Рэй Брэдбери
      Солнце и тень
      Л Жданов, перевод
      Камера стрекотала как насекомое. Она отливала металлической синью, точно большой жирный жук, в чутких, бережно ощупывающих руках мужчины. Она блес-тела в ярком солнечном свете.
      -- Брось, Рикардо, не надо!
      -- Эй, вы там, внизу! -- заорал Рикардо, подойдя к окну.
      -- Рикардо, перестань! Он повернулся к жене:
      -- Ты не мне, ты им скажи, чтобы перестали. Спустись и скажи... Что, трусишь?
      -- Они никого не задевают, -- терпеливо произнесла жена. Он отмахнулся от нее и лег на подоконник, глядя вниз.
      -- Эй, вы! -- крикнул он.
      Человек с черной камерой мельком взглянул на него, потом снова навел аппарат на даму в белых, как соль, купальных трусиках, белом бюстгальтере и зеленой клет-чатой косынке. Она стояла прислонившись плечом к по-трескавшейся штукатурке дома. Позади нее, поднеся руку ко рту, улыбался смуглый мальчонка.
      -- Томас! -- крикнул Рикардо. Он обратился к жене: -- Господи Иисусе, там стоит Томас, это мой собственный сын там улыбается.
      Рикардо метнулся к двери.
      -- Не натвори беды! -- взмолилась жена.
      -- Я им голову оторву! -- ответил Рикардо.
      В следующий миг он исчез.
      Внизу томная дама переменила позу, теперь она опира-лась на облупившиеся голубые перила. Рикардо подоспел как раз вовремя.
      -- Это мои перила! -- заявил он.
      Фотограф подбежал к ним.
      -- Нет-нет, не мешайте, мы фотографируем. Все в по-рядке. Сейчас уйдем.
      -- Нет, не в порядке, -- сказал Рикардо, сверкая чер-ными глазами. Он взмахнул морщинистой рукой. -- Она стоит перед моим домом.
      -- Мы снимаем для журнала мод. -- Фотограф улыбался.
      -- Что же мне теперь делать? -- спросил Рикардо, обра-щаясь к небесам. -- Прийти в исступление от этой новости? Плясать наподобие эпилептического святого?
      -- Если дело в деньгах, то вот вам пять песо, -- с улыб-кой предложил фотограф.
      Рикардо оттолкнул его руку.
      -- Я получаю деньги за работу. Вы ничего не понимаете. Пожалуйста, уходите. Фотограф оторопел:
      -- Постойте...
      -- Томас, домой!
      -- Но, папа...
      -- Брысь! -- рявкнул Рикардо. Мальчик Исчез.
      -- Никогда еще такого не бывало! -- сказал фотограф.
      -- А давно пора! Кто мы? Трусы? -- Рикардо вопрошал весь мир.
      В переулке стала собираться толпа. Люди тихо перегова-ривались, улыбались, подталкивали друг друга локтем. Фото-граф подчеркнуто вежливо закрыл камеру.
      -- Ол райт, пойдем на другую улицу. Я там приметил великолепную стену, чудесные трещины, отличные глубокие тени. Если мы поднажмем...
      Девушка, которая во время перепалки нервно мяла в руках косынку, взяла сумку с гримом и сорвалась с места. Но Рикардо успел коснуться ее руки.
      -- Не поймите меня превратно, -- поспешно прогово-рил он.
      Она остановилась и глянула на него из-под опущенных век.
      -- Я не на вас сержусь, -- продолжал он. -- И не на вас. -- Он повернулся к фотографу.
      -- Так какого же... -- заговорил фотограф. Рикардо махнул рукой:
      -- Вы служите, и я служу. Все мы люди подневольные. И мы должны понимать друг друга. Но когда вы приходите к моему дому с этой вашей камерой, которая словно глаз черного слепня, пониманию конец. Я не хочу, чтобы вы использовали мой переулок из-за его красивых теней, мое небо из-за его солнца, мой дом из-за этой живописной трещины! Ясно? "Ах как красиво! Прислонись здесь! Стань там! Сядь тут! Согнись там! Вот так!" Да-да, я все слышал! Вы думаете, я дурак? У меня книги есть. Видите вон то окно, наверху? Мария!
      Из окна высунулась голова его жены.
      -- Покажи им мои книги! -- крикнул он.
      Она недовольно скривилась и что-то буркнула себе под нос, но затем, зажмурившись и отвернув лицо, словно речь шла о тухлой рыбе, показала сперва одну, потом две, потом с полдюжины книг.
      -- И это не все, у меня еще штук двадцать, не меньше! -- кипятился Рикардо. -- Вы с человеком разговариваете, не с бараном каким-нибудь!
      -- Все, все, -- фотограф торопливо складывал свои при-надлежности, -уходим. Благодарю за любезность.
      -- Нет, вы сперва поймите меня, что я хочу сказать, -- настаивал Рикардо. -- Я не злой человек. Но я тоже умею сердиться. Похож я на картонные декорации?
      -- Никто никого ни с кем не сравнивал. -- Фотограф повесил на плечо сумку и зашагал прочь.
      -- Тут через два квартала есть фотограф, -- продолжал Рикардо, идя за ними следом. -- Так у него картонные деко-рации. Становишься перед ними. Написано -- "Гранд-отель". Он снимает, и пожалуйста -- как будто вы живете в Гранд-отеле. Ясно, к чему я клоню? Мой переулок -- это мой переулок, моя жизнь -- моя жизнь, мой сын -- мой сын, а не картон какой-нибудь. Я видел, как вы распоряжались моим сыном -- стань так, повернись этак! Вам фон нужен... Как это там у вас называется -- характерная деталь? Для красоты, а впереди хорошенькая дама!
      -- Время, -- выдохнул фотограф, обливаясь потом. Его модель семенила рядом с ним.
      -- Мы люди бедные, -- говорил Рикардо. -- Краска на наших дверях облупилась, наши стены выцвели и потрес-кались, из водостока несет вонью, улицы вымощены булыж-ником. Но меня душит гнев, когда я смотрю, как вы все это подаете, -- словно я так нарочно задумал, еще много лет назад заставил стену треснуть. Думаете, я знал, что вы при-дете, и сделал краску старой? Мы вам не ателье! Мы люди, и будьте любезны относиться к нам как к людям. Теперь вы меня поняли?
      -- Все до последнего слова, -- не глядя ответил фото-граф и прибавил шагу.
      -- А теперь, когда вам известны мои желания и мысли, сделайте одолжение -- убирайтесь домой! Гоу хоум!
      -- Вы шутник, -- ответил фотограф.
      -- Привет! -- Они подошли к группе из еще шести моде-лей и фотографа, которые стояли перед огромной каменной лестницей. Многослойная, будто свадебный торт, она вела к ослепительно белой городской площади. -- Ну как, Джо, дело подвигается?
      -- Мы сделали шикарные снимочки возле церкви девы Марии, там есть безносые статуи, блеск! -- отозвался Джо. -- Из-за чего переполох?
      -- Да вот, Панчо кипятится. Мы прислонились к его дому, а он возьми да рассыпься.
      -- Меня зовут Рикардо. Мой дом совершенно невредим.
      -- Поработаем здесь, крошка, -- продолжал первый фото-граф. -- Стань у входа в тот магазин. Какая арка... и стена!.. Он принялся колдовать над своим аппаратом.
      -- Вот как! -- Рикардо ощутил грозное спокойствие. Он выжидательно смотрел на их приготовления. Когда оста-валось только щелкнуть, он выскочил перед камерой, взы-вая к человеку, стоящему на пороге магазина: -- Хорхе! Что ты делаешь?
      -- Стою, -- ответил тот.
      -- Вот именно, -- сказал Рикардо. -- Разве это не твоя дверь? Ты разрешаешь им ее использовать?
      -- А мне-то что, -- ответил Хорхе. Рикардо схватил его за руку.
      -- Они превращают твою собственность в киноателье. Тебя это не оскорбляет?
      -- Я об этом не задумывался. -- Хорхе ковырнул нос.
      -- Господи Иисусе, так подумай же, человече!
      -- Я ничего такого не вижу, -- сказал Хорхе.
      -- Неужели я во всем свете единственный, у кого язык есть? -- спросил Рикардо свои ладони. -- И глаза? Или, мо-жет быть, этот город -- сплошные кулисы и декорации? Неужели, кроме меня, не найдется никого, кто бы вмешался'
      Толпа не отставала от них, по пути она выросла, и теперь собралось изрядно народу, а со всех сторон, привлеченные могучим голосом Рикардо, подходили еще люди. Он топал ногами. Он потрясал в воздухе кулаками. Он плевался. Фотографы и модели боязливо наблюдали за ним.
      -- Так вам нужен живописный тип для фона? -- рявкнул он, обращаясь к фотографам. -- Я сам стану здесь. Как мне становиться? У стены? Шляпа так, ноги так, мои сандалии -- я их сам пошил -- освещены солнцем так? Эта дыра на рубашке -- сделать ее побольше?.. Вот так? Готово. Доста-точно пота у меня на лице? Волосы не коротки, добрый господин?
      -- Пожалуйста, стойте себе на здоровье, -- сказал фото-граф.
      -- Я не буду смотреть в объектив, -- заверил его Ри-кардо.
      Фотограф улыбнулся и прицелился камерой.
      -- Чуть влево, крошка. Модель шагнула влево.
      -- Теперь поверни правую ногу. Отлично. Очень хо-рошо. Так держать!
      Модель замерла, приподняв подбородок. Брюки Рикардо съехали вниз.
      -- Господи! -- воскликнул фотограф.
      Девушки прыснули. Толпа покатилась со смеху, люди подталкивали друг друга. Рикардо невозмутимо подтянул брюки и прислонился к стене.
      -- Ну как, живописно получилось? -- спросил он.
      -- Господи! -- повторил фотограф.
      -- Пошли на набережную, -- предложил его товарищ.
      -- Пожалуй, я пойду с вами. -- Рикардо улыбнулся.
      -- Силы небесные, что нам делать с этим идиотом? -- прошептал фотограф.
      -- Дай ему денег.
      -- Уже пробовал!
      -- Мало предложил.
      -- Вот что, сбегай за полицейским. Мне это надоело.
      Второй фотограф убежал. Остальные, нервно куря, смот-рели на Рикардо. Подошла собачонка, подняла ногу, и на стене появилось мокрое пятно.
      -- Посмотрите! -- крикнул Рикардо. -- Какое произведе-ние искусства! Какой узор! Живее фотографируйте, пока не высохло!
      Фотограф отвернулся и стал смотреть на море.
      В переулке показался его товарищ. Он бежал, за ним не спеша шествовал полицейский. Пришлось второму фото-графу обернуться и поторапливать его. Полицейский издали жестом дал ему понять, что день еще не кончился, они успеют своевременно прибыть на место происшествия.
      Наконец он занял позицию за спиной у фотографов.
      -- Ну, что вас тут беспокоит?
      -- Вот этот человек. Нам нужно, чтобы он ушел.
      -- Этот человек? Который прислонился к стене? -- спро-сил сержант.
      -- Нет-нет, дело не в том, что он прислонился... А, черт! -- не выдержал фотограф. -- Сейчас вы сами поймете. Ну-ка, крошка, займи свое место.
      Девушка встала в позу, Рикардо тоже; на его губах играла небрежная улыбка.
      -- Так держать!
      Девушка замерла.
      Брюки Рикардо скользнули вниз.
      Камера щелкнула.
      -- Ага, -- сказал полицейский.
      -- Вот, доказательство у меня здесь, в камере, если вам понадобится! -воскликнул фотограф.
      -- Ага, -- сказал полицейский, не сходя с места, и потер рукой подбородок. -- Так.
      Он рассматривал место действия, словно сам был фото-графом-любителем. Поглядел на модель, чье беломрамор-ное лицо вспыхнуло нервным румянцем, на булыжники, стену, Рикардо. Рикардо, стоя под голубым небом, осве-щенный ярким солнцем, величественно попыхивал сигаре-той, и брюки его занимали далеко не обычное положение.
      -- Ну, сержант? -- выжидательно произнес фотограф.
      -- А чего вы, собственно, от меня хотите? -- спросил полицейский, снимая фуражку и вытирая свой смуглый лоб.
      -- Арестуйте этого человека! За непристойное поведение!
      -- Ага, -- произнес полицейский.
      -- Ну? -- сказал фотограф.
      Публика что-то бормотала. Юные красотки смотрели вдаль на чаек и океан.
      -- Я его знаю, -- заговорил сержант, -- этого человека возле стены. Его зовут Рикардо Рейес.
      -- Привет, Эстеван!
      -- Привет, Рикардо, -- откликнулся сержант. Они помахали друг другу.
      -- Я не вижу, чтобы он делал что-нибудь, -- сказал сер-жант.
      -- То есть как это? -- вскричал фотограф. -- Он же го-лый, в чем мать родила. Это безнравственно!
      -- Этот человек ничего безнравственного не делает. Стоит, и все, -возразил полицейский. -- Если бы он делал что-нибудь, на что глядеть невыносимо, я бы тотчас вмешался. Но ведь он всего-навсего стоит у стены, совершенно непо-движно, в этом ничего противозаконного нет.
      -- Он же голый, голый! -- кричал фотограф.
      -- Не понимаю. -- Полицейский удивленно моргал.
      -- Голым ходить не принято -- только и всего!
      -- Голый голому рознь, -- сказал сержант. -- Есть люди хорошие и дурные. Трезвые и под мухой. Насколько я вижу, этот человек не пьян. Он пользуется славой доброго семья-нина. Пусть он голый, но ведь он не делает со своей наготой ничего такого, что бы можно было назвать преступлением против общества.
      -- Да кто вы такой -- уж не брат ли ему? -- спросил фотограф. -- Или сообщник? -- Казалось, он вот-вот со-рвется с места и забегает под жгучим солнцем, кусая, лая, хрипя. -- Где справедливость? Что здесь, собственно, про-исходит? Пойдемте, девочки, найдем другое место!
      -- Франция, -- сказал Рикардо.
      -- Что? -- фотограф круто обернулся.
      -- Я говорю, Франция или Испания, -- объяснил Ри-кардо. -- Или Швеция. Я видел фотографии из Швеции -- красивые стены. Вот только трещин маловато... Извините, что вмешиваюсь в ваши дела.
      -- Ничего, будут у нас снимки вам назло! -- Фотограф тряхнул камерой, сжал руку в кулак.
      -- Я от вас не отстану, -- сказал Рикардо. -- Завтра, после-завтра, на бое быков, на базаре, всюду и везде, куда бы вы ни пошли, я тоже пойду, охотно, без скандала. Пойду с достоинством, чтобы выполнить свой прямой долг.
      Они посмотрели на него и поняли, что так и будет.
      -- Кто вы такой, что вы о себе воображаете? -- закричал фотограф.
      -- Я ждал этого вопроса, -- сказал Рикардо. -- Всмот-ритесь в меня. Отправляйтесь домой и поразмышляйте обо мне. Покуда есть такие, как я, хоть один на десять тысяч, мир может спать спокойно. Без меня был бы сплошной хаос.
      -- Спокойной ночи, няня, -- процедил фотограф, и вся свора девиц, шляпных коробок, камер и сумок потянулась в сторону набережной. -- Сейчас перекусим, крошки. После что-нибудь придумаем.
      Рикардо спокойно проводил их взглядом. Он стоял все на том же месте. Толпа улыбаясь смотрела на него.
      "Теперь, -- подумал Рикардо, -- пойду к своему дому, на двери которого стерлась краска там, где я тысячу раз заде-вал ее, входя и выходя, пойду по камням, которые я стер ногами за сорок шесть лет хождения, проведу рукой по трещине на стене моего дома -- трещине, которая появи-лась во время землетрясения тысяча девятьсот тридцатого года. Как сейчас помню ту ночь, мы были в постели, Томас еще не родился, Мария и я сгорали от любви, и нам каза-лось, что наша любовь, такая сильная и жаркая, колышет весь дом, а это земля колыхалась, и утром в стене оказалась трещина. И я поднимусь по лестнице на балкон с затейливой решеткой в доме моего отца, он сам эту решетку ковал, и я буду на балконе есть то, что мне приготовила моя жена, и рядом будут мои книги. И мой сын Томас, которого я сотворил из материи -чего уж там, из простыней -- вместе с моей славной супругой. Мы будем есть и разговаривать -- не фотографии, и не декорации, и не картинки, и не рек-визит, а актеры, да-да, совсем неплохие актеры".
      И словно в ответ на его последнюю мысль, какой-то звук дошел до его слуха. Он как раз сосредоточенно, с большим достоинством и изяществом подтягивал брюки, чтобы за-стегнуть ремень, когда услышал этот восхитительный звук. Будто легкие крылья плескались в воздухе. Аплодисменты...
      Кучка людей, которая следила за его исполнением за-ключительной сцены перед ленчем, увидела, сколь элегант-но, с истинно джентльменской учтивостью он подтянул брюки, И аплодисменты рассыпались подобно легкой волне на берегу моря, что шумело неподалеку.
      Рикардо вскинул руки и улыбнулся всем.
      Поднимаясь к дому, он пожал лапу собачонке, которая окропила стену.