-- Скажите, Томас? Еще далеко?
      -- Уже близко, сеньор. Действительно близко.
      Ах, Целия, подумал Роби, поднимаясь на холм. Тебе не удалось скрыть от меня его тело. Ты так и не нашла надежных людей, которые могли бы вытащить Макклара из катакомб и похоронить его на окраине города. Или, возможно, тебе не хотелось, чтобы Дугласа уносили оттуда. Неужели ты играешь со мной в какую-то хитрую игру? Неужели ты хотела, чтобы я нашел убитого Макклара?
      Луна казалась бельмом мертвеца, который смотрел с небес на пустую землю. Двое мужчин поднимались по широкой улице, и их тени двигались перед ними. Старик свернул к строению, контуры которого были очень знакомыми. На ограде у ворот трепетали знамена и ленты.
      -- Это арена, Томас? Арена для корриды?
      -- Да, тут проходят бои быков.
      -- Неужели сеньора Ликоне живет где-то здесь?
      -- У нее нет своего дома. Она ютится под трибуной и там же делает сладости типа сахарных черепов и маленьких розовых трупов. Нам сюда.
      Они вышли на безмолвную арену, освещенную лунным светом. Белый песок казался водой, покрытой рябью. Ряды пустых скамеек выглядели как круги на стенках огромной воронки.
      -- Как вы себя чувствуете, сеньор?
      -- Не очень хорошо. Меня утомил этот долгий подъем.
      -- Взгляните сюда,-- воскликнул Томас, указывая на черный узел, который лежал на песке.-- Смотрите, кто-то оставил здесь снаряжение тореадора.
      На алой накидке лежали черные пуанты, маленький берет и тускло блестевшая шпага.
      -- Да, кто-то забыл свои вещи,-- сказал Роби и встревоженно осмотрелся.
      Томас сел на корточки, поднял берет и с любовью расправил его рукой.
      -- Просто стыдно забывать такое добро. А вы когда-нибудь видели настоящую корриду?
      -- Несколько раз, но она мне не понравилась.
      -- Вы американец, сеньор.
      Томас надел берет на голову и встал перед Роби. Его тело выпрямилось. Он опустил вниз руки и гордо спросил:
      -- Как я выгляжу, мистер?
      -- Очень хорошо. Но, может быть, вы отведете меня к сеньоре Ликоне...
      -- Значит я не произвел на вас впечатления?
      -- Нет, вы действительно выглядите прекрасно, однако...
      -- А вы знаете, что когда-то, много лет назад, я был лучшим тореадором Мексики?
      -- Не сомневаюсь в этом, но мне...
      -- Прошу вас, сеньор, послушайте старика.
      Его тело отбрасывало длинную тень, и Томас казался очень высоким и сильным. Он перестал сутулиться. Его мышцы расслабились, подбородок поднялся вверх, и в старческих глазах засиял молодой задорный огонь.
      -- Однажды я сражался здесь с тремя быками,-- сказал он.-- В один и тот же день! Людей на трибунах было битком, до самого неба. Когда я закончил последний бой, они отрезали уши быков и отдали их мне. А люди бросали на арену шляпы, перчатки и кошельки. Это походило на дождь. И это был дождь моей славы!
      Роби взглянул на старика и не сказал ни слова. В нем начинало вскипать холодное недовольство. Томас нагнулся, поднимая плащ и шпагу.
      -- Меня считали лучшим, и когда я проводил "веронику"...вот так и так...
      Он закружился, показывая серию выпадов.
      -- Публика взрывалась аплодисментами, и это было прекрасно.
      Внезапно Томас нагнулся и быстро надел пуанты вместо гуарачей, которые он сбросил с ног.
      -- А сейчас...-- вскричал старик, приближаясь к Роби.
      -- Мне бы увидеть сеньору Ликоне...
      -- Да-да, ту женщину, которая делает сахарные черепа. А вот и она сама.
      Томас ткнул шпагой в сторону трибуны. Роби обернулся. В тот же миг что-то вонзилось в его затылок.
      --Начнем, сеньор!
      ***
      Роби закричал, отпрыгнул в сторону и едва не упал. Он провел рукой по затылку и шее, и пальцы нащупали три маленькие иглы, к которым крепились тонкие ленты, трепетавшие на ветру---красная, белая и зеленая. Выдернув иголки, Роби бросил их на песок.
      -- Что вы делаете!?
      -- О, вам стало интересно!-- с усмешкой произнес старик.-Это бандерильи. Пики для шеи быка. Если вы были на корриде, то видели, как бандиллеросы вонзали в шею быка бандерильи. То же самое сделал сейчас и я.
      -- Томас! Вы сошли с ума!-- закричал американец, отступая назад.
      Старик ударил его шпагой. Острие вонзилось в ногу. Клинок вошел в бедро и вышел. Упав на землю, Роби с ужасом посмотрел на кровь.
      -- Томас!
      Старик склонился над ним, закрывая телом луну.
      -- А вы хотите узнать, что случилось сегодня вечером?
      -- Томас,-- задыхаясь, шептал упавший человек.
      -- Я пытался пристрелить вас на фиесте. Под остовом карнавального быка у меня был припрятан револьвер. Но вы избежали смерти, сеньор.
      -- Отведите меня к той женщине...
      Роби не мог дышать. Его рот открывался и закрывался. Он чувствовал тошнотворную боль.
      -- Нет никакой женщины,-- со смехом ответил старик.-- Но, может быть, вы хотите узнать, что случится завтра утром, сеньор? Завтра Целия начнет расспрашивать о вас. И окажется, что вы уехали из отеля. Уехали далеко-далеко! И ваши чемоданы исчезнут из номера вместе с вами.
      Роби попытался подняться.
      -- Давай, вставай!-- вскричал Томас.-- Я встречу тебя хорошим ударом!
      Роби попробовал ступить на раненую ногу. Боль обожгла его яростным огнем. Он покачнулся, но все же устоял.
      -- Вы сошли с ума! Положите шпагу, идиот!
      -- О, нет, сеньор.
      -- Почему вы хотите убить меня?
      -- Потому.
      Томас поправил биррету на голове. Роби Киббер еще раз пошатнулся. Он с трудом выдерживал натиск боли. Перед глазами мелькали кровь, застывший лунный свет и чистое небо.
      -- Я буду кричать,-- предупредил он старика.-- Люди услышат меня и прибегут сюда.
      -- Вы не сделаете этого, сеньор, и не испортите нашу игру. Иначе я убью вас очень быстро. Ударом шпаги между глаз.
      Роби задрожал. Он видел труп Дугласа в катакомбах. Странное отверстие в черепе нашло свою разгадку. То был след от шпаги тореадора. Так вот как умер Макклар!
      -- Теперь мы продолжим нашу маленькую игру. Я буду величайшим тореадором в мире, а вы, сеньор,-- быком. Я буду завлекать вас и уворачиваться от атак. А вам придется нападать на меня снова и снова. По ходу дела я начну подрезать вам руки и ноги. Затем последуют удары в грудь! Потом финальный выпад! И пусть луна насладиться этим боем! Пусть звезды заполнят места на трибунах!
      -- Но что я вам сделал? Томас?
      -- Каждый день я видел, как вы входили и выходили из отеля. И вместе с вами всегда была Целия. Но она наша женщина! Она не из ваших блудниц!
      Старик стоял перед ними, высокий и гордый.
      -- При свете солнца и луны вы гуляли с ней, смеялись и не обращали на меня никакого внимания. Каждый день, каждый божий день, я видел, как вы касались ее рук, шептали ей какие-то слова, и моя ненависть к вам становилась такой же большой, как к тому другому американцу. Он приехал в прошлом году. Он тоже гулял и смеялся с Целией. Жалкий янки. Пропойца-турист. Целия смотрела на него, как на бога. Как смотрит теперь на вас. Она не замечала Старого Томаса. А ведь я был когда-то известным всей Мексике -- от Оахаки до Гвадалахары и Монтеррея. Но Томас теперь старик. Он больше не может бегать по арене. Ни один бык уже не посмотрит на него. Тем более, женщина. Даже свиньи больше не уважают Старого Томаса, а люди плюют на него. На старика, которого забодал какой-то бык...
      Он сделал резкое движение рукой и приподнял рубашку. На коричневой коже, пересекая весь бок и часть живота, тянулся широкий белый шрам, который остался от бычьего рога.
      -- Вы видите, сеньор? Это знак моей доблести! Знак профессии тореадора! Но что значат шрамы для юных женщин? Целия гуляет и смеется с вами. А годом раньше она ходила с другим. И вот однажды моя ненависть достигла предела. Я заманил его сюда в одну из ночей, и мы разыграли с ним корриду -мексиканский герой против глупого американского животного. Я убил его. Теперь ваш черед!
      -- Томас, я ничего против вас не имею. Вы старый человек....
      -- Я не старый!-- с яростью закричал мексиканец и, подбежав к Роби
      Кибберу, замахнулся шпагой.-- Это она считает меня старым! Глупая, глупая Целия! Каждый день она проходит мимо моей скамьи и даже не смотрит на меня. Каждый день в течение многих лет я смотрю на ее красивое лицо, на ее чудесную походку. И я говорю себе: "Нет! Эти янки ее не получат!" Я буду убивать любого, кто, приехав сюда, попытается вскружить ей голову. Одного, второго, третьего. Возможно, вас наберется дюжина, прежде чем меня поймают. Но вы ее не получите! Она моя!
      Томас рассек воздух шпагой.
      -- Двигайся! Двигайся, янки! Не стой на месте! Беги! Нападай на меня! Сражайся со мной! Покажи свою удаль!
      -- Моя нога... Я не могу ходить.
      -- Тогда я заставлю тебя бегать!
      Томас ударил его эфесом шпаги по лицу. Гнев заставил Роби забыть о боли в ноге. Он заковылял к старику, но тот проворно увернулся.
      -- Хорошо!-- закричал мексиканец, взмахнув накидкой.-- Давай еще разок!
      Роби рванулся к нему.
      -- Еще! Вот так! И еще!
      Молодой мужчина остановился, задыхаясь от боли и ярости. Старик кивнул и взглянул на луну.
      -- Уже поздно. Пора заканчивать бой. Теперь ты побежишь на меня, и я проткну твой мозг клинком.
      Он поднял накидку, и она затрепетала на холодном ветру. Луна наполнила мир иллюзорным призрачным светом.
      В глазах у Роби помутилось. Раненая нога пульсировала как большое сердце. Земля раскачивалась под ним, и в такт с ней дрожали и кружились звезды.
      -- Томас,-- прошептал он тихо.-- Я ненавижу тебя!
      -- Вперед!-- закричал старик, взмахнув накидкой.
      Шпага взлетела вверх, рассекая завывавший ветер.
      -- Ненавижу!-- повторил американец.
      -- Время пришло,-- сказал Старый Томас.
      -- Пришло.
      Роби сделал ложное движение вперед, и когда шпага блеснула в воздухе, он упал, откатился в сторону и прыгнул на тореадора сбоку. Подсекая ноги старика, он дернул на себя его вязаные штаны, и Томас с визгом упал на спину. Они покатились по арене, выхватывая друг у друга шпагу и путаясь в алой накидке. Потом один из них вскочил на колени и, сжимая эфес обеими руками, пронзил грудь противника, лежавшего на белом песке.
      -- Это тебе за меня,-- прохрипел он, раскачивая и вытаскивая шпагу из тела.
      Он поднял клинок и вновь вонзил его в соперника, который корчился в предсмертных судорогах.
      -- Это за Целию.
      Шпага снова поднялась вверх и опустилась вниз.
      -- А это за Дугласа Макклара!
      ***
      Когда ранним утром Целия встретила Роби на улице, он, хромая, возвращался от доктора в отель. Она заметила в его руке какой-то маленький белый предмет. Звенели церковные колокола, и солнце лениво поднималось над голубыми холмами. Утренний воздух казался удивительно сладким от дыма печей, на которых хозяйки готовили завтрак. Роби вдыхал его со счастливым видом, отщипывал от сахарного черепа куски и клал их в рот. Когда Целия подошла к нему и поздоровалась, он доедал последний кусочек. Прожевав и проглотив остатки, Роби улыбнулся в ответ, обнял любимую девушку, и их губы слились в долгом поцелуе.