Перевод с английского О. Колесникова
 

Анонс

 
      Старинный ларец стал для юной Таллахаси пропуском в параллельный мир, где правят наследники Великих Посвященных Древнего Египта, адепты Внутреннего Учения, повелители магических сил, создавшие могущественную Империю в джунглях Африки.

      Ларец стоял на подставке посреди стола. Джейсон Роббинс включил свет, и в его сиянии ларец, семнадцати дюймов длиной, цвета старой слоновой кости, заблестел, как полированное дерево. «Или это только кажется?» – удивленно подумала Талахасси. Этот артефакт имел некое свойство… – она подобрала точное слово, которое знала, но не хотела произносить вслух, – колдовство, вот что это было. На крышке его золотая инкрустация; на каждой стороне сделано по золотому диску. Она могла и не прикасаясь угадать, что ларец отделан очень чистым, мягким золотом, которое применяли в древние времена.
      – Так вот, – седоволосый человек, по-видимому, самый главный здесь, слегка наклонился вперед, – что вы можете сказать нам об этом, мисс Митфорд?
      Талахасси с трудом отвернулась от ларца, с которого не сводила глаз с тех пор, как Джейсон зажег настольную лампу.
      – Не знаю, – честно призналась она. – Здесь есть составные элементы африканской символики, вот – видите? – она показала пальцем туда, где слоновая кость ларца, потемневшая от времени, переходила в золото инкрустации на крышке полосой в виде змеи. Однако спираль не имела змеиной головы, точнее, в этом месте полоса драгоценного металла изгибалась под прямым углом, напоминая стилизованный охотничий нож. – Здесь сочетание двух знаковых эмблем, известных из эпохи Древнего царства. Вот эта эмблема, на крышке – «плуг», что, как считается, символизирует правителей Мероэ. Остальное относится к более поздней эпохе.
      Возможно, это – символ лезвия меча в форме змеи. Но эти два символа, насколько известно, никогда раньше не встречались вместе. Династии Мероэ многое заимствовали у Египта, где змея была знаком королевской власти, обычно – частью короны. Это, – ее палец указал на диски по бокам, – тоже символы. Они очень сходны с золотыми знаками, которые носили «духи-очистители» из Ашанти – слуги короля, обязанностью которых была опека его, защита от любой опасности соприкосновения со злом вообще. Однако, хотя здесь сочетание символов из двух, может быть, и трех эпох африканской истории, этот предмет очень древний!
      Человек, представленный Джейсоном как Роджер Ней, упорствовал:
      – Можете ли вы теперь рассказать нам о музейной ценности вещи? – его тон был нетерпеливым, как будто он ожидал для нее в случае непослушания какой-то немедленной, внезапной кары, и его тон вызвал в Талахасси ответное, даже воинственное сопротивление.
      – Мистер Ней, я изучаю археологию и сейчас помогаю составлять каталог собрания Луиса Брука. Существует много методов исследований, которые могут указать на датировку этого удивительного артефакта, но для них нужно специальное оборудование. Пока я могу сказать только, что это очень искусное изделие… – она помолчала, прежде чем задать собственный вопрос:
      – Видели ли вы Жезл Власти в собрании Брука?
      – Как же тогда быть с этим? Может, вы полагаете, что это, – он указал на ларец, – являлось частью указанного собрания?
      – Если даже это так, – она осторожно выбирала слова, – то данный предмет не был включен в официальный каталог.
      Тем не менее в нем есть кое-что… – Талахасси тряхнула головой. – Впрочем, вы не хотите догадок, вам нужна уверенность. Сегодня вечером прибудет доктор Румен Кэри. Он приезжает, чтобы изучать коллекцию. Я бы предложила вам позволить ему осмотреть это. В настоящее время он – крупнейший авторитет по искусству Судана.
      – Ты уверена, что это суданское? – теперь спрашивал Джейсон.
      Талахасси сделала слабый жест рукой.
      – Я уже говорила, что ни в чем не уверена. Могу лишь сказать, что эта вещь стара, очень стара. Я предполагаю, она происходит из Африки, однако такого сочетания символов я раньше не видела. Если бы я могла… – она протянула руку к ларцу, но рука Нея молниеносным движением накрыла ее запястье. Она посмотрела на него с явным изумлением, а затем – с отвращением.
      – Ты не правильно поняла. – Джейсон вмешался снова, говоря очень спешно, будто боялся, что не сможет сдержать свое раздражение, как бывало и прежде, когда они были детьми. – Эта штука «горячая»!
      – Горячая?
      – Она излучает какую-то энергию. – Ней короткое время изучал девушку оценивающим взглядом. – Именно поэтому мы ее и нашли. Это была чистая случайность… – Он освободил руку, и Талахасси отдернула ее назад, на колени. – Один из наших полевых агентов поехал в аэропорт, чтобы положить багаж в камеру хранения. У него был с собой счетчик Гейгера, и он вдруг защелкал. С помощью счетчика служащий обнаружил источник излучения в соседней камере. Тогда он вызвал меня. Мы взяли в администрации ключ от этой камеры и внутри обнаружили это.
      – Радиоактивная, – пробормотала Талахасси. – Но каким образом…
      Ней покачал головой.
      – Не ядерная, хотя и обнаруживается счетчиком. Это что-то новое, но лаборанты не хотят превращать ларец в обломки…
      – Я категорически против! – у Талахасси вызывал раздражение даже намек на такой вандализм. – Он, возможно, уникален. Его открывали?
      Ней опять покачал головой.
      – Здесь нет различимого соединения. И мне кажется, лучше его не трогать лишний раз до того, пока не будем хорошо понимать, что же имеем. Теперь – что это за жезл власти, о котором вы упоминали? Что это такое и где его нашли?
      – В старых африканских государствах существовала безграничная уверенность, что дух народа может быть заключен в какой-нибудь особенный предмет. Война Ашанти с Англией сотню лет назад началась лишь потому, что английский губернатор потребовал себе королевский трон в знак изменения власти. Но по правилам даже сам король не мог сидеть на нем.
      Сидя рядом на циновке на полу, он мог только прикасаться к нему предплечьем, принимая очень важное решение или во время коронации. Трон народа Ашанти заключал в себе силу всех родовых предков и был священным; он имел огромное религиозное, а также политическое значение, о чем англичане не попытались выяснить прежде, чем предъявили свои требования.
      Другие племена также имели свои символы божественной связи их со своими предками и богами. Иногда после смерти короля такие символы переносились в специальное помещение, откуда их приносили «слушать», когда нужно было сделать серьезное изменение какого-либо закона или для решения, от которого зависело будущее целого народа.
      Эти артефакты были очень ценными, и существовали племена, в которых вообще никто никогда не видел их, кроме жрецов и жриц.
      «Жезл Власти», найденный Луисом Бруком, считают одним из таких предметов, и то, что он был обнаружен в месте, с которым связано несколько странных легенд, является двойным успехом.
      – Так он открыл его в Судане?
      – Нет, гораздо западнее. Неподалеку от озера Чад. Существует древняя легенда, что когда арабо-египетское королевство Аксум разорило Мероэ, королевский род – а они сами были потомками египетских фараонов и ревниво соблюдали большую часть древних верований – бежал на запад и предположительно нашел убежище вблизи озера Чад. Однако сколько-нибудь реальных доказательств этого не существовало, пока доктор Брук не сделал своей поразительной находки.
      Он обнаружил неразграбленную гробницу, содержащую множество культовых предметов и саркофаг. Последний был пуст, и, по некоторым признакам, в нем никогда и не было тела; вместо него там покоился Жезл Власти.
      – Похоронен дух народа, – сказал Джейсон негромко.
      Талахасси кивнула.
      – Возможно. Там были надписи, но, хотя этот народ пользовался египетскими иероглифами, более поздний язык Мероэ до сих пор переводить не удается, и надписи остались нерасшифрованными. Трагическая кончина доктора Брука в прошлом году замедлила работу над находками по всей программе приведения коллекции в порядок и опознания культовых предметов.
      – Я удивлен, – заметил Ней, – что ему позволили увезти что-то из страны и доставить сюда. Молодые государства вдвойне подозрительны по отношению к тем, кто расхищает их сокровища, – особенно к нам.
      – Мы тоже были удивлены, – согласилась Талахасси, – но он получил всестороннее разрешение. – Она заколебалась, а потом прибавила:
      – Во всем этом деле было что-то странное. Похоже, они по какой-то причине старались избавиться от всех находок, обнаруженных в их владениях.
      Глаза Джейсона сузились.
      – Может быть, имелась угроза восстания, предполагавшего использовать древний жезл власти для сплочения?
      Внимание Нея переключилось с девушки на молодого человека.
      – Вы так думаете?
      Джейсон пожал плечами.
      – Восстания начинались и по меньшим поводам. Вспомните Ашанти и их трон.
      – Но ведь это было сто лет назад! – запротестовал Ней.
      – Африка очень стара. Она видела подъем и падение трех волн цивилизации, может быть, и больше, а что в настоящее время знают о том, кто правил в Зимбабве или в заброшенных укреплениях Янга? У африканцев много хранится в памяти. Короли, жившие позже, могли не иметь писцов, но, подобно кельтским лордам в Европе, которые не имели письменности, они специально готовили хранителей памяти среди членов своего собственного рода – людей, которые могли встать на совете и рассказать о событиях, генеалогии, законах за последние три или четыре сотни лет. Подобные способности быстро не исчезают в таком народе.
      Внутренне Талахасси была готова рассмеяться. Джейсон поразил ее на этот раз своими познаниями – правда, почти цитируя ее собственные лекции, – хотя в прошлом достаточно часто пожимал плечами, слушая ее замечания, и считал их разговоры смертельно скучными. Во всяком случае, кого беспокоило, что произошло две тысячи лет тому назад? Самое лучшее время и место – сейчас и здесь.
      – Хм-м. – Ней за письменным столом откинулся на спинку стула. Теперь он не обращал внимания ни на молодых людей, ни на ларец. Его глаза были полузакрыты, как будто он был погружен в глубокое раздумье.
      Талахасси прервала этот миг тишины.
      – У меня есть предложение, – дерзко сказала она. Никто из присутствующих не внес в дело ясности, находясь под влиянием авторитета Нея (правда, она сердилась на Джейсона, который вот так запросто привел ее сюда, хотя было ясно, что Ней является высокопоставленным лицом из тех, кого никогда не называют открыто, если они не хотят этого сами). – Я предлагаю поместить это, – она указала на ларец, – в сейф музея. Есть только один человек, доктор Кэри, который может сделать о нем правильные выводы, если это вам нужно.
      Ней раскрыл глаза, затем остановил на ней долгий внимательный взгляд, будто, просто глядя на нее, мог прочесть ее мысли. Девушка вздернула подбородок на долю дюйма и стойко выдержала его пристальный взгляд.
      – Хорошо, – решил он. – И я хочу, к тому же, посмотреть на этот ваш «жезл». Но не сейчас. Нам нужно подумать о том, кто спрятал это – здесь. Роббинс, вы пойдете с ней. – Он бросил взгляд на запястье. – Музей скоро закроют, насколько я понимаю. Лучше поспешить. Не следует совершать никаких действий, выходящих за обычные рамки, если в этом деле нет политического подтекста.
      Он поднял кожаный чемоданчик и с щелчком открыл его.
      К удивлению Талахасси, внутри он был выстлан металлом.
      Затем из внутреннего отделения чемоданчика Ней достал клещи и захватил ими ларец. Когда Талахасси встала, Ней передал чемоданчик Роббинсу.
      – Да, это свинцовое покрытие, мисс Митфорд. Мы принимаем меры против радиации, хотя и не знаем ее природы.
      Роббинсу лучше переносить ларец так. Когда приедет Кэри?
      – Он уже должен быть здесь.
      – Очень хорошо. Попросите его набрать этот номер, – Ней нацарапал на карточке какие-то цифры и протянул ей, – чем быстрее, тем лучше. И – благодарю вас, мисс Митфорд.
      Положите чемоданчик и его содержимое в сейф. Роббинс донесет его.
      Он повернулся и поднял телефонную трубку, как будто Талахасси уже растворилась в воздухе.
      Девушка подождала, пока дверь закроется за ней, прежде чем заговорила снова:
      – Кто это, играющий в Джеймса Бонда?
      Джейсон покачал головой.
      – Не спрашивай меня. Все, что я знаю, – это то, что сам Главный Шеф не смог бы работать лучше, если бы появился в этих краях. Я – мелкая сошка, но меня попросили, когда вчера нашли эту штуку, чтобы я вызвал кого-нибудь, кто бы сказал: «О бог мой, конечно же, это из Африки!» Думаю, что после этого кто-нибудь пошел бы и запросил компьютер, который частично мог открыть им правду, а я бы распрощался с работой. Но я видел, что это вещь не современная – вот почему и позвал тебя.
      – Джейсон, ты серьезно думаешь, что это политическое?
      Я знала, что находка жезла в саркофаге была несколько необычной, и мысль о похоронах «духа» вызывает особенное чувство. Но эта вещь…
      – Но, Талли, это же ты, моя дорогая, связала этот предмет с вашим жезлом, помнишь?
      – Потому что в них есть что-то общее. – Она наблюдала, как он располагал на заднем сиденье автомобиля тяжелый чемоданчик. – Только я не могу определить, что именно. Это скорее ощущение, в него не ткнешь пальцем. – Она прикусила губу. Опять она со своими предчувствиями. Иногда ей доказывали, что она ошибается, а когда она была…
      – Одно из этих твоих предчувствий, не так ли? – Левая бровь Джейсона приподнялась. – Они у тебя все еще бывают?
      – Ну, много раз они оправдывались! – отпарировала Талахасси. – И ты знаешь об этом.
      – Тебе бы работать предсказательницей, – сделал вывод Джейсон, выводя автомобиль на трассу, в сильное движение начинающегося часа пик. – Успеем ли мы сделать все до того, как это хранилище мертвых знаний закроют на ночь?
      – Для посетителей они закрывают в четыре, но для персонала сзади есть служебный вход, от которого у меня есть ключ. Сигнализацию обычно не включают до тех пор, пока Хауэс не проводит всех, находящихся в здании музея, и не закроет дверь на ночь. Доктор Кэри, возможно, там.
      Джейсон сосредоточился на езде. Талахасси сидела тихо.
      Она пыталась понять странное внутреннее волнение, снедавшее ее с тех пор, как она заняла место в автомобиле. Дважды она резко поворачивала голову, чтобы взглянуть на заднее сиденье маленького автомобиля Джейсона. Никого. Однако ощущение присутствия еще кого-то было настолько сильным, что она стала нервничать; ей приходилось напрягать всю свою волю, чтобы не оборачиваться вновь и вновь.
      В ней росла уверенность, что они везут что-то очень важное. Нет, думала она, это не из-за доводов, выдвинутых таинственным мистером Неем, а по какой-то другой причине. Вероятно, ее «предчувствие» работало сверхурочно, и она попыталась выбросить из головы все мысли о том, что они везут, и даже о музее. Ее отпуск – он начинался в следующий понедельник. Она ждала приезда доктора Кэри, чтобы…
      Нет, все же она планировала провести настоящий отпуск и собиралась полностью отключиться от работы. Но полететь в Египет и присоединиться к партии Матраки! Египет – Мероэ… Она не могла удержать мысли на планах отпуска. Это навязчивое ощущение продолжалось. Но она не поддастся ему!
      Уличное движение стало слабее, как только Джейсон свернул с автострады и повел машину быстрее по боковым улицам, ведущим к музею. Было темнее обычного: тучи сгустились – вероятно собиралась гроза.
      Когда машина выехала на узкую заднюю дорожку, используемую для доставки грузов, и остановилась, Талахасси, быстро выскочила. Она достала ключ и открыла дверь, а Джейсон следовал за ней, и чемоданчик оттягивал его руку.
      – Кто здесь? – Свет был только в дальнем конце холла, и, казалось, было вдвое темнее обычного. Затем вспыхнул верхний свет, и она увидела главного сторожа.
      – Ох, это вы, мисс Митфорд. Как раз собирался запирать.
      – Нам надо положить кое-что в сейф, мистер Хауэс. Это мой кузен, мистер Роббинс. Он здесь от ФБР.
      – Видел ваш портрет, мистер Роббинс, в газете на прошлой неделе. Отличная была работа, когда ваши парни захватили всех этих контрабандистов с наркотиками.
      Джейсон улыбнулся.
      – Шеф сказал бы, что дело обычное. Но я рад, что широкая публика иногда оценивает наши труды.
      – Доктор Кэри приехал? – Сейчас Талахасси хотела только избавиться от чемоданчика и вычеркнуть из жизни это здание и этот день.
      – Да, мэм. Он в личном кабинете доктора Гринли, на пятом этаже. Вам быстрее будет подняться на дальнем лифте, чем по лестнице.
      – Я оставлю свою машину прямо здесь, – показал Джейсон. – Постараюсь вернуться как можно скорее.
      – Все будет хорошо, мистер Роббинс. Никто не тронет ее там.
      Талахасси торопливо направилась за угол и в лифт.
      Джейсон большими шагами шел рядом с ней.
      – Что-то ты вдруг заспешила, – заметил он.
      – Я хочу скорее запереть это в сейф, – сказала она очень выразительно, о чем тут же пожалела, когда его левая бровь опять вопросительно поднялась.
      – Хорошо, – добавила она в свою защиту. – Я не могу передать, что чувствую. Здесь…, здесь что-то не правильно.
      Взглянув на нахмурившееся лицо Джейсона, она вдруг пошла медленнее.
      – Пусть так. Я понимаю твое предчувствие как реальность.
      Все это было подозрительно с самого начала. Где этот сейф?
      – В кабинете доктора Гринли.
      – Очень важно – не забудь сказать этому Кэри о желании Нея поговорить с ним.
      Талахасси почти забыла о Нее. Теперь она надеялась, что сможет найти карточку в своей сумочке. Тревога, охватившая ее, абсолютно ни на чем не основывалась, кроме взвинченных нервов. Она, однако, чувствовала, что если не сможет избавиться от чемоданчика и того, что внутри, может случиться нечто ужасное. Это чувство было настолько острым, что она не решалась позволить Джейсону узнать его силу. Он мог бы подумать, что она лишилась рассудка.
      Лампы в холле на пятом этаже были погашены, и их шаги по мраморному полу звучали отчетливо. Но Талахасси напряженно ловила другой звук – возможно, стук каблуков кого-то третьего. Убеждение – нет, это не могло быть просто убеждением, – что у них есть невидимый спутник, усилилось. Талахасси хмуро закусила губу и так и шла, собрав все свое самообладание, чтобы смотреть прямо вперед, отказываясь взглянуть через плечо, где ничего быть не могло.
      Она подошла к двери кабинета директора со вздохом облегчения и с нетерпением распахнула ее, рука ее метнулась к выключателю, чтобы зажечь свет. Прежде чем этот жест завершился, она негромко вскрикнула. Затем поток света залил комнату, чтобы показать, как глупо она себя вела. Конечно, никто не шел за ней. Кроме нее и Джейсона, который теперь закрывал за ними дверь, здесь никого не было.
      – Что случилось? – требовательно спросил он.
      Талахасси с усилием рассмеялась.
      – Похоже, я перенервничала из-за секретности дела. Мне показалось, что я увидела движущуюся тень…
      – Только Тень знает… – торжественно пропел Джейсон. – Ты очень возбуждена сегодня вечером, Талли. Сейчас закончим работу, и я поведу тебя обедать.
      – Некоторые становятся бодрыми, – нашлась она, – когда ярко горит свет.
      – Извини меня.
      Тяжело вздохнув еще раз, Талахасси обернулась. Внутренняя дверь между этим кабинетом и соседним отворилась.
      Ее с явным неодобрением разглядывал стройный мужчина, который был по меньшей мере на дюйм или около того ниже нее. Это не было необычным: когда рост девушки пять футов одиннадцать с половиной дюймов без каблука, она на многих мужчин смотрит свысока.
      Он был худощав, с острым носом и раздраженно изогнутым ртом. Песочного цвета волосы тщательно зачесаны назад поверх розоватой лысины, хорошо заметной сквозь редкие пряди волос, доходящих сзади до воротничка.
      – Я полагаю, что это кабинет доктора Гринли… – его узкие губы формировали каждое слово, как если бы он напоминал им, что уже не раз говорил об этом.
      – Я – Талахасси Митфорд, ассистент доктора Гринли по африканскому отделу.
      Он осмотрел ее, как поняла Талахасси, с заметной неприязнью, и она могла ощутить его негодование. Был ли он одним из тех, кто не любил и старался принизить любую женщину, осмелившуюся претендовать на знания в их области? Ей уже встречались мужчины такого рода.
      – Вы очень молоды, – отметил он в манере, сделавшей это замечание неуловимо оскорбительным. – Но вы, конечно, должны быть в курсе, что это место, собственно, не предназначено для свиданий.
      Он посмотрел на Джейсона за ее спиной. Что бы он под этим ни подразумевал – Талахасси была вынуждена подавить свой пылкий темперамент всей силой самоконтроля, какую могла собрать. В конце концов она должна работать с этим мужчиной (или с любым другим, нравилось ей это или нет), пока коллекция Брука не будет полностью описана.
      – Нам нужно кое-что положить в сейф. – Она ненавидела себя даже за это объяснение, но знала, что должна так поступить. – И… – Она открыла свою сумочку. Хоть в одном случае ей повезло. Эта карточка была прямо сверху, и ей не пришлось тратить сколько-нибудь времени, беспорядочно перерывая содержимое сумочки, чтобы найти ее. – Мне вручили это для вас. Нужно, чтобы вы позвонили по этому номеру как можно скорее.
      Она положила карточку на край заваленного стола доктора Гринли и, больше не взглянув на мужчину, пошла к сейфу.
      Пока Хауэс не подключил на ночь сигнализацию, его еще можно было открыть.
      Джейсон, с гримасой, которую она хорошо знала (у него был свой темперамент, даже если он давно усвоил, как подавлять его), обошел стол с другой стороны, держа чемоданчик перед собой. Она так и не узнала, да ее в этот момент и не заботило, взял ли доктор Кэри свой драгоценный телефонный номер или нет. Как только тяжелая дверь сейфа открылась, Джейсон задвинул чемоданчик внутрь. Талахасси захлопнула дверь, повертела циферблат. Все еще игнорируя доктора Кэри, она подошла к телефону и набрала домашний номер доктора Гринли.
      – Дома ли доктор Джой? – спросила она, как только услышала приятный грудной голос миссис Гринли. – Да, это Талли. Ох. Хорошо, когда он придет, скажите ему, что здесь, в сейфе, находится кое-что. Это получено из ФБР.
      Она заметила кивок Джейсона, чтобы она воздержалась от пересказа этой истории.
      – Да. Они нуждаются в совете специалиста относительно этого. И встретятся с ним завтра. Нет, я больше ничего не знаю. Но это ужасно важно. Нет, я не пойду домой прямо сейчас – Джейсон сейчас в городе, и мы пойдем поужинать. Благодарю вас. Я скажу ему. До свидания.
      Она положила трубку и хмуро улыбнулась Джейсону.
      – Миссис Гринли говорит, что если у тебя есть время до отъезда, загляни и повидайся с ней. Теперь, – она повернулась к мужчине, который и не пытался прислушиваться к разговору, – вы знаете, почему я тут нахожусь, доктор Кэри.
      Если вы собираетесь проверять меня, вам нужно всего лишь позвонить Гринли.
      – Не спешите, – сказал он, когда Талахасси повернулась, чтобы уйти. – Так как вы работали с картотекой Брука, я хочу, чтобы с самого утра вы были здесь. Она должна быть полностью перепроверена, конечно.
      – Не имею возражений, – тихо сказала Талахасси. – У вас, конечно, свои собственные методы работы.
      – Разумеется! – огрызнулся он.
      До нее дошло, что он смотрел на нее с какой-то разновидностью крайнего раздражения – как будто явный факт, что она существует и должна быть частью его повседневного окружения в будущем, был оскорблением, которое он находил тяжело переносимым. Его враждебность была такой очевидной, что она начала терять самообладание, но также у нее росло любопытство, отчего же так ярко вспыхнула эта, по-видимому, только что возникшая неприязнь.
      Когда она и Джейсон спускались в лифте, Талахасси осознала кое-что еще. Ощущение присутствия третьей личности исчезло, даже ее странное предчувствие почти стерлось из памяти. Возможно, она оставила это все позади, в сейфе, и, если оно имело какое-то отношение к реальности, пусть теперь беспокоится доктор Кэри – это может пойти ему на пользу.

      Талахасси удовлетворенно вздохнула, и Джейсон засмеялся.
      – Для мрачного цыпленка ты, несомненно, съела недурной китайский обед, – прокомментировал он.
      – Я люблю «Дыхание Конга», я люблю свежую свинину, я люблю…
      – Гадательные печенья? – Он разломил одно и развернул бумажку, лежавшую внутри, с видом судьи, объявляющего приговор.
      – Хорошо, хорошо, это вполне подходит. «Пища лечит голод, знание лечит невежество». Какая веская мысль вложена в это!
      Талахасси предъявила свою собственную бумажку.
      – Как странно…
      – Что странно? Они положили в твое печенье меню нашего банкета, Талли?
      – Нет, – ответила она слегка отсутствующе и прочла:
      – «Дракон порождает Дракона, Феникс порождает Феникса».
      – Я не вижу в этом ничего необычного. Просто еще один способ высказывания «подобное порождает подобное».
      – Это также может иметь и другое значение. Дракон являлся символом императора – никто более не смел использовать его. А феникс был тем же для императрицы.
      Это может означать, что члены королевской семьи могут порождать только членов королевской семьи.
      – Как раз то, что я сказал, не правда ли? – спросил Джейсон, внимательно наблюдая за ней.
      – Я не знаю – ох, полагаю, что это так.
      Но почему у нее было это минутное странное ощущение, что записка в гадательном печенье, которая содержала всего лишь древнее высказывание, имела для нее особенное значение?
      – Послушай, я ничего не говорил, потому что чувствовал, что ты не хочешь разговаривать об этом, – Джейсон оборвал ее раздумья. – Но что ты собираешься делать с этим Кэри? Ясно, что он будет с тобой вести себя свински, если сможет. Я удивляюсь, почему?
      Талахасси с самого начала обеда до его конца старалась выбросить свое столкновение с доктором Кэри из памяти. Но ей придется посмотреть в лицо этому раньше или позже, так почему бы не сделать это теперь, тем более что Джейсон открыто повел разговор об этом.
      – Может быть, потому, – ответила она откровенно, – что я – темнокожая. Но, думаю, прежде всего потому, что я – женщина. Существует много докторов наук, и не все они – белые, которые обижают женщину, посмевшую вторгнуться в их собственную область. Вот одна из причин, мой дорогой, почему мы боремся за эмансипацию! Ты слышал об амазонках, призывающих вновь возродить матриархат? Как это ни странно, некая разновидность матриархата существовала и в Африке, очень долгое время. Когда в Европе королева могла быть передвинута, подобно шахматной фигуре на доске какого-нибудь интригана, королевы далеко к югу предводительствовали своими собственными армиями и обладали таким влиянием, о каком белая женщина не смела и мечтать. В каждом королевстве было три господствующих женщины, если не больше – королева-мать, необязательно мать правящего короля, но, по сути, самая значительная женщина королевской семьи предшествующего поколения; сестра короля, потому что только она могла родить наследника королевской власти – сыновья короля, как правило, в счет не шли; и его первая жена. Например, в Ашанти жены короля должны были собирать налоги и имели собственную, очень надежную охрану, слуг и тому подобное, чтобы заниматься этим делом.
      – Итак…, если Кэри – эксперт по африканской истории, каким он считается, – отметил Джейсон, – он, вероятно, знает все это. Может быть, именно поэтому и хочет унизить тебя, прежде чем ты возьмешь, по праву своего рождения, руководство отделом в свои руки. Но, – теперь Джейсон стал серьезным, – будь осторожной с ним, Талли. Думаю, он может быть опасным человеком, если выставляет это напоказ.
      Она кивнула.
      – Я знаю, и ничего не может быть хуже, чем политика конфронтации. К счастью, доктор Гринли достаточно долго наблюдал за моей работой, чтобы знать, на что я способна.
      Джейсон, уже почти половина десятого! – она взглянула на свои часики.
      – Нож, которым свежуют слона, должен быть не большим, а острым!
      Она пристально взглянула на Джейсона.
      – Теперь объясни, что ты этим хотела сказать?
      – Нам досталась какая-то доля мудрости Востока, – он жестом указал на разбросанные остатки печенья. – Я же имею кое-что из наследия нашего собственного племени. Другими словами, следи за каждым своим шагом.
      – Я, вероятно, буду делать это непрерывно, пока не отдавлю себе ноги, – согласилась она, вставая. – Я люблю обоих Гринли и поэтому не стану раскачивать лодку, чтобы не причинить неприятности доктору Джою.
      Когда Джейсон отпирал дверь ее квартиры, они услышали изнутри настойчивый, пронзительный телефонный звонок.
      – Ox! – Она резким движением распахнула дверь и пробежала через темную гостиную, стремясь как можно быстрее схватить трубку телефона, который издавал продолжительный требовательный звонок.
      – Талахасси? – это был доктор Джой, и он говорил необычным, напряженным голосом.
      – Да.
      – Хвала создателю, что я нашел вас. Не можете ли вы приехать в музей прямо сейчас? Я не стал бы вас просить, но дело крайне важное. – Затем линия отключилась так внезапно, что она, испугавшись, на мгновение застыла на месте. Для доктора Гринли такой образ действия был необычен…
      – Кто это?
      – Доктор Гринли. – Она положила трубку. – Он только что попросил меня приехать в музей – в такое-то время! – и повесил трубку. Что-то случилось! Это очевидно!
      – Я довезу тебя. – Джейсон последовал за ней и запер дверь, взяв ключ из ее руки. Она
      чувствовал себя слегка ошеломленной. За два года работы – сначала как младший ассистент, потом как самостоятельный специалист – такого никогда не случалось. Сейчас она была встревожена так же, как и тогда, когда чувствовала присутствие той тени третьего, которого, конечно, никогда не было там, сопровождавшего ее по музею.
      – Случилось что-то ужасно скверное, – пробормотала она, когда Джейсон уселся в автомобиле рядом с ней и, запустив двигатель, начал выводить машину со стоянки.
      – Уверен, это Кэри, – отозвался он.
      Но что мог доктор Кэри сделать или сказать такого, что бы заставило доктора Джоя вызвать ее ночью в музей? Она ничего не могла придумать и была все еще сбита с толку, когда Джейсон доставил ее к той же самой задней двери, в которую они входили несколькими часами раньше. Теперь в вестибюле было светло, а прямо за дверью ожидал Хауэс. Он распахнул ее.
      – Поднимайтесь прямо наверх, мисс Митфорд. Лифт ждет.
      Джейсон двинулся было следом, но Талахасси остановила его.
      – Нет, ты останешься здесь, Джейс – если это касается работы отдела, я совершу более чем дурацкую ошибку, впутав в это постороннего.
      – Ты уверена? – Он был озабочен, и в голосе сквозило сомнение.
      Она энергично кивнула, надеясь, что этого достаточно, чтобы успокоить его.
      – Уверена. И если разговор затянется, я позвоню вниз, и мистер Хауэс передаст тебе. Я же знаю, что ты улетаешь рано утром. Так будет правильно, мистер Хауэс?
      – Безусловно, мисс.
      Когда Талахасси вошла в лифт, она ожидала ощутить это другое присутствие. Но здесь не было ничего, кроме легкого ощущения сверхъестественного, всегда характерного для музея, когда он закрывался для публики и большинство обслуживающего персонала уходило, усиленного, возможно, потому, что была ночь. Гроза, которая давно собиралась, все еще не разразилась, хотя небо снаружи было по-прежнему затянуто тучами, и теперь девушка услышала, даже через толстые стены, окружавшие ее, раскаты, которые могли быть только отдаленным громом.
      Гром барабанов – почему-то это выражение проскользнуло в ее мозгу в то время, когда она нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, ожидая, пока лифт доберется до пятого этажа. Барабаны так много значили в Африке – знаменитые «говорящие барабаны», чьи умело подобранные звуки действительно могли далеко передавать сообщения, так, что знающие могли понимать их…
      Дверь лифта открылась, и она окинула взглядом просторный холл. За матовым стеклом двери кабинета доктора Гринли горел свет. Талахасси обнаружила, что дышит учащенно, как будто только что бежала. Она заставила себя идти более медленно. Она не собиралась врываться в кабинет доктора Гринли, как беззаботный ребенок, которого позвали поиграть.
      Когда она постучала и услышала в ответ приглушенный голос, то уже полностью овладела собой. Минутой позже она смотрела доктору в лицо через письменный стол, который больше не был завален бумагами, как это было всегда на протяжении того времени, что она знала его. Эти бумаги были раскиданы по полу: словно разметенные бурей, разбросанные листы бумаги, книги, журналы. Кабинет был в таком диком беспорядке, что она, открыв рот от изумления, застыла в проеме двери. Это выглядит так, подумала она, словно здесь пронесся небольшой ураган.
      – Что…, что случилось?
      Доктор Джой выпятил челюсть.
      – Как раз это мы и пытаемся установить. Некто, несомненно, упорно что-то здесь искал; насколько мне известно, тут не было ничего, заслуживающего таких усилий.
      – Нет? – этот высокомерный голос раздался из угла комнаты. Доктор Кэри сидел на стуле, оглядываясь вокруг с удовлетворением, которого не мог скрыть от сузившихся глаз Талахасси. – Спросите эту вашу мисс Митфорд, что она и ее возлюбленный заперли в вашем сейфе нынче вечером.
      Доктор Джой даже не взглянул на него.
      – Талахасси, если у вас есть этому хоть какое-нибудь объяснение, я был бы вам за него благодарен.
      Талахасси кратко отчиталась:
      – Сегодня ближе к вечеру меня вызвали в аэропорт. За мной послали Джейсона. Они обнаружили там нечто странное в одной из камер хранения и хотели, чтобы это опознали.
      Я…, хорошо, я полагаю, что артефакт немного похож на Жезл Власти из собрания Брука. Итак, руководитель…, кстати, – теперь она повернулась к доктору Кэри, – вы позвонили по номеру, который он вам передал? Он, возможно, объяснил бы все это…
      – Какой номер? – Доктор Джой выглядел озадаченным.
      – Я сказала этому мистеру Нею, что доктор Кэри занимался коллекцией Брука. Он написал на карточке номер телефона и попросил связаться с ним как можно скорее.
      – Кэри? – Доктор Джой повернул голову.
      Но тот не выказал и признака смущения.
      – Я не знаю этого человека. Если ему были нужны мои услуги, он должен был обратиться только прямо ко мне – чего он не сделал. Нет, я не позвонил.
      «Почему?» – удивилась Талахасси. Человек, казалось, принял предложение как оскорбление.
      – Но вы положили этот артефакт в сейф? – спросил доктор Джой.
      – Да. Он в чемоданчике со свинцовым покрытием – вот почему Джейсон принес его наверх, помогая мне.
      – Свинцовое покрытие? – Доктор Джой был изумлен до крайности.
      – Они сказали, что артефакт испускает какой-то неопознанный тип излучения. Вот они и приняли меры предосторожности.
      – Он на самом деле африканский – настоящий артефакт?
      – Взгляните и убедитесь. – Талахасси была взволнована с того мгновения, как увидела беспорядок в кабинете, и теперь чувствовала нарастающее раздражение.
      Она положила руку на циферблат сейфа – и тут же вспомнила о ночной сигнализации. Но доктор Джой уже предвидел ее просьбу и звонил по телефону Хауэсу, чтобы тот отключил сигнализацию. Когда дверь открылась, она вытащила чемоданчик, который был так тяжел, что она была вынуждена поднимать его обеими руками, чтобы поставить на крышку стола. Громко щелкнув замком, она открыла его. Ларец лежал там, и доктор Джой нетерпеливо подался вперед.
      Талахасси подцепила ларец клещами за верх и осторожно достала находку. К ее удивлению, доктор Кэри не подошел к столу. Она взглянула на него и увидела, что он спокойно сидит там же, со слабой саркастической улыбкой на тонких губах, наблюдая за ними, как будто они ввязывались в неприятности, о которых он не имел намерения их предупреждать.
      Его позиция была более чем странной, настолько странной, что в Талахасси проснулось ощущение чего-то затаившегося здесь, выжидающего…
      Доктор Джой нетерпеливо выхватил у нее клещи, медленно повернул ларец кругом.
      – Да, да! Но что это? Смешанный стиль – хотя древний, бесспорно очень древний! И просто оставлен в камере хранения! Необходимо определить его происхождение. Кэри, что, вы думаете, он собой представляет – что за культура?
      Кэри поднялся. Он двигался быстро, странно. Его глаза теперь алчно устремились на ларец, злобный взгляд исчез.
      Двумя большими шагами он достиг стола, грубо толкнув Талахасси в бок. Наклонившись вперед, прежде чем остальные смогли помешать ему, так как они не были подготовлены к его внезапному движению, он положил руки на стороны ларца.
      Не было ни звука, но, когда доктор Кэри поднял руки, верхняя часть ларца откинулась. Внутри был небольшой сверток, завернутый в пожелтевший материал.
      – Не трогайте! – Талахасси схватила локоть Кэри. – Излучение!
      Он даже не взглянул на нее. Наоборот, он с грохотом бросил на стол крышку ларца и схватил сверток. Доктор Джой попытался вырвать его, лицо у него выражало полное изумление.
      Доктор Кэри уклонился от него и точно так же легко освободился от Талахасси, затем яростно рванул обертку свертка. Она поползла клочками, как будто вещество истлело от времени. То, что находилось внутри, после того, как остатки покрытия были сорваны, оказалось предметом около фута длиной. И форма его была знакома им всем. Это был анх – очень древний ключ ко всякой жизни, который каждый влиятельный бог или богиня Египта держали в руке. Он был вырезан из какого-то вещества, казавшегося кристаллическим, и на нем не было видно ни трещинки, ни эрозии. Доктор Кэри уронил его на крышку стола.
      – Что? Почему? – Он тер и тер руки о переднюю часть своего пиджака, как будто боялся и ненавидел что-то, прилипшее к ним. И теперь его лицо было сморщенным и искаженным. – Почему?… – повторил он тоном выше, чем обычно, как будто он ждал от них ответа, что явилось причиной для его действий.
      В этот момент раздался удар грома, который, казалось, прозвучал так близко над головой, будто крыша сама собиралась рухнуть на них. Талахасси съежилась и вскрикнула, потому что не могла сдержаться. Секундой позже погас свет, и они остались в темноте!
      – Нет! Нет! Нет! – выкрикнул кто-то – звук становился все слабее с каждым отрицанием.
      – Доктор Джой, – Талахасси наконец-то обрела голос. – Доктор Джой! – Она попыталась обогнуть стол и побежала по направлению к столу, едва не потеряв равновесие. Затем застыла в неподвижности.
      В комнате появился свет. Но он исходил ни от лампы и ни от светильника. Его излучал анх на столе. Вещь словно бы пылала.
      И этот жар тянул ее – ив этот момент она поняла, что «присутствие», которое она ощущала раньше, вновь появилось, но значительно сильнее прежнего.
      Анх поднялся над столом. Он двигался – и тянул ее за собой. Она пыталась позвать на помощь, уцепиться за стул, за стену, за что-нибудь, что могло затормозить ее продвижение.
      Но ничего не могла поделать.
      – Доктор Джой! – на этот раз ее мольба прозвучала как слабый шепот, способность говорить громко оставила ее. Это… это неведомое «присутствие» управляло ею более верно, чем если бы кто-то положил руки на плечи и подталкивал вперед.
      Сопротивляясь, как никогда прежде в своей жизни, Талахасси следовала за плывущим по воздуху призрачным анхом, неохотно переставляя ноги. Теперь они находились во внешнем холле, она и существо, которое она не могла видеть, но знала, что оно было с ней, заставляя ее выполнить какое-то задание.
      Здесь не было света, за исключением того, который испускал анх. Однако он, казалось, стал пылать ярче, так что она могла видеть лестничную клетку. Держась за перила, она спускалась все ниже и ниже, все время подчиняясь кому-то, подталкивающему ее.
      Она обнаружила, что умоляет кого-то, даже не шепотом, потому что голос больше ей не повиновался, а мысленно.
      Это… – эта воля, что держала ее, – было кошмаром. Это существо не могло существовать – не могло! И все же оно существовало.
      Они достигли четвертого этажа, анх нерешительно завис в холле. Смутно – из-за своего страха – Талахасси поняла, куда они направлялись: по направлению к трем комнатам, где помещалась коллекция Брука. Она каким-то образом потеряла часть себя. Это уже случилось, и, очевидно, она ничего не могла сделать, чтобы исправить это.
      – Талахасси!
      Ее имя глухо прозвучало с лестничной клетки позади.
      Доктор Джой! Но он слишком опоздал – слишком опоздал…
      «Слишком опоздал для чего?» – вяло спросила часть ее сознания.
      Опять прогремел раскат грома, но вместе с ним зазвучало что-то еще – и продолжало звучать даже тогда, когда гром затих. Барабаны – зовущие барабаны. Талахасси, вскинув руки, зажала уши, но не смогла заглушить этой смутно различимой, требовательной вибрации звука. Кроме того, ко всему этому добавилось еще позвякивание, будто встряхивали мелкие кусочки хрусталя. Этот звук мог быть идентифицирован только с единственным музыкальным инструментом прошлого – в Древнем Египте у храмовых жриц был систрум. Они трясли его, производя звук, который, по их мнению, должен был привлечь внимание древних богов.
      Она сходит с ума!
      Но этого не случилось. Здравый и проницательный разум Талахасси начал восстанавливаться. Здесь было некоторое логическое объяснение всего происходящего. Должно быть!
      Часть ее – та часть, что управляла ее движениями – находилась в зависимости от влияния постороннего «присутствия».
      Ее же разум все еще был свободен.
      Они были уже у двери третьей и последней комнаты. Их встретил свет. Но не обычный свет, какой знала Талахасси.
      Это было сияние, исходящее из глубин основной витрины в комнате. Она не удивилась его источнику. Кристаллическая верхушка жезла светилась, возможно, слабее, но излучение частично походило на то, что испускал анх, парящий сверху.
      Затем анх остановился, повиснув в воздухе, как если бы девушка сама поддерживала его на уровне груди. Принуждение изменилось. Ей было дано новое распоряжение: приказ, которому она более не была способна сопротивляться, так же как и той беззвучной команде, что привела ее сюда.
      Она протянула руки, подчиняясь воле этого другого, чтобы отыскать запор витрины. Но не смогла открыть его. Тотчас же принуждение усилилось, обрушившись на нее как физические удары. Чужая воля требовала, чтобы она освободила жезл. Но она не могла, он был заперт Здесь не было способа освободить его, никакого способа… Часть ее сознания, которая была свободной, спорила с невидимым, даже тогда, когда ее тело раскачивалось вперед и назад под этой подхлестывающей командой.
      Из тьмы раздался голос. В какой-то момент, в безумной надежде, Талахасси подумала, не идут ли доктор Джой или Хауэс, чтобы спасти ее. Затем осознала, что не может понять ни слова из этой страстной речи. Она была такой же горячей и гневной, такой же эмоционально сильной, как и чья-то воля, окружающая ее. И все же эта речь исходила не от «присутствия», которое привело ее сюда.
      Контроль над ней частично ослабел. Как только это случилось, она каким-то образом почувствовала гнев, который овладел невидимкой, в свою очередь, при звуке этого голоса.
      Но если оно могло отвечать, то не сделало этого.
      Теперь эти слова приходили в кадансе странного песнопения, ритм которого согласовался с отдаленным рокотом барабанов. Талахасси больше не удивлялась тому, как и что она слышала и откуда это пришло. Она только присела перед витриной, в которой лежал увенчанный светящейся короной жезл, желая уползти прочь с места сражения. Так как воля, что привела ее сюда, теперь встретилась с другой, и они вступили в борьбу.
      Талахасси внезапно что-то подхватило и злобно швырнуло на витрину. Она вскрикнула, заслонив лицо руками, испугавшись, что стекло разобьется и разрежет ее тело на куски.
      Но хотя она ударилась с такой силой, что потом наверняка будет вся в синяках, этого оказалось недостаточно, чтобы разбить витрину и выполнить намерение этой воли.
      Оно отступило, сцепившись снова в борьбе с невидимым другим.
      Теперь пел более чем один голос. Девушка была уверена, что пока ее оставили в покое, и неподвижно распласталась на витрине. Ее разум мутился. Она испытывала тошноту и головокружение, в то время как силы, выходящие за пределы ее знаний и представлений, в бешеном круговороте носились вокруг. Затем анх выплыл из-за ее плеча, повиснув прямо над витриной.
      Широко раскрыв глаза, она наблюдала, как жезл зашевелился и начал подниматься, пока не повис вертикально без какой-нибудь поддержки. Затем он подпрыгнул вверх, его пылающая верхушка тяжело ударилась о верхнюю часть витрины, в то время как анх устремился вниз, чтобы встретиться с ним в той же самой точке.
      Стекло треснуло, разбилось вдребезги и упало. Освобожденный жезл закружился в воздухе. Тени собрались вокруг него в лихорадочном танце, когда он, наклонившись, опустился на пол.
      Анх парил над ним, как бы стараясь побудить жезл еще к одному усилию. Была ли это тень руки – руки такой призрачной, что она лишь чуть-чуть обрисовывалась в свечении анха? Но что-то было, Талахасси не сомневалась, и это что-то протянулось к жезлу. Но прежде чем оно сумело приблизиться достаточно, чтобы схватить его, жезл переместился сам. Не вверх, как прежде, а как змея, несмотря на свою жесткость, по полу.
      Опять воля завладела Талахасси, завертела ее и почти злобно толкнула вслед за ускользающим жезлом. Анх летал над ней, как бы кого-то отгоняя и защищая от чего-то, что она не могла видеть; он парил, совершая проворные стремительные движения, в то время как она была вынуждена повиноваться приказам своего странного захватчика. Она должна взять жезл в руки – теперь остался только этот приказ, заполнивший все ее сознание.
      Снова раздался голос. И Талахасси смутно осознала, что песнопение прекратилось. Анх поплыл прочь от нее, скользя по воздуху, и повис в углу комнаты, по направлению к которому двигался жезл и Талахасси, бредущая за ним, спотыкаясь. Двигаясь как марионетка, обладающая разумом, повинуясь чужой воле, она была неуклюжей, медлительной, хотя все время старалась вырваться из-под этой власти.
      Но воля была неумолимой, а ее ненависть горячей. Нет, эта ненависть относилась не к Талахасси, как к глупому орудию, которым нужно воспользоваться, но, точнее, как к врагу, противостоящему этой воле. Она увидела теперь, что жезл лежит спокойно.
      Еще раз призрачное очертание промелькнуло через сияние его верхушки. Между тем воля швырнула ее вперед. Она споткнулась и упала, в то время как ее протянутая рука сомкнулась на другом конце жезла как раз тогда, когда он дернулся вверх. Талахасси держала жезл, как ей приказывали и заставляли. Эта сжимающая рука могла быть призрачной – если это была рука, – но в ней была сила, остановившая жезл. Анх опустился и коснулся его светящейся верхушки.
      Это было подобно попаданию в область взрыва. Свет, жар, боль и такой грохот, что Талахасси оглушило. У девушки было ужасное ощущение, что ее закрутило над безмерной пустотой небытия. Другое «присутствие» исчезло. Ее руки вцепились теперь в жезл – не по принуждению, она продолжала сжимать жезл ради спасения своей собственной жизни. В нее хлынуло знание, что она должна позволить этому продолжиться, в противном случае ответом будет смерть – настолько противоестественная, что окажется намного хуже любой другой, когда-либо угрожавшей человеку.
      Она собрала все свои силы, каждую их частицу, которые еще в ней остались, чтобы удержать жезл. Вокруг нее не было ничего, кроме отрицающего все небытия, и это угрожало пробить брешь в ее здравомыслии, держать…Держать!
      Затем небытие сомкнулось вокруг нее в огромном и ужасном круговращении абсолютной черноты. Охваченная крайней степенью отчаяния, она потеряла сознание.

      Было горячо, как будто она лежала в топке какого-то очага, окутывающего ее удушливым жаром при каждой вспышке.
      Талахасси попыталась отодвинуться от этого жара, только это занимало ее мысли. Она открыла глаза.
      Солнце – такое пылающее, что на мгновение ослепило ее. Слабо вскрикнув, Талахасси отпрянула, закрывая глаза руками. Было жарко, и она лежала под солнцем – где? Мысли начали слабо шевелиться, освобождаясь от оцепенения, оставшегося от тех прошедших кошмарных минут.
      Все еще заслоняя глаза, она с усилием, причиняющим боль, локтями оттолкнулась от твердой поверхности, на которой лежала, и слегка приподнялась, заставив себя оглядеться.
      Прямо перед ней была голая скала. И на ее поверхности она смогла различить рисунок в виде слабо различимых правильных линий, глубоко вытравленных временем. Она поползла к этой скале, загребая песок израненными руками. Затем обернулась, испытывая головокружение и тошноту, сознавая, что каждое вымученное движение может отправить ее вновь парить в этой темной пустоте. Затуманенное сознание отказывалось даже думать об этом…, месте?
      Большие скалы вдали. Или это огромные камни, когда-то очень давно добытые из каменоломни и являющиеся частью разрушенной стены? Но у их подножия…
      Талахасси подавила крик, готовый вырваться из горла, и часто-часто замигала, чтобы быть уверенной, что действительно видит это тело, распростертое на камнях и песке.
      Незнакомка лежала лицом вниз, с вытянутыми вперед руками. Одна рука сжимала анх, другая – жезл. Они больше не испускали свет. Или, возможно, в этом ослепляющем солнечном свете их свечение могло быть неразличимо.
      Талахасси медленно двинулась вдоль скалы, служившей ей опорой. Незнакомка без сознания? И кто…, и почему…, и где?… Девушка ощущала, что, наверное, сошла с ума или подошла к границе здравомыслия в течение того времени, когда жезл тянул ее вперед.
      На теле незнакомки было тонкое, как паутинка, хлопковое платье, сотканное настолько искусно, что через него проступала прекрасная смуглая плоть. Оно было скроено просто: длиной от подмышек до лодыжек, удерживалось на плечах двумя широкими полосками из того же материала; пояс сверкал самоцветами на фоне снежно-белой одежды. Волосы незнакомки, длиной до плеч, заплетены во множество мелких косичек, каждая из которых оканчивалась золотой бусинкой, и узкая полоса того же драгоценного металла, образующая небольшую диадему, удерживала эти косички в прическе.
      Талахасси кое-что припомнила. Она придвинулась немного ближе, опасаясь наклоняться, чтобы головокружение не уронило ее прямо на незнакомку. Чтобы избежать этого, она осторожно опустилась на колени и протянула руку к плечу, коричневая кожа которого была темнее, чем ее собственная.
      Затем с трудом перевернула девушку, тело которой вяло и безвольно подалось ее усилиям, на спину. Почему-то она не сомневалась, что это – смерть. Но взглянув в лицо другой, Талахасси громко вскрикнула и отшатнулась.
      Песок покрывал чувственные губы, прилип к бровям, которые были подкрашены и удлинены обильной косметикой.
      Но само это лицо… Нет!
      Не считая незначительной разницы в цвете кожи, Талахасси смотрела вниз на те же самые черты лица, что видела каждый раз, когда стояла перед зеркалом! Правда, были и различия – крашенные брови искусственно удлинялись к вискам, густые тени, наложенные под закрытыми теперь глазами.
      Диадема же в передней части имела сходство со змеей, приготовившейся нанести удар.
      – Египет… – прошептала Талахасси. – Египет и члены королевской династии…
      Потому что такую змеевидную диадему могла носить только женщина из Рода, очень близкая к трону.
      Она отползла назад на четвереньках. Девушка была мертва, Талахасси не сомневалась в этом. Теперь она со страхом озиралась вокруг…
      Они находились в месте, очищенном от песка – возможно, ветром какой-нибудь песчаной бури, возможно, усилиями человеческих рук. Вокруг хаотично стояли развалины, слагающие их камни, разъедены и обезображены теми же самыми ветрами, несущими песок. И она находилась в какой-то местности, которую не знала! Дрожа от нарастающего страха, Талахасси скорчилась против скалы, что раньше служила ей опорой, и попыталась понять, что случилось. Для этого не существовало никакого разумного объяснения, да и вообще никакого объяснения не было!
      Она все еще была объята усиливающейся паникой и не сразу уловила звуки, сначала отдаленные, а затем все более близкие. Это было такое же песнопение, как и то, которое она слышала как раз перед тем, как с ней произошло это невероятное событие. Только теперь оно раздавалось гораздо чище и отчетливее. Оно приближалось! Талахасси еще раз попыталась подняться на ноги, но буквально не имела силы сдвинуться с места. Она могла только съежиться там, где находилась, в то время как кошмар продолжался и продолжался.
      В этом усиливающемся песнопении не было ни одного слова, которое она смогла понять. Но она начала склоняться к мнению, что различает более чем один голос. Талахасси сделала еще одно безнадежное усилие. Нужно спрятаться! Но под этим палящим солнцем, в этой пустыне камня и песка она не видела ни одного тайного убежища.
      Внезапно голоса смолкли. Теперь раздавалось звяканье систрума. Талахасси слабо рассмеялась. Египет! Но почему ее бессознательное состояние (которое, конечно, направляет этот жуткий сон) так направлено на воспроизведение Египта?
      Ей было нестерпимо жарко, и она испытывала сильную жажду. Может быть, там, в ее собственном мире, она в горячечном бреду. Или – фрагмент воспоминания проскользнул через ее мысли – в основе всего этого лежало излучение, слишком большая доза неизвестного излучения от анха?
      Она услышала пронзительный крик и повернула голову.
      Фигура, появившаяся между обломков разрушенной стены, казалась вполне естественной для всего остального здесь.
      Для сидящей на корточках Талахасси она выглядела неестественно высокой и бежала по направлению к ней. Ее тело покрывала такая же белая одежда, в которую была одета умершая девушка.
      Но на ее плечах вместо человеческой головы располагалась золотистая голова львицы с диадемой из двух металлических перьев, расположенных рядом и высоко и прямо поднятых над верхней частью закругляющегося черепа львицы.
      Фигура спешила к распростертому телу девушки. Затем она впервые увидела Талахасси и замерла почти на середине широкого шага. Неподвижные черты золотого звериного лика не изменились. Но хотя губы не двигались, раздался ряд слов с вопросительной интонацией.
      Талахасси медленно покачала головой. Когда львиная голова приблизилась к ней, она смогла теперь увидеть, что это маска с прорезями для глаз, через которые можно смотреть.
      Женщина в маске, а судя по всему, это была женщина, быстро повернулась от Талахасси к умершей девушке. Она стала на колени у тела, ее покрытая маской голова медленно двинулась взад и вперед, посмотрев сперва на разукрашенное лицо на песке, а затем на Талахасси. Почти нехотя она протянула руку и подняла анх. Но жезл она оставила лежать там, где мертвая уронила его.
      Она дважды нерешительно протягивала руку, как бы собираясь схватить его, но не заканчивала движения. Затем – Талахасси вздрогнула – донесся порыв ветра, такого холодного, что в этом напоенном солнцем он месте был подобен удару. Женщина поднялась, посмотрела в том направлении, откуда дул этот ветер. Талахасси увидела странное движение в воздухе, будто там клубилось какое-то призрачное существо.
      Женщина в львиной маске взмахнула анхом. Из-под маски вырвалось несколько страстных слов, звучащих как проклятия. Анхом она быстро начертила ряд крестов в воздухе, спереди и сзади, как бы воздвигая защитную стену против чего-то, что старалось прорваться к ним.
      Воля, державшая Талахасси и заставлявшая ее повиноваться, со слабым нажимом вновь попыталась войти в ее разум. Однако на сей раз ей удалось устоять. Ей показалось, или она услышала затем в отдалении – очень слабо – раздраженный крик? Она не была уверена.
      Но движение в воздухе стало слабее, потом окончательно исчезло. Женщина длительное время ожидала, глаза из-под маски были сфокусированы на том месте, где происходило колебание воздуха. Затем Талахасси увидела, что жесткая напряженность ее тела ослабевает. То, что старалось добраться до них, исчезло.
      Теперь маска опять качнулась по направлению к Талахасси, и та, кто носила ее, сделала повелительный, резкий жест.
      Хотя она не хотела этого, Талахасси отползла от скалы и потянулась за жезлом, повинуясь неведомо как отданному распоряжению. Снова ее пальцы сомкнулись на его гладкой поверхности, и она подняла жезл вверх. Женщина в маске застыла, как изваяние какой-то богини в древнем храме. Затем ее голос вновь нарушил раскаленный воздух. На повелительный призыв без видимого усилия прибежали две рослые женщины. Обе были одеты в те же самые простые белые одежды, их волосы, заплетенные в той же манере, как и у мертвой девушки, свободно ниспадали на плечи, глаза обведены и удлинены мазками черной краски. Но их головные повязки представляли собой просто полоски ткани; у каждой на середину лба свешивался золотой медальон, выполненный в форме львиной морды, напоминающей маску их старшей.
      Они были явно потрясены и ошеломлены тем, что увидели. Но по резкой команде их руководительницы подняли тело покойной. Талахасси кивком показали следовать за ними.
      На этой жаре ее длинная юбка и блузка неприятно прилипли к коже, пока она с трудом брела за женщинами, главным образом потому, что не знала, что еще ей делать. Где она находится? Как попала сюда? Она чувствовала, что немедленно должна собрать все свои силы для спасения разума, иначе обезумеет.
      Мрачные развалины находились на краю склона – это она обнаружила, когда они обогнули очень большую скалу, за которой было ее укрытие. Здесь располагались разрушенные части стен, ряд маленьких, отчетливо остроконечных пирамид, многие из них с обломанными верхушками; сухая мертвая земля вела вниз, к единственному большому и украшенному колоннами зданию, которое, казалось, находилось в состоянии ремонта.
      Но при взгляде на эти маленькие пирамиды у Талахасси перехватило дыхание. Она могла закрыть глаза и мысленно воспроизвести серию фотографий, которые действительно очень хорошо знала.
      Нет, не Египет, но его малоизвестная меньшая сестра – Мероэ в Нубии. Мероэ, где собрались последние, поблекшие остатки славы старого Египта, страна, которая в более поздние времена дала трех фараонов, завоевавших земли к северу, правивших всей готовой угаснуть страной древнего Кеми и носивших великолепную двойную корону. Мероэ, о которой было известно так мало и делалось так много догадок. Была ли это та Мероэ, которая теперь лежала перед ней? Но как…, как она очутилась здесь?
      Две женщины, за которыми она брела, несли свою ношу по направлению к этому единственному большому зданию.
      Талахасси не нужно было поворачивать голову, чтобы посмотреть, так как она хорошо знала, что жрица-львица шествовала позади нее – эта женщина несомненно жрица.
      В Мероэ поклонялись богу-льву – Эпидемеку. Львиц там не было, если не считать похожую на львицу, как она помнила, Шекмет, богиню войны более северных стран.
      Снова она двигалась под принуждением, хотя и не таким сильным, как то, что гнало ее через музейные коридоры. Талахасси верила, что могла даже бросить ему вызов, если бы пожелала. Но зачем? Гораздо лучше держаться возле этих людей до тех пор, пока не удастся так или иначе выяснить, что случилось. Жезл Власти скользил в ее потной руке, и она сжала его покрепче. Почему жрица отдала его ей? Он должен быть в высшей степени важным для этих людей, кто бы они ни были, однако именно ей было приказано нести его. Талахасси могла только предполагать, что они в какой-то мере боялись его. Если это Жезл доставил ее сюда – тогда она могла понять причину этого. С другой стороны, если это было правдой, тогда он же может разрушить это странное сновидение и вернуть ее в собственное время и мир. Таким образом, чем ближе она будет теперь держаться к нему, тем лучше.
      Они перешли из ослепительного блеска солнца и его иссушающей жары в храм. Прямо перед ними находился сам Эпидемек в двойной короне, с символическим плугом королей и королев Мероэ в одной руке. Каменное лицо было очень старым, разъеденным временем, но в нем была величественность – аура уверенной силы, безо всякого высокомерия.
      Женщины положили тело девушки у ног десятифутовой статуи, разгладили платье на ее стройных ногах, скрестили руки, чтобы раскрытые ладони расположились на ее неподвижной груди. Затем одна из них встала на колени у головы, другая – у ее ног, и они начали причитать.
      Еще одна резкая команда жрицы заставила их замолчать.
      Она жестом показала Талахасси пройти мимо Эпидемека во внутреннюю комнату храма. Здесь были следы обитания – хотя, подумала Талахасси, оно было только временным. Четыре пухлых свертка, набитые чем-то мягким, могли служить постелью ночью, и здесь же находились ярко расшитые подушки, лежавшие на длинных циновках, покрывающих пол.
      Один угол занимали корзины и два высоких кувшина. Но то, что находилось в противоположном углу комнаты, сразу же привлекло внимание Талахасси. Три пластинки металла, отливающего черным, над которыми играло слабое радужное сияние, образовывали маленькую пирамиду с плоской вершиной.
      На нее вертикально был поставлен предмет, несомненно, неуместный здесь, среди признаков древнего прошлого, находившихся вокруг.
      Это был продолговатый предмет из стекла и все же непрозрачный, молочно-белый. По верху и низу трех его плоскостей, которые она могла видеть, пробегала рябь постоянно меняющегося цвета, затмевающего радужные краски на подставке. Продолговатый предмет имел, быть может, фута два высоты, и от него исходило тихое жужжание, что у Талахасси ассоциировалось только с ровно работающим механизмом. Но это было таким анахронизмом среди всего остального, что она могла только изумленно смотреть и удивляться.
      Она вошла в комнату, повинуясь жестам жрицы. Но никто больше за ней не последовал. Вместо этого жрица осторожно положила анх на порог и подняла голову, закрытую маской, решительно показав, что Талахасси останется здесь. Затем она шагнула назад, в главную часть храма.
      Девушка обошла комнату. Она обнаружила, что высокие кувшины в углу закрыты, и когда сдвинула крышку ближайшего из них, то увидела в нем воду. В тот же миг, будто вид жидкости вызвал в ней ответную реакцию, ей так захотелось пить, что она подняла бы весь кувшин, если могла, и позволила бы его содержимому смыть привкус песчаной пыли во рту.
      Здесь же была и чашка, покоящаяся по соседству на стопке тарелок, и она схватила ее.
      Выпитая вода более чем что-либо другое избавила от того замешательства, что владело ею с того момента, как она очнулась среди развалин. Талахасси не помнила, когда она пила или ела что-либо в последний раз, и потянулась за фиником, лежащим вместе с другими небольшим липким комком на тарелке, прикрытой прозрачной крышкой.
      Финик был очень липкий, так как, должно быть, лежал в меду. А также очень сладкий, и ей пришлось смывать привкус его во рту еще одним большим глотком тепловатой воды. Пища, вода, циновки для ночлега – и этот предмет в углу, не относящийся, конечно, ни к Мероэ, ни к Египту.
      Ровное жужжание, издаваемое им, закончилось очень яркой вспышкой света, который проходил теперь не беспорядочными линиями, а отчетливой спиралью на передней панели. В то же самое время раздалось потрескивание, становившееся все громче и настойчивее с каждой секундой.
      Талахасси осторожно приблизилась к этому предмету.
      Он казался сверхъестественным, главным образом потому, что был чуждым всему остальному в этой комнате, всему, что она видела снаружи, достаточно чуждым, чтобы сделать любого осторожным. Однако сверкающая спираль света исчезла так же быстро, как и возникла, оставив вибрирующее жужжание.
      В комнате была только одна дверь, но высоко из стены вывалилось несколько камней, и солнечные блики яркими пятнами лежали повсюду. Талахасси, страшно не желая поворачиваться спиной к таинственному предмету, тихо подкралась к двери. Она не имела понятия о планировке этого храма.
      И теперь из-за стены, должно быть, из отдаленных помещений обители, вновь услышала звяканье систрума, бормотание голосов, поющих чуть ли не шепотом.
      Могла ли она выскользнуть наружу? Талахасси осмотрела анх, лежащий у входа. Он находился в довольно густой тени, так что опять было видно слабое мерцание излучения вокруг него. Когда она попыталась протиснуться мимо, то наткнулась на некое подобие сплошной поверхности – не твердой и неподвижной как стена, а на барьер, который слегка подавался, а потом отталкивал ее.
      Отступив к одной из подушек на полу, девушка села, скрестив ноги, и попыталась оценить свое положение. Теперь она неторопливо сделала то, чем не хотела заниматься раньше: попыталась проследить эту невероятную ситуацию с самого начала.
      Ее принудили, именно так, следовать за анхом в комнату коллекции Брука. Там произошло, по-видимому, единоборство между двумя невидимыми силами – возможно, существами. Затем ее заставили взять жезл, после чего она очнулась на песке среди руин.
      Все это было совершенно реальным и продолжалось слишком долго, чтобы быть просто сновидением. Она никогда не употребляла и не собиралась употреблять наркотики. Но, может быть, это нечто такое, при использовании чего человек может воображать себе что угодно?
      Данные о прошлом, которое она знала, могли быть взяты из ее собственной памяти. Только, опровергая это, здесь находился странный предмет в углу, который определенно не мог относится к тому Мероэ, которое она знала по книгам и по личным наблюдениям найденных предметов прошлого. Если ода не одурманена наркотиком и не спит – то что же с ней случилось? И почему у мертвой девушки черты ее лица, черты, которые не могла скрыть даже экзотическая косметика, различие в цвете кожи?
      Куда она попала?
      Здесь не было ни логического, ни приемлемого ответа на вопрос, что случилось: во всяком случае она не могла найти такого.
      Было жарко, очень жарко, несмотря на толстые стены каменной кладки. Глаз уловил какое-то движение на стене.
      Ящерица быстро исчезла неведомо куда, прежде чем Талахасси успела хотя бы разглядеть ее. Она расслышала шаркающий звук и настороженно следила за входом, пока не вошла жрица, остановившись на мгновение, чтобы поднять анх, который так ненавязчиво держал ее в плену.
      Одна из женщин, сопровождавших жрицу, вошла за ней и, не обращая внимания на Талахасси, направилась прямо к плетеной корзине и подняла ее крышку. Талахасси уловила специфический запах, весьма ароматный, в застойном воздухе этого места, когда женщина достала белое платье, похожее на то, какое носили они все. Она отложила его в сторону и наклонилась, чтобы еще раз залезть в корзину; на этот раз она вынула пару сандалий, имеющих ремешки, просовывающиеся между большим пальцем и остальными; держались они на ноге шнурами, оплетавшими лодыжки. Последней из вещей она достала болванку, на которой был парик, волосы на котором заплетены во множество маленьких косичек, заканчивающихся золотой бусинкой – такой же, какой был на погибшей девушке. На него она осторожно приладила то, что тотчас же вручила ей жрица – обруч, несущий нападающую змею.
      Понаблюдав за составлением этого гардероба, жрица повернулась к Талахасси, ясно показывая ей жестами, чтобы она сбросила одежду, которая была на ней. Когда девушка не подчинилась, жрица угрожающе подняла анх, имея в виду, что если Талахасси не подчинится добровольно, могут быть вызваны силы, которые жрица использовала.
      Талахасси медленно сделала то, что ей приказали. Как только она уронила свою последнюю одежду, то обнаружила, что младшая жрица уже стоит рядом с ней, держа маленький горшок. Он содержал какое-то жирное, но ароматное вещество, которое она начала намазывать равномерно на руки и плечи Талахасси.
      Она работала быстро и искусно. И когда закончила, Талахасси увидела, что ее кожа стала в точности того же цвета, как и у женщин рядом с ней. Ей помогли облачиться в новую одежду; украшенный драгоценностями пояс, который, несомненно, ранее был на мертвой девушке, сомкнулся на ее талии. Затем ей показали жестом встать на колени, и младшая жрица ножом подрезала волосы Талахасси, состригая их почти у самого черепа.
      Ее глаза были обведены кисточкой, которую обмакивали в другой горшочек с косметикой. И, наконец, заботливо был надет парик с диадемой. Младшая жрица отступила в сторону, в то время как женщина в маске осматривала результат ее трудов – критически, предположила Талахасси. Она не сомневалась, что ее намеренно переодели и загримировали, чтобы она заняла место умершей.
      Теперь Талахасси не удивлялась. На этот раз она почувствовала некоторое возбуждение, растущее в ней. Сновидение, галлюцинация, неважно, что это было, – теперь в ней пробудилось сильное любопытство. Избранные места истории Мероэ всегда интересовали ее. Сейчас она хотела знать, как долго будет продолжаться ее иллюзия, как далеко она ее, заведет. И, как ни странно, хотела тем или иным образом продолжать эту игру (ибо для нее это казалось игрой) так долго, как сможет.
      Когда она опять встала с жезлом, которого никто не касался, но на который жрица указала ей, приказывая вновь взять его в руки, то страстно желала узнать, как выглядит теперь. Жрица стояла очень спокойно. Талахасси не могла видеть ее глаза за отверстиями маски, но не сомневалась, что они сейчас оглядывали ее с головы до ног; осмотр этот был прерван только тогда, когда раздалось громкое потрескивание из светящегося блока в углу.
      Она увидела, что жрица вздрогнула как бы от изумления.
      Затем заторопилась к блоку и опустилась на колени перед этой колонной бегущего по спирали цвета, заполнившего переднюю панель. Талахасси предположила, что она прислушивалась к чему-то, что имело отношение к ней. Раздался поспешно подавленный вздох другой женщины, которая поспешила к двери и исчезла.
      Талахасси сгорала от любопытства. Если бы она только поняла, могла в действительности узнать, что все это значит!
      Потрескивание прекратилось. Тем не менее, жрица сейчас же протянула вперед руку и стирающим движением коснулась блока. Спираль исчезла. То, что появилось вместо нее, – был символ, который Талахасси знала как Глаз Гора.
      Когда изображение его стало устойчивым, жрица приблизила свою маску как можно ближе к поверхности блока и заговорила – мягкие шипящие звуки, подумала Талахасси, были не такими же, какие звучали в песнопении, которое она слышала раньше.
      Изображение Глаза пропало. Снова там была только свободная игра неопределенного цвета, жужжание механизма.
      Жрица поднялась и приблизилась к Талахасси. На такое близкое расстояние, что девушка могла отчетливо видеть темные человеческие радужные оболочки внутри глазных прорезей маски. Она чувствовала, что женщине необходимо срочно что-то ей сообщить, хотя она понимала, что та не может передать ей то, что нужно.
      – Чего вы хотите от меня? – спросила Талахасси. Женщина показала на вход, а затем на себя и на Талахасси. Из-за массивной пряжки своего пояса она вытащила длинный нож и нацелила его сначала на собственную грудь, а затем на Талахасси, и опять показала на вход – на этот раз сделав угрожающий удар ножом по воздуху.
      Девушка догадалась, что ей хотели сказать, хотя это и выглядело весьма странно.
      – Опасность…, для нас обеих? – сказала она вслух.
      Глаза жрицы осмотрели ее еще раз жестко и изучающе.
      Затем львиная маска слегка кивнула, как будто при более энергичном движении она слетела бы с головы ее носительницы.
      Жрица показала на свой нож, на жезл, а потом опять на нож. Пыталась ли она сказать, что жезл был фактически таким же оружием, как лезвие, которое она вытащила, подумала Талахасси. Но против чего использовалось это оружие – или кого?
      Девушка вздрогнула, когда услышала шум наверху – звук, становившийся все громче и громче. Снова это было отчасти знакомо, хотя никак не сочеталось с миром Мероэ. Если Талахасси не ошибалась, это была какая-то разновидность летательного аппарата, и, судя по звуку, он заходил на посадку!

      Жрица не двинулась, хотя слегка повернула голову к двери, как будто все ее внимание было уделено чему-то, что могло произойти снаружи. После нескольких секунд ожидания Талахасси услышала голоса мужчин, как ей показалось, звучащие гневно. Жрица шагнула вперед, к Талахасси, так что теперь они стояли вместе, глядя на дверь.
      Раздался резкий треск, заставивший Талахасси вздрогнуть. Она не могла быть уверена, но этот звук был сильно похож на выстрел! Подобно светящемуся блоку в углу, идея огнестрельного оружия здесь была анахроничной. Ее руки коснулись пальцы. Жрица сделала незаметный жест, явно указывавший Талахасси поднять жезл перед собой. Она вспомнила обычную позу большинства старых египетских изваяний – как именно они держали анх.
      Остальные женщины вошли, пятясь, в комнату, их голоса выражали горячий протест. Тесня их, вошло трое мужчин.
      При виде их уверенность, что она каким-то образом попала в далекое прошлое, у Талахасси исчезла. По идее, эти вновь прибывшие должны были носить короткие юбочки и держать в руках копья или луки. На самом же деле вновь прибывшие были по одежде ближе к ее собственному миру, так как были одеты в одинаковую форму, обрезанную на локтях и коленях.
      Одежда их была тускло-зеленого цвета, только на плече выделялась маска Эпидемека. Их головной убор, казавшийся неуместным, сделанный из двухцветной полосатой материи, тоже зеленого цвета, походил на головной убор древних египетских воинов, придавая им сходство со сфинксом. Что же касается остального, то каждый из них нес то, что, очевидно, было оружием, похожим и все же не похожим на ружья ее времени, подумала Талахасси. Это были не винтовки и не револьверы, но нечто среднее между ними по длине. И короткие стволы лежали на сгибах рук, наведенные на женщин: похоже, люди, державшие их, были готовы стрелять.
      Заметив Талахасси, они остановились – их глаза широко раскрылись. Потрясение или явное удивление? Она не могла быть уверена. Жрица рядом с ней нарушила молчание. Никогда Талахасси не желала так сильно знать, что же происходит, как в этот момент.
      Двое мужчин позади командира отступили на несколько шагов. Их смущение явно бросалось в глаза. Что или кого бы они ни предполагали обнаружить здесь, но не тех, кому противостояли теперь. Жрица подняла анх и повелительно заговорила, тогда как предводитель этой тройки хмуро смотрел на нее. Шрам, рассекавший правую щеку от виска до подбородка, не придавал милосердия его лицу. Он не уступал, только сердито смотрел на женщину в маске львицы.
      Жезл! Талахасси решилась на небольшой эксперимент.
      Она чуть-чуть наклонила жезл так, что его кристаллическая верхушка была направлена на мужчину. Он быстро перевел пристальный взгляд со жрицы на девушку. Она увидела, как изменились его глаза.
      Он боялся! Страх внушала либо она, либо жезл, и Талахасси думала, что скорее последнее. Теперь выражение угрюмой растерянности искривило черты покрытого шрамами лица. Талахасси сделала шаг вперед, затем другой. Он отступил, но не так поспешно, как двое сопровождавших его, которые не выдержали и побежали, едва девушка начала приближаться к ним.
      Их предводитель не сдался так легко. Талахасси почувствовала опасность, таящуюся в этом человеке. Она умела каким-то образом улавливать эмоциональные реакции других по отношению к себе, определяя, когда ее принимали, терпели или не любили. Но этот человек излучал не антипатию, скорее это была ненависть. Она была так уверена в этом, как будто он выкрикивал проклятия ей в лицо.
      Изгнание его таким способом могло быть наихудшим действием, какое она могла сделать. Однако две женщины быстро уступили ей дорогу, и она знала, что жрица непоколебимо двигалась позади нее. Они хотели, чтобы она выполнила как раз то, что делала!
      Воин что-то враждебно бормотал сквозь стиснутые зубы, но шаг за шагом медленно отступал, в то время как она продвигалась вперед. Теперь они перешли во внешнюю комнату храма с изваянием Эпидемека, видневшимся из-за плеча мужчины. Назад и опять назад – наружу, в белый ослепительный блеск пустынного солнца, в пылающее пекло.
      Она уловила мельком что-то, стоявшее не слишком далеко отсюда, но не могла внимательно рассмотреть, что это такое. Вместо этого приходилось следить за человеком перед ней. Она все еще теснила его назад, пока они не очутились на самом краю храмовой мостовой. Внезапно он перекинул ремень своего оружия через плечо и произнес напоследок резкую фразу, в которой она смогла распознать угрозу, даже не понимая слов.
      Он, казалось, не желал поворачиваться к ней спиной и пошел боком, подобно крабу, косясь на нее, когда спускался по широким наружным ступеням, и зашагал прочь – весь его вид выражал злобное бессилие – к летательному аппарату.
      На взгляд Талахасси, этот аппарат обладал кое-какими чертами вертолета, но не было вращающихся лопастей на верхней части. Как только мужчина добрался до отверстия в его боку и влез внутрь, тот поднялся в облаке песка и гравия, но посредством чего – она не поняла.
      На боку летательного аппарата были изображены какие-то знаки, но эти обозначения не имели смысла для девушки.
      Снова прикосновение к ее запястью, и жрица, как и раньше, слегка наклонив голову в маске, предложила им вернуться внутрь разрушенного храма. Одна из женщин сзади заговорила, а затем плюнула вслед исчезающему летательному аппарату. Звук его отлета уже затих.
      Жрица больше не тратила времени зря. Она двинулась быстрым шагом, почти переходящим в бег, чтобы скорее достичь внутренней комнаты; Талахасси торопилась за ней. Здесь женщина в маске, встав еще раз на колени перед светящимся блоком, разразилась целым каскадом повелительных слов, говоря прямо в него.
      Талахасси подошла поближе к женщине, которая плюнула вслед отступающим солдатам.
      – Кто? – Она попыталась вложить в это слово ее собственного языка значение вопроса, при этом показывая наружу.
      Какое-то мгновение казалось, что женщина не собирается отвечать, если вообще поняла вопрос Талахасси. Потом она медленно и обдуманно произнесла одно слово:
      – Юсеркэф. – По крайней мере прозвучало что-то похожее на это.
      Часть знания Талахасси, которая уже искала в памяти незначительные беспорядочные знакомые намеки на это место, настроилась на смысл этого слова. Юсеркэф – древний нубиец – или египтянин? Она была уверена, что это – имя мужчины. Но было ли это имя командира вторгшейся группы или того, кто его послал? Если бы она только знала. Она была готова швырнуть жезлом в стену от отчаяния из-за неведения, а затем немного с облегчением посмеяться. Сможет ли она когда-либо выяснить, что случилось, где она находится и почему? «Почему» могло быть важнее всех других пунктов, подозревала она.
      Они загримировали ее, чтобы она сыграла роль. По-видимому, она была кем-то, кто, с жезлом в руке, имел полномочие изгонять вооруженных людей, которые несомненно явились сюда не просто так, а с какой-то враждебной целью. И пока что у нее было только единственное имя – Юсеркэф, – на нем надо было строить догадки.
      Имена? Они очень много значили. У некоторых народов личное имя имело такое большое значение, что они никогда не открывали его чужестранцам, чтобы не давать им посредством этого какой-нибудь духовной власти над собой. Талахасси могла начинать с имен – это первый шаг в любом языке.
      Она энергично ткнула себя пальцем в грудь и вновь спросила:
      – Кто?
      Женщина взглянула сначала на жрицу, все еще что-то мурлычущую у пластины. На этот раз ее нерешительность была гораздо более заметной. Все же она наконец ответила.
      – Ашаки? – повторила Талахасси, стараясь придать слову то же самое произношение. Затем указала на жрицу. – Кто?
      – Джейта. – На этот раз пауза была недолгой. Вероятно, женщина подумала, что раз небо не обрушилось в первый раз, то оно выдержит и дальше.
      – Джейта? – Теперь палец нацелился на женщину. – Кто?
      – Мэйкда.
      Вторую женщину звали Идия. Талахасси слегка приободрилась. Когда ей хотя бы отчасти помогали, удавалось что-нибудь выяснить.
      – Где? – она провела рукой вокруг в жесте, который, как она надеялась, должен быть понятен Идии, внимательно следившей за ней. Но три слова, затем полученные ей в ответ, вообще ничего не значили. И было очень досадно опять зайти в тупик как раз тогда, когда она добилась пусть маленького, но прогресса.
      Жрица встала перед пластиной и произнесла то, что могло быть только рядом приказов. Женщины заторопились собрать соломенные тюфяки на полу и свалили их кучей в углу. На все остальное они не обратили внимания, но корзину, из которой брали одежду для Талахасси, теперь унесли с собой. Ее поставили в тень от изваяния Эпидемека.
      Джейта занималась с пластиной, осторожно прижимая пальцы к нижней части каждого из трех прямоугольных блоков, на которых та располагалась. Как будто разъединив этим некую схему, она подняла ее, и свет тотчас же исчез с ее поверхности. Наклоном головы она подозвала Талахасси.
      Было ясно, что они готовятся покинуть храм. Уходят – но куда?
      Если бы она только могла видеть больше, чем просто глаза жрицы из-за маски. По выражению лица можно понять многое, если быть достаточно внимательным.
      Однако она попыталась еще раз, махнув рукой наружу и спросив:
      – Куда?
      Снова в ответ не больше чем одно слово, и оно тоже вообще ничего для нее не значило. И все же Талахасси поняла, что это были не те слова, которые Мэйкда произнесла раньше. Их место назначения? И как они собирались путешествовать?
      Ответ на это пришел довольно быстро: через секунду снова раздался рев в воздухе. Вернулись вторгавшиеся с подкреплением? Талахасси крепче сжала жезл. Второй отряд, вероятно, не удастся запугать так легко.
      Опять приземлился летательный аппарат, взвихрив песок и гальку темным облаком, таким большим, что оно скрыло весь вход в храм. Когда все это рассеялось, из машины выбрались какие-то фигуры и торопливо направились к ним. Снова одинаковая форма, но не тускло-зеленая, как у первого отряда, а красного оттенка, близкого к ржавому цвету. И те, кто носил ее, бесспорно были женщинами.