«У нее черные волосы. У левого уголка губ маленькая черная родинка: говорят, она делает ее еще привлекательнее. Она грациозна, прекрасно танцует и ценит хорошо сложенных мужчин. Ее любимые цвета: фиолетовый, темно-розовый, золотой и персиковый — оттенок диких лилий, которые она очень любит и вдевает в волосы всегда, когда может. А еще она использует духи, приготовленные из этих цветов».
      Маркла хорошо знала ту женщину, но все-таки попросила ее портрет. За многие годы внешность могла сильно измениться. Глядя на миниатюру, она убедилась в том, что их сходство друг с другом — вплоть до родинки, которую Мэрфи обычно замазывала косметикой, — нисколько не уменьшилось. Даже Иса его заметила.
      Что было не удивительно, если учесть, что настоящая Маркла была ее единокровной сестрой. У них был общий отец. Марфи, или Дариа, или Вира, или как еще решала называться женщина, ставшая королевой шпионов, еще малышкой была увезена из Валваджера и росла далеко от родных мест. Для графа она была ненужной обузой, с горечью вспомнила Маркла. А жена графа ее ненавидела.
      Благодаря королеве Исе она смогла занять место, подобающее ее благородному происхождению. Харуз… Она вспомнила, что поначалу имела с ним дело только потому, что того пожелала Иса. Маркла всегда была слишком осмотрительной, чтобы позволить себе роскошь влюбиться. И тем не менее она полюбила Харуза, испытывала ревность к нему и его нескрываемому честолюбивому желанию занять трон Рендела через наследницу Ясеня. Ту глупо улыбающуюся простушку Ясенку!
      Ирония происходившего снова поразила Марклу, и, несмотря на владевший ею страх, она негромко рассмеялась. Две женщины, добивающиеся места в мире, — и обе незаконнорожденные дочери аристократов. Но отцом Ясенки был Борф, король Рендела, а отцом Марклы — всего лишь граф Валваджера. Тем не менее сходство их положения всегда забавляло ее. Ей, дочери мелкого графа, удалось поймать в сети самого высокопоставленного аристократа Рендела. Ясенка оказалась не так удачлива. По совету Марклы Иса выдала Ясенку замуж сначала за наследника Морских Бродяг, а потом — за никому не известного пришельца с севера. То, что у себя на родине этот человек, по слухам, был вроде как принцем, в Ренделе не имело никакого значения. Здесь он считался просто одним из множества аристократов, и его положение было ниже положения Харуза. Об этом думать было почти приятно.
      До недавнего времени.
      Когда отношения между нею и Харузом переменились? И, если уж на то пошло, как она могла настолько забыть свои собственные правила и влюбиться в него?
      Маркла приказала себе сосредоточиться, вспомнить. Это было лучше, чем думать о том, что сейчас происходит в ее теле. Во время их ссоры прошлой ночью Харуз сказал что-то насчет чар…
      В ее памяти всплыло смутное воспоминание о том, как Иса пригласила ее в свою тайную комнату на вершине самой высокой башни королевского дворца в Ренделшаме. Маркла сосредоточилась — и воспоминание стало более четким.
      Без всякого удивления она поняла, что Иса занималась построением заклинаний. Когда во время их разговора непонятный шорох привлек ее внимание, она заметила присутствие какого-то странного существа; оно пряталось в корзинке, обтянутой атласом. Наверное, это было то, о чем она до тех пор только слышала: крылатый зверек, сверхъестественный по своей природе. Время от времени королева отправляла своего гонца собирать информацию. Следить за тем, кого она укажет.
      Теперь Маркла поняла, что Иса не случайно так заинтересовалась талисманом Харуза, что заставила ее украсть эту вещицу у мужа. Наверное, талисман был средством вызова подобного существа. Сама Маркла не была полностью откровенна с Исой. Она сказала вдовствующей королеве, что не знает, как пользоваться талисманом. На самом же деле она прочла нужное заклинание в книге, на которой стоял сундучок в потайной комнате Харуза. Теперь она уже жалела о том, что поспешила отдать талисман королеве. Ей хотелось бы знать, как поживает Харуз.
      Она напрягала память, восстанавливая события, которые привели к тому, что она перестала принадлежать самой себе и оказалась во власти Харуза. Иса приказала ей положить свои руки на царственные плечи на то время, пока будет читаться заговор. Маркла должна была поделиться с ней своей силой. И хорошо, что попросила: Иса упала, лишившись сил. Без помощи Марклы королева могла умереть. Но что, если заклинание, в которое были вложены ее силы, повлияло не только на Харуза, но и на нее саму? Вскоре после этого она начала относиться к нему не как к человеку, которого просто может использовать, не как к дальнему родственнику, который по доброте своей дал ей приют.
      Да, конечно. Только воздействие чар Исы могло заставить Марклу пригласить Харуза к себе в постель, чтобы отвлечь его внимание от Ясенки. Она сделала это не только ради собственного удовольствия, хотя отчасти дело было и в этом. Она пылала к нему страстью — но и он не был к ней равнодушен. А еще ей хотелось защитить его от него самого. Его честолюбивые планы на наследницу Ясеня, в которой к тому же текла королевская кровь, привели бы его на плаху — когда его усилия стали бы настолько очевидными, что их уже нельзя было бы вежливо не замечать.
      Как и она сама не могла не замечать угроз, которые он высказал в ее адрес. Никому, даже графу Харузу из Крагдена, лорду-маршалу Рендела, не позволительно безнаказанно угрожать королеве шпионов разводом и тем более убийством. Только за одно это он заслуживал смерти. Тут она почувствовала мимолетный укол жалости. Ведь когда-то они были счастливы друг с другом…
      Иса со свойственной ей непоследовательностью поначалу пыталась помешать Маркле выйти замуж за Харуза. Маркла тихо улыбнулась, вспоминая прошлое. Как испугалась королева, когда она сообщила ей о смерти настоящей наследницы Валваджера! Маркла позаботилась о том, чтобы, хотя напрямую ничего сказано не было, Иса совершенно определенно поняла, кто именно был ответствен за эту весьма удобную смерть. Конечно, подробностей она излагать не стала. Маркла не сомневалась в том, что Иса позже расследовала случившееся, но не сомневалась и в том, что отправленный ею убийца следов не оставил. По правде говоря, он воспользовался тем же ядом, который она добавила в прощальный кубок, предназначавшийся Харузу.
      Эта мысль вернула ее к настоящему. И новая волна страха нахлынула на нее.
      «Я не отравлена, — сказала она себе. — Нет, нет!»
      Лорд-маршал Рендела при обычных обстоятельствах никуда не отправился бы без сопровождения отряда солдат. Однако на этот раз он сообщил, что уйдет из лагеря один.
      — Чевин, — сказал он своему заместителю, который стал теперь считаться и его адъютантом, — я начал уже уставать от постоянного сидения в лагере. Я хочу проверить, что мне удастся обнаружить самому. Ты знаешь, я — опытный солдат и охотник, так что смогу спрятаться от врагов, если они мне встретятся. А вот отряд громко топающих солдат стал бы для меня смертным приговором.
      — Как прикажете, сударь, — ответил Чевин, но Харуз почувствовал неодобрение заместителя. — Пожалуйста, ради нас всех, не уходите надолго.
      — Это я могу тебе обещать. А теперь принимайся за свои дела. На время моего отсутствия командование переходит к тебе.
      Радуясь возможности вырваться из лагеря и на время избавиться от ответственности, которая легла на него как на командующего Четырьмя Армиями, Харуз накинул поверх зимних одежд белый плащ и выскользнул из палатки. Вскоре ограда лагеря осталась далеко позади, и он направился к узкому проходу между двумя горными хребтами. Там было удобнее наблюдать, оставаясь незамеченным.
      Чевин был человеком верным и надежным, но он не мог сравниться с Гиннелом. Как это Горину удалось сделать своим заместителем изгнанного короля? А в штабе Горина есть еще такие великолепные командиры, как Себастьян и Латром, не говоря уже о Рохане. Он завидовал способности Горина привлекать к себе талантливых мужчин. И женщин. Ясенка…
      Он решительно отогнал эту мысль, пообещав себе, что постарается тщательно изучить Нордорн и узнать этот секрет. Пока в Ренделе не появился Горин, именно Харуза считали самым мудрым и сильным среди аристократов, и все стремились к нему, как будто надеясь, что его лучшие качества каким-то образом перейдут и к ним. А теперь он только и слышит: Горин, Горин, Горин… У этого мужчины повадки боевого кота — ни одного лишнего движения, и он всегда твердо знает, что ему нужно, и не испытывает сомнений. В другом человеке такая уверенность выглядела бы заносчивостью. Рядом с ним Харуз чувствовал себя неуклюжим и нерешительным.
      Эти мрачные мысли тоже следовало отбросить. Он почти физически, словно лежащий на груди камень, ощущал овладевшие им раздражение и досаду.
      День был хмурый, обещая новые снегопады; тусклое зимнее солнце закрывали тучи. Казалось, что холодный воздух обжигает легкие.
      Что-то — или кто-то — приближалось к нему, и только слабый хруст снега выдавал приближение этого существа. Харуз поспешно спрятался за камнями, выступавшими из снега. Он знал, что в неестественной тишине будет слышен любой звук.
      — Харуз? — произнес женский голос.
      От неожиданности он резко втянул в себя воздух.
      — Я ведь тебя слышу, знаешь ли. Биение твоего сердца звучит так же ясно, как и моего собственного. Если я могу обнаружить твое сердцебиение, то почему ты думаешь, что я не могла услышать твоего вздоха?
      Харуз решил, что совершенно бесполезно продолжать прятаться от этой женщины, кто бы она ни была. Если она знает, где он укрылся, — так тому и быть. Он вышел из-за камней.
      Женщина стояла так, словно ждала его прихода. Когда она вскинула голову, отбросив капюшон легкого плаща, то открыла лицо настолько прекрасное, что он снова резко вздохнул. Ее руки зашевелились, и с ее пальцев сорвалось несколько сверкающих снежинок.
      — Разве ты не узнаешь меня, Харуз? — сказала она. Ее голос был низким и звучным. — Разве ты меня не помнишь?
      — Не… не знаю.
      — В последний раз ты видел меня на Большом Турнире, когда этот настырный юнец, Рохан, вмешался в мои планы.
      — Ты — колдунья…
      — Чародейка. Я — Флавьель.
      — Зачем ты здесь?
      — Я пришла к тебе, Харуз. Только к тебе. Не отдавая себе отчета в том, что делает, он подошел к ней и обнял. Она приникла к нему — жаркая, страстная. В его ноздри проник аромат ее духов, сложный и в то же время удивительно простой.
      — Не могу поверить! — изумленно прошептал он.
      — Поверь, что я — твоя, — отозвалась она. Ее губы приоткрылись. Они были очень красными.
      — Но почему?
      — Как много вопросов! Давай скажем так: я почувствовала ярость, которую вызывают у тебя сейчас вдовствующая королева и твоя предательница-жена. Эта ярость привлекла меня сюда — так же, как она привела тебя в то место, где я тебя ждала.
      Тогда он обхватил ладонями ее лицо и поцеловал — так жадно, что повредил кожу на этих необычайно красных губах. Она гортанно засмеялась и ответила на его поцелуй с такой же страстью. А потом чуть отодвинулась, чтобы заглянуть ему в глаза.
      — А ты готов стать моим? Станешь ли ты тем, кого я так долго ждала? Придешь ли ко мне? Предложить ли тебе то, что предлагала прежде всего один раз — и была отвергнута? Ты обладаешь долей силы, хотя она не развита и не приручена. Это я в тебе почувствовала. Хочешь, чтобы я в сто раз усилила твои способности? Я могу это сделать. В ответ тебе достаточно только присоединиться ко мне.
      — Присоединиться к тебе… — откликнулся он. Ему казалось, что он тонет в глубинах ее глаз.
      Он продолжал удерживать ее голову, ощущая между своими ладонями изящный, хрупкий череп. Харуз был достаточно силен, чтобы раздавить его как яйцо. А Флавьель бесстрашно улыбалась ему.
      — Показать тебе?
      — Покажи.
      Она повернула голову, мимолетно прикоснувшись губами к его ладони. А потом выскользнула из его объятий и, взяв за руку, повела туда, где в укрытии нескольких скал дожидался чудовищный зверь. У него была длинная шея, а спину украшали острые шипы. Монстр поднял голову и устремил на Харуза бездонные черные глаза. Харуз инстинктивно отпрянул и схватился за меч.
      — Не тревожься! — рассмеялась колдунья. — Он не тронет тебя, пока я с тобой. Однако тебе надо выпить вот это, чтобы ты не замерз там, куда я тебя повезу.
      Флавьель вытащила из-под плаща небольшой пузырек, открыла пробку и протянула его Харузу. Не сомневаясь и не колеблясь, он выпил содержимое. Оно оказалось почти безвкусным, но моментально согрело все его тело. Она показала ему, как оседлать дракона: всадники сидели прямо за огромной головой зверя. А потом Флавьель ловко запрыгнула ему за спину и обвила руками за пояс.
      — Вверх! — приказала она.
      Огромные крылья, незаметные до сей минуты, расправились.
      — Это ледяной дракон, так ведь? — спросил Ха-руз.
      — Да.
      Она ударила пятками по шее дракона. Крылья оглушительно хлопнули — и всадники на громадном звере оказались в воздухе. За спиной у них взметнулись вихри снега. Харуз почувствовал, что дракон летит с неохотой, и спросил у Флавьель, в чем дело.
      — Они не любят летать в теплом климате: движение их слишком сильно разогревает. Но здесь для них уже достаточно холодно. А чем выше мы будем подниматься, тем холоднее там будет.
      Харуз не ощущал холода: волшебное тепло надежно окутывало его. Видимо, это было действием того зелья, которое дала ему чародейка. Даже его дыхание перестало клубиться белым облачком и оседать инеем. Он сбросил с головы капюшон из меха вальвина.
      Они летели высоко над горами. Вершины оказались настолько острыми, что, казалось, могли порезать пальцы, если бы он до них дотронулся. Когда они прорвались сквозь слой облаков и оказались на ярком солнце, все стало блестящим и переливающимся: чешуя дракона, на котором они летели, одежда Харуза, покрытая изморозью, и развевающиеся волосы Флавьель.
      — Мне хотелось показать тебе это, — сказала она.
      Руки, обвивавшие его пояс, сжались крепче, и она положила голову ему на плечо.
      — У меня нет слов! — отозвался Харуз.
      Он уже немного освоился на спине у дракона. Езда на нем не очень сильно отличалась от езды на крупном коне. Чтобы сохранять равновесие, он ухватился за чешуйчатые выросты на голове, как если бы это были поводья.
      Флавьель снова сжала пятками шею дракона, и тот повернул, величественно паря на широко раскрытых крыльях. А потом они начали снижаться. Стоило им снова пробиться сквозь облака, Харуз понял, что они находятся поблизости от того места, где начали подъем.
      — Посмотри! — приказала Флавьель. — Туда, направо!
      Он увидел блестящую нить льда на вершине горы, возвышавшейся над перевалом. Издали полоска казалась очень узкой.
      — Что это? — спросил Харуз.
      — Ледяная река. Обычно они ползут по земле, пока не доберутся до моря. Там они разбиваются на огромные куски льда, которые настолько опасны, что корабли стараются к ним не приближаться.
      Харуз кивнул. Он слышал о подобных вещах.
      — Но я не знал, что они берут свое начало высоко в горах.
      — Это бывает нечасто. Здесь они будут ронять ледяные глыбы на все, чему не посчастливится оказаться под ними. — Она освободила одну руку и вытянула ее в сторону ледяного потока.
      — Смотри. Убедись в моей силе.
      Повинуясь ее жесту, полоска льда стала расширяться. Она дрожала над пропастью. Даже с той высоты, на которой они находились, Харуз услышал, как она скрипит и трещит. Эти звуки напомнили ему треск льда, на который вылили горячую воду. С края ледяного потока сорвалось несколько сверкающих осколков. А потом шум прекратился. Замерзшая река на какое-то время затихла и остановилась.
      — Все готово! — радостно сказала Флавьель. — Теперь тебе надо привести ренделцев на перевал. В нужное время я позабочусь о том, чтобы река сбросила лавину огромных кусков льда на авангард, в котором будут находиться все командиры, кроме тебя. И война закончится. — Она заставила Харуза повернуться лицом к ней. — И ты будешь моим, а я буду твоей, целиком и полностью. Мне будет очень трудно дождаться этого дня!
      — А надо ждать?
      — Нет!
      Харузу показалось, что он тонет в ее глазах. Он не замечал, что ледяной дракон вернулся на землю, пока они не слезли с него. Поблизости оказалось укрытие, сооруженное из веток деревьев. Ему в нос ударил терпкий аромат зеленых иголок. В шалаше ветки образовали мягкий ковер. В центре, в выложенном камнями углублении, горел небольшой костер, и почти невидимая струйка дыма уходила через свод в том месте, где соединялись наклонные стены шалаша. С одной стороны от огня на свободном пространстве были разложены меха, из которых устроена постель.
      Харуз не знал, он ли заключил Флавьель в объятия или она притянула его к себе.
      — Я люблю тебя! — сказал он много позже. Он ласково откинул у нее со лба пряди волос.
      Они все еще сверкали, словно покрытые ледяными кристалликами, хотя внутри шалаша было довольно тепло.
      — Ты об этом не пожалеешь, — пообещала она. — Я дам тебе такие силы, какими не владел ни один человек.
      Харуз вспомнил про Ису и Зазар. Казалось, колдунья прочла его мысли — и засмеялась.
      — Ни один человек, — повторила она. — Тем, которые остались в Ренделе, только кажется, будто они знают, что такое сила. Они едва пригубили ее. Со мной ты будешь пить ее, пить вволю.
      И он снова почувствовал, что теряется в ней — чего не чувствовал прежде ни с одной женщиной. За стенами шалаша зубы ледяного дракона коротко лязгнули, словно он проглотил какое-то насекомое, и, услышав это, Флавьель рассмеялась.
      Наконец он со вздохом разжал руки и потянулся за своей одеждой.
      — Мне надо вернуться в лагерь. Иначе меня пойдут искать.
      — Тогда я не стану тебя останавливать.
      — Но как я могу уйти? Почему нам нельзя улететь на твоем ледяном драконе? А потом я поведу армии против своих новых врагов!
      — Нет-нет, мой Харуз. Тебе еще какое-то время надо будет притворяться, будто ты верен Ренделу. Надо выбрать подходящий момент. И тогда, обещаю тебе, мы будем вместе, и Харуз-Покоритель с победой поведет нас в наши новые земли, и даже до самого королевского дворца Ренделшама.
      Продолжая слышать ее обещания и ощущать на губах вкус ее поцелуев, он неохотно расстался с ней и отправился обратно в лагерь. Запоздало он удивлялся тому, с какой легкостью принял у Флавьель зелье. Когда-то — теперь ему казалось, что очень давно, — кто-то… его жена!., предложила ему прощальный кубок, возможно отравленный. Это должно было бы научить его осторожности. Конечно, та его давняя жена была мерзкой предательницей, и о ней не следовало бы упоминать одновременно с сияющей, блестящей Флавьель. И теперь Харуз отнюдь не ощущал действия яда: наоборот, он еще никогда не чувствовал тебя таким здоровым, таким сильным, таким уверенным в себе, как в эту минуту. Да, он готов доверить Флавьель больше, чем собственную жизнь.
      Он был прав, считая, что его хватятся. Поднимаясь на холм, он увидел Чевина, который ехал во главе отряда из шести человек. Если бы они застали его в объятиях Флавьель, он не смог бы дать удовлетворительного объяснения.
      Он помахал им рукой, показывая, что все в порядке.
      — Мы уже начали о вас тревожиться, сударь, — сказал его заместитель, когда они съехались. — Я знаю, что вы внимательны и осторожны, но все же мы на вражеской территории.
      — Как видишь, твоя тревога была беспочвенной, но я благодарю тебя за нее.
      Чевин с любопытством посмотрел на него.
      — Поездка, похоже, пошла вам на пользу, — заметил он. — В вас что-то изменилось.
      — Я не нашел подходящего поля для битвы, но обнаружил проход, по которому, думаю, можно будет пойти навстречу нашим противникам, — с улыбкой проговорил Харуз.
      «И к тому же, — добавил он про себя, — я избавился от жены, которую никогда не любил и которая обманом заставила меня на ней жениться. Она мне не жена. Я ее отвергаю».
      Тут Чевин рассказал ему новости, в том числе и то, что Рохан уплыл на «Пенной деве», чтобы произвести разведку. Харуз кивнул.
      — Это он удачно придумал. — Он посмотрел вверх. Пелена облаков стала еще ниже и приобрела серо-синий цвет. — По-моему, скоро начнется снегопад, к тому же сильный, — сказал он. — Какое-то время мы не сможем двигаться, но и наши враги тоже. Однако это кстати: нужно использовать появившееся время для подготовки. Юный Рохан должен скоро вернуться с теми сведениями, которые ему удастся собрать. Насколько нам известно, наши враги не потрудились ничего о нас узнать, так что это играет нам на руку. Во второй половине дня мы устроим совет всех генералов и их заместителей и разработаем планы нападения.
      Прошло три дня, а Маркла не вставала с постели. Ее состояние постоянно ухудшалось, но она скрывала это от Рюты и остальной прислуги. Она только сказала им, что чувствует легкое недомогание и тоскует по уехавшему супругу. Рюта смела осколки с ее туалетного столика и ухаживала за своей госпожой — в той степени, в какой Маркла это допускала.
      Оставшись в столь необходимом ей одиночестве, Маркла могла быть честной сама с собой. Теперь уже не имело смысла уговаривать себя, что просто съела что-то нехорошее и получила несварение желудка. Ее попытка убить Харуза на безопасном расстоянии не только провалилась, но, похоже, погубила при этом ее саму.
      Однако еще не все потеряно. У нее еще остался один способ отомстить ему. Если она поспешит.
      Маркла выбралась из постели и облачилась в свой лучший наряд, изумляясь тому, насколько она стала слабой и худой. Казалось, ее тело тает изнутри. Приказав заложить карету, она отправилась в Ренделшам, а там — во дворец. Иса примет ее без предварительной договоренности: в прошлом вдовствующая королева уже это делала.
      Когда Маркла, тяжело опираясь на толстую клюку, с трудом приковыляла в личные покои Исы, королева побледнела.
      — Ваше величество, — прошелестела Маркла, — позвольте мне не тратить силы на церемонии. Больше того, позвольте мне не тратить их вообще.
      — Маркла! Тебе следовало оставаться дома, в постели. Ты больна!
      — Нет, ваше величество. Я мертва.
      Вдовствующая королева замахала на своих фрейлин, гоня их из комнаты, и собственноручно придвинула Маркле кресло. Та с облегчением рухнула в него и с благодарностью приняла чашку пряного вина, которое было принесено королеве горячим, но уже успело остыть и стать едва теплым. Напиток позволил ей восстановить силы — но только в очень малой степени.
      — Спасибо.
      — Что случилось?
      — Многое. Прошу вас, вызовите леди Ясенку. Она ведь еще здесь, в Ренделшаме, не так ли? Кое-какие вещи будут касаться ее, и я не стану рассказывать, пока она к нам не присоединится.
      Иса встала, позвонила — и в комнату вернулась леди Гертруда.
      — Пойди и приведи леди Ясенку, — приказала Иса. — Она нам нужна.
      — Скажите ей, чтобы поторопилась.
      Голос у Марклы стал хриплым. Она душистым платочком стерла со лба капли холодного пота и потянулась за кувшинчиком, чтобы налить себе еще вина, но он уже опустел, так что в чашку упало всего несколько капель.
      — И еще, Гертруда, — велела Иса, — принеси горячего вина.
      — Большой кувшин, — добавила Маркла. Вдовствующая королева отдала фрейлине еще какие-то распоряжения, но так тихо, что Маркла Ничего не смогла расслышать. Но ее это и не интересовало: сознание начало то и дело куда-то уплывать. Фрейлина поспешно ушла выполнять приказы вдовствующей королевы.
      — Ясенка сейчас придет, — сказала Иса. — Может, ты хочешь прилечь?
      Маркла с трудом улыбнулась.
      — Боюсь, что тогда я уже больше не встану.
      — Тебе следовало бы прийти сюда раньше, как только ты почувствовала себя плохо. Ну, лучше поздно, чем никогда. У доктора Лоргана наверняка найдется лекарство, которое тебе поможет. Я послала за ним…
      — Он ничего не сможет сделать, — отозвалась Маркла. — Пожалуйста, вспомните мою… прежнюю профессию, ваше величество. Я знаю эти симптомы. Мне помочь невозможно. Но если мы поторопимся, я смогу сообщить вам и Ясенке достаточно, чтобы предатель был наказан.
      — Тогда отдыхай, пока не придет Ясенка. Сначала принесли горячее вино, Получив кубок и не потратив силы на разговоры, Маркла немного воспрянула духом к тому моменту, когда в комнату в сопровождении Гертруды вошла Ясенка. Фрейлина попробовала было задержаться, но Иса решительно отправила ее прочь.
      — Леди, — проговорила Ясенка, не скрывая ужаса, — мне сказали, что вы нездоровы, но я не ожидала, что все так плохо.
      — Маркла очень больна, — тихо проговорила Иса. — И, по ее словам, ей нужно что-то тебе рассказать.
      Маркла сделала глоток подкрепляющего силы вина. При нагревании из него уходило почти все то, что вызывало опьянение. Маркла удивилась тому, что сама не догадалась воспользоваться этим средством, но поняла, что голова у нее работает недостаточно четко. Несомненно, это тоже результат действия яда. Она готова была заснуть прямо здесь, сидя в кресле, и никогда больше не просыпаться. Вместо этого она заставила себя сосредоточиться. Ей необходимо говорить отчетливо.
      — Мы с Харузом страшно поссорились. Мы оба говорили и делали такое, что… — Маркла приняла решение рассказать правду, но придать ей такой оборот, чтобы представить события в наихудшем свете. — Я отравлена, государыня королева и леди Ясенка. И это сделал Харуз.
      — Не может быть! Зачем ему было это делать?
      — Он сделал и нечто более ужасное. Ужасное. Он — предатель.
      — Я не могу этому поверить!
      — Вы должны поверить. — Негромким, ровным голосом, стараясь беречь силы, Маркла пересказала двум потрясенным слушательницам все, что вышло на свет во время ее ссоры с Харузом. — Я вижу на вас ожерелье, которое он вам подарил, — сказала она Ясенке. — То, которое было сделано из старинной броши.
      Рука Ясенки невольно поднялась к горлу.
      — Да. Я часто надеваю его, как знак моего дома.
      — Эту брошь он украл у трясинной жительницы, которую убил.
      Слова эти заставили Ясенку отшатнуться. Она недоверчиво воззрилась на Марклу.
      — Не может быть!
      — Может.
      Ясенка онемела и отвернулась. А потом она начала говорить — монотонно, как человек, приходящий в себя от оглушившего его удара.
      — Кази. Это была Кази. Она была… служанкой в доме у Зазар, еще в моем детстве. Зазар ее защищала. Но она не смогла защитить ее, когда Джол, староста деревни, притащил ее в разрушенный город. Она должна была стать приманкой, понимаете? Чтобы я вышла из своего укрытия. Но я не вышла, и тогда Джол ушел, и Кази ушла, а я пошла за ней, потому что ее могли сожрать болотники. И тогда я увидела ее с человеком, которого окутывал туман. У меня был камень силы, и я сама укрылась в тумане и видела его — все, кроме лица. И он убил ее ударом кулака. Я все это видела, видела…
      — Ты несешь вздор, девчонка! — взъярилась Иса. — Приди в себя, немедленно. Нет никаких доказательств того, что тот человек был Харузом, и даже вообще что это был человек.
      — Я так и не узнала, кто это был. Я больше ни разу не видела туманного человека.
      — У Харуза есть обруч, который создает такой туман, — сказала Маркла. — Я его видела. На обруче укреплен талисман, оберегающий от магии и от большинства видов оружия.
      Ясенка продолжала, словно помимо своей воли:
      — Я видела, как тот человек взял с тела Кази что-то блестящее. Кази никогда мне не показывала эту блестящую вещь и всегда носила ее на шее на шнурке.
      Иса резко выдохнула.
      — Но нет оснований считать, что та «блестящая вещь», которую ты якобы видела, и древняя брошь Ясеня — это одно и то же.
      Ясенка повернулась к вдовствующей королеве.
      — Напротив, ваше величество, я уверена, что есть основания. Один раз, перед самой свадьбой Марклы и Харуза, Горин спросил меня, где Харуз нашел эту вещь. Я ответила, что он мне об этом не сказал. Это заставило меня задуматься, но разговор прервался, и я не стала это выяснять. У меня не было доказательств, которые связывали бы Харуза со смертью Казн. До этого дня.
      — Думаю, тебе только кажется, будто ты хорошо помнишь то, что видела, — сказала Иса. — Но даже если кто-то и прекратил ее страдания — ты ведь сказала, что она была калека? — так ведь эта самая Кази была всего лишь трясинной жительницей.
      Ясенка выпрямилась.
      — Она была женщиной и не причинила Харузу никакого вреда. Если вы не считаете ее убийство преступлением, то я считаю!
      — Конечно, — сразу же согласилась Иса. — Я просто хотела сказать…
      — Может быть, моего убийства будет достаточно? — резко проговорила Маркла. Она села прямо, но это усилие обошлось ей слишком дорого, и она снова бессильно привалилась к спинке кресла. — Не забывайте, что он планировал жениться на Ясенке и таким образом получить трон. А теперь, по-моему, он затевает еще более страшное предательство. Его последние слова заставили меня это заподозрить. Он пообещал, что сделает все — все, что угодно, — чтобы остаться в живых, и что, вернувшись, разведется со мной. А по его взгляду я поняла, что он даже перейдет на сторону врагов, если они окажутся сильнее. И, умирая, я готова поклясться, что говорю правду.
      Ясенка перебирала рукой свое ожерелье — то, в котором был знак ее дома: пламя, поднимающееся из сосуда, украшенного большим сапфиром. Знак висел на нитке сапфировых бусин. Маркла хорошо знала это украшение: именно она по приказу Харуза нашла ювелира, который починил почти безнадежно испорченную брошь и превратил ее в драгоценное украшение, предназначавшееся в подарок Ясенке. По краю бывшей броши шла многозначительная надпись, зачастую истолковывавшаяся по-разному: «Нет огня — нет пепла».
      Маркла собиралась было переплавить брошь, а позже сказать, что ее украли, но потом передумала. Она уже тогда знала то, чего не знал Харуз; он никогда не женится на Ясенке. Так зачем было мешать ему делать девчонке подарки? В этом не было никакого вреда, а Харуз был достаточно богат, чтобы позволить себе десять подобных даров.
      — Мне нужно вернуться к себе, — сказала Ясенка дрожащим голосом. — Если вы хотели рассказать еще что-то, леди Маркла, то прошу вас отложить это на следующий раз. Мне больше не выдержать.