Экипаж был элегантно сработан, и если он принадлежал к выезду мистера Соважа, следовало заметить, что он умел выбирать. Едва мы уселись, Викторина наклонилась вперед, изучая роскошный интерьер, затянутый желтым атласом, удивленно восклицая при каждом новом открытии. Хотя мистер Соваж после замужества старшей сестры жил на положении холостяка, ландо свидетельствовало, что он разбирается в женских нуждах. В разных маленьких кармашках, которые обнаружила и продемонстрировала нам Викторина, отыскались и ларчик с черепаховым гребнем, и флакон с нюхательной солью, и зеркало, и коробка со шпильками, и подушечка с булавками.
– Мы прекрасно экипированы для любого случая, – заметила я.
– Совершенно обычно, хотя и недурно подобрано, – холодно парировала миссис Дивз.
Викторина рассмеялась.
– Какой умница мой брат. Хотя, возможно, и не он заботился обо всем, вообще-то это обязанность кого-нибудь из слуг. Ну, Огаста, куда вы нас повезете?
– Сначала, думаю, в «Китайский Базар». Вы там найдете много необычного, дорогая моя.
Мы пробирались через дорожное движение, не менее плотное, чем на деловых улицах Нью-Йорка. Помимо конных экипажей здесь в качестве общественного транспорта была еще канатная дорога, которая приводилась в движение паровыми машинами на концах линии. Викторина, восхищенная ею, пожелала прокатиться на ней, но наша предводительница была так шокирована таким отступлением от дамских обычаев, что даже сумела подавить порыв мисс Соваж.
Мы остановились возле одной из стоянок на тротуаре, предназначенных для того, чтобы пассажирам удобнее было спускаться из карет, лишь тогда она вновь улыбнулась. Лакей-негр помог нам выйти, и мы почти сразу же оказались перед весьма необычным магазином. Через весь фасад над входом было протянуто огромное полотнище, на котором танцевал огненный дракон, высунув из пасти длинный багровый язык. Из открытой двери доносился тяжелый запах курений. Оттуда же слышалось чириканье птиц – с потолка свешивались причудливые клетки с канарейками.
Китаец в синей одежде купца проводил нас внутрь, и я совершенно потерялась, рассматривая редкие и необычные веши. Однако Викторина не ушла оттуда с пустыми руками. На ее запястье появился браслет из прохладного нефрита. А за нами в красной бумаге – знак доброго предзнаменования – несли белую, оттенка слоновой кости, шелковую шаль, украшенную ветками цветущей сливы – вышивка была на тон или два темнее основы.
Из «Базара» мы направились в «Виль де Пари», где глаза радовали бархат, французская парча, воздушный газ ананасного цвета с Сандвичевых островов. Потом последовал «Уэйк-лесс», где Викторина смогла удовлетворить свой каприз относительно саше «Цветы Калифорнии», а также флакона духов, чересчур резких на мой вкус. У Сэмюэла мы осмотрели кружева, а затем перед самым полуднем зашли в небольшой магазин, принадлежавший мадам Фанни Перье. Хотя она торговала только мелкими безделушками, кружевами и тесьмой, ее магазин был прекрасно оборудован для отдыха клиентов, утомившихся в других магазинах.
Красный турецкий ковер составлял яркий контраст серому дню. На стенах было укреплено множество светильников, они искусно перемежались зеркалами в позолоченных рамах, отражавшими и увеличивающими комнату.
Мы уселись вокруг столика на стулья с позолоченными ножками. Сама мадам Перье принесла на элегантном золотом подносе белые чашки с шоколадом и тарелочки, на которых лежали тонкие ломтики пирожных, тающие во рту.
Она свободно заговорила с миссис Дивз, с которой, видимо, была в приятельских отношениях, а затем продемонстрировала нам, как бы не для продажи, но просто желая показать, новейшие забавные безделушки из тех, что имелись у нее в запасе.
Викторине очень понравился хрустальный флакон с укрепленной на нем шпилькой, – его можно было, как показала мадам, ловко приколоть в прическу, чтобы обеспечить свежесть вставленным туда живым цветам, – и она поспешила присоединить его к другим своим утренним покупкам.
Пока мадам показывала ей, как правильно с ним обращаться, я обратила внимание на женщину, которая стояла в дверях, ведущих в задние комнаты, откуда мадам Перье приносила шоколад. Незнакомка была высокого роста, в зеркалах и при свете ламп она была мне полностью видна. Годы сразу же отхлынули назад. Это о ней я думала только сегодня ночью. Передо мной была та самая «миссис Смит», знакомая моего отца.
Рядом я услышала вздох и взглянула на миссис Дивз. Румянец ее исчез. Она закрыла глаза, как будто ей вдруг стало дурно. Я машинально протянула ей руку, и она, словно не зная, кто предлагает ей помощь, или не обеспокоенная этим, схватила мое запястье и до боли стиснула.
– Нет! – услышала я ее отчаянный шепот.
Неужели Огасту Дивз так поразило появление миссис Смит? Я быстро перевела взгляд с ее искаженного лица на дверной проем. Женщина все еще стояла там и смотрела. Но к своему удивлению, я обнаружила, что глаза ее устремлены на меня, а не на мою взволнованную спутницу, и у меня появилось странное ощущение, словно она рассматривает меня не как человека, а скорее, как проблему, которую ей необходимо разрешить. Затем губы ее сложились в легкую усмешку, и она отступила назад, в тень, исчезнув так неожиданно, как если бы и вправду была персонажем какого-нибудь кошмара. Я моргнула, прежде чем заговорила.
– Миссис Дивз, вам плохо? Я могу вам помочь?
Ее лицо было почти меловой белизны, она часто дышала.
– Да, да… – даже голос ее превратился в сиплое бормотание. – Уйдем… давайте уйдем.
Мадам Перье, выражая всяческое сочувствие, поспешила проводить нас. И только когда мы снова были в экипаже, миссис Дивз, заметно напрягая силы, попыталась овладеть собой.
– Огаста, в чем дело? Вы больны? – Викторина проявила куда больше участия к приятельнице своего брата, чем выказывала раньше.
– Эта… эта женщина! Это была Мэмми Плезант… нет! – миссис Дивз выпрямилась и отчасти вернула себе обычную самоуверенность. – Не спрашивайте меня больше. Только молите бога, чтобы вам никогда не узнать этой ужасной, злобной женщины!
Я не хотела выспрашивать ее, чего нельзя сказать о Викторине. Хотя голос ее звучал мягко, и в нем по-прежнему звучала сочувственная нота, похоже было, что она получает некое наслаждение, продолжая допрос наперекор явному нежеланию миссис Дивз. Однако когда мы оставили позади место, где она так неожиданно испугалась, – а я была уверена, что причиной бегства Огасты Дивз был именно страх, – наша дама обрела свое прежнее спокойствие, и отказалась удовлетворить любопытство Викторины. К тому времени, когда мы вернулись в отель, она вновь была во всеоружии.
Однако я была уверена – она сильно переживает, что выдала себя. Стоило нам войти в номер, как она оставила нас, заторопившись к себе в комнату. Викторина же хотела непременно продолжить расследование.
– Кто такая эта Мэмми Плезант, что так расстроила Огасту? Вы кого-нибудь видели в магазине, Тамарис? Я – совсем никого.
– В дверях задней комнаты стояла какая-то женщина – вот и все.
– Всего лишь женщина? Но какая женщина может заставить трястись руки Огасты, а ее лицо так побелеть? Огаста напугана, Тамарис, по-настоящему напугана.
– Я не знаю ничего, кроме того, что мы видели женщину, – осторожно ответила я. Я не сомневалась, что это была миссис Смит: внешность у нее была такова, что тот, кто однажды ее видел, не легко бы забыл. Но я не желала рассказывать Викторине то малое, что было мне известно. А причины, по которой миссис Дивз обнаружила свой страх, мое воображение не могло постигнуть.
Послышался стук в дверь, и Викторина, которая была ближе, открыла. Вернулась она с запечатанным письмом.
– Послание для Огасты. Как вы думаете, не от Мэмми ли Плезант? – Она взвесила конверт на ладони, словно таким образом могла угадать его содержимое.
– Это не наше дело. – Я мобилизовала весь свой маленький авторитет, если таковой у меня имелся. Но это действительно было не наше дело, и мне не понравилось столь явное любопытство Викторины.
– Ах, но ведь здесь тайна, а тайны так возбуждают. Как жаль, что мы не можем прочесть его. – Викторина еще раз подбросила конверт на ладони.
Она бросила на меня такой озорной взгляд, что я в тот момент почти испугалась, как бы она в самом деле не вскрыла его. Но оказалось, что даже ее любопытство не простиралось так далеко. Она подошла к двери миссис Дивз, постучала и крикнула:
– Для вас письмо, Огаста! Нужен ответ, посыльный ждет.
Последовала пауза, такая долгая, что я поначалу решила, будто миссис Дивз не собирается отвечать. Затем дверь приоткрылась, но ровно настолько, чтобы Викторина могла просунуть конверт внутрь. Спустя несколько секунд миссис Дивз широко распахнула дверь и выплыла наружу, ничем не напоминая запуганную, затравленную женщину, недавно покинувшую нас.
– Дорогой Джеймс! Я могла бы догадаться, что Джеймс Найт непременно сделает что-нибудь такое. – Она захлебывалась словами. – Тереза здесь! Джеймс, узнав о моем возвращении, немедленно разыскал ее. О, Тереза вновь будет со мной!
Отстранив Викторину, она бросилась открывать входную дверь. За ней ожидал человек в ливрее грума.
– Пожалуйста, скажите своему хозяину, что Тереза, конечно, должна прийти ко мне. Так скоро, как только возможно… Нет, дайте мне написать записку!
Оставив дверь открытой, она подсуетилась к столу у окна, схватила листок бумаги, быстро что-то нацарапала и затолкала написанное в конверт, который вложила в руку груму. Когда дверь закрылась, она потерла руки.
– В конце концов, все всегда складывается к лучшему… – Я поняла, что она думает вслух. Затем, словно вспомнив о нас, она торопливо добавила: – Здесь остановился один мой старый друг. Он случайно увидел мое имя в книге регистрации, и оказал мне огромную услугу. До моего отъезда два года назад, у меня была горничная, которой я полностью доверяла. К несчастью, я собиралась надолго за границу, и она не могла меня сопровождать, поскольку ее мать была больна, и она не хотела ее оставлять. Но мистер Найт случайно встретил ее неделю назад, и она справлялась обо мне. Ее мать умерла, и она бы очень хотела вернуться ко мне на службу. О, Тереза должна вернуться ко мне… с нею я буду чувствовать себя в безопасности!
Думаю, она сообразила, что высказалась слишком откровенно, потому что смутилась и поспешила добавить:
– Тереза – единственная, кому я могу полностью доверять. – Это прозвучало еще менее убедительно, и она переменила тему. – Мистер Найт попросил меня отобедать с ним. Поскольку он очень помог привести в порядок состояние моего покойного мужа, я обязана с ним повидаться. Поэтому я не смогу провести с вами нынешний вечер.
Она убралась обратно к себе в комнату. Едва лишь за ней закрылась дверь, Викторина хихикнула.
– Вот и хорошо! Думаю, мы обойдемся и без вас, дорогая Огаста. – Она снова подошла к своему излюбленному месту у окна. – Тамарис, туман опять наползает. В витринах магазинов зажгли свет, а ведь еще день. В этом городе всегда такие туманы?
Она была права, в чем я убедилась, присоединившись к ней. Газовые лампы витрин вступили в безнадежное сражение с уплотнявшимся туманом.
– Сегодня ночью должно быть полнолуние, – Викторина вертела позолоченную кисть на шторе. – Но разве увидишь луну в этих сырых краях?
Она не дожидалась ответа, вместо этого она схватила меня за руку, увлекая меня обратно в уютное тепло комнаты.
– Давайте все здесь распакуем, – она указала на свертки и коробки, принесенные из экипажа. – Я хочу еще раз взглянуть на свои сокровища.
Вокруг разлеталась смятая бумага, когда мы освобождали из упаковок надушенные перчатки с вышивкой, зонтик, отрезы шелка – их Викторина любовно погладила.
– У Амели талант к шитью. Она может взять это – и вон тот газ, и эти белые розы, сложить вместе и получится такое платье, что даже сердце моего угрюмого братца может дрогнуть, когда он увидит меня в нем!
– У мистера Соважа сердце вовсе не жестокое! – Только ли по обязанности у меня вырвался этот протест? – Ведь всем этим, Викторина, обеспечил вас он.
Она взглянула на меня, слегка наклонив голову: ее блестящие глаза расширились, полные губы тронула улыбка.
– Да, Ален очень щедр. – В ее ответе слышалась слабая тень насмешки. – Я должна быть искренне благодарна за его щедрость. Если я об этом забуду, тогда ваш долг, Тамарис, напомнить мне. А когда он вернется, я отблагодарю его, как подобает доброй сестре. Вы увидите!
Я подумала, что лучше не углубляться в эту тему, а то она снова попытается проверить, как далеко простирается над ней моя власть. Я с весьма чувствительным огорчением подумала, что она еще не готова признать родственных связей с моим работодателем, как он того желал. Возможно, это превышает или превысит мои силы. Для подобной задачи следовало бы выбрать компаньонку постарше и поумнее.
Ее улыбка стала шире.
– Бедная Тамарис, вас так легко огорчить. Я хорошо знаю, что Ален желает мне счастья… в пределах своего собственного понимания. У меня был хороший день. Мне понравился Сан-Франциско, несмотря на туман. Это не Париж, но и в нем есть свои достоинства. Посмотрите… сейчас я окружена некоторыми из них!
Затем явилась Амели, и принялась спорить или, точнее, разыгрывать некое театральное представление со своей хозяйкой по поводу той или иной покупки. Видя, что они обе увлеклись, я ушла к себе в комнату, но на душе у меня было неспокойно.
Глава пятая.
Разумеется, утром меня искушало желание тоже что-нибудь купить. Приступ благоразумия сменился угнетающим чувством неудовлетворенности. Цены здесь были высоки, и в этой поездке по магазинам я могла бы легко потратить на пустяки больше, чем получала в Эшли-Мэнор за три месяца. А этого я себе позволить не могла.
Но все это еще мало значило в сравнении с поведением самой Викторины. Я была обязана как-то повлиять на нее, или я не та наставница, в которой нуждается мистер Соваж. Если обнаружится, что это так, то мне придется откровенно сознаться в своей неудаче и как можно быстрее исчезнуть. Правда, большую часть времени, несмотря на вспышки своего темперамента, Викторина была достаточно послушна.
Хотя мое беспокойство было мало обосновано, оно все еще не отпускало меня. Я решила ждать и наблюдать, а по возвращении мистера Соважа переговорить с ним и поделиться сомнениями относительно моей пригодности к обязанностям, которые он мне поручил.
Когда я вернулась, убрав пальто и шляпу в гардероб, мой взгляд упал на бювар. Там было мое письмо-дневник к мадам Эшли. Чего бы я не отдала сейчас, чтобы войти к ней в кабинет и попросить совета. Это было… Я даже не смогла бы четко сформировать свои смутные желания, но должна была всеми силами бороться против бесплодных мечтаний. Мое письмо… Оно не удовлетворяло меня. Хотя в нем было сказано много, однако слишком мало говорилось о том, что озадачивало и огорчало меня. Я решила немедленно дописать его и отправить.
Когда я открыла бювар, я снова поняла, что мое личное имущество опять потревожили. Страницы письма были перепутаны. Адресная книжка в коричневом переплете, перламутровая ручка, тонкие листы индийской бумаги, подходящей для таких длинных писем, конверты, маленькая хрустальная чернильница с печаткой на крышке, воск, личная печать моего отца – все было на месте. И все же я была уверена, что это изучали, возможно, даже читали письмо!
Я схватила его и торопливо просмотрела страницы. Нет, я не доверила своих подозрений бумаге. Я писала только о стране и о путешествии по ней – день за днем. Здесь не было ничего, чего бы не мог прочитать хоть весь мир. Но при мысли о том, что это могло быть прочитано украдкой, меня охватила ярость – та же самая ярость, что я ощутила, когда узнала, что кто-то трогал мои семейные реликвии.
Я позвонила Хетти. В конце концов, она может сказать мне, кто входил в эту комнату сегодня утром.
Но на звонок явилась не Хетти. Эта служанка, тоже цветная, была много моложе, более самоуверенна, пожалуй, даже развязна, и смело глядела на меня. Я почувствовала, хотя и не смогла бы это доказать, что она вполне годится на роль шпионки.
– Я вам нужна, мисс?
На грани бесстыдства были не только ее манеры, но и миловидное лицо, и гибкое, хорошо сложенное тело, которое не могло скрыть даже грубое платье служанки. «Она мулатка, – решила я, – и может легко увернуться от любого неуклюжего вопроса, который я в состоянии задать».
– Где Хетти?
– Хетти ушла, – она лукаво взглянула на меня, как если бы ожидала какого-то другого вопроса, возможного столе. Я решила, что лучше не спрашивать ничего такого.
– Как твое имя?
– Сабмит
, мисс.
От неожиданности я едва не рассмеялась. Кроткое старинное пуританское имя для этой девушки было фантастической нелепостью.
– Прекрасно, Сабмит. Будь добра, расстегни мне платье.
В действительности я не хотела, чтобы она ко мне прикасалась, но нужно же было придумать предлог, чтобы оправдать свой вызов. Думаю, она изрядно забавлялась, пока проворно расстегивала крючки и помогала снять мою тяжелую юбку со складками.
Она была превосходна в своей роли – быстрая, чистоплотная, хорошо знающая обязанности горничной. Когда она подошла к гардеробу, чтобы повесить мое платье, то неодобрительно прищелкнула языком и покачала головой.
– Уж эта мне Хетти, никогда ведь не возьмет утюг и не подгладит, что там висит. Давайте-ка я все это поглажу, мисс. Чем дольше оставляешь висеть смятую одежду, тем тяжелее потом с ней управляться.
Я кивнула в знак согласия. И чем больше Сабмит двигалась вокруг, комментируя то одно, то другое, но теперь уже почтительным тоном, тем больше казалась истинной горничной. Мое воображение несколько улеглось.
Пока она трудилась, я закончила свое письмо, и запечатала его. Сабмит, забрав мои платья, ушла. И едва лишь она вышла, раздался стук в дверь, и вошла мисс Дивз.
Волосы ее были распущены по плечам, в руке она держала гребень. Она принялась ходить взад-вперед, игнорируя мое предложение сесть.
– Если бы Тереза была здесь! – Она держала гребень перед собой, глядя на него так, словно забыла, как им пользуются. – Она так умна. Амели, конечно очень хороша, но ее первый долг служить Викторине, и только Тереза знает, что именно нужно мне. И еще… – Теперь она остановилась, глядя на меня, явно смущенная – Я… против собственного желания я должна заговорить о том, о чем не хотела бы упоминать. Но мой долг принуждает меня предупредить вас.
Ее самоуверенность снова слетела с нее. Она снова принялась расхаживать, ее полурасстегнутый халат распахивался, изрядно обнажая пышную фигуру. Она заговорила полузаконченными фразами, тяжело дыша, словно на бегу или подгоняемая временем.
– Эта Мэмми Плезант… Она… Она – дьявол! Что она делала… нет, я не могу вам сказать. Я могу только предупредить вас. Не вступайте с ней ни в какие отношения ради вашего же будущего и спокойствия вашего духа.
– Но почему я должна вступать, как вы выражаетесь, в какие-то отношения с этой женщиной?
Она снова остановилась прямо передо мной, изучая мое лицо, словно была не совсем уверена, стоит ли сказать. Но когда она заговорила, в ее тоне опять слышалось нечто от ее прежнего холодного превосходства.
– Именно. У нее нет причин искать подходов к вам. Но она жаждет власти. И в ее интересах будет наложить руку на любого из домочадцев Соважей. Я думаю, она попытается добраться и до Викторины. Я, конечно, предупрежу Алена. Но до его возвращения ваш долг – проследить, чтобы она не встретилась с его сестрой. Милое дитя так импульсивно, что ее может привлечь необычное…
– Эта Мэмми Плезант предсказывает судьбу? – логически предположила я. – Это ее способ добиваться власти?
– И это… и другие пути. Для вида она разыгрывает из себя служанку, причем превосходную. Но есть те, кто знает ее мужа. – Огаста Дивз сцепила руки. Я понимала, что она разрывается между необходимостью предупредить и страхом, принуждающим ее молчать.
Я знала, что она боится женщины с разноцветными глазами. Возвратясь мысленно ко встрече в магазине, я вздрогнула. Ведь миссис Смит явно смотрела на меня. Но мой отец не считал ее злодейкой, и если могла женщина, с которой он вел дела, превратиться в Мэмми Плезант, внушающую миссис Дивз столь сильный страх, то что с того?
– Конечно, я приложу все усилия, чтобы удержать Викторину от подобных встреч, – согласилась я.
Она кивнула.
– Хорошо, что вам вскоре предстоит уехать на Ранчо дель Соль, очень далеко от города. И…
– Мадам, здесь кто-то пришел повидать вас. – Вошла Амели. При звуке ее голоса миссис Дивз вздрогнула, как от удара, но вышла к гостю, и через мгновение я услышала ее голос, полный душевного привета:
– Тереза! Как хорошо снова увидеть тебя! О, Тереза, мне так тебя не хватало… – Затем – стук закрываемой двери, и за ним – молчание.
Я решила не принимать близко к сердцу ее предупреждение. Те, кто прорицает, предсказывая будущее или те, кто (как верят глупцы) могут вызывать духов, способны добиться сильного влияния на простаков, но мне было слишком трудно поверить, чтобы миссис Дивз могла пойматься на это. Она произвела на меня впечатление особы, добивающейся желаемого хладнокровными интригами, не поддающейся порывам чувств. Однако, она была явно потрясена и напугана.
Я не представляла, каким образом Викторину можно привлечь всякой там сверхъестественной чепухой; за время нашего недолгого знакомства она ни разу не обращала внимания на такие вещи. И теперь, под моей охраной, я была уверена, она не падет жертвой соблазна подобного рода.
Как бы я хотела, чтобы мистер Соваж был здесь! Он даже не упомянул, что в Сан-Франциско можно встретиться с такой разновидностью безумия, а я так нуждалась в его авторитете и знаниях, чтобы с этим бороться. Я знала, что во всех городах случаются преступления и прочие ужасы, обычно скрытые от того класса людей, в котором я сейчас вращалась. Хотя отец оберегал меня от жизненной грязи в портах побережья, он никогда не путал, как это обычно бывает, невежества с невинностью. Осторожно и деликатно, как только мог, он открывал мне некоторые аспекты жизни, в которых люди, в равной мере унижая и унижаясь, применяют подлые, низкие средства, чтобы обеспечить свое существование. В городах есть улицы, по которым женщина не осмелится даже пройти, если она еще не погрязла во зле. И порок таится не только в грязи. Его можно найти под прекрасной внешней оболочкой в самых счастливых и респектабельных домах.
Такие вещи понимают, но не обсуждают. И пока будет сохраняться эта оболочка пристойности, общество будет сохранять status quo. Возможно, в будущем, когда придет время большей открытости, искренность и правда смогут противостоять злу. Но не сейчас.
Я была в состоянии понять, что Викторина, наследующая часть столь значительного состояния, как то, что принадлежало Соважам, будет сочтена превосходной добычей теми, кто рассчитывает нажиться неправедными средствами. Однако при порядках, существующих в кругах, к которым она принадлежит, эти темные личности не осмелятся нападать открыто.
Мои мысли снова вернулись к Амели, а еще – к темной фигуре на затянутой туманом палубе и к прошлой ночи, когда я нашла Викторину лежащей в наркотическом сне. Принять на себя исключительную ответственность я не была готова. Вот вернется мистер Соваж – он сможет решить, что следует делать. Предупреждение миссис Дивз, возможно, возымеет для него больше веса, чем перечень необъяснимых случайностей, который могу представить я.
Они – старые друзья, возможно, даже больше, чем друзья. При такой ставке, как безопасность его сестры, она будет с ним более открыта. Кроме того, она права – чем скорее мы сменим этот скованный туманом город на сельский дом, тем лучше.
Когда я через некоторое время вошла в гостиную, там было пусто. Викторина с трофеями своего набега на магазины исчезла в своей спальне. Ее дверь была слегка приоткрыта, оттуда слышалось беспрерывное журчание диалекта, которого я не понимала. Я подошла к окну.
Туман сгущался. Вздрогнув, я плотнее запахнулась в шаль и подумала, что следует позвонить лакею, чтобы разжег огонь в камине. Вид огня бодрит так же, как и тепло. Когда я двинулась к сонетке, то увидела белую бумажную полоску на ковре возле двери, так как если бы бумажку просунули из холла.
Это был конверт и на нем стояло мое имя, выведенное уверенным почерком. Содержал он единственный листок, который я и поднесла к ближайшей лампе.
«Дочери капитана Джесса Пенфолда. Будучи многим обязанной вашему отцу, я беру в руки перо, чтобы предостеречь его дочь. То, что вы видите, может быть не тем, чем кажется. Смотрите внимательно и будьте осторожны. Если будете в будущем нуждаться в друге, как в прошлом нуждалась я – и обрела его, пошлите известие миссис Плезант, 92, Вашингтон-Стрит».
Миссис Плезант – Мэмми Плезант! Я смяла письмо в шарик, радуясь, что рядом никого нет. На одной чаше весов лежала память, на другой – предупреждение миссис Дивз. Если правда, – а я была в этом убеждена, – что миссис Смит и миссис Плезант одно и то же лицо, то я склоняюсь в ее пользу. Как сильно я нуждаюсь в руководстве! Если бы я сейчас могла с кем-то посоветоваться… Не с миссис Дивз – я шарахалась от мысли обсуждать это с ней.
Позволить ей узнать, что в прошлом я встречалась с женщиной, которую она назвала «дьяволом» значило дать ей в руки оружие против меня. Я должна знать больше… но к кому я могу обратиться? Мой пол, возраст, положение здесь таковы, что невиннейшая фигура речи может вызвать призрак скандала. А досужие языки облекут призрак плотью. Я не услужу ни мистеру Соважу, ни себе, возбуждая сплетни.
Стук в дверь заставил мое сердце забиться быстрее. Я почти верила, что это сама загадочная Мэмми Плезант. Однако когда я открыла, передо мной был один из лакеев, держащий поднос, на котором лежала визитная карточка с запиской. А на ней я с явным облегчением прочла фамилию «Кантрелл».
Хотя сама я ничего не знала об этом молодом человеке, мистер Соваж ценил его достаточно высоко, чтобы выбрать нашим спутником на время своего отсутствия. И у меня была достаточно веская причина увидеться с ним сейчас, чтобы попросить его обменять мой небольшой запас банкнот на деньги, имеющие хождение здесь.
– Просите мистера Кантрелла войти.
Поскольку записка была адресована в равной степени Викторине и мне, я сочла, что могу позволить себе свободу такого приглашения.
Следовало бы позвать Викторину, но мне нужно было несколько минут побыть с гостем наедине. Осмелюсь ли я задать ему некоторые вопросы, смущающие мой мозг, после того, как попрошу помочь мне с наличными? Сначала следовало выяснить, достаточно ли он благоразумен.
Достав кошелек, я позвала Викторину. Амели ответила, что ее хозяйка одевается, но она передаст ей записку.
Ждать пришлось недолго. Интерес мистера Кантрелла к Викторине был заметен с их первой встречи; возможно, он решил, что приглашение исходит от нее. Если даже и так, он был джентльменом в достаточной мере, чтобы не выказать удивления, увидев меня одну. Я сразу приступила к делу, процитировав предупреждение миссис Дивз, что ни один здешний торговец не принимает банкноты. Он согласился с этим и предложил свой собственный кошелек, чтобы поменять те деньги, что были у него с собой, а остальное обещал принести из банка. Но мои с трудом сберегаемые накопления были столь малы, что он мог бы перекрыть их, выложив на стол маленькие золотые и тяжелые серебряные монеты. Поблагодарив его, я решила добиться, наконец, хоть какого-то ответа на терзавшие меня вопросы.
– Мистер Кантрелл, есть один вопрос, задать который я имею важные причины. В сущности, я хотела бы спросить об этом мистера Соважа, ибо это может иметь для него большое значение.
Я собрала все свое мужество, в то время как он взирал на меня с той степенью удивления, на какую был способен. И тут я нырнула с головой.
– Не могли бы вы предоставить мне какую-либо информацию о женщине, именуемой миссис или Мэмми Плезант?
Удивление его переросло в потрясение. Лицо приняло странное отсутствующее выражение, что могло быть вызвано как отвращением, так и страхом.
– Смею ли я спросить, где вы слышали об этой особе, мисс Пенфолд?
– Я имею основания полагать, что мы видели ее сегодня, и что она интересовалась нами.
Ненавязчиво намекнув, что здесь может быть замешана Викторина, я подобрала верный ключ. Он кивнул.
– Да, это возможно. Отлично, мисс Пенфолд, но запомните, то, что я скажу – в основном, слухи. Этот город – настоящий кладезь странных историй, и по улицам его ходят люди с весьма необычным прошлым. Миссис Плезант – весьма респектабельная домоправительница мистера Милтона Лэнтина. Вдобавок она владеет и управляет меблированными комнатами, которые сдает некоторым высокопоставленным джентльменам. Она питает огромный интерес и выказывает большую симпатию представителям негритянской расы. До отмены рабства она была известна тем, что использовала некоторые положения калифорнийских законов, чтобы освободить рабов, завезенных на юг против их воли. Она делала значительные вклады в дело Федерации на протяжении войны, а затем обеспечивала работой освобожденных рабов в различных заведениях – в прачечной, на извозном, при сауне и так далее. Она организовала неофициальное агентство по найму, поставляющее вышколенную прислугу не только для отелей, но и для частных домов.
– Все это звучит, как если бы она была во всех отношениях уважаемой особой. Однако ваше поведение наводит на мысль, что это не вся правда, – заметила я.
– Дальнейшее – только слухи. Полагают, что она вызнает тайны, порочащие тех людей, которых она хочет держать под контролем. Так она может оказывать давление, в конечном счете добиваясь собственных целей. Но, повторяю, я лишь передаю слухи. Правда… это только то, что можно доказать. Однако, я не пожелал бы какой-нибудь леди моего круга знакомства с миссис Плезант.
– Благодарю вас. Ваша откровенность может оказаться очень полезной.
– Есть еще одно… – Сейчас он, казалось, был смущен, словно собирался повторить такое, что я могла счесть нелепицей. – Про нее также говорят, будто она – «королева вуду». Это, насколько мне известно, высшая жрица в некоем языческом культе…
