Даркоувер (№5) - Наследники Хамерфела

Сторн был прав, настало время поговорить с Аластером. Но довериться Сторну… От этого на душе скребли кошки, хотя Конн считал, что все могло бы давным-давно закончиться, если б хоть кто-нибудь первым решился доверять другой стороне. На него произвела впечатление открытость старого Сторна и приведенная им аргументация своих действий. Должен ли Конн доверять собственным чувствам или по-прежнему цепляться за старую вражду, которая началась еще в незапамятные времена и лично его не касалась?

— Я принимаю ваши гарантии безопасности и отправлюсь повидаться с братом, — произнес он.

Сторн подал знак одному из своих людей.

— Проводи молодого Хамерфела во Врата Сторна и проследи, чтобы ему не причинили никакого вреда. Он может свободно и беспрепятственно уйти, когда пожелает. Порукой этому — мое честное слово.

Конн поклонился старику и оглянулся, ища свою лошадь, но вспомнил, что приказал Маркосу отвезти на ней молодую женщину с детьми. Впрочем, он был молод и силен, а дождь начал стихать. Быстрым шагом Конн направился к Вратам Сторна, даже не подумав, где лорд Сторн проведет остаток ночи.

17

После того как ушел старый Сторн, Лениза с Аластером сидели молча, вероятно, из-за того, что не могли найти тему для разговора. По-прежнему слишком многое разделяло их: Аластер дал клятву верности другой женщине, а Лениза была внучатой племянницей его старейшего врага.

Он хотел рассказать ей о Флории, но что он мог сказать? Какая самонадеянность — думать, будто ей интересно знать о его невесте, и еще большая самонадеянность — полагать, что она может оскорбиться из-за этой связи.

На самом же деле он жаждал рассказать ей о себе все, но однажды ему недвусмысленно напомнили, что Лениза — из рода Сторнов и проявлять к ней личный интерес было бы верхом неприличия, даже не будь Хамерфел связан обещанием жениться на другой. Поэтому они просто сидели молча, с сожалением глядя друг на друга. Чтобы разорвать наконец мучительную тишину, Лениза напомнила, что ему следует больше отдыхать, тогда ожоги пройдут быстрее.

— У меня сейчас ничего не болит, — сообщил Аластер.

— Я рада это слышать, но все равно ты еще недостаточно поправился, чтобы выходить под дождь или скакать верхом, — сказала Лениза. — Думаю, тебе лучше поспать.

— Но я совершенно не хочу спать, — жалобно произнес Аластер.

— Мне очень жаль, но ты же сам знаешь — тебе необходим отдых. Не попросить ли для тебя снотворного у Джермиллы? — поинтересовалась она, как будто обрадовавшись, что может что-то для него сделать.

— Нет, нет, не надо беспокоиться, — быстро ответил Аластер, в глубине души не желая, чтобы девушка уходила, испугавшись, что она воспользуется предлогом и больше не придет.

До сих пор старая собака лежала неподвижно на полу и лишь время от времени поводила ушами, когда говорил Аластер. Теперь она вдруг заскулила и принялась носиться по комнате. Лениза с любопытством наблюдала за ней, а Аластер нахмурился и принялся стыдить:

— Лежать, Ювел. Успокойся, девочка, веди себя прилично! Что это с ней? Ювел, лежать! — резко приказал он, но та продолжала суетиться и скулить.

— Может, ей надо выйти? Мне погулять с ней или попросить Джермиллу? — спросила Лениза, поворачиваясь к дверям. Ювел в два прыжка очутилась у двери, осталась стоять там, скуля и умоляюще глядя на нее. Словно услыхав мольбы собаки, вошла Джермилла.

— Моя госпожа, — начала было она, но тут же перебила саму себя: — Ой, что это с вашей собакой, ваи дом?

Вой Ювел стал громким и настойчивым, стараясь ее перекричать, Джермилла сообщила следующее:

— Там на улице человек, который говорит, что пришел повидаться с герцогом Хамерфелом… судя по лицу, ваш близкий родственник, ваи дом…

— Это, должно быть, мой брат Конн, — сказал Аластер. — Вот поэтому собака и не находит себе места, она знает Конна и не ожидала встретить его здесь. Для меня это тоже неожиданность, я думал — он в Тендаре. — Тут он запнулся. — Могу я попросить вас принять его, дамисела?

— Приведи его сюда, — распорядилась Лениза, и Джермилла, неодобрительно фыркнув, пошла выполнять приказание. Ювел бросилась следом за ней. Вскоре собака возвратилась, прыгая и увиваясь вокруг Конна, который вошел весь мокрый и забрызганный грязью. На волосах Конна кое-где повисли сосульки.

Лениза глянула на него и по-детски рассмеялась, сказав при этом:

— Вот это да! Наверное, впервые за всю историю Врат Сторна у нас под крышей сразу два герцога Хамерфела. Надеюсь, сами вы можете различать друг друга, а то для окружающих это, кажется, непосильная задача. Интересно, кого из вас я повстречала в корчме в Лоуэрхаммере и лишилась тарелки овсяной каши с медом?

— Меня, — произнес Аластер, слегка раздосадованный тем, что она об этом спрашивала. — Ты должна была узнать меня по собаке.

— Неужели? Посмотри, как бедная девочка встречает твоего брата — словно вернулся настоящий хозяин, — сказала Лениза и, когда Аластер нахмурился еще больше, добавила: — Поэтому нельзя меня винить, что я могу ошибиться, если даже собственная собака, которая знает вас гораздо лучше, чем я, не различает вас.

В словах ее было столько искренности, что Аластер почувствовал себя виноватым за сиюминутное раздражение и почти непроизвольно перенес злость на Ювел, которая вела себя так, словно собиралась предать его.

— Лежать, Ювел. Веди себя прилично! — прикрикнул он на собаку.

— Не надо срывать злость на собаке, — грубо произнес Конн. — Ей не за что стыдиться, а вот из всех мест, где я ожидал встретить тебя, брат, это было последним. Сидеть в уюте и тепле под крышей Сторна в тот самый момент, когда он выгоняет наших людей из их домов под дождь!

Аластер, и так смотревший угрюмо, произнес:

— Я думал, ты в Тендаре и заботишься о нашей матери. Ты что, оставил ее там одну, без защиты?

— У нашей матери есть много людей, которые с радостью будут ее защищать, — ответил Конн, — но она сейчас здесь, в надежном месте, а вместе с ней Флория и Гейвин. Неужели ты думаешь, что мы могли оставаться в Тендаре и ничего не предпринимать, когда узнали, что ты ранен и находишься в руках Сторна?

— Да, я так и думал, — заметил Аластер. — В конце концов мне здесь ничто не угрожает. Лорд Сторн принял меня с исключительной добротой и сердечностью.

— Вижу, — сухо сказал Конн, мельком глянув на Ленизу. — А что, внучка тоже входит в ритуал гостеприимства?

Аластер сидел мрачный как туча. В его мыслях Конн прочитал, что тот больше обиделся за Ленизу, чем за себя. Тем не менее Аластер сухо ответил, что вопрос так не стоял, дамисела — хозяйка дома и по доброте своей помогает ему залечивать раны.

— Не знаю, как принято обращаться с женщинами здесь, в горах, — назидательно добавил он, — но в Тендаре никто не позволил бы себе так говорить о дочери или внучатой племяннице даже своего заклятого врага.

— И тем не менее я застаю тебя здесь наедине с ней в этот поздний час. Неужели ты настолько сильно ранен, братец, что за тобой по ночам должна ухаживать женщина?

— В Тендаре не обязательно находиться при смерти, чтобы тебе доверили находиться в присутствии дамиселы, — ответил Аластер, а Конн прочитал то, что тот не высказал вслух:

«Мой брат как был деревенским олухом, так им и останется. У него понятий о такте и галантности не больше, чем у собаки».

Тогда Конн произнес:

— И все равно я должен поговорить с тобой, брат, удобно ли нам будет делать это в присутствии дамиселы?

— У меня нет ничего, чего нельзя было бы сказать при ней или в присутствии самих богов, поскольку, кроме правды, я ничего говорить не собираюсь, — заявил Аластер. — Лениза, пожалуйста, не уходи.

«Я хочу все время видеть ее».

До этого момента Аластер не мог до конца признаться в этом самому себе, теперь он окончательно разобрался в своих чувствах. И Конн, читавший его мысли, резко спросил:

— А Флория? Что будет с ней? Она ждет тебя, сидя с матерью, в то время как ты здесь мечтаешь о родственнице Сторна.

— И ты еще меня за это упрекаешь? — огрызнулся Аластер. — Когда сам не можешь оторвать глаз от моей невесты!

«А я-то думал, что у Аластера нет ларана, тогда как же он читает мои мысли? Или это все настолько очевидно?» — спросил себя Конн, холодея от страха.

Вслух же он вежливо ответил:

— Брат, у меня вовсе нет желания ругаться с тобой. Тем более под этой крышей. Я встретился с лордом Сторном, и поскольку ты здесь, то подумал, что ты тоже…

В ответ на его спокойные слова гнев Аластера не только не затих, но разгорелся с новой силой.

«Итак, несмотря на все уверения, что признает меня герцогом и лордом, Конн думает, что может, действуя за моей спиной, обо всем договориться со Сторном, даже не посоветовавшись со мной. Он продолжает считать людей Хамерфела у себя в подчинении!»

«Итак, — подумал Конн, — он считает, что, прожив двадцать лет в городе, вдали от Хамерфела, будучи просто хлыщом и пустозвоном, он может заявиться сюда и легко все устроить посредством дипломатии, забыв о долгой вражде Хамерфелов со Сторнами. Какая же в этом честь?»

Сейчас Конн от всего сердца желал, чтобы его брат мог прочесть его мысли. Вместо этого ему приходилось с трудом излагать переживаемое, в то время как Аластер, воспитывавшийся по-городскому, точно знал, как и что говорить.

«К тому же он влюбился в эту девочку — внучатую племянницу Сторна. Знает ли она об этом? И есть ли у нее ларан?»

Наконец Конн медленно произнес:

— Полагаю, Аластер, что это твоя забота — бросить клич и поднять людей, которые все еще верны Хамерфелам. После этого король Айдан… — тут он спохватился.

Перебив его Лениза спросила:

— Значит — будет война? А я-то надеялась, что, когда вы с моим дедом так разумно обо всем поговорили, можно найти какой-то способ положить конец этой долгой вражде.

Глядя на Ленизу и пряча глаза от Конна, Аластер произнес:

— Хочешь ли ты, Лениза, чтобы между нами установился мир?

Неожиданно Конн, пытавшийся до сих пор сохранять благоразумие, разозлился так, что не выдержал и сорвался:

— Вот поэтому я и хотел, чтобы она не присутствовала при нашем разговоре. Есть вещи, которые нам надо обсудить, не впутывая в них женщин.

На это Аластер ответил:

— Твое деревенское воспитание делает тебя неучтивым, брат. В цивилизованных краях женщины имеют полное право наравне с мужчинами принимать участие в решении важных вопросов, которые в конце концов касаются их в той же степени. Разве хотел бы ты отстранить нашу мать, которая является работником Башни, от принятия таких ответственных решений, как это? Или ты считаешь Ленизу слишком молодой для обсуждения важных вопросов?

— Она — из рода Сторнов, — гневно ответил Конн.

Лениза выступила вперед и сказала:

— Именно поэтому решение касается меня лично. Я являюсь частью этой старинной вражды и унаследовала ее так же, как и вы, и так же, как и вы, потеряла благодаря ей отца, хотя — боги свидетели — едва его знала. Так как же вы можете говорить, что все это не моего ума дело и что я должна тихо сидеть в стороне, позволив другим решать за себя, что делать?

Конн взял себя в руки и попробовал говорить разумно:

— Дамисела, я не питаю к вам враждебных чувств. Лишь иносказательно, да и то с большой натяжкой, кто-то мог бы назвать вас врагом. Вы не сражались и не убивали, вы всего лишь жертва этой вражды, а не ее вдохновитель.

На это Лениза раздраженно ответила:

— Вы говорите со мной как с ребенком или со слабоумной. То, что я не ношу меч и не сражаюсь рядом с дедом, не значит, что мне ничего не известно об этой вражде.

— Ну вот, вы и рассердились, а я вовсе этого не хотел, — произнес Конн. — Я просто пытаюсь…

— Пытаетесь сделать из меня абсолютное ничто и доказать, что лишь мужчинам дано право говорить о таких вещах, — накинулась на него Лениза. — По крайней мере, ваш брат согласен, что я имею законный интерес во всем, что касается моего клана и моей семьи! Он верит, что я — человек и могу открыто говорить обо всем, что меня тревожит, вместо того чтобы шептаться с моим гостем и тихо склонять его на свою сторону!

Конн, ощущая неудобство создавшегося положения, попытался обратить все в шутку:

— Я не знал, что вы давали клятву меченосицы…

— Я не давала, — сказала Лениза, — но я считаю себя полноправным участником разговора, ибо эта вражда касается меня точно так же, как моего деда. А может, и больше, поскольку он уже пожилой человек, и любое его решение будет иметь для него значение еще лишь несколько лет, тогда как я и мои дети, если они у меня будут, должны будут жить с этим.

В наступившей тишине Конн тяжело произнес:

— Вы правы. Простите меня, Лениза, вы считаете — мы с братом должны вести переговоры с вами, а не с вашим дедом?

— Не пытайтесь сделать из меня дуру. Я только сказала, что все это касается меня не в меньшей степени, чем деда, и именно поэтому я имею право голоса при принятии решения.

— Ну тогда объясните, наконец, чего же вы хотите, — взмолился Конн. — И что вы думаете об этой вражде? Вы хотите продолжать ее еще сто лет только потому, что наши предки ненавидели и убивали друг друга?

Лениза отвернулась и вся напряглась, изо всех сил пытаясь не расплакаться. Немного успокоившись, она сказала:

— Я бы не хотела считать Аластера врагом. И вас тоже. Я не испытываю к вам ненависти, да и дед мой тоже. Он говорил с вашим братом как друг. А чего хотите вы, Хамерфел?

«Сентиментальная чушь, — подумал Конн. — Просто романтическая блажь. Она еще слишком неопытна».

Однако ее прямота и напор тронули его. Конн по достоинству оценил честность Ленизы.

Аластер потянулся и взял ее за руку, мягко сказав:

— Я бы не хотел быть твоим врагом, Лениза. Возможно, мы найдем способ подружиться. — Внезапно он поднял глаза на брата и грозно посмотрел на него. — А теперь, если хочешь, можешь назвать меня предателем Хамерфелов…

— Этому не бывать, — ответил Конн. — Вероятно, старая вражда уже действительно выдохлась. Но кое-что из сказанного Сторном заставило меня серьезно задуматься. Он прав, нам угрожает столько внешних врагов, что было бы преступлением воевать между собой. Он сказал также, что Хастуры и Алдараны давят с обеих сторон, надеясь поглотить наши владения и установить здесь свою власть. Поэтому нам следовало бы объединиться. Мне тяжело думать о короле Айдане как о противнике…

— …особенно когда он пообещал нам помочь отвоевать Хамерфел, — закончил его мысль Аластер.

Лениза встала и принялась расхаживать по комнате, а Ювел семенила за ней, оскалив зубы и шлепая лапами по полу.

— Значит, вот как? Он обещал? И по какому праву он это обещал? Разве имеет он право вмешиваться в наши дела? — произнесла она. Было очевидно, что сейчас ее разбирала такая злость, что ей даже трудно говорить. — Я не хочу, чтобы эта земля превратилась в объект очередного грабительского набега Хастуров, которые спят и видят, как бы расширить королевство от Теморы до Стены Мира.

— Вы не знаете короля Айдана, — возразил Конн. — Я считаю, что лично он лишен амбиций, но он хочет, чтобы на этой земле восстановился мир и порядок. Он терпеть не может все эти мелкие войны и кровавые междоусобицы, перевороты и беспорядки. Он хочет лишь одного: чтобы в Хеллерах воцарился мир.

— Но когда мы все станем подданными Хастуров, — спросил Лениза, — что будет с такими людьми, как мой дед?

— Единственный способ узнать — это спросить их обоих, когда они встретятся.

— Это, вероятно, можно организовать. В самом деле, если король Айдан задумал укрепить власть в горных районах, то рано или поздно он этого добьется, — произнес Конн. — Но мы поклялись ему поднять людей против Сторнов, чтобы король мог на законных основаниях ввести армию в Хеллеры и положить конец мятежу Алдаранов.

Теперь, отказываясь претворять в жизнь этот основной пункт плана Айдана, он чувствовал себя предателем.

— Зачем нужна здесь армия Хастуров, если мы можем договориться друг с другом и, объединившись, обрести силу? — произнес Аластер. — И понятно, что угроза нападения со стороны Алдарана должна беспокоить только нас, а вовсе не нижнеземельских лордов, даже таких, как Хастуры.

— Пусть я мало в этом разбираюсь, но я слыхала, что есть договор, по которому вся эта земля находится под властью Хастуров, и мы не можем заключать меж собой соглашения без их одобрения. Когда Джереми I правил в Астуриасе…

— Похоже, надо попробовать привести сюда Айдана без армии, — перебил ее Аластер.

— Вот в этом-то и загвоздка, — сказала Лениза. — Как нам убедить Айдана прийти с миром?

Она подошла к кровати Аластера и присела на край.

— Если король настроен развязать войну в горах…

— Не думаю, чтобы он хотел войны. У меня создалось впечатление, что он рассматривает этот вариант как жестокую необходимость, которой он хотел бы всеми способами избежать, — обнадежил девушку Конн.

— Так или иначе, но мы должны убедить Айдана не развязывать войну, — начал Аластер, — но как только мы заявим об этом, он подумает, что мы замышляем предательство…

— Ерунда, — перебила его Лениза. — Скажи ему, что он может привести с собой сколько пожелает телохранителей, но никаких полков, которые будут вытаптывать наш урожай и которых надо размещать по деревням. Крестьяне и так не знают, чем прокормиться, не говоря уже о поставках продовольствия армейским интендантам.

— Минуточку, — сказал Конн. — Я говорил с королем Айданом, и мне кажется — он очень к нам расположен. Но у меня нет власти приказать королю явиться сюда или оставаться дома. Он пообещал нам армию, но я не знаю, имел ли он при этом намерение прибыть сюда лично.

— Тогда его надо как-то убедить в необходимости этого, — продолжала настаивать Лениза. — Нет ли у вас или у вашей матери, прожившей все эти годы в Тендаре, знакомого, кто имел бы влияние на короля или хотя бы состоял в родстве с королевской семьей?

Ответил Аластер:

— Кузен короля, Валентин Хастур, уже много лет добивается руки моей матери, но я не хочу просить ее использовать свое влияние таким образом. И не думаю, чтобы она это сделала даже по моей просьбе. Кроме того, один из моих ближайших друзей — приемный сын королевы и родной сын одной из ее любимых кузин, — продолжил Аластер, — но он в Тендаре…

— Если ты имеешь в виду Гейвина, — произнес Конн, — то он настоял на том, чтобы отправиться с нами, и в данный момент находится в доме Маркоса, охраняя мать и Флорию. Разумеется, он мог бы убедить короля или хотя бы королеву, — тут Конн погрустнел, — но королева сейчас в таком состоянии, что не может никому оказать помощь. Когда мы выезжали из Тендары, она была едва ли не при смерти.

После этих печальных новостей всем вдруг сделалось тоскливо, и в тишине стал слышен шум, доносившийся из зала. Чуть позже вошла Джермилла.

— Хозяин дал указание, чтобы вы ложились спать пораньше, сколько еще людей собирается прийти сегодня ночью, чтобы требовать встречи с вашими гостями?

— Я никого не жду, — ответила Лениза, широко раскрыв прекрасные невинные голубые глаза. — Но если только это не банда вооруженных наемников, впусти их, кто бы там ни был.

Что-то проворчав, Джермилла направилась к двери и распахнула ее.

В комнату вошел промокший до нитки Гейвин Деллерей. Его изысканно завитые и накрашенные волосы теперь висели сосульками, с них капала вода.

— Аластер, дорогой мой друг! Что за странная и непонятная вещь приключилась со мной! Я спал в доме Маркоса и вдруг проснулся, хотя сон мой был крепок и здоров. Я видел во сне, что стою в тронном зале короля Айдана и он приказывает мне немедленно, подчеркиваю — немедленно, идти сюда, под дождем, чтобы узнать, как твои дела, а во всей деревне не нашлось даже старого зонтика.

Он поклонился Ленизе и Джермилле.

— Клянусь честью, местра, я ни в коем случае никому не желаю зла под этой крышей. Я не солдат, а менестрель.

«Ой, так ли это? — озадаченно подумал Конн. — Я ведь уже задавался вопросом, почему это Гейвин так настаивал, чтобы поехать с нами, и мне следовало бы догадаться, что король Айдан захочет иметь здесь свои глаза и уши. Гейвин и сам не понимал, что делает здесь, но вот как я опростоволосился…»

Аластер и Лениза, очевидно, пришли к тому же заключению. Они заговорили одновременно, и Гейвину пришлось поднять руку, чтобы остановить их.

— Пожалуйста, прошу вас, — произнес он, — дайте хоть немного обсохнуть у огня, прежде чем втягивать меня в интриги.

Лениза просто сияла.

— Вы, верно, посланы нам богами. А может быть, вы ангел, который является в нужде?

Джермилла фыркнула.

— Христофоре говорят, что ангелов можно встретить в довольно странных местах, — заметила она. — Но воистину впервые в жизни я вижу, что бог наш — большой шутник, раз он посылает нам ангела с выкрашенными в лиловый цвет волосами.

Гейвин вытаращил глаза.

— Кто? Я? Это я-то ангел? О Властелин Света, воистину у тебя плоховато с посыльными! Так в чем же, собственно, дело?

Аластер сел на кровати и, расстелив край одеяла у себя в ногах, предложил другу сесть. Он сказал:

— Располагайся у огня, друг мой, высуши одежду. Нельзя ли попросить дражайшую Джермиллу принести какого-нибудь горячего питья? Если ты получишь воспаление легких, то не сможешь быть полезным никому из нас.

Джермилла принесла небольшой чайник, висевший до этого у огня, и налила дымящегося, чудно пахнущего чаю.

— А когда ты высохнешь, — продолжил Аластер, — может, согласишься помочь нам. Гейвин, необходимо предотвратить войну в горах. — Тут он засмеялся и добавил: — Когда все кончится, то ты, возможно, накропаешь балладу.

18

Проснулись они очень поздно, полночи проговорив о том, как Гейвину связаться с королем Айданом и попытаться убедить его явится в Хеллеры для переговоров, в сопровождении лишь телохранителей да почетного эскорта, чтобы положить конец длившейся уже многие поколения кровной вражде между родами Сторнов и Хамерфелов.

— Но, — напомнила ему Лениза, — возможно, король Айдан вовсе не стремится к этому, ведь если в горах наступит мир, то у него будет мало шансов подчинить эти земли.

— Я могу лишь сказать, что вы совсем не знаете короля Айдана, — ответил Конн. — Иначе вы бы верили ему так же, как я.

— Возможно, — сказала Лениза, — но если Айдан такой могучий ларанцу, что может читать мысли людей на большом расстоянии, то он, вероятно, мог бы внушить мне желание стать его вассалом, не посоветовавшись со мной.

На это ответил Аластер:

— Я довольно плохо знаю, что у короля на уме, но моя мать все годы была лерони. Если бы она могла заставить человека делать что-то против его воли, это было бы мошенничеством. Она объяснила мне, что этим даром нельзя пользоваться, для того чтобы заставлять других людей делать что-то против их воли. Если бы здесь присутствовала Флория, она процитировала бы тебе Клятву Наблюдающей, где сказано, что первейшая обязанность лерони — не вторгаться в чужое сознание без согласия, если только требуется помощь или лечение.

— Все это я слышала, когда меня учили, — сказала Лениза, — но кто знает — что на уме у Хастура — короля-волшебника? Он может решать за других, требуется ли им помощь, лечение или просто полезное вмешательство.

Аластер посмотрел на девушку, и Конну показалось, что глаза брата светились нежностью, переполнявшей его сердце.

«Какой он все-таки пустозвон, дурак и пустозвон, если решился бросить Флорию ради этой девчонки, — подумал Конн, — а честь предков, променять на удобство и благополучие выпрошенного мира. Воевать за Хамерфел — благородное дело. Что принесет нам в замен хваленый мир со Сторнами? Неплохо было бы услышать, что сторновские управляющие возвращают наши земли или восстанавливают наш замок. Законы чести требуют от нас продолжения борьбы, по крайней мере, до тех пор, пока мы не отомстим за отца».

Но Конн, хоть и прожил всю жизнь с мыслью о мести, смутился, когда Лениза глянула на него так, словно прочитала его мысли. Глаза ее были полны печали и недоверия.

Он попытался понять, что привлекает брата в Ленизе. Она показалась ему немногим лучше тех деревенских девчонок, с которыми он играл в детстве, а в юности танцевал на праздниках урожая и Середины лета. Хорошенькая — да; Конн не отрицал, что она действительно привлекательна — с округлым личиком, румяными щечками и прекрасными блестящими волосами, заплетенными в косы; одетая в простое платье в синюю и темно-зеленую клетку.

В его сознании Лениза представляла разительный контраст с Флорией — высокой и элегантной, с замечательно красивым лицом, глубоко посаженными глазами и мягкой речью. Та была опытной лерони, и никто не подумал бы, что она могла собственноручно варить пиво или наливать гостям глинтвейн… Но на самом деле это было не так: Флория помогала по дому и дрессировала Медяшку. Флория ни в коем случае не была белоручкой, но обладала к тому же мастерством и знаниями. Вдобавок Флория была красива, благородна и хорошо обучена, в то время как Лениза оставалась неопытной деревенской девочкой. Впрочем, раз можно было ошибиться, глядя на Флорию, то у Ленизы тоже могли оказаться достоинства, не бросавшиеся в глаза при первом знакомстве, и если б он лучше знал ее, то наверняка мог бы и лучше их оценить.

Этой ночью Конн спал на полу в комнате брата. И действительно, впервые, как сказала Лениза — а может Джермилла, — замок Сторна приютил не одного, а целых двух Хамерфелов. Ему снился король Айдан, и он чувствовал, что нарушает данную ему клятву верности. Не он, а Гейвин должен будет довести до короля тот факт, что обещанные армии больше не нужны. Тогда как быть с угрозой, исходящей от Алдарана? Но при этом Конна не покидали сомнения — может, его тревоги лишь следствие деревенского воспитания, а на самом деле Аластер и Гейвин объединились против него? Когда сон овладел им, эти тревожные мысли поплыли туда, где спала Лениза, а рядом в коридоре, на маленькой кроватке, — Джермилла, неустанно сторожившая вход в спальню Ленизы от незваных гостей.

Аластер разбудил его рано утром, в окно мягко постукивал падающий снег.

— Садись на лошадь, брат. Она в конюшнях Сторна. Поезжай обратно к Маркосу, потому что наша мать должна быть в курсе того, что мы планируем. А я не знаю — когда сам смогу уехать отсюда.

— Ты не хочешь уезжать из-за Ленизы, — бросил Конн.

— Уж кто-кто, а ты должен радоваться, а не осуждать меня за это, — раздраженно ответил Аластер, — поскольку теперь Флория может упасть в твои объятия. Ты думаешь, я не знаю, что ты влюбился в нее, едва увидев?

— И ты можешь меня упрекать в этом? Почему бы мне действительно не предложить ей быть со мной, раз теперь стало ясно, что ты ее не любишь?

— Это не так, — произнес Аластер. — Я люблю ее. Я знаю ее с семилетнего возраста, и пока я не приехал сюда, то думал, что большего счастья, чем жениться на Флории, и быть не может…

— Тогда почему ты теперь изменил свое мнение? Неужели ты решил, что лучше жениться на этой сторновской девочке по политическим соображениям?

— Можно подумать, что ты не хочешь положить конец вражде, — укорил его Аластер, на этот раз действительно разозлившись.

— Я не возражал бы окончить ее с честью, — ответил Конн, — с возвращением наших земель, замка и с заверениями, что нашим людям больше не грозят притеснения. Их судьба тебя, возможно, мало волнует; действительно — с чего тебе за них переживать? Ты ведь вовсе их не знаешь. Но я прожил с ними всю жизнь и чувствую, что заботиться о них — мой долг. Неужели ты думаешь, что можно все это разом устроить, просто женившись на одной из женщин рода Сторнов?

— Не на «одной из», — поправил его Аластер, — а на единственной. Они с лордом Сторном — последние оставшиеся в живых в роду. Когда Сторн умрет, а Лениза будет замужем за Хамерфелом, вражда прекратится, поскольку некому будет» ее продолжать.

— Значит, ты собираешься убить человека, принявшего тебя под свой кров? — язвительно спросил его Конн. — Не знаю, как у вас в городе, но здесь такое поведение не одобряют.

— Нет, конечно, не собираюсь, — начал оправдываться Аластер, но в этот момент Гейвин взревел:

— Вам больше делать нечего, как грызться с утра пораньше! — Он взъерошил пальцами волосы. — К тому же — который сейчас час? Ведь только светать начало!

— Конн обвиняет меня в намерении убить лорда Сторна, — ответил Аластер. — Изумительная наглость, милый брат!

— Но ты ведь, похоже, готов забыть клятву, данную Флории, — подметил Конн, — поэтому как мне разобраться в твоем понятии о чести?

Но Аластер не клюнул на эту приманку и через некоторое время удивленно произнес:

— Все дело в том, что я не связан клятвой с Флорией. Мне очень жаль, что королева Антонелла больна, но из-за ее внезапного удара обручение так и не состоялось…

На это Конн глубокомысленно заметил:

— И сколько из бывших в ту ночь гостей знает, с кем из нас двоих Флория должна была обручиться в тот вечер?

Гейвин сидел с умильным видом, будто знал нечто такое, чего не знали они.

— Чудесная традиция — кончать вражду свадьбой. А насколько я понимаю, ты, Аластер, искренне хочешь жениться на родственнице Сторна — дамиселе Ленизе, не так ли?

Аластер кивнул, и Гейвин продолжил:

— А раз Конн желает жениться на Флории, то вряд ли ваша матушка станет возражать, поскольку Флория все равно станет ей дочерью. Значит, единственное, что остается, это — убедить лорда Эдрика…

— И Флорию, — вставил Конн, — если только ты не считаешь ее куклой, за которую надо торговаться с ее папашей.

— Разумеется, — согласился Гейвин. — Вам обоим надо поговорить с Флорией, но я уверен, что она согласится внести свой вклад в окончание этой ужасной и кровавой вражды. Ведь если бы она вышла за Аластера, вражда бы продолжилась и перекинулась на ее детей. Но согласится ли лорд Сторн?