Искусство ведения войны. Эволюция тактики и стратегии

Брэдли Аллен Фиске

Искусство ведения войны. Эволюция тактики и стратегии

Предисловие

Бедствия войны столь ужасны, что каждый человек, который с сочувствием относится к роду человеческому, будет с радостью приветствовать наступление вечного мира и способствовать всякому движению для его обеспечения.

Тем не менее, пока войны не исчезли на Земле, следует сохранять армии и военно-морские силы. Чтобы обеспечить своей стране необходимую защиту, каждая армия и флот должны быть правильно сформированы, подготовлены и управляемы.

Чтобы понимать, как это делается, людям необходимо общее знание принципов военного искусства, особенно стратегии.

Поделиться этим знанием, изложив его простым языком, и является целью этой книги.

Брэдли А. Фиске

Осада города в древние времена

Часть первая

СРАЖЕНИЯ И ВОЙНА ВООБЩЕ

Глава 1

СХВАТКИ МЕЖДУ ОТДЕЛЬНЫМИ ЛЮДЬМИ

Самый древний способ схватки между людьми – эта драка кулаками. Человек использовал свои кулаки, чтобы наносить удары по телу своего противника с целью причинить ему боль и особенно – снизить его способность наносить ответные удары. Практически во всех случаях драка преследовала какую-то цель; и эта цель была либо наступление, либо оборона. Это означает, что человек имел намерение либо способствовать достижению своей цели, либо помешать противнику добиться своей. Драка кулаками в ходу и в наши дни не только среди диких племен, но и в самых цивилизованных обществах; она является прототипом самых сложных и масштабных войн, которые когда-либо вели даже самые высокоцивилизованные и многочисленные народы.

Рассматриваемый с точки зрения войны между двумя народами, кулачный бой между двумя людьми выглядит очень простым. Но он уже не кажется таким простым, если рассматривать все его элементы. На первый взгляд такой бой прост по той причине, что мы не принимаем в расчет ту удивительно сложную деятельность, которая происходит внутри каждого соперника. Если бы мы знали обо всем, что происходит внутри каждого из них, мы поняли бы, что ни в одной армии и ни на одном флоте никогда не было такой совершенной адаптации средств для достижения цели, такой совершенной координации различных частей единого целого, такой способности сосредоточить их на одном объекте, такой быстрой подачи подкреплений в угрожаемые места, такой восхитительной системы рекогносцировки и абсолютной способности передвигаться как единое целое в желаемом направлении к указанному месту.

Если два неподготовленных человека дерутся на кулаках, мы не видим такой быстроты атаки и защиты, как в случае драки двух профессионалов. Но даже в первом случае или даже в случае, если дерутся два маленьких мальчика, мы видим такое удивительное телесное умение драться, которое наводит на мысль, что изначально замысел Всемогущего состоял в том, чтобы предназначить тело человека для драки. Эта точка зрения была бы экстремальной, но в то же время можно указать на то, что ни в какой другой деятельности, которой занимается человек, от него не требуется проявлять свои возможности так энергично, нет необходимости прикладывать такой широкий спектр усилий; человеческие силы – физические, умственные и нравственные – не подвергаются такому тяжелому испытанию. Никакая другая активность человека не вызывает у него такого упадка сил. Все это не должно нас удивлять: почему нас должно удивлять то, что величайшие усилия человека направляются на спасение его жизни? Жизнь каждого дерущегося человека зависела от исхода многих поединков; а во многих случаях, когда от поединка она не зависела, было в такой ставке нечто такое, из-за чего люди так рисковали.

Если наблюдать за двумя даже не подготовленными специально людьми, когда они дерутся, можно увидеть, что каждый из них внимательно смотрит за соперником, во-первых, выискивая возможность нанести удар, а во-вторых, отслеживая удар, который следует отразить. В некоторых случаях ситуация меняется, и мы видим, что по крайней мере один из участников поединка больше склонен защищаться, нежели наносить удары. Если мы видим, что один человек больше настроен наносить удары, а другой – их парировать, то мы понимаем, что один ведет наступление, а другой держит оборону. Ясно и то, что, если не будет явной диспропорции в силе или умении, человек, действующий наступательно, вероятно, станет победителем.

Но ясно также и то, что он не обязательно будет победителем. Тот, кто занял оборонительную позицию, возможно, просто выжидает случая, чтобы нанести эффективный удар. А человек, который ведет наступательные действия, возможно, использует свои силу и достижения, мало руководствуясь разумом, и может выдохнуться, неправильно направляя свои усилия. Понятно, что обороняющийся человек может в конце концов увидеть шанс пробить защиту соперника и нанести решающий удар. Мы понимаем все это, потому что с детских лет нам знаком такой способ драться, а знание его основных принципов настолько унаследовано нами, что почти инстинктивно.

Мы также понимаем, что, если защищающийся не перейдет в какой-то момент в наступление, он наверняка будет побежден. Ни одно сражение в истории человечества – независимо от того, насколько оборонительным оно было, – никогда не увенчивалось победой без тех или иных наступательных действий и нанесения удара. Рассматривая простой случай кулачного боя с участием двоих человек, мы не можем представить себе, что один из них станет победителем, не нанеся удар, или не осуществив успешный захват или бросок на землю, или не причинив противнику какой-то ущерб. Далее мы увидим, что это – фундаментальные принципы, лежащие в основе всех войн; и если забывать о них, то возникает много неверных представлений о сущности войны и целях стратегии.

Пока два противника наблюдают друг за другом в ожидании случая нанести свой удар и парировать удар соперника, внутри каждого из них происходят невидимые процессы. Мы не видим эту систему независимых и в то же время зависимых элементов, благодаря которым члены человеческого тела действуют самостоятельно и одновременно совместно, подчиняясь воле, направляющей их всех к общей цели. Мозг получает сигнал от разведывательного органа, глаза, о быстрых движениях противника, не только о его теле как едином целом, но и о его руках, ногах и глазах, то есть мозг отмечает направление и скорость движения тела врага, его поддерживающих и разведывательных органов. Осознав все это, мозг по нервам отправляет приказы к мускулам, немедленно располагая свое собственное тело, поддерживающие и разведывательные органы так, чтобы то парировать удар, то отступить, то перейти в наступление, то нанести удар.

Каждый участник кулачного боя посредством разведывательных органов (глаз) выискивает момент, когда откроется туловище противника, чтобы нанести по нему удар, а также выжидает случай попасть в его слабое место. Каждый участник понимает, что самый действенный удар тот, который нанесен со всей силой рукой в лицо, но такой удар сопряжен с риском, потому что открывает его самого для удара соперника; и поэтому участники кулачного боя наносят друг другу много сравнительно несильных ударов, не открываясь сопернику, в надежде постепенно вымотать его силы до такой степени, чтобы в нужный момент провести удар в полную силу безо всякого риска.

Это, разумеется, предполагает, что два участника кулачного боя приблизительно равны по силе. Если это не так, то один из них может получить возможность нанести серию мощных ударов без всякого риска для себя и быстро закончить поединок. Однако если такое неравенство сил имеет место, то такой случай не представляет интереса для человека, изучающего искусство ведения боя по той причине, что бесполезно изучать возможности этого искусства на примерах, в которых существует такое большое неравенство в физической силе, что не дает шанса проявить себя стратегии.

Если кулачный бой двух неподготовленных людей дает возможность увидеть великолепную демонстрацию способностей человеческого тела, то только в поединке двух хорошо тренированных бойцов они проявляются во всем своем совершенстве. А если зритель подумает над тем, как мало людей имеют высокую бойцовскую подготовку, увидит великолепную физическую силу, быстроту мышления, взаимодействия между нервами и мускулами и осознает, сколько для этого требуется тренировок, он должен прийти к выводу, что, хотя все это и может показаться ему жестоким и деморализующим, способным понизить высокую культуру общества, эти качества все же развиваются больше, чем какие-то другие способности человеческого тела. У обученного пианиста мы видим превосходную согласованность действий глаз и пальцев. Эта согласованность действий так же велика, как и между глазом и кулаками бойца, но не больше. Пианист извлекает из клавиш прекрасные аккорды и их последовательности, доставляя удовольствие слушателям, в то время как боец наносит удары, которые вызывают физическую боль и телесные повреждения. Тем не менее вряд ли можно отрицать, что с точки зрения механики человеческого тела пианист или даже акробат находятся на более низкой ступени по сравнению с бойцом. То, что боец посвящает свои поистине удивительные способности цели, которая может быть недостойной или даже дурной, не отменяет того факта, что он доводит физическую активность человеческого организма до более высокого уровня, чем кто-то другой.

Причина, по которой боец способен достигнуть столь многого, или причина, по которой любой человек может ходить, или говорить, или делать что-либо еще, состоит в том, что человеческое тело является организмом, то есть структурой, состоящей из частей независимых и в то же время взаимозависимых друг от друга, которые можно заставить действовать вместе с определенной целью. То, что обычно называется машиной, есть сотворенное подобие организма, созданного Всевышним. В машине – например, в печатном станке – мы видим огромное количество деталей, каждая из которых работает на первый взгляд независимо от других; тем не менее все они работают вместе для того, чтобы напечатать газету. Когда смотришь на работу печатного станка или какой-нибудь другой большой машины, изобретенной человеком, наполняешься удивлением перед гением изобретателя и умением механиков, которые воплотили задумку изобретателя в стали и меди. Но всякая машина, когда-либо изобретенная человеком, является не чем иным, как подражанием механизму человеческого тела. Насколько известно людям, человек – самая совершенная машина, изобретенная Всевышним.

Существуют три основных элемента, которые определяют эффективность кулачного бойца, и эти же самые элементы определяют действенность армии или флота, – сила, мастерство и храбрость. Эти качества присущи человеку изначально, но их можно развить до поразительной степени.

Сила бывает двух видов – оборонительная и наступательная – и проявляется способностью терпеть физические травмы и наносить их. У человека размер скелета является примерным указанием на его силу; на это указывает и размер флота или армии. Однако это указание является приблизительным: многие крупные мужчины не обладают ни оборонительной, ни наступательной силой, то же самое справедливо и в отношении армии или флота. Физическая сила человека зависит не только от его габаритов, но и от того, как соединены различные элементы его тела, от силы его отдельных мускулов и от того, насколько эффективно они соединены. Если у бойца слабые ноги или сердце, то, даже имея чрезвычайно сильные руки, он не будет сильным бойцом. Аналогично, если большая армия или флот состоят из слабых бойцов, или слабо вооружены, или в них есть слабые звенья, то такие армия или флот не могут быть сильными. Грубо говоря, сила человека, армии или флота – это сила его самой слабой части, потому что в серьезном сражении слабое звено обязательно будет замечено и подвергнется решительной атаке с целью прорыва, и тем самым будет уничтожена целостность всей структуры.

Умение человека драться кулаками присуще ему от природы и может быть приобретенным; это же относится и к флоту или армии. Если человек быстро соображает в том смысле, что схватывает все на лету, то он быстро замечает каждое движение своего соперника; если же человек – тугодум, то он может не заметить движения соперника достаточно быстро, чтобы успеть принять эффективные контрмеры. Аналогично, когда разведывательные подразделения флота или армии действуют неэффективно, в этом случае флот или армия могут подвергнуться нападению прежде, чем они успеют принять должные меры к обороне. И даже если человек обладает хорошей сообразительностью, может оказаться так, что координация между его мозгом и мускулами недостаточно быстра, так что, если даже он быстро заметит угрозу со стороны своего противника, его мускулы отреагируют слишком медленно. Это более характерно для грузных мужчин, нежели легких, потому что у первых больше масса тела, которую нужно привести в движение. Но, как правило, тот человек, который быстро соображает, быстро и действует. Точно так же в отношении флота или армии: сбор информации о враге может быть результативным, но средства доставки информации к основным силам и принятие действенных контрмер могут быть неэффективными, особенно если флот или армия очень велики. Но, как правило, та же самая дальновидность, которая обеспечивает хорошие средства информации, предлагает и хороший способ осуществления действий в соответствии с нею.

Мастерство больше поддается развитию, нежели физическая сила бойца; хотя, конечно, сила тоже поддается немалому развитию. Умение развивается путем тренировки; важно то, что эта тренировка приобретается в основном в реальных соревнованиях с противником. Развития одной лишь силы можно добиться простыми физическими упражнениями; но глаз таким способом нельзя натренировать так, чтобы он быстро замечал движения противника, как и нельзя натренировать руку парировать удар или наносить ответный. Это же относится и к флотам, и к армиям – просто силу (то есть способность противостоять ударам и наносить их) можно развить упражнениями, на стрельбах и тактических учениях, но лишь в противоборстве, более или менее приближенном к реальности, можно приобрести умение понимать намерения врага и давать на них эффективный ответ.

Однако мастерство необходимо не только для принятия контрмер: еще больше оно необходимо для начала наступательных действий. Цель бойца (флота или армии) состоит в том, чтобы нанести сокрушительный удар. Чтобы осуществить это, необходимо, во-первых, увидеть возможность сделать это, а во-вторых, моментально отреагировать всеми имеющимися силами. Такая возможность должна быть понята мгновенно; но это понимание бесполезно, если за ним не следует соответствующее действие. Простой иллюстрацией этого является стрелок с винтовкой. Он жадно смотрит в прицел направо и налево; его мастерство состоит не в том, чтобы держать свою цель все время на мушке, поскольку ни одному человеку это не под силу, а в том, чтобы мгновенно увидеть, когда цель на мушке, и тут же спустить курок. Многие стрелки не попадали в цель, потому что недостаточно быстро спускали курок.

Храбрость тесно связана с мастерством, потому что без храбрости нервные, умственные и духовные качества человека не находятся в нужном состоянии мобилизации. Храбрость не означает просто отсутствие страха, так как подобное может проистекать из недостаточно полного понимания ситуации из-за медлительности ума. Храбрость – это сильное и тем не менее контролируемое желание победить, которое ищет цель настолько сосредоточенно, что все силы тела и разума направлены на его достижение, несмотря на опасность, дискомфорт и усталость. Без храбрости ни один боец не может успешно сражаться; это же справедливо и в отношении любой армии или флота. То, что это полезное качество, направленное на достижение цели в кулачном бою, можно подвергать сомнению; но человек редко дерется ради самой драки, чаще это бывает ради какой-то благородной цели, например защиты своих жены и детей. Я привел пример кулачного боя просто потому, что он наилучшим образом иллюстрирует развитие в человеке способности сражаться.

Но считаем мы, что храбрость в простой драке достойна похвалы, или нет, мы должны признать, что в сражении это высочайшее личное качество, потому что без него сила пропадает, а мастерство подводит. Во многих поединках, особенно с участием неподготовленных людей, победа была одержана не потому, что проигравший умер или был физически истощен, а потому, что его храбрость или нравственные устои были низведены до такой точки, когда он не хотел или не мог больше биться. Он, в сущности, сказал себе: «Я уже измучен, какой смысл дальше драться? Чем дольше я сражаюсь, тем хуже мне будет». По этой причине в подготовке всех бойцов, как отдельных людей, так и рядовых армии и флота, большая часть обучения посвящена развитию храбрости. Искусство тренера в одном случае и командования в другом посвящено поощрению в бойцах храбрости.

Во время драки только кулаками и руками редко появлялась возможность – в случае, если нужно добиться какой-то цели или помешать противнику добиться своей, – достичь результата. Пока использовались лишь эти средства, противник сохранял свободу движений и всегда мог отступить или сместиться вправо или влево так, чтобы уменьшить силу удара или вовсе избежать его. По этой причине кто-то предпринимал попытку схватить своего противника и уменьшить его свободу действий, чтобы удары нельзя было ни смягчить, ни избежать их. На каком-то этапе борьбы один из противников обычно хватал другого и пытался бросить его на землю и сделать его неспособным ни наносить удары, ни уклоняться от них. Когда беспомощный соперник лежит на земле, победитель может наносить удары с наибольшей силой до тех пор, пока его жертва не покорится; а в некоторых случаях победитель получает возможность схватить соперника за горло и задушить. Аналог этого мы видим во многих военных операциях флотов и армий, в которых одна сторона получила возможность обойти, или окружить противника, или загнать его в такое положение, в котором свобода его действий настолько ограниченна, что он становится практически беспомощным.

Иногда в поединке между двумя людьми один участник схватки ищет спасения в бегстве, а другой преследует его. Если беглец проворнее своего преследователя, он может спастись; но если он не настолько быстр, то обречен на уничтожение, потому что преследователь наверняка нападет на него сзади, с направления, в котором убегающий не может дать отпор, и таким образом беглец будет получать удары, не имея возможности нанести ощутимый урон в ответ. Аналогично во время сражений армий или флотов одна сторона обычно отступает. Если она способна отступать со скоростью большей, чем скорость продвижения вперед врага, она уйдет в безопасное место; если же она не может отступать с такой скоростью, то обречена на поражение, потому что преследующий ее враг может нанести ей значительный урон с небольшим для себя риском.

Другая опасность отступления, которая касается как отдельных людей, так и флотов и армий, состоит в том, что храбрость или боевой дух, который столь необходим для эффективного ведения боя, сильно уменьшается от самого факта отступления и от осознания вызванной этим относительной беспомощности. Поэтому к отступлению следует прибегать только по настоятельным причинам. И все же если к нему прибегают, то его надо осуществлять быстро после признания желательности отступления, чтобы сделать это организованно и планомерно.

Оружие. На протяжении всей истории человечества, как нам известно, человек дополнял силу своих кулаков и рук палками и дубинками. Невозможно себе представить, чтобы почти с самого начала люди не делали себе грубые дубинки из сучьев, выломанных из деревьев. Дубинка была полезна просто потому, что она давала возможность человеку доставать противника с расстояния большего, чем вытянутая рука, а также наносить более мощные удары. Причина, по которой удар становился сильнее, была двойной: во-первых, дубина крепче кулака, а во-вторых, ей можно придать большую скорость, чем кулаку, размахивая ею.

Другим средством, дополнявшим силу кулаков и рук, был камень. Человек либо держал камень в руке и использовал его для нанесения им удара, эффективность которого была высока благодаря твердости и остроте камня, либо применял его как метательный снаряд. В последнем случае результативность зависела от четырех вещей: твердости камня, его остроты, приданной ему скорости и расстояния, с которого он был брошен.

Усовершенствование дубины и камня происходило в течение многих веков с того момента, когда люди впервые их использовали. А по мере развития цивилизации эти грубые приспособления превратились в гораздо более мощное оружие. Но всякое оружие, которое используется в самых высоко оснащенных армии и флоте в настоящее время, обязано своей эффективностью тем же четырем качествам, которые делали результативными удары дубиной и камнем: твердости, остроте, приданной скорости и расстоянию, с которого его можно использовать[1]. Однако чем более развитыми становились эти качества, тем больше трудностей и сложностей возникало при их использовании. Сложность эта стала настолько велика, что для изучения оружия и применения его на практике потребовались две отдельные профессии – армейская и военно-морская.

За сражениями первобытного человека, которые он вел с помощью рук и кулаков, а также палок и камней, последовало применение менее грубых орудий, имевших определенную форму и использовавшихся с определенными целями. Эти орудия были сначала каменные, позднее – медные, а еще позже – из других металлов. Во время палеолита (древнего каменного века) некоторые орудия изготовлялись из костей, рогов и бивней. Все они имели острие или острый край, предназначенный явно для преодоления защиты противника для достижения главной цели всех людей – добывания пищи и охраны добычи. Здесь мы видим, что, если орудие использовалось для защиты или нападения, оно становилось оружием, то есть инструментом для достижения военных целей.

В древнем каменном веке орудия были грубыми и, очевидно, сделанными путем отбивки или скалывания чем-то твердым, но в период неолита, или нового каменного века, орудия оттачивали или шлифовали, что свидетельствовало о возросшем интеллекте людей, который в настоящее время мы не можем верно измерить. Гладкие инструменты обладали, конечно, большей пробивной способностью, чем грубые инструменты предыдущего века, и поэтому они были более эффективными и в военное, и в мирное время. На самом деле в те времена промежутки между войной и миром были такими короткими, что между ними не было большой разницы. Это не означает, что в те времена было больше войн, чем сейчас; просто тогда условия были таковы, что война и мир сменяли друг друга более быстро. Тогда не требовалось десяти лет напряженной подготовки, чтобы быть готовым к войне, или даже одного года, чтобы вести ее.

Следует отметить, что цель нанесения удара кулаком или дубинкой состояла в том, чтобы поставить синяк, или травмировать поверхность тела, или нарушить равновесие, или вызвать такое потрясение всего внутреннего механизма, чтобы он был менее способен к враждебным действиям; цель же нанесения удара острым орудием состояла в том, чтобы пробить защиту, которую давала телу кожа. Позже мы увидим, что последствия от нанесения ударов самым современным оружием по флотам и армиям по сути своей точно такие же.

Оружие и цивилизация. Так как одним из элементов, сопутствующих развитию древней цивилизации, было улучшение действенности оружия, интересно было бы определить, в какой мере совершенствование оружия было причиной этого развития, а в какой – результатом. Точно сделать это невозможно, но ввиду того, что борьба за достижения цивилизации всегда была чрезвычайно острой и неизбежно влекла за собой кровопролитные сражения с варварами и дикими зверями, вероятнее всего, что совершенствование оружия было причиной развития цивилизации в большей степени, нежели его результатом; без него человек не мог бы достичь цивилизованного состояния.

Глава 2

СРАЖЕНИЯ МЕЖДУ ПЛЕМЕНАМИ

Тот факт, что оружие постепенно совершенствовалось, указывает на то, что среди людей в значительной степени развилось сотрудничество, потому что для совершенствования оружия были необходимы различные умения. А если различные умения были направлены на достижение одной цели, то несколько человек, очевидно, трудились совместно. Это сотрудничество, очевидно, было вызвано общностью интересов групп людей. А так как самой насущной потребностью в те времена было обеспечение защиты, то можно не сомневаться в том, что данная общность интересов в этом и состояла. Чтобы группа людей могла обеспечить себе защиту, первым необходимым шагом становилось какое-то объединение.

Самым древним объединением была, конечно, семья, во главе которой стоял мужчина, на которого природой была возложена ответственность за обеспечение пищей и кровом своей жены и детей и защиту их от нападений зверей и людей. Кажется вероятным, что первые сражения произошли от необходимости обеспечивать пищу и кров и охранять их после обретения. Единственный способ, с помощью которого человек мог добыть себе пищу, состоял в том, чтобы убивать животных, лазать на деревья за плодами и орехами, возделывать землю и ловить рыбу в водоемах – или красть у других людей. То, что люди иногда прибегали к кражам, показывают исторические записи; так поступают дикари и в наши дни. На самом деле поступки людей, живущих в настоящее время в самых высокоразвитых христианских странах, указывают на схожую тенденцию, если в какое-то время или в каком-то месте закон можно обойти или не соблюдать.

Этот момент более важен, чем может показаться на первый взгляд, потому что мы можем изучать цели человека как такового, а следовательно, цели племен и народов лишь путем изучения человека, свободного от влияния цивилизации и ограничений закона. Люди постепенно начали понимать, что для них будет лучше, если ими будут править определенные законы: даже самый большой грешник понимает, что для него лучше всего, если другие люди будут добропорядочными; даже вор хочет, чтобы другие люди были честными; и даже бессовестный должник хочет, чтобы другие люди возвращали ему то, что должны. Общественные законы насильно ограничили отдельных людей, но не было таких международных законов, которые могли насильно ограничить народы и племена.

Если самой древней причиной сражений было получение и сохранение средств существования для женщин и детей, то, вероятно, с той поры эта причина и стала основной, хотя ее заглушили другие, более очевидные. Точно одно: человек всегда участвовал в схватках. Точно и то, что ему не нужно было много пищи и крова для одного себя. Несомненно то, что на него всегда была возложена ответственность за добывание пищи и крова для женщин и детей, и эта обязанность требовала от него всего усердия, труда и способностей, которые его можно было заставить применить. Потребности женщин и детей возрастали от века к веку, и пропорционально им увеличивались и усилия мужчин.

Это означает не то, что потребности самих мужчин не выросли, а то, что они выросли не в такой пропорции, как потребности женщин и детей. Это также означает, что потребности мужчин, если их тщательно проанализировать, окажутся так тесно связанными с потребностями женщин и детей, от них зависевших, что мы не можем безошибочно заявить, что то, что хочет мужчина, ему нужно для себя одного. Потребности большинства мужчин, если рассматривать их в отдельности, чрезвычайно просты, и их легко удовлетворить.

Так как каждый мужчина нес ответственность за пропитание и защиту своей семьи, то можно легко понять, как двое мужчин договорились действовать совместно в целях обеспечения своих семей пищей и защитой, потом трое, и как таким образом образовались племена. Эти племена, вероятно, сначала состояли из семей, родственных друг другу и поэтому связанных друг с другом сильными узами унаследованной ненависти и страхов перед врагами. Даже в наше время в высокоразвитых странах иногда можно услышать о наследственной семейной вражде. Поскольку племя образовывалось ради достижения общих интересов по добыче пищи, обеспечению кровом и охране того и другого, то легко понять, что способы, с помощью которых члены племени могли действовать вместе наиболее эффективно при наступлении и обороне, должны были обсуждаться и проверяться на опыте. Также понятно и то, как желание заполучить какой-нибудь водоем для ловли рыбы, находящийся во владениях другого племени, или место для деревни в плодородной долине, или какой-нибудь замечательный скот, или что-то другое должно было приводить к решению отнять это силой. Однако даже в самой первобытной культуре, которая существовала много веков назад и существует на большой части поверхности Земли в настоящее время, нападение не совершалось до составления некоего плана действий под руководством одного человека в роли вождя. Иными словами, сначала нужно было наметить план военной операции и определить стратегию.

Аналогично любое племя понимало, что все, чем оно владеет, всегда может подвергнуться нападению соседнего племени, и имело свои стратегические планы действий на этот случай. Некоторые племена были предусмотрительными, а другие недальновидными, и поэтому первые процветали и сохраняли независимость, тогда как вторые – нет. Такие различия в условиях жизни существуют в неразвитых странах и в наши дни: в каждой дикой стране есть какое-нибудь доминирующее племя, вроде тагалов на Филиппинах, которые были более дальновидными и активными, чем их соседи. Мы видим то же самое и в самых развитых странах мира, на самом высоком уровне цивилизации, которого достиг мир: в них существуют несколько доминирующих народов, которые обязаны своим положением точно таким же личным качествам, которые характеризуют (хотя и в меньшей степени) тагалов.

Теперь представьте себе, что вы вождь племени, которое решило захватить деревню, удобно расположенную у подножия горы, у излучины реки на расстоянии десяти миль (16 км), и угнать скот, который выглядит таким упитанным, а поголовье его кажется многочисленным. Что бы вы решили сделать? Вы бы решили напасть на деревню в том месте, где была бы больше вероятность успеха, где было бы труднее всего обороняться, – то есть в самом слабом месте. Вы также решили бы напасть в такое время, когда мужчины племени имели бы меньше всего возможности защитить ее, – если возможно, в их отсутствие или когда они спят. То есть вы попытались бы напасть в самом слабом месте и в самый благоприятный момент. Так делает и командующий величайшей армией или флотом, планируя наступательную операцию в настоящее время.

Чтобы выбрать самое слабое место и самый благоприятный момент, вы пошлете лазутчиков, которые будут сообщать вам, насколько возможно, о передвижениях ваших жертв, и вы не начнете атаку, пока не будете уверены во всех важных вопросах. А тем временем вы будете тайно обучать своих людей, принимая меры предосторожности, чтобы враг не узнал о ваших намерениях и приготовлениях. А когда вы будете полностью готовы, вы выступите, чтобы осуществить нападение, настолько скрытно, насколько это возможно, высылая шпионов и разведчиков, которые будут постоянно доносить вам о действиях и перемещениях другого племени и мешать ему получать информацию от своих шпионов и разведчиков относительно ваших действий и передвижений. В нужный момент вы нанесете удар со всей силой, на которую способны ваши люди, в нужном месте.

Если ваши планы основывались на точной информации и если враг не знал о них до момента вашего нападения, то оно, вероятно, будет успешным. В этом случае враг будет повергнут в величайшее смятение, начнется паника, а затем беспорядочное отступление. Так как вы запланировали нападение с целью овладеть определенной материальной собственностью, вы воспользуетесь беспомощным состоянием своих жертв и нанесете наибольший возможный урон этому племени и тем самым помешаете ему вернуть себе свою собственность.

Такой была история бесчисленных военных походов во все прошлые века. Иногда военные операции предпринимались в небольшом масштабе малым племенем, иногда они были масштабными и осуществлялись большим народом. Но обычно они были среднего масштаба и проводились племенем или народом, который был ни очень мал, ни очень велик. Во всех случаях метод в своей основе был один и тот же.

Теперь посмотрим на другую сторону картины и представим себе, что вы вождь племени, владеющего замечательным скотом и занимающего деревню, расположенную на плодородной равнине возле водоема, полного рыбы, и вдруг вы получаете информацию о том, что соседнее племя готовится напасть на вас, а мужчины этого племени начали пляску войны. Что вы будете делать?

Если вы такой вождь, которых всегда было много во все времена, вы не станете смотреть ситуации в лицо: вы убедите себя, что все, что вам сообщили, неправда, или что другое племя не очень сильное, или что вы хорошо подготовлены к его нападению, или что не стоит беспокоиться. В результате вы примете столь запоздалые меры, что враг нанесет вам внезапный удар в ваше самое слабое место, ворвется в вашу деревню, обратит ваших людей в бегство и уничтожит плоды их труда, накопленные за много лет.

Но если вы вождь, достойный занимать свое ответственное и почетное место, вы немедленно мобилизуетесь и примете меры к защите членов вашего племени, их семей и имущества. Сначала вы попытаетесь оценить ситуацию в целом и угадать, каково будет нападение и в какое место будет направлен удар. Вы призовете к себе тех выдающихся людей племени, чей совет стоит выслушать, и примете решение о том, какую форму обороны выбрать. Вы, разумеется, немедленно изучите организацию племени и военное оснащение его членов и начнете серию учений самого активного характера. Делая все это, вы будете принимать меры к тому, чтобы враждебное племя не получило никаких сведений о том, что вы делаете, и проведете осторожное расследование с целью выявления шпионов в вашей собственной деревне или ее окрестностях.

Приняв решение относительно вероятных намерений противника, вы, естественно, примете меры противодействия. Выяснив, что какая-то часть вашей деревни или ее оборонительные укрепления слабее всего, вы предпримете что-нибудь, чтобы защитить эту часть деревни. Поняв, что враг нападет на вас, вероятно, с определенной стороны, вы примете меры защиты от нападения с этого направления. Вы, вероятно, обнаружите следы шпионской деятельности и, естественно, направите свои усилия на противодействие им, заслав своих собственных лазутчиков. Вы расположите некоторых своих шпионов в пределах границ своих владений и велите им противодействовать вражеским шпионам на своей территории. Вы также зашлете других шпионов на территорию, расположенную между вашим племенем и враждебным, и, если возможно, на территорию противника для ведения шпионской деятельности.

Все эти действия мы называем стратегическими, но они включают меры реального управления членами племени в предстоящем сражении, то есть «тактическое» управление. С самого начала вы поймете, что вы должны развернуть фронт вашего войска в сторону вероятного направления атаки: то есть если вы придете к выводу, что нападение, вероятно, произойдет с северо-востока, а у вас есть тысяча людей, вы расставите эту тысячу в линию, тянущуюся с северо-запада на юго-восток, лицом на северо-восток. Одна причина этого в том, что каждый человек может лучше всего сражаться в том направлении, к которому он стоит лицом; он слабее с флангов и в наступлении, и в обороне, а самое слабое его место – тыл. Другая причина состоит в том, что то же самое справедливо в отношении нескольких человек даже в большей степени, чем в отношении одного, потому что один человек может очень быстро поменять направление, к которому он стоит лицом, тогда как боевой порядок бойцов может поменять направление, к которому он развернут лицом, относительно медленно, что зависит от длины строя. В то время как один человек слабее всего с тыла, боевой порядок слабее всего с флангов, потому что боевой порядок можно развернуть назад, заставив каждого бойца повернуться лицом к тылу; чтобы повернуть его направо или налево, требуется долгая и сравнительно непростая процедура разворота всего строя вокруг его оси.

Размещение ваших сил, естественно, будет чисто оборонительным с целью помешать успешной атаке. Однако, поняв, что возможно поражение, вы примете меры к тому, чтобы уменьшить опасности, которые всегда влечет за собой отступление. Вы наметите направление и маршрут отступления и меры его защиты после его начала. Вы также распорядитесь, чтобы определенные люди – женщины и дети – и определенные ценности, такие как скот, были готовы своевременно начать отступление, чтобы не путаться под ногами у сражающихся мужчин, и не только обеспечить их безопасность, но и упростить эту операцию после начала отступления. Вы также распорядитесь, чтобы арьергард следовал за не участвующими в боевых действиях людьми и основными силами во время отступления для отражения нападений врага. Вы обеспечите охрану для каждого фланга, чтобы помешать врагу преследовать вас параллельным курсом и нападать на ваши отступающие силы сбоку. То есть вы будете делать именно то, что делал каждый знающий полководец любой армии, большой или маленькой, если имелась угроза нападения опасного, как ему было известно, врага.

Если вы получите информацию вовремя, отдадите распоряжения с должной энергией и дальновидностью и вам удастся сохранить факт ваших приготовлений в тайне от врага, будет шанс того, что, когда он, наконец, нападет на вас, его атака не будет иметь успех по той причине, что он поведет ее, обладая неточной оценкой обстановки и думая, что вы к ней не готовы.

Обсуждение этой ситуации подразумевает, что два племени приблизительно равны по силам. Конечно, если ваше племя намного малочисленнее, или ниже по занимаемому положению, или его воины уступают в мастерстве и храбрости, или если племена во всем этом равны, но у врага оружие лучше, тогда вы не можете одержать победу в любом случае. Вашим единственным шансом оказаться в безопасности будет отступление, предпринятое в нужный момент, или же предоставление врагу таких уступок, которые заставят его воздержаться от агрессивных действий. В истории есть много примеров ситуаций, подобной этой.

В случае, если племена приблизительно равны по силам, исход нельзя предсказать заранее, и его придется узнавать так, как всегда решались такие вопросы, – в бою. Когда настанет нужный момент, быстрые легковооруженные вражеские разведчики, вероятно, опередят основные силы, чтобы удостовериться в местонахождении ваших воинов и выяснить, чем они занимаются. Между этими разведчиками и основными силами будут еще другие люди, которые побегут назад к основным силам, чтобы передать сведения, полученные этими разведчиками, и донести до них потом приказы вождя. Разведчикам не понадобится оружие для проведения разведки; на самом деле его вес станет помехой для их быстрого передвижения и, значит, для эффективности их разведывательных функций. Но оружие понадобится в случае, если вражеские разведчики встретят ваших разведчиков, потому что ваши разведчики могут помешать продвижению вперед невооруженных вражеских лазутчиков и даже заставить их отступить.

Вражеские разведчики, вероятно, будут запущены не только перед фронтом основных наступающих сил, но и с флангов, дугообразной линией для отвлечения противника, потому что враг будет знать, что в противном случае вы можете внезапно появиться у него с фланга и напасть на него с той стороны, где он окажется почти беспомощным. Возможно, разведчики с обеих сторон вступят в контакт друг с другом, и за этим последует бой между ними. И в этом случае та сторона, разведчики которой сильнее, сможет отбросить противника и обеспечить явное преимущество. Однако в конце концов за разведчиками последуют основные силы, и начнется бой.

С одной стороны, результат этого сражения ни одна сторона не может знать заранее по той причине, что ни одна из них не будет обладать полной информацией обо всех факторах. Но с другой – любой человек, знающий значение всех факторов и способный их обобщить, все же может его предсказать. Иными словами, исход сражения действительно будет предрешен до его начала, но каков он будет на самом деле – неизвестно.

Чтобы проиллюстрировать это утверждение, предположим, что в скачках должны участвовать две лошади, с виду равные по силам. Предположим также, что одной из лошадей дали перед забегом ослабляющее силы лекарство, которое сделает ее неспособной приложить максимум усилий в гонке. Такое часто происходило, и тот факт, что это было сделано, решал исход скачек заранее. Хотя никто не знал, каков будет результат, за исключением тех людей, которые дали лошади лекарство.

Аналогично в предполагаемом сражении между вашим племенем и вражеским главными факторами, которые решат его исход, являются сила, военное искусство и храбрость противоборствующих сторон. Ни одна сторона не может оценить эти факторы, но тем не менее каждый из них имеет реальное и вполне определенное значение, хотя никто не знает какое. Их сочетание, которое определит, на чьей стороне будет победа, тоже имеет реальное значение, хотя оно никогда не бывает определено, и даже относительная величина силы, военного мастерства и храбрости двух противников неизвестны до тех пор, пока исход сражения не возвестят трубы.

В нашем обычном представлении о сражении или поединке одна сторона наступает на другую, пока они не придут в столкновение и не начнут сражаться. Такое наступление по фронту называется фронтальным, или лобовой атакой, и если та или иная сторона считает, что имеет такое ошеломляющее превосходство в силе, что может одолеть другую, то это самый быстрый путь для достижения победы. Но лобовые атаки обычно не предпринимают, если только у одной стороны нет величайшей уверенности в своей силе, потому что, если такая уверенность оказывается неоправданной, возможны огромные потери личного состава без достижения цели. Атакующий обычно пытается получить какое-то преимущество – либо ударить во фланг, либо, обойдя фланг, нанести удар в тыл, либо сосредоточить все силы в одном месте вражеского боевого порядка и попытаться прорвать их.

Та или иная сторона обычно идет в наступление, то есть нападает, тогда как другая занимает оборону и ожидает атаки. В рассматриваемом случае ваш враг, вероятно, будет нападать, потому что именно эту роль он должен играть, чтобы добиться своих целей и нарушить ваши планы. Как долго вы будете занимать оборону – вопрос, который вы должны решить. У наступления и обороны есть свои особые преимущества. Преимущества обороны состоят в том, что бойцы, занимая сравнительно стационарную позицию, могут применять свое оружие с большей точностью и имеют лучшую защиту в виде препятствий или оборонительных укреплений – естественных или искусственных; то есть защитники обычно могут убить больше противников во время атаки, нежели нападающие, которые в силу необходимости открывают себя для ударов и не могут использовать свое оружие с такой же высокой точностью.

С другой стороны, у наступающего есть колоссальные преимущества: он знает, что будет делать, уже решено, куда будет нанесен удар, да и сам факт начала движения дает чувство уверенности и смелости. Защищающийся, с другой стороны, не зная, куда или когда ударит враг, должен ожидать его действий, оставаться в состоянии постоянных сомнений и не иметь возможности решить, что ему делать, до последнего момента. Такие условия неблагоприятны для поддержания высокого боевого духа.

В случае, если враг пребывал в неведении относительно ваших приготовлений, вы, вероятно, нанесете ему поражение; и ввиду того, что, как в этом случае, он, вероятно, не будет в должной мере готов к отступлению, любую победу над ним вам, возможно, удастся превратить в победоносное преследование. В таком преследовании вы сможете нанести ему катастрофические потери, во-первых, убивая его воинов и, во-вторых, уничтожая какую-то часть его имущества и захватывая другую. Если, с другой стороны, вы потерпели поражение, вы – вследствие ваших приготовлений, – вероятно, сможете упорядоченно отступить. Так что, хотя вы и потерпите поражение, это не будет катастрофой. Иллюстрации всех таких случаев – как с малыми армиями, так и большими – часто встречаются в истории.

Во время сражения между вашим племенем и вражеским вы поймете, что, просто защищаясь, вы только откладываете катастрофу, потому что вы знаете, что, только уменьшая способность врага нанести вам урон, вы обеспечите себе безопасность от дальнейшего ущерба. Поэтому, когда представится возможность, вы нанесете ему ответный удар, даже если вашей конечной целью является просто защита. Другими словами, вы будете осуществлять то, что в наше время называется наступательной обороной. Никакая другая оборона никогда еще не имела успеха. Исключением к этому утверждению являются случаи с особыми условиями, вроде неспособности врага обеспечить себя продовольствием.

Но может случиться так, что после получения вами вестей о грозящем нападении проведенный анализ ситуации приведет вас к пониманию того, что наилучшим выходом для вас будет нанести сильный удар по врагу, то есть «начать наступление», пока враг готовится напасть на вас. Это часто оказывалось единственной и самой мудрой линией поведения. Мы постоянно видим ее аналог в протоколах судов по делам об убийствах, когда человек, обвиняемый в убийстве, заявляет, что убитый собирался напасть на него и он осознал необходимость опередить его. Такая ситуация настолько широко признана, что в ходу появилась выразительная жаргонная фраза «взять человека на мушку» или поставить кого-то в невыгодное положение. Один человек «берет на мушку» другого, когда он может быстрее воспользоваться своим оружием.

Так что вам нужно решить, поставило ли вас в невыгодное положение другое племя. Если вы придете к выводу, что это так, вашим единственно разумным планом является принятие оборонительных мер, какие я уже наметил в общих чертах. Но если вы решите, что другое племя не поставило вас в невыгодное положение, а вы сами можете поставить его в невыгодное положение, вам лучше всего предпринять наступление. Чтобы осуществить его, вы должны сделать то, что человек в повседневной жизни должен делать постоянно при выполнении своих планов, то есть вы должны проводить ваши приготовления весьма быстро и тайно и приступить к осуществлению вашего плана прежде, чем ваш соперник сможет помешать ему. Если другое племя уверено в своем превосходстве и вы можете держать его в неведении относительно ваших приготовлений и если ваше племя равно вражескому по силе, военному искусству и храбрости, вы, вероятно, сможете внезапно атаковать его в самом слабом месте, пока противник не ожидает удара и не готов защититься. Если вы сможете сделать это, вы повергнете его в смятение, степень которого будет пропорциональна времени между моментом, когда он, наконец, осознает ваши намерения, и реальным моментом нападения. Если вы сумеете напасть на него прежде, чем он получит информацию о ваших намерениях, вы, вероятно, одержите победу.

Одним из самых важных факторов, способствующих успеху, является фактор неожиданности, в большой мере обусловленный психологическим эффектом, произведенным на вражеских воинов – не только командиров, но и рядовых. Внезапный переход из состояния уверенного спокойствия к осознанию опасного нападения ведет к смятению, панике и отступлению.

Если вы вовремя получаете информацию о приготовлениях врага, но решаете не предпринимать наступление, вы, без сомнения, примете меры к тому, чтобы защитить свою деревню какими-нибудь укреплениями, вроде стволов деревьев и других препятствий. Но в ваши планы не будет входить, что ваши воины останутся за этими препятствиями, если только у вас не очень мало бойцов. Вы поймете, что такие меры могут задержать наступление противника, но не приведут к его поражению, потому что вы знаете, что единственный способ разгромить его – это нанести ему какой-нибудь существенный урон. Вы даже не будете выстраивать своих людей вблизи этих препятствий, потому что поймете, что эта мера даст возможность противнику приблизиться к вашему дому без потерь и нанести вам внезапный удар из любого места, которое он выберет. Вы также поймете, что такая мера даст ему возможность безнаказанно опустошить ваши поля и разорить все, что находится за пределами вашей деревни. По этим причинам вы будете выдвигать свои силы вперед как можно дальше в направлении вероятного приближения врага и попытаетесь, как только появится возможность, вступить с ним в контакт путем засылки разведчиков.

Поскольку ваш враг будет придерживаться схожей тактики, то вскоре два военных отряда будут действовать в присутствии друг друга в условиях, по сути своей схожих с теми, при которых во все века действовали величайшие армии.

Инстинктивно вы понимаете, что тяжесть любого удара, который вы можете нанести, будет пропорциональна силе, с которой вы его нанесете; что эта сила будет в чем-то похожа на силу, с которой кулак или дубинка бьют по своей цели. Вам известно, что тяжесть удара зависит от размера кулака или дубинки или от количества воинов и скорости, с которой кулак (дубинка) или воины наносят удар.

Поэтому вы поймете, что, когда наступит момент нанести решающий удар, вам лучше всего бросить свои основные силы (то есть столько бойцов, сколько вы сможете собрать) против какого-то заранее определенного участка боевого порядка противника и чтобы они действовали с максимально возможной быстротой. Иными словами, вы поймете, что ваш окончательный удар должен принять форму нападения, во время которого ваши главные силы будут двигаться вперед с максимально возможной быстротой в заранее намеченном месте вражеского фронта.

Однако вы также поймете, что (как в кулачном бою или бою дубинками) удар должен быть не только мощным и нанесенным быстро, чтобы придать ему наибольшую силу, но и немедленным, чтобы не дать возможности врагу отразить его или уклониться от него. Иными словами, вы осознаете, что двумя самыми важными элементами реального боя являются сила и быстрота. И мощь удара, и быстрота его нанесения зависят от силы воли и храбрости, стоящих за ним.

Ценность быстроты более очевидна в действиях, предшествующих реальному сражению, то есть до нанесения реального удара по врагу, чем во время самого боя, потому что в подготовительных действиях быстрота – это самый важный фактор. Когда наносишь ложный удар по коммуникациям врага, или угрожаешь его флангу, или когда он отвечает на угрозу или ложный удар, то находишься в положении боксера, который делает ложные выпады или отвечает на ложные выпады или угрозы своего противника. В такой ситуации боксеру нужно достаточно сил, чтобы парировать удары, но в большей степени ему необходима быстрота. Быстрота видна наблюдателю как скорость мускульных движений боксера. Но еще задолго до того, как рука или тело боксера сделает движение, чтобы парировать удар, его глаза должны увидеть движения его соперника и послать сигнал об этом в мозг; а мозг затем должен послать сигнал мускулам, а мускулы должны его послушаться.

Аналогично при передвижениях двух противостоящих друг другу сил – маленьких ли племен, огромных ли армий – реальным боевым действиям должны предшествовать маневры, для которых необходима большая быстрота – не только при перемещении тел, осуществляющих маневр, но и при предварительном осознании передвижений врага и принятии должных мер, чтобы помешать им. Передвижения врага могут быть наступательными или оборонительными, но в любом случае вы должны осознавать необходимость заметить их как можно быстрее и принять быстрые меры по противодействию.

Мы видим это сходство действий двух противоборствующих сторон на протяжении всей войны. Вообще говоря, каждая сторона старается делать то же самое, что и другая, с учетом лишь реальных условий, потому что каждая сторона понимает, что, только ведя те или иные наступательные действия, можно добиться какого-то успеха и что единственным преимуществом обороны является воспрепятствование врагу в достижении успеха. Некоторые авторы, похоже, довели эту мысль до излишней крайности и стали на ту точку зрения, что тактика должна быть всецело наступательной. Следует просто представить себе, что случится с боксером, если он не будет пытаться парировать удары противника или уклоняться от них, чтобы увидеть, насколько несостоятельной является эта теория. Можно также указать на то, что во всех сражениях – больших или маленьких – большую часть времени занимают оборонительные мероприятия, которые осуществляются с двойной целью: помешать противнику нанести решающий удар и подготовить плацдарм для нанесения собственного решающего удара.

Составляя план боевых операций, вы, несомненно, будете учитывать действия разных частей вашей небольшой армии и поймете, что они будут затруднены, если не будут согласованы из-за отсутствия системы связи, аналогичной нервной системе в человеческом теле. Вы осознаете необходимость создания некоей системы, с помощью которой вы сможете посылать распоряжения любой части вашей армии и получать от нее информацию, не только руководить действиями каждой части по отдельности, но и всеми частями своей армии, чтобы они могли действовать совместно для достижения общей цели и чтобы каждая часть армии могла помочь другой ее части, оказавшейся в опасном положении. Вы инстинктивно поймете, хотя, возможно, и не сможете сформулировать эту мысль словами, что всей вашей армией вы должны управлять так, как боксер управляет своим телом, когда все его части направляет высший разум, а они действуют совместно и помогают друг другу.

Резервы. Если положение таково, что вам трудно точно понять, где враг нанесет удар, вы можете держать значительные силы в резерве, в тылу, разместив их так, чтобы, когда ваш авангард или даже главные силы будут отражать в каком-то месте атаку, их можно было в случае необходимости быстро перебросить в это место. В зависимости от обстоятельств резерв будет состоять из большой или небольшой части всех ваших сил. Однако будь он большой или маленький, он должен обладать высокой боевой значимостью, потому что от него может зависеть исход боя.

Разумеется, это не означает, что резерв следует использовать только в оборонительных целях и в случае, если атакована часть ваших боевых порядков. Ведь очевидно, что, даже выдвигаясь для атаки, вы можете обнаружить, что ваши боевые порядки слишком слабы в каком-то месте, и враг может воспользоваться этим. В таком случае вы пошлете свои резервы в это место. Нападаете ли вы или отражаете нападение, подкрепления время от времени нужны в том или ином месте, чтобы усилить его. В любом случае в том или ином месте бывает нужно больше сил, чем имеется на данный момент, и поэтому вызывается подкрепление.

В боксерском поединке способность человеческого тела посылать подкрепления из одного места в другое очевидна. Если нужна сила в левой руке для отражения удара, она неожиданно получает силу, которой не было в ней еще секунду назад. Если быстрый парирующий удар пробивает защиту соперника, правая рука вдруг приобретает десятикратную силу и автоматически наносит удар, в котором, кажется, мгновенно сконцентрировалась вся сила тела.

Дисциплина. Но какими бы совершенными ни были ваше понимание того, что следует делать, и имеющиеся в вашем распоряжении средства связи между вами и частями вашей небольшой армии, вы окажетесь бессильным эффективно управлять ею, если вам не будут присылать правильные донесения и если вашим приказам не будут подчиняться. И то и другое достигается тем, что мы называем дисциплиной, которая связывает отдельные части в единое целое подобно тому, как стяжки связывают части инженерной конструкции и превращают отдельные части в крепкое спаянное целое. Некоторые люди считают, что дисциплина – это суровое и жестокое средство назначения наказания нарушителям. Верно, назначение наказания – это одна из функций дисциплины, но эта функция не единственная. Если бы это была единственная функция дисциплины, то дисциплина была бы неэффективной в достижении той цели, которой служит, – управления большим количеством подразделений, потому что, вместо того чтобы соединять эти подразделения, она разъединяла бы их. Ни один человек и ни один отряд людей невозможно было бы заставить терпеть такую дисциплину в течение долгого времени. Организации требуется главным образом не такая дисциплина, а противоположная ей – та, которая влечет людей друг к другу и к делу, за которое они сражаются.

Такая дисциплина старается вселить во всех воинов чувство товарищества, приверженность делу, верность организации, сражающейся за достижение цели, и поэтому не только подчинение вышестоящей власти, но и преданность и, как следствие, готовность действовать. Без дисциплины такого рода нельзя сделать никакую работу, а с ней возможны самые удивительные свершения. Одной из лучших иллюстраций этого послужили оборванные, необученные и полуголодные бойцы, которых молодая Французская республика поспешно отправила сражаться с регулярными армиями Австрии и Пруссии в 1792 г. На одном патриотическом подъеме эти необстрелянные новобранцы преодолели самые тяжелые преграды – погодные условия, плохие дороги, голод и нехватку боеприпасов и вышли победителями из двух сражений (при Вальми 20 сентября 1792 г. и при Жемане 6 ноября 1792 г. – Ред.).

То же самое можно сказать и обо всех французских армиях во времена Наполеона. Да, у них был величайший гений, которых вдохновлял, и вел их, и поддерживал в них мужество, но еще до того, как Наполеон сыграл какую-то роль в борьбе, французская армия уже проявила свою поразительную силу духа. Верно также и то, что Наполеон был чрезвычайно убедителен, когда взывал к этой силе духа, но он не мог бы быть убедительным, если бы та же сила духа, которая вдохновляла подвластные ему армии, не вдохновляла его самого и если бы он не оставался под ее возбуждающими чарами.

Если смотреть с этой точки зрения, которая, как показывает история, является истинно верной, дисциплина, смелость и боевой дух кажутся во многом похожими и действующими сообща. В трудное и опасное время войны боевой дух и дисциплина не могут быть высокими, если не на высоте мужество. Дисциплина и смелость не могут быть высокими, если таковым не является боевой дух. Боевой дух и смелость неизбежно падают, если низка дисциплина. Но если все три качества на должной высоте, как это было в армиях Наполеона, любая армия будет замечательно и эффективно сражаться, даже если условия не позволяют ей сражаться успешно. Это происходит не только из-за их прямого воздействия на стремительность армии, а потому, что это позволяет старшим офицерам посвятить свое время и усилия достижению главной цели, стоящей перед ними, не отвлекаясь на преодоление апатии и инертности людей, находящихся под их командованием. Примером великого полководца, которому приходилось бороться с такими трудностями, является Джордж Вашингтон во время нашей Войны за независимость.

Но если бы вы были вождем племени дикарей – одного из европейских племен дикарей, от которых произошли нынешние великие народы мира и от которых мы получили представление о стратегии, вам не было бы трудно поддерживать дисциплину. У диких племен, которые имеют отношение к вопросам стратегии, война всегда была главным делом жизни, и воинские качества культивировались у них больше всего. Два главных воинских качества – смелость и верность. У диких народов менее воинственного типа, не представленных в вопросах стратегии, эти качества не так важны и поэтому не так усердно культивируются. Даже в диком племени, в котором царят более жесткие порядки, эти качества склонны ослабевать, если племя поднимается на более высокую ступень развития, потому что требуется развивать другие качества. И если будет преувеличением утверждать, что развитие других качеств ведет к ослаблению смелости и верности, можно безошибочно заявлять, что такое развитие имеет тенденцию подавлять их, что эти качества отстаивают свое существование только в случаях экстренной необходимости. У цивилизованных народов, у которых права и привилегии отдельного человека занимают очень важное место, эгоизм отдельного человека и развитие свободы и комфорта индивидуума неблагоприятно сказываются на развитии смелости и верности. И хотя верно то, что в каждом человеке, который изначально обладал ими, они в критических ситуациях будут проявляться, тем не менее эти качества склонны проявляться несколько запоздало, а иногда слишком поздно.

Смягчающее воздействие цивилизации на большинство народов очевидно на протяжении всей истории человечества. Является ли это воздействие, вредное для самих воинских качеств, благотворным для индивидуума как представителя человечества, сотворенного по образу и подобию Всевышнего, – этот вопрос не относится к области стратегии. Однако к этой области относится тот факт, что это воздействие существует и оно очень мощное, настолько мощное, что привело к уничтожению многих народов руками других, чей боевой дух не притупился под изнеживающим влиянием благосостояния и свободы.

Доктрина. У вас должны быть основания ожидать, что ваши люди не только будут подчиняться вашим распоряжениям, но и, даже если они окажутся вдали от вас, они будут стремиться подчиняться таким распоряжениям в том духе, который вы вселили в них. То есть ваши воины, находясь вдали от вас, должны быть способны действовать в значительной степени самостоятельно и не зависеть от конкретных и подробных приказов. Проблема подробных приказов в том, разумеется, что, когда наступает время их выполнять, обстоятельства могут отличаться от расчетных, и выполнение этих приказов может привести к самым плачевным последствиям. Чтобы преодолеть эту трудность, дисциплина стремится установить общность понимания, которую иногда называют «доктриной», чтобы каждый человек знал в какой-то мере, что он должен делать, не нуждаясь в конкретных указаниях в каждом случае. Когда какое-то число людей должным образом прониклись этой доктриной, дисциплина оказывается на самом высоком уровне своей эффективности, и командующий может дать командирам отдельных подразделений, частей и соединений простые указания, что они должны делать, то есть распределить между ними задачи и предоставить им их выполнение.

Подчиненные командиры, сколько бы свободы вы ни предоставили им в интерпретации ваших приказов, тем не менее не являются лицами, свободно выражающими свою волю, за исключением тех средств, которые они используют для исполнения этих приказов. Подчиненному командиру иногда чрезвычайно трудно понять, что ему нужно делать, оказавшись в ситуации, отличающейся от той, которую ожидал его начальник. В таких случаях со стороны командующего требуется высочайшая степень четкости указаний и предельная верность со стороны подчиненных. Главнокомандующий должен уметь внушить своим подчиненным отчетливое понимание своей конечной цели и того, насколько самостоятельным может быть его подчиненный. А подчиненный, с другой стороны, должен приложить все свои умственные усилия к тому, чтобы понять, каких действий его начальник ждет от него в реальных обстоятельствах, склоняясь, однако, больше к строгому подчинению, нежели противоположной крайности.

Если в вашем племени хорошая дисциплина, что вполне вероятно, то ваша военная машина будет в хорошем рабочем состоянии. Но этот фактор не поможет вам при составлении плана боевых действий и не облегчит ваше личное бремя ответственности. Напротив, чем лучше дисциплина в вашем войске и чем более преданно и разумно выполняются ваши приказы, тем больше ответственности за планирование боевых действий падает на ваши плечи.

Отступление. Если вы осуществили свои приготовления настолько полно и провели свои боевые действия настолько успешно, чтобы заставить вашего врага отступить, и если он проявил такое же военное искусство, вы заставите его отступить, но лишь постепенно. Ни в какой военной деятельности нельзя лучше проявить военное искусство, чем при проведении отступления. Труднее осуществить успешное отступление, чем успешное преследование, главным образом по причине воздействия отступательных действий на боевой дух воинов; трудности, разумеется, будут усугубляться, если отступление начато слишком запоздало.

Ни в какой сфере жизни так не требуется дальновидности, как при проведении военных операций, по той причине, что ни в какой другой области нет врага, который, напрягая все свои нервы, день и ночь ждал бы случая воспользоваться любой ошибкой, которую вы можете совершить, или любым шансом, который вы можете упустить. Если ваш враг живет за счет того, чем может поживиться в окрестностях, его отступление может оказаться сравнительно простым делом. Но если за ним следует обоз с припасами, то отступление может оказаться чрезвычайно непростым ввиду того, что враг окажется перед необходимостью отправить этот обоз впереди себя, чтобы припасы не попали в ваши руки. Во время боевых действий современных армий, за которыми следуют огромные обозы с запасами продовольствия и боеприпасами, эту проблему иногда невозможно решить, и большие количества продовольствия и армейского снаряжения и боеприпасов приходится бросать ввиду суровой необходимости избежать пленения бойцов. Попадание армии в плен, разумеется, самое большое несчастье для нее.

Цель. Так как вы ведете боевые действия, которые по сути своей оборонительные, хотя вы и осуществляете наступательные маневры, вы поймете, что ваша цель – воинская сила противника. И подчиненные вам командиры поймут, что их целью являются те части боевых сил противника, против которых вы направляете их усилия. Однако в предложенных условиях вождь вражеского племени не будет рассматривать вашу воинскую силу как главную цель, потому что его главной целью является ваша деревня и другая материальная собственность, а воины вашего войска – всего лишь препятствие на его пути. Для него ваша воинская сила – ближайшая цель, от которой он должен избавиться, прежде чем обратит свое внимание на конечную цель. Однако командиры его войска рассматривают ваших воинов как свою главную цель. Разница между точками зрения вождя вражеского племени и его подчиненных состоит в том, что их точка зрения чисто военная, а его – по сути дела политическая.

Государство и армия. Различие в случае двух небольших племен не будет иметь значения, но оно часто чрезвычайно важно, если речь идет о больших народах. В случае маленьких племен глава государства обычно является и командующим армии, так что политическое и военное командование объединены в одном человеке. Однако если речь идет о больших народах, все в наше время обычно обстоит иначе. Поскольку обязанности политического главы так велики, а необходимые знания столь обширны, только величайшие гении, вроде Цезаря или Наполеона, могли исполнять одновременно обязанности и главы государства, и главнокомандующего вооруженными силами. Последствием этого всегда было отсутствие согласованности действий между этими двумя людьми. Со времен Наполеона ни одному человеку не удавалось успешно исполнять обязанности и того и другого. Ближе всего к этому приблизился прусский король Вильгельм I, но ему помогал Бисмарк в роли канцлера и Мольтке в роли начальника штаба. Такой союз, какой являли собой Вильгельм, Бисмарк и Мольтке, появился в истории лишь единственный раз.

Глава 3

ПОСТЕПЕННОЕ РАЗВИТИЕ ВОЕННОГО ИСКУССТВА

Первыми войнами, о которых у нас есть какие-то связные отчеты, были те, которые вел фараон Тутмос III против государств в Северной Палестине и Сирии. Обо всех войнах и сражениях, произошедших за бесчисленные века, предшествующие им, у нас есть самые неясные сообщения, хотя памятники Египта, Вавилонии, Ассирии и Персии показывают, что войн велось много. Они также показывают, что оружие и доспехи существовали до XIII в. до н. э.; а раскопки, проведенные в многочисленных, расположенных далеко друг от друга регионах, обнаруживают оружие, которое, вероятно, использовалось за несколько тысяч лет до этого.

Изобретение и применение оружия всегда шло по путям, параллельным изобретению и применению орудий труда, потому что оружие – это орудие, используемое в военных целях. Главную причину, по которой человек сумел возвыситься над животными и по которой люди разумные и цивилизованные сумели одержать победу над варварами и людьми с меньшим интеллектом, следует искать в применении оружия. Оружие, разумеется, было продуктом интеллекта, так что правильным будет сказать, что именно благодаря оружию и войнам, в которых оно использовалось, стала возможна разумная цивилизация вопреки сопротивлению, во-первых, диких зверей и, во-вторых, варваров.

Здесь можно отметить, что в то время, как много людей пострадало в войнах, они все же были лишь небольшой частью рода человеческого, который в целом извлек из этих войн пользу. Сравнительно небольшое число людей были принесены в жертву во время войн для пользы человечества.

Самые первые виды оружия и инструменты были сделаны из камня, дерева и кости, но в основном из камня. В древнем каменном веке они были грубыми; очевидно, чтобы придать им форму, их обтесывали и по ним били чем-то тяжелым. Но в новом каменном веке они уже были гладкими и отшлифованными. Между древним и новым каменными веками нет установленной разделительной границы, и поэтому мы видим постепенный переход от грубого оружия к отшлифованному. Позднее орудия труда и оружие стали делать из меди, а еще позже из бронзы – сплава меди и олова или какого-нибудь соответствующего металла. Железо вошло в обиход, по-видимому, до бронзы у одних народов и после бронзы у других. Сначала было трудно изготавливать оружие из железа, но после того, как люди овладели искусством обращения с ним, железо заменило бронзу и в оружии, и в доспехах, потому что оно было тверже и лезвие или наконечник из него можно было сделать острее.

Народом, который первым создал эффективное оружие, были, по-видимому, ассирийцы, которые использовали наступательную и оборонительную боевую технику еще в XIII в. до н. э. Пехотинец их регулярной армии в качестве защитных доспехов носил шлем, завязываемый под подбородком, небольшой круглый щит и иногда латы, сделанные из металлических пластинок, нашитых на шкуры или ткань. У некоторых были настоящие стальные кольчуги, а их ноги до колен защищали лосины. Ассирийское наступательное вооружение включало копье, меч, лук и пращу. Боец ополчения носил шлем, но без ремешка под подбородком. Барельефы показывают, что головы персидских лучников также были защищены шлемами. Ассирийцы применяли кавалерию, вооруженную копьями и мечами и защищенную доспехами, похожими на те, которые носили пехотинцы, и состоявшими из кольчуги, защищавшей их и спереди, и сзади. Лучники были иногда конными и частично защищены доспехами; помимо лука и колчана со стрелами, они имели мечи. По-видимому, ассирийцы были изобретателями колесницы, оснащенной острыми лезвиями на колесах, катапульты, которая бросала тяжелые предметы – камни и куски свинца, и баллисты, метавшей стрелы. (Согласно другим источникам, катапульта была изобретена ок. 400 г. до н. э. греками (очевидно, в Сиракузах), баллиста также греками немного позже (ок. 350 до н. э.). – Ред.) Помимо этого ассирийцы использовали стенобитные орудия для пробивания брешей в стенах крепостей.

Таким образом, мы видим, что уже до XIII в. до н. э. постепенно развивающаяся цивилизация основных стран дошла до производства и использования оружия на уровне, который не сильно отставал от уровня, на котором оно использовалось в Европе в середине XIV в. н. э., когда при ведении войн здесь стали применять огнестрельное оружие. До изобретения основных видов оружия древние, вероятно, понимали желательность обладания таким оружием. То есть они, наверное, понимали ценность таких изделий для осуществления своих военных планов. Изобретение и изготовление оружия не имело отношения к войне, а было актом применения на практике изделий и умений, которые сами по себе были мирными. Иными словами, производство этого оружия было обусловлено, во-первых, стратегической концепцией и, во-вторых, изобретением и развитием механики. Так как большинство производившихся изделий более древней цивилизации были такие орудия, как ножи, молотки и топоры, и так как первоочередной необходимостью человека была защита своей жизни, неизбежен, кажется, вывод о том, что первый толчок к развитию цивилизации дала война. Деммен пишет: «С тех пор оружие, изначально изобретенное для разрушительных целей, стало самым мощным средством цивилизации».

Когда мы рассматриваем трудности при изготовлении орудий и оружия, будь то древний каменный век, когда твердым кускам кремня придавали форму, отбивая от них кусочки, или новый каменный век, когда орудия и оружие шлифовали и полировали, или бронзовый или железный века, когда орудия и оружие делали такими, какими они известны нам теперь, мы понимаем, что был, вероятно, проделан огромный объем мыслительной и физической работы, в основе которой лежала суровая необходимость.

Важным и интересным фактом, имеющим отношение к оружию и доспехам, является то, что сначала было изобретено оружие, а лишь затем доспехи. Обратную ситуацию едва ли можно себе представить, потому что доспехи не были бы изобретены, если бы не была нужна защита от оружия. С тех пор первой задачей войны было наступление, а второй – оборона как при изготовлении оружия и доспехов, так и при разработке военных планов. По этой причине оборона всегда отставала от наступления, хотя со временем она, возможно, обогнала его; и это объясняет огромное значение нового оружия или нового метода, которые внезапно начинают применяться при ведении войны, прежде чем враг сумел изобрести средства или способы защиты от него. В бесчисленных случаях, когда победа быстро и решительно оказывалась у одной из противоборствующих сторон, в то время как обе стороны были равны по численности и оснащенности, это произошло потому, что сторона-победитель застала другую сторону врасплох, применив какое-нибудь неожиданное оружие или маневр. Ставит в тупик то, насколько мало этот исторический факт принимался в расчет авторами стратегий. Однако на мысль о том, что его изначально признавали, наводит сходство двух слов – стратегия (strategy) и военная хитрость (stratagem), которые произошли от одного греческого корня.

Интересно отметить, что после внедрения любого нового оружия или новых доспехов, от него защищающих, стратегические планы полководцев не требовали изменений, за исключением деталей, потому что результаты, которых они пытались добиться, оставались абсолютно неизменными. Были ли два племени вооружены дубинами или копьями, усилия были теми же и средства их осуществления тоже. Каким бы ни было оружие – дубины или копья, – план всегда состоял в том, чтобы как можно быстрее нанести врагу удар в самое уязвимое место. А желательность нападения на него с фланга, изоляция его от источников снабжения или препятствование его отступлению были все теми же как в одном, так и в другом случае. То же справедливо, если оружием являлись луки и стрелы, если лучники сидели верхом на лошадях или действовали в пешем порядке, если применялись колесницы с лезвиями на колесах, или баллисты, или тараны и катапульты. Стратегический план операции оставался без изменений.

Но тактика и материально-техническое обеспечение (логистика) боевых действий менялись колоссально. Все реальные пешие передвижения, реальное расположение всех ресурсов, все вычисления времени и расстояния следовало произвести заново, чтобы соответствовать новым условиям, навязанным применением нового оружия и доспехов. Более того, уровень технических знаний, необходимых всем участникам от командующего до рядового, постоянно повышался с увеличением числа, размера и сложности оружия и защитных доспехов. Вождь дикого племени, достойный занимать свое место, обладал всеми знаниями, необходимыми, чтобы спланировать и провести боевые действия, когда единственным оружием были дубины, не использовались никакие доспехи, а люди питались тем, что добудут. Но вождь дикого племени был бы совершенно некомпетентен при составлении плана и осуществлении боевых действий, в которых должны были участвовать баллисты, тараны и колесницы с лезвиями на колесах, а провиант нужно было поставлять для армии численностью 300 000 человек. Такова была армия царя Дария, которая прошла (морем. – Ред.) от Малой Азии до Греции и сражалась на Марафонской равнине (современные историки склоняются к тому, что персидская (иранская) армия, руководимая военачальниками Датисом и Артаферном и разбитая греками (10 000 афинян и 1000 платеян) Мильтиада, была меньше греческого войска. – Ред.).

За тысячи лет, предшествовавших войнам фараона Тутмоса III (1525–1473 до н. э. или, по другой датировке, 3-я четверть XV в. до н. э.), вероятно, произошел огромный прогресс в разработке и изготовлении новых видов оружия и доспехов, а также в приобретении знаний о том, как эффективно их использовать. Новые виды оружия и доспехов сделали необходимой разработку новых методов тактики и материально-технического обеспечения, а так как они должны были быть разработаны стратегией, это повлекло за собой появление новых приемов стратегии, благодаря которым новые принципы стратегии можно было применить к любым новым условиям, вызванным появлением новых приспособлений.

Например, простое применение щитов для защиты от оружия с острыми наконечниками повлекло за собой сначала разработку и изготовление, а затем производство щитов и обучение воинов их эффективному использованию. Иными словами, использование щитов вызвало необходимость расширения стратегии, материально-технического обеспечения и тактики, потому что оно создало условия, при которых – если два племени равны по силам, но у одного есть на вооружении щиты, а у другого нет – племя, имеющее щиты, нанесет поражение племени, их не имеющему. То же самое можно сказать в отношении применения луков и стрел. После того как одно племя начало успешно использовать их, всем племенам в округе пришлось тоже заиметь их и научиться ими пользоваться под угрозой порабощения.

Теперь должно быть очевидно, что введение в боевую практику луков и стрел повлекло за собой большое изменение в ведении войны, возможно, большее, чем изобретение пороха. Раньше племенам приходилось сражаться в ближнем бою привычным оружием. Представьте себе, что вы вождь дикого племени, перед которым внезапно встала проблема: конкурирующее племя стало применять новое неслыханное оружие, с помощью которого они могут ранить и убивать людей с расстояния сотни метров. При некоторых обстоятельствах у вас, возможно, будет значительное количество времени, чтобы научиться изготавливать такое оружие, обеспечить им своих воинов и обучить их его эффективному применению. Но если конкурирующее племя держало в строгом секрете существование такого оружия, пока не подготовилось к нападению на вас, вы можете не успеть приготовиться вовремя. В таких условиях, без сомнения, оказались многие племена, когда впервые появились луки и стрелы, потому что нам известно, что не только дикие племена, но и высокоцивилизованные народы в недавние годы были в похожей ситуации, когда на них внезапно было совершено нападение с применением оружия, о существовании которого они не знали.

Использование при ведении боевых действий луков и стрел, вероятно, создало условия, которые некоторым диким племенам было трудно пережить. Это относится не только к способности придумать, изготовить их и обеспечить ими воинов, но и к обучению владеть ими; еще больше – к разработке лучших тактических приемов их применения, а еще больше – к обучению больших отрядов воинов придуманным тактическим приемам. А если мы осознаем, какое сопротивление должен преодолеть каждый новый вид оружия даже в наше время, когда люди привыкли к новым изобретениям и всевозможным изменениям, едва ли нам удастся не прийти к убеждению, что появление луков и стрел, вероятно, встретило активное сопротивление со стороны многих дикарей-«консерваторов». Фактически не раньше чем в сражении при Креси в 1346 г. лук и стрелы в Европе были признаны такими действенными, какими они и были на самом деле, пока обученные рыцари феодальной Франции, одетые в тяжелые доспехи и беспомощные, не начали падать на землю под выстрелами искусных лучников Англии с расстояния, на котором были бессильны длинные копья рыцарей.

Из-за появления луков и стрел вождю дикого племени нужно было повышать свои технические знания. Ведь как он мог планировать использовать это оружие в бою и составить хороший план перед сражением для использования лучников таким образом, чтобы это имело успех, пока не узнал самое важное – вес и дистанцию полета стрелы, а также то, как на это влияет ветер; и пока он также не приобрел навык измерять расстояния и оценивать силу ветра, что раньше было ему не нужно? Ясно, что внедрение в практику военных действий луков и стрел потребовало от стратега не столько четкого понимания принципов стратегии, сколько более высоких технических знаний и более точной оценки количественных вопросов – именно тогда он мог применять принципы стратегии на практике в новых условиях.

Введение в практику боевых действий конницы, вероятно, привело к еще большим сложностям и трудностям, чем в случае с луком и стрелами, потому что лошади были живыми существами, которых следовало обеспечивать пищей и водой так же заботливо, как и людей, и в больших количествах, и обучение которых требовало почти столько же тщательности и заботы. Более того, хотя реальное управление конницей было в некоторых отношениях таким же, как и управление пешими солдатами, оно тем не менее имело и отличия по многим пунктам, было более разнообразным и отличалось масштабом. Ведь помимо использования наравне с пехотой для осуществления непосредственно нападения и обороны, скорость передвижения кавалерии нужно было использовать в боевых действиях независимо от пехоты и вдали от нее и главнокомандующего.

Появление конницы привело к проведению боевых действий, дополнительных и вспомогательных по отношению к военным операциям, которые до тех пор были в ходу. И поэтому оно привело к появлению тактического приема (кавалерийской тактики) и системы материально-технического обеспечения, о которых до этого и не помышляли. Чтобы спланировать успешное применение кавалерии, стратегу нужно было сначала четко осознать основные характеристики и требования к лошадям и всадникам, чтобы получить от них всю пользу, которая возможна, и при этом не ставить перед ними тяжелые задачи. Стратегу нужно было самому в какой-то мере стать кавалеристом, чтобы сделать все это правильно с материально-технической, тактической и стратегической точек зрения. Затем он должен был разработать план войны таким образом, чтобы включить в него переброску кавалерии, причем спланировать использование кавалерии не изолированно, а как часть военной кампании, чтобы она максимально участвовала во всех боевых действиях и делала все возможное для достижения конечной цели.

Те же самые утверждения истинны в отношении боевых колесниц, таранов, баллист, катапульт и других орудий войны. В том, что нужно было преодолеть большие трудности, чтобы использовать их, не может сомневаться ни один человек, который понимает, насколько серьезным испытаниям подвергали эти орудия войны технические ресурсы того времени и насколько расплывчатыми были знания механики в представлении людей, живших в то время, когда появились эти орудия. Точная дата этого неизвестна, но известно, что ассирийцы применяли боевые колесницы с лезвиями на колесах; баллисты и катапульты были изобретены и применялись ассирийцами до XIII в. до н. э.; а стенобитные орудия использовали вавилоняне, чтобы разрушить стены Иерусалима в VI в. до н. э. (применялись еще Навуходоносором. В частности, хорошо определяются на ассирийских рельефах IX в. до н. э. – Ред.).

Нам, живущим в такое время, когда математику и механику преподают в средней школе, а мы окружены тысячью механизмов разных видов, трудно представить себе, насколько, наверное, трудно было изобрести те древние орудия ведения войны, а потом применять их. Колесо нам кажется почти творением природы, и тем не менее не природа, а человек придумал его, и это одно из самых блестящих изобретений человеческого разума. Стратег не имел отношения к изобретению орудий ведения войны, но его глубоко волновал вопрос применения их наилучшим образом. И если следует признать, что не требовался столь высокий уровень интеллекта, чтобы сделать это, по сравнению с их изобретением, то на это требовалось больше труда и времени. Все эти технические сложности, связанные с использованием орудий войны, не только нужно было понять и принять во внимание, чтобы их можно было успешно применять в реальных тактических боевых действиях; военные планы нужно было не только составлять таким образом, чтобы орудия войны имелись в должной пропорции по отношению к другим средствам ведения боевых действий, но следовало также разрабатывать методы их использования совместно с другими приспособлениями и средствами, чтобы все они действовали совместно с максимальной эффективностью для достижения конечной цели. Иными словами, к военной машине нужно было добавлять каждое новое приспособление и новый метод, которые должны были работать на нее, в ней и с ней. Каждое новое приспособление и метод нужно было сделать реальной частью уже существовавшей военной машины и соединить их с ней таким образом, чтобы она продолжала ровно, результативно и эффективно работать, хотя она и становилась больше и сложнее.

Еще большим добавлением к средствам ведения войны стали корабли. Когда они впервые приняли участие в сражениях – история умалчивает. И пока не произошло сражение при Саламине в 480 г. до н. э., у нас не было никаких связных отчетов об их использовании в реальных боевых действиях. Но, как известно, самые древние поселения людей располагались по берегам рек, заливов, проливов и морей, и первобытные люди использовали лодки для рыбной ловли и плавания от одного берега к другому, поэтому трудно представить, что лодки не использовались в военных целях в далеком прошлом. Нам известно, что в военных походах Тутмоса III в Сирию корабли действовали сообща с армиями, хотя у нас и нет ясного подтверждения того, что их использовали в сражении.

Использование простых судов, приводимых в движение с помощью весел и др., возможно, не представляло собой такой большой сложности, как использование лошадей и таких военных орудий, как катапульта и баллиста, потому что суда были просты по конструкции и легки в управлении, а также потому, что их, вероятно, не использовали в большом количестве или в важных боевых действиях. Но по мере того, как суда увеличивались в размерах и осмеливались все дальше и дальше уходить от суши и появлялись такие приспособления, как паруса, компас и другие навигационные инструменты, увеличивалась, соответственно, и сложность, требовалось обучение, отличающееся от любого другого приема ведения войны, и появилась новая профессия – моряк.

Все боевые корабли имеют одну особенность, которая отличает их в сражении от объединений людей, которые воюют на суше. Эта особенность состоит в том, что, поскольку сопротивление воды уменьшается пропорционально длине судна, их увеличивают больше в длину, чем в ширину; вдоль их бортов можно использовать больше оружия, чем в любом другом месте, и наибольшую ударную силу они могут продемонстрировать в направлениях, приблизительно перпендикулярных направлению своего движения, в то время как люди проявляют наибольшую наступательную силу прямо перед собой. Поэтому боевой порядок сухопутных войск представляет собой линию, перпендикулярную направлению своего движения, тогда как строй боевых кораблей вытянут в направлении их движения. Разумеется, в обоих случаях фронт сражения представляет собой направление, в котором боевые порядки слабее всего, то есть боевой порядок воинов, построенных для полевого сражения, слабее всего по бокам или с флангов, тогда как боевой порядок кораблей, выведенных для морского боя, слабее всего в головной или хвостовой части кильватерной колонны.

Исключение следует сделать в случае, когда военные корабли использовали для тарана, – это был один из основных способов их боевого применения в древние времена в Греции и Риме, когда галеры (так автор называет древние боевые гребные корабли – триеры (триремы), униремы, биремы, пентеры и др. – Ред.), приводимые в движение гребцами, атаковали врага. В этом случае тактика флота галер не сильно отличалась от тактики армии, и по этой причине мы обнаруживаем, что армейские полководцы командовали флотами в сражениях на море. Более того, бойцы на галерах были воинами, вооруженными копьями и другим оружием, имевшими щиты и зачастую одетыми в доспехи.

Когда в военных целях стали использовать парусные суда, объем требующихся морских знаний и умений стал таким, что уже не позволял сухопутным полководцам и воинам вести боевые действия на море. А тот факт, что ветер заставлял суда двигаться по курсу, который был жестко связан с его направлением, в добавление к тому, что направление и сила ветра сильно менялись – иногда внезапно, делал тактику кораблей отличной от тактики армий и привносил неопределенность, особенно в отношении времени, когда можно было ожидать действий флота, чтобы армии и флоты могли выступить вместе, за исключением случаев, когда они действовали порознь. Это условие было самым очевидным и важным в период XIV–XIX вв., начиная, в сущности, с попытки вторжения испанской Непобедимой армады в Англию в 1588 г. В это время флоты использовались для поддержки политики, проводимой правительством соответствующей страны, но главным образом в качестве вспомогательного и второстепенного средства. Единственным государством, про которое можно сказать, что оно с успехом применяло флот, была Великобритания. Отчасти случайно, отчасти благодаря дальновидности и отчасти – мудрой гибкости Великобритания развила и свой торговый флот, и военный не только в направлении их размеров, но и в отношении навигацких умений до такой степени, что она постепенно овладела островами и морским побережьем и варварскими странами, которые занимают четверть поверхности Земли.

Древнейшие документы, сообщающие о войнах, дошли до нас из Египта, Халдеи, Ассирии, Мидии и Вавилона. Они показывают, что уже в XIII в. до н. э. войны велись в масштабах больших, чем многие современные войны. С того времени и до появления в Европе огнестрельного оружия вооружение изменилось не так сильно – и по числу видов, и по своей эффективности. И по этой причине и методы ведения войны были во многом сходными. Но с появлением огнестрельного оружия этот период завершился и начался новый – период постоянных изменений сначала в вооружениях, а затем в методах ведения войны. С началом применения в войнах огнестрельного оружия, необходимых изменений тактики и материально-технического обеспечения, с последующими изменениями методов стратегии, понадобившихся с целью учета нововведений в первоначальных военных планах, не произошло никаких серьезных изменений вплоть до появления железных дорог и телеграфа, которые впервые были использованы в Гражданской войне в США (телеграф использовался уже во время Крымской войны 1853–1856 гг. – Ред.). Но обе противоборствующих стороны в этой войне, особенно северяне, вступили в войну настолько внезапно и были настолько не подготовлены, что использование железных дорог и телеграфа просто случайно стало расширяться по мере развития военных действий. Однако в 1870 г., когда Пруссия начала войну с Францией, в ее изначальных планах военной кампании тщательно учитывались и железные дороги, и телеграф, равно как и все другие новые методы и средства ведения войны. И во многом по этой причине она получила возможность полностью разбить Францию достаточно быстро.

С тех пор произошел ряд очень важных войн, и каждая война продемонстрировала возросшее и растущее применение новых видов оружия и методов ведения войны. Но только когда Германия в августе 1914 г. начала войну, мир получил иллюстрацию того, как государство, собирающееся воевать, серьезно подготовилось к успешному использованию всей техники, которую стало возможным применить благодаря быстро развивающимся научным знаниям и механике, а также быстро растущему уровню развития промышленности.

За полвека, прошедших между Гражданской войной в США (1861–1865) и недавней большой войной в Европе (1914–1918), появление новых научных открытий, изобретение электрических и механических приспособлений и их развитие до уровня реальных видов оружия происходили такими темпами, что поставили в тупик и почти ошеломили и логистов, и тактиков, и стратегов. Логисты поняли, что принципы их деятельности никоим образом не изменились, но необходимость применения этих древних принципов к новым условиям обязательна, а трудность – велика, тогда как трудности успешной адаптации приборов и оружия к использованию для достижения целей логистики были, возможно, даже еще больше. Тактики поняли, что принципы их искусства никак не изменились, но необходимость применения этих принципов к новым условиям настоятельна, а трудности – велики, тогда как трудности в достижении того, чтобы оружие и другие приборы изготавливались как можно более приспособленными к их искусству, были огромны. Стратеги тоже поняли, что принципы их искусства ни в чем не изменились, но необходимость применения этих принципов к новым условиям безусловна и трудности – велики, в то время как трудности в способе использования этих новых условий с максимальной эффективностью для осуществления стратегических целей почти непреодолимы.

Насколько велики были все трудности, можно понять по тому, что ни одно из государств, которое вступило в последнюю большую войну (Первую мировую. – Ред.), на самом деле не преодолело их. Из всех государств, ближе всех подошедших к их разрешению, была Германия, но ей не удалось должным образом использовать возможности авиации, а если бы она сделала это, то легко выиграла бы эту войну.

Если бы каждая из воюющих сторон с самого начала использовала возможности авиации, она легко выиграла бы эту войну.

Глава 4

ПРИНЦИПЫ ВОЕННОГО ИСКУССТВА

Можно подумать, что мы допустили, будто в голове вождя дикого племени было больше разума и ясного понимания цели и средств ведения войны, чем могли бы подтвердить факты. Однако факты таковы, что войны диких племен указывают на четкое понимание во многих случаях принципов стратегии, как и войны между высокоразвитыми странами. Что касается храбрости, энергии и оценки того, что важно сделать, дикари часто демонстрировали удивительно правильное природное чутье. Не найти лучшей иллюстрации этому, чем войны, шедшие на протяжении многих лет между североамериканскими индейцами и белыми людьми. Во многих случаях – как, например, в бою между войсками генерала Брэддока и индейцами в 1755 г. – индейцы демонстрировали лучшее понимание стратегии при сложившихся условиях, чем английский генерал. Причина, по которой дикарь оказался побежденным белым человеком, состоит в том, что белый человек был лучше вооружен и смог в конце концов привести большее количество бойцов на поле боя. К тому же белый человек был способен больше времени посвящать умственной работе и, следовательно, разрабатывать более продуманные планы. Дикарь не способен к длительным умственным усилиям. Этот факт объясняет его неуспех в войне и в большой степени его неспособность продвинуться на пути к цивилизации.

С другой стороны, почти постоянное пребывание дикаря в состоянии войны и необходимость сосредоточивать большую часть своего внимания на мыслях, связанных с войной, сохранили определенный боевой дух и природное чутье в отношении главных принципов ведения войны, которые цивилизованный человек отчасти утратил. Немногие люди когда-либо были способны достичь непревзойденного мастерства более чем в одном каком-то направлении, в результате чего в высокоразвитых странах большая часть населения стала настолько далека от военных вопросов, а их мозг настолько отвык от их решения, что нужна сильная внезапная угроза войны, чтобы разбудить воинственный инстинкт, живущий в любом живом существе. Однако когда этот инстинкт разбужен, нация внезапно оказывается тесно сплоченной и охваченной им, как самое первобытное племя. Но существует важное различие: отдельные члены дикого племени готовы сражаться немедленно, тогда как представители цивилизованной нации не готовы ничуть. Пробудившись к борьбе, цивилизованный человек приходит в быструю готовность в плане решимости сражаться, но не в плане принятия решения, как это делать.

Эта нерешительность относительно того, как сражаться, проистекает из того, что он забыл или так никогда и не научился элементарным принципам военного искусства, и кончается обычно формированием какого-нибудь общественного мнения, определяющего, что следует делать, которое обычно ошибочно. Того, что оно ошибочно, разумеется, следует ожидать, потому что обычно есть только одна или в лучшем случае очень немного линий поведения, которым нужно следовать, тогда как существует огромное количество линий поведения, которым следовать не нужно. Человек, не сведущий в ситуации, почти наверняка не выберет правильную линию поведения по той же причине, по которой неопытный стрелок почти наверняка не попадет в цель.

Общественное мнение в случае национальной войны является вопросом чрезвычайной важности, потому что им в высокой степени руководствуются правительственные чиновники, и оно является помехой боевым действиям флотов и армий. Важным примером является случай, продемонстрировавший влияние общественного мнения в США в начале Гражданской войны 1861–1865 гг. Это общественное мнение, действуя через правительство, оказало самое вредное воздействие на ведение боевых действий генералами, особенно Мак-Клелланом. Мы не можем установить, был ли Мак-Клеллан выдающимся генералом или нет, потому что ему не была дана возможность продемонстрировать это. Бесспорно то, что ни Юлий Цезарь, ни Наполеон Бонапарт не могли бы иметь успех, если бы они были так ограничены в действиях, как Мак-Клеллан.

Если бы перед нашей Гражданской войной люди знали об элементарных принципах стратегии столько же, сколько они знали об арифметике или географии, этот груз ошибочного общественного мнения не пришлось бы нести, и война закончилась бы гораздо раньше. Тогда достаточные знания об элементах стратегии можно было бы получить за гораздо меньшее время и с гораздо меньшими усилиями, чем их было потрачено на арифметику и географию. На самом деле эти принципы настолько просты, что достаточно было бы просто авторитетного изложения, потому что их понимание действительно существует в каждом человеке, хотя это понимание и заглушают знания и амбиции коммерческого и индустриального общества.

Первые трудности, вызванные неготовностью людей в 1861 г., состояли в том, чтобы организовать вооруженные силы, собрать необходимые снаряжение, оружие и боеприпасы и обучить различных офицеров их должностным обязанностям. Разумеется, было гораздо труднее предоставить эффективное обучение и подготовку высшим офицерам, нежели низшему командному составу, но в то же время это было более важно. Даже регулярные армия и флот оказались, к сожалению, не готовы – и не только по причине поспешной необходимости расширять структуры и создавать новые организации, которые должны были быть эффективными в течение некоторого времени просто потому, что они были новыми, но также и потому, что огромная сложность современной войны даже в то время заставляла умы так напряженно сосредоточиваться на изучении необходимых деталей оружия и методов его применения, что притупляла осознание назначения этого оружия и этих методов. У дикаря нет таких трудностей: ничто не стоит на пути приложения всей силы унаследованного им инстинкта прямо к реальной проблеме. Цель, которой он хочет добиться, стоит прямо перед ним, не замутненная какими-то деталями, разве что самыми простыми.

Боевые действия между двумя племенами, которые мы обсудили в общих чертах, иллюстрируют самый простой случай боевых действий между противоборствующими силами, потому что они не включают все трудности и сложные вопросы, связанные со снабжением продовольствием и боеприпасами, и другие вопросы, относительно менее важные, вроде ухода за больными и ранеными и поддержания связи между боевым отрядом и базой, откуда этот отряд выступил. Однако такие простые военные кампании демонстрируют многие из важных пунктов стратегии, а некоторыми из них руководствовались даже современные армии. Во время первой военной кампании Наполеона в Италии, например, его армии жили за счет местности, по которой они проходили. А так как край этот был богатым, с многочисленными городами и дорогами, его пересекавшими, то проблемы со снабжением были сравнительно просты. Однако в настоящее время, когда передислоцируются огромные армии, им невозможно кормиться за счет окружающих территорий, и снабжение продовольствием и боеприпасами является одной из самых сложных проблем, в то время как поддержание связи и оказание поддержки между всеми многочисленными структурами и их подразделениями представляет собой проблему, почти столь же трудную для разрешения.

В случае, когда два враждующих племени находятся в разобранной выше ситуации, трудности возникнут сами, если родные места враждующих племен находятся далеко друг от друга, а лежащая между ними местность мало что может предложить в плане пропитания. Такие ситуации были часты, особенно в северном климате и бесплодных районах даже в тропиках. Теперь представьте себе, что вы находитесь в тех же условиях, что мы уже обсудили, только между вашей опорной базой или деревней и опорной базой вашего врага пролегла длинная полоса бесплодной местности, на которой почти нет городов или дорог. В этом случае проблемы агрессора будут возрастать пропорционально расстоянию и неблагоприятному характеру местности. А ваши проблемы поэтому станет легче решить. Однако вы не будете в большей безопасности, если быстро и разумно не воспользуетесь трудностями, которые должен преодолеть ваш враг, и не сделаете их еще более неразрешимыми. Если вы просто понимаете его затруднения, но не видите своих преимуществ, вы позволите ему беспрепятственно двигаться вперед для нападения. В результате он нападет на вас с таким же успехом, как и в предыдущем случае, хотя его нападение и произойдет позже. Если вы не воспользуетесь опасным положением, в котором находится ваш враг ввиду того, что он отрезан от снабжения, ваш противник организует канал снабжения из своего опорного пункта и будет действовать так же успешно, как и раньше.

Если вы достойны занимать свое место, вы используете такую сеть разведчиков, которые будут информировать вас о характере и местонахождении вражеских каналов снабжения. И вы поймете, что ваш противник будет настолько сознавать свою зависимость от этих каналов, что лишь одна угроза их существованию заставит его послать часть своей армии на их защиту и, быть может, даже остановить продвижение своих главных сил. Ведь каждая армия, маленькая или большая, зависит от продовольствия, и каждый полководец знает, что, если ее отрезать от продовольственного снабжения, его люди умрут с голоду, если только им не удастся отступить в какое-нибудь подходящее место, где они смогут добыть пропитание, или если они не сдадутся. В истории бывали случаи, когда армиям приходилось сдаваться просто потому, что у них были отрезаны каналы снабжения продовольствием. Известным примером этого является капитуляция генерала Ли в здании суда в городе Аппоматоксе, которая положила конец Гражданской войне.

Осуществляя маневр против главных сил противника в попытке помешать его продвижению вперед или нанести ему поражение, вы, без сомнения, организуете нападения или серию ложных атак на его каналы снабжения. Такие нападения составляют большую часть стратегических боевых действий. Они могут влечь или не влечь за собой серьезные боевые действия, но их успешное осуществление является делом первостепенной важности. Когда читаешь о боевых действиях армий друг против друга, часто с удивлением отмечаешь, как мало времени занимают реальные и решительные бои и как много – проведение ложных атак на каналы снабжения. Это в чем-то похоже на условия боя между двумя кулачными бойцами, в котором большую часть времени занимает спарринг для приведения противника в замешательство, во время которого ищется возможность нанести решительный удар. На сам по себе решительный удар может уйти меньше четверти секунды.

Так как ваш враг хочет идти на вас войной, ваш долг, очевидно, состоит в том, чтобы сделать все возможное, чтобы помешать ему, если только нет какого-то места, куда вы хотели бы, чтобы он попал, зная о том, что там он окажется в самом невыгодном положении. Например, если между вами и ним имеется узкое ущелье в горах, вам лучше всего не устраивать преград на его пути туда, а еще лучше – заманить его. Зная о том, что он приведет своих людей в это ущелье, особенно будучи в неведении относительно вашего присутствия там, вы можете разместить своих воинов по обоим склонам ущелья и напасть на него с обоих флангов в самых выгодных условиях для себя. Или если вы не сможете атаковать его в самом ущелье, вы реализуете свое преимущество, напав на него, когда он попытается выйти из него, если оно достаточно узкое, чтобы помешать ему развернуть своих воинов во фронт к вам лицом. Вы поймете, что, напав на колонну людей, пытающихся выйти из узкого ущелья, вы можете всю свою силу обрушить на голову колонны, чтобы большая часть воинов противника не имела возможности вступить в сражение. Вы поймете это, если соответствуете своей должности, потому что вы будете знать, что, если два отряда людей, равные по силе, выстраиваются друг против друга, самая выгодная позиция – та, на которой все силы можно использовать вместе, а самая невыгодная – та, на которой можно использовать только их небольшую часть.

Это происходит благодаря принципу сосредоточения, который лучше всего можно объяснить с помощью следующих таблиц. Вождь племени дикарей не понял бы их, но вся его жизнь, связанная со сражениями, заставила бы его поступить в соответствии с принципом, который они иллюстрируют. Аналогично кулачный боец не понимает физиологические принципы, в соответствии с которыми его рука наносит удар, как только он видит, что его противник открыл какое-то незащищенное место – на самом деле, даже еще до того, как он успевает мысленно сформулировать ситуацию. Он бьет автоматически.

Есть такая давняя история. Однажды на одного человека напали трое, и, поняв, что не может одолеть их, он бежал. Преследователи не держались вместе, и один из них опередил других. Заметив это, убегавший человек позволил тому приблизиться, а затем внезапно обернулся и поразил его, так как был сильнее. Затем он снова бросился бежать и позволил второму преследователю догнать себя. Его он тоже победил. После этого он повернулся к третьему преследователю и ошеломил его нападением. Было это в действительности или не было – еще вопрос, но нельзя ставить под сомнение то, что такой случай возможен. Правдива ли эта история или нет, но она иллюстрирует один из основных принципов стратегии, который обычно называют принципом сосредоточения, хотя мне кажется, что его следует называть принципом изоляции. Мне кажется, что главной причиной поражения этих трех людей была даже не столько сосредоточенность победителя на одном человеке, а потом на другом, сколько то, что он изолировал каждого из троих мужчин так, чтобы другие не могли помочь. Если бы трое нападавших действовали не по отдельности, а вместе, их противник не смог бы получить преимущество сосредоточиться на одном человеке, потому что двое других тоже сосредоточились бы на нем.

Вот что является главной причиной того, почему лучше делать так, как поступил победитель в этой старой истории: если один человек сильнее другого, он может причинить другому больше ущерба за фиксированный отрезок времени, чем его противник может причинить ему. Так что в конце этого отрезка времени их изначальное неравенство усилится. Представьте, например, что один человек может нанести удар с силой, которую мы оценим как 1000 единиц, а его противник может нанести удар с силой, скажем, 500 единиц. В этом случае их относительные силы будут составлять 1000 к 500. Человек, который может нанести удар с силой 1000 единиц, может, очевидно, причинить своему противнику ущерб больший, чем тот может причинить ему, в пропорции 1000 к 500. Для простоты предположим, что каждый из них может за фиксированный отрезок времени причинить ущерб, равный одной десятой своей силы, то есть один человек может причинить ущерб, обозначаемый как 100 единиц, а другой – 50. В конце некоего фиксированного отрезка времени силы первого человека сократятся с 1000 до 950 единиц, а второго – с 500 до 400 единиц. Поэтому в конце этого отрезка времени соотношение сил будет не 2 к 1, а 950 к 400, то есть почти 2,5 к 1.

В следующей таблице результаты противоборства двух вооруженных групп людей указаны в разных колонках. В первой колонке силы предположительно равны и представлены каждая величиной 1000 единиц, во второй колонке они составляют 1000 к 900, в третьей – 1000 к 800 и т. д. В каждом случае предполагается, что одна группа людей может нанести ущерб, равный одной десятой от своей общей величины; 1000 человек, например, могут за фиксированный промежуток времени причинить ущерб, равный 100 единицам, тогда как 900 человек за то же время – только 90. Очевидно, что в конце первого отрезка времени в первой вооруженной группе людей останутся 910 бойцов, а во второй – только 800 (колонка 2).

Отмечено, что в колонке 1 величины двух противоборствующих групп людей продолжают оставаться равными; в колонке 2 они сокращаются неодинаково, так что в конце 12-го отрезка времени соотношение становится не 10 к 9, а приблизительно 4 к 1; в колонке 3 более крупная группа людей будет насчитывать 569 человек, а меньшая сократится до нуля. Другие колонки показывают, что чем больше диспропорция сил изначально, тем быстрее она нарастает. Колонка 10 показывает, что, если изначальная диспропорция составляет 1000 к 100, меньшая группа людей сокращается до нуля в конце первого фиксированного периода, тогда как большая – теряет только один процент своего численного состава.

Таблица 1 показывает просто условия сражения между двумя вооруженными группами людей А и Б. Ее дополняет таблица 2, которая показывает, что случилось бы, если бы большой отряд вступил в боевые действия с двумя меньшими отрядами подряд. В колонке 1 группа вооруженных людей, которая изначально составляла 1000 единиц, должна была сражаться с 200 бойцами и поэтому уменьшится до 970 человек, а затем вступить в бой с отрядом из 800 человек (см. табл. 1, колонку 9). В колонке 2 большой отряд должен был сначала сразиться с 800 бойцами и сократиться до 569 человек (см. табл. 1, колонку 3), а затем сражаться с отрядом из 200 человек. Колонки 1 и 2 указывают, что нет никакой разницы в том, вступает ли отряд А в бой сначала с более сильным или более слабым соперником; практически нет разницы, сражается ли он с 200 бойцами, а затем 800 или сначала 800, а потом 200.

Т а б л и ц а 1

Колонка 3 показывает, что в отряде численностью 841 человек (часть, оставшаяся после того, как отряд из 1000 бойцов уничтожил отряд из 500 человек – см. табл. 1) остались 653 человека после уничтожения второго отряда из 500 человек. С учетом колонок 1 и 2 это указывает на то, что легче победить два отдельных равных по силе отряда, чем два отдельных не равных по силе отряда той же совокупной численности. Она показывает, что самый неудачный способ разделения вооруженной группы людей – это на две равные части.

Вождь племени дикарей не понял бы все эти арифметические сложности, но, если бы вы были вождем племени дикарей, достойным занимать этот пост, вы бы выучили этот урок, которому дикарей учит их инстинкт. То есть вы бы знали, что ваш отряд будет сильней всего, когда он собран в одну группу, в которой подразделения могут оказывать друг другу помощь; а если бы его нужно было разделить надвое, то самым неудачным решением было бы деление отряда на две равные части. Вы также знали бы, что чем больше частей, на которые вы делите ваш отряд, тем слабее он будет.

То есть он будет слабее для ведения боя с сосредоточенными в одном месте силами противника, которые могут напасть на части вашего отряда по отдельности. Это может привести к мысли о том, что вооруженный отряд не следует делить на части. Такая мысль, однако, была бы совершенно ошибочной, так как существуют другие элементы слабости вооруженных сил помимо тех, которые вытекают из деления их на части. Одним из таких элементов являются фланги вооруженного отряда. Если отряд должен идти строем шеренга за шеренгой, то это будет самым удачным построением для отражения вражеской лобовой атаки. Если бы вождь знал, что ему придется сражаться только по фронту, он бы построил всех своих воинов шеренгами. Но если в обычных условиях военачальник поведет весь свой отряд, выстроенный шеренгами, его враг, можно не сомневаться, направит сравнительно небольшую часть своих сил, чтобы нанести удар по одному или обоим флангам отряда. Когда весь отряд выстроен в шеренгу (шеренги), у него нет ни авангарда, ни разведчиков, ни флангового охранения, ни арьергарда, и он практически беспомощен в случае любого нападения, за исключением лобовой атаки. По этой причине, равно как и другим, реальную боевую численность отряда следует уменьшить ввиду необходимости выслать отряды для получения информации, касающейся врага, и охраны от любых неожиданностей.

Т а б л и ц а 2

Продолжение табл. 2

Продолжение табл. 2

Кроме того, если только это не случай с очень небольшими отрядами в плодородном краю, армия не может жить за счет окружающей местности и должна выделять значительное количество людей, чтобы нести съестные и боевые припасы и охранять каналы снабжения. Более того, долг командующего каждой армии во время войны – использовать ее в бою как можно более экономно, а это означает – избегать лобовых атак на основные силы, за исключением случая, когда командующий уверен в благоприятном исходе, и посвятить много усилий тому, чтобы обеспечить себе преимущество ценой малых людских потерь, или путем нанесения ударов по коммуникациям противника, или создания угрозы для них, или осуществления фланговых и ложных атак.

По этим и другим причинам невозможно и неразумно постоянно держать все силы сосредоточенными в одном месте, вследствие чего отдельные части большой армии становятся похожими на фигуры на шахматной доске или различных игроков в бейсбол, а боевые действия между армиями приобретают некоторые черты игры. Они предполагают на самом деле, что война – это самая большая игра в мире, самая древняя и важная. Однако будет серьезной ошибкой считать войну игрой, хотя многие люди говорили и писали о ней именно так. Делать это означает не замечать самую важную черту войны – тот факт, что война – это ведение боевых действий, причем иногда насмерть, и всегда сражение – это смерть для отдельных людей. Другая причина, по которой война – это не игра, состоит в том, что настоящая игра разыгрывается ради самой игры и с единственной целью ее выиграть. А войну не ведут ради самой войны или даже ради победы в ней. Ее ведут для достижения какой-то цели. Иногда цель хороша, иногда плоха. Цель обычно политическая, если использовать это слово в широком смысле, то есть цель имеет отношение к какому-то результату, которого племена или народы, ведущие войну, хотят достичь или которому хотят помешать.

Стратегия и тактика. При составлении планов вы обнаружите, что постоянно сталкиваетесь с необходимостью заглядывать в будущее, но при ведении реальных сражений с врагом вам придется просто предпринимать быстрые действия, чтобы либо воспользоваться какой-то ситуацией, либо отводить от себя угрозу какого-то удара. В одном случае нужны предусмотрительность и тщательная подготовка, в другом – быстрая оценка ситуации и немедленные действия. Два этапа войны, выявленные таким образом, называются стратегической и тактической фазами. В ходе одной фазы боевыми действиями руководит стратегия, в ходе другой – тактика. Между ними нет четкой границы, они проникают друг в друга. Тем не менее их сферы компетенции четко определены. Элементарные принципы, управляющие ими, одни и те же. Главное отличие состоит в том, что стратег видит зрением разума, тогда как тактик – обычными глазами. Ведя стратегические или тактические боевые действия, вы будете стараться приложить разрушительную силу в каком-нибудь месте раньше вашего врага и выбрать при этом самый выгодный момент. При ведении стратегических операций ваша задача будет состоять главным образом в разработке планов, тогда как при ведении тактических боевых действий – в приведении войск или кораблей в заранее намеченную точку, а затем совершении маневров перед фронтом противника.

Материально-техническое обеспечение (логистика). Независимо от того, насколько просты могут быть ваши стратегический план кампании и тактика, марши и маневры, вам придется организовывать питание ваших бойцов. Независимо от того, насколько примитивно может быть оружие ваших воинов, вы должны позаботиться о снабжении этим оружием. Это может быть или не быть простой задачей. Если расстояния невелики, а местность плодородная и если оружие легко получить, то это будет простой задачей. Но если расстояния велики, местность бесплодна, а оружие тяжело достать, вы можете столкнуться с весьма трудной задачей. В огромных армиях современных государств, которые не могут жить за счет окружающей территории, тратят огромное количество боеприпасов и требуют массу точных и сложных вооружений и приборов всех видов, проблемы материально-технического снабжения представляют собой высший порядок сложности.

Мы не должны впадать в ошибку, считая стратегию, тактику и материально-техническое обеспечение тремя отдельными факторами, которые просто помогают друг другу. Если бы это было так, то трудности ведения сухопутной или морской операции были бы гораздо больше, чем есть на самом деле. Они были бы настолько велики, что нельзя было бы разработать ни один согласованный план боевых действий. Мы легко можем избежать этой ошибки, напомнив себе, что цель и тактики, и материально-технического обеспечения состоит в том, чтобы выполнять планы стратегии, и поэтому они должны подчиняться ей. Главной составляющей войны является стратегия, а тактика и материально-техническое снабжение – ее подчиненные. Стратегия указывает путь к сражению и обеспечивает условия, при которых оно должно начаться, осуществляться и при которых должны проводиться последующие операции. Логистика организует материально-техническое снабжение личного состава и кораблей, их надлежащее питание и вооружение. А тактика перемещает их на поле боя и маневрирует ими там. Перед сражением логистика более важна, чем тактика, но во время боя тактика важнее логистики. Добавлять к этому что-то еще – просто тратить время. Следует помнить, однако, что достижение окончательного реального результата возможно лишь благодаря тактике. Завоевание тактических побед должно быть единственной целью войны.

Часть вторая

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИЛЛЮСТРАЦИИ

Глава 5

ТУТМОС III И РАМСЕС II

Первым великим стратегом, о котором нам рассказывает история, был фараон Египта Тутмос III, который правил приблизительно с 1501 по 1477 г. до н. э. (С 1525 по 1473 до н. э., или, по другой датировке, около 3-й четверти XV в. до н. э., в 1479–1425 до н. э. – Ред.) Хоть он и был младшим сыном фараона, он стал жрецом в храме Карнака. Он женился на Хатшепсут, принцессе из древнего царского рода; позже они вдвоем стали соправителями. До самого момента ее смерти в течение более двадцати лет влияние царицы, по-видимому, было сильнее влияния ее мужа, потому что ее право на трон было выше (Хатшепсут была тетей Тутмоса III, взошедшего на трон в 6-летнем возрасте, узурпировавшей власть до 1503, или 1458 (по др. датировке) г. до н. э. – Ред.). И только после ее смерти Тутмос III смог продемонстрировать свои энергию и талант. Это он делал на протяжении тридцати двух лет, в течение которых он провел семнадцать военных походов и установил свое государство на такое прочное основание и раздвинул его границы так далеко, увеличив его богатства настолько, что заслуживает титула первого строителя империи.

В то время, когда Тутмос III получил абсолютную власть, сила Египта существенно ослабела, главным образом потому, что усилия царицы были в основном направлены на возведение прекрасных памятников и храмов, в результате чего воинские дух и умение народа опасно понизились.

К северо-востоку от Египта, на восточном побережье Средиземного моря, расположены Палестина и Сирия, в которых было много таких городов, как Тир и Сид он, накопивших огромные богатства разного рода, главным образом в виде произведенных товаров – шелков (шелковые ткани появились здесь гораздо позже. – Ред.), изделий из стекла, украшений и т. д. Малые народы Палестины и Сирии должны были находиться под властью Египта, но они воспользовались его слабостью, и многие из них более или менее открыто бунтовали. Во главе мятежей стоял царь города Кадеша.

На двадцать втором году своего царствования, в 1479 г. (или в 1503, или в 1504. – Ред.) до н. э., Тутмос прошел маршем из Египта через все еще верную ему Южную Палестину навстречу армии царя Кадеша, который выдвинулся вперед и занял сильную крепость Мегиддо, которая была не только мощной цитаделью, но и занимала важное стратегическое положение, господствующее над дорогой из Египта, пролегавшей между двумя горными цепями. Тот факт, что эта крепость была построена в таком месте, доказывает, что среди полудиких племен Сирии в 1479 г. до н. э. существовало отчетливое понимание по крайней мере одного принципа стратегии.

Узнав о том, что враг занял Мегиддо, Тутмос III оказался перед решением важного стратегического вопроса: идти к крепости прямым путем, пролегавшим через узкое ущелье, или выбрать более длинный путь в обход его. Вопреки советам своих полководцев, которые указывали на опасности неожиданного нападения с обоих склонов ущелья или встречи с врагом на выходе из него, Тутмос III принял решение идти прямым путем. Чтобы взбодрить своих воинов, он лично повел их. Вероятно, он не принял бы такого решения, если бы не рассудил, что враг не способен воспользоваться опасным положением, в которое Тутмос III себя поставил. То, что его предположения оказались правильными, показывает тот факт, что никто не помешал Тутмосу III пройти через ущелье и он сумел вывести свою армию на равнину Мегиддо, не встретив никакого сопротивления.

Этот случай иллюстрирует разницу между хорошей и плохой стратегией, между хорошим и плохим решением, между действием и бездействием.

Рано утром следующего дня Тутмос III на сверкающей сплавом золота и серебра колеснице повел свои войска вперед на позицию, на которой его правый фланг располагался на холме к югу-западу от Мегиддо, а левый – к западу от него. Ему противостояли азиаты, выстроившись в линию с северо-запада на юго-восток. Фараон немедленно атаковал их с такой решительностью, что враги дрогнули при первом же натиске и стали спасаться бегством в городе. Тутмос III немедленно начал осаду. Его армия весьма комфортно жила на плодородных полях равнины до тех пор, пока город не сдался, что было вызвано главным образом тем, что сирийцы оказались не готовыми к тому, что для защитников города не будет достаточно продовольствия. Указание на обстоятельства, существовавшие в то время, можно почерпнуть из того факта, что Тутмос III захватил в городе и в округе 924 колесницы, 2238 лошадей (а также 2000 голов крупного и 22 500 голов мелкого скота. – Ред.), 200 комплектов оружия, великолепный шатер царя Кадеша и удивительно большое количество золота, серебра и драгоценных камней.

Будучи хорошим стратегом, Тутмос III не терял времени на ведение дальнейших боевых действий до тех пор, пока приближение засушливого сезона не заставило его возвратиться в Египет. Во время этого похода он захватил три города. Позднее он реорганизовал завоеванную территорию.

Из-за недостаточной военной готовности Египта Тутмос III смог возобновить выполнение своей задачи по подавлению восстания в Сирии только два года спустя. Наконец, он прошел маршем по Северной Палестине и Сирии, прочно установив свою власть в этих регионах. На следующий год он провел такую же военную кампанию и повторил ее еще через год.

Но теперь Тутмосу III стало очевидно, что он не сможет подавить восстание, пока не захватит город Кадеш и территории, расположенные к северу и востоку от него, а этого он не сможет сделать, пока его фланг открыт для непокоренных финикийских городов на побережье Средиземного моря. Поэтому он запланировал серию военных походов и заложил для них основу – создал флот. С помощью нового флота он перевез свою армию по морю для своего пятого похода и двинулся прямо на города, расположенные на северном побережье. Оттуда он перебросил свою армию на юг и захватил могущественный город Арвад. Тем самым он обеспечил себе надежную базу для дальнейших военных действий на побережье, куда легко можно было добраться из Египта по морю. Здесь стратегическая концепция ясна.

Сделав зимой все соответствующие приготовления, Тутмос III выступил в свой шестой военный поход весной, высадил перевезенную по морю армию в Симирре и сразу же направился к Кадешу. Город располагался на западном берегу реки Оронт и был окружен ее водами и водами ее притока на северном конце высокогорной долины, лежавшей между двумя хребтами Ливанских гор. Он был защищен внутренним рвом, который усиливал естественные водные преграды. Это была самая грозная крепость в Сирии, которая господствовала в долине реки Оронт – единственном пути на север в этой части Сирии. Местность и характер естественных и искусственных укреплений показывают, что существовало четкое понимание одного из главных принципов стратегии.

Тутмос III захватил Кадеш после долгой и тяжелой осады и провел остаток сезона и весь следующий сезон, занимаясь покорением окрестных городов не только в глубине материка, но и вдоль побережья. Тутмос III особенно требовал, чтобы население в глубине материка щедро снабжало прибрежные города продовольствием для его следующего военного похода.

Приготовления к следующему походу заняли почти два года, так что он получил возможность его начать только на тридцать третий год своего правления – в 1469 г. до н. э. В ту кампанию Тутмос III повел свои армии на север и восток от Сирии, к реке Евфрат. Там он захватил город Кархемиш, что дало ему возможность сделать то, за что он воевал десять лет, – переправиться через Евфрат и установить пограничный столб на его восточном берегу.

Тутмос III достиг великой цели своей жизни. Он расширил границы своего царства дальше, чем любой из его предшественников, и, естественно, упрочил свою власть на родине, сделал правление более эффективным и поставил свое царство во всех отношениях – военном и экономическом – на более прочную основу. В истории мы постоянно сталкиваемся с таким фактом: по-настоящему компетентный правитель укрепляет свою страну и внешне, и внутренне.

Тутмос III провел в общей сложности семнадцать военных походов, которые он начинал весной и возвращался в столицу в октябре. Сразу же по возвращении из каждого похода он совершал инспекционную поездку по всему Египту, главным образом с целью искоренения коррупции и повышения эффективности работы местной администрации, но также и с целью посмотреть, как продвигается строительство храмов и других построек, которые он либо возводил, либо восстанавливал, либо украшал. В годы его правления военные походы стали проводиться регулярно – как часть заведенного порядка. Как только в Сирии и Палестине прекращались весенние дожди, он грузил свои войска на корабли и отплывал к их берегам.

Последний свой поход – семнадцатый – он осуществил в 1459 (или 1484) г. до н. э., в ходе которого он покарал сирийских правителей, которых подстрекал к бунту царь Кадеша. И хотя Тутмосу III уже было более семидесяти лет, он немедленно сел на корабль и отправился на свою последнюю войну. Его армия высадилась на берег и выступила прямо к городу Кадешу, который Тутмос III сначала окружил, а затем захватил вновь. После этого он прожил еще двенадцать лет, но он настолько подчинил себе все части своего царства, что ему больше не нужно было вести войны. Он умер в 1447 (или 1473) г. до н. э., завоевав репутацию первого стратега в истории человечества, которая – учитывая различия в условиях – с тех времен была ненамного превзойдена каким-либо другим стратегом. По-видимому, он был первым стратегом, который признал и использовал преимущества морских сил.

Стоит заметить, что военные операции, которые проводил Тутмос III, по сути своей были похожи на те, которые мы гипотетически рассматривали в предыдущих главах, когда один агрессивный вождь дикого племени мог вести их против другого племени, чьи деревню, или скот, или другую собственность он принял решение захватить. В обоих случаях мы видим одно и то же агрессивное наступление, то же стремление атаковать слабое место противника, тот же наступательный дух, ту же энергию при доведении победы до конца, то же стремление сделать противника неспособным к оказанию дальнейшего сопротивления, обезопасить любую позицию или собственность, которые были захвачены. На самом деле, если бы Тутмос III действовал только как один человек и его врагом был бы тоже один человек, имевший хижину или какую-то другую вещь, которую хотел бы заполучить фараон, он бы действовал точно так же, хотя его военные действия имели бы меньший размах. Мы можем даже представить себе, что, если бы его враг жил на берегу какого-нибудь водоема, общего для обоих, Тутмос III преодолел бы разделяющее их расстояние на лодке точно так же, как в жизни он преодолевал его с помощью своего флота. Если мы представим себе фильм, снятый о военных походах Тутмоса III или любого другого стратега или вождя, то нетрудно понять, что если изменить масштаб расстояний, а число людей, занятых в военных действиях, изменить в соответствующей пропорции, то фильм в своих основных чертах может отражать почти любую военную кампанию, независимо от того, мала она или велика.

Преемником Тутмоса III стал Аменхотеп II, который, по-видимому, был достойным сыном своего отца, хотя и не такой масштабной личностью. За ним последовал Тутмос IV, потом Аменхотеп III, которого иногда называли Великолепным. В чем-то Аменхотеп III напоминает нам Соломона, сына Давида, и многих сыновей людей, которые собрали большие богатства, потому что он занимался в основном тем, что пользовался имевшейся в его распоряжении властью для хвастливой демонстрации и строительства объектов искусства. Во время его правления Египетская империя достигла наивысшего уровня утонченности и поверхностного великолепия цивилизации. И настолько высок был этот уровень, что можно предположить, что греческая классическая цивилизация, которая возникла около тысячи лет спустя, была больше обязана Египту, чем это часто осознается людьми.

Подобно развитой цивилизации Египта, греческая цивилизация немедленно провела ряд успешных войн. Следовательно, в основе высокоразвитой цивилизации лежала успешная война; а так как фундаментальной основой успешной войны являлась успешная стратегия, мы видим, что фундаментом высокоразвитой цивилизации была успешная стратегия. Мы увидим, что это же справедливо и в отношении Рима и всех других стран, которые таким образом достигли высокого уровня развития. Ясно, что этого следовало ожидать, потому что только благодаря успешной стратегии формировались большие народы, аккумулировались огромные богатства, большое количество людей получало возможность жить вместе в безопасности, появлялись и поддерживались наиболее благоприятные условия жизни для наибольшего числа людей.

Результат правления Аменхотепа III был схож с итогом правления Соломона и многих сыновей богатых людей. Если использовать старую, но очень подходящую фразу, то он «убил курицу, которая несла золотые яйца». (Итогом правления Соломона (965 – ок. 925 до н. э.) стало разграбление его царства после смерти покровителя-фараона. – Ред.) К несчастью для Египта и его материального могущества, его преемником стал царь, который хоть и был одним из величайших людей в истории, но далеко не великим государственным деятелем или воином. Он начал править как Аменхотеп IV, но так как он положил начало религии более духовной, чем культ Амона, и решил заменить старую религию новой, которую можно назвать поклонением богу Солнца, то он поменял свое имя на Эхнатон, или дух Солнца. Он царствовал семнадцать лет, в течение которых ему почти удалось добиться своей цели. Он оставил список деяний, характеризующий более великую личность, чем любой другой человек в истории до него. Но он почти разорил Египет и впоследствии стал известен как «преступный Ахетатон».

Вслед за ним на троне оказались один за другим три слабых царя (в том числе Тутанхамон. – Ред.), при которых в Египте становилось все меньше и меньше порядка и сила его слабела. Затем в 1350 (или в 1323) г. до н. э. на трон взошел Хоремхеб. Он был талантливым правителем и, подобно всем умелым правителям, посвятил свое внимание внутренней и внешней силе и процветанию государства. В существовавших условиях он не мог добиться многого во внешней политике, разве что проторить дорожку какому-нибудь талантливому преемнику. Его непосредственным преемником стал Рамсес I – старик, которого вскоре сменил его сын Сети I. Жизненный путь Сети был похож на жизненный путь Тутмоса, хоть и в гораздо меньшей степени, потому что он воевал в Палестине и Ливии и вернул к вассальной зависимости от Египта тамошние мелкие племена и царства. Подобно Тутмосу, он посвятил более поздние годы своей жизни улучшению условий жизни в Египте и развитию различных мирных искусств, особенно архитектуры. Приблизительно в 1292 (или 1317) г. до н. э. ему унаследовал Рамсес II, который правил шестьдесят семь лет и был последним великим царем Египта.

Когда Рамсес II взошел на трон, обстановка в царстве была хорошей, но воинственные хетты во главе со своим царем Муваталлу овладели некоторыми провинциями в Сирии (еще при «реформаторе» Эхнатоне. – Ред.), которые принадлежали Египту, и Рамсес II принял решение их себе вернуть. Вероятно, Муваталлу узнал об этом, потому что он принялся собирать большую армию, так что, когда Рамсес II со своей армией в 1288 (или 1312) г. до н. э. вступил в Сирию, хетты были готовы к встрече с ним. Рамсес II, как и Тутмос III, использовал прибрежный палестинский город в качестве опорной базы и оттуда направился к городу Кадешу, расположенному на западном берегу реки Оронт. Его армия была поделена на четыре отряда во главе с отрядом «Амон», которым командовал сам Рамсес II. В мае Рамсес II оказался на восточном берегу реки Оронт, приблизительно на расстоянии дневного перехода от Кадеша, расположенного на западном берегу. Вероятно, он не принял мер предосторожности и не послал вперед авангард, или же Муваталлу принял необычайные меры, чтобы его вооруженные силы оставались незамеченными, потому что, когда Рамсес II прибыл в это место, он не обнаружил никаких следов врага. В этот момент появились два бедуина и заявили, что они перебежчики из армии хеттов и что хетты ушли дальше на север от Кадеша. Поверив этой истории, как будто он знал, что все обстоит именно так (чего не сделал бы более опытный стратег), Рамсес II переправился на западный берег реки с отрядом «Амон» и пошел дальше только с этим отрядом к окрестностям Кадеша, оставив остальные отряды, задержавшиеся на переправе. Муваталлу, который, несомненно, был извещен об успехе своей военной хитрости, переправился на восточный берег реки и держался вне видимости, пока Рамсес II двигался на север по противоположному берегу. Тем самым Муваталлу обеспечил себе позицию на фланге Рамсеса II, так что, когда настал благоприятный момент, он смог форсировать реку и разделить армию египтян надвое. Рамсес II с отрядом «Амон» прибыл на явно выгодную позицию к северо-западу от Кадеша во второй половине дня и разбил там лагерь, думая, что он в безопасности. Внезапно ему донесли, что отряд хеттских колесниц появился к югу от Кадеша и нанес удар отряду «Ра», который следовал за отрядом «Амон». Этот второй отряд быстро был разбит (большей частью уничтожен. – Ред.), немногим (в том числе двум сыновьям Рамсеса II) удалось бежать в лагерь отряда «Амон», где они навели ужас, который легко представить, когда поймешь, что за ними по пятам неслись хеттские колесницы.

Нельзя отрицать того, что Рамсес II виноват в пренебрежении стратегией, но он мгновенно реализовал ситуацию тактически и с максимально возможными решимостью и смелостью контратаковал наступавших хеттов, когда они атаковали лагерь с запада. Его попытка прорыва в западном направлении была отражена, но он предпринял другую атаку в восточном направлении и провел ее так стремительно, что отбросил здесь врага. К счастью для него, дисциплина у хеттов была очень плохая, так что они вместо того, чтобы развивать свое преимущество, слезли со своих колесниц и занялись грабежом лагеря. В таком беспомощном положении на них внезапно налетел отряд египетских новобранцев, которые, вероятно, шли от побережья на соединение с армией Рамсеса II. Успешная атака Рамсеса II и внезапное появление подкрепления вместе с тактическим искусством и храбростью Рамсеса II и его воинов привели к победе, а хетты отступили за стены Кадеша (после уничтожения хеттов в лагере Муваталлу бросил в бой свой резерв – тысячу колесниц (в дополнение к 1500 уже задействованных). Бой шел с переменным успехом, пока не подошел отряд «Птах». Хеттские колесницы прорвались сквозь строй египтян и отошли в город. Муваталлу практически не задействовал свою тяжелую пехоту. Обе стороны заявили о своей победе. – Ред.). Рамсес II немедленно вернулся в Египет, и народу все было преподнесено так, что он одержал большую победу. Однако ни хеттов, ни мелкие племена и царства Сирии это не обмануло, так как вскоре начали шириться восстания против Египта.

Сражение у Кадеша – первое, о котором в истории есть какие-то четкие сведения. Основываясь на тех неполных данных, которые у нас имеются, может показаться, что хетты лучше понимали стратегию, но египтяне превосходили их в тактике. По-видимому, это превосходство было настолько большим, что, хотя они и начали сражение в очень плохой для себя стратегической ситуации, в конце концов они сумели добиться победы – тактической победы, которая была их конечной целью.

Рамсес II так и не сумел покорить хеттов, но он смог в итоге заключить с ними договор, по которому каждая сторона признавала другую сторону фактически равной себе. (После смерти фараона Тутанхамона (XIV в. до н. э.) его вдова решила выйти замуж за хеттского царевича. Однако этого несостоявшегося нового царя Египта убили (египетская знать) в результате заговора. Тогда его отец, царь хеттов Суппилулиума (правил приблизительно до 1360 г. до н. э.), разгромил египетскую армию и едва не захватил Египет, когда его победоносное войско начала косить эпидемия, которую принесли египетские пленные. И в описываемое автором время мощь Хеттского царства не подвергалась сомнению. Борьба шла только за окраины. Великая Хеттская держава рухнула позже, ок. 1200 г. до н. э., в результате масштабного натиска новых волн индоевропейских переселенцев с Балканского полуострова (хетты, прежде называвшиеся несийцы, тоже индоевропейцы, сами пришли оттуда в 2300–2200 гг. до н. э.), а также «народов моря» (в том числе микенских греков). Египет тогда, ок. 1200 г. до н. э., сумел устоять, но и удар, которому он подвергся со стороны «народов моря», был не таким масштабным. – Ред.) С того времени Рамсес II больше не воевал, и, хотя Египет при его правлении стал очень процветающим и высокоразвитым государством во всех областях искусства, он медленно, но верно приходил к упадку.

Египтяне не были на самом деле воинственным народом, и только благодаря энергии и таланту некоторых их царей Египет мог поддерживать на достаточном уровне вооруженные силы, чтобы противостоять вторжениям варваров, которые окружали его со всех сторон. Однако мы не можем с презрением ткнуть пальцем в Египет, потому что как великое государство он просуществовал дольше, чем любое другое. В конце концов в 525 г. до н. э. он был завоеван царем Персии Камбисом. Помимо Египта другими великими империями древности были Вавилония, Ассирия, Халдея (автор имеет в виду Нововавилонское царство во главе с халдейской династией (626–539 до н. э.). – Ред.), Мидия и Персия.

О древней Вавилонской империи мало известно такого, что имеет отношение к нашей теме, за исключением факта, что вавилоняне строили огромные города и образовали могучее государство благодаря тем же самым методам, которые использовал и Египет, и все великие государства после него, то есть благодаря развитию полезных искусств и наук, включая искусство и науку управления, и благодаря укреплению структуры государства путем развития военного искусства и опять-таки наук. Приблизительно в 728 (729. – Ред.) г. до н. э. Вавилония была завоевана царем Ассирии (автор неточен – Вавилония не была завоевана. Но ассирийский царь Тиглатпалассар III смог стать ее царем под именем Пулу, объединив страны путем личной унии. – Ред.). Раньше Ассирия была ее данником, но силой вырвала у Вавилонии верховную власть над миром (в Месопотамии. – Ред.). Ассирийцы были воинственным и закаленным народом, но они быстро поддались деморализующему влиянию богатства и приблизительно в 606 г. до н. э. были завоеваны халдеями (вавилонянами. – Ред.) в союзе с мидийцами. (Весной 612 г. до н. э. объединенные войска Мидии (царь Киаксар) и Вавилонии (царь халдейской династии Набопаласар) двинулись на столицу Ассирии Ниневию. Осада продолжалась с мая по конец июля. Еород был взят штурмом, ассирийская знать вырезана, а царь Сарак бросился в огонь своего пылавшего дворца. Часть ассирийского войска прорвалась в район Каркемиша, где ассирийцы держались до 605 г. до н. э. В 605 г. до н. э. они были окончательно разгромлены Навуходоносором, наследником Набопаласара (женатым на дочери или внучке Киаксара). – Ред.) Их столица Ниневия была затем буквально стерта с лица земли. Новое Вавилонское, или Халдейское, царство теперь пришло на смену Ассирийскому в роли хозяина мира.

Успехи новой Вавилонской империи были великолепны во всем, что имело отношение к предметам роскоши, и, вероятно, по этой причине ее военная сила быстро деградировала. В 538 (539. – Ред.) г. до н. э. Кир – глава нового царства, образовавшегося из мидийцев и персов, сразился с царем Вавилона на равнине у стен города и разгромил его. Может показаться странным, но ворота Вавилона, хорошо укрепленного города, были затем распахнуты безо всякого сопротивления персам! Результатом этого стал интересный факт: скипетр власти над миром перешел от семитских народов, которые всегда до этого им владели, к арийцам. С момента захвата Вавилона великими народами мира всегда были арийцы. Исключение нужно сделать для Японии, потому что за последние несколько лет (книга написана в 1920 г. – Пер.) – хотя японцы и принадлежат даже не к кавказской, а урало-алтайской расе – она пробилась в первые ряды и стала одним из великих государств на Земле (японцы относятся к монголоидной расе, их язык – к алтайской языковой семье. – Ред.).

До 553 г. до н. э., за пятнадцать лет до завоевания Вавилона, мидийцы главенствовали над персами. После того как они уничтожили Ассирийскую империю, действуя совместно с вавилонянами, они быстро расширили свои владения, но приблизительно в 553 (в 550. – Ред.) г. до н. э. их вассал Кир II, царь Аншана (Фарс, или Персида. – Ред.), расположенного к востоку от Междуречья, сверг их власть и объединил всех мидийцев и персов под своей царской властью.

Кир II был одним из величайших завоевателей в истории человечества. Подчинив Мидию, он захватил Лидию, богатую и плодородную страну в западной части Малой Азии, включая побережье Средиземного моря. Царем Лидии в то время был Крез, как считалось, самый богатый человек в мире. Встревоженный расширением Персии, Крез начал войну с Киром, но был разгромлен в битве при Сардах в 546 г. до н. э. Персы и мидяне Кира захватил Сарды, самый большой город страны. (В 539 г. до н. э. под ударами Кира II пала Вавилония. – Ред.)

Преемником Кира (Кир II пал вместе со всем войском в битве с саками и массагетами в районе хребта Большой Балхан в современной Туркмении. – Ред.) стал его сын Камбис, который вторгся в Египет, и результаты этого вторжения не имели себе равных. Захватив Мемфис и поднявшись вверх по Нилу до Фив, он отправил оттуда пятидесятитысячную армию, чтобы овладеть оазисом Амона. Но из этого войска не вернулся ни один человек; о причинах этого история умалчивает. Есть предположение, что армия погибла во время сильной песчаной бури. Вскоре после этого Камбис покончил с собой (не доказано – умер при таинственных обстоятельствах по пути в Иран, где объявился самозванец. – Ред.).

Камбиса сменил Дарий I, который сначала посвятил себя заботам о процветании своей страны (подавив грандиозные восстания по всей стране. – Ред.), а затем расширению ее границ. Подчинив себе весь Пенджаб в Северо-Западной Индии, он обратил свои мысли и амбиции на запад и принял решение о вторжении в Европу.

Глава 6

МИЛЬТИАД И ФЕМИСТОКЛ

Царь Персии Дарий I совершил три военных похода в Европу, из которых второй и третий были направлены в конечном счете на Афины. (Автор ничего не говорит о знаменитом походе Дария I в Восточную Европу – в Скифию. Кроме того, флот Дария I обследовал все юго-восточное побережье Европы от черноморских проливов до залива Таранто (Южная Италия) на протяжении почти 3000 км. – Ред.) Для каждого похода велись серьезные приготовления, и были приняты все меры предосторожности к тому, чтобы в провинциях, остававшихся в Малой Азии, сохранялся порядок и чтобы они принимали должное участие в этих приготовлениях. Зять царя Мардоний стоял во главе первого похода. Он был послан, чтобы заново утвердить верховную власть Персии во Фракии и Македонии, а затем пройти через Македонию в Грецию, пока флот плыл вдоль побережья. Фракия и Македония были покорены, но поход пришлось прервать, потому что часть флота потерпела крушение во время шторма у Афонского мыса (погибло до 300 кораблей с экипажами. – Ред.). Мардоний был вынужден возвратиться в Персию после выполнения важной предварительной части этого предприятия (492 до н. э.).

Два года спустя, когда началась вторая экспедиция, она направилась прямо через Эгейское море, а не по суше через Фракию и Македонию. Города азиатского побережья должны были подготовить боевые корабли и транспортные суда для кавалерии, а командование армией было поручено Датису (и Артаферну. – Ред.). Насколько велика она была, неизвестно (600 боевых кораблей и ок. 20 000 (по другим данным, вдвое меньше) конницы и пехоты. – Ред.), но можно почти не сомневаться в том, что и сухопутная, и морская ее составляющие были гораздо больше любого войска, которое могла выставить в противовес Греция. Экспедиция проплыла через Эгейское море между Малой Азией и Грецией, покоряя разные острова, а затем вошла в пролив между островом Эвбея и Аттикой, где находились Афины, и захватила несколько городов на острове Эвбея. Затем армия на кораблях отправилась в Аттику, где высадилась на побережье Марафонского залива приблизительно в двадцати двух милях (35,4 км) к северо-востоку от Афин.

У афинян было много времени для подготовки к нападению. У них также имелся значительный опыт ведений войн, который проявлялся в стратегическом и тактическом совершенстве их операций. Их армия насчитывала около 10 000 человек под командованием военного правителя Каллимаха, а перед сражением она получила подкрепление – около тысячи воинов из города Платеи. Первое решение, которое должны были принять полководцы, было очень важным: ждать ли нападения в Афинах или выступить навстречу врагу. По-видимому, споров было немало, и окончательное решение было таково: следовать плану Мильтиада и встретить врага на Марафонской равнине. Эта равнина расположена между двумя болотами, находящимися к югу и северу от нее, и между морем на ее восточной стороне и гористой местностью – на западной. Имелись две дороги, по которым могла пройти армия, одна из которых вела на Марафонскую равнину вдоль узкой полоски пляжа, а другая шла через горы и попадала на равнину приблизительно в ее середине. Если бы армия прошла по прибрежной дороге, персы могли бы атаковать голову колонны, когда она достигла бы равнины. Естественно, афиняне выбрали другую дорогу и заняли хорошую позицию на холмах, где на них нельзя было успешно напасть с равнины. Там они стали ждать первых действий персов.

Из книги Кризи «Пятнадцать решающих сражений мира». С разрешения «Харпер и бразерс»

У афинян была такая выгодная позиция, что явно в их интересах было затягивать начало сражения. Также ясно было и то, что в интересах персов его нельзя было откладывать надолго. Подождав несколько дней в надежде на то, что греки сделают какой-нибудь неверный шаг, персы приготовились выступить к Афинам. Их сухопутные силы должны были следовать по узкой главной дороге вдоль воды, а флот – по морю. Персы, которые сначала заняли северную часть равнины, переправились через реку, которая отделяла их от южной части, выделив значительную часть сил для охраны своего правого фланга от любых нападений греков. Что именно случилось сразу же после этого – неизвестно, но, видимо, греки и персы вскоре оказались построенными друг перед другом в две линии: персы спиной к морю, а греки спиной к горам. Армия греков была по численности меньше армии персов и состояла в основном из гоплитов – пехотинцев, одетых в доспехи и вооруженных копьями, мечами и щитами.

Греки стали быстро наступать на врага, чтобы сблизиться с ним, – в такой ситуации их тяжелое вооружение и доспехи дали бы им огромное преимущество перед более легкой экипировкой персов и помогли бы избежать стрел, которые пускали в них персы. Суть в том, что Мильтиад специально ослабил центр своего войска и усилил фланги, планируя позволить персам прорвать фронт в центре, а затем охватить их флангами. Именно это и произошло. Фланги афинян сблизились с вражескими флангами, обратили их в смятение и перебили на берегу. Вероятно, в сражении была задействована лишь часть персидской армии, а та, что не участвовала в нем, в беспорядке отступила на корабли, как только стал очевиден факт, что грекам сопутствует успех.

Затем персидский флот отплыл к Афинам; но, оказавшись в виду города и обнаружив, что он защищен (потому что победители Марафонской битвы немедленно отправились маршем в Афины для их защиты), персы уплыли, и Датис (с Артаферном. – Ред.) прекратил поход.

Марафонское сражение, как и некоторые другие сражения в истории, в которых не участвовали большие армии, имело тем не менее чрезвычайно важное значение. Потому что, если бы его исход был другим, Греция оказалась бы под пятой Персии и мир не получил бы цивилизации, которую создали греки. Это сражение является иллюстрацией – среди бесчисленного множества других в истории – того, что победа цивилизации над варварством и полуцивилизацией была завоевана силой, то есть в войне. Это не означает, что люди, воевавшие за цивилизацию, были более воинственными, чем те, которые воевали на стороне варварства или менее развитой цивилизации. Но это означает, что командование вооруженными силами на стороне цивилизации было более разумное и умелое, то есть их стратегия была лучше. Это также означает, что великим фактором и, возможно, величайшим единственным фактором победы цивилизации над варварством и полуцивилизацией была стратегия.

Провал военного похода вселил в персидского царя решимость повторить попытку, которая должна была не только принести наказание грекам – что было главной целью второй экспедиции, – но и закончить завоевание. Как мы увидим далее, третья экспедиция тоже закончилась неудачей из-за разгрома персидского флота в сражении у острова Саламин.

Великая победа при Саламине, разумеется, была заслугой всех греков, которые принимали в ней участие прямо или косвенно. Однако одна личность выделяется так отчетливо, что затмевает всех других. И эта личность – Фемистокл. Если Тутмос III был первым в истории великим стратегом, то Фемистокл был вторым (было много и других – тот же Кир II или Дарий I. – Ред.). Фемистокл был одарен величайшим качеством стратега – дальновидностью, в нем этот дар подкреплялся (как это должно быть у каждого великого стратега) достаточными силой и смелостью, чтобы внушить свои убеждения другим, и энергией, чтобы осуществить на практике свою стратегию.

За три года до Марафонской битвы Фемистокл в одиночку выступил перед флотоводцами, полководцами (стратегами) и другими общественными деятелями Афин и заявил, что величие Афин может наилучшим образом обеспечить не большая армия, а большой флот. Он обратил их внимание на длинную береговую линию Греции, на тот факт, что совместно с персидской армией в дальних экспедициях всегда действовал флот, что персидская армия зависит от флота в вопросах снабжения, что афинский флот, имеющий базы на берегах Греции, будет иметь огромное преимущество перед флотом, идущим издалека, и поэтому слабым местом любого нападения Персии на Грецию является ее флот, следовательно, главным направлением стратегии греков должен быть военно-морской флот.

Фемистокл сумел убедить жителей Афин и связал их обещанием резко увеличить численность их флота. Не так давно в Аттике был обнаружен богатый пласт, содержащий серебро, который приносил большие доходы в казну. Эти деньги раньше раздавались гражданам Афин, но Фемистокл убедил народное собрание использовать эти средства на строительство новых кораблей и даже вызвал к этому такой интерес, что были сделаны специальные взносы и было построено много кораблей. В результате перед Саламинским сражением афинский флот насчитывал почти двести триер (трехпалубных боевых кораблей).

По возвращении его неудачной экспедиции царь Дарий почти сразу же начал готовиться к третьему походу, но восстание в Египте задержало его, а вскоре после этого он умер в 485 (486. – Ред.) г. до н. э. Его преемником стал Ксеркс, который долго обсуждал со своими советниками, стоит или нет осуществлять проект Дария. В конечном счете царя убедили в его необходимости, и в 483 г. были сделаны определенные приготовления. Первый шаг был глупым (по мнению автора. – Ред.): был вырыт канал через перешеек у горы Афон, чтобы флоту не пришлось идти в обход мыса, где потерпела крушение большая часть флота Мардония. Другие приготовления состояли в том, чтобы построить мосты через реку Стримон, через которую придется переправляться армии, и обеспечить вдоль пути ее следования все необходимое для пропитания солдат. Частью подготовки к походу было строительство двух мостов через Геллеспонт (пролив Дарданеллы. – Пер.), отделявший Малую Азию от Фракии в Европе, чтобы армия могла идти пешком, а не плыть на кораблях! Согласно отчетам, строительство этих двух ненужных мостов отнимало энергию и ресурсы инженеров и рабочих и было колоссальным бременем (мосты были понтонными и наведены были быстро. – Ред.). Армия прошла по ним не раньше апреля 480 г. до н. э. Сообщается, что переправа длилась два дня, а Ксеркс наблюдал за движением войск с мраморного трона, поставленного на берегу. Какова была численность армии – точно неизвестно. Оценки варьируют от 5 миллионов до 300 000 человек. Последняя цифра, вероятно, ближе к истине. (Геллеспонт перешли до 150 000 пехоты и несколько десятков тысяч конницы. – Ред.)

У берегов Фракии к персидской армии присоединился флот (ок. 1000 кораблей), и с того момента они действовали сообща. Они почти не встречали сопротивления, пока в июле армия не достигла узкого Фермопильского ущелья, хотя незадолго до этого персидский флот повстречал три греческих судна, высланные вперед для разведки, и уничтожил два из них.

Тем временем Греция тоже была занята приготовлениями, к которым ее вынудило рытье персами канала у горы Афон. Все понимали, конечно, что оборона будет как сухопутной, так и морской. В тот момент Спарта была самым сильным государством в Греции, потому что Афины еще не утвердили себя даже как морская держава. Вследствие этого командование армией и флотом было отдано спартанцам: армией – царю Леониду, а флотом – Эврибиаду (Еврибиаду).

Из «Истории Греции» Бурга. С разрешения «Макмиллан К°»

Когда Ксеркс достиг Геллеспонта, фессалийцы с тревогой осознали беззащитное положение Северной Греции и постарались принять меры к ее обороне. Это им не удалось ввиду того, что было принято окончательное решение – не пытаться оказывать сопротивления до тех пор, пока персы не дойдут до узкого Фермопильского ущелья, которое было единственным проходом с дорогой через горы по пути в Среднюю Грецию. Поэтому спартанский царь Леонид отправился туда во главе союзного войска, насчитывавшего около 7000 человек. В июле персидская армия подошла к Фермопилам, а персидский флот – к южной оконечности мыса Магнесий, находившегося на расстоянии около пятидесяти миль (80,4 км). Затем на море поднялась сильная буря и уничтожила несколько сотен (ок. 400. – Ред.) персидских кораблей. Естественно, это сильно воодушевило греков, так как они решили, что это доказательство того, что боги сражаются на их стороне. Тогда персы тайно отправили двести кораблей в обход острова Эвбея, чтобы встать между материком и греческим флотом и занять позицию у Артемисия – северной оконечности острова. Но боги вмешались снова, в результате чего эти две сотни кораблей, обойдя южную оконечность острова, были потоплены бурей, а их обломки выброшены на берег. Тем временем царь Леонид занял позицию у Фермопил. С точки зрения стратегии и тактики ситуация была бы для греков отличной, если бы через горы не существовало обходного пути, который хоть и был длиннее ущелья, давал очень мало естественных условий для сопротивления. Греки надеялись, что персы не узнают об этом пути, но тем не менее для его охраны был послан отряд фокейцев.

Ксеркс понимал опасность попытки пройти через ущелье и выжидал четыре дня в надежде на то, что вид его огромной армии внушит грекам благоговейный ужас и они отступят. Так как они этого не сделали, он пошел в наступление на пятый день и на шестой, но без результата. Тогда он решил послать отряд своих лучших воинов по горной тропе, ведущей на равнину за горами, под командованием грека по имени Эфиальт, чтобы оттуда они атаковали греков с тыла. Маневр удался, и, хотя греки сражались с величайшей доблестью, они не могли, разумеется, одержать победу над численно превосходившими их силами противника, который атаковал их с обеих сторон.

Преодоление Фермопильского ущелья открыло дорогу в Грецию. Персы быстро продвигались вперед и вступили в Афины, которые не оказали им никакого сопротивления. (Женщины, дети и старики были эвакуированы, все способные носить оружие перешли, в готовности сразиться, на палубы военных кораблей. – Ред.) Когда вернулся афинский флот и афиняне обнаружили, что пелопоннесцы строят стену через перешеек от моря до моря, эгоистически пытаясь защитить только Пелопоннес, оставив Аттику, включая Афины, без защиты, Фемистокл и его соратники обратились с воззванием к гражданам Афин, чтобы все, кто может, грузились на триеры и перевозили свои семьи и имущество в безопасные места по воде. Это было сделано. Вот почему, когда персы достигли Афин, они обнаружили город почти безлюдным, за исключением небольшого отряда защитников, который засел в Акрополе. Последовало вооруженное столкновение, которое продлилось две недели, по истечении которых персы овладели этой естественной крепостью.

Из «Истории Греции» Бурга. С разрешения «Макмиллан К°»

После падения Акрополя греки осознали крайнюю опасность ситуации, и греческие стратеги провели военный совет, на котором было решено, что греки должны отступить к перешейку западнее Аттики, а их флот должен ожидать там нападения персидского флота. Фемистокл использовал все свое влияние, чтобы убедить провести решающее сражение в Саламинском заливе, но его коллеги, как люди, не обладавшие такими талантом стратега и отвагой, оказались под сильным впечатлением от того факта, что вблизи перешейка будет безопаснее, потому что они будут находиться в тесном контакте с сухопутными силами; к тому же там будет Пелопоннес, куда можно отступить в случае поражения.

В такой момент Фемистокл с патриотическими намерениями тайно помешал выполнению решения стратегов, лично съездив к Эврибиаду и убедив его, что лучше всего сражаться в узком Саламинском заливе, чем в открытом заливе, потому что в теснине Саламинского залива нельзя было задействовать большое количество персидских кораблей и использовать их скорость. Затем был созван новый совет, на котором Фемистоклу удалось отстоять свою точку зрения, хотя и с большим трудом.

Тем временем персы не теряли времени даром. Они расположили свой флот поперек всего южного выхода из Саламинского залива и высадили войска на остров Пситалея для того, чтобы они спасали персов и убивали греков, которые могли приплыть к его берегам в ходе ожидаемого сражения. Эти действия встревожили греков до такой степени, что был созван еще один совет, на котором проявились такие боязливые настроения, что Фемистокл увидел, что весь его труд того и гляди пойдет насмарку. И тогда он принял решение предпринять такие действия, аналогов которым нет в истории человечества. И если бы было замечено, что он их осуществляет, его, вероятно, объявили бы предателем, а его имя было бы покрыто позором. А сделал он следующее: он послал в персидский лагерь раба с сообщением от своего имени как друга о том, что греки намереваются уплыть ночью, и добавил, что если им помешать сделать это, то победа персам обеспечена из-за недовольства греков, и, более того, если персы нападут на греческие корабли в том месте, где они на тот момент находятся, то афиняне восстанут против своих союзников. Каким бы странным ни могло показаться это сообщение, но ему поверили, и Ксеркс принял меры к тому, чтобы помешать греческому флоту уйти через западный пролив между островами Саламин и Мегарис, расположив двести кораблей к югу от него.

Тем временем совет греческих стратегов продолжался. Внезапно пришло сообщение о том, что греческий флот заперт. Фемистокл добился своей цели: сражение пришлось вести у острова Саламин.

На рассвете следующего дня персы начали двигаться вперед, проходя по обеим сторонам острова Пситалея по направлению к Саламинскому заливу. Это, разумеется, поставило их в тактически весьма невыгодное положение, потому что греки могли атаковать их головные корабли при их постепенном входе в залив. Греки с яростью набросились на них, и в водах пролива стало так тесно, что огромное количество персидских кораблей стало представлять вместо преимущества недостаток, потому что они не давали друг другу свободы маневра. В результате греки одержали решительную победу.

Саламинское сражение – одно из самых поучительных сражений в мировой истории потому, что оно доказывает безграничные возможности таланта стратега, ведь не что иное, как гений Фемистокла, привело к поражению персов и спасло Грецию от гибели.

Марафонскую битву иногда называют самым важным сражением в мировой истории до настоящего времени. Возможно, так оно и было, но, безусловно, она не была такой важной, как сражение при Саламине, ведь в результате Марафонской битвы была отражена сравнительно небольшая военная экспедиция, тогда как в Саламинском сражении было отбито самое решительное наступление, которое была способна осуществить Персидская держава.

Саламинское сражение также является лучшей иллюстрацией стратегических действий, нежели Марафонская битва, хотя перед обоими сражениями делались немалые стратегические приготовления, так как планирование Марафонской битвы было более обычным делом с целью противостоять обычной ситуации и более вытекало из условий, нежели планирование Саламинского сражения Фемистокл ом. И хотя во многих военных кампаниях, проведенных вслед за Саламинским сражением в последующие века, участвовало гораздо больше людей, они разворачивались на большей территории и требовали больше времени, ни одна война не является примером более блестящей и победоносной силы правильной стратегии.

Можно отметить, что слово «стратегия» происходит от греческого слова strategia, которое означало искусство стратега (военачальника) (stratos – войско, адо – веду). Фемистокл был стратегом. Верно, что в разные времена он занимал другие должности, но именно его талант стратега позволил ему увидеть, что Греции больше нужен флот, нежели армия, понять стратегическое преимущество Саламинского залива как места грядущего сражения, заставить афинян принять его точку зрения, и, наконец, когда они подвели его просто из-за отсутствия у них стратегического таланта, именно способности Фемистокла как стратега дали ему возможность провести сражение у Саламина вопреки всему. Все могло случиться, конечно, иначе, и сражение могло быть греками проиграно. В этом случае Фемистокл уподобился бы многим другим людям, которые вот-вот должны были достичь вершин величия, но поскользнулись. Но Фемистокл не поскользнулся. Исход сражения был именно такой, каким он его предвидел, и поэтому имя Фемистокла внесено в список имен очень немногих стратегов, которые стоят на вершине славы.

Много веков спустя, после того как оружие и методы ведения войн в Европе приобрели на какое-то время относительно определенный вид во всех армиях, прежде чем флоты перестали считаться чем-то сравнительно второстепенным по отношению к армиям из-за ненадежности парусов и трудности совместных действий между армиями и флотами, слово «стратегия» стало применяться только по отношению к армиям и даже простым действиям армий на поле боя после начала войны. Едва ли можно отрицать, что это очень ограниченный взгляд на стратегию. И ясно, что он оставлял без внимания все стратегические приготовления, предшествовавшие войне. Возможно, это и не было бы помехой, если бы существовало или было придумано другое слово, которое ясно давало бы людям понять тот факт, что самым важным и единственным фактором для достижения победы в любой войне является стратегическая подготовка, проведенная до начала войны. Но так как другого такого слова не существует, мы должны или признать стратегию неизменным фактором, существующим до войны и в ходе ее, или же не принимать во внимание все, что сделали стратеги, вроде Фемистокла, Филиппа II Македонского, Фридриха II Великого и Мольтке перед началом войн, и представить себе, что войны начинаются со «стратегического нуля»! По выражению римлян, ex nihilo nihil fit (из ничего рождается ничто – лат.).

После Саламинского сражения персы отступили на север, армия – по суше, флот – по морю. Армия (примерно половина, другая половина ушла через Геллеспонт в Малую Азию. – Ред.) перезимовала в Фессалии и следующей весной выступила на юг, после чего афиняне снова покинули город. В сложившихся условиях можно было бы предположить, что все греки сплотятся, чтобы противостоять врагу из Азии. Тем не менее только благодаря величайшим усилиям афиняне сумели убедить спартанцев с запозданием прийти на помощь Центральной Греции. В конце концов персы и греки сразились на холмистой местности у города Платеи, хотя персы пытались перенести сражение на близлежащую равнину, которую они выбрали, потому что на ней было место для действия их конницы. В последовавшем сражении греки одержали победу главным образом из-за своих более тяжелых доспехов и вооружения, более высокого мастерства и силы спартанцев-гоплитов. Приблизительно в это же время греческие войска, включая большую часть гребцов кораблей греческого флота (110 триер), всего 20 000 человек, высадились на мысе Микале и добились победы над превосходящими силами персов.

Победы греков над персами были, конечно, в какой-то степени следствием того, что греки имели стратегическое преимущество боевых позиций, так как находились близко от своих баз снабжения, в то время как персы зависели от длинных линий коммуникаций; но, по крайней мере, в равной степени они были следствием того, что греки превосходили персов психологически, духовно и физически. Их победам способствовало то, что поля сражений Греции – на воде и суше – были такими маленькими благодаря многочисленным холмам, горным массивам и грядам и форме береговой линии, что численное превосходство персов нельзя было использовать полностью. Армия или флот оказываются в крайне невыгодном положении, когда ограничена свобода их передвижений. Мы можем провести еще одну аналогию с боксом, когда один боксер приобретает большое преимущество над другим, если может загнать его в угол и прижать к веревкам ринга.

В тот же год, когда произошло Саламинское сражение, греки одержали решающую победу в Химере (Гимере) над карфагенянами, которые, подстрекаемые Ксерксом, предприняли попытку вторгнуться на остров Сицилия. Эти большие победы над двумя различными народами, за которыми последовали победы при Платеях и Микале, наполнили греков необыкновенным воодушевлением и вселили в них то, чего у них до этого не было, – национальный дух. Однако вскоре давнее соперничество между Афинами и Спартой, огромное несходство характеров их народов и внутренне присущая всем зависть привели к постепенно возрастающей враждебности. Главной причиной этого был тот факт, что Афины занялись украшением города и изготовлением предметов искусства и стали свысока относится к Спарте и другим частям Греции. При Перикле образовалось нечто вроде Афинской империи, которая была хоть и небольшой, зато более великолепной и изысканной, чем любая другая империя, существовавшая после нее.

В конце концов, в 431 г. до н. э. между Афинами и Спартой разразилась война. Ресурсы Афин и ее союзников были больше ресурсов Спарты и ее союзников, но результат был тот же, что и во многих похожих войнах: сторона, обладавшая большими материальными ресурсами, потерпела поражение от противника, обладавшего большим стратегическим мастерством и военной силой. С афинской стороны война велась плохо и закончилась в 405 г. до н. э. битвой при Эгоспотамах; но это была даже не битва, а позорный инцидент, потому что афиняне, не видев поблизости врага, оставили свои корабли вблизи берега, а сами высадились, чтобы собрать продовольствие. Враг, который в это время подошел вместе со своим флотом, просто напал на оставленные триеры. Это скандальное событие и закончило войну, в результате которой Афинам были навязаны унизительные условия мира. Всего через семьдесят шесть лет после Саламинского сражения афиняне так сильно деградировали, что были вынуждены снести свои длинные стены, отказаться от всех боевых кораблей, кроме двенадцати, и следовать за Спартой в мирное и военное время. Пелопоннесцы со своим флотом вошли в Пирей и под музыку флейт начали разрушать длинные стены Афин.

Спарта теперь заняла исключительное положение всецело благодаря своему воинственному духу, но вскоре ей пришлось защищать свое главенствующее положение от растущей мощи Фив при царе Эпаминонде. Сражение между ними произошло в 371 г. до н. э. при Левктрах, и его выиграл Эпаминонд, применив неожиданный способ атаки, который в наше время называется «атака en echelon», когда один фланг (в этом случае левый) был выдвинут несколько вперед по отношению к центру, а центр находился несколько впереди правого фланга. Так как левый фланг должен был первым нанести удар по врагу, Эпаминонд сделал его особенно сильным – превратил его фактически в колонну глубиной пятьдесят шеренг. Так как боевой порядок спартанцев представлял собой фалангу глубиной, как обычно, двенадцать шеренг, их правый фланг не смог выдержать удар и был прорван, а атака фиванской кавалерии лишь усилила поражение. Попытки фаланги охватить новый фланг ударной фиванской колонны были пресечены резервом – «священным отрядом» из трехсот лучших гоплитов, который Эпаминонд специально расположил в тылу для этой цели.

Фиванская атака, поскольку она была новым словом в военном искусстве, продемонстрировала огромную изобретательность, стратегический и тактический таланты Эпаминонда. Она, вероятно, была неожиданностью для спартанцев, потому что иначе они не были бы захвачены врасплох и либо укрепили бы свой правый фланг и держали бы там под рукой резервы, либо приготовились бы принять эффективные контрмеры и с еще большей силой обрушиться на голову атакующей колонны фиванцев, их центр и тыл своими силами в центре и левым флангом. Следует отметить, что Эпаминонд на самом деле не изолировал ни одну часть спартанского войска от остальных сил и все части армии спартанцев могли бы действовать вместе. То, что они не сделали этого, следует приписать недостаточному тактическому мастерству спартанского командующего (царя Клеомброта; храбро сражаясь, он был убит. – Ред.).

Битва при Левктрах подняла авторитет Фив и подтолкнула их к тому, чтобы добиваться главенствующего положения в Греции. Но в битве при Мантинее в 362 г., хотя Эпаминонд и повторил свою тактику, примененную в сражении при Левктрах с явным успехом, и прорвал вражеские ряды, он был смертельно ранен, и не было никого, кто мог бы занять его место. В результате победа не досталась никому, и было заключено перемирие, которое практически восстановило статус-кво.

С начала истории и до того времени, до которого мы сейчас добрались в нашем повествовании, Греция так и не стала государством и поэтому не могла оказывать того влияния на мир, которое можно было бы от нее ожидать, судя по высокому интеллекту и сильному характеру ее различных народов, потому что ни одно государство и ни один человек не были достаточно велики, чтобы объединить всех под единым руководством и направить их энергию на одну цель. Греция так и не сумела объединиться. В конечном итоге ее объединил Филипп II, царь полуварварского государства Македония.

Глава 7

ФИЛИПП II МАКЕДОНСКИЙ И ЕГО СЫН АЛЕКСАНДР

Филипп II был сыном Аминты III, царя Нижней, равнинной Македонии, который, приняв военную доктрину, вооружение и доспехи цивилизованных греков, сумел подчинить себе варваров, живших в гористых районах Верхней Македонии, и объединить всю Македонию в одной монархии под своей царской властью.

Аминта умер в 369 г. до н. э. В 367 г. до н. э. в Македонию вторглись фиванцы и увезли с собой Филиппа II, которому тогда было пятнадцать лет, заложником. Фивы были в расцвете своего величия. Их армия была лучшей в мире (преувеличение – очевидно, в греческом мире. – Ред.), а цивилизация хоть и не являлась такой утонченной, как афинская, была более зрелой. На Филиппа II произвело огромное впечатление все, что он увидел, и, когда по окончании трехлетнего пребывания в Фивах он возвратился в Македонию, он был полон планов прославления и себя, и ее. В 358 г. до н. э. он низложил своего племянника, провозгласил себя царем и положил начало своей карьере, которая свидетельствовала о сочетании дальновидности, решительности, смелости, дипломатического искусства и стратегической мудрости, не превзойденном в истории. В это время Македония у греков считалась почти варварской страной. Но Филипп II понял, что Греция безнадежно поделена на кучку беспомощных небольших государств, не способных к согласованным действиям. На протяжении двадцати двух лет Филипп II осуществлял программу дипломатических интриг и запугивания в сочетании с искусным управлением государственными делами, которая постепенно вывела Македонию в первые ряды и сделала очевидным то, что если греческие государства не объединятся против нее, то Филипп II завоюет их всех и объединит под своей властью подобно тому, как его отец объединил когда-то племена Македонии.

Среди множества государственных дел, совершенных Филиппом II, самым важным была модернизация македонской армии. Чтобы полностью оценить важность этого момента, мы должны понимать, что Греция ступила уже на нисходящий путь развития после своих великих побед над Персией в 480 (и 479. – Ред.) г. до н. э., что Персия (Иранская империя персидской династии Ахеменидов. – Ред.), хотя и ослабла, была по-прежнему самой могущественной империей в мире и все еще угрожала задушить единственную (субъективное мнение автора. – Ред.) цивилизацию в мире – греческую.

Филипп II объединял в себе те черты, которые мы видим во всех мужчинах, которые вывели свои страны в лидеры. Если бы не это, он не сумел бы добиться даже своего первого успеха – не сделал бы македонскую армию лучшей в мире. Но благодаря силе своего характера и таланту он сумел не просто заставить народ Македонии наращивать мощь своей армии, а зажечь его воодушевлением и привлечь на свою сторону представителей всех классов общества для радостного участия в этой работе. Сам он был неутомимый труженик, воин, любитель выпить и человек из народа по своим симпатиям и вкусам. Демосфен сказал о Филиппе II: «В своей борьбе за власть и империю он потерял глаз, сломал ключицу, покалечил руку и ногу и был готов принести в жертву любую часть своего тела, которую пожелала бы забрать у него судьба, при условии, что он будет жить с тем, что у него осталось, в почете и славе». Когда мы поймем это, мы можем без труда увидеть, как он организовал грубых охотников-горцев и крестьян из долин в полки и создал македонскую фалангу.

Эта фаланга напоминала греческую, только копья были гораздо длиннее, доспехи легче, а воины не стояли так тесно друг к другу и поэтому имели большую свободу движений. Знатные люди служили в коннице как «товарищи» царя, так как частью военной доктрины Филиппа II было придание коннице большей значимости. Постепенно, вдохновленная примером и энтузиазмом царя, а также все более явно повышающимся мастерством, армия стала гордостью народа, а военные знаки отличия и воинское звание в глазах всех – большими наградами. Это оказало удивительное воздействие на людей во всех смыслах, потому что им прививались такие качества, как храбрость, верность, патриотизм и здоровый образ жизни, а Македония приобрела то, что гораздо эффективнее любого другого качества, делающего нацию сильной, – сплоченность.

Естественно, успехи Филиппа II встревожили греческие государства, и произошло несколько войн. Но греки были слишком эгоистичны и падки на удовольствия, чтобы оказывать эффективное сопротивление. Самым важным фактором, настраивавшим греков против Филиппа II, был афинский оратор Демосфен. Постепенно Демосфен основал Эллинский союз. В конце концов, в 338 г. до н. э. между Эллинским союзом и войсками Филиппа II произошло сражение при Херонее. Каждая сторона насчитывала приблизительно по 30 000 человек. Это сражение удивительно напоминает нам битву при Левктрах наоборот, то есть Филипп II применил против фиванцев и афинян тактику, похожую на ту, которую фиванцы использовали против спартанцев. Сражаясь на стороне союза, фиванцы держали правый фланг, какие-то более мелкие государства – центр, а афиняне – левый фланг; в то время как у македонцев самым сильным был левый фланг при поддержке кавалерии, как это сделали фиванцы в битве при Левктрах. Последующая тактика тоже была похожа, потому что Филипп II приказал правому флангу немного уступить натиску афинян, а в это время его левый фланг стал теснить фиванцев и поверг их в смятение. После этого кавалерия под командованием царского сына Александра, которому тогда исполнилось восемнадцать лет, накинулась на беспомощную массу людей. Исход сражения был тот же: сторона, применившая эту тактику, завоевала решающую победу.

Хотя Демосфен и сумел организовать Эллинский союз и хотя его мотивы, без сомнения, были патриотическими, а не узколичными, очевидно, что для человечества было хорошо то, что победил Филипп II и объединил Грецию. Однако немногие греки придерживались такой точки зрения, а ее сторонников возглавлял девяностолетний Исократ, ученик софистов и государственный деятель. Но Исократ, подобно большинству благоразумных государственных деятелей и исследователей истории, не был оратором, а его знания и мудрость не могли противостоять толпе и соперничать с цветистыми и эмоциональными речами Демосфена. И случилось так, что вместо того, чтобы объединиться с Филиппом II и делать одно общее дело, выступив против пагубного влияния Персии, греки были вынуждены служить под его властью.

Сражение при Херонее было одним из самых важных в мире не только потому, что оно объединило Грецию и проложило путь к разгрому Персии Александром, но и потому, что оно лучше, чем любое другое сражение в истории вплоть до настоящего времени, показывает кульминацию продолжительных и упорных стратегических усилий, а еще потому, что оно показывает стратегию в роли двигателя цивилизации, борющейся с варварством. Стратегия не всегда играла эту роль; иногда ее применяли варвары против цивилизации. Но поскольку для того, чтобы иметь успех, стратегия требует значительного интеллекта, хорошую стратегию чаще можно найти в цивилизованном мире, чем варварском. В то время как существует много такого, что объясняет постепенную победу цивилизации над варварством и полуцивилизацией, едва ли можно отрицать то, что раз победа в большинстве случаев была достигнута путем применения реальной силы, то главным фактором достижения победы цивилизации была стратегия.

Сила – не право, и право – не сила; но история человечества показывает, что для него правильно – развиваться в цивилизации, а цивилизация (до настоящего времени) брала верх благодаря силе, умело направленной стратегией.

Филипп II был великим стратегом, но его нравственный облик был небезупречен. Так что, когда он пожелал жениться на некоей Клеопатре, он развелся со своей женой, матерью Александра, и устроил свадьбу с Клеопатрой. Но оскорбленная царица уговорила одного человека убить его. В результате Филипп II упал на землю с кинжалом в груди в день свадьбы. (Филипп II был убит на свадьбе дочери; Клеопатра же успела родить. Всего у Филиппа II было семь жен, не считая массы других женщин. – Ред.)

Примечания

1

Возможные исключения – отравляющие газы и торпеды, запущенные с подводной лодки.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.