– Так когда ты сможешь переехать в Пеннистоун-ройял?
Пола рассмеялась:
– Завтра тебя устроит?
– Великолепно. Если хочешь, я приеду и помогу тебе.
– Спасибо, я буду рада. А в понедельник утром я освобожу бабушкин кабинет в магазине в Лидсе и переберусь в свой старый. Вечером того же дня, на обеде в честь ее дня рождения, мы огласим наше предложение. Я предупрежу моих родителей – может, они смогут добавить пару слов, чтобы убедить ее. – Пола встала – А теперь мне пора идти. Надо заскочить в больницу. Я обещала Джиму навестить его ближе к вечеру.
Кузины вышли из библиотеки и через Каменный зал направились к парадной двери.
Перед тем, как ступить на лестницу, Эмили взяла Полу за руку и тихим голосом спросила:
– Джим там уже десять недель. Сколько ему еще осталось?
– Месяц-полтора, если дело пойдет на поправку. Иначе же… – Пола слабо пожала плечами. – Иначе его задержат на большой срок, разумеется.
Эмили пристально посмотрела на двоюродную сестру и голосом, полным напряжения, заметила:
– Думаю, ты не рассердишься на меня за мои слова, но я надеюсь, Джим понимает, что пить ему запрещено. Ведь ему теперь и капли взять в рот нельзя, и…
– Он знает, – перебила Пола. – И можешь не сомневаться, что уж я-то точно знаю. Спасибо за заботу, Эмили. Шаг за шагом – только так теперь я могу жить, занимаясь лишь проблемами сегодняшнего дня и не думая о завтрашних. Иначе я сойду с ума. И, честно говоря, сейчас меня больше всего заботит наша бабушка.
– Я тебя понимаю, и я смотрю на вещи точно так же. Можешь не сомневаться – я всегда помогу тебе по мере своих сил и возможностей.
Они просили и умоляли, хитрили и шли напролом. Все трюки шли в ход, лишь бы убедить Эмму Харт вернуться к работе.
Но она неизменно и совершенно категорически отказывалась. Ее позиция оставалась неизменной. Она только решительно качала головой и повторяла снова и снова, что она ушла на покой и не собирается ничего менять.
В конце концов Пола и Эмили смирились, по крайней мере с виду. Но не упускали случая за едой обронить пару многозначительных фраз и полунамеков. Они постоянно обращались к ней за советами, даже когда на самом деле в них не нуждались, и всячески старались пробудить в ней интерес и желание вновь играть активную роль в созданном ею деле.
Эмма отлично видела их игру и улыбалась про себя. Ее трогала их любовь и забота, но она не собиралась менять свое решение вести тихую жизнь в Пеннистоун-ройял.
А затем наступило утро в середине мая, когда Эмма проснулась рано и почувствовала, что ее переполняет прежняя энергия, нетерпение и энтузиазм. Она удивилась и некоторое время лежала в постели, погрузившись в размышления.
– Я с ума сойду от скуки, – объявила она Хильде, когда экономка в восемь часов принесла ей поднос с завтраком.
Та поставила поднос на колени Эмме и сочувственно покачала головой.
– Разумеется, миссис Харт. Всю жизнь вы вели такой активный образ жизни, что нынешнее спокойное и размеренное существование неестественно для вас. Возможно, вам следует попросить Тилсона отвезти вас сегодня в Лидс. Вы могли бы поесть вместе с мисс Полой или мисс Эмили. Вам пойдет только на пользу, если вы ненадолго выберетесь из четырех стен – я уверена.
– У меня есть идея получше, – задумчиво произнесла Эмма. – Начну-ка я каждый день ходить в контору. Конечно, я определенно не желаю работать ежедневно и с утра до вечера. Но с другой стороны, мне надо чем-то заняться. – Эмма с выражением раскаяния покачала головой. – Мне давно уже следовало помогать Эмили планировать ее свадьбу. Я совсем забыла о своих обязанностях. Эгоистичная старуха – вот кто я… Сидела и жалела себя, потому что все мои прежние друзья умерли. – Ее морщинистое лицо вдруг озарилось улыбкой. – Ведь мои внучки тоже мои друзья, верно, Хильда?
– Можете не сомневаться, миссис Харт, – ответила та. – И мисс Эмили с удовольствием примет вашу помощь, ведь ее мать живет в Париже и, похоже, совсем не думает о свадьбе дочери. А у девушки столько забот, да и время уже поджимает. Пятнадцатое июня ведь не за горами, мадам. – Хильда расплылась в улыбке. – А сейчас я пойду вниз и скажу Тилсону, чтобы он подавал машину примерно к половине одиннадцатого. Хорошо?
– Прекрасно, Хильда. Большое спасибо.
Без десяти двенадцать Эмма Харт вошла в свой огромный универмаг в Лидсе. Она прекрасно выглядела в сшитом по заказу платье темно-голубого цвета и в пальто того же тона. Молочного цвета жемчуга охватывали ее шею. Бриллианты блестели в ушах. Седые волосы были аккуратно уложены, а макияж безупречен.
Быстрым и решительным шагом, с улыбкой на губах прошла через отдел косметики на первом этаже.
Когда она остановилась, чтобы поздороваться с многочисленными продавцами, она почувствовала, что тронута почти до слез тем теплым приемом, который ей оказали все они.
Эмма поднялась на лифте для старших сотрудников и на миг заколебалась перед дверью своего кабинета. Ее мучил вопрос – что скажут Пола и Эгнесс. Наконец она повернула ручку двери и вошла.
Пола и Эгнесс стояли у стола секретарши, с головой уйдя в разговор. Когда дверь распахнулась, обе женщины автоматически повернули головы. При виде Эммы они онемели. Ее появление явно стало для них полной неожиданностью.
– Ну что ж, – сказала Эмма. – Я вернулась. И надолго. – Она начала смеяться, глядя на изумленные выражения их лиц и с нарочитым северным акцентом добавила: – Ну, хватит смотреть на меня, как баран на новые ворота. Скажите же что-нибудь.
Пола радостно улыбнулась.
– Добро пожаловать, бабушка, – произнесла она, идя ей навстречу и взяв ее за руку, – Твой кабинет ждет тебя – уже несколько недель.
В последующие за тем месяцы у Эммы часто возникало ощущение, что время понеслось вскачь, как сорвавшаяся с привязи лошадь. Ежедневно она приезжала в Лидс к одиннадцати и работала до четырех. Вскоре она уже вошла в курс всех событий и с вновь пробудившимся интересом следила за функционированием своей колоссальной деловой империи, хотя всю рутинную работу по управлению ею Эмма полностью передоверила внукам. Она наотрез отказалась вновь взять штурвал в свои руки, лишний раз заметив, что удалилась от дел еще год назад и не собирается возобновлять руководство своими многочисленными предприятиями. Она согласилась стать лишь своего рода консультантом, и в случае нужды всегда готова была дать точную и мудрую рекомендацию. А ум ее остался по-прежнему острым, проницательным и тонким.
Итак, продолжая пристально приглядывать за делами компании, Эмма посвятила почти все свое время подготовке к двум свадьбам, намеченным соответственно на июнь и июль. Эмили с огромным облегчением приняла помощь бабушки, точно так же, как и Мэгги Рейнольдс, – невеста Александра. Мать Мэгги умерла уже довольно давно, а ее отец, отставной армейский полковник, в последнее время не слишком хорошо себя чувствовал. К тому же он, человек суровый и замкнутый, не очень-то интересовался столь далеким от круга мужских увлечений событием, как свадьба собственной дочери.
Со свойственной ей эффективностью и редкостной способностью полностью концентрироваться на решаемой проблеме, Эмма медленно, но верно двигалась вперед. Она занималась приглашениями, списком гостей, поставщиками продуктов и цветов, портными и музыкантами, которым предстояло играть на обоих торжествах. Она нанесла несколько визитов преподобному Эдвину Легрису, дабы обсудить по отдельности каждую церемонию, которые ему предстояло лично провести в Рипонском соборе. Эмма подолгу беседовала с органистом и руководителем хора и помогла будущим парам отобрать соответствующую музыку.
Ни одной, даже самой мельчайшей детали она не пустила на самотек. Эмма Харт стремилась к идеалу и твердо решила его добиться, невзирая на траты времени, сил и денег. Как-то вечером Уинстон сказал ей:
– Как хорошо, что вы снова вернулись, тетя Эмма, снова встали во главе войска и время от времени щелкаете хлыстом, как раньше в «Гнезде цапли». Что бы без вас делали?
– Не сомневаюсь, что справились бы, – как всегда уверенно отозвалась Эмма, но замечание Уинстона доставило ей удовольствие. Ей хотелось чувствовать себя нужной и полезной, – подумала она в тот вечер, укладываясь спать. Она также призналась себе, что предсвадебная суета отвлекла ее от смерти Блэки, облегчила ее горе и чувство одиночества. «Вот что значит полезная деятельность, – пробормотала она себе под нос, натягивая ночную рубашку. – И счастливые события. Все, что нужно любому старику, чтобы почувствовать смысл дальнейшей жизни».
С сердцем, преисполненным любви, гордости и радости, следила Эмма, как Эмили шла к величественному алтарю Рипонского собора под руку с отцом, Тони Баркстоуном, в полдень пятнадцатого июня.
Ее молоденькая внучка в тот день выглядела очаровательной, как никогда. В своем свадебном наряде из белой тафты она напоминала хрупкую статуэтку из знаменитого дрезденского фарфора. Платье было выполнено в классическом стиле с кринолином и лилиями. Те же цветы, только вышитые из шелка, украшали маленькую корону, венчавшую украшенную фатой голову невесты. Из украшений, помимо обручального кольца, она надела только каплевидные бриллиантовые сережки, подаренные ей Эммой в 1968 году, да еще ниточку жемчуга – подарок тетушки Шарлотты, которая получила его сразу после первой мировой войны от брата Эммы, Уинстона, в день собственной помолвки. Подружками невесты были сводные сестры Эмили, Аманда и Франческа, очаровательные в своих платьях из голубой тафты и с венками из жимолости на головах.
Свадебный прием состоялся в саду в Пеннистоун-ройял, л двигаясь в толпе членов своей семьи, друзей и многочисленных гостей, Эмма снова и снова повторяла про себя, как ей повезло, что она дожила до такого важного дня в жизни как Эмили, так и ее самой. Погода стояла божественная. С ослепительно голубого неба ярко сияло золотое солнце. Оглядевшись вокруг, Эмма решила, что никогда еще ее сад не выглядел таким чарующе красивым, никогда еще столько цветов не оживляли своим многоцветьем свежую зелень травы и деревьев. В тот день у Эммы были обострены все чувства, и она смотрела на красоту окружающего мира и на сновавших вокруг людей еще более проницательными, чем всегда, глазами. Мельчайшие вещи вдруг обрели новую значимость и важность, и на какой-то миг Эмму переполнило чувство неведомого ей доселе спокойствия и умиротворения.
Сидя за чашкой чая и наблюдая за танцующей молодежью, Эмма думала о своей трудной жизни, о борьбе, которую ей довелось вести, о боли и печалях, что выпали на ее долю, о потерях и поражениях, которые она испытала. И вдруг все это показалось ей совсем несущественным. «Я такая счастливая, – пробормотала она. – Счастливее многих. Я знала великую любовь, имела добрых и преданных друзей, добилась ошеломляющего успеха, составила гигантское состояние и всю свою жизнь наслаждалась крепким здоровьем. И, что важнее всего, у меня есть внуки и внучки, которые любят меня, заботятся обо мне в мои преклонные годы. О да, я очень счастлива, что у меня есть все это».
Пять недель спустя, в конце июля, Эмма испытала похожие чувства, когда ее внук женился на Маргарет Рейнольдс. Мэгги тоже была очаровательна, элегантна и грациозна в своем строгом платье из темно-кремового атласа с высоким воротом, длинными узкими рукавами и изящной юбкой с длинным шлейфом. К ней Мэгги надела атласную шляпку без полей, украшенную мелким жемчугом и фатой из брюссельских кружев. Замечательная июньская погода продержалась до июльской церемонии в Рипонском соборе и до приема в парке величественного старого дома Эммы.
Как-то в воскресенье, примерно через неделю после второй свадьбы, Эмма и Пола вышли погулять по саду Пеннистоун-ройял. Вдруг Эмма сказала:
– Спасибо, что вытащила меня из депрессии после смерти Блэки. Иначе я не дожила бы до двух таких радостных дней и не увидела бы, как Эмили вышла за Уинстона, а Сэнди женился на Мэгги. – Она задорно подмигнула Поле и добавила: – Теперь, если повезет, я могу дождаться, когда в самом недалеком будущем в моей семье появится еще парочка новых правнуков.
– Обязательно дождешься, бабушка, – воскликнула Пола, улыбнувшись ей в ответ. – Я сама об этом позабочусь.
Эмма взяла Полу под руку, и они вместе не спеша побрели по Аллее Рододендронов. Через некоторое время Эмма тихо произнесла:
– Я рада, что Джим вернулся из больницы как раз вовремя, чтобы успеть, по крайней мере, на свадьбу Александра.
– И я тоже, бабушка, – ровным тоном ответила Пола. – И он гораздо лучше себя чувствует. Бедный Джим – он испытал такое глубокое падение, после которого остается только подниматься вверх.
– Да, дорогая, будем надеяться. – После короткого колебания Эмма продолжила: – Я пыталась поговорить с ним насчет его нервного срыва, чтобы выяснить причину случившегося. Но, боюсь, он не очень откровенен. Я права?
– Да. Похоже, он не может говорить об этом, даже со мной. Я решила, что лучше не давить на него. Уверена, он станет откровеннее попозже. – Пола вздохнула. – У Джима какие-то странности. Доктор Хэдли рассказал мне, что психиатр в больнице тоже оказался в некотором затруднении. Очевидно, он так и не смог добраться до истоков его болезненного состояния.
Эмма ничего не ответила, и они молча пошли дальше и наконец уселись на скамеечку на вершине холма. Эмма глядела вперед, все еще думая о Джиме. Выражение ее лица стало печальным – она гадала, почему он так замкнулся в себе и даже не смог раскрыться перед врачом, который мог бы помочь ему.
Пола присмотрелась к бабушке и спросила:
– О чем ты задумалась? Ты вдруг так помрачнела.
– Так, пустяки, – пробормотала Эмма – Я рада, что Джим поехал в мой дом на юге Франции вместе с Дэзи и Дэвидом. Думаю, отдых очень пойдет ему на пользу. Солнце, свежий воздух, активный образ жизни, много хорошей еды и сон всегда делают чудеса. Когда он вернется в конце августа, он сможет приступить к работе в газете – Не дожидаясь ответа, Эмма с любопытством посмотрела на Полу. – Ведь правда? Ты ничего от меня не скрываешь, милая?
– Нет-нет, что ты? – Воскликнула та, отвлекаясь от собственных тревожных мыслей. – Я, как и ты, счастлива, что он согласился поехать отдыхать с моими родителями.
– Странно, что он не настоял, чтобы ты поехала с ним, – заметила Эмма, с большим интересом взглянув на внучку.
– Я обещала Джиму, что приеду к ним на недельку в середине августа, если ты не против. Вообще-то, я надеялась, что и ты составишь мне компанию.
– Ну нет, я больше не путешественница. Я останусь здесь и буду присматривать за моими правнуками. – Эмма помолчала и добавила, словно мимоходом. – Я бы хотела, чтобы ты осталась в Пеннистоун-ройял. Если Джим согласится и захочет жить здесь, разумеется. Дом такой большой и мне в нем покажется пусто без крошки Эмили. – Эмма расхохоталась. – Пожалуй, надо перестать так ее называть, да? В конце концов, она теперь замужняя дама.
– И ни на миг не забывает об этом, – со смехом подхватила Пола. – Я бы хотела, чтобы мы жили здесь с тобой, бабушка. Я поговорю с Джимом при встрече. – Пола едва удержалась, чтобы не рассказать Эмме о своем твердом решении поговорить с Джимом о разводе. Но, искоса взглянув на бабушку, она передумала. Зачем тревожить ее? Гораздо лучше сперва самой решить вопрос с мужем.
Глава 42
Жарким днем в конце августа Эмма сидела за столом своего кабинета в универмаге Лидса и проверяла для Полы список проданных товаров. Совершенно неожиданно у нее возникло чувство, что она не одна в комнате. Эмма быстро вскинула голову и посмотрела на открытую дверь, ведущую в кабинет Полы, ожидая увидеть в проеме фигуру внучки. Полы там не было.
– Так. У меня начинаются галлюцинации, – вслух сказала Эмма и усмехнулась. «А теперь я еще говорю сама с собой, – подумала она. – Надеюсь, я не становлюсь слабоумной. Вот это я уже не перенесу».
Она отложила ручку и с отвращением уставилась на листок цифрами. Ей совершенно не хотелось работать. Эмма взглянула на часы. Почти пять. Примерно в это время Пола отправлялась в инспекционный обход какого-нибудь этажа универмага. Возможно, сейчас она встречается с Эмили в обувном салоне «Райн-Дельман». Когда Эмили в первой половине дня позвонила ей в офис, она сказала что-то о покупке обуви.
Довольная улыбка тронула уголки губ Эммы, за секунду до этого сжатых самым решительным образом. Сегодня вечером, как обычно по пятницам, они устраивают девичник в Пеннистоун-ройял. Бабушка, две ее внучки и Мерри О'Нил.
Эмма откинулась на спинку кресла, предвкушая предстоящий вечер, но вдруг зажмурилась от невыносимо яркого света, который неожиданно хлынул в окна.
– Какое яркое солнце, просто ослепительное, – пробормотала она себе под нос, поднялась из-за стола и пересела на диван.
Эмма зажмурилась, пытаясь спастись от заполнившего комнату резкого, неестественного света. Но он, казалось, проникал сквозь тонкую кожу ее старых век, и тогда она открыла глаза. «Просто ослепляет, – снова пронеслось у нее в голове. – Надо попросить Полу зашторить здесь окна. В такой солнечный день тут прямо-таки невыносимо».
Эмма вернулась, чтобы укрыться от нестерпимого свечения. Ее взгляд упал на фотографии в рамках, стоявшие на столике около дивана. Серебро, медь и стекло словно полыхали огнем, отражая заполнившее кабинет сияние, И любимые лица смотрели на нее с карточки с нетерпением, словно звали ее. Да, в последнее время они действительно часто звали ее… Лаура и Блэки, братья Уинстон и Фрэнк. И Пол. Ее дорогой Пол. Вот уже несколько дней их образы так ярко ожили в ее воображении, их голоса так звонко и отчетливо звучали в ее голове, что они казались Эмме реальными, живущими до сих пор на этом свете.
Когда Эмма думала о прошлом, оно было для нее более важным, чем настоящее. Ее постоянно навещали воспоминания об ушедших днях, и сила и отчетливость воспоминаний удивляли ее саму. Они поглощали ее, уносили в иное временное измерение, и порой ей казалось, что и время само застыло на каком-то давнишнем повороте, где сама она была молодой женщиной. Да, те, кого она любила, те, кто умер, оживали в часы ее бодрствования и окружали ее в долгие бессонные ночи. За последнюю неделю ей приснилось очень много странных снов, и они присутствовали в них во всех.
Улыбаясь про себя, Эмма потянулась за фотографией Пола. Она крепко взяла ее в руки и вгляделась в черты дорогого лица. Как часто за последние двое суток она брала этот портрет. Он словно притягивал ее своей улыбкой, своими смеющимися глазами.
Свечение в комнате стало таким невыносимо ярким, что старая женщина опять зажмурилась. Словно тысяча нацеленных на середину комнаты прожекторов вспыхнули одновременно. Эмма крепко прижала к груди фотографию Пола и широко открытыми глазами уставилась на сверхъестественное сияние, которое почему-то больше ее не тревожило. В нем чувствовалось нечто величественное и прекрасное.
Но через несколько секунд она опустила голову на высокую спинку дивана и сомкнула ресницы. С губ Эммы сорвался тихий вздох наслаждения. Ее переполняло ощущение счастья, такое безграничное, какого она никогда раньше не испытывала и даже не подозревала о существовании столь сильного чувства. Приятное тепло разлилось по ее телу. «Как хорошо», – подумала Эмма. И она, которая всю жизнь не могла толком согреться, наконец почувствовала себя уютно и преисполнилась умиротворенности. Ее клонило в сон, силы полностью оставили ее. И в то же время Эмма чувствовала себя полной неведомой ей прежде энергии. И постепенно ей стало ясно еще кое-что. Он находился здесь. В одной комнате с ней. Вот чье присутствие она почувствовала несколько минут назад.
Он вышел из-за пелены света и начал приближаться к ней все ближе и ближе. Но как он молод… Он выглядит точно так же, как в тот вечер, когда Эмма впервые увидела его в отеле «Ритц» в годы первой мировой войны. И на нем военная форма. Майор Пол Макгилл из Австралийского корпуса. Вот уже возвышается над ней, улыбаясь своей обезоруживающей улыбкой. Огромные голубые глаза чисты и полны любви. «Я так и знал, что найду тебя в конторе, – произнес Пол. – Но тебе пришла пора отдохнуть. Твоя работа на Земле окончена. Ты совершила все, что тебе полагалось совершить, сделала все, за чем явилась на свет. А теперь ты должна пойти со мной. Я ждал тебя больше тридцати лет. Пойдем, моя Эмма».
Он улыбнулся и протянул руку. Эмма улыбнулась в ответ, но тут с ее губ сорвался вздох: «Подожди, Пол. Не забирай меня еще несколько минут. Позволь мне еще раз увидеть их… Полу и Эмили. Они вот-вот придут сюда. Дай мне попрощаться с моими девочками. А потом я последую за тобой и последую с радостью. Теперь я хочу быть с тобой. Я тоже знаю, что мое время пришло». Пол с улыбкой шагнул назад, отступив за пелену волшебного свечения. «Обожди меня, дорогой», – вскричала Эмма. «Да, я здесь, – отозвался он. – Я больше никогда тебя не покину. Теперь ты в безопасности». Эмма простерла руки ему вослед.
Фотография выпала у нее из рук на пол. Стекло со звоном разбилось. Эмму охватила такая слабость, что она не могла подобрать ее. У нее не хватало сил даже открыть глаза.
Войдя в смежный с этой комнатой кабинет, Пола и Эмили услышали внезапный шум. В панике они переглянулись и бросились к бабушке.
Эмма без движения лежала на подушках дивана. Такое спокойствие и умиротворенность были написаны на ее лице, что они сразу почувствовали неладное. Пола успокаивающим жестом дотронулась до руки кузины, и они вдвоем приблизились к дивану.
– Она просто вздремнула, – с облегчением прошептала Эмили. Она заметила на полу фотографию, подобрала ее и поставила на место.
Но Пола более внимательно смотрела на тихое и спокойное лицо бабушки. От ее взгляда не ускользнули ни заострившийся нос с побелевшими ноздрями, ни бледные губы, ни помертвевшие щеки.
– Нет, она не спит. – У Полы задрожали губы. – Она умирает. Наша бабушка умирает.
Краска отхлынула от лица Эмили. Она окаменела от страха. Ее зеленые глаза, точно такие же, как у Эммы наполнились слезами.
– Нет. Нет, не может быть. Надо немедленно позвонить доктору Хэдли.
У Полы пересохло в горле, слезы застилали ей глаза. Она смахнула их дрожащей рукой.
– Слишком поздно, Эмили. Думаю, это ее последние минуты. – Пола подавила рыдание и, опустившись на колени у ног Эммы, взяла в руки ее старую морщинистую ладонь. – Бабушка, – ласково прошептала она. – Это я, Пола.
Веки Эммы дрогнули. Ее лицо посветлело от радости.
– Я ждала тебя, дорогая. Тебя и Эмили. Где она? Я ее не вижу, – произнесла она слабым угасающим голосом.
– Я здесь, бабушка, – выдохнула Эмили омертвевшими губами. Она тоже опустилась на колени и взяла другую руку Эммы.
Та увидела ее и слегка наклонила голову. Ее глаза на миг закрылись, но тут же она вновь подняла веки. Из последних сил распрямившись, старая миссис Харт в упор посмотрела в залитое слезами лицо Полы.
– Я просила тебя удержать мою мечту, – проговорила она слабым, но отчетливым и даже молодым голосом. – Но ты должна иметь еще и свою собственную мечту, Пола. И ты тоже, Эмили. И вы обе должны бороться за свою мечту… всегда. – Она снова откинулась на спинку дивана, словно без сил, и закрыла глаза.
Обе внучки, не в силах вымолвить ни слова, смотрели на свою бабушку, крепко сжимая ее руки. Обе они онемели от горя. Мертвую тишину в комнате нарушали только их приглушенные рыдания.
Внезапно Эмма вновь открыла глаза. Она улыбнулась Поле, затем Эмили и отвела от них взор. Ее взгляд устремился в далекую-далекую даль, словно она увидела там нечто, невидимое ни для кого, кроме нее одной.
– Да, – промолвила Эмма. – Теперь пора.
Ее зеленые глаза загорелись невиданным блеском, словно освещенные изнутри чистейшим пламенем. И она улыбнулась своей неповторимой улыбкой, от которой засветилось все ее лицо, а затем с выражением глубокой задумчивости и глубочайшей нежности Эмма в последний раз посмотрела на внучек. Ее глаза закрылись.
– Бабуля, бабуля, мы так тебя любим, – Эмили зарыдала так, словно ее сердце разрывалось на части.
– Она ушла с миром, – прошептала Пола. Слезы ручьями текли по ее щекам. Затем она встала и поцеловала бабушку в губы. Капельки слез упали на лицо умершей.
– Ты навсегда останешься в моем сердце. До самой моей могилы. Ты – самая лучшая часть меня.
Эмили покрывала поцелуями маленькую кисть Эммы. Теперь она тоже поднялась на ноги. Пола отошла в сторону, чтобы ее кузина могла попрощаться с Эммой.
Эмили погладила Эмму по щеке и поцеловала ее в губы.
– Ты будешь жить, пока жива я, бабушка. Моя любовь к тебе не умрет. И я никогда тебя не забуду.
Машинально Пола и Эмили прижались друг к другу и обнялись, ища поддержки. Несколько минут обе молодые женщины стояли бок о бок, рыдали и одновременно каждая пыталась утешить другую. Но постепенно они немного успокоились.
Эмили устремила взор на Полу. Дрожащим голосом она произнесла:
– Я всегда боялась смерти. Но во мне больше нет страха Я никогда не забуду бабушкино лицо в ее последний момент. Оно все светилось, а глаза ее были полны счастья. Что бы она ни увидела, она видела нечто прекрасное.
– Да, – сказала Пола севшим и дрожащим голосом. – Она действительно видела что-то прекрасное. Она видела Пола… и Уинстона, и Фрэнка… и Лауру, и Блэки. И она радовалась, ибо наконец-то они снова будут все вместе.
Глава 43
Даже после смерти Эмма Харт не утратила власти над окружающими. Вызвав в контору доктора Хэдли, обзвонив всех членов семьи и затем сопроводив тело умершей в ритуальную контору, Пола и Эмили наконец поехали в Пеннистоун-ройял.
Хильда, вся в слезах, встретила их на пороге Каменного зала.
Экономка сжимала в руке письмо.
– Миссис Харт передала его мне несколько недель назад, – пояснила она, вручая конверт Поле. – Она попросила передать его вам, мисс Пола, после ее смерти. – И Хильда, проработавшая у Эммы более тридцати лет, вновь разрыдалась. – Невозможно поверить, что ее нет, – воскликнула она, вытирая слезы. – Утром, перед уходом в универмаг, она так хорошо выглядела.
– Да, – тихо прошептала Пола. – И мы должны радоваться, что до самого последнего часа бабушка сохранила ясный ум и умерла такой спокойной и даже прекрасной смертью.
Еще несколько минут Пола и Эмили успокаивали безутешную экономку и описали ей последние мгновения жизни Эммы, что, похоже, несколько смягчило ее боль. Наконец Хильда немного пришла в себя и сказала:
– Я понимаю, что у вас обеих теперь много забот. Если вам что-нибудь понадобится, позовите меня.
Пола медленным шагом пересекла Каменный зал и, прижимая письмо к груди, поднялась по широкой лестнице. Эмили последовала за ней.
Кузины вошли в верхнюю гостиную Эммы, где гудел огонь и сияли лампы. Они уселись на диван, и у Полы дрожали руки, когда она распечатала конверт и прочитала четыре страницы, покрытые мелким, красивым почерком Эммы. Письмо оказалось не сентиментальным или грустным, а напротив – деловым и бесстрастным и представляло собой пожелания Эммы относительно организации ее похорон. Она хотела короткую и простую церемонию, на которой прозвучала бы одна молитва и два гимна, один из которых надлежало спеть Шейну О'Нилу. Эмма не желала надгробный речей, но оставляла этот вопрос на усмотрение Полы. Произносить прощальное слово мог только ее племянник Рэндольф, и никто другой.
Именно бодрый дух последнего послания Эммы вызвал новый поток слез Полы. Всхлипнув, она передала письмо Эмили:
– Здесь бабушкины посмертные пожелания. Она просит, чтобы похоронная служба не затягивалась долго и не хочет излишней помпезности. Мы должны выполнить ее волю.
Эмили тоже расплакалась, прочитав письмо. Промакнув платком слезы и высморкавшись, она спросила дрожащим голосом:
– Что нам теперь делать без бабушки?
Пола обняла кузину и принялась ее успокаивать. Через несколько минут она сказала нежно, но твердо:
– Мы сделаем все так, как она пожелала. И отныне и навсегда мы станем сильными и очень-очень храбрыми. Иного она от нас и не ожидала бы. В конце концов, именно такими она нас воспитала. Бабушка учила нас не сгибаться, как никогда в жизни не сгибалась сама, и мы должны выполнять ее заветы. Мы не можем ее подвести. Ни сейчас. Ни в будущем.
– Да, ты права, – Эмили глубоко вздохнула. – Извини, я не хотела становиться для тебя лишней обузой. Я понимаю, что тебе так же тяжело, как и мне. – Она наморщила лоб и добавила: – Ты заметила дату на письме?
– Да. Она написала его через несколько дней после свадьбы Александра, то есть всего лишь месяц назад.
– Как ты думаешь, бабушка знала, что скоро умрет?
– Возможно, но кто это может сказать наверняка? Однако говорят, будто старики действительно чувствуют приближение смерти. Внезапная кончина Блэки потрясла ее, сама знаешь, и заставила ощутить себя беззащитной, сильнее осознать собственную смертность. – Пола выдавила из себя улыбку. – С другой стороны, мне хотелось бы верить, что наша бабуля просто проявила свою обычную деловитость, заранее предусмотрев все варианты. Ты же знаешь, Эмма Харт никогда ничего не оставляла на волю случая.
Слова Полы несколько приободрили ее кузину.
– Верно. И по крайней мере, бабушка умерла так, как хотела – на работе, в своем кабинете.
Молодые женщины одновременно обернулись на звук открываемой двери.
Уинстон, с искаженным болью лицом и покрасневшими глазами, почти вбежал в гостиную.
– Простите за опоздание. Никак не мог оторваться от телефона, – пояснил он, поцеловал жену и одобряюще пожал ей плечо, затем наклонился и чмокнул Полу в щеку.
Пола протянула ему письмо Эммы:
– Здесь последние указания бабушки, ее посмертные желания.
Уинстон прочитал письмо и сказал:
– Эмма сформулировала все абсолютно четко и недвусмысленно. Слава Богу. Иначе внутри семьи возникло бы множество споров и разногласий относительно процедуры ее похорон, особенно со стороны Робина. Вы же знаете, какой он упрямый и как любит устраивать из всего проблемы.