Анигель не сразу догадалась, что риморики больше не слушаются поводьев. Когда же увидела, куда они тянут лодку, задрожала от страха.
      — Что вы делаете? — закричала она. — Туда нельзя, мы все погибнем!
      Между тем животные решительно мчались по направлению к водопаду. Они все увеличивали и увеличивали скорость — лодка теперь летела, едва касаясь воды. Принцесса едва сохраняла равновесие и, не в силах схватиться руками за борта, крепко вцепилась в поводья. Она поверить не могла, что риморики, с которыми она так сдружилась за время путешествия, которые оказались такими разумными и добрыми существами, вдруг обезумели и, не сознавая, что делают, решили по прямой одолеть Мутарский порог.
      Плотная водяная завеса и — прямо под ней — грохочущий скат воды неумолимо приближались. У Анигель перехватило дыхание, и она безмолвно, расширенными от ужаса глазами следила, как надвигалась на нее внезапно обеззвучившаяся пропасть. От страха она никак не могла сформулировать мысленную команду — потребовать, чтобы риморики отвернули в сторону… Не было ни секунды, чтобы перехватить поводья и схватиться за амулет… Поводья натянулись так, что она того и гляди выпустит их из рук. Собственно, ее тело оказалось теперь механизмом, через которое тяга, развиваемая животными, передавалась лодке. Инстинктивно принцесса уперлась ногами в брус, образующий форштевень. Риморики еще поддали — Анигель вскрикнула. Того и гляди, руки вырвут!.. В тот момент она даже об Имму не вспомнила — решила, что пришла ее последняя минута.
      Неожиданно в сознание вновь ворвался оглушающий рев водопада. Мелкая водяная пыль начала оседать на волосах, и в солнечном свете на голове заискрились капельки влаги. Вид гигантской толщи скатывающейся в бездну воды едва не лишил ее чувств. Перед глазами замелькала сначала глубокая колеблющаяся чернота, потом она рывками начала осветляться — от густо-синего до светло-голубого, затем мгновение лодка мчалась по бирюзе, которую сменил травянисто-зеленый тон и, наконец, залил сверкающий белый свет… Край обрыва был уже совсем близко — Анигель, ойкнув, выпустила поводья, присела, вцепилась в борта лодки. Что еще накрепко отпечаталось в памяти в тот последний миг, так это два темно-зеленых веретенообразных тела, мелькнувшие в радужных отблесках, пронзившие густую водяную завесу и тут же скрывшиеся из виду.
      В эту же водяную завесу врезался и нос лодки. На мгновение она невольно глянула вниз — под ним закружили исполинские струи воды. В их круговерти мелькнуло что-то аспидно-черное — не риморики ли? Не может быть!.. Анигель ощутила томительную, невообразимую легкость во всем теле, она словно взлетела в воздух и теперь медленно парила над бездонной синью. Краем глаза выхватила небольшие домики на левом берегу, в окнах которых отражалось небо, прямо открылось широкое русло великой реки, а на самом краю могучего разлива, в той стороне, куда стремилось солнце, куда были направлены перья облаков, — Тассалейский лес.
      Она даже не заметила, как приводнилась лодка, — плеснуло в лицо холодной чистой водой, Имму что-то вскрикнула сзади, да риморики, высунув довольные морды, словно крякнули: Прибыли!
      Лодка покачалась поплавком и двинулась вперед. Перед глазами принцессы поплыли радужные круги. Она встала, с трудом поднесла руку ко лбу и тут же без чувств рухнула на дно лодки.
      Принцессе Анигель снился сон. Мать ее, королева Каланта, прогуливалась в каком-то незнакомом месте — по-видимому, это был лес, но деревья все высохли, трава пожухла. На королеве было платье, в котором она присутствовала на коронации, на голове — корона… Анигель тащилась за ней. Она сильно отстала и изо всех сил пыталась догнать маму, кричала, просила подождать, но Каланта вроде бы и не слышала ее. Принцессе ничего другого не оставалось, как поторопиться, и Анигель старалась, перешла на бег. Ее сердечко рвалось из груди, ноги уже не слушались — все было напрасно. Еще немного, и она рухнет на землю, заплачет от отчаяния, а мать тем временем совсем скроется из вида. Во сне Анигель не поддалась слабости и продолжила путь.
      Затем случилось чудо: королева остановилась, повернулась и улыбнулась дочери. Анигель напрягла последние силы — наконец мама заключила ее в свои объятья.
      — Дорогая доченька, самая моя младшенькая, — сказала Каланта. — Я думала, ты никогда не нагонишь меня. Тебе известно, что сестры идут своими путями. Как только мы тебя принарядим, все у нас будет хорошо.
      Потом королева подвела дочь к ближайшему ручью, открыла вельветовую черную сумку, достала кусок пахучего мыла и костяной гребешок.
      — Сейчас мы тебя умоем, — сказала Каланта, — расчешем, нарядим в богатые одежды, чтобы твои подданные узнали тебя.
      Она принялась тереть ей лицо мочалкой — такой грубой и жесткой, что принцесса невольно вскрикнула…
      И проснулась.
      Она лежала на мягкой подстилке из увядшей травы на берегу Мутара. Какой-то зверек, с сероватым, желто-полосатым мехом, узкой мордочкой и умненькими черными глазками лизал ей щеку. Язычок был тонкий, длинный, шершавый… Анигель вскрикнула от удивления — зверек тоже пискнул и юркнул под землю. Норка находилась у виска принцессы. Рядом в кустарнике, покачиваясь на длинной гибкой ветке, во весь голос заливалась маленькая беленькая птичка. Песня ее напоминала отдаленные раскаты грома, в которые вплетались изящные переливчатые трели. Слушать ее было так занимательно, что Анигель на несколько мгновений замерла — в хрипловатом пении нет-нет да прорезывались высокие, странно синкопированные рулады. В нескольких элсах текла река. Вода спокойно разливалась по бесчисленным протокам, омывала густо заросшие острова.
      Боже мой, жива!
      Эта мысль рождалась медленно, для уверенности Анигель подвигала руками и ногами, пошевелила каждым пальчиком, даже носом посопела.
      Здорова и невредима!..
      Она села. Оглядела себя. Платье было изорвано в клочья, из-под них проглядывало нижнее белье. И сандалии тоже не выдержали. Ремешки лопнули, подметки едва держались на ногах. Поясной ремень был на месте, и — слава Богу! — амулет чуть заметно теплился на груди. И кошелек сохранился… И тыквенная бутылочка… Кожа покрыта грязью — все уже запеклось, по-видимому, она не один час пролежала на берегу. На голове колтун!.. Самое удивительное, она совершенно не помнит, как очутилась здесь.
      Осторожно пробираясь между выброшенных на берег гниющих бревен, принцесса двинулась вниз по реке. Вся прибрежная полоса была забита сплавляемым лесом, и когда Анигель взобралась на одну из таких куч и глянула назад, перед ней открылась картина, которую совсем недавно ей довелось видеть с высоты птичьего полета. По всему горизонту к северу тянулся высоченный, покрытый редкой шерсткой джунглей уступ, словно в том месте лес вставал на дыбы. Делила этот вал тонкая серебристая полоска водопада. До него было около лиги… Тот глубокий, наполненный синью исполинский омут отсюда не был виден, так же как и строения на левом берегу, которые ей удалось разглядеть за секунды полета. Глазам открывались широкая мелкая река, стремящаяся к югу по многочисленным рукавам, да буйство джунглей, овладевших каждым островком, каждым элсом берега. Яркая зеленовато-голубая листва совсем не походила на ту, к которой она привыкла на Гиблых Топях: бирюзовые листочки были вырезаны иначе, чем в родной Рувенде. Здесь и деревья были другие, и воздух, пропитанный непривычным смолистым духом и странными запахами незнакомых цветов.
      Анигель спустилась к воде и замерла — та же радостная мысль родилась в сознании. «Я жива!» Она в восторге вскинула к небу руки. «Жива-а-а!»
      Мгновенно следом она почувствовала укор. Ты жива, а Имму? Где она? Где верные риморики? Она беспокойно глянула вверх по течению, потом вниз… Из живности ей на глаза попались только ярко-красные птицы на длинных, голенастых ногах, разгуливающие по мелководью и время от времени погружающие в мутную воду крючковатые клювы.
      Итак, что мы имеем, уже спокойно и трезво подумала Анигель. Я сохранила жизнь, но осталась одна. И где — в Тассалейской чаще. Что же теперь делать?
      Может, позвать? Подать голос? А вдруг лаборнокцы осмелели настолько, что рискнули последовать за ней? Ага, только закричи, сразу выскочат из кустов, навалятся, начнут руки крутить. Впереди этот, его светлость. Бандит ты, а не светлость! Хотя производит впечатление благородного человека.
      Так что же делать? Куда идти? Здесь такие дебри — никаких тропок! Только вот эта узкая полоса, заваленная бревнами. Стоит только отойти от берега, и можно сразу заблудиться.
      Неужели Имму и риморики погибли?
      Эта мысль буквально сразила ее. Она припомнила последние минуты, когда Имму хлопотливо раскладывала корешки на доске, готовила бутерброды. Она привязала их дорожные мешки к банке… Она никогда раньше так не делала… Она что, знала, куда риморики потащат лодку?
      — Она навсегда останется в моей памяти. Я всегда буду вспоминать ее с любовью, — прошептала Анигель. — Имму верила, что я выживу, ведь после того, как я попробовала митон, у меня сразу прибавилось и сил, и храбрости… Но про себя-то она все знала. Чувствовала, что ей не выбраться из бездны?
      Ох, Имму, Имму! Верная подруга!
      Только не распускать нюни. Имму бы это не одобрила… Мне еще предстоит одолеть такой долгий путь. Что, если отведать митон и попытаться мысленно вызвать римориков?
      Анигель нашла затененное место, откупорила бутылочку, поднесла к губам, немного глотнула. Закрыла глаза и мысленно сказала: Друзья!
      Поблизости послышался всплеск.
      Принцесса открыла глаза и увидела в воде две зеленоватые клыкастые морды. Те сразу начали выпрыгивать и кувыркаться на стремнине, потом бросились к ней и, добравшись до мели, вновь высунули морды и преданно уставились на девушку.
      Друг-человек, мы искали твою спутницу, принадлежащую к маленькому народу.
      — Имму? Вы нашли ее?
      Нет. Мы обыскали все окрестности, но вода, стремящаяся к морю, так обильна, здесь столько проток, что все не обыщешь. Может, ее тело покоится где-нибудь на мелководье…
      Анигель воскликнула:
      — Ее тело?! Вы считаете, она погибла в водопаде?
      Мы ее искали и не найти. У нас больше нет времени. Твои человеческие враги собираются спуститься по великому желобу. Они схватят тебя, если мы немедленно не покинем эти места.
      Анигель сразу стало ясно, что имели в виду риморики. Конечно, лаборнокцы воспользуются сплавным слипом и спустят свои суденышки в Великий Мутар. На мгновение она решила пренебречь опасностью и настоять, чтобы звери продолжили поиски Имму, но тут в сознании возник ее образ — женщина-оддлинг укоризненно покачала головой и погрозила ей когтистым пальчиком. Анигель вздохнула. Воспитательница — даже если она и погибла в этих водах — все равно продолжала заботиться о ней. Жесты ее были понятны — вперед, только вперед! Навстречу новым испытаниям! Имму храбро встретила смерть. Теперь Анигель, вдохновленная ее примером, должна быть во всем самостоятельной. Так что теперь не до слез…
      — Вы нашли лодку? — спросила она римориков.
      Суденышко разлетелось вдребезги. Мы нашли дорожный мешок Имму, а твой не нашли. Мы воспользуемся одной из лодок, принадлежащих, речному народу. Они спрятали их ниже по течению.
      Звери побарахтались в грязи и, работая плавниками, выбрались наконец на середину протоки, на глубину. Потом они медленно поплыли по течению.
      Делать было нечего — Анигель по берегу двинулась вслед за ними. Местами ей приходилось огибать завалы по воде — тогда ноги погружались в теплый обильный ил. Грязь тут же начинала засасывать, и девушка торопливо выбегала на прибрежную полосу.
      На странное, достаточно вместительное суденышко она набрела скоро — на него ей указали риморики. Найденная лодка была раза в два длиннее, но значительно уже, чем прежняя. Каркас собран из какого-то белого, напоминающего кость материала, соединения накрепко стянуты скрученными сухожилиями. Корпус напоминал полупрозрачное стекло и был сшит из кусков, причем Анигель обратила внимание на замечательно выполненные стежки. Кроме того, швы были обмазаны какой-то смолой, так что внутрь совсем не просачивалась вода. Анигель стащила лодку в реку, отметив, какая она легкая. На дне лежал мешок Имму. Больше ничего там не было.
      Удивленная, она обратилась к риморикам:
      — Но здесь нет поводьев. И на вас нет сбруи. Как же теперь управлять лодкой?
      Обе морды высунулись поодаль, осклабились…
      Для этого суденышка ничего такого не нужно. Оно легко, как сухое зернышко. Мы будем плыть каждый со своей стороны, подталкивать его, а ты только командуй, когда надо поворачивать.
      Принцесса влезла в лодку, устроилась на сиденье. Вытащила из кожаного напоясного мешка лист Священного Триллиума. Тут только она заметила, что верхняя часть удивительной карты, где был отмечен уже пройденный путь, начала вянуть и съеживаться. Ниже располагалось большое коричневое пятно, изображавшее озеро Вум, далее золотистая прожилка извивалась почти до самого черенка. Расстояние это соответствовало длине мизинца принцессы.
      — Выходит, мы одолели только половину пути, — обращаясь к животным, сказала она. — Теперь — никуда не сворачивая, чем быстрее, тем лучше, вниз по Великому Мутару. Никаких хитростей — чем быстрее, тем лучше, иначе нам не оторваться от вражеских солдат.
      Ты хочешь, чтобы мы доставили тебя к лесным людям, которые живут на реке?
      — Зачем? — Анигель засомневалась. — Я никогда не думала об этом. Возможно, так даже лучше. Должно быть, вы имеете в виду вайвило? Вы знаете, где расположены их деревни?
      Ниже по течению есть большая деревня, мы доставим тебя туда.
      — Отлично!
      Рыча и повизгивая, риморики принялись носами подталкивать лодку, стараясь вывести ее на глубину. Грязная жижа вокруг их плавников и хвостов прямо-таки забурлила. Лодка частыми рывками двинулась вперед, выбралась на середину протоки. Здесь риморики поплыли свободнее, уже погрузившись с головой. Вот, наконец, и главное русло. Без всякого усилия звери погнали лодку к фарватеру. Вода на глазах темнела, становилась бурой. Скоро влево и вправо раскинулась беспокойная водная ширь.
      Солнце перевалило за полдень. Анигель развязала кожаный заплечный мешок Имму, вытащила оттуда спальник и промокшую насквозь одежду и разложила на борта лодки сохнуть. Потом прикинула — ростом она будет повыше Имму, однако ее худоба позволит использовать одежду наставницы. В мешке обнаружилась широкополая, сплетенная из травы легкая шляпа, кожаная, почти невесомая накидка от дождя, запасная пара сандалий на ремешках. Съестные припасы слиплись в один мокрый ком, и принцесса принялась осторожно его разбирать: корешки, размокший хлеб, пропитавшиеся влагой сушеные фрукты, орехи. Собственно, вся эта пища служила дополнением к тому, что риморики отлавливали в реке и чем делились с людьми. Вспомнив наставления ниссомов, Анигель дала себе слово, что будет очень осторожна с незнакомыми плодами. Уж слишком много аппетитных на первый взгляд фруктов оказывалось пропитано ядом. Хвала Владыкам воздуха и предусмотрительности ее наставницы, которая не позволяла воспитаннице проводить время зря и учила ее всяким кулинарным премудростям: заставила освоить и жарку рыбы на вертелах — вот они, в низу мешка, и приготовление вкуснейшей ухи в котелке.
      Итак, что у нее имеется в наличии? Анигель мысленно провела инвентаризацию. Кроме всех причиндалов, оставшихся от Имму, есть еще нож, расческа, платок — который, кстати, тоже надо постирать, — маленькая чашка и кусочек мыла.
      Невелико богатство, но сейчас для королевской дочери эти простые вещицы были дороже всех сокровищ мира. Не так уж плохо, решила Анигель и легла на дно лодки. Главное, она в пути, рядом верные звери, и есть запас митона. Чего еще желать? Разве только прикрыть лицо шляпой, а то солнце слепит…
      Друзья, подумала она, ничего, если я немного посплю?
      Хорошая идея, подруга. Тебе следует набраться сил.
      Боже, в первый раз за все время путешествия из Нота она освободилась от этих надоевших до отвращения поводьев. Хоть несколько часов, но она побудет в безопасности и на свободе, как вольная птица. А вот Имму! Что с ней? Пропала без вести, ни слуха, ни духа! К удивлению, боли не было, горе как бы отдалилось, погрузилось в прошлое, в память… Сами собой закрылись глаза…
      Она проснулась на закате. Риморики подогнали лодку к, тенистому островку с высокой мягкой травой и чистейшим белым песком на берегу. Вечер выдался теплый, тем не менее островок время от времени продувало крепким прохладным ветерком, разгонявшим надоедливых насекомых.
      По обе стороны расстилалась великая река. Берега таяли в дымке — так, что-то блекло-розовое на горизонте. Солнце клонилось к воде — видно, устало за день, тоже хотело умыться, поспать.
      Рядом в воде крутились риморики. Принцесса поблагодарила их, и те сразу умчались на охоту. Анигель обошла остров, нашла дерево брудок, набрала сладких плодов, плотно поужинала и легла спать.
      Сны в ту ночь не донимали ее.
 
      Целый день флотилия лодок под руководством принца Антара обыскивала протоки Великого Мутара. Все было напрасно — тела принцессы Анигель и ее спутницы найдены не были. Обломки их суденышка обнаружили возле заброшенной лесопилки, и все рыцари единодушно решили, что выжить в той круговерти, которая кипела у подножия Мутарского порога, невозможно. Их мнение, правда, ничего не значило. Решение о том, стоило ли продолжать поиски, мог принять только сам великий маг Орогастус, да и то после разговора с волшебным зеркалом. Еще утром, сразу после рокового прыжка этой девицы, Синий Голос связался со своим хозяином. Теперь все ждали ответа. Тем не менее Антар не хотел тратить времени даром.
      Лагерь лаборнокцы разбили на крутом берегу возле огромного омута — здесь было повыше и посуше. Все они — рыцари, солдаты и те из гребцов, кого перевели на лодки, — напряженно ждали приказа. Вида, правда, никто не подавал, приказания исполнялись быстро и точно, однако мысль о том, что им придется в преддверии сезона дождей отправляться вниз по Мутару, всех удручала. Вечером, собираясь у походных костров, они втягивали головы в плечи, как только из раскинувшегося за спиной леса раздавалось жуткое уханье ночных филинов и рык ужасных хищников. Хор этот звучал непрерывно. Если эта дрянная девчонка окажется жива и им прикажут продолжать погоню, что, кроме собственной гибели, смогут отыскать они в этих заповедных дебрях? Если ей удалось одолеть водопад, то нечего и думать о скором возвращении в Цитадель и более-менее удобной зимовке. Главное, безопасной, чего не скажешь об этих походных лагерях… И что это за талисман такой, ради которого государственный министр готов отправить на смерть лучших рыцарей?
      К разочарованию лаборнокцев, ниже водопада им удалось отыскать только три лодки вайвило. Аборигенов тоже след простыл, так что ни средств передвижения, ни проводников. Мастер Эдзар тем временем высказывал большие сомнения, позволят ли туземцы войти чужакам в их единственное поселение Лет, лежащее ниже по течению.
      Этой ночью принц Антар уединился в своей палатке. Когда друзья, и прежде всего лорд Ованон, предложили ему вместе скоротать вечерок, он отказался. Он не мог скрыть горя, когда на его глазах принцесса Анигель погрузилась в пучину, а болтливый сэр Пенапат, оказавшийся тут как тут, пустил по лагерю слух, что его светлость даже побледнели, когда эта сучка нырнула в водопад.
      На следующее утро Синий Голос был потревожен телепатическим вызовом своего хозяина и о чем-то мысленно долго беседовал с Орогастусом. В это время принц Антар, как обычно бодрый и подтянутый, вышел из палатки и в компании сэра Ованона отправился осмотреть гигантский слип и прочие устройства и механизмы, обеспечивающие сплав леса вниз по Великому Мутару.
      — Все это сделано настолько искусно, — заметил принц при осмотре желоба для спуска плотов, — что на сердце становится грустно, когда видишь запустение.
      Собственно, слип был предназначен как для спуска, так, и для подъема бревен. Для этого требовалось загрузить большую платформу. С помощью противовесов и системы шестеренок и канатов, которые приводились в действие животными, можно было без особых усилий втянуть на верхнюю кромку немалый вес.
      — Эти рувендиане явно не дураки, — заметил лорд Ованон. — У нас, правда, в доках Дероргуилы, тоже есть подобные машины, только они куда меньше.
      — Меньше, больше… — тихо сказал Антар. — Дело в том, что с их помощью нельзя спустить вниз большие корабли. Только эти жалкие лодчонки… Но на них никак не увезти все необходимое для такого большого отряда, как наш, если нам все-таки придется идти вниз по Мутару.
      — Это точно, — согласился Ованон. — Мы тут застрянем надолго.
      — Об этом я и приказал Синему Голосу сообщить Орогастусу. У меня нет никакого желания вести людей в Тассалейские чащи на верную гибель. Да еще за какой-то непонятной штуковиной! Я больше не хочу исполнять дикие, безумные приказы и губить людей. Вот почему я очень нуждаюсь в поддержке товарищей, когда дело дойдет до критической черты и я откажусь следовать дальше.
      — Об этом даже не стоит говорить, принц. На нашу поддержку вы всегда можете рассчитывать.
      Антар задумчиво глядел вдаль, лицо его было угрюмо. Он долго молчал, прежде чем высказал свои заветные мысли.
      — Боюсь, что с помощью этой экспедиции колдун решил убить сразу двух зайцев. Прежде всего использовать неудачу, чтобы опорочить меня в глазах моего венценосного отца. Коварный колдун знал, что мне не по нраву организованная им охота на беззащитных женщин. Да тут еще на маяке вчера я не смог справиться с нервами…
      Лорд Ованон тактично промолчал.
      Антар взглянул на друга, на лице его было страдание.
      — Что делать! Я влюбился в нее, как мальчишка, Ованон.
      — Я — за, мой принц! И лучшие люди в армии вовсе не осуждают вас за это. Мало ли что с кем может случиться! Но вы четко и добросовестно исполняли все приказы короля Волтрика. Никто не посмеет сказать, что вы пренебрегли своим долгом.
      — Орогастус еще как посмеет, — с горечью возразил Антар. — Он ненавидит меня и давно строит козни. Уверяет отца, что я еще слишком молод, чтобы разобраться в большой политике и в управлении государством. Этот чертов пришелец… чудовищно жесток. И то, как мы поступили с пленными рувендианами, — его рук дело! Он досконально изучил характер моего отца и теперь вертит им, как хочет. Главным образом использует страх.
      Ованон почтительно молчал.
      — Отец раньше не был таким жестоким, — продолжал принц, — Когда я был совсем маленьким и еще была жива моя приемная мать Шонда, он был любящим мужем и отцом. Этакий весельчак, добрая душа… После знакомства с Орогастусом он резко переменился. Отец слишком долго ждал, пока взойдет на престол, к тому же несчастная Шонда оказалась бесплодной. Орогастус — не знаю, как ему это удалось, — развил в отце самые низменные страсти, раздул амбиции. Это он подал мысль казнить Шонду.
      Ованон тихо сказал:
      — Об этом все знают, ваша светлость. Ваш отец не допускает никакой критики в адрес Орогастуса. К тому же он — король!
      — Да, — кивнул Антар. — Но когда я вспоминаю ту ужасную сцену — как он сорвал корону с головы умирающего короля Спорикара, — выражение его лица, жестокость, которую он проявил во время вторжения в Рувенду, у меня появляется жуткая мысль — а не довел ли его Орогастус до безумия? Конечно, чтобы утверждать нечто подобное, нужно иметь серьезные основания…
      Лицо Ованона помрачнело.
      — Вы не один пребываете в сомнениях. Многие разумные люди в армии считают, что вторжение в Рувенду было серьезной ошибкой. Я лично думаю, что дела вскоре пойдут куда хуже, чем мы рассчитывали…
      Он замолчал, заметив бегущего к ним лорда Ринутара. Тот еще издали начал кричать:
      — Ваша светлость! Поразительные новости! Лорд Орогастус определили, что принцесса Анигель жива. Она спускается вниз по Великому Мутару. Вам приказано преследовать ее. Отряд сократить, взять только сопровождающих вас рыцарей. Каждому иметь слугу. Тут, правда, есть одна закавыка — великий маг приказал ни в коем случае не трогать принцессу, пока она не найдет свой талисман. Только потом ее нужно захватить и предать смерти.
      Антар вздрогнул, вцепился в плечо Ованона.
      — Она жива? — прошептал он.
      — Живее быть не может. Так сказало ледяное зеркало — Ринутар ухмыльнулся. — Я так и знал, — добавил он, — что вы обрадуетесь.

      Ламмергейер мысленно окликнул Харамис.
      Подлетаем. Там, внизу, пещера, которую ты ищешь.
      К утру буря утихла. Принцесса выглянула из образовавшегося на спине птицы гнездышка, в котором провела ночь, и тут же прикрыла глаза затянутой в перчатку рукой. Сверкающий на солнце свежевыпавший снег, ослепил ее. Несколько минут она сидела, уткнувшись лицом в птичий пух, потом, привыкнув, сквозь прищуренные веки глянула на ослепительный пик Джидрис, затем в ту сторону, куда указала волшебная птица.
      Хилуро по спирали снижался все ниже и ниже, направляясь к гигантскому снеговому цирку, из которого вытекала исполинская река льда. Обрушиваясь почти с отвесной кручи, она растекалась огромным потоком по широкой ложбине и разделенными трещинами языками стремилась к подножию в Рувендийскую впадину. Края трещин отливали темно-голубым цветом, поверхность ледника была испещрена длинными извилистыми линиями морен — где-то там, в среднем течении, неожиданно сверкнул золотой проблеск.