Они никогда не враждовали с зеленым племенем. В прошлом иногда даже вступали с ним в союз. Эфутур рассказал о случае, когда они высвободили поток, чтобы затопить особенно неприятное логово злых созданий, которые не пропускали всадников из Долины. Эфутур надеялся и сейчас склонить их к союзу с нами. До сих пор все такие союзы были временными и непрочными. Эфутур заметил, что из кроганов получаются отличные разведчики, потому что для них доступны все ручьи и реки; туда, где есть ручьи, кроганы и те, кто им служит, легко могут проникнуть.
Пока он рассказывал, мы выехали на широкое болотистое пространство. Но местность казалась выжженной засухой. Тростники и трава потемнели и высохли. Вдали, посредине небольших водных поверхностей, виднелись все еще зеленые заросли. Еще дальше, за болотами, начиналось озеро.
Несмотря на то, что солнце высоко стояло над головами, озеро покрывал туман. Мне показалось, что я различаю в нем острова, но туман непрерывно колебался, мешал ясно рассмотреть и вызывал тревогу. Я вспомнил болота Тор в Эсткарпе, в которых живет странный народ, захвативший в плен моего отца во время войны с колдерами. Это тоже был загадочный народ, и никто без его разрешения не решался проникать туда… впрочем, такое разрешение давалось очень редко.
Рентанцы привезли нас на край болота. Эфутур соскользнул со спины Шапурна, я тоже спешился. Полководец зеленых взял меч предупреждения в левую руку и поднес правую ко рту. Превратив ее в раструб из плоти и кости, он послал призыв, поднимавшийся, опускавшийся и снова вопросительно поднимавшийся.
Мы ждали. Я не видел ничего, кроме больших насекомых, которые летали над тростниками или бегали по поверхности воды, как будто она твердела под их лапками. Птиц не было, не видно даже следов животных в грязи, которая давно высохла и превращалась у нас под подошвами в желтую пыль.
Трижды призывал Эфутур; и каждый раз мы ждали ответа, который не приходил. И если раньше лицо жителя Долины слегка хмурилось, теперь на нем появилось выражение нетерпения. Но если внутренне он кипел из-за задержки, внешне никаких других признаков этого не было.
И он не уходил отсюда. Я уже начинал думать, сколько еще предстоит нам стоять, ожидая появления капризных обитателей озера.
Не шум насторожил меня после третьего призыва, а дрожь или порыв воздуха. Я испытывал уже такое ощущение с матерью и Каттеей. Как будто где-то движется огромное уверенное в себе существо. Я взглянул на Эфутура в поисках разгадки. Здесь действует какая-то энергия.
Мой спутник держал перед собой меч призыва, обращаясь к полоске болота и озеру, которое это болото охраняло. На солнце красные и зеленые шнуры ярко блестели, словно сплетенные из расплавленных драгоценностей. Эфутур не звал больше, просто стоял, держа перед собой свои принадлежности посла.
Среди все еще зеленых тростников, окаймляющих озеро, началось движение, которое нельзя было объяснить ветром. И из воды, погрузившись в нее по колени, поднялись две фигуры.
Они приближались к нам, легко и проворно передвигаясь по грязи, воде и через тростники; я заметил, что они человекоподобны. У них есть ноги и руки, только на ногах клинообразной формы перепонки. Руки и ладони почти такие же, как у меня, но кожа бледная и блестит на солнце.
Головы тоже человекоподобные. Но волосы короткие, прижимаются к черепу и лишь чуть темнее кожи. По обе стороны горла видны круглые пятна
— это жабры, теперь закрытые.
На них узкие набедренные повязки, сделанные из какого-то покрытого чешуей материала радужных расцветок. К поясам, придерживающим повязки, прикреплены большие раковины, которые, по-видимому, служат сумками. В руках, с перепонками между пальцами, посохи. Половина такого посоха зеленая и резная, другая половина черная и производит впечатление смертоносного оружия. Кроганы несли свои посохи острием вниз, чтобы продемонстрировать свои мирные намерения.
Когда они наконец подошли и остановились перед нами, я увидел, что хоть они и похожи на людей, глаза, которые не мигая уставились на нас, совсем нечеловеческие. В них нет белков, от ресниц до ресниц сплошное зеленое пространство — похоже на глаза снежной кошки.
— Эфутур. — Вместо приветствия передний из двоих назвал моего спутника по имени.
— Ориас? — В ответе звучали вопросительные интонации. Эфутур чуть шевельнул мечом предупреждения, и его цвета ярко вспыхнули.
Кроганы смотрели на нас и на меч. Затем предводитель поманил. Мы осторожно последовали за ним по болоту, где возможно, перепрыгивая с кочки на кочку. Пахло гнилью, что естественно в подобных местах; через несколько шагов наша обувь покрылась болотной слизью. А наши проводники, как будто были способны продвигаться по болоту, не оставляя никаких следов.
Мы добрались до края озера, и я подумал, не придется ли дальше идти вброд. Но от одного из едва видных островов к нам устремилась какая-то тень. Оказалось, что это лодка, сделанная из шкуры какого-то водного существа, плотно натянутой на обработанные и связанные кости. Сесть в такую лодку было нелегко. Рентанцы даже не пытались это сделать; они, как и наши проводники, вошли в воду и поплыли, а проводники и еще один кроган потащили за собой лодку.
Когда мы приблизились к острову, я увидел, что, в отличие от топкого берега озера, остров обрамлен широким серебристым поясом чистого песка. Болотный запах рассеялся. За песчаной полоской была растительность, какой я раньше никогда не видел. Высоко поднимались стройные стволы, заканчиваясь мягкими плюмажами, какие иногда привозят из-за морей салкары. И тень у этих растений не зеленая, а тускло-серебристая; на верхних ветвях тут и там росли зеленые и темно-желтые цветы.
Сам пляж был разделен полосками больших раковин и светлых камней на геометрически правильные участки. Между участками пролегали тропинки с оградами из выбеленных водой колышков.
Наши кроганские проводники двинулись по одной из таких тропинок, и мы с Эфутуром последовали за ними. Проходя мимо участков, я видел на них небольшие корзины и изящно сплетенные циновки. Но тех, кому они принадлежат, не было видно. Мы вышли под тень деревьев с плюмажами, и я ощутил аромат цветов. И увидел тех, кого наше появление, должно быть, согнало с пляжа. Мужчины, подобные нашим проводникам, и женщины их племени. У женщин волосы свободно распущены, и в них вплетены тростниковые ленты, украшенные цветами и раковинами. Женщины в одежде из более мягкого материала, перехваченного на плечах пряжками из раковин, на талии разукрашенные пояса. Платья светло-зеленые, желтые или серо-розовые. Впрочем, женщин мы почти не видели, потому что они держались в стороне.
Мы вышли на открытое место и остановились перед скалой, когда-то бывшей естественным выступом. Но с тех пор над ней поработали искусные камнерезы. На нас угрожающе и насмешливо смотрели чудища с глазами из раковин. Некоторые скорее забавляли своими уродливыми улыбками, чем пугали. Два таких чудища сторожили плоскую плиту, которая служила вождю кроганов троном.
Вождь не встал нам навстречу; на коленях у него лежало копье, такое же, как у стражников. Рука вождя лежала на копье, и при нашем приближении он не опустил острие.
Эфутур вонзил в мягкую землю острие меча предупреждения, оторвал руку от рукояти и выпрямился.
— Ориас! — сказал он.
Кроганский вождь был очень похож на тех двоих, что привели нас, только по его лицу от виска до челюсти пролегал старый шрам, оттягивая вниз глазное веко, так что глаз все время оставался полузакрытым.
— Вижу тебя, Эфутур. Почему я тебя вижу? — Голос у него был высокий и, как мне показалось, невыразительный.
— Из-за этого… — Эфутур коснулся рукояти меча предупреждения. — Нам нужно поговорить.
— Поговорить о копьях, о барабанном бое и об убийствах, — прервал его кроган. — Чужаки все взбудоражили… — Вождь повернул голову и своим здоровым глазом посмотрел прямо мне в глаза. — Они разбудили то, что спало, эти чужаки. Почему ты встал на их сторону, Эфутур? Разве тебе не хватает прошлых побед?
— Давно одержанные победы не означают, что можно повесить оружие под древесной крышей, чтобы оно ржавело, как будто никогда больше не понадобится, — спокойно ответил Эфутур. — Да, силы проснулись — и неважно, кто их разбудил. Приближается день, когда каждый услышит бой барабанов, даже если заткнет уши пальцами. Люди Высот, вранги, рентанцы, фланнаны, мы, жители Зеленой Долины, люди из-за гор — мы все пьем напиток братства и смыкаем наши ряды. Ибо, только объединившись, можем мы победить. Пока действуют эти силы, не спрячешься ни в небе, ни на земле… — он помолчал и добавил:
— Ни в воде!
— Не стоит торопливо хвататься за меч предупреждения. — Мне показалось, что Ориас словами скрывает мысли. Я не пытался прикоснуться к его сознанию: это могло быть опасно. Кроган продолжал:
— И один человек не может говорить за всех водных жителей. Мы посоветуемся. Вы можете оставаться на острове для гостей.
Эфутур склонил голову. Но меча не коснулся, оставив его вонзенным в землю. Нас снова провели через рощу деревьев с плюмажами на берег к лодке и перевезли на другой остров. Здесь тоже была растительность, но нормальная. Ровная площадка была вымощена каменными плитами, подготовлено углубление для костра; рядом лежала груда хвороста. Мы с Эфутуром достали свои припасы и поели. Потом я пошел на берег и смотрел на серебристый остров. Туман, рожденный словно волшебством, мешал разглядеть подробности. Мне показалось, что я вижу плывущих по озеру к острову и от него кроганов. Но ни один из них не приближался к нам; во всяком случае, я этого не замечал.
Эфутур не стал гадать, чем закончится совет Ориаса. Несколько раз он замечал, что кроганы подчиняются только своим законам и, как предупредил нас Динзил, чужакам нелегко повлиять на них. Когда он упомянул Динзила, мои предчувствия, которые я постарался отодвинуть в глубину сознания, снова ожили. И я старательно стал припоминать все, что мог, о предводителе воинов Высот.
Насколько известно зеленому племени, он принадлежит к расе Древних и является подлинно человеком. У него прочная репутация доблестного бойца. Похоже, он контролирует какие-то собственные неведомые другим силы: в детстве его учителем был один из тех творцов чудес, который ограничил собственные исследования и направил их лишь на сохранение небольшой части Эскора, в которой скрылся. Эфутур настолько высоко ценил Динзила, что я не решился рассказывать ему о своих сомнениях: да и какие у меня доказательства, кроме чувств?
С другого острова не было никаких сигналов. Мы снова поели, закутались в одеяла, чтобы поспать. Но я увидел такой злой кошмар, что сел, похолодевший и дрожащий; пот бежал у меня по щекам и капал с подбородка. Перед тем как Каттею вырвали у нас, я видел такой же сон — проснулся, не в силах вспомнить, что видел, но зная, что это дурное предзнаменование.
Я не смог больше уснуть, но не стал тревожить Эфутура. Больше всего мне хотелось покинуть остров, вернуться в Долину и самому убедиться, что ничего плохого не случилось с Каттеей и Килланом. Осмелев, я отошел от нашего лагеря и направился к берегу, глядя, как я надеялся, в направлении Долины. Впрочем, в этом месте я не мог надежно определить, где север и юг, восток и запад.
Здесь я охватил голову руками и послал мысленный призыв. Потому что я должен был знать. Ответа не было. Я собрал всю свою волю и снова позвал.
Ответ пришел слабый, очень слабый. Каттея… тревожится обо мне. Я быстро дал ей понять что не мне грозит опасность, что я боюсь за нее и Киллана. Она ответила, что они в безопасности, но что между нами где-то скрывается зло. Она попросила меня разорвать связь, пока ее не перехватило это зло и не отыскало меня. Она просила так настойчиво, что я послушался. Но не был удовлетворен: хоть она сообщила, что все в порядке, долго так не будет.
— Кто ты такой, призывающий дух другого?
Я был так поражен этим неожиданным вопросом, что резко повернулся и мой меч сверкнул в лунном свете. Но я тут же опустил острие, увидев, что она выходит на открытое место. Ее перепончатые ноги беззвучно ступали по песку. Вода озера превратила ее одежду во вторую кожу, и она казалась очень маленькой и хрупкой; бледность ее словно часть лунного света. Она отбросила влажные пряди и закрепила ленту с раковинами, которая придерживала волосы над глазами.
— Почему ты звал? — Как и у Ориаса, ее голосу недостает тембра, он звучит негромко и монотонно.
Хотя обычно я не разговариваю с незнакомцами, но тут ответил правдиво.
— Мне приснился дурной сон, такой уже бывал у меня как предупреждение. Я искал тех, о ком тревожусь: своих сестру и брата.
— Я Орсия, а ты? — Она никак не отозвалась на мои слова; словно ей важно узнать, кто я.
— Кемок… Кемок Трегарт из Эсткарпа, — ответил я.
— Кемок, — повторила она. — Да, ты один из чужаков, которые принесли с собой беду…
— Не мы принесли беду, — поправил я. Мне почему-то важно было убедить ее в этом. — Мы сами убегали от беды и пришли из-за гор, не зная, что происходит здесь. Мы только хотели найти убежище.
— Но ты нарушил наш покой. — Она подобрала камень и бросила его в озеро. Камень упал с плеском, по поверхности воды побежала рябь. — Ты совершил поступки, которые могут разбудить древнее зло. И хочешь втянуть в это кроганов.
— Не я один, — возразил я. — Мы все стоим заодно!
— Не думаю, чтобы Ориас и остальные согласились с вами. Нет. — Она покачала головой. Волосы, которые как будто очень быстро сохли на воздухе, серебряной паутиной окутали ее голову и тело. — Ты совершил путешествие впустую, чужак.
Она прыгнула, нырнула и скрылась под водой. Но она оказалась права. Когда нас утром снова перевезли на остров с растениями с плюмажами, меч предупреждения стоял там же, где оставил его Эфутур, и на нем не было знака согласия — добавочных шнуров. Не было здесь и Ориаса. Мы увидели пустой трон и почувствовали, что нам лучше побыстрее убраться с земли, на которой нас не хотят видеть.
Глава 3
— Что нам теперь делать? — спросил я, когда молчаливые кроганы привезли нас на болотистый берег и исчезли в озере, прежде чем мы смогли попрощаться.
— Ничего, — ответил Эфутур. — Они решили оставаться нейтральными. Боюсь, это будет им нелегко. — Он говорил с отсутствующим видом, и я заметил, что он взглядом разведчика обшаривает окрестные холмы.
Я проследил за его взглядом. Ничего не видно. Так ли? Солнце светит, как и накануне утром, и местность кажется пустой. Потом я увидел в небе черную точку, а за ней другую.
— Садись верхом! — торопливо сказал Эфутур. — Летят рузы. Что-то происходит на границах!
Шапурн и Шил, на котором ехал я, осторожно пробирались по дну почти пересохшего ручья. Но шли они быстрей, чем на пути сюда. Я глубоко вдохнул. По-прежнему слышался гнилостный запах болот. Я посмотрел на сапоги, чтобы проверить, нет ли на них слизи, хотя мы постарались стереть ее пучками сухой травы.
Ничего подобного. А запах гнили усиливается. Я следил за холмами, окружающими путь по ручью. Человек, участвовавший во многих войнах, таких, какие постоянно идут на наших границах, вырабатывает особое предвидение. Солнце стоит высоко и ярко светит, однако, нас пытается коснуться тень. Несмотря на жару, я надел шлем на голову, прикрыл горло кольчужным шарфом. И высвободил меч, висящий на бедре.
Мне все время казалось, что зловоние усиливается, его приносит с собой каждое дуновение ветерка, который находит путь в узкое ущелье. Эфутур больше не нес перед собой меч предупреждения. Миссия его завершена, и меч он закрепил на спине; высвободил свой силовой хлыст и держал его наготове. Словно на холмах над нами собрались невидимые вражеские силы.
— В чем дело?
Я видел, как Эфутур сжал губы, отвечая на мой вопрос.
— Те, что следят за нами, недостаточно сильны, чтобы напасть. Но рузы полетели за подкреплениями. Если бы мы смогли добраться до открытой местности…
Это нам удалось, и мы оказались на равнине с высокой спелой травой. Но равнина не была пустой. Я видел тех, кто собирается помешать нам. Видел я старых недругов, с которыми уже приходилось сталкиваться. Была здесь нечистая помесь людей и зверей; эти чудовища запрокидывали морды, пытаясь уловить наш запах, и настораживали уши. Вокруг них шевелилась трава, и я подумал о расти, которые могут в ней скрываться. Эфутур щелкнул своим силовым хлыстом, и в землю ударила такая яркая вспышка, что ее видно было даже при солнце; на земле появилось обгоревшее пятно.
Мне не хватало игольного ружья, которое было у меня за горами. Мы захватили с собой это оружие, но его припасы давно были истрачены, и ружья превратились в бесполезные трубки. Теперь придется ждать, пока враг не окажется в пределах досягаемости меча.
Серые и их невидимые союзники, расти, если это действительно были они, не нападали. Они боятся силового оружия. Но продолжали кружить на удалении. И теперь находились между нами и выходом на дорогу в Ха-харк.
— Они не должны трижды окружить нас! — воскликнул Эфутур. Я снова вспомнил свои занятия в Лормте. Если врагу удастся трижды обойти нас кругом, он сможет парализовать нашу волю. И даже если не решится напасть, мы будем пленниками в этом кругу.
Шапурн и Шил понеслись. Приспосабливаясь к взлетам и падениям подо мной могучих мышц, я в который раз подумал, что ни одна лошадь Эсткарпа не сравнится с этими скакунами. В то же самое время, хотя всегда считал, что не обучен тайнам, я прокричал некие слова из очень древних текстов.
И сразу едва не онемел от изумления. Клянусь — хотя человек, который это не видел, может мне не поверить, — клянусь, что я не только услышал эти слова, но и увидел их! Они были подобны огненным стрелам и понеслись вперед, как иглы из оружия, которого у меня больше не было. Снова клянусь: я увидел, как они ударились в землю там, где бежали Серые, и от этого удара вспыхнуло пламя, как от силового хлыста Эфутура.
Послышался и звук, громче моего крика. Это были раскаты грома. Затем над головой раздался резкий высокий вопль; Эфутур крикнул что-то, но я не разобрал его слов. Он запрокинул голову, как человек, ожидающий нападения сверху. Поднял хлыст, и резкий высокий вопль оборвался. С неба что-то упало, ударилось в землю перед нами и взорвалось темным облаком дыма; мгновение спустя Шапурн и Шил, не в силах свернуть, пронеслись через это облако, и нас охватило зловоние.
Но я не видел ни следа тела, которое должно было здесь лежать. Только дым и зловоние, а затем мы вырвались на открытый воздух.
Теперь я услышал вой Серых и писк из травы, который, раз услышав, никогда не забудешь. Конечно, там расти. Они накатились на нас волной, и Шапурн и Шил, спотыкаясь, заплясали в ярости; снова и снова ударял хлыст Эфутура, поджигая траву и расчищая нам путь. У выхода на дорогу в Ха-харк мы встретились с Серыми и сразились с ними. Мой меч рубил плоть, ударялся о кости. Шил закричал, когда когти и зубы вцепились в его шкуру. Снова я бросил слова и увидел, как враги расступаются перед огненными стрелами.
Затем послышался звук, и по сравнению с ним весь шум и грохот битвы — ничто. Ибо удар обрушился не только на врагов, но и на нас. Ослабевший, оглушенный, я прижался к спине Шила. Успел краем глаза заметить, как бессильно опустил руки Эфутур, его хлыст повис. Но я увидел также, как отшатнулись Серые, прижимая руки-лапы к ушам, словно от страшной боли поворачивая головы.
Не знаю, сколько продолжалось такое состояние. Но наконец сознание мое очистилось, и я почувствовал, как спотыкается подо мною Шил. Он сделал один шаг, другой; я поднял голову и, как и думал, увидел, что он опять идет за своим вождем Шапурном по дороге в Ха-харк. На спине Шапурна сидел, повесив голову, Эфутур. Он как будто еще не пришел в себя.
Я хотел оглянуться: не преследует ли нас враг. Но как ни пытался, не смог повернуть голову. Дело не в слабости: мои мышцы как будто не повиновались мне. А когда наконец я смог посмотреть назад, ни следа преследователей не было видно. Зловоние, которое сопровождало нас с самого озера, тоже исчезло. Но в воздухе стоял иной густой запах с металлическим оттенком, для которого у меня нет слов.
Когда мы оказались среди руин, Эфутур выпрямился и через плечо посмотрел мне в глаза. Он был очень бледен, но такого напряженного выражения я у него никогда не видел.
— Не делай этого больше! — Слова его прозвучали приказом.
— Не знаю, о чем…
— Ты разбудил древние силы, и тебе ответили. Больше не используй здесь свое колдовство, чужеземец. Я не верил, что ты тоже можешь пробуждать силы…
— Я тоже не верил, — искренне ответил я. — И не знаю, почему это сделал. Я не чародей, а воин.
Я сам не мог поверить в происходившее, хотя был его частью. Мы в Эсткарпе твердо верим, что только мудрые женщины могут контролировать невидимые силы и общаться с ними. Мое поведение совершенно неестественно. Конечно, мой отец обладал некоторыми способностями, и даже волшебницы признавали это. Вместе с нашей матерью леди Джелит он использовал силы не руки и тела, но сознания и воли.
Но что касается меня, то я не хотел иметь с этим ничего общего. Мне хватало ума понять, что эксперименты в таких делах, когда нет нужной подготовки, когда не умеешь принимать предосторожности, отъявленная глупость. Они способны причинить вред не только тем, против кого направлены, но и всем окружающим. Эфутур может быть уверен, что я больше не стану пробовать. Тем не менее, я помнил звук, для описания которого у меня нет слов, и гадал, что это было и откуда пришло.
Наверное, мы оказались надежно защищены ударом, потому что как ни оглядывались и даже возвращались назад, преследователей не обнаружили. Наконец Этуфур убедился, что погони нет, и мы выехали на мощенную плитами дорогу, ведущую из Ха-харка к границам Долины.
Когда мы проезжали мимо резных скал с защитными словами на них, Эфутур время от времени останавливался и делал знаки. Некоторые из них я знал, другие были мне неизвестны. Но я понимал, что он пробуждает защиту Долины, настораживает ее охрану. Наконец мы подъехали к главному камню, самому большому из них, — Этаяну. На камне были глубокие борозды, окрашенные зеленью. Полководец Долины повернулся ко мне и отдал приказ:
— Положи на них свои ладони.
Я испытал легкий гнев, потому что он явно подозревал меня. Ему показалось, что ради блага живущих в Долине меня больше нельзя в нее впускать. Но я подчинился его приказу, слез с потной спины Шила, подошел и прижал ладони к символам, которые были частью Силы, — никакое зло не может взглянуть на них, тем более прикоснуться.
Пальцы мои коснулись холодного камня, грубого и шероховатого, покрытого нанесенной ветром пылью; но под кончиками пальцев поверхность изменилась. Мне показалось, что зеленые полоски стали ярче, а сам камень потеплел. Но меня не поразило ударом, вообще не пришло никакого предупреждения — только ярче зелень и теплее камень. Прижимая ладони, я взглянул на Эфутура.
— Убедился, что я не предатель? — спросил я.
Он изумленно смотрел на камень. Потом протер рукой глаза, словно отгоняя туман. И наконец сказал:
— Не знаю, что скрывается в тебе, Кемок. Но кажется, ты не принесешь нам зла. Мне пришлось это сделать. — Голос его звучал виновато.
— Это твое право. — Конечно, это так, хотя моя гордость и была уязвлена. Как полководец, он не должен допускать в Долину опасность, которая может открыть в нее дорогу Великой Тени. А что он знает о нас, троих беглецах из Эсткарпа, кроме того, что мы сделали, оказавшись в Эскоре?
В конце дня мы подъехали к домам, оплетенным вьющимися растениями и крытым сине-зелеными перьями. По дороге нам встречались люди из племени Эфутура. Но горцев, сопровождавших Динзила, не было видно. Я почувствовал облегчение.
Спрыгнув с рентанцев на открытой площадке, на которой проводили совет, мы увидели, что нас ожидает пестрое общество. Лица у собравшихся были серьезные, настороженные. Первой заговорила Дахаун.
— Произошло… — она замолкла, словно с трудом подыскивала слова, — произошло нечто непонятное. Что случилось? Знаете ли вы что-нибудь об этом?
— Спроси Кемока, — коротко ответил Эфутур, и все посмотрели на меня. Киллан выглядел удивленным, а Каттея рядом с ним слегка нахмурилась.
— Сам не знаю, — сказал я. — Нас собирались трижды окружить Серые вместе с расти. Не могу сказать, почему я это сделал. Но я только произнес слова, которые узнал в Лормте. А потом… потом…
— Тебе ответили. — Это произнесла Каттея. — Неразумно, неразумно вмешиваться в такие дела, если не обучен тайнам.
Впервые в жизни я встретил в ней не удивление, которое проявил Киллан, а отчуждение. Она словно отвернулась от меня, закрыв за собой дверь. И чувства ее я не мог понять. Возможно, долгие годы учения у волшебниц заставили и ее поверить, что мужчина не может иметь дело с невидимым? Если это так, то настолько не похоже на Каттею, что я не могу с этим смириться. Но она отдалилась от меня, и я испытал такую боль, что не хотел ни следовать за ней, ни расспрашивать. Не стану ничего проверять. Иногда мы цепляемся за неопределенность, страшась точных знаний.
И я обратился не к сестре, а к Дахаун.
— Будь уверена, что больше я не стану это делать. Не знаю даже, почему я так поступил тогда.
Она сделала шаг вперед и положила руки мне на плечи. Потом — так как я выше ее — подняла голову, чтобы заглянуть мне в глаза. Но отвечая, пользовалась словами, а не мысленной посылкой; уверен: она хотела, чтобы слышали все остальные.
— То, чем обладает человек: силой, волей или даром, — всплывает на поверхность в минуту необходимости. То, что тебе ответили, поразительно, потому что мы верили, что Великие давно ушли от нас. Но ты научил нас, что с ними по-прежнему нужно считаться, и это ценное знание. Возможно, в этот день ты оказал нам большую услугу.
Ее слова как будто уменьшили напряжение. Только теперь Киллан задал вопрос о том, чем закончилась наша миссия к кроганам. Услышав, что закончилась она неудачей, он нахмурился. Полководец Долины в свою очередь спросил о тасах, и Дахаун сказала:
— Они даже не явились в ответ на наш сигнал факелом. И мы так и не знаем, означает ли их отсутствие нейтралитет или они уже вступили в союз с кем-то.
— Есть и другие новости, — добавил Киллан. — Часовые с вершин дали знак, что приближается новый отряд с гор.
— Его должна встретить и привести сюда стража, — сказал Эфутур. — Я считаю, что слуги Тени сделают все, чтобы помешать нам собраться.
Я решил выкупаться в одном из освежающих бассейнов зеленого племени и переодеться, но по дороге туда все время искал Динзила или его людей. Подошел Киллан, сел на скамью и смотрел, как я одеваюсь и застегиваю золотые пряжки на груди.
Наконец я вслух выразил то, о чем все время думал:
— Не вижу Динзила.
— Он выехал еще до рассвета. Многое нужно сделать, чтобы поднять Высоты. А что с этими кроганами?
Мне показалось, что Киллан слишком быстро сменил тему. Он как будто избегает разговора о Динзиле. Тем не менее, я пошел ему навстречу и рассказал все, что узнал о водных жителях.
— Они имеют для нас значение?
— Эфутур говорит, что они способны проникнуть всюду, где есть вода, они или существа, которые им служат. Я не видел никакого оружия, кроме копий. Однако эти копья кажутся опасными. Но разве можно быть уверенным, что у них нет другого оружия, которое они просто не показывают? Эфутур считает, что они все еще нейтральны. Он принял их решение без споров.
Это удивило меня, потому что мне казалось: у Эфутура слишком сильный характер, чтобы покорно соглашаться с отказом.
— Он связан обычаем, — объяснил Киллан. — Между этими племенами не было ни принуждений, ни просьб с тех пор, как они достигли своих убежищ. Каждый идет своим путем, и это их устраивает.
— Но обычай сейчас не спасет нас, — возразил я. — А по какому пути уехал Динзил? — Я сознательно вернулся к интересовавшей меня теме. — Киллан, ты ведь знаешь, что между нами было всегда. Неужели я стал бы делиться с тобой тревогой, если бы не был убежден, что нам троим грозит опасность?
Он посмотрел мне в глаза, как недавно сделала Дахаун, и наши сознания соприкоснулись; я раскрыл перед ним все свои тревоги.
— Я верю, что ты в это веришь, брат.
— Но… сам ты не веришь?
— Достаточно верю, чтобы быть настороже и следить за ним, когда он вернется. Однако… вот что я тебе скажу, Кемок: не распускай этот флаг войны перед нашей сестрой, это не поможет.
Я так сильно сжал кулак, что побелели пальцы.
— Вот значит как. — Это был не вопрос — утверждение.
— Она явно проявила свою склонность. И теперь будет настроена не против него, а против того, кто ее попытается переубедить. Она… она изменилась. — В его словах тоже звучала неуверенность и недоумение, похожее на то, которое я испытал час назад, когда Каттея закрыла передо мной свое сознание.
— Она девушка, незамужняя. Мы ведь знали, что когда-нибудь она посмотрит на мужчину взглядом, который не предназначен для нас. И мы принимали это… Но этот человек — нет! — Я словно принес клятву. Киллан понял это, но медленно покачал головой.
— Здесь мы бессильны. Он достойный человек и нравится ей; всякий это заметит. А ты противопоставляешь этому только неясное чувство, ощущение неправильности; она и все остальные примут это за ревность. У тебя должны быть доказательства.
Он говорил правду, но иногда ее так тяжело слышать. Так было и со мной. И снова Киллан уловил мою мысль.
— Трудно поверить, что ты призвал одного из Великих и тебе ответили. Нас учили, что такое доступно только посвященным. Ни один мужчина в Эсткарпе не шел этой тропой, так что ты можешь понять, почему Каттее трудно это принять. Но как ты это сделал?
