Рэй Брэдбери
      СЛАДКИЙ ДАР
      Перевод с англ. И. Софронова
      Все началось с запаха шоколада.
      В дождливый июньский день, ближе к вечеру, отец Мэлли дремал в исповедальне в ожидании грешников.
      - Ума не приложу, куда они подевались? - недоумевал он. Бесконечные пути греха скрывались где-то за теплым дождем. А почему бы не быть и бесконечным путям покаяния? Отец Мэлли устроился поудобнее и закрыл глаза.
      Нынешние грешники так быстро носятся в автомобилях, что наша старая церковь мелькает для них каким-то пятнышком на обочине. А сам он? Древний акварельный священник - краски уже выцвели.
      "Подождем еще пять минут и хватит", - подумал он не то чтобы в панике, но с тихим стыдом и отчаянием, которым лучше бы возлечь на чьи-нибудь другие плечи.
      За решеткой исповедальни послышался скрип открываемой двери.
      Отец Мэлли встрепенулся. Из-за решетки повеяло запахом шоколада.
      "О Господи, - подумал святой отец, - какой-нибудь паренек со своей маленькой корзинкой грехов, вывалит и уйдет. Ну давай..."
      Старый священник склонился к решетке, откуда несся шоколадный дух и откуда должны были воспоследовать слова.
      Но слов не было. Никаких "отпусти грех мой, отец, ибо я..." Только странный шорох, как будто кто-то... жует! Грешник за перегородкой - зашей, Господи, его рот - сидел и просто жрал шоколад!
      - Нет! - прошептал священник сам себе.
      В желудке его, получившем новую информацию, заурчало, напоминая, что с самого утра он ничего не ел. От некоего греха гордыни, в котором он сам себе не признался бы, он пригвоздил себя к диете, сгодившейся бы и для страстотерпца, а тут... на тебе!
      Жевание за стенкой продолжалось.
      Желудок отца Мэлли зарычал. Он почти прижался губами к решетке, закрыл глаза и крикнул:
      - Да хватит же!
      Мышиная возня, запах шоколада стал улетучиваться. Юношеский голос произнес:
      - Это как раз то, с чем я пришел, отец.
      Священник открыл один глаз и обозрел тень за завесой.
      - То есть с чем именно?
      - Это все шоколад, отец.
      - Ч т о?
      - Да вы не сердитесь, отец.
      - Да кто тут сердится?!
      - Вы, отец. Меня просто придавило звуком вашего голоса, я и начать не успел.
      Священник откинулся в скрипнувшем кожей кресле, стер с лица гримасу и встряхнулся.
      - Да, да. День жаркий. И я немного не в духе. Да и вообще...
      - Чуть позднее станет прохладнее, отец, и вам будет хорошо.
      Старый священник разглядывал завесу.
      - Тут кто, собственно, исповедуется и кто дает отпущение?
      - Да я, отец...
      - Ну так приступай!
      Голос быстро выпалил:
      - Вы почувствовали запах шоколада, отец?
      Священников желудок глухо ответил за него.
      Оба прислушались к печальному звуку.
      - Понимаете, отец, если по правде, то я... шоколадный наркоман.
      Что-то давно забытое вспыхнуло в глазах священника. Любопытство уступило место юмору, затем со смехом вернулось обратно.
      - И ты поэтому пришел сегодня к исповеди?
      - Да, сударь, то есть святой отец.
      - А не из-за того, что задумал блудодеяние с сестрой своей или из-за изнурительной войны с онанизмом?
      - Нет, отец, - сокрушенно ответил голос.
      Священник нашел нужный тон и сказал:
      - Ну, ну все в порядке. Давай к делу. По правде сказать, ты для меня большое облегчение. Я уже по горло сыт рыщущими особями мужского пола и страдающими от одиночества - женского и всем этим мусором, который они вычитали из книг... Продолжай, ты меня заинтересовал. Рассказывай дальше.
      - Понимаете, отец, вот уже десять или двенадцать лет, я съедаю фунт или два шоколада в день и никак не могу бросить. Тут и конец и начало всего.
      - Звучит как эпидемия прыщей, угрей и карбункулов.
      - Вот именно.
      - И не прибавляет стройности фигуре.
      - Если я сейчас попытаюсь наклониться, отец, я опрокину исповедальню.
      Послышался скрип, все вокруг них затрещало, когда невидимая фигура зашевелилась.
      - Тихо, сидеть! - крикнул священник.
      Треск прекратился.
      Священник проснулся окончательно и чувствовал себя прекрасно. Давно уже он не ощущал себя таким живым, так, чтобы сердце билось уверенно и кровь доходила бы до самых отдаленных уголков тела.