Старик умирал. Когда-то она думала, что он будет жить вечно. Теперь она стала старше и знала, что всему на свете рано или поздно приходит конец. Сейчас настало его время. Он невозмутимо встретился с ней взглядом, и она поняла — он собирается рассказать ей, что нужно делать.
      Она склонилась к нему, он также не сводил с неё внимательного взгляда. Слишком худенькая, чтобы считаться красавицей, в его глазах она была и прекрасной, и любимой: дочь дочери его сына и единственная из его потомков, кто остался в живых. Приход чужой и враждебной расы плохо сказался на его народе. Слишком многие умирали от болезней, о которых даже не подозревали, пока были свободными скитальцами. Другие, точно голодные койоты, готовы были рвать друг другу глотки из-за огненной воды, которую им предлагали слишком часто.
      Болезнь убила его сына, злая судьба унесла жизнь дочери сына и её возлюбленного, и только эта девочка уцелела. На протяжении поколений чужая кровь смешивалась с кровью немунух: его собственная мать была лишь наполовину навахо, дочь белого человека и его жены-индианки. Глаза старика неотрывно наблюдали за девочкой. Элири, так он назвал её на древнем языке, известном только тем, кто владел силой. Теперь таких осталось совсем немного. По мере того как сменялись поколения, слишком многие семьи постепенно утратили дар. Но в этом ребёнке он возродился снова, расцвёл в подлинный дар умения обращаться с лошадьми и ощущать свою связь со всей остальной жизнью.
      Девочка тоже наблюдала за ним, с печалью в больших серых глазах. Длинные чёрные волосы свисали с её худого плеча, и она нетерпеливым движением поправляла блестящие пряди. Каждый раз, когда рука поднималась, на худом запястье проступали сильные сухожилия. Внешняя слабость была обманчивой; на самом деле все её тело, казалось, было сплетено из стальной проволоки и прочной кожаной бечевы. Много-много лет назад женщины тоже были воинами, и мужчины-немунух признавали их в этом равными себе. Фар Трейвелер воспитал свою правнучку хорошо. В эти дни всеобщего вырождения никто из молодых мужчин не мог сравниться с ней в стрельбе из лука или во владении ножом. Равно как никто, будто то мужчина или женщина, не умел лучше неё обращаться с лошадьми и охотиться.
      Он улыбнулся и заговорил. Его голос звучал слабо, но отчётливо:
      — Я назвал тебя Элири. Теперь тебе предстоит доказать, что я не ошибся.
      Девочка выглядела смущённой. То, что её имя означало «Та-Кто-Ходит-Странными-Путями», она знала всегда. Но каким именно путём предстояло пройти ей?
      Старик улыбнулся, увидев, что она наморщила брови.
      — Иди в горы, найди там начало пути Идущих Впереди. Ничего не бойся, иди как воин. Ты — последняя из моего рода и пройдёшь дальше всех с помощью того, что я могу тебе дать. — Его голова судорожно дёрнулась в сторону небольшого мешка, плохо различимого в тёмном углу комнаты. — Иди со Светом, когда солнце поднимется высоко, и Ка-дих благословит тебя. — Он негромко вздохнул. — Ты не сможешь поехать верхом, последнего коня я продал. И ждать слишком долго ты тоже не сможешь. Женщина, которая навещает нас, приедет сегодня. Ты должна уйти как можно дальше, прежде чем она появится здесь.
      Элири вздрогнула. Он прав, ей и в самом деле следовало так поступить. Именно прадед спас её шесть лет назад. Она ни на мгновенье не забывала, как жестоко обращались с ней дядя и тётя. Когда её отец женился, он не презирал индейскую кровь своей невесты, но его сестра и хозяин ранчо, за которого она вышла замуж, смотрели на это совсем иначе. Когда Фар Трейвелер умрёт, по закону белых людей она снова окажется в их руках, ведь ей ещё нет шестнадцати. Если есть возможность бежать, она сделает это.
      Путь Идущих Впереди? Её сердце забилось сильнее. Рассказывали немало историй об этих древних людях; даже в школе, куда она ходила, знали об их существовании. Отчасти, по крайней мере. Книги подтверждали правдивость старинных рассказов Фара Трейвелера, которые сам он слышал от своей матери. Но о существовании пути Элири не знала ничего.
      Чёрные глаза мерцали на морщинистом лице её прадеда, похожем на карту холмов и низин его древней земли. Коричневом, как пыль, и всё же живом, как сама эта земля.
      — Принеси мой мешок.
      Она подала ему мешок из дублёной кожи оленя и замерла в ожидании. Он достал оттуда и расправил на постели кусок белой оленьей кожи, выдубленной и выскобленной до полной мягкости. Слегка дрожащая рука поднялась, и Элири, как заворожённая, следила за ней взглядом. — Это… — он прикоснулся пальцами к белому куску кожи, — это наша земля. Иди вдоль реки в горы. На одном из склонов найди сначала пень — всё, что осталось от огромного дерева, поваленного молнией. — Элири кивнула; она видела его. — Дальше по пути вверх ищи место, где много лет назад были оползни. Оттуда начинаются уже сами горы. — Она кивнула опять. Их она тоже видела во время охоты. — Оставь реку и дальше иди так, как показано на карте.
      Его пальцы замерли на полоске кожи. Он помолчал, переводя дыхание, и во время этой паузы оба услышали звук. И поняли, что он означает.
      Фар Трейвелер выругался.
      — Она едет, эта приставала. Тебе нужно уходить.
      — Я не оставлю тебя умирать в одиночестве. — Элири бросилась к окну. Далеко внизу на дороге крошечный красный автомобиль с трудом одолевал склон. Элири схватила ключ и выбежала во двор. Торопливо заперла ворота и вернулась в дом. — Если мы будем сидеть тихо, она подумает, что нас нет.
      Старик еле слышно рассмеялся:
      — Только не эта женщина из чужого народа; она вечно сует нос во все щели. Запертые ворота ненадолго спасут нас от неё. Тебе известны их обычаи. Стоит ей увидеть меня таким, и она увезёт тебя туда, откуда уже не выбраться. Ты должна бежать, дитя моё. Беги как можно быстрее и дальше, только тогда ты не попадёшься ей в руки. Спасти тебя может лишь путь.
      Элири вскинула голову:
      — Я не оставлю тебя умирать в одиночестве.
      — Я не собираюсь умирать в одиночестве, — негромко сказал старик. — Принеси мои лук и нож. И боевую краску, которую я приготовил.
      Элири выбежала и вернулась, выполнив его просьбу. Присев на корточки, она не сводила взгляда со старика. На лбу у него выступили крупные капли пота; чувствовалось, каких громадных усилий стоило ему подняться с постели. Элири заметила это, но не произнесла ни слова. Он жил как воин; ясное дело, и умирать ему следовало как воину. Стянув набедренную повязку, он медленно надел штаны из оленьей кожи. Раскрасив лицо, взял в руки оружие, направился к двери и вышел наружу. Поднял взгляд горящих чёрных глаз на солнце, посмотрел вниз. Красный автомобиль на дороге был уже близко.
      Старик негромко запел. Песнь смерти своего народа. Закончив первую часть, он повернулся к Элири и взмахнул рукой. В чистый воздух вознеслась ещё одна песнь. Благословение воину на его долгом пути. Благословение Ка-дих и племени. Потом старик в последний раз устремил взгляд на горы и продолжил песнь смерти. Голос его крепчал по мере того, как он перечислял свои подвиги и молился о том, чтобы вечность приняла его как воина. С последним неистовым восклицанием он шагнул вперёд.
      Элири изумлённо открыла рот — казалось, фигуру старика внезапно охватило пламя. Создалось впечатление, что вокруг дома захлопали огромные крылья. Фар Трейвелер безжизненной массой медленно опустился на землю. Вокруг Элири волнами плыло тепло. Оно несло в себе приветствие воину, вернувшемуся домой, и успокаивало ту, которую он оставил после себя. Она смиренно склонила голову. Все хорошо. Прадед, которого она любила всем сердцем, отправился в свой последний поход. Перед Элири тоже лежал долгий путь — путь, ставший его последним даром. Красный автомобиль приближался к последнему повороту дороги перед их домом. Примерно через десять минут он будет у ворот. Элири вспомнила ненависть своего дяди, побои, презрение к ней как к квартеронке. Лучше умереть, чем вернуться туда. Она стиснула зубы и с внезапным приливом силы, который показался бы невозможным тем, кто не знал её, подняла тело старика и внесла в дом. Мягкими, ласковыми движениями устроила его на постели, положив рядом лук и нож.
      Автомобиль смолк, остановившись перед воротами. Послышался голос, ворота затряслись под ударами. Элири сунула карту в сумку, приготовленную для неё стариком. Проверять, что там ещё, времени уже не было. Наверняка, он знал, что именно может ей понадобиться. Она поцеловала впалую щеку. Голос снаружи позвал снова, более настойчиво. Элири горько улыбнулась. Фар Трейвелер был прав относительной этой женщины. Она не из тех, кто уходит с пустыми руками.
      Стараясь двигаться бесшумно, девушка проскользнула к задней двери и открыла её. Нехорошо, если в доме один выход, не раз говорил ей прадед. И всегда лучше, если запасной выход не бросается в глаза. Озорная улыбка на мгновение осветила лицо Элири. Она услышала, как задребезжали ворота, когда через них перелезали, потом снова раздался голос, теперь уже громче, ближе. Переднюю дверь она тоже заперла; это ещё чуть-чуть задержит настырную женщину. Элири обогнула дом и прошмыгнула к забору, прячась за полуразрушенным сараем. Вынув два железных гвоздя, отогнула одну из досок. Выскользнула наружу и вернула доску в прежнее положение, вставив гвозди на место. Хорошая головоломка для бледнолицей. Послышались звуки бьющегося стекла, голос зазвучал ещё ближе, ещё настойчивей.
      Затем послышались возгласы, вперемежку с которыми женщина выкрикивала имя Элири. Ноги затопали туда и обратно, призывы зазвучали почти неистово. Женщина ей сочувствовала; что же, вполне возможно, у неё и впрямь были добрые намерения. И всё же в дом, где её презирали, Элири не вернётся. Теперь она понимала, что неспроста Фар Трейвелер настоял вчера на том, чтобы помочь ей поработать по дому. Не всё это время он помогал ей, несколько часов он провёл в сарае, запершись от неё. Скорее всего, почувствовав приближение смерти, собирал ту самую сумку, которая теперь была у неё.
      Женщина из социальной службы приходила лишь раз в неделю. Во всяком случае, до сих пор, пока им удавалось скрыть от неё растущую слабость Фара Трейвелера. Они надеялись, что у него хватит сил продержаться ещё несколько недель, до того дня, когда ей исполнится шестнадцать. Тогда она смогла бы жить самостоятельно в доме, построенном стариком на небольшом клочке оставшейся у него земли. Элири недобро усмехнулась. Её тётке и дяде мало что достанется. Практически вся земля, когда-то принадлежащая роду Два Пера, была давным-давно продана. Личные вещи, крошечный дом и несколько акров безводной земли — вот всё, что осталось. И всё же девушка смогла бы здесь выжить. Она умела охотиться, объезжать лошадей, управляться с маленьким огородом. Для тех же, кто не привык вести такой образ жизни, ни дом, ни земля никакой цены не имели.
      Спрятавшись за деревом, Элири обшаривала взглядом двор. Появилась женщина и неуклюже побежала от одного ветхого строения к другому. Всё ясно. В распоряжении Элири несколько часов — до прибытия поисковиков. А они появятся, в этом можно не сомневаться. Женщина из социальной службы не относилась к разряду тех, кто позволил бы ей уйти с миром.
      Девушка повесила сумку на плечо и проверила оружие. Чтобы карта в любой момент находилась под рукой, она прикрепила её к поясу и стала взбираться вверх по крутому склону. Двигалась уверенно, но не слишком быстро, чтобы беречь дыхание. Надо экономить силы, на случай, если неожиданно понадобится убегать. Да и вообще, судя по карте, путь предстоял неблизкий, и всё время по неровной местности. Так что силы ей ещё пригодятся. Хотя, если для поисков привлекут вертолёт, её может спасти лишь умение, а не сила или скорость.
      Красный автомобиль внизу отправился в обратный путь по горной дороге. Женщина, сидящая за рулём, была настроена не менее решительно, чем Элири. Девчонка, скорее всего, убежала в горы. Её необходимо найти и увезти в безопасное место. Начальник поступил глупо, позволив ей жить со стариком. Сразу было ясно, что все это добром не кончится. К тому же начальника, что вообще характерно для мужчин, всегда не оказывается на месте, когда что-нибудь случается. Женщина задумчиво покусывала губу, выходит, теперь она за старшего. Он вернётся почти через неделю, а к этому времени она найдёт беглянку. Все его рассуждения не имеют никакого значения — девчонке ещё нет шестнадцати, и тётка никогда не отказывалась взять её обратно. Женщина, конечно, читала запись в личном деле Элири, где говорилось, как в этой самой семье с ней обращались шесть лет назад. Читала, но предпочла проигнорировать её.
      Ну, наказали девчонку разок-другой. Детям необходима твёрдая рука. Женщина прибавила скорость, так велико было желание поскорее добраться до офиса и связаться с теми, кто найдёт для неё девчонку. Потребуется, конечно, некоторое время, но она не сомневалась в своей способности убедить представителей власти, что ребёнок в опасности. Не беда, если даже придётся слегка преувеличить: совсем юная девушка, обезумевшая от горя, одна, в горах. Реальная угроза самоубийства. Если её не найдут, это может испортить им отчётность. Женщина никогда не пыталась разобраться в собственных чувствах, никогда не понимала, что терпеть не может и девочку, и старика — за их гордость, за то, что они явно не испытывали удовольствия от её вторжений.
      Что-то такое было в осанке девочки, от чего по спине женщины из социальной службы пробегала дрожь. В стране, где смерть поселенцев все ещё жива была в памяти, она не слишком подходила для той роли, которую выполняла. В её семье помнили то же самое, о чём не раз подробно рассказывал дядя Элири — как вырезали их родню. Женщина презирала тех, кто находился под её попечительством. А то, что и они, в свою очередь, презирали её, порождало лишь ярость. Она найдёт девчонку и поместит её в приличную, цивилизованную семью. Они выдрессируют эту дикарку.
      Высоко над тем местом, где сейчас проезжала женщина, «дикарка» карабкалась по склонам холмов вдоль реки. Пень от старого дерева, не устоявшего перед бурей, остался уже позади и был отчётливо виден в сияющих лучах солнца. Впереди возвышались утёсы — следы оползней, первый из которых случился несколько столетий назад. По какой-то причине примерно раз в сто лет в этих местах происходили мощные оползни, и образованные ими холмы громоздились друг на друга. У подножия одного из них Элири остановилась и внимательно огляделась. На ней по-прежнему было то, что она надела, встав поутру. Все старое, даже рваное, ведь она собиралась чистить ржавый водосточный жёлоб. Имело смысл избавиться от этой одежды, да и передохнуть не мешало.
      Она положила сумку подальше от воды, вернулась к оползню и начала карабкаться вверх. Добравшись до вершины, осмотрела мягкую почву под ногами и еле заметно улыбнулась. Фар Трейвелер всегда говорил, что, когда тебя преследуют, хитрость важнее скорости. Немного спустя перед Элири возник свежий холмик, из-под которого торчал край её рубашки. Если, заметив его, преследователи начнут тут копать, то обнаружат в земле всё остальное. Покончив с этим, она заскользила по склону вниз и, подхватив сумку, вошла в реку. Пусть-ка поищут след в воде; она знала, где лучше всего выйти на берег, чтобы невозможно было найти её по запаху. Она торопилась; вода была ледяная.
      Она шла все дальше и дальше, а спустя некоторое время остановилась, чтобы подкрепиться припасами, которые обнаружились в сумке. Покончив с едой, она с интересом исследовала остальное содержимое сумки. Одежда, полная коробочка нержавеющих стальных иголок всех размеров, нитки, рыболовные крючки — всего и не перечесть. Сумка была вместительная, удобная, при необходимости в неё можно было набить припасов весом не меньше чем в сотню фунтов — если, конечно, тот, кто собирался её нести, в состоянии был тащить такой груз. Сейчас сумка выглядела пустой, и девушка взяла её в руки, чтобы уложить все обратно. Странно, по весу сумка пустой не казалась. Элири порылась в ней, вывернула, поискала под подкладкой и, в конце концов, обнаружила кожаный пояс. На нём был искусно вырезан ряд бегущих коней, а костяную пряжку украшала гравировка в виде крошечных скакунов, глаза которых представляли собой инкрустацию из чёрного янтаря. Теперь понятно, почему пустая сумка казалась такой тяжёлой. Очарованная искусной работой, Элири перевернула пояс и внимательно изучила его внутреннюю сторону.
      Изнутри пояс был зашнурован длинным сухожилием. Она частично вытащила его, отогнула перекрывающиеся края. И замерла, поражённая. Неужели Фар Трейвелер давно уже знал, что умрёт раньше, чем она окажется в безопасности, и ей придётся бежать? Внутри пояса было спрятано целое состояние. Золото, которое он годами намывал в этой самой реке, расплавленное и отлитое в виде тонких круглых пластинок. Работая на других, невозможно было накопить столько, даже если трудиться без выходных на очень хорошей работе и получать вполне приличную зарплату.
      Недельный заработок рабочего не составлял и пятой части стоимости любой из этих пластинок. Сколько же сил, времени и терпения пришлось затратить её прадедушке, чтобы собрать золото по крупице и переплавить его вот в это?
      Она подняла сумку и, покачав её на руке, почувствовала, что там есть что-то ещё. Снова полезла под подкладку и скоро отыскала маленький кожаный мешочек. Открыла его и высыпала содержимое на ладонь. В лучах солнца заиграли драгоценные камни; одни вспыхнули пурпурным огнём, другие мягко отливали голубым и янтарным цветами. Ка-дих, но старик, должно быть, собирал все это очень и очень долго! Поблизости в горах находили аметист, но кусочки его обычно бывали с трещинами. Эти — нет. Небольшие, но превосходного, чистейшего цвета. Самоцветы, подобных которым Элири ещё никогда не видела. И стоили ©ни, конечно же, уйму денег. Голубых камней было немного — она насчитала пять, — но какие они были красивые! Скорее всего, это сапфиры. Где же Фар Трейвелер отыскал их? В здешних горах таких камней не встречалось. Были тут и два кусочка янтаря, внутри которых виднелись зерна незнакомых Элири растений.
      Она с любопытством поскребла один из них ногтем. Пальцу, казалось, передалось тепло янтаря, и, к её удивлению, камень начал светиться. Возможно, прадед знал больше, чем говорил, о том пути, которым ей предстояло пройти. У Элири возникло ощущение, что аметисты предназначались для торговли — и золото тоже, — но янтарь явно для чего-то другого. Без какого-либо определённого умысла, движимая всего лишь смутным, неясным даже для неё самой чувством, Элири рассовала кусочки янтаря по разным карманам джинсов. Потом тщательно упаковала вещи и встала. К этому времени женщина из социальной службы, должно быть, уже добралась до города. Охота скоро начнётся.
      В этом Элири не ошиблась, но лишь отчасти. Законникам не слишком понравилась идея втягиваться в это дело. Когда они наконец согласились послать своих поисковиков, уже близились сумерки. Охоту отложили до утра, и Элири, таким образом, выгадала время. Она использовала его с толком, ровным шагом двигаясь в нужном направлении и время от времени сверяясь с картой. Шла, пока не стемнело, а потом остановилась на ночёвку. Откатила наполовину ушедший в землю камень и разожгла костёр в образовавшейся полости. Поела, попила и внимательно осмотрела свой крошечный лагерь. Собранных дров хватит, чтобы поддерживать огонь до рассвета. Когда она уляжется, скала позади будет отражать тепло костра, а сплетённая из травы циновка не даст теплу рассеяться.
      Поднявшись с первыми лучами солнца, Элири поела и выпила горячего чая. Поставила камень на место, накрыв им золу от костра, а чтобы никакой даже самый чувствительный нос не учуял её запаха, натёрла камень пахучими листьями.
      Спустилась к ручью, разделась и вымылась. Упаковала джинсы и всё остальное, что было на ней вчера, переоделась в рубашку и штаны из оленьей кожи. Надела резной пояс с тайником, передвинула пряжку так, чтобы та оказалась впереди, и повесила на пояс нож в ножнах с бахромой. Лук и колчан свисали с того же плеча, что и сумка, при необходимости она могла дотянуться до них мгновенно.
      Потом Элири долго и упорно изучала карту. Местность дальше была ей незнакома. Охотясь, девушка иногда забредала очень далеко, но именно в этом направлении ни разу. Теперь ей придётся полагаться лишь на карту и собственное чутьё. Еле заметная оленья тропа неподалёку вела в нужном направлении и могла облегчить ей путь — на время, по крайней мере. Когда взошло солнце, Элири уже ровным шагом двигалась по ней. Вскоре она сделала остановку, немного попила и, чуть передохнув, двинулась дальше. К середине дня она уже заметно углубилась в горы и шла по тропе, тянувшейся по краю крутого обрыва над каньонами, расположенными глубоко внизу.
      Интересно, что делает сейчас женщина из социальной службы, подумала Элири. И тут же решительно отбросила эти мысли. Глупо позволять страху завладеть тобой, так всегда говорил Фар Трейвелер. Это ослабляет преследуемого и увеличивает шансы преследователей. Она — дитя этой земли; земля не согласится отдать её так легко. Она — воин и не сдастся без борьбы. Далеко внизу мужчины торопливо раскапывали маленький свежий холмик. Они провозились там целый день — нужно было убедиться, что тело девочки не лежит под грузом земли. Однако ярость и решимость преследовательницы лишь возросли, когда она поняла, что её обманули. Женщина вела машину вниз по дороге; в глазах её светилась холодная злость. Ничего, завтра утром ей обещали дать вертолёт.
      Ещё одна ночь, ещё один лагерь, и снова Элири крепко спала, а с рассветом уже шагала в направлении, указанном на карте. Теперь место, обозначенное как конечная точка путешествия, находилось совсем рядом — если, конечно, она правильно прочла карту, — и сердце Элири разрывалось. Покинуть свою страну, место, где она выросла. Никогда больше не стоять рядом с Фаром Трейвелером… Об этом уж и вовсе было глупо печалиться. Останется она или уйдёт, ни прадеда, ни дома у неё больше нет.
      День разгорался, и она торопливо шагала вперёд. К этому времени, надо думать, те, кто охотился за ней, уже поняли, что холм — всего лишь хитрая уловка. Никому не понравится, если молоденькая девчонка оставляет тебя в дураках. Но гораздо важнее другое — удалось ли ей таким образом выиграть ещё один день? Где-то в полдень над головой послышалось гудение вертолёта. Элири тут же нырнула в расщелину и вытянулась вдоль неё. Одежда из оленьей кожи по цвету хорошо сливалась с сухой коричневой землёй. Вертолёт снова и снова устремлялся вниз. Элири не двигалась, уткнув лицо в пыль, — когда-то Фар Трейвелер советовал ей в подобных случаях поступать именно так.
      Много лет назад он участвовал в войне белых людей. С самолёта тогда можно было заметить его тень на обращённом вверх лице человека. Преследователи будут лететь низко, надеясь, что это испугает её и заставит бежать сломя голову. Всё время, пока вертолёт кружил у неё над головой, Элири лежала лицом вниз. Потом стрекот удалился на восток. Только тогда она вскочила и легко побежала по тропе под укрытие кустарника впереди. Дальше она шла с предельной осторожностью, одним ухом всё время прислушиваясь к тому, что происходит в небе. Ещё дважды вертолёт проносился над головой. Элири сердито выругалась. Как они догадались, что она пошла именно в этом направлении? Что навело их на мысль искать её в этой части гор?
      Откуда Элири было знать, что преследующая её женщина обратилась за помощью к одному из владельцев ранчо, который держал собак? То место, где девушка вышла из реки, они обнаружили не сразу, но, в конце концов, справились с этой задачей. Теперь человек с собаками уверенно и быстро догонял её, вертолёт летел впереди. Дважды — там, где это было возможно — машина садилась, поднимала в воздух человека с собаками и пролетала над каменистой местностью, чтобы сэкономить время.
      Они уже близко, думала Элири. Каким-то образом им удавалось двигаться быстрее неё. Она остановилась в укрытии и ещё раз внимательно изучила карту. Вот! Совсем неподалёку должна быть скала, около которой дорога разветвлялась. От неё следовало двигаться вправо. Если эта скала ещё стояла, если дорога ещё существовала. К этому моменту девушка пришла к выводу, что карта старая, очень и очень старая. За прошедшие годы ландшафт сильно изменился. Но что она могла сделать? Только спешить и молиться о том, чтобы эти изменения не помешали ей узнать местность.
      По крайней мере, скала никуда не делась. Это была та самая скала, по форме смутно напоминавшая ястреба. Никаких признаков дороги не было, но, когда Элири свернула направо, земля под ногами показалась ей твёрдой и утоптанной. Впереди уходили в небо величественные горные пики, и Элири устремилась к ним, молясь о том, чтобы выбранное направление оказалось верным.
      И тут до неё донёсся собачий лай. Вертолёт над головой появлялся все чаще, поэтому теперь она продвигалась вперёд лишь короткими перебежками и сразу же ныряла в какое-нибудь укрытие, пережидая, пока вертолёт улетит. Однако вскоре низина, по которой она шла, привела её к следующему знаку, помеченному на карте, входу в пещеру. Девушка быстро миновала его и на мгновение остановилась в тени, прислушиваясь. Собаки, похоже, находились на расстоянии какого-нибудь часа пути от неё. И даже меньше, если считать по прямой, но в горах по прямой могли летать только вороны. Вскоре стало темнеть, и наблюдатель над головой улетел.
      В отчаянии Элири внимательно разглядывала карту. До цели оставалось всего лишь несколько миль. Она опустилась на землю — плечи болели, ноги налились свинцовой тяжестью. Хотелось есть. Ей необходимы отдых, еда и… надежда на чудо. Она немного поела, попила и легла, завернувшись в мягкое шерстяное одеяло ручной вязки, которое достала из сумки.
      После двух часов крепкого сна что-то заставило её вздрогнуть и проснуться. Элири села и огляделась. Хотя последние дни были солнечные, с наступлением сумерек небо затягивали облака. Сейчас над головой сияли звёзды.
      На мгновение она склонила голову. Боги были добры к своей дочери. Не придётся пробираться во мраке — луна освещала путь, которым ей предстояло идти. Торопиться не следует — мало ли кто или что может таиться в тени? — но, главное, лунный спет давал возможность идти. И она воспользуется этой возможностью.
      Элири, все ещё ощущая усталость, повесила сумку на плечо и медленно, с трудом, побрела по сравнительно ровной местности, лежащей перед ней. Она шла правильно — по крайней мере, так утверждала карта. Если удастся оторваться от преследователей, может быть, она и доберётся до убежища прежде, чем её схватят. Девушка понятия не имела, что именно ждёт её в конце пути. Знала лишь, что Фар Трейвелер был уверен — добравшись туда, она окажется в безопасности.
      Она шла, пока луна не закатилась, оставив в небе лишь слабое мерцание. Постояв немного, Элири снова двинулась в путь, теперь уже с удвоенной осторожностью. Приходилось принуждать себя не останавливаться, потому что сил почти не было. Хотя это уже не имело значения. Она доберётся до убежища и отдохнёт — или её поймают. В любом случае нарастающая усталость не в счёт. Стиснув зубы, девушка беспощадно гнала себя вперёд.
      В бутылке у пояса воды было ещё достаточно. Сдерживая себя, Элири пила маленькими глотками. Она в последний раз достала карту — да, здесь. Её путь почти окончен. Чувствуя себя совершенно разбитой, она недоуменно смотрела на то, что открылось её взору. На глазах выступили слёзы. Это… Это и было то убежище, куда она так стремилась?
      Тропа просто обрывалась на краю утёса. Над обрывом, подобно стражам, возвышались две огромные скалы. Когда-то рядом стояла и третья, но потом она, по-видимому, обрушилась, образовав нечто вроде перемычки между двумя первыми. Все в целом очень походило на дверь, ведущую в пустоту.
      Струйка воды сочилась по камням утёса, превращаясь в крошечный ручеёк рядом с тем местом, где стояла Элири. Действуя совершенно неосознанно, точно во сне, она прополоскала бутылку, наполнила её водой и повесила на пояс. На неё нахлынуло чувство обречённости. Это был конец — она выиграла гонку, добралась до желанного убежища, но… ради чего? Ради того, чтобы погибнуть тут? Далеко внизу ревела река. В довершение всего позади из-за гребня горы вынырнул и устремился вниз вертолёт. Он пронёсся почти над головой, так что можно было даже разглядеть торжествующее лицо преследовательницы, обращённое к Элири.
      И тут в ней неудержимой волной поднялась ярость воина. Когда-то хозяином этой земли был её народ Немунух, люди неукротимого воинского духа. Неужели сейчас она, точно крыса, угодит в ловушку — она, дитя древнего рода, дочь тех, кто приручал диких коней и, как ветер, носился по этим равнинам? Не может быть, чтобы Фар Трейвелер послал её сюда умирать. Тут, скорее всего, была замешана какая-то магия, путь силы. Она доверится силе. Почти не отдавая себе в этом отчёта, Элири расправила плечи, подтянулась и, точно спринтер, с силой рванулась вперёд. Сумка подпрыгивала, хлопая по боку. На лице женщины, которая сидела в парящей машине, выражение триумфа сменилось ужасом. Она дико завопила:
      — Остановите, остановите её!
      Добежав до скал-стражей, Элири не остановилась. Продолжая мчаться вперёд из последних сил, она пронеслась между ними и… Ощущение холода, яркая вспышка света… И она всё ещё бежала, но уже по зелёной, высокой, до щиколоток, траве. Остановилась, изумлённо оглядываясь. И тут ноги у неё подкосились, и девушка рухнула в мягкую траву. Позади не было ни скал, ни гор — разве что далеко, на расстоянии. В свежем воздухе звенели птичьи голоса, и ощущался запах множества растений.
      Элири молча склонила голову. Она не ошиблась, доверившись силе. Теперь после небольшого отдыха можно отправляться в путь к далёким горам. Испытывая глубокое чувство удовлетворения, она напилась и поела, в душе благодаря Идущих Впереди за милость — и за путь.
 
      Вертолёт покружил над горами и повернул к городу. Сидящая в нём женщина из социальной службы пыталась как-то оправдаться в собственных глазах. Она оказалась права, девочкой и в самом деле владели суицидные настроения. А значит, попытка догнать её была полностью оправдана. Без сомнения, тело найдут, когда река отнесёт его вниз по течению. А если даже и нет… Ну, это не имело особого значения. Полно других дел, других людей, находящихся под её попечительством.
      Мужчина, который летел вместе с ней, за всю дорогу не произнёс ни слова. Он знал, что именно видел, но знал также, что лучше об этом помалкивать. И всё же до конца своих дней он сохранит воспоминание о поросшей зелёной травой земле, на мгновение мелькнувшей перед ним. Что это было? Вопрос, который он будет задавать себе снова и снова — столько, сколько продлится его жизнь. И всю оставшуюся жизнь он будет испытывать ощущение, что в этом месте что-то было — что-то такое, что звало, притягивало к себе.
      Однако об этом он не расскажет никому. Если девочка и в самом деле сбежала, ему-то какое дело? Удачи ей.

      Когда Элири проснулась, где-то совсем неподалёку пела птица. Глаза девушки обшаривали эту новую для неё землю. Существовала легенда, что дороги назад не было, что никто из Идущих Впереди, прошедший этим путём, никогда не возвращался обратно. Она пожала плечами. Прыгая в пустоту, она с таким же успехом могла погибнуть, как и оказаться здесь. По крайней мере, тут не было социальной службы, и теперь дядя и тётя не доберутся до неё. Конечно, нужно проявлять осторожность. Кто знает? То, что её ожидает здесь, может оказаться гораздо хуже того, от чего она сбежала. Элири сложила одеяло и собрала сумку, оставив лишь немного еды. Ей не терпелось отправиться в путь, а поесть можно будет и по дороге.
      Неясно вырисовывающиеся вдали горы манили к себе. До их подножья, по её подсчётам, нужно было пройти не меньше двадцати миль. Она обогнёт их и двинется дальше на восток; что-то такое было в этом направлении, что-то такое, что притягивало её к себе. Она бодро шагала вперёд, навострив глаза и уши. Никаких признаков жизни. Это выглядело странно: такая плодородная, такая изобильная земля — и ни людей, ни строений. Может быть, именно по таким равнинам когда-то скакали её предки? Или же здесь обитают племена, которым может не понравиться её появление?
      Когда солнце поднялось высоко, Элири остановилась и перекусила, а потом двинулась дальше. Вскоре справа, в стороне от неё, сквозь жаркую дымку нагретого воздуха проступили контуры строений. Она сменила направление и пошла медленнее. Не слышно было ни звука. Люди, которые занимаются повседневными делами, всегда производят шум, но здесь стояла полная тишина. Девушка осторожно, неторопливо обошла большую группу строений; находясь в незнакомом месте, разумнее постоянно быть начеку. Но чем ближе она подходила, тем яснее становилось, что дома покинуты. В некоторых местах кровля провалилась вовнутрь; в других были явные признаки бушевавшего когда-то пожара. Наконец она решилась подойти к одной из распахнутых настежь дверей.
      Точно тень, она проскользнула внутрь, напряжённо шаря взглядом по сторонам. По коже побежали мурашки. Что-то скверное произошло здесь и, кажется, не так уж давно. В помещении стоял запах гари. Прикоснувшись к тёмному пятну на стене, Элири внимательно рассмотрела сажу, потёрла её между пальцами и понюхала. Что бы тут ни случилось, с тех пор прошло меньше года.
      Её трепещущие ноздри уловили прогорклый запах, принесённый лёгким порывом ветра. Запах был ей знаком. Зловоние плоти, присохшей к мёртвым костям. Вздрогнув, Элири быстро двинулась в этом направлении. Лучше выяснить до конца, что именно здесь произошло.
      Нюх привёл её к покрытой сажей лестнице. Девушка поднималась, внимательно глядя под ноги. Сейчас не время ломать себе кости.
      Добравшись до самой большой комнаты наверху, она обнаружила источник зловония и с трудом сдержала крик ужаса. Прежде это была семья, теперь — просто кости с лоскутьями плоти и клочьями когда-то явно хорошей одежды. Судя по виду и расположению останков, это были родители и трое маленьких детей. Подумать только! Тот, кто расправился с ними, не помиловал даже детей. Теперь она могла точнее судить о том, как давно всё это произошло. Возможно, полгода, но наверняка больше четырёх — пяти месяцев назад. Что это, обычное в этой стране явление или последствия войны? Элири пошла по комнатам, в каждой обнаруживая убитых или признаки того, что захватчики что-то искали. Похоже, прежде тут жили зажиточные люди — обитатели дома были хорошо одеты, дом неплохо обустроен, в нём имелось больше дюжины слуг и работников.
      Потом Элири обошла двор. Все погибли, и слуги, и хозяева; однако костей животных не было. Не обнаружила она и ничего ценного, по крайней мере на первый, поверхностный взгляд. Нападавшие обчистили это место дочиста, и по некоторым признакам можно было предположить, что это произошло ещё до того, как тела окоченели.
      У Элири возникло сильнейшее желание убраться отсюда как можно быстрее. Может быть, те, кто все это совершил, находятся неподалёку? Кто знает, что произойдёт, попадись она им в руки? Сумка била её по боку, когда девушка выскочила из дома с проломленной кровлей. Она продолжала идти даже в сумерках и сделала привал лишь с наступлением темноты. Огня не разжигала; лучше замёрзнуть ночью, чем подвергнуться нападению.
      С рассветом она уже снова была в пути. Местность постепенно начала меняться. Сначала попадались лишь отдельные группы кустарников, но со временем их становилось всё больше. Теперь они полностью покрывали склоны выраставших впереди холмов. Среди них заметно выделялись группы высоких деревьев — точно острова в море кустарников и травы. Это было какое-никакое укрытие, и Элири почувствовала себя спокойнее.
      В середине дня в тени деревьев она нашла небольшой ручей. Вымылась, развела огонь и уселась, чтобы поесть. Потом проверила свои запасы. Оставалось довольно много чая, молочного порошка и соли, но большая часть основных продуктов закончилась. Выход один — охота; значит, нужно подыскать место, где можно расположиться лагерем на более долгий срок. Прокоптить мясо, набрать зелени. И ещё неплохо бы найти коня.
      Мысль о коне заставила Элири вздохнуть; вся её жизнь была связана с этими животными. Конечно, кроме того времени, когда она жила с дядей и тётей, — они не позволили ей иметь коня. Конь, конь, полцарства за коня! Она негромко рассмеялась. Не было у неё ни царства, ни полцарства, но если бы были, она в самом деле с лёгкостью отдала бы все это за доброго коня.
      Спустя неделю Элири все ещё шла вдоль подножия гор, которые по кривой уходили на восток, именно в том направлении, куда она наметила себе путь. Внимательно осматривала усадьбы, которые время от времени попадались на пути. Результат настораживал. Все лежало в руинах, но не было хотя бы двух мест, разрушенных одновременно. Этому могло быть два объяснения: либо войны на этой земле случались очень часто, либо откуда-то извне налетали беспощадные бандитские шайки, вырезавшие всех поголовно.
      В одном из домов Элири обнаружила доказательства того, что нападавшие играли с женщинами в те же самые игры, что и в покинутом ею мире. Попади она к ним в руки, исход, скорее всего, оказался бы фатальным. В особенности, если учесть, что они, наверняка говорили на другом языке, и это лишало её возможности хоть как-то объясниться с ними. Она непроизвольно дотронулась до лука. Так просто её не возьмут. А тот, кто попытается, дорого заплатит за это.
      Она уже далеко продвинулась на восток. Сильный ветер приносил с собой запах моря. Элири взобралась на небольшой холм, чтобы как следует принюхаться к ветру. Солёный запах сулил возможность наловить рыбы, развести костёр из плавника и набрать соли, запас которой подходил к концу. И уже на следующий день эта надежда сбылась. Элири стояла на берегу и спрашивала себя: кто ходил по этим бескрайним водным просторам, на каких кораблях? Ей всегда была присуща независимость, и всё же одно дело — проявлять это качество, имея в тылу родителей или прадеда, и совсем другое, когда ты полностью одна. Это не пугало её, но она соскучилась по общению. Конь, в сотый раз с тоской подумала Элири. Конь — как было бы замечательно…
      Эта мысль заставила девушку рассмеяться. Наверно, именно такое чувство испытывали её далёкие предки, глядя на распростёртые перед ними бескрайние равнины. От одного источника воды до другого было далеко, а они могли передвигаться только на собственных ногах. Здесь с водой проблем не было, но она шла так медленно — точно муравей, ползущий по поверхности земли. С конём ей было бы легче охотиться, она могла бы передвигаться быстрее и успешнее скрываться от опасности. А ещё можно было бы разговаривать с конём, заботиться о нём, радоваться тому, что она не одна, что у неё есть друг.
      Девушка задумчиво глядела вперёд, туда, где горы, казалось, спускались к самому побережью. Что, если они помешают ей продолжить путь в северо-восточном направлении? По непонятной причине что-то, находящееся там, по-прежнему сильно притягивало её к себе.
      Элири пожала плечами. Что же, выше головы не прыгнешь. Всё, что она может сделать, это продвинуться как можно дальше в выбранном направлении. Углубляться в горы ей не хотелось. Они выглядели как-то… странно. Точно совсем недавно вся земля там была выворочена наружу неведомой силой, хотя вряд ли такое было возможно на самом деле.
      Продолжая идти берегом моря, Элири ничуть не удивилась, увидев впереди впадающую в него реку. Реки, по самой природе своей, текут к морю. Эта мысль заставила её вздрогнуть. Ведь люди, по самой природе своей, селятся там, где есть пресная вода. Соблюдая сверхосторожность, она свернула и пошла вдоль реки в направлении её верховьев. Может быть, там, в каком-нибудь укромном, защищённом от опасностей месте, ей удастся найти тех, кто ещё жив? С каждым шагом она поднималась всё выше в горы, и это, в общем-то, несмотря на их странный вид, было ей приятно. Может быть, по крови она и принадлежала к обитателям равнин, но родилась в горах и только среди них в полной мере чувствовала себя как дома.
      На другой день, продолжая двигаться берегом, она вдруг замерла на ходу, увидев нечто необыкновенное. У самых её ног отчётливо виднелись следы копытных животных. Три коня, и груз они несли явно тяжёлый; никаких сомнений, тут проехали верховые. Итак, три человека. Скорее всего, крупные и сильные. Первые признаки живых людей за все эти долгие дни. Может быть, странники или торговцы, направляющиеся в какое-нибудь селение в верховьях реки. Однако интуиция необъяснимым образом подсказывала Элири, что их целью была не торговля. Она вскинула сумку на плечо и припустила по следам, чутким ухом ловя любые посторонние звуки. И вскоре услышала их — сначала вопль, а вслед за тем грубые беспорядочные крики. Негромко заржала лошадь, и Элири рванулась вперёд. Приблизившись, она спряталась за скалой и взглянула вниз, на разворачивающуюся под ней картину.
      Там, в неглубокой ложбине, прилепилась к скале небольшая усадьба, а рядом с ней виднелось крошечное пятно зелени. Вдоль одной стены главного строения росли кусты, усыпанные яркими плодами. По другой ползла вверх цветущая виноградная лоза. Однако третья стена была частично разрушена, а кровля закопчена. Насилие явно проникло и сюда. Может быть, эти люди вернулись, чтобы привести своё жилище в порядок?
      Прямо под тем местом, где пряталась Элири, на земле лежал Мужчина, а рядом с ним щипала траву равнодушная ко всему остальному, покрытая пылью лошадь. Взгляд девушки переместился туда, где в рассеянном солнечном свете посверкивали мечи; там пеший мужчина в одиночку сражался с двумя всадниками. Внезапно он пошатнулся и упал.
      Всё это происходило на расстоянии меньше ста ярдов от того места, откуда смотрела Элири. Топча поверженного человека, всадники развернули коней. На лицах обоих отчётливо проступало выражение кровожадности и жестокости. Внезапно мужчина, лежавший в пыли, поднялся, пошатываясь, кровь струилась по его лицу и безвольно повисшей руке. Несмотря на раны, он снова бесстрашно взмахнул мечом.
      Ка-дих, ведь это же настоящий воин! Элири не раздумывала ни секунды. Народ, к которому она принадлежала, всегда ценил мужество превыше других достоинств. Схватив сухой прут, она с громким треском сломала его. Оба всадника среагировали мгновенно. Они разъехались, повернувшись в разные стороны, чтобы лицом к лицу встретить опасность, откуда бы она ни исходила. Опытные, решила про себя девушка. Но, похоже, другого оружия, кроме мечей, у них не было. Ни ружей, ни даже луков. В улыбке Элири таилась угроза, когда она зашуршала кустами вокруг себя, стараясь создать впечатление, что в страхе бросилась наутёк.
      Как все хищники, они не могли не среагировать на убегающую добычу и, развернув коней, ринулись в погоню. Рванулись вперёд, явно не сомневаясь в том, что нет силы, способной помешать им догнать убегающего. Но Элири и не думала бежать. Вместо этого она просто отошла в сторону, и всадники в нескольких ярдах перед ней промчались по направлению к кустам. Лук дважды пропел неясную песнь смерти, оба с воплями упали. Первый больше не шевелился, второй попытался встать на ноги, но снова упал. Чувствовалось, что он сильно ранен, но все ещё жив.
      И тут в поле зрения показался человек, с которым прежде сражались всадники. Девушка, теперь уже не прячась, прыгнула вперёд, с ножом в руке, готовая в любой момент отвлечь на себя внимание уцелевшего бандита. Однако делать этого не пришлось. Тот, кому она пришла на помощь, с криком прыгнул, взмахнул мечом, и последний из нападавших рухнул замертво. Человек с мечом оглянулся, и Элири с трудом сдержалась, чтобы не вскрикнуть от изумления, только сейчас в первый раз отчётливо разглядев его лицо. Он был очень похож на Фара Трейвелера. Старый, с лицом, покрытым морщинами, этими неизбежными следами возраста и долгой жизни. И глаза у него были такие же серые, как у неё, а седые волосы — когда-то чёрными. Или, по крайней мере, такое сложилось у Элири впечатление. Покачиваясь, он удивлённо посмотрел на девушку, а потом меч выпал из его дрожащей руки. Прежде чем она успела двинуться с места, он рухнул на землю. Ничего с ним не случится, если и полежит несколько минут. Прежде нужно привязать коней, пока они не убежали. Элири бросила сумку и поспешила к коням. Догнала одного, легко вспрыгнула в седло, рысью поскакала к остальным и, только привязав их, оглянулась по сторонам. Довольная улыбка заиграла на её лице. Неплохо, совсем неплохо: три коня, упряжь, мешки, постели, седельные сумки, явно не пустые, оружие и, возможно, даже еда. Элири поскакала туда, где лежал человек с мечом.
      Соскочив с коня, она внимательно его осмотрела. Сами по себе раны выглядели не слишком серьёзными. Скорее всего, он просто ослабел от потери крови. Девушка перевязала ему голову и, чтобы заняться рукой, разорвала рубашку по шву. Под ней обнаружились когда-то явно могучие мышцы. Ну и ну! Этот человек и впрямь был воином. Воспоминание о сцене, которая заставила её вмешаться в схватку, лишь усилило это впечатление. Он и сейчас ещё оставался воином, хотя и был немолод. Несмотря на свой возраст, он оказался достойным противником, чего бандиты явно не ожидали. Сражаясь против троих, он убил одного, и только после этого они взяли над ним перевес. Будет только справедливо, если конь убитого и всё, что было при нём, получит этот храбрый человек. Настоящий воин. Ей и так досталось вдвое больше, чем нужно.
      Но как ей затащить его в дом? Может быть, сделать носилки? С ножом в руке Элири сноровисто занялась их изготовлением, и вскоре раненый уже лежал во дворе полуразрушенного дома. Потом она отвязала лошадь и, используя её как тягловую силу, протащила носилки сквозь дверь. Передохнув несколько минут, она обыскала сумки бандитов. Достала из одной скатанную постель и завернула в неё раненого. Постель была грязная и, скорее всего, кишела паразитами, но, по крайней мере, теперь он не замёрзнет. Это важнее, чем блохи и вонь.
      Когда кровотечение прекратилось, Элири развела небольшой костёр, промыла раны кипячёной водой и посыпала антибиотиком. Насколько ей было известно, в примитивных обществах люди чаще всего умирали именно от инфекции. В сумках бандитов действительно нашлась и еда. Копчёное мясо, отвратительное на вкус, заплесневелый сыр, несвежая вода. Ка-дих, если бы эти разбойники не погибли от её руки, то наверняка вскоре их доконала бы собственная еда. Элири сварила суп из своих припасов, а в качестве десерта — и полуосознанной награды — съела сыр, с которого соскоблила плесень.
      Потом она покормила раненого. Как только с этим было покончено, он тут же обмяк и спустя мгновенье уже спал снова. Элири поднялась. Следовало позаботиться о лошадях. И неплохо бы все тут обследовать, пока светло. Находясь рядом с животными, поглаживая их, разговаривая с ними, она позволила себе расслабиться. И тут же на глазах выступили слёзы. Ей не раз приходил в голову вопрос: на что это похоже — убивать? Теперь она знала ответ. Такое чувство… Элири замерла, попытавшись проанализировать собственные ощущения. Она убила не ради того, чтобы выжить. Ничто не мешало ей уйти и оставить старика умирать. И всё же она предпочла вмешаться в неравный бой.
      Её не мучило чувство вины; нападающие были убийцами, они втроём набросились на человека, который по возрасту мог бы приходиться им дедом. Тогда откуда слезы? Ведь ясно, что она поступила правильно. Наверно, это чувство облегчения, решила Элири, которое обычно приходит после того, как спадает напряжение. Напряжение, вызванное не столько участием в схватке, сколько предшествующими долгими неделями полного одиночества. Просто рядом с этим старым человеком она вновь почувствовала себя ребёнком. И слезы вовсе не говорят о слабости, решила она.
      Вытерев слезы и надёжно привязав лошадей, Элири вернулась в главный дом усадьбы. Здесь всё было чуть-чуть не так, как в тех домах, которые ей уже приходилось видеть. Пусто, никаких вещей. Ни полусгнивших занавесок, ни одежды в сундуках. Но и костей она тоже не обнаружила. Возможно, всё дело в удалённости от других мест, изолированности этого затерянного в горах жилища, благодаря чему при возникновении угрозы обитатели успели покинуть усадьбу и унести с собой все ценное. Признаки обитания были заметны только в одной из комнат второго этажа, в той, над которой уцелела крыша. Судя по всему, именно тут жил старик, причём на протяжении довольно долгого времени.
      Элири вышла наружу и прежде всего обратила внимание на ягодные кусты. Сорвала ягоду, попробовала. Немного терпкая, но сочная и освежающая. Девушка нашла в доме горшок и наполнила его ягодами. Съела горсть, а остальное оставила на потом. Достала ещё одеял и накрыла лежащего у огня старика. Прикоснулась пальцами к его лбу. Жара не было. Хорошо. Она тщательно сгребла угли и положила на них большое полено, которое будет медленно тлеть, а рядом — груду веток, чтобы поддерживать огонь, если он начнёт угасать.
      Спала Элири в конюшне, зарывшись в кучу рыхлого сена у самой двери. Кто знает, может, поблизости шныряли ещё бандиты? Ей вовсе не улыбалось выпутываться из одеяла, если они вдруг появятся. Наваленное сверху сено обеспечивало тепло и укрытие, а на холодный каменный пол она постелила одеяло.
      Девушка спала чутко, но ночь прошла спокойно. Поднявшись, как обычно, на рассвете, Элири сразу же заторопилась в дом. На протяжении ночи её подопечный просыпался, по крайней мере, один раз — горшок с ягодами опустел. Она взяла горшок и вышла наружу. Светило солнце, и было очень приятно не спеша идти вдоль кустов, собирая ягоды.
      Когда она вернулась в дом, старик уже пришёл в себя. Не сводя с девушки взгляда, он произнёс несколько слов, медленно и, судя по интонации, с оттенком вопроса.
      Элири покачала головой:
      — Я не говорю на этом языке. Но я овладею им, если ты будешь учить меня.
      Сказав это, она замерла в ожидании.
      С выражением удивления на лице старик заговорил снова, причём, как показалось Элири, уже на другом языке. К сожалению, и этот был ей незнаком. Она снова покачала головой. Третья попытка, — тоже неудачная. Теперь на лице старика было написано откровенное недоумение. Потом его руки задвигались. Он потянулся к горшку, слегка постучал по нему и одновременно произнёс слово. Девушка усмехнулась и старательно повторила его. Он поправил её и продолжил дальше в том же духе.
      Спустя неделю Элири уже могла составлять простые фразы на языке старика. Её новый друг чувствовал себя все лучше и даже стал немного помогать ей в работе по дому. Дважды Элири отправлялась на охоту, и теперь в дыму очага коптилось мясо.
      Постепенно, по мере того как рос её словарный запас, она знакомилась с историей этой страны. Когда-то Карстен был хотя и редко населённым, но изобильным и мирным. Потом пришли захватчики и сумели убедить правящею герцога в том, что необходимо уничтожить часть жителей, принадлежащих, как поняла Элири, к некоему определённому типу. И Трубач, как прозвали герцога, пошёл на это. Его трубный призыв прозвучал три раза, ввергнув страну в хаос и разрушение.
      Кинан — так звали старика — был немолод уже тогда. Но, несмотря на это, когда прибежал сосед и предупредил, что надвигается беда, именно Кинан собрал своих родных и вместе с ними сбежал в соседний Эсткарп. Те, кому удалось выжить, рассеялись по этой стране. Оплакивая погибших, старый воин вернулся обратно, нашёл тех, кому ещё не удалось сбежать, и вместе с ними снова отправился в Эсткарп, к дальним родственникам, которые владели там землёй. Но это была не его земля, и не его дом. Он почти уже решил вернуться на родину, когда… Элири не была уверена, что правильно поняла это место рассказа. Кинан сказал, будто колдуньи сделали что-то с горами, чтобы заманить туда и погубить армию Карстена. Услышав такое, девушка затрепетала. Всё это было очень похоже на обычные суеверные слухи, а в школе её учили, что суеверие — враг человека. Но горы выглядели так странно… Их вид вызывал страх — как и мысль о том, что вдруг рассказ старика больше, чем суеверие.
      Недели сливались в месяцы, надвигалась зима, а Элири оставалась со стариком. Очень много времени они тратили на заготовку провизии. Большой ларь в сарае был полон зерна, верх конюшни заполнен сеном. В кладовой хранились ягоды, яблоки и другие фрукты, висело сушёное и копчёное мясо.
      Найдя у реки глину, Элири сделала миски и обожгла их на огне. И не только миски, но и разного размера горшки для приготовления и хранения еды. Она тщательно выстирала все постельные принадлежности и как следует набила матрацы. Кони лоснились от сытой жизни. Упряжь девушка тоже привела в порядок — металлические детали сияли, кожа стала мягкой и гибкой, а не заскорузлой, как прежде. Все трое приходили на зов и прижимались к ней ноздрями.
      Кинан заметил, что с самого начала животные относились к Элири с большим доверием. Может быть, она и впрямь ничего не знала о колдовстве, но какого-то рода сила тут проявлялась наверняка. Такой прекрасной наездницы, как эта совсем ещё юная девушка, ему не приходилось видеть за всю свою долгую жизнь. Но даже если не принимать этого в расчёт, поражало то, как именно кони повиновались ей. Она разговаривала с ними, и они выполняли её просьбы, точно понимали человеческую речь.
      Однажды вечером Кинан и Элири сидели у огня. В этот день впервые выпал снег и заметно похолодало.
      — Элири, никогда не забывай, что в этой стране ты должна быть очень осторожна со всеми, с кем тебе придётся столкнуться. Память о том, как поступили с нами, все ещё тяжким грузом лежит на Карстене.
      Девушка удивлённо вскинула брови:
      — А какое это имеет отношение ко мне?
      — Всё дело в твоём облике, — без обиняков ответил старик. — Ты говоришь, что силой не обладаешь, что ты не колдунья. Может быть, это действительно так, но выглядишь ты в точности, как они. Серые глаза, чёрные волосы, — перечисляя, он подчёркивал сказанное движением руки, — высокие скулы, слегка заострённый подбородок. Ты стройная, и мы, в основном, тоже. Я-то знаю, ты не нашей крови, но любой живущий в этих краях, едва взглянув на тебя или хотя бы услышав от других, как ты выглядишь, сразу же решит, что ты похожа на выходцев из Эсткарпа. Будь очень осторожна. Карстен считает, что именно колдуньи виноваты в том, что случилось с ним. Элири фыркнула.
      — О! — с оттенком иронии воскликнула она. — Это их герцог обезумел и учинил бойню. Насколько я понимаю, колдуньи просто защищали свою страну и своих людей.
      Старик вздохнул:
      — Все правильно. Но после того, как горы вывернуло наизнанку, в этой стране, по-моему, осталось мало тех, кто не обезумел. Тогда армия погибла, практически до последнего человека. Женщины, потерявшие мужей и сыновей, не руководствуются соображениями здравого смысла, ими движет просто ненависть. После того как большинство наших военачальников погибли, а герцог был убит, те, кто покинул страну, вернулись. Но теперь они считают, что настала их очередь убивать. Так возник порочный круг, из которого Карстену никогда не вырваться.
      — Расскажи мне ещё о Трубаче. Я что-то никак не пойму, с какой стати ему понадобилось убивать своих собственных людей? — спросила Элири.
      Старик вздохнул.
      — Это долгая история, но я постараюсь рассказать тебе самое главное, — ответил он. — Когда-то давно сюда пришёл из Эсткарпа мой народ, к которому принадлежали и колдуньи. Другие поселились в этих краях гораздо позже. У наших людей век был долгий, но зато рождалось мало детей.
      — Между тем и другим есть какая-то связь?
      — Нет. Всё дело в колдовском даре. Женщина, имеющая его, уходит из дома и семьи ещё маленьким ребёнком. Колдуньи обучают их использовать силу.
      — Выходит, сила и дар — одно и то же?
      — Нет, моя дорогая, но одно невозможно без другого. Дар — это то, что человек имеет. Способность, талант. Сила же приобретается и накапливается благодаря дару, а также долгим годам труда и ученичества. Кроме того, многие вещи содержат силу в себе, и тот, кто обладает даром, может извлекать её из них. Это похоже на, скажем, твой дар умения обращаться с лошадьми. Если не использовать его, он всё равно никуда не денется, будет просто спать до поры до времени. Но каждый раз, прибегая к нему, ты лучше понимаешь, на что способна. И, самое главное, он при этом растёт.
      Элири задумалась. Пожалуй, понятно, что он хотел сказать. Потом её мысли вернулась к Трубачу. Хорошо, были колдуньи и были другие люди. Но что посеяло между ними вражду?
      — Ну вот, наш народ поселился здесь, в Карстене. Построил Каре, столицу на побережье. С годами город вырос в превосходный порт, в который стали все чаще заходить салкары. Это раса моряков. Женщины и дети плавают с ними повсюду, кроме тех случаев, когда они отправляются исследовать неизвестные земли. Потом появились другие. Наш народ, как я тебе уже говорил, был немногочисленен. Многие земли пустовали, и вновь пришедшие селились на них. На протяжении многих поколений все мы мирно жили бок о бок.
      — А что изменилось потом? Кинан негромко вздохнул.
      — Ничто не вечно. Иногда мне кажется, что и раньше были те, кто всегда завидовал колдовскому дару. Но всё рухнуло, когда пришли колдеры. Они хотели единолично править Карстеном и другими странами. Они тоже умели пользоваться силой, хотя и не такой, как мы. Поэтому обычные люди были им не помеха. Их сила ничего не могла поделать только с нами. Пользуясь своим даром, мы были способны сопротивляться ей. Тогда они пошли по другому пути — с помощью своей силы натравили на нас герцога, подтолкнули его к безумию. Он трижды поднимал других жителей Карстена на борьбу с нами. Поскольку мы были объявлены вне закона, руки у всех оказались полностью развязаны. С нами можно было делать что угодно.
      Элири содрогнулась. Представить себе, что могли творить те, кто заранее получил такую индульгенцию, было несложно. Кинан успокаивающе дотронулся до её плеча.
      — Всё это произошло уже давно. И породило многое другое. Были и те, чья доброта оказалась способна уравновесить зло. — Элири вопросительно подняла на него взгляд. — Многие в Карстене боялись и ненавидели нас, но также мы сохранили и немало друзей. В те дни, когда мы умирали только потому, что были тем кем были, некоторые жители Карстена встали на нашу сторону. Рискуя жизнью, они укрывали нас и контрабандой переправляли через горы в Эсткарп. Мы никогда не забудем, что не все люди в Карстене зарились на наше добро.
      — Но это ещё не все, — старик нежно улыбнулся Элири. — Ты не первая, кто пришёл в наши края через ворота. Задолго до тебя тот же путь проделал Саймон Трегарт. Он женился на женщине, владевшей даром и огромной силой,
      — Но я так поняла, что колдуньи оставались девственницами.
      — Да, все правильно; именно поэтому у нас рождалось мало детей. И по той же причине колдуньи изгнали жену Саймона из своей среды. Но вот что удивительно. Может быть, из-за того, что Саймон не принадлежал к нашему народу, его жена сохранила свой дар.
      Элири вскинула голову и засмеялась:
      — Готова поспорить, это разозлило их.
      — Да уж. И всё же Саймон полюбил колдунью Джелит и женился на ней. Потом произошло событие для нас почти неслыханное. За один раз она родила троих детей, двух мальчиков и девочку.
      — Тройня!
      — Именно. Но если рассказывать все в подробностях, получится ещё одна долгая история. Важно то, что эта девочка имела дар. Колдуньи выкрали её у родителей и увезли туда, где у них происходило обучение, но братья освободили её. И убежали в горы. Здесь к востоку есть очень древняя горная страна, Эскор. Там они и живут по сей день, сражаясь со злом.
      — Каким злом?
      Старик вздохнул:
      — Неужели мне придётся рассказывать тебе историю всех здешних стран? Несколько поколений назад Эскор был нашей страной, отчасти, по крайней мере. Вместе с нами там жили другие народы и многие удивительные создания. Однако потом появились адепты. Они владели огромной силой, но вместе с ней пришло Зло. Некоторые помогали им и ради этого предались Тьме. Другие, напротив, сражались с ними, пытаясь спасти страну и её обитателей. Были и такие, кто предпочёл держаться в стороне. Они либо ушли в другие миры через ворота, которые умели создавать, либо превратились в затворников в своих собственных крепостях. Со временем мой народ, в основном, покинул Эскор, хотя некоторые предпочли остаться.
      Рассказывая, Кинан мысленно возвращался в прошлое. В памяти его оживали истории, которые ему приходилось слышать во времена своего отрочества и потом, гораздо позднее.
      — В Эскоре жил народ, очень похожий на нас, но более сильно привязанный к своей земле. Они предпочли остаться. Во главе них стоит женщина, которую называют Госпожой Долины Зелёного Безмолвия. Судя по старым рассказам, имён у неё было множество — и Духаун, и Моргуант, и другие. Она обладает огромным даром и несметной силой. Теперь она, а может кто-то из её рода, правит в Долине Зелёного Безмолвия, где Добро до сих пор борется со Злом, которое спустили с привязи адепты.
      — Ты сказал — другие народы и многие удивительные создания? О каких созданиях идёт речь? Как они выглядят? — Этот вопрос очень заинтересовал Элири.
      — Ну, к примеру, есть Серые, так их называют. Они очень похожи на волков. Их оружие — не мечи, а зубы и когти. И тем не менее они и опасны, и умны.
      — Кто ещё?
      — Кеплиан и Рентан. Рентан прекрасны и умны. Часто те, кто живёт в Долине, используют их как лошадей. Они всегда сражаются на стороне Света, — он вздохнул. — О других, о Кеплиан, мне известно мало. Внешне они выглядят как крупные чёрные кони и часто применяют такую уловку: приходят к человеку, у которого пропала лошадь, притворяются кроткими и покорными. Но стоит сесть на Кеплиан, и он тут же унесёт человека прочь, туда, где его пожрёт Зло. Адепты, служившие Тьме, часто использовали их как лошадей. Они красивы, слов нет, и всё же недаром существует поговорка: хороший Кеплиан — это мёртвый Кеплиан.
      — А что сейчас происходит с Карстеном? — спросила Элири. — По дороге сюда мне попалось множество разрушенных домов. И всё это произошло не так уж давно. Как мне показалось, на протяжении последнего года.
      — Когда дело стало оборачиваться для нас совсем плохо, колдуньи решили вывернуть горы, — задумчиво ответил Кинан. — Им хватило силы для того, чтобы скрутить их, придать другую форму. Герцог, который правил в это время, и вся его армия были как раз на горных тропах. Подозреваю, что спастись не удалось, практически, никому. Свято место пусто не бывает, и нашлись те, кто тут же стал претендовать на роль герцога. Но другие отвергали их одного за другим, так что свара продолжалась, практически, всё время. На протяжении более чем тридцати последних лет жители Карстена только и занимались тем, что либо преследовали других, либо сами становились их добычей. Есть, конечно, и те, кто, призвав на помощь всю свою родню и опытных воинов, поддерживают мир хотя бы в принадлежащих им землях. Но таких мест немного. Даже в Карее царит хаос, как я слышал.
      Элири удивлённо посмотрела на старика:
      — Как можно жить, когда такое творится? Если так будет продолжаться, скоро в стране просто никого не останется.
      — Есть множество мест, где это уже произошло. Сколько живых ты видела, пока шла по стране?
      — Ни одного.
      — Вот видишь. К северу и востоку страна обезлюдела. К западу и югу, на побережье, куда ещё приходят торговые корабли, вот там можно найти людей.
      — Торговые корабли?
      — Салкары временами всё же заходят в порт. При оружии, конечно, и всегда настороже, но тем не менее возвращаются снова и снова. — Помнишь, ты как-то упоминал ещё о фальконерах? Они ещё тут живут или тоже ушли?
      Кинан негромко вздохнул:
      — Не знаю. Может быть, кто-то и остался, хотя вообще-то они ушли отсюда ещё до того, как колдуньи вывернули горы. Фальконеры все больше нанимались на службу к людям. Думаю, пока тут есть люди, останутся и фальконеры; они гордые создания и сильные воины. — Он встретился с девушкой взглядом. — Но хватит о других. У тебя что-то на уме, да? Ты собираешься уйти отсюда, когда сойдёт снег. Я даже сейчас чувствую твоё беспокойство. Ну что же… Перевалив через горы, ты окажешься в Эсткарпе. Там живёт немало людей, которые будут рады тебе, если ты сошлёшься на меня.
      Элири удивлённо посмотрела на него.
      — Есть тропы, по которым можно туда добраться? — спросила она и тут же фыркнула по поводу собственной тупости. — Конечно, должны быть; иначе ты не смог бы вернуться сюда. А где всё-таки эта страна находится ?
      Кинан вытащил из огня обгоревший прут и начал рисовать на каменном полу что-то вроде карты.
      — Понятно, — сказала наконец Элири. — Значит, туда можно добраться не только через горы. Если обогнуть их с запада и потом идти на север, тоже окажешься в Эсткарпе. — Она дотронулась тонким пальцем до одного из белых пятен на карте. — А здесь какая страна?
      Кинан ответил не сразу. Когда он, в конце концов, заговорил, Элири почувствовала, что её желание отправиться именно в то место, о котором сейчас шла речь, с каждым мгновеньем растёт. Что-то такое было в этом названии — Эскор, — что-то, притягивающее её точно так же, как вначале её тянуло сюда, в эту уединённую долину. Не произнося ни слова, она некоторое время внимательно разглядывала карту.
      — Наша река… Если всё время идти вдоль берега, я попаду в эту страну?
      — По-моему, да, но точно я не знаю.
      Элири встала — решив, что пора спать. Принесла ещё дрол, подбросила на ночь в огонь. И всё время продолжала размышлять. Притяжение только усиливалось. Так же как и ощущение того, что она сделала правильный выбор. Наконец девушка улеглась и позволила телу расслабиться.
      Лёжа на своей постели, старик неотступно наблюдал за ней. И прежде чем сон сморил их, он заговорил снова.
      — Ты решила, не так ли?
      — Да. Когда придёт весна, я отправлюсь в Эскор. Ты пойдёшь со мной?
      — Нет. Я родился здесь, в этой усадьбе. И вернулся, чтобы умереть здесь. Но если в пути ты встретишь кого-то, кто знает меня, скажи, что я ещё жив.
      — Хорошо.
      Элири начала погружаться в сон. Цель ясна. Эскор… Да, она отправится в Эскор.

      Эта зима для Элири стала временем одновременно и дружбы, и тяжёлых испытаний. За свою долгую деятельную жизнь Кинан научился понемногу говорить на нескольких языках и все свои знания в этой области передал девушке. Заодно он предостерегал, советовал, рассказывал о местах, где обитали те, кого он называл Старыми, об их природе и происхождении. Мать Кинана обладала небольшим даром, поэтому ему не стоило особого труда сделать вывод, что способности девушки явно растут. Сама Элири едва ли замечала это. Она всегда обладала даром умения обращаться с лошадьми; он был неотъемлемой её частью.
      Но в чистом воздухе этой новой страны все понемногу начало меняться. Прежде она могла справиться с самой дикой кобылой, успокоить самого взбешённого жеребца. Жеребята бежали к ней за утешением. К тому времени, когда ей исполнилось семь-восемь лет, Фар Трейвелер начал обучать её объезжать лошадей. И всегда её подопечные оказывались спокойнее, умнее и чувствительнее других. Элири любила это занятие, хотя её и огорчало то, что всякий раз со своими четвероногими друзьями ей приходилось расставаться. Она слишком хорошо знала, что очень многие хозяева будут обращаться с ними просто как с дешёвыми машинами.
      Она действительно любила лошадей. Чистя их, наслаждалась ощущением перекатывающихся под руками крепких мышц. Ей нравились жёсткие пряди гривы, запахи и звуки. Но больше всего девушка ценила удивительное чувство единения с этими животными, их доверие и привязанность. Однако на протяжении зимы её связь с лошадьми, которыми она теперь владела, стала гораздо глубже. Элири не усматривала в этом ничего странного. Все эти долгие месяцы она день за днём проводила с ними, что же удивительного, если теперь они понимали её с полуслова? Они не могли не реагировать на любовь и заботу. Но Кинану со стороны было виднее, и он не сомневался, что здесь нечто гораздо большее. Бывали случаи, когда сознания девушки и коня как будто сливались, так что животное и всадница становились единым целым.
      Однажды во время вечернего разговора он специально заговорил об этом.
      — Элири, сила часто приходит, когда сама захочет, не по твоему желанию. — Она подняла взгляд, но не проронила ни слова. — Ты говоришь, что у тебя на родине никто не обладает большой силой. Есть только те, у кого маленький дар, но и он от поколения к поколению уменьшается. — Девушка кивнула. — Тогда подумай вот о чём. Здесь дело обстоит иначе. Не исключено, что здесь твой дар растёт. Я не считаю, что он так мал, как тебе кажется, а дар, с которым человек не обучен обращаться, может оказаться опасным. Если ты встретишь людей, которые умеют делать это, позволь им обучить тебя.
      — Послушай, в отличие от тебя, я не думаю, что имею силу. Но… — Она нежно улыбнулась старому воину, которого успела полюбить. — Обещаю, что не стану отказываться, если найду того, кто согласится меня учить. Погоди, — она вскинула руку, заметив, что Кинан хочет заговорить, — прежде чем начать обучение, я должна убедиться, что этот человек принадлежит Свету, верно?
      — Да.
      Каждый из них снова занялся своим делом. Кинан штопал рубашку, Элири шила из оленьей кожи штаны. Осенняя охота была на редкость удачной и оставалось ещё много кожи и меха. Зима же — самое подходящее время для изготовления нужных вещей. Она собиралась оставить Кинану полный набор одежды из оленьей кожи и меховой плащ. Его старые кости нередко ныли от холода. И ещё в её планы входило сшить ему пару мокасин — особых, высотой по колено. Кожаные подошвы будут трёхслойными, а сами мокасины отделаны мехом. Когда следующей зимой ему придётся выходить на мороз, ногам будет и тепло, и сухо. Краешком глаза она поглядывала на старика. Покинуть его… Это будет нелегко. Но он наверняка, ужасно рассердился бы, вздумай она остаться. Его гордость была бы уязвлена до самых глубин — разве он настолько немощен, что нуждается в уходе? Элири была понятна эта гордость воина. Она не нанесёт обиды старику, не обойдётся с ним так, как будто он стал значить для неё меньше, чем есть. Эта усадьба принадлежала ему, и он вернулся сюда, чтобы умереть. Они оба понимали это. Здесь на маленьком кладбище в холмах похоронены его жена и последний ребёнок, его родители, братья и сёстры. Усадьба, которая служила приютом всем им так долго, с годами начала разрушаться и скоро превратится в пыль.
      В сознании всплыли недавно сказанные им слова. Она не была уверена… Может быть, её дар и в самом деле стал сильнее. Но откуда вообще у неё мог взяться какой-то дар? Правда, в роду Фара Трейвелера некоторые мужчины и женщины обладали способностями целителей. Элири не забыла, как в школе ученики презрительно отзывались о таких дарах и как она с трудом сдерживала рвущиеся с губ гневные слова. Они говорили, что все это просто глупости, обычные туземные суеверия. Эти мысли смутно напомнили ей о том, что дед как-то рассказывал о своей жене. Да… Она сосредоточилась, и воспоминания проступили более отчётливо.
      Они сидели вокруг стола. Мать — Та-Которая-Разговаривает-с-Ветром, отец и его родители. Это был один из редких визитов деда и бабушки в дом Элири. Дед говорил о корнуоллских суевериях и их использовании.
      — … Во многих случаях это просто метод манипулирования людьми.
      — И больше ничего, по-твоему? — Это сказала её мать.
      — Не хочу оспаривать твои убеждения, моя дорогая, нет, ни в малейшей степени. Просто мне кажется, что это весьма распространённый способ держать людей в руках. Заставлять их действовать определённым образом. Взять, к примеру, тапу, которые обитают в Новей Зеландии. Это — панцирные животные, и бывают времена, когда им приходится нелегко. Людям внушили, что они будут прокляты, если прикоснутся к тапу до того, как те придут в себя после тяжёлого периода. Таким образом старейшины регулируют численность животных и, следовательно, запасы пищи. — Дед неожиданно рассмеялся. — Если бы я придавал значение всем этим старым слухам, то никогда не женился бы на твоей свекрови.
      Его сын жалобно произнёс:
      — Только не надо снова о старых слухах, папа. Но Та-Которая-Разговаривает-с-Ветром заинтересовалась:
      — Это связано с какой-то историей?
      Джон Полворт откинулся назад, держа в руке чашку кофе.
      — История, да, можно сказать и так. И притом дающая представление о силе суеверий. Его мать, — он кивнул на сына, — в девичестве носила фамилию Ри. Старые люди говорили, что это был род, обладающий некими сверхъестественными способностями. Считалось, что много лет назад женщины из этого рода были жрицами какой-то другой веры и что женитьба на них приносила несчастье. Прабабку Джейн звали Джесси Ри. Она якобы могла вызывать бурю или, наоборот, полное безветрие. Уйма вздора, но мои родственники не хотели, чтобы я женился на Джейн.
      Та-Которая-Разговаривает-с-Ветром взволнованно наклонилась вперёд:
      — Но ты женился на ней, несмотря на это.
      — Действительно, моя дорогая. Я им так и сказал: наплевать мне на весь этот вздор. Джейн Ри — единственная, кого я хочу в жёны, и это моё последнее слово. — Он отпил из чашки и с глухим стуком поставил её на место.
      Его жена улыбнулась:
      — Это уж точно оказалось последнее слово Джона. «Но его родители в полной мере так и не приняли меня, и тогда он заявил, что мы уезжаем. Ему предложили хорошую работу по другую сторону океана. Мы подумали, что там, может быть, людей будут волновать не столько глупые суеверия, сколько то, любит ли он меня, и хорошей ли я ему стала женой. Вот так мы оказались здесь и никогда не жалели об этом.
      Элири сидела, вспоминая атмосферу тепла и любви, окружавшую её тогда. В последующие годы ей доводилось слышать и другую версию причин поспешного отъезда Полвортов из Корнуолла на их новую родину. Началась война, и Джон Полворт не захотел тратить на неё драгоценное время своей жизни. Это не входило в ею планы — умереть, сражаясь за родину где-то вдали от неё и руководствуясь мотивами, в отношении которых он не был уверен, можно ли считать их убедительными. Поэтому он быстренько женился на Джейн и согласился на предложенную в Америке работу. К тому времени, когда война докатилась и до Соединённых Штатов, он уже вышел из призывного возраста. Boзможно, в глубине души Джейн и презирала его как труса. Но она понимала, что дело тут было не только в этом. Из него получился бы плохой солдат, и он отдавал себе в этом отчёт.
      Интересно, подумала Элири, сожалел ли когда-нибудь её дед о своём решении покинуть родину? Он любил жену, вне всяких сомнений. Похоже, и работа приносила ему удовлетворение, да и страна нравилась тоже. Но скучал ли он по своей скалистой родине, со всех сторон окружённой морем? Хотел ли туда вернуться? Она пожала плечами. Может, он и пожалел о том, что не сделал этого, — в те последние секунды, когда понял, что ему и Джейн предстоит сейчас умереть.
      Странно, что и родители, и дед с бабушкой погибли во время несчастных случаев. Со стариками это случилось через год после той ночи, когда они все вместе сидели вокруг стола. Каникулы, рухнувшие планы — и имена деда и бабушки среди погибших.
      Родители погибли во время автомобильной катастрофы годом позже, когда ей было девять. После этого целые полгода она прожила — осыпаемая насмешками, презираемая, униженная — с Тейлорами, своими дядей и тёткой. В конце концов, ей всеми правдами и неправдами удалось отправить письмо Фару Трейвелеру. Однако как раз незадолго до его приезда дядя застал её за тем, что она пыталась отпустить на свободу коня, которого он заездил почти до смерти. Элири не удалось выгородить себя, хотя она все отрицала; написанное на лице сострадание к истерзанному животному и явное замешательство выдали её. Дядя отличался крутым нравом и беспощадностью, а она была всего лишь презренной индеанкой. Он избил её тогда очень жестоко, но в конечном счёте именно это девочку и спасло. Потому что как раз в тот день приехал Фар Трейвелер.
      Её опекуны допустили ошибку, не позволив ему даже увидеться с ней. Однако в последние годы индейцы все успешнее боролись за свои права, и непонимание этого было гораздо большей глупостью, чем они себе представляли. Прадед ушёл и отправился на поиски человека, который, как он знал, был способен ему помочь. Тот рассказал обо всём другим, и вскоре Фар Трейвелер вернулся, но уже не один. Элири вынесли, и тут, оказавшись в окружении множества взрослых, она потеряла сознание. Частично из-за боли от побоев, а частично из-за мысли о том, что, может быть, совсем скоро окажется на свободе. После этого всё пошло очень быстро.
      Её допросили и перерегистрировали на прадеда. Фар Трейвелер согласился взять девочку к себе, его друзья поручились за то, что он о ней позаботится. Она, возможно, и поверила бы в своё спасение, в то, что навсегда вырвалась из-под власти злобного человека, ненавидящего людей её расы. Если бы не этот его прощальный взгляд. Когда её увозили, глаза дяди сверкали от ненависти. В один прекрасный день он получит шанс расплатиться с ней за своё унижение, вот о чём говорил его долгий оценивающий взгляд. Элири поняла, что если Фар Трейвелер умрёт, она снова попадёт в руки дяди. Тейлоры сделают все, чтобы заполучить её обратно, и в этом им помогут работники социальной службы, совершенно искренне веря, что так будет лучше для неё.
      Она подозревала, что прошедшие годы лишь укрепили Тейлора в его ненависти. За время, которое ей оставалось до шестнадцати, он вполне успел бы сплести такую клетку из лжи, из которой она, возможно, не выбралась бы никогда. Элири сделала свой выбор и обрела такую свободу, на которую не смела и надеяться. Не иначе как её охранял Ка-дих, бог воинов-команчей.
      Она снова склонилась над работой. Может быть, всё дело в том, что у неё была смешанная кровь, и это усилило дар? Многие представители её расы владели даром обращения с лошадьми, но — к чему обманывать себя? — у неё он был сильнее, чем у других. Элири пожала плечами. Что есть, то есть; как и почему — теперь это не имеет значения.
      Сидя по другую сторону огня, Кинан незаметно наблюдал за игрой света на высоких скулах девушки, на резковатых плоскостях её лица, в котором проступало что-то орлиное. Сейчас, в тени, серые глаза казались чёрными, а тёмные волосы — волной мрака. На вид хрупкая, с тонким костяком, она была очень похожа на людей его собственной расы. Однако Кинан уже успел убедиться в том, что обманчивая внешность скрывала мужество и силу. Эта девушка была воином. Он потратил немало времени, обучая её искусству сражения на мечах, но луком и ножом она и без него владела в совершенстве. Кажущаяся медлительность, спокойствие движений тоже были лишь кажущимися. На самом деле Элири могла двигаться молниеносно, обладала быстрыми рефлексами и прекрасно владела любой ситуацией.
      Она не так уж много рассказывала о себе. И всё же Кинан понял, что почти половину её короткой жизни воспитанием девушки занимался прадед. И делал это таким образом, будто наперёд знал, куда ей предстояло уйти, какой выбор сделать. Кинан улыбнулся этим мыслям. Ерунда, конечно, откуда ему было знать? Просто Фар Трейвелер обучал девочку точно так, как обучали когда-то его самого. Воспитывая и тренируя её, он, не отдавая себе в этом отчёта, возвращался в те далёкие дни, когда жизнь его народа была несравненно проще. И если, действуя таким образом, старик прекрасно подготовил её к жизни в мире, где она сейчас находилась, то это просто случайность. Хотя, кто знает? Может быть, в конечном счёте тут не обошлось и без вмешательства богов. Во взгляде старика, устремлённом на Элири, сквозила нежность. Хорошая девушка, добрая и великодушная. Необходимо убедить её отправиться в путь, как только очистятся тропы. Если она задержится дольше, то, может быть, поймёт то, что он хотел бы сохранить в секрете. А именно, что только её помощь помогла ему пережить эту зиму. Осознав это, Элири, очень вероятно, решит остаться. Пусть лучше уйдёт с мыслью, что он проживёт и без неё. И действительно проживёт — весну, лето и осень. Но в глубине души Кинан знал совершенно определённо, что, когда наступит пора увядания, умрёт и он. Ещё до первого снега. Он улыбнулся: пора.
      Но, проснувшись однажды поутру, Элири не обнаружит его мёртвого тела. Без сомнения, смерть прадеда все ещё сильно огорчала её. Пусть себе скачет прочь, думая, что Кинан хорошо подготовлен к следующей зиме. Когда наступят последние дни осени, он уйдёт туда, где в могилах спят его любимые. Девушке не придётся горевать ещё над одним мертвецом, а потом коротать следующую зиму одной в опустевшем доме.
      Его мысли перескакивали с одного на другое. Кони: ему они не нужны; пусть забирает с собой всех троих. И ещё ему хотелось сделать ей прощальный подарок.
      Старик неслышно встал и тяжело поднялся по древним каменным ступеням в верхнюю часть дома. Перед возвращением сюда он отдал почти все ценное своим родным, оставшимся на чужой стороне. И всё же одна вещь сохранилась. Кинан надавил на камень в стене и придержал его за край, когда тот начал поворачиваться. Внутри обнаружилась небольшая резная шкатулка из блестящего золотистого дерева. Щёлкнул замок, крышка поднялась, в лицо пахнул душистый запах, взгляд уловил мягкое мерцание. Старик негромко рассмеялся. Если бы у него спросили, какую вещь он хотел бы сохранить, он ответил бы — эту. Совсем невесомая; носить её будет необременительно. Но он был уверен, что Элири она понравится; эта вещь была точно создана для неё. Может быть, и к этому тоже приложили руку боги.
      Он поставил шкатулку обратно, вернул камень на место и снова занялся штопкой. Когда время придёт, он будет наготове. Между тем было бы неплохо, если бы девушка научилась писать хотя бы на одном из языков нового для неё мира. Старик поднялся снова, чтобы принести всё необходимое.
      — Что ты всё время снуёшь туда-обратно? — спросила Элири. — За этот вечер ты и минуты не посидел спокойно.
      Кинан задумчиво посмотрел на неё:
      — В будущем тебе пригодится кое-что, чем ты можешь овладеть прямо здесь, в этом доме, пока тянется зима. Я могу научить тебя читать и писать на языке Эсткарпа.
      Элири резко выпрямилась, в глазах внезапно появилось насторожённое выражение:
      — Твой народ имеет письменность?
      Кинан улыбнулся:
      — Твой, как я понимаю, тоже. Наша стала развиваться, только когда началась война. О, охотники во все времена использовали те или иные знаки. И всё же именно необходимость воевать, производить разведку — вот что способствовало развитию письменного языка. Ты учишься всему хорошо и быстро. А раз твой народ тоже имеет такой язык, думаю, тебе будет несложно овладеть нашим.
      — Тогда я, конечно, согласна. А у тебя есть что читать? Прадед любил повторять, что учиться нужно, как только предоставляется возможность, что знание никогда не бывает лишним.
      — Он был мудрый человек, — ответил Кинан. — Иди сюда, садись рядом, я покажу тебе наши буквы. Потом… У меня есть только одна книга, но этого хватит, чтобы научиться читать.
      Зима тянулась и тянулась, но, в конце концов, началась оттепель. Долгие месяцы обучения не пропали даром. Теперь Элири могла писать на простом языке охоты и войны не хуже любого, родившегося в этих краях. Она овладела и чтением, хотя слегка запиналась, если попадались незнакомые слова.
      Сейчас Элири практически была готова к отъезду. Из меха и кожи она сшила прочную одежду. Седла и упряжь заштопала и смазала. Охотясь, старалась не утомлять лошадей, чтобы они впоследствии могли выдержать долгую дорогу.
      Вода капала с крыши, стекала по стенам дома, и у порога образовалась глубокая лужа липкой грязи. Элири тяжело вздохнула. Всё это ужасно её раздражало. Но ничего, скоро потеплеет, и станет чисто.
      Когда это и в самом деле случилось, Кинан, к удивлению Элири, стал уговаривать её отправиться куда-то на лошадях.
      — Грязи больше нет, мои кости не болят, и я должен кое-что показать тебе.
      Ничего больше не объясняя, он поскакал в холмы, Элири на своей крепкой лошадке — за ним. В очередной раз повернув, они оказались на небольшой ровной площадке. Большая её часть была занята странным сооружением.
      — Это место Старых, о которых ты мне рассказывал?
      — Именно так, дитя моё. — Он с трудом спешился. — Садись вот здесь, на траву, и слушай. — Старик замолчал, дожидаясь, пока Элири удобно устроится. — Наш народ поклоняется Ганноре. Она — богиня плодов, хлебных злаков и плодородия. Богиня любви и смеха. Именно её мы славим, когда девушка становится женщиной. Кусочки янтаря, которые ты мне показывала, представляют собой огромную ценность. Внутри них видны зерна, символ Ганноры, и это превращает их в амулеты. Думаю, они попали к тебе не случайно. Храни их как следует. Не показывай другим, но, если можешь, молись Ганноре, когда придётся туго.
      Элири задумалась. Чем, собственно говоря, эта их Ганнора отличается от Кукурузной Женщины, богини многих индейских племён? Молиться Ганноре — всё равно что молиться Кукурузной Женщине, только под другим именем.
      — Я смогу делать это и обещаю надёжно хранить янтарь. Что ещё?
      — И по дороге, и в самом Эскоре тебе может угрожать опасность, исходящая не только от зверей и людей, но и от созданий Зла. Самое страшное, что в опасности может оказаться не только твоё тело. Я буду просить тех, кто создал это место, охранять тебя.
      Девушка удивлённо посмотрела на него. Он хочет, чтобы ей предоставили призрачных собак для охраны или подарили заколдованные мечи?
      Кинан заметил её недоумение.
      — Ты наверняка обратила внимание, что я положил около нашего порога небольшие голыши. Это — в некотором роде стража. Пока они у входа, никто, принадлежащий Тьме, не войдёт. Просто злые люди — это другое дело, — добавил он, когда оба вспомнили о напавших на него бандитах.
      — Значит, это гробница Ганноры? Он пожал плечами. — Живя здесь, мы всегда молились ей. Это место построили Старые, но во имя Её оно закладывалось или нет, нам неизвестно.
      Элири внимательно посмотрела на сооружение. Оно выглядело очень просто и скромно, но в то же время изящно. Просто небольшая площадка, в центре которой из мрамора разных цветов была выложена звезда. У каждого из её острых концов стояли высокие белые столбы. Однако, несмотря на кажущуюся безыскусность, все здесь дышало удивительным ощущением мира и покоя. Тихая гавань, где можно почувствовать себя в полной безопасности. Чувство притяжения возникло с новой силой. Элири без колебаний поднялась и подошла к краю площадки.
      — Что я должна делать?
      — Сосредоточься на мысли о том, что тебе требуется защита от Зла. Потом шагни вперёд и встань в центре звезды. Если сможешь.
      Элири так и сделала. Сначала это было совсем не просто. Кинан рассказывал ей о множестве созданий, сражающихся против Света, но до сих пор она не видела ни одного из них. Как просить защиты от того, кого трудно даже представить себе? Однако девушка старалась изо всех сил, и постепенно ей удалось добиться желаемого.
      Тогда она шагнула вперёд.
      Мгновенно со всех сторон между столбами возникли сотканные из тумана стены, отгородившие её от Кинана. Старик расслабился. Тот, кто обитал здесь, принял её как Дочь Света. Он, возможно, и не выполнит её просьбу, но несомненно не причинит ей вреда.
      Оказавшись между туманных стен, Элири шагнула в центр звезды и склонила голову в знак признательности. Со всех сторон на неё хлынуло тепло. Да, здесь что-то есть. Она попросит о помощи.
      Когда Элири это сделала, в ответ прозвучал безмолвный вопрос. Какую цену она готова заплатить за помощь, которая ей требуется? Потом голова у неё едва не взорвалась от вспыхнувшего в сознании калейдоскопа Зла. Обезумевшие Серые мчались, рвали зубами и когтями всех, попадавшихся им на пути. Крошечные создания странного вида, покрытые длинными грубыми волосами, похожими на корни, рыли ямы-ловушки, а потом душили тех, кто попадал туда. Целые омуты Зла, похожие на вредоносные кляксы на поверхности земли, пожирали тела и души угодивших в них людей.
      Она содрогнулась:
      — Чего ты хочешь от меня? — Возникшие в сознании образы переполняли её, и вместе с ними рос страх.
      — Ты! Убей Кинана, и я дам тебе любую власть, какую пожелаешь!
      — НЕТ! — Элири в гневе отступила. — А ещё говорят, что ты — Свет!
      — Он всё равно умирает.
      — Пусть сам распоряжается своей жизнью.
      Возникло ощущение, будто её обхватили сильные, любящие руки.
      — Хорошо сказано, дитя. Ты получишь защиту, о которой просишь.
      Внезапно перед ней выросла фигура; женщина чуть повыше Элири, с мерцающими волосами. Завиваясь локонами, они золотом стекали по прямой спине, по облегающему зелёному платью. Элири без приказания опустилась на колени. Изящные длинные пальцы ухватили её за руки, заставили подняться и повернули руки Элири ладонями вверх. В них женщина вложила четыре маленьких гладких камня. — Кинан объяснит тебе, как ими пользоваться. Удача не оставит тебя, Элири, пришедшая из другого мира.
      Женская фигура уже начала таять, когда девушка сорвала висящий на шее кожаный мешочек.
      — Подожди, о, пожалуйста, подожди!
      Женская фигура снова уплотнилась, обретя плоть и кровь.
      — Что это, дитя?
      — Дар за дар.
      В руках Элири вспыхнули алые и голубые огни. Она протянула женщине самоцветы, оставленные Фаром Трейвелером. Не понимая, почему она это делает, но чувствуя, что поступает правильно. Женщина наклонилась и взяла сияющие камни. Её цвета — зелёное и золотое — стали насыщенней, глубже. Потом фигура женщины снова начала таять, превращаясь в туман, который закружился в водовороте, сияя все теми же оттенками золотого и зелёного.
      — И в самом деле — дар за дар, дитя. Теперь тебя защищают мои стражи, но кроме них, у тебя есть камни с моими символами. Они помогут призвать меня на помощь, если придётся совсем тяжело. Я не забуду тебя. Свет да благословит твой путь.
      Она исчезла, и Элири почувствовала себя покинутой. Медленно, качая в ладонях четыре камня, она сошла с площадки.
      Кинан не сказал ни слова, хотя заметил и камни, и странное выражение на лице девушки. Все так же молча он подвёл её к терпеливо дожидающимся их лошадям. Этим вечером он начал объяснять Элири, как надо обращаться с камнями-стражами. И поразился тому, как быстро она все понимала. Когда-то досужие языки не раз обсуждали вопрос: человек получает дар, проходя через ворота, или пройти через них может лишь тот, кто имеет дар? Поговаривали, что в своём мире Саймон Трегарт почти не обладал силой, но здесь она стала заметно мощнее. Может быть, и впрямь сила, едва тлеющая по ту сторону ворот, здесь способна расцвести пышным цветом? Да, ему будет о чём подумать долгими ночами.
      Всё, что нужно было знать относительно этих четырёх камней, Элири усвоила за неделю. Теперь ей уже и самой стало ясно, что она обладает какой-то силой. Сколько она себя помнила, у неё всегда был дар обращения с лошадьми. Но в Карстене он, казалось, не только вырос, но и распространился на другие сферы. Кинан поделился с ней своими соображениями по этому поводу. Может, и вправду, подумалось Элири, в её собственном мире было немало людей, обладающих скрытыми способностями? Пока она не хотела прибегать к силе. Судя по рассказам Кинана, это делало человека слишком явно обозначенной целью. Четыре камня-стража были надёжно упрятаны в мешочек, висящий на шее. Может быть, они ещё сослужат ей свою службу, когда она снова отправится в путь.
      Но до этого, пока она здесь, ей много чего хотелось успеть. Например, поохотиться на годовалых животных, отстреливая наиболее слабых и мелких самцов — на мясо для Кинана. Старик пытался скрыть свою возрастающую слабость. Он снова и снова заводил разговор о том, что ей пора отправляться в путь, раз последний снег в горах уже сошёл и тропы высохли. Она прекрасно понимала, чем объяснялась его настойчивость, но он имел право на выбор. Кинан хотел, чтобы она запомнила его не умирающим, а тем, кем он для неё был: другом и учителем.
      Охота оказалась успешной. Дело близилось к отъезду, и в один из дней Элири поскакала туда, где были похоронены родные Кинана. Она коротко скосила траву на могилах, посадила цветы. Как-то во время охоты ей попались кусты с яркими цветами и нежным запахом. Теперь она осторожно выкопала один. Вернувшись к могилам, набрала камней и выложила их по краю того участка земли, где, по её предположению, Кинан мог пожелать лежать — рядом с могилой его жены. Яркий куст посадила в изголовье. Он поймёт. Никто посторонний не догадался бы, но он поймёт.
      Спустя месяц они поскакали к морю и набрали столько соли, сколько смогли соскоблить со скал. Одну за другой заполнили ею полости в скалах, расположенные выше уровня, до которого могли достать волны. На следующей неделе вода полностью испарится, и соль примет форму бесценных кристаллов.
      С приходом тепла Кинан окреп. Теперь у него не было ощущения, что мышцы его одеревенели. И всё же он по-прежнему твёрдо знал, что смерть стоит на пороге. Но сейчас он нередко забывал об этом — когда вместе с девушкой охотился или просто скакал вдоль побережья. Копыта глухо стучали по песку… Это было прекрасно.
      На смену весне пришло раннее лето. В кладовой было полно сушёного и копчёного мяса, плодов, орехов и зелени, которую они насобирали в холмах. В конце концов, не выдержав, старик ей сказал:
      — Тропы высохли. Тебе пора отправляться.
      Элири кивнула:
      — На следующей неделе.
      — Нет. — Он решительно покачал головой. — Ты говорила то же самое на прошлой неделе и за неделю до этого. Проведи завтрашний день со мной, ещё один уйдёт на сборы, а потом — в путь. Время пришло. — Кинан мягко дотронулся до её руки. — Дитя, все когда-нибудь кончается. Теперь настало тебе время уходить. Близится и моё время, как ты понимаешь, но об этом мы говорить не будем. — Он серьёзно посмотрел на девушку и удовлетворённо кивнул, поняв, что она согласна. Хорошо. Старик поднялся, потянулся и зевнул. — Я ложусь спать и тебе советую сделать то же самое. Завтра будет нелёгкий день — я собираюсь доказать, что в работе тебе за мной не угнаться. Она насмешливо фыркнула.
      — Неужели? Надо и в самом деле лечь спать, чтобы поскорее настало завтра и я смогла увидеть это.
      Следующий день они, как и договаривались, провели вместе. Осматривали верхние комнаты дома, и старик рассказывал ей, как все тут было когда-то. Собирали ягоды, сладкие, тёплые от ласкового солнечного света, и смеялись, точно дети. С берега били острогой мелкую рыбу. А потом, посолив и приправив травами, собранными в холмах, пожарили её и с аппетитом съели на ужин.
      На другой день Элири занялась лошадьми. Она собиралась оставить старику самую сильную и спокойную из них, но тот отказался, не слушая никаких возражений.
      — Не нужен мне конь. Я прекрасно обходился без них, пока ты тут не объявилась. Справлюсь и дальше. Забирай всех троих. Двух можешь продать или обменять на припасы — в общем, поступай с ними, как сочтёшь нужным. Мне они не нужны.
      Истинная причина не была названа, но оба понимали, что это за причина.
      Девушка больше не настаивала. Она упаковала сумку, тщательно отобрав всё, что могло понадобиться. Подвязала повыше стремена на тех лошадях, которых собиралась взять про запас. Кобыла, которую она отобрала для себя, была крепкая, серовато-коричневого цвета с тёмными пятнами на крупе, с чёрной гривой и хвостом. Самая подходящая лошадь для холмов, чуткая, крепкая на ноги, с окрасом, позволяющим сливаться с ландшафтом.
      Две другие выглядели более эффектно, одна каштановая, другая серая. Тщательно зачиненная и смазанная упряжь была в отличном состоянии. Что же, за них и впрямь при необходимости можно будет выручить хорошую цену.
      Когда с приготовлениями было покончено, Элири вернулась в дом. И удивлённо замерла на пороге. Кинан достал откуда-то большой кусок нарядной ткани и расстелил его на старом столе, умудрившись подтащить эту громадину к очагу. Украсил его ветвями и ягодами, расставил блюда с едок и свечи, отбрасывающие мягкий свет на всё это великолепие.
      Подойдя к девушке, Кинан церемонно поклонился.
      — Приветствую тебя в моём доме, Элири, дочь из Дома Фара Трейвелера. Откушай со мной на прощанье перед долгой дорогой. — Он взял её под руку и подвёл к креслу.
      Она с аппетитом поела — с этим у Элири никогда не было проблем, — смеясь шуткам старика и стараясь запечатлеть в памяти каждую мелочь. Когда с едой было покончено, Кинан встал.
      — Много лет назад мне в руки попала одна вещь. Я хотел подарить её своей дочери. Её дар состоял в том, что она дружила со всеми животными. Вот почему я считал, что эта вещь как раз подойдёт для её именин. Но потом начались все наши беды, и она отправилась воевать. — На мгновение в его глазах проступила старая боль. — Она так и не вернулась, и мне даже неизвестно, где находится её могила. Тело моей дочери лежит где-то в этих холмах, по-прежнему охраняя их от врагов. Теперь я дарю эту вещь тебе, если, конечно, ты согласишься её принять. — Он достал из-под листьев маленькую блестящую шкатулку и вручил её Элири.
      Девушка изумлённо открыла рот:
      — Какая красивая! Кинан засмеялся:
      — Шкатулка — это ещё не подарок, девочка. Он лежит внутри. Открой и посмотри.
      Элири бережно подняла резную крышку, глаза у неё вспыхнули от удивления и восторга. Подцепила пальцами изящную, тонко сплетённую кожаную цепочку, и теперь кулон свободно свисал с её руки. Крошечный конь, вырезанный из чёрного камня, с яркими рубиновыми глазами. Серебряная петля, сквозь которую продевалась цепочка, была прикреплена к гордо летящей гриве. Это был конь — и всё же не совсем конь: в нём ощущалось нечто такое, что выдавало ум. И высокомерие. Глаза, казалось, жили своей собственной жизнью и дерзко смотрели прямо на неё.
      — Кинан, это потрясающе. Откуда он?
      — С холмов. Я уже сказал, что эта вещь случайно попала мне в руки, но кое-что сделал и я сам. Прикрепил петлю, вставил цепочку, вырезал шкатулку. Самого коня я нашёл. До того как колдуньи вывернули горы, здесь неподалёку было ещё одно место Старых, может быть, в часе езды верхом. После смерти жены я часто ходил туда, чтобы обрести мир и покой. И однажды нашёл этого коня. У меня возникло ощущение, что это дар Старых. Я поблагодарил их и пообещал, что отдам его тому, кто обладает силой и с уважением отнесётся к нему. — Старик улыбнулся. — Готов поклясться, что, когда я говорил это, держа коня в руке, он стал заметно теплее. Значит, япоступил правильно, взяв его, подумалось мне. Теперь он переходит к тебе.
      Её рука плотно обхватила кулон.
      — Это самый лучший подарок, который мне когда-либо дарили. Я ни за что не расстанусь с ним, Кинан, и, глядя на него, всегда буду вспоминать тебя. — Она надела цепочку на шею. — Я тоже приготовила тебе подарок. — Элири выбежала и вернулась с большим узлом. — Здесь рубашка и штаны из оленьей кожи. И меховой плащ. Ты всё время жаловался, что мёрзнешь. Смотри, вот ещё мокасины, чтобы ноги тоже были в тепле. Они на тройной подошве и обшиты мехом. — Она смущённо засмеялась. — Мне бы хотелось, чтобы ты попытался надеть все это. А вдруг я ошиблась размером?
      Спустя несколько минут Кинан спустился по лестнице — ни дать, ни взять воин — немунух. На лице — счастливая улыбка. Он медленно повернулся.
      — Тебе не о чём беспокоиться. Всё сидит прекрасно, а уж какое тёплое! Такой замечательной одежды у меня никогда не было. — Он выпрямился. — Завтра, в честь твоего отъезда, я опять надену все это. А сейчас давай-ка спать; лучше тебе отправиться в путь пораньше, чтобы не потерять дневного времени.
      Наверно, это был дар богов — то, что этой последней ночью оба спали хорошо и крепко. И тот, и другая понимали, что впереди разлука, и боялись бессонницы. Однако сон пришёл к ним на диво быстро, а сны снились добрые. С первым светом оба поднялись. Перекусили в молчании. Потом Элири вывела лошадей и села на свою. Кинан, одетый в то, что она сшила для него, стоял рядом. Элири наклонилась и взяла его за руку.
      — Я никогда не забуду тебя. — От слёз перед глазами у неё всё расплывалось. — Я люблю тебя. — Она приветственно вскинула руку. — За праздник, который ты подарил мне, искренне благодарю тебя. За гостеприимство твоего крова благодарю тебя. Желаю хозяину этого дома удачи и щедрого солнца на все времена. Девушка наклонилась, Кинан потянулся вверх и крепко обнял её.
      — Скачи смело, воин. Пусть твоё оружие не знает промаха и пусть Ка-дих приведёт тебя в место, достойное его дочери.
      Он сильно шлёпнул лошадь по крупу, и та рванулась вперёд. Пока дорога шла прямо, Элири всё время оборачивалась, чтобы ещё разок взглянуть на него. На повороте она в жесте прощания вскинула руку и услышала его последний призыв:
      — Добрый путь, дитя! Моя любовь уходит вместе с тобой.
      Она скакала, ослепнув от слёз, понимая, что никогда больше не увидит Кинана. Будущее было затянуто туманной дымкой неизвестности. До сих пор ей везло, но что-то принесёт с собой завтрашний день?

      Она скакала ровным аллюром, пока не стемнело. Потом раскинула лагерь, защитив его с помощью нехитрых заклинаний, которым её обучил Кинан. В сознании девушки Ганнора и богиня, которой молились немунух, слились воедино, и Элири не сомневалась, что янтарные амулеты и камни-стражи, подаренные Ганнорой, не допустят, чтобы с ней случилась беда. Она взяла в руки кусочек янтаря и обошла по границе свой маленький лагерь, прося Ганнору защитить её. Может быть, место Старых и пострадало, когда горы вывернуло наизнанку, но она унесла оттуда четыре камня-стража — ценный дар. В полумраке они отсвечивали мягкой, успокаивающей голубизной, и Элири осторожно положила их рядом с собой.
      Точно так же она действовала и во все последующие дни, пока поднималась вверх по течению реки. Трудно сказать, что именно помогало, янтарь или камни. Но ничего более опасного, чем случайные звери, рыщущие по своим охотничьим делам, ей не попадалось. Их она всегда заверяла в своей дружбе.
      Единственным примечательным событием оказалась встреча с изумительной по красоте самкой сокола. Птица явно была голодна, и Элири попыталась мысленно представить гнездо, в котором жалобно пищали птенцы. Она улыбнулась, излучая сочувствие и доброжелательное понимание, а потом бросила птице жирного кролика, совсем недавно пронзённого её стрелой. Резко вскрикнув, соколиха поймала его в воздухе.
      Улетая с подарком, она обронила перо. Длинное, окрашенное в контрастные чёрные и белые тона. Ответный дар. Элири спрыгнула с лошади и подобрала его. Воткнула в повязку на голове и, снова взобравшись на лошадь, распрямилась, почувствовав себя… увереннее. В этой новой стране не было орлов, но перо ястреба — тоже неплохой талисман. Тем более что он получен в подарок. Помня о его происхождении, она будет носить перо с гордостью.
      Дни складывались в недели, а девушка все скакала по горам. Нередко тропа оказывалась непроходимой или просто исчезала, и тогда приходилось возвращаться. Но Элири по-прежнему тянуло на северо-запад и с каждым днём всё сильнее.
      Ощущение было такое, как будто кто-то очень сильно хотел, чтобы она двигалась именно в этом направлении, и как будто призыв становился сильнее по мере приближения к неизвестной цели. Улыбаясь при мысли о том, как, оказывается, может разыграться фантазия, Элири тем не менее продолжала скакать тем же курсом. Она и сама хотела попасть в Эскор, хотя Кинан сумел не так уж много рассказать ей об этой древней стране. По пути она охотилась и нередко делилась добычей с обитателями этих диких мест. Несколько раз ей попадались сорокопуты, и девушка неизменно предлагала им пищу. Птицы благосклонно принимали дары, и, хотя близко не подлетали, было очевидно, что они считают её другом.
      Наконец река сузилась и стала заметно мельче, несмотря на то что текла по более ровной местности. Теперь девушка не держалась всё время около неё, нередко забирая в сторону, туда, куда уходила просторная равнина. Именно там она однажды увидела деревню. Отпустив лошадей попастись, Элири разглядывала её, вжавшись в землю на вершине холма. Нет, вряд ли это можно было назвать деревней. Скорее — усадьбой, вроде той, в которой жил Кинан, разве что чуть побольше. Хорошо укреплённое центральное строение, под защиту которого все, наверняка, сбегаются в случае опасности, а вокруг него другие, поменьше. Нужно действовать осторожно. Судя по рассказам Кинана, жители этих мест должны быть настроены дружелюбно, но осторожность никогда не помешает.
      Она подозвала лошадей и прыгнула в седло. Проскакала по склону холма и, подъезжая к воротам, пустила лошадь шагом. Позади одного из строений был огорожен небольшой участок, откуда явственно доносился шум. Сердитое бормотание голосов, а потом внезапно — звук, который мог бы издать взбешённый конь, нечто среднее между фырканьем и храпом. В нём ощущались ярость и вызов, но для Элири он прозвучал как трубный глас. Немедленно откликнувшись на этот призыв, забыв о всякой осторожности, она пришпорила лошадь, объехала вокруг строения и остановилась, дрожа от возмущения и ярости.
      За высокой оградой загона несколько человек удерживали с помощью прочных верёвок рвущуюся на волю кобылу. Чёрную, как ночь, с глянцевито поблёскивающей в солнечных лучах шкурой. Позади неё барахтался новорождённый жеребёнок, тоже чёрный, ещё липкий от родовой слизи. Он силился подняться, но тонкие ножки плохо повиновались ему. Взвизгнув, он упал в очередной раз, и от этого звука кобыла совсем обезумела.
      Забыв обо всём, кроме боли, которую ей причиняло это зрелище, Элири решительно направила лошадь вперёд, заставив зрителей отскочить в сторону.
      Голос девушки зазвенел, точно колокол:
      — Что тут происходит? Что вы делаете? Ей ответила дюжина голосов:
      — Это Кеплиан, леди. Гери поймал одну из их кобыл.
      — Почему вы так обращаетесь с ней?
      Верёвки, не позволяющие кобыле приблизиться к жеребёнку, немного ослабели, когда те, кто удерживал её, отвлеклись, прислушиваясь к словам Элири.
      — Почему? Но, леди, она — Кеплиан!
      Мужчина, перед которым она остановилась, буквально брызгал слюной. Он, по-видимому, считал, что этого объяснения вполне достаточно. Однако Элири думала иначе.
      — Мне нет дела до того, как она называется. Разве так обращаются с животными? Что плохого она вам сделала? — Элири чуть не испепелила взглядом мужчину, с новой силой натянувшего верёвки. — Что, эта кобыла напала на вас? Убила кого-то из ваших родственников, угрожала вашему ребёнку? За что она расплачивается — и её жеребёнок тоже? Заметив её ярость, мужчина отступил.
      — Она просто Кеплиан. Мы убиваем их, где бы ни встретили. Они — Зло. — Он горделиво выпрямился. — Да, они на стороне Тьмы.
      Кобыла воспользовалась тем, что верёвки снова ослабели, и успокаивающе дотронулась мордой до жеребёнка.
      — Никакого зла я тут не вижу. Это всего лишь кобыла, которая пытается защитить своего детёныша.
      За её спиной забубнили голоса, но слух улавливал лишь обрывки фраз:
      — … Нет здесь.
      — … Отправился в долину. Он не вернётся ещё несколько дней.
      — Тогда что нам делать? Может, эта женщина обладает силой.
      На лице девушки мелькнула победоносная улыбка. Похоже, их хозяин в отлучке, и его не будет несколько дней. У всех был такой вид, точно они побаиваются её. Немного, по крайней мере. Она послала мысленную команду своей лошади и медленно распрямилась в седле. Казалось, лошадь и всадница внезапно выросли в размерах, в их облике проступил оттенок угрозы, и все это явно внушало благоговейный ужас тем, кто толпился вокруг. Медленным, зловещим движением Элири вытащила из кармана рубашки амулет.
      Легко спрыгнув с лошади, она прошла туда, где люди все ещё натягивали верёвки, удерживая кобылу. Когда девушка прикоснулась кусочком янтаря к влажному носу жеребёнка, прозрачно-золотистый камень мягко замерцал. Она высоко подняла амулет.
      — Ганнора говорит: в жеребёнке нет Зла. Он никому не причинил вреда и должен быть освобождён.
      Из задних рядов вперёд пробился мужчина. Плотного сложения, со светлыми волосами, поблёскивающими на солнце. На его лице застыло выражение хмурой злости.
      — Жеребёнок слишком мал и просто не успел ничего сделать. Но он вырастет и будет творить зло. Все Кеплиан — приверженцы Тьмы. А мы здесь убиваем тех, кто принадлежит Тьме. Откуда ты взялась, леди, что не знаешь таких простых вещей?
      Элири ответила вопросом на вопрос:
      — Откуда взялся ты, человек, если собираешься замучить животное и новорождённого жеребёнка? Кто сказал тебе, что они — Зло, если сама Ганнора говорит, что, по крайней мере, жеребёнок невинен?
      Мужчина буквально взревел, заглушив её голос:
      — Невинен? Те, кто служит Тьме, расправились с моими близкими, когда я был ещё ребёнком. А год назад кто-то из их рода убил моего брата, которого послали с поручением в Долину Зелёного Безмолвия. Что, мы так и будем стоять здесь, дожидаясь, пока эта женщина вырвет из наших рук законную добычу? — Он шагнул вперёд.
      — Ты так жаждешь убивать, что даже не поинтересуешься платой? — вкрадчиво спросила Элири.
      Он замер.
      — Платой?
      — Да. Ганнора говорит, что жеребёнок невинен. Если она не скажет со всей определённостью, что кобыла несёт в себе Зло, ты отдашь мне обоих за выкуп?
      Он прищурился, погрузившись в раздумья и ничего не замечая вокруг.
      — Что ты предлагаешь, леди? Отлично, она снова стала «леди».
      — Я не могу предложить тебе ничего, равноценного потере близких, но могу предложить двух за двух. — Она махнула рукой в сторону своих осёдланных и взнузданных лошадей.
      — Согласен, леди. — Казалось, его больше ничуть не заботило, какой приговор вынесет Ганнора кобыле. Он протянул руку к поводьям, и по приказу Элири обе лошади подошли к нему. — Теперь вот что, леди. Ты получаешь эту пару перед заходом солнца. Можешь увести их отсюда, но в твоём распоряжении один день. После этого они по справедливости снова становятся нашей добычей.
      — Мне нужно купить припасы и пополнить запас воды.
      — Нет. Здесь ты не получишь ничего. Мы не торгуем с Тёмными. Забирай своих «друзей» и проваливай отсюда, пока тебя не забили камнями.
      Он шагнул вперёд, выражение жестокости в его глазах проступило ещё отчётливей. Элири видела, что он получал удовольствие от того, как провернул эту сделку, но в то же время был не прочь напасть на неё, если почувствует, что это может удастся. Взглядом он уже жадно ощупывал её седельные сумки и толстую постельную скатку. Рука девушки метнулась к луку и выхватила стрелу, прежде чем он успел приблизиться к ней.
      — Стой, где стоишь! Я заключила честную сделку и получу то, за что заплатила. — Она приказала мужчинам, все ещё удерживающим кобылу: — Отпустите её. — Они заколебались, и она нацелила стрелу прямо в грудь того, кто выступал в роли заводилы: — Прикажи отпустить её, сейчас же! Он неохотно бросил несколько слов, верёвки упали. Кобыла тут же встрепенулась всем телом и бросилась к жеребёнку. Сердце девушки упало, когда она увидела, что на лице заводилы вновь заиграла самодовольная улыбка. Что теперь?
      — Отлично, сейчас ты сама убедишься, что может вытворять отродье Тьмы. Этот жеребёнок не способен идти. — Он злобно рассмеялся. — Попробуй подойти к нему, и кобыла убьёт тебя — теперь, когда она на свободе.
      Элири кивнула, хотя сердце у неё ёкнуло. Однако этот человек явно недооценивал её.
      — Может быть. А может быть, я убью тебя, если ты сейчас же не оставишь нас в покое. Ты тупой, жестокий, невежественный человек. Если все в этой деревне такие, я буду рада уехать отсюда. А теперь прочь, пока у меня не лопнуло терпение.
      Её глаза вспыхнули от гнева, и мужчина отступил. Криво усмехнувшись на прощанье, он неуклюже заковылял и скрылся за углом. Остальные не двинулись с места. Потом один из них с насторожённым видом подошёл поближе.
      — Леди, если Ганнора вынесла своё суждение, не наше дело перечить ей. Но это правда, что Кеплиан скачут дорогами Тьмы. Продать мы тебе ничего не можем, сама понимаешь. Гери узнает, и у нас будут неприятности. Но, может, какую-то мелочь мы в силах для тебя сделать?
      Внезапно рот девушки наполнился слюной. Соль! Соль у неё была на исходе. Если будет соль, никаких припасов не потребуется, она сможет прокормить себя с помощью охоты.
      — Соль… Продайте мне столько соли, сколько не жалко.
      Он кивнул и торопливо ушёл куда-то в сопровождении нескольких других. Вернувшись, они принесли небольшие кожаные сумки не только с солью, но с мукой и с тем, что заменяло здесь сахар. У Элири были мелкие серебряные и медные монеты, доставшиеся ей от убитых разбойников. Она протянула их со словами:
      — Из Карстена, но тем не менее ценные. Тем, кому они принадлежали, эти монеты больше не понадобятся.
      До них дошло, хотя и не сразу. Ушей Элири достиг свистящий шёпот:
      — Шпионка… Она шпионила в Карстене.
      Девушка протянула кошелёк, внимательно наблюдая за лицами. Казалось, люди были довольны, заключив такую сделку, хотя и несколько смущены тем, что она переплачивала.
      — Есть ещё деревни к северу? — Нужно было воспользоваться их добродушным настроением, чтобы разузнать как можно больше.
      — Нет, леди. Вон там, — взметнувшаяся рука указала направление, — лес Болотных Женщин. — Палец ткнул на северо-восток. — А там снова горы. Между лесом и горами течёт река. Гери погонится за вами; лучше бросьте Кеплиан и уходите. Тогда он убьёт их, а вас не тронет.
      — Ещё неизвестно, кто кого убьёт, если он вздумает преследовать меня, — жёстко сказала Элири. — Спасибо за припасы.
      Мужчина, который всё это время разговаривал с ней, кивнул.
      — Идите с миром, леди. Но остерегайтесь тех зверей, которые вовсе и не звери. Эта кобыла убьёт вас при первом удобном случае, и то же самое сделает Гери. Если вы не бросите Кеплиан, то от гор до самого моряне найдёте места, где сможете укрыться.
      Он резко повернулся и зашагал прочь, остальные — за ним. Элири посмотрела на Кеплиан. Жеребёнок сумел-таки подняться на ноги, но, вглядевшись получше, девушка поняла, что именно вызвало усмешку на лице Гери. По-видимому, вскоре после его появления на свет крошечное животное жестоко ударили по поджилкам, его задние ноги были в синяках и распухли. Он совсем не мог двигаться и продержался на ногах всего несколько мгновений, а потом с несчастным ржанием рухнул на пыльную землю. Стоя в защитной позе над малышом, кобыла не сводила с девушки взгляда. В душе Элири вспыхнул гнев — как люди могли так жестоко поступить с крошечным жеребёнком, совсем недавно появившимся на свет? Не раздумывая, она подошла ближе, негромко напевая.
      Кобыла предостерегающе ударила копытом, и Элири протянула руку к кулону. Крошечный конь из чёрного янтаря, казалось, излучал тепло. Прикосновение к нему подтвердило это. Странно… Он был гораздо теплее её руки. Девушка вытащила кулон из-под рубашки, и кобыла тут же впилась в него взглядом широко распахнутых глаз. Элири заговорила — мягко, объясняя. Кобыла, похоже, прислушивалась. Потом она попыталась помочь жеребёнку встать на ноги. Малыш старался, как мог, но снова упал.
      — Нам нужно как можно скорее убраться отсюда, — сказала девушка. — Этот человек вскоре вернётся и убьёт твоего жеребёнка.
      Она постаралась образно представить себе то, о чём говорила, и передать это «сообщение» кобыле. К великому удивлению Элири, в её сознании возникла серия отчётливых картинок, явно посланных её «собеседницей» .
      — Если я повезу его на своей лошади, мы сможем быстрее покинуть это место. Позволь мне помочь ему.
      Ответом ей был взрыв недоверия со стороны кобылы. Девушка медленно потянулась к малышу и погладила его, стараясь, чтобы её сознание излучало чувство восхищения. Какой прекрасный жеребёнок, сильный и крепкий! И какой смелый! Было бы ужасно, если бы он погиб. Она готова рискнуть всем, лишь бы предотвратить это. В сознании возникли образы других коней, которых Элири знала, однако, как ни странно, в ответ кобыла обдала её волной презрения и негодования. Кеплиан — не кони; ей безразлично, как люди относятся к тем, другим.
      Элири улыбнулась, показывая, что готова принять эту странную точку зрения. Хорошо, пусть они не кони, сейчас важно другое. А именно, то, что этот человек вернётся, чтобы убить их. Кобыла хочет, чтобы он застал её здесь? Нет, последовал мысленный ответ. Тогда кобыле придётся выбирать: позволить девушке помочь жеребёнку или остаться с ним и увидеть его гибель. Я буду сражаться, таков был общий смысл картинок, хлынувших из сознания кобылы.
      В ответ девушка послала образ умирающей кобылы, пронзённой стрелами и копьями. Потом — жеребёнка, которого связывают и забивают до смерти.
      Капитуляция. Кобыла милостиво позволила человеку помочь ей. Стараясь не делать резких движений, Элири расстелила на седле одеяло, подняла маленькое тельце и удобно уложила на подготовленном месте. Взяла поводья и зашагала к воротам. Кобыла двинулась следом.
      Они прошли через всю деревню и покинули её, провожаемые ненавидящими взглядами. Гери решил, что не следует открыто нарушать слово, данное в присутствии столь большого числа людей. Как и обещал, он подождёт этот день и следующий. Близилось полнолуние. Завтра, как только взойдёт луна, он будет в пути. Пусть эта колдунья не рассчитывает, что ей удалось отделаться от него с помощью подкупа и хитрых слов.
      Его память бередили воспоминания о стройной фигуре девушки — и о высокомерии, звучавшем в её голосе. Будет приятно доказать ей, что он не заслуживает такого презрения. Весь день Гери строил планы и готовился к своей охоте. Какая любезность с её стороны — снабдить его лошадьми, которые помогут её же и захватить.
      Элири хорошо усвоила уроки войны, преподанные Фаром Трейвелером, который знал немало мудрых пословиц и воинских афоризмов. Один звучал примерно так: «Исходи из того, что погоня будет непременно, и действуй соответственно». Она так и делала — к возмущению кобылы.
      Примерно с час они быстро скакали вдоль одного из рукавов реки, а потом Элири вместе со своим маленьким отрядом вошла в воду и ещё пару часов двигалась вверх по течению. На обширном мелководье девушка сознательно позволила лошади оставить несколько разбросанных здесь и там следов, постаравшись, чтобы их нельзя было не заметить.
      Потом они поскакали обратно и снова по воде. Там, где река разветвлялась, свернули и тем же манером двинулись по другому рукаву. Элири подозревала, что Гери может нарушить своё обещание, если только сумеет сделать это незаметно для соседей. Хотя вряд ли это ему удастся, в особенности, при свете дня.
      Передав эту мысль кобыле, девушка получила в ответ согласие — с оттенком юмора. Поразительно! Юмор — явный признак ума, и, уж во всяком случае, такая реакция была несравненно сложнее, чем бесхитростные эмоции, обычно присущие животным.
      — Может быть, с моей стороны было бы вежливее называть тебя и маленького по именам? — спросила Элири.
      Недоверие!
      — Мне не обязательно знать ваши настоящие имена, просто какие-то, которыми я могла бы пользоваться. Людям сложно обходиться без имён.
      Снова вспышка юмора. Длительное раздумье.
      Потом:
      «Я — Тарна. Мой сын — Хилан».
      Элири остановилась, не отдавая себе в этом отчёта. Ни одно животное не было в состоянии передать такую мысль! То, что отчётливо прозвучало у неё в мозгу, безусловно было проявлением сознательного разума.
      В ответ — озорной смешок:
      «Люди! Они говорят — раз мы похожи на животных, значит, мы и есть животные. Такие же тупые, как те, другие. Правда, наши жеребцы часто не слишком смышлёны, но мы более чем простые животные, несмотря на наше обличье».
      Кобыла с удивлением обнаружила, что женщине это сообщение явно пришлось по душе.
      «Чему ты радуешься?»
      Элири попыталась объясниться с помощью слов — и отказалась от этой мысли. Просто швырнула в сознание кобылы сразу целый клубок ощущений. Возмущение тем, как люди обращались с ней и жеребёнком. Возможность более глубокой дружбы, которую создавало наличие разума. И наконец, восхищение ими обоими — мужеством кобылы, прелестью жеребёнка. Эта последняя мысль явно расположила кобылу в её пользу. «Мой сын — прекрасный жеребёнок. Я поражена, что ты способна оценить это. Хотя… По-моему, даже самый тупой человек не может не заметить, как он красив».
      Элири заверила её, что она-то уж точно может. Бросив взгляд на тонкие ножки, свисающие с расстеленного на седле одеяла, девушка сказала:
      — Этот человек, без сомнения, не оставит нас в покое. Ты хорошо знаешь эту местность? Можем мы где-нибудь укрыться?
      «Если он погонится за нами один, может быть, и найдётся такое местечко. Но это ничего не изменит — он всё равно будет преследовать нас. Мои соплеменники вмешиваться не станут — с какой стати? Я вижу только один способ избавиться от него — убить».
      Дальше они скакали в молчании, — Элири размышляла. Может быть, удастся просто сторговаться с Гери? Она не забыла, какими глазами он смотрел на припасы, которые у неё были с собой. За отказ от попытки убить их он имеет шанс получить отличную лошадь, сбрую и всё, что находится в седельных сумках. Не исключено, что алчность может перевесить в нём желание расправиться с Кеплиан.
      Однако было что-то ещё в последнем взгляде Гери. Застань он Элири спящей, она тоже, может быть, умирала бы мучительно и долго. Ему не было стыдно за то, что он терзал крошечного жеребёнка. И погибни она среди этих равнин, никто не узнал бы о её смерти, а он не испытывал бы ни малейших угрызений совести.
      Тяжёлая мысль, страшная мысль. Чтобы прогнать её, девушка снова начала расспрашивать Тарну.
      — Что тебе известно о Тьме? В ответ кобыла вздрогнула.
 
      «Там, где обитает мой народ, есть старая Башня. Очень, очень долго она пустовала. Наполовину разрушилась. Потом пришёл… человек и подчинил себе наших жеребцов. Они как раз такие, как ему нужно, а теперь стали ещё более жестоки. Мы всегда враждовали со всеми, кто населяет эту страну. Мы убиваем их, они убивают нас. Теперь хозяин Башни требует, чтобы мы так не поступали».
      — Как он добивается своего?
      «Он может нас принудить. Сначала он часто делал это. Жеребцы нужны ему для того, чтобы приносить людей».
      — Как это — приносить людей? Тарна фыркнула, явно забавляясь:
      «Люди любят коней. Разве Кеплиан не прекраснее любого коня? Мы притворяемся ручными. Делаем вид, что жаждем оказаться под седлом, и люди готовы рискнуть многим, лишь бы завоевать наше расположение. Но стоит человеку оказаться на спине Кеплиан, и он попался. Не сможет слезть, сколько бы ни старался. Вот так людей и доставляют в Башню. — Она с отвращением замахала хвостом. — Я не одобряю этого. То есть не одобряла. Теперь мне кажется, что людям самое место в Башне. Они принадлежат к тому же роду, что и её хозяин. Пусть делает с ними, что хочет».
      — А что он делает с ними?
      «Не знаю. Они попадают внутрь и не выходят обратно» .
      Элири замолчала, раздумывая над тем, что узнала. Потом её мысли вернулись к Гери и связанным с ним тревогам. Кобыла тоже была уверена, что этот человек не оставит их в покое. Может быть, он даже сумеет убедить других присоединиться к нему. Девушка бросила взгляд на Хилана. Его ноги были в скверном состоянии, а лечить животных она не умела. Пройдёт, по крайней мере, неделя, прежде чем раны заживут настолько, что жеребёнок сможет двигаться самостоятельно. У Гери, напротив — благодаря сделке с ней, — есть две хорошие лошади. Он был способен загнать обеих, чтобы схватить её, — если, конечно, сумеет найти. В случае удачи, он будет ещё долго топтаться на речном берегу за много миль отсюда. Жалко, что пришлось отдать такому человеку лошадей, о которых она заботилась и которых любила. Охваченный желанием догнать её, Гери вряд ли станет заботиться о животных. Но если она будет и дальше придерживаться тактики запутывания следов, ему придётся скакать помедленнее, внимательно изучая землю. А чем медленнее он будет двигаться, тем легче придётся ни в чём не повинным животным, — но в то же время он скорее сможет обнаружить след беглецов.
      Тарна была согласна с девушкой. Кобылу не волновали ни лошади, ни люди, но безопасность Хилана была для неё превыше всего. Если существовал способ не подпустить этого человека к жеребёнку, она готова была согласиться с любым предложением. Ей тоже было ясно — опасность прежде всего в том, что жеребёнок не мог ходить. Именно ради того, чтобы спасти своё дитя, она, хоть и с неохотой, вынуждена была согласиться на зависимость от человека. И всё же её гордость была уязвлена. Хотя эта женщина, по крайней мере, разговаривала с ней честно и обращалась как с Кеплиан, а не как с одним из этих тупых животных, которые соглашаются возить на себе людей.
      Ещё два дня они скакали вдоль реки, останавливаясь только на ночлег или для того, чтобы покормить жеребёнка. Ночью сторожили по очереди — по полночи каждая. И обеих не покидало ощущение, что Гери неотвязно следует за ними по пятам.
      Они не ошиблись. Хуже того — он сумел убедить двух других отправиться вместе с ним. Пока, правда, им явно не везло. Вначале они поскакали вдоль берега вверх по течению и, обнаружив умышленно оставленные отпечатки копыт, продолжили путь в том же направлении, внимательно изучая берега. Однако со временем преследователям стало ясно, что их обманули, и тогда очень медленно они вернулись туда, где видели следы.
      — По моему разумению, Гери, они сюда не ходили, а свернули и отправились вдоль другого рукава реки.
      — Зачем все это?
      Его товарищ сердито фыркнул:
      — Не потащат они этого жеребёнка в горы. Ходить-то он пока не сможет, ещё несколько дней уж точно. Нет, они будут жаться к равнинам. Может, надеются заманить нас в какую-нибудь кеплианскую ловушку. Давайте разделимся и обследуем сразу оба берега. Это сбережёт нам время.
      Так они и сделали. Однако к тому времени, когда им удалось вновь обнаружить след Элири, девушка вместе с Кеплиан уже огибали отроги гор, стараясь держаться у их подножья. Скакали неспешно, и жеребёнок был не слишком тяжёлой ношей для лошади. Кобыла поначалу страдала от синяков, оставленных плетью, но со временем заметно оправилась. Она никак не могла понять — почему девушка так заботится о ней? С какой стати предлагает травяной настой, который облегчает боль? Тарна не привыкла иметь дело с человеком, который относился бы к ней хорошо. И всё же честность и неизменное дружелюбие Элири постепенно делали своё дело: кобыла начала испытывать к ней искреннее расположение. В пути они беседовали мало, хотя теперь именно Тарну чаще тянуло поговорить. Её мучил вопрос, почему эта женщина так сильно отличается от других людей, которых она знала?
      Она неизменно держалась рядом со своим жеребёнком. С каждым новым днём Хилан становился все здоровее. Пройдёт немного времени, и хотя бы часть пути он сможет преодолевать на собственных ногах. Что ещё бесконечно поражало кобылу, это взаимосвязь, установившаяся между девушкой и жеребёнком. Хилан, без сомнения, доверял ей, и Тарна никак не могла решить для себя, хорошо это или плохо. Но Элири, чтобы облегчить страдания жеребёнка, втирала сок из смеси трав в его израненные ножки. Шутила с ним, гладила и похлопывала с несомненной нежностью. На отдыхе носила малыша на руках. Глядя на жеребёнка, с такой доверчивостью относившегося к девушке, кобыла медленно, но верно и сама начала доверять ей.
      Наконец-то их преследователям повезло. Они встретили людей, которые в обмен на лошадей, уже выбившихся из сил, согласились предоставить им свежих. Теперь троица смогла заметно ускорить темп погони.
      Дни мелькали один за другим. Любовь и забота делали своё дело, жеребёнок заметно окреп и теперь все чаще скакал самостоятельно. Тарна испытывала странное чувство, видя, как эта женщина нежно обнимает малыша. Кобылу захлёстывала любовь, когда Элири ласкала её сына. Не отдавая себе в этом отчёта, Тарна уводила их все дальше от земель, где обитали Кеплиан. И была рада, что до сих пор им не встретился никто из них.
      Как они отреагируют на то, что она странствует вместе с человеком? Или — ещё того хлёстче — как они отнесутся к дружбе между Кеплиан и человеком?
      Не составляло труда догадаться, каков будет ответ на этот последний вопрос. Она не хотела, чтобы её сына как изменника затоптали насмерть. Во время этого странного путешествия Тарна впервые в жизни поставила под сомнение свою безоговорочную преданность Кеплиан. Ей страстно хотелось обсудить все эти проблемы с Элири, но останавливало привычное недоверие. Люди такие умные, такие коварные. Может быть, чувства, которые она сейчас испытывала, объяснялись всего лишь какой-то особенно хитроумной уловкой одной из представительниц этой расы? Не исключено, что девушка обманывает её. Ладно, время покажет, правильно ли она поступила, так и не заговорив о том, что её волновало.
      Элири не знала, что их заметили. Разведчики одного из селений в долине издалека увидели девушку и трёх лошадей, но не придали этому особого значения, лишь по привычке проследив за направлением, в котором те скакали. Однако чуть позже они повстречались с другими и рассказали им о том, что видели. Этими другими оказались Гери и его люди, которые незадолго перед тем потеряли след Элири и заметно отклонились на северо-запад. Поняв, в каком направлении движется девушка, они поскакали наперерез, надеясь перехватить её по дороге.
      «Как ты думаешь, мы оторвались от них? »
      Теперь жеребёнок скакал самостоятельно, и потому двигались они медленнее. Девушка вздохнула:
      — Боюсь, что нет. По правде говоря, прошлой ночью мне приснился плохой сон, сон о боли и смерти, о Зле, которое набрасывалось и пило кровь. — Дождавшись Хилана, она поскакала быстрее. — И всё же я считаю, что вскоре нам следует сделать привал на несколько дней. Хилан, конечно, стал заметно сильнее, но этот поход все ещё слишком труден для него. Чтобы окрепнуть по-настоящему, ему необходима спокойная обстановка. Но где найти такое место? — Они продолжали двигаться на восток, прокладывая свой путь по холмам. Сверху было видно, что далеко впереди течёт река, ярко поблёскивая в солнечном свете. — Может быть, вон в тех горах, за рекой, мы окажемся в безопасности?
      Кобыла промолчала. Туда ли, сюда — какая разница? Лишь бы жеребёнку ничто не угрожало. Ради этого она была готова на все: скакать бок о бок с человеком, пересечь всю страну и даже, если возникнет необходимость, договариваться с демонами и силами. Всё, что угодно, лишь бы её обожаемый сынок уцелел.
      Хилан был первым жеребёнком совсем ещё молодой Тарны. Процесс спаривания, в результате которого он появился на свет, потряс её до глубины души. Этот огромный старый жеребец внушал ей благоговейный ужас. Она сопротивлялась изо всех сил, но укус в плечо и несколько мощных ударов копытом заставили её покориться. Так уж положено в природе, но желания повторить этот опыт Тарна не испытывала. Сейчас ей вообще меньше всего хотелось бы встретиться с кем-нибудь из своих соплеменников.
      Когда они разбили лагерь этой ночью, Хилан чувствовал себя лучше, чем во время предыдущих привалов. Тогда он выглядел больным и усталым. Однако время явно работало на него. Ноги у жеребёнка заживали, хотя и медленно, и в целом он с каждым днём все лучше приспосабливался к кочевой жизни.
      В этот раз на привале он впервые весело скакал. Элири подошла к нему и осторожными движениями стала массировать каждую ногу по очереди, вытягивая её и придерживая рукой. Хилан негромко ржал от удовольствия — как и всякому ребёнку, ему нравилось, что с ним занимаются. Когда девушка отпустила его, он принялся носиться широкими кругами, становясь на дыбы всякий раз, когда пробегал мимо. Элири засмеялась, повернувшись к Тарне, — девушке хотелось разделить с ней радость этого момента.
      — Ему лучше. Скоро он будет обгонять нас.
      «За это я готова отдать жизнь», — прозвучал у неё в голове ответ кобылы.
      — Да. — Элири вспомнила о разговоре, который они недавно вели. — Тарна, почему люди так сильно боятся вас?
      После длительного молчания кобыла гордо вскинула голову:
      «Может быть, потому, что мы никогда не были союзниками Света. Многие жеребцы сознательно выбирают Тьму, поэтому всех нас считают злыми. Шаманы и другие, кто хочет идти путями Тьмы, — все они приходят к нам. Люди знают, что мы можем унести их от родных и близких, которые никогда не увидят их снова. Известно им и о том, что те, кто принадлежит Тьме, используют нас как лошадей».
      «Я была ещё жеребёнком, когда впервые увидела, как человека насильно увезли в Башню. Это произошло вскоре после того, как там появился новый хозяин. Тот человек храбро сражался. Кричал, взывал к силам и пытался спрыгнуть со спины жеребца. Ничего у него не вышло. — Тарна выразительно постукивала копытом по траве. — Я не одобряю этого. Пусть люди живут сами по себе, и мы — тоже».
      Элири кивнула в знак согласия. Разговор угас, они снова стали наблюдать за жеребёнком. У Хилана не было времени для серьёзных дискуссий. Он был слишком поглощён радостью, которую дарил этот тёплый вечер. На следующий день они уже скакали по равнине. Если удастся найти брод или мост, можно будет пересечь реку. Чутьё подсказывало Элири, что в горах на противоположном берегу реки они смогут укрыться.
      Она полюбила этого кеплианского жеребёнка и была готова сражаться за жизнь Хилана так же яростно, как его мать. Может быть, Тарна и права, не доверяя людям. Но, как бы то ни было, для Элири имело значение одно — она ненавидела жестокость, с которой люди обращались с Кеплиан. И будет сражаться за то, чтобы Тарна снова не попала в их руки.
      Этой ночью она уже не в первый раз задумалась о том, как поведут себя другие Кеплиан, если обнаружат их маленькую компанию. Хотелось верить, что вряд они захотят убить их всех.
      Элири поднялась рано, быстро поела и оседлала лошадь. Какое-то подсознательное чувство подсказывало ей, что нужно спешить, спешить.
      Однако прошёл ещё день, и всё было тихо, а на следующее утро они оказались уже совсем недалеко от реки. Хилан скакал самостоятельно, солнце грело им спины. Но Элири по-прежнему было не по себе. Её не покидало ощущение, что за ними наблюдают и отнюдь не с дружескими намерениями. Вон те густые кусты справа. Может быть, опасность таится там? А если нет, то где?
      И вдруг со стороны деревьев, небольшой группкой растущих слева, послышались яростные крики. Элири обернулась и увидела трёх всадников, которые мчались к ним во весь опор. Гери. Значит, он всё же нашёл их и теперь собирался получить свою награду за долгое и утомительное путешествие.
      Тарна рванулась вперёд, но вынуждена была остановиться, осыпаемая градом копий. Их преследователи засмеялись, увидев кровь, струящуюся из её ран. Кобыла хорошо представляла, что будет дальше. Они окружат её плотным кольцом, а потом отберут жеребёнка. Что ей оставалось? Только умереть с горьким сознанием, что она не спасла своё дитя. Тарна пронзительно заржала, встав на дыбы. Чему быть, того не миновать. Лучше умереть, сражаясь за сына, чем остаться в живых и увидеть его смерть. Она бросилась вперёд.

      Элири развернула лошадь и мысленно приказала ей остановиться. Мгновение — и лук оказался у неё в руках, стрела,полетела к цели. У неё всегда был меткий глаз, а годы упорного труда под руководством Фара Трейвелера развили природные способности. Послав одну стрелу, она тут же выхватила другую и выстрелила снова. Всадники, гарцевавшие вокруг обезумевшей кобылы, упали. Они ещё не были мертвы, но жить им оставалось совсем недолго — ровно столько, сколько понадобилось Тарне, чтобы добраться до них. После этого они превратились в кровавое месиво.
      Гери, единственный оставшийся в живых, тут же поскакал прочь — со всей скоростью, которую смог выжать из своего коня. Но стрелы мчатся быстрее коней. Когда он безжизненно соскользнул на землю, Тарна, погнавшаяся за ним, стала рвать его зубами и бить копытами. И не остановилась до тех пор, пока не разорвала уже мёртвое тело почти в клочья. Хилан стоял рядом. Никто не успел даже прикоснуться к жеребёнку, и он не понял, какая опасность ему угрожала. Вокруг него происходило что-то очень интересное, но больше всего ему снова хотелось есть. Он жизнерадостно — и просительно — заржал. Мать рванулась к нему, заскользила носом по маленькому телу. Никаких ран. Она повернулась, подставляя ему соски, и замерла, удовлетворённая. Элири зашагала к ней, и Тарна издала угрожающий звук, что-то вроде негромкого рычания.
      Девушка заглянула ей в глаза — они сверкали ужасающим красным огнём. Прежде она как-то не обращала на это внимания, хотя сейчас ей припомнилось, что глаза у кобылы всегда отсвечивали красным. Ну, в конце концов, Тарна была не лошадь; скорее всего, это нормальный для Кеплиан цвет глаз. Элири подошла поближе, негромко напевая жеребёнку, а сознанием потянувшись к своей подруге.
      Тарна после сражения находилась в таком состоянии, что начисто забыла о необходимости скрывать от Элири свои глубинные мысли. В первый раз за всё время их общения сознание девушки проникло сквозь то, что находилось на поверхности, и… Ка-дих, вот, оказывается, кому она подарила свою дружбу! Её смятенный разум едва не утонул в мутном водовороте эмоций. Чуждых. Ужасающих. Элири призвала на помощь все своё самообладание. Это всё та же Тарна, напомнила она себе. Они вместе проделали долгий путь, заботились о Хилане, сражались, защищая друг друга. Это Кеплиан, не лошадь; нужно принимать её такой, какая она есть, со всеми присущими ей особенностями, и любить в ней свою подругу.
      Девушка стояла, борясь с собой, а Тарна замерла, выжидающе и насторожённо — как на её месте сделал бы в этой ситуации любой хищник. Наконец, Элири с невероятным трудом преодолела свои опасения и шагнула вперёд.
      — Боевая сестра, с Хиланом всё в порядке?
      Она замерла, почувствовав, как на неё нахлынула волна безграничного удивления. И эта эмоция не была её собственной — она исходила от кобылы. Девушка медленно подняла руку и погладила жёсткую гриву.
      — Почему ты так удивилась? И что всё-таки с Хиланом?
      Кобыла наконец вновь обрела «голос».
      «Мой сын не ранен, ты и твои стрелы спасли его. Но… — она на мгновенье заколебалась. — Ты и дальше хочешь продолжить путь вместе со мной? »
      — Почему нет?
      «Ты проникла в самую глубину моего сознания. Я почувствовала это, почувствовала и твоё потрясение, твой страх. Бывало, что такое удавалось и другим людям, но всегда после этого они настраивались против нас, начинали желать нашей смерти. Теперь ты тоже возненавидишь и будешь стремиться убить меня? — Тарна в задумчивости опустила взгляд. — Прежде, когда я думала об этом, у меня не раз возникал вопрос: может быть, проникнув глубоко в наше сознание, люди от ужаса просто сходят с ума? Они и без этого ненавидят и боятся нас, а поняв нашу истинную природу, начинают испытывать ещё больший страх». — Она содрогнулась.
      Элири снова глубоко погрузилась в сознание Тарны. На этот раз, зная, что именно кипит под поверхностными мыслями, девушка смогла удержать под контролем свой чисто инстинктивный страх. Постепенно она начала понимать смысл этой бурлящей силы, сверкающих эмоций. И почувствовала, что они стихают по мере того, как продолжалось её соприкосновение с внутренним миром Тарны. Как будто чем меньше боялась она сама, тем больше успокаивалась кобыла. Поняв это, Элири приложила все усилия, чтобы пригасить обуревавшую обеих взвинченность. Наконец они снова обрели спокойствие. Задумчиво глядя, как сосёт жеребёнок, девушка сказала:
      — Тарна, похоже, мы воздействуем друг на друга.
      Нависшая над ней прекрасная, мощная голова кивнула.
      Элири прислонилась к тёплому плечу, рассеянно поглаживая его:
      — Первый глубокий контакт с твоим разумом был ужасен. Но когда я отбросила страх и вернулась, такого пугающего впечатления уже не возникло. Теперь, когда моё сознание соприкасается с твоим без страха, ты тоже стала спокойнее. — Она постепенно усилила мысленную связь и задала вопрос, который не раз приходил ей в голову прежде: — Ты принадлежишь Тьме, боевая сестра? Мне кажется, что это не так, но остальные люди считают иначе.
      Кобыла покачала головой и забила копытом, заставив жеребёнка возмущённо заржать. Он ещё не закончил своего дела. Мать должна стоять спокойно.
      «По рождению мы принадлежим не Тьме, а тени и полумраку. Некоторые предпочитают служить Тьме, отдаваясь ей целиком и полностью; другие — нет. Нас создали давным-давно, когда адепты воевали между собой. Зачем? Этого мы не знаем. Адепты создали ещё и многих других. Жеребцы у нас более воинственны и, в основном, служат Тьме. Среди кобыл таких гораздо меньше. Мне кажется, жеребцы обижаются на людей за то, что те боятся и ненавидят нас. И завидуют им».
      — Ты тоже хотела бы перейти на сторону Тьмы? Кобыла опустила голову на плечо Элири: «Теперь нет, боевая сестра. Чтобы спасти меня, ты убила тех, кто принадлежал к твоему собственному роду. — Мягкий нос прикоснулся к щеке Элири. — Я всегда отказывалась произносить твоё имя, но отныне я буду звать тебя Элири. Обращаясь ко мне, ты сказала — боевая сестра. Считаешь ли ты меня и своим другом? »
      Руки девушки погладили тёплую шкуру.
      — Да. Не недругом и не наполовину другом, а именно другом и названой сестрой. И точно так же я отношусь к твоему маленькому, если ты не возражаешь, конечно.
      Ответное излучение, исходившее от кобылы, было пронизано согласием и робким удовольствием. Обхватив руками мускулистую шею, Элири надолго замерла, наслаждаясь ощущением единения между ними. Она любила лошадей и с ними не чувствовала себя одинокой. Но это… Это было несравненно больше. Названая сестра, подруга, с которой можно разговаривать и знать, что получишь ответ. О которой можно заботиться, но которая в случае необходимости позаботится и о тебе гоже.
      Разомкнув объятия, девушка сняла сумку, в которой хранила травы.
      — Любящая сестра поможет тебе залечить раны. — Нежными движениями пальцев она принялась втирать в израненное тело целебный сок. Было приятно касаться могучих мышц, гладкой шкуры, горделиво изогнутой шеи, струящейся гривы и пышного хвоста.
      Эти руки и нежное ментальное прикосновение несли такое успокоение, что кобыла расслабилась, наслаждаясь впервые испытываемым ощущением глубокого внутреннего единения с другим существом. Прежде лишь со стороны матери она чувствовала столь полное, безоговорочное приятие. Оно уносило прочь копившуюся годами горечь, а вместе с ней и ненависть к людям, которые осуждали то, чего не понимали. Эта женщина была совсем не похожа на других. Эта женщина смело взглянула в лицо тому, с чем столкнулась, — и сумела принять это.
      Возникло ощущение, будто Тарна плывёт, доверчиво, безмятежно. Мгновенье за мгновеньем незаметно скользили прочь. Она любила эту женщину, боевую сестру, подругу, названую сестру. В глубине сознания что-то нашёптывала Тьма — она отказывалась слушать. Кому нужна ночь, когда манит солнечный свет? Кроме того, ей было отлично известно, что Тьма всегда предаёт. Слишком много её соплеменников, прельстившись уловками Тьмы, сожалели об этом всю оставшуюся жизнь. Она не хотела стать одной из них; она принадлежит тени и полумраку, но не Тьме. И теперь уже никогда не будет принадлежать Тьме — после того, как познала Свет.
      В полном согласии вся троица проскакала последнюю милю до реки. Хилан не понимал, что произошло. Он лишь чувствовал, что и мать, и их общая подруга счастливы. Этого с него было достаточно.
      «Мы пересечём реку или поскачем вдоль неё? » — спросила Тарна, с сомнением оглядывая равнину.
      В её сознании Элири увидела образы Серых, которые часто скитались в этих краях.
      — Если они тут появляются, лучше нам убраться отсюда. Ты, похоже, считаешь, что хорошего от них не приходится ждать ни вам, ни людям. — Они торопливо поскакали вдоль берега, не пересекая реку — течение было сильно, вода глубока, и их могли увидеть. — Ты хорошо знаешь эту местность?
      Тарна покачала головой:
      «Думаю, эта река течёт далеко. Она начинается в западных горах, и я слышала, что где-то там, на западе, есть большое озеро. Серые сторонятся тех мест; там, в развалинах старых замков, живут люди, которые враждебно настроены по отношению к ним».
      — Хорошо. В ту сторону мы и направимся, — резонно заключила Элири. — Нам годится любое место, которое им не по душе.
      Они поскакали вверх по течению реки. Теперь совместное путешествие доставляло всем только удовольствие. Тарна и Элири «рассказывали» друг другу о том, что им пришлось пережить. Кобыла была поражена, получив представление о том, насколько разнообразен и многолик мир.
      Вокруг них расстилался все тот же пейзаж. У Элири было время, чтобы поразмышлять над возникающими в сознании Тарны образами Серых и воспоминаниями о том, что Кинан рассказывал о них. Может быть, думала девушка, враждебность Тарны по отношению к этим созданиям несколько преувеличена. Однако вступать с ними в какой бы то ни было союз у неё не было ни малейшего желания. Они неуклюже передвигались на задних ногах. Имели вытянутую голову, заросшую косматым, сбившимся от грязи мехом, зубастый рот и маленькие красные глазки. Судя по воспоминаниям Тарны, они были очень неглупы и даже могли говорить, хотя редко делали это, испытывая неприязнь к другим разумным существам. Серые не носили одежды и не применяли, оружия.
      Вообще-то они воевали, только если их загоняли в угол или если в силу каких-то обстоятельств ими овладевала безумная жажда убивать. В других случаях они ввязывались в бой, только когда преимущество было на их стороне. Подобно многим созданиям Тьмы, Серые боялись бегущей воды. Пока безумие не ударяло им в голову, затуманивая сознание, они держались подальше от неё. Поскольку сейчас путь Элири и её спутников проходил неподалёку от территории Серых, девушка всё время была начеку и держала лук наготове. Кобыла скакала бок о бок с ней и тоже размышляла. Тот факт, что ей и человеку удалось прийти к согласию, необычайно заинтересовал её. У Кеплиан не было никаких сколько-нибудь достоверных легенд об их происхождении, лишь смутные представления о том, что они были созданы адептами во времена древних войн. Некоторые считали, что основой для их создания послужили кони. Хотя, выскажи они открыто эту точку зрения, с ними наверняка жестоко расправились бы. Меньше всего эта идея нравилась жеребцам. Тарна ломала голову — в чём причина того, что она чувствовала себя рядом с этой женщиной так спокойно, так мирно?
      Она косила взглядом на скачущую рядом лошадь. Интересно, что это за ощущение — нести на себе человека? Конечно, не с седлом и уздечкой, а на голой спине, чувствуя все перемещения и колебания человеческого тела? Нелепая идея, не стоит об этом и думать. Тарна выбросила эти мысли из головы и сосредоточилась на том, о чём сейчас думала Элири. Оказывается, девушке доставляло огромное удовольствие зрелище всего, что она видела вокруг. Рябь на кристально чистой поверхности воды, многообразные оттенки серого в цвете камней, коричнево-жёлтые пятна отмелей. Кустарник и большие группы деревьев на берегу, в прохладной тени которых укрывалось множество ярких птиц. Впервые в жизни Тарне открылась красота — и удовольствие, которое получаешь, восхищаясь ею не в одиночку.
      Сейчас, когда им доставляло такую радость общество друг друга, их мысли нередко совпадали. Хилан тоже, казалось, набирался ума. Это удивляло кобылу — и тревожило. А вдруг постоянное общение с ними приведёт к тому, что он станет отрицательно воспринимать представителей своего пола? Жеребцы спаривались с кобылами и сражались — таков их удел. Но так ли это на самом деле? Тарна скакала вслед за лошадью Элири, а её сознание с трудом осваивало новые идеи. Ясно одно — никто из её соплеменников никогда прежде не был другом и названой сестрой человека. А если и были, то никто этого не помнил. В легендах об этом не упоминалось. И ни один человек никогда не принимал Кеплиан как друга; если людям и случалось прежде проникнуть поглубже в их сознание, они тут же убегали или кидались в бой.
      Но эта женщина оказалась способна на большее. И — странное дело! — как будто то, что Элири приняла Тарну, распахнуло прежде запертые двери в сознании самой кобылы. Иногда ей казалось даже, будто бы… Будто бы это было правильно, что они стали друзьями! Ведь наверняка не просто так, а ради какой-то цели Великие прошлого задумали и создали Кеплиан. Может быть, именно ради того, чтобы они стали друзьями? Эта женщина — нет, Элири — восхищалась её красотой и силой. С гордостью говорила, что Тарна способна обогнать любого коня. Всякий раз, когда мысли девушки обращались к Тарне или Хилану, в них ощущались любовь и дружба. Может быть, именно так и было задумано когда-то?
      Ответа кобыла не знала, но одно не вызывало у неё сомнений — эта мысль ей приятна. Её соплеменники держались отчуждённо даже по отношению друг к другу. Любая кобыла яростно сражается за своего жеребёнка, но лишь пока вскармливает его. Потом она его просто не замечает. Неужели и сама Тарна перестанет любить Хилана, когда он вырастет?
      Дрожь пробежала по телу, возникло острое желание отогнать эту мысль, точно надоедливую муху. Никогда. Она будет любить сына, пока оба они живы. Тарна вскинула голову и, с удовольствием ощущая прикосновение солнечного света к спине, подпрыгнула, изогнувшись в воздухе. Было так приятно ощущать, что мощные мышцы прекрасно подчиняются ей. Она подпрыгивала снова и снова с ребяческим визгом восторга, Хилан тут же принялся подражать матери.
      Элири оглянулась и засмеялась при виде того, как Кеплиан становятся на дыбы и прыгают в чистом воздухе. Поразительно, но, уверившись в её дружбе, Тарна стала почти другим существом. Жеребёнок тоже заметно развивался, не только в физическом отношении, но и в смысле умственных способностей.
      «Бежим к реке наперегонки! »
      Они поскакали к реке, величаво катившей свои воды неподалёку. Кобыла Кеплиан впереди, за ней — лошадь, несущая всадницу. Хилан отстал, детские ножки не позволяли ему держаться наравне даже с лошадью. Дробный стук копыт заглушил его негодующий крик. Они остановились у реки, напились, и Элири пошла по берегу, вглядываясь в воду.
      — Река впадает в озеро?
      «Насколько я помню, да», — ответила Тарна.
      — Ладно, будем двигаться по этому берегу, пока не доберёмся до озера. За ним река наверняка станет мельче, и мы сможем найти брод.
      Кеплиан не сводила пристального взгляда с воды. Все правильно, сейчас пересекать реку рискованно. Хилан ещё недостаточно окреп, а течение слишком сильно. Но река становилась все мельче, и вскоре они наверняка смогут перебраться через неё. Ей хотелось как можно скорее оказаться за пределами территории Серых. Не один жеребёнок Кеплиан погиб, разорванный их зубами. Более того, они нападали даже на кобыл, ослабевших после родов или в результате несчастного случая. Тарна мысленно послала девушке своё согласие и неторопливо двинулась вдоль берега.
      Подбежал Хилан, она любовно лизнула его. Он был так силён, так прекрасен! Во всех отношениях чудесный сын — второго такого умненького и способного на свете не существовало. Друг за другом — Тарна впереди, за ней Хилан и Элири — они медленно двигались по краю воды. Продираться сквозь густой кустарник не хотелось, и, обходя его, они заметно удалились от берега.
      Кустарник оказался досадной помехой, но он был удивительно красив. Листья светло-зелёные, с серебристым отливом, в изобилии усыпанные ягодами, которые служили пищей многочисленным и самым разнообразным птицам. Спросив у Тарны, не ядовиты ли ягоды, Элири наклонилась и сорвала горсть. Спелые шарики взрывались сладостью во рту. Слепо терпкие, они прекрасно утоляли и жажду, и голод. Она ела их по дороге, а когда кусты начали редеть, слезла с лошади и, к удивлению кобылы, принялась выкапывать один из кустов из земли.
      «Что ты делаешь?»
      Девушка подняла голову и усмехнулась:
      — Ягоды просто замечательные. Не знаю, куда нас занесёт судьба, но думаю, что во всех случаях было бы неплохо, если бы эти кусты росли там.
      Она бережно отделила несколько маленьких побегов от материнского растения и вместе с большим комом дёрна, в который уходили их корни, упаковала в седельную сумку. Тарна заинтересованно наблюдала за ней, широко распахнув глаза. Люди: неудивительно, что мир вокруг них изменяется. Кеплиан никогда не пришло бы в голову сделать что-то в этом роде, даже если бы они могли, Но в самом деле — почему бы и нет? Разве неплохо иметь пищу под рукой, когда пожелаешь?
      Они неспешно скакали все дальше и дальше вдоль животворной воды. Останавливались, когда Хилан уставал, и для ночного отдыха. Время как будто замерло. Дождь загонял их в укрытие, но потом они снова продолжали свой путь. Во время этих вынужденных остановок Элири подбирала прутья, а потом, когда ехала верхом, тщательно отбраковывала неподходящие и шлифовала оставшиеся. Две стрелы, которыми она убила спутников Гери, оказались сломаны. Третью растоптала Тарна, добивая врага. Впереди, без сомнения, их ждут новые опасности; запас стрел лишним не будет.
      Прошло немногим больше двух дней, и колчан был полон, но Элири продолжала работать. Дело нетрудное, а заодно можно и «разговаривать» с подругой. Когда появятся враги, заниматься изготовлением оружия будет некогда. Позднее Элири стало казаться, что она получила какое-то предостережение. Импульс, подталкивающий её делать стрелы, был слишком силён. К тому времени, когда на них напали, их у неё было уже больше трёх дюжин.
      День только начинался, маленький отряд двигался, как обычно, и вдруг в сознании Элири зазвучал тревожный призыв Тарны:
      «Опасность, названая сестра! Ветер донёс до меня запах Серых. Они мчатся по нашим следам».
      Элири пришпорила лошадь.
      — Как по-твоему, далеко ещё до озера?
      «В последний раз, когда ветер дул с той стороны, было ещё далеко. Но с тех пор прошёл день. Сейчас ветер дует от нас, и я не чувствую запаха озера, но думаю, что оно уже близко. Что будем делать? »
      Элири соображала быстро. Это было составной частью искусства воина — принимать решения, основываясь на немногочисленных данных, и всё же не ошибаться. Она объяснила, Кеплиан повиновались. Хилан лёгким галопом поскакал впереди матери и её подруги. К этому времени он уже овладел способностью передавать свои мысли на некоторое расстояние, вполне достаточное для того, чтобы они знали, где он находится. Если повезёт, преследующая их стая решит, что взрослые продолжают двигаться ровным шагом, а жеребёнок просто играет.
      Хилан взлетел на вершину небольшого холма, пристально вглядываясь в окружающую местность. Перед ним в конце длинного пологого склона мерцало в солнечном свете озеро, в которое, ответвляясь от полноводной реки, впадал неширокий ручей. Хилан послал мысленную картинку увиденного и помчался дальше.
      Ручей можно было пересечь неподалёку от места его впадения в озеро. Вода глубокая, но взрослые смогут перейти её вброд; течение несильное. Хилан замер в ожидании. Его семья задерживалась, и сейчас он контактировать с ней не мог.
      Прячась в тени деревьев, Серые мчались все быстрее. Те, за кем они сейчас охотились, похоже, ни о чём не подозревали, продолжая неспешное движение вперёд. Скоро Серые нагонят их, а потом будет пир. Преследователей больше дюжины — что им стоит расправиться с какими-то жалкими Кеплиан и человеком? Жеребёнок — самый лакомый кусок, а отчаяние кобылы лишь придаст вкус этому блюду. Они летели как на крыльях.
      Элири сдерживала лошадь, заставляя её скакать медленной рысью. Такой темп не утомлял и в то же время позволял держаться впереди преследователей. Быстро оглянувшись, она увидела их. И всё же ей удалось сохранить безмятежную позу. Вскоре Тарна, а вслед за ней и Элири добрались до вершины холма и, начав спуск по длинному склону, получили новую «картинку» от Хилана.
      Выполняя то, что было задумано, они как одна рванулись вперёд. Грохот копыт достиг ушей Серых, побуждая мчаться ещё быстрее, но, добравшись до ручья и стоявшего на берегу Хилана, подруги опережали преследователей на несколько минут. Элири на всём скаку выхватила стремянные ремни, сложила их вдвое и, сделав петлю, обхватила ею живот жеребёнка. И тут же, пришпорив лошадь, направила её в воду, держа Хилана на весу, так, чтобы он не захлебнулся.
      Тарна осталась на берегу, не торопясь входить в воду. Она задержит Серых, пока жеребёнок не окажется в безопасности. Прежде в этом месте был брод, но либо со временем его размыло течением, либо вода поднялась выше обычного. Сейчас вода была настолько глубока, что Элири приходилось плыть вместе с лошадью. И всё же то, что прежде тут был брод, обеспечивало им ещё одно преимущество.
      Вдоль берегов потока густо росли колючие кусты, которые расступались только по сторонам брода. Тарна встала как раз в этой прогалине — копыта наготове, зубы оскалены. Элири, оказавшись в безопасности, резко развернула лошадь. Да, с боков Тарну защищали колючки, но даже с учётом этого ей придётся нелегко; эти Серые, так похожие на волков, выглядели устрашающе. Элири проскакала по дальнему берегу, отпустила жеребёнка и в течение некоторого времени вглядывалась в происходящее, пытаясь оценить ситуацию.
      Пока Тарна удерживала Серых. Это было нелегко, но её зубы и копыта отпугивали их. Однако звуки становились все неистовее, и это означало, что очень скоро ярость и жажда убийства могут перевесить все разумные соображения, в том числе и страх смерти. Нужно постараться помочь Тарне до того, как это случится.
      Ударами пяток Элири направила лошадь вниз по течению, выискивая место, откуда Серые были видны лучше и под углом к кобыле. Хорошо. Кусты невысоки, а на этом берегу и довольно редки; они не помешают ей стрелять. Она выхватила стрелу, натянула тетиву, вдохнула побольше воздуха и выстрелила.
      Серые охотники ничего не успели понять, как в воздухе зазвенела ещё одна стрела, а за ней следующая. Может быть, эти самодельные стрелы были немного шероховаты, но летели хорошо и на таком небольшом расстоянии точно попадали в цель. И, главное, они убивали, в чём тут же убедились Серые. Не прошло и минуты, как четверо из них погибли, а трое оказались ранены. Этого оказалось достаточно. С угрожающим рычаньем и визгом оставшиеся покинули поле боя. Тарна вошла в воду и поплыла, в то время как Элири продолжала наблюдать за убегающим противником.
      — Ну, и что теперь будет? Они станут дальше преследовать нас?
      Кобыла фыркнула, прочищая ноздри:
      «Вряд ли. Им уже пришлось несладко, а они предпочитают сражаться, только когда перевес на их стороне. Зато они могут подать сигнал своим на этом берегу. Лучше нам уйти отсюда побыстрее и по возможности замести следы».
      Элири внимательно осмотрела её. Лоснящиеся чёрные бока были в пене, нижняя часть груди и одна нога обильно кровоточили.
      — Ты в состоянии выдержать гонку, если нам придётся убегать снова? «Если придётся, значит, придётся. Справлюсь». Девушка насмешливо фыркнула:
      — Давай-ка лучше приведём тебя сначала в порядок. Стой спокойно, пока я буду заниматься этим. Кроме того, Хилан, наверно, голоден.
      Жеребёнок тут же доказал, что она не ошиблась — проскользнул под материнское брюхо и принялся сосать. Элири осторожно промыла раны на шкуре Тарны. Они были неглубоки, но…
      — Тарна, эти люди-волки… Ты не можешь чем-нибудь заразиться от их укусов?
      Этот вопрос пришёл вместе с очень странной мысленной «картинкой» превращения Тарны в Серого. Кобыла была ошеломлена.
      «Не пойму, чего ты боишься? »
      Элири почувствовала себя немного глупо, но безопасность важнее неловкости.
      — Ну, в том мире, откуда я пришла, болтают разное. Будто тот, кого укусит вервольф — так у нас называют подобные существа, — в полнолуние может сам стать таким же.
      В груди кобылы возникло болезненное ощущение. У неё перехватило дыхание, и вслед за тем она резко, пронзительно заржала.
      Элири в отчаянии рванулась вперёд. О боги, это случилось! Должно же быть что-то, что ещё можно сделать! Тарна ткнула её мягким носом и замерла, свесив голову. И вдруг до девушки дошло, что кобыла просто… смеётся. В первое мгновение Элири испытала вспышку возмущения, но тут же расслабилась. Никогда прежде ей не доводилось слышать таких звуков, но когда их сознания соприкоснулись, её губы тоже искривила усмешка.
      — Значит, здесь такого не бывает. Я поняла.
      «Ох, названая сестра! Подумай сама. Что бы стало, если бы Серые таким способом могли увеличивать свою численность? Нет, их укусы могут только убивать, и то, если они достаточно глубоки. Теперь, когда ты прочистила их, они не загноятся. Хилан отдохнул и поел; пора отправляться».
      Элири взобралась на лошадь и огляделась. Над озером колыхалась вуаль бледной дымки; что-то подсказывало девушке, что лучше держаться от него подальше. Она поскакала вверх по течению ручья. Река, потеряв часть воды, ушедшей в озеро, стала заметно мельче. Ещё несколько миль, и им наверняка удастся пересечь её. Местность снова начала медленно подниматься. Впереди возвышались горы, изрезанные глубокими каньонами и хребтами. Элири так и потянуло к ним.
      — Есть какое-то направление, которое ты предпочитаешь?
      «Нет. Решай сама, боевая сестра».
      Элири устремила взгляд на горы. Они звали; она ответит на этот призыв. Возможно, именно там они найдут приют. По крайней мере, смогут держаться подальше от Серых. Направив лошадь вперёд, девушка почувствовала, что на душе у неё стало спокойнее. Да, все правильно; они поедут в горы.
      Она поскакала, кобыла и жеребёнок — за ней. Эмоции, всколыхнувшиеся в её душе, когда она думала о юрах, передались Тарне и Хилану — теперь они тоже испытывали притяжение гор. Маленький отряд рысью скакал вперёд, оставив ручей и озеро позади. Справа от них бурно катила свои воды река, вода ярко сверкала на чёрных скалистых порогах.
      Вскоре им придётся пересечь её, прежде чем она повернёт обратно к низинам. Уже наступили сумерки, когда стали заметны признаки брода. Элири снова потянулась к стремянным ремням и подозвала Хилана.
      «К чему торопиться и переходить сейчас? » — недоуменно спросила Тарна.
      — Есть такая старая поговорка: прежде чем лечь спать, оставь за спиной реку.
      Похоже, этот ответ ничего для кобылы не прояснил, она выглядела ещё более сбитой с толку. Девушка мысленно послала ей быструю последовательность «картинок». Река, которая разливается за ночь, так что утром её оказывается невозможно перейти вброд. Враги, нападающие на спящий лагерь, оттесняя воинов к реке и лишая их возможности отступить в безопасное место.
      Кобыла молча кивнула; теперь она поняла и была полностью согласна. Надёжно закрепив жеребёнка, Элири в сопровождении Тарны переплыла один из мелких рукавов. Неподалёку был виден другой, в нём тоже вода стояла низко.
      Однако вряд ли сейчас имело смысл перебираться через него. Стало уже почти совсем темно, да и вообще, надёжнее всего было раскинуть лагерь именно между двумя бродами. Элири задумчиво огляделась. Вон те кусты, к примеру, — отличное укрытие. На берегу валялось много сушняка, выброшенного во время паводков. С костром можно не опасаться, что к ним подберутся незаметно. Тарна одобрила это предложение, и даже Хилан помогал собирать дрова. Старая, сухая древесина занялась почти мгновенно, и всем сразу стало спокойнее. Того, что они собрали, хватит на всю ночь.
      Тёмные очертания гор неясно вырисовывались на фоне слабо светящегося неба и звёзд. Девушка лежала, глядя на них и удивляясь тому, что произошло с ней за последний год. Потом взгляд её упал на часы. Они все ещё работали — батарейка была рассчитана на несколько лет. Элири поднесла их поближе к глазам и чуть не задохнулась от смеха. Сегодня был день её рождения! Сегодня ей исполнилось семнадцать.
      Все ещё улыбаясь, она медленно уплывала в сон. Вот это день рождения — побег от вервольфов в компании двух говорящих коней. Да, последний год был лучше некуда. Интересно, что принесёт следующий? Уж во всяком случае, скучным он не будет… Она негромко рассмеялась, и сон накрыл её своим плащом.

      Рассвет опять был прекрасен, и второй речной брод оказался мельче первого. Они осторожно пересекли его и рысью поскакали по берегу.
      «В горы? »
      Элири по-прежнему ощущала притяжение гор, неясно вырисовывающихся высоко над ними. Она чувствовала — где-то в глубине этого лабиринта вздыбленных утёсов они найдут то, что ищут.
      — Да, но, по-моему, мы можем не торопиться.
      Они неспешно продвигались вперёд, радуясь яркому солнцу, кустам, щедро усыпанным ягодами, и бесчисленным птицам, которые по виду отличались от равнинных, но пели ничуть не хуже. Хилан скакал, становился на дыбы и дурачился, бегая от одной к другой. Он рос быстро; пройдёт совсем немного времени, и надобность кормить его материнским молоком отпадёт, он станет полностью независим. Мысль об этом страшила Тарну. Во времена детства ей не раз приходилось видеть, как сильно после этого меняются молодые жеребцы. Они становились тупее, беспощаднее — и очень часто начинали явно тяготеть к Тьме, стремясь стать её орудием. Она обожала своего сына, своего первенца, но в то же время старалась оценивать его объективно — совсем не так, как относились к своим детям другие кобылы. Путешествие вместе с Элири явно сказывалось на нём; возникало странное ощущение, как будто какая-то часть ума девушки передалась Хилану. По сравнению с другими молодыми жеребцами его возраста, он был заметно умнее и любознательнее. Он больше задумывался, да, вот так правильнее будет сказать.
      Они миновали последние высокие деревья, в ветвях которых гнездились красные и голубые птицы, оглашая воздух пронзительными криками. Тарна остановилась и принялась щипать сочную траву, продолжая, однако, упорно размышлять. Впереди Элири оттянула тетиву лука и выстрелила. Упитанный кролик упал. Люди едят мясо, Кеплиан — траву, подумала Тарна. Хотя те, кто принял Зло, могли удовлетворяться и менее вкусной пищей.
      Да, Элири другая — и всё же Тарна воспринимала её как свою названую сестру; эта женщина была ей ближе, чем любой из соплеменников. Хилан тоже любил Элири. Кеплиан были похожи на Серых, Фланнан, Зас, Крогран — всех их тоже создали адепты. Внезапно её сознание сделало резкий скачок. Могло ли такое быть — было ли это возможно, — что Кеплиан создали специально как товарищей для людей? Могла такая мысль зародиться у человека, который очень любил лошадей и хотел, чтобы рядом с ним по жизни шёл умный друг, не слуга? Она рассеянно щипала траву, а сознание деятельно перемалывало эту идею. Может быть, доверяя женщине, которая спасла Хилана, и став её другом, Тарна неосознанно следовала какому-то давнему своему предназначению? Эта мысль ей понравилась, и всё же она решила, что не станет делиться ею с Элири. Пока нет.
      Они пили воду из бесчисленных ручьёв, обследовали тропы, которые никуда не вели, и каньоны, откуда не было выхода, но при этом упорно забирались глубже и глубже в горы. Всё время держались неподалёку от реки, хотя сейчас она сильно обмелела и больше напоминала ручей. Элири как будто подгоняло что-то, призывая действовать. Но что именно ей следовало делать? Этого она не знала.
      Однажды утром девушка поднялась ещё до рассвета, подгоняемая желанием пройтись. Ноги несли её все выше по склону лощины, в которой они устроили привал.
      Внезапно со стороны северо-запада возникло сильное притяжение, заставившее её вздрогнуть. В горле появилось ощущение тепла, а вслед за ним удушья, и она непроизвольно наклонилась вперёд, расстегнув ворот рубашки. Кулон из чёрного янтаря повис свободно, глаза миниатюрного коня вспыхнули, сначала красным, а потом… тёмно-голубым, как сапфир! Элири удивлённо замигала, продолжая вглядываться, но больше никаких изменений не происходило. Глаза крошечного коня, вне всякого сомнения, приобрели новый цвет. По её глубокому убеждению, подобные вещи просто так не происходят. Это был знак. Девушка положила кулон на ладонь и повернула его в сторону от того направления, которое так притягивало её. Глаза опять замерцали красным. Вернула в прежнее положение — глаза снова засияли голубизной и теперь, казалось, сами источали свет.
      Она удивлённо разглядывала кулон — прощальный дар Кинана. Имел ли он хоть какое-нибудь представление о том, что именно дарил? Скорее всего, нет. Отпустив кулон и позволив ему снова свисать свободно, Элири прошептала:
      — Если мы пойдём в этом направлении, то найдём Свет?
      Кулон запылал с такой яркостью, что ей пришлось крепко зажмуриться. Прошло некоторое время, прежде чем она решилась вновь открыть глаза. Это было чудо, просто чудо! Судя по тому, что рассказывала об этой стране Тарна, то, что принадлежало Тьме, никак не могло выдавать себя за Свет. Кулон был подлинный — и не обманывал.
      Она легко прикоснулась к крошечному коню, погладила горделивую голову.
      — Как ты говоришь, так и сделаем. Отправимся на северо-запад и найдём Свет. Охраняй нас в пути, помоги добраться до Света.
      Девушка не знала, к кому обращалась, и всё же чувствовала, что этот таинственный некто настроен по отношению к ней дружелюбно. Одно не вызывало сомнений — здесь, в этих краях, она должна была что-то сделать. Разве боги и раньше не прибегали к помощи людей? Вмешиваться в дела богов опасно, но отказывать им в помощи грозило ещё большими неприятностями. Элири медленно пошла обратно. На северо-западе уходил в небо единственный пик — туда они и отправятся на рассвете. Она от всей души надеялась, что Тарна не будет возражать.
      Однако кобылой овладела подозрительность.
      «Откуда тебе известно, что это не обман? »
      Элири молча протянула ей кулон. В солнечным свете глаза коня все ещё сияли яркой голубизной, цветом жизни и Света. Кобыла не нашлась, что сказать. Её сын весело прыгал вокруг. С его точки зрения, их ждало новое приключение. Страстно желая, чтобы оно началось как можно скорее, он рысью поскакал по еле заметной тропе в направлении, указанном Элири. Девушка и кобыла, забавляясь, взглянули друг на друга и последовали за ним. Очертания пика проступали все отчётливее, но торопиться не следовало. До сих пор им не встречались здесь ни Серые, ни другие создания Тьмы, но это не означало, что можно было отбросить всякую осторожность. Существовали и другие опасности, не обязательно имеющие отношение к Тьме.
      Здесь, на высоте, с едой дело обстояло не так хорошо, как в низинах. Элири, правда, попадалось немало мелкой дичи, так что она не голодала. Но трава была не такой сочной, и нередко приходилось её искать. Всякий раз, оставляя лошадь и Кеплиан пастись, девушка, чтобы не терять времени даром, обследовала местность. Карабкалась по скалам, залезала в пещеры, с удовольствием ощущая, как напрягаются мышцы, одеревеневшие от езды верхом.
      Они медленно приближались к пику, и теперь уже все, кроме лошади, ощущали исходящий оттуда властный призыв.
      «Почему мы тоже слышим этот зов? — Тарну явно не оставляли сомнения. — У нас нет кулона, и мы — создания тени. А это ведь вещь Света».
      Элири обхватила руками гладкую шею и тут же шлёпнула жеребёнка, который толкнул её, требуя внимания.
      — Кулон изменился, — медленно произнесла она, остро чувствуя справедливость своих слов, хотя и не могла бы объяснить причину этого ощущения. — Может быть, туда, куда нас ведут, вам тоже будет предоставлена возможность измениться.
      Кобыла отпрянула:
      «А если мы не захотим? » — Тогда вы останетесь такими, как есть, — уверенно ответила Элири. — Как я это ощущаю, вам предложат дар. Принять его или отказаться — решать будете вы. Я не допущу, чтобы вас силой заставляли делать что-то против воли. Клянусь тебе в этом, названая сестра.
      Тарна немного успокоилась.
      «В таком случае пока мы идём с тобой, но если я почувствую, что нас хотят изменить вопреки нашему желанию и не считаясь с тобой, наши пути разойдутся» .
      Она снова принялась щипать траву. Элири не стала обращать внимание кобылы на то, что, если её опасения подтвердятся, может оказаться уже слишком поздно, чтобы попытаться исправить положение. То же самое, кстати, относилось и к самой Элири, поскольку в этом случае она непременно воспротивится воле, не пожелавшей посчитаться с желаниями её подруги. Распрямив плечи, девушка постаралась выбросить эти мысли из головы. Призыв исходил от Света; она совершенно определённо знала это. Пусть Кеплиан ещё немного подкрепятся, а потом — в путь. Сердце подсказывало ей, что источник притяжения совсем рядом.
      После целого дня утомительных скитаний и поисков, Элири была вынуждена признать, что, по-видимому, ошиблась.
      — Если это место где-то поблизости, получается, что я просто не в состоянии найти его.
      «Я слышала, что такие места никогда не располагаются на виду. Кулон однажды уже показал тебе направление. Может, нужно успокоиться, поесть и передохнуть, а потом снова обратиться к нему за помощью? »
      Тарна рассуждала практично. Элири уселась на траву и принялась рыться в седельной сумке. Достала оттуда холодное мясо и мешок с чуть привядшими ягодами. Кобыла пришла к заключению, что её совет принят, и продолжала пастись, изредка поглядывая на девушку. Очень хотелось помочь ей, и Тарна, конечно, охотно сделает всё, что в её силах.
      Вовсе не собираясь спать, Элири тем не менее заснула. Долгий день оказался очень утомительным, она только что плотно поела, и сон сморил её мгновенно. И проснулась, лишь когда в небе запылал рассвет. Кулон как-то сам собой скользнул в руку, и она задумчиво посмотрела на него. Может ли он и в самом деле помочь ей найти это таинственное место?
      Истина состояла в том, что она вообще не знала точно, что именно искала, чувствуя лишь, что её гнала — и с каждым мгновением всё сильнее — какая-то неведомая сила. Сначала это был еле слышный призыв и одновременно страстное желание найти место, где можно будет чувствовать себя свободной и в безопасности. Позже, когда кобыла и жеребёнок фактически превратились в членов её семьи, необходимость найти прибежище стала совершенно очевидной. Место, где Хилан сможет расти в покое, а они — жить без страха. Но её собственные желания — это было одно; в глубине, под ними, не смолкая, звучал все тот же призыв. Как будто что-то внутри тосковало по дому, которого она никогда не знала. Глупость, да и только. До сих пор у неё был один дом — тот, который она делила с Фаром Трейвелером, — и его она помнила очень хорошо. О каком ещё доме могла идти речь? Нельзя искать дом, в котором ты никогда не жила. Или можно?
      Она оглянулась по сторонам. Вокруг возвышались горы, но не те, жестоко вывернутые наизнанку, которые она видела прежде. Те горы колдуньи из Эсткарпа, используя всю свою мощь, выжали, точно кухонное полотенце. Здесь же были самые обычные горы, по которым проходила граница с Эскором. Вдали, у самого горизонта, раскинулась Долина Зелёного Безмолвия, обитатели которой под руководством своей госпожи вели борьбу с теми, кто принадлежал Тьме. Элири собиралась держаться подальше от этой Долины. Очень может быть, они захотят, чтобы она присоединилась к ним. Оказалась у них под каблуком. И совершенно не факт, что они положительно воспримут Тарну и Хилана.
      Элири покачала головой. Лучше уж она как-нибудь сама о себе позаботится. Девушка снова перевела взгляд на кулон, который держала в руке. Поняв, что у неё есть дар обращения с лошадьми, Кинан настоял на том, чтобы она выучила заклинания, способные воздействовать на амулеты из янтаря и камни из места Старых. Элири задумчиво смотрела на кулон. Однажды он уже помог ей. Поможет ли сейчас? За её спиной раздалось мягкое жизнерадостное ржание.
      «Нельзя получить ответ, не задав вопроса, названая сестра. Спроси!»
      Элири полностью сосредоточилась на кулоне. Вокруг него возникло и стало увеличиваться мягкое голубовато-зелёное мерцание, которое с каждым мгновеньем становилось всё ярче. Не раздумывая, она мысленно потянулась к Тарне, перекинув мостик между их сознаниями. Кулон вспыхнул так ослепительно, что Элири невольно зажмурилась. Горло у неё перехватило — сильнее, сильнее! — а потом так же внезапно отпустило. Она открыла глаза. Боги, что это?
      Перед ними стоял огромный чёрный жеребец — точно её кулон обрёл плоть. На самом деле, это был не конь, поняла Элири. Это был дух всех на свете коней. В сапфировых глазах светился ум, в посадке головы ощущалась гордость. Каждая клеточка его великолепного тела источала мощь — мощь одновременно и простой физической силы, и Света.
      Он подпрыгнул и поскакал по тропе, они тут же помчались следом. Звонкое цоканье копыт далеко разносилось в чистом воздухе. Однако, поняв, в каком направлении они скачут, девушка почувствовала, как в душе закипает злость. Всего день назад они пришли этим самым путём — там не было ничего. Внизу — хорошо утрамбованная, старая оленья тропа. С обеих сторон — уходящие вверх скалы. Похоже, когда-то тут проходило русло ручья, что подтверждалось и вымытыми кое-где из стен небольшими камнями. Однако если это было и так, то, по-видимому, очень давно. Возможно, ручей изменил направление, например, из-за оползня, который отвёл воду.
      Жеребец свернул за поворот. Здесь тропа изгибалась круче, под большим углом, чем раньше. Он остановился у небольшого прохода в скалах, не замеченного прежде Элири, по обеим сторонам которого вспыхнули голубым руны. Девушка замерла, изумлённо глядя на них. Некоторые были ей знакомы — когда Кинан учил её обращению с камнями, он одновременно нарисовал и некоторые руны, в частности те, которые предназначались для охраны. Под ними сияли руны Света — руны защиты против Тьмы. Были тут и знаки, которых Элири не знала. Скорее всего, руны силы.
      Она повернулась в седле и бросила взгляд на тропу. Очень умно. Проход был настолько узок, что подъехать сюда можно было только в один ряд. Тропа круто уходила вверх по склону, всё время изгибаясь. Чем выше, тем круче она становилась. Любой, кто захочет добраться сюда, будет вынужден двигаться медленно и осторожно из-за самого характера тропы, а потом протискиваться через расщелину, которая по ширине могла пропустить только одного коня. Может быть, именно здесь им и удастся найти приют? Раз вход защищают руны, значит, проникнуть внутрь смогло бы лишь чрезвычайно могучее создание Тьмы. Жеребец стоял, наблюдая за ними.
      — Это оно, я знаю. — Элири и впрямь больше не сомневалась, но Тарна явно нервничала, поглядывая на жеребца. — Ты что, боишься его?
      «Жеребцы часто убивают жеребят, если они не их дети. Да, я боюсь его».
      — Он не Кеплиан, — успокаивающе объяснила Элири. — И, мне кажется, он не просто конь. Он — нечто гораздо большее. Не думаю, чтобы он причинил вред Хилану или кому-нибудь из нас.
      И, точно услышав её слова, огромный зверь шагнул к ним. Царственная голова склонилась, мягкий нос обнюхал жеребёнка. Слегка отодвинулся, снова успокаивающе прикоснулся к жеребёнку, а потом жеребец отскочил, развернулся, скрылся в расщелине и остановился по ту сторону, дожидаясь их решения. И прежде чем кто-либо из взрослых успел сдвинуться с места, Хилан, подражая ему, дугой изогнул маленькую шею и поскакал следом. Руны засияли ярче, Тарна с беспокойством посмотрела на них.
      «Что, если они не признают меня? »
      — Тогда мы поищем приюта где-нибудь в другом месте.
      Элири чувствовала страх кобылы, но впереди их ждал Хилан. Тарна не могла не ответить на этот безмолвный призыв и медленно, шаг за шагом, направилась к расщелине. Руны снова засияли ярче, однако цвет их слегка изменился на более серебристый. Девушка всем своим существом ощущала, какого усилия стоило Тарне двигаться вперёд — как будто та преодолевала сопротивление воды. Не раздумывая, Элири прикоснулась к её сознанию, успокаивая, подбадривая. Как только между ними возникла связь, сопротивление, которое испытывала Тарна, исчезло. Кобыла тут же рванулась вперёд, к сыну, и нежно прикоснулась к нему мордой.
      Когда мимо рун проходила Элири, они снова ярко вспыхнули. По ту сторону расщелины оказался широкий каньон, и жеребец поскакал туда. В дальнем конце он остановился, встал на дыбы и громко, требовательно заржал. Мощный звук эхом отразился от утёсов. Это было предупреждение без слов: им не следует идти дальше, пока их не позовут. И тут жеребец исчез. Элири в огорчении рванулась вперёд. Её кулон, подарок Кинана… Неужели она потеряла его?
      Он лежал, полускрытый сочной травой, крошечные сапфировые глаза мерцали в солнечном свете. Девушка со вздохом облегчения подняла кулон и снова продела шнурок сквозь кольцо. Немного странно было вот так просто носить его на шее, как обычное украшение, — ведь теперь она знала, кем он мог стать. Но «оживить» его было способно только её желание, это не вызывало сомнений.
      Элири посмотрела в дальний конец каньона, запретный для них. Там мерцало туманное золотистое марево, которое, казалось, источало силу. Конечно, она будет держаться подальше от него; это явно не то место, куда следовало соваться без приглашения.
      Девушка обежала взглядом остальную часть каньона. Похоже, здесь когда-то жили люди. Она увидела траву, более сочную и густую, чем та, что росла снаружи. Посаженные рядами вдоль скалистых утёсов фруктовые деревья и ягодные кусты. Ягодные кусты! Это напомнило ей кое о чём. Засмеявшись, Элири достала из седельной сумки маленькие ростки, который возила с собой. Не откладывая в долгий ящик, выкопала квадрат дёрна среди других кустов. Любовно посадила кустики, стараясь, чтобы они не нарушали ряда. Вода? Оглянувшись, она заметила, что Хилан опустил голову; было даже слышно, как он пьёт. Интересно, что он там нашёл? Элири подбежала к нему и ужасно удивилась, увидев изумительной работы резную каменную чашу, куда стекала вода из родника, полускрытого высокой, по колено, травой. Поразительнее всего было то, что, казалось, вода из родника течёт вверх по склону холма.
      Девушка измерила расстояние пальцами и убедилась, что не ошиблась.
      Ну и ладно. Важно, что вода течёт, а как и почему — стоит ли ломать голову? Есть и другие дела. Она достала из сумки и съела немного сушёного мяса. Сейчас ей совсем не хотелось охотиться; сейчас ей хотелось одного — облазить все вокруг и рассмотреть как следует. В разгар лета не пересохла вода, и не пожухла трава, все цвело и благоухало. И в самом деле, подходящее место. Но зачем и кто позвал их сюда? Возможно, ответ скрывает золотистый туман. Она подождёт; раньше или позже всё выяснится. У неё мелькнула мысль — здесь можно никуда не спешить. Покой этого места медленно, но верно уже начинал пронизывать всё её существо. Элири обогнула очередной утёс и… отпрянула, коротко вскрикнув. Боги, ведь это же человеческое жильё!
      Потом она пригляделась внимательнее и усмехнулась. Дверные проёмы зияли чёрными дырами, сами двери валялись рядом — петли сгнили и больше не держали их. Внутри на каменных полах громоздились кучи листьев. Сколько времени должно пройти, чтобы обвалились двери, подумала девушка? Однако родник все ещё бил. Уцелели и массивные каменные плиты стены, тщательно подогнанные друг к другу и, похоже, не скреплённые никаким раствором. Только деревянные двери упали, а их, без сомнения, можно будет повесить на место.
      Элири подошла ближе и остановилась у входа. Будет ли радо ей это покинутое жилище? Она мягко провела рукой по каменному дверному косяку. На нём тут же вспыхнули отсвечивающие голубым руны. Девушка не знала, что они означают, но чувствовала исходящее от них успокаивающее тепло. Точно рука, протянутая желанному гостю. Остановившись в дверном проёме, она сказала, надеясь, что её слова будут услышаны и встречены доброжелательно:
      — Тот, кто правит этим местом, благодарю тебя за кров. Ни я, ни мои друзья не причиним вреда твоему владению. Я пришла с миром.
      Руны засияли чуть ярче, Элири восприняла это как ответ. Она бестрепетно переступила порог и оказалась в огромном зале. Посреди стоял высокий старинный стол, вырезанный из дерева, которого ей раньше не приходилось видеть. Пыль лежала на нём толстым слоем, но, когда девушка стёрла её, дерево так и засияло — полированное, красновато-золотистое; казалось, сверкало каждое его волоконце. У самой дальней стены стояли резные кресла из того же дерева.
      Позади стола у стены громоздились два высоких камина. Какая сложная и тонкая работа, подумала Элири! Или всё это было создано с помощью силы? Рядом с одним из каминов вода тонкой струйкой бежала в каменную чашу. Девушка подошла ближе. На цепочке из серебряных звеньев всё ещё висела вырезанная из рога кружка. Элири наклонилась, внимательно вглядываясь в это сооружение. Вода накапливалась в чаше, но выходного отверстия не было. Откуда она стекала, куда уходила? Мягкий плеск заставил её ощутить жажду. Девушка взяла кружку, наполнила её, выпила и подняла приветственным жестом, обращённым к полутёмному залу. Была ли это просто игра воображения или и впрямь среди теней возникло какое-то ответное движение?
      Элири решила, что не стоит спрашивать ни о чём. Она была уверена, что ей не собираются причинить вреда. А раз так, было бы невоспитанно задавать вопросы, с чем бы ей ни пришлось столкнуться. Она будет вежливой, как положено гостю, и подождёт, пока её пригласят туда, где туман.
      Между тем девушка чувствовала сильный голод и усталость. Она вернулась к лошади, сняла с неё поклажу и внесла в зал. Распрягла лошадь и отпустила её пастись, ласково похлопав по крутому боку. Сноровисто разожгла огонь в одном из каминов и зажарила кролика на вертеле, который обнаружила тут же. Взглянув вверх, заметила крюк, свисающий как раз над пламенем. Ей доводилось слышать о таком. Обрадовавшись, она повесила кофейник на загнутый конец и подождала, пока закипит вода. Попила, прислонившись к каменной стене, и удовлетворённо вздохнула.
      В седельных сумках, доставшихся ей от спутников Гери, нашлась связка высушенных листьев. Если их заварить кипятком, получалось что-то вроде травяного чая с освежающим лимонным привкусом. До кофе ему было далеко, конечно, но Элири никогда не сходила с ума по кофе. Этот лимонный чай был ей больше по вкусу. Она берегла чайные листья, но среди кустов снаружи уже успела заметить четыре или пять с такими же, судя по виду, листьями. Утром она проверит.
      Её мысли обратились к Кинану. Что-то он поделывает? Хватает ли у него сил справляться с хозяйством? Она любила его, и всё же, когда время пришло, покинула, оставив в одиночестве. Конечно, таково было его собственное желание, и всё же жаль, что это случилось.
      Но ведь он был воином и, значит, обладал правом выбирать, когда и где встретить свою смерть. Только бледнолицые отрицали право воина делать в этом смысле свой собственный выбор. Тащили человека в больницу, где он медленно умирал, переполняясь чувством горечи по мере того, как тело все больше и больше слабело. Фар Трейвелер тоже сделал свой выбор.. Он не захотел умирать на больничной койке, вдали от неба, от Матери-Земли, от запахов и звуков гор.
      Элири припомнила его последние мгновенья. Это было здорово, по-настоящему здорово. Он умер, как и жил — на свежем воздухе, на свободе. Она зажала кулон в левой руке.
      — Взгляни на меня сверху, родной мой человек. Я всегда, всегда буду любить тебя, и ты не забывай меня. Пусть здесь, на чужой стороне, твоя мудрость ведёт меня, как и прежде, как в том мире, который я оставила.
      На мгновенье возникло ощущение ласкового прикосновения руки к волосам — точно так старик успокаивал её в те времена, когда Элири была совсем крошкой. Она почувствовала, что он рядом, что он тоже любит и помнит её, даже там, на небесных тропах, которыми теперь ходит. Девушка улеглась на раскатанную постель и заснула с улыбкой на губах. И если поутру она помнила не всё, что снилось ей этой ночью, то так, наверно, и должно было быть.
      Ночью пошёл лёгкий дождь. Пока она спала, Кеплиан вошли в дом и теперь спокойно дремали под его прочной кровлей. «Это хорошее место, названая сестра, — сказала кобыла, как только Элири открыла глаза. — Здесь столько травы, что нам её не съесть никогда. Вода свежая, и Серые не смогут проникнуть через вход с рунами».
      — А как насчёт Кеплиан? — поддразнивающим тоном спросила девушка, но кобыла явно не была настроена шутить.
      «Думаю, некоторые жеребцы смогут пройти. Может быть, и некоторые кобылы, вот как я, к примеру. Жеребята, по-моему, пройдут все. Они невинны, на них пока не лежит печать Зла».
      Элири задумалась над её словами.
      — По-твоему, руны оценивают степень вины? Может быть, и так. Но ведь ты не совершила никакого зла, верно?
      «Да, и всё же руны не сразу позволили мне пройти. Думаю, потому, что мы из тени. Только когда наши с тобой сознания соприкоснулись, сила, которая мешала мне, исчезла. — Потом она добавила уже мягче: — Хотелось бы мне знать, названая сестра, была ли наша встреча случайной? Если бы мы не стояли друг за друга, то неизвестно, что было бы с каждой. Я… Я испытываю к тебе такие чувства, каких не испытывала по отношению ни к кому из своих соплеменников. Ты для меня поистине названая сестра». — Она вопросительно и в то же время с надеждой смотрела на девушку.
      — Я чувствую то же самое. — На мгновенье их взгляды встретились; серые глаза и, другие, сверкающие алым огнём, неотрывно смотрели друг на друга. Потом Элири негромко рассмеялась. — От всех этих разговоров у меня разыгрался аппетит. Пойду-ка я поищу хорошенькую жирненькую птичку, чтобы как-то справиться с ним.
      Проходя мимо кобылы, она ласково погладила её. Тарна испытывала чувство глубокого удовлетворения — её названая сестра все понимала.
      Дни мирно шли за днями. Друзья расслабились, спали, когда чувствовали усталость, ели, когда приходил голод. Время от времени Элири покидала каньон, чтобы поохотиться, хотя и не считала это обязательным. Здесь вполне хватало мелкой дичи, в случае осады или болезни с голоду она не умрёт.
      Однако по мере того, как шло время, ими всё сильнее овладевало необъяснимое беспокойство. Хилан больше не нуждался в материнском молоке. Теперь он ел траву, которая в изобилии росла у него под копытами.
      Прошло, наверно, несколько недель, когда Элири и Тарна внезапно ощутили притяжение со стороны внешнего мира. Они безмолвно посовещались и тут же начали действовать. Девушка подозвала свою послушную лошадку и торопливо взнуздала её.
      Хилан остался, а кобыла и человек покинули каньон и поскакали вниз по тропе, направляясь в предгорья. Когда они поднимались сюда, то брели медленно, не спеша, однако сейчас мчались прямо к своей цели — к реке. И через день быстрой езды оказались на месте. Элири поднялась на один из холмов и оглянулась.
      «Что-нибудь видишь? »
      — Ничего такого, что могло бы звать нас сюда.
      «Отправимся дальше? »
      Не произнеся ни слова, девушка в сопровождении Тарны поскакала по берегу реки, все дальше углубляясь на территорию Серых. Обе сознавали, что это опасно, но обе по-прежнему слышали призыв. Они будут осторожны, и сейчас им не придётся задерживаться из-за маленького, слабого жеребёнка. Учитывая все это, маловероятно, чтобы Серые сумели поймать их. Внезапно Тарна резко вскинула голову, а Элири остановила лошадь, оглядываясь по сторонам в поисках источника возникшего у неё гнетущего ощущения.
      — Что это?
      «Смерть… Смерть пришла к моим соплеменникам».
      Ей не понадобилось добавлять, чем именно сопровождалась эта смерть — ощущение боли и ужаса эхом отдавалось в сознании обеих. Внезапно один мысленный «вопль» страдания резко оборвался, и Элири пустила свою лошадь рысью. Кто-то погиб, но ощущение ужаса совсем не исчезло, просто стало слабее.
      Пока они огибали большую рощу, «звуки» агонии становились все слабее и слабее. В конце концов, остались лишь еле «слышные» эмоции: ужас, боль от потери, паника. Причём складывалось впечатление молодости, незрелости тех, кто посылал сигналы.
      Одним молниеносным движением Элири вскинула лук, приладила стрелу и натянула тетиву. Подтолкнув пятками лошадь, девушка осторожно выбралась из зарослей кустов, Тарна — бок о бок с ней. Перед ними, дрожа, стояли в окружении Серых три жеребёнка. Чуть поодаль неподвижно лежали тела мёртвых кобыл Кеплиан. Серые явно играли со своими жертвами, наслаждаясь их ужасом и прекрасно понимая, что в любой момент могут убить малышей. Однако в мгновение ока ситуация изменилась.

      Рядом с Элири послышались яростное фырканье и; быстрый цокот копыт. Тарна промчалась мимо неё к жеребятам, мысленно призывая их следовать за ней. , Один из Серых бросился вперёд, чтобы остановить её, но отлетел, получив точно нацеленный удар. Второй острыми когтями полоснул кобылу по ногам, но беспощадные зубы тут же перекусили ему хребет и с силой отшвырнули в сторону. Жеребята, вопя от ужаса, бросились к своей спасительнице. Слишком юные, они ещё не умели оформлять свои мысли в слова, как это делала Тарна. Так же, как и передавать их на далёкое расстояние. Однако женщина и кобыла сейчас, скорее всего, ничего и не услышали бы, настолько они были поглощены собственными эмоциями. Жеребята ещё не добрались до Тарны, а Элири уже сосчитала врагов. Девять и двое поверженных.
      Девушка вступила в бой. Стрелы летели одна за другой; Серые, завывая от боли и страха, падали, тяжело раненные или мёртвые. Тарна взяла на себя заботу о жеребятах. Малыши в отчаянии сгрудились возле неё, она прикрывала их своим телом, в любую минуту готовая отразить нападение. Серые бросались на Элири, а она кружила вокруг них, продолжая стрелять. Что они могли противопоставить ей? Лишь зубы, да когти, да тактику стаи. Всё время увёртываясь от них, девушка стреляла снова и снова. Тарна медленно отходила в сторону реки, жеребята жались к ней, не отставая ни на шаг.
      Наконец уцелевшие Серые отступили, теперь в их вое чувствовались злость и разочарование. Элири не преследовала их, решив посмотреть, как будут развиваться события. Да, эти создания, как ей и рассказывали, предпочитали иметь дело с уступающим им в силе противником. Тарна поскакала с жеребятами к реке, Элири, следуя за ними, охраняла их с тыла. Потом со вздохом снова сняла свои стремянные ремни. Ну, вот опять придётся перебираться через эту реку — сколько можно? И тут же девушка одёрнула себя. Нечего жаловаться; на той стороне они окажутся в безопасности, ведь бегущая вода для Серых непреодолима. Малыши явно боялись воды. Они замешкались на берегу, но Тарна не стала их уговаривать. Быстрый укус, и, вскрикнув скорее от испуга и удивления, чем от боли, один из жеребят плюхнулся в воду.
      Элири слезла с лошади. Две совсем молоденькие кобылки все ещё оставались на берегу, а между тем Серые уже понемногу приходили в себя. Они помчались вперёд, но, встреченные градом стрел, повернули обратно с воплями и воем.
      — Если я сдержу Серых, ты сможешь переправить этих двоих? — спросила Элири.
      «Если они не запаникуют», — ответила Тарна.
      Элири оглянулась — лошадки с жалким видом стояли позади. Им было не больше нескольких недель. Похоже, жеребята Кеплиан рождались совсем крошечными и начинали идти в рост лишь в возрасте двух-трёх месяцев; зато потом росли прямо как на дрожжах. Но эти двое были пока ещё совсем малыши… Она потянулась к своим стремянным ремням.
      — Посматривай за Серыми.
      Стараясь действовать как можно быстрее, Элири обхватила каждым из стремянных ремней туловище жеребёнка. Застегнула пряжки, в одном случае в последнее, а в другом — в предпоследнее отверстия. Хорошо, как раз впору. Если кого-то из жеребят начнёт сносить течением, кобыле будет за что ухватиться.
      Пока девушка делала все это, Серые снова начали приближаться, но тут же отступили, когда она вернулась к лошади.
      Не спуская с них взгляда, она сказала Тарне:
      — Веди их! По одному.
      И уголком глаза проследила, как кобыла и жеребёнок погрузились в воду.
      В рядах врагов, казалось, возникли разногласия. До Элири доносилось их рычание и случайные обрывки слов. Конечно, Серые пришли в ярость при виде убегающей добычи. Но их уже столько погибло, что оставшиеся понимали: кобыла Кеплиан и человек — слишком серьёзные противники.
      Тот, кто был у них теперь за вожака, предпочёл не лезть на рожон:
      — Не спускайте с них глаз. Если сможем, разделаемся с ними. Если нет, трёх убитых кобыл хватит, чтобы как следует подзаправиться.
      Взгляды, которые он бросал на своих противников, не предвещали им ничего хорошего. Он кое-что припомнил. Кеплиан и человек. Это могли быть только те двое, о которых он слышал несколько недель назад. Одна стая погналась за ними, но в результате лишь потеряла многих своих, а добыча ускользнула. С ними надо держать ухо востро. Вот вернётся он на свою территорию и призовёт всех постараться выследить эту пару и покончить с ними, если, конечно, удастся застать их врасплох. Может, это какая-то очередная хитрость тех, из Долины? Нужно показать им, что Серых не так-то просто обвести вокруг пальца. Обнажив клыки, вожак взвыл от разочарования и злости.
      Его товарищи уже утратили интерес к убегающей жертве. Позади них лежало достаточно мяса — за один день всего и не съешь, тем более что половина из них погибла. Раненых отшвырнули в сторону, а остальные набросились на еду, выбирая лучшие части. Увидев это, последняя юная кобылка, все ещё не перебравшаяся на противоположный берег, жалобно взвизгнула. Элири сердито выругалась и погладила дрожащего жеребёнка.
      — Успокойся, маленькая. Мы отведём тебя в безопасное место, а твоя мама больше ничего не чувствует. Малышка подняла взгляд на Элири, и девушку в который уже раз поразил красный огонь, пылающий в глазах Кеплиан. Она окала кулон и почувствовала, что он стал гораздо теплее.
      — Помоги мне вызволить её, — еле слышно прошептала Элири. — И пусть эти твари отравятся едой, которой обжираются.
      Когда-то ещё в том, другом мире, откуда она пришла, охотники на волков отравляли трупы убитых коров разными ядами, но чаще всего стрихнином. Волки, сожрав отравленные туши, погибали. Клянусь богами, подумала Элири, я готова отдать всё что угодно, лишь бы эти мерзкие твари подохли, убитые теми самыми кобылами, с которыми они расправились. В своё время, когда она была ещё ребёнком, ей не раз доводилось видеть упаковки со смертоносным порошком. Сжимая кулон, она припоминала то, чему её учил Фар Трейвелер, — как использовать этот порошок и как он действует.
      Переправив третьего жеребёнка безо всяких приключений через реку, кобыла начала проявлять признаки нетерпения.
      «Боевая сестра… Элири! Сейчас не время раздумывать. Перебирайся сюда, пока ты не разозлила их».
      Этот оклик, точно удар, заставил девушку очнуться. Без единого слова она села на лошадь, переплыла реку и повела свой «отряд» по тропе. Рука все ещё сжимала кулон, не замечая, какой он тёплый и каким опасным огнём зажглись крошечные красные глаза. Когда-то давно девушке довелось увидеть молекулярную структуру стрихнина, и теперь воспоминания об этом водоворотом кружились в её сознании.
      Серые от души попировали, а потом расползлись по тенистым уголкам. Пока они лениво огрызались друг на друга и порыкивали, раненые товарищи поглядывали на них, не решаясь приблизиться к добыче и выжидая момент, когда можно будет это сделать.
      Кобыла, девушка и спасённые жеребята были уже далеко, когда в стане Серых начало твориться что-то непонятное. Сначала у одного из них задрожали руки и ноги. Потом другой, третий и все остальные забились в судорогах. С течением времени спазмы становились всё сильнее. Только раненые, которые так и не приступили к трапезе, ничего подобного не испытывали. Один за другим они, как могли, пустились наутёк; судя по тому, что творилось с их товарищами, сейчас было неподходящее время пировать. Однако радость по поводу того, что для них всё обошлось, разлетелась в прах в тот самый миг, когда первый из них тоже забился в судорогах. Спазмы не отпускали их ни на мгновенье, дыхание перехватывало и, в конце концов, все они попросту задохнулись и свалились замертво.
      В горах, высоко над ними, Элири скакала по тропе, по-прежнему сжимая в руке кулон. Смерть от стрихнина — жестокая смерть, так она слышала. Хуже всего было то, что трупы умерших от него становились источником гибели для других. Волки, которые резали скот, умирали, но любой, отведавший их мяса, будь то птица или зверь, умирал тоже. Охотников на волков это, как правило, не слишком волновало. Нехорошо. Сейчас, по зрелом размышлении, Элири не желала такой смерти даже Серым и уж, тем более, невинным созданиям, которые могли ни за что ни про что погибнуть заодно с ними.
      Рядом с тем местом, где с глотками, сведёнными судорогой смерти, лежали Серые, опустилась птица. Она подскакала к трупу и принялась клевать. Вскоре к ней присоединились другие. Насытившись, они улетали, а на их место садились новые. И никто из них не пострадал.
      Хорошо, что наши желания иногда исполняются; и ещё лучше, что часто они исполняются даже полнее, чем человек может себе представить.
      Спустя час жеребята начали спотыкаться. Посовещавшись с Тарной, Элири решила устроить привал.
      — Чем нам кормить кобылок, названая сестра? Молодой жеребец всё же постарше, он сможет прожить на воде и траве, но они слишком малы.
      Кобыла безмятежно ответила:
      «Хилан больше не нуждается в молоке. Я продолжала его кормить просто так, чтобы доставить удовольствие нам обоим, но никакой необходимости в этом не было. Теперь вместо него я буду кормить их».
      Девушка внимательно посмотрела на неё:
      — Это может вызвать у тебя истощение. После того как ты несколько месяцев кормила Хилана, теперь кормить ещё двух жеребят… Не знаю, не знаю.
      «Да, конечно. Но даже если меня хватит всего лишь на месяц или два, они к тому времени достаточно окрепнут, чтобы перейти на траву».
      Элири все ещё сомневалась в душе, но спорить не стала. Больно смотреть, как жеребята голодают, но меньше всего девушке хотелось, чтобы подруга истаяла у неё на глазах, «скормив» всю свою силу малышам. Она бросила взгляд туда, где, совершенно обессилев и повалившись на траву, спала вся троица. Как только бедняжки отдохнут, тут же, скорее всего, снова примутся горевать. Нужно постараться, чтобы это путешествие оказалось как можно более трудным для них. Тому, кто сильно устаёт, не до сетований.
      Сказано — сделано, хотя жеребята, скорее всего, вряд ли были способны оценить мотивы, которыми она руководствовалась, заставляя их выкладываться изо всех сил. Хилан обрадовался, когда они вернулись целые и невредимые, да ещё и привели ему товарищей по играм. Как самый старший, сильный и находчивый, он сразу же стал у жеребят заводилой. Даже молоденький жеребец относился к нему уважительно, хотя и с некоторой насторожённостью. Хилан слишком заметно отличался от остальных, и это бесконечно удивляло Элири.
      «Жеребцы могут и подраться между собой, да и убивают с лёгкостью», — просвещала её кобыла.
      — Хилан — пока ещё не жеребец, и не думаю, чтобы он по природе своей был убийцей. В стаде коней иметь больше одного жеребца — обычное дело. Если, конечно, стадо достаточно велико.
      Тарна фыркнула:
      «Так то кони. У нас жеребцы запросто убивают любого, кого воспринимают как соперника. И это относится не только к другим жеребцам, но даже и к жеребятам. — Глаза её названой сестры широко распахнулись. — Да, я хочу, чтобы ты знала это. Мне не раз доводилось видеть, как такое происходит. Именно по этой причине я старалась держаться подальше от мест, где обитают Кеплиан».
      Почувствовав заинтересованность Элири, Тарна продолжала:
      «Отца Хилана — он взял меня силой, я не хотела этого — убил другой, и после этого я должна была перейти к нему, но я уже была жерёбая. Если бы мой жеребёнок умер, он мог бы иметь меня, когда пожелает. Я не сомневалась, что он убьёт моего жеребёнка, как только тот родится; ему не нужны были соперники. И ещё я знала, что он жесток, беспощаден и плохо обращается с кобылами, поэтому и сбежала оттуда, где живут наши. Ушла куда глаза глядят. Хотя нет, не совсем. У меня всё время было очень странное чувство, как будто я закончу свой бег там, где встречусь с каким-то другим, совершенно непохожим на нас созданием. Это ощущение и толкало меня все дальше и дальше на юг».
      Она фыркнула.
      «Потом я попала к этому Гери. Я уже должна была вот-вот родить, поэтому ему и удалось накинуть на меня верёвки. Он потащил меня в деревню, где собирался замучить нас с жеребёнком до смерти. — Она яростно встряхнула головой, в глазах запылал алый огонь. — Хилан родился, и они нарочно не сразу убили нас, чтобы я успела его полюбить. Убийцы, дважды жестокие. Они хотели прикончить его у меня на глазах, чтобы я разъярилась и бросилась на них. — Помолчав, она продолжила уже мягче. — Но тут появилась ты, боевая сестра. Я знаю, что люди жестоки, но теперь мне известно и другое — они могут быть такими, как ты. Сначала я ненавидела и тебя тоже. Принимала твою помощь, а сама собиралась убить тебя, как только мы окажемся в безопасности. — Она заметила, что её подруга выразительно скривила губы, и удивлённо заморгала. — Ты знала! »
      — Ну, в общем-то… м-м-м… догадаться было нетрудно.
      Искра веселья проскочила между ними — так люди могли бы обменяться улыбками.
      Потом Тарна горделиво выгнула шею:
      «Со временем я научилась понимать тебя. И доверять. Я изменилась и не стыжусь этого. Изменилось моё сознание. Даже когда ты спасла нас обоих, я боялась, что за этим стоит какая-то хитрость, что ты спасла нас только ради того, чтобы использовать самой.
      А потом ты снова сражалась за нас и убила тех, кто принадлежал к твоему собственному роду, убила, чтобы спасти моего жеребёнка. Ты не раз рисковала ради нас собой. Так не поступают те, кто собирается лишь использовать. Я следила за тем, как ты обращалась с Хиланом, видела, что он любит тебя, а ты его. И тогда я поверила в твою доброту и сама… »
      Элири тёплыми руками обхватила Тарну за шею и крепко прижалась к ней. Потом, сложив ладони чашечкой, поднесла к мягкой морде и засмеялась, когда мощные зубы стали нежно покусывать их.
      — Я знаю. Я тоже люблю тебя, названая сестра, тебя и Хилана. Вы — моя семья, и трое новых малышей тоже, если, конечно, им это придётся по нраву. — В конце в её голосе послышались вопросительные нотки.
      «Кобылки любят нас всех. Они моложе, податливее и готовы любить всякого, кто добр и нежен с ними. Но вот насчёт молодого жеребца я не уверена. Он не слишком сообразителен и имеет склонность к насилию, только так, исподтишка, когда думает, что мы не видим. — Элири ощутила исходящую от неё волну печали. — Боюсь, для него уже слишком поздно — научиться любить».
      — Как ты думаешь, он запомнил дорогу сюда? «Вряд ли, Часть пути мы прошли в сумерках, К тому же он был сильно изнурён и, скорее всего, не глядел по сторонам. — Она засопела, задумавшись. — По-моему, он даже не знает точно, откуда мы пришли, с севера или с юга».
      — Тогда надо постараться, чтобы и не узнал. Может быть, когда-нибудь мы поймём, что его присутствие здесь нежелательно и даже опасно. — Элири негромко вздохнула. Как все непросто! Но ничего не поделаешь, такова жизнь. Прошли недели, потом месяцы. Снаружи была зима, но внутри каньона воздух оставался более тёплым. Кобылки подросли, перестали пить молоко и доверчиво сообщили, как их зовут. Молодой жеребец тоже назвал своё имя, — Терлор, — и всё же выражение необузданной дикости в его глазах с каждым днём проступало отчётливее. Элири отметила своё восемнадцатилетие и научила жеребят праздновать дни рождения. Хилан при этом самодовольно напыжился; он уже знал, что такое день рождения. Именно это его самодовольство, а также растущее желание молодого жеребца верховодить подтолкнули Терлора к действию.
      Он набросился на Хилана — зубы оскалены, копыта вот-вот нанесут удар. Хилан, конечно, удивился, но тем не менее уклоняться от боя не стал. Он был больше и сильнее, но при этом ему не хотелось причинять вреда своему товарищу. У молодого жеребца таких привычек не было. Его ярость оказалась столь велика, что противник не устоял на ногах. Тарна почти сразу же оказалась рядом, с другой стороны уже бежала Элири.
      — Перестань, Терлор! Прекрати!
      Молодой жеребец даже не подумал обращать на её окрик внимание. Кобыла вмешалась в драку, безжалостно схватив Терлора зубами за шею и с силой отбросив в сторону. Угрожающе сверкая глазами, она встала между ним и сыном.
      Элири подошла к Терлору, который с трудом переводил дыхание:
      — Как, по-твоему, называется то, что ты сделал? Он отогнул назад уши и вскинул морду, пытаясь схватить Элири зубами. Она ловко увернулась и шлёпнула его по носу. Прежде ей всегда удавалось справляться с лошадьми, имевшими привычку кусаться. Но Терлор не был конём. Пусть и туповатый, он был Кеплиан. Сделав ложный выпад, он резко выбросил копыто и сильно ударил её по бедру. Она упала и быстро откатилась в сторону, опасаясь последующих ударов.
      Послышался дробный цокот копыт — это кобыла неслась прямо на Терлора, бешено сверкая глазами. Массивные копыта опустились, юный жеребец взвизгнул от боли и страха, но этот звук резко оборвался, когда копыта с хрустом опустились снова. Шумно вдыхая ноздрями воздух, Тарна отступила от тела. Элири почувствовала, как сознание кобылы затопила печаль.
      «Другого выхода не было, названная сестра. Он хотел убить тебя. Он был слишком опасен, чтобы оставлять его на свободе. И не сомневался, что рано или поздно подкараулит кого-нибудь из нас в тот момент, когда некому будет прийти на помощь».
      Элири опустилась на колени рядом с трупом. Слезы струились по её лицу, руки поглаживали чёрную шкуру.
      — Я знаю. — Она встала. — Но что нам делать с его телом? Не гнить же ему здесь.
      Не раздумывая, она достала кулон, из которого тут же поднялся серебристый туман, окаймлённый золотистым мерцанием. Он завис над Терлором, окутал его со всех сторон. Когда туман рассеялся, не стало и тела. Кобыла и женщина стояли, удивлённо глядя друг на друга.
      — Автоматизированное удаление мусора, — сказала ошеломлённая Элири.
      «Что-что?»
      — Ничего. Слушай, Тарна, мне ужасно больно, что Терлору пришлось умереть, но ты права: он убил бы меня. Пусть не сейчас, но всё равно, доверять ему мы уже не смогли бы. Его намерения не оставляли сомнений. Думаю, он хотел убить нас всех — тебя, меня и Хилана. Тогда и каньон, и кобылки оказались бы в полном его распоряжении.
      Не добавив больше ни слова, она взяла лук, стрелы и отправилась на охоту. Это занятие всегда действовало на неё успокаивающе, а жирненькая птичка или две прекрасно утолят голод. Раздумья не оставляли её и по дороге. Поразительно, насколько сильно отличались спасённый ими молодой жеребец и Хилан. Сын Тарны был не только больше и сильнее других жеребят его возраста, но и гораздо умнее. Кобыла была уверена, что причина кроется в дружеских отношениях между всеми тремя — Хиланом, ею самой и Элири. Как правило, матери Кеплиан отталкивали от себя жеребят, как только те оказывались в состоянии выжить самостоятельно. Отчасти они поступали так ради собственного блага самих жеребят. Любой жеребец Кеплиан, не задумываясь, мог убить жеребёнка, если тот не был его собственным. Фактически, судя по словам Тарны, он, не задумываясь, мог убить малыша даже своей крови.
      Оставшиеся без всякой помощи и поддержки молодые жеребцы учились выживать с помощью жестокости. Они, в свою очередь, убивали других жеребят и, как хотели, использовали кобыл, ничуть не считаясь с их желаниями. Жестокость порождала жестокость, и этот подход мало чем отличался от порядков, которые господствовали в стае Серых.
      А как обстояло дело с жеребцом, выросшим в любви и заботе, воспитанным матерью, которую любил, и человеком, которому доверял? Вернётся ли он, в конце концов, к обычному для жеребцов поведению или окажется родоначальником новой расы мягких, умных Кеплиан? Которые станут партнёрами людей, для чего, как полагала Тарна, они и были созданы много лет назад? Кулон, висевший на шее Элири, внезапно ярко вспыхнул, испустив тепловой луч. Она взяла его в руку:
      — Это правда? Мы призваны сюда, чтобы изменить положение вещей? Тарна права?
      Сапфировые глаза лишь таинственно замерцали в ответ, но девушка внезапно обрела уверенность, что её предположение верно. Она усмехнулась, продолжая брести по еле заметной оленьей тропе. Теория, во всяком случае, получалась интересная. Но если родоначальниками новой расы должны были стать всего лишь Тарна, Хилан и две кобылки, на это потребуется немало времени. В том мире, откуда она пришла, немунух похищали детей у других, чтобы влить в племя свежую кровь. Они принимали любого ребёнка, если он выражал такое желание и обладал определёнными качествами. Принимали и взрослых.
      Да, надо побыстрее раздобыть мясо и, вернувшись в каньон, сразу же обсудить все это с Тарной. Элири быстро шла по тропе, а в голове крутилось: ну, хорошо, новая раса и всё такое прочее, но какова во всём этом её роль? Ей самой суждено прожить одинокую жизнь, или же эти планы включают в себя наличие её будущего супруга?
      Она засмеялась и свернула на другую тропу. Нашла о чём беспокоиться — о супруге! Если идея новой расы Кеплиан окажется верна, ей будет не до того, чтобы думать о чём-то ещё. В конце концов она подстрелила упитанную дикую курочку и совсем молодого кролика. Мясо кролика нужно подсушить, повесив на крюк в очаге. А пока она разделывается с курочкой, можно обсудить с боевой сестрой новые планы.
      Кобыла заинтересовалась. Приближалась весна, и скоро тропы, ведущие в предгорья и дальше, на равнины, откроются снова. Вреда не будет, если для начала просто произвести разведку в местах обитания Кеплиан.
      Спустя месяц они так и сделали. Хилан остался, чтобы позаботиться о кобылках. Он стал сильным молодым жеребцом, и вопросы будущих поколений пока мало его волновали. Кобылки восхищались им. Пока они воспринимали его как большого старшего брата, способного защитить их. Однако спустя пару лет ситуация наверняка изменится. Хилан был очень даже доволен, что остаётся в каньоне один со своими подопечными. Это усиливало у него ощущение собственной важности и снимало некоторые ограничения, накладываемые обществом матери и её названой сестры.
      Оказавшись на равнине, Тарна лёгким галопом поскакала по берегу реки.
      «Тут мне известна каждая расселина, в которой можно укрыться. Если только тебе удастся убедить свою лошадь действовать заодно с нами».
      Элири усмехнулась, заметив презрительный взгляд, брошенный кобылой на маленькую выносливую лошадку, которая казалась Тарне упрощённой копией Кеплиан. И всё же Тарна уважала чувства своей подруги и никогда не позволяла себе высказываться на эту тему в открытую.
      Спустя два дня они все ещё скакали по границам местности, где обитали Кеплиан, избегая углубляться в неё. Тарна дважды подходила к другим кобылам и обменивалась новостями. Её соплеменники были достаточно эгоцентричны, и поэтому никто не помнил, что она сбежала год назад при весьма странных обстоятельствах. Пока ей не встретился никто из жеребцов, они находились в безопасности. Так продолжалось несколько дней, и, в конце концов, Элири все это начало надоедать.
      — Ну, и что тебе удалось выяснить?
      «Что всё осталось, как было».
      — Звучит многообещающе. И какой нам от этого толк ?
      Кобылу позабавил разочарованный тон подруги. Она видела, что та скучает всё сильнее, и ничуть не удивилась бы, если бы Элири заявила, что пора наконец перейти к действиям. Вся соль была в том, что у Тарны уже созрел план, как это можно сделать, что она и объяснила Элири. Девушка удивилась.
      — Ты хочешь сказать, что она вот так запросто возьмёт и отправится с нами?
      Тарна изогнула шею:
      «Ну, не совсем запросто, как ты выразилась, названая сестра. Но пойдёт. У неё нет выбора, если она не хочет видеть своего жеребёнка убитым сразу же после того, как он появится на свет. Стадо, к которому она принадлежит, обитает неподалёку от Тёмной Башни. Вожака недавно убил его соперник, который сейчас верховодит в стаде».
      — Значит, как это принято у жеребцов, теперь он будет убивать всех «чужих» жеребят, как только они родятся. А заодно и тех, которые постарше, но все ещё сосут молоко.
      Девушка ощутила волну печали, которую излучала Тарна.
      «С этими он уже расправился. Уцелели только молодые кобылки. Этой кобыле, о которой идёт речь, ещё месяц носить своего жеребёнка».
      — Поэтому она пойдёт с нами, чтобы дать малышу шанс?
      «И не только. Она опасается, что, если жеребец набросится на новорождённого, она не сможет удержаться и попытается защитить его. Тогда жеребец, скорее всего, убьёт и её тоже». Выбрав момент, когда жеребец находился на другом конце своей территории, Тарна ещё раз поговорила с молодой кобылой, и они втроём рысью поскакали к реке.
      Оставив кобылу в безопасности в каньоне, подруги снова вернулись в местность, где обитали Кеплиан. Действуя таким образом, на протяжении весны они увеличили свою семью за счёт ещё одной молодой кобылы и двух осиротевших жеребят. Неплохо, думала Элири. Три взрослые кобылы, три малолетки и три жеребёнка. Пока баланс возрастов был совсем не плох, но вот беда — единственным представителем мужского пола оставался Хилан.
      Теперь девушкой завладели две идеи. Во-первых, было ясно, что только жеребёнок мужского пола, с которым с самого рождения обращались с любовью, подойдёт для того, что предполагалось осуществить в каньоне. Во-вторых, учитывая, что жеребцы убивали даже крошечных жеребят мужского пола, Терлор был чем-то вроде счастливого исключения.
      Осиротевших жеребят просто бросали, предоставляя им блуждать где придётся и голодать. Одни гибли от зубов Серых, другие — от копыт разъярённых жеребцов. Жизнь у кобыл была трудна сама по себе; немногие из них решались принять чужого жеребёнка, рискуя тем, что их собственному достанется меньше молока. И всё же Элири была убеждена, что правильное воспитание, а также атмосфера мира и достатка на протяжении одного-единственного поколения окажутся способны изменить такое положение вещей.
      Пришло лето. На равнинах оно было жарче обычного, но в каньоне вода не пересыхала, а трава росла густая и сочная. Теперь Тарна и Элири большую часть времени тайно следили за стадами Кеплиан, наблюдали и слушали. Дважды им удавалось спасти осиротевших жеребят и отвести их в каньон. Вдобавок девушка совершила короткое путешествие на юг, где купила нескольких козочек и козла. Молоко у них, конечно, отличалось от того, к которому привыкли жеребята, но изголодавшиеся малыши не откажутся и от такого.
      Ко времени прихода зимы число обитателей каньона увеличилось вдвое по сравнению с тем, что они имели весной. Ещё трое взрослых и трое тех, кому было больше года, а малышей насчитывалось уже с дюжину. Элири пришла к выводу, что пора сделать перерыв.
      — Прежде чем принимать других, нужно подумать, скольких может вместить и прокормить каньон. Скоро Хилан станет достаточно взрослым, чтобы кобылы начали воспринимать его как жеребца. И тогда, даже если мы никого больше не приведём, наша численность будет неуклонно и быстро возрастать.
      «Когда ещё это случится… Может, до тех пор мы найдём и другие решения… Меня вот что волнует, названая сестра. Недавно я заметила одну странную вещь. — Элири молчала, выжидая. — Помнишь, вначале я с трудом прошла мимо рун? Теперь же мне ничто не мешает. Другим кобылам тоже было позволено войти сюда только после того, как сознание каждой из них на время слилось с твоим. После этого они смогли проходить мимо рун так же свободно, как и я, — Тарна помолчала, и Элири отчётливо ощутила охватившую её неуверенность. — Не означает ли это, что здешняя сила теперь считает нас тоже принадлежащими Свету? »
      Взгляд её больших глаз был с надеждой прикован к девушке. Элири не знала, что сказать. Она тоже заметила это — и тоже удивилась. Но возбуждать надежду, не зная, сбудется ли она, ей не хотелось. — Не знаю. Я пыталась спросить у кулона, но не получила ответа.
      Они вернулись к прежнему разговору, но в глазах кобылы застыла печаль. Этой ночью Тарна тихонько проскользнула туда, где, свиваясь кольцами, искрился серебряный туман. Что находится в его глубине? Что он скрывает? Кобыла знала, что ей не получить ответа на эти вопросы, но туман непреодолимо притягивал её к себе. Как страстно ей хотелось, чтобы те силы, частью которых он был, приняли её как свою, признали, что она тоже принадлежит Свету! Трудно сказать, когда это желание возникло — сейчас ей казалось, что с тех пор, как она себя помнила, — но кобылу не покидала надежда, что для её соплеменников дорога к другой жизни не закрыта.
      Она негромко фыркнула. Собственно, у неё были основания верить в это. Перемены уже начались, Тарна видела их своими глазами. Может быть, если ей повезёт и она проживёт достаточно долго, увидит и другие. Туман нежно окутал её, и сознание Тарны устремилось к нему. Если бы здесь присутствовал кто-нибудь ещё, у него могло возникнуть впечатление, что это игра лунного света — на крошечную долю секунды её глаза вспыхнули небесной голубизной. Потом туман отступил, и осталась лишь спокойно стоящая кобыла Кеплиан с огненными глазами, шкура которой отливала серебром в лунном свете.

      Зима уже давно должна была наступить, но снег все не выпадал, воздух оставался тёплым, а ягод, орехов и плодов созрело столько, как никогда прежде. Элири все это настораживало. Мудрость немунух говорила, что таким образом Мать-Земля предостерегает своих неразумных детей, подсказывая, что впереди их ждут трудные времена. Запасай пищу, получше ешь и заготавливай всё, что можно. Девушка так и делала, используя большие плетёные корзины, которые её научил делать ещё Фар Трейвелер. Сушёное мясо она хранила в одной из комнат над большим залом.
      Но если трудные времена окажутся также и холодными, нужно было сшить побольше утеплённых подстилок. Выделанных кож у Элири было больше чем достаточно, почему бы не обменять лишние на ткань там, где она купила коз?
      Тарне не слишком понравилась эта идея.
      «Дорога туда долгая и опасная».
      Элири рассмеялась:
      — Кто спорит? Но мудрый воин не пропускает мимо ушей предостережение Матери-Земли. Проводи меня часть пути; пусть и Хилан пойдёт, если захочет.
      Ощутив со стороны молодого жеребца взрыв страстного желания принять участие в этом путешествии, подруги весело посмотрели друг на друга. Девушка стояла, медленно потягиваясь, испытывая удовольствие от напряжения то тех, то других мышц. Это была странная жизнь — та, которую она вела, — но эта жизнь ей нравилась. У неё были друзья, которых она воспринимала как членов своей семьи, названая сестра и названый сын. Прочная крыша над головой, еда в изобилии. Чистая вода, чистый воздух и добрая охота.
      Потом по лицу её скользнула тень. Кого она пытается убедить? Да, она любила Кеплиан, ей нравилась эта жизнь, но кое-что в ней отсутствовало, а именно — общение с другими людьми. Нет, не надо обманывать себя. Шли годы. Ей было почти двадцать, и сердце тосковало по другу — по супругу, если быть искренней до конца. Она видела кобыл Кеплиан с их жеребятами, испытывала гордость за Хилана и его мягкость — он и впрямь был для неё как сын. И всё же тело её изнывало от голода, но не того, который можно утолить едой. Элири никому не говорила об этом. Чему быть, того не миновать. А пока, если другие радости недоступны, нужно довольствоваться тем, что есть. Но кое-что не давало ей покоя, будоража воображение: теперь, когда она знает, где живут другие люди, почему бы просто не нанести им визит?
      Однажды Элири уже сделала это. Чтобы добраться туда, она два дня скакала верхом вниз по течению ручья и вдоль озера, на берегу которого стоял полуразрушенный замок. Когда-то давно, много поколений назад, это было прекрасное, любовно выстроенное сооружение, но со времён войн адептов оно стояло заброшенным. Позже туда пришли те, кто жил в нём сейчас, и попытались вдохнуть в него новую жизнь.
      Нужно взять с собой подарки. В первый раз, без сомнения, к ней всего лишь присматривались — ни хозяин, ни хозяйка так и не появились. Ночевать ей было предложено в конюшне вместе с лошадьми. Нет, никто не сказал ей ни одного грубого слова, но во всех взглядах сквозила насторожённость.
      Вторая поездка должна пройти удачнее. Собственно, сама усадьба была невелика: хорошо укреплённый замок состоял из центральной башни, внутреннего двора и расположенных в нём вдоль стены строений. Наверняка, всего там обитало не больше сорока человек. Хозяин, его родственники, три семьи, которые прислуживали им непосредственно, и вооружённые охранники жили в главной башне. Строения внутреннего двора предназначались для тех, кто работал в саду и ухаживал за животными. Все люди выглядели довольными своей жизнью и друг другом, так, по крайней мере, показалось Элири.
      Небо уже пылало закатом, когда её лошадка, нaгружённая тюками с кожей и мехами, остановилась у ворот замка. На этот раз конюх принёс Элири записку, как только с лошади сняли поклажу.
      «Господин Джеррани приглашает тебя отобедать с ним и госпожой Маурин. После обеда, если не возражаешь, они с удовольствием взглянут на то, что ты привела»
 
      Держи «ушки на макушке», сказала себе Элири. Интересно. В прошлый раз с ней обращались с насторожённой снисходительностью. О, её ни о чём не расспрашивали, но всех, несомненно, удивило появление женщины, разъезжающей в одиночку. Она тоже вела себя очень осторожно и подчёркнуто вежливо. Показала лишь самые неброские меха из тех, которые были с ней. Не стоило пробуждать в незнакомых людях алчность. Но это приглашение меняло дело. Очень кстати, что она взяла с собой пару подарков, которые не стыдно преподнести хозяину и хозяйке.
      Дождавшись, пока посланный ушёл, Элири открыла сумку. Переложила подарки так, чтобы они оказались сверху, и снова затянула шнуровку. На некоторое время задержалась в конюшне — почистила щёткой лошадь, ласково похлопывая её. И размышляла. Кинан рассказал ей достаточно, чтобы понять — в каком-то смысле Эскор долгое время находился под властью призраков. Это было излюбленное место тех, кто погиб во времена войн адептов, и верных служителей Тьмы, которых она сгубила. Но потом, когда люди перевалили через горы, здесь снова начала возрождаться жизнь. И тогда вот такие небольшие поселения, которые давным-давно были мертвы, стали понемногу оживать. Элири обежала взглядом конюшню, которая явно была не отстроена заново, а старательно отремонтирована. Крыша новая, а каменные стены старые. Кладка примерно такая же, как в том доме, где, жила сама девушка. Ну, сейчас можно позволить, себе хотя бы мельком взглянуть на то, что находилось за пределами конюшни. В прошлый раз она не стала делать этого, боясь, что её могут понять неправильно.
      Элири подошла к двери и выглянула наружу, где уже почти совсем стемнело. Замок был очень продуманно расположен, кто бы ни возвёл эти древние каменные стены. С одной стороны его омывали воды озера, а с другой — в скалистой почве был вырыт глубокий котлован. В результате каменные стены оказались со всех сторон окружены проточной водой — очень хорошее средство против тёмных сил, насколько Элири было известно.
      Через котлован был перекинут мост — только по нему и можно было попасть в замок. «Ловко», — подумала девушка, приглядевшись повнимательней. Мост был снабжён механизмом, позволяющим его поднимать. Вдобавок запирающая мост полоса металла была изготовлена из кованого железа. Без сомнения, хозяева замка знали, как себя защитить.
      Что же тут удивительного? Живя в таких краях, нужно быть глупцом, чтобы не знать этого.
      Элири бросила взгляд вдоль моста и внезапно поняла, почему на этот раз сразу же получила приглашение. На дальнем, обращённом наружу конце моста, по которому она совершенно спокойно прошла совсем недавно, было кое-что, прежде ускользнувшее от её взгляда. Заметить это можно было только оттуда, где она сейчас стояла.
      Там, на дальнем конце, между досками были вставлены тонкие кованые железные полосы. Явно установленные совсем недавно, после её первого посещения; без сомнения, она заметила бы их, будь они здесь прежде. И оттуда, где она стояла, прислонившись к древним каменным столбам, охранявшим подход к мосту, было отлично видно бледно-голубое свечение, пробивавшееся между этими металлическими полосами. Похоже, за ними, в небольших углублениях, были начертаны защитные руны. Тот, кто приближался к мосту или даже шёл по нему, видеть их не мог, что не мешало им выполнить свою задачу — затруднить проход по мосту для того, кто принадлежал Тьме. А если бы он оказался настолько силён, что всё же смог это сделать, руны ярко вспыхнули бы, предупреждая хозяев о приближении нежеланного гостя.
      Вот почему сейчас к ней отнеслись с доверием. Элири спокойно прошла мимо рун. Отсюда защитники замка сделали вывод, что если она и не ходила в Свете, то, по крайней мере, не принадлежала Тьме.
      Солнце село .Девушка вернулась в конюшню, повесила на плечо сумку и направилась к главной башне. В большом зале навстречу ей поднялся представительный, богато одетый Мужчина — очевидно, это и был господин Джеррани — и предложил выпить с дороги.
      — Гостья, пришедшая издалека, приветствую тебя под этим кровом. Пусть удача всегда сопутствует тебе.
      Элири опустила на пол сумку и вскинула руку в ответном приветствии.
      — Благодарю за гостеприимство и угощение. Пусть хозяину и хозяйке этого крова во всём сопутствует удача, и пусть солнце освещает их путь.
      Произнося эти слова, Элири кончиком пальца медленно начертала в воздухе знаки защиты и удачи, которые замерцали в воздухе, как только она позволила сознанию открыться для них. Джеррани вскочил и рванулся к ней, но госпожа удержала его.
      — Нет, нет, взгляни на них! В этих знаках нет пожелания зла.
      Знаки испускали тёплое, голубовато-зелёное свечение, присущее всему, что исходит от Света. Элири удовлетворённо улыбнулась:
      — Теперь, когда мы знаем, кто есть кто, может быть, мне и в самом деле предложат поесть? Или вы сначала хотите посмотреть меха?
      Какое-то время оба во все глаза со страхом смотрели на неё. Потом на лице Маурин возникла улыбка — испуганная копия той, которая только что осветила лицо Элири.
      — Садись, мы рады тебе. Посмотреть то, что ты привезла, можно и позже. — Она подошла к девушке, подвела её к предназначенному ей месту и повернулась к слугам. — Не стойте, как истуканы, разинув рты. Быстро несите нашей гостье поесть. Или вы собираетесь уморить голодом женщину, владеющую силой?
      Слуги засуетились с виноватым видом. Маурин снова повернулась к Элири и с интересом посмотрела на её кулон.
      — Я не вижу на тебе никаких драгоценностей, кроме этого. Откуда он? — Эти слова вырвались у неё сами собой, и тут же она вздёрнула руку, чтобы прикрыть рот. Её муж выглядел шокированным. — О, проста, прости! Я знаю, это невежливо, я не имею права задавать такие вопросы. Я… Просто он такой красивый… Вот я и спросила.
      Элири мягко усмехнулась.
      — Почему бы и нет? — Не было никакой необходимости рассказывать им об истинной силе кулона. — Это подарок друга. — И тут же в голову пришла новая мысль. — Никто из вас случайно не приходится родственником Кинану из Дома «Медвежья Шкура» ?
      Ей ответил Джеррани:
      — Кинан? Не слышал такого имени, но моя мать была из этого Дома. Во времена Трубача всем им пришлось бежать. Её родственники без особых помех покинули страну, но когда надумали возвращаться, было уже слишком поздно. — Элири вопросительно посмотрела на него. — Тут как раз случился весь этот кошмар с горами, и моя мать со своим мужем предпочли отправиться в Эскор.
      — Знала ли она Кинана?
      — Это мне не известно. Возможно. Ты знаешь, что было две ветви Дома с таким названием по обе стороны границы? — Элири покачала головой. — До того как Карстен впал в безумие, их обитатели ходили друг к другу в гости… Да, один Дом возник в Карстене, где было много свободной земли, в которой нуждались люди из хороших семей, не имеющие своих земельных наделов. Спустя много поколений один из сыновей Дома вернулся в Эсткарп и построил замок по эту сторону границы. Но не так уж далеко, на расстоянии полёта ястреба.
      Он замолчал, расправляясь с жареным мясом, которое ему подали. Маурин и Элири улыбнулись друг другу, и тут Джеррани снова заговорил:
      — На протяжении долгих лет обе ветви Дома процветали, люди ходили туда и обратно и торговали. Моя мать была из эсткарпской ветви Дома. В последующие годы торговля пошла на убыль. Однако мать рассказывала, что, когда пришла беда, они, как и положено, поддержали своих родственников из Карстена, дали им приют. Правда, позже те отправились дальше. Больше мне почти ничего не известно. Мать вышла замуж незадолго до Трубача и переехала к мужу, — закончил он и потянулся к доске с нарезанным хлебом.
      — Очень интересно. Ты переписываешься с матерью?
      — Да, мы пересылаем друг другу письма через торговцев, они довольно быстро доходят.
      — Тогда, если можно, напиши ей о том, что хотел сообщить Кинан из Дома в Карстене своим родственникам. — Она распрямила плечи и заговорила, постаравшись придать голосу бесстрастное звучание. — «Я, Кинан из Дома „Медвежья Шкура“, вернулся в свою усадьбу, чтобы умереть в её стенах. В стране все ещё хаос, но я уцелел. Однако срок мой истекает, и когда он придёт, я буду лежать в земле, которая издавна была нашей. Не забывайте, что у каждого из нас есть Дом, куда рано или поздно можно будет вернуться. Это сообщение я вкладываю в уста той, кто стала мне родной по духу и сестрой по мечу. Она помогала мне, когда я остался в одиночестве, поэтому, если потребуется, наш Дом должен оказывать ей всяческую помощь. Я, Кинан из Дома „Медвежья Шкура“, клянусь, что все сказанное — истинная правда.»
      Закончив, Элири достала из сумки два пухлых свёртка. С торжественным видом положила их на стол, развязала сплетённые из травы шнурки и приоткрыла, позволив своим собеседникам увидеть содержимое.
      — Я, гость вашего крова, предлагаю эти дары его хозяину и хозяйке. Надеюсь, это скрепит нашу дружбу.
      Джеррани поднялся и отвесил ей поклон.
      — Мы принимаем твои дары, — не менее торжественно произнёс он. — В этой стране очень важно иметь друзей, но не стоит торопиться — так ведь можно и споткнуться. И всё же мы тоже выражаем надежду, что приобрели нового друга.
      Элири кивнула, отложила сумку и вернулась к еде, размышляя над тем, насколько, похоже, возросла её сила. Вначале, сразу после появления в этом мире, она была просто ребёнком, владеющим даром обращения с лошадьми. Но время, проведённое в Карстене, явно изменило её. Встреча с Ганнорой в месте Старых. Воздействие подаренных Ганнорой камней-стражей. Заклинания, которым Элири научил Кинан. Все, казалось, способствовало росту её дара. Потом она оказалась в Эскоре, встретилась с Кеплиан, подружилась с ними, обрела свой дом. И всё это время изменения продолжались. Дом давал ей ощущение тепла и защищённости. Удивительное дело! Он был ей, конечно, незнаком и в то же время как-то странно знаком. Такое ощущение, точно после долгих странствий она вернулась домой.
      Время от времени девушка поглядывала на Маурин. У неё возникло чувство, что та тоже обладает даром. Маурин в ответ посмотрела на неё, улыбнулась и протянула руку к подарку. Вынула его, с трудом сдержав вздох восхищения. Это был жилет из меха расти. Маурин с сияющими глазами погладила мягкий мех.
      Джеррани тоже достал подарок. Он с первого взгляда оценил его качество и умышленно тянул время, чтобы не проявлять свой интерес слишком открыто. С явным удовольствием внимательно рассмотрел жилет, но… ничего не сказал. Зато усиленно предлагал Элири съесть ещё что-нибудь и выпить вина. Она согласилась, но сделала всего глоток; ей уже очень давно не приходилось пить вина.
      Заговорили об охоте, и Элири с весёлым удивлением осознала, что, используя эту тему, хозяин пытается незаметно выведать, где она живёт. Он умел задавать вопросы — все они вертелись вокруг одного и того же. Сначала он спрашивал, растут ли в её краях те или иные кусты, а потом — водятся ли там дикие курочки. Девушка отвечала правду. Вряд ли он сумеет найти её. Каньон был расположен высоко в горах, где тропинки попадались редко и были трудно проходимы. И вход в него не так-то просто найти — даже для того, кто принадлежал Свету.
      Когда с едой было покончено, Элири достала из сумки и принялась развёртывать меха. Ослепительно белые (горные прыгуны), сочно-коричневые с серебристыми кончиками (речные расти, такой мех у них бывает зимой). В особенности большого труда ей стоило добыть эти последние. Расти охотились стаями и, если были голодны, не боялись набрасываться ни на кого. Быстрые, хитрые, беспощадные, прожорливые, они отпугивали даже самых умелых охотников. Их можно было убить, но остальные сразу же пожирали погибших. То, что Элири удалось добыть неповреждённый мех расти, говорило о том, что она охотница каких мало.
      Джеррани затаил дыхание. Эта девушка принадлежала Свету, без сомнения; но она была и несравненной охотницей. Он и впрямь напишет о ней матери и, кроме того, пошлёт сообщение в Зелёную Долину. Маурин поймала его взгляд, в её глазах вспыхнула надежда. Она что-то сказала ему без слов, лишь с помощью еле заметных движений. Он кивнул, но сделал жест, предостерегающий от излишней торопливости. Им предложили изумительные меха — лучшие из тех, какие ему когда-либо доводилось видеть. Девушка пришла с гор, это не вызывало сомнений. Только у тех прыгунов, которые живут в местности, где снег лежит больше полугода, бывает мех такой белизны.
      Джеррани задумчиво провёл рукой по меху расти. Вот загадка: эти животные предпочитали реки, текущие по равнинам.
      Элири удалилась в предоставленную ей комнату, а он всё ещё сидел, размышляя. Конечно, она принадлежала Свету — сначала беспрепятственно прошла мимо кованого железа и рун предостережения и защиты, потом сама призвала руны Света. Но кулон, который так понравился его жене, имел отношение к Кеплиан. К этим проклятым приверженцам Тьмы, сгубившим стольких людей. Как все это объяснить? И разумно ли спрашивать её об этом?
      Он пожал плечами и тоже отправился спать, но обнаружил, что у его жены сна нет ни в одном глазу.
      — Где, по-твоему, она живёт? — спросила Маурин, когда он рассказал ей о своих сомнениях.
      — Не знаю. Меха, которые она принесла, и с гор, и с равнин. Элдред говорит, что она скакала вдоль берега озера, с востока. Расти обитают в реках; может быть, её дом где-то в верховьях реки, впадающей в наше озеро? Не знаю, не уверен. Никто из нас не забирался далеко на восток. Это территория Серых и Кеплиан.
      — В ней нет Зла, — быстро сказала Маурин.
      — Согласен, но тогда тем более трудно понять, как она может там жить.
      Маурин пожала плечами. Какая, в конце концов, разница, где именно живёт девушка? Важно, что с Тьмой у неё нет ничего общего. Вспомнить хотя бы то, что она продемонстрировала им, едва войдя в замок. Было и ещё кое-что, несомненно свидетельствующее в глазах Маурин в пользу Элири. Девушка определённо обладала чувством юмора. Когда она вдохнула силу в руны, которые начертала в воздухе, Маурин заметила вспыхнувший в её глазах озорной огонёк. Как будто Элири хотела сказать: «Вот, видите? Вы недооценили меня». Их взгляды встретились, и у Маурин возникло странное ощущение, будто что-то проскользнуло между ними. Может быть, они и в самом деле станут друзьями? Во всяком случае, Элири сумела пробудить в ней интерес.
      Маурин лежала, свернувшись клубочком в тёплой постели, медленно уплывая в сон и… вспоминая то, от чего даже сейчас, в спокойную минуту, у неё разрывалось сердце.
      Она любила Джеррани. Восхищалась им ещё с тех далёких времён, когда была совсем молоденькой девушкой. Он, в свою очередь, всегда был очень добр и внимателен к ней. Рассказывал о своих планах, о том, что мечтает отделиться и зажить собственным домом. Его отец погиб во время войн в Эсткарпе, а мать переехала в Эскор к новому мужу, человеку, который не нравился Джеррани. Юноша хотел добиться всего собственным трудом, чтобы не быть никому обязанным. Но мало того. Отчим любил молодого человека ничуть не больше, чем тот его, вспоминала Маурин. Мать Джеррани родила своему новому мужу детей, и именно они должны были унаследовать его имение, расположенное неподалёку от тех мест, где жила Маурин.
      Она сама была обещана другому, человеку, который не внушал ей ничего, кроме страха. Но её отец был непреклонен.
      — Ну и что с того, что ты его не любишь, глупая девчонка? Что тебе о нём известно? Ты и видела-то его только издалека. Всё, хватит. Ты выйдешь за него замуж, наши Дома сольются, станут сильнее и богаче.
      Но Эскор тоже воевал, и этот человек погиб — к её огромному и тайному облегчению. Вскоре Джеррани объявил, что отправляется на поиски места, где сможет построить новый дом. Сердце её было разбито: она никогда не увидит его снова! Джеррани был для неё всем — братом, другом, защитником. И вот теперь он покидал её.
      Джеррани пришёл, нежно попрощался с ней и ушёл! Отец начал подыскивать для неё другого мужа. И тут Джеррани вернулся, глаза его сияли торжеством.
      — Я нашёл для нас дом. Он, правда, полуразрушен, но большая часть стен уцелела. Думаю, нам удастся отстроить его заново, Маурин.
      — А я-то здесь при чём? — с горечью спросила она.
      И прочла изумление в его глазах.
      — Как? Это же наш дом, — просто ответил он. — Разве ты не хочешь жить в нём со мной?
      Её сердце бешено заколотилось. Забыв о своём достоинстве, она бросилась в его объятия, смеясь и плача одновременно.
      — Конечно, хочу. Ты знаешь, что хочу. Я думала, ты этого не хочешь.
      Он взял её за плечи, отодвинул от себя и заглянул в глаза:
      — Мне всегда казалось, что ты знаешь. Я люблю тебя, Маурин. Зачем бы я стал искать землю и дом для нас, если бы это было не так? Теперь мне есть, куда привести тебя, и мы можем пожениться.
      Однако всё оказалось не так просто. Узнав, как обстоит дело, отец запретил ей даже видеться с этим мальчишкой, как он называл Джеррани. Когда выяснилось, что она нарушает его запрет, он поговорил с самим Джеррани. Но добился одного — понял, что встретил в его лице достойного противника.
      — Я люблю Маурин; Маурин любит меня. Вы можете, конечно, найти вашей дочери другого жениха и силой подвести её с ним к алтарю. Но заставить её произнести слова клятвы вам не удастся. Кроме того, вы не хуже меня знаете, что в наших краях такое не принято и вы столкнётесь со всеобщим осуждением.
      Её отец просто обезумел от ярости — до такой степени, что попытался уговорить брата Маурин напасть на Джеррани. Но Ромар не стал этого делать. Джеррани был его другом ещё со времени совместного похода в Долину Зелёного Безмолвия. Они были почти одногодки, вместе воспитывались, вместе сражались — в общем, относились друг к другу почти как кровные братья. Отца чуть удар не хватил, когда Ромар отказался выполнить его требование.
      — Мало того, что одна дрянь меня не слушается! — заорал он. — И другой туда же! Всемогущие боги! В таком случае можете убираться, куда угодно, и делать, что вздумается. Но не ждите от меня ничего. Ни приданого, ни помощи — ни клочка моего имущества не получите, вы, оба! Живите, как хотите, а я больше знать вас не желаю!
      Они так и сделали. Маурин приютила сама Духаун, пока её брат и возлюбленный готовились к долгому пути. К ним решили присоединиться и другие — соблазн завладеть пока ещё никому не принадлежащими землями оказался слишком велик. К примеру, три семьи, которые пришли в Эскор ещё из Эсткарпа; или одинокие мужчины, стекавшиеся из разных мест, куда докатился слух о готовящемся переселении. Люди брали с собою всё, что имели из вещей и припасов. Были и такие, кто присоединился к ним уже в пути.
      Ромар… Маурин припомнилась его весёлость. Его смех. По натуре своей он был странником — больше всего ему нравилось путешествовать по этой неизведанной, древней земле. Как будто она взывала к его сердцу, заставляя время от времени надолго исчезать в её просторах. Как будто он искал что-то, чему не умел дать названия. Как будто испытывал жажду, которую не мог утолить. На него заглядывались многие девушки, но он даже не смотрел в их сторону. Всё это ужасно раздражало отца, но поделать тот ничего не мог. Те, кто имел вес в этих краях, ценили молодого человека за его боевые и охотничьи навыки, за то, что он много путешествовал и много знал об этой земле, где Зло удалось остановить, не дав ему расцвести пышным цветом. Маурин по-настоящему любила брата. Он не так уж часто проводил время с ними, но каждый раз, когда это случалось, его общество доставляло ей искреннее удовольствие. Однако теперь, когда Ромар снова ушёл неизвестно куда, её терзали страхи, мучило опасение, что он никогда не вернётся.
      И вдруг из той же самой неизвестности возникла эта женщина. На свете нет ничего невозможного. Кто знает? Может быть, Элири что-нибудь видела или слышала. Может быть, она смогла бы найти след Ромара или даже его самого. Конечно, муж прав — торопиться не следует. Но и упускать этот шанс ни в коем случае нельзя. Если их гостье что-то известно, это узнает и она, Маурин. Да, узнает, и никто её не остановит!
      С этой мыслью она и заснула, но даже во сне её рот оставался решительно, крепко сжат. Ромар — её любимый и единственный брат; бескрайним просторам этой неизведанной земли не удастся отнять его у неё. Она подружится с гостьей, выведает у неё всё, что той известно. Даже использует Элири, если понадобится! Одним словом, сделает все, чтобы брат вернулся домой.
      Наступивший рассвет был ярок и чист. Поскольку вчерашняя сделка подвела итог всем её делам здесь, Элири собралась домой, но Маурин стала горячо упрашивать её задержаться ещё ненадолго. В глазах молодой женщины Элири заметила печаль и… осталась. Они много болтали и смеялись — как это случается между женщинами, истосковавшимися без общества себе подобных и нежданно-негаданно обретшими подругу.
      Незаметно промелькнул день, за ним другой. Джеррани, видя, что его любимая счастлива, тоже уговаривал гостью не спешить с отъездом. Кончилось тем, что Элири провела в замке семь дней, но в конце концов желание вернуться домой перевесило. В этот последний день Маурин отвела её в сторону.
      Прежде чем заговорить, она смущённо опустила голову, но Элири, заметив это, улыбнулась.
      — Успокойся, Маурин. Я догадываюсь, что ты хочешь меня о чём-то попросить. Что бы это ни было, обещаю приложить все усилия, чтобы выполнить твою просьбу. Если, конечно, это не запятнает мою честь.
      — Нет, нет, ничего подобного, клянусь! Маурин выбежала, довольно быстро возвратилась с маленьким свёртком и бережно развернула тонкую ткань.
      — Я рассказывала тебе о Ромаре, моем брате. Прошло уже много месяцев, как он ушёл от нас, направляясь куда-то на восток. И не вернулся. Я боюсь за него. — Она бросила грустный взгляд на живописный портрет размером с ладонь, который показывала Элири. — Незадолго до того, как мы покинули Долину Зелёного Безмолвия, каждому из нас подарили по портрету, но этот мне дороже всех. Может быть, это всё, что осталось от Ромара.
      — Чего ты хочешь от меня?
      — Ты много путешествуешь и живёшь далеко. Прошу тебя, где бы ты ни была, прислушивайся к разговорам, присматривайся к людям — не встретится ли тебе человек, похожий на Ромара? Не слышал ли кто-нибудь о нём? Я готова отдать все, лишь бы он вернулся домой цел и невредим. — Во взгляде Маурин проступило отчаяние.
      Элири задумчиво кивнула:
      — Я действительно, как и твой брат, много путешествую, в том числе и в тех местах, которые лежат на востоке. Обещаю, что буду расспрашивать о нём, освобожу, если он угодил в ловушку, похороню, если найду его тело, и сообщу тебе новости, если они появятся. Но только так, чтобы это не мешало мне выполнять свои обязанности. У меня ведь тоже есть… те, кто полагается на меня. Рисковать ими ради неизвестного мне человека, который, может быть, уже мёртв, я не стану. Но мне понятна твоя тревога. Сделаю, что смогу.
      Маурин обняла свою новую подругу:
      — Это всё, о чём я прошу. Возвращайся, с новостями или без них. Мы всегда будем рады тебе.
      Элири повернулась, чтобы уйти, но Маурин удержала её. Элири вопросительно подняла брови.
      — Вот. — Маурин вложила ей в руку портрет. — Ты ведь даже не посмотрела. Вглядись как следует, запомни его лицо. Он, конечно, с тех пор наверняка изменился. В особенности, если попал в руки кого-нибудь из служителей Тьмы и с ним жестоко обращались. Пожалуйста, найди его для меня.
      Элири опустила взгляд. Сначала она не заметила в молодом человеке ничего особенного. Ромару, скорее всего, было лет шестнадцать, когда был сделан этот портрет. Внезапно взгляд её стал более сосредоточенным. И неудивительно — как будто сам юноша ожил и теперь стоял рядом, умоляюще глядя на неё.
      — Ты знаешь, что он жив, верно? — спросила Элири. — Вы же близнецы. — Да, — ответила Маурин. — Я чувствую, что он в опасности, но смерть пока не коснулась его. Ты права и в том, что мы близнецы. Это редкость, очень большая редкость для потомков Старой Расы. В нашем роду немногие наделены тем или иным талантом, но Ромар имеет дар обращения с животными. В особенности, с лошадьми. — Она взволнованно то сгибала, то разгибала пальцы, хотя голос оставался спокойным и твёрдым. — И ещё мы обладаем даром, присущим близнецам. Я действительно знала бы, если бы он умер; значит, он жив. Найди его для меня, Элири.
      Элири, не отрываясь, смотрела на портрет. Маурин — копия того, кто был на нём изображён — конечно, изменилась с тех пор, но не сильно. Чувствовалось, что юноша пока ещё не сталкивался с серьёзными жизненными испытаниями. Но в его лице ощущались сила, гордость без норова, характер без желания демонстрировать его просто так, не ради правого дела. Взгляд, как бы устремлённый в глубь себя, выдавал человека, тяготеющего к одиночеству. Ничего особенного в его внешности не было; во всяком случае, он не мог настолько поразить воображение, чтобы стоило рисковать чем-то. ради него. Лицо худощавое, с тонкими чертами и решительным подбородком. Глаза, скорее, зелёные, чем серые, — если художник не солгал. Но нет, глаза Маурин были того же оттенка. Рот, резко очерченный, по форме почти мягкий и всё же не создающий впечатление слабости. Рот человека, который всегда действовал так, как считал нужным.
      Портрет вызывал у Элири странное притяжение, никогда прежде не испытанное. Она, конечно, сумела бы попросту отмахнуться от этого чувства, но сам тот факт, что ей пришлось бы это делать, только подтвердил бы его наличие. А ведь она была уже не дитя, и первое попавшееся интересное лицо не привлекло бы сё внимания.
      Маурин была добра; её муж заключил с Элири честную сделку. Они просили её о такой малости — только чтобы она не прошла мимо, если нападёт на след этого человека. От неё не требовалось штурмовать какую-нибудь твердыню Тьмы. Она снова опустила взгляд, Что это? Наверно, просто игра света… В какой-то момент ей показалось, что взгляд нарисованных глаз с умоляющим выражением сосредоточился на ней. Элири подняла голову и пристально посмотрела на Маурин. Колдовство? Нет, вряд ли. Просто игра света.
      Этот портрет, должно быть, был сделан десять лет назад. Сейчас Ромару лет двадцать семь, Джеррани примерно на три года старше. Отец Маурин, наверно, полный идиот, подумала Элири, с трудом удержавшись, чтобы не фыркнуть с оттенком презрения. За прошедшую неделю Маурин в общих чертах рассказала ей историю своей семьи. Молодой человек, осмелившийся пойти против того, кто был гораздо старше, опытнее и, к тому же, приходился ему отцом, — это о многом говорило. Сейчас ему двадцать семь… Примерно на шесть лет старше, чем сама Элири. Какое, впрочем, это имеет значение? Будь он ребёнком или стариком, она обещала обратить внимание, если нападёт на его след. И сделает это, но не более того.
      Она отправилась в путь, когда утро было в самом разгаре. Женщины с чувством искренней дружбы обнялись на прощанье, потом Маурин и Джеррани, стоя на мосту, пожелали ей доброго пути.
      Маурин с удовольствием надела по случаю проводов подарок гостьи — жилет из меха расти, красиво поблёскивающего в солнечных лучах. Кроме всего прочего, ей очень нравились вшитые в нём внутренние карманы. Очень удобно. Непременно нужно будет сделать то же самое на всех платьях, на куртках Джеррани и Ромара… Боги, неужели она никогда больше не увидит Ромара? Ей о стольком хотелось бы ему рассказать! Не отрываясь, Маурин провожала взглядом всадницу, пока она не скрылась за поворотом.
      — Найди его, пожалуйста! Найди и приведи обратно, ко мне, — шептала она, глядя в пространство.
      Лошадь бодро скакала рысью, огибая озеро. Целую неделю Элири не ездила верхом и теперь с удовольствием делала это, однако мысли снова и снова возвращались к тому, что не давало ей покоя. Ладно, она будет поглядывать по сторонам в поисках этого юноши… нет, уже мужчины сейчас. Серо-зелёные глаза, полные надежды и ожидания, неотступно мерцали перед её внутренним взором. Потребовалось определённое усилие, чтобы отогнать навязчивый образ. Надвигалась зима. У неё есть чем заняться, кроме поисков какого-то глупца, который, скорее всего, сам виноват в том, что с ним произошло.
      Этой ночью она спала беспокойно, но и во сне снова видела Ромара. Больше это не повторялось. Все правильно, подумала Элири. Её разум — это её разум; она не потерпит никакого посягательства на себя. Пусть его глаза сколько угодно с мольбой смотрят на неё, она не станет обращать на них внимания. Так девушка твердила себе, и у кого повернулся бы язык сказать, что она лжёт?

 
      Но она держала данное обещание. Сейчас поездки в глубь территории Кеплиан стали реже, однако всякий раз, когда это происходило, Элири не забывала о молодом человеке, похожем на Маурин. Серые следили за ней, но после нескольких весьма губительных для себя стычек пришли к выводу, что лучше держаться подальше — пока их не наберётся достаточно большая стая, которая сможет её одолеть. Что и произошло однажды ярким весенним утром, когда даже в горах вокруг каньона не осталось никаких признаков зимы. Они погнались за Элири и Тарной, но лошадь была в отличной форме, не обременена тяжёлой поклажей, и Элири легко ушла от погони. Могучей кобыле Кеплиан это и вовсе далось безо всякого труда.
      Оторвавшись от Серых на значительное расстояние, Элири со смехом остановила лошадь.
      — По-моему, мы предоставили им отличную возможность пробежаться. Надеюсь, они выглядели не слишком разочарованными?
      Кобыла весело заржала в ответ, однако тут же рассудительность взяла в ней верх:
      «Названая сестра, ты, похоже, не заметила, что этой весной кое-что изменилось. Они снова стали преследовать нас, а ведь ещё осенью отворачивались, когда мы скакали мимо. Похоже, охота возобновилась».
      — Так ведь сколько их сейчас было, — возразила девушка.
      «Они понимают, что им ни за что не догнать нас, и всё же не оставляют своих попыток. Что-то происходит; Серые не охотятся, если знают, что им ничего не перепадёт».
      Элири усмехнулась:
      — По-твоему, мы — это «ничего»?
      «Нет, конечно, но только если можно поймать нас. Однако они столько раз терпели неудачу, что оставили свои попытки. И вот теперь снова взялись за старое. Почему? » — Японимаю, что ты имеешь в виду.
      Элири с задумчивым видом сидела на лошади. Это и в самом деле странно. На протяжении большей части прошедшего года эти жуткие вервольфы, казалось, просто не замечали их. Может быть, Тарна и права. Что-то происходит. Но что? И почему? Внезапно на неё словно нахлынуло озарение. Ромар! Маурин сказала, что он уехал прошлой весной, а вернуться должен был тем же летом. Может быть, Серые сумели поймать и каким-то образом использовать его? Но разве они понимают под «пользой» что-нибудь другое, кроме одного — сожрать свою добычу? Может быть, у них есть и такой вид «развлечения», как пытки, мрачно подумала Элири? Лошадь перестала щипать траву и насторожённо вскинула голову. Элири подобрала поводья.
      — Мне кажется, нам лучше и в самом деле уехать.
      Кобыла кивнула — и замерла. Ветер, изменив направление, принёс новый запах. Они обменялись удивлёнными взглядами. Стая все ещё преследовала их! Элири поскакала к реке. Злобные твари хотят с ними расправиться? Вот пусть и уткнутся носами в бегущую воду. Может, это охладит их пыл.
      Однако вода в реке так сильно поднялась — скорее всего, из-за прошедшего недавно дождя, — что пересекать её казалось небезопасным. Девушка решительно поскакала по берегу к верховьям, к тому месту, где из реки ответвлялся ручей, впадающий в озеро. Здесь вода тоже поднялась, но подруги всё же рискнули перебраться на другой берег. Остановившись там, чтобы передохнуть, они услышали вой и рычание разочарованной стаи.
      — Давай убираться отсюда поскорее, названая сестра. У меня скверное ощущение, что, если мы задержимся тут и эти твари будут видеть нас, они могут решиться на какую-нибудь глупость.
      Однако кобыла, похоже, её опасений не разделяла: «А что они в состоянии сделать? Стоит им попытаться пересечь ручей, и они погибнут».
      — А если до них дойдёт, что где-то этот ручей всё-таки кончается?
      Тарна явно сильно удивилась, а может быть, и испугалась. Правда, ручей кончается, впадая в озеро, а это довольно далеко отсюда, но что, в самом деле, может помешать стае обежать озеро и продолжить охоту?
      «Им пришлось бы бежать не один день… »
      — Да, но ты же знаешь — когда ими владеет охотничий азарт, они забывают обо всём. По дороге перехватят что-нибудь, а на той стороне озера живут люди — чем плохая добыча?
      Кобыла кивнула. Плохо, что обитателям тех мест неизвестно о том, какая опасность им угрожает.
      Во время этого разговора подруги не стояли на месте, быстро удаляясь от ручья. Теперь они смолкли, слышен был лишь тупой стук копыт по каменистой тропе. Обе вспоминали события прошедшего дня. Уже почти не оставалось сомнений, что в этих краях что-то снова зашевелилось. Тарна была полна тревожных предчувствий; очень может быть, её названая сестра сочтёт нужным сунуть свой нос в эти дела, с чем бы они ни были связаны. Ведь Элири прекрасно владела не только луком, но и даром, и силой. Может быть, имеет смысл надоумить её попробовать сначала другие способы.
      Элири внимательно выслушала Тарну. В последнее время золотистое сияние в конце каньона почти перестало её интересовать. Это место было запретно для входа. Прежде она изредка подходила поближе, в надежде, что её заметят и пригласят, но этою так ни разу и не произошло. О том, чтобы нарушить запрет, не могло быть и речи; об этом предостерегал её не только оживший кулон, который привёл их в каньон, но и простой здравый смысл. У Элири и без того хватало забот, постепенно оттеснивших мысль о золотистом тумане в глубину сознания.
      — Нас все ещё не допускают туда, — запротестовала она.
      «Как давно ты пыталась в последний раз? »
      Это был вопрос. Элири мысленно вернулась назад. С тех пор прошли месяцы, много месяцев. Это было… Она сосчитала на пальцах… Да, это было в начале прошлого лета. Ну, можно, конечно, попытаться снова. Вреда от этого не будет, если вести себя вежливо. По крайней мере, она на это надеялась.
      Сказано — сделано, но отчётливое ощущение запертой двери не исчезло. Что бы ни находилось внутри тумана, пока, во всяком случае, оно не выражало желания встретиться с ней. Элири медленно побрела прочь. Интересно, настанет ли день, когда ей будет позволено войти? Может быть, нужно как-то заслужить эту привилегию? Её разобрал смех. Да ладно, не хотят — не надо. Она не так уж туда и рвалась; просто было любопытно.
      Тарна ждала её в глубине каньона. И, конечно, тут же заметила умышленно безразличный вид, который попыталась напустить на себя Элири. Похоже, вход в глубину тумана для них все ещё закрыт, а её названая сестра, вместо того, чтобы настойчиво повторять свои попытки снова и снова, просто развернулась и ушла. Не сказав ни слова, кобыла снова принялась щипать траву.
      Элири заметила, что у Тарны изменилось настроение, и, подумав, поняла, почему. Ей стало ужасно неприятно, почти больно. Круто развернувшись, девушка вернулась к туману. Остановилась, пытаясь мысленно сформулировать то, о чём собиралась сообщить. Необычное поведение Серых, породившее подозрение, что внизу, на равнинах, происходит что-то скверное. Ощущение надвигающейся грозы, не в смысле ветра и неба, а в смысле силы и опасности. Сосредоточившись на этих образах и мыслях, она сделала то, что, как ей казалось, было равносильно стуку в дверь, преграждавшую доступ в туман.
      И тут же ощутила ответный импульс. Там, внутри, зашевелилось таинственное нечто, явно заинтересовавшись её сообщением. Возникло чувство, как будто «оно» спрашивает: что именно произошло?
      На этот раз она постаралась воссоздать в уме полную картину случившегося, включая детали местности. Как они с Тарной были поражены той настойчивостью, с которой Серые преследовали их. Как потом поскакали к ручью, надеясь, что бегущая вода остановит стаю. Как у них с Тарной возникло чувство, что даже после этого нужно как можно быстрее убираться оттуда — обе почти физически ощущали, что стая готова на все, лишь бы не упустить их. Как ей пришло в голову, что Серые могут решиться обежать озеро, не побоявшись проникнуть на неизвестную территорию. Какой страх охватил её при этой мысли — в том числе и за друзей, которые жили на другой стороне озера и теперь подвергались опасности.
      Возникло ощущение, будто в сознании Элири распахнулось окно, через которое «нечто» получило доступ в глубь него. Вспышка интереса, сосредоточенного на кобыле Кеплиан. Они подружились? Да, и что в этом плохого, резко отреагировала Элири?
      Взрыв радости. Напротив. Туман — или то, что находилось внутри него — был явно доволен. Элири ужасно удивилась и мысленно спросила: почему? В ответ возникло чувство двойного прикосновения, как будто она контактировала не с одним существом, а с двумя. Мужчиной и женщиной. Создалось впечатление, что в одном смысле они были людьми, а в другом — более чем людьми. Тогда кто же вы — адепты, спросила она? В ответ прикосновение исчезло. Вернулся образ запертой двери. Элири отступила, глядя на туман, который колыхался, свиваясь кольцами.
      Девушка заторопилась к Тарне, чтобы рассказать о том, что произошло. Когда она закончила, они изумлённо уставились друг на друга. Потом, не сказав ни единого слова, кобыла принялась снова щипать траву. Следовало все хорошенько обдумать, а лучше всего это ей удавалось, когда она как бы пережёвывала мысли вместе с травой. У Элири осталось двойственное ощущение от того, что пришлось пережить. В каком-то смысле ей было даже неприятно, что эти существа так бесцеремонно вторглись в её разум. Конечно, никакого вреда от этого не было, обиженно думала она, но они могли, по крайней мере, спросить разрешения. Ведь, в конце концов, она даже не принадлежала этому миру. Эта мысль заставила Элири оторопеть. Она не принадлежала этому миру? Миру, который дал ей возможность быть самой собой; подарил дом и друзей? Где она чувствовала себя воином, что было бы невозможно в том мире, откуда она сбежала?
      Да, сбежала — сюда. Добровольно отправилась путём, проложенным Идущими Впереди. Внезапно на неё нахлынула ужасная тоска по Фару Трейвелеру и их общему дому, но это длилось всего мгновенье. Прадед ушёл, а их маленький дом больше не был её домом. Даже если бы она смогла вернуться, все уже стало бы совершенно другим. Тарна и Хилан не смогли бы отправиться вместе с ней; в её мире им пришлось бы несладко. Она машинально погладила нож. Да, вот что главное — там она не смогла бы вести жизнь воина. Одного этого было достаточно, чтобы посмотреть правде б глаза.
      В этом мире, где Элири оказалась по собственной воле, вряд ли можно было назвать жизнь лёгкой. Чтобы выжить, чтобы не умереть с голоду и иметь всё необходимое, ей приходилось сражаться и охотиться. Всё, чем она владела, было добыто ценой собственных усилий.
      Девушка глубоко вдохнула весенний воздух. И зашагала к дому. Ведь это был её дом, её единственный дом — и он принадлежал ей, потому что она его нашла, она им пользовалась. Решение созрело внезапно, по окончательно и бесповоротно. Всё это время она во многих отношениях жила так, как будто её пребывание здесь было явлением временным. Теперь она осознала — и это вызвало взрыв бурной радости, — что здесь её дом, её прибежище, её мир. И она ничего никому не отдаст без боя. В том числе, мысленно добавила она с внезапно вспыхнувшей яростью, Серым или их хозяевам.
      Элири ворвалась внутрь и начала перетряхивать и вывешивать для просушки заплесневелые за зиму меха. Отнесла все постельное бельё к ручью и выстирала его в каменном резервуаре, установленном там специально для этих целей. И впервые обратила внимание на то, насколько искусно был сделан этот резервуар: кто бы ни обитал здесь, он явно предпочитал жить с удобствами. Бегом вернувшись в дом, Элири добавила к груде белья и свою одежду.
      Выстирав вещи, она разложила их на траве для просушки и вернулась в дом. Всё это время девушка пользовалась, практически, лишь большим залом. Когда бывало очень холодно или сыро, вместе с ней в нём укрывались многие из Кеплиан. Ей никогда даже в голову не приходило осмотреть верхние комнаты.
      Внезапно ей вспомнился один из разговоров с Фаром Трейвелером — о том, что нехорошо поселяться в доме, где умерли его прежние владельцы. Она усмехнулась. Кто знает, где умерли владельцы этого дома? Не исключено, что вовсе и не здесь, а где-то далеко отсюда. И кто знает, умерли ли они вообще? Может быть, именно они сейчас скрываются в глубине тумана. Элири поднялась по каменным ступенькам узкой винтовой лестницы. Похоже, те, кто строил дом, допускали возможность нападения. Лестница не имела перил, но по ней можно было идти, ни за что не держась, и, значит, защитник имел возможность держать в руках меч или другое оружие.
      Лестница вывела Элири в узкий коридор. Он, должно быть, тянулся через все здание, проходя над центром расположенного внизу зала.
      Если когда-то здесь и была деревянная мебель, от неё ничего не осталось, но в некоторых комнатах сохранились каменные столы. Во всех спальнях были установлены камины. Две большие ниши, выложенные камнем, прежде, возможно, служили бельевыми шкафами. Элири бродила по комнатам, время от времени постукивая по стенам. У Кинана было маленькое потайное местечко для драгоценностей — может, и здесь есть что-то в этом роде? Дойдя до конца коридора, она, к своему удивлению, обнаружила ещё одну лестницу, тоже ведущую вниз. Попыталась сориентироваться. Странно. С нижнего этажа никакой второй лестницы не было видно.
      Она начала спускаться — внимательно оглядываясь, навострив уши, держа руку на рукоятке ножа. Вниз, вниз — лестница казалась бесконечной. Теперь Элири уже явно находилась ниже уровня земли. Она взглянула вверх и внезапно все поняла. Скорее всего, когда-то каменный пол был несколько длиннее за счёт деревянного настила, уложенного вровень с ним, в котором был сделан потайной люк, ведущий на лестницу. Стало почти совсем темно, Элири начала спотыкаться и решила вернуться, чтобы поискать что-нибудь для освещения. Быстро взбежав по ступеням, девушка нашла ветки, заготовленные ещё прошлым летом для подобных целей. Совсем сухие, они, конечно, будут прекрасно гореть. Она взяла столько, сколько могла унести в одной руке. Интересно, этого хватит?
      Элири снова начала торопливо спускаться и зажгла ветку, когда стало совсем темно. Света от неё было немного, но, главное, ступени девушка различала. В самом низу она наткнулась на дверь. Каменная, но очень хорошо подогнанная; один сильный толчок, и она распахнулась. Элири изумлённо огляделась. Её взору предстало обширное пространство каменного пола.
      Казалось, здесь не было ничего, кроме пола, дальний конец которого утопал во тьме. Позже надо будет осмотреть тут все с хорошим факелом, подумала Элири и двинулась вперёд, высоко подняв горящую ветку. Каменный пол, стены из массивных каменных блоков. И все, даже никакого другого выхода. Бессмыслица какая-то. Зачем ещё могло понадобиться строить это помещение внизу, если не для того, чтобы тут прятаться? Или, может быть, это была всего лишь кладовая? Ветка уже почти догорела, пришлось зажечь новую. Девушка обошла комнату по периметру и пришла к выводу, что она примерно такого же размера, что и зал наверху. Потом её взгляд упал на ржавый металлический предмет на полу. Кинжал. Вокруг него валялись металлические заклёпки — наверно, всё, что осталось от кожаных ножен. Интересно, кинжал случайно обронили во время бегства или… Она подошла к глухой каменной стене. Кинан научил её нескольким заклинаниям, которые употреблялись как команды. Очень может быть, обитатели этого дома использовали не только обычные замки.
      Повернувшись лицом к стене, Элири отчётливо и громко произнесла команду:
      — Эшлин!
      Послышался мягкий скрип, и стена открылась.
      Защищённое от всепожирающего времени, за стеной висело оружие. Много оружия, хотя то там, то здесь виднелись пустые места. Как будто кто-то, торопясь, хватал то, что подворачивалось под руку. Чего тут только не было! Луки, колчаны со стрелами, мечи, кинжалы, даже точильные камни — всё, что душа пожелает. Девушка улыбнулась. Неплохо получилось. Интересно, сработает ли заклинание и в других местах? Она вернулась в большой зал и сделала два больших шага в сторону от открытого проёма.
      — Эшлин!
      Никакой реакции. Снова несколько шагов в сторону — и снова то же самое. Однако при третьей попытке стена опять ожила.
      На этот раз за ней обнаружилась броня. Броня из прекрасного металла, поблёскивающая от масла, которым она была смазана. Элири приподняла край и восхитилась работой. Лёгкое звяканье, которое броня издавала, напомнило ей… Нет, это не броня. Маурин употребляла другое слово — кольчуга. Эта кольчуга, несомненно, была изготовлена мастером своего дела. Чувствовалось, что она тяжёлая, но в то же время мягкая, точно бархат. Внутри одной кольчужной рубашки находилась вторая, меньшего размера. И, главное, точно её размер, как будто давно живший кузнец выковал эту кольчугу специально для Элири. Надев её, девушка удивилась: сейчас кольчуга показалась ей не такой уж и тяжёлой. Она зажгла последнюю ветку — хватит, чтобы выбраться отсюда. Проходя мимо проёмов в стене, Элири произносила запирающее заклинание. Каменные плиты с щелчком встали на место. Надо будет непременно вернуться сюда, наверняка здесь можно ещё что-нибудь обнаружить. Она торопливо поднималась по ступеням — ветка уже почти совсем догорела. Девушку разбирало любопытство — может, команды сработают и в спальнях тоже? Есть ли тут ещё тайники? Было бы очень интересно их осмотреть.
      Вскоре выяснилось, что есть. Команды, которым научила её Маурин, открыли в нескольких комнатах то, что, наверно, служило прежним хозяевам платяными шкафами. Элири поражённо рассматривала одежду из шёлка и бархата, представшую её взору. Судя по размерам и некоторым другим признакам, в этом доме когда-то жили мужчина и женщина, у которых были маленькие дети.
      Весь остаток дня она бегала от стены к стене в верхней части дома и пробовала свои команды. Обнаружилась даже кухня, а в ней буфет с горшками, мисками, глиняной посудой и множеством других полезных предметов. Когда Элири, в конце концов, отправилась спать, голова у неё шла крутом от восхищения. Прежде она была нищей, живущей в чужом доме, а теперь впервые почувствовала себя здесь полноправной хозяйкой. Было такое чувство, точно дом сам впустил её внутрь. На следующий день рано утром девушка снова спустилась по лестнице, но уже с факелами. Обошла вдоль стен, пробуя все известные ей команды. Одна открыла маленькую дверь в конюшню, о существовании которой Элири даже не подозревала. К полудню она почувствовала, что выдохлась, и спустилась в большой зал, прихватив обгоревший прут и большой кусок белой коры. Пытаясь нарисовать план дома, она удивлялась сама себе. Почему ей понадобилось столько времени перед тем, как начать тут все обследовать? Наверно, потому, что она чувствовала себя… захватчицей, что ли? Казалось, что, оставаясь в одном лишь зале, она не вызовет гнев тех, кто прежде владел этим домом.
      В каком-то смысле было ясно, что именно ею руководило. Затерянный в горах каньон, руны, странный туман. Элири всё время не покидало ощущение, что надо быть предельно осторожной и ни в коем случае не злоупотреблять гостеприимством, чтобы их всех попросту не выгнали вон. Но постепенно, по мере того как шло время, начало возникать ощущение, будто здесь ей рады. Как будто теперь её узнали, признали и приняли. Теперь этот дом принадлежал ей: она примет его дары, его приют и то спокойствие, которое обеспечивали прочные стены и руны у входа.
      На протяжении последующих недель девушка деятельно осваивала своё вновь обретённое жилище. Ночевала она теперь в одной из спален наверху, которая, должно быть, прежде принадлежала хозяину или хозяйке. Кухня сияла начищенными горшками и мисками, висящими на стенах. Найдя в одном из шкафов тяжёлые гобелены, Элири с большим трудом и проклятиями вытащила и развесила их. Обнаружилось удивительное обстоятельство — похоже, шкафы каким-то образом защищали то, что в них хранилось. Мясо, к примеру, если его положить внутрь шкафа, неделями не утрачивало своей свежести. Методом проб и ошибок Элири выяснила, что чем чаще она открывала этот шкаф, тем быстрее портилось мясо. Колдовство? Скорее всего. То, что находилось внутри, было неподвластно воздействию времени. Прекрасно. Выделив среди шкафов один, она положила в него продукты, в которых не нуждалась каждодневно, уверенная, что они не испортятся даже во время летней жары.
      Кеплиан, конечно, в её занятиях участия не принимали. Делать им, в общем-то, было нечего, и Хилан повадился совершать прогулки в те края, где когда-то жила его мать. Оттуда он возвращался с ворохом новостей, которые собирал по крупицам, беседуя с сородичами. В последний раз Тарна составила ему компанию и, вернувшись, тут же отправилась на поиски Элири.
      «Названая сестра, есть новости, и мне они не нравятся» .
      Элири стояла, поглаживая мягкий нос кобылы. Она не торопила Тарну; та продолжит, когда сочтёт нужным.
      «В самом центре наших мест поднимается старая тень. Зло снова устроило себе берлогу в Тёмной Башне. Мой народ боится его, но повинуется, потому что не в силах противиться его приказу. Возможно, в этом и состоит причина, почему Серые охотились на нас так упорно, как никогда прежде. Кеплиан тоже сейчас страдают от них гораздо сильнее, чем раньше».
      Кеплиан всегда было не так уж много; расплата за то, что жеребцы запросто убивали жеребят-сирот, а кобылы отказывались помогать беспомощным. Теперь Тарна и Хилан рассказывали, как Серые, действуя сообща, утаскивают жеребят и ослабленных родами кобыл почти прямо из-под носа жеребцов. Более того — они ухитрялись справляться даже с молодыми одинокими жеребцами. «Серые обезумели — убивают и убивают без конца. Если так будет продолжаться, наши края опустеют. — Хилан со свистом втянул воздух. — Они даже нападают на расти, хотя сами при этом теряют вдвое. Расти не те, с кем можно шутки шутить. Многие гибнут — с обеих сторон».
      Элири улыбнулась:
      — Недаром говорится — когда Зло погибает, Добру от этого только польза. Будем надеяться, что в конце концов они перережут друг друга.
      «Вряд ли, — тут же ответил жеребец. — В наших краях говорят — тот, кто обитает в Башне, очень сердится и на тех, и на других. Он приказал им прекратить, а иначе обещал наказать обе стороны».
      — Ничего из этого не получится. Расти никакие угрозы не волнуют. Если Серые будут нападать, они просто так не отступят.
      Тарна кивнула:
      «Это верно, но Серых-то эти угрозы волнуют. Они боятся того, кто в Тёмной Башне, и без разрешения снова нападать на расти не станут. Боюсь, как бы твои друзья не стали следующей жертвой. Ходят слухи, что собирается большая стая и что они хотят отправиться на охоту куда-то далеко, к самой границе своей территории» .
      Элири пристально вглядывалась вдаль. Решение созрело внезапно и, казалось, само собой: нужно немедленно отправиться к озеру и рассказать об опасности тем, кто живёт в замке.
      «Правильно, названая сестра. Но будь осторожна».
      Однако уговаривать Элири делать это необходимости не было — она и сама все понимала. Оседлав свою крепкую лошадку, она ускакала, унося в сердце прощальную нежность Кеплиан. Руны вспыхнули при её приближении. Движимая внезапным порывом, девушка наклонилась и провела пальцами по знакам охраны. И тут же в уме вспыхнуло слово — точно подаренное ей. Она пока не знала, как произнести его вслух, но оно прочно запало ей в память. По дороге Элири думала о рунах. Судя по тому, что она знала об этой стране, дар силы был здесь явлением распространённым. Даже тех, кто владел небольшим даром, учили правильно использовать его. Все дома, замки, крепости были защищены,в особенности сильно — Долина Зелёного Безмолвия. Это была врождённая способность, присущая всем здешним людям.
      Потом её мысли вернулись к Серым, Мерзкие твари. Они и Кеплиан враждовали с незапамятных времён. Похоже, всякие попытки контролировать или лишить их силы лишь подталкивали Серых к безумию. Башня, возможно, и в самом деле требует, чтобы они прекратили сражаться; её обитатель, скорее всего, не хочет, чтобы его и без того скудные живые ресурсы расходовались впустую в бессмысленных сражениях между его же сторонниками. Однако вряд ли он тут многого добьётся, думала Элири. Ну и прекрасно. Друзья всегда выигрывают, когда гибнут враги, как любил повторять Фар Трейвелер. Если Серые и дальше будут досаждать расти, это окажется только полезно.
      Она вздрогнула, вспомнив расти. Так им и надо! Ей они казались похожими на ласок — ласок трёх футов в длину, с прекрасным мехом. И, подобно ласкам в разгар трудной зимы, расти охотились стаями. Ума как такового у них не было, но они обладали своего рода звериной хитростью. Если их территория подвергалась нападению, расти, казалось, меньше всего волновало, сколько их погибнет, защищая её; важно было одно — прогнать нападающих. Мёртвых сжирали, и своих, и чужих. Бр-р-р… Снова вздрогнув, девушка постаралась ВЫКИНУТЬ ЭТИ МЫСЛИ ИЗ ГОЛОВЫ.
      Она скакала все дальше и дальше — вниз по течению ручья и вдоль озера. Во время ночёвки ей приснился сон, чего не случалось уже многие месяцы. Темноволосый Мужчина, который смотрел на неё с тоской и надеждой. Он был заметно старше юноши, изображённого на портрете, но Элири узнала его. Ромар, брат-близнец Маурин. Его лицо было искажено от усилий дотянуться до неё, сказать что-то, возможно, предостеречь.
      Потом прямо на глазах напряжение покинуло его, лицо молодого человека расслабилось. Во сне она наклонилась вперёд, внимательно вглядываясь. Ромар выглядел худым и бледным — как человек, слишком долго не выходивший на воздух. Но в линиях твёрдо сжатых губ все ещё ощущалась решимость. Он протянул руку к её шее, к шнурку, на котором висел кулон Кеплиан. Что ему надо? Элири напряглась и окала кулон в руке, ощущая исходящее от него тепло.
      За спиной Ромара можно было разглядеть окно, за ним — бескрайнее голубое небо, а вокруг молодого человека — каменные стены. Он сидел в большом резном кресле, привязанный к нему кожаными ремнями. И всё же не только эти путы удерживали его. Кресло было окружено нарисованным на полу меловым кругом и рунами, начертанными вдоль него. Их ближняя к Ромару сторона пылала красным, а за пределами круга дымилась черным. Элири затрепетала. Никакой ошибки: Ромара захватило Зло, которое использовало его. В серо-зелёных глазах явственно проступило отчаяние. Руны засияли ярче, окутав его дымом, запах которого она ощутила даже во сне — запах опасной и грозной силы.
      Девушка отшатнулась. Видение начало блекнуть, но при этом точка обзора медленно переместилась. Теперь Элири как будто с высоты птичьего полёта смотрела на расположенную внизу башню. Все подтверждалось. Вот она — Тёмная Башня, находящаяся в самом сердце территории Кеплиан.
      Поднявшись на рассвете, Элири поскакала дальше, снова и снова прокручивая в уме свой сон. Её мучил вопрос — стоит ли рассказывать об увиденном Маурин? Эта женщина наверняка будет настаивать на том, чтобы немедленно атаковать Башню. Однако Элири чувствовала, что ничего хорошего из этого не выйдет, что здесь нельзя действовать в лоб. Нужно проявить хитрость. Напасть, да, но не открыто, как воины, а потихоньку, словно воры в ночи. Хотя почему — не как воины? Воины того народа, из которого она была родом, высоко ценили подобные военные хитрости.
      Лицо девушки на мгновение исказила опасная улыбки Она сделает то, ради чего сейчас скачет в замок, — расскажет его обитателям о том, что её друзья разузнали в землях Кеплиан. А остальное пока останется при ней. Важно, чтобы замок охраняли как можно лучше. Что же касается Джеррани… Да, решила Элири, ему она тоже не расскажет о своём сне. Он нежно любил Маурин — нежно и настолько сильно, что вряд ли смог бы скрыть что-то от неё. Можно не сомневаться, Маурин сумеет преодолеть все линии его обороны и добраться до секрета, даже если он попытается о нём умолчать. Выковыряет его, точно тюлень морскую улитку из раковины.
      На дорогу до замка у Элири ушло два дня. Друзья встретили её на мосту, Маурин со счастливым смехом бросилась навстречу. — Ох, как же хорошо, что ты снова здесь! Как твои дела? Охота была удачной? Ты устала?
      Джеррани взял поводья утомлённой лошади.
      — Я распоряжусь, чтобы о ней позаботились. Иди с Маурин, пока она не испепелила тебя своими вопросами. — Он легко прикоснулся к плечу жены. — Хотя я, конечно, полностью с ней согласен. Мы и в самом деле рады, что ты снова здесь. Оставь сумку, я отнесу её в дом.
      Маурин потянула Элири за рукав и сразу же поняла, какова природа твёрдого материала под её пальцами.
      — Зачем это? — Она отогнула наружную ткань. — Кольчуга, ты надела кольчугу? Как хорошо сделана! Откуда она? Ты торгуешь не только с нами? С кем…
      Элири вскинула руку, чтобы остановить поток восклицаний, и мягко рассмеялась:
      — Хватит, хватит! Можно, я сначала отвечу на уже заданные вопросы? Что касается кольчуги, я её нашла, не купила, но её историю я расскажу как-нибудь в другой раз. Охота и в самом деле была удачной. И да, я устала и голодна. У меня нет никаких новостей о Ромаре, но зато есть новости, которые могут касаться вас и этого замка. Покорми меня, и я расскажу их вам с Джеррани. Отчасти именно они заставили меня приехать сюда.
      Джеррани отнёсся к её словам со всей серьёзностью.
      — Я обо всём позабочусь. Вообще-то мы всегда наготове, но есть много мелочей, которые позволят лучше подготовиться к осаде или атаке. — Его лицо приняло задумчивое, серьёзное выражение. — Ты привезла что-нибудь на продажу?
      — Да, но на этот раз ничего роскошного, — ответила Элири. — Просто хорошая оленья кожа, сухожилия, ну и, конечно, подарки для тебя и Маурин. — Она потянулась к сумке. — Только не спрашивайте меня, откуда они. Считайте, что это дар Света.
      Она развернула первый свёрток. В нём была ещё одна кольчужная рубашка, как раз по размеру Маурин, Глаза молодой женщины восхищённо распахнулись, когда она прикоснулась к ней пальцами. Во втором свёртке оказалось полдюжины мечей для Джеррани. Безо всяких украшений, но прекрасной работы. Он взял один, крепко стиснул рукоятку, сделал выпад, другой. И сказал тоном человека, дающего обет:
      — Мы не будем ни о чём тебя расспрашивать. Дар Света, этого достаточно. — Он сурово посмотрел на жену — дескать, что же ты молчишь? Но Маурин не разжимала губ. — Мы используем их против Зла, чтобы защитить Добро.
      Всю оставшуюся часть визита Элири Джеррани вёл себя более сдержанно, чем обычно. Когда она ускакала, он проводил взглядом всадницу, которая огибала край озера, постепенно исчезая из виду. Потом вернулся в замок, позвал доверенного воина и вручил ему письмо.
      — Отдашь это госпоже Долины Зелёного Безмолвия и никому другому.
      Стоя у ворот замка, Джеррани слушал, как затихает вдали глухой стук копыт по мягкой траве. Потом спустился в арсенал, а оттуда — проверить запасы провианта.
      В его семье мало кто владел даром, однако сейчас он ощущал озноб, точно перед надвигающейся бурей. Предостережение Элири, несомненно, имело под собой основания. Он не сказал об этом ни жене, ни их гостье, но человек, который охотился для обитателей замка, забрёл дальше, чем обычно, и видел Серых. Джеррани почувствовал также, что Элири рассказала им не обо всём. Может быть, не была уверена, что какие-то её сведения верны? Конечно, она промолчала не по злому умыслу.
      Проходя мимо смотровых окон башни, он бросал взгляд на местность вокруг замка. Эта земля была прекрасна: он мечтал провести здесь всю свою жизнь, увидеть, как подрастают дети. Кто знает? Может быть, вместо этого ему придётся раньше времени лечь в эту землю. А что будет с Маурин? Пытаться отослать её в безопасное место бесполезно, она всё равно не уедет.
      Он остановился, устремив взгляд вдаль, туда, где у самого горизонта уходили в небо слегка подёрнутые голубой дымкой горы. Зачем они с Маурин пришли сюда? Чтобы построить дом, создать семью, основать род. Значит, здесь они и останутся — на жизнь или на смерть. Хорошо, если Долина сможет послать помощь; если же нет, они будут сражаться в одиночку. В солнечном свете на дальнем берегу озера что-то мелькнуло. Нет, не в одиночку. Это сражение и Элири тоже.
      Джеррани вздохнул. Как ему сейчас недоставало Ромара! Надёжный друг, правая рука Джеррани — он, несомненно, встал бы с ними плечом к плечу.
      Тяжело ступая, хозяин замка отошёл от окна. Никто из тех, кто принадлежал его прошлой жизни, не станет беспокоиться о нём. Матери не было до него никакого дела с тех самых пор, как она снова вышла замуж. Все его друзья и любимые здесь. Кроме… Да, кроме одного. Каждой клеточкой своего существа Джеррани тосковал по Ромару, верному другу, брату по мечу.
      Потом оказалось, что он стоит у себя в спальне и снова смотрит в окно. Как далеко отсюда до Долины Зелёного Безмолвия! Джеррани снова вздохнул. Уединённое и опасное место он выбрал для жизни, но до сих пор Серые тут не появлялись. Их активность — явный признак того, что силы Тьмы растут, а вместе с ними и опасность для всех, кто принадлежит Свету.
      Много лет назад другой слуга Тьмы, обитавший в этом замке, попытался подчинить себе разум и сердце прекрасной колдуньи — дочери Саймона Трегарта. В конце концов, её освободили, и Зло обернулось против него самого. Но, хотя с тех пор прошло немало лет, оно не умерло; замок оставался местом, которое, казалось, притягивало к себе мелких тварей, принадлежащих Тьме, вызывая у них ощущение, что, придя сюда, они станут сильнее. Жаль, что нельзя было уничтожить его полностью, так, чтобы никаким силам Тьмы сюда доступа не было. Когда-то Джеррани попытался выяснить, нельзя ли сделать это; но сама Духаун объяснила ему, что нет, невозможно. В какой-то степени здесь играли роль вещи силы. Он не понял и половины её объяснений, но одно не вызывало сомнений: она была права. Это нельзя было сделать, не подвергая опасности саму здешнюю землю.
      Далеко внизу рядом с озером на мгновение что-то вспыхнуло — это солнечный свет отразился от металлической оправы уздечки, когда Элири огибала изгиб ручья. Она тоже вспоминала — лицо с резкими чертами, исказившееся от усилий сказать что-то, и серо-зелёные глаза, умоляющие о помощи. За последние несколько дней ей пришлось многое передумать. Скоро, очень скоро воину предстояло отправиться в поход. Однако перед её внутренним взором возникало лицо не только Ромара. Она видела и всех остальных — Маурин и Джеррани, Тарну, Хилана и других своих друзей Кеплиан. Слишком много невинных, которым, возможно, уготована роль жертв. Если ей придётся нанести на лицо боевую раскраску и дать клятву, что она будет бороться до конца, до тех пор, пока все её противники — или она сама — не падут мёртвыми, тогда да будет так. В какой-то момент Элири поняла, что негромко напевает с закрытым ртом. Что это? Ах, да! Песнь смерти Фара Трейвелера. Девушка улыбнулась. Ну, что же! Она готова.

      Неделя проходила за неделей, и все как будто успокоилось снова, но ни в замке, ни в каньоне это никого в заблуждение не вводило. Серые появлялись все чаще, каждый раз все дальше от своей собственной территории, и это приводило к тому, что ощущение надвигающейся опасности нарастало. Время от времени Элири охотилась на них. Притаившись в засаде, с луком наготове, девушка терпеливо ждала, отпуская лошадь попастись неподалёку. Её стрелы, которые убивали снова и снова, заставляли Серых держаться подальше от предгорий.
      Хилан внёс свою лепту в то, чтобы другие жеребцы-Кеплиан насторожились. Дважды он сражался с ними — и победил. Теперь он знал, как скверно они обращались с жеребятами и кобылами, и понимал, почему его любящая мать сбежала от своих соплеменников. Честь и слава её названой сестре — это она защитила их. Хилан в высшей степени почтительно относился к этой женщине, когда был совсем маленьким; став старше, он всегда прислушивался к её мнению. Теперь этот молодой жеребец разговаривал с ней на равных, но признавал тот факт, что она лучше него умела рассчитать все заранее, составить план и предусмотреть последствия. Кроме всего прочего, Хилан, как и его мать, просто любил её.
      Любой жеребец, душой и телом предавшийся Тьме, выглядел могучим и величественным — как может быть могучим и величественным воплощённое Зло. Но стоило увидеть рядом с ним Хилана, как сразу же чувствовалась разница. Хилан был крупнее, контуры его тела казались искуснее вырезанными, и его, точно аура, окружала сила. В каньоне все спасённые Кеплиан подчинялись его воле. Даже другие жеребцы, встречаясь с Хиланом во время его путешествий по землям Кеплиан, предпочитали отступать перед ним. В отличие от них, жеребёнком ему не приходилось сражаться за еду. Его выкормила не мать, иссохшая от постоянного вынашивания детёнышей, которая ради спасения его жизни как можно быстрее прогнала бы его от себя. Он вырос не только прекрасным, но и умным. В нём полностью реализовался потенциал, заложенный в представителях его рода.
      Заметив проходившую мимо Элири, Хилан оторвался от сочной травы и взглянул на девушку.
      «Куда на этот раз?»
      — К реке. Расти снова что-то не поделили с Серыми, — На её губах заиграла зловещая усмешка. — Тем лучше. Мне не обязательно даже убивать их — если я хотя бы раню кого-то, противники прикончат его за меня.
      Хилан оценил её мрачный юмор, но выглядел явно обеспокоенным:
      «Конечно, для нас хорошо, когда враги дерутся. Но будь осторожна. Расти вне себя от злости из-за этих постоянных набегов на их территорию. Не желал бы я встретиться с ними, если бы не был уверен, что в любой момент смогу удрать».
      Тут он прав, не могла не согласиться Элири, — стая расти убивала все живое в радиусе многих футов вокруг места своего расположения. Смертельно опасны были даже раненые; Элири не раз приходилось видеть, как противник, надеясь воспользоваться ситуацией, нападал на них — и погибал.
      Она кивнула:
      — Да, я буду осторожна. А ты приглядывай за порядком здесь, хорошо? Я рассчитываю вернуться в середине дня.
      Она лёгким галопом проскакала мимо рун, которые ожили, как всегда. Хилан проводил её взглядом, прислушиваясь к затихающему стуку копыт. И медленно направился к выходу. При его приближении руны тоже замерцали мягким голубовато-зелёным свечением, которое становилось всё сильнее и источало тепло. Он задумчиво поглядел на них. Он принадлежал Свету, как и все остальные здесь в каньоне, иначе эти знаки охраны и защиты не признали бы их. И всё же Хилану хотелось большего. Для любого, кто не знал его, он принадлежал Тьме — Кеплиан, приверженец Зла. Если бы только в его облике было что-то, позволявшее сразу отличить его от тех, Тёмных Кеплиан! Вздохнув, Хилан вернулся к своей траве.
      Спустя несколько часов к нему подошла мать.
      «Куда отправилась Элири? »
      «К реке, хочет подразнить расти. — Мать не уходила. Более того, он ощущал в её мыслях вопрос. — Она сказала, что вернётся в середине дня. Это время уже прошло. Ты беспокоишься». — Последнее «прозвучало» как утверждение, не как вопрос.
      Тарна кивнула. Оба хорошо знали её названую сестру. Она всегда выполняла свои обещания, и помешать ей могла только очень серьёзная причина. Обоих внезапно пронзило острое чувство страха — а вдруг сейчас как раз такая причина? Поглядев друг на друга, мать и сын бросились вон из каньона и рысью поскакали вниз по каменистой тропе, ведущей к реке. Там никаких признаков Элири они не обнаружили, но запах её лошади трава ещё сохранила. Они поскакали по этому запаху, сменяя друг друга, — один обнюхивал землю, а другой охранял его. Потом Тарна внезапно остановилась.
      «Здесь что-то произошло».
      Без сомнения, лошадь неожиданно испугалась — она отпрыгнула в сторону, отчётливо пробороздив копытами землю. Но что именно заставило её сделать это? Мягкие носы опустились вниз, обнюхивая землю вокруг. Серые! Целая стая, не меньше двух дюжин, все самцы. И они не случайно забрели сюда. Они направлялись куда-то с какой-то вполне определённой целью, — и след вёл к озеру.
      Вот именно — вёл. Поначалу. Теперь он уходил в сторону предгорий, — когда Серые бросились в погоню за лошадью.
      Кеплиан рысью поскакали за ними. Они успеют. Запах был совсем свежий, а Серые наверняка замедлят спой бег, попытавшись загнать Элири в угол.
      Этим утром Элири не ставила себе целью убить как можно больше врагов. Сражалась осторожно, стараясь использовать особенности местности и натравливать противников друг на друга. На протяжении последних двух месяцев ей исключительно везло. Отправляясь на охоту, она забиралась все глубже в местность, ведущую к Тёмной Башне, — гораздо глубже, чем могли предположить её друзья-Кеплиан. Нигде никаких признаков присутствия Ромара она не обнаружила, но чувствовала, что его удерживали в самой Башне или поблизости от неё. Удалось выяснить, что Башня охраняется; уже одно это свидетельствовало в пользу того, что там было что прятать. Снова и снова бродила Элири в окрестностях Башни, пытаясь разобраться в том, как построена её оборона.
      Но этим утром солнце было таким тёплым, а небо таким голубым, что она забыла и о Башне, и о пленнике. Ей предстояло небольшое, но полезное развлечение — прищемить хвост расти, убить одного-двух Серых. Если повезёт, конечно.
      Приблизившись к расти, Элири некоторое время понаблюдала за ними, но сегодня они явно были настороже. Неожиданно вдали, на другой стороне ручья, она заметила какое-то движение. Интересно, что это? Охваченная любопытством, девушка пересекла ручей и поскакала дальше. И тут из высокой травы поднялись Серые. Обезумев от страха, лошадь отпрыгнула и понеслась со всей скоростью, которую позволяли развить сильные ноги.
      Серые бросились наперерез, стараясь оттеснить её от бегущей воды. Охваченная паникой, лошадь уносила Элири все дальше и дальше от ручья.
      Что только девушка не предпринимала, стремясь подчинить её своей воле! Даже попыталась воздействовать на сознание бедного животного, чего никогда прежде не делала. Но положение было отчаянное; бегущая вода — вот единственное, что могло их спасти. Бросив быстрый взгляд за спину, Элири поняла, в какую смертельно опасную переделку попала. Целая стая тварей вприпрыжку мчалась за ними. В конце концов девушке удалось заставить взмокшее от пота животное описать широкую дугу и добраться до реки. Но не тут-то было: на другой стороне поджидали расти; позади приближались Серые. Лошадь бегала быстрее по сравнению с ними, но обладала гораздо меньшей выносливостью. Им и нужно-то было совсем немного: всего лишь держаться между ней и водой. А если у них хватит ума разделиться? По счастью, опьянённые погоней, они не додумались до этого — пока. Мысли бешено вертелись в голове у Элири; она прикидывала, что можно сделать. Рука взметнулась вверх и сжала кулон. Охотники на мгновение застопорили своё движение, и Элири успела-таки вырваться из приближающегося к ней кольца, заставила упирающуюся лошадь войти в воду. После весеннего разлива вода всё ещё стояла высоко, Элири прекрасно понимала лошадь — так же, как и то, что другого выхода у неё нет. Если не считать выходом перспективу быть сожранной Серыми. Девушка буквально швырнула в сознание лошади образы того, как это может произойти, и та поплыла, подгоняемая надвигающимся Сзади кошмаром. Однако впереди их ждал ещё худший кошмар — расти. Стая Серых взвыла от разочарования. Между тем лошадь заметно устала. Она скакала долго и быстро, в панике почти полностью истощив свои силы.
      Едва держась на ногах, лошадь тем не менее продолжала скакать, пытаясь убежать от расти. Наверно, подгоняемая страхом, она так и будет мчаться, пока не свалится замертво. Элири стреляла, поворачиваясь из стороны в сторону и стараясь не свалиться. Все до одной стрелы попадали в цель. Тех, кто был лишь ранен, тут же пожирали свои же товарищи. Это немного замедляло бег стаи, что позволяло вымотанной лошади держаться впереди. Но надолго ли?
      Элири прикинула, сколько у неё осталось стрел, и затрепетала. Если она слезет с лошади, той, возможно, удастся убежать. Если нет, обе погибнут. Будь она уверена, что преследователи хотя бы на время оставят её в покое, если лошадь погибнет — накинутся на свою добычу, дав Элири возможность убежать, — она бы её убила. Любовь к этой маленькой лошадке, с такой готовностью носившей её на себе, не помешала бы девушке пожертвовать ею ради того, чтобы выжить. Мгновенный удар ножом — и та даже не будет страдать.
      Но Элири не питала никаких иллюзий. Даже если она убьёт лошадь, расти сожрут тело за считанные минуты. К тому же, кто-то из них, как обычно, не станет принимать участия в пиршестве и продолжит погоню. Похоже, трапезничали они по очереди. Хватало ума понимать, что иначе другая добыча улизнёт. Тогда какой смысл в этом убийстве? Лошадь в очередной раз споткнулась, её копыта оказались всего лишь в нескольких ярдах от острых зубов, обнажившихся в предвкушении кровавого пира.
      Ладно, выхода нет, решила Элири. Когда расти догонят лошадь, она убьёт её одним ударом и бросится прочь в поисках места, где можно будет хоть немного передохнуть. Что ни говори, большая часть тварей не устоит перед искушением принять участие в пиршестве, что позволит Элири выиграть несколько очков в этой схватке. Хай! Она предстанет перед богами как воин.
      Её губы искривились, приняв выражение, характерное для воина, готового к бою. Пусть подходят — первый, кто доберётся до неё, первым и погибнет. Элири сумела справиться со страхом; вместо него ярость затопила всё её существо. Уровень адреналина резко подскочил, когда она вскинула лук, собираясь пустить в. ход последние стрелы.
      Внезапно со стороны ближайшего холма послышались новые звуки. Чувствительные носы Тарны и Хилана вывели Кеплиан точно туда, куда следовало. Их ноздри оглушали зловоние гибнущих расти, крови, пота и ужаса. Запах же сообщил им о том, насколько выбилась из сил лошадь Элири. И вот преследуемая и те, кто гнался за ней, показались внизу у подножья холма, теперь уже в поле зрения Кеплиан. Им тут же стало ясно, что скакать нужно не по той тропе, которая вывела их сюда, а наперерез — только тогда остаётся шанс успеть.
      Расти нагоняли Элири. Тарна и Хилан по прямой мчались вниз, с каждым прыжком опускаясь все ниже. Преследователи были настолько увлечены погоней, что никому из них даже в голову не приходило поднять взгляд и заметить тех, кого тоже нельзя было сбрасывать со счётов. Теперь Хилан с матерью скакали по тропе, удачно проходившей в нижней части холма. Скорость возросла ещё больше, огромные тела, казалось, летели, неумолимо приближаясь к цели.
      Внезапно расти, наконец, заметили Кеплиан — и бросились к ним. Увидев это, Элири мысленно метнула во врагов сгусток своей боевой ярости, который обрушился на них, точно разящий меч. Кеплиан молниеносно обменялись мыслями и приняли решение. Оно противоречило всему, что они знали, но в данный момент их это мало заботило. Друг, названая сестра погибнет, если не помочь ей. Без сомнения, она сделала бы для них это — и даже больше.
      Копыта яростно цокали, когда Кеплиан покрывали расстояние, оставшееся до девушки. Они издавали мысленные «вопли» предостережения, от волнения скорость передачи заметно возросла по сравнению с обычной. Один последний прыжок, и Тарна оказалась рядом со спотыкающейся лошадью, Хилан — с другой стороны; мощные тела Кеплиан поддерживали её на бегу. Сознание Хилана выплеснуло мысленный приказ, обращённый к Элири. От удивления девушка чуть сама не упала. Он уверен? Да! Тарна слегка приотстала и с остервенением выбросила копыта. Когда вожак расти упал, его товарищи защёлкали зубами, закружились в водовороте, стремясь успеть и урвать кусок, и броситься в погоню снова. Но Кеплиан мчались быстрее любого расти. Лошадь все ещё держалась, не только потому, что чувствовала опору с обеих сторон, но и от ужаса, заставившего её перешагнуть за пределы своей обычной выносливости.
      Сидя верхом на жеребце Кеплиан, Элири, трепеща, уносилась прочь, оставляя позади свою смерть. Она низко пригнулась к холке Хилана, чувствуя, как огромные мышцы перекатываются под ней. Совершенно бессознательно её сознание потянулось к нему в поисках того единения, которое девушка всегда находила с лошадью.
      И оно пришло, сопровождаемое мощным потоком образов и силы. Ощущение было примерно такое, какое мог бы испытать человек, который потянулся к воде и обнаружил, что пьёт вино. Их единение потрясло и Хилана. Для него это было Свет, вспышка которого осветила все закоулки его сознания и открыла то, для чего у него не было слов. Он чувствовал, как Свет пронизывает всё его существо, очищая и исцеляя. Он вспомнил кошмар, который ему пришлось пережить сразу после рождения, и своё непонимание того, зачем те люди причиняли ему боль, не подпускали к матери, и ненависть, которую они вызывали у него. Теперь он понял, что ими руководил страх, возникший от неведения. Ведь для них он принадлежал Тьме, а Тьму следовало уничтожать, как только встретишься с ней.
      Рядом с ним бежала выбившаяся из сил лошадь. Хилан ощущал по отношению к ней только жалость, а ведь прежде он презирал её как бледную копию того величия, которое воплощали собой Кеплиан. Сейчас он сожалел об этом; бедняга, она никогда не испытает того, что сейчас переживал он, не ощутит бегущего через тело потока силы и Света, спаявшего два существа в одно. А он ещё не хотел сажать Элири себе на спину, боялся, что это заставит его почувствовать себя униженным! Хилан вскинул голову и заржал — дикий, первобытный звук прозвучал, точно трубный глас победы. Всадница не связала его — она его освободила; не опустошила, а наполнила. И, пронизанный Светом, теперь он твёрдо знал, что был его созданием.
      Они свернули и понеслись по еле заметной тропе в сторону каньона. Соприкоснувшись с сознанием сына, Тарна испытала бледное эхо того экстаза Света, которым одарила его всадница. Мелькнула грустная мысль — а те, кто нёс на себе Тёмных, тоже испытывали такое наслаждение? Если да, то становилось понятнее, почему они приняли Тьму. Отторгнутые Светом, они предпочли стать больше того, чем могли быть сами по себе. Тарна скакала вслед за сыном, копыта глухо стучали по каменистой тропе. В следующий раз она сама понесёт свою названую сестру и тоже испытает, что это такое — единение со Светом. Но нужно быть великодушной. Эта мысль позабавила её. Да, нужно быть великодушной и позволять Хилану тоже носить на себе всадницу — иногда.
      Когда они добрались до входа в каньон, расти уже остались далеко позади. Руны вспыхнули ярче, чем когда бы то ни было прежде. Они все разгорались и разгорались, пока не стали напоминать факелы, свет которых можно разглядеть даже днём. Голубовато-зелёный оттенок медленно сменился золотистым, пронизанным серебряными жилками — как в нижних слоях тумана. В этом сиянии ощущалась радость и нежность, оно притягивало, но… Сейчас не время, сказала себе Элири. Бедная лошадка так измучилась, пока несла её, выкладываясь изо всех сил. Разве хорошая наездница не бросится первым делом помочь ей прийти в себя, разве оставит лошадь взмыленной, под седлом и сбруей? Девушка спрыгнула с Хилана и прильнула к нему головой. Протянув руку к кобыле, притянула её к себе, и на мгновение все трое слились воедино.
      — Я понимаю, на что ты пошёл ради меня. Тарна взволнованно шевельнулась:
      «Он не сделал ничего такого, чего и я не сделала бы. В следующий раз я понесу тебя. Я — твоя боевая сестра; так будет справедливо».
      Элири почувствовала в этом заявлении еле заметную вопросительную нотку.
      — В следующий раз непременно, названая сестра. Вы оба будете носить меня, когда пожелаете. Кто предпочтёт скакать на лошади, если есть возможность испытать нечто гораздо большее?
      Она чувствовала, что сумела выразить словами то, что испытывали все они. Может быть, Тарна права. Может быть, именно для этого Великие и создали Кеплиан.
      Потом Элири разомкнула их единение.
      — Лошадь… Я должна посмотреть, как она, — объяснила девушка в ответ на мягкий упрёк со стороны Кеплиан.
      Последовало неохотное согласие. В сопровождении Тарны и Хилана она подошла к маленькой лошадке, еле стоящей на ногах от усталости. Пока девушка ухаживала за ней, мать с сыном стояли рядом, сопровождая все происходящее насмешливыми комментариями. В конце концов у Элири возникло чувство, что это немного чересчур — так подшучивать над совершенно выдохшимся животным. Она повернулась к Кеплиан с серьёзным выражением в глазах.
      — Выслушайте меня. Я знаю, что она не Кеплиан. Я знаю, что у неё нет вашего разума — ни способности говорить, ни большого ума, — нет вашей скорости и красоты. Но она всегда выкладывается полностью. Сегодня, спасая меня, она убегала бы, пока не свалилась бы замертво. Она добрая, старательная, честная, и я ценю все это. Что вовсе не означает, будто других моих друзей я ценю меньше. — Девушка замолчала, не сводя с них пристального взгляда и выжидая.
      Последовала долгая пауза. Лошадь отошла и принялась щипать траву. Хилан вскинул голову:
      «Ты права. Ты ценишь её за то, какая она есть, — как ты всегда ценила нас. Мы больше, но… »
      Его мать подхватила:
      «Но никто не отказывается есть мох только потому, что трава сочнее. Оба съедобны и поэтому ценны для того, кто голоден».
      Девушка кивнула:
      — Вот именно. Теперь, как вы считаете, стоит ли рассказать всем остальным о том, что сегодня произошло?
      Кеплиан посовещались, соприкасаясь носами. Потом Тарна подняла на подругу большие глаза:
      «Пусть узнают. Разве нам есть чего стыдиться? Если я понесу на себе свою названую сестру, то лишь потому, что таково наше общее желание, её и моё. — Она вскинула голову, горделиво выгнув шею дугой. — Я ни у кого не собираюсь спрашивать позволения; и уж конечно, этого не станет делать мой сын, который самый главный среди них. Пусть узнают. Нас это не волнует! »
      Элири знала, что надо делать дальше. Она легко вспрыгнула на лоснящуюся спину кобылы и вцепилась в её гриву. Головы всех Кеплиан разом изумлённо поднялись, когда Тарна летящим галопом проскакала через весь каньон. Когда они добрались до тумана, он заволновался; золотистое мерцание, казалось, манило к себе. Сделав круг, кобыла поскакала обратно, туда, где росла трава. Обхватив её за шею, Элири негромко запела древнюю песнь, связывающую всадницу и лошадь воедино. Не понимая языка немунух, Тарна тем не менее прекрасно чувствовала любовь, заботу и нежность, которую несли в себе слова этой песни.
      Два сознания потянулись друг к другу, соприкоснулись, слились — так тесно, как никогда прежде. Это… Это было им предназначено. Только вместе они восторжествуют. Элири почти физически ощущала, как качает кровь огромное сердце Тарны, какую радость кобыла испытывает от быстрого бега своих мощных ног; да что там — она стала кобылой, а кобыла ею.
      Тарна тоже прислушивалась к возникшим у неё новым, удивительным ощущениям — казалось, разум её внезапно и необыкновенно мощно расширился. Прежде ей была недоступна концепция времени как такового — она всегда жила только в «здесь и теперь». Сейчас это произошло. Она увидела возможные варианты будущего, все эти туманные миры — они только могут быть, но реальным станет лишь один. Если… Пристально вглядываясь в них, она старалась понять, вникнуть, разобраться. До неё впервые дошло, насколько сравнительно хрупка её подруга. Элири нужно запасать пищу на зиму, укрываться от холода. Девушка была не в состоянии передвигаться так быстро, как Кеплиан, — вот почему она так ценила свою лошадь. Ах! Все это Тарна поняла только теперь.
      Она видела их различие и их сходство. Чувствовала Мток дружеского тепла, циркулирующий между ними. Остановившись, она замерла, пытаясь «переварить» новые впечатления. Как всё-таки странно! Оказывается, люди были несравненно более хрупкими созданиями по сравнению с Кеплиан, Серыми, даже просто животными. Именно это порождало у них необходимость думать о завтра. Делать оружие, изменять землю, чтобы сделать её пригодной для своего обитания. Находить или строить укрытия, без которых они не могли жить, шить одежду, запасать пищу на тот случай, когда, может быть, они не смогут её добывать, а рядом не окажется никого из близких.
      Тарна чувствовала себя странно, очень странно. Её разум расширился, наполнившись новыми мыслями и идеями, все привычные цепочки логических представлений распались, чтобы переформироваться совершенно по-иному. Она стояла, свесив голову, и, по мере того, как в сознании устанавливались новые связи, по всему её телу волнами пробегала медленная дрожь.
      Хилан мягко коснулся матери носом:
      «С тобой всё в порядке? »
      Она очнулась и слегка попятилась:
      «Все хорошо, сын мой. Просто так много нового, такого, что ещё надо обдумать».
      Смех Элири проник в сознание обоих Кеплиан, вызвав у них приятное ощущение, схожее со щекоткой.
      — Я тоже узнала кое-что, о чём прежде не задумывалась. Твой разум — настоящее сокровище, названая сестра.
      Эмоции, переполнявшие всех троих, достигли наивысшего накала, стали почти непереносимы. Элири разорвала контакт, соскользнув с широкой спины. И рысью припустила по траве к своему древнему дому. После всех событий этого дня ей ужасно хотелось есть и пить. И ещё — хорошенько выспаться. Кеплиан, глядя ей вслед, поняли, чем она будет сейчас заниматься. Не разговаривая даже друг с другом, они ушли; им тоже хотелось и напиться, и пощипать траву.
      Этой ночью Элири спала как убитая. Сказать, что день был утомительный, значило ещё ничего не сказать. Полное слияние с Тарной настолько истощило её, что она чуть не уснула ещё до того, как смочила пересохшее горло и поела. Девушка спала так глубоко, что лежала в постели как каменная, не шелохнувшись.
      И во сне ей явился человек. Высокий и худой, с глазами серо-зелёного оттенка, с чёрными волосами. Резкие черты его лица находились в некотором противоречии с мягкой формой рта, но вполне соответствовали решительному подбородку. Он был плохо одет, а бледность кожи свидетельствовала о том, что его держали в плену, но в посадке головы и все ещё не утраченной гибкости движений ощущался гордый характер.
      Висящий на шее Элири кулон Кеплиан ожил. Во сне она обхватила его пальцами. Человек открыл рот, как бы желая что-то сказать, и девушка вся превратилась в слух. Ничего. Он говорил, но до неё не долетало ни звука. Как будто их, точно стена, разделяло толстое стекло. Словно обладая самостоятельной волей, её пальцы поднялись и начертили в воздухе знак. Спустя мгновение на этом месте вспыхнул голубовато-зелёный огонь, и Мужчина протянул руку, чтобы коснуться руны. Огонь стал ярче.
      После этого до неё стали доноситься звуки. Очень слабые, пришлось изо всех сил напрягать слух, чтобы расслышать их. К тому же казалось, что каждое слово опустошает говорящего. Вспомнив язык жестов, которому её учил Кинан, Элири быстро просигналила, что лучше попытаться использовать руки. Он кивнул и торопливо задвигал пальцами, из чего девушка сделала вывод, что он опасается быть замеченным и поэтому у них мало времени. Она знала его имя, но заколебалась, когда он попросил сказать, как зовут её. В мире снов имена имели силу, может быть, даже большую, чем наяву. Он понял её мысль и кивнул. Элири усмехнулась. Вовсе не обязательно сообщать ему своё настоящее имя. Вот хотя бы…
      Она дотронулась до своей груди:
      — Тсукуп.
      На языке немунух так называли опытных воинов. Тех, кто был достаточно мудр, чтобы уметь вычислить, как полетит и куда упадёт стрела. Конечно, даже это имя давало возможность притянуть её к себе, но не слишком сильно, поскольку оно всё-таки не принадлежало ей лично, а относилось ко всем немунух. Потом Элири пристально посмотрела на своего ночного гостя, дожидаясь, когда их взгляды встретятся. Беззвучно, одними губами произнесла его имя. Он тут же задал вопрос, и Элири, кажется, поняла его.
      Её руки принялись летать в быстром грациозном танце. Ага, он кивнул. Значит, понял, что ей стало известно о нём от его сестры. Вот так постепенно и не без трудностей, но они всё-таки сумели кое-что сообщить друг другу. Однако всё это время знак, висящий между ними, медленно таял. Внезапно он исчез — а вместе с ним и Ромар. Его последний взгляд был полон отчаяния, как будто говорил — что толку, если даже они чего-то и добились? Как спасти вспыхнувшую надежду, если Тьма в любой момент может погубить её?
      Элири проснулась, села на постели, скрестив ноги, и задумалась. Теперь она знала о Ромаре больше. На портрете был изображён юноша, но человек, который явился ей этой ночью, юношей не был. Мужчина, воин — вот каким он предстал перед ней. В чертах лица того юноши явственно проступали чувствительность и богатое воображение. Более зрелый Ромар, может быть, и сохранил эти качества, но теперь они были похоронены в глубине его души.
      Мысли Элири вернулись к тому, что он успел сообщить ей. Ромар действительно находился в плену в Тёмной Башне, но кто — или что — его пленил, сказать не мог. Его использовали как… единственное определение, которое ей пришло на ум… как силовую установку. Тот, кто захватил его, с помощью энергии Ромара подпитывал свою волю, чтобы подчинять себе Серых и тех жеребцов-Кеплиан, которые служили ему. В последнее время выкачивание сил из пленника заметно усилилось, и тот слабел буквально с каждым днём. Если в самое ближайшее время он не обретёт свободу, от него останется только лишённая разума оболочка. Отчаяние, которое владело им, было проникнуто безнадёжностью, Элири явственно ощутила это.
      Она тщательно всё обдумала и пришла к выводу, что все её первоначальные соображения по-прежнему не утратили своей силы. Более того — сейчас, когда она знала больше, их весомость даже возросла. Из намёков Ромара ей стало ясно, что Маурин в принципе тоже могла быть использована с той же целью. А если бы Тьме удалось захватить их обоих, то связь между ними как близнецами позволила бы извлечь из них даже больше энергии, чем из каждого по отдельности. Но от Элири в этом смысле никакого толку не было бы. Она была с Ромаром не одной крови и даже происходила не из этого мира. Да, в какой-то степени она обладала тем, что здесь называли силой. Но интуиция подсказывала ей, что эта сила была другой и поэтому не могла быть обращена Башней против неё. Элири маршировала под бой других военных барабанов, и песни, которые она пела, были песнями людей, связанных с другой землёй, другими силами.
      Будет лучше, если она не станет торопиться. Враг силён, и допусти она хоть малейшую промашку, он тут же воспользуется этим. Сначала надо выяснить, что можно сделать. Тут все дело, конечно, в здешних силах. Может быть, Тарна сможет рассказать что-нибудь о них? Поездки в замок будут продолжаться. Маурин, которая сама обладала небольшим даром, тоже может просветить Элири в этом смысле. Потом, когда картина станет яснее, имеет смысл попытаться вызвать Ромара. Одна голова хорошо, а две лучше. Может быть, вместе они и смогут найти способ освободить его, но только после того, как она побольше узнает и будет готова.

      Однако к тому времени, когда Ромар снова явился ей во сне, Элири всё ещё была не готова. Он похудел, в глазах застыла усталость. Следя за его пальцами, быстро мелькающими туда и обратно, и стараясь вникнуть в смысл его слов, девушка спрашивала себя, зачем он тратит силы на то, чтобы устанавливать связь с ней? И поняла, что воин, который во время их прошлой встречи предостерегал её от неосторожных действий, в глубине души был полон страха. К тому же он находился в изоляции, оторванный от семьи и друзей. Он приходил к ней, подталкиваемый одиночеством, приходил как к единственному человеку, до которого был способен дотянуться, приходил потому, что ему страстно хотелось с кем-нибудь поделиться своими переживаниями.
      — Серые боятся тебя, — просигналил Ромар.
      — Да, уж мы постарались. А что твой хозяин? Ему известно о вражде между нами и Серыми? Ромар задумчиво кивнул. Тому, кто использовал его, об этом, конечно, было известно, но не сильно беспокоило. Он не сомневался в своей власти и силе. Гибель Серых — пустяк. Погибнут одни, останутся другие.
      Элири усмехнулась:
      — Может быть, и нет. Может быть, в конце концов, мы убьём столько Серых, что в один прекрасный день он забеспокоится.
      — Это, конечно, было бы неплохо, но может привести к тому, что он обратит на вас внимание и попытается захватить. Лучше не высовываться.
      Элири кивнула. Рассуждения воина. Сохранить равновесие — в этом был смысл. Убить как можно больше врагов, но не столько, чтобы это заставило их владыку насторожиться. Разговор перешёл на другие темы. Ромар горел желанием услышать, как обстоят дела в замке.
      — Ты не говорила им?
      — Нет, это не казалось мне разумным. — Он прикусил губу, но не произнёс ни слова. — Не сомневайся, если им будет грозить опасность, я немедленно сообщу об этом. Мы подружились. Дело просто в том, что… — Она оборвала себя, пожав плечами.
      — Дело в том, что ты боишься реакции Маурин. Думаешь, если ей станет известно обо мне, она тут же станет требовать, чтобы вы штурмовали Башню вот так сразу, без серьёзной подготовки?
      — Да, — призналась Элири. Ромар задумчиво наклонил голову.
      — Вероятно, ты права. Ладно, держи это в секрете, только не оставляй меня, умоляю тебя.
      Последние слова он выдавил сквозь стиснутые губы, и Элири была тронута, хотя не позволила себе показать этого.
      — Нет, нет, конечно. Пока я не предпринимаю никаких действий, потому что хочу собрать как можно больше сведений и проверить, насколько хорошо владею силой. Мы с тобой уже способны разговаривать дольше и с большей лёгкостью. Всё, что я сейчас делаю, может пригодиться, когда мы придём, чтобы освободить тебя. Соберись с силами и жди. Может быть, это время уже не за горами.
      Знак между ними растаял, а вместе с ним и Ромар. Элири села на постели, на сердце у неё было тяжело. Она надеялась, что он выдержит. Прежде чем нагадать на Башню, нужно узнать о ней как можно больше. Но по правде говоря, если уж быть совсем честной, Элири вовсе не была уверена, что даже потом захотела бы рисковать всем, что имела. Неизвестно почему, но её тянуло к Ромару, однако это вовсе не причина для того, чтобы проливать ради него кровь. Ведь он даже не приходился ей родственником. Элири покачала головой. Плен плохо сказывался на нём, это ясно. Она будет разговаривать с ним, когда бы он ни появился. Это — самое большое, что она может сделать для него и сделает.
      Девушка легла и расслабилась. Сон снова овладел ею, спокойный, безо всяких сновидений. Проснулась она освежённой и тут же отправилась на охоту.
      Следующая ночь прошла спокойно, но потом снова появился Ромар. Он рассказывал ей о боли и унижении, которые ему приходилось испытывать.
      — Именно так я всегда представлял себе изнасилование. Когда не только посягают на тело, но и ранят дух. Когда «оно» использует мою силу, я отступаю как можно глубже внутрь самого себя. Однако с каждым разом пространство этой моей внутренней свободы уменьшается, и когда-нибудь «оно» вырвет из меня всё, что я собой представляю. Тогда не останется ничего, кроме оболочки, которая ходит и говорит, но напоминает меня только внешне.
      Элири с горечью и страхом восприняла эти слова, понимая, что за ними стоит. И тут же, не раздумывая, принялась рассказывать о себе. Пусть знает, что не только ему выпало на долю пройти через такие испытания; она тоже подвергалась оскорблениям и съёживалась, замирая от ужаса. Девушка подробно рассказала ему о своих дяде и тёте. Об их ненависти к людям её крови.
      Рассказ захватил Ромара.
      — Значит, в том мире, который ты покинула, ты чем-то отличалась от остальных?
      — Так они считали. Но я человек, как и все те, кто принадлежит моему народу. Ничего плохого мы не хотели — просто сражались за свою землю, за то, чтобы жить той жизнью, которая нам по душе. Всего лишь. — Движения её рук замедлились. — На свете слишком много ненависти; ненависть существует всегда и везде. Почему люди не могут жить в мире? Почему они всегда домогаются того, что принадлежит другим?
      Ромар устало улыбнулся:
      — Именно потому, что они люди. Я иногда думаю, что желание завладеть, отнять, захватить является неотъемлемой частью всех нас. Чтобы жить и развиваться, животным приходится вести непрестанную борьбу за территорию. — Он бросил быстрый взгляд на знак. — Давай обсудим это завтра ночью. Все лучше, чем без конца думать о своих собственных страданиях и опасениях.
      Потом он исчез, и Элири снова уснула. Однако спустя две ночи она снова увиделась с ним и тут же задала вопрос, который обдумывала всё это время:
      — Как тебя захватили?
      — Не знаю. Я почти ничего не помню. Может быть, потому, что получил удар по голове? Я охотился. Помню место, где у меня был привал, я лежу и сплю; потом провал, и я оказался там, где нахожусь сейчас. По-видимому, меня захватили во сне. Я понятия не имел, что кто-то снова поселился в Башне, и поэтому заночевал неподалёку от неё. — Он пожал плечами. — Глупо, конечно. Но охота оказалась долгой, и мой конь очень устал. Яустроил привал, чтобы дать ему возможность отдохнуть. Вот из-за этого оба мы и оказались в беде. Пальцы Элири снова пришли в движение.
      — Нет смысла ругать себя. Расскажи лучше, что тебе известно о Башне. Или о том, кто использует тебя.
      — Здесь сосредоточена очень большая сила Тьмы. Это место как будто притягивает тех, кто служит ей, обещая им, что они станут могущественнее. В результате они, по большей части, гибнут, но при этом всегда становятся другими… Но меня зовут, доброй тебе ночи. — Он исчез, и Элири заснула, как обычно.
      Ночи приходили и уходили одна за другой. Иногда вместе с ними появлялся Ромар, и они с Элири вели долгие разговоры. Размышляли над философскими проблемами, рассказывали друг другу о своей жизни и даже начали шутить по мере того, как возрастала их дружба. Девушка понимала, что её общество даёт ему силы держаться. Может быть, даже какая-то часть её жизненной энергии просачивалась сквозь барьер, восполняя его запасы. Как бы то ни было, после всех этих ночей, заполненных дружеским общением, Ромар выглядел менее измотанным. Теперь они чувствовали себя друг с другом как старые друзья — и обоим это было приятно.
      И всё же Элири по-прежнему колебалась. Она понимала, что эта вновь возникшая дружба предъявляла к ней определённые требования. Но то же самое относилось и к дружбе с Тарной и Хиланом, дружбе, имеющей к тому же больший срок давности. Имела ли она право рисковать ими, а заодно, возможно, и всеми остальными, кого они приютили под своим кровом? Тёмная Башня вызывала ужас даже у своих верных слуг. Насколько же опаснее прямое столкновение с ней для тех, кто принадлежал Свету?
      И всё же в глубине души Элири отдавала себе отчёт в том, что именно сдерживает её. Страх, самый обыкновенный страх — даже не страх смерти, а страх потерять всё то, что она обрела здесь. Чем яростнее она отгоняла эту мысль, тем настойчивее та возвращалась и, в конце концов, прочно обосновалась в глубине сознания, не давая девушке покоя. Сомнения раздирали её, но в итоге решение было принято. Она подождёт. Много лет назад ей приходилось слышать, как шутили по поводу решений такого сорта. Дескать, так поступают в надежде, что проблема либо разрастётся до таких масштабов, когда не предпринимать ничего станет просто невозможно, либо разрешится сама собой. Как бы то ни было, приняв это решение, Элири стала чувствовать себя с Ромаром более свободно. Она этого не знала, но он видел происходящую в ней душевную борьбу и понимал её.
      Он не станет требовать от неё большего, чем то, на что она способна. Понадобилось немало времени, прежде чем до него дошло, что она из тех, кто только сам может выбрать свою тропу. Пытаться заставить Элири действовать против воли означало лишь укреплять её в решении не выполнять просьбу. К тому же, никаких прав на это Ромар не имел. Она была ему не родня и, более того, вообще пришла сюда из другого мира.
      Они разговаривали, а он в это время приглядывался к ней. Элири казалась ему такой красивой… Ох, пусть и не в соответствии с какими-то дурацкими стандартами, но ему никогда не нравились пухленькие и глуповатые красотки. Он восхищался быстротой и гибкостью её движений, стройным телом, гордостью, сквозившей в каждой его линии. Если бы какой-то мужчина владел оружием так же хорошо, как она, у Ромара наверняка возникло бы чувство соперничества, но в отношении неё он ничего подобного не испытывал. Элири относилась к тому типу женщин, которые способны обеспечить мужчине надёжный тыл, встать с ним на равных плечом к плечу, что имело немаловажное значение в этой стране, где жизнь была нелегка. С ней не нужно было притворяться и следить. за своим языком из боязни нарушить душевный покой неясной хрупкой женщины.
      Поначалу Ромара тянуло к ней просто из-за острой потребности в дружеском общении. Теперь это было нечто большее. Может быть, у него нет завтра, нет будущего, но если бы оно было, он хотел бы разделить его с ней. Пока он не позволял себе никаких проявлений чувств — ни желания, ни понимания. Не стоило осложнять её и без того нелёгкую жизнь. Он видел, как Элири боролась сама с собой и своими страхами, как она колебалась между желанием помочь ему и опасением потерять всё, что было с таким трудом завоёвано.
      Потом Башня снова начала интенсивно выкачивать из него силы, и на протяжении многих ночей Ромар вынужден был оставаться один. Элири догадывалась, что именно по этой причине он перестал являться ей во сне.
      За пределами каньона Серые нападали на расти все чаще. Те, в свою очередь, как будто просто остервенели от ярости, так что на некоторое время Элири оставила их в покое. Воин не сражается с тем, кто настолько поглупел, что перестал быть достойным противником. Но сердце её трепетало от желания отбросить все соображения о необходимости проявлять осторожность и ждать. Чтобы успокоиться, девушка напоминала себе рассказы Фара Трейвелера, в которых постоянно возникал мотив того, какими бедами чревата порывистость, свойственная молодости. Но Элири никак не удавалось погасить страстное желание вновь увидеть этого человека, который незаметно стал ей другом. Узнать, о чём он думает, поделиться с ним своими мыслями… Нет. Слабость — тот же глупый противник, сражаться с которым недостойно воина. А сердце пусть подождёт до тех пор, пока ей встретится тот, у кого больше шансов уцелеть.
      В смятении разума Элири забредала дальше, чем обычно, и однажды встретила лазутчика. По крайней мере, так она восприняла этого человека, хотя сам он не дал никаких объяснений по поводу того, что делает в землях Кеплиан. Прежде чем продолжить путь, они обменялись несколькими вежливыми фразами. В его глазах что-то мелькнуло, и девушка насторожилась, удерживая лошадь подальше, чтобы он не смог наброситься на неё с ножом. Спустя некоторое время к ней присоединилась Тарна.
      «Он преследует нас».
      Элири сердито выругалась.
      — Мне это не нравится. Что ему надо?
      «Он охотник».
      В сознании обоих вспыхнул образ хищника, крадущегося по тропе. Они перешли на рысь, и Элири перебирала в уме все возможности, обшаривая глазами пространство вокруг. Внезапно она все поняла и тут же сообщила о своей догадке Тарне. Та даже сбилась с ровного шага, когда до неё дошло, в чём суть дела.
      «Он видел нас вместе и решил, что мы обе принадлежим Тьме».
      — Да. Вопрос в том, попробовать ли отвязаться от него, или он не даст нам этого сделать и нападёт?
      Ответом ей было то, что применительно к человеку можно было воспринять как пожимание плечами. Элири кивнула. Кобыла права. Они могли лишь ждать и смотреть. Одно не вызывало сомнений: нельзя допустить, чтобы он проследил их путь до каньона. Никто из чужаков не должен знать, где они обитают. Этим рисковать нельзя.
      Девушка почувствовала огорчение Тарны по поводу того, что этот человек счёл её принадлежащей Тьме. Элири погладила жёсткую гриву, мягко поскребла у основания маленьких прямых ушей.
      — Это не твоя вина, названая сестра. Мы находимся в землях Кеплиан и не так уж далеко от Башни. Он подумал бы, что я принадлежу Тьме, даже если бы не увидел нас вместе. Он меня не знает; я одета не так, как люди, среди которых он живёт. Даже упряжь моей лошади не такая, как у них. Я бы уже давно могла сменить её, но мне нравится эта, а он находился так близко, что имел возможность заметить разницу. Пусть себе охотится; мы быстро отвяжемся от него.
      Однако тут она ошиблась. Кем бы ещё ни был этот человек, следопытом он был отменным. Когда сгустились сумерки, он немного отстал, но следа не потерял.
      — Может, нам лучше пока не возвращаться? Молчаливое согласие.
      Элири повернула и поскакала вдоль ручья в сторону, противоположную той, которая вела к дому. Лучше не приближаться даже к броду. Следопыт уже видел достаточно, чтобы догадаться пересечь ручей и направиться в предгорья. Может быть, просто спрятаться где-нибудь и убить его, когда он будет проезжать мимо? — Этот человек нёс в себе угрозу всему, что было дорого Элири. Если бы он сумел обнаружить каньон, то, без сомнения, потом привёл бы других, чтобы попытаться убить всех его обитателей. И всё же Элири не хотелось, чтобы он погиб от её руки. В этой битве они сражались на одной стороне. Магия здешних мест могла восстать против человека, убивающего своих.
      «Он всё ещё преследует нас», — отметила Тарна.
      Элири поделилась с ней своими сомнениями. Может быть, имеет смысл продолжить путь в том же направлении, сделать широкий круг, обойдя земли Кеплиан, и отвязаться от него в одном из скалистых холмов далеко на юге? Такое путешествие займёт не один день, и не исключено, что в какой-то момент им удастся выполнить задуманное. Тогда и убивать его не придётся. Тарна не возражала. Они перешли на ровный шаг, оставляя отчётливые следы. Пусть тащится позади… теперь они сами этого хотели.
      Что их преследователь и делал на протяжении двух дней. Однако на третью ночь он, похоже, потерял след. Женщина и кобыла сделали привал у небольшого холма и обследовали тропу, по которой только что скакали.
      — Как сквозь землю провалился. Последнее, что я видела, это костёр прошлой ночью.
      «Думаешь, нам удалось отвязаться от него, названая сестра? »
      Однако Элири не была уверена в этом:
      — С чего бы вдруг? Он не терял наш след там, где делать это было гораздо сложнее. С какой стати именно сейчас это должно было случиться?
      «Может быть, ему просто надоело? »
      — Все может быть, но у меня отвратительное чувство, что здесь что-то другое. Я считаю, что нужно вернуться по нашей тропе.
      «Думаешь, с ним что-то случилось? Уверена, что в этом случае мы бы хоть что-нибудь услышали или увидели» .
      Элири постаралась во всех подробностях припомнить прошлую ночь. Вскоре после наступления темноты ветер сменил направление и задул от них в сторону преследователя. Ветер всё время усиливался, и когда взошла луна, дул с такой силой, что вряд ли у них была возможность что-нибудь услышать. К рассвету он почти утих, но если на этого человека напали посреди ночи…
      «Зачем нам его разыскивать? Он охотился за нами по своей воле, никто его не заставлял».
      — Я знаю, но мне просто интересно.
      Кобыла издала громкий вздох, повернулась и поскакала обратно по их следам. Усмехнувшись, Элири последовала за ней. Тарна и сама была очень любопытна, не меньше, чем её названая сестра, — хотя никогда не признавалась в этом. Они скакали, насторожённо поглядывая по сторонам, — а вдруг кто-нибудь спрятался и поджидает их?
      Впереди показалась группа высоких деревьев, под которыми их преследователь делал привал прошлой ночью. Обе резко остановились, когда внезапный порыв ветра донёс до них зловоние смерти, крови и Серых.
      — Ну вот, всё ясно. Твой нос лучше чует запахи. Есть там ещё кто-нибудь?
      «Ничего живого».
      Они медленно двинулись вперёд, внимательно поглядывая по сторонам. В роще запах стал настолько силён, что Элири прикрыла нос.
      — Чем это пахнет? Тело человека, умершего всего лишь прошлой ночью, не может так вонять.
      Кобыла нервно забила копытом.
      «Теперь я ощущаю зловоние силы. Будь осторожна».
      Они проскользнули между деревьями, беспрестанно оглядываясь. К их удивлению, посреди рощи была пустота. Просто тройной ряд густо растущих деревьев, в середине небольшая опушка, а на ней мёртвые тела.
      «Не знаю, что здесь такое, названая сестра. Я в этих краях прежде не бывала».
      Элири пожала плечами:
      — Это ощущается как сила? Она опасна?
      Тарна не была уверена. В этих древних землях многое ощущалось как безопасное… и потом оказывалось не менее смертоносным, чем то, что таило в себе очевидную угрозу. Элири подскакала поближе к телам и сосчитала их. Кем бы ни был этот охотник, он был ещё и отличным воином: вокруг его трупа лежало четверо Серых. Возникло необъяснимое ощущение, что приближаться к ним не стоит. Чувства опасности пока не было, но что-то в положении тел заставляло звенеть внутренний сигнал тревоги.
      Девушка пристально разглядывала тела, рядом с ней Тарна беспокойно переминалась с ноги на ногу. Трава на опушке была короткой, как будто подстриженной. А деревья? Элири внимательно вгляделась в них. Интересно, что они росли тремя чётко обозначенными кругами. Может быть, когда-то это место было чем-то вроде святилища?
      «Я чувствую запах силы, но опасности пока как будто нет. Надо поразмыслить».
      Взгляд Элири вернулся к пяти телам, и тут до неё дошло, что именно в их положении вызывало ощущение несообразности.
      Хотя трава была едва в дюйм высотой, лежащие на ней тела, казалось, наполовину утонули в ней. Элири подъехала с другой стороны — вид был тот же самый. Девушка осторожно наклонилась, чтобы взять меч охотника. Мягкое сотрясение земли заставило её резко отдёрнуть руку. На дальнем краю опушки медленно раскрывалось что-то, что они поначалу приняли за валун.
      — Моё! — объявил хриплый голос. — Не тронь моё!
      Элири поклонилась. Вежливость ничего не стоит, а сейчас от неё могла зависеть их жизнь. Когда она снова выпрямилась, в поле её зрения попало ближайшее тело. Что это, оно и в самом деле утонуло ещё глубже в траве? И тут пришло понимание. Что-то вроде святилища, да. Место, где умершего ждали достойные похороны в системе, которая таким образом поддерживала себя.
      Элири снова поклонилась, более низко.
      — Страж Смерти, мы хотим лишь забрать личные вещи у этого человека. Больше нам ничего не нужно. Ты позволишь нам сделать это и уйти с миром?
      «К чему тебе вся эта ерунда? Давай просто уйдём», — предложила Тарна.
      В ответ Элири еле заметно покачала головой. Эта штука, которая тут обитает, может решить, что она сказала неправду относительно причины их появления здесь.
      Тот же скрипучий голос медленно произнёс:
      — Только если я получу дар.
      Надеясь, что она поняла правильно, Элири потянулась к седельной луке. Это стало её второй натурой — в любом путешествии, даже если их кто-то преследовал, непременно охотиться. Там на шнурке, сплетённом из травы, висели три прыгуна из тех, что обитают на равнинах. Она осторожно положила их на траву перед Стражем.
      — Вот тебе дар за возможность взять то, что принадлежит этому человеку, и свободно уйти, — сказала она.
      Прыгуны уже утонули в траве; они были такие маленькие, что их ничего не стоило утилизировать, практически сразу. Тусклые чёрные глаза закрылись, Страж начал снова свиваться в нечто, напоминающее валун.
      — Я так понимаю, мы заключили сделку.
      Кобыла мягко фыркнула и повернулась, чтобы уйти; лошадь покорно двинулась следом. Элири наклонилась, подобрала меч и седельные сумки охотника. Интересно, подумала она, что случилось с его конём? Скорее всего, беднягу сожрали Серые. Странно, однако, что никто из них не ограбил погибшего.
      — У Стража, наверняка, существовали разные механизмы защиты. Ясно было одно — забрать у него что-то просто так, без честного обмена, было невозможно. Она подавила смешок. Очень может быть, Серые попытались сделать это и в результате заключили худшую из своих сделок. Достигнув прогалины в кругу деревьев, Элири обернулась и бросила на поляну последний взгляд. К этому моменту тела уже исчезли. Внезапно она поскакала быстрее, только что не подталкивая Тарну, и сбавила скорость, лишь когда роща осталась далеко позади.
      Кобыла запротестовала:
      «Что за спешка? Мы уже убрались оттуда и теперь вольны отправиться, куда захотим».
      — Согласна, но мне кое-что пришло на ум. «Например… »
      — Например, что тела на этой опушке исчезали прямо у нас на глазах. Но только тела Серых. Я уверена, что тело охотника исчезало медленнее. Странно, правда? Как будто его нарочно оставили на виду.
      Тарна выглядела обескураженной:
      «Не понимаю. Нам-то какое до этого дело? »
      — Такое, что отсюда следует несколько интересных выводов. Первое: если тела Серых исчезают так быстро, возможно, охотника убили не они. Это подтверждается и другими фактами. Никаких ран на них я не заметила, а между тем этого не удалось бы избежать, если бы он убил их в схватке. Второе: эта штука потребовала дар и, только получив его, согласилась отпустить нас. У меня нашлось, чем заплатить эту дань, а если бы не было? Мог ли Страж наказать нас?
      Кеплиан кивнула.
      «Ты думаешь, что Серые попытались ограбить тело и удрать, — предположила она. — По-твоему, Страж Мёртвых убил их?»
      — Доказательств у нас нет, но мне так кажется. И ещё я думаю, что эта опушка — славное местечко, от которого в будущем лучше держаться подальше. Если, конечно, у нас под рукой не окажется несколько тел, от которых нужно будет срочно избавиться. Давай убираться отсюда. Я устала, вся в грязи и хочу есть. Если поторопимся — и, конечно, если нам повезёт, — то до ночи будем дома.
      Они быстро поскакали в сторону гор, прорезая насквозь большой круг, который пришлось сделать, спасаясь от преследователя. И к ночи в самом деле оказались в каньоне, усталые, но в безопасности. Элири зажгла свечу и открыла седельные сумки, привезённые с опушки. Тарна и Хилан подошли поближе, чтобы взглянуть, что она там обнаружила. Девушка откусила кусок пшеничной лепёшки и вывалила содержимое сумок на пол. Там было мало интересного, в основном, всякие мелочи, которые обычно возит с собой любой путешественник. Никакой возможности обнаружить имя владельца или узнать что-либо о нём. Не то что в том мире, откуда она сбежала, где в карманах у людей всегда лежат документы, а на каждой сумке обозначены фамилия и адрес владельца. Элири повертела в руках меч. Простое, добротное оружие, надёжное, но, наверняка, недорогое. Она подняла взгляд на стоящих рядом Кеплиан. — Что мне делать с этим? Хилан проявил практичность:
      «Невозможно понять, кем был этот человек. Он даже мог принадлежать Тьме. Отнеси все это ко входу в каньон, и если руны не предупредят об опасности, сохрани эти вещи. Если придётся сражаться, кому-то они, может быть, и пригодятся. Но лучше помалкивать обо всём происшедшем, а то как бы другие не начали интересоваться тобой. Этот человек умер, и Страж его похоронил. Пусть он там и останется».
      Для жеребца это была длинная речь, но ещё прежде, чем он закончил, обе слушательницы закивали головами в знак согласия. Судя по реакции рун, вещи охотника не несли на себе отпечатка злых сил. Элири убрала их подальше — до поры, до времени. Рано или поздно они и в самом деле могли пригодиться.
      Элири улеглась, продолжая размышлять над недавними событиями. Было ещё кое-что, о чём она не рассказала Тарне, но что беспокоило её. Охотник, без сомнения, принадлежал к той же расе, что Маурин и Джеррани. У него тоже было худощавое лицо с резко очерченными скулами, худое тело, облачённое в грубую одежду, серо-голубые глаза и чёрные волосы. В самый первый момент, когда она увидела его, сердце у неё на мгновение остановилось, но тут же бешено забилось снова. Он был так похож на Ромара! Потом ей стало ясно, что это просто сходство типа. Но этот спазм страха вызвал озноб, пробежавший по всему её телу. Даже сейчас, вспоминая о нём, Элири затрепетала.
      Она задумалась, осознав это. Ромар не был ей родным по крови и, следовательно, никаких родственных обязанностей у неё по отношению к нему не было. Но он стал ей другом — или больше, чем другом?
      Глядя на мёртвое лицо охотника, она внезапно поняла, что любит Ромара. По мере того как во время долгих ночных разговоров они делились друг с другом своими надеждами, взглядами и мечтами, её чувство к нему росло. Но стоило ли рисковать собой и всем, что она имела, ради того, чтобы освободить его? С трудом, не сразу, но она пришла к выводу, что да, стоило. Она перевернулась на спину, глядя в каменный потолок. Этот новый мир уже дал ей так много; может быть, теперь он подарит ей и любовь. Мысли Элири унеслись к Фару Тревелеру, который указал ей путь сюда. Да, скорее всего, она никогда не вернётся обратно. И всё же до сих пор она не решалась полностью вручить себя этому миру.
      Постепенно решение оформилось. Чтобы освободить Ромара, понадобятся сила и помощь. Со вторым дело обстояло просто. Маурин и Джеррани тут же предложат свою помощь, как только узнают о том, что Ромар в плену и ему угрожает опасность. Время пришло, больше откладывать нельзя. Пора рассказать им обо всём, что ей было известно. Но сила…
      До сих пор здешние силы мало помогали ей. Скинув одеяло, девушка вскочила, побежала к выходу из каньона и прижалась ладонями к рунам. — Я не из вашего мира, — медленно произнесла она, обдумывая каждое слово, — но мне предстоит бой. : со Злом, от которого вы нас охраняете. Во мне течёт. другая кровь, но я заодно с теми, кто против Тьмы. Я пришла издалека, но решила остаться здесь навсегда, а к добру или к худу — это уж как мне выпадет.
      Руны засияли ярче. Элири ждала. Их свет всё усиливался и на фоне тёмных скалистых стен все больше напоминал мягкое сияние тумана. Она провела пальцами по знакам охраны и защиты.
      — Подскажите мне, что нужно делать. Ответом ей была такая яркая вспышка света, что
      Элири пришлось крепко зажмуриться. Сила, казалось, окружила её со всех сторон. Точно шаль, окутала плечи, точно драгоценные капли, стекала с рук. Потом ослепительная огненная стрела прорезала каньон, и как только она коснулась золотистого тумана, открылся путь. Элири низко склонила голову. Она задала вопрос — и получила ответ: сила указала ей дорогу. Ну что же, она не отступит. Девушка решительно зашагала в сторону тумана.

      По бокам от неё каким-то образом оказались Тарна и Хилан. Элири чувствовала, что в их сознании нет страха, лишь растущее чувство волнения и ожидания, лишь вера и надежда на то, что, может быть, теперь они наконец получат величайший и страстно желаемый дар. Оказавшись у края тумана, все трое медленно двинулись дальше, погружаясь в него все глубже и глубже. Позади — никаких признаков каньона, только все тот же туман. Какое странное ощущение, подумала Элири. Как будто она оказалась в месте, не совсем принадлежащем этому миру.
      Вокруг возникали неясные тени, но тут же таяли, когда друзья приближались к ним. Потом одна из них приобрела более определённые очертания. Элири изо всех сил напрягала зрение, но продолжала неторопливо идти ровным шагом. Здесь нечего было бояться и не следовало выказывать никаких признаков страха — чтобы не обидеть силу. Рядом с Элири, едва касаясь копытами земли, скользили Кеплиан. Радостное чувство надежды все разрасталось в их душах. Туман перед ними темнел, образуя контуры помещения, колонны, остроконечную кровлю, украшенную резьбой в виде виноградных лоз с налитыми гроздьями. И вдруг туман окончательно истаял.
      Они остановились, с благоговением оглядываясь.
      Со всех сторон на них нахлынуло ощущение тепла и радости — так приветствуют долгожданных друзей. Элири продолжала идти, а Кеплиан остановились, выжидая; не могло же это приветствие относиться и к ним, детям полумрака и тени? Тонкий стебель золотистого тумана обвился вокруг них, точно любящие руки. Им тоже были рады, очень рады и приглашали войти туда, где когда-то другие Кеплиан состояли в дружбе с теми, кто обитал здесь. Волна их радости захлестнула Элири, эхом отозвавшись в её сознании. Она приостановилась, дожидаясь, пока друзья присоединятся к ней.
      Теперь все сооружение было видно совершенно отчётливо, и они остановились, внимательно разглядывая его. Кеплиан приходилось видеть не так уж много зданий, и они могли сравнить его лишь с Тёмной Башней и древним строением в их каньоне. Опыт Элири в этом отношении был несравненно богаче. Здание напоминало ей фотографии с изображениями развалин храмов Древней Греции. Оно не выглядело в точности как одно из них, но впечатление производило то же самое — в нём чувствовалась очень древняя, хотя и утраченная мощь. Здание было сложено из массивных каменных; блоков тёплого медового оттенка. Изнутри камень пронизывали серебристые прожилки — цвета, присущие туману. Который, в конце концов, расступился и впустил их внутрь, напомнила себе Элири.
      Находилось ли это здание на самом деле здесь? Или туман затвердел, обретя отчётливые очертания, чтобы показать им что-то, на самом деле реально существующее совсем в другом месте? Взгляд Элири обратился ко входу. Она подошла поближе и прикоснулась к стене. Под её пальцами камень ощущался как твёрдый. Девушка гордо вскинула голову. С тех самых пор, как она пришла в каньон, ей было интересно, что скрывает туман. И вот теперь она узнает это — не боясь, что поступает вопреки воле тех, кто находится здесь. Она смело вошла внутрь, мимо огромной, литой, богато изукрашенной бронзовой двери, преодолевая желание задержаться здесь, чтобы получше разглядеть запечатлённые на ней небольшие, но превосходно выполненные сцены.
      Тарна и Хилан вошли следом, хотя и держались позади. Элири оказалась в огромном зале. Для её потрясённого взора он, казалось, простирался в бесконечность. Здесь туман ещё полностью не рассеялся, мешая разглядеть стены и дальний конец зала. Однако с каждым шагом перед ними все ярче разгорался сияющий свет, который, казалось, обтекал большой предмет продолговатой формы, установленный на невысоком помосте.
      Друзья медленно подошли поближе, неуверенные в том, что поступают правильно. Ощущение приветствия усилилось: их успокаивали, заверяя в своей дружбе. Все правильно — пусть идут вперёд, пусть увидят и узнают.
      Кулон на шее Элири потяжелел. Она сняла его, и как только он перестал касаться её тела, к нему со всех сторон стянулся туман; девушка перестала ощущать тяжесть кулона, и перед ней снова возник огромный жеребец Кеплиан. Прекрасный, без единого изъяна, с мерцающими в свете тумана сапфировыми глазами. Он прикоснулся носом по очереди к каждому из её товарищей-Кеплиан, и Элири остро ощутила, насколько они удивлены. Чтобы успокоить их, она раскинула руки и обхватила ими своих друзей. Свет вокруг них засиял ярче, а со стороны помоста послышался громкий голос, эхом отозвавшийся в сознании каждого из них:
      «Приветствуем вас. Подойдите ближе, мы рады видеть тех, в ком течёт наша кровь и кровь наших друзей».
      Ноги сами понесли Элири вперёд, вверх по семи невысоким, но широким ступеням, ведущим к помосту. Там стояло нечто вроде колыбели из золотистого камня. Жеребец из кулона поднялся по ступеньками с другой стороны и встал на дыбы рядом с Элири. Отнюдь не угрожая, заметила она, а как будто воздавая почести тем, кто лежал здесь. Девушка положила руку на каменное ложе и почувствовала, какая сила исходила от него. Те, кто лежали внутри, без сомнения, были Великими.
      «О, спасибо тебе за то, что ты такого мнения о нас, кровь от крови нашей. Однако никто — независимо от того, принадлежит он Свету или Тьме — не может быть настолько велик, чтобы оказаться непобедимым».
      Она непроизвольно сделала шаг назад. Эти Великие не были мертвы. Хотя… Хотя, может быть, в этой стране и мёртвые могут говорить? Ответ она ощутила сразу же — Великих позабавила эта мысль! Почувствовав себя смелее, девушка снова шагнула вперёд, взглянула вниз и увидела… двоих. Они лежали внутри колыбели и как будто спали.
      Поражённая, она смотрела на них, не в силах оторвать взгляда. Если убрать одежды, прекрасные драгоценности и ауру силы, все ещё исходящую от этих двоих, то женщина выглядела, как… Элири достаточно часто приходилось видеть в зеркале собственное лицо. Они могли бы быть матерью и дочерью. Мужчина тоже был ей смутно знаком. Те же черты лица, та же усталость, таящаяся в уголках губ… Ка-дих, это же Ромар! Ромар, каким он мог бы выглядеть, если бы был старше на двадцать лет, которые, конечно, оставили бы свою печать на всём его облике.
      — Кто вы? Чего хотите от нас? — воскликнула Элири.
      В ответ перед её внутренним взором начали мелькать изображения. Звуков не было, но увиденное захватило её с такой силой, что она замерла без движения.
      Те двое, которые сейчас лежали перед ней, жили, любили и радовались в мире, существовавшем когда-то. Жили они здесь, в этом здании из золотистого камня, а любили друг друга, соединившись душой, разумом и телом. Радовались:.. Ах, да, радовались они, глядя на своих детей, мальчика и девочку, близнецов, совсем маленьких, которые только-только начали учиться ходить. У них был враг, один из древних адептов. Завидуя их ослепительному счастью, он плёл нити заговора, планируя уничтожить этих детей Света, которых боялся и ненавидел. Элири видела, как страну наводнило Зло, которое он наслал, чтобы расправиться с её обитателями. Она видела, как поначалу эти двое пытались воззвать к разуму своего врага. Они не хотели враждовать, не хотели сражаться, не хотели, чтобы кровь окропила зелёную траву. Но он-то жаждал одного — войны, и его Тёмная сила была настолько велика, что война пришла в эти мирные края.
      В конце концов эти двое поняли, что их враг был начисто лишён милосердия. И смех сменился слезами — потому что гибли друзья, потому что убивали тех, кто вверил себя их руководству. Они создавали новых. Смело перекраивали саму ткань жизни, пытаясь «вылепить» создания, которые смогли бы стать им друзьями, бороться вместе с ними плечом к плечу. Взывали к силам и давно ушедшим предкам, умоляя помочь.
      И помощь пришла в лице Кеплиан, которые должны были стать их друзьями в трудную минуту, бороться вместе с ними против Тьмы на стороне Света.
      — А как же потом?.. — вырвалось у Элири.
      И она получила ответ. Враг сумел обратить себе на пользу оказанную им неоценимую помощь. Сила, пославшая в мир Кеплиан, была нейтральной, но её творения можно было исказить, изменить. Что враг и сделал. И всё же созданное для Света можно заставить служить Тьме единственным способом — только по доброй воле. Враг сумел добиться того, что эти создания отошли в тень, перестав служить Свету, но Тёмными они становились только в том случае, если сами хотели этого. У тех из них, кто избирал другой путь, оставалась возможность вернуться к своим создателям.
      Внезапно новая волна эмоций буквально захлестнула Элири. Её друзья-Кеплиан видели все то же самое, что и она, и сейчас рядом с ней огромная чёрная кобыла преклонила колени на ступенях. Из её сознания рвался беззвучный крик, страстная мольба — позволить им вернуться к Свету!
      «Терпение, дитя наших друзей, терпение».
      Картины продолжали проноситься перед внутренним взором Элири. Она увидела, как гибли силы Света. Добро не всегда побеждает, иначе ради чего стоило бы стараться Злу? Силы тех двоих, что лежали сейчас перед ней, таяли, Зло расползалось по стране, и в конце концов один лишь каньон остался безопасным местом. Эта последняя крепость не могла пасть ни при каких обстоятельствах: враг знал, что всех его сил не хватит, чтобы эти ворота распахнулись перед ним. Но он мог уморить их здесь голодом, сделать так, чтобы они оказались заперты на этом пятачке земли навсегда. Так он планировал, но план — это всего лишь план, и он не всегда реализуется так, как задумано; о том, что замышляется, можно узнать или хотя бы догадаться. Именно это и произошло.
      Двое Великих сидели в своём зале, дети играли у их ног. Враг ни о чём не догадывался. Одного за другим, пару за парой они отсылали тех, кто был им верен, чтобы те уцелели. Ушли Кеплиан, люди, Фланнан — все, кто делили с ними кров. Даже кони, собаки и два кота, чья дружба доставляла хозяйке дома такое удовольствие. Теперь в зале их осталось всего лишь четверо. Элири как будто присутствовала при последнем разговоре Великих, хотя не слышала слов. И поняла, какое решение они приняли. Пришло время отослать детей, а потом покинуть так любимый ими дом самим. Чтобы присоединиться к друзьям, принадлежащим Свету.
      Элири увидела многоцветную игру силы, увидела, как открылся проход и маленький мальчик заковылял прочь. Когда к проходу подошла крошечная девочка, он замерцал, скрутился и отбросил ребёнка в далёкое, неведомое измерение. Мать вскрикнула от ужаса. Сила взревела — родители попытались сделать все, чтобы спасти своё дитя. Элири мельком увидела морской берег и волны, ведущие нескончаемую битву со скалами. Она почти слышала звуки, сопровождающие эту сцену, и узнала её. Ей не раз приходилось видеть фотографии этих мест. Девушка ощутила волну нежности и тепла, исходящую от тех, кто сейчас показывал ей все это. Да, да!
      Корнуэлл! Это было корнуэллское побережье. Понимание медленно проникло в сознание Элири — понимание того, что показывали ей сейчас и почему путь Идущих Впереди открылся для неё. Но — зачем она была призвана в этот мир? С какой-то определённой целью? Что она должна была сделать?
      «Терпение. Смотри».
      Она увидела, как проход постепенно исчез, увидела, как женщина тяжело рухнула на колени, плача и закрывая лицо руками, а муж успокаивал её. Девочка жива. Она будет жить, хотя и в чужом мире. Их сын с друзьями в безопасности. Но сила ушла. Её не хватит, чтобы создать ещё один проход. А значит, не удастся сбежать ни им самим, ни огромному жеребцу, который был для хозяина названым братом и остался здесь, чтобы, когда придёт время, доставить их в безопасное место. Они посовещались. Если уж так суждено, что они не могут покинуть это место, то, по крайней мере, нельзя допустить, чтобы здесь поселился враг, который, крадучись, бродил снаружи. Нет — до тех пор пока они живы.
      Они приняли решение, все трое. Этот дом, который они так любили, не будет осквернён. Элири видела, как, бережно расходуя остатки своей огромной силы, хозяева свернули жеребца Кеплиан в его же изображение, столь маленькое, чтобы его легко можно было не заметить. Оно отзовётся только в том случае, если прикоснётся к телу человека, в чьих жилах течёт их кровь. Девушка видела, как жеребец уменьшается, как женщина, наклонившись, прикрепляет к гриве серебряное кольцо. Серебро, металл Света. Любой, кто найдёт этот кулон, поймёт, что он создан не Тьмой. Последние крохи силы ушли на то, чтобы забросить кулон — куда придётся. Потом они встали, рука в руке.
      Элири чувствовала их печаль, их боль — ведь они были вынуждены расстаться со всем, что любили. Никогда больше они не увидят, как растут их дети, никогда не будут, смеясь, бегать под палящим солнцем и нырять в прохладную воду. Никогда не проскачут по равнинам на спинах своих четвероногих друзей, которые по доброй воле носили их на себе. Двое медленно повернулись. Сила пламенела вокруг них; камень был послушен, когда они мастерили помост, а на нём — продолговатую колыбель, последнюю постель для тех, кто обитал здесь. Потом они легли в неё. Сила излилась вверх, свернулась, образовав мерцающее укрытие — и погасла. Она осталась, но была невидима.
      Когда её сияние померкло, в дом нагло вошёл враг. До этого сила мешала ему проникнуть внутрь, но теперь, сумев пройти мимо рун, он надеялся прибрать к рукам всё, что осталось. Теперь этот дом станет его крепостью. Он увидел помост, поднялся по ступенькам и ухмыльнулся при виде тех, кто лежал в колыбели. Победа! Он расхохотался. Его смех прокатился по залу, отдался эхом от задрапированных стен. Победа! Теперь вся страна принадлежит ему, и он будет делать с ней, что захочет. Свет потерпел поражение, Тьма торжествует. Он воздел руки, и стены задрожали от его ликующего крика. Потом он снова склонился над колыбелью. Ещё одно, последнее. Уничтожить этих двоих, которые лежат здесь, беспомощные и жалкие. Враг набрал побольше силы, улыбнулся и отшвырнул её от себя.
      Вспыхнув, она обрушилась на них, но испепелить не смогла. Её хозяин отвернулся, жадно осматривая всё, что досталось ему как завоевателю. Гобелены, мебель. А сколько ещё в других помещениях! И все это теперь принадлежит ему. Не замеченная им, за его спиной пришла в движение сила, за долгие годы накопившаяся внутри стен. Враг попытался захватить её и уничтожить, но она оказалась ему неподвластна. Куда бы он ни поворачивался, всякий раз позади возникал всплеск силы и обрушивал на него один ужасный удар за другим. Спотыкаясь, шатаясь, вопя, враг метался в поисках безопасного места, чувствуя, как в груди нарастает гнев.
      Его тело крошилось, рассыпаясь в прах. Те двое, что лежали в колыбели, услышали крик ярости, крик поражения. А потом он внезапно оборвался. На полу остался лишь тонкий слой пыли — вуаль на золотистых камнях. Возник небольшой ветер, поднял её, унёс из каньона и рассеял среди холмов. Один из Великих проиграл свою игру; Свет стал сильнее. Но Зло не умерло. Оно вернулось, обретя другую форму, чтобы сеять смерть и разрушение.
      В каньоне стояла тишина. Всё, что можно, было сделано. Теперь они будут спать долго-долго — пока не придёт освобождение. Тьма сюда не сможет проникнуть. В один прекрасный день Свет вернётся — Свет и люди, в чьих жилах течёт их кровь. До тех пор они будут вместе; это не так уж мало.
      Однако история ещё не совсем закончилась. Элири увидела, как время медленно уничтожило сначала гобелены и всё остальное, сделанное из ткани. Потом настала очередь дерева — оно превратилось в порошок, рассыпалось в пыль. Мечи на стенах покрылись ржавчиной и упали на пол. Уцелел лишь камень — внутри и снаружи. Потом перед Элири замелькали лица. Те двое, что находились в колыбели, не могли показать девушке её собственную родословную, поскольку их дочь и все её потомки жили в другом мире, недоступном для них. Но они могли подсказать ей кое-что, имеющее отношение к Ромару, — правда, немного. Их сын благополучно вырос и женился. У него в свою очередь родились сыновья, которые женились на дочерях дома, предоставившего ему убежище. Разные люди, разные лица — но в чём-то похожие на тех, кто лежал сейчас перед Элири.
      Она была последней прямой наследницей той девочки, которую злая судьба забросила в чужой мир. Внезапно Элири пронзило ощущение ужаса. Что это значит? Они станут заставлять её жить не так, как ей хочется?
      «Ты всегда все делала по собственной воле, дочь, затерянная во времени. Твоя жизнь — это твоя жизнь, и мы не собираемся в неё вмешиваться. Мы всего лишь позволили тебе войти — в ответ на призыв твоего духа».
      — Но как вы смогли? Я думала, ваша сила иссякла.
      Слезы хлынули из глаз Элири, когда в её сознании возник ответ: на это ушли остатки силы, которые были необходимы им для поддержания собственной жизни. Столетиями тела сохранялись нетленными, а дух — внутри них, в долгом и томительном ожидании. Почувствовав, что их дочь, пришедшая издалека, нуждается в помощи, они отдали ей всё, что осталось. Даже во время этого разговора их тела медленно рассыпались в прах — неумолимо, безжалостно, — а души уже почти выскользнули из тел, собираясь покинуть их. Они держались изо всех сил, дожидаясь её. И дождались. Теперь их задача выполнена; она узнала все.
      «Найди нашего сына, затерянного во времени, и освободи его. Владейте этой землёй — она по праву принадлежит вам, в ком течёт наша кровь, кто противостоит Тьме. И помоги вернуться к Свету нашим четвероногим друзьям».
      — Как я могу сделать это? — вырвалось у Элири. В ответ прозвучал мягкий, тёплый смех.
      «Тебе помогут. Кобыла, жеребец, выйдите вперёд. — Тарна и Хилан повиновались, трепеща. — Дочь, пришедшая из глубин времени, взгляни на свою названую сестру, на своих названых братьев».
      Когда жеребец из кулона встал на дыбы, Элири увидела, что его копыта подкованы серебром. Кеплиан подняли головы, зачарованные этим зрелищем, и… Ка-дих, их глаза сияли, точно сапфиры! Элири застыла, поражённая этим зрелищем.
      И снова в её сознании проник смех.
      «Тьма безвластна там, где живы любовь и Свет. — Сейчас голоса победоносно гремели, точно колокола. — Вот и все. Наши дорогие четвероногие друзья вернулись к Свету. Девушка, в жилах которой течёт кровь нашей дочери, нашла сюда дорогу. Великие, теперь мы смиренно просим: отпустите нас покоиться в мире».
      Слезы потекли по лицу Элири:
      — Нет, не уходите, подождите хоть немного! Я даже не успела поближе познакомится с вами.
      «Всему на свете приходит конец. Мы так долго ждали, когда свершится предопределённое и мы будем свободны. Хватит ли у тебя духа задерживать нас сейчас? »
      Элири низко склонила голову.
      — Нет, — еле слышно ответила она. — Нет, идите с миром. Я найду Ромара и освобожу его. Половина всего, что тут есть, принадлежит ему. Но… — Она опустила взгляд на золотистый камень. — Если смогу. Ведь у меня нет той силы, какой владели вы. Нежность окутала её — точно добрые, любящие руки заключили девушку в свои объятия.
      «Ты — дочь, вернувшаяся к нам из глубин времени; ты найдёшь способ. У тебя есть двое верных друзей, готовых сражаться с тобой бок о бок. Ещё один будет помогать тебе, но недолго. В каньоне и за его пределами дожидаются и другие. Прими их, веди их. — Тонкая рука поднялась и прикоснулась к ней. — Это совсем немало, дочь, пришедшая издалека. Хватит пищи для ума, и духа, и сердца. Наша любовь всегда с тобой».
      Рука упала. На лицах, обращённых к Элири, возникла улыбка, и тут же огонь объял их со всех сторон. Они ушли… осталась лишь пустая колыбель. Элири молча плакала, склонив голову. Теперь она снова была одна.
      Два тёплых носа возмущённо ткнулись в девушку с такой силой, что она пошатнулась. Внезапно на неё нахлынуло ощущение счастья. Нет, нет, не одна, теперь и навсегда не одна. Она протянула руки и обняла обоих Кеплиан.
      — Я знаю… Я знала их так недолго, но думаю, мне всегда будет не хватать их. — Она шмыгнула носом и вытерла слезы. — Ладно, жизнь продолжается. Мы должны найти Ромара, освободить его, рассказать о том, что он владеет половиной всего этого, и осчастливить Маурин и Джеррани. — Она засмеялась. — Всего ничего. Думаю, завтра же я со всем этим и управлюсь.
      Копыто ударило о камень; во все стороны брызнули искры. Позади помоста стоял жеребец из кулона, глядя на неё мерцающими глазами. Как они сказали? Ах, да. Ещё один будет помогать тебе, но недолго. Элири медленно приблизилась к нему и подняла руку. Мягкий нос ткнулся в её пальцы, но когда она попыталась проникнуть в его сознание, то не обнаружила ничего, кроме мрака, Девушка испуганно отступила. Не может быть, чтобы он принадлежал Тьме! Нет, только не здесь, в этом доме. Только не тот, кто был другом его хозяев.
      Конечно, нет, последовал ответ.
      Она кивнула. Значит, дело в том, что он просто хочет быть сам по себе.
      Согласие.
      Вместе с ним пришло и ощущение. Он поступает так не по своей воле; ему хотелось бы распахнуть для неё своё сознание, как для друга, но, к сожалению, это невозможно.
      Элири погладила спутанную гриву. Она доверяет ему и не будет вторгаться в его мысли, если он сам этого не пожелает. Кобыла тут же втиснулась между ними, Хилан — следом за ней. Жеребец из кулона отступил. Элири спросила, есть ли у него имя.
      «Больше нет… Зови меня, как сама пожелаешь».
      Девушка усмехнулась:
      — Тогда я буду звать тебя Пехнан — «Оса» на моём языке. Идём с нами, будем вместе жалить наших врагов.
      «Именно так, моя названая сестра, пришедшая из глубин времени».
      Копыта гулко цокали за спиной Элири, когда она шла обратно сквозь туман. И снова он медленно расступался перед ней и смыкался позади. Когда совсем недавно девушка погрузилась в него, она знала так мало и даже не догадывалась, какое её ждёт сокровище. Сокровище, которое обогатит и ум, и сердце. Интересно, она когда-нибудь вернётся сюда или это место превратится в руины и рассыплется прахом у неё за спиной? Элири пожала плечами. Какое это имело значение? Каньон, дом в нём — всё это принадлежало ей. Пусть то, что таится в глубине тумана, по-прежнему принадлежит её далёким предкам, она не станет нарушать их покой. Приняв такое решение, девушка тут же ощутила, что друзья одобряют его. Даже Пехнан легко дотронулся до неё в знак согласия. Хорошо. Значит, так тому и быть.
      Туман расступился, Элири зашагала по траве. Кобылы и жеребята Кеплиан расступились перед ней, и девушка мгновенно ощутила изумление, которое взорвалось в их сознании. Но смотрели они не на неё, а на Тарну, Хилана и удивительного жеребца Кеплиан. Постаравшись скрыть улыбку, она предоставила друзьям самим давать объяснения. День был утомительным; Элири с удовольствием окунулась в воды ручья, попила и поела. Утром — снова в путь. Нужно произвести разведку на границах территории Серых, посмотреть, как далеко продвинулось Зло.
      Однако ночью ей явился Ромар. В его глазах полыхало отчаяние, лицо выглядело более усталым, чем когда бы то ни было, а тело настолько исхудало, что казалось совершенно измождённым. Руки Элири начертали знак, и его голос еле слышно донёсся до неё:
      — Если в самое ближайшее время ты мне не поможешь, потом уже будет слишком поздно.
      — Я знаю, где ты, — сказала она, — но не знаю, как освободить тебя и уберечь тех, кого я люблю. Я не перенесу, если они погибнут во время этой попытки.
      — Тут есть потайная дверь, и я расскажу тебе, где она. Мой господин… — его лицо исказилось от боли и гнева, — вскоре собирается снова выступить против Света. Тогда ты сможешь действовать.
      — Но, наверно, войти в эту дверь будет не так уж просто? — со свойственной ей практичностью спросила Элири.
      Пробраться через чёрный ход — хорошая мысль, без сомнения, но вряд ли он не охраняется тем или иным способом.
      — Я отвлеку его внимание, пока ты будешь входить. Он сильнее меня, но сила у него не так уж велика. Именно поэтому он использует меня. Весь расчёт на то, что, оказавшись внутри, ты нападёшь на него, и тогда я постараюсь освободиться сам. Может быть, у нас и получится.
      Ромар не сказал больше ни слова, но девушка понимала, о чём он думал. Даже смерть во время этой борьбы будет для него освобождением; не совсем таким, как ему хотелось бы, но всё же — освобождением. Что касается самой Элири, то у неё не было ни малейшего желания погибнуть во время схватки с силами Тьмы. И всё же… И всё же это был брат Маурин, друг Джеррани, а для неё — пусть и очень далёкий, но всё же родственник. И она обещала, что попытается освободить его.
      Элири собрала всю свою решимость.
      — Расскажи мне всё, что знаешь.
      Ромар молчал довольно долго, но взгляд его был достаточно выразителен. Потом он заговорил, спокойно и мягко. Дверь не охраняется. Её местоположение — тайна для всех, кроме Ромара, и то лишь благодаря его ментальной связи с Тёмным. Нельзя использовать человека без того, чтобы хотя бы кое-что тайное не стало для него явным. Дверь открывалась с помощью слова, и Ромар назвал его Элири.
      Одновременно он предупредил: как только она и её спутники окажутся внутри, их подвергнут испытанию. Не следует забывать, что многое будет иллюзией, но, возможно, не все. Снаружи постов охраны нет, хотя Серые постоянно бродят поблизости. Внутри Башни обитают те, кто служит Тьме. У них на вооружении множество хитрых приёмов, способных любого ввести в заблуждение. Всё время, пока Ромар говорил, висящий в воздухе между ними знак становился все бледнее. И всё же молодой человек успел рассказать Элири обо всём, что знал.
      — Чтобы открыть дверь, потребуется сила, — предостерёг он её напоследок. — Попроси о помощи Маурин и Джеррани. — Он вздохнул. — Не хочется втягивать в это дело их, раз ты согласилась мне помочь, но сила Тьмы с каждым днём растёт. Боюсь, что им угрожает опасность даже в том случае, если они не присоединятся к тебе.
      Элири вскинула руку.
      — Клянусь. Я расскажу им о тебе и попрошу, чтобы они отправились со мной. Хотя думаю, что и просить не придётся. Они всегда очень беспокоились о тебе.
      Ромар даже не догадывался, чего ей стоило произнести эти слова. Она не упомянула о той внутренней борьбе, которую ей пришлось выдержать с самой собой. Маурин была хрупкого телосложения, но под внешней хрупкостью скрывалась железная воля. Джеррани не просто приходился Ромару зятем — он был его братом по мечу; вне всякого сомнения, он бросится на штурм Тёмной Башни даже в одиночку, если не будет другого способа освободить Ромара. Стоит ей рассказать им, что он являлся ей во сне, и ни отступление, ни оттяжка станут невозможны. Уже дважды она была на грани того, чтобы поделиться с ними тем, что знала. Но каждый раз, вернувшись в каньон и увидев жеребят, отступала. Как могла она подвергать риску всё, что было создано здесь с таким трудом? Как могла она поставить под удар тех, кто только-только начинал новую жизнь?
      После пережитого страха и жестокости, поселившиеся в каньоне кобылы Кеплиан с трудом, очень медленно, но всё же начали радоваться обретённой свободе. Теперь им доставляло удовольствие приводить в каньон новых своих соплеменниц и учить их тоже познавать доброту. Взрослых жеребцов уже ничему не научишь, не то что кобыл и жеребят. Как могла Элири бросить их на произвол судьбы и ввязаться в смертельно опасную схватку? На одной чаше весов лежало все, чего они добились, а на другой — жизнь одного-единственного человека. Стоил ли он этого? Элири не была уверена. Мгновения, прошедшие перед тем, как она ответила Ромару, были исполнены для Э три внутреннего трепета, но именно тогда она приняла окончательное решение. Покупать собственное спокойствие ценой его жизни было бы неправильно. Он приходился ей родственником, пусть и очень, очень дальним. Она обязана ему помочь. Не говоря уж о том, что с каждой их новой встречей этот человек становился всё более дорог ей.
      Если она устранится и просто предоставит Ромару умирать, то и ей потом жизни не будет. В конечном счёте всё было очень просто. Если удастся его освободить, она объяснит Маурин и Джеррани, почему так долго молчала; они поймут и простят её. Если она погибнет, они так никогда и не узнают, что стояло за её молчанием. Но даже в этом случае Джеррани, по край — ней мере, поймёт её. Если, конечно, останется в живых.
      Знак между ними увял, истончившись в ничто, и Ромар исчез. Элири пристально смотрела в пустоту, вспоминая отчаяние, звучавшее в его голосе. Тот, кто использовал его, кто безжалостно тянул из него силу, рискует в самое ближайшее время вычерпать её до дна. И физическая, и духовная смерть Ромара надвигается. Нужно торопиться, иначе можно и в самом деле не успеть. Он должен быть свободен — или мёртв, что в конечном счёте тоже вариант свободы.
      Уже засыпая, девушка непроизвольно стиснула кулаки. Если не удастся его освободить, она сделает это сама. Пусть лучше умрёт от её руки, чтобы Зло не смогло больше использовать его. Тогда, по крайней мере, душа Ромара вырвется на свободу.
      Она собиралась завтра утром выяснить, где находятся Серые, но это придётся отложить. Сейчас есть дела поважнее, с рассветом нужно отправляться в путь. Но сначала… В голове у неё замелькали планы насчёт того, что и как предстояло сделать.
      Потом Элири овладел более глубокий сон, но даже и тогда лицо Ромара преследовало её. С мольбой о свободе, с надеждой и верой. Как могла она даже думать о том, чтобы остаться в стороне? Он — воин; ей не следовало уклоняться от участия в его битве. И он человек, способный принять её такой, какая она есть. На губах Элири заиграла улыбка, от чего лицо девушки приняло почти детское выражение. Далёкий друг, держись, я иду!

      Проснувшись, она почувствовала, что её решимость только окрепла. Элири позавтракала и отправилась на поиски Кеплиан.
      — Боевая сестра, мне необходимо переговорить с теми, кто живёт у озера. Ты отправишься со мной? — Кобыла задумчиво стояла, вопросительно глядя на неё. — Я снова видела сон этой ночью. И ещё — я поклялась моим родственникам из тумана, что помогу Ромару. Пришло время выполнить эту клятву.
      «Видела сон? »
      Элири улыбнулась. Тарна всегда любила, чтобы ей рассказывали все по порядку. Девушка начала объяснять. Хилан молча стоял рядом и тоже слушал.
      Дождавшись подходящего момента, он вмешался в разговор. Что же, к его мнению стоило прислушаться. За последние два года Хилан много путешествовал в тех краях, где обитали Кеплиан, и был осведомлён о происходящем там даже лучше и своей матери, и самой Элири. Он был менее опытен в сражениях и, возможно, менее мудр, но знал немало такого, что могло пригодиться. Они внимательно выслушали его соображения — и согласились, что он прав. Его присутствие может существенно помочь при попытке освободить Ромара.
      — Но сначала мне нужно добраться до озера и рассказать обо всём Маурин и Джеррани.
      «А что дальше, боевая сестра? Просто так начать штурмовать Тёмную Башню — какой в этом смысл? Тут необходима хитрость. Хитрость и сила».
      Элири снова начала говорить, спокойно и обдуманно. Друзья одобрительно кивали. Это было рискованно, опасно — шанс, не более. Но и не менее тоже. Воздействие Башни распространяется все шире, сила её нового обитателя растёт. Если Ромар уйдёт, Зло начнёт искать других, кого можно использовать. Найдутся и те, кто согласится на это добровольно.
      — Хватит разговоров. Я скачу сегодня же, прямо сейчас. Вы будете сопровождать меня?
      Увлечённые разговором, друзья не обращали внимания, что под деревьями вокруг них собрались кобылы и жеребята. Они тоже слушали. Внезапно Элири заметила их и от неожиданности даже слегка подскочила. Удивлённо вскинув брови, она переводила взгляд с одного на другого. Вперёд вышла тощая, покрытая шрамами кобыла. Зела редко говорила. Многочисленные шрамы она заработала, пытаясь — безо всякого успеха — защитить от смерти своего жеребёнка. Она неприкаянно бродила, ошеломлённая потерей малыша, истекающая кровью, когда Хилан нашёл её и заботливо доставил в каньон. По характеру Зела была склонна к одиночеству и по большей части молчала. Однако от Хилана у неё родился жеребёнок, который сейчас уже заметно подрос и стал одним из самых чудесных созданий, обитающих во владениях Элири.
      Зела вскинула голову:
      «Мы тоже пойдём».
      Как всегда, она была немногословна, но одновременно в сознание Элири хлынул поток быстро сменяющих друг друга образов, и девушка все поняла. Пока она, Тарна и Хилан совещались, остальные кобылы тоже оказались в курсе дела. Тяжкие испытания, через которые им пришлось пройти, укрепили их решимость. Что они оставили позади? Спаривание не по желанию, а по принуждению, убитые жеребята, жестокое обращение, которому подвергались они сами и их подруги. Здесь, в каньоне, выяснилось, что жизнь может быть совсем иной. Хилан обожал своих жеребят, играл с ними, проявляя снисходительность и понимание, а с их матерями обращался как с равными. Может быть, кобылы и не слишком хорошо разобрались в сути дела, но одно уж точно поняли: речь шла о борьбе между тем, какой их жизнь стала в каньоне, и тем, как она протекала на равнинах. Чтобы сохранить эту свою новую жизнь, они тоже готовы были сражаться.
      Элири протянула руку и пощекотала мягкий нос.
      — А как же ваши жеребята?
      «Некоторые уже выросли; остальные останутся».
      Девушка прислонилась к тёплому боку Тарны, скользя взглядом по Кеплиан, столпившимся вокруг. В общем, Зела права. Больше половины малышей были уже в том возрасте, когда на равнинах кобылы прогнали бы их от себя ради их же собственной безопасности. Здесь, на богатом пастбище каньона, даже совсем юные жеребята выглядели больше и сильнее, чем их однолетки на равнинах. Молока у кобыл было достаточно, а если даже у кого-то его не хватало, их жеребят кормили другие.
      Вперёд протолкался юный жеребец, которого они в прошлом году буквально вырвали из рук смерти. Его мать убили расти. Когда его обнаружили, жеребёнок, на своих маленьких, слабых ножках, метался между врагами, пытаясь сражаться — как мог. Расти решили позабавиться с ним, прежде чем убить. Появление Элири положило конец этому издевательству. Теперь Шенн стоял перед ней, в его огненно-красных глазах светился ум.
      Он привстал на дыбы и выразительно стукнул копытами о землю:
      «Я иду с вами. У меня нет жеребёнка, нет матери, нет подруги. — Он фыркнул. — Я понесу на себе человека, если понадобится».
      Никто даже вдохнуть не успел, как Зела кивнула. Смысл сказанного ею был предельно ясен, намерения просты и понятны.
      «Я тоже. Обещаю, что буду осторожна и тот, кого я понесу на себе, не упадёт. Мы вместе будем сражаться. Если моего человека ранят, я отнесу его домой. — Она встала на дыбы и со стуком опустила копыта на землю. — Убейте тех, кто погубил моего жеребёнка. Убейте тех, кто терзает моих подруг. Убейте тех, кто хочет отнять у нас это благословенное место».
      С каждым призывом её копыта обрушивались на землю. К ней тут же присоединился Шенн, а вслед за ним и остальные повзрослевшие жеребята подняли крик, с тупым стуком колотя копытами по скалистой почве. Глаза горели красным огнём, пот стекал по чёрным шкурам. Жеребята вставали на дыбы, ржали радостно и возбуждённо, сопровождая все это ментальными воплями.
      С трудом, но Элири всё же удалось перекрыть поднявшийся шум.
      — Вы говорите, что понесёте на себе людей. Хорошо. Но ведь это ещё далеко не все. А сможете вы затеять бой с расти, если понадобится отвлечь внимание Тёмного? Готовы ли вы сражаться со своими соплеменниками, даже убивать их, если придётся? Зная, что они проклянут, возненавидят и, может быть, даже начнут преследовать вас?
      Зела высоко встала на дыбы. На её животе, поблёскивающем в солнечном свете, стали видны уродливые шрамы, которые портили гладкую шкуру.
      «Я готова. Возненавидят… Ну и пусть, меня это не волнует. А что касается того, что они станут преследовать нас… — она вскинула голову, свирепо прижав уши. — Меня уже преследовали прежде. Пусть ещё погоняются, если желают. Может, им даже повезёт, и они сумеют найти меня». — Она оскалила зубы, яростно сверкая глазами.
      Да уж, подумала Элири, глядя на Зелу. Если врагам и «повезёт» найти её, они, возможно, не успеют даже пожалеть об этом. Если дойдёт до схватки, она будет сражаться не хуже пукутси. А если погибнет, то прихватит с собой многих.
      Девушка сделала глубокий вдох.
      — Ладно, у вас будет время обдумать всё это. Я сейчас уеду, мне нужно переговорить с людьми. Необходимо составить план, чтобы не расходовать впустую силы.
      Молодой жеребец одобрительно кивнул в ответ. Покрытая шрамами кобыла тоже кивнула и рысью поскакала на пастбище. Причём, как заметила Элири, теперь она была не одна. Рядом с Зелой щипал траву Шенн, время от времени прикасаясь к ней боком. Она встретилась взглядом с Тарной, обе внутренне улыбнулись, но тут же вновь вернулись к делам.
      — А вы сейчаспоскачете сомной? Тарна придвинулась к ней поближе: «Я понесу тебя».
      Элири была тронута, услышав в её тоне ревнивые нотки. Хилан тут же вмешался.
      «Можно, я понесу тебя обратно? — с надеждой спросил он.
      Элири рассмеялась.
      — Конечно, названый брат. Но вместе с людьми у озера нас будет трое, поэтому я должна взять с собой лошадь.
      Ответом ей было сердитое фырканье. Но никаких возражений. Она быстро оседлала свою старательную лошадку и нагрузила её сумками со шкурами и оружи-ем. Потом вспрыгнула на спину Тарны, и все вместе они рысью поскакали к выходу из каньона. Казалось, прямо из воздуха материализовался Пехнан, полыхая сапфировым огнём своих глаз.
      «Куда вы собрались? »
      В нескольких быстро сказанных фразах Элири объяснила ему суть дела. По какой-то ведомой ему одному причине, Пехнан явно хотел услышать это от неё, хотя, несомненно, и сам все знал. «Этот план может сработать, — одобрительно сказал он. — А что же те, которые говорили недавно, что тоже будут сражаться? »
      — В чём дело? — воскликнула Элири. — Они имеют право сражаться за то, во что верят.
      «Конечно. Я ничего не имею против этого, — мягко ответил Пехнан. — Они сражаются за Свет?» — В тоне вопроса ощущалась странная напряжённость.
      Сзади послышалось сопение — это Зела незаметно присоединилась к ним.
      «Я всё слышала».
      Пехнан повернул к ней голову:
      «И каков твой ответ? »
      Задумавшись, кобыла опустила голову, но тут же снова вскинула её:
      «Убивать жеребят — плохо. Принуждать кобыл спариваться, когда они не желают этого, — плохо… неправильно. Там, на равнинах, мы жили, как.. » — Она запнулась, подыскивая нужное слово.
      Однако нашла его Тарна:
      «… как во Тьме».
      «Да. Если всё это — Тьма, а наша жизнь здесь — Свет, тогда я готова сражаться и умереть за Свет. — Слова иссякли, но образы продолжали вспыхивать один за другим — горькая литания боли и скорби. — Я заодно со Светом, — с оттенком жестокого удовлетворения повторила кобыла под пристальным взглядом Пехнана. — Я знаю, о чём говорю. И все остальные здесь тоже. — Её морда повернулась в сторону Кеплиан, которые мирно щипали траву. — Ненависть не владеет ими так сильно, как мной, но они будут сражаться».
      «Я верю. Следуй за мной».
      Пехнан в сопровождении кобылы медленно подошёл к выходу. Руны при его приближении ожили. Онпровёл носом по одной, потом по другой и, в конце концов, по третьей.
      «Сделай то же самое».
      Мгновение Зела пристально смотрела на сияющие руны, потом её нос тоже повторил очертания древних знаков. Они засияли ярче, голубой туман, свиваясь, поднялся над ними и собрался над головой Зелы в подобие вуали. Когда он растаял, Элири едва сдержала крик изумления. Кобыла стояла горделиво, её глаза по-прежнему пылали, но не красным, как прежде, а чистой голубизной. Молодой жеребец, застывший позади своей подруги, медленно двинулся вперёд. Подняв голову, он внимательно осмотрел сначала её, а потом руны.
      «Я с Зелой заодно».
      И прежде чем ему успели помешать, он обвёл носом первый знак. Элири затаила дыхание. Голубой туман закружился водоворотом, заключая Шен-на в объятия. Сила умела распознавать своих, ей были открыты все сердца. За то недолгое время, пока он прикасался к знакам, она свершила суд и вынесла свой приговор. Перед ними, все ещё трепеща от собственной дерзости, стоял молодой жеребец с сапфировыми глазами.
      «Может, всё же отправимся в дорогу или у нас здесь есть ещё какие-то дела? — суховато спросил Хилан. — Разве нам непременно нужно присутствовать при том, как все будут тереться носами о стену? »
      Шенн ударил копытом о землю:
      «Я иду с вами».
      Элири спрыгнула со спины Тарны, подошла к жеребцу и ласковым движением убрала пряди гривы с его глаз. Без единого слова мысленно передала ему ряд картинок. Маурин… Вот она смеётся, играя со своими детьми. Вот с болью во взгляде смотрит на портрет Ромара. Элири, как могла, постаралась передать в этих образах то, что составляло сущность её подруги.
      Шенн поднял уши:
      «Я понесу её. Она похожа на тебя».
      Подошла Зела и остановилась, выжидая. Элири мысленно передала ей образ Джеррани — его силу, трогательно заботливое отношение к жене и детям, нетерпимость к жестокости. И, конечно, доброту.
      Мягкий нос уткнулся ей в руку:
      «Я понесу этого человека, если он пожелает. Если доверится мне», — сказала Зела.
      — Тогда в путь. В замок, где ты встретишься с ним и сможешь принять окончательное решение. Пехнан?
      — Элири повернулась, но жеребец снова исчез. — Мне не нравится, что он то появляется, то исчезает. Можно подумать, у нас тут завёлся призрак, — сказала она и снова вскочила на Тарну.
      «Он делает, что хочет. Без него справимся», — с мягкой усмешкой заметила кобыла.
      Она неторопливо зашагала по тропе, вслед за ней — послушная лошадь и трое Кеплиан.
      Пока они были в дороге, Элири чуть голову себе не сломала. Как быть? Просто так взять и появиться с четырьмя Кеплиан? Это вызовет… ну, по меньшей мере, удивление. Или даже хуже того — кто-то, не раздумывая, может наброситься на них. Нет, лучше появиться, как всегда, на лошади, объяснить все друзьям, а уж потом позвать Кеплиан. Джеррани мог казаться и беспечным, и легкомысленным, как любой молодой человек, но в глубине души был настоящим воином. Не может он не оценить тех преимуществ, которые им даст помощь Кеплиан.
      Стоит рассказать им о Ромаре и её снах, ведь это, без сомнения, перевесит в их сознании всё остальное.
      Если они узнают, что есть шанс освободить Ромара и при этом нанести поражение Тёмной Башне — то есть обезопасить свои земли на много лет вперёд, — то согласятся принять помощь любых союзников.
      Она взглянула туда, где гарцевал Шенн, по молодости и задору не способный удержаться от того, чтобы слегка не подурачиться. И снова испытала ощущение удара, поражённая голубизной его глаз. Знак Света. Конечно, стоит Джеррани увидеть их — в особенности после того, как она поговорит с ним, — и он окажется способен удержать любого от безрассудных действий. В замке были свои руны охраны и защиты, и теперь Кеплиан тоже смогут пройти мимо них. Ещё одно подтверждение того, что отныне они принадлежат Свету. Всё будет хорошо, успокаивала себя Элири. Если она будет действовать осторожно, все непременно должно быть хорошо.
      Они скакали все дальше и дальше, зорко поглядывая по сторонам. Сюда, в горы, Серые забредали редко, но тут хватало и других тварей. Некоторых, скорее, можно было отнести к полумраку, другие же в полной мере предались Тьме и потому были очень опасны. Колония расти находилась далеко отсюда, но одинокие самцы часто охотились и в этой местности. Конечно, один расти не представлял серьёзной угрозы для пяти воинов. Однако даже простой укус в область щётки, там, где над копытом у лошади растут волосы, мог вылиться в серьёзную проблему, если зубы хищника проникнут достаточно глубоко. Однако путешественникам повезло — за всё время дороги они не встретили никого и ничего.
      На третий день, поднявшись на невысокий холм, они увидели замок. По дороге был тщательно разработан план дальнейших действий, поэтому все знали, что нужно делать. Элири спрыгнула со спины Тарны и подозвала лошадь. К этому времени она уже гораздо лучше владела своим даром. По мере того как её сила с опытом возрастала, стало ясно, что она могла делать гораздо больше, чем когда-либо представляла себе. Недаром Кинан потратил столько месяцев, терпеливо обучая её и рассказывая всякие истории, — теперь все это вошло ей в плоть и кровь. Элири наклонилась, ласково похлопала сначала Тарну, потом Хилана и, подобрав поводья, поскакала вниз по склону холма. Дозорный громко возвестил о её появлении, Маурин и Джеррани выбежали навстречу.
      — Элири, мы так рады тебе! Но… — Маурин остановилась. — Ты выглядишь такой мрачной. Что-то случилось?
      — Не случилось, нет. Но я хочу, чтобы мы как можно быстрее остались одни.
      Девушка понимала, что стояло за выражением, возникшим на их лицах. Страстное желание и отчасти страх узнать, в чём дело. Она увлекла их в солярий, где Маурин тут же захлопнула дверь.
      — Здесь нас никто не услышит… Говори быстрее. Ох, Элири, ты нашла его? Ты нашла Ромара?
      — Да! — решительно ответила девушка.
      Маурин бросилась к ней, схватила за руки, закружила по комнате. Когда они унялись, часто и тяжело дыша, Джеррани с улыбкой посмотрел на них.
      — Расскажи нам всё, что можешь, — мягко попросил он. — Нужно составить план.
      Элири рассказала им обо всём, в том числе и о своих далёких родственниках, которые так долго ожидали её появления в каньоне. Потом заговорил Джеррани.
      — Мы не можем рассчитывать на помощь из Долины. Я послал сообщение Духаун обо всём, что нам стало известно от тебя, Элири. Написал ей, что Зло распространяется все шире, постепенно захватывая те области, где прежде его не было. — Он улыбнулся. — По правде говоря, письма между нашим замком и госпожой Долины сыпались, точно град. Нам было ясно, что время приближается, поэтому мы постарались заранее спланировать свои действия. Теперь остаётся только реализовать их, на что много времени не понадобится.
      — Что вы планировали? — сразу перешла к делу Элири.
      — Чтобы сразу же внести ясность, объясню, почему Долина не сможет нам помочь. Дело в том, что они уже сражаются в другом месте. Зло очень окрепло в последнее время неподалёку от Леса Болотных Женщин, и большую часть сил Долина тратит на защиту отдалённых крепостей и поселений в том направлении. Однако детей мы договорились отправить к Духаун. В помощь нам она прислала пятерых воинов, а с ними — вот этот дар.
      Элири осторожно взяла то, что Джеранни протянул ей. Это была маленькая, но прекрасная вещь. Кусочек кристалла, в котором живые цвета, казалось, крутились водоворотом, смешиваясь друг с другом.
      — Что это такое? — спросила Элири. Джеррани весело ухмыльнулся, лицо его приобрело почти мальчишеское выражение.
      — Не знаю. Но если мы будем одолевать, нужно эту штуку разбить. Я сообщил госпоже, что мы, возможно, попытаемся проникнуть в Тёмную Башню. В ответ она прислала это.
      — Другими словами, чтобы использовать эту вещь, нам надо победить?
      — Вот именно.
      Маурин, не произнеся ни слова, взяла кристалл из рук Элири, надела его на цепочку, а цепочку — себе нашею. Девушка с трудом подавила усмешку. Всё ясно — Маурин собирается отправиться вместе с ними.
      Элири легко могла представить себе жаркие споры, которые разгорались тут по этому поводу ещё до её появления. Джеррани не сомневался, что Ромар томится где-то в заточении. Его удерживало от решительных действий лишь то, что он не знал, где именно. Маурин, со своей стороны, не собиралась оставаться в стороне. С какой стати? Она владела луком, мечом и была наездницей не хуже всякого другого. Правда, Маурин была на десять лет старше Элири, но технуп — опытные и далеко не молодые женщины-воины — в дни славы немунух с успехом принимали участие в военных действиях. Судя по тому, что Элири знала об Эсткарпе, женщины там обычно не воевали. Однако, перевалив через горы и оказавшись в Эскоре, многие из них предпочли носить брюки и орудовать мечом.
      Она обняла Маурин и притянула к себе:
      — Я рада приветствовать воина, готового присоединиться к нам.
      Лицо Маурин вспыхнуло наполовину от гордости, наполовину от смущения.
      — Джеррани не одобряет.
      Однако он тут же опроверг это заявление.
      — Одобряю, дорогая. Если бы это от меня зависело, я хотел бы сражаться, имея тебя по левую руку, а Ромара по правую. Беда в том, что я боюсь за детей. Кто позаботится о них, если мы оба погибнем?
      В ответ его жена фыркнула — сейчас ей было не до изящных манер:
      — А кто позаботится о них, если ты погибнешь, и Зло будет выть под стенами замка, осаждая его? Нет, здесь им оставаться опасно, и они отправятся в Долину, к Духаун. А я буду с тобой.
      — Все правильно, — похлопала её по плечу Элири. Маурин ушла, чтобы помочь в сборах няне и тем людям, которые будут сопровождать детей. Элири повернулась к Джеррани.
      — Какие доводы она приводила, убеждая тебя, что должна отправиться с нами?
      Он криво улыбнулся:
      — Убеждая меня? Она прекрасно понимала, что убеждать меня бесполезно, да и не нужно. Нет способа, которым я мог бы удержать её дома. Поэтому она просто спокойно заявила, что отправится со мной; если я буду возражать, она все равно поедет следом.
      Он не сказал ничего о том, что ещё ему пришлось выслушать. Когда он посоветовал Маурин остаться в стороне, она просто взорвалась и много чего наговорила своему на самом деле горячо любимому мужу. Напомнила ему — в выражениях, при воспоминании о которых у него до сих пор пылали уши, — как она не побоялась пойти наперекор своему отцу, когда речь зашла о том, чтобы выйти замуж за Джеррани. Как у неё хватило мужества поселиться вместе с ним здесь, в этой опасной части страны, вдали от других селений, без надежды на то, что в случае необходимости можно будет обратиться за помощью к соседям. Как она плечом к плечу с ним приводила в порядок замок, очищая его от мелких Тёмных тварей и хищных зверей. И как она никогда не жаловалась.
      Здесь, в этом глухом, заброшенном месте, она создала уютный, тёплый дом, родила ему детей, заботилась о людях, которые им служили. И всё это время Ромар был с ними. Они были не просто брат и сестра по крови — они были близнецами. Исчезнув, он унёс с собой половину её сердца. Все эти годы, наполненные борьбой и тяжёлой, нудной работой, Ромар помогал им. Замок не принадлежал ему. Он не имел никакой доли в этом владении, но тем не менее добывал на охоте пищу и в случае необходимости сражался бок о бок с ними. С горящими глазами Маурин требовательно спросила, не собирается ли муж сейчас предложить ей забыть все это?
      Джеррани запротестовал. К чему такая горячность раньше времени, спросил он? Они всего лишь составляли планы на случай возможных, но вовсе не обязательных обстоятельств. Не исключено, что Ромара и в живых-то уже нет. Или он находится в таком месте, откуда, несмотря на все усилия, вызволить его не удастся. Может, Элири приедет и скажет, что она не смогла ничего разузнать о нём? А если бы это даже и случилось, где гарантии, что задача освободить его окажется выполнимой? Он, Джеррани, всего лишь беспокоится о том, что в случае гибели Маурин дети вырастут без родительской любви.
      Большую часть высказанных им соображений Маурин просто пропустила мимо ушей. Вот как! Значит, он хочет, чтобы она вела себя как курица, сидящая на яйцах? Покорная жена и хозяйка замка? Да, отец вышвырнул её из дома, когда она отказалась выйти замуж за угодного ему человека. Но внуков своих он не оставит без поддержки. Маурин вскинула голову, встретившись с Джеррани взглядом, в котором сверкал вызов. Она не потерпит, чтобы её ценили так низко! Она не только его жена, но и хранительница очага. Даже Ромар не возражал, чтобы его сестра сражалась рядом с ними, когда в этом была нужда. Теперь она снова будет сражаться — за свой дом, за своего брата и за будущее своих детей. Пусть Джеррани попробует остановить её, если посмеет. Он не посмел. Вместо этого он обнял жену, испытывая одновременно и гордость, и страх за неё.
      — Кроме тебя, мне не нужен никто — даже если предстоит сражаться, — вот что он сказал ей.
      Однако по спине у него пробежал холодок страха. Во время предстоящей схватки могло произойти всё, что угодно. Он должен найти способ сделать так, чтобы Маурин уцелела, как бы ни разворачивались события.
      Когда она вернулась, Джеррани улыбнулся ей, взял за руки и, притянув, усадил рядом с собой.
      Элири нарисовала точную и детальную карту местности. Как только она закончила, Джеррани позвал воина.
      — Отнеси это Тернану, скажи, чтобы он снял копии. Две. И как можно точнее. От этого может зависеть наша жизнь. — Он повернулся к Элири. — Этот человек слишком стар, чтобы сражаться. Его отец был переписчиком и копиистом, в юности Тернан многому научился у него. Теперь он служит нам в том же качестве и одновременно как домашний учитель для детей, — Джеррани встал и беспокойно заходил по комнате. — Одну копию можно отправить с детьми. Другую я оставлю у себя в кабинете вместе с тем, что продиктую Тернану относительно наших планов. — Он заметил быстрый взгляд, которым обменялись женщины. — Нет, я не глупец. Действительно, если мы погибнем, сюда может прийти Тьма. Но подумайте и вот о чём. Не исключено ведь, что, даже погибая, мы сумеем прихватить врага с собой и тем самым очистим эту землю для наших детей и тех, кто придёт после нас. Я хочу, чтобы они знали, чьими руками это было совершено.
      Элири кивнула. С её точки зрения всё, о чём говорил Джеррани, звучало совершенно естественно. Погибая, немунух всегда старались прихватить с собой как можно больше врагов. Потратить последние силы на то, чтобы погубить и своего убийцу тоже. Все правильно. Элири также сделала в уме заметку, что нужно внимательно осмотреть ещё раз подвал своею дома. Поискать оружие — что-нибудь такое маленькое, что было бы легко спрятать и что, может быть, внешне даже не походило бы на оружие. Но что было бы и легко достать. Она постаралась сдержать дрожь. Оказавшись в безвыходном положении, лучше погибнуть от собственной руки, чем попасть в руки того, кто захватил Тёмную Башню.
      Конечно, мысленно добавила она, плотно стиснув губы, это может сработать только в том случае, если враг окажется настолько туп, что сочтёт её совсем уж беспомощной и неопасной. Только тогда у неё появится возможность умереть от собственной руки.
      Элири снова стала прислушиваться к тому, что, склонившись над картой, говорил Джеррани. Дважды он вызывал своих людей и отдавал приказы. Потом Маурин снова вышла и принесла ещё бумаги. В конце концов, с делами было покончено. Их план начал обретать отчётливые очертания; оставалось лишь облечь кости плотью.
      С первыми лучами солнца все поднялись снова. Оседлав лошадь, Элири заторопилась к ожидавшим её друзьям.
      — Я скоро вернусь. — Она перевела взгляд на воинов и слуг, сновавших во дворе. — И когда это произойдёт, удержите своих людей, не позволяйте им действовать сгоряча. Клянусь — те, кого я приведу, принадлежат Свету и будут сражаться вместе с нами,
      Джеррани внимательно посмотрел на неё.
      — Ты сама принадлежишь Свету и свободно проходишь мимо рун охраны и защиты. Не думаю, что тебя было легко обмануть. Мы будем в замке, когда ты вернёшься. Пусть твои друзья пройдут по мосту мимо рун, и тогда все мы будем только рады им.
      Элири кивнула и пришпорила лошадь. За её спиной Маурин крепко сжала пальцы Джеррани. Если у них окажутся ещё и союзники, Ромара, может быть, в самом деле удастся вызволить. Напрягая зрение, она провожала взглядом крошечную фигурку всадницы, пока та совсем не растаяла вдали.
      Они замерли в ожидании. И вот там, куда они неотрывно смотрели, возникло что-то, постепенно обретшее контуры скачущего верхом человека и четырёх крупных животных рядом с ним. По двору прокатился приглушённый шум голосов; сначала в нём звучала неуверенность, потом — откровенная враждебность.
      Крепко сжав руку Маурин, Джеррани потянул её с моста под арку, которая вела во внутренний двор. Группа между тем приблизилась к мосту, и сквозь клубы пыли уже можно было отчётливо разглядеть тех, кто входил в неё. Маурин и Джеррани открыли рты от ужаса и изумления — девушка скакала верхом на кобыле Кеплиан! У моста кобыла встала на дыбы, горделиво выгнув дугой мощную шею.
      Слева от Элири скакал жеребец Кеплиан, такой крупный и красивый, какого они себе и представить не могли. Лошадь бодро трусила справа от неё, а следом за ними ещё Кеплиан — покрытая шрамами кобыла и совсем молодой жеребец, только-только подросший до такого размера, чтобы выдержать всадника. Перед рунами они остановились. Элири легко спрыгнула, протянула руку к ближайшему камню и провела пальцем по одному из знаков. Руны вспыхнули голубовато-зелёным. Девушка шагнула в сторону, пропуская кобылу. Мягкий нос поднялся и обвёл знак, свет запылал ярче. Потом жеребец вытянул голову, и при этом прикосновении засиял туман, подняв-шийся от копыт Кеплиан. К знаку приблизились двое оставшихся. Туман поднялся, точно приливная волна, и поглотил их.
      Когда он рассеялся, перед изумлёнными взглядами обитателей замка предстали все те же Кеплиан, целые и невредимые. Элири прыгнула на спину Тарны и выхватила из ножен меч. В солнечных лучах он отсвечивал золотом и серебром; голубой огонь стекал с острого конца, его капли веером разлетались над плечами Кеплиан.
      — Я пришла с друзьями и союзниками, принадлежащими Свету. Можем ли мы войти и будут ли здесь рады нам?
      Рука об руку хозяева замка выступили вперёд.
      — Мы приветствуем вас! — послышался глубокий голос Джеррани, и, точно контрапункт, ему вторил нежный голос Маурин.
      Копыта простучали по мосту. Оказавшись во дворе, Кеплиан остановились, оглядываясь по сторонам, на людей, окруживших их со всех сторон.
      Джеррани приветственно поднял руки; Маурин шагала рядом с ним.
      И вот впервые за тысячу лет произошло то, чего никто из них и представить себе не мог: представительница той расы, которая всегда была враждебна людям, ответила на обращённое к ним приветствие.
      Тарна вскинула голову:
      «Благодарим за добрые слова. Добрый день, господин и госпожа этого дома. Желаем вам счастливого будущего и яркого солнца во все дни вашей жизни».
      Последовало долгое молчание — и потом со всех сторон послышались приветственные возгласы.

      Элири отошла в сторону, чтобы лучше видеть все происходящее. Кеплиан поняли, что означали раздавшиеся вокруг возгласы, и девушка улыбнулась, чувствуя их удивление и радость. Потом она незаметно отвела Маурин в сторону.
      — У тебя есть небольшой дар. Как ты думаешь, он достаточен, что проникнуть в глубину сознания?
      Маурин покачала головой.
      — Нет, разве только если речь идёт о близких родственниках, — она засмеялась. — Хотя мы с Джеррани иногда разговариваем мысленно. Чаще всего, в самый неподходящий момент.
      — Что ты имеешь в виду? Маурин захихикала.
      — Это случилось во время обеда, который мы давали в честь лорда Тёрне из Долины Зелёного Безмолвия. Он вообще-то приятный старик, только немного напыщенный и нудный. Конечно, было очень любезно с его стороны проделать столь долгий путь сюда только ради того, чтобы заняться нашими фортификационными сооружениями. Но он просто замучил нас разговорами о том, как важно иметь подземные переходы, которые, в случае чего, позволили бы незаметно сбежать. По его мнению, у нас их должно быть, по крайней мере, два, об одном из которых никому, кроме нас, не было бы известно. Мы с Джеррани сидели, пытаясь выглядеть заинтересованными, а он всё продолжал и продолжал в том же духе. Потом вдруг у меня в сознании возникла картинка… — Маурин внезапно замолчала и снова захихикала. Элири терпеливо ждала. — Её передал мне Джеррани. Как будто лорд Тёрне в виде зверька, роющего норы, копал, как безумный, под замком туннели, пока сверху все не рухнуло на него. Тогда этот зверёк с лицом лорда уселся на задние лапы, весь в пыли и удивлённо оглядываясь по сторонам. Это было выше моих сил. — Она засмеялась, снова представив себе это зрелище. Элири тоже стало смешно.
      — И что ты сделала?
      — Пробормотала, что у меня неотложные дела, и сбежала. Выскочила в коридор и просто зашлась от смеха. Подошла няня и удивлённо уставилась на меня. Только это и помогло мне взять себя в руки. Прошло, наверно, не менее получаса, прежде чем я смогла вернуться. Надеюсь, я сумею воспитать детей лучше, заявила тогда няня. Но когда я ей рассказала, в чём дело, она тоже смеялась.
      Теперь уже смеялась и Элири. Ей приходилось видеть зверьков, роющих норы. Маленькие толстые животные, морды которых выражали одновременно удивление и напыщенную важность. Она посмеялась вместе с Маурин, и тут к ним подошёл Джеррани.
      — Что вы замышляете? Его жена усмехнулась.
      — Ничего… Пока. Я просто рассказывала Элири о лорде Тёрне.
      Джеррани тоже широко улыбнулся.
      — А, как же, помню. Я думал, ты просто лопнешь, если сию минуту не выскочишь из зала. — Потом он заговорил более серьёзным тоном. — Раз те, кого Элири привела, наши союзники, пусть тоже участвуют в разработке планов. Зло растёт, распространяясь все шире и вытягивая силу отовсюду, где находит её. Если мы не хотим опоздать, нужно поторопиться.
      Джеррани ни словом не обмолвился о Ромаре, но все поняли, что он имел в виду. Его сердце болело за Ромара, друга, который нёс с собой смех и Свет. Ромар мог не вынести заточения, тем более, такого ужасного, который и в ночном кошмаре не приводится. Джеррани содрогнулся.
      — Давайте побыстрее составим план и перейдём к делу.
      Маурин кивнула.
      — Мы ведь уже спланировали все, разве нет? — сказала Элири. — Просто вы не знали, каких друзей я имела в виду прошлой ночью. Так вот, именно Кепли-ан нападут, чтобы отвлечь внимание врага. И ещё. Обычную лошадь не заставишь приблизиться к Башне, поэтому мои названые родственники согласились доставить туда нас троих. Но одних Кеплиан мало для отвлекающего манёвра. Пусть ваши люди, те, которые сейчас свободны, сядут на обычных коней и примут участие в нападении вместе с Кеплиан.
      — Звучит разумно, но неужели те двое Кеплиан и в самом деле готовы нести нас на себе? Хотелось бы услышать это от них.
      Кобыла, покрытая шрамами, подошла к Джеррани и прикоснулась носом к его руке.
      «Я понесу тебя на битву со Злом. Чтобы нанести удар Тьме, я по доброй воле согласна нести тебя».
      Шенн обнюхал волосы Маурин.
      «И я тоже. Я понесу тебя. — Он отступил на половину корпуса. — Но только никакой упряжи. Просто сядете на нас и поскачете».
      — По-моему, это справедливо, — Элири, конечно, даже не заикнулась о том, какая мысль сейчас промелькнула в её сознании: Шенн настолько молод, что ему и всадницу — даже не слишком тяжёлую — будет трудновато нести на себе. А если к этому добавить вес седла и упряжи? Девушка повернулась к друзьям. — Я должна предостеречь вас ещё кое от чего. Не допускайте, чтобы ваше сознание полностью сливалось с сознанием Кеплиан. У них оно совсем другое по сравнению с нами. Думаю, именно из-за этой разницы люди, способные войти в контакт с ними, прежде убивали их. — Джеррани хотел заговорить, но Элири жестом остановила его. — Да, лично я могу позволить себе это полное слияние разумов и сердец. Но мне с самого начала Кеплиан никогда не казались злыми. В первый раз, когда наши разумы соприкоснулись, я была ошеломлена, шокирована. Но потом пошире открыла глаза и увидела, что передо мной все те же, кого я люблю. С тех пор я не боюсь глубокого соприкосновения наших разумов. Но люди в этом мире всегда реагировали на них с такой ненавистью, что я уверена — для вас же лучше не делать подобных попыток. Вы согласны?
      — Ты говоришь с такой уверенностью… — медленно произнёс Джеррани. — Значит, ты права и для нас в самом деле безопаснее не пытаться. Но, по крайней мере, можно разговаривать с ними обычным образом?
      — Да. Говорите вслух, а Зела и Шенн будут отвечать вам мысленно. Вы ведь оба уже испытали на себе, как это происходит.
      Джеррани кивнул:
      — Тогда давайте проверим, как идут приготовления.
      Он подозвал одного из воинов и после краткого совещания с ним повернулся к женщинам. Большинство его приказаний были уже выполнены. Если до наступления сумерек трудиться не покладая рук, то с рассветом можно отправляться. Элири улыбнулась. Такая спешка ни к чему. Ей ещё нужно вернуться в каньон и рассказать тем, кто там остался, что люди готовы иметь с ними дело. Ну, а уж потом можно было бы встретиться у брода через ручей.
      На протяжении нескольких последующих часов Кеплиан стояли, с глубоким интересом разглядывая суетящихся вокруг людей. Чтобы не мешать им, они отошли к краю двора, и сумерки, которые уже начали сгущаться, почти поглотили их тела. Спустя некоторое время из двери вышла девочка лет семи-восьми, а за ней — мальчик с охапкой сена. Девочка тащила ведро с водой, и было видно, что оно тяжеловато для её маленьких рук. Она подошла к Кеплиан и вежливо поклонилась.
      — Пища и вода для путешественников, во имя Света.
      Тарна шагнула вперёд и с благодарностью напилась.
      «Спасибо тебе».
      Шенн потянулся к сену и, набив полный рот, с удовольствием принялся пережёвывать его. Мальчик захихикал и погладил мягкий нос.
      — Какой красивый… Спроси, как его зовут. «Я Шенн — человек».
      — Я — Кайрен, а она — Шеваун.
      Юный жеребец на мгновение задумался, продолжая жевать.
      «Вы — жеребята этой госпожи?» — в сознании детей возник образ Маурин. Они захихикали.
      — Да, — ответила девочка. — Но люди говорят не жеребята, а дети. — Она тоже нежно погладила Шенна. — Ты такой мягкий. У всех Кеплиан такая мягкая шкура?
      Шенн приосанился. Зела усмехнулась — мысленно, конечно, так что это ощутил только он. Шенн предостерегающе дотронулся до неё копытом. Ему даже и не снилось, что эти люди окажутся такими интересными. Четверо Кеплиан вслушивались в детский лепет. Подумать только, эти человечки относились к ним как к друзьям, как к равным! Они так сильно отличались от самих Кеплиан, но не испускали запаха ни страха, ни недоверия. Кобыла поглядела вниз на внимательные детские лица.
      «Как вы узнали, что мы хорошие? »
      Девочка выглядела удивлённой.
      — Плохой не может пройти мимо охранных рун у входа.
      «А если у него огромная сила, сможет? Огромная сила Тьмы? »
      Девочка уверенно покачала головой.
      — Может, если он очень, очень сильный, но руны все равно предостерегли бы нас. Яслышала, как мама рассказывала о вас няне. Она сказала, что руны ответили на ваше прикосновение. Значит, вы принадлежите Свету.
      Зела обдумала сказанное. Эта человеческая девочка вроде бы доверяет им, но интересно — насколько? Стоит посмотреть, как далеко она готова зайти на этом пути.
      «Хотите прокатиться? »
      Ответом ей был радостный визг. Дети вскарабкались на «сажальный» камень, установленный в центре двора. Кобыла подошла поближе, и маленькие лёгкие тела, извиваясь, начали устраиваться поудобнее на её гладкой спине. Зела осторожно повезла их по булыжнику, Шенн с весёлым изумлением наблюдал за этим зрелищем. Но тут дверь распахнулась, и во двор выбежала разъярённая няня.
      Над детскими головками разразилась буря. Им давно пора быть в постелях; сколько можно гоняться за ними? У неё и так уже разболелась повреждённая нога, а впереди ещё полным-полно дел, которые нужно переделать, прежде чем можно будет наконец отдохнут».
      Досталось и удивлённым Кеплиан. Могли бы и сообразить, что в такое позднее время негоже задерживать детей, независимо от того, как воспитывают детей у них самих.
      Все ещё сердито бормоча, няня погнала своих подопечных в дом, но только после того, как Шеваун обняла Зелу за шею.
      — Спасибо, что покатала нас.
      Тарна, наблюдавшая за этой сценой, замерла, глядя, как девочка торопливо топает вслед за своим братом. Значит, вот они какие, человеческие жеребята. Это было так странно и интересно — что дети не боялись Кеплиан. Конечно, им можно было объяснить, что бояться не надо; но одно дело — слова, а другое — реакция при столкновении с реальностью. Однако они и в самом деле излучали полное доверие! Кобыла помнила, как её названая сестра в ужасе отпрянула, когда их разумы соприкоснулись впервые. Но потом девушка всё обдумала, приняла Тарну такой, какая она есть, и во второй раз её восприятие существенно изменилось. Но это относилось к Элири. Совсем недавно Тарна слышала, как девушка предостерегала хозяев замка, чтобы они не стремились к полному слиянию с сознанием Кеплиан. Очень может быть, эти двое обречены всю жизнь читать лишь поверхностные мысли — всё, что им доступно без вреда для себя.
      Но… она пристально посмотрела на дверь, за которой исчезли дети… может быть, молодое поколение, которому не успели внушить, что надо держаться подальше от Кеплиан… Тарна потянулась к остаткам сена, Спешить некуда; у неё будет время все это обдумать,
      Стояла уже глубокая ночь, когда приготовления Джеррани были закончены. В конце концов он вернулся и солярий, где ожидали Маурин и Элири. Они тоже не сидели без дела — в углу громоздилась целая груда тщательно отобранного оружия и других нужных вещей. Все вкратце рассказали друг другу, что делал каждый. Джеррани поглядел на специальную размеченную свечу, какими здесь пользовались для определения времени. Было уже поздно. Если встать пораньше и тут же отправиться в путь… Его рассуждения были прерваны Элири. Он что, забыл? Отправится в путь она, одна. Ей необходимо добраться до каньона и договориться с остальными о том, что они примут участие в отвлекающем манёвре. Только потом она поскачет к ручью, где встретится с Джеррани и Маурин.
      — Погрузите всё, что, по вашему мнению, может понадобиться, на пару вьючных лошадей, — закончила Элири. — Позже ваши люди смогут использовать их как запасных. Как только сражение начнётся, мы поскачем прямо к Башне. Свет да будет с нами.
      Они молча кивнули в ответ, и девушка зашагала к выходу. Поспала, а утром хорошенько позавтракала. Воин никогда не знает, как скоро придётся есть в следующий раз. Когда Элири вместе с Кеплиан ускакала, в замке царила возбуждённая суета. Как и договаривались, обратно её нёс Хилан. Он лёгким галопом понёсся по каменистой земле, радуясь тому, как слияние их разумов раздвигает границы его восприятия.
      Зела и молодой жеребец, которые скакали рядом, ощутили слабое эхо испытываемого им удовольствия. Зела почувствовала укол огорчения. Кто знает? А вдруг у неё никогда не будет всадника, который станет ей по-настоящему родным? Потом она вскинула голову. Вот именно — кто знает? Всё может случиться — после того, как Башня будет разгромлена.
      Они добрались до каньона и проскакали мимо рун, которые, как обычно, ярко вспыхнули. Кобылы и жеребята столпились вокруг. Элири спрыгнула на землю и объяснила, какой люди составили план. Кеплиан выслушали, поняли, обдумали и согласились. Кто именно будет сражаться, а кто останется здесь, чтобы заботиться о самых маленьких жеребятах, было решено заранее. Теперь те кобылы, которым предстояло участвовать в битве, протолкались вперёд. Элири подсчитала. Почти двадцать. Хорошо. Кеплиан обладали способностью приближаться к созданиям Тьмы на более близкое расстояние, чем люди, которые слабели от её зловония.
      Девушка быстро зашагала к дому и достала связку заготовленных заранее факелов. Каждый из них представлял собой ветку с намотанной на него сухой травой. Дерево горело медленно, но давало яркий огонь. Прихватив факелы, Элири спустилась в подземный подвал. По её команде двери открывались одна за другой. Она отобрала оружие и кольчугу для Джеррани. Теперь предстояло самое трудное.
      Она остановилась, опустошив своё сознание, так что оно стало похоже на гладкую поверхность озера; ни малейшей ряби не пробегало по его поверхности. Потом в глубине что-то зашевелилось, точно рыба, которая скользит под водой, не выныривая на поверхность. «Рыба» проплыла и утонула. Элири ждала. Наконец, «рыба» вернулась и на этот раз взвилась вверх в серебристом прыжке. Прежде, чем Элири снова потеряла её, девушка выкрикнула всплывшее в сознании слово.
      — Сиэрен!
      Мгновение казалось, что все древние камни вокруг вспыхнули, объятые пламенем. Потом позади неё они заскользили медленно и мягко; открылась ещё одна, последняя дверь. Девушка нетерпеливо зашарила взглядом. Внезапно её охватило отчаяние. Что там? Неужели ничего, кроме… Она вгляделась повнимательнее. Похоже на ком старой влажной глины. Влажной? С тех пор, как дом покинули прежние владельцы, прошло много, очень много лет. Как глина могла оставаться влажной так долго, даже если она находилась в закрытом помещении? Элири вспомнила волшебные шкафы наверху; может, и здесь то же самое? Но оставался вопрос — зачем понадобилось прятать глину в таком потаённом месте? Девушка дрожащими пальцами коснулась матово поблёскивающей поверхности.
      Стараясь изгнать из головы все мысли, она предоставила рукам действовать самостоятельно, даже не вглядываясь в то, что они лепили. Покончив с этим, завернула своё изделие в кусок ткани. Ею, без сомнения, руководили высшие силы, и от них же последовало указание взять с собой то, что у неё получилось. Элири не противилась, хотя и не понимала причины. Зато она отчётливо ощутила, что могущественные силы так или иначе связаны с прежней хозяйкой этого дома. Ну что же, она доверится той, в чьих жилах текла та же кровь, что и у неё. Элири отнесла ткань и то, что было в ней завёрнуто, наверх, потом поела и поспала.
      К полудню она уже далеко продвинулась по тропе, ведущей с гор вниз. Впереди скакали кобылы Кеплиан, вслед за ними — нагруженная лошадь. Элири сидела на Тарне, гарцевавшей с очень самодовольным видом. Хилан намного опередил остальных, разведывая путь.
      Безо всяких приключений они добрались до предгорий, и Элири сделала привал, чтобы отдохнуть. Эту ночь они проведут здесь, а на рассвете закончат спуск и встретятся у брода с её друзьями. По пути девушка без труда подстрелила нескольких прыгунов, которых вспугнул стук копыт. Теперь она отошла с ними в сторону. Кровь уже почти вытекла, и сейчас оставалось лишь освежевать и выпотрошить тушки. Внутренности она сожгла, а связку шкур укрепила в развилке дерева, при крыв сильно пахнущими листьями. Если все закончится хорошо, можно будет забрать их. Чтобы выжить в этой стране, нельзя допускать, чтобы добро пропадало сколько бы его ни было.
      Она сноровисто проткнула две тушки заострённым прутом и укрепила над костром, который уже потрескивал внутри круга камней. Остальные разрезала на куски и положила в горшок с водой, добавив туда зелень и травы, которые всегда возила с собой. Поутру ей будет некогда заниматься приготовлением еды; мясо которое за ночь хорошенько протушится на медленном огне, обеспечит ей завтрак. Как только прыгуны как следует прожарились, Элири съела их, сильными зубами отрывая сочное мясо от костей.
      Кеплиан уже дремали, стоя вокруг костра, когда она расстелила рядом с ними походную постель и легла спать. Ей снились сумбурые, но зловещие сны. Сначала появился Фар Трейвелер, взгляд его глаз с печалью был устремлён на неё, а пальцы сложены в знак предостережения. Потом его сменил Кинан, и дремлющее сознание Элири потянулось к нему. Их дружба продолжалась не слишком долго — и всё же это был настоящий друг. Как сложилась его жизнь после её ухода? Жив ли он? Скорее всего, нет. Интересно, сейчас он явился, чтобы тоже предостеречь её? Фигура старика неторопливо двигалась среди холмов, и Элири поняла, что это Карстен. Кинан направлялся к маленькому кладбищу, где покоились его родные, и девушка последовала за ним.
      Когда он добрался до места, она увидела, как в солнечном свете пламенеет цветами посаженный ею куст. Кинан одними губами произнёс её имя. Небольшой ветерок подул в сторону куста, и яркие лепестки посыпались на зелёную траву. Здесь всё было пронизано ощущением мира и покоя, ощущением того, что долгое путешествие наконец завершено. Элири сдержала слезы, почувствовав, что было бы неправильно оплакивать его. Он сам выбрал и время, и тропу.
      Потом она провалилась в глубокий сон без сновидений и утром почувствовала себя отдохнувшей. Вскочила на тёплую спину Хилана, и маленький отряд рысью поскакал по тропе туда, где пенился и журчал ручей. Вскоре послышались звуки речи, Элири замахала друзьям рукой.
      — Давайте не тратить времени даром, — сказал Джеррани. — Я посвятил своих людей в наши планы. Они согласны сражаться вместе с Кеплиан.
      Элири кивнула, послав мысленное сообщение тем, кто ожидал в тени деревьев. Кеплиан поскакали к броду, дробно стуча копытами. Навстречу им вышли люди, ведя в поводу трёх лошадей. Элири сняла со своей лошади тяжёлый узел и развязала его.
      — Джеррани, я нашла эту кольчугу у себя в доме. Она в точности такая же, как та, что я подарила Маурин. Надень её. Тот, кому она когда-то принадлежала, в своё время тоже сражался с Башней. Ему было бы приятно узнать, что он так или иначе причастен к нашей битве.
      Рубашка кольчуги свободно стекала с её рук, поблёскивая в солнечном свете. Металлические звенья отсвечивали, меняя свой цвет, точно масло на воде.
      Без единого слова Джеррани надел кольчугу. До этого на нём была лишь кожаная рубашка с пришитыми к ней металлическими кольцами. Но это… Это был исключительный подарок. Интересно, сколько таких кольчуг в запасе у Элири? Сейчас ему было известно о трёх. Может, есть и ещё? Но он не стал спрашивать. Важно, что теперь на каждом из них была надета такая кольчуга, и Маурин в ней будет в большей безопасности. По-настоящему его больше ничего не волновало. Он посмотрел на Элири и убедился, что кольчуга — это ещё не все.
      Из того же самого узла она достала кинжалы. У Джеррани перехватило дыхание, когда он увидел серебряные лезвия, мягко мерцающие в солнечном свете.
      — Серебро? Элири улыбнулась:
      — Серебро, но особым образом закалённое. Они не менее острые, чем стальные. Возьмите их. Это оружие вдвойне опасно для Тьмы.
      Джеррани отцепил свой кинжал и присоединил к нему протянутый Элири. Маурин сделала то же самое. Свою кожаную рубашку с металлическими кольцами Джеррани повесил на ветку, а кинжалы прицепил к поясу. Подошла Зела, он отвесил ей поклон и вспрыгнул на мощную спину. Когда его ноги обхватили её, она сделала небольшой курбет, проверяя, насколько прочно он сидит. Джеррани засмеялся и погладил горделиво выгнутую чёрную шею.
      — Я знаю, что могу оставаться здесь только до тех пор, пока ты сама желаешь этого. Я не забуду.
      Джеррани проследил взглядом за тем, как усаживалась верхом его жена. Юный жеребец согнул задние ноги и слегка присел, чтобы ей, обременённой тяжёлой кольчугой, было удобнее садиться.
      Хилан, послушный указаниям Элири, медленно вошёл в стремительный поток. В нагрудной части её кольчуги, тяжело и неудобно оттягивая её, была спрятана вещь, которую девушка сделала из глины. Элири незаметно передвинула её, стараясь найти такое положение, при котором неудобство было бы минимальным. Оставив позади ручей, друзья поскакали в сторону Башни. Уже совсем скоро отряд, который должен был отвлечь на себя внимание Башни, доберётся до расти и начнёт атаку. Во время этой схватки необходимо проникнуть как можно дальше в глубь Башни, оставаясь при этом незамеченными. Жара нарастала, в висках у них стучало, но они упорно продолжали свой путь.
      В это время далеко к северо-западу скакали десять воинов вместе с восемнадцатью кобылами Кеплиан. Самый молодой паренёк вёл в поводу трёх запасных лошадей. Все остальные были опытными воинами, однако чувствовалось, что они не только насторожены, но и нервничают. Кто знает, чего можно ожидать от этих Кеплиан? Даже голубые глаза их предводителя не могли в полной мере убедить людей в том, что их новые товарищи принадлежат Свету.
      Пехнан хранил молчание. Людей невозможно ни в чём убедить против их желания, да это и не нужно. Важно, чтобы они сражались, и пока это будет происходить, его не волновало, что они думают. Он возглавил отвлекающий отряд непосредственно перед тем, как произошла встреча с людьми. В его задачу входило привести этот отряд к расти, а потом можно будет покинуть его и вернуться к той, в ком течёт кровь его дорогих хозяев. Скоро, совсем скоро он воссоединится с ними.
      На территории расти повсюду видны были норы, в которые прятались самки, когда приходило время рожать. Лошадь, на которой сидел юноша, обходила их бочком, высоко поднимая ноги и раздувая ноздри. Внезапно её задняя нога соскользнула в отверстие норы, и лошадь пошатнулась, испуганно заржав. Не ожидая этого, юноша соскользнул с её спины и упал на землю. Две самки расти тут же бросились в атаку, но две кобылы тоже не дремали. Зубы расти едва не вонзились в горло юноше, пока он барахтался на каменистой земле, пытаясь встать на ноги. Однако кобылы Кеплиан успели подскочить раньше. Две чёрные головы с прижатыми ушами змеиным движением молниеносно наклонились — и расти отступили. Но было уже поздно. Копыта превратили их в кровавое месиво, ко всеобщему удовлетворению.
      Воин, возглавляющий отряд, почувствовал себя спокойнее. Конечно, Кеплиан не совсем обычные союзники, но, без всякого сомнения, на них можно положиться. Юноша, шатаясь, встал на ноги и, прежде чем взгромоздиться на свою взмыленную лошадь, неуклюже поклонился кобылам. Отдал им честь, как положено, — ведь теперь он был перед ними в долгу. Отряд двинулся дальше, и на сердце у людей полегчало. Вроде бы ничего особенного не произошло, и всё же начало боевому доверию было положено. Вскоре они добрались до главных нор, рядом с которыми лежали груды выкопанной земли.
      Хозяин Башни пришёл в ярость. Разве этим глупцам не было приказано не тратить понапрасну силы? Ну что же, наказание последует незамедлительно — и такое, что они не скоро его забудут. Он потянул энергию из своего пленника, собираясь излить ярость на ослушников. Его внимание оказалось сосредоточено исключительно в северном направлении, там, где Свет вёл свою битву — и не без успеха.
      И люди, и Кеплиан воспользовались мудрым советом самого старшего, опытного воина — почаще нырять в бегущую воду, куда расти ходу не было. Выскакивая оттуда, они наносили удар за ударом — и снова отступали к ручью. Раненых расти было уже немало, но никто ещё не погиб. Хозяин Башни, трепеща от ярости и забыв обо всём на свете, все свои усилия направлял на то, чтобы обнаружить врага.
      В самый разгар битвы к основанию Башни прибыли семеро. Там их уже поджидал огромный чёрный жеребец, с глазами, полыхающими такой голубизной, что, казалось, из них сыпались искры. Он встал на дыбы и издал мощный мысленный возглас, прозвучавший подобно победному звуку труб:
      «Время пришло!»
      Его фигура начала искажаться, усыхая прямо на глазах, и вот уже Элири спрыгнула на землю и подхватила свой кулон. Зажав его в руке, она подошла к основанию Башни в том месте, которое ей указал Ромар. Подняла кулон и, что-то негромко говоря себе под нос, крошечным копытом легко пробежала по границе каменного блока. В том месте, где кулон касался поверхности Башни, возникала слабая вспышка. Камень заскрипел, застонал и медленно заскользил в сторону. Перед ними открылся широкий ровный путь, ведущий в темноту. Элири повернулась к Кеплиан:
      — Охраняйте этот вход до нашего возвращения или пока не станет ясно, что мы погибли.
      Она неясно обняла каждого из них, расправила плечи и решительно прошла под аркой. Вслед за ней шагали Маурин и Джеррани. Кеплиан остались сторожить вход, слушая, как затихают их шаги. Им предстояло долгое ожидание.

      На берегу бушевал бой. Теперь между Кеплиан и людьми установилось полное доверие — Кеплиан уже столько раз спасали людям жизнь, что у тех не осталось и тени сомнения. То одна, то другая кобыла Кеплиан оттаскивала расти от горла упавшего на землю человека и тут же наносила разящие удары обезумевшему зверю, повисшему на её гладкой шкуре. Расти вцеплялись намертво, их зубы могла разжать только смерть. Стрелки из лука, заняв позицию на высоте, тоже вносили свой посильный вклад, а когда стрелы кончились, бросились в бой, яростно орудуя копьями. Противников расти было меньше тридцати против двухсот с лишним, но они умело использовали особенности местности и тот факт, что стремительные броски в бегущую воду спасали их даже от самой массированной атаки.
      Расти были неумны. Их подгоняло чувство голода, ярость и жажда крови, но разработать хоть какую-то тактику они были не в состоянии. Весь расчёт у них делался на то, чтобы ошеломить противника свирепостью и количеством. Вдобавок слепое негодование и высокомерие Башни, которая требовала прекратить борьбу, сейчас только мешали им.
      Хозяин Башни все ещё не понял, что расти дерутся с его же врагами. Он думал, что это, как обычно, разгорелась старая вражда между расти и Серыми. Его давление на расти приводило к тому, что их атаки оказывались менее действенными. Обезумев от крови и боевой ярости, они не обращали внимания на приказы, которыми осыпал их повелитель, только сила его воздействия замедляла их движения. И, что было гораздо важнее, все внимание хозяина Башни оказалось отвлечено от того, что происходило внутри неё самой.
      А там, по туннелю из массивных древних стен, торопливо шагали три человека с горящими факелами в руках. Перед внутренним взором Элири маячило бескровное лицо, искажённое, почти нечеловеческое. Глаза умоляли её поторопиться, и она спешила изо всех сил, почти мчалась вдоль покрытых слизью стен. Следом за ней, с кинжалами наготове, бежали Маурин и Джеррани. В конце концов они остановились, глядя на то, что предстало их взорам.
      — Может быть, мы бежали по кругу? — спросил сбитый с толку Джеррани.
      Снаружи Башня выглядела большой, и всё же не настолько, какой она казалась внутри. Они бежали по туннелю уже почти полчаса, всё время практически по прямой. Теперь перед ними открылась огромная пещера. Сводчатый потолок терялся в высоте. Извилистая тропа уходила в тёмную глубину, и по краям плит, которыми она была вымощена, слабо светились руны.
      — Этот путь показал мне Ромар, — негромко сказала Элири. — Он думал, что так будет безопаснее всего добраться до цели, потому что хозяина Башни это место пугает. Может быть, тут у нас есть союзники?
      Ощутив натяжение в области шеи, девушка сняла кулон со шнурка. Поставила Пехнана на землю и отступила, сделав друзьям знак молчать. Стены, по которым струилась вода, закурились туманом, который окружил кулон. Когда туман рассеялся, перед ними вновь стоял огромный жеребец.
      «Следуйте за мной», — с этими словами он ударил по каменному полу копытом.
      Насторожённо оглядываясь, они гуськом побежали по тропе. Руны, мимо которых они пробегали, с каждым шагом светились все ярче. Казалось, этот свет рассыпался крошечными мерцающими пылинками, которые кружились в водовороте, прилипая к более высокой части стен и там, как показалось Элири, складываясь в новые руны. Одновременно у неё возникло очень странное ощущение — как будто по мере продвижения вперёд она становилась все меньше. Как будто пещера выросла в размерах, а они превратились в насекомых, ползущих по бесконечному пути в неизвестное будущее, недоступное их пониманию. Успокаивал лишь тот факт, что Пехнан продолжал уверенно скакать вперёд.
      Совершенно неожиданно пылинки света сформировали перед ними нечто вроде серой каменной колонны. Элири с беспокойством остановилась. Что это? Она взглянула на жеребца, который неподвижно замер перед колонной. Никакого сигнала он не подавал, и девушка терпеливо ждала, глядя на световые пятнышки, ползущие по поверхности колонны. И вдруг удивлённо отступила. Из этой игры света и тени на поверхности колонны стали проступать знаки — или ей померещилось? У неё за спиной глубоко вздохнула Маурин.
      Элири повернулась:
      — Что это?
      — Как-то раз, много лет назад, когда я была ещё ребёнком, мы поехали в гости к Духаун. Она рассказала мне историю об одном из Великих, который жил далеко от тех мест, где находится Долина. Он был не плохим человеком — просто легкомысленным. В конце концов, натворив немало глупостей и причинив вред тем, кого любил, он удалился от людей.
      Внезапно Элири осенило.
      — Интересно, был ли он знаком с моими предками из каньона? И если да, то, может быть, это обстоятельство послужит своего рода пропуском для нас?
      — Не знаю. Но Духаун показывала мне его старый портрет. Там по нижнему краю тоже шли руны, и они выглядели в точности, как эти. — Она кивнула на колонну.
      — Как его звали?
      Не говоря ни слова, Маурин наклонилась и принялась писать в пыли, тонким слоем покрывающей камни. Элири поняла, почему она так действовала, — ей уже давно было известно, какой силой обладало в этой стране изречённое слово. Элири прочитала его и несколько раз мысленно повторила, пока не убедилась, что запомнила. И решительно подошла к колонне. Да, это действительно были руны, и последняя из них представляла собой имя. Девушка мягко обвела её пальцем, глубоко вздохнула и… произнесла имя.
      Вспыхнул свет — точно ударила молния. Сила взревела, и возникло ощущение, как будто некто открыл спросонья глаза и внимательно изучает её. Элири стояла непоколебимо, не мешая тому, кто разглядывал её, понять, кто она такая и что здесь делает. Потом ощущение чужого присутствия исчезло, но зато вздрогнули по очереди Маурин и Джеррани — когда «это» исследовало и их. И вдруг всё кончилось так же быстро, как и началось.
      У их ног одна за другой запылали руны, указывая путь. Возникло ощущение, что хотя нельзя было сказать, что им не рады, но всё же будет лучше, если они поскорее покинут это место. Однако, по мнению Элири, уходить было ещё рано.
      Она шагнула вперёд и заговорила доверительным тоном, как если бы обращалась к другу:
      — Ты не спросил, и всё же мне хочется, чтобы ты знал: в моих жилах течёт кровь тех, кого ты, возможно, знал.
      Девушка постаралась как можно точнее нарисовать в своём воображении лица тех, кто когда-то владел каньоном, и ощутила внезапный прилив интереса. Тогда она очень тщательно припомнила всё, что произошло, когда туман позволил ей войти. Рао сказала, как была огорчена тем, что не успела узнать о своих предках побольше, что они так быстро покинули её.
      Теперь таинственная сила ожила, явно заинтересовавшись её историей. И очень быстро разобралась во всём. Поняла, как Элири прибыла в этот мир, как встретилась с Тарной и Хиланом, а потом и с предками, признавшими в ней свою наследницу. Когда сила узнала о том, что произошло с Ромаром, она испытала чувство смутного гнева — оказывается, в месте её упокоения обитало Зло.
      Как говорил Ромар, всякий обмен мыслями — это улица с двусторонним движением. В свою очередь, Элири поняла, что здесь мало что осталось от человека, который покинул Башню давным-давно, унеся с собой большую часть силы. Он ушёл отсюда в поисках другого дома, но какая-то часть его по-прежнему оставалась в этом месте, которое он так любил. И сила этого человека была столь велика, что даже слабая тень его всё ещё была способна сделать другому дар.
      Девушка медленно покачала головой:
      — Нам не нужно ничего. Просто не относись к нам плохо и дай возможность пройти.
      Ответом на её гордость было ощущение весёлого изумления. Потом нахлынули воспоминания. Женщина из каньона приходилась ему родственницей. Пусть та, в чьих жилах течёт её — а значит, и его — кровь, возьмёт то, что принадлежит ей по праву. Светлые пылинки взлетели и мягко опустились на Элири, покрыли её с ног до головы и исчезли. В сознании зазвучали слова. Девушка выслушала — и согласилась. Похоже, она и впрямь обладала правом, которое даёт кровное родство. Элири подняла свой кинжал и проследила взглядом, как пятнышки света утонули в нём. Потом она повернула голову.
      — Джеррани, Маурин, выньте из ножен своё оружие. Мерцающие точки снова вспорхнули и накрыли сначала их, а потом поднятые кинжалы.
      Элири снова повернулась лицом к колонне и поклонилась, как и подобало воину:
      — Спи спокойно, далёкий родственник. Я сделаю всё, что в моих силах. — Она опустила кинжал и коснулась им камня. — Мать-Земля, ты слышала моё обещание. — Кинжал поднялся, указывая вверх. — Отец-Солнце, ты слышал мои слова. Пусть смерть покарает меня, если я солгала. — Она вскинула руку в коротком воинском салюте, повернулась и зашагала вперёд.
      Позади неё колонна с мягким скользящим звуком рассыпалась в прах. Руны все ещё светились, но заметно слабее; следовало поторопиться.
      Они поспешно устремились вперёд. Где можно, бежали, а когда путь преграждали камни, переходили на, быструю ходьбу. Друзья не задали Элири ни одного вопроса о том, что означали её недавние слова. Это их не касалось, и к силе следовало относиться уважительно, чтобы не рассердить её. Жеребец тоже молча скакал; впереди. Элири усмехнулась. По правде говоря, у них! был весьма разношёрстный отряд, но кто знает? Может быть, именно эта его особенность и поможет им сбить с толку врага.
      Внезапно путь приобрёл резкий наклон вверх. Они прошли под аркой и обернулись, услышав шорох. Позади, прямо у самых их пяток, выросла шероховатая каменная стена.
      — Ну, что же… — Джеррани провёл кончиками пальцев по грубой поверхности. — Я так понимаю, обратно тем же путём мы не пройдём. Даже в воздухе совсем другое ощущение.
      Маурин кивнула.
      — Это больше не место того Великого, с которым разговаривала Элири. Это место, где обитает наш враг, и поле боя, который нам предстоит. Путь к отступлению отрезан, даже если бы мы захотели вернуться, поэтому давайте двигаться дальше. — Её лицо приобрело жёсткое выражение, — Лично я возвращаться не желаю. Впереди нас ждёт Ромар. Мы его освободим, или я погибну, спасая его. Третьего не дано. — Она поймала взгляд мужа.
      Тот угрюмо кивнул.
      — Он — твой брат, а мне — друг и брат по мечу. Ни ты, ни я не отступим. А ты? — Он посмотрел на Элири.
      Как им объяснить, чтобы они поняли?
      — Я здесь, потому что мне приказали высшие силы и потому что я связана своей собственной клятвой. Лучше смерть, чем предательство.
      Не давая им возможность расспросить её, девушка зашагала вперёд. Высокие, мягкие мокасины из телячьей кожи беззвучно ступали по гладкому полу. Друзья последовали за ней, и никого почему-то не удивило, что жеребец, по-прежнему возглавлявший шествие, тоже двигался по твёрдому мрамору совершенно бесшумно. Он как будто не скакал, а скользил, обнюхивая стены. И внезапно подал сигнал.
      — Дверь? — Джеррани подошёл поближе. — Да, Он мягко толкнул её, но безрезультатно. Разглядев повнимательнее, обхватил пальцами резную розу и потянул на себя. Дверь открылась. За нею клубился мутный туман, который тут же пополз в их сторону. Вздрогнув, Джеррани отпустил дверь, и она снова захлопнулась.
      — Его здесь нет, мне кажется. Пойдём дальше, поищем другие. Никто не возражал. Какое-то давящее чувство, возникшее в этом длинном коридоре, заставило всех хранить молчание. Ещё дважды они открывали двери, и оба раза это оказывалось не то. В одном случае перед ними раскинулась бескрайняя пустыня — кустарник, песок, плотно пригнанный булыжник, сухой и жаркий воздух. В другом за дверью водоворотом кружились большие хлопья снега, отчётливо различимые на фоне стылого чёрного неба.
      Пробегая кончиками пальцев по стене, Элири внезапно ощутила под ними неровность. Точно, здесь была ещё одна дверь, на поверхности которой был вырезан! вставший на дыбы Кеплиан. Девушка подозвала Пехнана. Он взглянул сначала на изображение, а потом на Элири, и ей почудилось, что в его больших глазах возникло выражение печали. Мягкий нос жеребца прикоснулся к вырезанному на двери, и дверь открылась.
      Они заглянули внутрь. Маурин вскрикнула и рванулась вперёд, но Джеррани удержал её.
      — Успокойся, любимая. В ловушке всегда устанавливают ту приманку, которая скорее всего привлечёт жертву. Давайте сначала хорошенько рассмотрим, что там такое, а уж потом полезем в паучье логовище.
      Он оттащил жену и движением подбородка показал Элири, чтобы она заглянула внутрь. На первый взгляд человек, развалившийся в кресле, очень походил на Ромара, но… Да, пожалуй, этот человек выглядел слишком откормленным, слишком холёным. Изнеженные руки, хорошая одежда. Конечно, вот уже несколько месяцев Ромару не приходится пускать в ход руки, но до этого он много лет вёл жизнь охотника и воина. У любого наездника сухожилия делаются крепкими, а мышцы сильными, в то время как руки того, кто сидел сейчас перед Элири, явно никогда не знали работы, так расслабленно и вяло лежали они на коленях. Девушка указала на это отличие Маурин, которая по-прежнему пыталась вырваться из хватки мужа.
      — Это не Ромар.
      — Тогда кто же?
      — Приманка, созданная специально для того, чтобы заманить нас внутрь, — предположил Джеррани.
      Его жена покачала головой:
      — А может, и нет. Я слышала о том, что можно создавать образы, лишённые чётких характерных черт. Посмотри на его одежду. Так мог бы быть одет человек любого пола.
      Элири, пристально глядя на сидящего в кресле человека, отрывисто бросила:
      — Отведите взгляды, быстро. И не смотрите, пока я не скажу.
      Она постаралась как можно лучше припомнить Кинана. Ему это не причинит вреда — его дух теперь далеко, там, куда так стремился. А им, может быть, и будет польза. Девушка медленно перебирала одно воспоминание за другим. Вот Кинан сидит, скрестив ноги, и учит её языкам нового для Элири мира. Вот Кинан чистит лошадь, большие руки нежно гладят грубую шкуру. А вот Кинан, каким она видела его последний раз в жизни. Облачённый в наряд, который она сшила ему, рука вскинута в знак прощания. Это последнее воспоминание было пронизано печалью. Постаравшись удержать его в сознании, она шагнула к распахнутой двери. Кинан, который сидел теперь в кресле, поднял голову и поманил её внутрь.
      Она отшатнулась. Пародия на её старого друга, вот что это такое. Возникло острое желание уничтожить приманку, но сейчас нужно было думать не об этом. Объяснять ей ничего не пришлось, они и сами догадались. — Теперь у него лицо того, кого ты вызвала?
      — Да.
      — Будем пытаться уничтожить подделку или пойдём своим путём? — мягко спросил Джеррани.
      — Пойдём своим путём. Думаю, никакой собственной силой это создание не обладает. Просто сидит и ждёт, пока кто-нибудь не попадётся в расставленную ловушку, — ответила Маурин. — Вопрос в другом. А именно — может ли эта штука каким-то образом сообщить своему создателю, что ловушка не сработала? Если да, то нам лучше поспешить.
      Никто не возражал, и все торопливо последовали за Пехнаном, который по-прежнему возглавлял маленький отряд.
      Теперь коридор напоминал винтовую лестницу, и, хотя в нём не было окон, Джеррани чувствовал, что с каждым кругом они поднимаются все выше. Стены начали светиться; сначала совсем незаметно, потом все ярче. И вдруг идущий впереди Пехнан исчез. Элири негромко вскрикнула, рванулась вперёд и подхватила кулон.
      — Почему? Почему он покинул нас именно сейчас?
      Джеррани оглянулся по сторонам, пытаясь понять причину.
      — Стены, — сказал он. — Посмотри на стены. — Огонь упорно расползался по древним камням. Тускло-красное свечение испускало дым, оставляя после себя грязно-чёрные следы. Джеррани осторожно протянул к нему руку. — Это сила, не настоящий огонь; жар не ощущается. — Он взглянул на кулон в руке Элири, — Может быть, Пехнану оказалось не по силам пройти сквозь это в том виде, в каком он был. Ничего страшного, ты пронесёшь его как кулон.
      — Может быть, — обеспокоенно сказала Элири. — Не нравятся мне эти стены.
      — Мне тоже, — согласилась Маурин, — но у нас лишь два выхода. Повернуть назад или пойти вперёд. Яне уйду отсюда без Ромара.
      Элири пожала плечами:
      — Тогда пошли, и да не оставит нас Свет.
      Теперь впереди медленно шла она, за ней Джеррани, Маурин замыкала шествие. Огонь вокруг все разгорался, чернота быстро расползалась по сторонам. Пол в направлении их движения тоже почернел, прорезанный лишь огненными струйками, складывающимися в руны, на которые они старались не смотреть. Потом снизу начал подниматься туман, тоже чёрный, окаймлённый тусклым красным свечением, которое одно сейчас и давало свет. Элири вытащила кинжал, а кулон бросила в пустые ножны. У неё возникло ощущение сильного притяжения, и, как только она осознала это, стало ясно, что оно владеет ею уже несколько минут. От кого оно исходило? От Ромара или от кого-то ещё? Как бы то ни было, тот, кто её звал, находился впереди.
      Она потянулась сознанием к источнику этого призыва, примерно так, как поступала, «разговаривая» с Кеплиан. Призыв, казалось, усилился, но уверенности в этом не было. Элири постаралась вызвать в памяти лицо Ромара. Потом, продолжая медленно идти вперёд, представила себе, как прикасается кинжалом к этому лицу. И ощутила, как сила мощным потоком хлынула туда, где, как ей казалось, находился Ромар.
      Одновременно оттуда пришло предостережение — впереди опасность! — и кое-какие сведения, до сих пор ей неизвестные. Энергия Ромара иссякала; хозяин вытягивал из него всё возможное, пытаясь остановить сражение на севере. Однако здесь, в Башне, время текло не так, как снаружи. Если они будут продвигаться вперёд без задержек, шанс успеть вовремя ещё есть. Защита Башни, в основном, носила автоматический характер, что позволяло, не обнаруживая своего присутствия, добраться практически до самого её центра.
      Связь с Ромаром слабела с каждым мгновением. Однако прежде, чем она окончательно сошла на нет, Элири ощутила его безмерную усталость и отвращение к навязанной ему роли. Девушка сжала кулаки. Лучше умереть, чем оказаться во власти Тьмы. Если у них ничего не получится, она будет молиться Ка-диху, чтобы он позволил ей дать Ромару единственный доступный ей дар — незапятнанную смерть.
      Элири повернулась, чтобы рассказать друзьям о том, что сейчас испытала. Позади не было ничего — только густой, свивающийся кольцами туман. Никакого признака Джеррани и Маурин. Элири выругалась.
      Она позволила заморочить себе голову! Может быть, где-то свернула, а они нет? Или что-то, крадучись, подползло по стенам и утащило их? В таком месте можно всего ожидать. Первый импульс был — повернуть обратно, но возникло ощущение, что это было бы ошибкой. Может быть, идея в том и состояла — заставить её ринуться назад, позабыв о том, зачем она здесь оказалась? Элири стиснула зубы. Она поклялась — и продолжит путь. Одна, если не получится иначе, молясь o том, чтобы снова встретиться с друзьями. Сжимая в руке кинжал, она решительно зашагала дальше, в том направлении, откуда по-прежнему слышался слабый призыв.
      Туман углубился, потемнел, из него одна за другой начали возникать призрачные фигуры. В первый момент Элири замедлила шаг, но выручила характерная для неё психическая устойчивость. Эти люди были мертвы или находились в другом мире. Они никак не могли оказаться здесь. Это — всего лишь пугала, созданные специально для того, чтобы заставить её повернуть обратно. Но ничего у них не получится.
      Перед ней стоял согбенный Кинан с горькой улыбкой на лице.
      — Я любил тебя как дочь. Я доверял тебе, а ты оставила меня умирать в одиночестве.
      Обвинение против воли ужалило её. Она долго и трудно раздумывала, прежде чем решилась покинуть Карстен. Может, и в самом деле ей просто захотелось избавиться от старика? Элири вскинула голову. Нет! Никаких подспудных побудительных мотивов у неё тогда не было и нечего их выдумывать. Кинан сам согласился, сам, по доброй воле; он хотел, чтобы она шла своим путём.
      Она посмотрела в лицо призрачной фигуре.
      — Мне больно, что пришлось покинуть тебя. Больно, что ты умер в одиночестве. Но не надо взваливать на меня одну эту ношу; ты сам сделал свой выбор.
      — Потому что видел, что не смогу удержать тебя. Элири покачала головой.
      — Потому что ты любил меня. Любовь не затворяет дверей, не стремится удержать любимых в заточении. Я не призывала тебя сюда. Моя любовь и добрые пожелания всегда с тобой, но теперь уходи.
      Слезы ручьём бежали по её щекам, но девушка решительно зашагала вперёд. Фигура растаяла в тумане и исчезла. Впереди сформировалась другая. Элири вздрогнула, когда поняла, кто это: её дядя. А рядом с ним… Ну, конечно, тётя. Кинана она любила и поэтому говорила мягко даже с его призраком. Эти двое вызывали в её душе только ненависть. Она продолжала идти вперёд, не сворачивая. Пусть попробуют остановить её, если смогут. Когда она встретилась с ними грудь с грудью, её пробрал холодный озноб. Они вцепились в её запястья и зашипели свои оскорбления, которые запомнились ей навсегда. Как же они презирали её!
      Но теперь Элири уже не была ребёнком. И понимала, что это просто новая хитрость — Зло упорно старалось сбить её с правильного пути. Но никакие от — — 3 голоски изжившей себя боли не остановят её. Хватка призрачных рук должна ослабеть, такова её воля!
      — Я ничем вам не обязана, — спокойно сказала она, выставив перед собой кинжал как преграду. — Вы ничего не сделали для меня, и я вам ничего не должна. Я не призывала вас сюда и хочу, чтобы вы ушли. Освободитесь от меня, как я всегда была свободна от вас.
      Говоря это, Элири не кривила душой. Они всегда боялись её силы, ненавидели за дух, который невозможно сломить. Она была сильнее их с самого начала. Против воли в душе девушки вспыхнула жалость. Этого они вынести не смогли — призрачные фигуры истончились и исчезли. Против страха или ненависти они устояли бы, но против жалости были беззащитны.
      Потом возникла фигура, появления которой она ожидала с замиранием сердца. Фар Трейвелер с перьями орла в косе. Его вид привёл Элири в ужас. Гниющая плоть еле держалась на коричневых костях, зловонное дыхание вырывалось между оскаленных зубов. Позади него возникла ещё одна фигура: женщина из социальной службы, с перекошенным от злости лицом. Именно она заговорила первой:
      — Теперь я нашла тебя, и ты пойдёшь со мной, девочка. Закон запрещает детям жить в одиночестве.
      Элири отпрянула, не сумев сдержать злости, и тут же почувствовала, как кинжал дёрнулся в её руке. Сила предостерегала: эмоции могут служить оружием, но одновременно таят в себе опасность. Девушка изо всех сил постаралась успокоиться.
      — Я больше не ребёнок и прожила здесь уже пять лет. Ваш закон не распространяется на меня и не властен в этом мире. — Когда женщина схватила её за руку, Элири обуял давно забытый страх. — Закон против вас, — повторила она. — Упорствуя, вы сами нарушаете закон. — Фигура нервно передёрнула плечами, с недоверием глядя на Элири. Девушка собрала все своё мужество и швырнула ей в лицо. — Вы всегда придерживались буквы закона, неужели сейчас пойдёте против него? — С видом недоумения и гнева женщина покачала головой. Она была социальным работником; её деятельность всегда опиралась на закон. — Тогда уходите, или закон обернётся против вас, и вам не сдобровать.
      Фигура сморщилась, задрожала и превратилась всего лишь в ещё один сгусток тумана.
      Остался один, последний вызов. Слезы хлынули из глаз Элири, когда она обняла прадеда. Какое ей дело до зловония, до того, как он выглядел? Это был её защитник, её учитель, её кровь.
      — Элири, Элири, так я назвал тебя. И в самом деле, странными путями ты ходишь. Но больше не нужно бороться. Пойдём со мной, и ты отдохнёшь. Стань снова дочерью моей дочери.
      — Я дала слово.
      — Кому? Какое право он имел связывать тебя обещанием? Пойдём со мной. — Голос был полон нежности.
      — Я дала слово. Разве может воин нарушить свою клятву? Разве этому ты меня учил? Кинан обхватил её рукой за плечи, а Элири не сводила взгляда с любимого лица, ещё раз ожившего для неё. Потом он заговорил снова, на этот раз более настойчиво:
      — Я скучаю по тебе, дитя моего сердца. Неужели ты покинешь меня? Неужели в духовном мире я буду жить один, без тебя? Оставь тех, кто тебе не родня, и пойдём со мной.
      Чары едва не сработали, так сильно она любила его. Но вот эта последняя фраза… Элири осторожно выскользнула из любимых рук.
      — Они — родня мне, и мой долг им помочь. Я дала клятву воина тому, кто доверился мне. Здесь мои друзья. Разве могу я покинуть их, предоставив сражаться в — одиночку? Разве могу обречь на смерть того, кто одной со мной крови?
      — Ты осталась одна, твои друзья сбежали. — Его лицо исказилось от гнева. — Дурочка, упрямая дурочка, ты всегда была такой. — Теперь он сделал вид, что боится за неё. — Не ходи этим путём. Пойдём со мной, и ты окажешься в безопасности.
      Плечи её поникли, точно на них внезапно навалился тяжёлый груз. Элири заплакала, но тем не менее упрямо двинулась вперёд.
      — Не могу. Ты сам учил меня, что нельзя нарушать клятву, что кровь должна стоять за кровь, что держать слово надо, даже если друзья предали тебя.
      — Если ты не послушаешься меня, я никогда больше не приду к тебе.
      Она смахнула слезы:
      — Ты — просто моё воспоминание. Ты не тот человек, которого я любила.
      Она повернулась лицом к старику и постаралась изгнать из своего сознания его образ, позволила ему уйти, отпустила его. Туман заволновался и растаял. Перед ней возник широкий и длинный коридор с мраморными стенами, на которых не было никаких признаков странного, сверхъестественного огня. Позади раздались шаги, и, повернувшись, Элири увидела своих друзей. Оба были бледны, но в глазах сквозила решимость. Подойдя, каждый из них взял её за руку. Все трое замерли, радуясь тому, что они снова вместе. И выдержали испытание.
      — Я видел тех, кого любил и боялся, — негромко произнёс, в конце концов, Джеррани. — Мне пришлось сделать выбор.
      — То же самое происходило и со мной, — сообщила Элири. — И всё же мы по-прежнему здесь.
      Маурин вздохнула:
      — Мне предлагали удивительные вещи, но только если я соглашусь навсегда потерять Ромара и многое другое, что люблю.
      Элири высвободила руки и улыбнулась им обоим:
      — Мы все сделали свой выбор. А теперь в путь — нужно выяснить, что это нам даст.
      Они бок о бок зашагали по широкому коридору. Элири знала, каким образом она выиграла свою битву, но ей было интересно, с чем именно пришлось столкнуться остальным. Что за «удивительные вещи» предлагали Маурин? Девушка украдкой поглядывала то на неё, то на Джеррани, шагавшего с другой стороны. Интересно, что ему Тьма обещала за то, чтобы он предал их всех? Любопытство овладело ею, но, усмехнувшись, она отогнала его. Это не её дело. Кроме того, у них хватало забот и помимо отвергнутых искушений. В сознании Маурин продолжали ворочаться обрывки воспоминаний о том, что происходило в тумане. Только что Джеррани шёл рядом с ней, и в следующее мгновение его не стало. Она бежала, звала мужа по имени, хотя и боялась привлечь к себе внимание. Выхватила кинжал и принялась горячо молиться всем, кто был на стороне Света. Потом начались видения.
      Джеррани тоже вспоминал — и содрогался от ярости. Они угрожали, но он остался непоколебим. Но, ох, боги! Его поражение было всего в двух шагах! Ещё миг, и он мог бы не выдержать. Джеррани крепче сжал руку Маурин.

      Схватка на берегу продолжалась, вспыхивая то там, то здесь с новой силой. Речной песок окрасила кровь павших и раненых. Из десяти воинов уцелело только шесть. Кобылы, как более подвижные, ухитрялись наносить удары почти без вреда для себя, а если всё же получали серьёзные ранения, тут же выходили из игры. Поначалу их было восемнадцать, а теперь лишь половина кружилась в водовороте схватки, сражалась бок о бок с людьми. Одна Кеплиан лежала мёртвая рядом с расти, разорванной буквально на клочки; другие, то и дело спотыкаясь, скакали в направлении каньона. Если бы у сражающихся было время обращать на это внимание, они заметили бы, что сейчас глаза всех кобыл изменили свой цвет на сапфирово-голубой; они стали полноправными созданиями Света.
      Командир отчётливо и громко выкрикнул приказ. Повинуясь ему, кобылы встали в кружок головами наружу. Вокруг этой группы расположились воины, нанося разящие удары по расти, которые, как безумные, бросались на противников, ощетинившихся копьями.
      Башня рвала и метала, продолжая оказывать давление на сознание расти, но всё без толку. Запах погибших, зловоние крови — все это привело к тому, что теперь ими овладело только охотничье неистовство. Жажда убивать и пожирать добычу затмила все. Однако Башня не отступала, полностью захваченная своими попытками воздействовать на сознание взбесившихся животных. Её хозяином владело одно желание — заставить их повиноваться ему. Он снова и снова вторгался в сознание расти, требуя, приказывая прекратить сражение.
      Он тянул и тянул энергию из своего раба, хотя даже ярость не мешала ему чувствовать, что тот уже почти без сил. А, плевать! На что ещё годятся такие глупцы? Сильный пожирает слабого, таков закон жизни. В случае чего, найдутся и другие — когда он выберет время замяться ими. О двоих, к примеру, он прочёл в сердце этого человека. Они даже сами не догадываются, насколько сильны. Он сможет многое из них выжать, когда подчинит себе.
      Хозяин Башни продолжал атаковать расти, добиваясь их повиновения. У его раба, однако, было больше сил, чем казалось. Очень осторожно и умело, он с успехом удерживал своего господина от нападения на Серых, с которыми, по мнению того, сражались расти.
      Кроме того, у Ромара хватило сил открыть древнюю дверь, а в глубине сознания сохранить укромное местечко для своей личности, непобедимого духа и остатков силы, которая могла понадобиться ему самому. Умудрился он скрыть от своего господина и тот факт, что помощь приближалась. Чем ближе подходили его спасители, тем явственнее Ромар ощущал прикосновение Света. И, конечно, его сестра-близнец была среди них. Он с трудом подавил охвативший его ужас. Свет, пусть только Маурин не попадёт в руки «этого»! А что если она угодит в одну из ловушек, расставленных вдоль пути? На то, чтобы обезвредить их, сил у Ромара уже не хватало. Чтобы добраться до него, его освободителям придётся полагаться только на самих себя.
      И всё же крошечное пламя надежды потихоньку разгоралось все ярче. Он чувствовал, что они упорно движутся в его направлении, хотя им приходилось сражаться снова и снова; Ромар то и дело ощущал отголоски какой-то борьбы. Когда его спасители подошли поближе, он понял, кто были двое других. Его брат-по-мечу, ах, боги, ну конечно! Кто ещё, кроме Джеррани?
      Узнал он и спутницу Маурин и её мужа; разве не ей он являлся во сне на протяжении долгих месяцев своего заточения? Ромар постарался припомнить её как можно лучше. Внешне девушка выглядела почти как — любой другой представитель его расы, но дух, который горел в ней, был иным; чувствовалось, что она родилась не здесь, а где-то совсем в другом месте. Не плохом — просто другом. Она принадлежала Свету, это он чувствовал сердцем. Ромар с чувством нежности представил её себе: чётко очерченные черты лица, серые глаза, похожие на грозовое небо, шёлк чёрных волос, вздымающихся за спиной.
      Гордость и решительность — вот о чём говорили черты её лица. Рот был нежный, созданный для поцелуев, для любви, но под ним выступал решительный подбородок. Ромар слабо улыбнулся. Такой подбородок свидетельствовал об упорстве, с которым девушка будет идти вперёд, кто бы ни пытался остановить её. Может быть, это было характерной чертой тех, кто сумел найтиворота в этот мир? Время от времени приходили и другие; и всегда они обладали неистовым духом. Может быть, ворота пропускали именно тех, кто обладал таким духом? Ромар не знал. Но было и ещё кое-что, из-за чего он так тосковал по ней. В нём, как и в других представителях старой расы, желание пробуждалось поздно, но при первом же взгляде на эту девушку оно пробудилось.
      Не только телесное желание, но и сердечное тоже. Он хотел быть с ней. Знать, о чём она думает, чего боится и чем восхищается. Жениться на ней честь по чести и любить её во все дни своей жизни — которая на самом деле может оказаться слишком коротка, с горечью напомнил он себе. Слабость, постепенно овладевавшая им, с каждым мгновением ощущалась всё сильнее. И по-прежнему в самом сердце всего, что делало Ромара человеком, он лелеял видение. Друг, сестра и эта девушка из другого мира идут за ним. Он не знал, кем она могла стать для него. Однако она тоже, сражаясь, прокладывала свой путь сюда, на острие меча несла ему свободу. Только это видение и помогало Ромару сохранить слабеющие силы.
      Элири в сопровождении друзей шагала по коридору, которому, казалось, не было конца.
      — Может, мы всё время ходим кругами в этом проклятом месте? — спросила Маурин, остановившись на мгновение, чтобы расслабить пояс. — Башня на входе вовсе не выглядела такой уж большой.
      Джеррани покачал головой:
      — То, что снаружи кажется маленьким, внутри может быть гораздо больше. Сила всегда говорила это, а Башня просто доказывает, что дело обстоит именно так. — Он бросил взгляд вдоль коридора. — Но вот что мне хотелось бы знать: не может ли быть, что нас сознательно водят по кругу с помощью какого-то трюка? — Он дотронулся до щеки Элири. — На твоём лице боевая раскраска. У тебя с собой нет ничего из того, чем ты пользовалась?
      Из сумки, висящей на поясе, девушка достала кусочек красного мела — небольшие прожилки его проступали на склоне утёса неподалёку от каньона. Она молча протянула мел Джеррани. Они с Маурин остались на месте, а Джеррани зашагал вперёд, старательно проводя по полу прямую линию. Разогнулся, прошёл немного, нарисовал вторую линию, снова сделал разрыв, и потом третью. Но к этому моменту его спутницы, оставшиеся позади, уже все поняли.
      Маурин негромко присвистнула и помахала мужу рукой, чтобы он возвращался. Джеррани тут же прибежал.
      — Ну, что?
      — Коридор изгибается. Он кажется прямым только для нашего взгляда, но когда ты ушёл далеко вперёд, мы перестали тебя видеть из-за изгиба стен.
      — Вот это да! — В негромком возгласе Джеррани прозвучала радость ястреба, пикирующего на цель. — Если мы находимся во власти иллюзии, интересно, что ещё мы проглядели? И самое главное — мы уже миновали то место, которое ищем, или оно все ещё впереди?
      Элири нащупала кулон в ножнах кинжала и вытащила его.
      — Может быть, Пехнан укажет нам путь? Однако, несмотря на все попытки, крошечная фигурка не давала ответа.
      — Ничего, доберёмся до самого сердца Башни, и он, возможно, сумеет нам помочь, — высказал предположение Джеррани. — Мы все так или иначе связаны с Ромаром. Давайте используем эту связь, оживим её. Пусть каждый постарается создать в своём сознании его образ — таким, каким запомнил его.
      Однако Элири не была уверена в том, что это разумно.
      — А вдруг мы тем самым насторожим врага? Ведь мы, можно сказать, пробрались в самое сердце места, которое он считает своим.
      — Может быть, но что проку оставаться незамеченными, если нельзя найти то, что ищешь?
      Маурин положила руки им обоим на плечи:
      — Послушайте, враг использует Тьму и силу. А что, если…
      Они выслушали её — и согласились. Теперь всё внимание было приковано к Маурин. Она отстегнула от волос небольшое украшение, вырезанное из светлого дерева, испускающего слабый сладковатый аромат. По форме оно походило на ящерицу, только с более крупной головой. Глаза представляли собой крошечные кусочки золотистого камня, а хвост, закручиваясь вниз, образовывал застёжку, удерживающую украшение в волосах.
      — Его вырезали к моему восемнадцатилетию, — сказала Маурин. Она нарочно не назвала имени резчика
      — в этом месте имена обладали слишком большой силой, — но Элири поняла её и кивнула. Маурин притянула к украшению руки Джеррани, Элири тоже обхватила его пальцами. — Думайте о нём. Создайте в своём воображении его образ. Сосредоточьтесь на этом подарке, на том, чтобы он помог нам найти его.
      Они послушались, склонившись над украшением. Конечно, ни о какой подлинной силе тут речи не было
      — просто немножко магии, основанной на том, что вещь испытывает притяжение к своему создателю или к тому, в руках кого она долго находилась. Это не было для Элири чем-то новым — так поступал её собственный народ во время охоты. Она и сама умела это делать. Девушка припомнила Ромара, нарисовала в своём воображении его лицо, используя краски жизни, зажгла искры духа в глубоко посаженных глазах. Изо всех сил потянулась к нему, внушая, чтобы он встретился с ней взглядом.
      При этом она смутно осознавала, что рядом такие же усилия прикладывают её друзья. На лбу у неё выступили бусинки пота. Возникло чувство, будто какая-то сила оттаскивает её от лица, которое она создала в своём воображении. Элири яростно сопротивлялась. Утратив всякое ощущение времени и пространства, она как будто плыла в воздухе. Потом нахлынуло чувство опустошённости. Точно в тумане, она увидела, что крошечные пылинки света, которые до этого окутывали её, точно плащом, сейчас стекали по рукам вниз на ящерицу. Та подняла голову, обратив на девушку взгляд золотистых глаз. Элири пошатнулась, почувствовав внезапную слабость, когда Маурин отпустила крошечное создание.
      Ящерица быстро побежала обратно, они торопливо последовали за ней.
      — Не спускайте с неё глаз, но лицо по-прежнему удерживайте в своём воображении, — прошептала Маурин.
      С кинжалами наготове они петляли по коридорам вслед за ящерицей. Внезапно Джеррани резко остановился.
      — Это не тот коридор, по которому мы шли, — уверенно заявил он. — Посмотрите сюда. — Его рука протянулась в сторону яркой фрески. Они послушались — и с отвращением отвели взгляды от изображённой на ней сцены. — Да, мерзкое зрелище, но дело не в этом. Кто из нас видел её прежде?
      Обе женщины покачали головами и, обернувшись, бросили взгляд вдоль коридора, по которому пришли сюда, но не увидели ни арок, ни дверей, ни поворотов.
      — Снова иллюзия? — спросила Элири.
      — Нет, я считаю, что как раз сейчас мы имеем дело с реальностью, — ответил Джеррани. — То, что было прежде, — вот это иллюзия. — Их внимание привлекло негромкое попискивание ящерицы. — Природу иллюзий мы сможем обсудить и позднее, а пока давайте-ка пойдём за нашим проводником.
      Ящерица торопливо побежала дальше, он — за нею, женщины позади. Все уже изрядно устали, и обратный путь казался бесконечным, но никаких сомнений — этих коридоров они прежде не видели. Спустя некоторое время ящерица замедлила движение, они перешли на быструю ходьбу, а потом и вовсе поплелись еле-еле.
      — С ней что-то не так? — прошептала Элири.
      — Она может идти, лишь пока не кончится сила. Мы не Великие, и даже более или менее сильным даром никто из нас не обладает, — пробормотала Маурин.
      — А повторить свои действия и как бы «подзарядить» её мы не можем?
      Маурин пожала плечами:
      — Не знаю. Но если сила иссякнет прежде, чем мы найдём то, что ищем, придётся повторить попытку.
      Они смолкли, не сводя взглядов со своего крошечного проводника. Ящерица доблестно, хотя и с явным трудом, тащила себя вперёд. Если бы мраморный пол не был таким гладким, она наверняка уже остановилась бы. Однако в конце концов её движение всё же застопорилось. Маурин едва сдержала крик отчаяния, перед глазами у неё все расплылось от слёз. Внезапно Элири крепко схватила её за руку.
      — Нет, Маурин! Смотри!
      Маурин смахнула слезы. В последнем усилии ящерица поднялась на задние лапки, прислонившись передними к стене. Теперь это снова было всего лишь резное украшение, однако что-то в её позе наводило на мысль, что она надавливает на камень.
      Джеррани пробежал пальцами по холодным каменным блокам.
      — Ничего похожего на дверь.
      Шесть ладоней захлопали по каменной стене, ощупывая каждую трещинку на ней. Действительно, никаких признаков двери. И всё же ящерица остановилась не посредине коридора, хотя двигалась уже из последних сил. Здесь должен быть вход. И они будут искать его, пока не найдут.
      В конце концов Элири отступила. Прежде они находились во власти иллюзий. Может быть, теперь кулон захочет им помочь? Она прижала его к стене, в которой, как они надеялись, был проход. Снова возникло ощущение опустошённости, и снова золотистые точки заплясали вокруг неё, а потом осели на стене, очертив продолговатый контур. Движимая неосознанным порывом, Элири приложила к этому месту руку. Камень под её ладонью еле заметно задрожал и пришёл в движение. Открыв от изумления и радости рот, Джеррани ухватился за край каменной плиты и надавил на него, открывая дальше.
      Они пролезли в образовавшееся отверстие. Дверь за ними беззвучно закрылась, и их охватило волнение, когда стало ясно, что открыть дверь снова не удаётся.
      Маурин первой удалось справиться со страхом:
      — Разве мы не этого хотели — проникнуть сюда? Элири подняла кулон:
      — Пехнан, пожалуйста, помоги нам, если можешь! Из глаз крошечной чёрной фигуры брызнул свет.
      Когда он упал на стены, на них вспыхнули руны. Рисунок знаков, из которых они состояли, всем троим был незнаком, но, по крайней мере, их расположение указывало путь.
      — Давайте поспешим. Кто знает, сколько времени это будет продолжаться? — сказала Элири и быстро зашагала по узкому коридору.
      Они шли гуськом друг за другом, внимательно поглядывая по сторонам. С каждым шагом в душе Элири крепла уверенность, что цель близка, хотя временами ей казалось, будто им суждено остаться внутри этой проклятой Башни навсегда. Только бы выбраться отсюда! Тогда она к Башне уж точно даже близко не подойдёт.
      Внезапно руны погасли, но на этот раз дверь была видна. На ней имелось изображение пятерни, и Элири приложила к нему руку — наверняка дверь именно так и открывалась. Жгучая боль пронзила ладонь. Девушка взвизгнула и отдёрнула руку. Кровь закапала на стену, но дверь беззвучно открылась. Может быть, она, чтоб ей пусто было, открывалась только ценой крови? Неважно. Подумаешь, царапина. Главное, что дверь открылась. Элири прошла сквозь неё и, посасывая маленькую ранку, подождала, пока друзья пройдут тоже.
      Здесь было светло. Не слишком, правда, но достаточно, чтобы разглядеть, что их ноги утопали в древней пыли. Они свернули за угол, и Джеррани от удивления открыл рот, увидев окно. Они, толкаясь, бросились к нему, и Маурин воскликнула с изумлением в голосе:
      — Посмотрите на солнце! Оно почти не сдвинулось с места.
      — Все дело во времени, — высказал предположение Джеррани. — Время в Башне течёт по-другому. Меня всё время волновало, как нашим воинам удаётся так долго удерживать внимание хозяина Башни. Но, судя по солнцу, с тех пор, как мы оказались здесь, прошло меньше часа. Скорее всего, полчаса. Наши люди обещали продержаться, по крайней мере, час, а если смогут, то и два. У нас ещё есть время на поиски, если, конечно, мы будем действовать быстро. Пойдёмте. — Он взглянул в сторону перекрёстка коридоров неподалёку от них. — Вот этот коридор, похоже, тянется вдоль наружной стены, а тот, что отходит от него под прямым утлом, наверняка ведёт к центру. Рискнём?
      Женщины не возражали, и все трое нырнули в указанный Джеррани узкий коридор. Сюда свет доходил слабо, но их подгоняла надежда. С чувством возросшей уверенности Элири остановилась у следующей развилки.
      — Сюда.
      Ноги до колен утопали в мягкой пыли, которая пластами лежала на древних камнях. Наверняка, никто не проходил здесь на протяжении столетий, подумала девушка. Ромар заверил её, что путь, по которому они пройдут, неизвестен хозяину Башни. Сколько усилий пришлось ему приложить, чтобы это произошло именно так? Или ему помогал тот древний, с которым она разговаривала в пещере внизу? Элири улыбнулась. Какое это сейчас имеет значение? Главное — найти брата Маурин. Есть время задавать вопросы, и есть время принимать все, не расспрашивая, и делать, не вдаваясь в рассуждения. Девушка замедлила шаги, когда Джеррани, идущий впереди, прошептал:
      — Ещё одна дверь и за ней что-то есть. Я слышу звуки.
      Элири почувствовала напряжение в области талии, вытащила кулон из ножен, осторожно положила его на пол и отступила назад.
      — Что ты делаешь?
      — Мне кажется, настало время, когда он хочет помочь нам, — ответила она тихо.
      С пола поднялся туман. Когда он растаял, на его месте стоял Пехнан. Элири с трудом сдержала нервный смешок. Жеребец выглядел так нелепо в этом узком коридоре! Блестящие бока царапали стены, голова была опущена, чтобы не задеть потолок, копыта осторожно ступали по густой пыли. Встретившись с Элири взглядом, Пехнан дал понять, что разделяет её веселье.
      Подняв морду, он указал на дверь. Прислушиваясь, Джеррани осторожно прикоснулся к ней. Женщины тоже приложили уши к тонкому камню. Через некоторое время взмахом руки Джеррани показал им, что нужно обсудить ситуацию. Все трое собрались у развилки коридора и сблизили головы.
      — Это не голоса. Не человеческие, по крайней мере. — Он взглянул на жеребца, который неясно вырисовывался рядом с ними. — Можешь ты объяснить что-нибудь?
      Голос в их головах зарокотал, точно гром:
      «Там находится последний из тех, кто служит хозяину Башни. Он — мой древний враг. Ваша задача — встретиться с тем, кто поселился здесь, и освободить всех его рабов. Моя — нанести поражение этому прислужнику Зла. Я долго ждал, но теперь наконец смогу выполнить своё предназначение, а потом присоединиться к тем, кого люблю, и упокоиться с ними в мире».
      Они прижались к стенам коридора, чтобы не мешать Пехнану. Джеррани потянул на себя дверь, та беззвучно открылась, и жеребец стремительно промчался мимо. Послышался писк, и крошечные фигурки в ужасе бросились из-под его копыт.
      — Это зас. — На лице Джеррани возникло выражение отвращения.
      Когда Кеплиан ворвался внутрь, свет в комнате разгорелся ярче. По-видимому, он раздражал её маленьких обитателей. Элири с удивлением смотрела на неистово мечущиеся фигурки. Маурин как-то рассказывала о них — о том, в частности, что они роют в земле норы, — но реальность оказалась гораздо более странной, чем можно было себе представить. Наконец, последние из них, проковыряв дырку в стене, нашли убежище от света в подвале.
      В комнате остались только двое. Кеплиан против Кеплиан, жеребец против жеребца. Но в мерцающих голубизной глазах одного горела мощь Света, а в выпуклых глазах другого полыхал тёмно-красный огонь. Джеррани и Маурин настроились было остаться на месте, чтобы подбодрить того, кто сражался на стороне Света, но Элири схватила их за руки.
      — Этот бой может привлечь к себе внимание. Если Башня заметит, что внутри неё находится хотя бы один враг, она наверняка попытается отыскать остальных. Давайте продолжим поиски, пока время ещё не упущено.
      И тут же в её сознании зазвучал мощный голос:
      «Ищи, дочь моих друзей, пришедшая из глубин времени. Может быть, тебе и повезёт. Те, к кому я ухожу, не забудут тебя».
      Элири рванулась с места, точно стараясь убежать от ощущения, что бросает друга.
      На речном берегу командир собрал своих людей. К этому времени все без исключения получили ранения, но были полны решимости продолжать борьбу. Он посмотрел на небо и нахмурился. Его господин думал, что им так или иначе станет известно, когда Башня падёт, но пока никакого знака не было. И люди, и кобылы продержатся ещё немного, но потом… Потом их просто ждёт гибель. Ладно, можно потянуть ещё немного. Наверно, сейчас самое время прибегнуть к кое-каким уловкам.
      По его приказу Кеплиан отступили, увлекая за собой расти, а люди, обходя их с двух сторон, расправлялись с отбившимися от стаи. Дважды обезумевших зверей заманивали в расщелины в земле и приканчивали там.
      В Башне между тем тоже бушевала битва. Здесь оружием служили не только физическая мощь и выносливость, но и волшебная сила. Встав на дыбы, один жеребец Кеплиан с криком ярости бросался на другого. В пространстве между ними сверкала и кипела сила — тут они были примерно под стать друг другу. Ну, к этому древнему способу борьбы они прибегнут попозже, если понадобится. А пока… Жеребцы прыгнули вперёд, по-змеиному выгнув шеи. Раздирали и рвали. Били копытами друг друга. Зубы Пехнана окрасила кровь, когда он разорвал противнику ухо. Тот взвизгнул от боли и нанёс Пехнану режущий удар передними ногами. Горячая тёмно-красная кровь тонкой струйкой потекла из безжалостно разодранного уха, голубой огонь хлынул из раненной копытами груди.
      Обменявшись ударами, противники разбегались в разные стороны и снова бросались друг на друга. Теперь враг схватил Пехнана за горло, но, прежде чем он успел сомкнуть зубы, на спину ему обрушился удар копыта. Словно борцы на ринге, они снова и снова сходились в самом центре зала. Падали, тут же вскакивали, на время обретали опору, чтобы тут же потерять её, роняли кровавый огонь со своих зубов и копыт. Дважды враг наносил удары по крупу Пехнана, туда, где расположены почки и где сильный удар мог причинить серьёзный урон. И каждый раз Пехнан уворачивался, совсем чуть-чуть, но этого хватало, чтобы мощные удары пропадали втуне. Пульсируя, горячая кровьстекала по передним ногам врага. Он слабел и сознавал это. Жеребцы кружились и становились на дыбы, стремясь схватить противника за горло. Промахиваясь и снова опускаясь на все копыта, яростно бросались друг на друга. Голубой огонь хлестал из груди Пехнана; он тоже слабел, но в его сапфировых глазах не было страха. Он остался именно ради того, что происходило сейчас: чтобы встретиться лицом к лицу с тем, кто предпочёл служить Тьме и её приспешникам. Чтобы отвлечь внимание противника, Пехнан отступил в притворной слабости. Жеребец Тьмы победоносно заржал и встал, на дыбы, собираясь нанести смертельный удар. Пехнан сделал рывок в сторону, и когда его враг на мгновение потерял равновесие, окроплённая голубой кровью голова рванулась вперёд. Зубы из последних сил вцепились в яремную вену, послышался хруст.
      Судорожно дёрнувшись, враг попытался вырваться, но ничего не вышло — ноги отказывались служить ему. Он рухнул на каменный пол, свет начал меркнуть в тёмно-красных глазах, полыхающих ненавистью. Свой выбор он сделал много лет назад и в эти последние мгновения ни о чём не сожалел.
      Пехнан встал на дыбы, почти выпрямив дрожащие задние ноги. В сознании зазвучал мощный призыв. Свет вспыхнул по контуру его фигуры — серебро, в глубине отливающее золотом, — пространство вокруг распалось на куски, и за ними открылось залитое солнцем небо. Те, кого он любил больше всего на свете, ожидали его. Собрав слабеющие силы и пошатываясь, Пехнан двинулся вперёд, туда, где видел руки, приветственно машущие ему. Проход позади него захлопнулся, свет в зале померк. Тело врага превратилось в клубы чёрного дыма и исчезло. Далеко-далеко отсюда друзья с радостью бросились навстречу друг другу. Миссия была завершена.
      Башня содрогнулась, когда погиб её слуга. По крыше побежал голубой огонь, такой яркий, что его заметили и те, кто сражался у реки. Командир натянул поводья своего коня, не подпуская его к расти, обуянного жаждой крови.
      Его голос загремел, перекрывая шум битвы.
      — Все! Уходим! — Они начали отступать, стараясь всё время сохранять дистанцию между собой и расти. Командир махнул рукой в сторону Башни. — Вон он, знак! Наша работа закончена. Нужно увести расти подальше, чтобы они не добрались до наших раненых.
      Раненые из числа тех, кто мог идти, но не в силах был принимать участие в сражении, начали подниматься по склону. Из множества глоток расти вырвался низкий возмущённый рык. Не может быть, чтобы добыча ускользнула от них!
      Однако хозяин Башни, сидя в ней, точно паук в паутине, осознал наконец, что ему угрожает опасность. И перестал оказывать давление на глупых животных, которые сражались вопреки его приказу. Расти почувствовали растерянность — владевшее ими безумие отчасти объяснялось именно грубым вторжением Башни в их сознание. Как только её давление исчезло, они немного пришли в себя. Шаг за шагом, не спеша, командир уводил своих воинов с поля боя, стараясь, чтобы никто не делал слишком быстрых или неловких движений, которые могли бы чисто автоматически подхлестнуть расти к новой атаке. Понемногу успокоившись, они начали отступать, потоки их потекли к норам.
      Тогда Хэпволд повёл свой отряд быстрее. Вскоре кобылы Кеплиан оставили людей и поскакали к своему дому. Две из них — и четыре человека — уже никогда не вернутся, но их смерть оплачена кровью. Рекой крови. Что ещё может желать воин?
      Перейдя реку в предгорьях, люди раскинули лагерь. Пока закипала вода и на медленном огне тушилось мясо, они перевязали друг другу раны.
      Измученным кобылам обратная дорога далась нелегко, но в каньоне их ждали жеребята и подруги, любовь и забота. Правда, двое малышей, оставшиеся сиротами, захныкали от огорчения, но кобылы постарались утешить их, как могли. Руны у входа ярко вспыхнули, когда все обитатели каньона собрались в кружок. Кобылы и жеребята Кеплиан поражённо смотрели друг на друга — глаза у них сияли яркой голубизной.
      Хозяин Башни между тем собирался с силами. Враги пробрались внутрь и убили его слугу, но его самого им не одолеть.
      Элири взбежала по ступенькам и на мгновение остановилась перед огромными бронзовыми дверями. Их поверхность украшали панели, и фигурки, помещённые на каждой, медленно двигалась. Однако у Элири не было времени разглядывать эти диковины. Она толкнула дверь — последнюю преграду на пути к цели — и вместе с друзьями шагнула внутрь. В дальнем конце большой комнаты в кружок стояли шесть кресел, в которых сидели люди. Один за другим они подняли головы и посмотрели на стоящих в дверном проёме. Шесть Ромаров наклонились вперёд, надежда засияла на их лицах.

      Элири остановилась, с трудом сдерживая нахлынувшую ярость. Даже сейчас, даже напоследок враг устраивает им испытания, расставляет на пути ловушки! Она стояла, широко распахнутыми глазами вглядываясь в обращённые к ней лица. За спиной девушки пошевелился Джеррани.
      — Как установить, кто из них настоящий?
      — Я сделаю это, — резко ответила его жена. — Ромар — мой брат. Я не ошибусь.
      Элири кивнула.
      — Но что, если они все настоящие? — задумчиво спросила она. — Может быть, это просто ещё один блестящий трюк и его дух просто поделён между ними?
      Эта мысль заставила их окаменеть. Если Элири права, тогда смерть любого из этих Ромаров означала бы утрату части того, что делало его человеком. Что могло помочь им сейчас? Элири быстро перебрала в уме все возможности. Может быть, ком глины, который причинял ей такие неудобства, — не зря же она его столько времени таскала с собой? Но нет. Девушка чувствовала — пока нет. Ещё дома она поняла, что глина таит в себе очень большие возможности. Недаром же Кинан в уединении затерянного в горах жилища посвящал в тайные цели магии свою старательную ученицу. Глину нужно оставить на потом, как и кристалл госпожи Долины Зелёного Безмолвия. Однако воспоминание о глине навело Элири на мысль о даре Света.
      Она пристально посмотрела на Маурин и Джеррани. Может быть, они сумеют использовать то, чем их одарил Свет? По мере того как она излагала им свои соображения, лица обоих светлели. Потом Маурин вышла вперёд, протянула руки и обняла первую из сидящих в креслах фигур. Вокруг её рук вспыхнуло мерцание…
      Фигура запричитала в агонии и распалась, превратившись в груду густой пыли. Когда Маурин подошла ко второй фигуре, та в ужасе отпрянула. Однако избежать прикосновения ей не удалось. Маурин схватила её за руки, та пронзительно вскрикнула и рассыпалась в прах. То же самое произошло и с третьей, но после неё Элири подозвала Маурин. В этом последнем случае вспышка света стала слишком слаба. Кто знает, может быть, четвёртая фигура сумеет причинить вред Маурин? Теперь настала очередь Джеррани. Он широкими шагами подошёл к четвёртой фигуре, обхватил её руками, и свет вспыхнул снова.
      Фигура рассыпалась, за ней — пятая и шестая. Стоя над грудами серой пыли, друзья изумлённо смотрели друг на друга.
      — Его не было среди них! — горестно воскликнула Маурин. — К чему тогда эта иллюзия?
      — Чтобы отвлечь и задержать нас, — мрачно ответил Джеррани. — Зря лорд Тьмы не станет расходовать силу, которую вытягивает из Ромара, а то ему самому ничего не останется. Может быть, он надеется, что поймает нас в ловушку иллюзии и сбежит, прежде чем мы доберёмся до Ромара. — Его лицо приняло твёрдое выражение, он решительно сжал губы. — Пошли!
      Они быстро зашагали по коридору, а серая пыль позади них зашевелилась и исчезла. Догадка Элири оказалась верна — даже одно прикосновение Света способно воздействовать на Зло. Если внутри этих фигур и в самом деле был дух Ромара, он просто освободился и вернулся в своё истинное тело. Однако теперь сила, которой одарил их её далёкий предок, дремлющий в Башне, оказалась почти полностью исчерпана.
      Джеррани упрямо шёл вперёд, стиснув зубы. Ох, до чего же надоели ему все эти детские игры! Где-то внутри мрачной Башни держали в заточении его брата-по-мечу. Мучили и использовали, выкачивая из него силы. Он найдёт Ромара, освободит его, вернётся с ним до-мой. А тот, который обитает здесь… Зубы Джеррани приоткрылись в зловещей усмешке; независимо от исхода, тот, кто обитает во Тьме, горько пожалеет обо всём этом.
      — Постой, постой! — тяжело дыша, воскликнула Маурин у него за спиной.
      Он пошёл медленнее, давая ей возможность нагнать его.
      — Джеррани, Элири кажется, что нам опять морочат голову, заставляя идти не в ту сторону.
      Гнев нахлынул на него. Вечно эта женщина во все вмешивается! Не подай она пример Маурин, та, возможно, и не настаивала бы на том, чтобы отправиться вместе с ними. Именно Элири подвергла такому чудовищному риску его жену и обманным путём заманила их сюда, где Зло совсем рядом и с лёгкостью может расправиться с ними. Элири… С искажённым от гнева лицом Джеррани бросился на девушку. Однако она заметила, что в глазах у него с каждым мгновением все ярче разгорался безумный блеск, и отпрыгнула назад, выхватив из ножен кинжал. Джеррани споткнулся, и прежде, чем ему удалось восстановить равновесие, лезвие коснулось его лба.
      Боль пронзила мозг, и Джеррани застонал, но взгляд его прояснился.
      — Что я натворил? Ох, боги! Прости меня, Элири.
      Она продолжала прижимать к его лбу серебряный кинжал. Мягкое свечение лезвия успокаивало и утешало.
      — Возьми его и помолись Свету.
      Джеррани взял в левую руку её кинжал, свой — в правую и приложил оба лезвия к вискам. Их острия сошлись вместе, образуя две стороны треугольника. Джеррани закрыл глаза, и из места соединения брызнул свет. Маурин хранила молчание, пока он снова не открыл глаза. Тогда она взмахом руки указала на протянувшийся между ними и Элири тонкий луч света.
      — Мне кажется, ты прощён.
      — Думаешь, это знак? — Он смущённо посмотрел на Элири. — Умоляю, прости меня. Я разозлился на то, что здесь творят с моим братом-по-мечу. И, видимо, этот гнев послужил точкой опоры для Зла. Оно исказило моё сознание, и возникло ощущение, что ты — виновница всех бед.
      Его выходка, конечно, рассердила Элири, но она понимала, что за ней стояло. Ещё одна попытка врага расколоть их единство. Если бы она не простила Джеррани, это означало бы лишь, что теперь настала её очередь поддаться воздействию Зла.
      Девушка протянула руку и дружески сжала его пальцы:
      — Я все понимаю; это не твоя вина. Мы все здесь для того, чтобы освободить того, чья судьба нас волнует.
      Джеррани с неожиданно вспыхнувшим интересом встретился с ней взглядом. Он не произнёс ни слова, но Элири заметила его удивление. Она гордо вскинула голову. Да, она тоже волнуется за судьбу Ромара, но это её и только её дело.
      Она едва сдержала улыбку. Волнуется — это ещё очень мягко сказано. По правде говоря, она готова или освободить Ромара, или умереть во время этой попытки. Однако сейчас было не время рассуждать, в том числе и о том, какие чувства он испытывает по отношению к ней. Пусть сначала Ромар обретёт свободу, тогда можно будет поговорить и о будущем.
      Некоторое время луч света указывал им путь, но быстро ослабел и погас.
      Маурин достала свой кинжал:
      — Его мы пока не использовали. Может быть, он нам поможет.
      Она поднесла кинжал к своему лбу, сосредоточенно удерживая в сознании лицо брата. Луч возник снова, отчётливо различимый, но слабый. И тем не менее у них опять был проводник.
      Все тут же рванулись с места — кто знает, как быстро угаснет и этот луч? Когда он тоже исчез, они как раз оказались на пересечении коридоров.
      — Великий, и куда теперь? — пробормотала Элири себе под нос. — Давайте попробуем ещё кое-что. Возьмёмся за руки, вот так. И будем думать о Ромаре. Попытаемся прорвать заградительный барьер и установить связь с ним.
      Они стояли, взявшись за руки, с бледными, испачканными лицами. И Ромар действительно возник перед ними. Подлинный Ромар, как показалось Элири. Не путешественник с вечной улыбкой на устах, каким он запомнился своей сестре, и не воин, облик которого мог бы вызвать из хранилища памяти Джеррани. На бледном лице этого человека отчётливо проступали следы боли и усталости. Одежда выглядела настолько изношенной и грязной, что вызывала отвращение, и все они, как ощутила Элири, не смогли скрыть от Ромара этого чувства.
      Глубоко сидящие глаза блеснули в тени глазных впадин и нашли её. Руки девушки задвигались в танце жестов.
      — Собери всё своё мужество и силу. Жди, помощь идёт.
      Он кивнул и исчез, но ощущение связи осталось. Они открыли глаза, увидели холодный камень коридоров и, не обменявшись ни единым словом, свернули налево. — Света все меньше. А если станет совсем темно?
      — Давайте подождём, пока это случится; тогда и будем думать, — напряжённым тоном ответила Маурин.
      Элири подошла к ближайшей двери, чуть-чуть приоткрыла её и негромко подозвала остальных.
      — Здесь старая мебель. Давайте возьмём столько, сколько сможем унести, и тогда у нас будет свет.
      Насторожённо оглядываясь, они вошли в комнату и начали отламывать от мебели мелкие детали. Ножки кресел подойдут очень хорошо. Маурин стащила на пол древний гобелен, разорвала его на полоски и намотала каждую из них на верхнюю часть деревяшек. Ткань разгорается легче, а вслед за ней займётся и дерево.
      Друзья покинули комнату со связками самодельных факелов в руках. Впереди в коридоре было совсем темно. Они остановились, зажгли первый факел и зашагали во тьму, крепко держась за руки. Впереди шёл Джеррани. Когда пришло время зажечь второй факел, повела Маурин, освещая им путь. Замыкая маленький отряд, шла Элири с кинжалом в свободной руке, от всей души надеясь, что тьма кончится раньше, чем сгорят факелы. Если этого не произойдёт, им придётся либо вернуться, либо пойти на риск оказаться в полной темноте.
      Элири глубоко вздохнула. Она не повернёт обратно, даже если останется в одиночестве. Факелы сгорали один за другим, и вот уже их осталась всего половина, хотя даже каждый огарок они подцепляли на острие кинжала, чтобы он ещё хоть немного посветил.
      Маурин зажгла очередной факел и возглавила процессию. Обсуждений не было; по дороге все молча приняли решение. Возвращения не будет. Оставалось всего четыре факела, когда Элири предостерегающе пробормотала:
      — Впереди что-то движется. Маурин, прижмись спиной к стене и подними факел повыше, чтобы нам было лучше видно. Джеррани, давай встанем по бокам с оружием наготове.
      На краю света и тени ворочалось что-то большое и неуклюжее. Они стояли, прислушиваясь к звуку мощного дыхания. Факел медленно сгорал, становилось всё темнее, очертания твари неясно вырисовывались в тени. Минута проходила за минутой, ожидание затягивалось. Стоя на страже, Элири постепенно проникалась уверенностью, что все это тоже было частью плана, плана Тьмы.
      Они заговорили одновременно с Джеррани.
      — Нас снова…
      — Это трюк!
      — Да, — Маурин тоже поняла, что происходит. — Эта тварь здесь для того, чтобы заставить нас потратить впустую и время, и факелы. — Она помахала факелом, чтобы пламя разгорелось ярче. — Прочь с пути, создание Тьмы!
      Маурин зажгла второй факел и пошла вперёд, махая обоими. Тварь, крадучись, отступала перед натиском опаляющего огня. Маурин пошла быстрее, потом побежала, и ток воздуха, создаваемый быстрым движением, относил пламя назад. С последним разочарованным рычанием создание прыгнуло в сторону туннеля и исчезло.
      Они свернули за угол и увидели впереди слабое мерцание. Джеррани взял у Маурин один из факелов и погасил его о пол.
      — Смотрите, свет впереди.
      С каждым мгновением становилось всё светлее. Ещё один поворот и… Они оказались в огромном зале. Повсюду стояли горящие свечи — на окнах висела тёмная ткань, ниспадавшая тяжёлыми мягкими складками. Маурин резко отдёрнула одну из занавесок. Через окно потоком устремился солнечный свет, обдавая всех золотистым теплом. Свечи задымились и исчезли, по залу пронёсся вопль яростной боли. Элири недобро улыбнулась.
      — У меня такое чувство, будто кому-то здесь не по душе солнце. Давайте добавим света и посмотрим, как ему это понравится.
      Точно дети, они принялись бегать от окна к окну, отодвигая тяжёлые занавески и смеясь, когда слышали крики ярости. И остановились лишь тогда, когда все окна оказались открыты.
      Джеррани, тяжело дыша, стоял в центре зала. Внезапно ему в голову пришла одна мысль, и он быстро выбежал в ту дверь, через которую они только что вошли. В коридоре было светло; тьма исчезла. Интересно. Может быть, этот огромный зал в каком-то смысле управляет всеми другими помещениями внутри Башни? Услышав голоса, он вернулся обратно. Его жена и Элири подбегали по очереди к каждому окну и выглядывали из них.
      — Посмотри-ка, Джеррани.
      Он так и сделал. Вид из каждого окна казался чрезвычайно странным, но так или иначе что-то напоминал. За одним, к примеру, расстилалась местность, очень похожая на ту, которую они видели раньше, приоткрыв очередную дверь. Джеррани отметил это, и Элири кивнула; ей тоже припомнился странный безлюдный пейзаж, который они мельком видели. Окна, должно быть, были воротами в другие миры.
      Девушка с удовольствием потянулась. Мышцы испытывали напряжение, ноги гудели от всей этой беготни, но пока об отдыхе не могло быть и речи. Каждый миг промедления увеличивал грозящую им опасность. Они отправились дальше, но прежде на всякий случай разбили несколько кресел и сделали запас факелов. Занавеси на окнах оставили широко распахнутыми и даже связали их. Если догадка Джеррани правильна, факелы им больше не понадобятся.
      Похоже, он не ошибся. В коридорах, которым, казалось, нет конца, теперь было светло. И всё это время созданная ими связь с Ромаром ощущалась всё сильнее.
      В конце концов Маурин остановилась:
      — Я чувствую, что Ромар где-то совсем рядом.
      — Дальше пойдём гуськом, — распорядился Джеррани. — Если там есть опасность, пусть лучше с ней столкнётся один из нас. — Он вытащил меч и добавил, обращаясь к жене: — Я войду первым, потом Элири, потом ты.
      Никто не успел даже слова сказать, как он неслышными шагами направился к двери, которая виднелась за плавным поворотом коридора. Она была огромная, с двойными деревянными створками, украшенными резьбой и инкрустацией, на которых танцевали, охотились, любили и шутили друг с другом маленькие фигурки.
      Одна из них привлекла внимание Элири. На крошечном личике, пока она наблюдала за ним, явственно проступило выражение любопытства. Безумный порыв охватил девушку. Она усмехнулась и прижала палец к губам. Крошечная головка кивнула, крошечный палец в свою очередь прижался к крошечным губкам.
      Джеррани надавил на дверь, но она не подалась. Может быть, её мешает открыть засов, задвинутый изнутри? Он поднял меч, и все крошечные фигурки отступили с испуганным видом. Элири схватила Джеррани за руку и потянула назад.
      — Постой. Дай-ка я кое-что испробую. Он кивнул и отступил. Элири вскинула руки и начертила в воздухе руны: древние знаки предостережения и защиты, точно такие же, как те, которые охраняли от непрошеного вторжения в каньон. Миниатюрные люди сначала сгрудились, а потом разбежались в разные стороны, напряжённо и выжидательно поглядывая на её друзей.
      — Нарисуйте в воздухе руны вашего замка, — подсказала Элири.
      Маурин так и поступила, вслед за ней то же самое сделал Джеррани. Крошечные фигуры посовещались. Девушка, которая улыбалась Элири, выступила вперёд, подняла руки и сознательно медленно, чтобы они смогли разглядеть, сплела свои знаки охраны и защиты. Но это было ещё не все. Крошечные ручки поднялись снова. Некоторые из маленьких людей попытались остановить её, но другие удержали их от этого.
      Три раза она нарисовала в воздухе древние руны открытия. По её сигналу трое людей, стоящих перед дверью, повторили их. Потом ещё раз и ещё. Когда руки Элири задвигались в девятый раз, она почувствовала, что сила, точно волна, накатила и ударила в дверь. Её створки истончились, превратившись в мерцающий голубой дым, но прежде чем они полностью исчезли она увидела крошечную фигурку, поднявшую руку в жесте прощания.
      Подумать только! Крошечные люди сознательно принесли себя в жертву, позволив им пройти, — и погибли, сделав это. Элири, задрожав от ярости, ринулась вперёд. Фигура, сидящая за захламлённым столом, повернулась, широко распахнув глаза от ужаса и изумления, вызванного появлением девушки. Разглядывать очередного монстра было некогда. Меч сверкнул и опустился. Тварь отвратительно заквакала, . попыталась одной рукой защититься и упала замертво.
      Но тут из другой двери хлынула толпа точно таких же тварей. Элири содрогнулась. Они представляли собой жуткую помесь человека и жабы. Что, однако, не мешало им быть скверными воинами — это девушка поняла, когда началась схватка. Справиться с ними не представляло особого труда. Засверкали мечи, рассекая уродливые тела, и очень скоро последний монстр пал. Не задерживаясь, Элири бросилась к той двери, откуда они появились, рывком открыла её и ворвалась внутрь следующего помещения.
      Теперь перед ними оказался человек. Человек? Не совсем человек. Красивое лицо, но глаза мерцали красным огнём, а пропорции тела были не вполне человеческими. И всё же он выглядит совсем неплохо, должна была признать Элири. Приземистая фигура — самое большее, пять с половиной футов, — но прекрасная мускулатура и гибкие движения. Красоту его лица портили мясистые губы и холодность взгляда. Вокруг рта уже начали появляться небольшие складки, продающие ему выражение раздражительности. Это было лицо человека, который очень высоко ценил себя и был склонен потакать своим капризам и желаниям.
      Он был одет в одежду из гладкого шелковистого материала, задуманную и скроенную таким образом, чтобы выставлять напоказ гибкость и силу, и впереди открытую почти до талии. Элири не смогла бы точно сказать, что именно было неправильно в его фигуре; возможно, слишком длинные руки, а ноги, напротив, слишком короткие. Он стоял, внимательно разглядывая вошедших, которые удивлённо воззрились на него, и одно казалось Элири совершенно бесспорным: этот человек вызывал у неё ощущение, как будто она в темноте наступила на что-то осклизлое. Больше всего в этот момент ей хотелось выразить ему своё отвращение, повернуться и уйти.
      Ярко-красные губы раскрылись:
      — О, стоило ли прикладывать столько усилий, забираться так далеко — и всё без толку? Не думаете же вы, что я вот так запросто, только потому, что вам этого очень хочется, возьму и отпущу того, кого вы ищете? — На его лице появилось выражение самодовольства и злобы. — И всё же, хочу сообщить на случай, если кто-то из вас готов прийти ко мне по доброй воле. Я могу быть великодушным… очень великодушным. — Он выжидательно смолк, но не получил ответа. — Нет? Тогда я буду относиться к вам как к незваным гостям. Если вы уберётесь отсюда немедленно, я, возможно, и не призову на ваши головы Тьму.
      — Мы здесь и, значит, уже встретились с Тьмой, — отрезала Маурин.
      — Я могу предложить вам и другой выбор…
      — Нам уже предлагали и не один. Мы отвергаем любой из них, — ответила Маурин.
      — Я могу убить того, за кем вы пришли. Какая вам от этого будет польза?
      — Смерть освободит его. Какая тебе тогда будет польза от него?
      Его лицо исказилось от гнева.
      — Раз так, сражайтесь и умрите, пешки Света! Его ладони сошлись в единственном, отдавшемся эхом хлопке, звук которого подобно грому раскатился по комнате. Внезапно они оказались в каком-то другом месте и, выбросив руки, уцепились друг за друга. Заняли боевую позицию — спина к спине, мечи наготове. Даже впоследствии Элири не могла бы сказать, то ли их глаза быстро адаптировались к сумрачному освещению, то ли там был всё-таки какой-то источник света. Факт тот, что, хотя все вокруг утопало в тенях и полумраке, друзья с каждым мгновением видели все лучше и все дальше.
      — Где мы? — голос Маурин слегка дрожал. Джеррани пожал плечами:
      — Не знаю. Может быть, в месте, придуманном этим лордом Тьмы, а может быть, и в реальном мире. Но мне припоминается рассказ Лормта о теневом мире, который пребывает наполовину в нашем, а наполовину в нигде. Только те, целостность чьих личностей не нарушена, могут вернуться оттуда. По-моему, очень подходящее место для того, чтобы без хлопот удерживать дух Ромара в заточении. Если его тело лежит где-то в другом месте, а дух здесь, то из этой ловушки ему не выбраться. Он не может покинуть этот мир, не может пересечь его границу и вернуться обратно.
      Маурин сердито сказала:
      — Неудивительно, что он забросил нас сюда. И что делать?
      На лице Элири возникла улыбка — из тех, от которых любому её врагу сделалось бы не по себе.
      — Это он так шутит. Мы ведь собирались найти Ромара, освободить его и вместе с ним вернуться домой, верно? Но Ромар не может выбраться отсюда. Не сомневаюсь, что, по мнению этого так называемого лорда, получается очень забавно.
      — Тогда почему ты улыбаешься? — удивился Джеррани.
      Пальцы Элири прикоснулись к кому глины под кольчугой. Кинан научил её многим заклинаниям, и всё время, пока она жила в Эскоре, её дар становился все действенней. Сейчас, в результате тех испытаний, которые выпали на её долю, всё это — и знания, и медленно, но верно возрастающая сила — сплавилось в единое целое.
      — Давайте найдём Ромара, — ответила она. — А там посмотрим. Может быть, я и сумею сделать так, чтобы он смог покинуть этот мир теней. — Девушка отмахнулась от посыпавшихся на неё вопросов. — Давайте сначала найдём его, если сможем, и попытаемся выбраться отсюда. Разговоры отложим на потом.
      Джеррани кивнул:
      — Тогда прежде всего нужно решить вопрос о том, в каком направлении двигаться. Наша мысленная связь с Ромаром ещё существует?
      Последовало короткое молчание, во время которого они проверяли, так ли это. Ощущение связи пока не исчезло. Джеррани быстро шагал впереди, направляясь в сторону ряда низких холмов. Женщины почти бежали вслед за ним, обшаривая взглядами местность. Друзья продирались сквозь заросли колючей ежевики, когда внезапно их внимание привлёк негромкий крик. Маурин двинулась в сторону звука и через некоторое время опустилась на колени.
      — Смотрите, он не может выбраться.
      Она протянула руки, собираясь помочь, но Элири рывком оттащила её назад.
      — Подожди. Может быть, это очередная ловушка.
      Девушка вытащила кинжал, серебро засияло в сумеречном свете. С его помощью она осторожно раздвинула кусты ежевики, чтобы запутавшееся в них существо смогло выбраться самостоятельно. Когда это произошло, Элири протянула ему лезвие.
      — Прикоснись к нему, если ты не служишь Злу.
      Существо подчинилось и тут же стало как будто крупнее, превратившись в человека — или кого-то, очень похожего на него, — лишь чуть-чуть ниже ростом, чем его спасители.
      — Я признаю долг по отношению к Свету. Вам нужна помощь? Я могу что-нибудь сделать для вас?
      Они внимательно посмотрели на него. Прикоснувшись к серебряному лезвию, он вырос. Это был мужчина, но не совсем человек. Глаза круглые, уши длинные, с чем-то вроде меховых кисточек на концах, а руки трёхпалые, похожие на обрубки.
      — Ты родился в этой стране? — спросил Джеррани.
      — Да. Но я не принадлежу Тьме и это место тоже. Оно доступно и для Тьмы, и для Света. — Он нахмурился. — Хотя нам не нравится, когда сюда вторгаются и те, и эти. И в особенности, если кто-то из них оказывается сильнее. Мы предпочитаем мир.
      Маурин кивнула.
      — Как ты оказался в ежевике?
      — Потому что сила опять вмешивается в нашу жизнь, — негромко, но гневно ответил он. — Меня поймали в ловушку — для того, чтобы я, в свою очередь, заманил в ловушку вас. Но я не захотел делать этого. Вы видели, что мне ничего не стоит прикоснуться к серебру. Я не принадлежу Тьме и не допущу, чтобы она использовала меня. Доверьтесь мне, и я отведу вас к тому, кого вы ищете. Ногами идти пришлось бы долго, но я могу сделать так, что наше путешествие продлится не дольше вздоха. — Он замолчал, выжидая.
      Маурин глубоко вздохнула и, прежде чем кто-либо успел помешать ей, шагнула вперёд, протянув ему руку.
      — Это мой брат находится в заточении. Я доверяю тебе. Отведи нас к нему и помоги освободить его. Или, по крайней мере, не мешай нам в этом.
      Человек улыбнулся ей. Все трое ухватили его за руки и крепко сжали их. На мгновение мир вокруг исчез, послышался громкий хлопок, и они оказались на берегу чёрного озера. Чёрная как смоль вода струилась у самых ног.
      — Куда теперь? — Джеррани окинул взглядом берег озера.
      Трёхпалая рука поднялась, указывая направление. С трудом вытаскивая ноги из рыхлого чёрного песка, они медленно побрели в сторону небольшого мраморного здания, прилепившегося к низкому склону.
      Дверь была изнутри заперта на задвижку, но Джеррани просунул под неё кинжал и нажал изо всех сил. Запор не устоял, и дверь медленно отворилась.
      В большом резном кресле неподвижно сидел человек, крепко обвязанный цепями. Это был Ромар, без сомнения. Но не тот изящный, красиво одетый брат-по-мечу, которого помнил Джеррани. И не тот счастливый, весёлый брат, которого никогда не забывала Маурин. Именно Элири оказалась той, кому его теперешний облик был знаком лучше всех. Она посмотрела в измученные, тоскующие глаза, решительно шагнула вперёд и взяла его холодные руки в свои.
      — Вот мы и встретились, Ромар. Мы пришли, чтобы забрать тебя домой.
      Когда их руки сблизились, свет, вспыхнувший в его глазах, внезапно проник ей в самую душу. Вначале она жалела Ромара за то, что он оказался в рабстве. Потом стала переживать за него как за друга. И в конце поняла, что без этого человека её жизнь окажется неполной. Боги, как он страдает! Она освободит его или умрёт. Элири отошла в сторону, чтобы не мешать Маурин и Джеррани, которые кинулись к Ромару. Маурин изо всех сил старалась сохранить спокойствие, но слезы медленно струились по её щекам. Первый шаг был сделан. Они нашли того, кого так долго искали.

      Маурин провела руками по цепям.
      — Не вижу замка. Как они запираются? Джеррани начал ощупывать одно звено за другим.
      Он кружил, кружил вокруг кресла, на котором сидел его друг, и в конце концов, удивлённо посмотрел на них.
      — Тут нет замка. Эта цепь не имеет концов.
      — Проклятье! — взорвалась Элири. — Её же как-то надели; значит, должен существовать способ и снять.
      Пленник горько улыбнулся:
      — Да, если исходить из того, что у моего господина могло возникнуть желание сделать это. Но ему нет нужды снимать цепь. Он же собирался использовать меня, пока я не умру.
      Но в жилах Элири текла кровь людей, для которых не существовало неразрешимых проблем — только ненайденные решения. Она прикоснулась кинжалом к цепи, и та стянулась ещё плотнее, так что Ромар начал задыхаться. Стоило убрать кинжал, и цепь ослабела снова.
      — Ромар, эта цепь создана лордом Тьмы и, значит, целиком принадлежит Тьме. Вот почему она так реагирует на серебро. У нас есть и другие вещи, созданные Светом, но эта цепь сильнее любой из них. — Девушка замолчала, раздумывая. Может быть, их проводник сможет помочь? — Что сильнее Тьмы?
      — Любовь, — ответило это удивительное создание.
      — Ценой чего можно купить свободу?
      — Ценой жертвы.
      Элири наклонилась вперёд, не давая ускользнуть его взгляду, что он всё время норовил сделать. — Как можно разрушить цепи, чтобы пленник оказался на свободе и уцелел?
      — С помощью того, что есть у каждого из вас.
      И тут внезапно пришло понимание — точно отдёрнули занавеску и показалось солнце. Взмахнув кинжалом, девушка полоснула себя по руке. Кровь закапала на цепь. На мгновение та сжалась — и с такой силой, что было почти слышно, как трещат ребра Ромара. Потом оковы Тьмы ослабели и стали таять, превращаясь в дым, в ничто. Протянув руки, Элири помогла Ромару встать и сделать один неверный шаг вперёд. И тут же он оказался в её объятиях, а его сестра и брат-по-мечу окружили их, поддерживая обоих.
      Его лицо оказалось совсем рядом.
      — Тсукуп?
      — Она самая.
      Элири смеялась и плакала одновременно. Ромар пальцем подцепил одну слезинку.
      — Слезы из-за меня? Нет, сейчас не время плакать. — Он крепко обнял её. — Вы трое сделали невозможное. Давайте попробуем довести дело до конца и посмотрим, не удастся ли нам выбраться отсюда.
      — Я могу доставить вас в любое место нашего мира, но вы должны точно указать, куда именно, — предложил их проводник.
      Джеррани первым понял, что он имел в виду.
      — Доставь нас четверых к воротам, откуда мы сможем вернуться в свой собственный мир.
      Едва они прикоснулись к протянутым трёхпалым рукам, как всё исчезло. Потом в головах у них прояснилось. Пошатываясь, они стояли на равнине, поросшей невысокой тонкой травой. Впереди клубился туман, и время от времени сквозь его толщу проступало плохо различимое сооружение серого цвета. Что-то вроде арки, сложенной из выветрившихся каменных блоков, по которым расползались пятна лишайника.
      Маурин повернулась к проводнику и встретилась с ним взглядом.
      — Я благодарю тебя, добрый лорд этого мира. За мужество и помощь. Есть что-то, что мы, в свою очередь, можем для тебя сделать? Твоя помощь оказалась бесценна для нас и не идёт ни в какое сравнение с такой малостью, как освобождение из зарослей ежевики.
      После недолгого колебания он кивнул и перевёл взгляд на кинжал, мягко мерцающий у её пояса. Маурин сняла кинжал и сначала протянула ему ножны.
      — Это оружие Света я по доброй воле дарю тебе. Пользуйся им с честью. Надеюсь, он послужит тебе так же хорошо, как до сих пор служил мне.
      Маурин вручила ему кинжал. Как только оружие снова оказалось в ножнах, человек низко поклонился каждому из них, вприпрыжку побежал по затянутой серыми тенями равнине и растаял вдали. Возникло впечатление, что по дороге его фигура стала изменяться снова. Они удивлённо переглянулись.
      Для Элири он предстал в виде быстро убегающего койота, который оглянулся и посмотрел на неё со смешинкой в глазах. Она не знала, что видели другие, но в сердце своём улыбнулась. У обманщика много обличий, как любил повторять Фар Трейвелер. Ну так что? Они поступили с ним честно, он тоже обошёлся с ними хорошо. Всё произошло так, как должно быть и как рассказывается в легендах.
      Потом внимание всех переключилось на ворота. Они неясно вырисовывались сквозь туман, серые, массивные и… недоступные для них. По ту сторону древней арки тоже не было видно ничего, кроме тумана.
      — Ну, будем мы возвращаться? — Голос Ромара звучал так, как будто он был почти счастлив.
      — Мы можем сделать это; ты — нет. — Маурин не смотрела на него. — Нам объяснили, что здесь находится лишь твой дух, а чтобы пройти через эти ворота, нужно иметь и дух, и тело.
      Он беспомощно посмотрел на них:
      — Значит, я должен остаться здесь?
      И тут до Элири дошло. Так вот для чего предназначалась эта глина из каньона! Она быстро побежала от куста к кусту, нарвала листьев, вытащила кинжал и отрезала кусок от своей туники. Первым её понял Ромар. Он кивнул, взял у неё кинжал, отрезал прядь своих волос и прилепил к комку глины.
      Элири свила из травы тонкий жгут и с его помощью скрепила между собой отдельные части «наряда». Закончив, натянула его на глиняное «тело» и подняла его вверх, показывая всем. Фигурка была одета в кожаную тунику и штаны, с пояса свисал крошечный кинжал, грубовато вырезанный из серебряного дерева.
      — И нужно добавить что-то от каждого из нас, — сказала Элири, выдавила на глиняную фигурку несколько капель крови из разреза, который она нанесла себе раньше, и провела кинжалом по всей его длине.
      Маурин отрезала длинную прядь своих волос, Джеррани плюнул на глину, то же самое сделал его брат-по-мечу. Элири кивнула и поманила Ромара:
      — Не выпускай эту штуку из рук, что бы ни случилось. Веди нас, Джеррани.
      Держа меч наготове, он зашагал сквозь ворота. За ним шёл Ромар, по бокам от него — женщины, бросая по сторонам насторожённые взгляды. Свет полыхал вокруг них, точно ослепляющая аура, жар иссушал, холод обжигал. Их било и бросало из стороны в сторону. Женщины крепко держали Ромара за руки, хотя от этих усилий у них заболели пальцы: казалось, будто какая-то сила всё время норовила вырвать Ромара из их рук.
      Потом всё закончилось. На каменном полу в большом зале стояли, покачиваясь, три человека. Над ними развевались знамёна. Маурин закричала:
      — Ромар! Ромар! Он не прошёл с нами.
      Элири наклонилась и подобрала глиняную фигуру.
      — Прошёл, разве ты не понимаешь? Теперь нам остались сущие пустяки — покончить с лордом Тьмы, вернуть дух Ромара, заключённый в этой фигуре, в его тело и отправиться домой. — Она устало вздохнула. — Можно сказать, всего ничего.
      В ответ послышался смешок, в котором чувствовались истерические нотки — все лучше, чем громкий протест. Глиняная фигурка в руках Элири задвигалась. Она поставила её на пол, и та тут же двинулась вперёд.
      — Куда он идёт?
      — Ищет своё тело, надо полагать. Он связан с ним сильнее, чем любой из нас.
      Они медленно пошли вслед за фигурой. В коридорах было светло, на стенах при их приближении вспыхивали руны. Маленькая фигурка неутомимо двигалась вперёд, но Маурин уже заметно устала, и друзья пошли медленнее. Взгляд из окна, мимо которого они проходили, подсказал, что в стране теней они не потеряли ни мгновения. Сейчас время двинулось снова, хотя и медленнее, чем снаружи. Если судить по положению солнца, они проникли внутрь Башни не больше двух часов назад, хотя им казалось, что с тех пор прошли дни, Всех терзали голод и жажда, сухие языки беспрестанно облизывали пересохшие губы.
      Но вот крошечная фигурка побежала и остановилась перед запертой дверью. Элири застонала.
      — Ещё одна дверь! Что нам придётся сделать на этот раз, чтобы её открыть?
      Джеррани собрался было ответить, но внезапно тяжёлые деревянные створки задрожали. Дверь со скрипом отворилась, из комнаты хлынул красноватый свет.
      Глиняная фигурка стремительно пронеслась мимо Элири. За длинным широким столом, откинувшись на спинку великолепного резного кресла, сидел хозяин Башни, а рядом с ним — Ромар, с понурым лицом и обмякшим телом. Элири успела заметить, что глиняная фигурка спряталась под столом лорда Тьмы. Взгляд лорда притягивал Элири, она медленно двинулась в сторону стола. В это время фигурка перебежала и спряталась за креслом. Горящие, красные, как угли, глаза лорда поймали взгляд девушки, не позволяя ей отвести его.
      — Женщина, ты слишком злоупотребляешь моей добротой. Придётся применить более сильные средства, чтобы избавиться от непрошеных гостей.
      Он произнёс сковывающее слово. Маурин и Джеррани, которые задержались в дверном проёме, замерли неподвижно. У Элири же возникло ощущение, точно все её тело стянуто цепями.
      Она должна выиграть время. Время, необходимое для того, чтобы дух Ромара успел воссоединиться с телом. Девушка зевнула:
      — Зачем впустую тратить силы, сражаясь с тем, кто может стать союзником, лорд? Я пришла сюда из далёких мест, но земля тут бесплодная и жизнь на ней нелегка. У меня мало что есть, а у кого-то наверняка побольше. Что могущественный лорд предложит тому, кто может оказаться ему полезен?
      На его лице внезапно возникло выражение заинтересованности.
      — Ты не из этого мира. Ты прошла через ворота?
      — Да.
      Он кивнул, задумчиво откинувшись назад.
      — Тогда понятно, почему с тобой так трудно справиться, женщина. Мысли в твоей голове движутся не теми путями, что в наших. У тебя другие боги, странные представления. Но я могуч. Не вздумай бросить мне вызов.
      — Не буду. Пока… — Последнее слово она пробормотала себе под нос. — Я просто хотела бы знать, чем такой человек, как я, может быть полезен тебе.
      Он задумался. Уголком глаза Элири видела, как глиняный манекен карабкается на кресло Ромара. Внезапно её внимание отвлекло странное ощущение — чего-то знакомого, близкого… Вот оно что! Элири прикладывала титанические усилия, чтобы на её лице не отразилось ничего. Друзья пробрались внутрь Башни и теперь шли им на помощь. Мимолётное ощущение их присутствия сменилось уверенностью.
      Лорд Тьмы по-прежнему был погружён в глубокие раздумья. Эта женщина может оказаться самой полезной из них. Такая силища! Его планы быстро и существенно продвинутся вперёд, если он найдёт способ использовать её. Доверять ей, конечно, нельзя, но, похоже, эти двое представляют для неё какую-то ценность. Пока он заставил их только замереть, а может и убить, если пожелает. Нужно пообещать ей, что они будут в безопасности, только если она подчинится его воле. Если откажется, можно найти и другие рычаги воздействия.
      Элири еле заметно повернула голову. Мощь лорда Тьмы все ещё удерживала Джеррани, но, встретившись с ней взглядом, он затем перевёл его на дверь. Значит, тоже чувствовал, что помощь приближается. Девушка снова посмотрела на кресло, в котором сидел Ромар. Глиняный манекен на мгновение мелькнул перед глазами, но тут же, забравшись на спинку кресла, спрятался за воротником плаща, в который был одет Ромар. Хорошо. Теперь, если только удастся отлечь внимание хозяина Башни хотя бы на несколько мгновений, у них, возможно, появится шанс
      Снаружи копыта глухо забухали по каменному полу, приближаясь к дверям. Элири не спускала взгляда с лорда Тьмы. Он допустил в отношении неё одну небольшую ошибку. Хотя он сам сказал, что она другая, и убедился, что его силы недостаточно, чтобы — полностью сковать и её, он всё ещё не понимал, каким образом может справиться с ней.
      Она сфокусировала своё сознание, сжала его в узкий луч, направленный прямо в сторону тех, кто шёл им на помощь:
      «Задержитесь! До тех пор, пока я не подам знак».
      Стук копыт за дверью смолк. Углубившись в свои мысли, хозяин Башни не замечал ничего. С какой стати? Он был адепт, пусть далее испорченный гордостью и тщеславием, и на его памяти не случалось такого, чтобы кто-то оказался способен сопротивляться его приказаниям. В конце концов, однако, он поднял голову и пристально посмотрел на Элири.
      Девушка сделала движение рукой, которое привлекло его внимание. Кровь! Она ранена. Нужно воспользоваться этим и скрутить её прямо сейчас, не сходя с места и не давая никаких глупых обещаний. Раздувшись от гордости, он сидел, собирая всю свою силу, чтобы нанести удар.
      И вспоминал день, когда стоял в каньоне. Неимоверные усилия, которые пришлось прикладывать, чтобы выбраться оттуда, отняли последние силы, высосали жизненные соки, уничтожили его. Правда, умерло только тело. И всё же сменилось немало поколений, прежде чем неподалёку от его местопребывания оказался незадачливый охотник, а лорд сумел накопить достаточно силы, чтобы завладеть его телом как пристанищем для своего бездомного духа. Но всё время, пока он ждал, его горечь и ненависть росли. Когда-то он был просто адептом, потом стал адептом Тьмы. Потом всего лишь бестелесным духом, воющим на ветер. С обретением нового тела его сила стала расти — а вместе с ней и злоба. И всё же он не желал делать выводов из уроков, полученных в прошлом. Более того, он не желал замечать, что его сила была лишь тенью того, чем он обладал прежде.
      Он смотрел в лицо Элири, а его разум нашёптывал предостережения. Но он самоуверенно отмёл их. Как! Разве не он боролся в своё время с другими адептами, которые считали, что следует опасаться пришельцев из других миров, где жили совсем иные люди? Он завладеет духом этой женщины, подчинит его своей воле. Использует её силу — и этих двоих тоже, — чтобы увеличить свою собственную. Даже втроём, даже все вместе, они — ничто по сравнению с ним. Сколько трудов — и какой итог? Вернулись к нему с пустыми руками, а его раб по-прежнему в цепях.
      Он задумчиво смотрел на Элири. Что-то было в ней такое… Смутно знакомое. Какая разница? Она — ничто; все они — ничто. Теперь у него снова есть тело, он снова вернул себе свою Башню. Пришло время расплаты. Гордость переполняла его, он откинул голову и издевательски засмеялся. Он тут хозяин. Лучше бы эти ничтожества добровольно склонили голову перед ним — пока он не заставил их сделать это силой. Его глаза снова встретились со взглядом Элири и снова его пронзило странное ощущение узнавания. Чувствуя непонятное раздражение, он посмотрел на двух других.
      И Джеррани, и Маурин прикладывали неимоверные усилия, пытаясь вернуть себе способность двигаться. У обоих ничего не получалось, конечно. Боковым зрением Элири видела всё это и понимала, что на них пока рассчитывать нечего. Это её задача. Далёкие предки недаром открыли ей дорогу в туман; возможно, именно ради этого. Лорд Тьмы не способен полностью сковать её. Сейчас разворачивается последний акт драмы. Это действо должно было окончательно и нерасторжимо связать её сердце и дух с землёй, которую она уже успела полюбить. Элири сосредоточилась и очень медленно, но всё же двинулась вперёд, скользя ногами по полу.
      Поскольку лорд Тьмы сидел за столом, он заметил это, лишь когда она продвинулась уже на несколько футов. Он тут же наложил на неё ещё одно заклятие, но она все равно продолжала действовать — как могла.
      «Пора!»
      Копыта с грохотом обрушились на дверь, на мгновение стали видны головы четырёх Кеплиан. Дверь немного приоткрылась, но тут же захлопнулась снова, повинуясь заклинанию. Лорд Тьмы от удивления слегка подпрыгнул, но постарался скрыть это движение, наклонившись вперёд.
      — Надеешься на помощь своих друзей? Зря. Впрочем, мне эти глупые Кеплиан пригодятся — снабдят добавочной силой, когда я захвачу их.
      Копыта упорно колотили по твёрдому дереву, пытаясь разрушить его. Он нахмурился и вскинул руки, чтобы сотворить заклинание. Нужно сделать дверь неуязвимой, и тогда можно будет разобраться с теми, кто находится внутри. А когда это произойдёт, он даст волю своей ярости и покажет Кеплиан — изменникам, глупцам! — что значит штурмовать Башню лорда Тьмы.
      Элири почувствовала, что наложенное на неё заклятие слабеет. Не намного, но достаточно, чтобы позволить ей обрести дар речи. Она начала негромко напевать себе под нос — слова как будто сами собой выплывали из глубин памяти. Мольба, обращённая к богам, — даровать силу воину, противостоящему Тьме.
      — Мать-Земля, помоги своей дочери. Отец Небесный, помоги воину.
      — Ка-дих, сделай так, чтобы мои стрелы летели быстро и лук был послушен мне.
      Она героически боролась с силой, которая подчинила её себе. Кровь стучала в висках — и становилась барабанной дробью звёздного света. Он запылал прямо перед ней, выхватив из тьмы пристально глядевших на неё людей. Воинов, которые, мерцая чёрными глазами, сидели на гордых конях. Воинов, которые приветственно закивали ей и подняли вверх щиты и копья в знак признания той, в чьих жилах текла их кровь. Глаза Элири расширились при виде их салюта. Её охватило чувство гордости — и барабанная дробь звёздного света зазвучала ещё громче. Те, кто ушёл, вернулись, потому что она — Воин, дитя их крови, чистокровная тшоах.
      Все громче и громче гремели барабаны. В голове у неё зазвенело, тело начало покачиваться в такт яростным ударам крови и барабанов. И тогда где-то в глубинах памяти, в области, недоступной сознательному контролю разума, распахнулась дверь. Как только исчез этот барьер, хлынули слова. Это был не просто обычный ритуальный напев — это выплёскивалась наружу её суть, все то, чем она на самом деле была. И с каждым словом сила её росла:
      —  С громом и грохотом я скачу, Дочь Ка-диха, дитя тшоах. Та-Которая-Ходит-Странными-Путями, Названая сестра четвероногим, великим сердцем. Я не склоняю голову ни перед кем. Ка-дих, будь милостив к своей дочери. Никто не сможет меня остановить.
      Элири покачивалась, её ноги слегка приподнимались, притопывая во всё более ускоренном ритме. И с каждым притопыванием она чуть-чуть продвигалась вперёд, а с каждым крошечным продвижением вперёд сила её росла.
      Хозяин Башни был целиком поглощён заклинанием, которое он накладывал на дверь с целью не позволить мощным копытам разнести древнее дерево на куски. Магические слова связывали щепки воедино, делали неподвижными петли, заклинивали замки.
      Элири, напевая все громче, взывала к богам, которым поклонялись люди её крови. И они отвечали, делясь с ней своей силой. Пока пролетали эти мгновения, она познала яростную гордость тех, кто свободно скакал по равнинам, кто был известен всем как тшоах, враг белых людей.
      Чем громче становился её напев, тем выше девушка вскидывала голову. Внезапно лорд Тьмы, все ещё творивший заклинания, оставил свои усилия. Он наконец заметил, что происходит, и выкрикнул магическое слово. Голос Элири стал плохо слушаться её, но она заставила себя продолжать. Скорость движений нарастала. Несмотря па все новые заклинания, она крепко держала в руках меч и даже размахивала им. Лорд Тьмы выложился целиком, стараясь сковать её. И потерпел неудачу. Продвижение Элири вперёд замедлилось, но не прекратилось, в серых глазах, похожих на штормовое небо, сверкала его смерть. Тут он наконец запаниковал и нанёс хлещущий удар по ране на её руке. Он капля за каплей выцедит её кровь; тогда настанет конец этому фарсу. Она поймёт, что значит противиться воле того, кто сильнее.
      Но Элири ещё раньше, в стране теней, провела по ране серебряным кинжалом. Лорд Тьмы не знал этого, и дух серебра вторгся в его сознание. Раздался душераздирающий вопль, сосредоточенность хозяина Башни дрогнула, и, как только это произошло, глиняный манекен выпрыгнул из кресла.
      Крошечное тело рассыпалось, ударившись о каменный пол. Из него поднялся дух Ромара и вошёл в его тело, безвольно лежащее в резном кресле. В первый момент ничего не произошло. Ему требовалось время, чтобы привыкнуть к своей целостности снова. Чтобы сила наполнила собой эту прежде пустую оболочку. Взгляд Ромара опустился, а губы искривились в подобии мрачной улыбки. На нём, однако, остались и пояс, и прикреплённый к нему меч в ножнах. Видно, таким образом его злобный господин забавлялся — позволив пустой оболочке оставить при себе принадлежности воинского достоинства. Прекрасно, эта беззаботность может обойтись лорду Тьмы, недёшево, если Ромар придумает, как действовать, — и получит в своё распоряжение достаточно времени, чтобы восстановить силы. Он расслабился. Если ничего не можешь сделать, не делай ничего. Ненужное волнение лишь отнимает силы. По крайней мере, так всегда говорил наставник Ромара, обучавший его воинскому искусству. Ну что же… Он подождёт.
      Копыта все ещё колотили в дверь, с гулким звуком она содрогалась снова и снова. Шум приводил в ярость хозяина Башни. И ещё эта женщина, которая осмелилась выступить против него. Сколько он ни выкрикивал слова силы, это не останавливало её медленного приближения.
      Не отдавая себе в этом отчёта, он отступал, занервничав при виде непреклонности Элири. Нет, это немыслимо — чтобы она смогла добраться до него. Такого просто не может быть. Но все вместе — и её молчаливое, хотя и медленное продвижение вперёд, и этот трижды проклятый шум от двери — выбивало лорда Тьмы из колеи, подталкивало к лихорадочным и непродуманным действиям. Чтобы остановить Элири, он вытягивал силу из заклинаний, которыми связал её друзей. Хорошо хоть, что они, похоже, оледенели от ужаса. Ничего, он удержит их. Этого послабления, однако, оказалось достаточно, чтобы вернуть им способность говорить, и Джеррани даже ухитрился слегка повернуть голову к Маурин.
      — Будь наготове. Если им удастся убить его, не забудь про дар.
      Она опустила взгляд вниз, туда, где еле заметная выпуклость на тунике указывала на то, что там лежит кристалл Духаун.
      — Да.
      Но откуда бы и сколько ни выкачивал силу лорд Тьмы, это ничего не меняло. Все ещё негромко напевая, Элири продолжала медленно наступать. Комната была просторная, но девушка уже одолела больше половины расстояния. Кресло хозяина Башни скрежетало о камень, когда он в очередной раз отодвигал его. Дверь гудела снова и снова. Он злобно выругался. Только бы заглушить эти звуки, пусть даже это будет последнее, что он сделает в своей жизни! Его выводил из себя не столько сам звук, сколько факт того, что он не способен добиться тишины. Охваченный яростью, он вытянул силу из заклинания, удерживающего Элири, и с дикой яростью швырнул её в дверь. Это научит тех, кто осмеливается не подчиняться его приказу. У двери всё стихло, но зато громче стало слышно пение Элири.
 
— Никто не сможет меня остановить.
Я — тшоах, правнучка Фара Трейвелера.
Пусть боги сделают свой выбор,
Как я сделала свой.
Я не стану есть грязь из чужих рук.
 
      Она, пошатываясь, сделала ещё шаг вперёд, и лорд Тёмной Башни изумлённо посмотрел на неё. Меч замерцал в её тонких руках.
 
— Странными путями пришла я сюда,
Потому что такова была моя доля.
Я не хожу по чужим следам.
Я не сражаюсь по приказу.
Я сама себе хозяйка.
Меч с размаху опустился.
 
      — Эйх!
      То был клич удачи её соплеменников, всегда прочно сидевших в седле. Острие меча лишь задело Тёмного, распороло одежду и кожу, пробороздило безволосую грудь. Тонкой струйкой потекла кровь. Охваченный яростью и внезапно нахлынувшим смертельным ужасом, Тёмный в шоке глядел на свою кровь. Она ранила его, она… осмелилась! Он резко отшатнулся, когда меч опустился снова.
      Он отступал все дальше, а его мысли неистово метались, пытаясь отыскать что-то, что могло бы остановить медленное продвижение Элири вперёд. Нужно как можно быстрее разделаться с ней, с остальными непокорными проблем не будет. Страх ему внушала только она.
      Меч рубанул ещё раз, и снова лорд Тьмы отступил, сдавая позиции. И тут на ум ему пришло одно давно забытое слово силы. Это было рискованно. Могло получиться так, что оно захватит с собой и его. Но разве у него был выбор? По крайней мере, все они тоже погибнут вместе с ним; никто не уцелеет, и победителей не будет. Он открыл рот, чтобы победоносно выкрикнуть магическое слово — и едва не задохнулся. Спину пронзила боль — мучительная, непереносимая. Тяжело дыша, Тёмный завертел головой, пытаясь разглядеть того, кто стоял позади.
      Это был Ромар, который ухитрился подняться в полный рост. Двумя руками он засунул меч в ножны и рухнул в кресло, которое занимал так долго. Тёмный с ненавистью посмотрел на него и сделал последний вдох. Он погибнет не один; его месть будут помнить все грядущие поколения. Он открыл рот, чтобы выкрикнуть своё волшебное слово, но…
      Не успел. Как только Ромар нанёс удар, меч Элири снова взметнулся вверх. Тонкое лезвие запело в полёте, кончик чиркнул по горлу Тёмного и уничтожил несказанное слово, которое могло стать роковым для всех них. Гром барабанов ревел в голове Элири. Далеко-далеко за пределами всего, что окружало её сейчас, копья с каменными наконечниками взметнулись вверх в приветственном салюте. Голосом, который звучал низко и звучно, она победоносно пропела завершающие слова:
 
— Я сама себе хозяйка.
Я— тшоах, а мы никогда не щадили наших врагов.
Я благодарю богов, Землю и Небеса,
Гром и грохот военных барабанов.
Ка-дих! Твоя дочь благодарит тебя.
 
      Тело Тёмного, рухнувшее перед ней, истекало кровью. Оно распростёрлось на холодном полу и, казалось, было лишено костей. По мере тога как жизнь медленно уходила из него, свет ненависти в глазах угасал. Взгляды Элири и Ромара встретились. Слабая улыбка тронула его губы.
      Маурин первой освободилась от заклятия. Её рука метнулась к шнуровке туники, вытащила из-под неё кристалл, подняла его над головой и швырнула напол. Во все стороны брызнули яркие осколки. Башня содрогнулась. После гибели хозяина все, созданное им, начало разрушаться. Только Ромар знал, сколько всего этого было. И поэтому именно он схватил Элири и Маурин за руки.
      — Нужно бежать, не задерживаясь и как можно быстрее. Когда хозяин умирает, сила начинает работать вхолостую. Лучше нам выбраться отсюда прежде, чем она достигнет слишком большого размаха.
      Он, конечно, был всё ещё очень слаб, но с помощью женщин как-нибудь дойдёт. Элири схватила его за руку:
      — Нет, постой! Смотри!
      Оттуда, где лежало тело Тёмного, поднимался туман, принимая форму лица человека, которым он прежде был. Глаза пламенели яростью, ненавистью, вызовом, в основе которого лежало непомерно раздутое тщеславие, и сознанием собственного бесславного поражения. Однако над тем местом, где лежали яркие радужные осколки, уже курился другой туман. Окутывая зловещее лицо, он сдавливал его; оно становилось всё меньше и меньше, пока, наконец, не истончилось настолько, что превратилось в ничто.
      Ромар глубоко вздохнул и сказал ломким голосом:
      — Тот, кто обитал здесь, ушёл навсегда. Но, хотя Башня очищена от его присутствия, в ней осталось множество ловушек, которых нам следует остерегаться. И всё же важнее всего то, что моего хозяина больше нет. — Его пальцы стиснули руку Элири. — Япоздравляю ту, в чьих жилах течёт кровь воина. Я приветствую друга.
      Элири усмехнулась:
      — Побереги речи до того времени, когда мы выберемся отсюда.
      Дверь загудела и раскололась от удара. Внутрь просунулись головы четырёх Кеплиан.
      «Сестра, ты что, вечно собираешься стоять тут и разговаривать? Или, может быть, мы всё же покинем это проклятое место? » — спросила Тарна.
      Элири снова усмехнулась и подошла к Кеплиан. Ромар изумлённо смотрел на них. Во время ночных встреч с Элири беседа не раз касалась Кеплиан. Она считала, что их создали как верных друзей и помощников человека. Но он даже представить себе не мог, насколько величественны эти крупные животные с их новыми сапфировыми глазами. Элири крепко обняла всех четверых и проверила, нет ли у них ран. Может быть, последнее заклятье причинило им вред?
      «Всё в порядке, боевая сестра. Это заклятье просто лишило дверь возможности издавать звуки, когда мы в неё колотили».
      — И он расходовал силу на такие пустяки? Это и погубило его.
      Ромар довольно засмеялся:
      — Зло часто терпит поражение по собственной вине — из-за глупого потворства своим желаниям. Шум сводил Тёмного с ума, вот он и использовал силу, чтобы добиться тишины. Благодаря этому ты смогла частично освободиться, а твой меч заставил его повернуться спиной ко мне. — Ромар взял Элири за руку. — Ты знаешь, как меня зовут, но твоё имя мне все ещё неизвестно. Тсукуп — так ты себя называла. Но как тебя зовут на самом деле?
      Душа Элири возрадовалась от того, с какой теплотой Ромар смотрел на неё. Это был настоящий воин — только у воина могло хватить мудрости довериться своей интуиции и положиться на другого, почти неизвестного ему человека. Она не успела рассказать ему всю свою историю. Он даже не знал, что у них были общие далёкие предки. Но сейчас он просил её не об этом.
      — Элири, — негромко ответила девушка, в свою очередь сжав его руку. — А теперь давайте выбираться отсюда.
      Он со смехом прислонился к её плечу, и она повела его к двери.
      — Ты мне расскажешь обо всём позже, верно? Яподожду. И ещё надо будет непременно сообщить в Долину Зелёного Безмолвия обо всём, что тут произошло. Но… — Он сжал её руку. — Язнаю, ты рисковала, чтобы спасти меня. Любая благодарность выглядит жалкой по сравнению с тем, какой опасности ты подвергала свою жизнь. И всё же я благодарю тебя.
      — Это не обязательно.
      — Но тем не менее это так, — с мягкой настойчивостью произнёс он. — Однако чувство благодарности — не единственное, что я испытываю по отношению к тебе.
      Элири подняла взгляд и увидела на лице Ромара такое выражение, от которого у неё вся кровь прихлынула к голове. Она с улыбкой посмотрела на него. Ну, её не раз интересовало, при виде всех этих кобыл с их жеребятами, не суждено ли ей единственной остаться в каньоне бесплодной? Теперь стало ясно, что, скорее всего, нет. Чувствуя удивительную лёгкость на сердце, Элири подставила Ромару плечо и повела его дальше по коридору. Многое было сделано, но в грядущие времена предстояло сделать ещё больше. Однако сейчас нужно было думать прежде всего о том, как выбраться из этой ловушки.
      Позади них Тарна шумно втянула носом воздух:
      «Я чую воду. Боевая сестра, может, напьёмся? Мужчина, которому ты помогаешь, ослабел от жажды».
      Элири молча кивнула, жестом показав кобыле, чтобы та поискала источник. Копыта звонко зацокали по мраморному полу — Тарна отправилась на поиски. И почти сразу же ткнулась носом в круглое пятно на стене.
      «Здесь».
      Элири приложила к пятну кинжал. Стена в этом месте начала судорожно изгибаться и раскрылась, медленно повернувшись. Стала видна чаша с жёлобом над ней. Девушка прочистила его ножом и оттуда полилась вода.
      — Вроде бы обычная вода. — Она вопросительно обвела взглядом остальных. — Вреда не будет?
      Ромар кивнул, наклонился, опустил свой кинжал внутрь чаши и напился.
      — Похоже, все нормально. Пейте побыстрее и пойдём дальше.
      Они пили один за другим — чаша продолжала наполняться. Внезапно все отскочили — над головами раздался слабый медленный скрип. Как будто потолок застонал под весом той части Башни, что находилась над ним.
      Джеррани с беспокойством посмотрел вверх:
      — Пошли быстрее. Иногда, если хозяин гибнет, строение, которое ему подчинялось, разрушается полностью.
      Элири вздрогнула.
      — Нужно постараться не делать остановок. Не хватало только, чтобы все эти камни обрушились на нас.
      Как только последний Кеплиан утолил жажду, Тарна просигналила, что можно отправляться в путь. Один коридор сменялся другим. Элири по-прежнему поддерживала Ромара; двигаться самостоятельно он не мог.
      Она и сама чувствовала все возрастающую усталость, но ему приходилось ещё хуже, и девушка делилась с ним своей силой. Наряду с усталостью её всё сильнее мучил голод — и телесный, и сердечный. Ощущение тепла, струящегося сквозь их тела в том месте, где они соприкасались, было ей приятно. Она мало что могла предложить ему. Он — сын состоятельного человеку, пусть даже этот последний в своей глупости и презирал его. Она же прибыла из иного мира, принадлежит к другой расе. Может быть, это будет иметь для него значение? Элири припомнился момент, когда их взгляды встретились над поверженным врагом. Тогда имело значение лишь одно — то, что враг был мёртв, а пленник свободен.
      Элири молча молилась богам: «Пусть так будет и дальше. Пусть мы станем друг для друга больше, чем просто люди, у которых общие далёкие предки».
      Коридор закончился широким залом. Через огромные, высоко расположенные окна вливался солнечный свет, оставляя тёплые лужицы на холодном каменном полу.

      Ромар потянул Элири к одному из окон, жадно вглядываясь в раскинувшийся перед ними ландшафт. Долго, очень и очень долго он не видел травы, не ощущал дуновения ветерка и прикосновения солнечного света, не вдыхал запахов родной земли. Повернув голову,
      Ромар взглянул на женщину, стоящую рядом. Может быть, кто-то и не счёл бы её красавицей. Но он был воином и охотником; с его точки зрения, сила и гибкая грация Элири — вот где была истинная красота. И в чистых линиях её лица, и гордой посадке головы тоже. Она была прекрасна, как может быть прекрасен отличный меч, и грациозна, как дикая кошка. Он хотел её, но даже более того; пока ночь за ночью их разговоры спасали его от безумия, он полюбил её. Ромар не сводил с Элири задумчивого взгляда. Он мало что мог предложить ей. Да, его зять был хозяином замка, но это ничего не дало ему, кроме дружбы. Если он женится, Маурин, конечно, сделает им подарки, но от мрачного старика, приходившегося ему отцом, он не получит ничего. Несколько лет назад они с Маурин узнали, что отец снова женился, на какой-то девушке, жених которой погиб в сражении. Она родила ему ребёнка; по слухам, и другой был на подходе. Отец пообещал своей юной жене, что, если это произойдёт, его замок отойдёт ей.
      Правда это или нет, но претендовать на то, что принадлежало ему по праву рождения, Ромар мог только в том случае, если бы вернулся к отцу и поселился вместе с ним. Отказался от здешних диких просторов, которые полюбил так сильно. Нет… Пусть жена отца и её дети получат то, что им было обещано. Здесь полно свободной земли, а дом можно построить и собственными руками.
      Если только… Если только женщина, которая стояла сейчас рядом, прижимаясь к нему тёплым боком, согласится принять бедного охотника. Он напряжённо всматривался в её лицо; вряд ли она откажет ему, движимая жадностью. Не тот человек. Однако любой женщине хочется иметь дом, а в этом смысле ему нечего предложить ей. Мелькнула мимолётная мысль — а где, интересно, она живёт? Почему-то они никогда об этом не говорили во время своих ночных встреч. Может, она боялась каким-то образом дать ему ключ от этого места — ведь он, как-никак, находился во власти Тёмного?
      Ромара охватило любопытство. Где же она, в самом деле, живёт здесь, в этих диких землях? Как а только они выберутся из Башни, он задаст ей этот вопрос. Если там хватит места для двоих, может быть, она согласится разделить с ним кров. Он был неплохим воином и охотником. Ну, и имел кое-какое снаряжение и вещи… Джеррани подал сигнал, что пора двигаться дальше, и Ромар до поры выкинул эти мысли из головы. Боги, дайте только одно — чтобы всем им удалось выбраться на свободу.
      Они пошли дальше, медленно и осторожно. Но коридоры по-прежнему были залиты светом, и никакие ловушки их не подстерегали — если они вообще ещё уцелели. Если бы не слабость Ромара, которому приходилось часто отдыхать, их путь продлился бы не так уж долго. Зато во время каждой остановки друзья могли обменяться своими впечатлениями.
      Тарна, как обычно, говорила от имени всех Кеплиан:
      «Мы ждали, ждали, а ты всё не возвращалась. Потом пришёл сигнал, и мы поняли, что наши прекратили сражение на реке. Ты не появлялась, м забеспокоились и вошли, ведь дверь в Башню была всё ещё открыта. Если коридоры оказывались слишком узки для нас, мы скакали по другим, но всё время ощущали нашу связь с тобой, и в конце концов она привела нас туда, где ты боролась с этим Тёмным».
      — Вы не проходили через большую пещеру далеко внизу?
      Кобыла выглядела удивлённой:
      «Нет, мы всё время двигались вверх. И довольно быстро нашли тебя».
      Люди с интересом переглянулись. Эта Башня — просто какой-то лабиринт, подумала Элири. Казалось, с любого места в ней можно добраться до другого — и вообще куда угодно. А, какая разница? Она будет просто счастлива, если никогда в жизни больше не окажется здесь, вот бы только выбраться из этих бесконечных коридоров. В какой-то момент Ромар оступился и они оба едва не свалились. Когда они после этого остановились, чтобы отдохнуть, Тарна шутливо ткнулась в Элири мордой:
      «Может, мне понести твоего супруга, если он позволит? »
      Вопрос, как обычно, «услышала» не только Элири, и все удивлённо воззрились сначала на кобылу, потом на покрасневшую Элири.
      Джеррани усмехнулся:
      — Ха, похоже, весна пришла, а мы и не заметили.
      Его жена бросилась к Ромару и Элири, чуть не свалив их на землю. Хорошо хоть Джеррани успел подставить руку.
      — Осторожно, Маурин. Он, как-никак, должен быть в форме на собственной свадьбе.
      Теперь щеки Элири просто пылали:
      — Эй, меня ещё никто ни о чём не спрашивал; не гоните лошадей.
      — Как не спрашивал? Ну, конечно, Ромару следует быть осмотрительным, ведь он уже не мальчик.
      Ромар выпрямился:
      — Спасибо, брат. Я сам могу за себя сказать. — Он нашёл взглядом лицо Элири и, к своему удивлению, прочёл на нём ответ. Он бережно взял её за руку и поставил перед собой. — Как ты отнесёшься к предложению мужчины, у которого нет ничего, ни земель, ни богатства, ни власти? К тому же, никто никогда не называл меня красивым. И я действительно уже не мальчик. Мне бы, конечно, кое-что перепало, если бы я вернулся к отцу и поклонился ему. Но этого я не стану делать, даже ради любви.
      — Я и не хочу, чтобы ты сделал это! — горячо прервала его Элири. — Маурин рассказала мне обо всём. Какая глупость со стороны твоего отца — не ценить такого сына!
      Глаза Ромара засияли.
      — У меня нет ничего, — настойчиво повторил он.
      — У тебя есть сила и мужество, ум и душа. Что ещё нужно? — Элири отвернулась, внезапно застеснявшись. — Я понимаю, ты хотел бы, женившись, остаться в этих краях. У меня здесь есть небольшое владение, но оно и так уже наполовину твоё. — Ромар в замешательстве не сводил с неё взгляда. — Давай-ка и в самом деле воспользуемся предложением Тарны. Я объясню тебе все по дороге.
      Он сел на кобылу, и они медленно продолжили путь. Элири рассказала ему, как туман расступился перед ней и что она там узнала. Выслушав её, Ромар глубоко вздохнул:
      — Значит, этот каньон и дом принадлежат нам по праву рождения?
      — Так сказали наши с тобой далёкие предки. Он взял её за руку:
      — Я не хочу жить там один и не хочу, чтобы ты уходила оттуда. — Голос у него дрогнул. — Я ничего особенного собой не представляю, как всегда уверял мой отец. И всё же, если ты согласна разделить со мной жизнь и всё остальное, я буду любить тебя. Я… Я уже люблю тебя, моя храбрая леди.
      Сейчас Ромар просто выдавливал из себя слова. Прежде ему было легко разговаривать с женщинами, но никогда ещё он не вёл такого серьёзного разговора. Никогда никому не открывал своё сердце, никогда не признавался в любви; эта стройная сероглазая дочь чужого народа была первой.
      — Может быть, ты всего лишь думаешь, что так будет проще? Дом наполовину твой и…
      Ромар обнял её за плечи и даже слегка встряхнул. И откуда только силы взялись? От огорчения, скорее всего.
      — Нет, я не думаю, что так будет проще. Я люблю тебя! Если ты меня не любишь, если ты меня не хочешь, тогда каньон твой. Я останусь с Маурин и Джеррани. Я знаю, что я не бог весть какой выгодный жених; я знаю… — Он смолк, увидев радость, вспыхнувшую в глазах Элири.
      — Я верю тебе, я верю тебе. Только не затряси меня до смерти, а то до обручения и дело не дойдёт.
      — Ты согласна… Я имею в виду, ты действительно… Ты уверена, что ты…
      Элири нежным движением прикрыла рукой его рот.
      — Я имею в виду, что люблю тебя, что выйду за тебя замуж и что, может, хватит, наконец, разговаривать и ты поцелуешь меня?
      Последовало долгое молчание, прерванное возгласами одобрения со стороны догнавших их друзей.
      Когда Ромар и Элири оторвались друг от друга, Тарна, охваченная любопытством, ткнула носом свою названую сестру. «Значит, у тебя теперь будет жеребёнок? » — спросила она.
      Элири беспомощно захихикала, не зная, что отвечать. Остальные рассмеялись.
      — Дай мне шанс, Кеплиан, — отдышавшись, сказал, наконец, Ромар.
      «Меня зовут Тарна».
      — Спасибо. Тогда дай мне шанс, Тарна, и спасибо за то, что везёшь меня. Что касается жеребят… — он с улыбкой посмотрел в глаза Элири. — Думаю, в ближайшие годы на свет может появиться жеребёнок или даже два. Только не подгоняй нас.
      Кобыла кивнула и продолжила путь. Элири шла рядом, Ромар крепко сжимал её руку.
      Все путешествия рано или поздно кончаются. Закончилось и это — в лучах ослепительно яркого солнца. Ромар заслонил глаза от света и соскользнул с широкой спины Кеплиан на траву. С наслаждением вдохнул её свежий аромат, зарылся пальцами в землю и с таким чувством, точно видел их в первый раз, посмотрел на коричневые крошки, прилипшие к руке. Он так боялся, что никогда не увидит все это снова! Но когда надежда уже угасла, на другом берегу отчаяния появилась та, которая вернула ему жизнь. Не она одна, конечно; и его сестра, и брат-по-мечу и, во что до сих пор с трудом верилось, четыре Кеплиан. Он улыбнулся, откинувшись на мягкую траву.
      — По-моему, все это мне снится. Элири опустилась рядом с ним.
      — Тогда пусть тебе снится и это. — Она поцеловала его, нежно и страстно.
      Ромар усмехнулся, обнял её и вернул поцелуй. И тут Джеррани закричал, глядя вверх. Проследив за его взглядом, они увидели, что Башня медленно осыпается. Вся верхняя часть уже разрушилась, дверь, через которую они вошли и вышли, захлопнулась. Выло слышно, как за ней с долгим, медленным грохотом рушатся камни. Звук этот эхом отдавался вдали, словно Башня или, вернее, то, что от неё осталось, проваливалась в другое, безмерно далёкое, неведомое измерение.
      — Думаю, нам лучше убраться отсюда подальше, — пробормотал Джеррани.
      Все взгромоздились на спины Кеплиан и ровным галопом поскакали по равнинам к предгорьям. Насчёт того, куда именно отправиться, ни споров, ни колебаний не возникало; сейчас Ромару требовалось одно — какое-то время отлежаться в постели. Было решено, что Маурин и Джеррани поскачут в Долину Зелёного Безмолвия, чтобы рассказать о случившемся и забрать детей, а Элири и Ромар будут ждать их в замке у озера.
      Все именно так и произошло. Вскоре Маурин и Джеррани вернулись, а с ними тяжело нагруженные лошади и целый «хвост» всадников. Элири выбежала, чтобы встретить их, следом за ней показался Ромар.
      — Я рада, что ты снова здесь, сестра. Но что это вы привезли? Ограбили чей-то замок?
      Та, которой и в самом деле предстояло стать сестрой Элири, засмеялась:
      — Нет, просто заехали в гости к моему отцу. — Улыбка Маурин стала ещё шире, когда при этих словах Ромар резко вскинул голову. — Намекнули ему, что у Ромара богатая невеста, у которой есть земля и прекрасный дом. Он сказал, что не посрамит тебя. Вот он… Ах!… Вот он и посылает кое-что в подарок невесте.
      Элири изумлённо смотрела на тяжело навьюченных лошадей.
      — И что из этого добра предназначается нам? Джеррани в свою очередь широко улыбнулся:
      — Все. Здесь не так много, как кажется. Вещи не столько ценные, сколько объёмистые. И всё же, думаю, они вам пригодятся. Лошадей нужно вернуть, обеих, и ты можешь, в свою очередь, отослать с ними немного своих мехов как подарки от будущей родственницы.
      Элири кивнула. В каньоне осталось ещё много хорошо выделанных мехов, самых разных размеров и видов. Здесь, в безлюдных местах, где тебя почти никто не видит, их ценность была не слишком велика. Другое дело в долине, в окружении цивилизованных поместий и замков, где к тому же такие меха добыть почти невозможно; там они имели огромную цену. Можно отобрать приличный тюк самых хороших, в том числе и несколько шкур расти. То-то глаза все раскроют от удивления…
      Маурин сжала руку брата:
      — Как ты? Совсем поправился? Все ещё бледный какой-то… Хорошо питаешься?
      Ромар крепко обнял её:
      — Со мной всё в порядке. Ем, как медведь после зимней спячки. А что касается бледности… Подожди, дай мне немножно подзагореть.
      Он повернулся как раз во время, чтобы не свалиться под натиском двух ребятишек, которые буквально набросились на него. Ромар ушёл из дома уже почти год назад, но ни один из них не забыл своего обожаемого дядю. Когда возбуждение немного улеглось, все перешли во внутренний двор и стали помогать разгружать лошадей. Элири взглянула на Маурин:
      — А кто эти люди? Твои новые слуги?
      — Нет, ваши. Пусть побудут здесь несколько недель, мы научим их понимать эту землю. Потом вы заберёте с собой тех, кто захочет. К тому же тут они смогут понемногу привыкнуть к Кеплиан и понять, что их нечего опасаться.
      На мгновение Элири заколебалась. До сих пор ей представлялось, что они просто будут жить в большом доме в каньоне, и все. А Маурин, похоже, не сомневалась, что им придётся поднимать эти земли, обихаживать их — так, как это делают все владельцы больших имений. Элири негромко вздохнула. Похоже, грядут новые перемены в жизни.
      Потом она расправила плечи. Всё, что в последнее время изменилось в её жизни, было к лучшему. Теперь у неё есть земля, чтобы жить на ней, муж, чтобы любить его, семья и друзья. Главное, теперь ей есть за что, а не против чего сражаться. Она больше не станет бояться перемен. Элири взглянула на Ромара, который как раз в этот момент снимал с лошади очередной тюк. Если все перемены принесут ей такую же радость, тогда она ничего не имеет против них.
      Он, должно быть, почувствовал её взгляд, потому что повернулся, посмотрел на неё, передал тюк Джеррани и зашагал по двору. Взял руки Элири в свои, прижал их к своему сердцу и, наклонив голову, поцеловал её. Она не станет бояться перемен. Она — воин и встретит их так же, как встретила всё, что с ней произошло на протяжении этих последних лет.
      Но теперь одиночество позади. Рядом с ней всегда будет Ромар — человек, которого она любит, с которым делит и кров, и превратности жизни. Элири улыбнулась — в его объятиях ей было так хорошо, так спокойно. И в глубине души вознесла молитву благодарности Идущим Впереди. В конце концов, именно тот путь, который они проложили, привёл их дочь домой.
 
      Вот в таком виде эта история спустя много месяцев после её завершения попала в записи, которые вёл Лормт. После того как горы в Карстене оказались вывернуты наизнанку, странные события берут своё начало в его землях, превратившихся в бесплодную пустыню. Эта история — рассказ ещё об одном из них. И, похоже, не последний. Когда мощные силы приходят в движение, старые тайны оживают снова.