Глава 5

В кабинете Харамис стояла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня.

Файолон встал и подошел к изящно инкрустированной арфе — она оказалась под стать его росту — с серебряными струнами и деревянным и полированным корпусом красноватого цвета. Верхняя часть деки была отделана костью.

— Какая великолепная арфа, госпожа Харамис, — восхищенно произнес он. — Можно мне поиграть на ней? Я уверен, что по своему звучанию она не уступит ни одной из тех, какие мне приходилось слышать.

— Ты умеешь играть на арфе, юный Файолон? — удивилась Харамис.

— Умею, хотя тут я не профессионал. Меня обучали игре на множестве инструментов, но арфа для меня — самый любимый. Из нее практически невозможно извлечь звук, который не был бы красивым.

— Думаю, ты прав, — сказала Харамис, поднимаясь с кресла. — Только это не просто арфа, и на ней никто никогда не играет, как на обычном инструменте. Это Узун, мудрейший из моих советников-оддлингов.

— Вот это — господин Узун? — изумленно воскликнул Файолон. — Я считал, что он умер много лет назад.

— Когда в конце концов он достиг предела своей обычной жизни, — объяснила Харамис, — я впервые воспользовалась великими возможностями магии, соединив его дух с этой арфой, чтобы продолжать пользоваться его мудрыми советами. Сейчас я тебя ему представлю. И если он пожелает, то заговорит с тобой или даже что-нибудь споет.

— В жизни не слыхивала подобной чепухи, — пробормотала Майкайла. — Как это арфа может служить советником?

— Не знаю, — мягко ответил Файолон, — но по крайней мере у меня до сих пор не было причин подвергать сомнению любые слова Белой Дамы. Будь благоразумной. Майка.

Харамис бросила на Майкайлу резкий взгляд, но ничего не сказала.

— Добрый вечер, Узун, — произнесла она, приблизившись к арфе.

— Добрый вечер, госпожа, — прозвучал в ответ сильный протяжный голос, казавшийся мягким и певучим и как будто действительно выходивший из резонатора арфы. Харамис краем глаза следила за Майкайлой. Девочка, видимо, все еще не верила собственным ушам и наверняка пыталась убедить себя, что это просто какой-то хитроумный трюк.

— А кто эти молодые люди? — спросил голос — Мне кажется, я их раньше не встречал.

— Господин Узун, — сказала Харамис, — я хотела бы представить тебе моих юных родственников, принцессу Майкайлу Рувендскую и лорда Файолона Барского, сына младшей сестры королевы.

— Очень рад познакомиться с вашими родственниками, госпожа, — ответил Узун. Голос его словно прожурчал по струнам. — Давно вам пора опереться на чью-нибудь помощь в исполнении такого множества тяжких обязанностей. Это ее вы избрали взять на себя бремя ваших забот, когда уже не сможете управляться с ними?

— Как хорошо ты меня понимаешь, Узун, — нежно проговорила Харамис.

Она взглянула на Майкайлу и, казалось, почти услышала мысли, роившиеся в незрелой, необученной голове девочки: «У арфы нет глаз — по крайней мере их нигде не видно, — тогда как она может нас видеть? Тут, очевидно, происходит нечто странное».

— Ну, теперь ты мне веришь, глупая девчонка? — резко спросила Харамис.

Майкайла посмотрела на нее с сомнением:

— Госпожа моя, вы действительно хотите, чтобы я поверила, будто вы кого-то превратили после смерти в арфу?

— Хорошо, что ты, по крайней мере, откровенна, — сказала Харамис — Если будешь сомневаться в моих словах, никогда этого не скрывай. Я постараюсь тебе все объяснить. Лучше честно высказывать свои сомнения, чем притворно соглашаться. Лучше все время говори правду, даже если эта правда меня разозлит. — «Тебя она уже разозлила», — подумала вдруг Харамис, а вслух добавила: — Ты ведь сердишься на меня, Майкайла?

— Да — Девочка обернулась к Файолону. — Не гляди на меня так, она сама спросила. Да и как же мне не быть сердитой, если она, по существу, похитила нас обоих заявляет, что намерена держать меня здесь против моей воли? Чего от нее ожидать, коль скоро она способна превратить человека в арфу?

— Но, Майка, — сдерживая волнение, проговорил Файолон, — много ли проку сердиться на того, кто может обратить тебя в какую-нибудь вещь? Уж лучше держать язык за зубами, тем более что тебе самой пока ничего не грозит.

— Принцесса Майкайла, — зазвучала арфа голосом Узуна, — вы несправедливы к госпоже Харамис. Она не превратила бы меня в арфу без моего согласия, и это превращение стоило ей больших усилий.

Майкайла подошла к Узуну, подняла руку и прикоснулась указательным пальцем к костяной накладке на верхней части арфы.

— Как она это сделала? — спросила девочка. — Эта кость была частью вашего тела? Она вас убила, чтобы заговор начал действовать, или вы умерли естественным образом и ей оставалось разрубить труп? И кстати, вы, очевидно, обладаете слухом, но можете ли вы видеть? Можете ли двигаться по собственному усмотрению?

— Ваша нездоровая жажда познать все подробности может обождать до тех пор, пока вы хоть немного научитесь и станете понимать, о чем говорите, — ответила арфа. — И довожу до вашего сведения: я предпочитаю, чтобы ко мне не прикасались, не испросив на го разрешения. — В звучном голосе Узуна чувствовалась досада. Когда он затих, Харамис улыбнулась.

— Куда он ушел? — спросил Файолон. — Скажите ему, чтоб вернулся. То есть я имею в виду, попросите его, пожалуйста.

Лицо Харамис было мрачно.

— Даже я не отдаю Узуну приказаний, мой мальчик. Между нами говоря, я опасаюсь, что вы его сильно обидели. И он, может быть, только очень нескоро вновь заговорит с кем-то из вас или даже со мной, ибо я позволила вам совершить такую грубую бестактность — задавать ему вопросы.

Глаза Майкайлы округлились.

— Чего ради ему винить вас за наше поведение? Вы только сегодня с нами познакомились и до сих пор не имели никакого отношения к нашему обучению и воспитанию. При чем же тут вы?

— Тебе следовало бы быть с ним повежливее, Майкайла, — возразил Файолон. — Я ведь тебе о нем рассказывал, помнишь? Господин Узун был придворным музыкантом короля Крейна, а заодно и магом-любителем и поначалу сопровождал принцессу Харамис в поисках ее талисмана.

Майкайла вздохнула:

— Скажи честно, Файолон, ты правда в точности помнишь все песни, которые слышал?

Мальчик на минуту задумался.

— Да, кажется, я помню все.

— Ну что ж, не забывай тогда и того, что я их не помню. Многие из твоих любимых баллад написаны две сотни лет тому назад, и все они кажутся мне одинаковыми. А что это за король Крейн?

— Он был моим отцом, — ответила Харамис, — и трагически погиб во время нашествия Лаборнока — жуткие подробности этой истории я опушу. Вам уже пора спать, и лучше обойтись без ночных кошмаров. — Она резко дернула шнур звонка и молча села в кресло. Никто из присутствующих не осмелился нарушить молчание, пока не пришла Энья. Харамис приказала ей проследить, чтобы детей и Квази уложили в постели, и тут же вышла из комнаты, не дожидаясь, пока служанка ответит.

— Не следовало бы тебе упоминать о ее отце, — шепнул Майкайле Файолон, едва волшебница повернулась к ним спиной. — На твоем месте я бы вообще не заговаривал о ее семействе.

Чуть позже детей уложили спать в комнате для гостей на две стоявшие рядом узкие кровати. Харамис направилась к себе и подготовила магическую чашу с водой. «Посмотрим, что эти двое станут делать, оставшись наедине», — пробормотала она себе под нос.

Сперва ничего интересного она не замечала. Майкайла, пережив столь длинный и утомительный день, быстро уснула, но Файолон долго ворочался и выглядел явно обеспокоенным.

Харамис подозревала, что он припоминает сцену с Узуном и ему хочется снова сойти вниз и перед сном помириться с музыкантом. У мальчика было достаточно здравого смысла, чтобы понимать, что Майкайле меньше всего стоило бы наживать себе врага в лице Узуна.

«И он прав, — подумала Харамис, — Майкайле следовало бы побеспокоиться о том, чтобы оставаться с Узуном в хороших отношениях. Даже будучи заключен в такую оболочку, как теперь, он все-таки единственный из моих советников, кто до сих пор жив. Не считая нескольких слуг-оддлингов, большей частью висли, в башне сейчас никто не живет, кроме меня и Узуна».

Харамис не пыталась остановить мальчика, когда тот выбрался из постели и направился вниз. Она просто сидела и смотрела, с любопытством ожидая предстоящую бурную сцену между ними. Узун всю жизнь был необыкновенно упрям, и в высшей степени интересно, как они поладят с Файолоном.

Кабинет был пуст. На огромной арфе играли отблески пламени камина. Файолон преклонил перед ней колени.

— Господин Узун, — прошептал он, — умоляю вас простить мою кузину Майку. Она действительно не хотела вас обидеть. Просто так уж она устроена: никогда ни во что не верит, пока сама не изучит и не исследует. Она принадлежит к тому типу людей, что любят разбирать вещи, дабы определить принцип их работы; она не склонна принимать что-либо на веру или доверяться магии, если не видит объективных законов, заставляющих все это действовать.

Узун упорно хранил молчание. Харамис с любопытством наблюдала. Затем Файолону пришло в голову (была ли это его собственная мысль или стоявший перед ним молчаливый маг внушил ее мальчику?), что если господин Узун когда-нибудь и простит Майкайлу, то лишь в том случае, если она сама принесет извинения за свои бездумные слова. Он поднялся и направился к лестнице. Харамис продолжала отслеживать его путь в магической чаше.

Файолон не терял времени. Он быстро поднялся наверх в гостевую комнату и дернул безмятежно спящую кузину за рыжий локон.

— Файолон? Ты чего не спишь? Еще ведь, кажется, далеко до утра. В чем дело?

— Майкайла, ты должна спуститься вниз и, не откладывая дела, попросить прошения у господина Узуна.

— Ты в своем уме? Да сейчас самая середина ночи! Узун наверняка спит — если только он вообще когда-нибудь спит. — Она нахмурилась. — А голос у тебя какой-то странный. Не заболеваешь ли ты? Мы все промерзли до костей, пока сюда добирались, но я, по крайней мере, сидела между Харамис и спиной птицы и была кое-как прикрыта от ветра, а тебя, видно, продувало насквозь. — Она прикоснулась рукой к его лбу и присвистнула. — Файолон, да у тебя жар. Немедленно полезай в постель!

— Не раньше, чем ты извинишься перед господином Узуном.

Майкайла вздохнула:

— Ну хорошо. Чего не сделаешь, чтобы ты не вел себя по-идиотски. Ты ведь болен. Тебе надо лежать в постели.

Она встала, надела тапочки и пошла за ним вниз по лестнице.

Огонь в камине угас, и только угли таинственно мерцали в темноте. Файолон подбросил дров и раздул небольшое пламя, а тем временем Майкайла, опустившись на колени возле поблескивающей арфы, пыталась вызвать на разговор Узуна.

— Умоляю вас простить меня, господин Узун. — церемонно произнесла она. — Если Белая Дама действительно выбрала меня своей преемницей, мне здесь не обойтись без друзей. И я смиреннейше прошу у вас прошения, уверяю, что не имела намерения оскорбить вас и вовсе не питала к вам недоверия.

В ответ не раздалось ни звука.

Комната погрузилась в тишину. Затем, издав длинный, похожий на вздох звук, струны проиграли небольшую музыкальную фразу.

— Конечно, я вас с огромным удовольствием прощаю, юная госпожа принцесса Майкайла, — выдохнул он наконец. — С этого мгновения, надеюсь, мы станем друзьями. И с вами тоже, юный господин Файолон. С вашей стороны было очень учтиво постараться устранить это недоразумение.

Он не сказал, но Харамис, глядя из своей комнаты, тем не менее поняла это так же ясно, как если бы Узун сам произнес эти слова, — что ему хотелось бы продлить знакомство с Файолоном. Однако Узун, конечно, понимает, что мальчик здесь не задержится.

— Вы не должны чувствовать себя здесь пленницей, принцесса, — сказал Узун, будто читая мысли Майкайлы, — быть избранной на роль Великой Волшебницы — великая честь, и я уверен, что вы прекрасно справитесь с задачей, когда придет время, и сможете воспользоваться плодами хорошего обучения — роскошью, которой госпожа Харамис была лишена.

— Почему она выбрала именно меня? — спросила Майкайла. — Характером я совершенно не подхожу в волшебницы.

Файолон не смог удержаться, чтобы не усмехнуться. Видно, он был полностью согласен с такой оценкой.

— Волшебница не выбирает свою преемницу, — объяснил Узун. — Мне кажется, выбор делает сама страна. Но в нужное время она об этом узнает, чтобы передать свои полномочия по назначению.

— А как была избрана сама госпожа Харамис? — с любопытством спросил Файолон. — Ваши баллады об этом не рассказывают.

— Это все из-за слабости моего тогдашнего организма, — вздохнул музыкант. — В этот момент меня не было рядом с нею. Когда она отправилась на поиски талисмана, я оказался вынужден ее покинуть.

— Вы бы замерзли насмерть, если бы попытались сопровождать ее, — вежливо вставила Майкайла. Харамис с удовлетворением отметила, что девочка хоть немного способна обращать внимание на чувства других. — Каази сегодня совершенно промерз, и его долго пришлось отогревать. Помните, каким он был вялым за ужином?

— Квази? — спросил Узун. — Это тот ниссом, что был с вами? Мне его никто не представил.

Майкайла долго и пристально разглядывала арфу.

— Вы слепы, — уверенно сказала она, — и не способны передвигаться, правда? Вы заключены в корпус арфы, можете слышать и разговаривать, но не более того. Как она могла сотворить с вами такое?

— Ей хотелось оставить меня в живых, — спокойно ответил Узун.

— Вы научили госпожу Харамис магии, когда она была еще ребенком, — заговорил Файолон, торопясь сменить тему. — Об этом говорится в одной из летописей. Поэтому она и была избрана — из-за того, что уже знала магию?

— Этого быть не может, — возразила Майкайла, прежде чем Узун успел ответить. Харамис подавила вздох. Хорошие манеры Майкайла явно приберегала на крайний случай. — Потому что тогда выбор не пал бы на меня. Я не очень-то сильна в магии, Файолон. Ты сам меня намного превосходишь.

Мальчик покраснел так густо, что даже в мерцающем свете камина этого нельзя было не заметить.

— Это же всего лишь мелкие ухищрения, ничто по сравнению с возможностями господина Узуна или Великой Волшебницы. Но магию знала каждая из принцесс-тройняшек. Майка. Поэтому готов держать пари, что и ты ее освоишь. Ты ни разу не пыталась произнести ни одного серьезного заклинания и не можешь утверждать, есть у тебя магические способности или нет. — Он на минуту задумался и добавил: — Мне кажется, что ты ими обладаешь. Вспомни, как ты почувствовала неладное как раз перед тем как скритеки начали вылупляться.

— По крайней мере, я точно знаю, что магия меня не интересует, — пробурчала Майкайла. — Жаль, что выбрали именно меня.

— Я знаю, что для вас это настоящий шок, дитя мое, — мягко проговорил Узун, — но все обернется к лучшему, вот увидите.

Девочка вздохнула:

— Мне всегда хотелось просто-напросто выйти замуж за Файолона и заниматься исследованием Зеленой Топи.

— В таком случае у вас с Харамис куда больше общего, чем вам кажется, — сказал Узун. — Она была помолвлена с Фиомакаем, принцем Барским. Но ровно за пятьсот дней до свадьбы армия короля Волтрика вторглась в Рувенду. Принцесса Харамис была наследницей трона; поверьте, у нее было множество планов, в которые никак не вписывалась перспектива стать Великой Волшебницей. — По струнам арфы пробежал звук, похожий на усмешку. — А уж то, что она затеет со своей предшественницей Биной жаркий спор, у меня не вызывало сомнений.

«Я действительно попыталась, — подумала Харамис, — но когда та столь неожиданно умерла, дискуссия, увы, оборвалась».

— Вам пора возвращаться в постели, молодые люди, — сказал Узун. — Желаю доброй ночи и самых приятных сновидений.

Тон его ни у кого не оставил сомнений, что аудиенция окончена. Прощание выглядело так, будто дело происходит в палатах придворного вельможи. Дети поклонились и зашагали по лестнице в спальню. Как только они заснули, Харамис вылила воду из чаши и несколько неуклюже прошла к собственной кровати: сидеть в одной позе, согнувшись над чашей, для постаревшего тела оказалось довольно утомительным. Засыпая, она подумала, что Узун, пожалуй, окажется большой подмогой в обучении Майкайлы. А ведь одним Владыкам Воздуха известно, как сильно ей нужна помощь — любая помощь в этом деле!

Глава 6

Харамис решила отправить Файолона домой на следующий же день. Девочка гораздо быстрее усвоит то, чему Харамис должна ее обучить, если старый товарищ по детским играм не будет ее отвлекать. Майкайле пора повзрослеть и начать привыкать к своим новым обязанностям.

Но, к несчастью, прошлой ночью Майкайла оказалась права, утверждая, что Файолон болен. Когда дети проснулись — это произошло довольно поздно, и утро уже переходило в день, — выяснилось, что мальчику тяжело дышать; он жаловался на боли в груди. Харамис, придя проведать больного, поймала на себе гневный взгляд Майкайлы.

— У него воспаление легких, госпожа, — огрызнулась та. — Да этого и следовало ожидать после вчерашнего перелета в промокшей насквозь одежде под ледяным ветром! Удосужились ли вы вообще заметить, что его одежда совершенно замерзла прямо на теле, когда мы сюда добрались?

Говоря по правде, Харамис слишком сильно промерзла сама и в тот момент чувствовала себя слишком неуютно, чтобы что-нибудь заметить, но признаваться в этом было бы, пожалуй, неразумно.

— Не трать свой пыл понапрасну, девочка, — сказала она. — Я сожалею, что он заболел, но моя экономка позаботится о твоем друге, и он быстро поправится.

«Лучше бы он действительно поправился поскорее, — подумала Харамис про себя. — Чем раньше я от него избавлюсь, тем лучше».

— А что касается тебя, — она сурово поглядела на Майкайлу, —то его болезнь не является оправданием того, чтобы оставаться в пижаме в такое время дня. Немедленно переоденься и приходи в мой кабинет.

Она покинула комнату, не обращая внимания на то, что за спиной у нее сердито топнули ногой.

Когда Майкайла, как ей и велели, появилась в кабинете было уже слишком поздно, и завтрак, который Харамис велела подать для девочки, окончательно остыл. Сама Харамис поела несколько часов назад.

— Ты можешь выбирать, Майкайла, — заявила она девочке, — приходить к столу вовремя или же есть все холодным. Сегодня ты выбрала холодный завтрак, ешь его побыстрее. У нас много дел.

— Каких? — спросила девочка, запихивая в рот холодную овсянку.

— Не говори с набитым ртом, — машинально произнесла Харамис. — Тебе придется изучить магию — начиная, несомненно, с самых азов. Полагаю, ты по крайней мере умеешь читать?

Майкайла кивнула, продолжая жевать овсянку. Она, кажется, не замечала ни вкуса, ни температуры еды и даже, пожалуй, не вполне осознавала, что сидит за столом и ест. Харамис нахмурилась. Перед ней, видимо, не тот человек, которого можно стимулировать пищей. Что вообще эта девочка ценит в жизни, кроме своего Файолона? Как найти с ней общий язык?

Майкайла покончила с едой и со звоном уронила ложку в пустую тарелку.

Харамис отправила использованную посуду на кухню взмахом руки — и Майкайла даже не обратила на это внимания. Конечно, она видела, как волшебница обращалась с грязными тарелками вчера вечером, и уже знала, что это возможно, но если она намеревается воспринимать магию как нечто само собой разумеющееся… Впрочем, может быть, это даже поможет в обучении. По крайней мере, эта девочка не станет тратить целые часы, восхищаясь каждой мелочью. Хотя нет никакого сомнения в том, что чувство удивления, обладай она им хотя бы в малой степени, оказалось бы очень полезным…

Харамис отвела Майкайлу в библиотеку и начала в самых общих чертах объяснять основы и принципы действия магии:

— Ты, очевидно, знаешь крайне мало о магических силах, Майкайла, так что пусть это будет твоим первым уроком в нашем искусстве. Маг никогда и ничего не должен делать без необходимости — даже самые простые вещи. Сегодня утром я отправила Квази домой верхом на ламмергейере, ибо в противном случае он замерз бы насмерть. Перед этим я вызывала ламмергейеров, отправляясь к вам, — только потому, что вам грозила страшная опасность. Вы лишились лодки и слишком мало знали о том, как вести себя со скритеками. Ситуация вынудила меня вытаскивать вас из той ловушки, в которую вы попали по собственной глупости. Ты меня понимаешь.

— Нет, — сказала Майкайла, — я вас не понимаю. Во-первых, никакая особенная опасность нам не угрожала. До ближайшего скритека было полдня пути — на лодке, да еще вниз по течению.

— Встреча со скритеком — слишком большой риск, чтобы здравомыслящий человек подвергал этому свою жизнь, а человек ответственный — жизни своих товарищей.

Майкайла непроизвольно вздрогнула, вспомнив судьбу Транео. Но она не забывала и кое-что другое.

— Мы находились совсем недалеко от родного селения Квази, когда вы забрали нас оттуда и притащили сюда. Квази едва не замерз насмерть, а Файолон заработал воспаление легких. Но даже если отбросить все эти мелочи, что, собственно, дурного в использовании ламмергейеров?

— Дурного ничего, — спокойно ответила Харамис, словно не замечая сарказма собеседницы, — но только это неразумно и излишне. Кто знает, может быть, над нами, или над страной неожиданно нависнет страшная опасность, а ламмергейеры окажутся совершенно измученными и уставшими как раз в тот момент, когда они больше всего нужны? Придет день, когда, я надеюсь, ты поймешь, что необходимо, а что — нет, и это знание ты не найдешь ни в одной книге, ни в одном устройстве Исчезнувших. Если это знание ты не обнаружишь в своем собственном сердце, Майкайла, ты в нужный момент не отыщешь его нигде. Это единственное, чему я могу научить тебя, и если нам повезет, этого окажется достаточно. Все остальное, вроде заклинаний и тому подобного, тебе может сообщить любая знахарка из оддлингов. Вот именно этих-то знаний и недоставало Орогастусу — хотя кое-кто и не хочет себя утруждать выслушиванием моих наставлений.

Но Майкайла из ее речи ухватила лишь слова, меньше всего относившиеся к делу.

— Вы говорили, что мы слишком мало знаем о том, как общаться со скритеками. Не могли бы вы тогда научить меня языку их личинок?

Харамис кивнула:

— Говоря точнее, ты научишься общаться с ними без слов, своим сердцем. Слова здесь не подходят; не знаю, есть ли у них вообще такая вещь, которую можно назвать языком. Но все-таки ты сможешь их понимать.

— Понимать личинок скритеков? Я, пожалуй, с куда большей охотой научилась бы убивать их! — Перед глазами Майкайлы все еще стояла картина гибели Транео, которого личинка утянула в воду.

— Это слишком жестокая и ограниченная точка зрения. В жизни найдется свое место и предназначение даже для скритеков, хотя, признаюсь, мне оно неизвестно. — Волшебница поймала удивленный взгляд Майкайлы, и в глубине души он ее позабавил. — Да-да, на свете есть множество вещей, которых не знаю даже я.

Лицо Майкайлы красноречиво говорило, что прежде ей не приходило в голову, будто старая волшебница может чего-то не знать.

— Ты так думаешь о скритеках оттого, что сама не можешь найти им никакого применения, верно? — Харамис продолжала урок.

— Я представить себе не могу, чем они вообще могут быть кому-нибудь полезны.

— Чья тут вина — самих скритеков или ограниченности твоего воображения? — спросила Белая Дама. — Возьмем хотя бы то, что их яйца употребляют в пищу некоторые оддлинги.

Майкайла не переставала удивляться, почему оддлинги не держат вместо этого какую-нибудь домашнюю птицу. Хотя в болотах действительно, пожалуй, не найдется подходящих мест для ее разведения. А еще она подумала, что ради того, чтобы поменьше встречаться со скритеками, стоит найти какую-нибудь другую пищу. Но выглядеть спорщицей девочке не хотелось, и она решила не поднимать этот вопрос.