Хотя в данный момент Одра не могла отложить для дочери ни пенни, она была твердо намерена начать делать это через пару лет. У нее были долгосрочные планы, так как она считала, что при ее обстоятельствах она только так добьется успеха. У нее уже появилась идея, как заработать дополнительные деньги, и она собиралась приступить к ее осуществлению, как только прочно закрепится в больнице. Она собиралась шить в свободное от работы время.
      Работа в больнице приносила Одре чувство удовлетворения, и она отдалась ей с присущими ей энтузиазмом и энергией. Когда она обходила палаты, походка ее становилась пружинящей, а на лице светилась улыбка.
      Но дома было неблагополучно.
      Отношения между ней и Винсентом опять испортились, и основание под их несколько странным браком снова зашаталось.
      На этот раз трещина в семейной жизни появилась по вине Одры. Внимание ее было сосредоточено исключительно на Кристине, которую она любила с едва ли не патологическим неистовством – возможно, потому, что уже потеряла одного ребенка.
      Винсент тоже любил малютку, но его поглощали собственные проблемы. К тому же, будучи мужчиной в расцвете сил, он нуждался в удовлетворении своих естественных потребностей. Он хотел, чтобы его отношения с женой были нормальными во всем. К сожалению, Одра была не просто занята Кристиной и работой, она теперь не проявляла абсолютно никакого интереса к физической близости с ним.
      Она не спала с Винсентом вот уже несколько месяцев, что его очень задевало. Как и угнетающее положение безработного, которому поручают сидеть с ребенком.
      Холодность Одры, отвергавшей его как мужчину, усугубляла растущее в нем чувство горечи.
      В один из субботних вечеров в апреле, после того как Кристину уложили спать в ее комнатке наверху, он решил поговорить с Одрой начистоту.
      Он выждал время, пока она уберет со стола и вымоет посуду. И как только она расположилась перед камином и принялась за штопку, он выключил радио и сел на стул напротив нее.
      – Зачем ты это сделал? – спросила Одра, не роднимая глаз от дырки в носке.
      – Я хочу поговорить с тобой, и очень серьезно, – сказал Винсент с озабоченным видом, наклонившись вперед и устремив на жену пристальный взгляд.
      – Вот как, – сказала она и положила носок на колени, сразу же уловив в его голосе серьезную интонацию. Она откинулась назад и приготовилась слушать его со всем вниманием.
      Именно этого он и хотел.
      – У нас очень серьезные проблемы, у тебя и у меня, Одра, и пришло время поговорить о них в открытую. Не будем больше делать вид, что их не существует, потому что ты…
      – Проблемы? – прервала Винсента Одра со странным выражением во взгляде. – Что ты имеешь в виду?
      – Брось, не притворяйся глупенькой. Ты очень хорошо знаешь, о чем я говорю. Наши проблемы в постели, вот что я имею в виду. Ты пренебрегаешь мной. Ты меня больше не любишь?
      Как всегда, когда он заводил речь о сексе, она покраснела и с возмущением воскликнула:
      – Конечно, я люблю тебя!
      – Но выбрала странный способ доказать это. Айсбергу далеко до тебя.
      – Ох, Винсент, как ты несправедлив! Пожалуйста, не будь таким. Я думаю о тебе, я люблю тебя. Но… понимаешь… я боюсь снова забеременеть. Послушай, ты знаешь так же хорошо, как и я, что еще один ребенок до предела ухудшил бы наше положение. Нам и так едва хватает денег…
      – Не моя вина, что в этой проклятой стране такой раздрай! – гневно прервал ее Винсент. – Ты должна винить в этом Рамсея Макдональда и его чертово правительство! Я не единственный, у кого нет работы. Таких, как я, сейчас два миллиона восемьсот тысяч. И мы не просто безработные, мы отчаявшиеся люди, униженные в своем мужском достоинстве, потому что нас свели до положения, когда мы должны зависеть от пособия…
      – Ты меня неправильно понял! Я не указывала на тебя пальцем, Винсент. Я бы никогда этого не сделала. Я знаю, что это не твоя вина, и я также знаю, что каждый день ты прилагаешь все силы, чтобы хоть что-нибудь найти. И все-таки, если бы у нас появился еще один ребенок, это поставило бы под угрозу шансы Кристины. Разве ты не согласен? Разве ты этого не видишь?
      – О да, я чертовски хорошо все вижу. Ты планируешь для нее какое-то особое блестящее будущее, а ей нет еще и года. Иногда я начинаю сомневаться, Одра, сомневаться в твоем психическом здоровье.
      Винсент вскочил, не в силах совладать со своим гневом. Он направился к одежному шкафу, сдернул с крючка спортивную куртку, надел ее.
      – Куда ты? – спросила Одра, удивляясь тому, что муж так внезапно прервал важный разговор, и в то же время испытывая чувство облегчения.
      – К своей матери.
      – Естественно. И после того, как она пожалеет тебя и посуетится вокруг тебя вволю, она, как всегда, даст тебе денег на паб.
      – Что происходит между моей матерью и мной – не твое собачье дело, – воскликнул в ярости Винсент. – Я никогда не просил у тебя ни пенни и никогда не попрошу.
      Одра ничего не ответила.
      Винсент выскочил из дома, но удержался от того, чтобы хлопнуть дверью. Он не хотел будить ребенка.
      Десять минут спустя, идя по Таун-стрит, Винсент понемногу успокоился, гнев его остыл. Тем не менее он не мог найти оправдания для такого отношения к себе Одры и в сердце своем не находил ей прощения. Он не знал почему, но сегодня ей таки удалось вывести его из себя по-настоящему.
      «Если бы я был богатым человеком, – размышлял он, – и был женат на такой холодной и равнодушной женщине, как Одра, то завел бы себе любовницу. Она была бы красивой, доступной и очень ласковой, и я содержал бы ее по высшему разряду. К несчастью, я небогат и не могу позволить себе такой роскоши».
      Внезапно его осенило. Он мог позволить себе Милисент Арнольд, которая не будет ему стоить ровно ничего, кроме обходительных манер, любезных разговоров и неотразимого очарования. Милли не была так уж хороша собой, но у нее были приятное лицо и мягкий характер, и, что важнее всего, она была к нему неравнодушна – вот уже несколько лет, если подумать.
      «Что может быть лучше женщины, которая по-настоящему хочет тебя», – подумал Винсент и… изменил свои планы.
      Он не пошел к матери, не остановился у «Белой лошади», хотя знал, что братья Джек и Билл играют сейчас там в дартсы и ждут его.
      Вместо этого он отправился к Милисент Арнольд, вдове, которой было всего лишь тридцать пять лет, к тому же бездетной. Он был уверен, что там его ждет радушный прием.
      Он торопливо прошагал по Мурфилд-роу перебежал спортплощадку и, миновав ворота на дальней ее стороне, выскочил к подъездной аллее, ведущей в «Розовый коттедж». Здесь жила Милли – вот уже два года одна после смерти Теда. Дом находился в отдаленном уголке Армли, и это радовало Винсента. Если ему повезет и он станет здесь частым гостем, будет лучше, если его приходы и уходы никто не будет видеть.
      Постучав несколько раз и не получив ответа он в разочаровании повернулся, чтобы уйти.
      Но тут дверь распахнулась, и он услышал восклицание Милли:
      – Винсент! Что привело тебя к моему порогу в субботний вечер?
      – Видишь ли, дело вот в чем, – сказал Винсент, повернувшись к Милли, и с улыбкой поглядел в ее теплые темно-карие глаза, обращенные к его лицу. – Я шел через спортплощадку и вспомнил то, что ты мне сказала на прошлой неделе, ну, знаешь, когда мы встретились возле библиотеки. Ты сказала, что с каждым днем тебе становится все более тоскливо и одиноко. Знаешь, что странно, Милли? Мне тоже… мне тоже…
      – Правда, Винсент?
      Он кивнул и с обольстительной миной прислонился к косяку двери, окидывая женщину красноречивым взглядом. Он и не представлял себе, какая у нее роскошная фигура. Внезапно он начал похохатывать, как не делал уже несколько лет, и в его живых зеленых глазах заметалось веселье.
      – Я направлялся в паб к братьям, как вдруг подумал о тебе, Милисент, подумал о том, что тебе одиноко так же, как мне. – Он немного помолчал. – Мне пришла мысль, что тебе может понравиться чье-то общество и что ты можешь оказаться так добра, что предложишь жаждущему человеку пинту пива.
      Милисент сглотнула, не смея поверить своему счастью, – Винсент заглянул к ней на огонек. Она томилась по нему много лет, даже когда Тед был жив. Она раскрыла влажные губы, но ничего не сказала, а просто взяла его за руку и мягко втянула в дом.
      – Несколько пинт, если ты сможешь их выпить, – вымолвила она, касаясь его грудью и ведя через переднюю.
      Вдруг она остановилась и сжала его руку, заглядывая в его красивое лицо. На ее губах появилась медленная, томная улыбка.
      – И, может быть, что-нибудь поужинать… Ты ведь можешь остаться на ужин, правда, Винсент?
      – Конечно, могу, – ответил он, распрямляя плечи и вновь чувствуя себя мужчиной.
      Он уверенно обхватил Милли за стройную талию и повел ее в гостиную. И когда она тесно прижалась к нему, он понял, что этим вечером ему не о чем беспокоиться.
      Распорядок жизни Винсента не изменился, несмотря на его связь с Милисент Арнольд.
      Он был благоразумен.
      Ему нравилась Милли, ему было хорошо с ней, хорошо оттого, что она так его любит и стремится удовлетворить все его желания. Они и впрямь находили много радости в любовных утехах, которым предавались долгими часами на большом и удобном ложе в «Розовом коттедже».
      Но это было угождение плоти и ничего больше.
      Винсент знал, что связь эта не будет длиться очень долго, как знала это и сама Милисент, так что оба решили положиться на естественный ход событий. Договорились они и о том, что не должно быть никаких упреков, если один из них захочет прекратить отношения.
      Как бы там ни было, но Винсент был достаточно ответственным человеком, чтобы не забывать о своем ребенке, к которому относился с обожанием, и не прекратить поиски работы из-за любовной интрижки. Он навещал Милисент только раз в неделю, не позволяя себе слишком увлекаться, и был при этом осмотрителен. Он приходил в «Розовый коттедж» только поздним вечером.
      По утрам Винсент присматривал за Кристиной, в полдень привозил ее в коляске в дом матери, где наскоро перекусывал, а затем оставлял дочь матери на остаток дня и возвращался за ней около четырех часов.
      Почти каждый день без перерывов он рыскал по городу в поисках работы. Иногда ему везло, он получал случайную работу, но она никогда не длилась более двух дней; ничего постоянного найти не удавалось.
      Промелькнули весна и лето, и на смену осени пришла зима. Винсент Краудер начал понимать, что ничего путного ему уже не подвернется. Правительство не могло противостоять этой самой глубокой и длительной депрессии из всех, когда-либо известных. Англия была на грани катастрофы, как и остальной мир; экономический кризис охватил все страны. Винсент чувствовал, что это надолго. Повсюду назревало недовольство, бунты и голодные марши стали нормой.
      Лидс, как и другие крупные промышленные города, сильно пострадал от кризиса. Армия спасения открывала кухни, где выдавался бесплатный суп; другие благотворительные организации обеспечивали одеждой и обувью нуждающихся детей и оказывали помощь тем, кто хотел уехать из пораженных депрессией районов.
      Винсент никогда не видел столько мужчин на улицах – они стояли в очереди у бирж труда, слонялись у контор букмекеров и у пабов или просто стояли группами по углам улиц с мрачными и сердитыми лицами, выражая сочувствие друг другу. Казалось, над всеми ними нависла тень злого рока. Винсент старался подавить в себе чувство безнадежности, так часто охватывавшее его в эти дни, и призвал на помощь всю свою внутреннюю силу. Он знал, что должен держаться, невзирая ни на что, не падать духом, чего бы ему это ни стоило.
      Хотя прежде Винсент не хотел, чтобы Одра шла работать, теперь он благодарил Бога, что она служила сестрой в больнице. Он также был благодарен судьбе за то, что другие члены клана Краудеров все еще работали; ему было отрадно сознавать, что его родителям жилось лучше, чем многим другим людям.
      Отец занимал должность в транспортном отделе Лидсского промышленного кооперативного общества, где работал уже много лет, и его положение казалось надежным. Билл был библиотекарем в одной из публичных библиотек, а Джек, который по вечерам посещал курсы ландшафтного садоводства, работал в городском департаменте паркового хозяйства. Даже Мэгги удалось устроиться в пошивочную мастерскую Армли, где она обметывала петли на мужских куртках. Эти трое, конечно, не зарабатывали столько, сколько их отец, но, собранные вместе, их заработки увеличивали семейный бюджет, который был больше, чем у многих других людей. И поэтому у матери на столе всегда было вдосталь хорошей сытной еды, а в погребе всегда был уголь. И Винсент знал: что бы ни случилось, Одра и Кристина никогда не будут страдать от холода и голода, как в эти страшные дни приходилось страдать многим.
      С приближением Рождества 1932 года Винсент удвоил усилия по поиску работы в отчаянном стремлении достать что-нибудь к праздникам для своей маленькой семьи. Ему так хотелось купить подарок, пусть совсем крошечный, для Одры, игрушку Кристине и принести что-нибудь вкусное к столу.
      В начале декабря прошли сильные снежные бури, и теперь на земле лежало много снега. Подъездные аллеи были завалены снегом, и однажды в пятницу, ближе к вечеру, Винсенту повезло: ему предложили разгрести снег у одного из больших домов. Так как уже темнело, владелец дома велел ему прийти на следующий день к девяти часам.
      Субботнее утро выдалось ясным, но очень холодным, с резким, пронизывающим ветром. Винсента это, однако, не пугало. Он так радовался возможности заработать, что ничто не могло остановить его. Одра, которая в этот уик-энд была свободна, настояла на том, чтобы он оделся потеплее. Она заставила его надеть два пуловера под спортивную куртку и, когда он застегивал пальто, завязала ему вокруг шеи толстый шерстяной шарф и дала шерстяные перчатки.
      Поцеловав ее в щеку, он сказал:
      – Думаю, у меня уйдет не больше трех часов на расчистку подъездной аллеи у Фелл-Хауза, так что я буду к ленчу, любимая.
      – Я сварю сегодня большую кастрюлю супа. Тебе потребуется горячая пища после работы на улице в такую погоду, – заметила Одра, провожая его до двери. Когда он выходил из дома, ледяной порыв ветра обжег ей лицо, и она вздрогнула. – Сегодня утром я не пойду гулять с Кристиной – слишком холодно.
      – Нет, я не стал бы этого делать на твоем месте. Пока, милая, увидимся позднее. – Винсент пошел по тропинке, затем повернулся и помахал ей рукой. Настроение у него было приподнятым.
      Все утро Одра была очень занята, возилась с Кристиной, готовила овощной суп, делала в доме уборку. Время пролетело быстро.
      Не успела она оглянуться, как часы пробили двенадцать. Накрыв стол к ленчу, она включила радио, взяла Кристину на руки и села к камину, чтобы ее покормить.
      Когда Винсент не вернулся к часу, Одра принялась гадать, что могло его задержать; к двум часам она начала по-настоящему беспокоиться. Он мог задержаться, когда шел в паб со своими братьями и друзьями, но этого никогда не случалось, когда он работал. С работы он всегда шел прямо домой – выпить чашку чая или перекусить и переодеться, если выходил куда-то позднее.
      Положив Кристину в кроватку, стоящую в кухне-столовой, Одра налила себе тарелку супа, но аппетита не было.
      Время от времени она подходила к окну и смотрела наружу, раздвинув шторы, но Винсент не появлялся.
      Было почти три часа, когда она услышала резкий металлический звук его сапог по дорожке.
      – Я уже начала беспокоиться, – сказала она, когда он вошел в дом и закрыл за собой дверь. – Просто не могла себе представить, что могло с тобой случиться.
      – Пришлось разгребать очень много снега, – сказал он, снимая шапку, развязывая шарф и медленно стаскивая заледеневшие перчатки. – Больше, чем я рассчитывал… подъездная аллея, две длинные террасы, дорожка между газонами и задний двор.
      – И все это ты должен был расчистить один? Ты, должно быть, страшно устал, Винсент. Ты посинел от холода. Иди к огню и грейся.
      – Они даже не предложили мне чашку чая двенадцать часов…
      – Господи, что же это за люди! – Одра посмотрела на Винсента в изумлении.
      Он ничего не ответил.
      Когда он подошел к огню, Одра заметила в его лице нечто, что сильно встревожило ее.
      – Винсент, – начала она и остановилась в нерешительности. – У тебя все в порядке?
      Он продолжал молчать, стоя спиной к огню, пытаясь согреться. Минуту спустя он опустил руку в карман и что-то вытащил оттуда. Повернув к Одре свое измученное, усталое лицо, он раскрыл дрожащую руку.
      – Вот что они заплатили мне, – сказал он голосом, звенящим от обиды, показывая ей лежащую на ладони монету.
      Одра не могла поверить своим глазам. Шестипенсовик! Она была в ужасе.
      – Они заплатили тебе всего шесть пенсов за шесть часов работы. Но это возмутительно… эти люди…
      Она не могла продолжать – гнев душил ее.
      – Да…
      Одра глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
      – Ох, Винсент, Винсент, дорогой мой… – Она вскочила и бросилась к нему с выражением глубокого сочувствия на лице. Нежно взяв его за руку, она сказала: – Я больше никогда не позволю тебе делать что-нибудь подобное. Никогда.
      Он покачал головой и отвернулся. Спустя минуту или две он вновь повернулся к ней. В глазах его застыла печаль.
      – На этой стране лежит проклятие, – произнес он.

26

27