Глава 5

– Джон Кроуфорд вызвался объяснить нам процедуру суда коронера, – объявила Дэзи, переводя взгляд с Эдвины на Энтони. – Он считает, что тогда нам не надо будет так бояться расследования.

– Конечно, тетя Дэзи, – отозвался Энтони. Он встал. – Пойду за Бриджит. Думаю, ей тоже следует послушать, что скажет ваш адвокат. – Когда он вышел из библиотеки, Дэзи встала и присоединилась к сидевшей на диване Эдвине. Она сжала в ладонях руки своей сводной сестры и заглянула в измученные тревогой глаза.

– Постарайся не волноваться, Эдвина. Через несколько часов все останется позади. Нам нельзя распускаться, мы должны быть в форме.

– Да, Дэзи, и спасибо за заботу. Со мной все будет в порядке, – пробормотала Эдвина утомленным голосом. Дни волнения и тревог взяли свое. В это утро она выглядела даже старше своих лет.

В ее блестящих глазах мелькнула искорка благодарности, и она тихо добавила:

– Не знаю, что бы я делала без тебя и Джима. Кстати, где он, Дэзи?

– В данный момент разговаривает по телефону с Полой, и, полагаю, ему еще надо позвонить кое-кому из редакторов своих газет. Но он присоединится к нам, как только освободится. Да его особенно и не нужно инструктировать. В молодости, в бытность свою репортером, он вел судебную хронику и с тех пор знает механизм суда коронера.

Эдвина сидела в напряженной позе. Ее руки теребили платье на коленях, а в груди не хватало воздуха от волнения. Четыре дня и четыре ночи она прожила в безумном страхе за сына. Ей не терпелось оказаться в суде графства и поскорее покончить с расследованием, чтобы наконец рассеялись собравшиеся над его головой тучи. Только тогда она сможет вздохнуть спокойно. Она с радостью отдала бы жизнь за Энтони. На всей земле только он был ей дорог, и, когда закончится расследование обстоятельств смерти Мин, она станет поддерживать его во всем, даже если ей придется принять Салли Харт, которую она не слишком-то любила. До своего смертного часа не простит она себе ту роль пассивного наблюдателя, занятую в обострившемся за последние несколько недель конфликте между Мин и Энтони. А ведь сын просил ее вмешаться и поговорить с невесткой… Он считал, что она может повлиять на его жену, убедить ее занять разумную позицию и разойтись с ним миром, как и договаривались. И возможно, ей действительно удалось бы – теперь никто не узнает, ведь она отказалась. И вот бедняжка Мин мертва. «Побеседуй я с ней, и она осталась бы в живых», – в сотый раз подумала Эдвина. Мучившая ее мигрень еще больше усилилась. Чувство вины не отпускало ее. Дэзи принесла кофе и села в кресло напротив.

– Ты уже решила, что хочешь делать дальше? – спросила она. – После похорон ты проведешь несколько дней в Лондоне?

– Возможно, мне следует уехать отсюда, – начала Эдвина и вдруг замолчала, глядя на двери, в которых появился Энтони вместе со своей экономкой Бриджит О'Доннелл.

– Здравствуйте, миледи. Здравствуйте, миссис Эмори, – произнесла Бриджит, склонив голову, и села в указанное Энтони кресло.

Дэзи, вежливая, как всегда, улыбнулась в ответ:

– Как вам известно, мистер Кроуфорд – наш адвокат, и он приехал из Лондона, дабы по мере сил помочь нам. Он сейчас кое-что объяснит нам, Бриджит. Впрочем, я уверена, что лорд Дунвейл все вам уже сказал. Однако хочу добавить, что у нас нет абсолютно никаких причин для беспокойства.

– А я вовсе и не беспокоюсь, миссис Эмори, – быстро отозвалась Бриджит. Сейчас она говорила отрывисто, что почти скрывало ее обычную манеру растягивать слова. Она не мигая встретила взгляд Дэзи. – Говорить правду очень просто, а больше от меня ничего и не требуется.

Самодовольная улыбка молнией промелькнула по ее бледным тонким губам, и она откинулась на спинку кресла, закинув ногу за ногу. Ее рыжие волосы блестели в солнечных лучах, являя собой разительный контраст с холодными, как льдинки, голубыми глазами.

Дэзи еще больше утвердилась во мнении, что Бриджит О'Доннелл – особа хладнокровная, расчетливая и самоуверенная. Ей не слишком нравилась эта женщина, которой она дала бы лет тридцать пять или около того, хотя выглядела та и моложе.

Дэзи повернулась к Энтони, но не успела она произнести и слова, как распахнулась дверь и в комнату вошел Джон Кроуфорд, старший партнер в фирме «Кроуфорд, Крейтон, Фиппс и Кроуфорд», чей отец долгие годы являлся адвокатом Эммы Харт. Невысокого роста и среднего телосложения, он тем не менее держался прямо как струна и отличался военной выправкой, которая в сочетании с его твердым характером делала его весьма заметной личностью.

– Доброе утро. Простите, что заставил вас ждать, – быстро бросил он и подошел к окну длинной, заставленной книгами комнаты, где его поджидали все остальные. Он выглядел совершенно невозмутимым и спокойным и, как всегда при встрече с клиентами, старался излучать чувство абсолютной уверенности, каковы бы ни были его мысли и скрытые опасения.

– Я понимаю, что сегодня утром вас всех ждет большое испытание, – начал Кроуфорд, – и поэтому я подумал, что, возможно, не повредит, если я вкратце поведаю вам, как проходят заседания суда коронера. Надеюсь, вы меньше станете волноваться, если побольше узнаете о процедуре. – Он обвел глазами четверку своих слушателей. – По мере моего рассказа можете задавать вопросы. Поскольку до сего дня никто из вас не присутствовал на расследовании, позвольте мне в первую очередь предупредить, что в данном суде коронер принимает во внимание показания с чужих слов, чего не бывает в других судах британского законодательства, согласно которому показания с чужих слов не имеют силы доказательства.

Энтони подался вперед.

– Что означают ваши слова? – Он покачал головой. – Наверное, я не правильно вас понял, – воскликнул он более высоким, чем обычно, голосом.

– Вы правильно меня поняли, лорд Дунвейл. Коронер внимательно выслушает показания человека, который что-то слышал, но не уверен, правда ли это… слухи, сплетни, если угодно.

– Ясно, – произнес Энтони более спокойным тоном, хотя он с тревогой подумал о не один месяц ходивших по деревне сплетнях.

Эдвина и Дэзи обменялись тревожными взглядами. Никто не издал ни звука.

Джон Кроуфорд почувствовал охватившее их волнение и, откашлявшись, продолжал:

– Позвольте мне более четко определить понятие «показания с чужих слов» применительно к суду коронера. В нашем случае этот термин может включать слова, сказанные умершим незадолго до его или ее смерти члену семьи, другу, доктору или адвокату. Свидетель вправе сообщить, будто умерший единожды либо многократно угрожал покончить жизнь самоубийством. Или он может высказать мнение, что тот находился в состоянии депрессии. Коронер возьмет его слова на заметку. Возможно, уместен и другой пример. Например, основываясь на собранной им информации, полицейский может сообщить коронеру, что он пришел к заключению, что умерший покончил жизнь самоубийством. Коронер учитывает подобные заявления. Хотел бы также подчеркнуть, что показания такого рода действительно оказывают влияние на ход судебного разбирательства и уж точно – на характер задаваемых коронером вопросов.

– Сотрудники полиции опрашивают свидетелей? – спросил Энтони.

– Нет-нет. Никогда. В суде коронера это запрещено. Только коронер облечен правом задавать вопросы. – Дверь открылась, и Кроуфорд резко обернулся.

В комнату проскользнул Майкл Ламон, управляющий поместьем Клонлуглин, и тихо прикрыл за собой дверь. Высокий, крепко скроенный, с копной темных вьющихся волос и веселым обветренным лицом, полностью соответствующим его живому характеру, он быстрым шагом подошел к остальным и рассыпался в извинениях.

– Я потом тебе все расскажу, Майкл, – торопливо проговорил Энтони. – Джон объясняет нам процедуру… то, как ведется расследование.

Кивком показав, что он все понял, Ламон сел на диван рядом с Эдвиной, быстрой улыбкой поприветствовав других женщин.

– Я однажды присутствовал на расследовании, поэтому немного знаком с порядками.

– Отлично, отлично, – воскликнул Кроуфорд, кивнув. – Я продолжу как можно короче. Возможно, в заседании примут участие присяжные. Но окончательный вердикт формулирует и объявляет именно коронер – несчастное стечение обстоятельств, самоубийство, смерть в результате несчастного случая, естественная смерть или… – Он помолчал и быстро закончил:

– Или убийство.

Последнее его слово гирей повисло в воздухе. В комнате воцарилось гробовое молчание.

Нарушил его Энтони:

– А если коронер не уверен? Если он не может решить, имело ли место самоубийство, несчастный случай или убийство?

– Ну, в таком случае коронеру придется вынести так называемый «открытый вердикт»… Он может заявить, что в смерти покойного, возможно, виновато неустановленное лицо или группа лиц и что их привлекут к ответственности в более поздние сроки.

Эдвина, не сводившая внимательных глаз с сына, ахнула, и лицо ее обрело пепельно-серый оттенок. Майкл Ламон взял ее за руку и что-то прошептал на ухо.

Кроуфорд бросил на них быстрый взгляд и вновь сосредоточил свое внимание на Энтони.

– Отчет патологоанатома, результаты вскрытия обычно не оставляют никаких сомнений относительно причин смерти.

– Понимаю, – тихо произнес Энтони.

– Итак, по-моему, я осветил все самые важные моменты, – объявил Кроуфорд. – Кто-нибудь хотел бы получить пояснения по каким-либо деталям?

– Да, – отозвался Энтони. – Буквально пара моментов. Полагаю, меня станут допрашивать. Но что насчет моей матери? И Бриджит?

– Не вижу никаких причин, по которым графиню Дунвейл могли бы вызвать в качестве свидетельницы, поскольку она действительно не может сообщить ничего нового. Давать показания придется вам и, весьма вероятно, мисс О'Доннелл тоже. Но беспокоиться причин нет. – Кроуфорд поглядел на часы. – Думаю, нам пора.

Пятнадцать минут спустя вся маленькая группа покинула особняк Клонлуглин.

Эдвина, Энтони, Бриджит О'Доннелл и Майкл Ламон ехали в первой машине. Майкл сел за руль.

Вторую машину, стараясь не отставать, вел Джим Фарли. Компанию ему составили Дэзи и Джон Кроуфорд. Первые минут десять никто не вымолвил ни слова. Наконец Джим произнес:

– Вам пришла в голову хорошая идея – объяснить процедуру, Джон. – Уголком глаза он взглянул на Кроуфорда, сидевшего рядом с ним на переднем сиденье, потом переключил внимание на дорогу и продолжил:

– Я уверен, тетушке вы помогли. Она вся комок нервов. А вот Энтони внешне вполне спокоен, сдержан, но выглядит он ужасно. Эта кошмарная история сильно его подкосила.

– Джим, как дела у Полы? – спросила Дэзи.

– Она прекрасно себя чувствует и передает вам всем привет. – Руки Джима крепче сжали руль. – Она очень настаивала, чтобы мы позвонили ей сразу же по окончании расследования, словно мы и сами бы не догадались.

– Она хочет немедленно связаться с мамой, – пробормотала Дэзи. Она вжалась поглубже в сиденье, расправила юбку своего строгого темно-серого костюма и представила себе Эмму, беспомощно ждущую результата на овечьем ранчо в Австралии, волнующуюся за исход дела и за своего внука Энтони. Дэзи беспокоило, что ее мать так переживает. Что ни говори, а ей уже восемьдесят лет. Конечно, Эмма Харт неуязвима и переносит случившееся должным образом – как она сама утверждала в телефонном разговоре. Дэзи пыталась успокоиться. Наконец она произнесла:

– Ты решил, что будешь делать, Джим?

– Да. Я останусь здесь до завтра, до похорон. Думаю, им потребуется моя поддержка – хоть чем-то помогу. А в субботу полечу назад. Попробую убедить Энтони сопровождать меня. Ему надо на какое-то время уехать отсюда.

– Да, конечно, – согласилась Дэзи. – И я уверена, что он захочет повидаться с Салли. – Она повернулась к Джону Кроуфорду. – Полагаю, расследование займет не больше пары часов…

– Вы действительно считаете, что сегодняшнее заседание будет просто формальностью? – спросил Джим у адвоката.

– Ну, разумеется, – ответил Кроуфорд, но в его голосе слышалась некоторая неуверенность.

Джим сразу уловил ее:

– Вы не столь уверены, как прошлым вечером, Джон. Есть ли нечто такое, что нам с Дэзи следовало бы знать?

– Конечно же, нет, – буркнул Кроуфорд.

Однако его ответ вовсе не успокоил Джима, решившего довести дело до конца и рассказать о подозрениях Эмили, о которых Пола поведала ему по телефону.

– Пола несколько обеспокоена, – сказал он. – Видите ли, Эмили кое-что пришло в голову… судя по всему, она разбудила Полу посреди ночи и поделилась с ней, что еще с воскресенья ее очень беспокоят те пять или шесть часов, проведенные Мин у озера после полудня, когда она приехала, и до позднего вечера, когда она умерла. Эмили думает…

– Не понимаю, какое значение имеют эти несколько часов, – вмешалась Дэзи.

Джон Кроуфорд после недолгого колебания решился на откровенность и повернулся к Дэзи.

– Теперь и я должен признаться, что меня тоже беспокоит тот же вопрос, дорогая. И если я нахожу странным указанный провал в несколько часов – и малышка Эмили тоже, – неужели вы полагаете, будто опытный коронер не задастся вопросом: что делала леди Дунвейл на протяжении столь долгого времени?

– Да, – нахмурилась Дэзи. – Но почему эти часы важны? В конце концов, она могла сперва уехать, а потом вернуться.

– Или ее вовсе не было в полдень в Клонлуглине, – тихо произнес Кроуфорд. – Такая возможность легко может прийти в голову коронеру, как пришла она мне и, вероятно, малютке Эмили. Неужели вы не понимаете, Дэзи, – необъясненные часы наводят на размышления… относительно рассказа лорда Дунвейла о том, когда приехала его жена. Рассказа, должен добавить, подтвержденного только показаниями его матери.

– То есть коронер может заподозрить Энтони во лжи и решить, что Мин приехала поздно вечером. – У Дэзи перехватило дыхание. – О господи, верно. Я поняла! Коронер может прийти к выводу, что Энтони также находился на берегу вечером… – Она не смогла закончить фразу. Ее начала бить дрожь. Впервые с момента прибытия в Ирландию Дэзи вдруг почувствовала волнение.

– Возможно. Но, дорогая моя Дэзи, я ведь говорю «возможно». – Улыбнувшись уверенной улыбкой, он закончил:

– Обычно в подобных случаях все решает вскрытие. Оно даст однозначный ответ, отчего умерла Мин. – Кроуфорд бросил многозначительный взгляд на Джима. – Я абсолютно уверен, патологоанатом установит, что это был несчастный случай. «Если только он найдет воду в легких, – мысленно добавил адвокат, молясь про себя, чтобы так и произошло. – Иначе – беда. Отсутствие воды в легких доказывает, что покойная умерла раньше, чем оказалась в озере. В таком случае кому-то определенному или не установленным следствием лицам будет предъявлено обвинение в убийстве».

Джим понял, что адвокат хочет успокоить Дэзи, и произнес твердо и отчетливо:

– Я полностью с тобой согласен, Джон. Уверен, что Мин погибла в результате роковой случайности. Прошу вас, Дэзи, оставайтесь по-прежнему спокойной и уравновешенной. Если Эдвина почувствует хоть малейшую неуверенность в вашем поведении, она просто развалится по частям.

– Со мной все в порядке, – ответила она. – Вам не о чем беспокоиться.

Мистер Лиам О'Коннор, местный адвокат, выступал в качестве коронера, возглавившего судебное расследование причин смерти Минервы Гвендолен Стэндиш, графини Дунвейл.

Расследование происходило в темном зале коронерского суда в здании Дворца правосудия города Корка, административного центра графства.

Жюри присяжных из шести человек сидело по правую руку О'Коннора. Все – местные жители, которым случилось тем утром проходить мимо здания суда и которых остановил и собрал вместе представитель судебной власти.

Коронер сказал:

– А теперь, лорд Дунвейл, прежде чем я выслушаю показания сержанта полиции Макнамары, патологоанатома и остальных, возможно, вы смогли бы дать суду какое-то представление о душевном состоянии покойной в период времени, непосредственно предшествовавший ее трагической кончине. Можете говорить с места. Сейчас нет необходимости выходить на место для дачи показаний.

– Мы с женой жили отдельно и намеревались развестись, – ответил Энтони ясным и на удивление сильным голосом. – Вследствие сказанного она выехала из Клонлуглина и поселилась в Уотерфорде. В последнее время она довольно часто навещала Клонлуглин, и за прошедший месяц я начал замечать, что ее характер сильно изменился. Она стала в значительной степени неуправляемой и даже порой буйной – что проявлялось как в ее словах, так и поступках. Я начал испытывать все большее беспокойство за ее умственное здоровье.

– Покойная никогда не говорила о самоубийстве? Случалось ли ей в припадках ярости угрожать, что она покончит с собой? – спросил коронер.

– Нет, – ответил Энтони еще тверже. – Более того, я хочу со всей определенностью заявить, что я не верю, чтобы моя жена могла совершить самоубийство, в каком бы состоянии духа она ни находилась. У нее был совсем другой характер. Я убежден, что она погибла в результате несчастного случая.

Коронер задал еще несколько вопросов по поводу поведения умершей, и, пока Энтони отвечал, Дэзи не сводила глаз с коронера. Лиам О'Коннор был маленьким, подвижным человеком с изборожденным глубокими морщинами лицом. Выглядел он довольно мрачно, но она отметила его добрые умные глаза и испытала некоторое облегчение. Она была уверена, что Лиам О'Коннор не потерпит в суде никаких глупостей и станет скрупулезно придерживаться буквы закона. Дэзи почувствовала в нем справедливого человека.

Пока коронер продолжал неофициальный допрос Энтони, она украдкой бросила взгляд на Эдвину. Та сидела напряженная, как натянутая струна, и Дэзи испугалась, что она в любую минуту может упасть в обморок. Дэзи крепко сжала ей руку, пытаясь внушить ей силу и уверенность.

– Благодарю вас, лорд Дунвейл, – произнес коронер. – Леди Дунвейл, возможно, вы смогли заметить какие-нибудь странности в поведении вашей невестки непосредственно перед ее смертью?

Эдвина явно не ожидала услышать свое имя. Она вздрогнула, задохнулась и, не в силах произнести ни слова, уставилась на коронера. Ее начала бить дрожь. Дэзи еще крепче сжала ей руку и прошептала:

– Эдвина, не бойся. И пожалуйста, дорогая, ответь что-нибудь судье.

Эдвина долго откашливалась и наконец произнесла сильно дрожащим голосом:

– Мин… то есть моя невестка, была… была в расстроенных чувствах последние несколько недель. Да, все так. – Эдвина вдруг замолчала, словно подавившись словами, и слезы потекли из ее глаз при мысли о смерти молодой женщины, которую она любила как родную дочь. После долгих и мучительных колебаний Эдвина наконец прошептала:

– Боюсь, она… она… много пила в последнее время. По крайней мере, за последний месяц она неоднократно приезжала в Клонлуглин в нетрезвом виде. Бриджит, то есть… мисс О'Доннелл, экономка моего сына… то есть лорда Дунвейла… – Эдвина снова запнулась, бросила взгляд на Бриджит и продолжила:

– Совсем недавно мисс О'Доннелл пришлось уложить мою невестку спать в Клонлуглине в комнате для гостей. Я хорошо помню тот случай. Мисс О'Доннелл сказала мне, что боится отпускать леди Дунвейл ехать на машине в Уотерфорд в таком состоянии – она могла попасть в аварию.

Эдвина проглотила стоявший в горле комок. У нее пересохло во рту, и она не могла больше продолжать. К тому же попытка говорить связно и демонстрировать хоть какое-то самообладание совсем лишила ее сил. Она откинулась на спинку стула с лицом белым как мел и покрытым капельками пота.

– Благодарю, леди Дунвейл, – сочувственным тоном произнес коронер. Он надел очки, заглянул в лежащие перед ним бумаги, затем поднял голову, снял очки и оглядел собравшихся. – Мисс О'Доннелл, не могли бы вы поподробнее рассказать о том случае, который только что упомянула графиня Дунвейл?

– Конечно, сэр. – Бриджит подалась вперед и в присущей ей краткой, ясной манере подтвердила рассказ Эдвины, а также некоторые из случаев безобразного поведения Мин, упомянутые Энтони.

Слушая ее, Дэзи отметила, что лучшего свидетеля трудно представить. Поразительное внимание к мельчайшим деталям, редкостная, буквально фотографическая память.

– А вам, мисс О'Доннелл, покойная никогда не говорила, что может сделать что-нибудь себе во вред? – Проницательные глаза коронера изучающе смотрели поверх его сплетенных пальцев на экономку.

Очевидно, у Бриджит О'Доннелл ответ был наготове:

– О да, сэр. И не единожды за последнее время. В зале раздались приглушенные вскрики.

– Не может быть! – весь напрягшись, воскликнул Энтони. Он начал подниматься на ноги, но Джон Кроуфорд остановил его и заставил замолчать, перехватив строгий взгляд коронера.

Тот добился тишины в зале, и тревожное перешептывание прекратилось.

– Пожалуйста, расскажите поподробнее о таких случаях, мисс О'Доннелл, – велел он.

– Да, сэр, – не колеблясь отозвалась она, но, прежде чем продолжить, бросила быстрый взгляд на Энтони.

Дэзи, не отводившей глаз от лица Бриджит, показалось, что она увидела в этом ее взгляде раскаяние.

Бриджит О'Доннелл вновь обратилась к коронеру:

– В последние недели своей жизни графиня стала на себя не похожа, как уже говорил его светлость. Неоднократно в моем присутствии она устраивала истерики и как-то наедине пожаловалась мне, что ей незачем жить и что лучше бы ей умереть. В последний раз она угрожала свести счеты с жизнью примерно за неделю до смерти. Как-то днем она приехала в Клонлуглин, но, кроме меня, никто ее не видел. Его светлость уехал из поместья вместе с мистером Ламоном, а графиня Дунвейл находилась в Дублине. Так или иначе, сэр, ее светлость очень расстроилась и все время повторяла, что хочет умереть. В тот день она беспрерывно плакала, и, хотя я пыталась успокоить ее, она ударила меня по лицу. В тот же миг она, похоже, опомнилась и рассыпалась в извинениях. Я заварила чаю, и мы какое-то время сидели на кухне и разговаривали. Именно тогда она кое в чем мне призналась. Она сказала, что величайшая трагедия ее жизни – отсутствие детей. – Бриджит замолчала, чтобы перевести дух, после чего продолжила:

– Леди Дунвейл снова разрыдалась, но уже тихо, горько и добавила, что она бесплодна, что детей у нее быть не может. Я снова попробовала утешить ее, сказала, что она молодая женщина, что жизнь принесет ей еще много хорошего и что она может начать жить по-новому. Она чуть-чуть успокоилась, и немного позже, когда она уезжала, мне показалось, что настроение у нее несколько улучшилось. – Бриджит откинулась назад и опустила глаза на свои руки. Подняв снова взгляд, посмотрела прямо в лицо коронеру и отчетливо произнесла:

– Я думаю, что ее светлость действительно покончила с собой, сэр.

Коронер вновь принялся изучать лежавшие перед ним бумаги.

В зале суда царила мертвая тишина. Ни движения, ни шепотка.

Дэзи украдкой огляделась вокруг. Присяжные сидели с задумчивым видом, и у нее не осталось сомнений, что рассказ Бриджит О'Доннелл произвел на всех глубокое впечатление. Он дал полное представление о состоянии ума несчастной женщины, о ее горе и отчаянии. Метнув короткий взгляд на Энтони, она поразилась его неестественной бледности и тому, как сильно билась жилка у него на виске. На его лице была написана острая боль.

Голос коронера нарушил напряженную тишину. Он посмотрел на Майкла Ламона и сказал:

– Поскольку вы работаете у лорда Дунвейла и по долгу службы управляете поместьем Клонлуглин, вы, очевидно, встречались за последние несколько недель с покойной. Вы можете что-нибудь добавить к рассказанному мисс О'Доннелл?

Ламон откашлялся и произнес подавленным тоном:

– Вряд ли, сэр. Я никогда не слышал, чтобы ее светлость говорила о самоубийстве, и мне ближе точка зрения лорда Дунвейла, что она не относится к числу тех женщин, которые могут нанести себе серьезный вред. Однако… – После минутного колебания он добавил:

– Я могу подтвердить все сказанное о ее состоянии… мисс О'Доннелл права. Я беседовал с леди Дунвейл около двух недель назад, и она находилась в чрезвычайно подавленном расположении духа. – Он нервно кашлянул. – И еще – она была выпивши. И сильно. Однако сильнее всего меня поразила ее глубочайшая депрессия. Казалось, она гнулась к земле под ее тяжестью. Но больше мне нечего добавить. Леди Дунвейл не сообщила мне причину своего состояния, а я не спрашивал. Я думал, мне не положено вмешиваться в личную жизнь ее светлости.

– Спасибо, мистер Ламон. – Коронер повернулся вместе со стулом и обратил свой взгляд на сержанта полиции. – Сержант Макнамара, можете ли вы пролить свет на состояние духа и рассудка леди Дунвейл?

– Ну, ваша честь, боюсь, все, что я расскажу, я знаю из вторых рук, – начал Макнамара, потирая подбородок и грустно покачивая головой. – За последние несколько недель мне не представилось возможности побеседовать с ее светлостью. Причем, ваша честь, я знал, что она посещает поместье Клонлуглин. Я видел ее маленькую красную машину, проезжавшую по деревне. И за последнее время в деревне порой поговаривали о ее странном поведении, что вроде как подтверждает сказанное мисс О'Доннелл и лордом Дунвейлом о переменах в ее характере.

– Вы составили свое мнение о причинах смерти? – спросил коронер.

– Ну, ваша честь, у меня в разное время возникло несколько разных версий, – ответил Макнамара, важно расправив плечи. – Сперва я думал, что ее светлость погибла в результате несчастного случая. Позже, должен признать, я склонялся к версии самоубийства. Еще я гадал, нет ли тут чего похуже, ведь ее светлость действительно умерла при таинственных обстоятельствах. – Макнамара достал блокнот, открыл его.

– Немного позже, когда вас вызовут для дачи показаний, вы сможете обнародовать результаты вашего расследования, – остановил его коронер.

– Слушаюсь, сэр, – ответил сержант, резко захлопнув блокнот.

Коронер свел ладони вместе и обратился к залу:

– Долгом и обязанностью нашего суда является установить причины и обстоятельства смерти Минервы Гвендолен Стэндиш, графини Дунвейл. Выслушав показания свидетелей, суд должен вынести решение, повлекли ли смерть естественные или неестественные причины, явилась ли она результатом несчастного случая, самоубийства или убийства, совершенного известными или неизвестными суду лицами.

Энтони вызвали к барьеру и попросили как можно подробнее припомнить события предыдущей субботы. Энтони говорил спокойным голосом:

– В тот день под вечер моя мать позвонила из Довер-хауса. Она видела, как машина моей жены заехала на территорию поместья и направляется к главному зданию.