чем новое посещение фальконеров. Эгил станет прекрасной подругой, когда удастся научить ее хорошим манерам. ' Приятно будет иметь подругу, с которой можно поговорить. Может быть... Когда-нибудь...
      Эгил, сын пекаря, задумчиво смотрел вслед Ароне. Нет, конечно, она особенная. Даже этот деревенщина Осеберг, сын кузнеца, не сводит с нее глаз. И распускает руки, если верно то, что слышал Эгил. Жаль, что он не подумал об этом, до того как ее поцеловать. Ну ничего, еще не все потеряно.
      Осеберг уверен, что в этой деревне, где так много женщин и совсем нет мужчин, они получат любую девушку, какую захотят. Он не думает о том, что эти девушки привыкли к взрослым мужчинам, а не к мальчишкам, к тому же эти мужчины фальконеры. Конечно, у них есть преимущество: они здесь постоянно, а фальконеры наведываются редко. С другой стороны, они могут показаться девушкам слишком банальными по сравнению с далекими и загадочными фальконерами.
      Арона даже не оглянулась на Эгила. Это неудивительно. Бездомный и безземельный, без денег, он чужак этой деревне. Ему сначала нужно стать кем-то. К счастью, их интересы совпадают. Ему нравится читать, писать, хранить записи, а она совершенно явно серьезно относится к своему делу, слишком серьезно. Арона посчитает деревенского хранителя записей достойным человеком. Если он станет деревенским хранителем, она подумает о нем.
      Он пошел, насвистывая, планируя свои действия, потом начал мечтать о любви Ароны - в таких подробностях, которые заставили бы покраснеть старейших. Вначале нужно позаботиться о матери и малышах. Потом завоевать место Ароны. А после этого - и саму Арону.
      Глава четвертая
      Дело старейших
      Тяжелые темные тучи повисли в небе, и земля дрожала под ногами. Марис, дочь Гайды, хранительница записей, часто отсутствовала, а когда была в Доме Записей, почти не разговаривала. Смотрела на стену, выходящую на Соколиный утес, ела то, что перед ней ставили, молча убирала со стола, потом опять-таки без единого слова запиралась в комнате для записей. И спустя несколько часов выходила оттуда с Пыльными руками.
      Арона должна была записывать имена чужаков, куда поместили, и она боялась, что делает это неправильно.
      - Госпожа Марис, - позвала она. Потом громче: - Госпожа Марис!
      Хранительница подняла голову.
      - Да? - очнулась она.
      Арона сунула ей в руки свою последнюю запись и ждала, дрожа.
      - Посмотрю позже, - пообещала Марис, откладывая рукопись и снова глядя на запад.
      Может быть, ее хозяйка больна? Арона думала поговорить с целительницей, но вместо этого поставила греть воду для мытья посуды и на травяной чай. Потом пришлось прибираться в курятнике и отнести птичий помет в компостную яму, оттуда - в огород, который всю неделю простоял заброшенным. Арона пропалывала овощи, когда через заднюю дверь вышла госпожа Марис.
      - Ты не хуже меня говоришь на языке чужаков, -начала она. - Не поможешь ли Эгил, дочери Лизы, в ее новом доме?
      Арона выпрямилась и бросила сорняк на груду уже выдернутых. Марис продолжала:
      - И, дорогая, ты должна пользоваться окончаниями мужского рода, если знаешь, что речь идет об он-дочери. Сможешь поправить запись, когда умоешься: Эгил не торопится.
      - Госпожа, а разве разумно поселять он-девушку отдельно? - спросила Арона. - Госпожа Нориэль очень хорошо воспитывает свою новую подмастерье и не разрешает ей жить отдельно.
      Госпожа Марис поморгала своими подслеповатыми голубыми глазами.
      - Но, дорогая, они другие, - возразила она. - Иди мойся.
      Она снова стала хранительницей!
      - Проклятая он-девушка! - жалобно проныла Арона на своем языке, доставая ведро с водой из колодца.
      - Ну, не такие уж мы плохие, - весело заметил на своем языке Эгил откуда-то из-за ее спины. Он перехватил у нее веревку, добавив: - Давай-ка я.
      Ведро дернулось, расплескав воду. Эгил осторожно по пожил руки ей на плечи, но сразу одернул их и пошел с ней к дому, неся ведро.
      - Тебе не следует напрягать глаза над этими "проклятыми записями", сказал он, используя негативное окончание деревенского языка в слове из своего родного языка. - Мне хочется посмотреть на твой огород.
      Эти два заявления ничего не значили, но Арона почувствовала, как волоски у нее на руках встают дыбом. Она вздрогнула. Он с любопытством посмотрел на нее; она пожала плечами.
      - Кто-то прошел по моей могиле, - пробормотала она и оставила его на пороге. Не решаясь сказать, что у призрака внешность Эгила.
      Марис всегда настаивала, чтобы Арона оставляла много места между словами для возможных поправок. Девушка тщательно вставила окончание "-ид" после каждого существительного и прилагательного, которые, как она знала, относятся к мальчикам. Несколько раз ей пришлось счищать чернила и переписывать, делая надпись более мелким почерком. Наконец, гордясь своей работой, она распрямилась и понесла показывать свиток Марис.
      Но хранительницы не было.
      В животе Ароны как будто зашевелилась ворона, девушка не обратила на это внимания и пошла вверх по лестнице, чтобы переодеться. Потом по какой-то причуде вплела многоцветную ленту в косу; когда она вышла, Эгил восхищенно посмотрел на нее.
      - Мы все еще ищем место, - сразу начал он. - Гондрин, хозяйка пивной, позволила нам переночевать в своем доме в обмен на тяжелую строительную работу, но я не хотел бы, чтобы мои сестры росли в пивной - со всем уважением к хозяйке.
      Арона взглянула на мать Эгила, которая сидела в другом кресле, поджав губы.
      - А к какому занятию вас готовили? - спросила девушка, удивляясь, почему взрослые позволяют подмастерью договариваться. Ну, что ж! Арона покажет им, на что способна!
      - Я была (что-то) пекаря и дочерью мельника, и я всегда сама все вышивала, - ответила пришелица Лиза с некоторым сомнением.
      Но все женщины пекут и вышивают. У мельничихи уже живут. Нориэль, кузнечиха, уже приютила семейство чужаков, как и мать самой Ароны, плотник. У кого же нет пришельцев? У Флори, целительницы, их полон дом, больных, раненых и ослабевших. Арона подняла голову.
      - А умеешь ли ты лечить больных, госпожа?
      - Не очень, - призналась Лиза. - Но вот Ханна прекрасная нянька. Она приносит домой всех раненых зверей и птиц. Харальд смеялся и жаловался, что у нас воющий зверинец, а не пекарня!
      Ну, это начало. Она и Эгил - единственные, кто достаточно подрос, чтобы стать подмастерьем. Вышивание. Двоюродная бабушка Ароны Лорин, владелица нескольких пар ножниц, обшивает всю деревню. Заинтересуется ли она в помощнице? Ее позвали. Разговор вел Эгил. Тетя Лорин выслушала нахмурившись.
      - У меня на руках бедная дорогая Эйна, - резко оборвала она, - и мне другая такая не нужна. -Бабушка Эйна быстро впадает в старческий маразм.
      Элтеа, ткачиха, оказалась еще более грубой.
      - Мне не нужны нахалки, - выдохнула пожилая ткачиха. - И чего можно ждать, если дочь решает все дела за свою мать? Не нужны мне нахалки и бездельницы.
      Арона беспомощно переводила взгляд с Элтеи на Эгила и Лизу. Женщина кажется достаточно разумной, почему действительно она разрешает говорить за себя Эгилу? Девушка расправила плечи и перевела все точно. Эгил ощетинился.
      - Кого это ты называешь нахалами? - возмутился он. - Я называю это приличием и скромностью. Я пообещал отцу, что буду заботиться о матери...
      "Слабоумная", - печально подумала Арона, видя, как Лиза согласно кивает. Хотя женщина сердито посмотрела на своего старшего. Ну, что ж! Лойз, дочь Аннет, известна своей добротой. Она живет между лесом и пещерами, хорошее место, много воды, и хорошо укрытое. Небо снова затянулось тучами.
      - Пойдемте к госпоже Лойз, - решила Арона.
      Наступило раннее ясное утро. Несколько сильных молодых девушек в брюках и куртках из козьих шкур, с копьями в руках, с тюками и веревками на спине, проходили мимо двери кузницы.
      - Загон! - крикнула одна из них. - Мы идем за овцами. Приглашаются все желающие.
      Нориэль подтолкнула Леатрис.
      - Иди, - посоветовала она. - Твоя сестра работает за двоих, а ты никогда не бывала в загонах.
      Хуана выпрямилась, открыв рот, и выпалила:
      - Приличная нежная девушка, как моя Леатрис, Пойдет с этими девками в штанах? Одна? В открытое поле, где их никто не охраняет и не заботится о них? А что если они встретят чужих мужчин? Это неприлично. О чем думают их матери?
      Леатрис переводила взгляд с матери на нанимательницу, а от нее на девушек. Нельга, дочь Олвит, крикнула из середины группы:
      - Я тебе дам копье! У меня два! Прихвати с собой арфу, будешь петь для нас!
      - Сейчас, - обрадовалась Леатрис. - Мама, ты ведь знаешь Нельгу. Все девушки идут!
      - Да, все ходят по очереди, - вмешалась Нориэль, вытирая руки передником. - И ты не можешь навсегда привязать ее к своему переднику. Ты знаешь, что сочинительница песен Офелис хочет взять твою дочь в ученицы? Ты можешь гордиться дочерью, Хуана.
      Леатрис, приняв это за разрешение, отдала свой передник матери и бросилась наверх с криком: "Спасибо!" И добавила, обращаясь к Хуане:
      - Папа отпустил бы меня!
      Этого Хуана не могла отрицать. Из-за этого у не часто болела душа, когда был жив Моргат. Хуана застонала. Ну почему они нашли убежище в деревне, где никто не понимает приличий и порядка? Хотя, приходилось ей признать, она не должна просить милостыню, не умирает от голода и не занимается проституцией!
      Когда Арона возвращалась с фермы госпожи Лойз, небо затянули тяжелые грозовые тучи. С горы Часовых послышался крик голубки. Арона свернула с тропы, ведущей к Дому Записей, и пошла через лес на восток, в сторону от Соколиного утеса. Великолепный закат начал гаснуть. Дочери Ганноры, если приближаются именно они, должны будут заночевать. Может, одна или две из них погостят у Марис и Ароны! Девушка быстро шла по тропе, спеша поздороваться с гостьями.
      Сердце ее упало, когда она увидела не привычные красновато-рыжие плащи тех, кто следует учению Доброй богини, а трех женщин в простых серебристо-серых платьях. Но все равно - ведь так мало незнакомых людей приходится видеть! Впрочем, сейчас их столько, сколько за всю жизнь не встретишь. Но эти-то зачем пришли сюда?
      На глазах у Ароны одна из них взялась за нить у себя а шее и вытащила голубой камень. Камень светился внутренним светом в быстро темнеющем лесу. Женщина повернулась и посмотрела прямо на девушку, прятавшуюся среди деревьев. И на языке чужаков, но с легким акцентом спокойно заметила:
      - Это не место для любопытных детей. Иди домой, девочка, ложись в постель и забудь, что видела нас.
      Арона неожиданно обиделась. Она взрослая и намерена доказать это. Но язык и ноги ее не слушались.
      - Да, госпожа, - покорно произнес ее язык, а сердце гневалось из-за этой покорности. Ноги медленно понесли ее к Дому Записей, вопреки ее желанию. Она пыталась освободиться от чужой власти, но тут же воспоминание о встрече начало расплываться, оно становилось все более смутным. Наконец Арона огляделась и увидела, что уже совсем стемнело. "Должно быть, я пробыла в доме Лойз дольше, чем собиралась", - подумала она и быстро и неслышно пошла в Дом Записей, в свою спальню.
      На равнине к западу от деревни веселились девушки, гонялись друг за другом, кричали, играли с собаками, Леатрис, дочь Хуаны, чувствуя в мешковатых брюках голые ноги, тащилась за ними. Ветер раздувал ее волосы, но привычная юбка не облегала ноги.
      - Пошли, копуша! - крикнула ей Нельга. - Так ты ни одной овцы не поймаешь!
      Леатрис пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание.
      - Мама всегда заставляет меня ходить медленно, - ответила она, запыхавшись, но улыбаясь. - Прости!
      Солнце жгло ее непокрытую голову, пот лился по незащищенному лицу, которое от этого чесалось. Леатрис вытерла его шейным платком и снова принялась догонять девушек. Они кричали друг другу, и она тоже попыталась крикнуть. Голос ее пронесся над холмами, и ей показалось, что его услышат аж на Соколином утесе! Леатрис представила, что ее слышит мать, и внутренне поморщилась. Леди не кричат! Приличная девушка всегда говорит негромко и вежливо.
      - Черт побери! - громко вздохнула Леатрис.
      Нельга подождала ее.
      - Ты здорова? - забеспокоилась она. Леатрис кивнула, она снова начала задыхаться.
      - Просто кое о чем подумала, - объяснила она. - О том, что сейчас дома.
      Нельга протянула ей кожаный сосуд с водой.
      - Попей. - И они снова побежали. Нельга вертела веревкой с петлей на конце, которой ловят отбившихся овец, и бросала на кусты и на все, что можно поймать. Она показала Леатрис, как это делать, но руки девушки еще должны были этому научиться. Они обе рассмеялись. - Пошли, погоняем овец, предложила Нельга и показала, как свистом подзывать сторожевых собак. Леатрис была обрадована и поражена.
      - Свистящие девушки и каркающие куры, - про себя процитировала она свою мать и вызывающе закончила: - Но им веселее, чем курам и девушкам из курятника!
      К концу дня все устали, и, когда наконец развели костер и принялись поджаривать на прутьях вяленое мясо и хлеб, Нельга спросила:
      - Слишком выбилась из сил для песни?
      Леатрис прикусила губу.
      - Я не знаю ваших песен, - призналась она. - Могу спеть свои. Но вы не поймете.
      Старшая девушка сказала:
      - Спой. Я переведу. Моя мать - торговец. - Леатрис узнала в ней внучку Элтеи, ткачихи. Только не могла вспомнить, как зовут эту девушку. Леатрис начала петь, чуть смущенно, старинную балладу о любви, побеждающей звездные расстояния. Внучка Элтеи негромко переводила, превратив любовь в дружбу, прерванную семейной ссорой. Леатрис, не слишком уверенная в своих знаниях нового языка, не стала поправлять.
      Нельга усмехнулась.
      - А не спеть ли нам "Четыре фальконера спустились с утеса"? - Остальные девушки с энтузиазмом согласились, и Нельга запела.
      Леатрис слушала, вначале недоумевая, потом решив, что слух ее обманывает, потом шокированная и потрясенная так, что словами не выразишь. Она видела самцов животных на ферме, видела, как животные спариваются. Слышала, как парни хвастают и говорят совершенно немыслимые вещи. Но такое? С мамой был бы удар, если бы она узнала!
      Но мама не услышит из этого ни слова, тетя Нориэль тоже, вообще никто из взрослых.
      Внучка Элтеи подтолкнула Нельгу.
      - Не думаю, чтобы она была посвящена, - прошептала она, когда песня кончилась.
      - Должна быть, - возразила Нельга. - Она старше своей сестры, а Осеберг была посвящена - мне кажется. Во всяком случае она кое-что знает. Леатрис! Ты была посвящена?
      - Посвящена? - неожиданно чего-то испугавшись, Леатрис переводила глаза с одной на другую. - Я девушка, - прошептала она дрожащим голосом. И незаметно положила руку на нож, который дала ей Дориэль.
      - Это мы знаем, - ответила старшая девушка, Нидорис - Леатрис неожиданно вспомнила ее имя. - Но ты еще ребенок?
      - У тебя были месячные? - пояснила Нельга.
      - О да! Уже почти год! Мама все время приставала к отцу, чтобы он нашел мне мужа, прежде чем я стану старой девой, - ответила Леатрис, покраснев.
      Поленья в костре трещали, одно раскололось. Нидорис пошевелила угли длинной палкой и подбросила дров.
      - Но ты не была у жрицы и тебе не рассказывали то, что должна знать девушка, - заметила она. - Или была?
      Нидорис негромко присвистнула.
      - Бедняжка! Ну, что ж! Как только вернемся, пойдешь к госпоже Бирке. Она тебя всему научит, так что следующее посещение фальконеров тебя не испугает.
      Теперь Леатрис дрожала всем телом, словно от холода.
      - Посещение фальконеров, - испугалась она.
      - Так мы получаем дочерей. Но если не хочешь, можешь не ходить, успокаивающим тоном добавила Нидорис. - Хотя у нас все хотят детей, так что рано или поздно все идут. Вот увидишь.
      - Осеберг не похож на фальконера, - послышался с противоположной стороны костра голос Бритис. Девушка вытащила свой прут и попробовала мясо. - Ой! Горячо! Он хороший, как сестра-подруга, но думаю, что его тоже не учили, что делать.
      Леатрис в ужасе смотрела на подругу, которую считала такой хорошей. Она и Осеберг... она... она сделала... они с Осебергом сделали... Леатрис чувствовала, как горит у нее лицо. Она пыталась вообразить, что они сделали. Пыталась представить себе мягкую, похожую на щенка Бритис в образе нахальной девки, которая предлагает себя мужчинам. Закрыла рот, а потом спросила:
      - Вы с Осебергом обручились?
      - Ты хочешь спросить, договорились ли мы дружить? - с веселым смехом переспросила Бритис. - Что-то вроде этого. Мы договорились быть лучшими подругами, но он не может проводить со мной ночи, потому что... прости, Леатрис. Твоя мать... - Она замолчала.
      Леатрис пыталась представить себе, как Хуана разрешает Осебергу и его нареченной спать вместе под одной крышей, и не смогла. Попыталась представить, как Осеберг знакомит мать с Бритис как со своей невестой, и потрясенно поняла, что ее мать тоже сталкивается здесь с трудностями.
      - Если у тебя хорошее приданое, - предположила дочь Хуаны, - мама не станет возражать. А твоя семья согласится на ваш брак?
      Бритис некоторое время молча ела мясо, поднялся ветер.
      - Не обижайся, Леатрис. Моей матери нравится Осеберг, а тетя Нориэль одна из ее лучших подруг. Но у нее сейчас неприятности в семье из-за другой женщины-пришелицы, и все считают... ну, я хочу сказать, что никто не хочет ссориться с твоей матерью.
      Леатрис в отчаянии поняла, что у ее матери сложилась репутация самой большой склочницы, и кивнула. "Как в балладе, которую она только что пела", - жалобно подумала она, и ее мама в роли леди Капелы. Ну, ладно! Тогда она сама должна быть... принцессой Лаурой! Она наклонилась, приблизив лицо к костру.
      - Послушай, Бритис, - прошептала она. - Мы что-нибудь придумаем. Ладно?
      - Конечно, сестра, - согласилась Бритис.
      Они пожали друг другу руки над огнем, спели еще одну песню, грубоватую, но не оскорбительную, и свернулись на своих постелях поближе друг к другу и к огню, потому что началась осень и стало холодно.
      Утро было прохладное. Арона перестала пропалывать огород и начала раскладывать овощи и фрукты для просушки на зиму. Листва на деревьях приобрела желтый и великолепный красный цвет. А госпожа Марис, все дни совещаясь со старейшими и обсуждая их дела, почти не появлялась в Доме Записей. Ароне пришлось одной записывать новости: смерть старой пришелицы Мельбригды, посвящение Нельги, дочери Олвит, своей ровесницы.