10

Даже днем Красная Луна сияла ярче солнца и закрывала собой едва ли не полнеба. Как-то вечером, перед тем как отправиться принимать ванну, Райэнна сказала Дэйну:

— Тут есть люди… Обезьяноподобные, вроде нас с тобой, и они с планеты, не входящей в Содружество.

— Ну да, я, например! Странно, конечно, что охотники опускаются до того, чтобы гоняться за такими малокультурными дикарями. Наверное, за членов Содружества дороже платить приходится?

— Да я не об этом. Я поприветствовала их, но никто мне не ответил, может быть, просто не мог?.. Вероятно, у них нет дисков-переводчиков.

— Не повезло беднягам, — пожалел неизвестных Дэйн. — Наверное, им было ужасно неловко.

— Если и да, то они удачно это скрыли. Потому что, когда я попробовала пообщаться с ними, — проговорила Райэнна, — а я обучена специальной технике языка жестов, они исчезли раньше, чем я успела обратиться к ним. Не знаю, куда они подевались, — местечко здесь, согласись, престранное, — думаю, это было сделано с помощью зеркал.

Очевидно, Клифф-Клаймер столкнулся с чем-то подобным.

— А тебе не приходило в голову, — спросил Дэйн, — что это как раз и могли быть охотники или их слуги?

— Ну-у… Слуги — едва ли… Роботы, по-моему, прекрасно справляются со своими обязанностями. И, Дэйн, неужели ты можешь допустить, что охотники — люди?

Марш кивнул.

— А почему нет? — сказал он. — Людей здесь практически столько же, сколько представителей других биотипов вместе взятых.

— И люди станут охотиться на людей?

— Такое ведь бывает, — ответил Дэйн, пожимая плечами, а потом изложил Райэнне теорию, согласно которой охотников привлекает возможность состязаться в поединках со своими жертвами. — А если они хотят просто посмотреть на нас? На то, как мы тренируемся, какое оружие выбираем и как владеем им. Хотя пока никто к нам не подходил, не исключена вероятность того, что однажды кто-нибудь предложит нам поучаствовать с ним в спарринге.

«Может быть, они желают выбрать лучшего?»

Думая об этом, Дэйн не мог отогнать от себя страшное видение, которое в последнее время стало неотъемлемой частью его ночных кошмаров: голова японского воина в шлеме, сохраненная от тления с помощью какой-то немыслимо совершенной техники мумификации. Самое ужасное заключалось в том, что голова эта висела на стене неведомого жилища охотника…

Дэйна передернуло, и Райэнна, протянув руки, крепко сжала его в своих объятиях. Руки Марша обвили плечи женщины. Чувствуя ее тепло, ее желанную близость, Дэйн на секунду забыл о странном, холодном, таинственно-зловещем красном мире.

Ни он, ни она не ждали этой встречи и не мечтали о ней, но она состоялась, и их влекло друг к другу. Если бы им удалось выжить, они могли навсегда остаться вместе…

После ужина Райэнна, глядя на Аратака, вновь подняла тему, затронутую ею и Дэйном накануне.

— Если охотники — люди, зачем им рисковать, вступая в схватку с таким огромным и яростным существом, как Аратак?

— На моей планете большие ловы обставляются как спортивные состязания, это куда более грандиозное зрелище, чем просто стрельба в кроликов, — сказал Дэйн. — Убивший тигра считается храбрее того, кто подстрелил лань.

Интересно, как они понимают то, что он им говорит?

Марш не выдержал и спросил. Райэнна ответила, пожимая плечами:

— На моей планете, как и на большинстве других, существуют злобные хищники и разнообразные животные, мясо которых употребляют в пищу. Если ты будешь в разговоре использовать научные названия этих животных — получится лишь набор непонятных звуков, смысл которых тебе придется объяснять другим. Принцип работы диска основан на системе подбора образов и эквивалентов.

Дэйну пришлось удовлетвориться подобным объяснением. Между возможностями земной науки и возможностями тех, кто создал переводящее устройство, существовал слишком большой временной разрыв. Например, как между изобретением колеса и созданием мощного современного компьютера.

— Не думаю, что обезьяноподобные могут снискать себе легендарную славу жесточайших существ во всей вселенной, — довольно грубо заявил Клифф-Клаймер. — Скорее всего охотники близки к мехарам по крови. Тут немало моих соплеменников и представителей близких им биотипов.

— Это доказывает только то, — выпалила Райэнна, — что и ты и мы принадлежим к племенам, состоящим из кровожадных тварей!

— То, что вы говорите, весьма интересно, — задумчиво проговорил Аратак. — Мои соплеменники народ мирный, я бы удивился, если бы ящерообразные сумели стяжать столь…

Дэйн перебил гиганта.

— А вот я совсем не удивился бы, — сказал он. — Самыми страшными хищниками в истории моей планеты считаются как раз ящеры — тираннозавры.

Аратак был крайне удивлен.

— А как у них обстояло дело с сапиентностью?

— Очень скверно, — честно признался Марш. — Совсем мозга не было.

— Ну что ж. Ящеры, не обладающие интеллектом, довольно часто отличаются злобностью, — обрадовался Аратак. — Но таковые обычно вымирают, что является лишь очередной иллюстрацией безграничной мудрости Божественного Яйца, которая гласит, что взалкавший крови других рано или поздно захлебнется своей собственной. Если же ящерам удается развиться в сапиентных существ, они, как правило, ведут миролюбивый образ жизни. Я дал всего лишь философское объяснение такого явления, но, по крайней мере в пределах Содружества, исключения мне неизвестны.

— Он прав, Дэйн, — подтвердила Райэнна. — Все знают, что дела обстоят именно так. В старинных сказаниях говорится о злобных ящерах, но это всего лишь легенды.

Аратак кивнул:

— Итак, как я говорил, мы народ миролюбивый, любой мог бы сказать, что я здесь по ошибке. Однако, когда мы тренировались, я тоже увидел одного себе подобного. Я приветствовал его именем Божественного Яйца, полагая, что он, так же как и я, узник этой планеты, как вдруг он исчез. Я было подумал, что мне померещилось, что я сделался жертвой какой-то оптической галлюцинации, однако теперь у меня появилась иная теория.

— Хотелось бы услышать ее, — сказал Дэйн, у которого сложилось довольно высокое мнение об умственных способностях гигантского ящера.

— Извольте. Представим себе, что охотники — не единый народ, а некий клан, конгломерат, состоящий из отбросов общества, не находящих себе места среди соплеменников: изменники, воры, бандиты, убийцы — одним словом, антиобщественные элементы со всей вселенной. Какой-нибудь сумасшедший с моей планеты вполне мог найти себе место здесь. Если бы он был таким же узником, как и я, зачем бы он стал избегать меня?

— Не обязательно, — неожиданно возразила Даллит. — Возможно, он просто… стыдится того, что оказался здесь. Миролюбивое существо, которое в процессе отбора подверглось, как и мы, проверке на храбрость и отчаянность, может быть, напугано тем, что открыло в себе звериные инстинкты… А встретив здесь соплеменника и понимая, что он знает, каким образом попадают сюда, просто стыдится…

Дэйн понял, что девушка испытывает именно такие чувства. Впервые он подумал о том, что она, возможно, сожалеет о своей вспышке ярости на корабле мехаров.

Аратак со свойственной ему обходительностью выдержал небольшую паузу, прежде чем, покачав головой, возразил Даллит.

— Нет, — произнес он. — Нет, насколько я знаю своих соплеменников, будь он одним из нас — обязательно подошел бы, чтобы выразить мне свое сочувствие. Из чего я и заключаю, что видел охотника, который наблюдал за мной, а отсюда делаю вывод, что это не единый народ… Тем же можно объяснить и такое многообразие особей, именуемых здесь дичью.

Дэйн счел высказанную Аратаком теорию вполне разумной и заслуживающей рассмотрения. Она объясняет, почему в легендах охотники — существа, как бы лишенные осязаемых форм, а также и то, почему они не показываются дичи, предпочитая общаться и с ней, и с ее поставщиками через посредство Служителей. Таким образом их секретам ничто не угрожало.

И все-таки… Нет, Марш не чувствовал себя вполне уверенным. Странно, что сборищу преступников удалось выработать такое трепетное отношение к ритуалу охоты. К тому же никто никогда не слышал о том, чтобы где-нибудь во вселенной велся набор в охотники. Пленники совещались и спорили до глубокой ночи, но отправились спать, так ни до чего конкретно и не договорившись.

Как же выглядят эти проклятые охотники?! По мере того как Красная Луна росла, мысль эта все больше и больше занимала умы и души пятерых пленников, становясь неизбывным кошмаром. К Дэйну привязалась дурацкая песенка про какого-то Снарка, с которым кто-то вел дикую нескончаемую войну в горячечных бредовых сновидениях.

Маршу было наплевать на неизвестного ему Снарка, а вот самому ему, Дэйну, вовсе не хотелось, чтобы он, как в песенке, «растворившись без следа, пропал навеки — навсегда».

В таких случаях землянин вытаскивал из ножен меч самурая и, хмуро глядя на его смертоносный клинок, мысленно обещал себе: «Пусть навсегда, но не без следа… следы я по себе оставлю!»

Позже Марш думал, что, если бы период этой проклятой неопределенности продлился хоть чуть-чуть подольше, он, Дэйн, вероятно, сошел бы с ума. Райэнна по два-три раза за ночь, расталкивая, будила его, так громко он стонал. (Хотя, разумеется, не только Дэйн страдал от ужасных видений. Однажды ночью Даллит подняла всех с коек диким криком. Потом Клифф-Клаймер устроил настоящую схватку с приснившимся ему противником. Самое неприятное заключалось в том, что мехар не сразу сообразил, что те, кто пытается привести его в чувство, — Дэйн и Аратак, — товарищи по несчастью, а не злобные враги. Прежде чем землянин и человек-ящерица догадались вылить на «льва» ведро воды, последний успел здорово подрать их когтями.)

И вдруг… период ожидания кончился.

Красная Луна, разраставшаяся день ото дня на небосклоне, наконец достигла своих максимальных размеров и теперь висела над планетой, как ужасающий, наводящий страх своим леденящим душу красным светом прожектор. Солнечный свет словно бы и вовсе угас, и Дэйн старался не смотреть на гигантский, медленно ползущий диск. Ощущения эта картина вызывала пренеприятные, и землянину казалось, будто над его головой на невидимом крюке подвешен огромный, тяжелый предмет, который вот-вот рухнет вниз, круша все на своем пути. Это вызывало в Дэйне что-то вроде клаустрофобии, он понимал, что такого быть не может, и все же упорно не мог отделаться от навязчивого ощущения…

Марш все время думал, что же произойдет, когда Луна окончательно станет полной. И вот однажды вечером, когда все возвращались с купания, по багровому лику поползли какие-то тени. Величина спутника составляла половину величины планеты, что означало — когда последняя окажется между солнцем и луной, наступит полное затмение Красной Луны…

Прямо на глазах тень поедала багровый диск. Цвета, в которые был окрашен ландшафт, быстро менялись, становясь неузнаваемыми, странными, пугающими. Вокруг стемнело, откуда-то налетел злой, порывистый ветер.

Пятеро пленников остановились словно по команде, женщины прижались к Дэйну, а Красная Луна превратилась сначала в серп, потом в подобие срезанного края ногтя, затем осталось лишь красное сияние, и наконец, впервые за все время, проведенное ими на этой планете, наступила темнота и по небу рассыпались звезды.

— Охота закончилась, — прошептала Даллит. — Когда наступает затмение, это означает, что охота завершена.

Раздавшийся в темноте голос мехара показался особенно грубым:

— Трупы охотников и мертвая дичь. Скоро наш черед.

— И когда? — спросила Райэнна, ни к кому конкретно не обращаясь. Ответа не было. Все они так и стояли, не двигаясь с места, а время шло и шло, будто песок просачивался между пальцами. Наконец звезды растаяли и багровый свет принялся разгонять темноту. Когда все приняло прежний вид, пленники возвратились в свое обиталище. Ни у кого из них не было аппетита. Дэйн в ту ночь почти не спал.

Так, значит, теперь их очередь? Наутро Служитель принес им завтрак и сообщил:

— Произошедшее ночью затмение означает, что охота завершена. Сегодня уцелевшая священная дичь — если таковая есть — получит награду и свободу, а вы станете участниками празднества.

Аппетит ни к кому из пятерых так и не вернулся. Когда солнце стояло уже высоко, а Красная Луна спряталась с противоположной стороны планеты, пленники отправились в Оружейную палату, затем в бассейн. Никто из них почти не тренировался.

Дэйн решился высказать мысль, которая донимала его.

— Я вот все думаю, — произнес он, — представление с награждением и чествованием уцелевших после охоты, которое нам собираются показать, не устраивается ли эта инсценировка с целью подбодрить нас? Что, если мы посмотрим спектакль, героев которого потом преспокойненько уберут?

— Как мило с твоей стороны, что ты об этом подумал, — с отвращением сказала Райэнна. — Ты тоже хочешь подбодрить нас, Дэйн?

Аратак с присущей ему рассудительностью и прямотой произнес:

— Мысль о таком повороте событий приходила на ум и мне.

Клифф-Клаймер, закончивший разминку у зеркал, возразил:

— Нет, тут все по-настоящему, уцелевших действительно освобождают и награждают. Был у нас один человек, не состоявший в близком родстве с членами моего клана. Так вот, этот счастливчик вернулся отсюда богачом. На деньги, полученные от охотников, он основал музей оружия, я даже однажды там побывал, хотя сам хозяин умер, когда я еще был мальчишкой.

— И он ничего не рассказывал об охотниках? Не оставил никаких записей? — с глубоким недоверием спросила Райэнна. — Ученые потратили столетия, чтобы собрать сведения о них, люди считают, что охотники — легенда! Как он мог не написать о том, что испытал?!

— Да кому это надо? — с безразличием произнес мехар.

Райэнна оскорбилась, а Дэйн лишь покивал, он уже привык к тому, что у Клифф-Клаймера отсутствует, так сказать, научное любопытство. Марш сказал, обращаясь к Райэнне:

— Есть у нас на Земле замечательная поговорка: «Любопытство сгубило кошку». Очевидно, соплеменникам Клиффа эти слова запали в душу. Давай решим для себя, что страсть к научным изысканиям более свойственна обезьяноподобным, по крайней мере, когда речь идет об удовлетворении неуемного любопытства. Даже настоящие кошки не слишком интересуются чем-либо, кроме еды, развлечений, ну и конечно всегда помнят об опасности.

— Важно не это, — сказала Даллит примирительно, — главное то, что уцелевший получил свободу.

Она отобрала несколько маленьких круглых камешков для своей пращи и положила их в мешочек на поясе. Все пятеро с особой тщательностью осмотрели свое оружие, понимая, что час решительного боя близок. Райэнна наточила кинжал, а Дэйн снял со стены длинное копье и протянул его подруге со словами:

— Возьми-ка вот это. Неизвестно, придется ли тебе им воспользоваться, но нам может понадобиться оружие для ведения боя на расстоянии.

Райэнна взвесила копье на руке и сказала:

— Для меня тяжеловато и длинновато.

Женщина выбрала себе другое копье, полегче и покороче, а Дэйн, наблюдая за ее действиями, почти совсем успокоился на ее счет. Из Райэнны, судя по всему, вышел куда более серьезный боец, чем Марш мог предположить.

Теперь Дэйн изложил своим товарищам диспозицию, согласно которой Райэнна со своим копьем становилась в центр, чтобы иметь возможность отразить фронтальную атаку. Ножи и когти Клифф-Клаймера пойдут в ход, когда дело дойдет до ближнего боя. Фланговые: Дэйн с самурайским мечом и Аратак с дубиной и секирой (последнюю философ лихо засунул себе за пояс). Арьергард доставался Даллит, она со своей пращей должна была отразить нападение тех, кто попытался бы зайти в тыл маленькому подразделению.

Мехар нахмурился, и Дэйн в очередной раз подумал о том, что Клифф-Клаймер не слишком-то склонен сражаться в строю, для него охота — поединок один на один.

— Разве ты не понимаешь, Клифф? — проговорила Даллит с легким укором. — Охотники только и ждут того, чтобы перебить нас всех поодиночке. Вместе у нас больше шансов выжить.

Мехар еще сильнее нахмурился и поморщился так, словно запахло чем-то очень неприятным. Марш подумал, что лучше бы с Клифф-Клаймером говорила не Даллит, которую «лев» попросту не замечал, не воспринимая всерьез, а Райэнна, вызвавшая у мехара уважение как достойный противник. Клифф-Клаймер посмотрел на Райэнну, словно ожидая поддержки с ее стороны, но она твердо сказала:

— Даллит права.

Мехар пожал плечами и произнес:

— Я дал вам слово, и вы не подали мне повода нарушить его, поэтому я согласен действовать с вами сообща. Но предупреждаю, если на карту окажется поставлена моя честь — на компромисс я не пойду.

Большего от него ожидать не приходилось.

Дэйн, положив себе на колени меч самурая, задумался о давно умершем землянине. Марш не знал, как погиб японец, но не сомневался в том, что сражался он храбро и умело. Самурай, вероятно, принял бы сторону Клифф-Клаймера, а не Дэйна, потому что первый готов был умереть в бою с честью, Марш же намеревался продать свою жизнь подороже, а если возможно, то и выйти из схватки живым и невредимым!

Солнце клонилось к закату, а день к вечеру, когда Райэнна, схватив за руку Дэйна, произнесла с тревожным напряжением в голосе:

— Смотри!

В двери, расположенные в дальнем конце Оружейной палаты, вливалась небольшая, довольно странная процессия, сплошь состоявшая из Служителей и сопровождавшая единственное живое существо в терракотовых одеждах священной дичи, обвешанное гирляндами из зеленых листьев и цветов. Роботы несли оружие победителя — длинное копье и круглый щит, — положив их на подносы из драгоценных металлов. Немногим позже, на глазах пристально наблюдавших за шествием пленников, Служители повесили все оружие на видном месте на стене зала.

— Не иначе как это уцелевший после охоты, — негромко произнес мехар.

— Один-единственный? — мрачно проговорил Аратак, и наджаберья его засветились голубым светом.

— Человек-паук, — сказал Дэйн удивленно.

Точно такое же существо Марш видел и на звездолете мехаров, там это мрачноватое создание шипело, сидя в углу, и таращилось своими будто бы напрочь лишенными мысли глазами. Вот уж кого Дэйн меньше всего ожидал увидеть победителем охоты! И все-таки один из этого племени добился победы, за что и получал теперь заслуженные почести…

Обращаясь скорее к себе, чем к остальным, землянин проговорил: