7

День проходил за днем, и постепенно Кервину стало казаться, будто он живет в Арилинне всю жизнь. Но его не покидало странное, неуловимое ощущение, что все это — какой-нибудь колдовской сон; словно все сокровенные мечты его вдруг обратились в явь, а он исхитрился проникнуть внутрь и надежно замуровал за собой вход.

Чувство времени начинало понемногу атрофироваться; но в один прекрасный день ему пришло в голову, что в Арилинне он, почитай, уже недели три, а собственно города так до сих пор толком и не видел; и тогда он спросил у Кеннарда — поскольку относительно своего статуса все еще испытывал некоторые сомнения — нельзя ли ему пойти посмотреть город.

— Почему бы и нет? — оторвался на мгновение от каких-то своих раздумий старший комъин; потом тряхнул головой и расхохотался.

— Всемогущий Зандру! Юноша, тебе ни о чем не надо спрашивать разрешения — делай все, что заблагорассудится. Разумеется, иди — или давай я устрою тебе небольшую экскурсию; или возьми кого-нибудь из кирри, чтобы не заблудиться. Как пожелаешь.

— Только не позорь нас этой земной одеждой, — сердито повернулся от камина Остер (дело происходило в большой гостиной, и все были в сборе).

Что бы Остер ни говорил, у Кервина всегда тут же возникало стойкое желание сделать в точности наоборот.

— В тебя будут тыкать пальцами, — пояснил Раннирл, еле заметно передернув плечами.

— В него и так будут тыкать пальцами, — заявила Месир.

— Все равно, Месир, на первое время найди для него, пожалуйста, что-нибудь подходящее из моего гардероба — вроде бы у нас один размер.

Вырядившись в короткую кожаную куртку на завязках, длинную, с широкими рукавами, рубашку и облегающие, по даркованской моде, бриджи, Джефф почувствовал себя до крайности нелепо. Если уж одеваться по-дарковански — а в имперской черной коже он выглядел бы посреди Арилинна, пожалуй, действительно глупо — он предпочел бы не столь кричащие цвета. Будь выбор за ним, он никогда не стал бы напяливать зеленое с лиловым.

По крайней мере, он так надеялся.

Но, взглянув в зеркало, он вынужден был признать, что этот аляповатый наряд ему очень даже идет; более того, скрадывает (или, точнее, выгодно подчеркивает) нестандартно высокий рост и огненные волосы, служившие раньше объектом стольких насмешек. «Только ни в коем случае ничего не надевай на голову, — предупредила его Месир, — все комъины, и мужчины, и женщины, гордо ходят с непокрытыми головами — и отнюдь не из одних соображений престижа». «Что ж, — вынужден был согласиться Кервин, — на такой планете, как Даркоувер, где уличные драки — самый распространенный способ дать выход избытку чувств, это далеко не лишняя мера предосторожности».

Разгуливая по городу — на экскурсию он предпочел отправиться в одиночку — Джефф нередко ловил на себе любопытные взгляды или слышал за спиной удивленный шепот; но приставать к нему никто не пытался. Все в этом городе было ему в диковину; раньше из всего Даркоувера он видел только Тендару — где давным-давно уже обосновались земляне, и это не могло не оставить отпечатка. Земная обувь совершенно не подходила к даркованской одежде, и, наткнувшись на обувную лавку, Кервин, недолго раздумывая, зашел внутрь и попросил показать несколько пар.

Казалось, владелец лавки вот-вот рассыплется в благоговейном восторге, и Кервин начал было сомневаться, не нарушил ли он опять каких-нибудь норм местного поведения — очевидно же, что комъины редко сами отправлялись за покупками — пока не встала проблема выбора. Тогда владелец лавки с таким пылом принялся убеждать Джеффа взять вместо простых добротных сапог, что ему приглянулись, самую шикарную пару во всем магазинчике, что Кервин потерял терпение и принялся торговаться всерьез. Владелец же, с выражением самого искреннего расстройства на лице, продолжал настаивать, что столь скверная пара недостойна столь высокочтимого господина. В конце концов Джефф остановился на паре сапог для верховой езды и мягких домашних туфлях, наподобие тех, что носили Кеннард и Корус.

— Сколько я вам должен? — поинтересовался он, вытаскивая бумажник.

Владелец лавки был оскорблен до глубины души; казалось, его вот-вот хватит удар.

— Вы оказали мне величайшую любезность, вай дом. Я не могу принять у вас денег.

— Но послушайте…

— Я же говорил, что столь скверная обувь недостойна высокочтимого господина, — неумолимо заявил владелец, — и боялся, что вы не примете ее, но…

— Ну черт побери! — пробормотал Кервин. — Я купил же их, так?

Владелец лавки снова выглядел шокированным.

— Прошу прощения, — вдруг произнес он, внимательно оглядев Кервина, — но вы, часом, не комъин Кервин-Эйллард?

Кервин кивнул, припомнив даркованский обычай давать ребенку фамилию более знатного из родителей.

Уважительно — но таким тоном, будто объяснял что-то слабоумному или ребенку — владелец лавки произнес:

— Не принято, досточтимый господин, взимать плату за то, что комъин соизволит принять.

Кервин, рассыпавшись в извинениях, уступил, но чувствовал себя в высшей степени неудобно. И как, интересно, ему поступать, если еще что-нибудь понадобится? Неплохо, черт побери, эти комъины тут устроились! Но Джефф предпочитал сам зарабатывать и сам за все платить.

Он сунул сверток под мышку и продолжил путь. Удивительно, насколько все-таки это приятно — идти по даркованской улице и чувствовать, что ты дома.

«Вот то, чего мне всю жизнь не хватало, — подумалось ему. — И теперь это мое». На мгновение Кервину вспомнился Джонни Эллерс; но годы в Земной Империи уже казались сном.

Кто-то окликнул его по имени; обернувшись, он увидел Остера, в зеленом с алым костюме.

— Я подумал, что ты мог заблудиться в этом лабиринте, — вежливо произнес тот. — А мне сейчас как раз, в общем-то, нечем было заняться. Вот и решил, что ты, вероятно, будешь на рынке.

Подобная заботливость изумила Джеффа; Остер — единственный из всего Круга — относился к нему подчеркнуто недружелюбно.

— Спасибо, — отозвался Кервин. — Заблудиться я еще не успел, но вполне мог, бы немного поплутать. Очень мило с твоей стороны.

Остер пожал плечами; и вдруг — четко, словно бы Остер все разложил по полочкам вслух — в мозгу Кервина вспыхнуло:

«Он лжет. Вовсе не из-за меня он в городе; он так сказал, чтобы я не спрашивал, что он тут делает».

Джефф отбросил эту мысль. Мало ли, какие дела в городе могут быть у Остера — черт побери, может, у него тут где-нибудь девушка живет — и какое, собственно, ему, Кервину, до этого дело? Абсолютно никакого.

Но зачем Остеру понадобилось что-то объяснять?

Бок о бок они пересекли рыночную площадь и направились в сторону Башни, отбрасывающей на весь город длинную тень. На самом краю площади Остер замедлил шаг.

— Как насчет того, чтобы зайти куда-нибудь, пропустить по рюмочке? — поинтересовался он без особого энтузиазма в голосе.

— Нет, спасибо, — отозвался Кервин. — Сегодня на меня уже достаточно поглазели.

Остер бросил на него быстрый взгляд; не то чтобы дружеский, но понимающий.

— К этому-то ты привыкнешь, с одной стороны. С другой же, становится только хуже. Чем дольше ты среди своих, тем болезненнее воспринимаешь чужаков.

Несколько секунд они брели молча, плечом к плечу. Вдруг сзади раздался пронзительный крик.

Остер вихрем развернулся и что было сил толкнул Джеффа. Тот потерял равновесие и растянулся на мостовой. В ту же секунду что-то просвистело у него над головой и с грохотом врезалось в стену. Отлетевший рикошетом осколок камня до крови рассек Кервину щеку.

Джефф уставился на Остера. Тот, приподнимаясь с колена, осторожно оглядывался, но толпа уже рассеялась.

— Это что еще за чертовщина?

— Прошу прощения… — напряженно начал Остер.

— Ладно, ладно, — оборвал его Кервин. — По крайней мере, ты спас меня от пренеприятнейшего синяка. — Он задумчиво потер пораненную щеку. — Интересно, что это за метатель такой выискался? — «Жаль, — мелькнуло у него в голове, — я пока плохо понимаю местный диалект; только что кто-то выкрикнул слово, которого я не разобрал».

— Мало, что ли, смутьянов бывает, — отмахнулся Остер, но глаза его беспокойно бегали. — Кервин, можно попросить тебя об одном одолжении?

— Что ж, за мной, безусловно, долг.

— Не говори об этом ни женщинам, ни Кеннарду. У нас и без того забот хватает.

Джефф кивнул. Молча, бок о бок они вернулись к Башне. У Кервина не было настроения для беседы; ему надо было обмозговать две вещи. Во-первых: Остер — явно не испытывающий к нему, Кервину, особенно теплых чувств — ни секунды не раздумывая, спас его от брошенного кем-то камня. Во-вторых: есть кто-то на Даркоувере, кому наплевать на комъинский статус неприкосновенности. Джефф уже начинал жалеть о данном обещании не упоминать инцидента. Он был бы не прочь обсудить случившееся с Кеннардом.

Увидев старшего комъина ближе к вечеру, он, чтобы удержаться от упоминания о камне, рассказал про случай в обувной лавке — и про то, как смущает его этот обычай. Кеннард запрокинул голову и разразился хохотом.

— Мальчик мой дорогой, да ты обеспечил ему бесплатную рекламу на ближайшую пару лет! Один только факт, что комъин, пусть и не самого высокого ранга, зашел к нему в лавку и стал торговаться…

— Неплохо устроились, — сердито пробормотал Кервин.

— На самом-то деле, тут есть здравое зерно, — отозвался Кеннард. — Мы отдаем им немалый кусок жизни. Никто другой не в состоянии имитировать наш Дар. Им в голову не придет, что мы могли бы заняться чем-то иным. Таким образом, все, чего бы мы ни пожелали, тут же нам предоставляется; чтобы у нас не могло возникнуть даже формального предлога послать матрицы подальше и заняться чем-то более прибыльным. — Он покосился на новые сапоги Кервина и добавил: — Ну и скверную же пару всучил он тебе. Вот пройдоха!

Теперь расхохотался Кервин.

— Не удивительно, что он из кожи вон лез, только бы всучить мне что-нибудь пошикарней!

— Я не шучу: ты окажешь ему величайшее одолжение, если вернешься и согласишься принять самую шикарную пару, какая у него только есть Или, еще лучше, закажешь что-нибудь особенное, — рассмеялся Кеннард.

Постепенно картинка все же начинала складываться в мозгу у Кервина. Впрочем, в ней до сих пор зияло немало пустых мест. Например, он так по-прежнему толком и не понимал, чем, собственно, комъины занимаются. Несмотря на множество красивых слов, он никак не мог связать простеньких трюков с кристаллами и стаканами — и того высокого положения, что занимают комъины на Даркоувере.

И вот что выпадало из картинки: камень, пущенный в двух комъинов; и не по ошибке, в гуще толпы, а намеренно, при свете дня. Камень, достаточно тяжелый, чтобы покалечить или даже убить.

Он ничего не сказал Кеннарду — но это выпадало из картинки.

Через десять дней он получил ответ на первый вопрос.

В лаборатории, под наблюдением Раннирла, Кервин упражнялся в простейших приемах извлечения энергии — весьма напоминающих трюк с плавлением стекла, продемонстрированный Раганом в первый вечер на Даркоувере. Занятие шло больше часа, и в висках у Джеффа уже начинала пульсировать боль, когда неожиданно Раннирл произнес:

— На сегодня хватит. Что-то затевается.

Они вышли на лестничную площадку, и на них вихрем налетела Таниквель. Она чуть не сшибла их с ног, и Раннирл, обняв за плечи, как любящий старший брат, едва успел удержать девушку.

— Осторожней, чийя! В чем дело?

— Не знаю, — выдохнула Таниквель, — но Корус по релейной сети получил сообщение из Тендары. В Арилинн летит Хастур.

— Так скоро! — пробормотал Раннирл. — А я-то надеялся, у нас есть еще время.

— Это что, из-за меня? — поинтересовался Кервин у поднявшегося по лестнице Кеннарда.

— Не знаю. Может, и так. Хастур дал «добро» на то, чтобы привезти тебя в Арилинн; но всю ответственность взяли на себя мы.

— Не думаете ли вы… — начал Кервин, но внезапной волной нахлынул страх и свел горло спазмом. Неужели его выследили? Ведь городские власти Тендары объявили его персоной нон грата. И если земляне потребуют его выдачи…

— Не беспокойся, у них нет никакого права требовать твоей депортации, — заверил Кеннард, — по крайней мере, теперь. По даркованскому закону гражданство определяется гражданством более знатного из родителей — то есть, ты полноправный даркованин по крови и комъин. — Но тревожное выражение не сходило с лица Кеннарда; он зашагал вверх по лестнице, но на полпути обернулся. — Только, черт побери, хотя бы оденься по-дарковански!

Облачаясь в присмотренный в городе скромный серо-голубой костюм, Кервин нервно посматривал в зеркало. Выглядел он настоящим даркованином — по крайней мере, внешне. Да и ощущал себя он даркованином. Но у него было чувство, что испытательный срок далеко еще не кончился. Неужели Арилиннская Башня может запросто взять и проигнорировать требования землян?

На этот раз все собрались не в гостиной с камином, а в скромных размеров парадно обставленном зале на одном из верхних этажей башни, ярко освещенном подвешенными на серебряных цепочках призмами, Вокруг, низкого восьмиугольного стола, инкрустированного жемчужными узорами и с семиконечной звездой в центре, располагались древнего вида резные кресла из какого-то темного дерева. Усевшись в одно из них, Кервин обратил внимание, что кончики звезды указывают на имена Семи Семейств комъинов, выписанные причудливым витиеватым карфонским шрифтом.

Ни Кеннарда, ни Элори в зале не было. Кеннард, насколько было известно Джеффу, отправился на аэродром встречать Хастура. Одно из кресел смотрелось гораздо внушительнее остальных; оно-то, предположил Кервин, и предназначалось для высокого гостя.

Мохнатая рука кирри отдернула занавес у входа.

— Данван Хастур из рода Хастуров, — торжественно произнес Кеннард, — регент Совета комъинов, властитель Тендары и Каркозы. Добро пожаловать в Арилинн, вай дом.

— Вы оказываете мне величайшую честь, — отозвался звучный голос.

Данван Хастур из рода Хастуров оказался невысок, лицо его было иссечено глубокими морщинами, и на висках серебрилась седина. В сером костюме и простом, отороченном мехом, плаще он казался обычным пожилым человеком, исполненным учености и тихого достоинства. Но что-то — величавая осанка, твердая линия губ, уверенный разрез серо-стальных глаз — тут же рассеивали первое впечатление. Кервин сразу ощутил, что перед ним исключительно сильная личность.

Казалось, он сразу занял в комнате гораздо больше места, чем полагалось бы из соображений физического объема, а голос, не будучи громким, проник до самых далеких уголков.

— Вы оказываете мне величайшую честь, — повторил Хастур. Ясный взгляд его серых глаз остановился на Кервине; к нему-то регент Совета и направился. Машинально, повинуясь неосознанному чувству уважения, Джефф поднялся на ноги.

— Вайэ дом …

— Ты — сын Клейндори; тот, которого столько лет назад отправили на Землю, — произнес Хастур. Говорил он на тендарском диалекте, знакомом Кервину с детства. — Как тебя назвали?

Кервин представился, и Хастур задумчиво кивнул.

— Это еще ничего. Хотя, если хочешь, никто не мешает тебе поменять имя — на какое-нибудь из родовых своего клана. Джефф звучит как-то слишком уж по-варварски. Ты об этом не думал?

Джефф помотал головой.

— Впрочем, как тебе угодно, — сказал Хастур. — Я вовсе не заставляю тебя ставить крест на своем земном прошлом. Я хотел лично повидать тебя, удостовериться… что это действительно ты. Не подумайте только, будто я не доверяю Кеннарду; мне и в голову не пришло бы подозревать его в обмане, даже будь такое теоретически возможно. Нет, просто я хотел лично удостовериться, что земляне не подсунули нам… самозванца. Но теперь я вижу, что никаких сомнений быть не может. Ты очень, очень похож на свою мать, сын мой. — Он вздохнул. — Наступили странные дни. И помыслить раньше не мог бы, что мне придется приветствовать в Совете сына Земли. Тем не менее, добро пожаловать, — он церемонно поклонился. — Смею надеяться, тебе удастся перекинуть мостик понимания между обеими твоими родинами, Джефф Кервин-Эйллард.

— Странно слышать такие слова от регента Совета комъинов, — подал голос Остер, и Хастур яростно, по-ястребиному, покосился на него, прежде чем ответить.

— Остер, мне приходится иметь дело с реальным миром. Я ведь не в Арилинне живу, не затворником среди братьев и единомышленников, — а в городе на самом краю Земного сектора. И я не могу делать вид, что все как в старые добрые дни.

Он опустился в кресло — не в высокое, похожее на трон, а в одно из семи обычных.

— Теперь расскажите, дети мои, как дела в Арилинне.

Где-то негромко звякнул колокольчик. Мохнатая рука кирри раздвинула портьеры у входа, и появилась Элори.

Снова хрупкое тело ее было отягощено церемониальной мантией, пристегнутой на плечах массивными застежками, а на поясе и у горла тяжело позвякивали золотые цепи, увесистые, словно кандалы. Она напоминала скорее эфемерное видение, чем девушку из плоти и крови. Не говоря ни слова, Элори направилась к похожему на трон креслу. Хастур привстал и низко поклонился, а Джефф застыл, словно парализованный, не в силах оторвать от Элори глаз. И это — та же самая девушка, которая играла с ручными птицами на нижнем дворе, которая ссорилась с Таниквель и заключала дурацкие пари с Раннирлом, которой ничего не стоило по рассеянности зайти в комнату к незнакомому мужчине! Ни разу раньше не приходилось Кервину видеть Элори при всех ее хранительских регалиях, и это был настоящий шок; подлинное откровение.

— Добро пожаловать, во имя Эванды и Аварры, — произнесла она своим негромким горловым голосом. — Вы оказываете нам величайшую честь, лорд Хастур.

— От слов твоих небо светлеет, вай леронис, — отозвался Хастур, и Элори заняла центральное кресло.

— Давненько не навещали вы Арилинн, лорд Хастур, — проговорил Кеннард. — Мы действительно очень польщены вашим визитом, но — если мне будет позволено высказаться без обиняков — вряд ли предприняли вы столь далекое путешествие с одной единственной целью польстить нам; или даже ради нашей приятной компании. Не соблаговолите ли раскрыть нам цель своего приезда?

На лице Хастура сверкнула неожиданная улыбка.

— Мог бы и догадаться, Кен, что от тебя ничего не скроешь, — отозвался он. — Нам в Совете очень тебя не хватает — впрочем, понимаю, понимаю, ты еще не готов оставить Арилинн. Но сейчас речь не о том. Я прилетел из Тендары, потому что к нам прибыла делегация. С главным вопросом.

Все, кроме Кервина, казалось, прекрасно знали, о чем речь.

— Так скоро… — пробормотал Раннирл.

— Лорд Хастур, вы дали нам слишком мало времени, — произнесла Элори. — Джефф делает неплохие успехи, но… вы же знаете, как это медленно.

Кервин подался вперед, стиснув подлокотники кресла.

— О чем это вы? Почему вы все так смотрите на меня?

— Потому что вместе с тобой, Джефф Кервин-Эйллард, — серьезно сказал Хастур, — впервые за много лет собрался полный Башенный Круг. Не исключено, что с твоей помощью удастся восстановить комъинов в былом могуществе — если ты нас не подведешь. Иначе… — он развел руками. — Иначе земляне завоюют плацдарм. Дальнейшее не замедлит последовать; их будет уже не остановить. Необходимо, чтобы вы отправились со мной и поговорили с делегацией; они ждут ответа. Что скажешь, Элори? Ты готова рискнуть — ради всех комъинов, ради Даркоувера? Готова настолько довериться своему варвару?

8

Подняв глаза в наступившей тишине, Кервин встретился взглядом с Элори; та с детским спокойствием изучающе разглядывала его. «Варвар, — подумал он, — варвар Элори. Значит, вот кто я такой для всех для них; кроме, может быть, Таниквель».

Лицо Хранительницы оставалось безмятежным, но хрупкие пальцы сплелись в замок, словно пытаясь подавить дрожь; нерешительным взглядом она обвела стол.

— Кеннард, — воззвала наконец она за помощью, — ты знаешь его лучше всех.

Джефф успел уже привыкнуть к подобным обсуждениям в своем присутствии; сколь нелицеприятным ни оказывалось бы мнение, среди телепатов скрывать его было бессмысленно. Кервин изо всех сил старался сохранять на лице невозмутимое выражение.

— Что касается доверия, Элори, — вздохнул Кеннард, — то доверять ему можно; но рискуешь, в первую очередь, ты. Мы все полагаемся на твое решение.

— Я — против! — горячо произнес Остер. — Ни для кого не секрет, что я обо всем этом думаю — и для вас тоже, лорд Хастур.

Спокойная манера Хастура причудливо контрастировала с напряженным, сердитым тоном Остера.

— Остер, — поинтересовался Хастур, — это одно твое слепое предубеждение Против землян? Или есть еще какие-то причины?

— Предубеждение, — обвиняющим тоном произнесла Таниквель, — и ревность.

На сухощавом, дерзком лице Остера застыло мрачное выражение.

— Не собираюсь отрицать ни того, ни другого. Слишком уж оказалось просто — утащить его из-под самого носа у землян. Откуда нам знать — может, все было подстроено? Вдруг это ловушка?

— При таком сходстве с Клейндори? — поинтересовался Кеннард.

— Клейндори! — сорвавшись с языка Остера, имя это прозвучало как ругательство. — Эта предательница и…

— Клейндори мертва, — приподнялась в кресле Элори; лицо ее побелело от гнева. — И Зандру полосует ее убийц скорпионьими бичами.

— А также ее соблазнителя — и весь род его! — парировал Остер.

Новые, незнакомые эмоции всколыхнулись в душе у Джеффа. Это ведь не кого-нибудь — его отца и мать они так проклинают! Впервые, пожалуй, за всю жизнь он ощутил острое чувство благодарности к своим земным бабушке с дедушкой. Может, те относились к нему и без особой теплоты — но хотя бы приняли его как сына. Теперь же в Кервине бурлило, угрожая вырваться на поверхность, даркованское родовое начало; его так и подмывало вскочить на ноги и на давно забытом языке бросить Остеру вызов на поединок. Он стал приподниматься в кресле.

— Хватит! — звенящим от гнева голосом выкрикнул Хастур, и наступила тишина. — Мы здесь не для того, чтобы ворошить поступки и проступки четвертьвековой давности!

— Да, действительно, рискую, в первую очередь, я — принять или отказаться! — заявила Элори; на бледных щеках ее проступили два ярких пятна. — Я ни разу еще не пользовалась этим своим правом, но… — она беспомощно развела руками, — я же не волшебница. И не верю в сверхъестественное. Но, плохо это или хорошо, по закону право принять решение принадлежит мне — как Хранительнице Арилиннской Башни. Мы выслушаем делегацию — все вместе. И больше тут не не о чем спорить. — В последних словах прозвенела сталь.

Она поднялась с кресла, и хрупкая фигурка ее величаво поплыла к двери. Провожая ее взглядом, Кервин, еще не оправившийся от прилива незнакомых эмоций, неожиданно ощутил, что разделяет беспокойство Элори. Он осознал, как ненавистно для нее было взывать к древнему праву, и какую неприязнь вызывают у Элори многочисленные суеверия и табу, нагроможденные за века вокруг фигуры Хранительницы. В одно мгновение эта бледная, кажущаяся эфемерной девушка, почти ребенок, обрела в глазах Кервина плоть и кровь; он осознал, что безмятежность ее — не более чем маска, скрывающая страстную убежденность, железный контроль, удерживающий в узде эмоции; маска, спокойная, как глаз тайфуна, ровная, словно мертвая зыбь.

И он ощутил эмоции Элори как собственные:

«Все-таки я сделала то, чего клялась никогда не делать. Воспользовалась в своих целях тем почтением к Хранительнице, что они впитали с молоком. Но иначе было просто никак, а то эта чушь могла бы тянуться еще лет сто…»

Зажатый в крошечной кабинке лифта между Таниквель и Раннирлом, Джефф продолжал ощущать отголосок установившегося на мгновение контакта с Элори; контакта, длившегося доли секунды, но потрясшего все его существо. Как там называл это Кеннард? Эмпатия — способность улавливать чужие эмоции. Теперь Кервин поверил в свой дар. Раньше он только понимал это разумом; теперь непосредственно почувствовал.

Они прошли сквозь трепетную радугу Вуали, спустились на самый нижний этаж Башни и оказались в зале, в котором Кервин еще ни разу не был — длинном, узком, сплошь задрапированном шелковыми занавесями. У входа стояли двое охранников в малиновых с желтым мундирах; где-то вдалеке звякнул гонг.

В зале находились десяток состоятельного вида пожилых даркован, одетых по-городскому. Они молча подождали, пока Элори займет установленное на помосте в центре зала кресло и скорее небрежно, чем почтительно, поклонились остальным комъинам. Тишину нарушил Хастур:

— Так это вы назвались Пандаркованским Синдикатом?

— Валдрин из Карфона, к вашим услугам, — поклонился в подтверждение тяжеловато сложенный, приземистый мужчина с энергичным взглядом. — С вашего разрешения, я буду говорить от имени всех.

— Насколько я помню, — задумчиво нахмурился Хастур, — вы объединились в лигу…

— Дабы способствовать всемерному развитию торговли и ремесел на Даркоувере, — сказал Валдрин из Карфона. — Едва ли необходимо напоминать вам о теперешней политической ситуации, о землянах и о том… плацдарме, который они удерживают. С самого появления землян комъины и Совет игнорируют их присутствие.

— Это не совсем так.

— Я не хотел бы перечить вам, лорд Хастур, — уважительно, но нетерпеливо произнес Валдрин, — однако факты остаются фактами: в свете подписанного с землянами Пакта нам следует из кожи вон лезть только для того, чтобы сохранить цельность Даркоувера — как планеты и как цивилизации. Времена меняются. Нравится вам это или нет, но земляне прибыли сюда всерьез и надолго; и Даркоувер все глубже и глубже втягивается в сферу влияния Империи. Мы можем пытаться по-прежнему удерживать их в границах Торговых городов — но уже в следующем поколении барьер рухнет. Я видел, как это случалось на других мирах.

Кервину вспомнились слова легата: «Местные правительства мы обычно оставляем в покое, но стоит народу увидеть, что мы можем предложить, и они сами начинают проситься в Империю. Но на Даркоувере эта схема почему-то не работает, и никто не знает, почему».

Валдрин из Карфона говорил то же самое, и весьма убежденно.

— Короче, лорд Хастур, мы хотели бы опротестовать решение Совета комъинов! Нам не помешали бы некоторые преимущества, предоставляемые миру при включении в Империю. Или нам на веки вечные оставаться варварским государством?

— Я знаком с имперской цивилизацией, и гораздо ближе, чем вы, — произнес Хастур. — Нам не нужны их блага.

— Тогда говорите лучше за себя, а не за всех нас! Может, в незапамятные времена и были какие-то основания для правления Семи Семейств; тогда на Даркоувере существовали своя наука, своя технология. Но искусства те утрачены, способности сошли на нет — пора признать это и принять на замену что-нибудь новое!