— Нэн!
      Вначале голос доносился издалека, приглушенно.
      — Нэн!
      Она открыла глаза и села в кровати. Но это не ее кровать. В сером полусвете потолок сильно наклонен в одну сторону, и в этой стене, почти на уровне пола, маленькое оконце.
      — Нэн! — В дверь рядом с постелью сильно застучали.
      Должно быть, она проспала. Это ее зовет Эмми и… Нэн выбралась из-под одеяла и негромко ахнула, когда коснулась голыми ногами ледяных досок пола.
      — Иду, — отозвалась она. Схватила первую нижнюю юбку, надела через голову и крепко завязала поверх рубашки, которую носила днем и ночью — в качестве пижамы. Потом вторая нижняя юбка, более плотная, и наконец шерстяное платье. Сначала она забралась в платье и только потом вытащила из-под кровати толстые шерстяные носки, которые связала сама, и сунула ноги в тяжелые неуклюжие башмаки.
      Вода, которую она на ночь оставила в миске, у края затянулась ледком, а дыхание вырывалось белым паром. Нэн протерла лицо краем мокрой тряпки, расчесала волосы и заколола под чепцом. Остается передник. Завязывая его, она спускалась по узкой лестнице к теплу кухни.
      Кук была раздражена: у них три гостя пережидают непогоду. Нэн придется тащить большие тяжелые медные кувшины с горячей водой — от них ноют плечи, — а потом относить леди горячий шоколад. Только бы тетя Пруденс не узнала о ее опоздании! Неужели ей так повезет?
      — Ты едва не опоздала, девчонка!
      Кук гремела посудой, как всегда, когда сердится. Нэн даже не пыталась извиняться. Кук все равно не станет слушать. Эмми скорчила рожу и предупредительно покачала головой. Тети Пруденс не видно. Хоть в этом повезло.
      Эмми уже налила горячую воду из большого котла в кувшины. Нэн знала, чего та ожидает за свою помощь: порцию бекона из завтрака Нэн. Эмми всегда в чем-то опережает ее.
      — Оленихе и Единорогу, — без всякой необходимости сказала Кук, просто чтобы показать, что здесь командует она.
      Нэн кивнула. Пар от воды в кувшинах обжигал пальцы. Она покрепче ухватилась за ручки и пошла наверх по кривой лестнице, которой пользовались слуги.
      В «Благородном олене» есть пять номеров, где можно остановиться на ночь. В старину в них останавливались по несколько человек. Сейчас у джентри другие обычаи. Конечно, слуга каждого джентльмена спит на полу на матраце, а в номере леди ночует ее служанка.
      Как бы осторожно ни шла Нэн, немного воды переливается через край кувшина. Придется потом ее подтирать. Она поставила по кувшину у каждой двери с рисунком (нарисованы были застывшая олениха и скачущий единорог), постучала и вернулась в кухню, только услышав раздраженный ответ изнутри.
      Кук суетилась у подноса с лучшим фарфором, ставила чашки, блюдца и кастрюльку с шоколадом. Но еще не наливала горячий напиток.
      — Пока это еще не нужно, — она говорила скорее сама с собой, чем обращалась к девушкам. — Ни одна мисс не раскроет глаза, пока солнце не поднимется высоко. Не глазей на меня, девчонка, — обратилась она к Нэн. — Хозяйка ждет свой чай с хлебом в маленькой гостиной. Нарежь хлеб потоньше, никаких ломтей, какие едят пахари.
      Нэн вытерла руки о край фартука и взяла белую буханку. Белый хлеб предназначен только для гостей и для тети Пруденс. Нэн слегка нервничала. Легко отрезать ломоть чуть шире или уже, чем нужно. В любом случае ее ждет выговор. И нужно помнить, что ее ждет не тетя Пруденс, а хозяйка Сэмпсон.
      Не каждая женщина сумеет управлять такой большой гостиницей, как «Благородный олень». Госпожа Сэмпсон унаследовала ее от своего отца, Сэма, и превратила в хорошее место для ночевки. Когда дворяне едут в Рей или из него, обязательно останавливаются здесь.
      Нэн положила три куска хлеба на тарелку с таким же рисунком, что и чашка с шоколадом, добавила кусочек масла, которое сама сбила два дня назад, еще поставила блюдце с вишневым джемом и чайную ложечку. Чай госпожа заварит себе сама, она держит его под замком в коробке.
      Неся поднос со всей осторожностью, на какую способна, Нэн пошла по коридору. Ничего хуже, чем выронить поднос и разбить фарфор, с ней случиться не может. Хоть она и дочь сестры хозяйки, но горько пожалеет о своей ошибке.
      Тетя Пруденс двадцать раз в день говорит, как ей повезло, что она может жить в «Благородном олене» — после того что случилось в Тилсворте. Нэн плотно поджала губы и постаралась не вспоминать.
      Но сделать это было нелегко. Она снова видела высоко взметнувшийся огонь, слышала крики мужчин, которые выводили животных из амбара. Потом занялся дом — и теперь от него ничего не осталось, кроме ямы от погреба, вокруг которой растет шиповник, словно скрывая уродство. Папа — он той ночью сильно простудил легкие. И умер меньше чем через неделю. Мама — они с Руфью вернулись к бабушке, а земля — Джон ее продал. Он сказал, что не собирается рисковать и кончить жизнь так же, как папа.
      Джон ругал папу, и мама сказала, что больше не хочет его видеть. И все потому что папа соблюдал закон и не хотел помогать «джентльменам», позволяя им ночью пользоваться своими лошадьми.
      Джон говорил, что нет вреда в том, что действуешь вопреки плохому закону, эти законы слишком тяжелы для бедняков. Если и есть те, кто действует незаконно — вроде «джентльменов», которые доставляют товар, доступный по цене бедным людям, — то они делают добро.
      Но папа — он говорил, что закон есть закон. Вначале он приютил подстреленного налогового агента, которого оставили умирать. «Джентльмены»-контрабандисты прикололи к двери предупреждение. Но когда им понадобились лошади, папа сказал «Нет». Джон говорил, что они считают, будто папа доносит королевским людям. И поэтому Тилсворт подожгли, а ко всем Мэллори, кроме Джона, те, кто поддерживает контрабандистов, стали относиться как к предателям.
      Тетя Пруденс — она старшая мамина сестра и никогда не была замужем. Говорят, она решила никакому мужчине не позволять управлять собой и «Благородным оленем», который оставил ей отец. Она приняла Нэн, сказала, что та уже достаточно большая, чтобы быть полезной, но следила, чтобы племянница отрабатывала свой хлеб.
      Нэн постучала в дверь и вошла, поставила поднос на стол и сделала реверанс. Тетя Пруденс взглянула на серебряные часы, которые висели у нее на поясе.
      — Ты опоздала. Опоздание — это растрата времени, а время — деньги.
      Нэн знала, что отвечать не следует. Это она поняла очень быстро после появления здесь. Тетя Пруденс критично разглядывала хлеб.
      — По крайней мере нарезала правильно. — Говорила она таким тоном, словно ей не хотелось это признавать. — Ладно, можешь идти… У тебя должно быть много работы.
      Нэн снова присела.
      — Да, госпожа.
      — Так займись ею.
      Нэн торопливо направилась на кухню. Если не вернется вовремя, Эмми съест всю ее порцию бекона.
      — И вот он держит полный кулак жира и никакого пони!
      Громкий смех заполнял кухню. Перед огнем спиной к нему стоял Джошуа, старший конюх; он раздвинул полы своего жакета, чтобы согреть заднюю часть кожаных брюк. Кук, с гораздо более любезным выражением, наливала ему кубок, а Эмми сидела на стуле, ела с тарелки на коленях и слушала, широко раскрыв глаза.
      Но когда Нэн вошла, Джошуа неожиданно перестал смеяться. Он недовольно посмотрел на нее, хотя продолжал широко улыбаться.
      — Мы говорим о том, как недавно одурачили нового офицера. — Улыбка его стала злобной. — У джентльменов есть способ переправлять товар. Они бреют своих пони, намазывают их жиром, как Кук сковороду. Потом берут старую опытную кобылу, которая знает дорогу в темноте, и привязывают к ней пони. И не нужен человек, чтобы вести их. А если кто-нибудь попробует их поймать — как эти полицейские две ночи назад, не смогут. Этот Хейверс, он всегда что-нибудь придумает! Хитрый малый!
      Нэн хорошо знала, что это предназначалось ей. Она не хотела смотреть на Джошуа. Вместо этого посмотрела на тарелку, которую пододвинула ей Кук. Хлеб и сыр — бекон Эмми уже съела. Нэн прислонилась к краю стола с посудой и принялась есть. Она говорила себе, что уловки контрабандистов для нее ничего не значат. Хейверс — она много слышала о нем. Хотя, конечно, это не настоящее его имя. Он может быть любым жителем деревни, за исключением священника и сквайра.
      Все они считают ее отца глупцом — те, кто не зовет его предателем и говорит, что он передавал информацию командиру королевских солдат. Но сейчас это не ее забота. Если Хейверс захочет при дневном свете провести своих намазанных жиром пони по деревне, пусть ведет.
      — Эй, в доме!
      Голос, громкий и ясный, доносился снаружи, и все услышали топот нескольких лошадей на мощеном дворе. Джошуа, удивленный, оторвался от камина. Слишком рано для путников, и он считал, что сможет побыть немного в теплой кухне. С мрачным видом он направился к выходу.
      Эмми с набитым ртом, продолжая жевать, выглянула в окно. И сразу повернулась.
      — Это они!
      — Кто они? — Кук отодвинула ее от окна.
      — Солдаты! — Эмми проглотила еду. — И с ними раненый!
      Кук, не оглядываясь, отдала приказ:
      — Нэн, иди расскажи хозяйке. Ей решать.
      Нэн побежала назад по коридору, постучала в дверь и вошла, не дожидаясь разрешения.
      Тетя Пруденс нахмурилось:
      — В чем…
      — Тетя, госпожа, — торопливо поправилась Нэн, — там во дворе солдаты, и с ними раненый!
      Тетя Пруденс долго молчала, оставаясь неподвижной. А когда встала из-за стола, на ее лице ничего нельзя было прочесть. Она решительно миновала Нэн и направилась к входной двери, которая вела прямо во двор конюшни. И задержалась лишь для того, чтобы снять с колышка плащ.
      Конюшенный мальчишка уже смел снег со двора; здесь, топая и фыркая, стояли три лошади; их длинная зимняя шерсть заиндевела, как будто они давно были под открытым небом. Один человек в седле поддерживал другого, ведя на поводу и его лошадь. А третий стоял перед Джошуа, и из-под слегка раскрытого плаща виднелся форменный мундир.
      — В чем дело? — Тетя Пруденс выступила вперед, и ее, как всегда, властный голос заставил обоих мужчин оглянуться.
      — У меня раненый, хозяйка, он нуждается в убежище и лечении. Я Роберт Леггит, на службе короля.
      Джошуа плюнул.
      — Он полицейский. Вот кто он, хозяйка. — Он криво улыбнулся. — Вы ведь не хотите, чтобы они тут околачивались?
      — Замолчи! — Тетя Пруденс перевела взгляд с мастера Леггита на бледного человека с закрытыми глазами. — Надеюсь, я знаю свой долг, сэр. Вносите его.
      Час спустя Нэн переливала воду разливальной ложкой из кипящего котла. Ей пришлось побегать, принести мазь, которую тетя приготовила из трав, куски старой льняной ткани из маленькой комнаты в глубине гостиницы: там иногда на полу проводили ночь опоздавшие посетители. Тетя Пруденс и мастер Леггит работали вместе, вначале извлекли пулю, потом перевязали рану. Тетя Пруденс решила, что пациенту станет лучше, если выпустить немного крови: тогда не будет высокой температуры; но сказала, что аптекарь живет в десяти милях, да и не поедет он в такую погоду — снова пошел снег и стало очень холодно.
      — Это неправильно! — негромко говорил на кухне Джошуа Кук и Эмми. — Этого парня подстрелил Хейверс. Думаете, ему понравится, что мы укрываем и лечим королевского офицера? Запомните мои слова, он нам за это отомстит! Госпожа слишком долго все делала по-своему; она считает себя выше любого мужчины. Ну, она скоро узнает. Верно, Нэн. — Он с улыбкой посмотрел на нее. — Ты ведь можешь ей рассказать, что бывает с теми, кто выступает против джентльменов?
      Откуда-то Нэн набралась мужества, чтобы заговорить.
      — А что она должна делать? Оставить человека умирать?
      — Если он приведет к нам Хейверса, да, — ответил Джошуа. — Хочешь, чтобы «Благородного оленя» сожгли, как ваш дом?
      Кук впервые покачала головой.
      — Он не посмеет, Джош. Девочка права. Хозяйка только поступает как христианка, заботится о раненом.
      — Хейверс посмотрит на это не так.
      — Джошу, Кук — Эмми! — Вошла тетя Пруденс, с ее пояса свисала связка ключей. — У вас есть работа, занимайтесь ею. Нэн, леди из Леопарда проснулась. Немедленно отнеси ей шоколад.
      Но прежде чем Нэн успела налить шоколад в тонкую чашку, она увидела, как тетя Пруденс остановилась перед Джошуа.
      — Одень на Мэгги седло и пошли ко мне Мэтта.
      — Хозяйка. — Старший конюх не пошевелился. — Если вы хотите сообщить…
      — Хочу послать сообщение, — тетя Пруденс говорила отчетливо, пристально глядя Джошуа в глаза, — на полицейскую станцию. Там у лейтенанта Фиттона — это раненый — сын в гостях. Ему нужно увидеться с мальчиком, и поскорей. Мэтт поедет на Мэгги и поведет лошадь, которую ему даст мастер Леггит. И нельзя терять времени, ты меня понимаешь, Джошуа? Конюх кончиком языка облизал губы.
      — Хозяйка. Я должен сказать. Хейверсу не понравится, что мы укрываем раненого офицера…
      — Хейверс! — вспыхнула тетя Пруденс. — Не упоминай при мне этого негодяя, поджигателя домов! Эти люди офицеры короля, и всякий законопослушный человек должен дать им убежище, как я. И больше никаких споров, понял? Пошли ко мне Мэтта — я напишу записку, и он должен побыстрее ее отвезти. Передай ему это.
      Она повернулась спиной к Джошуа и вышла из кухни. Конюх немного постоял, зажав пальцами нижнюю губу и глядя на дверь.
      Нэн больше не могла задерживаться. Осторожно неся поднос, она поднялась к двери с нарисованным леопардом, поскреблась в панель. Выглянула служанка миледи, приняла поднос и велела побыстрее принести горячей воды.
      Следующий час Нэн была очень занята, бегала взад и вперед. Два гостя джентльмена спустились и требовали немедленно завтрак, так что Нэн пришлось сражаться с большими тяжелыми подносами. Несмотря на суматоху, Кук отлично справилась со своим делом. На подносах тарелки с холодной ветчиной и говядиной, шипящие сосиски, только что со сковороды, вареные яйца, свежий хлеб с вишневым джемом и с маслом, кубки с элем.
      Если гости и знали о том, что утром в гостинице кто-то появился, то не проявляли никакого любопытства и съели все, что им было предложено. Оба средних лет, скромно одетые, парики маленькие и аккуратно завязанные. Если не считать бархатной жилетки, которая видна была у одного под курткой, а также кружевных воротников у обоих и кружевных манжет на рукавах, выглядели они гораздо менее броско, чем сквайр Оллард из поместья в базарный день. Когда кончили есть, один подошел к окну и покачал головой.
      — Неподходящий день для пути, Торп. И еще с молодой леди… Я бы не посоветовал. Нам здесь достаточно уютно.
      Нэн, собиравшая посуду, увидела, что второй нахмурился.
      — Мне не нравится эта задержка. Необходимо как можно быстрей добраться до Рея. Девочка, — он обратился к Нэн, — позови нашего кучера. Послушаем, что скажет Дженкинс. Он рассудителен и хорошо знает свое дело.
      — Да, сэр. — Неся подносы с грудой посуды, Нэн отправилась на кухню. — Джентльмены зовут своего кучера.
      Кук пожала плечами.
      — Так иди позови его; у тебя ведь есть язык. Он ночевал в конюшне. Конечно, он к такому не привык, нос отворачивал — говорит Джош.
      Нэн, как шалью, обернула передником руки, вышла во двор на холод и, скользя, направилась к конюшне. Когда она вошла, Джошуа повернулся.
      — Чего тебе?
      — Джентльмены хотят поговорить со своим кучером.
      — Я его позову. Возвращайся, девочка, пока не замерзла".
      Но Нэн чувствовала, что не забота о ней заставляет его это говорить. С самого ее появления в «Благородном олене» кучер демонстрировал к ней только презрение.
      Она побежала назад в теплую кухню. Мэтта, который обычно убирал навоз, на конюшне не было. Не видела она и Ноэля, младшего из двух парней, которыми командовал Джошуа. И что-то в конюхе заставило ее тревожиться больше, чем обычно.
      Но у Кук было много работы; надо было перемыть посуду, и Нэн с Эмми занялись этим. Нэн знала, что Кук продемонстрирует свой острый язык, если она будет медлить.
      Кучер вошел на кухню, снисходительно кивнул Кук, которая, должно быть, раньше покормила его, и прошел в переднюю часть гостиницы. Немного погодя он вернулся.
      — Хозяин приказал принести кирпичи, — объявил он.
      — Неужели они хотят отправиться? — удивленно спросила Кук. — С юной леди и все такое?
      — Они не хотят, чтобы их осаждали контрабандисты, — ответил кучер. — Я рассказал им, что заварила ваша хозяйка, и они не хотят в этом участвовать. Она слабоумная, если так настраивает против себя Хейверса. Мой хозяин, он уже десять лет ездит в Рей по делам. Он слышал много рассказов, и ни одного хорошего. Тот, кто не делает неприятностей, не получает их в ответ. Поэтому мы уезжаем.
      Кук со своего места молча смотрела вслед уходящему кучеру. Лицо у нее было напряженное.
      — Как тебе это нравится? — спросила она у себя самой. — Джош пустил слух — и я вот думаю, насколько далеко он уже разошелся? Нэн, — она перевела взгляд с двери, закрывшейся за кучером, на девочку, — — ты была в конюшне. Ноэля там видела?
      Сердце у Нэн забилось быстрей: она уже поняла, что таится за этим вопросом. Она покачала головой.
      Кук кивнула.
      — Так я и думала. Джошу никогда не нравилось получать приказы хозяйки. Она обращалась с ним так же справедливо, как ее отец. Ну, хорошо, Эмми положи кирпичи в огонь и хорошенько нагрей. А ты, Нэн, иди к хозяйке… — Она немного поколебалась, потом добавила: — Мне особенно нечего сказать, но передай ей, что Ноэля нигде не видно. Если предупреждение нужно, лучше его получить.
      Нэн побежала по коридору. Ей было холодно, она дрожала. Вспомнила, каково было, когда папа противостоял джентльменам. Неужели это произойдет снова?
      Тетя Пруденс в маленькой комнате сидела возле раненого. Те, что с ним приехали, стояли у стены, наблюдая, как она прикладывает ко лбу раненого влажную тряпку. Раненый что-то бормотал и срывал с себя одеяло.
      — Это лихорадка, — говорила тетя, когда Нэн вошла. — Одному из вас надо съездить за аптекарем. Даже если он не приедет сам, скажет, что нужно делать. Чего тебе? — закончила она гораздо резче, увидев Нэн.
      — Меня послала Кук. Джентльмены и леди — они уезжают. Джош рассказал им об… — она рукой указала на постель, — и они думают, что Хейверс причинит нам неприятности. И… Ноэля нет в конюшне… я его не видела. Кук думает…
      Тетя Пруденс неожиданно рассмеялась.
      — Если у тебя есть и другие плохие новости, держи их при себе, прошу тебя. Да, получив это сообщение, Хейверс, конечно, будет здесь.
      — Если у вас есть фургон, хозяйка, мы могли бы… — впервые заговорил младший из мужчин.
      — Если вы его повезете, через час он умрет, — решительно ответила тетя Пруденс. — Или думаете, что его можно оставить здесь и это не станет известно? Все зависит теперь от удачи, а это нехорошо.
      — Окна — закройте ставни и заприте их, — приказала она. — Сделаем, что сможем. Теперь все решает Мэтт: мой он слуга или Джоша? А также сумеет ли сын лейтенанта вызвать помощь. Я ясно дала понять в письме…
      — А сейчас, — она подтолкнула Нэн перед собой, — я должна повидаться с уезжающими гостями, которые не хотят участвовать в бедах других людей.
      Выйдя за дверь, она положила одну руку на плечо Нэн, а другой отыскала ключ в связке, свисавшей с пояса.
      — Возьми, — она высвободила ключ, — и иди в кабинет моего отца. Найди ружье для дичи и два пистолета, прихвати все заряды для них, сколько найдешь. И все побыстрей принеси в гостиную.
      В кабинете было очень холодно и затхло, но чисто, потому что сама тетя Пруденс прибиралась здесь ежемесячно. Ружье оказалось таким тяжелым, что Нэн пришлось тащить его по полу; весь опыт таскания подносов и кувшинов не подготовил ее к такой тяжести. Она нашла также два длинных тяжелых пистолета; они лежали в шкафу поверх плаща дедушки. Был также мешочек с зарядами и пороховой рог; Нэн все это собрала, но ей пришлось переносить в гостиную в два приема.
      На булыжниках двора прогремели колеса: должно быть, гости уезжают в Рей. Почтовая карета из Рея будет только завтра утром. Может, тетя Пруденс пошлет за помощью в поместье. Но ничего хорошего это не даст. Сквайр в Лондоне со своей леди, и Нэн подозревала, что без его приказа никто в поместье не поможет гостинице.
      Когда она прислоняла длинный ствол ружья к столу, вошла тетя Пруденс. Нэн протянула ей ключ.
      — Это все, что я смогла найти.
      — Хорошо. Теперь надевай плащ, девочка. Вы с Эмми пойдете в дом Ходжинсов…
      Нэн покачала головой.
      — Нет.
      Мгновение ей казалось, что тетя Пруденс оторвет ей уши за такое открытое неповиновение. Но та только вздохнула.
      — Наверно, это твое право. Но это не игра, Нэн. Что бы ни говорили о джентльменах, люди Хейверса негодяи. — Слово «джентльмены» тетя Пруденс произнесла презрительным тоном. — Мне бы не хотелось, чтобы ты была здесь, когда они придут.
      — Я не уйду! — Нэн собрала всю решимость. — Должно быть что-то, что я смогу делать. Могу отнести послание в поместье…
      Но тетя Пруденс сразу подтвердила то, что говорил девочке здравый смысл.
      — Зачем? Сквайра нет, а без него ни один из слуг пальцем не пошевелит. Но кое-что ты можешь сделать. Надевай плащ, бери корзину, как будто тебя послали с поручением, и иди по дороге к Малмси. Скажи бабушке, что я послала тебя за пиретрумом. Сейчас уже все в деревне — если, конечно, Джош хорошо проделал свою работу, в чем я не сомневаюсь, — уже хорошо знают, что у нас раненый, который нуждается в лечении. Если бабушка начнет расспрашивать, скажи, что к нам идут королевские драгуны, чтобы защищать его, потому что он важный чин. А по дороге посмотри, не наблюдают ли за нами.
      Нэн кивнула и вышла. Полчаса с небольшим спустя она уже вернулась.
      — Ну? — спросила тетя Пруденс, беря у нее пакет с высушенными травами.
      — Я никого не видела. Как будто все ушли из деревни. Я рассказала бабушке о драгунах. Она ответила: «Чтоб они никогда не добрались, эти красномундирники!» Но подмигнула мне, говоря это.
      — Все в деревне стараются не связываться с происходящим. Что ж, другого я и не ожидала. Но до ночи Хейверс не придет: такие, как он, любят действовать в темноте. Эмми ушла. Теперь помоги Кук.
      Большая кухня, казалось, заполнилась тенями. Кук гремела котлами и кастрюлями, но чувствовалась странная пустота. Кухарка посмотрела на Нэн.
      — Если бы у тебя было хотя бы столько же ума, сколько у новорожденного теленка, ты бы ушла вслед за Эмми.
      Нэн задрала подбородок.
      — Не вижу, чтобы ты убежала, — ответила она. К ее удивлению, Кук рассмеялась.
      — С моим-то весом! Я с хозяйкой с тех пор, как она была еще меньше и худее тебя. И она и ее отец хорошо ко мне относились. Не могу же я в такое время убежать и оставить ее. У меня есть это. — Она коснулась рукояти большого ножа для мяса. — Но Джош и Ноэль ушли. Крысы быстро разбегаются. Пусть бегут. Начинай резать зимние яблоки. Я одна не справляюсь, а еду готовить все равно нужно.
      Они поели в середине серого дня. Снег прекратился. Но поднялся ветер, он страшно свистел в карнизах гостиницы. Солдаты, которые привезли раненого, закрыли все ставни, а тетя Пруденс сама заперла двери. Солдаты пошли на конюшню, чтобы покормить лошадей, но вернулись, обнаружив, что все животные исчезли. Конюшня пуста.
      Казалось, тетя Пруденс не удивилась. Однако время от времени поглядывала на большие часы и принималась беспокойно расхаживать по комнатам, когда не сидела у постели раненого. Он спал, но один раз тетя Пруденс подняла его и заставила выпить напиток, который сама сварила из лекарственных трав.
      Как всегда в это время года, стемнело рано. Нэн украдкой пробралась на второй этаж, чтобы выглянуть в окно: здесь их еще не закрывали. В деревне никаких признаков жизни, только из нескольких труб поднимается дым, и его сразу относит ветром На дороге не видно ни одного следа. Как и обитатели «Благородного оленя», жители деревни выжидают.
      — Что ты здесь делаешь, девочка?
      Нэн едва не закричала. Человек возник в темноте за ней так незаметно, что она его не слышала. Потом увидела его лицо и узнала: мастер Леггит.
      — Просто смотрю. Никого нет.
      Он оттолкнул ее от окна.
      — Они там, внизу, не упускают шансов. Ты дочь Мэллори?
      — Да.
      — Тогда ты должна знать, как поступает Хейверс… — он спохватился и замолчал. — Я не хотел тебе напоминать об этом. — Он как будто устыдился своей откровенности.
      — И не нужно… я хочу сказать — напоминать не нужно. Я все помню, — быстро ответила она. — Вы… вы думаете, это правда… что драгуны придут нам на помощь?
      — Возможно.
      Но в голосе его не было уверенности, подумала Нэн, и ей стало холодно — но не от холода комнаты.
      — Думаете, Мэтт не смог доставить письмо?
      — Одно я знаю точно, девочка, — ответил он. — Если молодой Крис Фиттон получит письмо, нам помогут. Он очень любит отца — их в семье осталось только двое. Он учится и… еще не выбрал, чем будет заниматься. Но он уже месяц живет с лейтенантом Фиттоном, я не видел двух таких близких людей. Кажется, один только подумает о чем-то, а другой уже знает. Да, молодой Крис уже в пути — если получил письмо. На станции есть еще три или четыре полицейских.. и еще королевские драгуны…
      — Смотрите! — Нэн показала в окно. Но тень, которую она увидела, уже исчезла.
      — Что ты видела? — спросил Леггит.
      — Вон там внизу, у дерева. Мне показалось, что-то движется.
      — Должно быть, ветер качает кусты. Может, только это ты и увидела. Но скажи внизу, что я останусь тут понаблюдать.
      Нэн побежала по лестнице вниз. Она была уверена, что видела вовсе не качающиеся ветви: кто-то перешел от одного укрытия к другому.
      Передав сообщение, она обнаружила, что тетя Пруденс сидит рядом с раненым. Единственная свеча едва освещала комнату. Тетя вышивала: Нэн много раз видела ее по вечерам за этим занятием в гостиной. Но на столе рядом со свечой лежали заряженные и взведенные пистолеты.
 
      Крис Фиттон прислонился к кусту и поднес пальцы ко рту. Пальцы так замерзли, что потеряли подвижность, и шерстяные митенки — перчатки без пальцев — почти не грели. Гостиница в темноте казалась черным пятном. Он не видел ни лучика света. Конечно, если отец ранен так тяжело, как сообщил посыльный, его не могли перевезти.
      Оставив в миле за собой группу драгун и поехав быстрее вперед, он знал, что должен быть осторожен, как лиса, по следу которой идут собаки. Лошадь он спрятал в кустах, решив, что пешком легче незаметно подобраться к гостинице. Хорошо, что сержант Джонсон знает его отца: он согласился повернуть своих людей, когда пришло сообщение.
      А ему нужно пробраться в гостиницу, хотя он помнит, что сказал парень, который принес письмо. Все вокруг так боятся Хейверса, что никто пальцем не пошевелит, чтобы помочь. Но эта женщина дала отцу убежище, и, может быть, она…
      Крис прикинул открытое пространство от своего укрытия до двора. Если не поскользнется на снегу, доберется быстро.
      И он добрался, и хотя во дворе поскользнулся на булыжниках и упал на колени, сразу вскочил Мэтт рассказал ему, как расположено здание, и он помнил этот рассказ. Справа, за окном с прочным ставнем, должно быть, комната, в которой лежит отец. Он прижался плечом к стене и начал пробираться вдоль нее. У второго окна негромко свистнул в три ноты.
      Немного погодя свистнул снова, потом решился выпрямиться и постучать в ставень. В тишине двора стук прозвучал так громко, что Крис снова прижался к стене и прислушался.
      И почти сразу над его головой изнутри ударили кулаком в ставень. Потом послышался приглушенный голос:
      — Кто там?
      — Крис Фиттон!
      — Иди в конюшню, — послышался приказ. — Там есть дверь.
      Вспоминая указания Мэтта, Крис двинулся как можно быстрей, отыскивая темную, полную запаха лошадей конюшню. Там виднелась полоска света, но едва заметная. Он направился к ней, дверь приоткрылась, и он увидел Леггита, который держал в руке затененную лампу и вглядывался в темноту.
      Несколько мгновений спустя Крис стоял в ногах кровати. Хотя на столе горела свеча, он с трудом различал раскрасневшееся лицо отца. Но голова на подушке металась, слышались едва различимые непонятные слова, и это еще сильней встревожило мальчика.
      — Он… он очень болен? — Крис старался говорить нормальным тоном, чтобы не выдать свой страх.
      — Это лихорадка. — Высокая женщина с напряженным лицом сменила влажную тряпку на лбу отца
      Крис крепко сжал столбики спинки, спросил.
      — Можно что-нибудь сделать?
      Она даже не посмотрела на него, все ее внимание было обращено к раненому.
      — Все, что можно было, мы сделали.
      — В Рее есть врач…
      Теперь она взглянула на него.
      — Его нельзя перевозить. И я не думаю, чтобы ты смог привести сюда врача.
      Крис вспомнил.
      — Вы думаете — из-за них? — Он показал на забранное ставнем окно.
      Прежде чем она смогла ответить, открылась дверь, и Крис быстро оглянулся через плечо. Там стояла девочка с подносом, на котором небольшая чашка и кувшин. Она быстро, но осторожно подошла к постели, как будто опасалась пролить то, что принесла.
      — Их видели, — сказала она негромко. — Мастер Леггит зовет его. — Она кивком показала на Криса.
      — Тебе лучше идти, — сказала женщина. — Здесь ты ничем не поможешь. Если он придет в себя, я сразу пошлю за тобой.
      Крис неохотно вышел, но девочка пошла за ним.
      — Сюда, — показала она, минуя его в коридоре.
      Крис, мигая, вошел в большую кухню. Здесь сидел мастер Леггит и ел хлеб с сыром. Прежде чем заговорить с Крисом, он сделал большой глоток эля из кубка.