— Вполне.

— Каждый вечер?

— Каждый вечер.

— Хорошо. А если твой кузен, который способен разговаривать с ламмергейерами, воспользуется своим шариком, чтобы связаться с тобою, я ему сообщу, где ты.

Поддавшись внезапному порыву, Майкайла вдруг вскочила и обняла огромную птицу, насколько у нее хватило для этого рук:

— Огромное спасибо, Красный Глаз! Ты настоящий царь всех ламмергейеров.

— Ну что ж, в таком случае пошли, — Красный Глаз вытянул крыло, — нам пора в полет.

Незадолго до восхода солнца Майкайла уже стояла опять на тропинке возле храма Мерет и провожала взглядом улетающего Красного Глаза. Шарик на зелененькой ленточке был надежно привязан к птичьей лапе.

— Удачного перелета, Красный Глаз, — прошептала она. Затем повернулась и зашагала по тропинке к храму, не забыв воспользоваться заклинанием, которое делало ее невидимой — до тех пор, пока не проберется в отведенную ей комнату, умоется, переоденется и будет вполне готова к участию в обряде, посвященному восходу солнца.

Когда Майкайла присоединилась к прочим Дочерям Богини, приготовившимся, как всегда, чинно проследовать в Святилище, Старшая Дочь приветствовала ее одобрительным взглядом. Однако в соответствии с обычаями этого храма никто ни слова не произнес, пока не окончился завтрак. К тому времени Майкайла уже вновь все припомнила и вошла в колею; религиозные службы, последовательность разных ритуалов и весь распорядок дня показались ей такими естественными, будто она вовсе и не покидала храма.

— Ты не забыла о своем обещании, сестра, — проговорила Старшая Дочь. — Наша Богиня довольна тобою.

— Благодарю, старшая сестра, — произнесла она. «Хорошо, когда тебя встречают добрым словом. Начинаешь понимать, что человеческое общество может быть порой приятным».

Майкайла, как и обещала, каждый вечер разговаривала с Красным Глазом, хотя ей и нечего было ему рассказать. Всякий последующий день был в точности похож на предыдущий. Проведя в храме несколько дней, она все больше и больше поддавалась впечатлению, что вовсе не покидала его. Единственной новинкой оказался праздник Весны, посвященный ежегодному разливу реки Ноку, вызванному таянием снегов.

Во время этого празднования Младшая Дочь представляла саму Богиню в большой торжественной процессии, восседая на богато изукрашенном резьбой деревянном троне с высокой спинкой, который юные служители мужского полз постоянно носили на руках. Прочие Дочери Богини, облаченные в зеленые одеяния, шагали по бокам с опахалами в руках. Опахала, использовавшиеся в сей процессии, были столь велики, что большая часть собравшихся вряд ли вообще могла увидеть, сидит на этом троне кто-нибудь или же он совершенно пуст. К этому празднику всем им пришлось выучить несколько новых песнопений, но теперь для Майкайлы это уже не составляло труда; все ритуалы храма казались простыми и легко запоминающимися.

Все это она добросовестно пересказала Красному Глазу, добавив от себя, что праздник, в общем-то, по-настоящему утомителен. Ламмергейера, кажется, это позабавило.

Затем однажды вечером Супруг Богини Мерет пришел в покои Дочерей. Майкайла сперва очень удивилась, остальные восприняли его приход как явление естественное. Пожалуй, они выглядели немного возбужденными, явно старались не выказывать охватившего их волнения, но удивления, видимо, не испытал никто.

— Зачем он здесь? — прошептала Майкайла сидящей рядом девушке.

Та ответила удивленным взглядом.

— Настал момент Избрания, — зашептала она. — Он выберет ту, что должна стать Младшей Дочерью Богини на следующий год.

— А-а-а, — Майкайла молча стояла на месте, последовав примеру остальных девушек. На память ей пришли первая ночь, проведенная здесь, и тот поздний осенний вечер, когда ей стало ясно, что одну из Дочерей Богини называют младшей, независимо от того, действительно ли она моложе других или нет. Однако о том, как эту «младшую» выбирают, Майкайла еще не имела понятия. «Кажется, сейчас я и это выясню», — решила она.

Жрец, как обычно, оделся для этого ритуала во все черное; на нем была и золотая маска. Старшая Дочь Богини также надела маску, очевидно, заранее принесенную с собой из Святилища, где та обычно хранится. Жрица прошла в свою комнату и принесла оттуда небольшую шкатулку, поставив ее на скромный алтарь, установленный возле боковой стены общей комнаты Дочерей Богини. Майкайла, разумеется, замечала уже этот алтарь — с тех самых пор, как впервые появилась в храме, но ни разу еще не видела, чтобы им пользовались. Старшая Дочь Богини открыла шкатулку и извлекла из нее некий золотой головной убор, на который Майкайла уставилась с благоговейным удивлением. Такой необычайной вещицы ей еще видеть не приходилось: сделанный, похоже, из чистого золота, судя по тому изрядному усилию, которое приложила Старшая Дочь Богини, чтобы вытащить его из шкатулки, внешне этот головной убор представлял собой фигуру ламмергейера. Шея его была изогнута, а голова смотрела прямо вперед — на уровне лба того, кто надел бы его. Искусно сделанные крылья — на золотой поверхности можно было разглядеть каждое перышко — чуть загибались книзу, закрывая уши и щеки человека, надевшего сей диковинный убор. «Какой тяжеленный», — подумала Майкайла, наблюдая, как Старшая Дочь и Супруг Богини вдвоем держат его, стоя перед алтарем.

Дочери Мерет отправились к длинной скамье перед камином и расселись по своим местам; Майкайла торопливо последовала за ними. Если кто-то и заметил ее пристальный удивленный взгляд, то, по крайней мере, не подал вида, однако девушка почувствовала себя как-то неловко и неуверенно — впервые с тех пор, как окончательно выучила все песнопения и ритуалы.

Жрец принялся распевать молитву — новую, никогда еще Майкайлой не слышанную.

— Воздайте хвалу Пику юга, — начал он речитативом.

— Поцелуйте землю пред нею, пред хемсут, — отозвалась Старшая Дочь Богини.

— Восхвалите Мерет, могущественную.

— Восхвалите Мерет, сокрытую.

— Восхвалите Мерет, величественную.

— Восхвалите Мерет, мать всея земли.

— Восхвалите Мерет, источник великой реки.

— Восхвалите Мерет, источник самого моря.

— Хвала Мерет в ее безграничности.

— Хвала Мерет в ее сокрытости.

— Хвала Мерет во мраке ее.

— Хвала Мерет в выборе ее.

Супруг и Старшая Дочь Богини вдвоем проходили вдоль сидящих в ряд девушек и некоторое время держали над головой каждой из них золотой головной убор. Дочери Богини продолжали сидеть тихо, спокойно и неподвижно. Краем глаза Майкайла следила за происходящим, пытаясь разобраться, в чем тут смысл: ничего существенного, кажется, не происходило. Но вот жрец и жрица подошли к ней, подняли золотого ламмергейера над головой Майкайлы, и тут он, кажется, сам собою выскользнул из их рук.

Расстояние между головным убором и головой девушки было, пожалуй, не больше, чем толщина одного-двух пальцев, но Майкайла почувствовала такой удар, будто эта груда золота упала с огромной высоты. Под тяжестью согнулась шея, а пальцы рук инстинктивно сцепились. На какое-то мгновение Майкайлу охватило странное чувство, что головной убор движется, как если бы птица, в форме которой он изготовлен, была жива и старалась поудобнее устроиться на голове — удобнее для самого убора. Что касается Майкайлы, то она подумала, что эту тяжелую штуковину никогда и ни за что не назвала бы удобной шапкой.

— Хвала Мерет в выборе ее! — Прочие Дочери Богини присоединились к Старшей и жрецу, повторяя песнопение. Одновременно они помогли Майкайле подняться на ноги и подвели ее к алтарю. Она стояла спокойно, не переставая гадать, чего же от нее хотят. Судя по всему ничего особенного ей делать и не требовалось, поскольку никто не выказал ни единого знака неодобрения, не намекнул, что она не справляется с обязанностями.

Наконец Дочери Богини стали строиться — в таком же порядке, как и всегда, когда наступало время отправляться в Святилище; Майкайла сообразила, что пришло время ритуала, посвященного Часу, когда солнце обнимает Священный Пик. Однако, прежде чем она двинулась, чтобы занять свое привычное место в процессии. Супруг и Старшая Дочь Богини вмешались и поставили Майкайлу между собою.

Прибыв в Святилище, Дочери Богини уселись на скамью, причем каждая из девушек немного сдвинулась с прежнего места, так что на том конце, где обычно сидела Старшая Дочь, образовалось два свободных места. Старшая Дочь и Супруг Богини, все еще державшие Майкайлу за руки, отвели новоизбранную Младшую Дочь на возвышение и представили всему собранию. Майкайла, на которую такое множество народа не смотрело ни разу с тех пор, как однажды на важном, государственного значения, обеде, дававшемся королем, она, будучи еще десяти лет от роду, со звоном уронила на пол нож, теперь почувствовала вдруг такую неловкость, что просто окаменела. «Не стоит так переживать, — твердо сказала она себе. — Супруг и Старшая Дочь Богини вовсе не желают, чтобы ты понаделала ошибок, и, разумеется, позаботятся об этом».

К счастью, никто, кажется, не ждал, чтобы она что-нибудь произнесла. Это оказалось очень кстати, потому что Майкайла вообще сомневалась, что сможет разговаривать, держа на голове такую тяжесть. Супруг и Старшая Дочь взяли все разговоры — точнее, песнопения — на себя. Они представили Майкайлу в качестве избранной, возлюбленной Младшей Дочери Богини. Затем Старшая Дочь повела Майкайлу обратно за занавес и указала на место рядом с собой. Следующая после Майкайлы девушка, которая была Младшей Дочерью в прошлом году, держала на коленях шкатулку, в которой хранился головной убор, надетый теперь на Майкайлу. Старшая Дочь наконец сняла его с головы девушки и уложила в шкатулку. Освобожденная от огромной тяжести на голове, Майкайла с трудом подавила вздох облегчения. Старшая Дочь Богини вновь возвратилась на помост, и с этого момента ритуал пошел обычным чередом.

Когда исполнение обряда закончилось и Дочери Богини вернулись в свое жилище и принялись за ужин, Майкайлу начали поздравлять с оказанной ей огромной милостью Богини. Во время ужина она сидела между Старшей Дочерью Мерет и той девушкой, что была Младшей Дочерью в предыдущий год; Майкайла поняла, что таков будет порядок во время их трапез и шествований по крайней мере до следующего года — тогда, если Младшей Дочерью Богини изберут другую, произойдут новые перемены.

Обряд, посвященный Второму часу тьмы, прошел так же, как и ежедневно, если не считать того, что Майкайла сидела теперь на новом месте. И все-таки, отправляясь спать, она почувствовала, что устала куда больше обычного — так сильно, что едва не уснула, не успев связаться с Красным Глазом.

Лишь с огромным трудом удавалось ей сопротивляться наваливающемуся сну, направляя все мысли к горе Ротоло.

— Красный Глаз!

— Майка! — Птица, как и всегда, ответила мгновенно. Майкайла начинала подозревать, что ее распорядок ламмергейер знал так же хорошо, как и она сама. — Надеюсь, очередной день прошел спокойно.

— Ну, в общем-то, не совсем, — мысленно ответила Майкайла. — На меня пал выбор.

— Стала Младшей Дочерью Богини на следующим год? — Вопрос прозвучал несколько взволнованно.

— Да, — ответила Майкайла, — а этот золотой головном убор наверняка весит не меньше, чем ты. Я так устала…

— Майка! — Мысль прозвучала громко и резко. — Там никто ничего не говорил о Юбилее?

— Нет, — сонно подумала Майкайла, — какой еще Юбилей?

— Ты абсолютно уверена? — настаивал Красным Глаз.

— Да, несомненно. Я такого слова вообще в жизни ни разу не слышала. — Это навело ее на другую мысль, поборовшую даже ненадолго сонливость. — Кстати, в ритуале прозвучало какое-то слово, которое мне совсем непонятно.

— И что это за слово? — настаивал Красный Глаз.

— Сейчас подумаю и постараюсь вспомнить. — Майкайла стала припоминать события дня. — «Поцелуйте землю пред нею, пред хемсут» — так сказала Старшая Дочь Богини. Что означает «хемсут»?

— Ах это, — с облегчением отозвался Красный Глаз, — об этом совершенно не стоит волноваться. Это просто-напросто особое слово для обозначения духа женского пола. Она ведь говорила о Богине, так?

— Да, — снова сквозь сон подумала Майкайла, — все это было одной строкой из длинного песнопения, посвященного восхвалениям Богини.

— Ну, значит, все в порядке. Можешь засыпать, Майка.

Для Майкайлы не было ничего проще, чем последовать этому совету.

На следующее утро после окончания ритуала, посвященного Первому часу, Старшая Дочь вновь надела золотой головной убор на Майкайлу и повела ее за собой в отдаленные помещения храма.

— Куда мы идем? — еле слышно проговорила Майкайла, от волнения забыв, что нельзя говорить ни слова до завтрака.

— Тебе надлежит быть представленной Богине, — прошептала в ответ Старшая Дочь, — и давай соблюдать молчание.

Майкайле пришлось закрыть рукою рот, чтобы заглушить удивленное восклицание, когда они наконец прибыли к месту назначения. Та часть Майкайлы, что проживала в храме Мерет, поняла, что перед нею святая святых — обитель самой Богини, куда разрешен доступ лишь жрецам самых высоких рангов; а та часть Майкайлы, которая когда-то изучала вместе с Файолоном башню Орогастуса, узнала в этой комнате то самое помещение, в котором несколько магов колдовали над статуей в «магическом зеркале» Исчезнувших.

Супруг Богини оказался уже здесь, и с ним был еще один мужчина, облаченный с ног до головы во все черное и в черной же маске на лице. Этого второго Майкайла никогда еще не видела, Жрецы открыли раку — нечто вроде стенного шкафа в монолитной стене (комната была вырублена в едином массиве скалы) — и почтительно вытащили оттуда деревянную статую Богини.

Майкайла не переставала пристально наблюдать за Старшей Дочерью, чтобы по реакции своей спутницы понять, что предстоит делать. Статую раздели и положили на стол. Жрец в черной маске принялся натирать ее какой-то разновидностью масла — запах его показался Майкайле очень странным; он даже отдаленно не напоминал ничего знакомого. Все это время Супруг Богини стоял у головы статуи и размахивал кадилом, из которого валил густой дым каких-то благовоний.

Когда обряд помазания статуи закончился, присутствующие служители женского пола вновь одели статую, вынув из стоявшего в углу комнаты сундука новое платье, в то время как мужчины доставали из другого сундука еду и вино, которые расставили на маленьком столике возле раки. Затем жрецы подняли статую, поставили ее на ноги. Старшая Дочь легонько подтолкнула Майкайлу, давая понять, что той надлежит стать на колени перед Богиней.

Майкайла преклонила колени и посмотрела на лицо статуи. Даже зная, что это всего лишь раскрашенная деревяшка, она готова была поклясться, что глаза эти действительно ее видят, разглядывают и оценивают, пока Супруг и Старшая Дочь Богини просят Мерет благословить свою избранную Младшую Дочь. Когда ритуал закончился и Старшая Дочь повела Майкайлу назад, в то Святилище, где проходили ежедневные ритуалы, чтобы положить на место головной убор, девушка почувствовала огромное облегчение. Когда золотая птицеподобная корона очутилась в шкатулке, а они вернулись в жилые комнаты и присоединились к остальным сестрам, как раз подошло время завтрака.

Оставшуюся часть месяца Майкайла прилежно исполняла дневные ритуалы с их песнопениями либо изучала обязанности Младшей Дочери Богини и ее роль в празднике Весны будущего года. Здешняя жизнь протекала приятно и спокойно, и девушка искренне огорчилась, когда месяц истек и для нее настало время вернуться во внешний мир.

Однако так или иначе, пора было прощаться с храмом до следующей весны. Красный Глаз встретил ее сразу же после наступления темноты, по окончании ритуала Часа, когда солнце обнимает Священный Пик. Посадив девушку себе на спину, он направился прямо к башне Харамис.

— Это Файолон тебе сказал, чтобы ты отвез меня туда? — спросила Майкайла.

— Да, — ответила птица, — он говорит, что ты им нужна.

— Ну вот, — вздохнула она, слезая со спины ламмергейера на балкон башни. Красный Глаз протянул лапу, чтобы девушка смогла отвязать прикрепленный там шарик. Она вновь повесила ленточку себе на шею и крепко обняла громадную птицу.

— Удачного перелета, Красный Глаз, — произнесла она. — И доброй охоты!

— Удачи тебе, Майка, — ответила птица и взлетела, утонув в черном ночном небе.

Майкайла тихонько пробралась в помещение и, никем не замеченная, прошла в свою комнату. Там, в храме, она не успела сегодня поужинать, а бродить по башне в поисках пищи вовсе не хотелось. Лучше уж улечься в постель голодной, чем среди ночи столкнуться с кем-нибудь в коридоре.