Глава 19

Десять дней спустя Эмма никак не могла понять, как она сумела справиться со всеми делами за те несколько дней что провела в Лондоне. Она проверила, как идут дела во всех ее компаниях, чтобы убедиться, что все в абсолютном порядке и что во время ее долгого отсутствия не должно быть никаких проблем. Она несколько раз встретилась со своими поверенными и банкиром Генри Россистером. Им с Генри даже удалось провести пару вечеров вместе, посвятив их уже не делам, а развлечениям. Она встречалась и подолгу беседовала по отдельности с Уинстоном и Александром. Она встретилась и обсудила кое-что с Сарой; одобрила все модели одежды из серии «Леди Гамильтон» для весенней коллекции 1970 года и просмотрела вместе с внучкой планы новой рекламной кампании. И даже работая допоздна в универмаге, все время переезжая с одной встречи на другую, перенастраиваясь на обсуждение разных дел, она все-таки нашла время подобрать столь необходимый ей гардероб для кругосветного путешествия с Блэки.

Эмма считала, что можно не беспокоиться ни о чем, кроме того, что касалось Джонатана. Он – ее враг. Она не знала почему. Она не могла этого доказать. Тем не менее она была убеждена больше, чем когда бы то ни было, что он – тот единственный из ее внуков, которому она не может доверять.

Открыв папку, которая лежала на ее письменном столе, она внимательно и скрупулезно прочитала отчет частного сыскного агентства, в которое она обратилась, чтобы проверить, чем занимался Джонатан в деловой и личной жизни. Сыщики не нашли ничего предосудительного, но это не убедило ее, что он ни в чем дурном не виноват. Этому агентству – фирме «Грейвс и Сондерсон» – придется поработать еще, копнуть поглубже и раскинуть сети подальше. Она уверена, что где-то что-то обязательно найдется.

Всю свою жизнь Эмма Харт славилась способностью видеть людей насквозь и читать, как открытую книгу, мысли членов своей семьи, друзей и врагов. Это было так, как будто какой-то добрый дух нашептывает ей все на ухо. Кроме того, она от рождения обладала той сверхъестественной интуицией, которой обычно наделены те, кто умеет выходить из жизненных бурь целым и невредимым, – нечто вроде шестого чувства, которое позволяло ей улавливать незаметные для других мельчайшие признаки, указывающие на приближение каких-то событий – как плохих, так и хороших, но особенно плохих. И кроме того, у нее был какой-то особый инстинкт предчувствовать опасность. Она привыкла доверять этому инстинкту, зная, что он ее не подведет. В последнее время, уже довольно долго, все ее органы чувств и почти сверхъестественные способности предугадывать подавали ей сигнал тревоги, говорили о том, что где-то готовится что-то неприятное, но пока еще она не сумела определить, в чем же кроется конкретная опасность. И все же опасность была. Она словно нависала над ней в темноте, оставаясь вне досягаемости.

Ее взгляд остановился на нескольких абзацах, где говорилось о Себастьяне Кроссе. Они с Джонатаном – хорошие друзья, по-настоящему близкие друзья, – но ничего, кроме этого, сыщики не обнаружили. Когда она впервые услышала об их тесной дружбе, которая началась в годы учебы в Итоне, она задала себе вопрос, нет ли между ними гомосексуальной связи. Но, по всей вероятности, это подозрение было безосновательным – в отчете господина Грейвса приводились прямо противоположные факты. Она решительно захлопнула папку с отчетом. Что толку перечитывать его много раз? Это пустая трата времени. Кроме того, она уже, можно сказать, «прочесала» всю информацию, содержащуюся в отчете, частым гребнем, пытаясь найти хотя бы одну-единственную зацепку, какой-нибудь намек, маленькую ниточку, за которую можно было бы потянуть. Но все напрасно, она ничего не нашла. Эмма положила папку в ящик стола и заперла его. Ей не хотелось больше думать о возможности предательства. Она чувствовала себя подавленной. Было очень тяжело и неприятно, что пришлось прибегнуть к таким недостойным, ужасным мерам – поручить сыщикам следить за членом своей собственной семьи. Но у нее не было иного выхода. Еще только один раз в жизни она прибегала к этому отвратительному средству – слежке за человеком. Тогда, как и сейчас, это вызывало у нее отвращение и внутренний протест. Лет сорок тому назад она сочла необходимым выяснить, чем занимается ее второй муж… чтобы защитить себя и своих детей. Ей вдруг пришло на ум, что в нынешней ситуации заключается горькая ирония: ее второй муж, Артур Эйнсли, – дед Джонатана.

Откинувшись на спинку стула, Эмма размышляла над другой неотложной и трудной проблемой – сказать ли Александру и Поле о своих подозрениях относительно Джонатана. Может быть, разумно было бы поделиться с ними? Что, если с ней что-нибудь случится, пока она будет за границей? Например, заболеет. Или внезапно умрет. Она не считала все эти возможности очень реальными. Она совершенно здорова, прекрасно себя чувствует, в ней много сил и жизненной энергии – уж энергии-то у нее сейчас побольше, чем когда-либо раньше. С другой стороны, ведь через пару дней ей исполнится восемьдесят. Возможно, чтобы подстраховаться, лучше сказать им. Они – ее главные наследники. Ее империя в один прекрасный день окажется в их руках…

– Вам еще что-нибудь нужно, миссис Харт? – спросила Гей Слоун, ее секретарь.

– Нет, спасибо, Гей. Я жду Полу. Мы поедем с ней поужинать. Тебе незачем ждать. Можешь идти домой.

Десять минут спустя в кабинет вошла Пола, и когда Эмма, оторвавшись от бумаг, посмотрела на нее, лицо ее смягчилось. Но почти сразу же она встревоженно прищурилась:

– Пола, у тебя ужасно усталый вид! – В ее голосе ясно слышалась тревога. – У тебя темные круги под глазами, и ты очень бледна. Как ты себя чувствуешь? Ты уверена, что с тобой все в порядке?

– Да, – успокоила ее Пола, опускаясь на стул перед бабушкиным столом. – Просто сегодня был ужасный день, когда все идет не так. Бесконечные проблемы с Французской неделей, которая запланирована на июль.

– Какие проблемы?

– В основном с людьми. Ты знаешь, как это бывает: столкновение разных характеров, чрезмерные амбиции, обиженное самолюбие. Но мне вроде бы удалось снова все уладить. Знаешь, бабушка, мне здорово не хватает Эмили. Она ведь всегда так замечательно умела организовать любую нашу кампанию, и очень успокаивающе действовала на всех.

– Да, мне всегда казалось, что в этом, в частности, заключается ее талант. Бывало, что многие управляющие в магазине трепетали перед ней – такой страх она на них наводила, но в конце концов ей обычно удавалось найти к ним подход и покорить их сердца. Возможно, тебе стоит подумать о том, чтобы подыскать себе помощника или помощницу вместо Эмили.

– Не знаю. – Пола пожала плечами. – Я думаю, что и одна справлюсь. Давай сейчас не будем тревожиться об этом. Вся подготовка к Французской неделе наконец на мази и под контролем. Я не думаю, что возникнут какие-нибудь серьезные проблемы. Боже упаси! Скажи лучше, сумела ты взглянуть на планы наших модных лавок? И поговорила ли с Мерри?

– Да, поговорила, сегодня после обеда. Сначала я целый час изучала планы, а потом позвонила Мерри и сказала, что благословляю вас обеих. Ты права, Пола. Думаю, в деле с этими салонами нам должен сопутствовать успех.

– Как я рада, что ты согласна со мной, бабушка. – Пола явно была довольна и добавила: – Мерри немало над этим поработала, и все похвалы по праву принадлежат ей, а не мне. Кстати, я вчера упомянула о нашем начинании, когда говорила с Эмили. Поскольку она в начале следующего месяца едет в Гонконг, я думала, она могла бы поглядывать, не встретится ли ей что-нибудь подходящее для этих салонов. Ну, знаешь, соломенные шляпы, сумки, босоножки, красивые платки и шали, летние украшения – все, что можно носить во время отпуска на курорте.

– Хорошая мысль. И кроме того, Эмили умеет найти и выбрать стильные вещи. – Она помолчала, положила кипу бумаг в голубую папку, потом подняла глаза и внимательно взглянула на Полу. – Скажи, пожалуйста, а Эмили тебе ничего особенного не говорила? Не делилась с тобой чем-нибудь?

– Наверное, ты имеешь в виду ее нового друга? – Пола засмеялась. – Должна признаться, она очень уклончиво говорит со мной о нем, а это совсем не похоже на Эмили. Мы всегда поверяли друг другу все свои тайны, как ты прекрасно знаешь. Но про свою новую любовь она не говорит абсолютно ничего, только намекает, что он удивительный, замечательный, не похожий на других. Она называет его своим таинственным, нет – тайным любовником. Но имей в виду, я уверена, что на самом деле он вовсе не любовник ей. – Пола добавила последнюю фразу, повинуясь внезапному желанию защитить Эмили, ей не хотелось, чтобы у бабушки сложилось ложное впечатление о моральных принципах молодой девушки. – Ты же знаешь, она всегда склонна преувеличивать.

Эмма сдержала улыбку, поняв, что двигало Полой.

– Тебе не нужно защищать Эмили передо мной, дорогая Пола. Я знаю, что она не заводит случайных связей… Она не пошла по стопам своей мамочки – в этом я абсолютно уверена. Но он действительно ее любовник.

Очень удивленная этими словами, Пола спросила:

– Откуда тебе это известно?

– Из самого надежного источника, можно сказать, из первоисточника, – объявила Эмма. В ее усталых глазах запрыгали лукавые огоньки, они ожили. Она откинулась на спинку стула и насмешливо улыбнулась Поле.

– Бабушка, ты похожа на кошку, которая только что съела птичку, – засмеялась Пола. – Из какого еще первоисточника?

– От самой Эмили. Она сама рассказала мне о нем. И так называемый тайный любовник больше уже не тайный. И тем более не таинственный. – На губах Эммы играла довольная улыбка, она явно забавлялась, заметив на лице Полы удивленное, ничего не понимающее выражение.

– Вот как?

Эмма звонко рассмеялась.

– Эмили пришла ко мне позавчера вечером и говорила со мной довольно прямо и откровенно, называя вещи своими именами, – ты знаешь, как она умеет. Она сказала: «Бабушка, я очень влюблена, и это очень серьезно. Я сплю с ним, но хочу, чтобы ты не беспокоилась. Я не забеременею. Я принимаю противозачаточные пилюли». Меня это нисколько не удивило – в конце концов, она всегда была довольно практична… Голова у Эмили, как и у тебя, хорошо сидит на плечах. По правде сказать, Элизабет могла бы научиться кое-чему у вас двоих. Так вот, я, конечно, опешила – не буду скрывать, но это меня не шокировало, хотя, думаю, Эмили этого ожидала. Иногда я думаю, что, возможно, эта девочка принимает меня за непорочную деву Марию. Как бы то ни было, она говорила очень честно, это было даже трогательно. – Эмма замолчала, а потом снова улыбнулась той особой улыбкой, от которой ее лицо словно освещалось изнутри. – Наша маленькая Эмили сейчас на седьмом небе от счастья. Она по-настоящему влюблена.

– Но кто он? – настаивала Пола. – Ты сказала, что он совсем не таинственный, значит, это кто-то, кого я знаю?

– Да, знаешь, – усмехнулась Эмма, и огоньки в ее глазах заблестели еще ярче. Она явно чувствовала себя хозяйкой положения и с удовольствием поддразнивала Полу. Она была рада забыть обо всех неприятностях, связанных с Джонатаном, не думать об ужасных подозрениях.

– Ну, бабушка, дорогая, не мучай меня, – с укором сказала Пола, сама улыбаясь и заражаясь весельем, которое излучала Эмма. – Ради всего святого, скажи мне, как его зовут. Я просто умираю от любопытства.

– Уинстон.

– Уинстон? – выдохнула Пола, широко раскрывая свои фиолетовые глаза. – Не может быть!

– Может, потому что это так и есть. Почему это тебя шокирует? Уинстон во всех отношениях достойный и подходящий молодой человек. И что скрывать, он очень обаятелен, у него масса достоинств. Он хорош собой. Между прочим, он во многих отношениях похож на меня.

Пола затряслась от смеха: ее развеселило это невинное проявление тщеславия со стороны Эммы Харт.

– Да, бабушка, время от времени я замечала некоторое сходство между вами. – Она немного помолчала. – Единственная причина, почему меня словно громом поразило это известие, – это то, что уж очень все неожиданно. Кто бы мог подумать… Уинстон и Эмили… Боже правый, когда же началось это их романтическое увлечение? Когда они это поняли? – Пола вдруг нахмурилась, ее черные брови сошлись на переносице. – Боже мой, а как же эта славная девушка, Элисон Ридли?

– Да, Элисон и вправду славная. Ее очень жаль – эта молодая женщина мне всегда нравилась. Но думаю, он с ней уже окончательно порвал. Вчера Уинстон говорил со мной. Он рассказал и об Элисон: объяснил, что был у нее, сказал ей правду – о том, что между ними все кончено, – стараясь щадить ее чувства, насколько возможно. Что касается твоего первого вопроса, думаю, что Эмили и Уинстон поняли всю глубину чувств друг к другу в день крестин. Уинстон спросил меня, не возражаю ли я против их отношений с Эмили, – и я сказала, что нет, что я очень рада. – Эмма снова наклонилась над столом, лицо ее озарилось искренним счастьем. – Сегодня утром я встречалась с Уинстоном по делам, и, когда мы покончили с делами, он показал мне кольцо, которое купил для Эмили. С изумрудом. – Эмма замолчала на мгновение, потом объявила: – Уинстон просил моего согласия на брак с Эмили. Я дала его, и на этой неделе, прежде чем я уеду в Нью-Йорк, они объявят о своей помолвке.

– Ой, бабушка, как-то у них все очень быстро получается. Может быть, они слишком спешат? – мягко, но с ноткой тревоги в голосе спросила Пола.

– Не думаю, радость моя, – ответила Эмма. – Они же не только что познакомились, Пола. Они выросли вместе и, думаю, хорошо знают друг друга. Когда они поженятся, у них не будет неприятных открытий друг о друге. Конечно, они не смогут пожениться раньше лета следующего года: и я уезжаю в Австралию, и они будут в разъездах. Но честно тебе скажу: у меня легче на душе теперь, когда я знаю, что есть кому позаботиться об Эмили… Да, я очень довольна, что эти двое нашли друг друга. От этого у меня здесь теплее. – Продолжая улыбаться, она показала себе на грудь.

– Теперь я припоминаю, что они с Уинстоном всегда очень дружили, когда были маленькими… Они очень подходят друг другу. Может быть, мне позвонить ей, бабушка? Поздравить ее? – Пола приподнялась со стула, пытаясь дотянуться до телефона на письменном столе.

– Нет, ты сейчас не застанешь ее на Белгрейв-сквер. Они с Уинстоном сегодня идут в театр, и, наверное, она уже вышла. – Эмма взглянула на часы. – Да, уже больше семи. Позвонишь попозже вечером. А мне, думаю, уже пора уходить. Я здесь сегодня с восьми утра. С меня достаточно. Судя по твоему виду, с тебя тоже. – Эмма поднялась и, взглянув на Полу, снова нахмурилась. – Ты уверена, что у тебя все в порядке?

– Как нельзя лучше, бабушка, – солгала она, не желая огорчать ее.

Эмма подумала про себя, что Пола выглядит совершенно измученной. Она никогда еще не видела ее такой, и это тревожило. Но она больше ничего не сказала и, повернувшись, взяла свою сумочку. Губы ее едва заметно сжались. В душу ей закрадывалось подозрение, что, несмотря на доброжелательность и непринужденность, обаяние и легкий веселый нрав, немного мальчишеское поведение, Джим Фарли – весьма нелегкий человек. Но она не будет проявлять назойливость и расспрашивать Полу, не будет пытаться прожить за внучку ее жизнь.

Когда они выходили из конторы, Эмма сказала:

– Я заказала столик у Каннингэма – надеюсь, ты ничего не имеешь против рыбы?

Позже, во время ужина в ресторанчике в Мэйфер, где кормили рыбой и устрицами, Пола немного пришла в себя, что очень порадовало Эмму. Она даже внешне изменилась. Ее алебастрово-белая кожа немного порозовела и стала нежно-розовой – оттенка морской раковины; из глаз исчезло загнанное выражение, заметно спало напряжение. К тому времени, когда принесли кофе, Пола была уже гораздо больше похожа на себя. И Эмма приняла решение: она поделится с Полой своими подозрениями. Сегодня же вечером. Прежде чем они уйдут из ресторана, она вскользь упомянет о тех подозрениях, которые внушает ей Джонатан, но сделает это мимоходом. Она считала, что необходимо предупредить Полу, но, с другой стороны, ей не хотелось чрезмерно тревожить ее. А завтра, когда она будет ужинать с Александром, она подробно расскажет ему о том, как обстоят дела. В каком-то отношении даже важнее, чтобы Александр был настороже, был готов отразить нападение, – ведь Джонатан Эйнсли работает в «Харт Энтерпрайзиз».

Глава 20

Наступило тридцатое апреля – день, когда Эмме Харт исполнилось восемьдесят лет. Как обычно, она проснулась рано и, лежа в постели, еще не до конца стряхнув сон, подумала: «Кажется, сегодня не совсем обычный день?» И вдруг вспомнила, чем нынешний день отличался от всех остальных. Ее день рождения.

Эмма терпеть не могла валяться в кровати. Она решительно опустила ноги на пол и, слегка улыбаясь, зашлепала босиком по ковру в направлении окна. Свершилось. Ей никогда и в голову не приходило, что она проживет так долго. Боже, ведь она на одиннадцать лет старше двадцатого столетия! В 1889 году, в тесном домике в Топ Фолд, что в деревушке Фарли, ее мать Элизабет Харт подарила ей жизнь.

Раздвинув занавески, Эмма бросила взгляд на улицу, и ее улыбка стала еще шире. Какой великолепный солнечный день. Голубое небо без единого облачка, под окном – распустившиеся изумрудно-зеленые деревья, чьи отягощенные листвой ветви, переливаясь, плавно раскачивались от слабого ветерка. Она и родилась, по рассказу матери, в подобный ласковый весенний день, день необычно теплый для этого времени года, особенно в прохладном северном климате Йоркшира.

Эмма потянулась. После полноценного ночного отдыха она чувствовала себя свежей, бодрой и активной, как никогда. «Язвочка», – вспомнилось ей, и в сознании тут же возник образ ее брата Уинстона. Именно так он любил называть ее, брызжущую энергией и не знавшую, куда деть избыток энтузиазма, молодых сил и напора. Как ей хотелось бы, чтобы он был жив. И он, и ее младший брат Фрэнк. Внезапно ее охватила грусть, но ненадолго. Сегодня не тот день, чтобы жалеть себя и тосковать по тем, кого она так крепко любила и кто уже покинул этот мир. Сегодня надо думать только о хорошем. Сегодня надо праздновать. Думать о будущем, о молодых… о внуках.