– Капитан и некоторые другие сейчас находятся на Кабаньем подворье. И их держат не черные стервятники. Это наемники, по-моему, из Лаккуа. Из генеральских. Они оставили несколько слуг, но хозяйку с дочерьми вышвырнули на улицу, а хозяина повесили. Это не слухи, его действительно повесили за то, что он не пожелал отдать меч Гидеона. Говорят, на нем заклятье, и они пытались вытрясти из хозяина тайну меча. Но меча они не получили. Похоже, что и не получат.
У всех старинных городов вроде Мерины есть свои герои и героини, а также драгоценные реликвии прошлого. Предания об их подвигах столько веков передавали из уст в уста, что они в конце концов превратились из обычных деяний в настоящие чудеса.
– Меч Гидеона, – тихо повторила она.
Некогда Мерине пришлось столкнуться с врагом, куда более страшным, чем император. Некий искатель знаний, который был не просто магом, – причем искусным магом – осквернил сам Свет. Тогда явился человек (или ангел, принявший человеческое обличье), который сражался в великой битве с этим магом Икткаром. Черный маг был убит невзирая на все свое искусство, но исчез и спаситель людей, остался только его меч. Некоторые хотели поместить его в Храме. Но мнения разделились – оружие (какой бы цели оно ни послужило), по мнению тогдашней первосвященницы, не могло находиться в Храме, месте мира и спокойствия.
Поскольку тот человек, Гидеон, выковавший себе этот меч и отправившийся на битву с врагом, был работником с Кабаньего подворья, гильдия кузнецов провозгласила его своим святым и повесила его меч в Доме гильдии, приняв все меры безопасности.
– Генерал, значит. Он уже два раза приходил с рабочими из лагеря, чтобы попытаться снять меч со стены. Теперь они думают, что он просто придет и разнесет дом по кирпичику.
Лидана посмотрела на проклятые камни. А что, если Катхал завладеет мечом или чем-нибудь более опасным? Ведь возможность есть...
Затем она вспомнила о вдове хозяина.
– А как госпожа Фортуна?
Возможно, если ее муж знал секрет, то она расскажет ей о нем, чтобы отомстить убийцам мужа.
– Она нашла убежище у Слуг Бедняков, – тут же сказала Скита. – Она не выходит за двери, поскольку боится за себя и дочерей...
Значит, она, возможно, знает больше, чем все думают. И долго ли ждать до того, как Катхал, знаменитый своими зверствами, ворвется в обитель, чтобы схватить ее? Королева была уверена, что генерал испытывает еще меньше благоговения перед Сердцем, чем в последнее время император.
И снова Скита прервала ее раздумья:
– Они поставили прямо у монастыря часового – правда, не из черных. Так что пока она в безопасности.
Лидана кивнула. Она уже обдумывала следующую задачу. Еще одно кольцо? Нет, камень, о котором она подумала, слишком велик для кольца. Но она заметила, что все имперские офицеры носят на левой руке тяжелые браслеты-наручи, очень широкие, которые могли использоваться в рукопашной вместо щита.
Среди оправ у нее был щиток для запястья, что носят лучники – вот нежданная удача! Она хранила его лишь потому, что его край был искусно украшен затейливым узором. Она достала его и взяла другой камень. Скита судорожно вздохнула:
– Этот?! Неужели это тот самый камень?!
– Капитан отнял его у Фризала, когда зарубил его на юте его собственного корабля при Грейзе. Да, я знаю, что такое этот камень, хотя как он попал к Фризалу, мне неизвестно. Это «Уста Уора».
Блестящий черный камень необычной огранки. На одной из граней было вырезано подобие сомкнутых губ. Обратная сторона представляла собой гладкий овал. Лидана взялась за работу, но дело предстояло долгое, требовавшее всего ее умения. Когда работа была закончена, камень был вставлен гладкой стороной наружу, а «уста» были спрятаны. Она не знала, насколько сведущи в этом деле имперские офицеры, но надеялась, что ее хитрость не скоро раскроется.
Глава 30
ШЕЛИРА
Шелира – или, скорее, Раймонда, поскольку она снова была в этой роли – стояла у фонарного столба неподалеку от группы цыган и смотрела, как один из плясунов танцует перед усталыми работниками. Она зевнула. Ночь была долгой, и хотя она спала сегодня и так меньше обычного, пришлось урезать и те недолгие часы, что оставались. Как раз сейчас она пыталась оценить настроения в городе. Ничего удовлетворительного. Она надеялась на открытое выступление, но Мерина, казалось, была запугана до смерти, она покорилась, готовая принять все, что пожелает сделать с ней император. Город с каждым новым ударом становился все покорнее, все ниже сгибал спину под очередным ярмом. Теперь на улицах были не только черные стервятники Аполона, но и наемники Катхала, выполнявшие все капризы генерала. Где-то маячили и люди Леопольда, но они были не слишком на виду. Они не предпринимали попыток ввести каких-либо новых запретов для горожан, но и не мешали наемникам и черным. Мерина была не под одним хозяином, а сразу под тремя, и беда была в том, что все три власти вводили свои собственные правила.
– Вот ты где! – кто-то сзади схватил Раймонду за локоть. Она бессознательно резко обернулась, чтобы нанести удар, но вовремя успела взять себя в руки и изобразить страх. Ее держал не черный, а один из наемников. Первые были куда опаснее, но наемники были как бешеные псы, и понять, что он будет в следующее мгновение делать, было совершенно невозможно. У него была противная рожа, щербатый рот, и из этого самого рта воняло.
– Тебе чего надо от моей сестры? – Один из цыган втиснулся между Раймондой и наемником, заставив его отпустить ее. Бруно, здоровенный парень, который укрощал даже самых бешеных коней, был способен запросто напугать даже самого горячего жеребца. Даже наемник Катхала попятился, хотя довольно быстро взял себя в руки.
– Она тут стоит, платье на ней как у плясуньи, но плясать она не пляшет, – прорычал наемник. – Так чего она тут торчит без дела? Для таких, как она, в империи есть законы. Она должна жить в имперском борделе, платить налог и всегда быть под надзором...
– Она не из таких, гайо, – рявкнул в ответ Бруно. – Придержи свой грязный язык. И она не пляшет потому, что мы еще не дошли до северных танцев, понял?
Бруно взял ее за подбородок как ребенка, она захлопала ресницами и потупила взгляд.
– Она пляшет по-северному, без притоптываний, без каблуков, – продолжал Бруно. – Это тебе не фламанка, тут другая музыка нужна.
Наемник перебил его.
– Так играй северную музыку, ты, орясина! Или я заберу ее как шлюху! Если она плясунья, то лучше пусть пляшет!
Раймонда вздрогнула от страха и подумала – как хорошо, что она не выходит из Цыганского квартала одна. Цыган было довольно много, чтобы защитить ее – пока. Но если она выйдет на улицу одна...
Бруно увидел, что наемник и так взбешен, так что незачем дразнить его дальше, и дал знак музыкантам.
– Северную зигану, ребята! Поживее!
"Поживее. Чем быстрее я двигаюсь, тем меньше заметны мои ошибки, и если этот бык не знает северного стиля, то не заметит, что я не так переставляю ноги и не так двигаю руками.
Надеюсь, что не заметит".
Раймонда приняла позу, встав в середине круга, и так стояла во время вступления. В отличие от южных плясок, которые тоже начинались с определенной позы, но с горделиво-вызывающей, она завела руки за голову, сплела их, слегка выгнув спину. Мелодия закружилась сразу быстро, и она пошла в ее ритме. Она изгибалась, как ива на ветру, кружилась, как водоворот, юбки закручивались вокруг ее бедер, меняя цвет и узор движения. Обычно южные танцы исполнялись под гитару и кастаньеты или перестук каблуков. Северные обычно шли под скрипку и тамбурин. Южная фламанка была танец-поединок, танец гордых поз и дроби каблуков. Северная зигана – танец тоски и мольбы, танец гибкий, кружащийся. Если фламанка – огонь, то зигана – вода и воздух.
Вдруг кто-то из цыган, едва ей знакомый, прыгнул в круг. Теперь плясать стало легче – она следовала за ним, а он помогал ей, поднимая ее и вращая. Она благодарно отдала свой танец в его руки и следовала малейшим указаниям его тела.
Темп ускорялся, они оба кружились быстрее и быстрее вокруг незримого центра, словно на привязи. Она устала, дыхание со свистом вырывалось сквозь стиснутые зубы, в боку кололо, по лицу струился пот, а музыка все продолжалась, заставляя ее и ее партнера продолжать танец...
И вот, наконец, они остановились, и все силы покинули ее. Она упала к ногам своего партнера в традиционном окончании зиганы. Она лежала на брусчатке, спрятав лицо в волосах, еле дыша от усталости.
Аплодисментов не было, но она и не ждала. Хорошо, что хоть грубых ошибок не наделала. Она просто лежала, переводя дыхание. Колотье в боку постепенно прекратилось, и когда она уже была готова встать, кто-то коснулся ее плеча. Она подняла голову и увидела улыбку своего партнера. Он протянул ей руку, и, опираясь на нее, она поднялась.
– Ты здорово плясала, сестра, – прошептал он ей на ухо по-цыгански. – Почти как моя жена. Напомни, чтобы я показал тебе некоторые движения, когда мы вернемся домой. – Он глянул на мрачных наемников, на молчаливую толпу. – Думаю, мы там скоро окажемся. Тут нам делать нечего.
– Видишь? – прервал тишину голос Бруно. – Танцует. Доволен?
Наемник что-то прорычал, подняв губу.
– И что? Может, мне лучше все равно забрать ее. Та девка, Шелира, сбежала. Может, она и есть Шелира.
Раймонда оцепенела от страха. Рука поползла к спрятанному ножу. Ее партнер предостерегающе стиснул ее руку. Но прежде чем кто-то успел принять эти слова всерьез, его собственные приятели разразились хохотом.
– Тебе небось солнышко тыковку напекло, Гунтур! Или ты лихорадку болотную подцепил где? – заржал один. – Эта? Принцесса? Да где благородной мадамке научиться так плясать? Да еще чтоб она жила с этими подонками? Да они бы не задумываясь обобрали ее догола и спустили в канал!
Теперь уже Раймонде пришлось сжать руку своего спасителя, поскольку лицо его потемнело от оскорбления и он уже шагнул было вперед. Судя по лицам остальных, цыгане сумели усмирить свой гнев, хотя и с трудом.
«Они просто подталкивают нас к драке, чтобы иметь повод упечь нас всех за решетку. Они хотят добраться до нашего квартала, а сейчас у них нет повода вломиться туда».
Похоже, не ей одной пришла в голову такая мысль, поскольку Бруно снова выступил вперед и презрительно плюнул на мостовую – но не под ноги наемникам.
– Ха. Да тут одно дурачье, им что настоящий танцор, что медведь. Раз нас не оценили, идем домой Идем, братья!
Он побрел к воротам Гордо. Все остальные незамедлительно собрали свои вещи и пошли за ним. Раймонда шла в окружении немногих женщин, ее партнер не выпускал ее руки из своей, и держались они в самой середине. Ее снова прошиб пот, на сей раз от облегчения. Опасность была так близка, так близка! Если бы не Бруно и тот, другой цыган...
Но как долго ей еще будет везти?
Глава 31
ЛИДАНА
Королева не следила за временем. Смутно осознала, что Скита ушла. Лидана сосредоточилась на работе, но мысли о Саксоне и мече Гидеона не покидали ее. Саксона нужно освободить, а меч – меч должен стать оружием, которое, как она надеялась, послужит их освобождению. Она выпрямилась, размяла затекшие пальцы, распрямила плечи. Все болело.
Мать предостерегала ее против использования этих камней. Но она не собиралась, подобно магу, обращать заклинаниями их силу во зло. Она просто использует их как приманку, оставив прочее на волю Вселенской Силы.
– Ты кончила? – раздался голос Скиты. Она прикрыл за собой дверь.
– Да. – Лидана потянулась и снова стала разминать пальцы.
– Тогда послушай. – Скита открыла дверь и поманила ее рукой. Лидана снова завязала пояс вокруг талии, спрятав туда кольцо и наруч.
Перед ней была оживленная харчевня. Тут сидели, разговаривая, женщины и мужчины. То один, то другая подходили к Джонасу, расположившемуся за маленьким столом. Перед ним лежал узел спутанных веревок, и Лидана узнала в нем узелки, которыми для памяти пользовались моряки, потому как в море, где писать зачастую некогда, не на чем и нечем, больше никак заметок не сделаешь. Увидев Лидану, он подозвал ее. Человек, который говорил с хозяином харчевни, бросил на нее косой взгляд, но представляться не стал.
– Тревожные вести, – показал Джонас на один узел. – Черные запугали город. Послушайте, сударыня, вы знаете старину получше нас, так скажите – вы слышали когда-нибудь о ходячих покойниках?
Джонас с озабоченным видом смотрел на нее снизу вверх, и она увидела в его глазах, затененных кустистыми бровями, отблеск страха.
– Ходячие покойники? – Холодная дрожь прошла у нее по спине. Да, такое было в старинных легендах. Но как разобрать через столько столетий что в легенде ложь, а что правда?
– Кастер не из тех ребят, которые шарахаются от каждой тени, – продолжал Джонас, словно хотел как можно скорее выложить эти мрачные известия. – Он вчера видел черных и готов поклясться, что среди них был парень, с которым они плавали на одном корабле, и что его зарезали в Ульпаре, когда они сцепились с имперскими. Кастер клянется, что Гулопер мертв – никто не может выжить с перерезанным горлом. Но Кастер вернулся весь трясущийся как овечий хвост, потому что увидел Гулопера среди черных, патрулирующих площадь перед Храмом. Кастер не пил, он не чокнутый, хотя после такого, пожалуй, спятишь... Двум его приятелям пришлось привести его сюда, – он показал на столик в другом конце комнаты, – и заставить его выпить, чтобы он пришел в себя.
– Некромантия, – почти прошептала Лидана. – Но.., но ведь это нечестивое искусство давным-давно изгнано из нашего мира, когда Икткар пал от меча Света!
– Не знаю, как уж вы это назовете, но мы зовем это дьявольскими делами. Ребята, – он перебирал узлы своими толстыми пальцами, – они режут черных где только могут, чтобы никого за это нельзя было обвинить. Но как же убить того, кто уже мертв?
Лидана постаралась привести мысли в порядок.
– Это нужно рассказать первосвященнице. Она немного подумала, затем заговорила более решительно:
– А Канифас знает?
Джонас взревел, как на пристани:
– Канифас, паршивка!
Девушка тихонько соскользнула со скамьи и подошла. Лидана критически окинула ее взглядом. Она выглядела ровно тем, чем была – простой девчонкой из доков, но Великая Сила отвечает всем. Никто не удивится, если она пойдет исповедаться в Храм.
Канифас смотрела на королеву настолько проницательно, словно уже догадалась, кто перед ней.
– Ну? – спросила она.
– Идем. – Лидана резко встала и пошла в крохотную комнатушку, которую предоставил ей Джонас. Как только дверь закрылась, она быстро повернулась к Канифас.
– Ты сама видела этих живых мертвецов? Канифас моргнула. Быстро очертила правой рукой знак Сердца.
– Мы все это знаем.
– Но это должны узнать и другие, – сказала Лидана. – Те, кто имеет оружие против этого. Иди в Храм, найди третью исповедальню справа от алтаря. Когда придет исповедница, скажешь: «Корень глубок, древо высоко, кот идет сам по себе».
Канифас быстро повторила. Лидана кивнула, уверившись, что девушка сообразительна и что ей можно доверять.
– Когда исповедница узнает тебя, передай ей рассказ Кастера. Защитники должны это знать. Канифас кивнула.
– Это просто сделать. Хотя эти стервятники кишат всюду, помешать ходить в Храм они пока не отваживаются. – Она помолчала, затем продолжила:
– Туда сейчас много народу ходит – женщины, чьих мужей забрали, прочие, которые просто перепуганы. Надежда на Сердце – это, почитай, единственное, что нам осталось. Но мы все равно должны держаться Света и Сердца, что бы там ни было.
Она ушла. Пусть Канифас занимается этим. Лидане же предстоит куда более сложное дело. Она посмотрела на костюм, который не снимала с тех пор, как вышла из своей лавки. Она слишком заметна в нем. А где Джонас?
Она застала его за разговором с Томом. Тот, явно разъяренный, опирался на стол, нависая над Джонасом, но слышен был только тихий шепот. Джонас заметил ее и кивнул.
Том поднял голову. Вид у него был мрачный.
– Ну и сокровище же вы мне подсунули, – чуть не взорвался он, хотя и старался говорить тихо. – Я же сказал вам, что она влипнет во что-нибудь! Она же никого не слушает. Благодаря ей пошли слухи, что по дворцу разгуливают призраки.
Лидана вздохнула. Она-то думала, что ее упрямой племяннице такой спутник придется по нраву, раз уж она так склонна к авантюрам. Похоже, им обоим не нравилось это вынужденное сотрудничество. Но у нее все же было для него задание. Она достала из пояса кольцо с алмазом.
Том аж рот разинул, а Джонас сглотнул.
– Это подарочек генералу!
Том протянул было руку, словно хотел избавить ее от этого бремени.
– Или канцлеру, – спокойно ответила она. – Не радуйся, Том Краснобай. Ты в камнях понимаешь, так что уж должен знать, что многие из них приносят несчастье своему владельцу.
Глаза его сузились.
– И Дом Тигра обладает целым мешком таких? – тихо-тихо сказал он. – Нет, мне таких не надо.
– Ты всего лишь должен отнести его Шелире, – приказала она. – Скажи, что она должна подбросить его канцлеру. Если уж она населила дворец призраками, пусть извлечет из этого выгоду.
Том не взял кольцо в руки, а надел на одну из тонких веревочек, взяв ее у Джонаса.
– Ну, там не все наших рук дело, – сказал он, опуская кольцо на веревочной петле в карман. – Мастеровые начинают думать не как смиренные торгаши, а как настоящие мужчины – оружие пропадает. На Мерину надвигается кое-что похуже поборов.
Джонас осклабился.
– Хорошо, – он бросил веревки на стол. – Будем мутить воду, насколько сможем. Сударыня, нам нужен наш капитан!
– Да. И я сделаю первый шаг к этому. Джонас, достань мне одежду бедной вдовы. Я пойду в монастырь Слуг Бедняков. Там нашла себе укрытие Фортуна. Похоже, что право убежища еще не нарушают.
– А капитана держат на Кабаньем подворье. – Джонас быстро кивнул. – Ладно, проверяй паруса перед плаваньем. А что до платья.., эй, Ванда!
Краснощекая девица, разносившая миски с горячим супом, поставила поднос и подошла.
– Дай даме все, что она просит, – сказал он.
Чуть позже Лидана вышла из харчевни. Она была в бесформенной юбке с замаранным пылью и уличной грязью подолом, в шали со спутавшейся бахромой, которую она повязала так, чтобы как можно больше закрыть лицо. К счастью, монастырь был расположен там, где больше всего были нужны святые сестры – на одной из маленьких улочек близ харчевни.
Она заметила перед монастырем стайку уличных ребятишек, а среди них Скиту-Угря. Перед дверьми стояли две женщины. Лидана поняла, что сейчас время раздачи хлеба. Лидана знала сестер этой обители и была хорошо знакома с аббатисой, преподобной Зенией.
Здесь, перекрывая выход на другую улицу, тоже стоял черный. Она подошла вразвалочку к группе неимущих, ожидавших милостыни.
Открылась боковая дверца, и появилась сестра Папания. В руках у нее была огромная корзина. Лидана заметила, как страж немного подался вперед, не сводя взгляда с этой дверцы.
– Во имя Великой, да будет с вами мир. Она посылает Своим детям пищу телесную и мир духовный, – произнесла обычное благословение сестра Папания.
У корзины возникла толчея, хотя драки не было – такое недостойное поведение привело бы к появлению аббатисы, а получить от нее суровую отповедь никто не хотел. Через пару мгновений Лидана присоединилась к ним.
Сестра быстро повернула голову – взметнувшееся покрывало скрыло от стража тот взгляд, который она бросила королеве. Затем она взяла ее за руку.
– Хорошо, что вы пришли к слугам Ее, обездоленная. У нас есть работа, как и обещала Она и те, кто хранит Ее алтарь.
Лидану поспешно отвели в маленькую келью аббатисы Зении. Королева сняла шаль, и аббатиса встала.
– Госпожа, – осторожно спросила она, – вам нужно убежище? Пока они не осмеливаются ворваться сюда, но они наблюдают за нами денно и нощно, и мы не надеемся даже, что нас минет чаша сия. Черный ветер веет в нашем городе.
– Воистину, преподобная. Нет, я не затем пришла, чтобы добавлять вам хлопот. Я ищу госпожу Фортуну, мне нужно поговорить с ней.
Зения кивнула и взяла деревянную колотушку, на звук которой появилась сестра Папания.
– Госпожа хочет поговорить с матушкой Фортуной с глазу на глаз.
– Госпожа Фортуна молится в уединении. Но если вы можете дать ей хоть какую-то надежду, госпожа, она отзовется на вашу просьбу. Идемте в часовню.
Это была очень простая часовенка. На алтаре не было ни дорогих тканей, ни изукрашенных драгоценными камнями священных сосудов, лишь изображение Сердца было над ним. Но оно было вырезано из дерева, причем так давно, что красная краска облупилась, и даже форма его стала какой-то неопределенной.
Перед ним стояла на коленях та женщина, которую искала Лидана. Она помнила Фортуну в прежние, лучшие времена – это была круглощекая шумная женщина, хозяйка большого дома, успешно управлявшая своим немалым хозяйством. Но та, что обернулась к ней сейчас, показалась ей почти незнакомой. Глаза ее покраснели и распухли от слез, вокруг рта залегли складки. Щеки обвисли, словно она постилась много недель.
– Они пришли? – глухо спросила она. – Я иду. Скажите преподобной матери, что я не хочу беды для тех, кто здесь нашел убежище. Но Лиз и Ромми.., они тоже должны идти?
– Никто не нарушил права убежища, – быстро успокоила ее сестра Папания. – Но пришла та, с которой вам лучше поговорить. Возможно, это принесет вам не горе, а радость.
Фортуна глянула на Лидану, которая сбросила шаль и подняла руки, чтобы отбросить с лица волосы.
Фортуна прищурилась, присматриваясь, затем вдруг открыла рот, поднялась с колен и присела бы в реверансе, если бы Лидана не остановила ее.
– Мы сестры по несчастью, сударыня, а в несчастье нет ни званий, ни титулов. Но вам досталась более тяжкая ноша, ибо вы потеряли супруга. Будьте уверены – ныне он в объятиях Сердца, и имя его не будет забыто нами, теми, кому он хранил верность, не желая отдавать сокровище в руки врагов.
Фортуна склонила голову.
– Но время гонит нас как пес, и это сокровище может послужить нам ныне по-другому, – продолжала Лидана.
Фортуна напряглась. В ней все яснее проступала прежняя стойкость духа.
– Госпожа, – ей трудно было говорить. – Если мы что-то можем сделать, то поскорее скажите.
Они сели рядом на коротенькую скамеечку у задней стены часовни, поставленную для тех, кто был слишком стар для того, чтобы молиться, стоя на коленях. Лидана говорила откровенно, даже откровеннее, чем хотела бы, но выбора не было. Она увидела, как живой интерес на лице Фортуны сменился суровой решительностью, но женщина молчала.
Лидана терпеливо повторила некоторые пункты своего плана, подчеркнув, что враг уже готов приступить к более решительным действиям, чтобы получить желаемое. Она также рассказала, что находится у нее в поясе, показав наруч Фортуне таким образом, что даже в тусклом свете часовни было видно зловещие уста.
Женщина поежилась, не сводя взгляда с наруча.
– Этот меч.., он не примет.., такой дряни!
– Но разве этот меч не боролся прежде с таким же злом и не побеждал его? Мы не против этой реликвии боремся, а против того, кто хочет ею завладеть. Пусть же меч сам решает, ежели вы так хотите.
Фортуна посмотрела на руки, сцепленные на коленях.
– Есть клятвы, которые я не могу преступить...
– Даже для того, чтобы спасти самое дорогое? – все еще спокойно спросила Лидана. Она снова завернула наруч и спрятала его. Все теперь зависело от Фортуны. Согласится ли она с тем, что для того, чтобы что-то получить, нужно научиться и терять?
– Магические заклятья очень сильны, генерал уже успел в этом убедиться.
– Да. Но устоят ли они перед молотами, которые разнесут стеклянную крышку за два-три удара?
– Но... – женщина заговорила тихо, взвешивая каждое слово, – значит, сила может одолеть заклятье? Вы это хотите сказать, сударыня?
– Да. И я в этом уверена.
Повисло долгое молчание. Затем Фортуна вздохнула:
– Он умер, чтобы не отдать его – а вы вынуждаете меня это сделать...
– Фортуна, ваш муж сдержал свое слово. Но в старину этот меч был для нас знаком надежды и победы, и пусть он снова им станет.
– Дайте мне еще раз посмотреть на это.., эту вещь... – вдруг резко сказала Фортуна. Лидана послушно развернула наруч. Женщина наклонилась поближе, чтобы рассмотреть его, как мастер рассматривает свое изделие, выискивая огрехи, но прикасаться к этой вещи не стала.
– Его можно укрепить под оковкой ножен, там, где входит клинок.
Лидана ощутила радость победы.
– Так и сделаем, – пообещала она. – И клянусь вам, Фортуна, клянусь честью Дома Тигра, это такое оружие, которым никогда еще никто не сражался, но, думаю, оно найдет свое место.
– Тогда... – женщина склонилась к самому уху королевы и прошептала слова, которые та запомнила накрепко, даже то, каким тоном они были произнесены.
Лидана снова завернула наруч. Фортуна встала, тяжело, как старые люди, у которых от любого движения ноют суставы.
– Я буду молиться.
Но если она и хотела еще что-то сказать, то не успела, поскольку комнату наполнил гулкий колокольный звон. Не просто звон – погребальный звон. Лидана застыла.
Смерть преподобной – она считала удары вслух, но ее голоса не было слышно за перезвоном колоколов. Это был голос Большого колокола Храма...
Нет! Лидана тряхнула головой. Адель не умерла! Она бы почувствовала, связь между ними слишком сильна.
И все же колокол отсчитывал годы ее матери, а то, что это был Большой колокол, говорило о ранге умершей. Адель, бывшая вдовствующая королева Мерины, отошла с миром.
Глава 32
АДЕЛЬ
Сестра Эльфрида была у себя, когда заговорил колокол, как раз по окончании молитвы третьего часа. Хотя она и ожидала этого со дня на день, звон испугал ее, поскольку Верит не сказала ей, когда именно «умрет» Адель. Не она одна вскочила при звуках колокола, как и все, кто сейчас был в Храме – сестры с братьями и простой люд. Все смотрели на звонницу. Скорбный погребальный плач лился, отдавался в каждой груди. Все стояли в молчании, считая удары колокола – словно никто не знал, кто именно отошел в мир иной.
«Или якобы отошел. Нет, Адель умерла, умерла по-настоящему. Сейчас в живых осталась только Эльфрида».
Когда затих последний звук, все сестры и братья преклонили колена, словно по незримому знаку. Эльфрида преклонила колена вместе с остальными в молитве задушу Адели – а ее душа воистину нуждалась в молитве куда больше, чем души тех, кто на самом деле умер. Мертвые уже окончили свои труды, им больше не грешить и не заблуждаться. А сестра Эльфрида прекрасно понимала, что и грешить, и ошибаться ей еще не раз предстоит. Все свершилось слишком быстро, она не успела ни обдумать все как следует, ни спланировать.
«И кто скажет, много ли я свершила или задумала такого, что будет стоить другим жизни или даже души? Не только Лидана играет с огнем».
Вошли сестры, которые должны были сменить молящихся, и заняли свои места, но никто из молившихся прежде не ушел. Какие бы дела ни ждали их, все было забыто перед необходимостью помолиться. Эльфрида была даже удивлена такой преданностью – это было не показное благочестие, это говорила о том, что и сестры, и простой народ Мерины любили вдовствующую королеву.
«Возможно, она в эти черные времена была для них олицетворением светлого прошлого... И, оплакивая ее, они оплакивают свои потери, свою прежнюю жизнь».
На лицах тех, кто стоял на коленях или сидел, закрыв глаза в молитве, читалось не просто отчаяние. Эльфрида потупила голову, слезы жгли ее старые глаза. Как страшно быть беспомощной перед лицом такого горя...
Эльфриде показалось, что почти сразу же появилась облаченная в пурпур первосвященница Верит в сопровождении четырех сильных братьев, по одному от каждого Ордена, которые несли открытый гроб. Они установили его перед алтарем, под Сердцем. Стало быть, Верит решила сделать все на глазах у людей, чтобы никто не сомневался в том, что Адель на самом деле умерла.
Кто-то хорошо постарался – в гробу лежало точное подобие вдовствующей королевы. На самом деле изображение куда больше походило на Адель, чем сама Эльфрида сейчас.
«Похоже, они воспользовались ее собственной косметикой, – подумала Эльфрида. – Да она уже мне и не нужна».
Несколько братьев приблизились с погребальной ширмой и поставили ее между гробом и прихожанами. Подошли еще четыре сестры со свечами, которые они установили в головах и в ногах усопшей.
Первосвященница Верит зажгла свечи взмахом руки, показав ту магическую силу, которую она обычно не выказывала перед зрителями. После должного молчания она объявила, что Богиня счастлива принять рабу свою Адель в Свет.
Она произнесла короткую сильную речь, вспомнив о благочестии, щедрости Адели, ее преданности народу, который препоручила ее заботам Богиня. Но сердце не выдержало, и она больше не может служить своему городу Эльфрида была поражена перечислением своих добродетелей. Она отметила, как тонко Верит упомянула о том, что именно необходимость вынужденной сдачи города в нечестивые руки императора убила Адель. Она ни разу не обвинила никого в преступлении, но все это подразумевалось!
«Интересно, есть ли у императора соглядатаи среди прихожан? Если так, то знать бы, что они сейчас думают. Воспримут ли они все это как надгробные разглагольствования? Но может и сойти... Подумала ли об этом Верит?»
Как бы то ни было, когда первосвященница закончила, она отпустила Эльфриду и других сестер заниматься своими обыденными делами и приказала остальным приступить к молитвам и песнопениям во время бдений, посвященных вступлению преподобной Адели в лоно Богини.
Сестра Эльфрида покинула певчих и, вспомнив наставления Верит оставаться на виду, последовала в скрип-торий за группой сестер. Сев за отведенный ей стол, она взяла манускрипт, который ей нужно было скопировать, и приступила к работе. И пока не настал ее черед занять свое место перед Сердцем на следующей молитве, она трудилась.