Алмазная королева стояла, глядя из окна на равнину внизу. Пока буря еще не накрыла город, но император со свитой никак не могли избежать ее удара — по крайней мере, так утверждали люди, сведущие в погоде.
      Однако путешественники, случалось, каким-то образом выживали в подобных бурях. И у этих было с собой все, что могло помочь против ярости природы. И все же… Юикала смяла маленький кусочек пергамента так, что ее острые крашеные ногти вонзились в него. Посланник прибыл, когда они отсутствовали всего одни сутки. Так что был шанс, что обещанное не будет доведено до конца. Пусть болван едет навстречу своему року. Начатые ею приготовления могут и не понадобиться.
      Ее терзало нетерпение. Столько всего должно быть сделано… Она нужна в Вапале. И все же она не решится покинуть это провинциальное королевство и дурацкое нагромождение камней, которое они называют столицей, пока не кончится буря.
      Кто-то осторожно поскребся в стену за задернутыми дверными занавесями. Она обернулась навстречу. Нащупала зарукавный кинжал и крикнула:
      — Войдите!
      Женщина, которая так подвела ее на пиру, проскользнула внутрь, задернув за собой занавеси. Она молча, с нескрываемым страхом смотрела на свою госпожу. В низком смехе Юикалы скрывался намек на предупреждение.
      — Чего ты хочешь теперь? Женщина собралась с духом.
      — Чего бы вы ни пожелали, ваше величество, — ответила она. — Человек, который принес это, — она кивнула на то, что держала в руках королева, — говорит, что должен сразу вернуться. Он ждет только вашего ответа.
      — Вот как. Будем надеяться, что они окажутся более полезными, чем прочие, кому я доверяла прежде.
      Ее служанка заметно напряглась, но не сказала ни слова.
      — Ладно, возможно, я могу еще рассчитывать на некоторую верность, пусть даже находясь далеко. — Она сделала два больших шага и подошла к служанке на расстояние вытянутой руки. — Не забывай — между нами есть дело, которое надо уладить.
      Женщина не сделала даже попытки отпрянуть. Она склонила голову и молча ждала. Не уделяя ей больше внимания, Юикала подошла к маленькому столу и опустилась на обитое подушками сиденье перед ним. Разгладив записку, она потянулась за цветным стилом. Быстро провела его кончиком по пергаменту. Когда стило касалось пергамента, на нем возникали слова, написанные черным. Затем Юикала взяла маленький ножик и изрезала пергамент на тонкие полоски. Свернув их в один узел, она бросила его служанке.
      — Только в огонь и годится, — заметила она. — Пусть прогорит хорошенько. Но отдай это тому, кто ждет. Скажи, что мы укладываем вещи, чтобы выехать как можно скорее.
      Когда женщина удалилась, королева откинулась на подушки. Ее губы беззвучно двигались — она считала. Хотя она смотрела в стену, перед ее взором вставала картина, которую она вызвала в своем воображении. Раз, два, три — полки, с оружием, тщательно спрятанным половиной поколения раньше. Шанк-джи выступит согласно тому плану, что они вдвоем подготовили на случай, если он не пройдет свои испытания.

      Я пытался взять себя в руки. Кидаться в бушующую бурю — все равно что обнажать меч лишь для того, чтобы броситься на него, как герои прошлого, когда тех оставляла удача. Чтобы успокоить растущее нетерпение, я приказал позвать командующего Ортагу и моего брата, чьи дальние странствия по стране в бытность его охотником должны были обеспечить ему лучшее знание местности, чем у меня. Я хотел, чтобы они рассказали мне все, что им известно о Безысходной пустоши. Но хотя оба сражались с крысами и изгоями в дорожных патрулях, они мало что могли мне рассказать помимо того, что я уже знал сам.
      Мы еще ждали самого сильного удара бури, размышляя, сколько продержится наше хрупкое укрытие до того, как песок сметет его и накроет нас волной. Пока что мы выжили, но больше ничего не могли сделать для того, чтобы выбраться из этой переделки невредимыми и в здравом уме. Мурри все еще спал, и я не стал беспокоить его. Мне очень хотелось услышать более подробный рассказ о том, что случилось. Этот «обжигающий свет» который, должно быть, и стал причиной перевязанной мною раны, «из песка» — что это значило? Ортага, мой брат и Джаклан, тоже укрывшийся под нашим навесом, выдвигали одну догадку за другой. Но наконец мой брат сказал:
      — Они уехали в направлении Безысходной пустоши. — Он говорил медленно. — Ни один человек не вернулся, зайдя или заехав туда. Мы не можем знать, что там на самом деле.
      — Мы знаем только, — сказал Ортага, — что жизнь в этой мертвой земле не будет похожа на ту, что окружает нас. Эти, большие, крысы, что так внезапно появились, должны были прийти оттуда. А еще это место злой угрозы и мрачной памяти. Все эти легенды появились после того, как закончилась та полузабытая война. Говорят, в них есть доля правды, о которой выжившие предпочли забыть.
      Это были суровые слова, но и они не удержали бы меня от того, чтобы сразу же, как только утихнет буря, отправиться в эту запретную землю.
      Только в конце дня ветер начал утихать. То, что буря оказалась недолгой, было милостью Высшего Духа. Мы не стали больше обмениваться догадками по поводу того, что ждет нас впереди. Но я строил планы.
      Мы снова разделим силы. Те, кто отправился в путешествие по своему долгу, вернутся в Вапалу. Император я или нет, но я не оставлю попытки найти Алитту и Равингу. Возможно, Мурри, когда очнется, даст мне необходимые подсказки. Я отказывался признать, что у меня куда меньше сил и способностей, чем у него, и что у меня нет явного следа, по которому можно было идти.

      Шанк-джи положил свою покалеченную руку на подоконник, глядя из окна на тех, кто собирался внизу. Две пленные женщины еще не сдвинулись так, чтобы он мог разглядеть больше, чем их головы. Богатое шитье дорожного плаща более хрупкой из них говорило о ее связи с одним из благородных Домов. Он наблюдал за ее столкновением со Зханом и, возможно, единственный из всех заметил, как маленькая котти за ее спиной бросилась к дверному проему одного из пустых домов, где тень поглотила ее.
      Котти! Левой рукой он подергал себя за ухоженный ус. О котти было известно многое, и в первых строках списка значилась их нерушимая верность человеку, которого они выбрали. И эту, скрывшуюся в лабиринте почти заброшенного города, следует принимать в расчет.
      Зхан прищелкнул пальцами, отдавая приказ, и три стражника — все крысолюди — стали подгонять женщин к ступеням, ведущим к входу в самое большое здание. Хотя толпа во дворе рассеялась, Шанк-джи остался стоять, где стоял, глядя вслед пленницам. Его мысли снова сосредоточились на главной его проблеме. Губы его дернулись, словно выговаривая некое проклятие, которое он не рискнул произнести вслух.
      Его первоначальная осторожность, внутреннее опасение, им проигнорированные, оказались правильными. Здесь действительно был повелитель, имеющий свои планы и возможности, и было странное тайное оружие, чтобы довести эти планы до конца. По сравнению с ним Шанк-джи казался не более чем зеленым неопытным юнцом. Его гордость была уязвлена, но упрямство еще держалось. Котти — вот способ проникнуть к новым пленницам, а от них он сможет узнать…
      Один из подчиненных Зхана вышел из дворца Инугиса (он узнал о городе все, что смог, складывая вместе обрывки сведений). Крысолюдь пересек площадь и направился к двери здания, в котором двумя этажами выше находился Шанк-джи.
      Шанк-джи отошел от окна. По привычке спрятал изувеченную руку под плащ. Он не был удивлен, когда Горгоал, один из его первых и самых верных последователей, вскоре отодвинул импровизированную занавесь и впустил крысолюдя.
      Когда тварь подняла руку в приветствии, человек из Внешних земель с усилием сглотнул горечь, стоявшую в горле. Он старался держать себя в руках. То, что за ним вот так пришли, пробудило в нем беспредельный страх. Нет, даже что-то большее, чем страх, это чувство могло бы окончательно сломить его.
      Он продолжал молчать. Выдержав паузу, крысолюдь, тот, кто прежде был… НЕТ! Не думать об этом! Мозг человека можно выскрести из черепа, чтобы… Крысолюдь заговорил:
      — Царственный ожидает.
      Он повернулся, и Шанк-джи был вынужден последовать за ним.

      Я смогла подойти к Равинге, когда мы вошли в просторный зал. Все здания в королевствах сравнивались с императорским дворцом в Вапале, который служил чем-то вроде эталона. Но в этом случае не могла идти речь ни о каком сравнении. Мощь и слава Вапалы, сама ее гордость — императорский дворец, показалась бы любому, видевшему это сооружение, не более чем пастушьей хижиной. Стены возвышались на четыре этажа. Вдоль каждой шли решетчатые балконы. Резьба перемежалась вставками из полированного металла и драгоценных камней. Пол под ногами у нас был выложен замысловатым мозаичным орнаментом. Я заметила, что мы, похоже, следовали вдоль одного из узоров, напоминающего дорожку.
      На уровне стен вдоль этих проходов стояли плиты серого камня, на неровной поверхности которых были высечены какие-то знаки, без сомнения, некие письмена на неизвестном мне языке. Хотя разглядывание окрестностей ничем не могло помочь, Равинга уверенно шагала тем же путем, словно шла с караваном, не смотря ни налево, ни направо. Могло даже показаться, что это окружение ей знакомо.
      Мы достигли противоположной стены помещения при входе и подошли к лестнице. Она была достаточно широкой, чтобы по ней могли пройти строем пять стражников в ряд. Но здесь по-прежнему не было никого, кроме вожака крысолюдей, продолжающего идти впереди, и двоих его подчиненных, державшихся сзади.
      Перила по обе стороны лестницы были широкими и украшенными резными узорами, от которых рябило в глазах. Я сморгнула и стала смотреть прямо перед собой. Лестница вела мимо балконов второго этажа, где перила выгнулись вверх, образуя по арке с каждой стороны, но наши стражи продолжали подниматься.
      Шаг за шагом мы миновали еще два этажа, затем лестница кончилась, и крысиная тварь повернула направо, на балкон, Наш захватчик и проводник не оборачивался и не отдавал приказов — однако те двое, что шли следом, остались у лестницы. Только их вожак продолжил путь. Остальные стражники перестали пристально следить за нами. Я качнула рукой так, что та коснулась плаща Равинги. Она даже не посмотрела на меня.
      На уровне ее подбородка осторожно выглянула черная мохнатая голова. Виу еще был при ней. Я отпустила плащ. Похоже, я поняла. Вполне возможно, что у наших врагов есть свой способ связи, позволяющий перехватить даже мысленный разговор.
      Почти сразу же наше путешествие подошло к концу. Слева от нас показалась дверь, обрамленная двумя камнями с надписями. Крысолюдь остановился сбоку и указал нам на вход, рывком распахнув дверные занавеси и скомандовав:
      — Внутрь!
      Равинга вошла первой, но я старалась не отставать от нее. Мы оказались перед правителем этого мертвого города. На мой взгляд, он был очень высоким, наверное, на голову выше своих охранников. Без сомнения, он был тут главным, но не носил богато украшенных нарядов, отличавших нашу знать. Свободно подпоясанная одежда с множеством складок укрывала его плечи и торс. Казалось, он носил платье, предназначенное для гораздо более высокого и широкого в плечах человека. Оно было тускло-пурпурного цвета, совершенно без узора. В отличие от жителей королевств его лицо было гладко выбрито. Пряди его волос были туго стянуты на затылке и удерживались медным кольцом. Из этого же металла были сделаны крупные бусины его ожерелья, на котором была закреплена подвеска в виде диска, тоже медного, с голубовато-зеленым камнем, центре. Единственным другим его украшением были широкие медные браслеты, охватывавшие его руки от запястья до локтя, словно металлические рукава.
      У него были резкие черты лица и живые глаза. Нам хватило времени подробно рассмотреть его, поскольку он долго молчал, только уголки его губ чуть искривились в подобии приветственной улыбки. Его блестящие глаза изучали нас столь же внимательно, сколь и наши — его.
      — Славная встреча. — К моему удивлению, он говорил глубоким голосом, каким можно петь под звуки кифонгга на каком-нибудь императорском пиру.
      Я следовала примеру Равинги. Поскольку она не отвечала, я тоже хранила молчание и не требовала никаких объяснений. Впрочем, и он сам не проявлял никакого интереса ко мне — его внимание было сконцентрировано на моей спутнице. Когда она не ответила, изгиб его полуулыбки стал жестче.
      — Прошло немало сезонов, но время оказалось благосклонно к тебе. Ты нашла силу, которая одарила тебя этим? — Он по-прежнему не обращался к ней по имени, но я была уверена, что когда-то они были хорошо знакомы.
      — Тьфу! — Его губы перестали улыбаться. — Не было случая, чтобы тебе не хватало слов.
      — Шакассе, Куинзелль. — Она говорила мягко, как могла бы приветствовать какого-нибудь покупателя в своей лавке.
      Его тонкие брови сошлись к переносице.
      — Ты смеешь…
      Его чувства начали прорываться на поверхность. Голос его лишился всякой музыкальности, показывая свою остроту — словно клинок.
      — Это ушло, не осталось никого, кто мог бы сказать это мне — кроме тебя!
      — Шакассе, Куинзелль, — повторила она. Он напрягся.
      — Пусть будет так. — В этом прозвучал оттенок окончательности. Теперь он повернулся ко мне и изобразил на своем лице улыбку. Я чувствовала насмешку, скрывающуюся за ней.
      — По крайней мере, ты не собираешься изрекать древние проклятия. Они не подобают Алитте, спутнице императора!
      Он медленно смерил меня взглядом.
      Его глаза напоминали руки, снимающие с меня платье, обнажающие меня. Мы, жители Внешних земель, в жару летних сезонов не стыдимся своего тела, сбрасывая одежду слой за слоем, комфорта ради. Но этот медленный взгляд оценивал меня, словно покупатель — ориксена, Я чуть ли не ждала, что сейчас он потребует от меня открыть рот, чтобы он мог проверить крепость моих зубов. Его взгляд добрался до моей груди, когда он внезапно рассмеялся.
      — Эй, вот оно как? — Он снова заговорил, обращаясь не ко мне, а к Равинге. — А я думал, тот, кому вы служите, запрещает подобное вмешательство.
      Прежде чем я поняла, что он собирается сделать, он вдруг одним шагом оказался вплотную ко мне и, подняв руку, сделал пальцами какой-то непонятный мне знак.
      Но, как это случалось и прежде, я больше не могла пошевелиться, мне стало трудно дышать. Я пыталась вздохнуть, а он тем временем распахнул мои плащ, рванул застежку моей куртки для верховой езды и ворот шелковой рубахи под ней. Мгновением позже он держал перед моими глазами цепочку, еще теплую от моего тела, на которой висел амулет, данный мне Равингой. Он раскручивал ее, пока подвеска не начала со свистом разрезать воздух.
      — Безделушка, которую этот ваш император должен увидеть — и увидит. А как он относится к предательству и обману, Алитта?
      Я не стала отвечать.
      — Что же, вы явно одной породы. — Теперь он обращался к нам обеим. — Однако, хотя ваша уловка и провалилась, вы мне еще можете пригодиться.
      Он посмотрел нам за спину, на дверь. Хотя он не сделал никакого знака, занавесь отдернулась, и в помещение вошел один из крысолюдей. Его хозяин шагнул к нему. Когда он показал на своего чудовищного стража, его браслеты ярко сверкнули.
      — Видишь, что стоит здесь? Равинга, мудрая, спроси его, кто и что он есть.
      — Что он есть — мерзость. — В ее голосе не было дрожи. — Кем он был,—она подчеркнула слово «был», — отзывается на имя Упитан-ва-Харккель.
      Куинзелль кивнул.
      — Именно так. Теперь ты, вероятно, понимаешь, что в моей власти управлять твоим народом не только в той мере, чтобы уберечься от предательства, но и чтобы существенно укрепить собственные силы.
      Тошнота подкатила к моему горлу. Поскольку Равинга ничем не возразила, это должно было быть правдой. Каким образом зло из прошлого может осуществить этот кошмар, я не понимала, но отвратительная истина была мне ясна.
      — Подумай об этом, подумай как следует. У тебя будет время на размышление.
      И, придя, казалось, в превосходное настроение, он рассмеялся.

      Котти высоко держала голову и то и дело останавливалась, постоянно оставаясь в тени. У Касски был острый нюх. То, что она чуяла сейчас, можно было бы назвать запахом веков и пустоты. Талант ее народа служил ей проводником. До сих пор здесь было нечего бояться. Она проскользнула по ступеням, перебежала в следующий зал. Даже если когда-нибудь эти двери и закрывали занавеси, они давно сгнили. Пыль, пустота. Так продолжалось, пока она не оставила за спиной еще один лестничный пролет. Теперь… Она метнулась вправо, в одну из пустых комнат, Окно было выше ее глаз, но она вспрыгнула на подоконник и распласталась на нем. Мостовая была далеко внизу, но расстояние между этим и таким же окном в соседнем здании было очень небольшим. Она снова принюхалась, чтобы уловить малейший намек на знакомый запах.
      На подоконнике окна в доме напротив что-то мелькнуло. Там сжался котти мудрой.
      — Сюда! — мысль коснулась мысли.
      Несмотря на присутствие еще одного запаха, что уловила Касска, — запаха твари с крысиной головой, — она поняла зов другого котти. Призвав на помощь всю свою ловкость, она прыгнула, приземлилась на узкий подоконник, только что освобожденный Виу, и глянула вниз, в комнату, где тот уже нетерпеливо ее ждал.
      Касска прыгнула снова, присоединившись к черному котти. Вместе они прокрались в коридор, быстро пробежали по нему, пока не достигли другого дверного проема, на сей раз занавешенного как следует. Котти почти беззвучно заворчали. Биу прыгнул — не сквозь занавеси, а на узорчатый карниз выше по стене, — и исчез там, в отверстии. Касска последовала за ним. Они попали внутрь комнаты.
      Ее человек! Касска чуть было не прыгнула снова, но Виу остановил ее.
      Когда они уселись в пыль, покрывавшую ковром выступ внутри комнаты, он сказал:
      — Они не могут пошевелиться. Зло было причинено. Они в клетке.
      Он сплюнул. Касска громко зашипела. Ее человек не поднял головы, как и мудрая, спутником которой был Виу.

      В слабом свете, проникавшем к нам сквозь щели между шкурами навеса, Каликку казался тенью.
      — Она ослабевает, — сказал он, пригнувшись к одной из прорех.
      — Так быстро? — удивился командующий Ортага. — Это неестественно!
      Возможно, нет, подумал я, если только к нам сейчас не благоволит некая сила, способная повелевать ветрами и песками. Мои пальцы сложились в жест почтения. В тот же миг голова Мурри, покоившаяся у меня на коленях, чуть приподнялась, и огромные золотые глаза, светившиеся изнутри собственным светом, открылись.
      — Как ты себя чувствуешь? — мысленно спросил я.
      — Неплохо, — ответил он. — Как только путь откроется, мы пойдем. — Это был не вопрос, а утверждение.
      Мне казалось, что я провел большую часть того времени, что мы были заперты бурей, пытаясь составить то один, то другой план. Неизбежный конец, ждущий тех, кто осмеливается зайти в Безысходную пустошь, был хорошо известен всем. В этом краю даже песок был не красноватого оттенка, как во Внешних землях, а серого цвета, цвета вечно обитающей там смерти. И песок этот мог содрать кожу с путника, ослепить его или наслать видения, способные свести с ума.