Глава 6

– Ах, болван ты этакий! Ты что, вконец спятил? Посмотри, что ты наделал с моими красками! От них же ничего не осталось! – взмахивая палитрой и злобно глядя на Лорна, Тесса Фарли визжала как резаная.

– Вряд ли эта сторона бассейна самое подходящее место для рисования, – надменно возразил Лорн. – Особенно когда здесь снует столько народа. Так что сама виновата. И еще, заруби себе на носу – я тебе вовсе не болван.

– Ну, хорошо, кретин! – огрызнулась его двенадцатилетняя сестра-близняшка, и тут же у нее от негодования перехватило дыхание.

– Перестань, Лорн Фарли! Перестань отряхиваться! Ах ты, мерзавец! Ты испортил мои картины! Они все растеклись. Мама! Мама, скажи Лорну, чтобы он убирался отсюда, – захныкала она.

– Хочу это, – твердо объявила Линнет и, схватив большую желтую шляпу Тессы, которая лежала на шезлонге около палитры, нахлобучила ее себе на рыжую голову и победно зашагала прочь. За собой она тащила на бечевке резинового утенка и постоянно поправляла шляпу, которая все норовила соскользнуть ей на нос.

– Ах ты, непослушная девчонка, немедленно положи шляпу на место!

Убедившись, что пятилетняя сестренка не обратила ни малейшего внимания на ее приказ, Тесса закричала, не адресуясь ни к кому в особенности:

– Видели вы такое? Берет без разрешения мою шляпу. Мама. Мама… Это же совершенно испорченный ребенок. И это все вы с папой виноваты, вы избаловали ее. Нет никакой надежды.

– Задавака, задавака, наша Тесса задавака. Точь-в-точь, как Лорни-Форлорни, – пропел Гидеон Харт, пребывая в относительной безопасности посреди бассейна.

– На такие дурацкие выкрики я не реагирую, – фыркнул Лорн, растягиваясь на матрасе с «Илиадой» в руках.

– Немедленно верни мою шляпу! – завизжала Тесса, топая ногой.

– Оставь ее, ради всего святого, в покое, – послышался со стороны бассейна приглушенный голос, и на поверхности появилась золотистая голова Тоби Харта. Десятилетний паренек подмигнул своей подружке Тессе и вылез из воды, стараясь уберечь от брызг кузину и ее картинки. Ему меньше всего хотелось вызвать ее недовольство. – Ведь она же еще несмышленыш.

– Вовсе нет, – донеслось из-под шляпы.

– А чего это ты так разошлась, Тесс? Ведь это всего лишь кусок дерюги, который ты купила в Ницце на рынке, – сказал Тоби.

– Ничего себе, кусок дерюги! Это красивая вещь, и она стоила мне всех моих недельных карманных денег, Тоби Харт!

– Ну и дура, – заметил восьмилетний Гидеон.

– А ты что в этом понимаешь, Гидеон Харт! Ты такой же кретин, как и мой брат.

– Ты что, других слов, кроме «кретин», вообще не знаешь, кретинка? – Гидеон показал ей язык.

– Паршивец, ах ты маленький паршивец! – заверещала Тесса.

– А ну-ка заткнитесь оба, – устало произнес Тоби. – Слушай, Тесс, не дашь мне что-нибудь из битлзов?

– А что именно? – сразу насторожилась Тесс, жмурясь на ярком солнце.

– «Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера».

– Нет, нет, только не эту. Это ведь теперь… классика. Ее подарила мне тетя Аманда и сказала, что сегодня это очень большая редкость. Она купила эту пластинку, когда мы еще не родились. Но ладно уж… Ради тебя я готова сделать исключение, так что…

– Ой, спасибо большое, Тесс, – перебил ее Тоби, и веснушчатое лицо его расплылось в улыбке.

– Можешь, если хочешь, взять ее у меня напрокат. Десять пенсов в час, – закончила Тесса с важным видом.

– Десять пенсов в час! Да это ж грабеж средь бела дня! – Тоби даже фыркнул от возмущения. – Нет уж, Тесса, благодарю покорно, я не собираюсь помогать тебе стать капиталистом.

– В этой семье все капиталисты, – чопорно произнесла Тесса.

– Черт с тобой, я поставлю что-нибудь из своего.

– Ну и на здоровье.

– Тетя Пола, тетя Пола, ваша дочь этим летом стала сущей злюкой, – воскликнул Тоби, бросая на Тессу возмущенный взгляд.

– Мам, я сниму трусики, они такие мокрые, – закричала Линнет из-под шляпы, которая чуть не целиком покрывала ее.

– Ну вот, видишь, мама, я же говорила тебе, – хихикнула Тесса. – Ей уже пять лет, а она все еще делает в штаны.

– И вовсе нет, мама, все она врет, – шляпа полетела в сторону, открывая круглое раскрасневшееся лицо Линнет.

– Тетенька Пола, можно мне съесть немного имбирного печенья? – пропищала трехлетняя Натали Харт и, не дожидаясь ответа, отправила печенье в рот.

– Мама! Посмотри, что она делает! Мочит в луже мою чудесную шляпку. А ну-ка немедленно перестань, паршивка! Кому говорят, перестань. Мама, скажи же ей. Мама! Да ты меня не слушаешь! Только попробуй бросить мою шляпу в бассейн, и я убью тебя, Линнет О'Нил. Гидеон! Достань мою шляпу. Только побыстрее, а то она утонет.

– Ладно, только это будет стоить тебе кучу денег.

Тесса пропустила это предупреждение мимо ушей.

– Погоди, дай только до тебя добраться, Линнет, – завизжала она, видя, как маленькая фигурка быстро удаляется в сторону раздевалки.

– Мама, мама, скажи Тессе, чтобы она перестала вопить. У меня уже голова разболелась, – лениво проговорил, не отрываясь от книги, Лорн.

– Тетенька Пола, Натали съела все печенье, – выдохнула Индиа Стэндиш и, поворачиваясь к кузине, добавила с укоризною, какую трудно было бы ожидать от семилетнего ребенка: – Тебя стошнит. Сильно-сильно стошнит, и поделом тебе, жадная девчонка.

– Вот, Индиа, возьми, – сказала, лучезарно улыбаясь, Натали и вытащила из кармана своего платьица надкусанную шоколадку. Тщательно обтерев, она протянула ее старшей девочке, в которой души не чаяла.

– Нет уж, спасибо! Ты совершенно замусолила ее.

– Тетенька Пола, там что-то мертвое на дне бассейна, – закричал Гидеон, выныривая и победно поднимая над головой выпачканную в иле шляпу.

– О Боже! Она совершенно испортила мою дорогую шляпу! Мама, ты слышала, что я сказала?

– Где что-то мертвое? – спросил Патрик, бросаясь на землю и стараясь разглядеть дно бассейна. – Ничего не вижу, Гидди.

– Сейчас нырну. – Гидеон, подпрыгнув над водой, как дельфин, ринулся вниз.

– А за пять пенсов «Сержанта» не дашь? – с надеждой спросил Тоби.

– За восемь, может быть.

– Нет, благодарю, госпожа Злючка. Можешь засунуть ее себе… сама знаешь куда.

– Мама, мама, смотри. Птичка. Мертвая, – закричал Патрик. – Бедняжка! Можно мы устоим ей похороны?

– Тетя Пола, пусть Гидеон выбросит куда-нибудь это отвратительное существо, – закричал одиннадцатилетний Джереми Стэндиш. – Оно воняет!

– Вовсе нет! – Гидеон метнул взгляд на кузена. – Мы ведь похороним ее, как сказал Патрик, верно, тетя Пола? Эй, тетя Пола, тетя Пола, можно мы похороним ее?

– Мамочка, а разве птичек хоронят?

– Мамочка, я хочу сухие трусики.

– Мама, посмотри, что делает Линнет. Она размахивает своими мокрыми трусами. Мама, мама, ну мама же.

– Ради Бога, Тесс, перестань орать, – не выдержал Лорн. – Ну разве можно читать Гомера, когда тебе кричат прямо в уши. Хоть бы скорее начались занятия в школе, по крайней мере от тебя избавлюсь. Ты прямо как чертова… лихорадка.

– Если папа услышит, как ты ругаешься, он тебе задаст.

– А ты, конечно, скажешь ему, госпожа Ябеда!

– Я еще никогда на тебя не ябедничала, идиот!

– От идиотки слышу!

– Не приближайся ко мне с этой вонючкой, Гидеон, иначе получишь, – пригрозил Джереми.

– Тетенька Пола! Тетенька Пола! Натали рвет. Я же говорила, что ее вырвет, – заплакала Индиа…

– Гидеон Харт! В последний раз предупреждаю тебя: держись подальше, иначе не поздоровится.

– Тетенька Пола, скажите Тоби, пусть отпустит меня. Он делает мне больно! – закричал Гидеон.

– А следующая очередь моя, – зловеще поблескивая глазами, заявил Джереми.

– Мама, мама, да скажи же им, пусть перестанут драться! – взвизгнула Линнет.

Пола отбросила книгу и вскочила в раздражении на ноги.

Она начала было сердито выговаривать детям, но голос ее потонул в раскатах грома, от которых, казалось, содрогнулась земля. Когда они утихли, Пола спросила:

– Это еще что такое?

– Гонг – ответила Линнет.

– Гонг, – растерянно повторила Пола и заметила, что дети как-то странно напряглись.

– Что за гонг? Чей гонг?

– Это гонг тети Эмили, – начала Линнет, – она купила его…

– В доме на горе. – Быстро вмешалась Тесса и продолжила объяснения, обращаясь к матери, которая никак не могла прийти в себя: – Там жила старая женщина, она умерла, и две недели назад устроили распродажу. Мы все туда пошли с тетей Эмили, она думала, может, там что-нибудь понравится.

– Но нашелся только гонг, – пробормотал Джереми.

– Мама использует его для сигналов, – сказал Тоби. – Один удар означает, что готов завтрак, два – что обед, три – что мы должны вернуться в дом и переодеться к ужину, а…

– А когда она бьет и бьет и бьет в него вот как сейчас, это значит, что нам попадет, – сказала Линнет и скорчила гримасу. – За то, что мы плохо себя вели. За что-то ужасное, что мы сделали.

– Понятно, – сказала Пола, бросив на малышню внимательный взгляд. Было видно, что дети изрядно напуганы – даже самые непослушные из них. Она отвернулась, чтобы скрыть улыбку при мысли о том, какая же умница Эмили.

– Да уж, никуда не деться, – пробормотал Лорн и, вскочив, бросился наутек.

– Верно, – согласился Тоби. – Вперед, братва, надо улепетывать, пока мама не придумала для нас какую-нибудь дурацкую работу по дому или, того хуже, не засадила за учебники.

В мгновенье ока ребятишки постарше на огромной скорости устремились вслед за Лорном и Тоби, которые всегда были вожаками, в сторону лестницы, ведущей вниз к пляжу. И только Патрик, Линнет и Натали остались с Полой около бассейна.

Наконец-то наступила тишина.

Пола с облегчением улеглась в шезлонг, впервые за утро наслаждаясь миром и покоем. Она делала все, чтобы не обращать внимания на детей, не вмешиваться, как, впрочем, всегда, в их постоянные перебранки. Но когда сцепились Тоби и Гидеон и Джереми тоже готов был присоединиться к ним, медлить больше было нельзя. Старший сын Энтони и Сэлли Дунвейл неважно себя чувствовал, и, уезжая утром в Ирландию, родители просили, чтобы он не слишком резвился. Пола точно знала, что если Джереми вернется домой со следами потасовок, им с Эмили изрядно достанется от кузины Сэлли. Она хлопотала как наседка над своим первенцем и наследником семейного титула, земель и состояния.

Пола тяжело вздохнула, собираясь прочесть своей дочери нотацию о том, что нельзя менять нижнее белье у всех на глазах, но тут заметила, что к ним по дорожке между лужаек поспешает Эмили.

– Эй! Эй! – кричала она, махая рукой. Пола махнула в ответ.

Минуту спустя Эмили была с ними, и, обменявшись понимающими взглядами, они с Полой покатились со смеха.

– Я знаю, что это немного шумно, но зато как эффективно!

– Действительно, – кивнула Пола. – Никогда не видела, чтобы они так быстро утихомиривались. Никогда. Прямо гениальная находка.

– Выходит, так, – ухмыльнулась Эмили. – Бог мой, они подняли такой бедлам, что я удивляюсь, как это еще у тебя голова цела. Я далеко была, на кухне, и то едва себя слышала, когда объясняла Марселю, что надо приготовить на обед.

– Мама, мне было плохо, – объявила Натали, подходя к Эмили и цепляясь ей за юбку – Меня утошнило.

– Перестань разговаривать как ребенок, ты уже большая девочка. И надо говорить «стошнило», – наставительно сказала Эмили и, с беспокойством посмотрев на свою младшую, приложила ей руку ко лбу. – Но теперь-то все в порядке? Тебе лучше, ангел мой?

– Да я и сама не знаю, мамочка.

– Это оттого, что она съела все имбирное печенье, – сказала Линнет.

– Эй, Линнет, тебе что, неизвестно, что ябедничать нельзя? – сказала Пола, сурово сдвигая брови. – К тому же ты сама все утро вела себя отвратительно. Сначала забросила шляпу Тессы в бассейн, а потом размахивала перед всеми трусиками. Я очень недовольна, мне стыдно за тебя, Линнет. – Пола покачала головой, изо всех сил, хотя и без особого успеха, пытаясь подкрепить слова соответствующим видом. – Да, ты вела себя непростительно, – добавила она, – и единственная причина, почему ты не наказана, еще не наказана, в том что я пока не придумала, как именно это сделать.

Линнет прикусила губу, придала лицу скорбное выражение и благоразумно промолчала.

Эмили перевела взгляд с дочери на племянницу, затем на Полу.

– И отчего я сделала такую глупость! – воскликнула она. – Это же надо, отпустить обеих нянек одновременно. Видите ли, им надо ехать в Грас за духами. И к тому же как раз сегодня – в тот единственный день, когда ты можешь немного отдохнуть перед поездкой в Нью-Йорк Право, Пола, мне очень неловко.

– Не беспокойся, все в порядке.

Подавив вздох, Эмили взяла Натали за руку.

– Пошли домой, выпьем чего-нибудь, чтобы полечить твой животик. Да и тебе бы лучше отправиться с нами, Линнет. Надо же сменить наконец трусики.

– О, спасибо, Эмили, – проговорила Пола, откидываясь на спинку шезлонга.

– Обедаем в час, – сказала Эмили, – а ужинаем в «Ля Резерв». Я заказала столик на четверых.

– Замечательно. Надеюсь, ничто не помешает, – засмеялась Пола. – Как хорошо ты придумала. Ведь мы там Бог знает сколько не были, а это одно из любимых моих мест.

– Знаю. – Довольная похвалой, Эмили направилась к дому. Но тут же остановилась и бросила через плечо: – Между прочим, сегодня днем мне нужно съездить в Монте-Карло, там мне склеивали старинную фарфоровую посуду. Не хочешь прокатиться со мной? С делами я справлюсь в пять минут, а потом побродим по городу, выпьем чаю в «Отель де Пари», как когда-то, когда была жива бабушка.

– Отличная идея, Эмили, с удовольствием.

Эмили широко улыбнулась и, подхватив своих подопечных, направилась к дому.

Пола проводила их взглядом. Девочки, доверчиво держа Эмили за руки, шагали по обе стороны от нее. Они были очень похожи, их вполне можно было принять за родных сестер – обеих отличал знаменитый хартовский окрас: рыжие волосы, зеленые глаза, розовые щеки. Это были чудесные дети, будто с полотна Боттичелли.

К Поле подошел Патрик, встал у шезлонга, тронул за руку, заглянул в глаза:

– Мамочка…

– Что, милый?

– Мамочка… эта бедная птичка. Гидеон забрал ее. И похорон теперь не будет, – жалобно произнес Патрик.

– Ну почему же, непременно устроим похороны, – мягко сказала Пола, беря его маленькую грязную руку и вглядываясь в ангельское личико. Сегодня его черные глаза горели, а выражение лица, что случалось, увы, нечасто, было оживленным. У Полы от радости сердце подпрыгнуло.

Она улыбнулась сыну и продолжала:

– Я уверена, что Гидеон принесет птичку обратно, мы попросим у мадам Соланж какую-нибудь коробку из-под печения, положим туда птичку и после обеда устроим похороны. Обещаю тебе это, милый.

Патрик склонил голову и внимательно посмотрел на мать.

– Похороним ее в саду? – Патрик улыбнулся медленной, неуверенной улыбкой.

– Конечно. Эй, смотри, кто это к нам идет!

Патрик повернул голову и, увидев Шейна, расцвел. Вырвал у матери руку и побежал к отцу.

– Осторожно, Патрик! – обеспокоенно крикнула ему в след Пола. – Смотри не упади.

Патрик не ответил. Он бежал со всей прытью, на которую были способны его маленькие ножки, и кричал на ходу:

– Папа! Папа! Папа!

Шейн подхватил сына, высоко подбросил, усадил на плечи и, смеясь, побежал с ним к бассейну. Патрик подгонял:

– Иго-го, лошадка, иго-го! Иго-го, умница! Иго-го!

– Мы поплаваем, хорошо, дорогая? – крикнул Шейн. Опустившись на колени, он бережно поставил Патрика на землю.

– Конечно, милый, – откликнулась Пола.

Она выпрямилась, чтобы получше видеть сына и мужа, и приставила козырьком ладонь к глазам.

Шейн, прижав к себе Патрика, спрыгнул в бассейн в мелком месте, и они принялись играть и плескаться, смеясь и крича от удовольствия. Лицо Патрика светилось радостью и возбуждением. Шейн тоже явно наслаждался купанием.

Издали его сын ничем не отличался от любого семилетнего ребенка, беда, однако, заключалась в том, что он был навеки обречен оставаться семилетним. Он вырастет, но в умственном отношении навсегда останется ребенком. И с этим ничего не поделаешь, надежды на перемену нет. Когда обнаружилось, что Патрик болен, Пола принялась винить себя, считая что причина в ее генах: наверное, она унаследовала порок от деда. В свое время у Пола Макгилла в Австралии родился от законной жены Констанс сын Говард. Родился больным и умер несколько лет назад. Пола настолько убедила себя, что дело именно в ней, что заявила Шейну: больше рисковать нельзя, придется обойтись без других детей. Шейн высмеял ее и заставил пойти на прием к Чарльзу Хэллинби, ведущему специалисту в области генетики.

Оба они прошли тестирование, которое показало, что порок сына никоим образом не связан с родителями. Болезнь Патрика была необъяснимой – этакая шутка природы. Профессор Хэллинби, изучив историю обеих семей, сказал Поле, что у сына ее деда развитие могло нарушиться еще во внутриутробный период, так как во время беременности Констанс Макгилл сильно пила. Об этом же не раз говорила и мать Полы, Дэзи. В конце концов ей пришлось признать, что доктор и мать, скорее всего, правы. Естественно, она вздохнула с облегчением. Вскоре она снова забеременела, и родилась Линнет – абсолютно нормальный ребенок.

Пола не делила любви между детьми и старалась быть одинаковой со всеми, но где-то в глубине души она знала, что Патрик занимает в ее жизни особое место. Был в ее любви к больному мальчику – может, как раз именно потому, что он был болен и, следовательно, раним и беззащитен, – какой-то надрыв.

Его братья и сестры тоже любили его, заботились о нем, и Пола была им за это очень благодарна. Часто она думала, как ужасно было бы, если бы дети презирали его либо дичились, что нередко бывает в семьях, где есть неполноценный ребенок. Но Лорн, Тесса и даже маленькая Линнет всячески опекали Патрика, ничуть не меньше, чем они с Шейном. Да и кузены с кузинами тоже. Конечно, трагедия, что Патрик родился таким. Но Пола видела, как его природная доброта и кроткий нрав, компенсируя изъян, делали его любимцем семьи и, разумеется, выявляли лучшие свойства души у тех, кто его окружал.

Больной ребенок – как незаживающая рана на сердце, которая все время болит. Пола порывисто вздохнула и, пытаясь отогнать грустные мысли, посмотрела на две темные головы, все еще мелькающие над поверхностью воды. Муж. Сын. О, как она их обоих любила!

Она с удовольствием наблюдала за их игрой.

Порой Шейн всячески оберегал сына, а порой, вот как сейчас, буянил с ним, и по доносившемуся до нее веселому визгу Пола понимала, что Патрик от души наслаждается общением с отцом, которого он боготворил. Горячая волна радости нахлынула на нее, унося с собой тоску и печаль.

Пола откинулась в шезлонге и прикрыла веки, ощущая, как в душу входят мир и покой. Но, услышав голос Уинстона, мгновенно выпрямилась и открыла глаза.

Он появился у бассейна с большим подносом, на котором было полно пластиковых стаканов. Рядом с ним деловито вышагивал его племянник Джайлз Стэндиш, младший сын его сестры Сэлли, графини Дунвейл. Джайлз изо всех сил сжимал в руках большой графин лимонада.

– Доброе утро, тетя Пола, – заговорил девятилетний Джайлз по-французски, – этот лимонад для тебя.

Все лето Джайлз демонстрировал свое знание языка. Он брал специальные уроки и не упускал случая показать, на что способен, к немалой досаде сверстников, которые не могли похвастаться своим французским. Но их постоянные подначки ничуть его не трогали. Он упрямо продолжал говорить по-французски.

Джайлз поставил графин на один из столиков в тени и вежливо отступил в сторону, давая дорогу дяде.

– Выглядит прелестно, Джайлз, дорогой, – сказала Пола. – И как раз то, что мне сейчас нужно, а то от жары горло пересохло. Как твои родители, улетели благополучно?

– Да, жуткое зрелище, – подтвердил Уинстон, наливая ей стакан лимонада. – Совершенная неразбериха, никогда раньше не видел такого столпотворения. Сэлли и Энтони были ужасно рады, что летят на личном самолете Шейна. Должен сказать, что это был прямо дар божий. Я тоже счастлив, что мы с Эмили отвезем на нем эту банду в конце недели. Джайлз, хочешь попить?

– Нет, спасибо большое. – Джайлз огляделся по сторонам. – Тетя Пола, а где Джереми и Индиа?

– По-моему, они убежали на пляж. Вместе со всей компанией.

– Вот тебе на! Спорим, они удят рыбу или ищут крабов! Я к ним! – воскликнул Джайлз. – Тетя Пола, дядя Уинстон, извините, – с этими словами Джайлз прямо через газон помчался к лестнице, ведущей на пляж.

Уинстон посмотрел ему вслед и сказал:

– Этот парнишка воспитан лучше, чем все они вместе взятые. Если бы другие – а мои особенно – подзаняли у него хоть чуточку хороших манер, я был бы счастлив. – Уинстон опустился на соседний стул, сделал глоток лимонада и продолжил: – Эмили говорила мне, что они сегодня здесь черт знает что устроили.

– Да, уже начали переходить границу, но Эмили научилась их урезонивать. Гонг – замечательное изобретение. – Скосив глаза на кузена, Пола усмехнулась. – Никогда бы не подумала, что Эмили на такое способна. Но следует признать, что эта штука работает безотказно. Хотелось бы мне так же управляться с этой оравой, как она.

– А кому из нас не хотелось бы? – ухмыльнулся Уинстон.

Глава 7

– Обожаю старые отели, особенно в стиле «belle eроque»,[3] их великолепие, – сказала Эмили, когда они с Полой добрались до «Пляс казино» в Монте-Карло. – Такие как «Отель де Пари» или «Негреско» в Ницце, «Ритц» в Париже и «Империал» в Вене.

– Не говоря уж о «Гранд» в Скарборо, – смеясь, откликнулась Пола и подхватила Эмили под руку. – Помню, как влюблена ты была в него в детстве. Все приставала ко мне, чтобы я взяла тебя туда днем. Тебе не терпелось вцепиться своими острыми зубками в огуречный сандвич или полакомиться ячменными лепешками с клубничным вареньем. А закусить взбитыми сливками и, что там дальше?

Эмили притворно насупилась.

– Боже мой, ну и сладкоежкой же я была! Не удивительно, что всю жизнь приходится следить за весом. Слишком много жира накопила в детстве. – Эмили подмигнула Поле. – Не следовало тебе разрешать мне так много есть!

– Да разве тебя можно было остановить?! Я изо всех сил пыталась не пустить тебя в «Гранд», чего только ни придумывала, даже говорила, что денег нет. Но у тебя на все был ответ. «Нацарапай там что-нибудь на счете, как бабушка», – говорила ты. Словом, демонстрировала сообразительность.

– Как и ты, впрочем.

Они остановились, глядя друг на друга, вспоминая те беззаботные дни, когда вместе росли в Йоркшире и Лондоне. Помолчали, наслаждаясь этими воспоминаниями, потом Эмили сказала:

– Нам повезло, верно, Пола? У нас было чудесное детство, особенно, когда рядом была бабушка.

– Да, лучше не придумаешь, – согласилась Пола. – Бабушка наша была лучше всех.

Они шли в задумчивости через живописную площадь, направляясь в сторону «Отеля де Пари», расположенного в ее дальнем углу прямо напротив известного «Казино де Монте-Карло».

Был чудесный день. Светило нежаркое солнце, по лазурному небу медленно проплывали редкие облака, с моря дул легкий ветерок. Он теребил подолы летних платьев Полы и Эмили, вздувая их наподобие цветочных бутонов. На яхтах, пришвартованных в бухте, чуть шевелились белые паруса и трепетали флаги на мачтах.

Они приехали в Монте-Карло на светло-голубом «ягуаре» Эмили сразу после обеда, сервированного на террасе, и похорон птички. Похороны состоялись в саду, и церемонию, к большому удовольствию Патрика, почтило своим присутствием все население виллы.

Едва въехав на территорию княжества Монако, они оставили машину на стоянке и пешком пошли к «Жюлю и Ки», в антикварную лавку, где Эмили часто покупала старинный фарфор. Сейчас ей надо было взять там лиможское блюдо, которое она отдавала в починку. Жюль, милый пожилой человек, долго толковал с ними о старинном фарфоре и стекле, показывал свою коллекцию раритетов, а потом они отправились по главным улицам города к знаменитому отелю, рассматривая по пути магазинные витрины.

– Может, он и слишком громоздкий и даже безвкусный в чем-то, а все же я его до безумия люблю, – сказала Эмили, останавливаясь перед отелем и глядя на него одновременно с восторгом и легкой иронией в свой адрес. Вдруг ее смех оборвался. Она так сильно схватила Полу за руку, что та даже поморщилась.

В их сторону направлялась, спускаясь по лестнице, высокая женщина с копной полыхающих рыжих волос и чисто французской осанкой. На ней было сверхмодное, великолепно сшитое белое шелковое платье с розой из черного шелка на плече, черно-белые туфли на высоком каблуке и белые перчатки. На плече болталась сумочка в тон. Голову женщины венчала соломенная шляпа. Женщина вела за руку девочку лет трех во всем белом, что особенно подчеркивало такие же, как у матери, ярко-рыжие волосы. На ходу женщина остановилась и что-то сказала дочери. Полу с Эмили она явно не замечала.

– Боже милосердный! Да это же Capa! – выдохнула Эмили и снова с силой сжала руку Полы.

У той перехватило дыхание. Податься им с Эмили было некуда.

Через мгновение кузина поравнялась с ними. Три женщины остановились на ступеньках, пораженные встречей, не зная, что сказать. Только пожирали друг друга глазами.

Наконец Пола нарушила неловкое молчание.

– Привет, Capa, – спокойно сказала она. – Хорошо выглядишь. А это, должно быть, твоя дочь Хлоя, верно? – Вымученно улыбнувшись, Пола посмотрела на девочку, которая с любопытством и чуть горделиво подняла голову. С первого взгляда было видно, что она как две капли воды похожа на Эмму Харт.

– Да как ты смеешь разговаривать со мной! – закричала Capa, даже не думая скрывать ненависть и возмущение. – Как ты смеешь вообще обращаться ко мне, да еще подружкой прикидываешься! – Придвинувшись, она прошипела Поле прямо в лицо: – У тебя, должно быть, чертовски крепкие нервы, Пола О'Нил, если тебе удается вести себя так, будто ничего не случилось, будто ты ничего мне не сделала, проклятая сука!

От такой откровенной злобы Пола невольно подалась назад.

– Держись-ка лучше подальше от меня и моих близких! – покраснев, тем же визгливым голосом продолжала Capa. – И ты тоже, Эмили Харт. Ты ничем не лучше ее! – Губы Сары искривились в презрительной усмешке. – Сначала вы настроили против меня бабушку, а потом отняли все, что принадлежит мне по праву. Вы воровки! А теперь – прочь с дороги! Убирайтесь!

Крепко сжав девочке руку, Capa протиснулась между Эмили и Полой, едва не сбив последнюю с ног. Величественно, не оборачиваясь, она зашагала вниз по лестнице, а девочка, цепляясь за мать, кричала по-французски:

– Мама, мама, подождите!

Как ни жарко было на улице, Пола вся похолодела. К горлу подступила тошнота. Ее словно пригвоздили к месту, она не могла сделать ни шага. Лишь какое-то время спустя она почувствовала, что Эмили все еще держит ее за руку.

– Ну и ну! – сказала Эмили. – Ужасно. Она ничуть не изменилась, верно?

– Нисколько, – согласилась Пола, беря себя в руки. – Пошли, на нас смотрят. – Она высвободила руку и почти взбежала по лестнице, ведущей в отель, стараясь как можно быстрее скрыться от зевак, ставших свидетелями сцены. Внутренняя дрожь не прекращалась.

Эмили последовала за ней. Подхватив Полу пол руку, она повлекла ее в холл, говоря на ходу:

– Мы ведь не знаем никого из тех, кто глазел на нас, так что не волнуйся, дорогая. Пойдем выпьем хорошего чая. Это нам не помешает.

Усевшись в укромном уголке обширного ресторанного зала и сделав заказ, Эмили откинулась на спинку стула и протяжно вздохнула:

– Ничего себе сцену она нам закатила. Противно.

– Да. Противно. И стыдно. Я ушам своим не могла поверить, когда она начала кричать как уличная торговка. Не говоря уж о том, какие гадости она несла.

Эмили кивнула и внимательно посмотрела на Полу.

– С какой стати ты заговорила с ней?

– Потому что растерялась. Мы ведь столкнулись лицом к лицу! Куда тут денешься! – Пола замолчала. На лице у нее появилось задумчивое выражение, она медленно покачала головой. – Я всегда немного сочувствовала Саре. Она ведь была пешкой в руках Джонатана и в каком-то смысле его жертвой. Он обвел ее вокруг пальца, выманив деньги. Я никогда не считала ее такой же зловредной, как Джонатан. Просто глупой.

– Насчет глупости я с тобой согласна, но жалеть ее я никогда не жалела, и тебе не следовало! – воскликнула Эмили и, придвинувшись к Поле, продолжала: – Вот тебе твое благородство. Всегда ты стараешься быть справедливой, готова выслушать другую сторону, всегда всем сочувствуешь. Это прекрасно, конечно, но только до тех пор, пока имеешь дело с приличными людьми. Не думаю, что Capa принадлежит к их числу. Дура не дура, но она знала, что делает, когда поддержала Джонатана и вложила деньги в его частное предприятие. Она ведь выступила против «Харт Энтерпрайзиз» и против семьи.

– Верно, – согласилась Пола. – И все же мне кажется, что дело тут больше в недомыслии, чем в злом умысле. Джонатан просто задурил ей голову.

– Может быть, – сказала Эмили. – Странно только, что мы не сталкивались с ней раньше, тебе не кажется? В конце концов, если верить тому, что мы читали в «Пари-матч», она уже пять лет живет в Мужене, рядом с Коном, а это не так уж далеко от нас.