Рэй Брэдбери
      Они были смуглые и золотоглазые
      Ветер с полей обдувал дымящийся металл ракеты. Глухо щелкнув, открылась дверь. Первым вышел мужчина, потом женщина с тремя детьми, за ними остальные. Все пошли через марсианские луга к недавно построенному поселку, но мужчина с семьей остался один.
      Ветер шевелил ему волосы, тело напрягалось, словно еще погруженное в безмерность пустоты. Жена стояла рядом; ее била дрожь. Дети, как маленькие семена, должны были врастать отныне в почву Марса.
      Дети смотрели снизу вверх в лицо отца, как смотрят на солнце, чтобы узнать, какая пора жизни пришла. Лицо было холодным, суровым.
      - Что с тобой? - спросила жена.
      - Вернемся в ракету.
      - И на Землю?
      - Да. Ты слышишь?
      Стонущий ветер дул, не переставая. Что, если марсианский воздух высосет у них душу, как мозг из костей? Мужчина чувствовал себя погруженным в какую-то жидкость, могущую растворить его разум и выжечь воспоминания. Он взглянул на холмы, сглаженные неумолимой рукой времени, на развалины города, затерявшиеся в море травы.
      - Смелее, Гарри, - отозвалась его жена. - Уже слишком поздно. За нами лежит шестьдесят пять миллионов миль, если не больше.
      Светловолосые дети разноголосо щебетали под сводом марсианского неба. Им отвечали свист и шипение ветра в жесткой траве. Мужчина схватился за чемоданы.
      - Идем, - произнес он, как человек, стоящий на берегу моря и готовый плыть и утонуть.
      Они двинулись к поселку.
      Семейство называлось: Гарри Биттеринг, его жена Кора, их дети Дэн, Лора и Дэвид. Они жили в маленьком белом домике, ели вкусную пищу, но неуверенность ни на минуту не покидала их.
      - Я чувствую себя, - нередко говорил Гарри, - как глыба соли, тающая в горном потоке. Мы не относимся к этому миру. Мы люди Земли. Здесь - Марс. Он предназначен для марсиан. Давай улетим на Землю.
      Жена отрицательно качала головой.
      - Землю могут взорвать бомбой. Тут мы в безопасности.
      Каждое утро Гарри проверял все вокруг - теплую печь, горшки с кроваво-красными геранями, - что-то вынуждало его к этому, словно он ожидал: чего-то вдруг не хватит. Утренние газеты еще пахли краской, прямо с Земли, из ракеты, прилетавшей каждое утро в 6 часов. Он развертывал газету перед тарелкой, когда завтракал, и старался говорить оживленно.
      - Через десять лет нас будет на Марсе миллион или больше. Будут большие города, все! Нас пугали, что нам не удастся. Что марсиане прогонят нас. А разве мы здесь видели марсиан? Ни одного, ни живой души. Правда, мы видели города, но покинутые, в развалинах, не правда ли?
      - Не знаю, - заметил Дэв, - может быть, марсиане тут есть, но невидимые? Иногда ночью я словно слышу их. Слушаю ветер. Песок стучит в стекла. Я вижу тот город, высоко в горах, где когда-то жили марсиане. И мне кажется, я вижу, как там вокруг что-то шевелится. Как ты думаешь, отец, не рассердились ли на нас марсиане за то, что мы пришли?
      - Вздор! - Биттеринг взглянул в окно. - Мы безобидные люди. В каждом вымершем городе есть свои призраки. Память... мысли... воспоминания... - Его взгляд снова обратился к холмам. - Вы смотрите на лестницы и думаете: как выглядел марсианин, поднимавшийся по ним? Смотрите на марсианские рисунки и думаете, как выглядел художник? Вы сами себе создаете призраки. Это вполне естественно: воображение... - Ой прервал себя. - Вы опять рылись в развалинах?
      - Нет, папа. - Дэв пристально разглядывал свои башмаки.
      - Помните, вы должны держаться от них подальше. Передай мне джем.
      - Я чувствую, что-то должно случиться, - прошептал Дэв.
      "Что-то" и случилось в тот же день, к вечеру.
      Лора бежала с плачем через весь поселок. В слезах она вбежала в дом.
      - Мама, папа, на Земле беспорядки! - рыдала она. - Сейчас по радио сказали... Все космические ракеты погибли! Ракет на Марс больше не будет, никогда!
      - О Гарри! - Кора обняла мужа и дочь.
      - Ты уверена, Лора? - тихо спросил отец.
      Лора плакала. Долгое время слышался только пронзительный свист ветра.
      "Мы остались одни", - подумал Биттеринг. Его охватила пустота, захотелось ударить Лору, крикнуть: неправда, ракеты прилетят! Но вместо этого он погладил головку дочери, прижал к груди, сказал:
      - Это невозможно, они прилетят наверное.
      - Да, но когда, через, сколько лет? Что теперь будет?
      - Мы будем работать, конечно. Трудиться и ждать. Пока не прилетят ракеты.
      В последние дни Биттеринг часто бродил по саду, одинокий, ошеломленный. Пока ракеты ткали в пространстве свою серебряную сеть, он соглашался примириться с жизнью на Марсе. Ибо каждую минуту он мог сказать себе: "Завтра, если я хочу, я вернусь на Землю". Но сейчас сеть исчезла. Люди остались лицом к лицу с необъятностью Марса, опаляемые зноем марсианского лета, укрытые в домах марсианской зимой. Что станется с ним, с остальными?
      Он присел на корточки возле грядки; маленькие грабельки в руках у него дрожали. "Работать, - думал он. - Работать и забыть". Из сада он видел марсианские горы. Думал о гордых древних именах, которые носили вершины. Несмотря на эти имена, люди, спустившиеся с неба, сочли марсианские реки, горы и моря безыменными. Когда-то марсиане строили города и называли их; покоряли вершины и называли их; пересекали моря и называли их. Горы выветрились, моря высохли, города стояли в развалинах. И люди с каким-то чувством скрытой вины давали древним городам и долинам новые имена. Ну что ж, человек живет символами. Имена были даны.
      Биттеринг был весь в поту. Огляделся и никого не увидел. Тогда он снял пиджак, потом галстук. Он аккуратно повесил их на ветку персикового дерева, привезенного из дому, с Земли.
      Он вернулся к своей философии имен и гор. Люди изменили их названия. Горы и долины, реки и моря носили имена земных вождей, ученых и государственных деятелей: Вашингтона, Линкольна, Эйнштейна. Это нехорошо. Старые американские колонисты поступили умнее, оставив древние индейские имена: Висконсин, Юта, Миннесота, Огайо, Айдахо, Милуоки, Оссео. Древние имена с древним смыслом. Задумчиво вглядываясь в далекие вершины, он размышлял: вымершие марсиане, может быть, вы там?..
      Подул ветер, стряхнул дождь персиковых лепестков, Биттеринг протянул смуглую, загорелую руку, тихо вскрикнул. Прикоснулся к цветам, поднял несколько цветов с земли. Шевелил их на ладони, гладил, шевелил снова. Наконец окликнул жену:
      - Кора!
      Она появилась в окне. Он подбежал к ней.
      - Кора! Эти цветы... Видишь? Они другие! Не такие! Это не цветы персика!
      - Не вижу разницы, - ответила она.
      - Не видишь? Но они другие! Я не могу этого определить. Может быть, лишний лепесток, может быть, форма, цвет, запах...
      Дети выбежали из дома, следили, как отец бегает от грядки к грядке, как выдергивает то лук, то морковь, то редиску.
      - Кора, иди сюда, посмотри!
      Они разглядывали лук, морковь, редиску.
      - Разве морковь бывает вот такая?
      - Да... Нет... - Она колебалась. - Не знаю.
      - Ты знаешь... Лук не лук. Морковь не морковь. Вкус такой же, но другой. Запах не такой, как раньше.
      Он почувствовал, как бьется у него сердце.
      - Кора, что это? Что случилось? Мы должны уйти отсюда!
      Он забегал по саду, каждое дерево ощутило его руку.
      - Розы! Розы! Становятся зелеными!
      Они стояли, глядя на зеленые розы.
      А через два дня в комнату вбежал Дэн.
      - Идите посмотрите на корову! Я доил ее и увидел... Идите!
      Они пришли в сарай. У коровы рос третий рог.
      Газон перед домом слегка, едва заметно, отливал фиолетовым, как весенняя сирень.
      - Нужно уходить, - произнес Биттеринг. - Этого нельзя есть безнаказанно, мы превратимся тоже кто знает во что! Я этого не позволю. Нам остается только одно: уничтожить все овощи.
      - Но они ведь не ядовиты!
      - Ядовиты. Яд в них тонкий, очень тонкий. Его немного, чуть-чуть. Но трогать их нельзя.
      Он нерешительно разглядывал домик.
      - Даже дом. Может быть, его изменил ветер. И воздух. И ночные туманы. Стены, полы - все изменилось! Это уже не дом для человека!
      - Ах, это твое буйное воображение!
      Он надел пиджак, завязал галстук.
      - Я пойду в город. Нужно что-то сделать. Вернусь скоро.
      - Гарри, подожди! - окликнула то жена.
      Но он уже ушел.
      В городке, на затененных ступеньках, ведущих в зеленную лавку, сидело, беспечно болтая, несколько человек.
      Биттерингу вдруг захотелось выстрелить в воздух, разбудить их. "Что вы делаете, глупцы? - подумал он. - Сидите тут? Вы слышали новость: мы пленники чуждой нам планеты! Действуйте! Вам не страшно? Вы не боитесь? Что вы хотите делать?"
      - Как поживаешь, Гарри? - окликнули его. - Садись с нами.
      - Погодите, - возразил он. - Вы слышали недавние новости, да?
      Они засмеялись, кивая головами.
      - Что вы намерены делать?
      - Делать? А что тут можно сделать?
      - Построить ракету, вот что!
      - Ракету? Чтобы опять вернуться к прежним тревогам? О нет!
      - Вы должны! Вы видели цветы персика, розы, траву?
      - Конечно, - ответил один из сидевших.
      - И не боитесь?
      - Не очень. Мы не заметили. Кажется, нет.
      Ему захотелось плакать.
      - Вы должны работать вместе со мной. Если мы останемся здесь, мы тоже изменимся. В воздухе что-то есть. Марсианский вирус... разве я знаю? Семена, пыльца... Вы слышите?
      Они молча глядели на него.
      - Сэм! - обратился он к одному из них.
      - Да, Гарри?
      - Ты поможешь мне строить ракету?
      - У меня есть куча железа и кипа чертежей. Я уступлю...
      Все засмеялись.
      - Сэм, - сказал вдруг Биттеринг, - глаза у тебя...
      - Что с ними, Гарри?
      - Раньше они были серые, правда?
      - Зачем ты спрашиваешь?
      - Теперь они золотистые.
      - Неужели? - уронил Сэм.
      - И ты стал выше и стройнее!
      - Может быть.
      - Сэм, почему глаза у тебя пожелтели?
      - А какого цвета они были у тебя? - спросил Сэм.
      - У меня? Голубые, конечно!
      - Ну, так посмотри. - Он подал ему зеркальце.
      Биттеринг поколебался, затем поднес зеркальце к глазам...
      - Вот видишь, что ты наделал? - укоризненно заметил Сэм. - Разбил мое зеркальце.
      Гарри Биттеринг переселился в мастерскую и начал строить ракету. В широко раскрытых дверях останавливались люди, переговаривались и шутили приглушенными голосами. Иногда помогали ему поднять или передвинуть что-нибудь. Но чаще только смотрели все более золотистыми глазами.
      Приходила Кора, приносила в корзине завтрак.
      - Я этого не хочу, - твердил он. - Буду есть только запасы с Земли. То, что мы привезли с собой. Не то, что выросло в огороде.
      Жена смотрела на него. А он не смотрел на нее и разворачивал свои чертежи.
      - Гарри! Гарри! - жалобно повторяла она.
      - Мы должны уйти отсюда. Должны!
      Ночи были полны ветра, струящегося в блеске лун сквозь море трав в пустых полях, сквозь клетки городов, покоящихся уже 120 веков. В поселке домик Биттерингов с дрожью ждал и боялся перемен.
      Лежа в постели, Гарри чувствовал, как удлиняются у него кости, как они изменяют форму, размягчаются, словно плавящееся золото. Спящая рядом жена была смуглая, золотоглазая. Она спала спокойно; спали в своих кроватках бронзово загорелые дети. А ветер зловеще свистал в изменившихся персиковых деревьях, волновал сиреневую траву, срывал с роз зеленые лепестки.
      На востоке появилась зеленая звезда.
      Странные слова сорвались у него с губ.
      - Иоррт... Иоррт... - повторял он.
      Это было марсианское слово. Он не знал этого языка.
      Посреди ночи он вскочил с постели, набрал номер археолога Симпсона.
      - Скажите, что значит слово "иоррт"?
      - Да ведь это древнемарсианское название нашей Земли. А почему вы спрашиваете?
      - Просто так.
      Трубка выпала у него из рук.
      "Алло, алло, алло, - повторяла она, пока он вглядывался в зеленую звезду. - Биттеринг! Отзовитесь, Гарри!"
      Дни шли, полные железного лязга. Он собирал железный каркас ракеты с неохотной помощью троих равнодушных мужчин. Через час он уже чувствовал себя усталым, должен был отдыхать.
      - Это действует горный воздух, - говорили ему, смеясь.
      Через несколько дней жена сказала тихо:
      - Гарри, запасы кончились. Ничего не осталось. Я принесла тебе марсианскую пищу.
      Биттеринг тяжело сел. Взял сандвич, развернул, осмотрел, начал есть.
      - Отдохни сегодня, - говорила жена. - Нынче так жарко. Дети хотят идти на канал, поплавать. Идем с нами.
      - Нельзя тратить время.
      - Только часок, - настаивала она. - Купанье тебе поможет.
      Солнце жгло, день был безветренный. Они шли по берегу канала, отец, мать, дети в купальных костюмах. Потом сели. В глазах жены и детей Гарри увидел золото. Раньше они не были золотыми. Его пронизала дрожь, растаявшая в лучезарных потоках зноя. Гарри вытянулся на траве. Он слишком устал, чтобы бояться.
      - Кора, - спросил он, - давно ли глаза у тебя стали золотыми?
      - Они всегда были такими.
      - Нет. Три месяца назад были карие.
      Они лежали на солнце.
      - А у детей? - спросил он. - Тоже золотые?
      - Когда дети растут, цвет глаз у них иногда меняется.
      - Может быть, мы тоже дети. Для Марса, во всяком случае. Удачная мысль! Он засмеялся. - Пойдем купаться.
      Они спустились в воду. Он погружался все глубже до самого дна, словно золотистая статуя. Ему захотелось растянуться на дне и лежать в зеленой тиши, в спокойствии.
      Поднимаясь на поверхность, он смотрел в небо. "Там, на равнине, - думал он, - струится огромная марсианская река, и в нее погружены мы все, наши каменные дома и деревянные хижины, а она течет и омывает наши тела, удлиняет нам кости..."
      На берегу сидел маленький Дэн, глядя на отца.
      - Утха, - сказал он вдруг.
      - Что ты говоришь? - спросил отец.
      Мальчик улыбнулся.
      - Ты же знаешь. Это по-марсиански "отец".
      - Где ты этому научился?
      - Не знаю. Нигде. Утха!
      - Чего ты хочешь?
      Мальчик не решался сказать.
      - Я... Мне хотелось бы... переменить имя.
      Мать подошла к ним.
      - Разве имя Дэн тебе не нравится? Почему?
      Дэн нетерпеливо шевельнулся.
      - Вчера ты кричала: "Дэн, Дэн, Дэн!", а я словно и не слышал. Думал, что это не ко мне. У меня есть другое имя, и я хочу им называться.
      Биттеринг слушал внимательно, с бьющимся сердцем.
      - Какое же это имя?
      - Линнл. Красивое, правда? Можно мне так называться? Можно? Ты позволяешь?
      Биттеринг вытер себе лоб. Он думал о ракете: строил ее одиноко, одинокий даже среди собственной семьи, слишком одинокий... Услышал слова жены: "Почему бы нет?" Услышал собственные слова: "Конечно, можешь называться так".
      - Э-э-э-эй! - обрадованно завопил мальчик. - Я Линнл! Я Линнл! - И заплясал через весь луг.
      Биттеринг взглянул на жену.
      - Зачем мы сделали это?
      - Не знаю, - ответила она. - Он хорошо придумал, правда?
      Они пошли в горы. Бродили по древним, извилистым, мозаичным тропинкам среди все еще бьющих фонтанов. Они очутились перед небольшой заброшенной марсианской виллой с чудесным видом на долину. Она стояла на вершине холма. Веранда из голубого мрамора, обширные залы, в саду - бассейн. Здесь было прохладно. Марсиане не признавали больших городов.
      - Как здесь хорошо! - воскликнула жена Биттеринга. - Что, если провести тут все лето?
      - Вернемся, - ответил он. - Вернемся в поселок. С этой ракетой еще много работы.
      Однако в этот вечер его не покидали мысли о прохладе виллы из голубого мрамора. С течением времени ракета начала терять смысл. Горячка спадала. Иногда он думал об этом со страхом, но зной, и пьянящий воздух, и ночной ветер делали свое.
      В один из дней до него донеслись голоса людей, стоявших у порога мастерской. Биттеринг вышел за порог.
      Он увидел вереницу грузовиков, набитых вещами, детьми. Грузовики медленно двигались по пыльной улице.
      - Все выезжают в горы. На лето, - сказал ему кто-то. - А ты, Гарри?
      - У меня работа.
      - Работа! Ракету можно закончить и осенью, когда будет прохладней.
      Биттеринг тяжело вздохнул.
      - Каркас уже почти закончен.
      - Осенью тебе будет легче.
      "Осенью будет легче, - подумал и он. - Времени хватит".
      - Едем, Гарри! - звали его все.
      - Ладно, - ответил он, чувствуя, как его воля тает в густом от зноя воздухе. - Ладно. Едем.
      - Там есть вилла над каналом. Знаете, канал Тирра, - сказал кто-то.
      - Ты говоришь о канале Рузвельта?
      - Тирра. Это старое марсианское название. Я нашел такое место в горах Пиллан...
      - То есть в горах Рокфеллера? - спросил Гарри.
      - Я говорю - в горах Пиллан, - возразил Сэм.
      - Да, - произнес Биттеринг, утопая в густом, как жидкость, зное. - В горах Пиллан.
      На следующий день все помогали грузить машину. Вещи носили Лора, Дэн и Дэвид. Вернее - Ттил, Линнл и Верр, ибо так они захотели теперь называться.
      Мебель оставили в белом домике.
      - Она годилась для Бостона, - заметила мать. - Даже для этого дома. Но там, на вилле? Нет. Мы вернемся к ней осенью.
      Биттеринг был спокоен.
      - Я уже знаю, какая мебель нам понадобится на вилле, - сказал он, помолчав. - Большая и удобная.
      - А твоя энциклопедия? Ты возьмешь ее?
      Биттеринг отвернулся.
      - Я приеду за ней на той неделе.
      Закрыли воду, газ, заперли окна и двери, двинулись к машине. Отец взглянул на багаж.
      - Черт возьми, немного, - вскричал он. - В сравнении с тем, что мы привезли на Марс, - горсточка!
      Включил мотор. Некоторое время смотрел на белый домик. Захотелось подбежать к нему, потрогать, проститься с ним. Показалось, что они отправляются в дальний путь, что оставляют здесь нечто, к чему никогда уже не вернутся, чего никогда полностью не поймут.
      Лето осушало каналы. Лето шло по полям, как пожар. Дома опустевшего поселка рассыхались и трескались. В мастерской ржавел остов ракеты.
      Поздно осенью на склоне близ виллы стоял очень смуглый, золотоглазый Биттеринг. Он смотрел в долину.
      - Пора возвращаться, - напомнила ему жена.
      - Да, но мы не поедем, - тихо ответил он. - Незачем.
      - А твои книги? - спросила она. - Твои лучшие костюмы?
      Она сказала: "А твои иллес, твои иор уэле рре?"
      - Поселок пуст, - ответил он. - Никто не возвращается. Незачем.
      Дочь ткала ковры, сыновья извлекали странные, древние мелодии из древних флейт, их смех пробуждал эхо в мраморной вилле.
      Биттеринг смотрел на поселок в долине.
      - Какие странные, какие смешные дома были у этих пришельцев с Земли!
      - Других они не знали, - ответила жена. - А какие они были сами! Хорошо, что они ушли.
      Они переглянулись. Слова, произнесенные ими, поразили их. Потом оба засмеялись.
      - Куда они ушли?
      Оба задумались. Он взглянул на жену. Она была высокая, смуглая, стройная, как ее дочь. Она смотрела на него, и он казался ей молодым. Как старший сын.
      - Не знаю, - сказала она.
      Они отвернулись от долины. Взявшись за руки, молча пошли по тропинке, покрытой тонким слоем холодной, свежей воды.
      Через пять лет после этого прилетела ракета с Земли. Дымясь, она опустилась в долину. Из нее выскочили шумные, возбужденные люди.
      - Война окончена! Мы принесли вам помощь!
      Но дома, лавки, персиковые сады молчали. А в заброшенной мастерской виднелся недоконченный, заржавленный остов ракеты.
      Новоприбывшие начали с поисков среди холмов.
      Капитан устроил свою штаб-квартиру в опустелом баре. Туда явился с докладом первый из разведчиков.
      - Поселок пуст, сэр, но мы нашли живые существа, туземцев. В горах. Они высокие. Золотоглавые. Марсиане. Они очень кротки и дружелюбны. Мы немного поговорили с ними. Они легко учатся нашему языку. Я уверен, что отношения с ними наладятся.
      - Высокие, да? - задумчиво повторил капитан. - Сколько их?
      - Человек шестьсот-восемьсот. Они живут в горах, в мраморных развалинах. Смуглые, тонкие, стройные. На вид здоровые. Женщины у них красивы.
      - Не говорили ли они, что случилось с жителями поселка?
      - Не имеют ни малейшего понятия.
      - Странно. Вы не думаете, что эти марсиане истребили их?
      - Они выглядят удивительно кроткими. Может быть, была какая-нибудь эпидемия, болезнь...
      - Возможно. Одна из тех тайн, которых мы никогда не разгадаем.
      Капитан окинул взглядом комнату, поглядел на запыленные окна, на голые вершины гор, на играющие блеском каналы, прислушался к тихому шороху ветра. Потом, опомнясь, ударил ладонью по развернутой перед ним большой карте.
      - Работы перед нами много. - Его голос звучал мерно и тихо, а солнце садилось за голубые холмы. - Нужно строить новые поселки, шахты, брать образцы для бактериологических исследований. Составлять заново карты, давать новые названия горам, рекам и всему прочему. Поработать воображением. Что, если мы назовем эти горы - горами Линкольна, этот канал - каналом Вашингтона? И почему бы не назвать эту долину именем Эйнштейна, а вон ту, дальше... Вы меня слышите, лейтенант?
      Первый офицер с усилием отвел глаза от тонкой голубой дымки, окутывающей далекие склоны.
      - Что? Да, я вас слушаю, капитан.